Черный Принц. Наперекор судьбе (джен)

То ли лорд Розье безупречно владел собой, то ли мой вопрос действительно его нисколько не удивил, не знаю. Во всяком случае, на его лице не отразилось ровным счетом ничего. Помолчав с минуту, он удовлетворенно кивнул и задумчиво произнес:

— Прекрасно, профессор Снейп. Я очень рад, что вам даже не понадобилось время на раздумья. Должно быть, эта тайна действительно важна для вас. Скажу прямо — подобная заинтересованность полностью меня устраивает, это прекрасная мотивация для дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества.

Он промолчал еще с минуту, как будто обдумывая дальнейшие действия, и поднялся на ноги, тяжело опираясь на свою массивную трость.

— Я должен хорошо обдумать, чем смогу вам помочь, вы задали совсем не легкую задачу, и я, разумеется, не могу гарантировать, что уже завтра принесу вам готовый ответ. У меня есть к вам только одна просьба — позвольте посвятить в наш разговор лорда Трэверса, он не менее меня заинтересован в успехе нашего договора и может внести дельное предложение.

— Хорошо, — поколебавшись с минуту, согласился я. — Только надеюсь, больше никто в это не будет посвящен.

— Клянусь хранить молчание, — протянув мне руку, произнес лорд Розье, и мы скрепили его обещание крепким рукопожатием. — Я жду вас у меня в мэноре в воскресенье. Для вас будет открыт камин. Так будет удобно?

— Вполне. Я приду.

— Прекрасно, профессор Снейп. За это время я постараюсь сообразить, чем смогу вам помочь, и по возможности найти хоть какую-нибудь зацепку. Но об этом позже. Подобные вещи нельзя решать наспех. В воскресенье мы сможем все обсудить. Еще раз примите мою искреннюю благодарность.

Он поспешил откланяться, и я проводил его к аппарационной площадке. А сам направился в Большой зал.

Стоило мне переступить порог этого гигантского помещения, как все голоса смолкли и десятки глаз обратились на меня, как будто впервые имели удовольствие лицезреть мою скромную персону. Добравшись до учительского стола, я сел на свое место и как ни в чем не бывало обвел взглядом всех присутствующих. Практически все были в полном сборе: и учителя, и ученики. И вновь как будто кто-то провел незримую черту среди них: так разнились эмоции на лицах учеников. От досады, смешанной с разочарованием и неприязнью, у Гриффиндора до сдерживаемого ликования у Слизерина. Причем мои змееныши радовались гораздо сильнее, чем грустили сегодня утром. Что было, впрочем, вполне объяснимо: фиаско, которое потерпели их непримиримые враги, радовало на порядок больше, чем грусть от потери декана, столь недавно занявшего свой пост. Что ж, злорадство, конечно, не самое светлое чувство в этом мире, но Слизерин есть Слизерин. Ничего не попишешь.

— Мальчик мой, я рад тебе сообщить, что Попечительский совет большинством голосов оставил тебя на занимаемой должности! — посверкивая линзами очков, поспешил просветить меня Дамблдор.

— Тремя голосами, — кисло уточнила Макгонагалл и отпила из своей чашки кофе с таким выражением, как будто он был разбавлен хорошей порцией уксуса. А Флитвик из-за ее спины дружески подмигнул мне.

— О да! Тремя голосами. Ты не представляешь, какими жаркими были дебаты! — Дамблдор буквально лучился от радости. — Но больше всего меня поразила позиция Джастина Вуда: он прямо-таки требовал не трогать тебя, а ведь все Вуды — потомственные гриффиндорцы. А уж когда лорд Роули целиком поддержал позицию Вуда и некоторых родителей и родственников слизеринцев, я понял, что надежда на победу у нас есть. И, как видишь, не ошибся. Ты сумел покорить сердца учеников, Северус. Признаться, я никак не ожидал, что это произойдет так быстро!

— Даниел Вуд — талантливый зельевар, — спокойно ответил я и в упор посмотрел на Миневру, — надеюсь, его склонность к этой тонкой науке и желание закончить Хогвартс со мной в качестве учителя зельеварения не станет проблемой, профессор? У гриффиндорцев хватит их хваленого благородства не усложнять жизнь мальчику, хотя он и не разделяет мнения большинства? Я вообще считаю, что детям вовсе не стоит знать, кто именно отстоял меня на Попечительском совете. Как вы думаете?

Миневра подняла на меня холодные серые глаза и процедила:

— Гриффиндорцы не устраивают травлю внутри факультета, вы ошиблись адресом, профессор Снейп! И я не оповещаю учеников о том, что их не касается.

— В последнее я искренне верю! — приложив ладонь к груди, улыбнулся я. — И именно поэтому полностью спокоен за Даниела. Ведь если на него будут давить, это станет заметно с первого взгляда.

— О да! Северус абсолютно прав: желание получить должное образование — очень похвальное стремление. Я настоятельно прошу тебя, Миневра, проследи, чтобы мистер Вуд ни на минуту не пожалел о своем благородном порыве, — вставил свои пять кнатов Альбус и со значением посмотрел на свою заместительницу.

— Обещаю, — практически прошипела она. — Но только и ты, со своей стороны, постарайся унять своего ручного Пожирателя. А то как бы не возгордился сверх меры! Возможно, ему следует лучше объяснять свои зелья, чтобы его бормотание могли понять все, а не кучка избранных!

Я мило улыбнулся на этот выпад, а Альбус закатил глаза.

— О чем ты говоришь, Миневра, Северус — образец сдержанности. И он умеет прекрасно объяснять свой предмет своим ученикам. Кстати, это мнение не только Вуда, но и остальных учеников выпускного курса, независимо от факультета. Я же говорил, мой мальчик, — обратился он ко мне, — что ты — настоящая находка для Хогвартса. А умение ладить с младшими детьми со временем приложится. В конце концов, строгость никогда еще не вредила обучению, — примирительно подняв ладонь, провозгласил Дамблдор и принялся наконец за свой наверняка остывший ужин.

Расправившись со своей порцией, я поднялся и решил окончательно испортить настроение декана Гриффиндора. Мальчишество, конечно, но должны же и у меня быть маленькие радости в этой жизни?

— Минерва, у нескольких ваших милых питомцев сегодня отработка у меня в подземельях. Не могли бы вы напомнить им об этом, а то как бы не запамятовали на радостях. В этот раз я не стану отправлять их к Филчу, туалеты на Слизерине ужасно грязные и требуют их пристального внимания. Предупредите их, чтобы захватили свои зубные щетки.

С этими словами я поднялся и, предоставив Дамблдору успокаивать свою яростно зашипевшую заместительницу, удалился из зала.

Уединившись наконец в своем кабинете, я наконец смог перевести дух и обдумать положение, в котором оказался.

С одной стороны, весь мой замечательный план летел псу под хвост. Ближайшие несколько лет я обречен провести в этих стенах. Казалось бы, это обстоятельство должно было приводить меня в уныние. Но, прислушавшись к себе, я с изумлением понял, что этот факт вовсе не повергает меня в отчаяние. Преподавать оказалось вовсе не так страшно, как мне казалось с самого начала. А дети... Дети оказались разными. Уже через пару недель после знакомства с ними стало понятно, что это не просто галдящая серая масса, а отдельные, зачастую весьма занятные, личности. Нет, некоторые из них были действительно наглыми, буйными и неадекватными. Причем это касалось не одного факультета, хотя гриффов среди них было большинство. Единственное, что мне откровенно не нравилось, — это многочисленные самостоятельные работы и эссе, будь они неладны. Но и против этого нудного труда я довольно быстро изобрел противоядие, изощряясь в едких комментариях. Совестно, конечно, ведь это все потом читали дети, но я тоже человек, и, в десятый раз читая, что корень мандрагоры — это большой корень с лопухообразными листьями, запросто можно сойти с ума.

Так что, подводя итоги, можно было признаться хотя бы самому себе, что уйти из Хогвартса я хотел главным образом из-за тотальной нехватки времени на поиски. Все, что мне удалось найти в Принц-мэноре и Багряном чертоге, было давно изучено и проверено несколько раз. В Хогвартсе я тоже обнаружил несколько фолиантов на эту тему, но и там не было описания спасения пропавших в Арке людей. Так что мне необходимо было расширять круг поисков. Главным образом за счет министерства. И вот теперь у меня появился реальный шанс попасть в нужные мне архивы. Все-таки лорд Трэверс был не последним человеком в кулуарах министерства Магии, и, опираясь на его поддержку, можно было гораздо быстрее найти нужные мне записи. Оставалось только дождаться первой встречи и расставить все точки над "i".

По всему выходило, что этот договор не тормозил моих поисков, а даже ускорял их в несколько раз. Это, опять же, при условии благоприятного исхода переговоров. Нельзя слишком радоваться прежде времени. Следовало хорошо продумать формулировки магических клятв, чтобы не попасть впросак. Старый лис наверняка будет прежде всего стараться обеспечить свою выгоду. Слизеринец просто не мог иначе, но и я не лыком шит, так что надеялся, что все пройдет на взаимовыгодных условиях.

Что же касалось Азарики, то пребывание в замке явно пошло ей на пользу. Она ожила. Несмотря на то, что я не мог уделять моей девочке много времени, я находил ее вечерами веселой и весьма довольной жизнью. Исследование этого каменного монстра явно пришлось ей по вкусу. Она, по-моему, уже облазила все закоулки подземелий, и оставалось только молить Мерлина, чтобы она послушалась моего строжайшего приказа и не совалась никуда больше. Впрочем, на ее послушание я уже не рассчитывал, я не такой наивный человек, но с ней был верный Кричер, способный в любой момент вытащить это маленькое чудовище из любой неприятности. И это обстоятельство несколько успокаивало мою нервную систему. Старый ворчливый эльф оказался просто на вес золота. К тому же был еще Кровавый Барон, способный призвать к порядку даже такую непоседу. Их встреча с Азарикой все же состоялась, и девочка целый вечер рассказывала мне о "самом настоящем призраке!". Барон же не жаловался на ее назойливость, и я решил оставить все как есть.

Мои размышления прервал робкий стук в дверь, и спустя минуту в комнату просочились два гриффиндорца, трогательно сжимавших в потных ладошках зубные щетки. За ними последовал и слизеринец. С постной невозмутимой физиономией.

Гриффов я не стал долго мучить и сдал на руки старосте Розье с приказом обеспечить чистоту уборной возле спален старшего курса. Чувствовало мое сердце: веселым зубоскалам предстоит выслушать немало комментариев в ближайшие полтора часа. Ничего, поучатся думать головой, прежде чем хамить декану Слизерина. Да и некоторое смирение им явно не повредит.

Выпроводив их, я сконцентрировал внимание на своем провинившемся змееныше. Нужно было навсегда отбить у него охоту испытывать зелья на окружающих, и я нашел, по-моему, прекрасный способ добиться этого эффекта.

— Итак, мистер Эш, вы позволили себе некоторую вольность в обращении с зельями. Я правильно припоминаю?

— Да, сэр, — не стал отрицать очевидное слизеринец и с опаской посмотрел на меня.

— Прекрасно. Прошу следовать за мной.

Я поднялся и направился в смежную с моим кабинетом маленькую лабораторию, в которой я предпочитал работать над зельями для Больничного крыла. Альбус наверняка захочет проследить за моими действиями, что ж, пусть своими глазами убедится, что я бываю суров и со своими подопечными.

На столе уже стояли заранее приготовленные пять флаконов с жидкостями разного цвета и разной консистенции. С удобством усевшись в кресло у стены, я сделал приглашающий жест рукой и приказал:

— Перед вами пять зелий, мистер Лерой. Мне необходимо описать весь спектр вкусов, которые они вызывают. Но желательно, чтобы это сделал человек, не подозревающий, какой именно вкус его ожидает, понимаете? Незамутненное предвкушением восприятие. Но предупреждаю, одного слова "гадость" мне будет недостаточно. И вы будете пробовать до тех пор, пока я не получу вразумительный ответ. Как можно более подробный. Приступайте!

Я взял в руки блокнот в твердом переплете и карандаш и выжидательно посмотрел на ученика. Лерой неуверенно потянулся за первым флаконом и с сомнением посмотрел на меня.

— А я не отравлюсь, профессор?

Я пожал плечами.

— В принципе, не должны. Я же с отличием закончил Хогвартс. Не понимаю, почему вы колеблетесь? Ведь сомнения в моей компетентности не остановили вас, когда вы напоили своим зельем ребенка. Но должен предупредить вас — зелья экспериментальные и неожиданности вполне возможны. Не волнуйтесь, вы внесете ощутимый вклад в науку, и в случае вашей гибели я обязательно упомяну об этом в вашем некрологе.

Мальчишка вытаращил глаза. Затем фыркнул — до него явно дошел мой сарказм — и смело сделал глоток из первого флакона. Это был Бодрящий бальзам. Совершенно безвредный, но ему об этом вовсе не обязательно было знать. Глядя, как сморщилось его лицо от невыносимой горечи, я почти испытал жалость. Почти. Стоило все же хорошо проучить стервеца. Тем более что комплекс витаминов, влитый во все образцы, был крайне полезен для растущего организма, хотя и делал зелье невыносимо горьким. Что делать? Польза важнее удовольствия. Будет ему наука! Правда, в остальных образцах я не был столь банален и приготовил кое-какие сюрпризы.

— Что вы чувствуете? — совершенно серьезно переспросил я.

— Горько, — тоненьким писклявым голоском выдавил из себя ученик и схватился за горло. — Сэр, так и должно быть? — с надеждой вглядываясь в мое лицо, переспросил он.

Очень хотелось заржать, но я скорчил задумчивую физиономию и пожал плечами.

— Откуда я знаю? Зелье же экспериментальное. Так вы сказали — горечь? Какая именно: полынь, горчица, перец?

— Все сразу, профессор, — отплевываясь, ответил несчастный Эш.

— Хорошо. А в какой пропорции? Какой вкус доминирует?

Слизеринец замычал что-то невразумительное и закашлялся. Промариновав несчастного ученика еще пару минут и выудив у него, что зелье очень, ну просто нестерпимо горькое, я сжалился и подвинул ему стакан воды.

— Продолжим, Лерой, следующий экземпляр.

Эш обреченно протянул руку и с опаской принюхался к ярко-красной субстанции. Запаха он точно не почувствовал. Зажмурил глаза и сделал глоток.

— Вкусно! — с облегчением улыбаясь, сообщил он. — Как карамелька. Нет, леденец. Нет, шоколадное мороженое и пирожное сразу. Я, когда был маленьким, один раз объелся и полдня из уборной не вылазил! — когда он понял, какую пикантную подробность мне сообщил, покраснел как рак, но говорить не прекратил: — А еще у меня сыпь была по всему телу, особенно на... На... На заднице, сэр. И внизу живота тоже. Почему я не могу замолчать? Я же не хочу вам это все рассказывать, оно само! Сэр, а еще в детстве я кровать мочил. До пяти лет, ничего не помогало, совсем, а сейчас, когда волнуюсь...

Он зажал руками рот и замотал головой. Из ушей его в тот же миг повалил оранжевый дым и красивой спиралью заструился к потолку.

Зелье откровенности вместе с перечным дало интересный эффект. Я, честно говоря, сам не ожидал такого густого дыма, вполне хватило бы и откровений. Он вовремя опомнился, и до описания юношеских поллюций дело не дошло. Или у него еще не было? Меня так и подмывало спросить: в подобном состоянии он бы точно не смог промолчать, но всему есть предел. Спустя пять минут дым рассеялся, и ученик наконец смог отпустить свой рот и отдышаться.

— Продолжим, мистер Эш, я очень доволен, на этот раз вы рассказали достаточно. Даже излишне. Приступайте!

Лерой нехотя взял третий флакон и сделал глоток. Затем вытаращил на меня глаза.

— Ничего, сэр, — удивленно прошептал он. — Вкуса нет вообще.

— Как у воды? — я сделал самый заинтересованный вид.

— Скорее как у воздуха. Без вкуса, и во рту стало сухо. Что это? — переспросил он и вдруг сел на пол. Его ноги, по моим расчетам, должны были полностью онеметь в течение минуты. Так и случилось. Это был универсальный наркоз местного назначения. Абсолютно безвредный. Моя гордость, которую только предстояло представить на суд Гильдии зельеваров. Но Эш, разумеется, до ужаса перепугался:

— Сэр! Я не чувствую ног! Сделайте что-нибудь!

— Сидите и не двигайтесь, — мне вовсе не понравились нотки паники в его голосе, с наказанием надо было заканчивать. Слабак. Мой дорогой отец в свое время куражился надо мной куда больше, правда, и я был постарше. Но Лероя буквально трясло, а это уже совсем не шутки.

— Без паники, мистер Лерой. Это просто анестезия. Через пять минут пройдет, — я сел возле него прямо на пол и сжал плечо.

От этого простого жеста мальчишка заметно успокоился и поднял на меня наполненные слезами глаза.

— Я понимаю, что это было жестоко, но я хочу, чтобы ты запомнил раз и навсегда — никогда не давай и не пей зелья, если полностью не уверен в них, — глядя ему прямо в глаза, внушительно произнес я, сам не замечая, как перехожу на "ты". — Зельеварение не прощает легкомысленного отношения! Сварив новое зелье, испытывай его на животных, в крайнем случае — на себе, но не давай людям, которые не могут знать, к чему это может привести. Ты меня понял?

— Да, сэр. Простите, сэр, — он вдруг доверчиво уткнулся головой мне в плечо и совсем по-детски всхлипнул: — Я больше не буду.

— Это ты меня прости, похоже, я перегнул палку.

Я осторожно приобнял его, и мы просидели так, пока действие зелья не прекратилось.