Острие лезвия, ветер и любовь (гет)

Далеко-далеко на востоке, где нет людей, эльфов и гномов, скрыто тайное королевство. Королевство изгнанников.

И нет ничего прекрасней этой страны осенью. Все деревья покрываются золотом или багрянцем. В пожухлой траве — если повезёт — удастся найти ловко спрятавшийся гриб или куст с алыми или тёмно-синими терпкими ягодами. На полях собирают последний урожай, после чего всех ждёт праздник, последний перед грядущей зимой. Его всегда празднуют с размахом — до самого утра здесь не умолкает музыка, а свежий эль и молодое вино льются рекой. В этот день все равны: и стар, и млад; и богат, и беден.

А следом приходит зима.

Кое-где на снежном фоне расцветают последние упавшие с деревьев листья; сквозь белое морозное одеяло пробиваются плоды снежноягодновика. Горожане ходят друг к другу в гости, а детвора с утра и до самой ночи резвится на улице. Зиму здесь любят все — волшебную сказку, которая приходит каждый год в это тихое место. И никто не боится замерзнуть, ведь кровь в жилах, так горяча, что даже в самый лютый мороз не покажется страшным.

Чудесны в эту пору дома, что один за другим уходят вверх по горе почти к самой вершине. Из-за маленьких светящихся изнутри окошек, напоминающих чем-то глаза (не меньше двух, но и не больше четырёх), и пушистых снежных шапок, эти домики напоминают головы каменных великанов, которые высунулись, чтобы поглядеть на долину, своими разномастными глазами. А поглядеть есть на что: раскинувшаяся у подножья гор долина усыпана маленькими, укрытыми снежными шапками домами. Жители раскрашивают стены в яркие цвета, а кто половчее — рисует пёстрые картины.

За зимой неумолимо приходит весна. Всё живое просыпается в лесах и реках: птицы вновь щебечут сутки напролёт, а рыбы плещутся в полноводных реках. Молодая листва занимает место опавшей, и на ветках распускаются почки. Кругом снуют пчелы; ребятня бегает меж деревьев, забираются по веткам на самый верх и оттуда видит всё королевство как на ладони — так высоки те деревья. С полей сходит снег, и горожане начинают посев.

Если приглядеться, то меж пастбищ и полей, можно увидеть старые развалившиеся от времени землянки. Они — как память о былых годах. Тех самых, когда этот народ только покинул Средиземье — дома первых поселенцев. Побитых. Израненных. Бегущих.

Удивительный народ, скрытый от глаз чужаков. Он чтит традиции сложенные веками, хранит тайны, что берегли предки. Народ, созданный в неволе, но убежавший от Тьмы, а после и от ненависти.

Где-то далеко на востоке, за хребтом высоких гор, за быстрыми и петляющими реками, густыми лесами, есть королевство тех, кому не нашлось место в мире людей, гномов и эльфов.

Королевство оборотней.

* * *

Год 3018 Третьей эпохи

Листья, потревоженные копытами идущей по тропе лошади, возмущенно шуршали.

Плотный ковёр опавшей жёлтой и алой — а иногда и старой сухой серой — листвы простирался по земле во все стороны. Найти тропу было не так уж легко, и вороная лошадь уже пару раз сходила с верного пути.

Солнце лениво и неохотно поднималось из-за горизонта. Дневное светило не желало оставлять тёплую постель и подниматься в холодное утреннее небо. Чего не скажешь о его лучах, которые бежали впереди и разливали ярко-алые и оранжевые краски на всё, куда ни бросишь взгляд. Особенно красивыми теперь казались облака. Легкие и пушистые, будто разорванные на маленькие кусочки каким-то великаном, по краям были окрашены жёлтыми и красными цветами. Деревья же, почти лишившись листьев, выглядели уныло и скучно, вздымая к небу свои неуклюжие тёмные ветки. Другие же, ещё не снявшие пёстрые одежды, красовались на их фоне яркими пятнами. Всадник неспешно следовал вперёд.

Он покачивался в такт лошадиному шагу, кутаясь в длинный тёмно-зелёный плащ, закрывающий капюшоном лицо. Всадник, как и солнце, не хотел расставаться со своим сном. Голова его неизменно клонилась к чёрной шее лошади, а на руку, обтянутую перчаткой, были намотаны поводья. На поясе, с обеих сторон, висели одноручные мечи эльфийской работы — подарок старого друга; к седлу была прикреплена сумка, потёртая и выцветшая от времени. Лошадь замедлилась, а после и вовсе остановилась.

— Я не сплю, — послышался голос всадника, а точнее всадницы. Девушка ткнула животное пятками в бока и натянула поводья правее, возвращаясь на тропу. Медленно переступая, лошадь, фыркала и мотала головой, но покорно продолжала путь. Всадница поправила капюшон, открыв, наконец, глаза, и с наслаждением зевнула.

Темноволосая лениво провела ладонями по лицу, будто пытаясь снять с себя марево сна. Она мчалась всю ночь, и те две, что были до неё — боялась опоздать, но приехала даже раньше, чем нужно. Вот он Ривенделл — старый друг — раскинулся перед взором со всеми своими бесконечными водопадами. Девушка невольно залюбовалась, пусть и видела город раз, наверное, в тысячный, а лошадь вновь фыркнула и остановилась, упрямо цокнув копытом по выглянувшей из-под листьев каменной тропе.

— Знаю, — всадница провела рукой по мускулистой шее животного, — я тоже устала, но нам осталось сделать последний рывок. Совсем немного и мы будем дома, — она пустила лошадь рысью, позже перейдя на галоп.

Холодный утренний ветер прогнал остатки сна и сбил капюшон с головы девушки, трепля её короткие тёмные волосы. Ворота медленно открылись перед всадницей, и теперь цокот копыт о каменную поверхность дороги отскакивал от домов и разносился гулким эхом. Эльфийская лошадь, не сбавляя скорости, мчалась по давно изведанным улочкам. Она несла свою всадницу на площадь перед домом владыки Элронда, а всё кругом было таким до боли знакомым, таким привычным и родным. Таким… домашним что ли.

Все ещё спали — и гости и горожане — но два знакомых силуэта девушка заприметила у родного сердцу дома. Она спешилась, ступив на мощённую камнем дорожку. Эльфы-близнецы появились рядом.

— Здравствуй! — радостно сказал один из них, но кто это был, Элладан или Элрохир, гостья точно не знала.

За все годы знакомства с близнецами она так и не научилась их различать. А разве можно найти хоть какое-то различие в таких похожих, и не только внешне, эльфах? Всё у них было одинаковым, начиная доспехами и заканчивая манерой речи. Лишь на праздники они надевали разные одежды, чтобы их было легче отличить друг от друга, но сейчас не то время и не то место: оба эльфа были облачены в сверкающие доспехи ривенделльских стражей, но оружия при них не было.

— Рада видеть вас, друзья, — всадница тут же, поочередно, заключила близнецов в свои объятья.

Подобное панибратство она старалась позволять себе только наедине и потому, прежде чем обнять эльфов, окинула местность вокруг быстрым, но внимательным взглядом. Темноволосая увидела на шее у одного из них цепочку. Её вместе с кулоном-оберегом она несколько лет назад подарила Элрохиру, а Элладан получил тогда в подарок перстень с таким же камнем. Это было сделано с единой целью — чтобы близнецов хоть как-то можно было различать. Но братья почти сразу поняли хитрость и не замедлили с ответом: время от времени они стали меняться украшениями, чтобы ещё больше запутать подругу, так, шутки ради.

— Прибыла на Совет? — спросил, предположительно, Элладан.

— Как раз вовремя, — прибавил его брат, кивнув.

— Совет? — девушка задумчиво нахмурилась. Эльфы сделали то же. — Ах, да! — она взмахнула рукой и неловко изобразила на лице улыбку. — Тот самый Совет. Устала в дороге, все мысли из головы повылетали, — засмеялась и стукнула себя по лбу, чем вызвала ответные сдержанные смешки. — Галадриэль рассказала мне о нём.

— Сама Галадриэль? — удивился один из близнецов, а всадница фыркнула.

— Не лично, к счастью. Она передала через Халдира, — и бросила взгляд на дом Элронда.

Девушка была здесь в последний раз около двух лет назад, но всё равно успела соскучиться: как по самому городу, так и по его жителям.

— А… Арвен…? — всадница осеклась. — Она не придёт меня встретить?

Элладан неуверенно поджал губы, бросив попытку изобразить на лице хотя бы подобие улыбки, в то время как его брат и вовсе отвёл взгляд в сторону. Всё было понятно и без слов.

Её всегда встречали неизменные Элладан и Элрохир. Из раза в раз на протяжении последних — четырех? пяти? — сотен лет. Но надежда упрямо не покидала сердце. Проходя сквозь ворота родного Ривенделла Су̒ли, а именно так и звали девушку, ждала, что у порога дома будут ждать три фигуры: Элладан, Элрохир и Арвен.

Всадница хмыкнула и ободряюще улыбнулась, пытаясь сказать, что всё нормально, другого она и не ждала. Всё хорошо. Хотя кого пытается обмануть? Зачем только каждый раз спрашивает?

— Всё хорошо, — произнесла уже вслух, отстегнула седельную сумку и протянула поводья лошади Элладану (скорей всего). — Отведете в конюшню? Я устала, с ног валюсь.

— Хорошо, сестра, — кивнул эльф. Другой заправил выбившуюся прядь девушки за ухо и коснулся губами её лба.

— Мы рады, что ты снова дома, Сули.

Сыновья Элронда ушли, оставив подругу одну у порога. Как Элладан сказал? Дом? Она дома? Девушка хмыкнула, окинув взглядом жилище владыки Раздола. Здесь она выросла, это верно, но в последние годы эльфийский город редко видел её.

— Эй, Сули! — окликнул пришелицу один из эльфов, и та обернулась. — Отец просил передать, что сегодня вечером будет пир, утроенный в честь нашего гостя — хоббита Фродо Бэггинса.

Девушка махнула рукой. Что это значило: «я поняла — буду» или «не до ваших пиров» эльфы не знали, но и спрашивать не стали. Сули зашла в дом и закрыла за собой дверь, припав к ней спиной; мечи, висевшие на поясе, гулко стукнули по тёмной глади дерева. Ей стоило отдохнуть.

Как бы долго всадница ни пропадала — эта комната всегда принадлежала только ей. Здесь Сули встречали пёстрые, выведенные рукой ребенка, рисунки, прикрепленные к стенам липкой смолой или торчащие из книг, старая детская одежда, игрушки: всё ещё лежащий в гардеробной её первый верный скакун — палка с вырезанной лошадиной головой (лоскутки ткани, заменяющие гриву, уже давно выцвели и истрепались) — деревянный меч (не учебный, лишь игрушечный), короткий лук из белого дерева и, такая любимая, сшитая Келебриан, кукла в зелёном платье, с неумелым толстым швом, проходящим поперёк тряпичного тельца. Она лежала на подушках и, как и в старые добрые времена, улыбалась искусно вышитой на лице улыбкой, широко раскинув в стороны руки, будто желала обнять так долго пропадавшую девушку.

Сули бросила мечи у порога, стянула с себя плащ, а следом куртку, бросив на стул, скинула походные сапоги, пригладила растрепанные короткие волосы и вышла на балкон. Под ней раскинулся весь город. В юношеские годы девушке нравилось часами сидеть здесь, незаметной для всех остальных и смотреть, как жизнь бьёт ключом.

Почему в Ривенделле так много балконов? Помнится, как-то в детстве темноволосая спросила об этом Элронда. Что эльф ответил, вспомнить девушка уже и не могла, но ясно видела как владыка улыбнулся. Ребенком Сули задавала много вопросов. Например, почему у неё не такие уши как у всех вокруг? Почему она не похожа на других эльфов? Видит Илуватар, девушка старалась быть похожей: слагала песни, учила языки, танцевала на пирах подобно эльфийкам.

Она сорвала цветок с растения, овивающего прутья перил. Лепестки нежно-персикового цвета мягко легли на ладонь, и девушка ощущала аромат, такой приторно-сладкий, но почти невыносимый. Сули вернулась в комнату. Цветок упал на прикроватную тумбочку, а темноволосая на кровать; она раскинула в стороны руки, потянулась, улыбаясь. С губ сорвался короткий тихий стон.

Эльфийский пир, — вздохнула девушка. —  Будет очень скучно и много вина.

* * *

Год 2463 Третьей эпохи

Даже призрачная возможность преследования заставляла кровь леденеть в жилах, потому они и мчались без передышки вот уже несколько часов к ряду.

Волк — тёмно-бурый, подобный грозовой туче — остановился, тяжело дыша и впиваясь острыми когтями в сухую землю. Тяжелый пар вырывался из его распахнутой пасти. Рана, оставленная эльфийским клинком, пересекала морду зверя от лба и до самой шеи, аккурат обежав левый глаз по переносице. Волк раздражено тряхнул головой; кровь лилась, заливая оба глаза. Бурая волчица, замершая позади, уставилась в спину собрата. Остальные тоже были здесь — около сотни волков пытались отдышаться и, то и дело, боязливо оборачивались назад; погони никто не видел, но спокойней от этого не становилось.

— Нам нужно уходить! — зарычала хищница, и голос её, властный и холодный, прозвучал в сознании каждого из собратьев. — Оставить Средиземье. Я говорила это прежде Бодиль и скажу теперь тебе — здесь нам нет места и никогда не было.

— Наш дом здесь, — возразил ей тёмно-бурый волк, сверкнув золотыми глазами. — А твой восток, это лишь глупая мечта. Ты приведешь нас к неизвестности.

— Пусть так. Неизвестность лучше чем то, что у нас есть сейчас. Мы должны оставить Средиземье и двинуться дальше! — а после завыла, задрав морду к посеревшему от туч небу.

Другие подхватили вой, и тот разносился далеко над землёй. Звучный, протяжный. Дикий.

— Я не пойду, — произнёс тихо, но от того не менее угрожающее, волк. Немногие вторили его голосу. — Я был рожден здесь. Здесь и умру. Средиземье — наш дом.

Бурая волчица повернулась к собрату, устало переминаясь с лапы на лапу.

— Что ж, на всё твоя воля.

Она атаковала первой и, торопливо, желая поскорее покончить с этим, вгрызлась в переднюю лапу соперника, не пытаясь даже уворачиваться от ударов, приходящихся по голове или спине. Острые клыки не отпускали свою добычу, крепче и крепче сжимаясь, разрывая мышцы. Волк рычал, бился, нанося удары тяжелой лапой, раня когтями-кинжалами.

Волчица отскочила, но лишь для того, чтобы набросилась снова, целясь теперь прямо в шею. Рядом заплакал ребёнок. Младенец беспомощно лежал на руках у молодой девушки — почти подростка — что сидела верхом на самом большом волке из всех, когда-либо живших на свете. Малыш кричал, плакал навзрыд, напуганный рёвом и рыком.

— Хватит! — пытался вразумить волчицу раненный волк. — Нам незачем драться с тобой, сестра.

— Эта драка необходима! — охотница бросилась вновь, но, не успев атаковать сама, пропустила удар и упала, сбитая тяжелой лапой. Голова закружилась. — Как же долго ты будешь держаться за своё Средиземье? Твоя женщина погибла здесь. Твои сыновья, — прихрамывая, бурая поднялась, — пали и мои дети.

— Да̒лия! — прорычал волк и ударил волчицу. Этого оказалось достаточно, чтобы, обессиленная, она упала на сухую, пыльную землю и тихо завыла, когда тёмная волчья лапа легла на морду, пригвоздив к земле. — Победа за мной, — бурая перестала сопротивляться и замерла.

Хищник завыл, но мало кто вторил ему, лишь дюжина, если не меньше. Остальные отворачивались, склоняя головы, но упорно хранили молчание. Завыл вновь; ответили те же. Первые тяжёлые капли сорвались с неба и разбились, делая некогда светлую землю почти чёрной. Волк убрал лапу, отошёл в сторону, смотря, как его сестра-волчица поднимается.

Далия отряхнулась.

— Ты победил, но они всё равно за меня, — дернула головой кверху. — Будешь сражаться с каждым?

Золотые глаза волка блеснули, но вопреки ожиданиям он отступил, тяжело вздохнул.

— За тобой я не пойду, как и те, кто захотят остаться, — такими были его слова. Далия согласно кивнула.

— Прощай, брат, — сказала она. — Прощай, Хелтай, — а после развернулась спиной к заходящему солнцу и бросилась вперёд, завыв. Остальные волки помчались следом, отвечая на вой Далии, своей новой королевы.

Малая горстка осталась рядом с тёмно-бурым волком. Осталась и девушка с ребёнком на руках; младенец упрямо плакал.

— Что ж, а стая-то не велика, — фыркнул красноглазый волк Ралис и встал за его спиной своего нового вождя.

— Э̒клесс, — скомандовал Хелтай и чёрный волк — тот самый великан — поравнялся с ним. Девушка, а звали ее Дейкил, старательно, но неумело баюкала кричащую малышку. Вождь уставился на девочку и тяжело вздохнул. — В стае нет ринд*, как и нет места для младенца, — кровь щипала глаза. Он тряхнул головой и отвернулся от маленькой дочери. — Отвезите к эльфам, в Ривенделл, у её матери были там друзья. Они позаботятся о ребёнке, а позже мы заберем её обратно.

Эклесс не спорил с приказом нового вождя и сорвался с места.

Он бежал почти без перерыва, а девочка, не переставая, плакала, засыпала, а потом вновь просыпалась и плакала. Она не понимала что происходит и была напугана; Дейкил, что держала её на руках была напугала куда сильнее.

Путь их закончился у Бруинен, и вот, маленький свёрток лежит на мосту, а где-то там внизу грохочет и бежит река. Девочка шевельнулась. Потом ещё раз и ещё и громкий вопль пробежался по каменной мостовой в обе стороны, а позже спустился к реке и по ней — тут бежать было легче — разнесся на многие лиги вокруг.

Глорфиндейл направил коня прямиком к мосту — крик и до его ушей донесся. Он спешился и сделал несколько тихих, утонувших в рокоте бегущей воды и криках младенца, шагов, а после опустился вниз, беря на руки ребёнка. Девочка была такой маленькой, но на голове уже появились первые тёмные пряди. Эльф огляделся по сторонам в поисках хоть кого-нибудь, но рядом не было ни души, и светловолосый вновь взглянул на малышку. Та перестала плакать, любопытно разглядывая эльфа светлыми серыми глазками, и, почти по-взрослому, нахмурилась.

— Где же это твои родители? — спросил задумчиво Глорфиндейл, а девочка вдруг звонко рассмеялась. Она ещё не имела имени. Ей не было ещё и года от роду.

__________

*Ринд — своего рода воспитатель и защитник детей-оборотней. Подробные пояснения будут даваться позднее.