Острие лезвия, ветер и любовь (гет)

— Неужели все вечера в Ривенделле так прекрасны? — мужчина улыбнулся и, уже привычно, улегся на прогретую за день солнцем крышу дома. Длинная тень, отброшенная деревом, прикрывала его ноги до самого колена, закрывая от усталых предзакатных лучей.

— Когда всё закончится и мы вернёмся домой, — отвечала Сули, сидевшая подле, сложив руки на подобранных к груди коленях, — то сможем побыть здесь подольше чем месяц и тогда ты узнаешь каков он, Ривенделл и его вечера.

Смеясь, мужчина провёл рукой по спине подруги, откинув с её плеч назойливые короткие локоны.

— Боромир! — воскликнула Сули. — Щекотно.

— Я знаю.

— Ах, ты…! — девушка, распалившись, улеглась на грудь мужчины и принялась щекотать того в ответ. Гондорец щекотки не боялся и потому с весёлой улыбкой наблюдал за попытками подруги. Успокоившись, она положила голову на плечо гондорца и прикрыла глаза. — Как можно одновременно быть таким хорошим человеком и таким знатным негодником?

— Это всё потому что ты меня любишь, — мужчина коротко коснулся губами виска воспитанницы эльфов.

— Я люблю тебя?

— Ты меня любишь.

— Ох, — девушка приподняла голову лишь для того чтобы взглянуть гневным взглядом на друга. — Разбуди меня, когда сможешь придумать большую глупость.

— А я так надеялся, — почти печально произнёс медноволосый и заливисто рассмеялся; смех его прокатился по крышам и затих. До ушей девушки донёсся протяжный зов боевого рога.

— Ты слышал? — она поднялась и села, пристально вглядываясь в горизонт. — Будто бы кто-то протрубил.

Гондорец нахмурился и покачал головой. Совсем рядом завела свою песню одинокая птица.

— Нет. Я ничего не слышу, — таким был ответ. Сули посмотрела на переполненные эльфами и гостями города улицы. Все были спокойны и безмятежны. Зов повторился.

— Вот опять! Боромир! — она оглянулась на друга и тут же попыталась подняться на ноги, но гондорец удержал её подле себя. — Что ты делаешь? Нужно узнать, что это и кто подает нам сигналы. Мы должны предупредить отца.

— Тише, волчонок, всё в порядке. Тебе просто показалось, — мужчина сел рядом, бережно заправив выбившийся локон за ухо подруги. — Не уходи, кто знает, когда мы ещё встретимся. Солнце вот-вот скроется за горизонтом. Полежи со мной, Сули.

Мужчина увлёк подругу за собой, укладываясь обратно на тёплую поверхность крыши эльфийского дома. Левой рукой он крепко прижимал к себе Сулмендис, напевая под нос едва уцелевшую в памяти нуменорскую песню. В правой руке он сжимал анемон.

Девушка обнимала друга в ответ, не задаваясь вопросом, почему гондорец назвал её волчонком, ведь темноволосая всё ещё не рассказала ему о том, кто она.

* * *

Очнувшись, Сули открыла глаза.

Она лежала на широкой скамье, а под голову ей заботливо был подложен свернутый несколько раз плащ. Рана на ноге ныла тупой и мучительной болью, а царапина на руке уже зажила, не оставив и шрама. Девушка почесала глаза, прикрыв лицо ладонью, коротко зевнула и опустила ноги на пол, наступив на что-то мягкое.

— Ау! — воскликнул рыжий оборотень, спящий возле скамьи и разбуженный не самым приятным образом. — Хотя чего это я. Бывали пробуждения и похуже. Как чувствуешь себя, принцесса? — изгнанник сел, оперевшись спиной о скамью, и вытянул ноги перед собой. Темноволосая села рядом на прохладный, пусть и согретый рыжим, каменный пол. Под тугой повязкой на ноге ужасно чесалось; Сули не смогла отказать себе в удовольствии и поскребла пальцами ткань, наложенную на заживающую рану.

— Не знаю. Странно.

— Ещё бы, — фыркнул мужчина, — проспала почти целый день. И что ещё за Боромир? Ты повторяла это имя раз за разом, заставляя меня ревновать.

Оборотень шутливо надулся, сложив на груди руки; девушка печально улыбнулась.

— Не время рассказывать о нём всё. Боль от потери ещё слишком свежа.

— Ну как знаешь, — мужчина беззаботно пожал плечами и приобнял подругу, притянув к себе. — Пока сидим здесь, расскажу-ка я тебе как нас всех спас Гэндальф, прискакав к Хельмовой пади с роханскими всадниками. Урук-хаи и горцы перед ними обратились в бегство, а те, кто бежал слишком медленно пали от мечей и клыков. После боя всех раненых, в том числе и тебя, собрали в залах крепости, чтобы подлечить.

— Ты тоже ранен? — девушка отстранилась от друга и окинула его быстрым взволнованным взглядом. Нет. Одежда цела, да и сам Ралис выглядит вполне здорово.

— Не ранен я, типун тебе на язык, — засмеялся оборотень.

— Тогда, что тут делаешь?

Сули прильнула к тёплому боку; рыжий почесал глаза и тряхнул взъерошенными короткими волосами.

— Не хочу стаскивать орочьи трупы. Уж лучше с тобой тут посижу, — и обвёл рукой людей находящихся здесь, а Сули ущипнула его за ногу. — Ау!

— Сколько павших?

— Из наших или из людей? — в ответ он получил лишь взгляд, высказавший всё куда лучше, чем могли бы слова. — Понял, — Ралис примирительно поднял свободную от объятий руку, — мы не делим на своих и чужих. Из тех, кто сражался за Хельмову падь с ночи, погибла большая часть. Оборотни живы, — поспешил заверить мужчина, а потом кашлянул, — Кроме Рейсо. Урук-хай сломал ему шею. Стая сейчас складывает ему погребальный костер.

Темноволосая не сразу вспомнила кто такой Рейсо, а вспомнив, нахмурилась сильнее. Тот самый старик-оборотень; Сули и не знала, что он ещё жив. Был жив до вчерашней ночи, — напомнила себе. Друзьями они никогда не были, но известие о смерти собрата отозвалось глухой болью где-то глубоко в груди.

— Мы должны будем присутствовать там, — воскликнула воспитанница эльфов.

— Не думаю, что стая одобрит. Мы изгнанники. Помнишь? Тебе ведь не отшибло память?

— Не важно, что мы больше не члены стаи. Мы должны проводить Рейсо.

Ралис, нехотя, соглашаясь, кивнул.

— Как знаешь.

— А как Кайи?

— Сидел здесь с тобой, пока я не согнал. Нечего прохлаждаться.

Сули фыркнула.

* * *

Оборотни — вся стая без исключения и даже озверевшая Лендин, потерявшая возможность снова стать человеком — проводили обряд, именуемый в их народе обрядом прощания. Тело павшего было сожжено на костре, сложенном членами стаи, а прах развеян по ветру, чтобы собрат навсегда остался в бескрайних степях Средиземья со своими братьями и сестрами.

Хелтай, развеяв пепел, пошёл в сторону Хельмовой пади — к людям. Тейран последовал за ним сразу, остальные оборотни, покидая один за одним пепелище, тянулись длинной вереницей следом. Два силуэта виднелись вдали — Ралис и раненная Сули, опирающаяся на друга. Два изгнанника не имевшие права стать частью обряда.

— Мой вождь, — рядом с мужчиной со шрамом остановился светловолосый парень. — Неужели мы и вправду последуем за людьми в их город? Неужели будем биться в их войне?

— Точно подмечено, сын мой, — бросил вождь. — Я приведу стаю в Эдорас, а после… кто знает.

— Но почему? Власть Сарумана над нами развеялась. Мы можем отправиться в наши земли за Мглистыми горами. Так зачем нам делать крюк?

Хелтай недовольно хмыкнул.

— Посмотри на них, — он мотнул головой, указывая себе за спину. Сын оглянулся. За ними, уставшие и раненные, брели волки. Одни хромали, другие, тяжело дыша, брели в конце, — они нуждаются в отдыхе. Пусть мы и сильнее людей, но не забывай, что и нам нужно время, чтобы перевести дух и восстановить силы.

— Нам не обязательно бежать сломя голову, — возразил парень. — Можно идти медленно. Если отправимся туда сейчас, то к середине месяца будем дома.

— Дома, — повторил вождь, — а будет ли этот дом, если «их война» будет проиграна? Что станет с нашими степями, когда длань Саурона бросит на них свою тень? Как долго оборотни смогут противостоять его воле прежде чем один за одним не вернуться ко Тьме? Думал ли ты об этом, сын? Вижу, что не думал, а между тем, вождь должен смотреть дальше сегодняшнего дня, должен думать не как один волк, а как вся стая сразу.

— Готовишь меня в преемники? — усмехнулся парень и тряхнул головой, сбивая упавшую на глаза короткую прядь волос. В последнее время Хелтай расщедрился на советы.

— Я уже не молод, а мы не эльфы чтобы жить вечно. Я не хочу умирать, но не от меня зависит это. Ты старший из моих живых детей и должен будешь заботиться о стае, когда меня не станет. Я уверен, что они выберут тебя на моё место. Иначе и быть не может.

Тейран кивнул, и несколько минут отец и сын шли в тишине.

— Но всё же, почему Эдорас?

— Люди радушно предложили нам погостить у них за оказанную помощь. В кои-то веки они не хватаются за оружие при виде нашего брата. Кто знает, быть может мы сможем укрепить эту зародившуюся дружбу. Да и Эдорас — лучшее место для отдыха из всех доступных нам сейчас.

— Говори это остальным, — бросил светловолосый. — Я знаю, кто был там, среди нас, в человеческой крепости. Он, как и мы, идёт в Эдорас, — Хелтай прорычал, понимая о чём завёл беседу сын. — Хочешь сказать не это истинная причина? Царевич.

— Эльф мне не нужен.

— Отец.

Хелтай помолчал, а после мягко и сдержанно (устало) произнёс:

— Йорун не должна знать. Этот эльф стал ей другом.

Не успел Хелтай закончить говорить, как Тейран тут же воскликнул:

— Убьешь его! — и это был не вопрос. Волк был уверен в своих словах: отец хочет убить остроухого и воин стаи готов ему в этом помочь.

Вождь покачал головой.

— Нет.

— Но почему? — Тейран не стал скрывать недоумение.

— Так и хочется сейчас влепить тебе подзатыльник, — фыркнул мужчина. — Когда же ты научишься смотреть дальше своего носа? — Тейран осекся, склонив голову. — Нам незачем убивать его, мальчишка не причём. Куда лучше будет сделать из него приманку для того кто действительно виновен.

— Хочешь так выманить Трандуила? А после? Убьем обоих и вернём себе Лес? — Хелтай наградил сына долгим и серьезным взглядом.

— В кого ты такой? Оставь эту ярость, что застилает тебе глаза, — Тейран отвернулся, вжимая голову в плечи. Выдержать взгляд вождя было сложно; Хелтай знал это и всегда пользовался. — Мы не будем поступать, так как поступили с нами они. Мы не звери, сын. Трандуил ответит за то, что сделал, но остальные неповинны и мы не тронем никого.

— Даже принца?

— И его не тронем.

Тейран, в миг обернувшись тёмно-серым волком, обогнал отца и преградил тому путь, утробно рыча и скалясь.

— Это несправедливо! Его выродок тоже должен умереть. Они — что отец, что сын — оба одинаковы… рррр!

Хелтай-волк вцепился в загривок сына и свалил на землю. Секунда — не больше — прошла с того момента как воин зарычал на своего вождя, а наказание уже нашло виновного. Несмело поднимаясь на ноги, когда Хелтай отпустил его, Тейран чувствовал, как обжигающе горячая кровь полилась из разодранного загривка. Шерсть становилась такой же бурой как у отца.

— Не разочаровывай меня, сын, — бросил вождь, атакую своего преемника.

Два оборотня катались по земле, нанося удары: от одних оставались раны, а другие проходили вскользь. Оба волка подняли кучу пыли, прежде чем отскочить друг от друга. Собратья в бой не вмешивались — подобное стало привычным.

— Выпустил пар? — спросил Хелтай. Вдали показался город. — Я не хочу, чтобы ты вёл себя неподобающе рядом с эльфом. Мы должны заманить его к себе хитростью, а не грубой силой, и уж тем более не убивать его. Нам понадобится тот, кто займет место Трандуила в грядущие дни, и уж лучше, чтобы этот кто-то был нам другом, а не врагом.

— Хочешь подружиться с ним?

— Не я, а твоя сестра. Она пересекла с ним половину Средиземье бок о боки, ей будет легче сделать это. Да и женщине куда быстрее может найти подход к мужчине, — голос Хелтая с каждым словом становился всё тише, но Тейран прекрасно слышал каждое слово. Он замер и уставился на отца.

— Ты хочешь подложить сестру ему в постель?!

Хелтай снова зарычал.

— Сейчас я хочу, чтобы ты научился контролировать эмоции и не кричать, — волк окинул взглядом оборотней идущих позади, но те не смотрели в сторону повздоривших вождя и воина, обходя их стороной. Возможно не услышали, а может хорошо притворялись. Позади колонны виднелся одинокий серый волк верхом на котором восседала Сули. — Если всё выйдет, так как я запланировал, то Йорун станет королевой, и тогда уже не мы уйдём на Восток, а оборотни Рагнара вернутся в Средиземье. Сестра порадовалась бы такому.

— Йорун никогда не согласится, — возразил Тейран. — Ты сказал верно — она полмира прошла вместе с этим эльфом. Я слышал, как люди говорили, что она даже бросилась защищать его от Ралиса. Если сестра решилась из-за него на бой с таким сильным противником, то не думаю, что она решится предать остроухого.

— Моя дочь любит Средиземье не меньше чем я сам. Достаточно лишь подходящего момента, подготовленной для этого почвы и верных слов. Подготовить почву я поручаю тебе. Ты должен сказать сестре кое-что: убеди её, что стая покидает Средиземье.

— Но зачем?

— Я звал тебя не для того чтобы ты задавал мне вопросы.

* * *

Отряд собрался быстро — Гэндальф спешил отправиться в Изенгард, чтобы поговорить с Саруманом, а вместе с истари отправились в путь члены распавшегося Братства и сам король Теоден. Сули, как и следовало ожидать, увязалась с остальными.

— Что ж делать, — всплеснул руками Ралис, услышав слова подруги, — придётся мне тебя оставить.

— Ты не пойдёшь? — удивилась девушка. — Я думала…

— Что я скажу: «ладно уж, принцесса, повелевай мной». Нет, моя милая, — покачал головой мужчина. — На этом месте наши пути с тобой расходятся, надолго или нет, я не знаю, следовать дальше вместе с вами я не стану. Есть и другие дела на этом свете. Я и тебе не советовал бы идти к Ортханку. Не хочу я, чтоб ты виделась с этим старым злодеем. Эта встреча принесёт тебе лишь новую печаль и разбередит старую рану.

Сули поникла, опустив голову.

— Если я чем-то тебя обидела…

— Ох, принцесса, — мужчина взял в свои широкие и тёплые руки покрывшиеся слезами лицо девушки и улыбнулся, — ты можешь обидеть меня только оплакивая наше расставание. Вскоре мы встретимся вновь, а сейчас меня ждёт встреча.

— С кем?

Ралис щелкнул Сули по носу; кольцо на его пальце тускло отразило одинокий солнечный луч.

— Любопытная, — поддавшись вперёд он поцеловал подругу в лоб и крепко обнял прежде чем проститься и, обернувшись волком, убежать вдаль.

— Оборотни тоже пойдут, — произнёс Хелтай привычным спокойным и тихим голосом. Он не взглянул на дочь и скрывшегося из виду Ралиса. Тейран, стоявший подле, украдкой поглядывал на сестру, но отворачивался всякий раз когда та замечала его взгляд.

— Идти таким большим отрядом будет не с руки, — покачал головой Теоден. — Не лучше ли будет только тебе одному пойти с нами, а стаю отправить с моими людьми в Эдорас?

— Стая не делится, — буркнул в ответ вождь и воем созвал собратьев подле себя.

Спорить с Хелтаем не стали и к вечеру того же дня, передохнув, отправились в путь. Раненая Сули ехала с Арагорном, сев на коня позади дунэдайнца, чем вызвала насмешки со стороны оборотней. Хелтай же был зол, пусть и скрывал это умело. Гимли ехал подле с Эомером.

— Что ж, друг мой, — окликнула рыжебородого Сули, — Ралис сказал что не я одна вынесла ранение из этой битвы.

Гном махнул рукой, неловко и, боясь свалиться, крепко схватился ладонью за плечо человека.

— Пустяк. Пустяк. Урук вскользь лишь шлем зацепил. Ничего страшного, — и тише прибавил, ворча, что Ралису не след трепать языком словно помелом.

Рыжий волк поравнялся с конем Арагорна и, задрав голову кверху, глянул на Сули; девушка ласково потрепала оборотня по боку — это был Кайи. Он не задержался надолго подле матери, и ушёл почти сразу.

Дорога для уставших путников казалась непозволительно долгой, но вот уже виднелись бесформенные каменные глыбы, бывшие когда-то стеной Изенгарда. Сули задумалась, припоминала когда в последний раз проходила в эти ворота. Ещё до того как покинула стаю, а может и раньше. Те годы, когда темноволосая могла назвать эту крепость вторым домом, стёрлись из памяти, а их место заняли более тёмные и страшные воспоминания.

— А вдруг Ралис был прав, — рассуждала про себя девушка. — Вдруг не стоило идти. Что принесёт мне встреча с Саруманом? Неужто я надеюсь увидеть в глазах его раскаяние? — усмехнулась. — Не надеюсь.

— Скоро будем на месте, — сказал Арагорн, повернувшись к подруге. Та кивнула.

Человек оказался прав — не прошло и часа как путники прошли через ворота, но самих ворот не было: сорванные с петель и покореженные, они валялись поодаль, среди руин, обломков и бескрайней свалки щебня; лишь одна входная арка да и уцелела.

Волк зарычал, проходя мимо Арагорна.

— Что это с ними? — удивился человек. — Чем я насолил твоим собратьям, что они скалятся на меня всякий раз?

— Это из-за твоего меча.

— Им не по душе Андрил? Почему же?

Девушка неловко увернулась от ветки чуть не угодившей ей в лицо. Деревьев здесь стало куда меньше чем в прежние времена и от тех волшебных садов, где молодая волчица резвилась, сокрытая от чужих глаз, не осталось и следа. Всё под чистую было срублено, а вычищенная площадь затоплена разлившейся рекой. Но Ортханк по-прежнему тёмной, вековечной твердыней возвышался над мутными водами, разбивающимися о его стены.

— Как я думаю, для оборотней, пришедших из Тьмы, нет ничего страшнее меча, который должен нести свет. Пусть мы и не служим Врагу, но, чтобы не сказали другие, это в нашей природе.

Арагорн задумался над словами подруги. Он нашёл среди прочих вождя оборотней — рослого с устрашающего на вид волка со шрамом. Хелтай шёл впереди колонны: справа Тейран, слева Гэндальф.

— Можно ли им доверять? — спросил тихо, едва слышно, человек. Сули не дала ответа.

— Кто это там? — воскликнул Гимли; воспитанница эльфов прищурилась, всматриваясь. На разрушенной стене, покуривая табачок и прикусывая солонинкой, вольготно расположились два хоббита. Девушка неловко спешилась и побежала через мутную воду к друзьям.

— Мерри! Пин! — восклицала она.

— Хе-хей! — воскликнул Брендибак, подскочив на ноги и начав махать руками, Тук же спрыгнул вниз и угодил прямо в объятья оборотня, чуть не повалив ту наземь. Он радостно улыбался, хохоча.

Едва ли Сули могла разглядеть эту улыбку за застелившими глаза слезами счастья.

— Вы живы. Эру! Живы! — повторяла она, прижимая к груди кучерявого хоббита. Тот не противился, напротив, крепко цеплялся пальцами за плечи подруги. — Боромир завещал мне найти вас, и вот я, наконец, выполнила хоть одну его просьбу.

— А про меня-то и вовсе забыли, что ж, тогда быть мне глашатаем! Добро пожаловать, друзья мои, в Изенгард! — провозгласил Мерри, широко распахнув руки и ловко выпустив изо рта колечко дыма. — Мы тут исполняем должность привратников — Древень велел. Теперь он здесь господин и правитель, — хохотнув, хоббит поднёс к губам трубку.

* * *

Древень — друг всех деревьев — поведал гостям о том, как прошла битва за Изенгард и как Саруман, поверженный и униженный, забился в свою башню, да не выкуришь.

— Муторная выдалась ночка, — прибавил под конец рассказа Мерри. Сули, заслышав голос хоббита и будто очнувшись от тяжелых мыслей навеянных рассказом энта, обняла друга покрепче и коротко поцеловала в висок. Обнятый другой рукой Пин, кажется, уснул.

Все трое расположились на той же полуразрушенной стене, а остальные пришельцы остались верхом, лишь Древень да оборотни стояли в воде. Среди зелёных, жёлтый и чёрных глаз волков, тусклым золотом блестели глаза Кайи; подойти к матери он не решался.

Поговорив вдоволь, люди, эльф, гном, хоббиты, энт и оборотни отправились через разрушенный туннель к каменному завалу. Там перед ними предстала чёрная как грозовая туча башня Ортханк. Радовало, что вода почти совсем спала и потому Сули могла идти по земле, вместо того чтобы вновь взбираться на коня. Штаны её вымокли, а волна, нагнанная широкими шагами Древня, промочила и края куртки, но девушка не обращала на это внимания — шагала вперёд, угрюмо уставившись в водную гладь под ногами. Смотреть на когда-то такой любимый и родной Ортханк было больно.

— Осторожней! — предостерег Мерри. Хоббит сидел на коне позади Гэндальфа. — Плиты разъехались; оступишься да и провалишься в какую-нибудь бездонную шахту.

Сули кивнула другу и, переступив через большой чёрный камень, торчащий из воды, ступила на тропу, ведущую прямо к башне. Здесь воды почти не осталось.

— Разговор предстоит опасный, — молвил Гэндальф, остановив Серогрива. — Кто хочет, пошли со мной, но учтите, что тут не до шуток. Саруман — коварный и могучий чародей. Берегитесь его голоса.

Темноволосая нахмурилась, низко опустив голову и длинные спутавшиеся локоны закрыли её от неярких солнечных лучей. Ристанский король твёрдо шагнул следом за волшебником, призвав с собой Эомера. Гэндальф не стал спорить.

— Пусть так, — сказал он. — А со мной пойдёт Арагорн. Остальные же пусть остаются здесь.

— Ну уж нет! — воскликнул упрямо гном. — Мы с Леголасом тоже пойдём. У наших народов свои счёты с Саруманом.

— И я пойду, — тихо, подобно Хелтаю, произнесла Сули и голос её разнёсся над водной гладью, — вождь, и воин которого он выберет, пойдут тоже. Оборотням есть что сказать и есть что спросить у белого колдуна.

— Он был белым прежде, — Хелтай обернулся человеком, ступив на каменную плиту подле дочери, — нынче он именует себя Саруманом Радужным, а одежды его больше не сияют белизной, как в старые времена, — он устало усмехнулся. — Со мной пойдёт Эклесс, остальные пусть ждут нас здесь, — обратился он к стае. Те молчали, а исполинских размеров серый волк с лиловыми, как предзакатное небо глазами, вышел вперёд.

* * *

Не сразу Саруман вышел на зов, а, появившись на балконе, возмутился, что покой его потревожили.

— Что случилось такое? — спросил волшебник. Сули тяжело вздохнула, заслышав такой родной и с детства знакомый голос. Найти в себе силы и посмотреть на волшебника она не смогла.

Отдалённо и тихо звучали для неё слова говоривших. Не вслушиваясь, она не понимала слов, позволяя им сливаться в один протяжный и безликий звук, окутывавший её словно метель в зимнюю пору. Девушка обняла себя за плечи, закрыв волосами лицо. Так спокойней. Так безопасней. Так…

— Сулмендис, — раздалось вдруг. Тихо и вкрадчиво. Ласково. — Взгляни же на меня, моя дорогая.

Сжав руки в кулаки, воспитанница эльфов в миг вскинула голову кверху, а распахнув глаза под лучами усталого солнца, она столкнулась с пристальным взглядом. Едва ли Саруман изменился — всё тот же, каким и был много лет назад, да только одежды его сменили свой цвет, переливаясь нынче всеми цветами, какие девушка могла только вообразить.

— Я рад вновь увидеть тебя, пусть ты и не на моей стороне, — слова лились подобно мёду на пиру: так сладко, приторно и текуче. — Мне тяжело видеть в твоих глазах укор и ненависть. Но я вижу в них и любовь. Ту самую, что горела в прежние года, когда ты приходила ко мне из эльфийского города чтобы погостить пару дней, а оставалась на месяц или два. Ты была так беззаботна и счастлива. Сули. Ведь ты знаешь, что я всегда готов позаботиться о тебе и помочь. И мне всегда казалось, что и ты готова помогать в ответ.

Сулмендис зарычала не в силах больше сдержать разрывающую душу злобу.

— Ты убил его!

Саруман нахмурился, дёрнув белыми от седины бровями.

— О чём ты? Я никого не убивал.

Стерев ладонью злые слёзы с лица, Сули оскалилась.

— Это ты! Ты создал урук-хаев и натравил их на нас. По твоей вине погиб Боромир.

— О, дитя, — волшебник погрустнел, устало, будто немощный старик, опираясь на посох. — Кем бы ни был твой павший друг, мне очень жаль. Но не вини меня в его смерти. Я не властен над действиями каждого из урук-хаев. Прошу поверить, я не приказывал никому убить твоего друга.

Сули покачала головой.

— Какой же я была слепой, — прошептала она и громче прокричала: — Всю жизнь я считала тебя другом. Думала, что добрее нет никого: «Саруман никогда не обидит» — повторяла я из раза в раз. Я верила тебе, считала другом, но теперь вижу сколько скверны и притворства хранит в себе Саруман.

Разъярившись, волшебник гневно стукнул посохом о каменный пол балкона и, перегнувшись через перила, сказал:

— Неблагодарный монстр. Чудовище которому нет место в этом мире. Говоришь мне о добре? Откуда твоему народу знать о том, что это такое?

Сули, пораженная услышанным, отступила назад.

— Не тебе говорить мне о притворстве! Всю жизнь ты только и делала что притворялась: милой эльфийской или отважным оборотнем. Но ты ни то, ни другое. Ты ничто. Изгнанница, не нашедшая своё ни среди своих, ни среди чужих.

— Довольно! — воскликнул Гэндальф; Сули бросилась бежать подальше от Ортханка. Подальше отсюда.

В душе вдруг стало пусто. Будто большой её кусок — значимый и важный — вырвали с корнем, ничего не оставив взамен.