Как лягут кости (редакция 2019 г) (джен)

— Хватов, ты охренел? — рявкнул Саня, врываясь в кабинет главного нашего участкового и тут же падая на пол. Дважды грохнул “макаров” в руках Хватова. Пули прошили дверь прямо там, где только что была моя голова. М-да, реакция уже не та, старею. Еще бы миг, и лежать мне в морге… Благо, что впереди меня был Саня, я просто интуитивно повторил его движение.

Только что делать дальше, я не знал. Как и Саня. Который лежал на полу передо мной и в этот самый момент изучал внутренности ствола “макарова”, нацеленного прямо ему в переносицу.

Хватов, что хорошо, был пьян так, что пистолет ходил ходуном. Руки его тряслись, но это также было плохо. В любой момент его палец мог сорваться с спускового крючка, и прозвучал бы выстрел, который оставил бы мозги Сани где-нибудь на полу.

Это ни меня, ни тем более Саню не устраивало. Да, Саня в эти напряженные секунды даже дыхнуть побаивался. Как и я. Но все-таки нужно было что-то делать. И я медленно поднялся с пола.

— Андрюха, что за хуйня? — спросил я.

Хватов повернулся, и мне, наверное, стоило пары седых волос не отшатнуться от него или, что еще хуже, с криком выбежать из кабинета, — до того у него было страшное, безумное лицо.

— Хуйня, говоришь? Хуйня… — его голос был тихим и казался спокойным, что совершенно не вязалось с тем, что он был мертвецки пьян. Так мог разговаривать трезвый, но буду честным, меня не особо это интересовало. Уже хорошо, что он отвел пистолет от Сани и пока еще не направил его на меня.

— А когда ты стрелял в отца, это тоже было хуйней? — неожиданно спросил Андрей. — Скажи, Паша, что ты думал именно в тот момент… “Вот же хуйня, я стреляю в любимого отца”, так? Или когда ты Вихров брал, но большинство из них отмазал, это тоже была хуйня? Вся наша работа испокон веков была хуйней. Потому что человеческого в ней не было ни на грош. Вот так. Ты в отца родного стрелял, Паша. А пацанов, что грабили, отмазать пытался. Тот же Некрасов… Думаешь, я не знаю, что ты его дело хотел замять? Все знают. И никто бы тебе ничего плохого не сказал…

— Слушай, Андрей, к чему ты клонишь?

— Когда твой стажер в ту девчонку стрелял… Что он думал? Зачем он так? — голос Хватова задрожал, но он пересилил себя и продолжил: — Зачем? Весь магазин… А она ведь совсем девчонка была… Ее же тот ушлепок… которого она распотрошила… и поделом…

— Что сделал с той девушкой пострадавший? — рявкнул я.

— Да какой он нахуй пострадавший? — отмахнулся Хватов и, отбросив пистолет, присел на стул у своего стола. — Садись, Паша. И ты, начальник… — повернул он голову ко все еще лежавшему Сане. — Не серчай, хорошо? Дай сказать хотя бы, прежде чем осудишь…

— Тебя не судить… Тебя линчевать надо, — проворчал Саня, поднимаясь с пола. — Что мы с Пашей тебе плохого сделали, что ты по нам палить стал? И какого хрена ты так напился?

— Подожди, Саня, — остановил я друга. — Пусть сначала на мой вопрос ответ даст.

— Да чего там рассказывать, Паша? — спросил меня Андрей. — Будто ты и сам не понял… Трахнул ее тот мужик и бросил. А Сашка еще молодая, глупая… Он же еще ее и обрюхатил, а отцовство признать отказался… “Сама нагуляла… Ветер надул”. Ну чего ты на меня уставился? — удивленно воскликнул Андрей. — Это моя племянница была… Вот почему я вас хотел расстрелять. Вот почему напился…

— Мы тоже… вчера… Стажер в хлам был… Зачем она на нас напала? Легла бы на дно, а потом к тебе пошла… Мы же помогли бы и тебе, и ей.

— Знаю, — кивнул Андрей. — Сглупила она, испугалась. Так, думаю. Виданное ли дело… Против нее Контуженного послали…

— То есть тебе она ничего не говорила? — спросил Саня.

— Да как не говорила… Рассказала она мне, что мужик ее тот обрюхатил и сбежал. Сам хотел с ним поболтать, по-свойски. Но не успел. Учудила она. Сам в это поверить не могу. Волколак… Это же она реквизит сперла, наверное…

— Какой еще реквизит?

— Она в клубе нашем спектакли для детей ставила. Волк этот из “Красной шапочки”.

— Охренеть, как “охотнику” не повезло, — проворчал Саня. — И ты тоже решил после случившившегося почудить, так? Это у вас семейная традиция, блин. Сразу как хреново, так чудить и творить пиздец.

— А что ты хотел? Чтоб я с распростертыми объятиями к тебе кинулся? “Спасибо, вы грохнули эту дуру!” Так, что ли?

— Сделанного не воротишь, Андрей, — произнес я. — Ну перестрелял ты бы нас… И что дальше?

— Да не хотел я в вас стрелять! Само получилось.

— Угу… Увидел любимую рожу начальника и дай, думаю, пальну. Авось, он обрадуется! — с сарказмом произнес Саня.

— Да вот хуй тебя знает. Может быть, ты и обрадовался!

— Да охренеть как! Не поверишь! К нам прокурор едет, а тут один из лучших сотрудников нахуярился в хлам и начал палить в белый свет, как в копеечку. Ты понимаешь, Андрей, что это, блять, значит? Думаю, понимаешь… Пиздец нам. Тебя уволят, меня уволят, Пашку, Наташку, Серегу, всех… И только из-за того, что ты с Сашей своей не сообщили о преступлении раньше…

— Да не было там состава преступления никакого. Все можно было по-простому решить. Без нашего вмешательства. У Саши башню сорвало. Как и у меня…

— Вот что, Андрей, я могу замолчать эту историю…

— Не надо, Саня. Я и сам хотел уйти, — кивнул на погоны на столе Хватов.

— Пиздец. Где мне теперь хорошего начальника участковых искать?

— Могу посоветовать.

— Уж сделай милость, — усмехнулся Саня.

— Господа, как я понимаю, инцидент исчерпан? — раздался позади нас чей-то голос. Мы разом обернулись. На пороге кабинета Хватова стоял Лев Борисович. Он улыбнулся Хватову и кивнул Сане, после чего подошел ко мне.

— Вот данные по всем лицам, проживающим в нашем районе и ранее отбывавшим по двести двадцатой и триста двадцать четвертой статьям Уголовного кодекса. Что-нибудь еще, Паша?

— Нет, — покачал головой я. — Хотя… — в какой-то момент мне пришла в голову идея. — Лев Борисович, вы уже поняли, что у нас сложилась нестандартная ситуация… Вы могли бы нам немного посодействовать?

— В каком смысле? Если выпить — то я бы с радостью, но не могу. Работы много.

— Не совсем так, Лев Борисович. Вы могли бы занять чем-нибудь Андрея? — я хлопнул Хватова по плечу. — Мне не хочется, чтобы такой специалист, как он, покинул нашу дружную компанию из-за некоего недоразумения…

— Ни хрена себе ты завернул, — усмехнулся Саня. Андрей в это время недоумевающе переводил взгляд с меня на Льва Борисовича, не в силах, наверное, понять, чем ему может помочь пожилой эксперт-криминалист.

— Почему бы и нет, — улыбнулся Лев Борисович. — Пойдемте, молодой человек, — поманил он за собой Хватова и вышел из кабинета.

— Иди, — пихнул Саня Андрея в спину.

— Я уже все решил, — покачал головой Андрей.

— Топай, кому говорят, — поддержал я Саню.

— И что это было? — едва Андрей вышел из кабинета, спросил меня Саня.

— Наш эксперт-криминалист не так прост, но ты и сам это знаешь. А такого начальника участковых ты уже хрен где найдешь.

— Ты хоть понимаешь, что мы совершаем служебное преступление?

— Ясен пень. И все понимают. Даже Архипов. И все будут об этом молчать. Словно ничего и не было.

— Угу. Ладно, хрен с ним. Выберется — слава богу. Нет — один фиг мы его прикроем. В чем-то ты прав, Паша. Мне без Хватова всяких Мещяряковых и Березкиных не удержать на привязи.

Мещяряков и Березкин, как нетрудно было догадаться, были двумя участковыми, что не только уже плешь проели своей безалаберностью Сане, но и всем вообще в РУВД. Все, что их заботило — это наличие зарплаты на карте. Другое — бессмысленно. Тем более — работа. Почему их держали? Это сложный вопрос. Саня давно мечтал их уволить, но наличие папеньки в высших чинах Следственного Управления у Мещярякова и мамы — заместителя мэра города — у Березкина снимало этот вопрос сразу и навсегда. РУВД от них было не избавиться. Только если они сами пустят себе пули в лбы. Но об мечтать не приходилось. Слишком жизнелюбивые они были, а также любители жалоб и кляуз.

— Что там Лев Борисович мудрил со статьями? — продолжил Саня.

— Да появилась у меня кое-какая ниточка, может, получится выйти на Шашлычника.

— Ну-ка, рассказывай!

— Все очень просто. Вспомни, что мы находили под трупами.

— Ну, надписи, и что? Какая-то дурацкая арифметика…

— Ага, и я так думал. Но только вот последняя жертва Шашлычника — гражданин Выропаев, отсидел по сто тридцать первой статье. Тебе это ничего не напоминает?

— Хм… Постой… Под трупом Выропаева была найдена надпись “⅓=1”! То есть ты хочешь сказать, что все жертвы Шашлычника некогда отбывали срок в местах не столь отдаленных по неким статьям?

— Возможно. Это я и хочу понять. Совпадение или нет. Поэтому я попросил Льва Борисовича проверить, кто у нас из района сидел по двести двадцатой и триста двадцать четвертой...

— “2+2=0” и “3-2=4”... Хм, интересно. Тебе не кажется, что что-то подобное мы уже видели?

— Мой отец оставил надпись на ведре. “2+2=0”. Поэтому я и засомневался, что это совпадение. Не может быть так все просто.

— Думаешь, твой отец и Шашлычника некогда работали вместе?

— Все может быть. Сейчас можно всякого напридумывать. Отец уже мертв и можно, конечно, на него валить все, что угодно, но это неправильно. Давай сначала удостоверимся, что никто из бывших сидельцев по двести двадцатой и триста двадцать четвертой статьям Уголовного кодекса не пропал без вести. А потом уже будем делать выводы.

— И кто же у нас есть в списке?

Я быстро посмотрел список, отданный мне Львом Борисовичем, и ответил Сане:

— Не так уж много. По триста двадцать четвертой всего один человек. Некий гражданин Алиев, тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года рождения. Знаком с таким?

— Нет. А что с двести двадцатой? Насколько помню, это у нас незаконное обращение с радиоактивными материалами…

— А вот с двести двадцатой все намного интересней. Хотя я не думал, что там вообще кто-то будет, — удивленно протянул я. — Целых пять человек. И один из них нам точно знаком.

— И кто же это?

— Пантелеймон Зурабович Авоськин. Тот самый, что нашел труп Выропаева.