ну и как дрочить в таких условиях?

Там же страсти! На лестнице! Втроём! Язык!

"тентакли, Хищник, Чужой, МПРЕГ..." :)

madness
Не, там другой ник был

БЕЙОНД

В недавнем отклике на «Résistance» мы говорили о том, что среди свежих айфильмов попадаются понастоящему сильные художественные высказывания; теперь мы смело добавляем к их списку недавно вышедший фильм «Бейонд».

Самым замечательным нам кажется то, что «Бейонд» – это нечто прямо противоположное «Сопротивлению», и одновременно его двойник: такой же экспериментальный интеллектуальный артхаус.

Если «Résistance» – это зенит, то «Beyond» – надир, или наоборот (верх и низ здесь не важны); говоря иначе, это две чаши весов, идеально уравновешивающие друг друга, частица и античастица, два равно рискованных путешествия на разные края одной и той же ночи. Чудо, что в искусстве возможны такие со-творения.

Фильм «Бейонд» уже нацелился на несколько важных международных премий (так думают многие); о нем спорят в интеллектуальных салонах; он, в конце концов, моден…

Нет, он не станет, конечно, главным хитом продаж. Но, как свидетельствуют сетевые отзывы, среди нас есть ценители, посмотревшие его уже по десять и даже двадцать раз. И это происходит с айфильмом о жизни философа, где нет ни перестрелок, ни погонь, ни скольконибудь ярких и необычных любовных эксцессов.

Жан-Люк Бейонд – философ конца двадцатого века, так обогнавший свое время, что некоторые относят его к раннему гипсу. Он жил в Швейцарии, а писал в основном по-английски, хотя был франкофоном. Его место в истории – если брать его значимость для глобальной мысли – уникально, но, чтобы определить точные координаты Бейонда на карте мировой философии, надо эту карту хотя бы примерно представлять.

Попытаемся объяснить ситуацию наглядно.

Сартр и Хайдеггер подобны двум уходящим далеко ввысь пикам, между которыми бездна; один из этих пиков к тому же увенчан свастикой – что не вызывает у нас гневной отповеди главным образом потому, что Хайдеггер труден для восприятия и свастика скрыта от общественности высокими тучами.

Вдумаемся: Сартр – гуманист, увенчанный Нобелевской премией (от которой он, правда, отказался); Хайдеггер – поклонник Гитлера. Пропасть между ними кажется непроходимой, но Бейонд и есть тот мост, что прямо и надежно соединяет две заоблачные вершины мирового духа. Можно было бы, конечно, назвать его третьим среди двух, ибо мысль его вынужденно парит на той же головокружительной высоте – но куда важнее не порядковый номер, а функция коммуникации и соединения, причем не только вершин друг с другом, но и нас с ними.

Бейонд – это мост ввысь.

Коротко передать суть его послания весьма трудно; мы можем предложить лишь наше несовершенное и упрощенное понимание вопроса. Лобачевский в своей геометрии показал, что параллельные прямые в бесконечности пересекаются; вот так же и Бейонд продемонстрировал, что хайдеггеровская встреча с бытием есть эпиманифестация сартровского бытия-для-себя; Бейонд сплавляет Сартра и Хайдеггера в сжатой и очень рискованной сентенции: «в борьбе обретешь ты сущность свою» – а сартровскую диаду доводит до тетрады, вводя «бытие-не-в-себе» и «бытие-не-для-себя». Впрочем, знакомого с предметом наши неловкие попытки выделить «главное» насмешат или расстроят, а профану мы вряд ли успеем что-то объяснить.

Казалось бы, что интересного может предложить айфильм-индустрии жизнь философа, бедная на внешние события – разве что эротические фантазии? Увертюры и гаммы? О да, все это в фильме есть.

Маленький Жан-Люк в лондонской гостинице; красный гостиничный диван, как бы врезанный в опрокинутую телефонную будку; первый поцелуй и ласка; первая, еще такая смешная и детская, утрата и измена. Отсюда – образ рока как красной телефонной будки, молотом бьющей героя при всякой подножке судьбы, при каждой разлуке…

Насколько можно судить, этот смелый образ никак не основан на реальном наследии Бейонда и является авторской фантазией – но она приятно оживляет пространство фильма, внося в него сновидческую ноту. Предусмотрен режим непрерывных ударов судьбы с одновременной фронтальной стимуляцией, который, без сомнения, оценят спанкеры всех гендерных идентичностей – но фильм, конечно, апеллирует не только к ним.

Главный труд Бейонда – это «Время и ничто», книга всей его жизни. Она величественна, но неполна; кто-то сравнил ее с недостроенным готическим собором.

Бейонд сначала до мелочей продумал структуру книги, а уже затем принялся возводить ее здание, работая над всеми главами одновременно – поэтому ни одной полностью завершенной части в огромном томе нет. Мы уже сравнили этот труд с мостом между вершинами: если продолжить аналогию, Бейонд начал со строительства опор и хотел завершить их все, а потом уже пустить по ним дорогу…

Судьба распорядилась иначе. Когда работа была в самом разгаре, Бейонд заболел редким недугом – амиотрофическим латеральным склерозом (ALS, или Lou Gehrig’s disease). Болезнь прогрессировала очень быстро, и вскоре Бейонд оказался почти полностью парализован – как бы заперт в одиночной камере собственного тела (эта трагическая метафора неоднократно встречается во «Времени и ничто»).

Мышцы отказывали постепенно – сначала он мог еще писать, затем – печатать на машинке, сперва двумя руками, потом одной… Некоторое время он диктовал, но мышцы горла отказали тоже. Бейонд работал быстро – но уже понимал, что не успеет.

Медицина в те дни была не слишком избалована чудесами; самым передовым устройством для больных ALS была прикрепленная к голове лазерная указка, позволявшая наводить красное пятнышко на буквы висящей на стене таблицы… Но Бейонду вскоре перестала подчиняться не только шея, но даже мышцы глаз. Работал один сфинктор – эта мышца отказывает последней, уже после века. И лишь здесь болезнь остановилась и перестала прогрессировать.

Примерно через полгода после стабилизации специально для Бейонда в одной из швейцарских клиник изготовили уникальное устройство, снова сделавшее возможным его общение с миром и работу над книгой. Это был анальный зонд с контактом, реагирующим на давление – и специально запрограммированный компьютер, которые тогда только начинали входить в медицинский обиход.

Устройство работало так: экран перед Бейондом показывал ему алфавит, разделенный пополам. Если он хотел выбрать букву в верхней части экрана, он сжимал сфинктор один раз. Если в нижней – два раза. Когда экран занимала верхняя (или, соответственно, нижняя) часть алфавита, она точно так же делилась надвое, и эта процедура повторялась, пока требуемая буква не была выбрана.

Технологии предиктивного ввода еще не получили распространения в те дни, и слово приходилось набирать целиком (есть в этом что-то от кропотливого труда древнеегипетского резчика иероглифов). Три быстрых сжатия сфинктора означали пробел.

Бейонд смог возобновить работу своей жизни. Но дух его был уже надломлен недугом, и депрессия посещала его все чаще. Она отразилась, конечно, на стиле. Когда Бейонд возвращается к неоконченным главам, чтобы продолжить их, линия этого трагического надлома часто проходит прямо через середину страницы. Вот взятый наугад пример из главы «Другой и Соприсутствие»:

…казалось бы, цель достигается, когда завоевано бытие, имеющее ключ к моей размерности – и я могу с его помощью ассимилировать сознание другого. Но, по правде говоря, это всего лишь фундаментальная реакция на отсутствие-для-другого как первоначальную ситуацию (хотя в объективном смысле первоначальной ситуации здесь нет). Во избежание недоразумения надо объяснить, в каком смысле здесь говорится о других: они здесь – лишь остаток прочих помимо меня, из которых выделяется «Я»: другие – это те, и со-присутствие с ними не имеет онтологического характера «со-наличия» («со» здесь присутствиеразмерно). Другой, таким образом, сразу теряет ключ от моего бытия-объекта – и овладевает просто моим образом; если я могу трансцендировать его возможности к моим, то лишь потому, что он встречен мною не в заранее различающем выхватывании указанного феноменального обстоятельства, а в стихийном модусе узнавания, где он является просто объектом и как таковой не в состоянии признать мою свободу. Мое разочарование полное, поскольку я могу действовать на другого лишь в силу того, что я здесь он во. кто как. я тут он не. где там. другое нет. шел шл сюда. где был. завтра уй. мож тепеть. жить ой. но да. lore 3 р.

Внимательный и искушенный читатель сумеет различить в этом абзаце границу между ранним и поздним Бейондом. Видно, что уже после короткого периода работы с зондом философ сильно уставал – но не сдавался.

«Жить ой. Но да». Кажется, что сама хайдеггеровская экзистенция во всем своем несгибаемом трагизме раскрывает себя через эти скупые буквы. А по поводу «lore 3 р.» сломано уже немало копий в философских спорах – то ли это отсылка к тройной «легендарности» и «мифологичности» контекста (так полагает большинство), то ли название строевой эсесовской песни «lore lore lore» (на это отчасти указывают слова «шел шл сюда»).

И еще приходит в голову, что «недостроенный готический собор», возможно, не лучшее сравнение для книги Бейонда: скорее это щедрое и солнечное барокко духа, унаследованное скрягой-конструктивистом.

Так выглядит ткань «Времени и ничто» – кроме тех глав, к которым философ уже не успел вернуться во время болезни. Но именно в них и кроется уникальная возможность со-творчества, предоставляемая зрителю (и «со» здесь, вне всяких сомнений, присутствиеразмерно в самом позитивном смысле).

Уже сама настройка опций айфильма содержит высокую игру – она отсылает к Сартру. Фильм можно смотреть в двух модусах: «Читать» и «Писать» (так называются части знаменитой повести Сартра «Слова»). В режиме «Читать» вы увидите изысканную, но суховатую бутик-сексодраму. В режиме «Писать» (ударение на «а») вас ждет самое увлекательное и невероятное интеллектуальное приключение вашей жизни.

Да – вы, наверно, уже догадались. У вас появляется возможность увидеть перед собой компьютер Бейонда с его делящимся экраном – и закончить одну из глав «Времени и ничто» (полный электронный текст книги прилагается к айфильму).

Сделать это можно в двух режимах. Для геев (и вагинальной аудитории – такая опция тоже есть) вполне подойдет стандартное дилдо айфака-10 – его сенсоры настолько точны, что порог срабатывания при сжатии можно настроить любым удобным для вас образом. Но в этом, конечно, будет элемент читинга.

Если же зритель или зрительница хотят увидеть (и ощутить) айфильм так, как он задуман режиссером, им следует воспользоваться входящей в комплект айфака-10 синфазной анальной пробкой – и только ею. Она значительно меньшего диаметра, но ее встроенный сенсор не так чувствителен и требует большего мышечного усилия. Именно таким был зонд самого Бейонда – и это придаст вашему интеллектуальному приключению волнующую аутентичность.

Все ценители смотрят этот айфильм только таким образом; больше того, читеров даже не допускают к участию в конкурсе «Допис. Ж.-Л.Б.» (за одним-единственным исключением).

Да-да, вы не ослышались: в сети объявлен конкурс на лучшее завершение фрагмента из «Времени и ничто». В нем уже приняло участие несколько тысяч человек – их можно смело назвать сливками мировой интеллектуальной элиты.

Говорят, даже именитый Делон Ведровуа несмотря на свой преклонный возраст дописал кусочек из первой части «Времени и ничто» – правда, не на синфазной пробке, а на стандартном дилдо из набора (жюри конкурса разрешило это из почтения к его возрасту). Разумеется, Ведровуа выступал в конкурсе анонимно, но его участие – секрет полишинеля.

Из уважения к этому великому уму приведем отрывок целиком:

…не вызывает сомнения, что необходимым и достаточным условием познания познающим сознанием своего объекта – а всякое сознание непременно есть сознание феноменов – есть то, что оно должно быть и сознанием себя самого в качестве познающего, ибо в противном случае оно оказалось бы сознанием, не сознающим самого себя, то есть не-знающим и бессознательным сознанием, что, очевидно, нелепо. Таким образом, характер самой его (сознания) дескрипции может быть фиксирован лишь из «предметности» того, что должно быть «осознано», то есть через его характерный способ встречания феноменов. Феномен же есть то, что обнаруживает себя перед сознанием постольку, поскольку мы можем о нем говорить. Следовательно, должен быть феномен сознания, то есть явление сознания, описываемое как таковое, когда сознание узнает себя перед собой самим. Но тождествен ли полученный таким образом феномен сознания – сознанию феномена? не знаю. пока молч да. сказал поп. думал поп. опять созв. кто слыш. пл. они нет. их уй.

К сожалению, Ведровуа стал мишенью хейтеров, выступивших с гомофобными оскорблениями – они утверждали, что исключение для престарелого гея-философа было сделано потому, что он уже много десятков лет не в состоянии ничего сдавить своим сфинктором, и только сверхвысокая чувствительность дилдо айфака-10 и позволила ему кое-как связать несколько слов.

Нашлись среди участников конкурса и ничтожества, повторившие эти слова в отношении самого Бейонда – якобы та же проблема была одной из причин крайней лаконичности его позднего письма.

Это, вероятно, эхо обиды за низкий балл, полученный от жюри за много-много выдавленных из себя букв. По-человечески это чувство понятно, но хотелось бы напомнить, что глубина философской мысли не всегда зависит от эластичности мышц и можно обладать горой мускулов и интеллектом мыши (последнее к этим господам относится совершенно точно).

Великий Мишель Фуко, сумей он воскреснуть для участия в этом конкурсе, вряд ли оказался бы особенно многословен – но наверняка заставил бы умолкнуть все эти жалкие голоса вражды одним презрительным жимом.

Порфирий Каменев