Некроманты в Алфее  (джен)

— Лейла. Лейла, — Офир мягко потряс ее, и Лейла открыла глаза.

Зрение не вернулось, и она слепо пошарила руками перед собой.

— Нет, ничего, — Лейла откинулась обратно на подушки.

Офиру она уже все рассказала и по шапке тоже получила. Конечно, проклятие от этого не прошло, да и сама Лейла глаза прятала только для вида, и Офир это понимал. Он сам не знал, как бы поступил в ее ситуации, но бросаться на неизведанного врага чисто с рациональной точки зрения было трагически глупо.

— Всё, я здесь бессилен, — Офир выпустил ее руку из своей. — Поехал искать тебе фею эначантикса.

Он поднялся, и Лейла ухватила его за руку, вылезая из-под одеяла, под которое ее уложили.

— Извини, что так вышло.

— Тебе не за что извиняться, — Офир пожал ее ладонь, другой рукой убирая с лица выбившиеся из косы волосы. — Это я зря оставил тебя одну.

— Мы точно не можем позвонить Музе или Блум? — Лейла смотрела мимо Офира, примерно повернув голову на звук его голоса. Невидящий взгляд нервировал.

— Океан сейчас… странно себя ведет, — Офир посмотрел в окно, где из окна береговой крепости, куда сейчас стекались объединенные отряды королевств, виднелось желтое полотно воды. Недвижимое и будто бы мертвое. — Объединенный Совет не смог разорвать барьер, который повис над Андросом. Мы в энергетическом вакууме и не можем связаться с Высокогорией, не то что с другими планетами.

— А что с Океаном? — Лейла вытянула шею, но не услышала шум воды.

— Он… кажется, проклят, — Офир остановился в дверях, ожидая дальнейших вопросов. — Волн нет, ветра тоже, и вода имеет какой-то желтоватый оттенок. И еще… те, у кого нет магических резервов… начинают терять жизненные силы. Да и маги тоже, но не так быстро. Русалки Валтора уже выжаты, они просто всплывают на поверхность. Если так продолжится… Андрос…

Она не договорил, но Лейла и так все поняла,

— Наверное, это Валтор, — она сцепила руки. — Из-за меня. Я все испортила.

— Не думаю. Не накручивай себя и никуда не уходи отсюда, я постараюсь быстро.

— Быстро вряд ли получится, — пробормотала Лейла, услышав, как с тихим щелчком закрылась дверь.

«Телепортироваться ведь нельзя».

Лейла вздохнула, удобнее устраиваясь в кровати. Ослепнуть было до удивительного необычно.

Именно что необычно, страха Лейла не чувствовала — любой фее энчантикса достаточно потрясти над ней флакончиком с пыльцой, чтобы расколдовать ее. По крайней мере, Лейла очень в это верила.

Дверь едва слышно отворилась, но обострившийся слух подсказал Лейле, что кто-то вошел. Она повернула голову, глядя примерно в ту сторону, где должна была быть дверь:

— Кто это?

Ей не ответили, но тихий топот мелких шажков с призвуком каблука по деревянному полу обогнул ее, пристраиваясь по другую сторону кровати.

— Кто это? — повторила Лейла уже сердито, поднимая тело на руках. — Назовитесь, иначе я выстрелю. Я фея.

— Это я, — тихий сдавленный голос раздался совсем рядом, а затем Лейла почувствовала, как просела кровать под тяжестью чужого тела.

«Мама», — внезапно узнала Лейла и нахмурилась.

— Что ты здесь делаешь?

Ниобе попыталась взять дочь за лежащие на одеяле руки, но та сердито их выдернула, скрещивая на груди.

— Что ты здесь делаешь? — повторила Лейла вопрос, отворачивая голову, и Ниобе отозвалась сдавленным шмыганьем.

Такая реакция смутила Лейлу: она знала и сердитую Ниобе, и меланхоличную, и рассеянную — самое то, чтобы что-нибудь выпросить, но плачущую?

Лейла предпочла думать, что мать просто подхватила насморк.

— Твой отец послал подкрепление из войск ближнего круга аристократии тебе на помощь. Мы приехали с ними и с членами Совета Океании, — голос Ниобе звучал глухо и простужено. — Мне сказали, что тебя принесли на руках с острова Всех Бед. Ты поранилась?

Лейла задумалась, что ответить: огрызнуться, что раньше ей не было дела или съязвить, что валяла Валтора по песку и от него же огребла.

— Я напала на Валтора, и он меня проклял, — Лейла решила совместить. — Только тебя это не касается.

— Валтор, тебя? — Ниобе вздохнула с влажным плачущим хрипом. — Как?

Лейла нехотя повернулась, пытаясь по судорожным вздохам понять, в какую сторону смотреть, и Ниобе заметила, что дочь не может сфокусироваться на ее лице, а растерянно водит глазами из стороны в сторону.

— Я… Я ослепла.

— Лейла… — Ниобе задохнулась, и Лейле надоело слушать этот концерт.

— Узнала? А теперь, пожалуйста, уходи, — она нахмурилась, глядя сердито, но не обиженно. Просто сердито, как будто ее беспокоили посреди важного дела.

— Лейла, мне так жаль…

— Ты ни в чем не виновата, — Лейла не узнала собственный голос, таким он был серьезным и спокойным. Но сказать это было несложно, Ниобе действительно не стравливала Лейлу с Валтором и уж точно не воспитывала дочь так, чтобы она додумалась броситься на легендарного злодея. — Это был мой личный выбор.

— Я правда виновата…

Лейла сощурилась, но не нашла, что ответить.

— Я была тебе плохой матерью!

«Это какая-то новая манипуляция?» — но сердечко екнуло. Как же, добилась признания от мегеры-родительницы.

— Виновата в том, что не поддерживала и не жалела тебя, воспитывала так, как воспитывали меня моя вечно раздраженная мать: достойной женой для высокопоставленного мужа, молчаливой и покорной.

Лейла была готова немного послушать, и Ниобе продолжила, воодушевленная тем, что дочь не потребовала покинуть помещение немедленно.

— Меня очень рано выдали замуж, всего в семнадцать лет, чтобы попасть на смотрины невест к твоему отцу, тогда еще кронпринцу. Я стала женой будущего короля, а через год уже родила, чтобы по совету матери привязать к себе Тередора. Конечно, я не была готова к этой роли.

Лейла молча слушала. Она думала, что Ниобе попробует снова проникновенно взять ее за руку, но та больше не пыталась, уловив обозначенную границу.

— Мы с твоим отцом совершенно друг другу не понравились уже тогда, после свадьбы и… ну, того, что после нее следует. Он любил охоту на акул, парусные гонки и шумные бальные застолья. Мне в силу воспитания все это было чуждо, даже если я и хотела присоединиться… Я ревновала и хотела внимания, мы ссорились. Пока только за дверями общих покоев, — голос Ниобе дрогнул, и воцарившуюся тишину разорвала череда рваных выдохов. — Его семья меня не очень-то поддерживала, а моя… мама умерла от какой-то редкой болезни сразу через несколько месяцев, как я забеременела… Потом с теми же симптомами скончались родители Тередора, поэтому даже плохой совет мне дать было некому. А мы внезапно стали королем и королевой. Тередор тогда тоже начал часто болеть, стал раздражительным. На меня ополчился его брат, твой дядя Нептун. Говорил, я плохо поддерживаю мужа. От его жены я поддержки не дождалась, хотя она тогда уже пятый год как нянчилась с близнецами и была беременна Трессой. Тогда я впервые в жизни устроила истерику и добилась того, что мы с их семьей разъехались по разным замкам. Нептун наконец перестал действовать мне на нервы, а Тередор пошел на поправку. Наши отношения даже стали налаживаться, но я уже запомнила, что убедить его в чем-то можно только криком и страдальчески закатанными глазами. Мне надоело его равнодушие, ему — мои истерики, мы разошлись по разным спальням.

Тут у Ниобе сел голос. Она с трудом проглотила образовавшийся в горле ком.

— Ты права. Вместе мы больше не… не живем. Маленькая, годовалая, ты осталась единственным человеком, которому еще было до меня дело. Но я все равно умудрилась воспитывать тебя как чужую… Прости меня, пожалуйста.

Она приложила руки к лицу и наконец просто обессиленно заплакала.

— Я бы так хотела… — раздалось через всхлипывания. — Все исправить… Чтобы мы были… семьей…

Лейла поджала губы, чувствуя, как сжимается сердце.

В самом начале импровизированной исповеди ей хотелось надуться и прогнать Ниобе, но чем дольше она слушала, тем больше отзывался в ней рассказ.

Они были похожи: воспитаны строгой вечно недовольной матерью, рвущиеся к свободе, тяготеющие к запретному для воспитанных леди, столкнувшиеся в раннем возрасте с обязательством замужества.

Но Лейле повезло споткнуться об Даркара, чтобы попасть в круг Винкс, которые действительно ее изменили. Не трусливый побег с собственной свадьбы, нет, ведь ее проблем это не решило, она просто побоялась взглянуть судьбе в глаза, попытаться что-то изменить действием.

Только смелость ухватиться за протянутую руку помощи помогла ей двигаться вперед. Только потому, что Вика не оттолкнула ее, злую и одинокую, а прижала колючей щетиной дикого зверька к себе, Лейла смогла принять все последующие решения. Не сразу, но помирилась со всеми девочками, приняла их минусы и плюсы, обрела нового друга в лице ведьмы, потом нашла в себе силы вернуться во дворец с подсказки Сторми. Потом Офир… Ей с ним очень повезло, но решилась бы она поверить в его слова, если бы не поладила с Винкс? Она получала камни Сиреникса благодаря тем урокам, что получила от таких же девочек, как она сама, она здесь только благодаря им.

Лейла стыдливо подумала, что на эмоциях бросаться на врага они ее не учили. Но этот урок ей еще предстояло усвоить.

А сейчас перед ней стоял выбор: обнять или оттолкнуть.

И раз ее, Лейлу, не оттолкнули, то и она даст второй шанс этой сломленной и одинокой… в какой-то степени даже девушке.

— Я не думаю, что у тебя… — Лейла даже удивилась, как сейчас это «ты» звучало покровительственно из ее уст. — Получится стать мне настоящей матерью…

Ниобе горько всхлипнула, и Лейла пошарила перед собой, чтобы обнадеживающе взять ее за руку.

— Но я думаю, что мы можем попробовать… стать друзьями…

Это был риск, но это было и предложение.

Если сейчас Ниобе откажется от возможности контролировать ее, если ее желание все исправить — искреннее, она согласится. А если нет, если все это было манипуляцией, если королева Андроса ловко разыграла душещипательную сцену, чтобы и дальше продавливать свою волю растроганной наследнице…

— Я… — Ниобе сжала протянутую руку двумя ладонями, прижала к лицу, и Лейла кожей почувствовала влажную и горячую от слез щеку. — Мне страшно… Что, если у меня не получится?

Граница возраста с ее словами стерлась окончательно, и Лейле показалось, что она успокаивает себя из прошлого.

— Попытка не пытка, да? — повторила она слова Вики, которые когда-то были адресованы ей. — Но если ты поверишь, я не оставлю тебя одну.

Лейла согнула ноги и села на колени.

— Я… я верю.

Объятие получилось неловким и колким, как будто у Лейлы с Ниобе было по парочке лишних костей, с которыми они не могли управиться, но обе были искренни.

И даже через черноту перед глазами Лейла увидела, а может, почувствовала зеленое свечение ленты Сиреникса.

Последний камень был получен.

— Господь-Океан! — Лейла вырвалась из объятий так резко, что Ниобе даже испугалась. — Мама, это? Это? Посмотри!

— На что? — Ниобе растерянно принялась утирать влажные глаза, чтобы лучше видеть. — Что?

— Рука, у меня на руке! Зеленая лента, она горит?

— Да… — Ниобе запнулась, плохо соображая от пульсирующей в голове крови. — Да. Зеленая лента, мигает. Это хорошо?

Лейла схватила касающуюся пальцами ее предплечья руку матери и затрясла ее.

— Я получила последний камень Сиреникса! Я закончила его!

Она выскочила из кровати совершенно бездумно, почти запнувшись ногами о тумбочку, и Ниобе пришлось схватить ее поперек туловища, чтобы не полетела головой вперед.

— Я превратилась? Превратилась? — восторг, который Лейла испытывала от завершения испытаний, с кровью ударил в голову. — Посмотри, я превратилась?

И, не дожидаясь ответа, принялась ощупывать себя, но чем лучше ощущала знакомую складку ткани, перекинутую через плечо, короткие шорты под юбкой и металлические кольца на руках, тем сильнее было ее недоумение.

— Да… — Ниобе наконец стала соображать быстрее, догадавшись, что дочь хочет услышать описание наряда. — У тебя зеленый топ с кольцом, на котором держится лямка, юбочка, полусапожки на платфо…

— Нет, это все не то, — Лейла опустила руки, разочарованно вздыхая. — Это моя база.

Затем ей пришло в голову, что Сиреникс как и Печать, должно быть, активируется в воде.

— В Океан! Нам нужно, мне нужно, нужно, в общем, к воде! — речь ее была сбивчивой, но Ниобе поняла. Не совсем так, как планировала Лейла, правда. — Где здесь окно?

— Вот, чуть правее, — Ниобе подвела ее за руку к сплошной раме, и Лейла принялась ощупывать ее на предмет защелки.

— Пожалуйста, открой! — ей не терпелось попасть в воду. Она бы даже и прыгнула, раскинув руки, как всегда делала с трамплина, но страх поцеловаться с камнем и проснувшийся разум были сильнее. — Я… Я сейчас возьму тебя на руки, ладно? А ты скажи куда лететь.

Ниобе, напуганная решительностью дочери только открыла и закрыла рот, но услышав щелчок задвижки и шелест отъезжающей в сторону рамы, Лейла, не дожидаясь внятного ответа, подхватила мать под руки.

— Куда?

— На-нап-нап-раво!..

Лейла вильнула вправо, и Ниобе взвизгнула.

— Еще! Еще! Там скала!

Они удачно обогнули препятствие, а Ниобе выдохнула. От таких волнений у нее началась мигрень. Самая настоящая.

— Теперь можно просто вниз, тут галечный пляж. Только я прошу тебя, Лейла, очень осторожно!

Той стало стыдно, что она своими необдуманными действиями зря напугала мать, и медленно опустилась вниз. Почувствовав, что вес Ниобе приняла земля, а совсем рядом зашелестели мелкие камешки гальки, она аккуратно разжала руки.

— Извини, — Лейла неловко улыбнулась, и Ниобе просто молча подвела ее к воде, чувствуя себя смертельно старой для таких приключений.

Лейла вызвала Печать из руки и опустила в воду. Руки вдруг начало щипать, и Лейла поспешно подняла их. Жжение прекратилось, а вот стекающая с Печати вода еще какое-то время щипалась, стекая с ладоней по локтю.

— Хранительница? — позвала Лейла, но никто не отозвался.

Лейла провела пальцами по звезде, но рельеф на ощупь напоминал резную крышечку, а не гладкую внутреннюю полость, и она поняла, что Печать даже не открылась.

«Извини, — вдруг раздалось в голове.

Мне…

Тяжело…»

Голос был шелестящим и напоминал шум волн.

«Валтор…

Плохо…»

«Не могу сейчас…

Да…ть те... бе…»

— Лейла? — осторожно позвала Ниобе, заметив, что та замерла с остекленевшим взглядом.

«Н… о желание…

Там… внут…

Печать…»

— Что? — это спросила Лейла, подавшись вперед. — Какое желание? Где?

«Жела… ние Си… ре… кса

Ты… загадай…

Моя первая… фея.

«Пожа… ста… загадай…»

— Кто ты?

Ее колени облизнула обжигающая волна желтой воды, и Лейла задохнулась при мысли, что с ней разговаривает Океан.

«Желание… в… ч... ати…»

— Печать?.

— С кем ты разговариваешь? — прошептала Ниобе из-за спины больше для себя, чем правда расчитывая на ответ. Она видела, уже как несколько часов неподвижная вода подалась вперед. К ее дочери.

— Я должна загадать желание Печати?

«Сила… твоих решений… внутри…

Загадай… ста… по… луй… жа…

Помоги… мне…»

Лейла сжала Печать двумя руками так, что узоры на крышечке впились ей в пальцы.

— Пожелать, чтобы проклятие Валтора исчезло?

Конечно, она пожелает. Тут даже не было какого-то выбора — Андрос погибал, отравленный проклятым Океаном.

«Прости… что… отбираю…»

Лейла зажмурилась.

— Я хочу, чтобы проклятие Валтора спало с Океана и… и русалок, пожалуйста!

Печать задрожала, а слова Лейлы раздавались эхом у нее в ушах снова и снова.

Ниобе приложила руку к губам, когда Лейла загадала желание. Из воды начали подниматься ее точные водяные копии, бесшумно открывая рты, но по губам можно было прочитать:

— Я хочу…

Одна, две, три… Их выросло несколько тысяч, они возвышались над водой насколько хватало взгляда.

Желтые, они медленно теряли цвет.

Печать в руках Лейлы мигала, окрашиваясь по очереди в цвета камней, которые покоились на ее концах. А когда Печать меняла цвет, камень рассыпался.

— Я хочу…

— Я хочу…

— Я хочу…

— Пожалуйста!

Шум опадающих в воду фигур стал напоминать слова, и Ниобе зажала уши руками. Она вообще не была готова к пугающему представлению, но давила желание убежать, ради Лейлы, которую теперь не оставила бы одну на пляже.

Наконец все закончилось.

Лейла и Ниобе не знали, но спал энергетический барьер, для них же Океан просто снова начал свое животворящее движение.

Услышав шум воды, Лейла прижала руку к губам. Ей на глаза навернулись слезы облегчения.

Лейла подумала, что слезы они совсем как Океан — горячие и соленые.

«Теперь мой черед…»

Лейла вздрогнула, когда по ногам начала подниматься вода.

«Помочь тебе…»

Не было музыки, не было свечения вокруг, только шум воды, переливающиеся каскады волн и робкий русалочий напев, доносящаяся будто бы из толщи воды.

Я чувствую, как сила Океана

Соединяется с самой глубинной частью меня,

Сиреникс, с подводным движением,

И я воспарю над водой.

Теперь Бесконечный Океан течет сквозь меня,

И все плотины будут открыты,

В Сирениксе — вдохновение жизни,

Сила переливающихся волн дарует мне силу.

Когда Лейла опустилась назад, вода под ее ногами разошлась, пропуская к берегу.

— Я… вижу.

* * *

Интерлюдия. В кругу друзей

— Привет, — Огрон наклонился через стойку, и Вика привстала на носочки, чтобы обозначить поцелуй на его щеке. — Уже работаешь?

— Ага, вот такая я Золушка, — Вика посмотрела в окно, где стояли еще трое в черном. Думана она узнала и помахала рукой. — Поминки?

Тот устало улыбнулся, отвечая на приветствие, и толкнул стоящего рядом темнокожего мужчину. Он обернулся, и Вика чуть не задохнулась от возмущения, узнав мужа той самой беременной ведьмы из-за которой она потеряла пару слоев нервных клеток.

— Да, — Огрон зачесал волосы на затылок. — Кажется, в прошлом году здесь тоже стояла ты?

— Думан забирал букет, — Вика закивала, разглядывая еще и третьего: блондин в широкополой шляпе, с виду самый старший. Он был ей незнаком, но Вика решила, что люди, с которыми ходят на коллективные поминки, не могут быть чужими, и это друзья Огрона. — Я завернула черные розы и каллы.

— Давай в этот раз так же и положи что-нибудь фиолетового, — Огрон потянулся за бумажником в задний карман черных джинсов.

— Ирисы? — Вика обернулась к витрине, оценивая, что у них есть такого фиолетового.

Огрон усмехнулся.

— Нет, ирисы не надо, у нас так жену Анагана зовут.

Вика дернулась, пряча совсем уж сердитое лицо за волосами, и открыла стеклянную дверь, за которой во влажном душном воздухе стояли вазы с цветами.

— Гиацинты предлагать не стану, будет аляписто, — она указала на пышные шапочки и прошла вглубь. — Пионы? Что насчет пионов?

Она вытянула один из темно-фиолетовых бутонов, чтобы можно было разглядеть со стороны двери, и Огрон кивнул.

— Пионы будут самое то.

— Заворачивать?

— Не нужно.

Вика собрала каллы, розы и пионы, аккуратно складывая в букет, и Огрон умиротворенно улыбнулся, глядя, как она старательно прикладывает стебли друг к другу.

— С собой не зову, уж извини… — начал было он, но Вика только сморщила нос, набирая в кассе нужные цифры.

— Блин, ну какое с собой, — она одарила его серьезным взглядом, и Огрон в который раз подивился. Было ощущение, что Вика понимала абсолютно все, что иногда было затруднительно объяснить, но нужно было понять. — Я все понимаю, ну чего ты.

Все понимает. Как и всегда.

Его всё понимающая, рассудительная Вика.

Когда они чуть попривыкли друг к другу, ему открылась новая ее сторона — взрослого и разумного человека. В ее восемнадцать сложно было чего-то такого ожидать, а у Огрона был на руках целый выводок таких же юных, но в жопу клюнутых свеженьких ведьм. Сравнить было с чем.

— Спасибо.

Он расплатился, не став вымогать еще один поцелуй, и собрался уходить.

— Это не та часть моей жизни, которой стоит хвастаться, скорее уж снимать «найденную пленку» или психологический триллер.

Огрон сравнил бы свою жизнь скорее с жанром исторической драмы, но он пытался шутить, привязка к настоящим событиям была необязательна.

— Но в следующий раз, обещаю, встретимся при более приятных обстоятельствах.

— Буду ждать, — Вика изобразила пальцами телефон и потрясла над ухом.

Дверной звоночек звякнул, выпуская Огрона на улицу, и оставшийся состав Черного Круга встрепенулся.

— Идем?

«Идем» означало заворачиваем в ближайший пустующий переулок и телепортируемся в Телерей. Ехать обычным транспортом туда было несколько часов, плюс пешим ходом до самой Цитадели — на машине к бывшему обиталищу паладинов было не добраться.

— Тут все как всегда, — Думан сунул руки в карманы, чувствуя себя неудобно посреди каменного крошева, но никогда не отказывался ходить со всеми. Для него Цитадель имела самое меньшее значение из всех Магов. Он попал туда в младенчестве — подкинули «ответственные» родители, а в шесть лет уже покинул ее вместе с оставшимся в живых Кругом.

Стоя перед давно остывшей землей, Огрон как пятнадцать лет назад чувствовал запах жженой плоти, огня и душного пепла, летающего в воздухе.

Он опустился на колено и положил букет перед некогда белой каменной аркой, в которую ни один из них так никогда, скорее всего, и не решится войти снова.

Вернувшись к тогда уже остывающему пепелищу, они застыли в точности как сейчас.

Гантлос — позади, он тогда следил, чтобы ученики не отбились, и шел в конце их импровизированного строя из четырех человек. Его реакции Огрон так и не увидел — широкие поля неизменной шляпы скрыли лицо мастера.

Анаган застыл впереди всех, и вся его подвижная фигура в мгновение окаменела, на лице застыла чуждая ему эмоция ужаса.

Думан тогда особенно ничего не понял, он цеплялся за руку Огрона, потому что на обратном пути совсем выдохся, и первый разорвал тишину, потерев маленьким кулачком сухие слипающиеся глаза:

— А где?..

Его Огрон тогда развернул и прижал к себе — заметил разорванное взрывом тело неподалеку — не то зрелище, которое стоит запомнить шестилетнему ребенку.

Все они в тот день потеряли дом, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. И тогда же решили, что делать дальше.

Не сами, правда.

— Я был в городе, а когда вернулся утром, здесь всё уже было разворочено! Посмотрите, это же тело нашего…

— Замолчи, Иллидис, — Огрон тогда первый вспомнил, как говорить. — Здесь ребенок.

Думан прижался к нему худеньким тельцем, не понимая, что случилось, но чувствуя общий флер страха и ужаса. В том числе со стороны Цитадели, где чувствовать было уже некому.

— Да, конечно, совсем забыл. Ты правильно сделал, ему не стоит на это смотреть. Кровь и…

— Я сказал замолчи, — у Огрона тогда потемнело в глазах. Внезапно — от гнева на Иллидиса. Стоило бы радоваться — кто-то из Цитадели выжил, кроме них четверых, но он не смог.

— Да-да, — Иллидис мелко закивал. Он всегда был назойливым болтуном и даже трагедия, развернувшаяся в Телерее, ничего не поменяла. Теперь просто его назойливость вызывала клокочущую в груди ярость. — Но кто это сделал?

Ему не ответили, и он продолжил, пользуясь их молчанием.

— Это феи! Кто еще?!

— Феи? — Думан поднял голову от плеча Огрона, и тот погладил его по волосам. — Феи плохие?

— Феи очень плохие! — голос Иллидиса напоминал воспитательский, рассказывающий страшилки на ночь непослушным детям. Точно не та интонация, которую следовало слышать от убитого горем мага. — Они…

Он запнулся под предупреждающим взглядом Огрона.

— Лишили нас дома… — Иллидис закончил относительно нейтрально и в тот день больше ничего идиотского не выдал, поэтому и продержался потом в их компании дольше, чем мог бы предатель и убийца.

— Уже пятнадцать лет, — из воспоминаний Огрона выдернул голос Анагана. — А мы все не можем забыть.

Огрон покосился в сторону Гантлоса, которому «забыть» точно не светило. Для него тогда кончилось всё.

Место, которое взрастило его в своих стенах, было разрушено.

Люди, с которыми он вырос, были убиты.

Человек, которому он доверился и за которым пошел, оказался тем, кто все уничтожил.

И еще… она.

Сначала в статусе предательницы, затем жертвенницы.

— Есть вещи, которые нельзя забывать, — Огрон покрутил черный круг на пальце.

— Да, ты прав, — Анаган отвернулся и отошел в сторону.

Ему бы, конечно, хотелось. Не чтобы отмахнуться, но чтобы отгородиться. Его непосредственной натуре было ментально больно каждый раз вскрывать только зажившие раны и посыпать солью.

Просто бы не ходил.

Эта ежегодная акция памяти была в большей степени для Гантлоса, никто никого не заставлял.

Но Огрон ходил, чтобы поддержать сломленного мастера, Анаган — потому, что ему было стыдно и он боялся показаться неблагодарным уродом. А Думан — потому, что это было важно для людей, которые не бросили его здесь же, как помеху в охоте за феями.

— Я пошел, — Гантлос снова уходил первым, бросая последний скорбный взгляд и исчезая в телепортации.

— Думан, проследи за дядей Гантлосом, — велел Огрон, отсылая младшего, и тот повиновался. Заодно телепортационный сигнал потренируется отслеживать.

— Думаешь, это все из-за неё? — Анаган наклонил голову в сторону Огрона, возвращаясь к давно законченному разговору.

— А ты бы смог начать новую жизнь, зная, что Ирис сейчас заперта там, с обезумевшими от злости и унижения феями?

— Нет.

Огрон развел руками, намекая мол, «ну и всё».

— А ты бы решился пойти туда в самое сердце Тир Нан Ог и вернуть ее? — Анаган скрестил руки на груди.

— А ты? — Огрон покрутил кольцо на пальце. — Сначала преодолеть ловушку, которую мы поставили для тех, кто решится использовать Круг. Затем осмелиться показаться на глаза полчищу полуголых мстительных девок. Найти Сибиллу среди них, а обниматься она к нам точно не выйдет, хотя бы потому что расписание рейса Земля-Тир-Нан-Ог не озвучивают на все немаленькое подпространство.

— Была бы это моя фея, я бы пошел, — Анаган стукнул рукой по груди.

Огрон только развел руками.

— Он уважает ее выбор.

— А если бы она решила с моста сброситься, он бы тоже уважал ее выбор?

— Слушай, если у тебя с этим какие-то сложности, поговори с Гантлосом, — Огрон раздраженно вздохнул. — Мы это уже обсуждали, и мне надоело.

— Да ладно тебе, завелся сразу, — Анаган фыркнул, и они коллективно вернулись в Гардинию. — Что с ведьмой своей делать будешь?

— Так, — Огрон сощурился, уже не в настроении после надоевшей темы Сибиллы. — У тебя в преддверии родов теперь только две темы для разговора: дети и чужие женщины?

Анаган состроил недовольную моську.

— У нас скоро летний шабаш, ты ее звать собираешься?

— Думаешь, это хорошая идея? — голос сочился сарказмом. — Не-волшебницу позвать на праздник колдовства целый год сдерживающихся ведьм?

— А что? — Анаган развел руками. — Если она войдет в ближний круг, то ведьмы очень быстро станут самым частым явлением в ее жизни. Раз мы играем в магический патруль, то твои терки с ведьмами станут «вашими». И если между двумя этими сторонами твоей жизни будет дисконнект, то это фиаско, братан. Вспомни Бритни.

— Не надо… — но он не успел. Говорил Анаган с той же скоростью, что и бегал.

— Вы расстались из-за Мелен. Вокруг тебя вечно вьются волшебные девицы без тормозов.

Огрон зло покосился на него, но промолчал. Это была правда, и это была проблема.

— Я тебя услышал, можешь выдохнуть. Все равно собирался рассказать ей о том, что я волшебник. И только попробуй прокомментировать.

Анаган только пожал плечами.

— Я тебе не мать. Помню-помню, не злись, а то ты аж рыжее стал.

— Я тебя сейчас ударю, — с непередаваемой нежностью в голосе сказал Огрон.

Анаган отдал честь и сорвался с места голубой молнией, пока лучший друг не решился исполнить обещание.