Острие лезвия, ветер и любовь (гет)

В тусклом свете посоха Гэндальфа оборотень не раз встречалась взглядом с Леголасом. Эльфийский принц, будто намеренно (самому же Леголасу казалось, что намеренно это делает именно Сули) появлялся перед девушкой, то тут, то там. Хранители могли идти во тьме Мории, как вдруг, шепотом, Хранительницу окликнет Боромир и она тут же обернётся, столкнувшись нос к носу с идущим за ней эльфом. Или же, наоборот, во время редких остановок, оборотень могла усесться рядом с лихолесцем, но не с какой-либо определенной целью, а так просто — потому, что больше некуда было. Леголас неизменно кивал ей, а Сули неуверенно улыбалась. Она хотела поговорить.

Воспитанница Элронда решилась, наконец, сделать это -извиниться за всё то, что произошло в Ривенделле — но всякий раз то духу ей не хватало начать разговор, то рядом появлялся кто-то лишний. Девушка прекрасно понимала, что все эти причины были надуманными и ничего не стоили: на самом деле ей попусту было стыдно.

— Леголас, — имя прозвучало неожиданно громко и незнакомо, и Сули поняла — она ещё ни разу не назвала эльфийского царевича по имени; глубоко вздохнула, смотря куда-то в сторону. — Я хотела, — начала, да вот только вместо того чтобы продолжить говорить, посмотрела в глаза лучника и замолчала. Его небесно голубые глаза, сейчас (здесь) казались тёмными — карими. — Хотела, — повторила оборотень, прикусила губу и отвернулась. — Я хотела попробовать стать волком. Как думаешь, получится? — недалеко от них стоял Арагорн и тоже услышал эти слова.

— Стоит ли? — отозвался человек. — Ты ещё совсем слаба.

Леголас нахмурился.

— Я думаю, что Арагорн прав. Времени ещё прошло слишком мало. Не стоит так рисковать.

— Мне нужно знать! — упрямилась девушка, будто бы и забыв, зачем завела этот разговор с эльфом. — В прошлый раз, там, у врат Мории, у меня получилось сделать так, что одежда не разорвалась. Я хочу понять, была ли это случайность или я теперь умею… так.

Спорить с темноволосой больше никто не стал, и она поднялась на ноги, обойдя остальных, выбрала наиболее ровный и чистый от обломков участок, перекинула волосы на другое плечо (скорее от волнения, нежели из надобности), огляделась и...

— Сули! — в ту же секунду закричал кто-то, а может быть кричавших было несколько, оборотень не разобрала. Следом раздался уже её вскрик — тонкий, обрывистый; голова разболелась сильнее, всё поплыло перед глазами. Кажется, она упала. Острый камень больно колол в бок, и девушка попыталась его убрать. Откуда он взялся? Ведь не было. — Твои… руки?

Она моргнула пару раз, тряхнула головой — неосознанно — о чём тут же пожалела. Подавив протяжный стон, оборотень мельком глянула на свои руки — мохнатые белые волчьи лапы. На этот раз удержать крик не удалось, благо Боромир был рядом и не позволил подруге разбудить всех орков Мории, зажав той рот рукой.

Сули почти не чувствовала ничего, кроме боли в голове. С трудом девушка села, не без помощи медноволосого мужчины, оперевшись спиной о каменную глыбу. Теперь всё её внимание занимали руки-лапы.

— Вот ведь… — проскрипел голос оборотня. — Кто же знал, что так можно.

Она, прокашлявшись, попыталась вернуть рукам прежний вид и, не сдерживаясь, выругалась, когда ничего не вышло.

— Леди Сулмендис! — не ожидал таких слов Боромир.

Но Сули было не до правил хорошего тона. Она чувствовала, как кожа на человеческих плечах будто горит и как ломит человеческие кости.

— Мне больно, — произнесла девушка, неловко обнимая саму себя за плечи волчьими лапами. — Они не подходят к этому телу. Мне очень больно.

Она вот-вот была готова разрыдаться, поджимая колени к груди, от боли, обиды и отчаяния. Как можно было угодить в такую переделку? А Арагорн ведь говорил! Предупреждал! От чего не послушалась? Сули тихо всхлипнула.

— Попробуй ещё раз, — посоветовал Гэндальф. Старый маг не мог ничего сделать — он попусту не знал, чем можно помочь в таких случаях. Его магия оказалась бессильна.

Саруман мог бы помочь, — вдруг подумалось темноволосой Хранительнице.

— Не выходит, — прорычала от отчаяния.

— Что теперь делать? — это был Пиппин. Хоббит перепугано смотрел на подругу, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу за её спиной. Рядом стоял Мерри.

— Что теперь делать! — повторил Гэндальф и сердито стукнул посохом о каменный пол. Гимли нахмурился.

— Что теперь делать… — эхом отозвалась Сули. Она откинулась на большой широкий и холодный камень и посмотрела вверх. Глыба приятно холодила затылок.

Невольно девушка задумалась, зачем гномам такие высокие потолки. Они ведь маленькие. Наверное, здесь было бы уместнее жить эльфам. Но те любят свет и звёзды. Тогда может быть люди? Они вообще не привередливы в вопросах жилья. Если есть лес — живут в лесу. Есть горы — в горах. Всё логично и без придирок. Наверно, люди бы здесь прижились. Сделали бы прорези в горе, чтобы солнечный свет попадал сюда. Хотя такие вроде бы есть где-то на верхних уровнях.

Сули поняла что её снова тошнит. Голова не переставала болеть, а перед глазами темнота. Теперь ещё и эти морготовы лапы! Вдруг она теперь не сможет становиться волком? Как это получилось? Никто из стаи никогда не рассказывал оборотню о подобном, вряд ли бы они посчитали это не достаточно важным, чтобы о таком упомянуть.

Как-то совсем неожиданно рядом с охотницей стало пусто. Все разошлись? Оставили её одну? Быть может, за своими размышлениями она умудрилась уснуть? Но волчьи инстинкты даже во сне не переставали служить ей верой и правдой. Тогда почему они сейчас упрямо твердят обладательнице, что рядом никого?

— Пойдем, Сули, — рядом возник Боромир, а оборотень уставилась на него диким взглядом, схватившись за локоть человека; холодные кольца кольчуги тихо звякнули. Она видела мужчину, но не чувствовала. — Позже разберёмся, — он кивнул на «руки» девушки и ободряюще (легко) улыбнулся, а после попытался поднять подругу, но та уперлась широкими белыми лапами в грудь Хранителя, не позволяя осуществить эту идею. — Не упрямься, кто-нибудь мог услышать твой крик, нужно уходить. Мы и так здесь задержались.

— Надеюсь, что меня услышали гоблины и уже бегут сюда, — в отчаянии прошептала Сули и снова толкнула человека в грудь, а тот, наконец, сдался, оставив подругу сидеть на каменном полу. Инстинкты оборотня молчали; она не чувствовала вокруг никого и ничего. До слуха донесся голос Гэндальфа: Братству пора двигаться дальше. Боромир что-то ответил; маг кивнул.

Девушка видела, как волшебник пошёл по тропе первым; за ним потянулись остальные. Она проводила взглядом Сэма — хоббит поправил наплечный мешок и сочувственно глянул на темноволосую, прежде чем пойти за Фродо. Они -Хранители — уходили куда-то в подгорную тьму, ведомые светом посоха мага. Одни за одним, шаг за шагом, члены Братства ступали по разбитым каменным ступеням, приближаясь всё ближе к неизвестности. Воспитанница Элронда была готова поспорить, что ни одни из присутствующих здесь год назад и помыслить не мог, что сегодня окажется в подгорном царстве гномов. Ни один здравомыслящий житель Средиземья не обозначает в своих планах цель забраться в копи Мории.

— Иди с ними, — протянула оборотень, провожая взглядом Хранителей, среди которых недосчиталась одного единственного.

— Сули?

Человек оставался рядом с подругой, упрямо не желая последовать за остальными. Девушка отвернулась от нестерпимо яркого света, которым маг освещал дорогу, и прикрыла глаза.

— Уходи… Так будет правильно.

Опустив голову, она вдруг позволила слезам, что так долго ждали своего часа, сорваться и побежать вниз, чтобы неминуемо разбиться о серые камни. Оборотень как никогда ощущала свою никчемность; здесь во мраке Кхазад Дума, она поняла, что всё это — весь этот поход — ей не по силам. Тяжелая ноша — Хранителей должно быть девять. Свет от посоха становился слабее.

— Не неси чушь, — рука Боромира попыталась обнять подругу за спину, но снова получила отпор.

— Мне нельзя идти с вами. Посмотри, посмотри на это! — Сули подняла перед собой волчьи лапы. От одного их вида хотелось остаться, сидеть здесь и плакать, пока кто-нибудь её не убьет. — Я не могу сделать из этого руки, и волком я стать тоже не могу. Мои волчьи инстинкты молчат. Я теперь почти что человек, только эти лапы от волка, да и остались, — голос, и без того тихий, дрогнул и превратился в едва различимый шепот. — Могу навсегда остаться такой. Уродом! Взгляни на меня — лишь обуза в этом походе, — краем глаза девушка видела потускневший белый свет. — В этом моя жизнь — жить среди эльфов. Куда я полезла? Ты был прав. Ты был так прав, я не умею сражаться. Сейчас я даже ходить и стоять не могу, — она уронила голову на свои лапы, и шероховатые подушечки неприятно оцарапали кожу. Что говорила оборотень дальше, Боромир слабо понимал из-за плача и волчьих лап, заглушающих голос.

— Сули, — он обнял подругу за плечи, ощутив под ладонями небывалый жар, исходящий от её кожи, а после прижал девушку к себе. — Всё наладиться. Мы выберемся из этих проклятых пещер, разберёмся с твоими лапами. Найдём выход.

— Нет, — охотница неловко, но торопливо отстранилась, и её короткие тёмные волосы упали на раскрасневшееся от плача лицо. Боромир поправил их, заправив за уши. — Мне нельзя иди с вами.

В ответ человек устало вздохнул и сел рядом на каменный пол, сложив руки на коленях. Он махнул остальным, когда Хранители остановились и стали ждать отставших. Гондорец и сам не знал, какой смысл вложил в этот жест: «идите, мы догоним» или «возвращайтесь, нужна ваша помощь». Сули плакала.

— Подумаешь проблема, — рыжеволосый беззаботно пожал плечами; девушка подняла голову и вперилась в него озлобленным взглядом заплаканных глаз. — Я, например, никогда и не был волком, но как-то ведь живу. Да и у тебя бывали ситуации похуже, уверен, что бывали. Мы справимся. Я в это верю.

Медленно и обреченно Сули помотала головой из стороны в сторону.

— Нет, не было, — бросила быстрый взгляд на свои лапы. — Такого не было. И ещё… — слова упрямо не хотели произноситься, и девушка, смирившись с этим, замолчала; прикрыв глаза. Всхлипнула.

— Что? — Боромиру надоело ждать, пока подруга решиться заговорить. Его раздражала сложившаяся ситуация, ведь гондорец не мог понять, что такого случилось. Подумаешь, не может обернуться волком, подумаешь лапы вместо рук. Это поправимо, как казалось ему.

— Я чуть не убила Фродо, — выпалила на одном дыхании, так и не решаясь посмотреть на человека. Наверное, это был один из тех немногих вариантов, которые гондорский витязь не ожидал услышать.

— Как? — тупо переспросил он.

— Кольцо. Оно взывает ко мне. Взывает к зверю внутри меня, — Сули зажмурила глаза, стерев со щёк слёзы лапой. — А тот рвётся наружу с небывалой прежде силой, и я боюсь, что не смогу его удержать. Не хочу становиться монстром. Пусть лучше мы со зверем — мы оба — умрём здесь, — она нетерпеливо и отчаянно толкнула человека лапой в плечо и снова отвернулась, пряча намокшие от новых слёз глаза. — Я не могу, Боромир. Оставь меня, так будет лучше. Иди.

Сдвинулась — торопливо, будто каждая секунда промедления покажет гондорцу, как сильно она напугана — повернувшись спиной к мужчине. Оборотень была готова (и в тоже время до ужаса боялась) услышать удаляющиеся шаги. Ждала, что друг обвинит или назовёт монстром. Но вместо этого она почувствовала руки, обнявшие поперёк груди.

— Я тоже чувствую власть Кольца, — шёпот раздался у самого уха.

Сули шумно втянула воздух через нос и положила лапу поверх ладони человека. Голова его лежала на плече девушки.

— Идём со мной, — вновь его голос. Тихий. Встревоженный. Обжигающий. — Я не прошу тебя помогать Фродо, помогать Братству, но прошу помочь мне, — руки сильнее прижали девушку к крепкому телу позади. Не желали отпускать. — Я не справлюсь в одиночку, поддамся, и никто меня уже не спасёт. Пойдём, Сули. Спаси меня от моей погибели.

Не дожидаясь ответа, гондорец поднял оборотня на руки и понёс туда, где ещё дожидались их остальные. Сули, стараясь не задеть мужчину когтями, положила лапу ему на плечо. Перед собой она видела свет, но вот только смотрела не в сторону Гэндальфа.

* * *

Шли они долго, по крайней мере так казалось Сули. Сейчас ей плохо удавалось ориентироваться во времени, но почему-то она была уверенна — прошло не меньше половины суток.

Боромир позволил девушке идти самостоятельно, и та, с трудом, но шла, охотно принимая помощь рыжеволосого друга. Гэндальф неизменно оставался впереди, в след за ним гном, после хоббиты: Фродо, Сэм, Мерри и Пин — а следом уже Леголас, Боромир, Сули и последним Арагорн. Идти в кромешной тьме освещаемой лишь приглушенным светом было нестерпимо для оборотня, потерявшей свои волчьи инстинкты. Тяжёлые каменные стены давили на неё. Но теперь не это было главной проблемой девушки, а две гигантские волчьи лапы на месте рук.

Рукава её куртки до самого плеча были разорваны в лоскуты, и Боромир аккуратно срезал их кинжалом, освободив покрасневшие и воспаленные плечи. Сули неизменно чесала их своими длинными чёрными, как тьма окружившая Братство, и поразительно острыми когтями. Не всегда ей удавалось сделать это аккуратно и потому на коже теперь алыми линиями горели ещё совсем свежие царапины. Едва те успевали покрыться корочкой запекшейся крови, как оборотень вновь расцарапывала плечи, оставляя новые порезы поверх старых.

Братство остановилось на привал. Есть Сули не хотела и потому, поначалу, просто сидела рядом с Боромиром, а после отошла в сторону. Ей нужно побыть одной. Плечи вновь зачесались, и девушка потянула было лапу, но одернула себя — на них уже и так живого места не осталось — и села на камень, повернувшись спиной к Хранителям. Она рассматривала «руки». Прежде оборотень никогда не приглядывалась к своим волчьим лапам так внимательно. Во тьме Мории белый мех буквально светился ярким пятном и неизменно притягивал взгляд, от чего темноволосая невольно начала стесняться своего же внимания. Бурая запекшаяся кровь — единственное, что могло скрыть эту белизну.

— Сулмендис.

— Леголас! — она поднялась на ноги и стыдливо спрятала за спину руки (вернее лапы). — Что-то случилось?

— Нет, но я хотел поговорить.

— Я тоже, — девушка кивнула головой на камень, на котором прежде сидела сама. — Присядешь?

Эльф так и сделал.

— Я хотел сказать…

— Прости, — прервала его Сули, — но можно начать мне? — лихолеский принц кивнул, уступая, и воспитанница владыки Раздола села рядом с ним, соприкасаясь плечами. От прикосновения чего-то к горящей жаром коже, Хранительница блаженно, пусть и тихо, вздохнула и, бездумно, двинула рукой пару раз вверх-вниз, почесав своё плечо о плечо Леголаса. — Ой! — воскликнула, осеклась, а после быстро протараторила: — Я хотела извиниться перед тобой, за то, что произошло в Ривенделле, — эльф скривил губы в ответ в подобии странной, вымученной улыбки. — Я не знаю, как объяснить тебе мой поступок, но я искренне жалею, что вела себя так. Леголас, — протянула она, но царевич не дал договорить, хотя говорить-то ей было больше нечего.

— Сулмендис, — лучник повернулся к девушке лицом, а взгляд его был таким же холодным как когда-то у самой Сули, — возможно я, действительно, словом или делом подтолкнул тебя к случившемуся, но то что я увидел в твоих глазах перед тем как ты напала, — он покачал головой. — Прежде я знал об оборотнях только по книгам и из тех крупиц информации, что смог собрать, узнал, что оборотни чистое зло, не способное ни на что кроме причинения боли и смерти. Но встретив тебя — хищницу воспитанного эльфами — я подумал, что всё это ерунда, и такие как ты не обязательно зло, — принц хмыкнул. — А после увидел то самое пламя, что разгорелось в твоих глазах тогда у ручья…

Сули растерянно опустила голову. Она не знала, что сказать. Видимо от природы и правда не убежишь - эта мысль обожгла как пощечина. Девушка зажмурилась.

— Но Элронд растолковал мне кое-что, — продолжал эльф. — Он рассказал мне об оборотнях куда больше чем я смог узнать за всю свою жизнь в Лихолесье. Рассказал о твоих сородичах, что бились наравне с Элрондом, Гил-Галадом и моим дедом — Орофером — там, далеко на юге, во время войны Последнего Союза. Рассказал и о стае, что нынче преследует орков по всему Средиземью и оберегает покой его жителей. А ещё, — ладонь царевича неспешно коснулась лапы Сули. Та вздрогнула, не ожидая этого прикосновения, а эльф, порывисто вздохнул (он впервые сам коснулся оборотня, ощутив, наконец, каков на ощупь этот белый мех), — Элронд рассказал о маленькой девочке, которая выросла в Ривенделле, не зная, кто она и откуда, — Леголас тепло улыбнулся названной, в ответ на её растерянный взгляд. — Не буду лукавить, говоря, что всё забыто, но я прощаю тебя, Сулмендис. — девушка открыла рот, чтобы поблагодарить принца, но тот заговорил снова. — Теперь моя очередь, — голос вновь стал тихим. Лихолесец прочистил горло и начал: — Так уж сложилось, что вчера я невольно подслушал твой разговор с Мерри, — брови девушки сошлись к переносице, а на лбу проступила длинная морщинка.

Она хотела бы разозлиться на принца, ведь разговор не предназначался для его острых ушей. Вместо этого Сули лишь вздохнула.

— И?

— Мне давно было интересно, как так сложилось, что ты оказалась у эльфов?

Оборотень усмехнулась, но не ответила сразу. Позади слышались негромкие разговоры, и девушка вдруг ясно ощутила запах табака, а следом сушенного мяса и зачерствевшего хлеба. Она облизала пересохшие губы и неловко обхватила одну лапу другой.

— В стае нет щенков, — произнесла вдруг Сули. — Как много ты знаешь о волках, Леголас?

— Не так уж и много, если подумать, — честно признался эльф. Темноволосая хмыкнула.

— В стаях волков волчат воспитывает так называемая мать — волчица, главной обязанностью которой является забота и воспитание нового поколения. У оборотней тоже есть такие, только у нас они называются ринд. Когда у кого-то из стаи рождается ребёнок, ринд, забрав его с собой, покидает собратьев, чтобы поселится в каком-нибудь городе (обычно людском) и вести осёдлую жизнь — ведь детьми мы не может обращаться в волков, а значит, не можем и странствовать со стаей. Ринд и ребенок возвращаются, лишь когда молодой оборотень впервые принимает обличье животного, — Сули прикусила губу. — В те годы, когда я была младенцем, в стае не было ринд.

Она не стала говорить, что когда родилась, ещё и стаи-то самой не было, ведь та появилась только после смерти королевы Бодиль. Упоминание об этом, как и полный пересказ событий тех лет вызовет лишь море новых вопросов. Но сейчас ещё не время ещё, да и не место.

— Я же была ревущим младенцем, требующим заботы и внимания. Хелтаю ничего не оставалось кроме как отдать меня кому-нибудь, надеясь, что я разберусь со всем сама и вернусь в стаю в положенный час. Как это было глупо с его стороны, — Хранительница грустно усмехнулась. — Он оставил меня на берегу Бруинен, памятуя о дружбе Бодиль с эльфами. Видимо решил, что так будет лучше; бессмертные не испугаются не стареющей девушки, как это сделали бы люди. И вот, меня вырастили эльфы: Элронд стал мне отцом, а его жена — матерью и других у меня, — никогда, — не было, — оборотень повернулась к лихолесцу и посмотрела в его (просветлевшие, голубые) глаза. Такие чистые и красивые.

— Они стали для меня — маленькой девочки — всем и слишком многое передали, — усмехнулась, — да так много, что Хелтаю и за сотни лет не удалось превратить меня в достойную представительницу нашего народа. Вот и вышло, что вырастили эльфы, а оборотни пытали перевоспитать, — Сули бесцельно пожала плечами, грустно прибавив: — и в итоге получилось ни тем, ни этим, — и замолчала, но вскоре продолжила, говоря странно тихим, смирившимся тоном: — Ты знаешь, что некоторых волков изгоняют из их стай? Так бывает, — она скрипнула зубами, и от этого звука Леголас невольно скривился, — и мало кто знает, почему именно это происходит. Одни волки могли причинить вред беззащитным сородичам или даже волчатам, другие покусились на неоспоримую власть вожака, а третьи… третьи уходят сами, потому что для них не находится места в стае. Оборотни во многом повторяют за волками.

— Ты… — царевич нахмурился от догадки, внезапно посетившей его голову, и посмотрел в серые глаза. — Тебя изгнали?

Сули поджала губы и отрывисто — нервно — кивнула.

— В стае нет щенков, мой принц. И никогда не было, — она отвела взгляд, но не отвернулась. — Оборотни никто меня не любили. Я была чужой для стаи. Потому и ушла двадцать лет тому назад, и потому теперь не хотела идти с запада от Мглистых гор — это земли стаи и за нарушение границ меня могли убить. Мои угодья там, на востоке, между хребтом гор и рекой, от Железных холмов и до Лориэна — всё кроме владений Гримбеорна.

— Но почему ты не сказала никому? Мы могли бы изменить маршрут.

Темноволосая, не стесняясь, усмехнулась.

— Ты ведь не понимаешь, что значит для оборотня лишиться стаи? Стал бы ты рассказывать всем и каждому если б тебя изгнали из Лихолесья? Вот и я бы в жизни не призналась в таком. Лучше смерть. Сейчас я не до конца понимаю, зачем тебе всё это рассказала, — она хотела прикрыть лицо рукой, но вместо этого чуть не оцарапалась когтями. — О, Эру.

— Мне очень жаль, — сказал эльф, помедлив. Он неловко положил ладонь на искалеченное плечо девушки, быстро отдернул руку, извинился и переложил её на спину. — Сулмендис.

Охотница улыбнулась. Почти весело и даже искренне.

— Можно просто Сули.

Она не отрываясь с печальной, усталой улыбкой смотрела на нахмурившегося принца, ликуя в душе. Наконец решилась! — радостно звучало в голове, но после звучало неизменное: — но рассказала-то лишь часть правды. Оборотень сомневалась в том, стоит ли рассказывать эльфу оставшееся (самое сложное), или же…

Рядом раздались тихие шаги. Девушка тряхнула головой, отвернулась от Леголаса, но руку его со спины не стала убирать. Рядом с затихшими эльфом и оборотнем остановился Арагорн. При себе у него были две длинные тканевые полоски пропитанные отваром из прибереженного Сэмом ацеласа.

— Нужно перевязать твои плечи, — объявил человек, а темноволосая невольно бросила взгляд на названные. Это была здравая мысль, ведь Сули не могла отказать себе в удовольствии почесать их. Кто бы знал, как сильно порой этого хотелось.

Леголас убрал ладонь, и девушка повернулась левым боком к Арагорну, позволяя перевязать одно плечо. Мужчина хмыкнул, проведя легонько пальцами вдоль сочащихся кровью ранок.

— Надо было сразу это сделать, — проворчал следопыт, и Сули пристыжено опустила голову, закрыв лицо волосами. Она сама и не заметила бы что наделала, если б не Боромир. Гондорец в меру своих сил пытался сдерживать подругу, но та всё равно неизменно тянула лапы к плечам. — Нужно ещё дальше разрезать куртку. Царапины уходят далеко, а если я перебинтую поверх, ткань что останется под повязкой прилипнет и потом её будет тяжело оторвать.

Сказав это, но не дожидаясь ответа, он вытащил небольшой кинжал и резанул по тёмной ткани. Сули вздрогнула от резкого звука, а Леголас вновь положил руку на её лапу, невольно зарываясь пальцами в белый мех; девушка затихла, а Арагорн начал бинтовать левое плечо. Прохладная ткань ложилась ровно — чуть внахлест — прикрывая собой исполосованную кожу. От холода становилось легче, а отвар ацеласа несильно начал пощипывать ранки. Пришла очередь правого плеча.

Резким, ловким и быстрым, движением дунэдайн распорол куртку на втором плече, открыв взору часть лопатки.

— Что это такое? — заинтересованно он провёл рукой по россыпи светлых и тёмных точек. Девушка поддалась вперёд, отстраняясь от его руки и неприятного телу прикосновения.

— Это метка. Когда-нибудь слышали о соулмейтах? — спросила она не без доли самодовольства. — Такие даже не у всех оборотней есть, но те кому повезло иметь такую, могут быть уверенны где-то на свете бродит кто-то кто предназначен ему судьбой. Родная душа. — Сули счастливо улыбнулась, хоть этого и никто не увидел, но вдруг улыбка скрылась, а взгляд стал напуганным. — О, Эру! — негромко воскликнула она. — Скажите мне, что я не расцарапала метку! Пожалуйста, скажите, что все точки на месте!

— Всё на месте, Сули, — произнес не свои голосом эльфийский царевиц, глубоко вздохнул и прибавил. — Все точки целы, ты не зацепила ни одну.

Девушка облегченно улыбнулась, так и не задавшись вопросом, почему Леголас так уверен, что метка цела. Она и взгляда его растерянного не видела, лишь слышала удаляющиеся деревянные шаги, не придавая тем никакого внимания.

Леголас точно знал, что метка цела, ведь точно такую же он носит на своём правом плече с самого рождения.