Пути исправления (гет)

Драко увидел мать, когда Гиббс привёл его к фамильному склепу. Нарцисса обняла сына и тихо всхлипнула, но не стала плакать. Он не хотела выглядеть сломленной ни перед кем, за исключением того человека, который утешал её тогда в палате. Драко не проявлял никаких эмоций, держался стойко и почти не реагировал на соболезнования со стороны пришедших. Гроб стоял закрытым, но Драко это устраивало: он запомнит отца таким, каким тот был при жизни. Среди пришедших проститься с Люциусом Малфоем были родственники из Франции, Грег с матерью, Паркинсоны полным составом, мать Крэбба не пришла, Забини представлял только Блейз, чета Гринграссов обошлась совой, у них был свой повод не являться. Из авроров присутствовал Гиббс, Гарри и ещё шесть человек ходили по округе, обеспечивая безопасность.

После возложения цветов все пошли прощаться с Нарциссой, друзья по очереди подходили к Драко.

— Соболезную, друг, — сказал Блейз. — Для нас это такая неожиданность. Держитесь. Если нужна будет помощь…

— Спасибо, Блейз, — ответил Драко, чтобы тот прекратил разговаривать с ним таким сочувствующим тоном. Забини понял всё верно. Кивнув, он ушёл.

— Милый Драко, мне очень жаль, — Пэнси обняла его, но он даже не двинулся в ответном жесте. Она немного всплакнула и отошла. Он хорошо относился к Пэнси, но принимать её объятия ему было тошно. Да и нахождение в этом месте напрягало, не хватало воздуха. Сейчас ему хотелось бы быть лишь в одном месте, но мысль об этом пугала ещё сильнее.

Следом за Пэнси подошёл Теодор Нотт-мл., появившийся под самый конец панихиды. Увидев его перед собой, Драко разозлился. Он верил, что Тео не общается с беглой роднёй, но в голове тут же всплыл текст письма отца. Хоть прямых доказательств у Драко не было, всё же отца убили вскоре после визита Нотта-ст. Он смерил Тео презрительным взглядом, но тот и бровью не повёл, списав всё на состояние шока.

— Прими мои соболезнования, — сказал он с широко распахнутыми глазами. Драко хотелось вцепиться ему в горло, но останавливало то, что вокруг люди, да и дети не должны отвечать за грехи родителей. В памяти снова возник образ отца: всегда надменный, холодный на людях, но чопорный и манерный дома. В последние пару лет Люциус вообще был добрым к Драко, спрашивал совета, считался с мнением. Для Драко это было ценно, он дорожил подобным взаимопониманием. Если бы только он попал в тот день домой... Что бы тогда? С ограничителем на палочке от него не было бы толку, а судя по жестокости убийцы, тело Драко лежало бы сейчас рядом с телом отца. Мать сошла бы с ума, а Грейнджер... Какого чёрта он вспомнил о ней в такой момент?! Перед глазами сразу всплыла сцена с поцелуем. Здесь, в своей голове, он мог признаться, что хотел поцеловать её, что сделал это осознанно. Да безумно, с одной стороны, и нет, не стыдно — с другой. Быть её стажёром, заниматься совместной работой, разговаривать о зельях на равных, без дополнительных объяснений — всё это нравилось Драко, а после войны, когда его семья ступила на путь исправления, закрывать глаза на чистоту крови стало проще. Хотя, надо признаться, что об остальных маглорождённых он даже не думал. Гермиона Грейнджер была единственной грязнокровкой его Вселенной, и он мирился с этим, не чувствуя ни отвращения, ни стыда. В конечном итоге дети, действительно, не должны расплачиваться за своих родителей. Снова эта истина, но в отношении Грейнджер она расшифровывалась иначе. Она не виновата, что её родители маглы, она не выбирала семью, в которой родится. Тоже касалось и его, и Тео, и Уизли.

Странно, что только переломные моменты в жизни заставляют осмысливать что-то и делать важные выводы. Только полный раздрай на каком-то конкретном этапе бытия поселяет в голову глобальные в масштабах личности темы. Лишь в моменты острой душевной боли и лишений человек доходит до истины. Так уж повелось испокон веков, что боль объясняет всё быстро и доходчиво. Главное — найти в себе силы выстоять.

Драко погрузился в свои мысли и не слышал ничего из того, что ему говорили собеседники, родственники. Очнулся он лишь от вопроса Гойла. Они стояли вдвоём. Все остальные ушли:

— Почему нет Грейнджер?

— Ей не разрешили, — ровным голосом ответил Драко, смотря прямо перед собой. — Иначе она была бы здесь.

— Но здесь только близкие, — сказал Грег, посмотрев на друга, который отчего-то дёрнул плечами.

— Да, — вздохнул вдруг Драко. — Здесь ей делать нечего.

Они помолчали. Грег мялся с ноги на ногу, не в силах подобрать нужные слова, ведь он вообще не умел говорить в тему. Драко это знал, поэтому не реагировал. Он смотрел на фамильный склеп, узоры на стенах и чувствовал огромную усталость. Отец мёртв, его больше нет. Драко понимал, что потерял ориентиры. Кем теперь ему быть? Как вести себя? У кого спрашивать совета? Защипало в глазах, он сморгнул.

— Надо расходиться, — на ходу бросил он, направляясь в дом. Грег пошёл следом, поблизости, словно тени, от деревьев отделились авроры.

Когда Драко вошёл в дом, родственники были в гостиной. Судя по всему они решили остаться и поддержать Нарциссу. Сама она стояла на террасе в обществе Гиббса и Поттера. Драко и Грег подошли к ним.

— Мистер Малфой, — повернулся к нему Гиббс. — Защита на ваш дом восстановлена, но я всё равно приставил к вашей матери охрану.

— А ограничитель с палочки убрали? — бесцветным голосом поинтересовался Драко.

— Нет, — покачал головой Гиббс. Драко фыркнул. — Но существенно расширил её влияние. Что до вас, мистер Малфой, то аврорат считает правильным, если вы продолжите стажировку под защитой дома Слизнорта и мисс Грейнджер.

— Время на траур мне дадут? — спросил он, догадываясь об ответе. Гарри тревожно посмотрел на Гиббса.

— Сожалею, но сейчас не время, — виновато проговорил глава аврората. — Вы заняты очень важной работой, результаты которой должны помочь нам поймать преступников, которые, возможно, замешаны в гибели вашего отца. Поэтому время у нас на вес золота.

— Понятно. Неважно, — бросил он. — Я могу переговорить с матерью?

— Да, конечно, — кивнул мужчина. Гарри, Гиббс и Гойл отошли. Драко отвёл мать в сторону, она сразу расплакалась. Что говорил Драко, никто не слышал, но это были явно слова утешения, потому что женщина быстро успокоилась и задышала ровнее.

Мистер Гиббс, целесообразно ли бросать его в работу в таком состоянии? — спросил Гарри.

— В таком состоянии как раз-таки и надо уйти с головой в работу, — ответил Гиббс. — Иначе с ума сойдёшь. К тому же в данном случае работа играет роль мотиватора, так как преступления связаны.

— Позвольте ему хотя бы побыть с матерью до утра, — вдруг вмешался Гойл. — Это горе их семьи, они должны побыть с этим без посторонних.

Гарри и Гиббс внимательно посмотрели на Грегори, тот тяжело дышал. Видимо, фразу он выпалил на одном дыхании. Его взгляд был уверенным, и Гиббс сдался.

— Утром я заберу его, — коротко сказа он. — А вы оба за мной.

Он развернулся и ушёл, Гарри пошёл следом. Драко и Нарцисса удивлённо обернулись.

— Он заберёт тебя утром, — объяснил Грег. Драко кивнул ему, поджав губы. Наверно на его языке это означало благодарность, но Гойл сделал это не ради того, чтобы Драко оценил, а потому что горе их семьи должно быть оплакано с родными.

Весь оставшийся день Драко и Нарцисса были заняты французскими родственниками, которые пытались как-то растормошить грустных хозяев. Однако все разговоры так или иначе крутились вокруг Люциуса, но оно и понятно. Драко слушал истории об отце, а сам мечтал о тишине, абсолютном спокойствии. В голове почему-то сразу возникла гостиная в доме Слизнорта, где они с Грейнджер проводили часы за работой. Комната была такая большая, что в ней умещалось всё: и кабинет за ширмой, и стеллажи с ингредиентами, и диваны. Очевидно, заняв этот дом, Слизнорт его совсем не использовал. Собрав все необходимые вещи в одном месте, он ходил разве что на кухню и в ванную комнату. Драко сомневался, что профессор хоть когда-нибудь поднимался на второй этаж.

Разговоры не смолкали пол ночи. Нарцисса безумно устала, день забрал все её силы. Не выдержав повторения тех же историй по третьему кругу, она ушла спать. Родственники отправились по комнатам, приняв решение остаться ещё на пару дней, чтобы Нарцисса не была одна. В итоге когда Драко попал наконец в свою комнату, за окном уже светало. Он пошёл в душ и простоял под водой неизвестно сколько времени, абсолютно ни о чём не думая, обретя наконец ту долгожданную пустоту в голове, о которой мечтал последние часы. Струи воды смывали с него этот ужасный день, в голову начали возвращаться мысли. Отца больше не было, кто-то убил его. Письмо осталось в доме Слизнорта, в личном блокноте Драко. Его необходимо было срочно перечитать. Но даже если он это сделает и найдёт там какие-то зацепки, то что он может предпринять? Ничего. На его палочке ограничитель, хоть Гиббс и расширил её влияние. Значит он должен сперва решить эту проблему. План был, но осуществим ли он? Драко уверен был в себе. Он вернёт палочку в её полной силе.

Эльф сообщил о завтраке, на который идти не хотелось, но родственники могли подняться за ним лично, поэтому он спустился к столу сам. Кусок не лез в горло, но он через силу проглотил один тост, любезно всунутый в зубы двоюродной тёткой.

Гиббс появился за воротами в половине девятого. Драко мысленно воздал хвалу Мерлину, что его каторга прекратилась. Ему было страшно оставлять мать, но дом снова под защитой, окрестности тоже, а родня отвлечёт её от грустных мыслей. Драко обнял мать и покинул дом.

Когда вчера Гермиона получила записку о том, что Драко вернётся утром, она расстроилась, но потом облегчённо выдохнула — она не знала, как себя с ним вести. Тем более теперь. Что у них за отношения? Точнее, значил ли что-то тот поцелуй, как это отразится на их дальнейшем общении? Она с ужасом представляла их встречу после похорон, ведь ей придётся вести себя сдержанно, но не прискорбно. Драко этого не потерпит. Откуда она знает, как он отреагирует? Она не знает, она чувствует где-то на уровне подсознания. Раньше она списала бы всё на совместную работу, своеобразную синхронизацию на почве постоянно нахождения рядом, но сейчас она не была уверена в этом аргументе. Сейчас ей казалось, что она немного его узнала как человека. А это, она чувствовала, точно грозит ей большими неприятностями.

Работа не шла, и Гермиона решила пройтись по Косому переулку. Но если она думала, что без цели сможет болтаться хотя бы полдня, то ошиблась. Накупив кучу ненужной еды, она вернулась в дом, где допоздна читала книгу, не запомнив ни строчки. Всю ночь она не спала, сон не шёл, хоть она выпила успокоительный чай, посчитала не одну отару овец. Работать она не могла, так как не вникала в записи Малфоя, а свою часть уже сделала достаточно. Ранним утром, не в силах больше маяться на своём диване, она пошла на кухню, сварила кофе и прикрыла глаза. Её разбудил хлопок аппарации где-то вдалеке, затем звук открывающейся двери. Она вышла к пришедшим. Гиббс остался в дверях, Драко стоял чуть ближе и смотрел на Гермиону строгим взглядом. Она старалась выглядеть невозмутимо, но брови предательски хмурились, придавая ей жалеющий вид. Драко отвернулся.

— Мистер Гиббс, кофе? — очнулась Гермиона.

— Нет, благодарю, — отказался тот. — Я пришёл забрать наработки для анализа. Изучу ваши наблюдения, поделюсь ими с сыщиками.

Гермиона кивнула и отдала ему пару свитков. Гиббс кивнул и ушёл. Драко и Гермиона остались наедине. Он по-прежнему стоял недалеко от неё и смотрел в пол. На нём, по обыкновению, было всё чёрное, но теперь это носило также и символический характер. Гермиона под утро тоже переоделась, надев чёрную шёлковую блузку и иссиня-чёрную юбку. В доме было тепло, да и лето за окном почти превратилось в знойное.

Повисло молчание, в которым обоим было уютно. Ему не хотелось ничего говорить, а ей хотелось, но по той лишь причине, что она не могла долго молчать. Но сейчас была иная ситуация, невозможная, непредсказуемая. Драко Малфой потерял отца и ему легче смириться с этим в одном единственном месте, рядом с единственным человеком. Он посмотрел на неё. Их глаза встретились, потому что она ловила его взгляд уже какое-то время. Они бесконечно долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова, не делая ни единого движения. Наконец, Гермиона тяжело вздохнула и отвела взгляд. В ту же секунду она почувствовала, как её руки самопроизвольно начали подниматься вверх. Она непонимающе уставилась на них, потом на Драко. Он тоже смотрел с недоумением. Руки остановились на уровне её плеч и замерли в совершенно понятном жесте. Они призывали в объятия. Ситуация была неловкой для обоих, ведь она могла поклясться, что не контролировала свои движения, а он, что она никогда бы не захотела обнять его по своей воле.

Они взирали друг на друга, а её руки всё звали его. Он растерянно посмотрел ей в глаза. На секунду его решимость дала трещину, и плечи дрогнули. В ту же секунду они одновременно сделали шаг навстречу друг другу и обнялись. Её руки коснулись его спины, его — плотным кольцом обвили ей шею. Он щекой прижался к её волосам и закрыл глаза. В комнате царила абсолютная тишина, но каждый из них слышал стук сердца другого, который из беспокойного постепенно переходил в ровный. Он тяжело дышал, думая лишь о том, как же ему плохо. Она крепко прижималась к нему и гладила рукой по спине, передавая спокойствие. Она чувствовала, что он держит эмоции внутри, ей казалось, что она слышит, как плачет его душа. Душа Драко Малфоя! Кто бы мог подумать, что она у него есть! Ещё пару недель назад Гермиона могла бы написать доклад, где детально отразила бы аспекты, почему у него нет и не может быть души. Но то было раньше. Сейчас она была бы первой, кто сжёг бы подобную рукопись, если таковая попала бы ей в руки. Она была уверена, что этот дурачок держал марку и на похоронах, где как раз-таки и нужно скорбеть, ведь это не будет считаться слабостью, но насколько она успела узнать, у Малфоев вообще сдвинуты эмоциональные рамки. Боль, скорбь, переживания — они личные, не для толпы. Только наедине с собой, без лишних глаз. Дурацкое представление о том, что никто не должен видеть слабость. И абсолютное непонимание, что в такой ситуации это нормально. Это не слабость вовсе, а человечность. Но, видимо, Люциус никогда не говорил сыну об этом, воспитывая его по своему образу и подобию. А в свете последних событий становилось ясно, что быть как Люциус Малфой — очень опасно.

Драко вдыхал запах волос Гермионы и понемногу успокаивался. Или это руки на спине так действовали. Он не знал, да и всё равно ему было. Сюда, в это самое состояние он хотел со вчерашнего дня.

— Они все что-то говорили, а я ничего не слышал, — донёсся тихий голос до ушей Гермионы. Она прекратила гладить спину.

— Они говорили слова поддержки, соболезновали, — сказала она в шею Драко. — Обычно это так происходит, но у чистокровных наверно…

— Помолчи, — тихо попросил он, и она замолкла. Затем она отстранилась и посмотрела ему в глаза, он без слов наклонился к ней.

— Чай! — воскликнула Гермиона, отскочив. — Заварю чай. Я слышала, он помогает.

Гермиона быстрым шагом пошла на кухню.

— Помогает в чём? — спросил Драко, сдвинув брови.

— В непонятных ситуациях, — донеслось до него с кухни. Он опустил голову. Да... Пожалуй это самое точное описание для произошедшего мгновением ранее.

Прошло время, Драко побрёл на кухню. Гермиона как раз разлила чай по чашкам и положила на стол печенье. На вопросительный взгляд Драко, она сообщила, что купила его вчера в Косом переулке, когда узнала, что он не придёт. Они пили чай в тишине, за окном стрекотали кузнечики.

— Защиту на дом восстановили, — сказал вдруг Драко то, что было известно им обоим ещё со вчерашнего дня. — Спасибо.

— Это было правильно, — ответила Гермиона. — Если уж нам поручили вас охранять.

— Но я и мой дом — это немного разные вещи, — сказал Драко, испытующе глядя на Гермиону. Она попалась на этот взгляд. Он гипнотизировал её.

— Охота на чистокровных, Малфой, — медленно проговорила Гермиона, прищурившись. — Не выдумывай того, чего нет.

Он продолжал испытывать её взглядом, а уголок его губ дёрнулся в усмешке. Но только сейчас это было совсем не презрением. Гермиона медленно сглотнула. Она понимала, что он ведёт странную игру, её пугало то, что она участвует в ней, что в её голове чётко отпечатывается смысл всех его взглядов.

— Что происходит, Малфой? — наконец не выдержала она, он усмехнулся.

— Ничего, Грейнджер, — невозмутимый голос и вскинутые брови.

— Тогда прекрати эти штуки, — неопределённо махнула рукой она, вставая со стула. Взяв чашку, она понесла её в раковину, но не дошла, так как была остановлена рукой на своём запястье. Она посмотрела на Драко, который поднялся со стула прямо перед ней. Гермионе пришлось задрать голову. Её взгляд был решительным, но он видел, что это всё поверх растерянности. Да и что там говорить, он и сам был сбит с толку, но вихрь новых эмоций уже сносил крышу его благоразумия, и теперь он действовал по наитию, плыл по течению, которое уносило его в водоворот. «Эй, капитан, впереди воронка!», но капитан лишь усмехнулся и скомандовал: «Полный вперёд!»

— Поставь чашку на стол, — голос Драко обволакивал слух, и сердце учащённо забилось. Когда она не подчинилась, он вырвал чашку из сжимавших её пальцев и поставил на стол. Всё это он проделал не сводя глаз с Гермионы. Она медленно дышала и не предпринимала попыток отстраниться.

— Мы не должны совершать ошибок, — тихо сказала она.

— Кто это тебе сказал? — голос Драко становился хриплым, переходил на шёпот. — По-моему, как раз-таки мы и должны их совершать.

— Но я не хочу, — сказала Гермиона, понимая, что по венам медленно растекается ртуть от его взгляда.

— Уверена? — шёпот пронизывал до самого утра, по телу прошла лёгкая дрожь. Он всё ещё держал её за запястье, поэтому чувствовал и дрожь, и пульс. Он знал, что слова могут быть ложными, но тело никогда не врёт. Гермиона отвела взгляд, отвернула голову и произнесла:

— Нет.

В то же мгновение Драко приложил руку к её щеке, повернул лицо к себе и поцеловал. Гермиона тут же ответила на поцелуй и почувствовала, что хватка на запястье ослабла, а потом и вовсе пропала. Вместо этого обе его руки держали её голову, как будто не давали ей отстраниться, но она и не собиралась. Она протянула свои руки к его телу и обвила его, сократив расстояние между ними до минимума. Им не хватало дыхания, они терялись в новых ощущениях, но никто не спешил останавливаться. От здравого смысла ничего не осталось, но они оба были слишком морально изранены, чтобы трезво соображать, чтобы хотеть соображать в принципе.

Когда его рука опустилась на её бедро, и слегка подняв юбку, коснулась её кожи, глаза Гермионы открылись, и она отстранилась. Воздуха не хватало, мысли путались, но вернулась решимость. Драко смотрел на неё не в силах сфокусировать взгляд, зрачки почти полностью затопили радужку. Он хотел сделать шаг к ней, но она выставила руку вперёд и, сохраняя эту дистанцию, обошла его вокруг, не сводя глаз с его лица. Он смотрел на неё в ожидании слов, но она лишь отрицательно покачала головой и покинула кухню. Через мгновение он услышал, как хлопнула входная дверь. Осев на стул, Драко закрыл лицо руками.