Черный Принц. Наперекор судьбе (джен)

Выйдя из разрушенного дома, я нашел своих надменных аристократов в весьма плачевном виде. Розье стоял, прислонившись спиной к обшарпанной стене, с закрытыми глазами, а чуть в стороне склонился Трэверс. Его безудержно рвало. Да уж, похоже, я все-таки перестарался со своей педагогикой. Некоторых людей нельзя и на сто метров подпускать к детям, и я точно из их числа. Хотя если бы мне в школе показали нечто подобное, я бы и близко к Волдеморту не подошел! Но нет, нас сначала пичкали высокими принципами, соблазняли радужными перспективами, интересной работой и, что греха таить, неплохими деньгами. А это после моего нищего детства было очень заманчивой приманкой. И потом, варка ядов в тишине лаборатории несколько отличается от кровавой расправы. В первый раз я реально увидел смерть примерно через полгода после принятия метки, когда по уши увяз в этом дерьме. Нет, я совсем себя не оправдываю, но факт остается фактом — подобный урок вполне мог всё изменить в моей жизни.

Так что, оставив жалость, я молча сунул под нос Розье флакон с нашатырем. Работая в лаборатории с трепетными барышнями, можно в любой момент ожидать обморока от вида ингредиентов, запаха или просто чтобы произвести впечатление тонкой ранимой натуры. И магловское средство на поверку оказалось намного эффективнее, чем зелья: симулянтки стали лишаться чувств намного меньше, да и при настоящем обмороке аммиак прекрасно помогал. В итоге я заимел привычку держать его вместе с противоожоговой мазью во внутреннем кармане. Сейчас он пришелся как нельзя кстати. Феликс закашлялся и отпрянул, открыв глаза. Проделав тот же фокус с Трэверсом, я протянул ему платок.

— Вытри лицо и возьми себя в руки, — сухо порекомендовал я. — Нам надо возвращаться в Хогвартс.

Он кивнул и отвел глаза. По-моему, ему было стыдно. За что? За проявление слабости? Или за то, что не сумел зарезать человека? Вот это уж совсем лишнее, но выяснять причину душевных терзаний, стоя в грязном переулке, было совсем неуместно. Так что, взяв мальчишек за руки, я, не говоря больше ни слова, аппарировал.

Всю дорогу от Запретного леса до подземелий Слизерина никто из нас не проронил ни слова. Остановившись у дверей в гостиную, я окинул нарушителей взглядом и приказал:

— Немедленно принимайте душ — и по постелям. Чтобы завтра обоих я видел на завтраке. Это понятно?

— Да, сэр, — ответил за двоих староста и, помедлив минуту, неуверенно переспросил: — Как вы нас накажете, сэр?

— А вам что, событий сегодняшней ночи мало? — с деланным удивлением поинтересовался я. — По-моему, вы сами себя прекрасно наказали своей несусветной глупостью, большей кары мне все равно не придумать. Так что не морочьте мне голову, живо по постелям, бестолочи!

— Да, сэр. Спасибо, сэр, — пролепетали мальчишки и исчезли в дверном проеме.

А я направился наконец в спальню. Спать оставалось от силы три часа. Черт бы побрал этих неугомонных олухов.

* * *

Наконец, в самом начале ноября, долгожданный день настал. Я имею в виду день заседания Попечительского совета, на котором должны были поднять вопрос о моем увольнении. Мы сидели за завтраком и, судя по приподнятому настроению Макгоннагал и всех ее гриффиндорцев, можно было понять, что этот день с нетерпением ждал не только я. Что ж, всегда рад сделать людям что-то приятное, и хотя со стороны обо мне вряд ли такое можно было сказать, но это так. Особенно если это приносило удовлетворение и мне лично. Я невозмутимо пил кофе, бросая взгляды на столы учеников. Настроение в зале было удивительно противоречивым. От восторга у львов до уныния у змей. Вороны с барсуками, как всегда, держались где-то посередине. И если злорадство гриффов было вполне объяснимо — за пару месяцев большая половина из них на собственном опыте убедилась, как трудно отодрать копоть от стенок котла, сколько времени уходит на отмывание полов в Большом зале и как отвратительно воняют некоторые ингредиенты, — то уныние среди слизеринцев меня слегка удивило. Нельзя сказать, что весь мой факультет дружно лил слезы, оплакивая мою участь, но печаль даже половины из них, а это выглядело именно так, не могла меня не удивить. Нет, с Лианой и второкурсниками Алексом Гойлом и Роджером Лоури все было понятно — последний месяц я приложил немало усилий, чтобы они чувствовали себя защищенными. Правда, пришлось пару раз облить большую часть второго курса довольно холодной водой, когда изобретательные одноклассники вздумали затолкать моих змеенышей в шкаф с боггартом или испытывали на них не слишком приятные заклинания. Плохой, конечно, метод, зато очень действенный: двух раз оказалось вполне достаточно, чтобы шутники оставили моих подопечных в покое. Магические метки все-таки нужная вещь для учителя, особенно если была необходимость появляться неожиданно. Но я не думал, что после моего ухода жизнь малышей сильно изменится, зря я, что ли, буквально вбивал в голову старост, что безопасность младшекурсников — их прямая обязанность? Думаю, Феликс и Дебора усвоили мои уроки. А передать нити слежения в их руки не составит труда.

Но вот почему не было настроения у большей половины старшекурсников, было выше моего понимания. Я не жалел их, не сюсюкал, не дул в попу. Гонял как проклятых за все провинности: они не меньше гриффов скребли котлы и резали флоббер-червей, если на то пошло, правда, никто в школе об этом не знал. Все, что происходило на Слизерине, не покидало этих стен — незыблемое правило этого Дома. И я его неукоснительно придерживался. Так что, как ни крути, они должны были ликовать не меньше львов, если не больше. А если вспомнить, что им приходилось терпеть на дополнительных занятиях, то и вовсе удивительно, что пострадавшие слизеринцы сами не пошли жаловаться в Попечительский совет. Я же без зазрения совести припечатывал их такими заклинаниями, от упоминаний которых у родителей этих детей волосы дыбом бы встали. Нет, Непростительные я, конечно, на них не испытывал. Но от этого им вряд ли было намного легче. К концу занятий они почти ползли к своим постелям. Но никогда не жаловались и вновь приходили.

К ноябрю у меня уже было двенадцать учеников, в том числе три девочки. И все чаще они стали приходить в мой кабинет. Когда поодиночке, когда группами. Чтобы обсудить непонятную тему или спросить совета в сложной ситуации. Я старался отвечать им, хотя не всегда, конечно, мог решить все их проблемы.

"Странные все-таки дети, честное слово. Или Флитвик был прав, и честность они ценят больше слащавой опеки? Не знаю. И, наверное, не узнаю никогда. Хотя даже немного жаль, что я не увижу, как они закончат хотя бы этот курс. Сдадут ли Розье и Трэверс ЗОТИ на отлично? Я думаю, должны, хотя еще пара месяцев дополнительных занятий им бы явно не помешали. Сварит ли Дебора наконец Феликс Фелицис, она уже три котла у меня взорвала, у нее прямо талант пиротехника, честное слово, но и упорства не занимать! Получатся ли у Лианы золотистые огоньки — она мне все уши прожужжала, так хотела научиться. Но ей надо еще хоть немного позаниматься Чарами, руку набить, а то не все жесты выходят".

Но зачем мне было думать о том, что никогда не исполнится? У них все будет хорошо. Я уже написал для моего сменщика подробный отчет о каждом, так что ему или ей будет намного легче, было бы желание заниматься детьми. Только бы не попался кто-нибудь вроде Слагхорна! Надо будет поговорить об этом с директором перед уходом. Ему, возможно, и плевать на чувства детей, но вернуть в эти стены отпрысков чистокровных семейств он все-таки заинтересован.

На занятиях мое удивление не уменьшилось, а, наоборот, достигло своего апогея. Разумеется, на первом уроке — четвертый курс, Слизерин-Гриффиндор — все было вполне прогнозируемо: я с удовольствием содрал с огненных десяток баллов, чтобы жизнь медом не казалась, от души поупражнялся в остроумии и назначил отработку особенно веселым неучам, занимавшим последнюю парту. Эти идиоты не придумали ничего умнее, чем, уходя, крикнуть в дверь, что я вряд ли смогу проследить за выполнением взыскания. Странные дети. Филч-то никуда не уходил. А когда это он отказывался поиздеваться всласть над хулиганами? На моей памяти такого еще не было.

Сняв с Гриффиндора еще десять очков — за дерзость, — я стал поджидать семикурсников для урока по Высшим Зельям. Вот тут меня и ждал первый сюрприз этого дня.

Написав на доске список ингредиентов, я повернулся к занявшим свои обычные места ученикам.

— Практическая работа. Можете приступать.

К моему изумлению, никто не двинулся с места.

— Что-нибудь не понятно? Зелье Мопсуса, ничего запредельного! Что вы встали? За работу!

— Сэр, может быть, можно что-то сделать? — подал с места голос Роджер Вуд

— Конечно, можно. Можно, например, не сидеть как приклеенные, а начать работать. Да что с вами сегодня такое?

Ученики не тронулись с места, не сводя с меня глаз. Дебора Флинт украдкой смахнула с глаз слезу.

— Вы, наверное, не знаете, сэр. Профессор Макгонагалл сегодня в нашей гостиной сказала, что вас сегодня, скорее всего, уволят, — отводя глаза, пояснил Вуд, а Саша Райт с Хаффлпаффа откровенно разрыдалась.

— Представьте себе, я в курсе этого трагического события. Вот только не пойму, почему на вас это произвело такое впечатление? Вы, Вуд, должны бы радоваться вместе со своим факультетом, раз уж ваш декан взяла на себя труд сообщить вам столь приятную новость. Остальных же эти перемены мало заденут. Придет новый учитель, только и всего. Год только начался, вы вполне успеете с ним сработаться и должным образом подготовиться к экзаменам. Так что не вижу повода для слез и паники, — как можно более спокойным тоном пояснил я.

— Да за что они вас хотят уволить?! — Вуд вскочил на ноги, с грохотом роняя стул. — Что вы такого сделали? В задницу их всех не целовали? Котлы заставляли драить? Тоже мне — трагедия! Да я, если хотите знать, за эти два месяца больше узнал, чем за все годы обучения здесь! И мне было интересно, понимаете? Интересно варить с вами зелья, сэр! А то, что вы нас через раз кретинами и идиотами называете, так это делу не мешает! Я так отцу сегодня и написал...

— Что вы написали отцу? — такого поворота событий я никак не ожидал.

— Так и написал, что если вас уволят — хрен я настоящим зельеваром стану. Кстати, вам ученик не нужен, если все-таки уволят? Я летом к вам приеду, сразу после экзаменов!

— Нет, вы посмотрите, хитрый какой! Это наш декан! Мы к нему поедем! Ведь правда, профессор? — возмутилась Дебора и улыбнулась мне сквозь слезы, а Лерой и Гарольд согласно закивали.

Чувствуя, что начинаю паниковать — только персональных учеников мне в мэноре не хватало, — я поднял руку.

— Стоп! С чего вы взяли, что новый учитель будет хуже меня? По-моему, это надо еще очень постараться. Так что не порите горячку. А учеников я брать вообще не планировал, это так, для справки!

— Ну, планы всегда можно поменять, — здоровяк Лерой Эш добродушно улыбнулся. — Другой учитель вряд ли сможет вас заменить, это вы сами понимаете, профессор. Ни один практикующий зельевар вашего уровня преподавать не пойдет, ясно же как божий день. Нет, рассказывать первому курсу, как варить зелье от фурункулов, сможет каждый, а вот на ходу импровизировать на практических работах, рассказывать не просто состав зелий, но и причины, почему их сочетают именно в таком порядке, экспериментировать, в конце концов, можно только в академии, да и то — не факт. Я когда кузену написал, он в Лондоне учится, что мы здесь варим, он чуть от зависти не удавился, честное слово. Кстати, я тоже сову послал, дяде в Министерство.

— И я, — смущенно улыбнулась Саша, — у меня тетя в отделе Образования.

— И я, — добавил Фоули и покраснел.

— Ты-то зачем?! Балбес криворукий! Или наоборот, чтобы уволили? — с плохо скрываемой надеждой спросил я.

— Нет, я хочу, чтобы вы остались, — пожал плечами Фоули.

— Зачем?!

— А кто меня еще отучит быть балбесом? — простодушно спросил он. — Профессор Слагхорн только и делал, что оценки завышал, но от этого я лучше варить не стал. Кому нужен неуч, даже с красным дипломом?

Все. Я сел за кафедру и схватился за голову, все мои планы летели в тартарары. Оставалось только надеяться, что родственники этих юных зельеваров не такие уж влиятельные.

С горем пополам мне все же удалось унять этот стихийный митинг в поддержку опального учителя и занять учеников непосредственно темой сегодняшнего занятия. Зелья всегда меня успокаивали, их, похоже, тоже. Кстати, Фоули сварил вполне достойное варево, не идеальное, конечно, но прогресс был налицо. Испытать его на практике не представлялось возможным. Как известно, зелье Мопсуса призвано усилить дар предсказания, но не дарит его всем подряд. А среди учеников не оказалось ни одного предсказателя. Даже слабенького, бежать же в башню к профессору Трелони я посчитал излишним. Честно говоря, я был вовсе не уверен, что и она обладает даром предвидения. Так что пришлось ставить оценки, опираясь исключительно на внешний вид образцов. А по этим критериям почти все были на должном уровне. Торжественно переименовав напоследок Фоули из криворукого балбеса в балбеса обыкновенного, я отпустил всех на обед. Равенкловец ушел, не скрывая радости. Вот немного все же надо человеку для счастья!

А перед обедом ко мне подошёл озабоченный Дамблдор:

— Я ухожу в Министерство, Северус, приложу все усилия, чтобы тебя оставили, хотя бы на испытательный срок, но жалоб на тебя было слишком много. Даже не знаю, смогу ли что-то сделать. Но надежда есть всегда, так что не надо унывать раньше времени.

Я заверил его, что вешаться от отчаяния не входит пока в мои ближайшие планы, и, наскоро перекусив, направился на уроки.

У самого порога в кабинет зельеварения я натолкнулся на нескольких слизеринцев, которые поджидали меня, столпившись плотной кучкой, и оживленно что-то обсуждали.

— Сэр, вас не уволят! — радостно проорал Лерой и подскочил, буквально тыкая мне в лицо флаконом с лиловой жидкостью.

— Не понял?

Я перехватил его руку, не хватало ещё быть облитым непонятной гадостью. При ближайшем рассмотрении это оказалось Зелье Мопсуса, которое он сварил сегодня на уроке. Это наталкивало на определенные опасения, и я требовательно переспросил:

— Что вы имеете в виду?

— Аманда — медиум. Наследственный. Мы дали ей сегодняшнее зелье, и она увидела вас за кафедрой! — радостно протараторил Эш.

Третьекурсница Аманда Толкэлот стояла тут же и застенчиво улыбалась. Судя по довольному выражению лица, никакого дискомфорта от приема зелья она не испытывала. Слава Мерлину!

Я сгреб Эша за воротник и угрожающе прошипел:

— А она случайно не видела, как я размазываю тебя по стене?! Ты вообще в своем уме: испытывать зелье на ребенке?! А если бы она отравилась?!

— Но вы же мне "Выше Ожидаемого" поставили, сэр? — растерянно заморгал этот кретин.

Мысленно посчитав до десяти — сначала на английском, затем на латыни, — чтобы ненароком не прибить этого идиота, я выдохнул:

— Значит, так — после ужина жду тебя в своем кабинете. И на твоём месте я бы молился, чтобы меня сегодня же уволили. Хотя тебя это вряд ли спасет. А теперь вон с глаз моих!

Ученики испуганно попятились и скрылись за углом коридора.

В самом отвратительном настроении я вошёл в кабинет и начал урок. К концу занятия о моем увольнении мечтали, по-моему, не только гриффиндорцы, но и вполне лояльные ко мне хаффлпаффцы — к их несчастью, урок был именно у них. Когда последний пострадавший от моего зловредного характера ребенок покинул аудиторию, я наконец расслабился и откинулся на спинку стула.

По-моему, в этой школе все решили, что даже на минуту расслабиться для меня — слишком большая роскошь. Во всяком случае, стоило мне прикрыть глаза, как в дверь тут же постучали.

— Войдите, — обреченно выдохнул я.

— Сэр, там к вам пришли, — с порога выпалила Дебора Флинт. — Это лорд Розье. Он очень хочет вас видеть.

А вот это было уже интересно. После памятной ночи Хэллоуина Розье и Трэверс были, что называется, тише воды ниже травы. Наверное, стоило переговорить с ними, но моя загруженность не позволяла мне вырвать для этого достаточно времени. К тому же я хотел дать им побольше времени на раздумья, в конце концов, пусть сделают собственные выводы из ситуации. Судя по всему, они и сами не слишком жаждали обсуждать со мной события памятной ночи. Только изредка я ловил на себе настороженные взгляды. И вот теперь дед Феликса захотел со мной встретиться. Что-то подсказывало, что разговор будет очень познавательным как для него, так и для меня.

Решив не испытывать терпение такого достойного человека, я направился прямиком в гостиную своего факультета.