Взаимовыгодное предложение (гет)

— Таков удел всех смертных, ибо всякое начало имеет и конец…

Миссис Снейп стояла впереди всех, опустив очи долу, как и приличествовало замужней женщине, семью которой посетило несчастье. Черный плащ с капюшоном скрывал лицо молодой женщины, медленно терявшего свой румянец с мороза в ледяной церкви. С губ присутствующих срывались облачка пара, и многим казалось, что на улице было куда теплее, нежели в святой обители. Миссис Снейп боролась с желанием поднести руки к губам и отогреть их дыханием, но протокол не позволял, да и едва ли ее дыхание имело жизненное тепло.

— Мы все помним, какой добродетельной была миссис Шоу…

Руки отчаянно коченели в муфте, и миссис Снейп несколько нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Благо, такой вольный жест никто не заметил, ибо лица всех присутствующих застыли в одном отрешенно-постном выражении, томясь ожиданием, покуда преподобный Альбус закончит свою речь, полную христианских аллюзий и воспоминаний о славной миссис Шоу. Взгляд молодой женщины исподволь скользил по присутствующим, которых она либо знала, либо лишь видела однажды. Мистер Люпин с супругой стояли рядышком, и их сочувствующие взгляды были единственным присутствием жизни и искренних эмоций. Слуги стояли чуть поодаль, и только старый дворецкий миссис Шоу не мог сдержать слез, что было признаком старческого сентиментализма. Прочие соседи стояли с видом отрешенным, явно мечтая о гроге да сладком поминальном пирожке, коим одаривали гостей после службы.

— И стоит помнить о пути, коим мы идем к престолу Господнему…

Миссис Снейп казалось, что время тянется канителью, и вздохнула про себя: таков его величество случай — в поместье миссис Шоу не оказалось домашней часовни, так что пришлось нанимать катафалк и пешком идти до холодной церкви, увязая порой в снегу, а теперь еще и мерзнуть во время службы. Сам преподобный Альбус не торопился переходить к этапу прощания, все еще творя проповедь о значении жизни и смерти, о трудности пути и легкости исхода, о горе и радости, о смерти и бессмертии, о рае и аде — обо всем, что составляло основу любого философско-богословского трактата. Миссис Снейп не было охоты возвращаться в пустой дом, весь обряженный трауром, да и принимать после гостей на поминках тоже. Хотелось выпить глинтвейна, устроиться на диванчике у стрельчатого окна в родительском доме с книгой и уснуть, не дочитав и до половины, залюбовавшись густым снегопадом.

Мистер Снейп, стоявший рядом, всегда прямой, как жесть, с невозмутимым выражением на лице, вдруг на долю мига прикрыл глаза, и Гермиона осознала, насколько же он устал. Прямая спина, бесстрастная маска на бледнее обыкновенного лице казались обычным поведением мистера Снейпа для людей его не знающих, и только миссис Снейп неожиданно для себя отметила и горькую складку в уголках губ, и тени под глазами, и поникающие на пару секунд плечи, и далекий, пустой взгляд, отметила и поняла — как же он устал... Смело коснуться его руки, окликнуть, привлечь внимание Гермиона не могла. И все же она стояла рядом, стараясь быть сильной и как-то подпитывать и его этой силой. Ее левая рука выскользнула незаметно из муфты и опустилась вниз, теряясь в черных складках плаща. Тонкие женские пальцы в лайковой перчатке достигли холодной бабочкой ледяной мужской руки и замерли, ощутив почти призрачный ответ в виде более плотного, но явно не случайного соприкосновения пальцев. Секунды им хватило обменяться понимающими, горькими взглядами, и после все вернулось на круги своя. Но эта секунда показалась Гермионе верхом супружеского понимания и доверия, какого не было за все месяцы ее замужества. Снейп казался ей неразрешимой, странной загадкой, желания разгадывать которую у нее не возникало. Теперь же он ей открылся другим: человеком, безмерно одиноким и окончательно осиротевшим. И пусть она не может его полюбить, но должна подарить ему это понимание, поддержку и оправдать его доверие.

— …и пусть ангелы Господни укажут ей путь, — закончил наконец преподобный Альбус. — Аминь.

— Аминь, — выдохнули присутствующие и закоченевшими руками сотворили крестное знамение.

Нестройный хор продрогших детских голосков пропел «Отче», колокол скорбно отзвонил семь раз, и на том служба кончилась. После каждый из соседей и просто знакомцев счел нужным отправиться в дом миссис Шоу, помянуть покойницу глотком грога, а после подойти к чете Снейпов и выказать свое уважение к памяти миссис Шоу и ноту сочувствия.

— Она была… гостеприимна, — сказал мистер Филч.

— Она была добра, — кивнул старый дворецкий миссис Шоу.

— Прямоты и честности у нее было не занимать, — сказала чета Люпинов.

— Да упокоит Господь ее душу, — вздохнул преподобный Альбус.

И Гермиона, отдав последний пирожок и приняв соболезнование, почувствовала, как это яркое своими темными красками событие отошло в небытие. Подошла Мэри и аккуратно спросила, что подать на ужин и какое платье приготовить. Миссис Снейп распорядилась насчет горячего стола и попросила приготовить ее черное платье, к которому наспех пришили черное кружево на грудь и рукава. Преподобный Альбус поддался уговорам и остался на ужин, как и чета Люпинов, которые гораздо лучше понимали своих соседей, ибо сами не так давно потеряли мистера Тонкса, отца доброжелательной Нимфадоры.

За столом разговор никак не вязался — гости, как и хозяева, устали, да и горячие блюда более способствовали тому, чтобы после отойти ко сну, но никак не болтать без устали. Преподобный Альбус все ж степенно справлялся о делах Снейпа в его поместье, планах на этот дом, после спрашивал у Нимфадоры о здоровье ее малыша Тедди, но каждый раз вспоминал о почившей хозяйке этого дома, о порядках, царивших здесь, о щедрых пожертвованиях миссис Шоу приходу, о самом покойном мистере Шоу, который принимал деятельное участие в реставрации здешней церкви, расшифровывая чертежи и оплачивая рабочую силу…

Уже у дверей миссис Снейп позволила Нимфадоре приобнять себя, что было знаком расположения и доброго участия, а не вульгарности и пренебрежения приличиями.

— Крепитесь, — шепнула ей миссис Люпин. — Все пройдет… просто нужно время.

Гермиона лишь кивнула:

— Спасибо.

Она не чувствовала и сотой доли того, что, скорее всего, испытывал сейчас Северус, и знала, что жизнь не остановится, все пройдет как пустой сон, но представляла себя на его месте и… пыталась всячески проявить участие. Мистер Снейп подал руку преподобному Альбусу, когда тот закутался в свою шубу и пошаркал к двери. Миссис Снейп деликатно удалилась по знаку мужа, в то время как мистер Снейп повел старика к кэбу. Северус знал Альбуса достаточно долго, чтобы понять одну простую истину: раз преподобный прикидывается немощным, значит, хочет поговорить наедине.

— У вас прекрасная супруга, Северус, — проговорил преподобный. — Я рад, что в свое время сочетал вас узами брака.

— Благодарю, — отвечал Снейп с любезной улыбкой, не торопя старика.

— Надеюсь, в скором времени буду крестить вашего первенца, — у старика было не отнять оптимизма. — Знаете… мне кажется, миссис Шоу была не прочь увидеть ваше дитя.

— Увы, святой отец, Господь не дал ей этого времени, — отвечал Северус с горькой усмешкой.

— К сожалению, Северус, — преподобный Альбус ободряюще похлопал его по руке. — Но жизнь не стоит на месте. Казалось, только на днях я говорил с Эвелин о делах мирских, а вот сегодня отслужил по ней поминальную службу… Так и вы не зарекайтесь. Сегодня у вас похороны, завтра уже и крестины будете праздновать.

— Дай бог, святой отец, — кивнул Снейп, давя какие-то мрачные предчувствия насчет перспективы стать отцом. — Так о чем же вы говорили напоследок?

Он спрашивал не только любопытства для, но и питал надежду доказать справедливости ради, что смерть родственницы действительно окажется убийством, как он и предполагает, а не несчастным случаем, как думают в округе.

— О мирском, знаете ли, — пожевал губами Альбус. — О предстоящем урожае, о чаяниях насчет того, что миссис Снейп осчастливит вас наследником… о выборах предстоящих тоже говорили. Миссис Шоу была как-то недовольна, шумела все… сокрушалась, что-де, ее племянник был бы лучшей кандидатурой, чем те, кто сейчас идут во власть, — преподобный усмехнулся. — Она очень любила вас, Северус, и гордилась вами безмерно.

Снейп впервые за долгое время улыбнулся:

— Этого у нее было не отнять…

А еще и излишней болтливости, коль уж в своей гордыне неосмотрительно решила похвалиться своим единственным племянником, который, к ее все ж вящей радости, не остался бобылем, а женился на молодой разумной женщине. Видимо, счастье сверх меры окрылило миссис Шоу, заставив задрать нос так, что и оглоблей не достанешь, вот и сболтнула эту ересь, зная отношение Снейпа к политике в целом…

— И все ж… крепитесь, Северус, — Альбус пожал его руку на прощание и полез в карету. — Все ж по воле Господней вы не один в этом суетном мире.

— Спасибо, святой отец.

Снейп сжал руку старику, подсадил того, дождался, когда карета выедет со двора, и только потом направился в дом. В прихожей на него пахнуло теплом, и Северус на миг забыл о трауре, но взгляд нашел занавешенное зеркало, и реальность напомнила о себе горьким удушьем.

Сняв пальто, он прошел в гостиную, где его дожидалась жена, сидя у камина. Она даже не переоделась после ужина, так и оставшись в траурном платье. Рядом с ней на столике стоял поднос с чайником и чашками китайского фарфора. Северус вспомнил, как тетка тряслась над ним, берегла на черный день, а в итоге никогда не доставала его даже при гостях. И вот однажды его угораздило неосмотрительно разбить одну чашку из этого сервиза — миссис Шоу здорово его тогда потрепала, даже поставила в угол, оставив на ужин без сладкого. Северус почти не плакал, ведь смертельно был обижен на тетку за наказание, а потому преисполнился гневного терпения и стоически простоял в углу до темноты, не отзываясь на ее голос. Миссис Шоу тоже немало разгневалась непослушанием со стороны племянника и отправилась наверх, демонстративно топая ногами и не погасив в гостиной лишь один подсвечник. Напоследок она обернулась, и женское сердце дрогнуло при виде сиротливой фигурки в сумрачном углу, что-то надломилось в душе, и миссис Шоу простила племянника.

Северус и сейчас ощутил эти объятия, эту теплую руку на своей щеке и вздохнул, отгоняя непрошенные воспоминания. Он сел в другое кресло и взял протянутую ему чашку чая. Нос пощекотал букет из душицы, мелиссы и мяты.

— Я подумала, что не помешает успокоительный чай, — тихо проговорила миссис Снейп. — День был тяжелым и… следует лечь спать раньше.

Северус кивнул, сделав глоток чая. Легкое освежающее послевкусие осталось на кончике языка, а на плечи все больше и больше стала давить усталость от бессонной ночи, хлопотных похорон и опустошающего горя. Он цедил чай, ощущая себя в каком-то странном сне, неправильном и пустом; после такого сна обычно долго щемит сердце и болит голова, а реальность кажется еще одной сонной лакуной и причудливой игрой разума. И в этом сне его сдержанная жена старалась выказать участие, пытаясь неловко завязать разговор о погоде и последующем переезде домой.

Домой… это слово было странно слышать из уст миссис Снейп, которая теперь полагала своей вотчиной дом в Визардшире, тяготясь мрачным домом в Спайдершире. Для Северуса понятие «дом» носило несколько абстрактный характер — ведь в родительском доме он не чувствовал себя в полной мере уютно, как и здесь, несмотря на своеобразную любовь со стороны родственников, позднее в сознательном возрасте дом стал казенным местом, казармами, где прошла большая часть жизни.

Чашка звучно стукнула о блюдце.

— Нам придется здесь задержаться до тех пор, пока не будут соблюдены все порядки и приличия, миссис Снейп, — наконец ответил, Северус, словно вынося приговор.

Гермиона на миг потеряла дар речи — три месяца! Три месяца носить траур и сидеть взаперти в этом ужасном, мрачном доме! Конечно, дом супруга в Визардшире не был образцом радости или света, но все же здесь все стало гораздо мрачнее после трагического события. Не было и минуты, в которую она не чувствовала могильный холодок, ползший по спине, а стены не давили, особенно в сумрачный час. Миссис Снейп не допила чай, потеряв к нему всякий интерес. Безусловно, придется справлять все приличествующие поминальные даты и соответствующие службы. Для Гермионы это казалось новой головной болью, но… мама ее предупреждала, да и нельзя все перекладывать на плечи Северуса, тот и так вымотан этим внезапным несчастьем.

— Безусловно, мистер Снейп, — кивнула с достоинством Гермиона, подливая ему еще чаю. — А что делать с нашими питомцами? Ведь три месяца для них большой срок…

Северус обвел взглядом теткину гостиную. Наверняка беспокойство супруги главным образом касалось ее дражайшего кота, который в порыве тоски мог испортить мебельный гарнитур, гардины или, чего доброго, панели в комнатах. Он уже предвкушал, как этот наглый комок шерсти будет здесь осваиваться со всей ему присущей беспардонностью, а его драгоценнейшая миссис Снейп по обыкновению найдет оправдание всем учинившимся безобразиям. Северус вздохнул, задумчиво сделал глоток чаю и перевел взгляд на нее:

— Я пошлю Шелдона за ними.

— Благодарю, — отвечала миссис Снейп, беззвучно помешивая ложечкой чай.

Ей удалось вложить чуть больше сердечности в эти слова, чем всегда. Безусловно, она думала о Живоглоте, а также помнила о Поле — в последнее время мопс был несколько плох, что вызывало у миссис Снейп беспокойство. Но мимолетное недомогание оправдывалось либо перееданием, либо талантом давить таким образом на жалость и привлекать внимание. Каждый раз миссис Снейп зарекалась и каждый раз с потаенной тревогой брала собаку на руки, интуитивно осматривала, а после позволяла ему лежать на коленях и даже чесала притворщику пузо. Другая мысль, более логичная выражалась в другом: собаки и кот внесли бы движение в дом, отогнав тоску и напомнив мимолетно о простых радостях жизни, которые никуда не делись со смертью, пусть и близкого, человека.

Какое-то время они молчали, ибо не знали, что сказать, как выразить некую благодарность словами за ту поддержку, что в разное время по-разному оказали друг другу. Часы медленно отстучали одиннадцать часов. Миссис Снейп тихо нарушила молчание:

— Уже поздно.

Северус кивнул и встал с кресла. Чай в чайнике уже давно кончился, как и необходимость сидеть в темноте гостиной, где уже начал прогорать камин. Молодая женщина проворно убрала следы чаепития со стола и быстрым шагом ушла на кухню. Северус задумчиво прошелся по темной от крепа и зимней неприветливой ночи гостиной, глядя на темную мебель, после тяжело вздохнул, взъерошив волосы. В дверях появилась миссис Снейп, но Северус отправил ее наверх, пообещав, что придет позже.

Во рту было горько до кислоты. Он не курил, бывало, во времена молодости, еще в начале службы начал смолить так, что вечно испытывал дефицит в табаке, но это помогало усмирить натянутые как канаты нервы. Особенно тяжело было отказываться ночью, сидя в засаде — ведь сипаи не курили, но легко опознавали по дымку расположение английских солдат. После случая на службе, когда произошел взрыв и погибли люди, Северус выкинул все трубки и табак и зарекся курить, а теперь… было желание. Просто ощутить этот привкус, расслабить стальную хватку, снова стянувшую каждый нерв. Вместо этого Снейп принял терапевтическую долю виски, достаточную, чтобы расслабиться, но не достаточную, чтобы захмелеть.

Миссис Снейп уже успела переодеться в ночную рубашку и нырнуть под одеяло, когда он появился в спальне. Женщина терпеливо дождалась, когда муж ляжет рядом, аккуратно поправила грелку между ними и погасила свет в ночнике. Она не спрашивала, что делал в гостиной Снейп, более того, не знала, как нарушить это тягостное молчание, довлевшее над ними подобно мечу.

Первым нарушил молчание Северус:

— Спасибо, миссис Снейп.

Гермиона нашла в темноте его руку и легонько сжала его пальцы:

— Доброй ночи, мистер Снейп.