Взаимовыгодное предложение (гет)

В воздухе разливался сладковатый запах весны. Влажный, будоражащий, он закрадывался в любую мало-мальскую щель и наполнял собой все комнаты вплоть до чердака и погреба с соленьями.

В поместье Грейнджеров этот запах был особенно свежим и сладким из-за старого сада с разнообразными плодовыми деревьями, что заполняли всю территорию поместья вопреки пристрастию других землевладельцев к подстриженным кустам.

Северус Тобиас Снейп не спеша прохаживался по саду, борясь с желанием потереть отяжелевший от столь густых благоуханий висок. Но он сдерживался и лишь позволял себе сдержанно кивать в такт словам своего соседа.

Мистер Грейнджер, хозяин этого великолепного сада, за которым виднелся еще недурной, недавно отремонтированный дом его предков, говорил не спеша, но обстоятельно. Как и всякий уважающий себя землевладелец, он вникал во все дела своего управляющего, следил за своим превосходным прудом с жирными карпами, а также не спускал глаз с леса, который делил со своим соседом — полковником Северусом Тобиасом Снейпом.

Разница между этими почтенными джентльменами была небольшой, но, как известно, мелкие различия в сущности составляют значительную часть портрета каждого из них. Мистер Грейнджер был высок, хорошо для своих лет сложен и умен. Карие его глаза смотрели на все спокойно и рассудительно. Темно-русые волосы еще подвивались у него на высоком и чистом лбу, создавая обманчивый образ мечтателя и сбавляя мистеру Грейнджеру лишних пять лет. Он умел сойтись с любым человеком, для каждого мог найти доброе слово, словом, все считали мистера Грейнджера человеком приятным в общении.

Сам Снейп, будучи полковником в отставке, последний десяток лет уже жил в соседнем с Грейнджерами поместье, доставшемуся ему от его давно почивших родителей. Дом его был не менее крепок и добротен, но мрачен. Лес почти подступал к его угодьям, что ничуть не мешало Снейпу. Поговаривали, что он долгое время жил в Европе, даже вращался в высшем свете. Что было удивительно слышать, наблюдая практически отшельнический образ жизни полковника Снейпа. Он слыл образованным человеком, так как говорил по существу с глубоким знанием дела. Но зачастую его реплики не выходили за грань вежливого необходимого общения, а его тяжелый взгляд мало кто выдерживал. Мужчины признавали в нем настоящего джентльмена, человека недюжинного, но предпочитали общество более мягкого и общительного мистера Грейнджера. Женщины при встрече с полковником лишь приветствовали его как можно более непринужденной улыбкой, но ни одна не питала и малейшей надежды спихнуть ему ни свою незамужнюю сестру, ни дочь на выданье, так как полковник не проявлял никакого интереса к местным красавицам. Конечно, матримониальные вылазки предпринимались, но Снейп с изворотливостью убежденного холостяка пресекал их на корню и с истинным, только ему понятным наслаждением, пользовался преимуществом своего обособленного положения и жил так, как ему хотелось. Жесткие накрахмаленные воротнички, трость с серебряным набалдашником со странным узором, всегда черный широкий галстук, темные костюмы без клеток и рисунков, шелковые жилеты и до блеска вычищенные ботинки — весь его безупречный породистый облик считался истинным щегольством. И не мудрено при доходе в пять тысяч в год! Его сосед мистер Грейнджер имел практически равный доход в четыре тысячи, но не всегда разумно им распоряжался.

В виду такой разности характеров, дружба жизнелюбивого Грейнджера и мрачного Снейпа у многих вызывала недоумение. Сблизила их, как ни странно, школа, в которой на добровольных началах они оба преподавали общеобразовательные науки детям фермеров.

— Так, стало быть, вы предсказываете в этот раз победу на нынешних выборах либералам? — в который раз спросил мистер Грейнджер, глядя на своего спутника.

— Именно, — ответил мистер Снейп коротким кивком. — В тот раз консерваторы побеждали два раза, вы ведь не думаете, что либералы это просто так стерпят?

— Старик Мондей уже потирает руки, — хмыкнул мистер Грейнджер, переводя взгляд на яблоневые цветы. — Кто бы сомневался, что этот старый вояка упустит свой шанс снова покрасоваться с синей лентой губернатора…

Снейп лишь покривил краем рта, что воспринималось как улыбка, и все же потер тяжелый висок.

— Это мы узнаем не далее как осенью, — глубокомысленно изрек мистер Грейнджер. — Что вы думаете о нынешней весне, сосед?

— Добропорядочный хозяйственник ее бы благословил, — сухо ответил Снейп, чуть щурясь на белые цветы. — Судя по всем приметам, год будет урожайный.

— И преподобный Альбус не преминет сказать на проповеди, что это все его молитвами!

Мужчины засмеялись. Они оба скептично относились к религии и всем ее приметам, хоть и посещали воскресные мессы, как и всякие добропорядочные граждане. Мистер Грейнджер, питая уважение к местному настоятелю, даже позволял себе молчать во время его проповеди, а Снейп держал непроницаемое лицо и не хмыкал презрительно на каждую реплику старца.

— Да… — вздохнул мистер Грейнджер, подходя к лавочке в самой густой тени своего сада. — Год будет урожайный… на все.

Он сел сам и коротким жестом предложил сесть рядом и соседу.

— Намекаете на предстоящие свадьбы? — как и всякий закоренелый холостяк, мистер Снейп не мог отказать себе в удовольствии поиронизировать на эту тему.

— Вы очень проницательны, сосед, — пошутил невпопад мистер Грейнджер.

Снейп скользнул быстрым взглядом по чуть поникшим плечам соседа, но промолчал. До него доходили слухи, что Грейнджеры собирались ладить свадьбу своей единственной дочери с каким-то недотепой по фамилии Уизли. Одного взгляда на этого рыжего и развязного, как плутоватый лакей, парня ему хватило, чтобы сделать тысячу и один неутешительный вывод об избраннике юной мисс Грейнджер.

— Уже утомили предсвадебные хлопоты? — иронично хмыкнул он, глядя на осыпающиеся лепестки. — Можете сэкономить на украшениях и сделать все в этом саду. Если все к тому времени не опадет.

Мистер Грейнджер как-то кисло улыбнулся.

— Спасибо за совет. Но миссис Грейнджер не потерпит столько народа в этом саду.

— А ваша дочь?

При упоминании о дочери улыбка мистера Грейнджера стала похожа на застывшее желе. Снейп попытался покопаться в памяти, но висок лишь заныл. Тупо и больно.

Молчание затягивалось. И Снейп уже вознамерился распрощаться с соседом, как тот словно очнулся и посмотрел на него пристальным серьезным взглядом.

— Вы слышали что-нибудь о мистере Рональде Билиусе Уизли?

— Ничего кроме того, что он младший сын в своей семье. И что родом, кажется… в народе это место зовут Норы… — припомнил Снейп. — И это все я слышал от вас.

— А как вам этот молодой человек?

Северус удивился, но виду не подал.

— Вы уже сомневаетесь в его… м-м-м… намерениях?

Мистер Грейнджер тяжело вздохнул и ответил:

— Будем откровенны, мистер Снейп. Если я завел этот разговор, значит… есть основания.

— И какие? — Северус невольно заинтересовался и уже открыто помассировал висок.

— Вы слышали что-нибудь о недавнем исчезновении девицы Браун?

— Увы. Только то, что она исчезла. И вот уже неделю ее ищут, — не будь Снейп одурманен зноем и запахом, он бы начал догадываться быстрее, но пока только тяжело вызывал в памяти образ вульгарно смазливой мисс Лаванды Браун.

Висок продолжал ныть. И даже живительная прохлада не спасала.

И мистер Грейнджер, пристально посмотрев на соседа, тяжело вздохнул и коротко, по возможности сухо изложил все факты. В исчезновении данной юной особы оказался повинен Рональд Уизли. Коварный соблазнитель скрылся с девицей, наплевав на данное слово мисс Гермионе Грейнджер, своей невесте, и даже не потрудился объяснить свой поступок ни словом, ни запиской. Миссис Браун старательно делает вид, что так и должно быть. А мистер Браун лишь переходит дорогу на другую сторону, завидев кого-то из Грейнджеров.

А Снейп слушал и не вполне понимал, зачем ему эта глупая, в духе бульварных романов, история. И уж тем более из уст его благоразумного соседа.

В конце рассказа лицо мистера Грейнджера уже было похоже на старинную маску из Китая. Но улыбка его не была ни снисходительной, ни ласково-ироничной. В нем всем бесилась поруганная гордость и горечь от собственного бессилия. Взгляд же был усталым. Сейчас он показался Снейпу уже не молодящимся, бодрым щеголем, а обыкновенным помещиком в нелепых клетчатых штанах.

— Что скажете, сосед? — устало посмотрел на Снейпа мистер Грейнджер. — Хорошенькая история, верно?!

— Хорошенькая, — медленно согласился Северус. — Как бульварный листок.

Мистер Грейнджер кисло осклабился и снова стал похож на растаявший пудинг.

— Кто-то еще знает?

— Никто, — был короткий ответ. — Но слухи уже поползут, ибо миссис Браун из любого позора выйдет пречистой девой, но очернит любого честного человека.

Снейп коротко кивнул, соглашаясь, и снова помассировал нывший висок. Миссис Браун была способна на многое, он это знал. И, глядя на саму мисс Браун, не сомневался в не самом лучшем нраве и порядках в доме ее семьи.

— И что вы намерены делать?

— Приглашения на свадьбу еще не разосланы. Приготовления остановить мы не можем. Благо, о помолвке знают только родственники и самые близкие друзья, — начал мистер Грейнджер со всей своей практичностью.

Снейп лишь вздохнул про себя. А о дочери ни слова. Странно.

А мистер Грейнджер все продолжал про последствия, про усилия, потраченные всуе, про обещания, данные впустую. Коснулся мельком и дочери, упомянув о ее репутации. И Снейп даже успокоился.

Но висок кольнул снова и в этот раз предостерегающе.

— …И в связи с этим осмелюсь предложить вам выгодную сделку, — донеслось до Северуса.

Удивление совпало с новым покалыванием в виске. Справившись с собой, мужчина скептично вскинул бровь:

— В каком это месте выгодную?

Конечно, сделка потенциально обещала быть выгодной, но необходимо знать для кого именно…

Мистер Грейнджер кашлянул в кулак и коротко изложил суть дела. Снейп молча внимал, отмечая разумность слов соседа. Во-первых, они были соседи, делили они один лес. Мисс Грейнджер — единственная наследница всего родительского состояния в виде леса, дома, сада и пруда, получала еще и хорошее приданое в круглую сумму почти в две тысячи. И все это отходило ее счастливому супругу — во-вторых. А еще мисс Грейнджер слыла спокойной и рассудительной девушкой, грамотной во многих насущных делах, словом, практичной особой — и это было третьим вразумительным аргументом.

Выдохнувшись, мистер Грейнджер ждал ответа. Снейп мысленно добавил к вышеперечисленному жирных карпов в пруду Грейнджеров и лишние несколько сотен акров хорошего леса и осторожно кивнул.

— Заманчиво, мистер Грейнджер, — медленно, взвешивая каждое слово, ответил Северус, не став договаривать за своего деликатного соседа о последующем владении им и его потомками угодьями Грейнджеров. — Можно подумать над вашим… выгодным предложением…

Мистер Грейнджер прищурился в ожидании ответа. От него не укрылся блеснувший интерес во взгляде соседа, что было хорошим знаком: если полковник Снейп не выскажет свое решение сейчас, то обстоятельно обдумает услышанное предложение на досуге, а после вынесет свой вердикт. Но ждать пришлось всего десять минут.

Вскоре джентльмены пожали друг другу руки и разошлись по своим делам, в полной мере удовлетворенные взаимовыгодным решением.

Известие о приостановленных ненадолго приготовлениях к предстоящему замужеству Гермиона восприняла с внешним спокойствием. Но в глубине души дрогнула струнка: неужели Рональд одумается и решит вернуться?.. Девушка тихонько вздохнула и даже незаметно сморгнула подступившую радостную слезинку.

Но весь вид отца, равнодушный и обыденный голос опровергали ее надежды. Мисс Грейнджер решила внимательно прислушаться к словам отца. Сдержанный тон, жесты, осторожные, но веские слова в обосновании причин, по которым приготовления к свадьбе приостанавливались на несколько месяцев, пространные описания подсказали ей, что говорят о знакомом человеке, но… Папа будто чего-то опасался. Или считал себя виноватым?

На прямой вопрос о Роне Уизли мистер Грейнджер как-то неопределенно поморщился и ответил:

— Данный субъект в моих глазах не джентльмен, Гермиона. Поэтому свадьбы с ним у тебя не будет.

— Тогда с кем? — внутри у девушки все сжалось от необъяснимой тревоги.

— С нашим соседом. Ты ведь помнишь мистера Северуса Снейпа?

— Конечно… он ведь раз в две недели приходит к нам играть в вист… — пробормотала сбитая с толку Гермиона. — А почему он?

— Потому что я ему доверяю.

В мисс Грейнджер начало что-то закипать. Что-то странное, похожее на гнев. Не столько на отца и его решение, сколько на ситуацию в целом.

— Он… отказался? — голос ее звучал глухо из-за едва сдерживаемой ярости.

— Нет. Он охотно принял мое предложение. И обещался нанести официальный визит не менее чем через неделю.

Слова отца доносились до нее как через вату. Ее душили гневные слезы. Но вместо этого Гермиона кусала внутреннюю сторону щеки и до побелевших костяшек пальцев сжимала томик Чосера.

Почему именно Снейп?! И почему именно он согласился?! И почему папа так поступил?! И как это допустила мама?!

— Если ты против, то… то можешь сказать и мы все отменим… — услышала она голос матери.

Мама как всегда умеет смягчить и приободрить. Внезапно Гермионой овладел какой-то бес вредности, иначе бы она не сказала:

— Нет. Я согласна. Спасибо. Меня все устраивает.

И только когда пальцы свело на корешке книги, девушка поняла, что сказала. Захотелось тут же хлопнуть себя по лбу Чосером. Но было поздно. Родители, как ей показалось, облегченно вздохнули и поспешили ее заверить в том, что мистер Снейп человек порядочный и от него не придется ждать тех же выходок, что и от Рона.

Когда дверь захлопнулась и девушка осталась одна, Гермиона отбросила от себя книгу и позволила себе бессильно разрыдаться.

Почему?.. Почему именно с ней?!

Мисс Гермиона Джин Грейнджер была разумной девушкой. Ее острый, цепкий ум признавали многие. Ее рациональная натура позволяла сдержанно вести себя в обществе и уберегала от сумасбродства. А великолепное образование в пансионе, которым заведовала мадам Макгонагалл, делало ее прекрасной собеседницей. Гермиона постоянно упражняла свой ум книгами, душу размышлениями и умными беседами с людьми круга ее отца, что делало ей честь, как смелой, но осторожной девушке. Ее наряды не отличались кричащей вычурностью, в виду чего мисс Грейнджер не приобрела репутации отъявленной щеголихи.

Мисс Грейнджер недолго рыдала в подушку после побега Рона, равно после известия о свадьбе с мистером Снейпом. Только иногда по вечерам позволяла себе пожалеть самое себя перед сном, не более. Теперь весь ее хваленый рациональный ум стремился найти плюсы из грядущего брака с человеком, которого она совсем не знала с другой стороны.

Северус Снейп всегда был для нее серьезным соседом, приятелем отца на протяжении долгого времени. Состоятелен, умен, всегда вежлив и спокоен. Настоящий джентльмен с накрахмаленным воротничком и манжетами и неизменно широким черным галстуком.

Но как он мог? Неужели он все это время видел в ней будущую жену? Или просто не смог отказаться от перспективы расширить свои владения за счет ее богатого приданого?

Голова просто кружилась от этих мыслей.

Разве мистер Снейп такой? Похотливый…? Язык просто не поворачивался назвать его старым. Хотя тяжелый взгляд черных глаз свидетельствовал о том, что мистер Снейп в свое время многое пережил, испытал и повидал. Да и глупо отрицать, что мистер Снейп практически ровесник ее отца. Но с хорошей репутацией. Да и знает его уже долго…

И все же, все же…

Гермиона вздохнула. Можно, конечно, было бы найти и плюсы. Раз он ее старше, значит, умен, и можно поговорить на разные темы. Наверняка, есть хорошая библиотека. Богат. Значит, не придется лишний раз думать о расходах, безусловно при разумном ведении хозяйства. А еще она будет всегда рядом с родительским домом. Значит, можно будет и повременить с переездом в чужой дом столько, сколько нужно.

Но все это не отменяло факта, что ни он, ни она не любят друг друга!

Только холодный расчет, который, несмотря на обычно рассудительный и спокойный характер Гермионы, воспринимался ею как преступление против любви, мечтаний и надежды на счастье. Насчет Рональда иллюзии рухнули в один миг после его бегства, но надежда, робкая и неуловимая, как лепесток, все же теплилась в душе. А теперь известие о свадьбе с нелюбимым человеком повергало ее в шок.

Именно это состояние оцепенение не позволило ей очнуться вплоть до назначения даты венчания на Михайлов день.

Полковник Снейп сильно изменил своим порядкам после объявления помолвки и теперь каждый день приходил в одно и то же время. Он неизменно приносил ей букет цветов — мягкие, пышные розы. Гермиона принимала букет со всей должной вежливостью и признательностью, ставила его в вазу, которую никогда не забирала к себе в комнату. Розовый запах, казалось, ее душил во сне и бередил страдальческие нотки в душе. Как девушка разумная, мисс Грейнджер сознавала различие букетов Снейпа и Рона. Один приносил богатые букеты, другой же полевые цветы, которые казались невзрачным веником для засушки снадобий в доме знахарки. Но Гермионе были милей всего букеты Рона, потому что они шли, как ей казалось, от сердца.

Снейп был достаточно начитанным и вежливым собеседником. Гермионе было тяжело подобрать тему, где могла бы услышать только его голос. Но полковник Снейп довольно тактично и умно пытался заставить говорить ее саму. Мисс Грейнджер в такие моменты начинала чувствовать себя, как на экзамене перед вдумчивым, строгим учителем. Рональд же нередко перебивал ее, пылко рассказывая очередную захватывающую небылицу. Это забавляло начитанную мисс Грейнджер, и вызывало искреннюю улыбку.

Оцепененный, но изворотливый ум мисс Грейнджер не смог выдумать никакой забавы лучше, чем чтения до чая. Обычно садились в гостиной. Гермиона стремилась сесть как можно дальше, к окну, несмотря на все ухищрения матери, отец у камина с сигаретой, мать напротив кресла полковника Снейпа. Гермиона не старалась выбрать книгу, просто брала что-то наугад, что читала, но не слишком любила перечитывать. Голос Снейпа, послушно читавшего философские трактаты Эразма Роттердамского из библиотеки Грейнджеров, не будил никаких чувств и уж тем более ненужных воспоминаний. Мисс Грейнджер все чтиво смотрела в окно, терпеливо ожидая чая и конца этого ритуала. После чая полковник откланивался и обещался прийти на следующий день. Так время и тянулось до Михайлова дня.

Сама сцена предложения была так обыденна и проста до безобразия, что не была достойна никакого упоминания даже в самых простых дамских романах. Мисс Грейнджер черканула в дневнике напротив даты 9 августа следующее:

«Полковник пришел как обычно во второй половине дня. В этот раз букет состоял из роз и пионов, розовых и голубых, я приняла букет и воздала ему должную похвалу, затем определила в большую вазу в гостиной, единственную подходящую по размеру этому творению. Мать деликатно отложила шитье и удалилась, оставив нас одних. Держу пари, подслушивала за дверью, так как все знала от и до. Безусловно, это был закономерный итог его трехмесячных ухаживаний (с начала мая по начало августа). Полковник не стал становиться на колено, не стал произносить пылких речей. Его предложение более походило на деловое, нежели романтическое. Этого и стоило ожидать, но отчего-то я все равно надеялась на более сердечное признание. Он не сказал, что любит меня, не сказал, что я ему мало-мальски симпатична, вместо этого полковник наоборот отметил наше долгое знакомство как следствие близкого соседства. В числе достоинств, кои сподвигли его на этот решительный шаг, были моя серьезность, рассудительность, происхождение. О внешности и годах полковник деликатно умолчал, за что я ему благодарна, ибо в таком случае я была избавлена от необходимости швырнуть ему в лицо букет и тем самым прослыть особой неуравновешенной и весьма опасной для его непоколебимой натуры. К числу его достоинств относились серьезность, прочное финансовое положение и должное уважение, которое он питает ко мне. Свадьба была делом решенным (и далеко не мной), посему мне ничего не оставалось делать, кроме как согласиться. Пылких объятий не было, равно как и поцелуев (о которых я все равно тщетно когда-то мечтала). Полковник ограничился сухим и теплым поцелуем моей руки.

Хочется плакать…»

Накануне свадьбы мисс Грейнджер кропотливо собрала свои пожитки и приданое, которое состояло не только из предметов первой необходимости, но и из любимых книг, а также самого ценного — дневника. На подвенечное платье Гермиона не могла смотреть без внутреннего отчаяния.

Безусловно, такой исход самый выгодный. Это все лучше, чем быть опозоренной или старой девой. За время так называемого сватовства полковник Снейп лишь укрепил ее первоначальное впечатление о себе как о человеке просвещенном, даже прогрессивном, несмотря на возраст. Однако именно возраст полковника Снейпа заставлял ее трезво оценивать свое будущее с супругом в виде неизбежной необходимости через какие-то десять-пятнадцать лет ухаживать за все более и более стареющим мужем: фланелевые жилеты, вынужденное затворничество вместо поездок в город, тесное знакомство с врачом и бдение неустанное за жизнью и здоровьем «дорогого» супруга.

Впрочем, ее немного успокаивали слова отца, который пообещал не упустить своего и составить самый выгодный для нее договор с полковником Снейпом. Содержание этих бумаг, как потом узнала новоиспеченная миссис Снейп, обеспечивало ей относительную финансовую независимость в виде свободного пользования приданым в размере полутора тысяч фунтов во время замужества, а после смерти мужа она имела право на часть земель и дохода с этого участка, детям также причиталась определенная сумма. Это обстоятельство несколько смягчило мисс Грейнджер в отношении мужа, который, подписав договор с такими условиями, благородно не посягал на ее приданое, и уверило в его благих по отношению к ней намерениях.

Чемоданы уже были упакованы, и Гермиона стояла перед зеркалом в своем подвенечном платье. Мэри, верная камеристка, ползала на коленях, поправляя длинный подол. Миссис Грейнджер ворковала рядом, украшая голову дочери традиционным венком из яблоневых цветов. В такую сухую, ветреную осень достать венок было затруднительно, но миссис Грейнджер с честью вышла из этого испытания, достав заветные цветы и мастерски прикрепив длинную фату к этой хрупкой конструкции.

— Когда я выходила замуж, — вспоминала миссис Грейнджер, указывая Мэри, где поправить складки на платье Гермионы, — тогда только входили в моду кринолины. И была весна, все цвело, пахло…

Мисс Грейнджер помалкивала, стараясь не шевелиться, так как Мэри взяла в руки булавки, чтобы сделать подол наиболее удобным для ходьбы. Свадьба родителей воспринималась как идеал и всегда служила красивой сказкой, которая теперь ничего кроме горечи не приносила. Наконец, Мэри выпрямилась и отряхнула свое рабочее платье. Миссис Грейнджер велела ей переодеваться — ведь верная Мэри переезжала вместе со своей мисс в другой дом.

— Но Уэльс в это время все равно приветлив, — миссис Грейнджер задумчиво смотрела в окно.

Гермиона глянула на точеный профиль матери, которая также была одета в светлое платье, но другого, более чопорного кроя нежели дочернее, и невольно позавидовала — у нее-то был выбор, сделанный правильно. Миссис Грейнджер отвернулась от окна и взяла руки дочери в свои.

— У тебя холодные руки, — встревожилась она. — И ты бледна с утра. Тебе нездоровится? Постой, я дам тебе своих успокоительных капель…

— Мне страшно, — призналась через силу мисс Грейнджер. — Мама, что мне делать? Я же совсем… совсем ничего… и никак… — рыдания душили ее больше тугого корсета.

Миссис Грейнджер с силой сжала ее руки и твердо проговорила:

— Гермиона. Посмотри на меня.

Несчастная невеста подняла голову и глянула в спокойные материнские глаза.

— Запомни одну вещь, пожалуйста, — заговорила миссис Грейнджер, давя в себе волнение. — Брак — дело непростое. И любви свойственно увядать, как этим яблоневым цветам, — она коснулась цветов на венке дочери. — Против времени способны устоять только верность и уважение к друг другу. Я бы на твоем месте не недооценивала полковника, который, несомненно, тебя уважает. Помнишь, что я тебе говорила всегда?

Мисс Грейнджер судорожно кивнула.

— Быть опорой, хранительницей дома… примерной женой и матерью… и вести себя в любых обстоятельствах как леди, — проговорила она.

— Вот, — миссис Грейнджер горячо кивнула, отчего ее большие жемчужные серьги качнулись в такт. — Леди не порочит свою семью. Попробуй ему доверять и видеть в нем опору…

— Но… я его совсем не знаю и… там не мой дом, — попробовала возразить Гермиона, отчаянно глотая самый важный возглас.

— Да, но он будет твоим! — миссис Грейнджер сжала ее пальцы до хруста. — Пойми! Никому и никогда не было просто! Взаимная склонность к друг другу дополняет, облегчает отчасти эту сложную работу, но… Это долг, Гермиона. И ты должна достойно его исполнять!

Мисс Грейнджер потерянно молчала. Ее мать, утомленная этой эмоциональной вспышкой, плеснула в стакан воды, накапала туда успокаивающих капель, выпила и подготовила такой же стакан для дочери.

— Ты упаковала тот журнал, который я тебе дала? — к миссис Грейнджер вернулось ее самообладание.

Гермиона кивнула и покорно осушила стакан.

— Хорошо, — миссис Грейнджер с удовлетворением поправила свою прическу. — Главное не сопротивляйся и во всем полагайся на мужа. В семейной жизни возраст — огромный плюс, отпадают многие… трудности, которые приходят с ведением быта, — нашла она подходящий эвфемизм.

Подавленная и раздосадованная Гермиона не стала уточнять про всякие «трудности быта». В комнату со стуком просочилась Мэри в простеньком платье цветами и замерла в ожидании приказа.

— Я собрала все вещи, миссис, — сообщила она.

— Хорошо, — миссис Грейнджер кивнула. — Боб выдал тебе расчетные?

— Да, миссис. Большое спасибо, — Мэри опустила голову в благодарном поклоне и сделала книксен.

Миссис Грейнджер чуть улыбнулась и царственно вышла из комнаты, затем поплелась вслед за матерью невеста. Последняя выходила Мэри, которая заперла все на ключ и суетливо заспешила за хозяевами.

Гермиона не миновала, как и всякая невеста, участи быть поздравленной и зацелованной добрыми друзьями и родственниками, которые приехали на ее торжество. От трогательно слезных возгласов «какая красавица!», «я помню ее совсем крошкой!», «совсем большая стала… невеста!» у мисс Грейнджер заболела голова. Присутствию Мэри рядом Гермиона была даже благодарна.

По пути до церкви у Грейнджер чуть не слетел с головы венок с фатой, что было воспринято как благая примета — головокружительная семейная жизнь. А само состояние погоды посчитали вполне приемлемым для медового месяца в Уэльсе.

— Как раз будет сухо и гораздо теплее!

Слыша эти заверения, миссис Грейнджер лишь кивала удовлетворенно головой.

— В Уэльсе дивная пора. Ничего не припомню лучше. Хотя, кажется… курорты в Бате довольно неплохи, но теперь стоит дождаться лета.

Гермиона старалась не слушать, осторожно ступая по дорожке к церкви. Благо, отцовская рука твердо держала ее на этом ветру. Не обошлось и без шуток по поводу худобы мисс Грейнджер — «кабы не унесло ветром бедняжку!».

При виде фигуры в черном мундире Гермиона словно оцепенела и стиснула в руке свадебный букет. Снейп стоял у алтаря неподвижно, будто статуя, прямой, словно жердь и невозмутимый, как океан. Гермиона подошла к алтарю, не видя никакой необходимости спешить. Она не заметила ни взгляда, которым ее окинул жених, ни мягкой улыбки, ни легкой, едва заметной порывистости его движений, когда он развернулся вместе с ней к священнику. Мисс Грейнджер хотела оказаться где угодно, только не в этой церкви с навязанным женихом, но это желание было невыполнимо.

Гости устроились на своих местах, гул стих, и священник, благочестивый Альбус, начал венчание. Тем временем не менее набожные и благочестивые матроны получили возможность перетереть косточки всем здешним присутствующим и в первую очередь молодоженам. На повестку дня были вынесены такие важные вопросы как: и размер приданого невесты, и доход жениха, и место для медового месяца, и возраст брачующихся, и туманные обстоятельства такой свадьбы, и бледный вид невесты, и удовлетворенный жениха, и прочая, прочая…

Миссис Бёрк в который раз склонилась к своей подруге миссис Хёрд и, не размыкая губ, прошептала:

— А что ж… некий Рональд Уизли не рискнет отбить невесту? Кажется, свадьбу-то с ним сперва ладили…

Миссис Хёрд вскинула брови в удивлении. Миссис Бёрк радостная в том, что перещеголяла в осведомленности свою прыткую соседку, торопливо принялась излагать обстоятельства дела, мол, раньше-то за мисс Грейнджер ухаживал рыжий парень по имени Рональд Уизли, младший из семьи бакалейщиков Уизли, да-да, тех, что с самых Нор; и дело-то вроде спорилось, юноша был настойчив, пошло к свадьбе, хоть о помолвке хитрые Грейнджеры и не сообщили всей округе, но все предвкушали сие событие на Иванов день, да только просчитались — жених буквально сбежал из-под венца, прихватив с собой некую Лаванду Браун, которая ничем не погнушалась и сорвалась с ним на край света…

— Да беременная она уже, вот тебе мой весь сказ, — твердо завершила свой спич миссис Бёрк.

— Кто? — задремавшая миссис Хёрд чуть встрепенулась и обратила на невесту у алтаря более пристальное внимание. — Дочка Грейнджеров?

— Окстись ты, старая колода! — не выдержала миссис Бёрк, чем заслужила укоризненное шиканье. — Снейп поди дурак, брать в жены брюхатую девку! Ты глянь на нее, кожа да кости, в чем душа держится! Я про девицу Браун!

Миссис Хёрд успокоено прикрыла веки.

— Как пить дать, иначе стал бы Уизли упускать такой кусочек, как мисс Грейнджер, — покивала миссис Бёрк в такт своим словам. — Ой, прости господи, уже миссис Снейп, — поспешно поправилась она, видя, как молодые обмениваются кольцами.

Гермиона чуть не уронила кольцо, которое надевала мужу на палец, но Снейп незаметно придержал ее руку, и все прошло гладко. Грейнджер со всей горечью признала — все, отступать некуда. К ее губам прижались чужие сухие губы, и миссис Снейп оглохла от звуков ликования, которые гулом прокатились под церковными сводами.

Теперь удерживать ее на месте от порывов ветра предстояло не отцу, а мистеру Снейпу, ее мужу.

Миссис Снейп смотрела в окно, держа на коленях книгу. Поезд мчался на всех порах, а в купе царило молчание: только изредка раздавался протяжный гудок, да мерный стук колес. Чемодан даже не пришлось распаковывать — по традиции молодые отправлялись сразу в свадебное путешествие, в их случае это был Уэльс. Времени только хватило, чтобы наспех переодеться и убрать серьги в шкатулку. Мэри только прошелестела: «Я все выглажу, мисс!» и запихнула подвенечное платье в чемодан. На поезд они успели. И ради чего? Сидеть одним в купе, уткнувшись каждый в свое чтиво? У мужа газета, которую он купил у мальчишки, у нее роман Диккенса «Дэвид Копперфилд».

Гермиона вздохнула про себя, украдкой глядя на мужа. Вопросы роились как стая надоедливых мух, из которых выделялся один самый главный: для чего такая спешка? Зачем понадобилось так спешно уезжать после венчания, да и для чего нужно целое пустое купе, пусть и на три часа? Особенно, если час они промолчали, читая каждый свое. Ее служанку, как и камердинера, можно было найти только во втором классе — спасибо и на этом. Мэри совсем не привыкла к тесным дурно пахнущим вагонам третьего класса. Да и камердинер Снейпа… Шелдон, кажется… выглядит порядочным человеком.

Снейп казался поглощенным чтением. Миссис Снейп присмотрелась к нему внимательнее — значит, когда сосредоточен, хмурится. Но что он такого прочел? Что вызвало такую реакцию? Что-то о политике? Или экономике? Гермиона с горечью поняла, что за отведенных три месяца ничего о Снейпе так и не узнала, не говоря уже о последнем десятке лет его соседства… Но тут же нашла себе оправдание — все получилось внезапно, да и как мужчина он себя никак не проявлял, даже не рассказывал ничего о себе. Вся фигура мужа в сознании Гермионы характеризовалась словосочетанием «полковник Снейп».

Ей более ничего не оставалось, как рассуждать логически. Раз муж полковник, значит, служил в армии, папа упоминал что-то про Индию. И служил хорошо, раз получил такое звание, наверняка был на хорошем счету. Живое девичье воображение попыталось нарисовать нечто подвига с участием Снейпа, но Гермиона сдалась: ее муж слишком серьезен для подвига. Да и в армии ли? Ведь мундир черный. Крамольная мысль о вранье со стороны мужа была снова откинута в виду несостоятельности. Снейп хоть и упоминал, что служил, но никогда не распространялся про службу в Индии. Значит, не тщеславен, раз не хвастает годами службы. А может… может, и хвалиться нечем. Ведь звания достаются разным путем…

Снейп внезапно поднял взгляд, и Гермиона вздрогнула от неожиданности. Господи, у него очень тяжелый взгляд…

— Открыть окно? — он отложил газету.

Гермиона снова вздрогнула и отодвинулась вглубь своего сиденья:

— Не стоит, — вежливо ответила миссис Снейп, снова раскрывая книгу. — Сейчас осень и… нет необходимости.

Снейп тем временем сложил газету, затем вытащил из жилетного кармана часы и посмотрел на время.

— Осталось два часа, — сказал он и глянул на жену, которая буквально вцепилась в том Диккенса.

— А куда мы едем? — все же решилась спросить Гермиона.

— В Уэльс, — он даже удивился такому вопросу. — В Аберистуит.

Она недоуменно нахмурилась.

— Это относительно молодой курортный город, если можно так назвать, — пояснил Снейп.

— Вы там бывали раньше? — Гермиона пыталась лихорадочно припомнить, что это за город такой в Уэльсе.

— Пару раз проездом, — Снейп вздохнул. — Сейчас — это культурный центр за счет университета и библиотеки, которые там находятся.

Глаза напротив заблестели, и Северус позволил себе удовлетворенную улыбку. Кажется, его юная супруга обожает книги. Хотя дело, наверняка, вовсе и не в книгах… Близость с университетом создает головокружительный поток молодых людей, которые активно грызут гранит науки и активно познают окружающий мир, не пропуская ни одной хорошенькой юбчонки и…

Он про себя досадливо хмыкнул — непредусмотрительно с его стороны не подумать о таких перспективах, а польститься на удобства, мостовую, гостиницу с горячей водой, в конце концов, близость той самой библиотеки и пляж.

— Кажется, там национальная библиотека?

Остается надеяться, что благоразумие бывшей мисс Грейнджер, о котором ему прожужжали все уши, по-прежнему в силе, и ее только книги и интересуют.

— Да, — голос ровный, но почему она разом поникла? — Если будет время, то… можно посетить данный объект.

Гермиона только кивнула — разговор себя исчерпывал стремительно. Снейп отвечал на ее вопросы беспристрастно, словно читал вслух справочник, без каких-либо своих рассуждений или замечаний. Задать еще вопрос касательно курорта значило бы показать свое невежество и закоснелость, характерную для провинциальной девчонки, которая никуда не выезжала дальше родной деревни. А это для Гермионы было ужасно мучительным испытанием, несмотря на все руководства дамских журналов и повальную моду на томных, невинных красавиц. Купит путеводитель, жить станет не в пример легче.

— Но они же не выдают книги на руки, — задумчиво нахмурилась миссис Снейп, коротко глянув на мужа.

— Если понравившийся экземпляр окажется в букинистической лавке, вы обязательно его получите, — Северус позволил себе мягкую, ободряющую улыбку.

— А если нет?

Вопросы Гермионы сквозили некой детскостью и вдруг напомнили ему о той пропасти в возрасте, что разделяла их. Снейп взял газету в руки и несколько сухо ответил:

— В таком случае, надеюсь, моя библиотека удовлетворит ваш… интеллектуальный голод.

Слух Гермионы резануло слово «моя» — гложущее до этого чувство обезличенности, принадлежности, буквально прикованности захватило ее с новой силой. Ей хотелось свободы, а замужество значило для нее лишь относительную самостоятельность, если не большую зависимость. И она, по сути, всего лишь очередной экземпляр его библиотеки, который еще и нужно удовлетворять во всяком случае материально, как особого, прихотливого питомца. Лестно.

Резко кивнув, девушка уткнулась в свою книгу. До самой остановки поезда в купе царило вежливое молчание.

Ступив на перрон, Гермиона невольно почесала нос из-за чада паровоза, который готовился к дальнейшему следованию. В толчее она чуть не потеряла мужа, точнее, она хотела потеряться, но Снейп сжимал ее локоть крепко. Вскоре подоспел и Шелдон, крепкий мужчина лет сорока, который был представлен как камердинер. За ним спешила Мэри, которая была сбита с толку куда меньше своей хозяйки, благодаря шелдоновским объяснениям и описаниям привычек и нрава нового хозяина.

Заботы о багаже взял на себя Шелдон, привычный действовать без лишних указаний со стороны Снейпа. Мэри несколько выжидательно смотрела на Гермиону. Ее курносый нос покраснел от холодного ветра, а нижняя губа выпятилась от задумчивой досады. Гермиона понимала, что стоит отпустить Мэри вместе с Шелдоном — во-первых, ей нужно все приготовить, во-вторых, слугам нужна передышка от своих господ, ведь Мэри и Шелдону предстоит теперь работать в паре долгие годы…

— Мэри, помоги, пожалуйста… — миссис Снейп замялась, но все же назвала Шелдона по имени, — присмотреть за багажом. Я пока не планировала кардинально обновлять гардероб.

Горничная кивнула и тут же затерялась с Шелдоном в толпе. Послушно держа полковника Снейпа под руку, Гермиона старалась приноровиться к его широкому, несколько спешному шагу, но получалось только семенить, пока они не покинули перрон.

— У нас еще есть время до чая, — Снейп захлопнул крышку от часов. — Вы не против прогуляться по городу?

— Нет, — покачала головой Гермиона, радуясь про себя удобным ботинкам. — Сидение на месте утомляет, поэтому я не против прогулки.

Его едва заметная улыбка показалась ей одобрительной. Выйдя с вокзала, они сразу перешли дорогу на другую сторону улицы, и Снейп неспешно зашагал по мостовой. Гермиона прислушивалась к стуку его трости и старалась не слишком крутить головой. Наверное, у них будет время осмотреть город обстоятельнее, а пока достаточно запомнить длинную дорогу до гостиницы, где муж снял комнаты.

— Вы часто ходите пешком? — спросила она наугад, ибо молчание ее тяготило.

— Стараюсь не упускать такой возможности в городе, — Северус глянул на жену. — В деревне предпочитаю конные прогулки.

— Осматриваете угодья? — Гермиона скользила рассеянным взглядом по компаниям студентов на улочках и группам дам у витрин магазинов, машинально примечая расцветки и фасон платьев.

— Такой способ экономит немало времени, — отвечал Снейп, отмечая про себя проявление супругой инициативы — это наводило на мысль, что ей все же интересно с ним не только по велению брачной клятвы. — Да и Бади с Тоби любят прогулки…

У Гермионы был удивленный взгляд, и он охотно пояснил:

— Это мои собаки. Вы потом с ними познакомитесь, — на ее лице появилось непередаваемое выражение из смеси беспомощного удивления и недоверчивого страха. — Колли и флет ретривер, вполне себе спокойные и дружелюбные.

— К котам они также дружелюбны? — натянуто спросила она. — Вы ведь понимаете, что я не могу оставить своего кота у родителей, так как он теперь тоже часть… семьи?

— Конечно, — кивнул Снейп, вздыхая про себя. Кажется, он видел тот огромный клубок рыжей шерсти в доме Грейнджеров, который всегда сопел, растянувшись на диванчике в гостиной. — Ваш кот ловит мышей?

Гермиона смерила его таким взглядом, что он на мгновение ощутил себя не в своей тарелке.

— Мой кот перс, — чеканя каждое слово, ответила она. — Персы в большей степени декоративная порода домашних кошек. И он не гуляет сам по себе по двору. Только по дому.

— То есть, ваш кот, как мой мопс, — Северус даже улыбнулся пришедшему на ум сравнению.

— Мопс? — недоверчиво переспросила Гермиона. — У вас есть еще и мопс? Даже королева Виктория не могла найти хотя бы одного в Британии!

— Я привез его из Франции, — Снейп вздохнул про себя.

— И как он к вам попал?

Северус на миг сжал губы. Пояснять, что этот мопс по имени Поль был прощальным подарком любовницы, не было желания, да и могло повлечь опасную реакцию со стороны супруги.

— Это подарок от сослуживца, — нашел удобную формулу он.

— А где вы служили? — Похоже, любопытство молодой супруги начало крепнуть. — Я думала, у всех британских офицеров красный мундир… а у вас черный. Почему?

— Я служил в корпусе королевских инженеров, там черная униформа… — он осекся, подавив в себе воспоминания о тех годах и почти в тот же миг отвлекшись на взрывы громкого смеха.

Смех тоже привлек внимание Гермионы, заставив упустить нить разговора: мимо них прошла кучка студентов, на ходу отвесивших шутливые поклоны какой-то барышне.

Стук трости мужа стал явственнее. Девушке на миг почудился укор и предупреждение в этом зловещем стуке.

Миссис Снейп рассматривала дома в готически тюдоровском стиле и невольно гадала: далеко ли еще… Усталость заставляла ее идти вровень с шагами мужа по инерции, а запахи жареных каштанов, пряников и другой выпечки щекотали обоняние. Невольно подумалось, что Мэри, будь вместе с нею здесь, мигом бы купила кулек этих каштанов, а как сказать мужу о своем желании, Гермиона не знала. Все же она не маленькая девочка, а он не отец ей, чтобы настолько опекать и потакать всем ее детским прихотям, тем более они наверняка скоро придут в эту гостиницу. Перед взглядом мелькали яркие вывески магазинов, на витринах красовались кричащие рекламы всякой мелочи, а под ногами шастали мальчишки.

— «Панч»! «Панч»! Возьмите «Панч»! Политика в картинках! Узрите русского медведя на дыбах перед дядей Сэмом!

— «Пэл-мэл гэзет»! Недорого! Никакой политики! Только спорт! Только свежие светские хроники!

— Мэм! — Гермиона вздрогнула, когда под ноги к ней выкатился мальчишка лет одиннадцати. — Возьмите путеводитель по Аберистуиту! Всего шиллинг, мэм!

Снейп чуть поморщился и дал мальчишке шиллинг, понимая, что тот будет за ними бежать вплоть до гостиницы.

— Спасибо, сэр! — маленький торговец схватил шиллинг, всучил Гермионе брошюрку и был таков.

— Нам далеко еще? — тихо спросила девушка, сжимая в руке брошюрку.

— Нет, — коротко ответил Северус. — Можем взять кэб, если вы устали.

— Нет, спасибо, — Гермиона покачала головой, вздохнув про себя. — Мне интересно посмотреть на город.

— В таком случае сейчас мы пересечем главную площадь, пройдем два квартала и окажемся на месте, — его улыбка показалась ей мягкой и обнадеживающей. Ничего не оставалось делать, как ободряюще сжать его руку и чуть улыбнуться в ответ.

Ожидание растянулось на несколько сотен шагов, прежде чем они оказались на крыльце Нортон-отеля. Швейцар открыл перед ними дверь, а распорядитель с вежливым кивком вписал их имена на доску посетителей. Миссис Снейп отметила про себя чистоту и вышколенность немногочисленной прислуги. В номере на втором этаже она сняла перчатки, Мэри, поджидавшая ее вместе с Шелдоном, помогла снять жакет, приняла шляпку и принялась готовить платье к чаю. Снейп тем временем отдал Шелдону трость и пальто с цилиндром.

Увы, гостиничные номера не могли похвастаться привычным для Гермионы расположением комнат. Гостиная с камином и спальня были общими, без каких-либо дверей, только арочный проем разделял эти две комнаты, ванная комната также была одна. Наличие горячей воды успокоило миссис Снейп и навело на мысль о новизне данного здания. Газовые светильники лишь укрепили ее подозрения. Мэри тем временем принесла ширму с крупными розами на светлом фоне.

Северус отослал Шелдона за газетой, а сам встал у окна, спиной к ширме. Гермиона торопливо переодевалась в платье для чая, более нарядное нежели дорожное, невольно гадая, чай должны принести сюда или придется спускаться вниз…

Мэри бесшумно принесла ей туфли и унесла на чистку ботинки с платьем. Ширма сложилась, и Гермионе пришлось встать у зеркала, чтобы поправить прическу.

В сгущающихся сумерках Снейп видел в оконном стекле, как в зеркальном отражении, тонкую фигурку жены у трюмо. Платье цвета осенних листьев шло ей больше, чем то, из поезда, мышино-серое, словно отбиравшее у ее лица все краски молодости. Яркий свет от камина и газовых светильников играл золотом в каштановых волосах, будто бы окутывая Гермиону мягким светом. Снейп не мог найти недостатка в этой молодой женщине. Наоборот она казалась чем-то совершенным, недостижимым и почти нереальным, словно картинка из чужого альбома. Придется приучать себя к мысли, что эта картинка теперь принадлежит ему, а не какому-то тупоголовому идиоту.

Отвернувшись от окна, Северус, дабы не смущать свою супругу прямым рассматриванием, оглядел гостиную, отмечая про себя добротные деревянные панели и безвкусные и дешевые акварели, изображавшие город. Мебель кричаще алого цвета вызвала желание потрогать ткань на пробу — так и есть, имитация бархата и, конечно, красного дерева. Что ж, они ведь не в Лондоне близ Букингемских конюшен…

В дверь постучали, и Шелдон провел в номер официанта с подносом, уставленным сервизом, и газетой для Снейпа. Сервировав стол, официант удалился, пожелав приятного вечера.

После глотка горячего чая Гермионе стало легче, она разрумянилась и даже весело заметила:

— Здесь довольно мило.

— Удобно, — отметил Снейп, кивнув на окна. — Гостиница недалеко от набережной, можно увидеть море.

Гермиона, держа в руках чашку, подошла к окну, чтобы глянуть на последние лучи закатного солнца и полоску моря на горизонте. Тихонько грея руки о чашку, она внезапно пожалела о том, что сейчас осень и нет возможности прикоснуться к по-летнему ласковому морю.

— Здесь нет балкона? — тихо спросила девушка, разглядывая прохожих. Где-то внизу, на улице, глухо заплакала-заскрипела шарманка.

— Нет, — качнул головой Северус, принимаясь за сэндвичи. — Зато есть сад, который… думается, должен вывести прямо к пляжу.

Гермиона задумчиво прищурилась:

— А пляж песчаный?

— Да, галька рентабельно невыгодна.

— Почему? — удивленно обернулась к нему Гермиона.

— Башмаки, миссис Снейп, — невозмутимо пояснил Северус, стараясь не сбиться в менторский тон. — Ни одна крепкая обувь не выдержит долгих прогулок по гальке. Учредители учли этот нюанс и везде сделали пляжи песчаными.

Гермиона села снова в кресло и сделала глоток чая, выбрав сэндвич с творожным сыром и зеленью. Вид у нее был озадаченный, что немало забавляло Снейпа. Искренность, с какой супруга демонстрировала все свои эмоции, была понятна, как простое уравнение: отдаленность от света и его пороков, воспитание в любящей семье и, в конце концов, молодость не позволяли скрыть ей все, что она бы не думала или испытывала.

Оставшиеся пару часов до ужина Гермиона посвятила тщательному осмотру номера и ревизии одежды в шкафу. К счастью, на слуг можно было положиться во всем. Ничего не помялось, и все было в полном порядке вплоть до костюмов мужа. Тем временем сам полковник Снейп сидел в кресле, не отрываясь от «Панча», и миссис Снейп после проверки вещей рискнула вернуться к «Дэвиду Копперфильду».

Часы мелодично оповестили о времени ужина. Гермиона отложила книгу на столик, Северус отправил туда же журнал и молча подал супруге руку.

Спускаясь по лестнице, миссис Снейп отметила и других постояльцев. Пар здесь было немного, видимо, потому, что сезон свадеб обычно приходился в летние или весенние месяцы, а в осень и зиму лишь изредка газеты публиковали заметки подобного типа. Выбрав столик в дальнем углу ресторана, Снейп усадил ее и сел сам.

Ужин не разочаровал Снейпа — кухня и качество поданного вина к блюдам были достойными, а наличие раздельных помещений для бильярда и курящих постояльцев свидетельствовали о серьезной заботе со стороны администрации.

Гермионе же понравился ресторан тихой, практически домашней обстановкой. На закономерный вопрос она получила следующий ответ от любезного официанта:

— Студентам — главному источнику шума, мэм, сюда путь заказан. Если кого и пускаем, то только прилично выглядящих юных джентльменов не более трех человек зараз, только до определенного времени.

— Но даже трое студентов уже толпа, — заметил полковник, оглядывая задумчиво зал.

— Мы стараемся не давать им ничего крепче эля или пива. Для нашего заведения важна репутация, которую трудно заработать, но легко потерять, — официант получил оплату и положенную сумму на чай. — Благодарю, сэр.

После ужина девушка изъявила желание прогуляться по саду, которому Снейп покорился, не показав и тени сомнения или недовольства. Кутаясь в шаль, она рассматривала освещенный газовыми фонарями сад и пыталась найти ту самую калитку, ведущую к морю, но верная рука мужа по-отечески удерживала ее от приключений.

— Думаю, лучше отправиться к морю с утра, — Северус мягко, но властно повел жену обратно в гостиную. — Ночью может быть небезопасно.

Гермиона покорно зашагала в обратном направлении. Холодало, и представление о камине вынуждало признать, что муж тем более был прав. У себя в номере она приняла горячую ванную, возблагодарив про себя всех богов технического прогресса, и забралась в постель. Ее книга уже лежала на прикроватной тумбочке, дожидаясь хозяйку. Глава, где Дэвид начинает новую жизнь в Лондоне, увлекла Гермиону, она забыла, где находится — ей казалось, что она дома, в своей комнате, читает книгу, зная, что завтра к завтраку можно не спешить… И только когда кровать прогнулась под чужим весом, девушка вздрогнула и вспомнила, где она, с кем и кем теперь является. Все тело содрогнулось в мелкой дрожи. Журналы не давали никакой исчерпывающей информации, а по туманным намекам матери Гермиона понимала, что будет больно. Но она просто не имела права отказаться от этого долга и уж тем более попросить об отсрочке.

Она молча отложила книгу на тумбочку. Огонек в керосиновой лампе съежился до малых размеров, а лицо Снейпа оказалось слишком близко. Гермиона, судорожно цепляясь за одеяло, едва слышно выдохнула и закрыла глаза, уповая на Бога и опыт мужа.

Пробуждение оказалось тяжелым. Ночь прошла в полусне — Гермиона часто просыпалась, прислушивалась к ночной тишине и мерному дыханию мужа рядом и долго бездумно смотрела в потолок. Под утро ей, утомленной и разбитой бессонницей, удалось задремать.

На часах было семь утра, и Гермиона снова прикрыла глаза — при одной мысли о том, что увидит за спиной, открывать их категорически не хотелось. Когда же Снейп коснулся ее плеча, предлагая повернуться на другой бок и посмотреть на него, она быстро выпуталась из-под одеяла и, стараясь не смотреть на супруга, просочилась в ванную. Поднять взгляд на мужа было выше ее сил — стыд буквально сжигал с головы до пят. Мэри невозмутимо помогла ей привести себя в порядок, начать одеваться к завтраку и всячески пыталась развеселить ее как ни в чем не бывало.

— А сегодня теплее, чем вчера…

Гермиона молча терпела манипуляции, от которых корсет затягивался все уже.

— …и солнце обещает быть весь день…

Она молча скрипела зубами, морщилась и буравила взглядом рисунок ширмы.

— …ведь небо-то высокое, мисс!

И тут ей захотелось расплакаться — теперь-то она не «мисс», а «миссис Снейп»!

— Тогда я пойду в дорожном платье. Да, в коричневом. А к ужину в лиловом, — распорядилась Гермиона, давя в себе истерическое раздражение.

Мэри улыбнулась:

— Тогда я и украшения подготовлю!

Миссис Снейп вздохнула про себя и сухо кивнула. До завтрака оставался целый час, который она потратила на дневник.

«Он сказал, что для соблюдения всех законов необходимо консумировать брак. В противном случае мы не можем считаться законными мужем и женой. Мне ничего не оставалось делать, кроме как лечь навзничь. Убавленный до едва заметного тления огонек в керосиновой лампе показался мне предвестием чего-то страшного. Снейп склонился надо мной, я закрыла глаза, твердя про себя: он лучше знает, он лучше знает...»

Безусловно, Гермиона не питала иллюзий по поводу семейной жизни со Снейпом, но досадливое разочарование после вчерашнего все равно переполняло ее, ведь первую брачную ночь она представляла иначе. И если начать с истоков, то вообще собиралась замуж за другого!.. Перо начало нервно подрагивать в руках, но миссис Снейп лишь крепче сжала его и продолжила писать.

«…Чужое дыхание на губах было теплым, прикосновение губ невесомым. Я не открывала глаз, боясь что-то сделать не так. Но страх перед неведомым сжимал нутро, заставляя сердце биться часто и сильно, именно страх побудил меня приоткрыть губы, чтобы вдохнуть еще воздуха. Но и этот вдох был отнят чужими губами. Я ничего не слышала кроме стука собственного сердца и хриплого дыхания над самым ухом, когда Снейп коснулся губами моей шеи. Все прикосновения вызывали лишь щекотку, я только кусала губы, чтобы не фыркнуть. Сорочка моя вдруг поползла вверх. Я резко распахнула глаза, потом зажмурилась...

Описывать это выше моих сил. Во-первых, было больно. Ведь до замужества я вообще не думала, что есть и такая сторона жизни. Во-вторых, долго. Я молила Бога только об одном — лишь бы побыстрее это все закончилось. Тяжесть его тела давила на меня, а однообразные движения внутри вызывали только глухие вспышки боли. В-третьих, мерзко и грязно. Когда муж замер, я позволила себе облегченно выдохнуть, а после открыть глаза, чтобы встретить его взгляд. Не вполне осмысленный и какой-то пугающий своей чернотой. Но он не был пьян… Когда муж освободил меня и лег рядом, я не стала тратить время и поспешила в ванную. Мэри загодя приготовила мне в ванной сменную рубашку, прежнюю пришлось швырнуть в корзину для белья. В ванной сидела очень долго. Не потому, что так хотелось, а потому, что не было сил заставить себя перестать плакать от стыда и разочарования. Насухо вытеревшись, переоделась и вышла в спальню. Муж лежал уже на чистой постели в халате и листал книгу. При виде меня он звучно ее захлопнул и встал с постели.

- Отдыхайте, — указал он на мою половину кровати и ушел в ванную.

Я покорно забралась под одеяло и закрыла глаза. Не понимаю, почему это отнимает столько сил, когда по сути просто лежишь и ждешь... И почему стыдно только мне, хотя в этом участвует двое?»

Миссис Снейп замерла, обдумывая написанное. Остатки чернил скатились с пера и упали на бумагу жирной кляксой. Гермиона отложила перо, закрыла дневник и спрятала его подальше от глаз мужа, пользуясь тем, что последний был в ванной и приводил себя в порядок. За все утро она смогла сказать мужу только «доброе утро», а потом лишь кивать на любую фразу, боясь даже предпринимать попытку разобраться в своих мыслях и чувствах. Проще было сейчас все высказать дневнику, чтобы потом обдумать на досуге, и вести себя, как подобает леди.

Северус мысленно лишь вздохнул, когда супруга с совершенно отстраненным видом приняла его руку перед тем, как спуститься к завтраку. Попытка же завязать разговор разбилась о предельно вежливое молчание. Даже утром он практически не слышал голоса жены, только ее камеристку Мэри, которая всеми силами старалась сделаться при нем невидимой. Снейп повнимательнее присмотрелся к юной супруге. Конечно, такая реакция вполне естественна, она же ничего об этом не знает. И сейчас явно его разумная супруга занимается самоанализом в попытках привыкнуть к новым порядкам...

В ресторане они заняли привычный столик, тот же официант подошел к ним и перечислил готовые блюда, составлявшие традиционный английский завтрак: омлет с жареным беконом, помидорами и грибами, фасоль в томатном соусе, сэндвичи или тосты.

— Для леди у нас есть мармелад, — прибавил он с любезной улыбкой.

Северус кивнул.

— Стандартный завтрак, горячий чай и мармелад для миссис Снейп, — распорядился он.

Официант чуть поклонился и отошел.

Гермиона съела сэндвич, поковырялась в яичнице, зато мармелад ей пришелся по вкусу. Северус молча кивнул официанту, который принес небольшую коробку с лакомством, незаметно оставил рядом и удалился, получив на чай. После завтрака миссис Снейп согласилась познакомиться с городом более обстоятельно, что показалось полковнику первым благоприятным признаком — все возвращается в привычный ритм жизни.

Он специально выбрал путь до набережной через центральную площадь, дабы супруга получила шанс все осмотреть более обстоятельно, нежели в первый раз. Расчет оказался верным — Гермиона с любопытством разглядывала архитектуру новых домов и гостиниц с яркими вывесками. Сжимая в руках путеводитель, она иногда заглядывала в него, ища взглядом описанные достопримечательности.

Фонтан ее не привлек — данный архитектурный изыск встречался на всех площадях не только столичных, но и провинциальных городов разных стран, и если речь не шла о фонтанах Трафальгарской площади, то ни один из них не стоил красочного описания. Конечно, этот фонтан, как и всякое новое сооружение, мог посоперничать с трафальгарскими белизной камня, но не живописностью форм или размеров. К тому же, этот фонтан был еще столь молод, что ему не успели выдумать никаких целебных свойств, но функции свои он исполнял исправно: служил источником прохлады в зной и ублажал скромного эстета своим чистым, опрятным видом.

Миссис Снейп окинула взглядом здание ратуши, чуть прищурилась, глядя на беззубых львов с каменными мячиками, и зашагала рядом с мужем. И снова яркие витрины неторопливо плыли перед ее взглядом, и она невольно подмечала лица, которые видела накануне. При долгом пребывании нетрудно запомнить все улицы и перезнакомиться с жителями — ведь в этом и есть прелесть провинциальных городков. В них всегда чувствуешь себя жителем эдакого хрустального шара, где все на своих местах, приклеенное намертво, где один и тот же рассвет и тот же закат, а снег и другие прелести жизни выпадают строго по расписанию. Конечно, ей была более интересна национальная библиотека или тот же университет, но Гермиона не могла себя заставить произнести хоть слово: стыд после вчерашнего все так же сковывал ей уста.

Когда повеяло морским бризом, она невольно замедлила шаг, не сводя взгляда с голубоватой полоски перед собой. Море наступало на нее медленно, раскрывало свои обманчиво теплые объятия навстречу, мягко и ласково шурша свое незамысловатое приветствие. В ладони врезались балконные перила, и лишь присутствие мужа и внешние приличия не позволили по-девчоночьи подтянуться и податься всем телом навстречу морскому горизонту.

Взгляд не нашел типичных вагончиков для переодевания, купальный сезон кончился, но для пароходов купальные законы были почти не писаны: они только влияли на поток пассажиров и частоту рейсов. Гермиона разглядела пару игрушечных суденышек, плывших по синей глади.

— Море пока спокойное, — заметил Снейп, невозмутимо глядя на горизонт и краем глаза отмечая про себя просветлевшее лицо жены. — Можно взять билеты.

— Прямо сейчас? — Гермиона недоверчиво уставилась на него.

Он кивнул, оглядывая пирс в поисках свободного судна.

— Если уверены, почему бы и нет?

Миссис Снейп разом стушевалась — один вопрос не давал ей покоя. И вопрос был столь деликатного свойства, что щеки начали снова пунцоветь. Но супруг будто прочел ее мысли и проговорил:

— Прогулка вполне себе комфортная, если нет морской болезни, — и окинул ее пристальным, оценивающим взглядом.

— Думаю… не стоит рисковать, — Гермиона представила все прелести качки на ближайшие пару часов.

— Но пока не попробуешь, не узнаешь, — философски изрек Снейп и подал ей руку.

Миссис Снейп машинально взяла его под руку и направилась вдоль набережной. Сегодня кататься на пароходе в ее планы не входило, даже если бы не было всех этих тщетных попыток вернуть прежнее миролюбивое расположение духа, безвозвратно утерянное после первой брачной ночи.

— Может, спустимся вниз? Я хочу пройтись по берегу, — пояснила она, не глядя на мужа.

Полковник кивнул и удивительно послушно повел ее в направлении лестниц, которые выводили прямо на пляж.

Песок мерно скрипел под ногами, казавшийся сухим и серым без настоящего лета. Гермиона придерживала подол, стараясь не подходить близко к воде чисто из практичных соображений: во-первых, чистка этого платья не входила в ее планы; во-вторых, на башмаки налипнет много грязи, а в приличном обществе леди не позволит себе появиться в грязной обуви и, в-третьих, только маленькие девочки с озорством бегут к воде и неосмотрительно подвергают свою обувь испытанию. Она все же обернулась на цепочку следов, тянувшуюся за ними — зрелище было самым обыденным: ее смазанные, семенящие следы и уверенная, широкая поступь мужа, отмеренная точками трости. Полковник приостановился и повернул голову в том же направлении, потом несколько недоуменно глянул на жену. Гермиона отвела взгляд, сконфуженно пробормотав что-то про чистку подола.

— Можно привлечь прачек из гостиницы, — пожал он плечами.

— А как же оплата? — ее взгляд упал почти до шелеста волн.

— Как правило, такой род услуг входит в обычный прейскурант, — хмыкнул Снейп, несколько недоумевая насчет темы для разговора.

Воистину женская логика зиждилась на каких-то мифических, никому не ведомых законах: коль беспокоишься о чистоте платья, к чему идти на пляж, где еще больше измараешь его? Северус решил воздержаться от дополнительных замечаний насчет немного нелогичных волнений супруги — наверняка это обусловлено сменой места и социального положения, произошедшего столь стремительно, что притормаживало всякие аналитические операции мозга. Как правило, женщины страдали от таких потрясений гораздо чаще мужчин, и потому многие супружницы, наверняка, ошибочно зарабатывали в глазах своих скептичных супругов репутации глупеньких женушек, кои не могут просчитать свои действия на пару шагов вперед. Некоторые случаи были еще печальнее: девушка, оказавшись замужем, переставала упражнять свой разум изданиями серьезнее каких-нибудь дамских журналов и стремительно впадала в l'oisiveté de l'esprit[1], что повергало в шок умных, искренне влюбленных в них спутников жизни. Таких союзов, где муж скептично глядел на свою дражайшую половину, но не слушал ее милый вздор, всем видом показывая насколько надоело ему такое семейное счастье, Снейп наблюдал достаточно, чтобы укорениться в своем намерении быть холостяком до седых волос, но… лишь пополнил ряд исключений из правил.

И тому способствовал ряд причин, кои были важны и довольно существенны для джентльмена его возраста и положения. Обладая состоянием в пять тысяч фунтов годового дохода вместе с домом, угодьями, прилегавшими к нему, и законной половиной леса, полковник Снейп, как и всякий добропорядочный хозяйственник, испытывал необходимость в передаче этого добра в проверенные, а именно родственные руки, коим и являлся наследник по прямой линии, то есть сын. Также полковник порой испытывал странные, но логичные и закономерные потребности в душевном и физиологическом смысле, требовавшие присутствия особы женского пола в доме на постоянной основе. В ходе долгой, изнурительной борьбы потребности победили, и Снейп принял выгодное предложение мистера Грейнджера, почти не колеблясь. Жалеть о своем выборе он и не собирался, но тяжелое предчувствие никак не отпускало его: слишком мало было сходств в характере и настроении, слишком много было различий, рождавших стены непонимания, что сулило тернистый путь к взаимопониманию и поддержке. Оставалось надеяться, что их взаимное благоразумие восторжествует, и все потенциальные препоны будут устраняться в зачатке.

Она не видела его колебаний, рассматривая окрестности. Пейзаж не казался унылым, но и летней яркой жизнерадостности, присущей ему в такую пору, не ощущалось. Светлый песок выглядел холодным, а ранние осенние лучи не согревали плечи и спину. Бросив короткий взгляд на мужа, миссис Снейп не смогла понять по его лицу — тяготит ли его эта прогулка или же ему все равно. Сколько она себя помнила, по лицу полковника было сложно что-то прочесть. Но если быть достаточно объективной, пыталась ли она?

Гермиона поежилась от порыва сильного ветра и перевела взгляд на море. Волны стремительно наступали на берег и также стремительно отступали, смывая все следы и оставляя изредка мелкие подарки моря. Внимание Гермионы привлекла небольшая светло-розовая ракушка. Молодая женщина наклонилась и подняла ее — может, подарит Мэри... Подняв взгляд на мужа, Гермиона ожидала упрека или осуждения во взгляде, но лицо его было по-прежнему непроницаемо спокойным.

— У бакалейщиков есть сувениры, — заметил он, словно читая ее мысли.

— Из ракушек? — Гермиона бережно очистила ракушку от песка и посмотрела на свету.

— Вполне возможно, — Снейп вздохнул про себя. — Это же курортный город.

— А вы не задумывались, когда появились первые сувениры? — она положила ракушку к себе в карман и испытующе глянула на мужа, который чуть приподнял брови:

— Наверное, с появлением человечества.

— Или с потребностью помнить, — Гермиона отвела взгляд и взяла снова Снейпа под руку.

— И что бы вы хотели приобрести здесь, чтобы запомнить… эту поездку? — спустя какое-то время спросил Северус.

Его супруга обвела бесцельным взглядом набережную и остановила взгляд на торговцах с картинками морского пейзажа.

— Что-нибудь нужное… наверное, — ответила наконец она, так и не повернув голову к мужу и не увидев его задумчивого взгляда и поджатых губ. — Но мы же здесь будем месяц?..

— Вынужден вас огорчить.

Гермиона резко развернулась к нему.

— Как?

Неужели… они уедут? Или она уедет к родителям? Слабая надежда затеплилась где-то в глубине души.

— В Аберистуите мы проведем две недели, а затем отправимся в Визардшир, — продолжал Снейп.

Домой… Они уедут домой! Гермиона улыбнулась искренней обычного, отметя по наивности всякую вероятность того, что муж все равно будет рядом. Большую надежду вселяло в нее близкое соседство родительского дома, в котором она планировала гостить дольше и чаще, чем того требовал этикет.

— По пути заедем в Восточный Спайдершир, в окрестности Дэдлока.

Улыбка на лице Гермионы начала стремительно таять, а во взгляде застыл невысказанный вопрос: «зачем?»

— Там живет моя тетка, — пояснил Северус, видя замешательство супруги. — Кажется, я уже упоминал ее.

Она скованно кивнула, не в силах припомнить что-либо о таинственной родственнице мужа. На свадьбе же с его стороны никого не было кроме четы Малфоев, высокомерно державшихся в стороне от общих соседей и приятелей Снейпа и Грейнджеров.

— Вам там понравится.

Гермиона поджала губы.

— Не сомневаюсь. Спайдершир в любое время хорош… — вежливо ответила она и более не проронила ни слова.

[1] Фр. Праздность ума

Дни тянулись своим чередом. Гермиона пыталась освоиться со своей скользкой и свистящей приставкой «миссис Снейп». Однажды она едва вовремя спохватилась в попытке представиться новой знакомой «мисс Грейнджер», но брошенный взгляд на обручальное кольцо и затем на фигуру мужа заставил ее удержаться от роковой ошибки. Но более удручали ночные обязательства, которые всегда была неизменны. По установившемуся распорядку некоторое время после ужина они проводили у камина каждый за своим занятием, затем готовились ко сну. В постели Гермиона усиленно пыталась заснуть за чтением, но яркий свет от настольных ламп и взвинченные нервы не давали этого. Захлопнувшаяся чужая книга заставляла отложить свое чтиво и убавить огонь в лампе.

И все же привычка к такому образу жизни брала свое. К концу первой недели своего супружества Гермиона перестала чувствовать боль, но не стыд. А Снейпу, казалось, все нипочем. Неизменно она просыпалась утром от его прикосновений к плечу, неизменно принимала ванну после мужа, звонила в колокольчик, вызывая Мэри, выбирала недолго наряд, укрощала свои непослушные локоны и выходила к мужу, брала того под руку и спускалась к завтраку. Гермиона чувствовала, как эта рутина засасывает ее все больше и больше, предчувствовала, что в доме Снейпа будет также, и не находила сил в себе сопротивляться.

Начавшийся период миссис Снейп заставил полковника внести коррективы в расписание и отсрочить поездку в родные пенаты на несколько дней. Полдня миссис Снейп проводила в номере полулежа на диване, цедя отвар из пижмы, держа маленькую грелку на животе и едва заметно улыбаясь, когда книга была особенно интересна. Муж напоминал о себе присутствием по утрам, затем появлялся лишь к вечеру, принося ей каждый раз какую-нибудь мелочь: то букет цветов, то коробочку со сладостями. Гермиона совершенно искренне выказывала предпочтение сладкому, но череда мелочей была неизменна: сладости появлялись не так уж и часто. Она в другое время заподозрила бы супруга в скупердяйстве, если бы не нравоучительный разговор о последних достижениях зуботехников. Тема Гермионе была близка — семья Грейнджеров водила тесное, небескорыстное знакомство с Уилкинсами, где глава семейства владел зуботехническим кабинетом, — но ощущение назидательности никуда не уходило. И причина, как казалось Гермионе, крылась в менторском тоне Снейпа.

— А с чего вы взяли, что мёд полезен? — вскинул скептично он одну бровь. Миссис Снейп бесил этот жест, но перебороть мужа было почти невозможно.

— Но… при простуде же его рекомендуют, — подобрала она аргумент. — И употребление воды с мёдом лечит желудочные колики и освежает дыхание.

Скепсиса у Северуса не убыло ни на дюйм.

— При употреблении внутрь может быть, но не вне. И я предпочту потратиться на зубной порошок, нежели сэкономить на сомнительных… «народных средствах», — последнее словосочетание прозвучало сродни ругательству, и Гермиона всерьез задумалась о припрятывании своих дамских журналов, где заголовки так и пестрили народными советами для любой сферы жизни уважающей себя леди.

— И на пилюли тоже? — подпустила она ехидцы в голос.

— Именно. Даже на хорошего специалиста, — Гермиона вздрогнула, встретившись с суровым взглядом мужа. — Надеюсь, вас это успокоит.

Миссис Снейп сглотнула и невольно прижала руку к животу, видя упрекающий намек.

— Более чем.

На большее ее не хватило. Любой начинавшийся спор Гермиона заведомо проигрывала, уступая Снейпу в опыте и знаниях в обсуждаемом вопросе. Но тем не менее она была достаточно разумна, чтобы согласиться со многими доводами и на досуге обдумать неоконченные споры. Ее аналитической натуре был интересен и результат, и процесс наблюдений, но разочарование целиком и полностью поглощало ее. Гермиона не просто развлекалась на курорте, а наблюдала, сравнивала, уверялась и… разочаровывалась в попытках разобраться в самой себе.

Это разочарование преследовало ее с того момента, как она увидела Аберистуитский университет — новое, манящее, монументальное здание. На миг промелькнула у нее тщеславная мысль, горькая и злая: почему женщинам нельзя продолжать образование в таких стенах?.. Почему весь мир покорен мужчинам, их нуждам и чаяниям? И почему они, женщины, один из таких предметов?..

Ей казалось, что она абсолютно другая. Ведь ей одной (!) приходили в голову такие мысли, какие ни одна сверстница или женщина ее положения не посмела бы не то что произнести, а просто даже зародить. Сложность и противоречивость осознания своего интеллектуального превосходства неизменно тешило самолюбие Гермионы, ведь ее ровесницы ничем не отличались друг от друга, кроме цвета платья и цветков в волосах в виду своего воспитания и схожести среды, в которой все росли, как цветы в одной теплице, или же варились, как картофелины в одной кастрюле.

Миссис Снейп же целиком и полностью отдавала себе отчет практически во всех словах и действиях, равно как видела насквозь все приметы эпохи практически бессмертной королевы Виктории. Гермиона слушала все женские разговоры с неизменным ощущением, будто все застыло в одном состоянии, словно все они мухи, увязнувшие в древесной смоле. Все разговоры про выкройки платья, детские болезни, свадьбы и рождения, про роспись экранов, про стили вышивки велись и их бабушками, и матерями. В девичестве Гермиону душили эти разговоры своим однообразием и обыденностью; изощренный, развитый ум требовал другой пищи, но эпоха давила на нее условностями и бытом. И теперь, будучи миссис Снейп, она практически видела ту клетку, которая со скрежетом захлопнулась, отрезав все возможные пути отступления. И найти плюсов в нынешнем своем положении Гермиона не могла или, как бы это ни звучало, не хотела.

И теперь видение этого архитектурного сооружения день ото дня терзало ее разум и душу. И раз за разом Гермиона укрощала жуткую мечту — высшее образование, равное мужскому. Такие мечты и мысли были кощунственны, потому что суфражисток, этих отчаянных, смелых женщин, все опасались и считали безумными. С супругом о таком явлении миссис Снейп даже не смела и заговорить, позиция мужчин была ясна: осуждение и презрение. Женский удел неизменно был один: kinder, kuche, kirche[1], особенно остроумные прибавляли к этому ряду kleider[2]. Такой квартет составлял бытие каждой женщины в любом уголке планеты, и, как думалось Гермионе, несмотря даже на самый быстрый, явственный прогресс, рамки эти будут неизменными, пытаются ли их пленницы изменить свой удел или покорно смиряются с ним. Дабы не терзать себя самое этими бесплотными, болезненными размышлениями, Гермиона решила следовать пути наименьшего сопротивления: довольствоваться тем, что есть, и не прыгать выше головы (даже если очень хочется).

Вечера, по ее мнению, проходили неплохо, после ужина они выходили прогуляться в сад при гостинице, где при мягком свете фонарей постояльцы собирались, обсуждая прошедший день или последние новости. Полковник Снейп вежливо поддерживал в таком случае разговоры, но держался привычно отстраненно, дабы избежать излишних расспросов о своей службе в Индии. Гермиону же откровенно забавляли его словесные пассажи, уводившие собеседника от истинной темы разговора и интереса к его персоне. Сама же миссис Снейп быстро усвоила одно простое правило — не обращать внимания на себя, пока сама этого не захочешь. Ибо стоило новым знакомым узнать о ее недавнем замужестве, как поток поздравлений и бестактных вопросов о празднестве и прочих намеках на «счастливую супружескую жизнь» лился, как из рога изобилия. Гермиона не придумала ничего лучше, как переводить внимание на собеседника парой вежливых вопросов о нем самом. Как и предсказывал Снейп, такая уловка срабатывала: себялюбивые начинали пыжиться своей натурой, тактичные быстро переходили на нейтральные темы, бестактные пустышки терялись с ответом и быстро иссякали. Этой линией поведения она получила возможность заочно стать подтверждением выражения «муж и жена — одна сатана», что, впрочем, ее не волновало.

Под конец ее периода полковник Снейп принес билеты в театр. Гермионе ничего не оставалось, как воспринять это как должное. С Северусом всегда было так: ставит перед фактом, а принятие или непринятие его мало волнует.

— «Отелло»? — миссис Снейп прикусила нижнюю губу, чувствуя новый, назидательный намек, некий обидный умысел со стороны мужа.

— Да. Самое приличное в этом сезоне, — Северус кивнул, когда она все же помогла снять ему пальто. — Погода благоприятствует, обратно можно вернуться пешком. Если ваше самочувствие позволяет, конечно.

— Благоприятствует, — сухо отозвалась Гермиона. Грелка понадобилась только на первые три дня, а сегодня она снова ощутила себя свободной и скованной одновременно. — Мне бы хотелось сохранить платье: театр далеко от отеля?

— Нет, — качнул головой Северус, отмечая недовольство жены. — Я закажу вам экипаж.

В театр миссис Снейп собиралась особенно придирчиво, стараясь изо всех сил соответствовать сдержанному, классическому облику супруга, который отдавал предпочтение темным цветам в одежде.

Северус стол у окна, исподволь наблюдая за прихорашиваниями жены. Тяжелые каштановые локоны, уложенные в высокую прическу, открывали шею и плечи, целомудренно скрытые тканью платья. Своим платьем цвета морской волны с белым кружевом на груди, на узких рукавах и подоле Гермиона напоминала ему ундину, вышедшую прогуляться на побережье среди людей. Взгляд отметил пару непокорных локонов, завивавшихся у самого основания нежной шеи. Женщина у зеркала придирчиво поворачивала голову, казавшуюся кукольной в матовом свете светильников, шпильки с бирюзовыми капельками заманчиво блестели в темной пене волос, словно зазывая прикоснуться и нарушить старательно возведенный порядок. Утопая в сложном каркасе из турнюра и подобранных шелковых юбок, Гермиона казалась еще тоньше, эфемернее, призрачнее, искусственнее, нежели в простом дневном платье или в ночной рубашке и простоволосая. Домашняя Гермиона была куда желаннее и роднее, привычнее, что ли… Наверное, это потому, что знал ее не светской дамой, а провинциальной, открытой девочкой в простых платьях с прямым смелым взглядом умных карих глаз.

Он сдержал обещание, заказав экипаж до театра. Всю дорогу супруга так на него и не оглянулась, изучая знакомые виды в свете вечерних фонарей. Помогая жене выйти из экипажа, Снейп не отказал себе в удовольствии сжать маленькую женскую руку в тонкой перчатке сильнее, чем того требовал этикет, и прижать незаметно супругу на долю мига крепче, чем того позволили приличия. Неискушенная миссис Снейп лишь облегченно улыбнулась, оказавшись на земле без всяких затруднений. В театре же ее улыбка померкла при виде знакомых, надоевших своей бестактностью лиц.

Гермиона внутренне поежилась от цепких, инспектирующих взглядов женской половины Аберистуита и лишь сосредоточенно поджала губы. Снейп без труда сохранял непроницаемое лицо, пожимая руки знакомым джентльменам и кивая их дамам. Миссис Снейп, оказавшись в кружке дам, быстро заскучала, поддерживая пустые разговоры о постановке и кроях платья в этом сезоне.

— О, вы тоже решили посмотреть на «Отелло» в этом сезоне! — тонко хихикнула миссис Брок, которую Гермиона мысленно окрестила «миссис Брокли» за ее огромную голову из-за слишком взбитых, на французский манер, волос. — Клянусь, лучшей вещи и не выдумать!

— В подаче конфликта Шекспиру нет равных, — согласилась Гермиона. — Ведь сама пьеса не столько об Отелло, как мне кажется, а о Яго и его мести, которая…

— О дорогая! — прервала ее пустячным жестом миссис Брокли. — Хорошая пьеса состоит из костюма и четкой речи. Ведь какой толк, если бедны декорации и ничего не слышно? Помню, были мы в Милтоне, а там…

Миссис Снейп смешалась, потерпев такую неудачу. Безусловно, она не строила иллюзий насчет интеллектуального уровня своих собеседниц, но отсутствие родственной души среди дам, любившей бы так же литературу, как и она, повергло ее в уныние. Единственная кандидатура, которая могла бы разделить ее пристрастия и поддержать разговор, находилась в другом конце зала и с вежливым интересом внимала толкам о текущей ситуации в княжестве Болгария и назревающем конфликте между Османской империей и Российской из-за этого значимого клочка земли.

— Только большой вопрос кого поддержит корона! — со значением возвел палец мистер Брок. — И мне кажется, таковой будет Османская империя!

— Почему же? Британская корона в родстве с Российской, тут должны сыграть родственные узы!

Снейп лишь позволил себе тонкую усмешку на это заявление, но промолчал.

— Не будьте так слепы! — мистер Брок распалялся все больше. — Когда речь идет о территории, никакие родственные узы не будут вас удерживать.

— А здесь цена вопроса в Средиземном море, — кивнул ровесник Снейпа, полный и осанистый мистер Поллоук. — Пока там хозяйничает Османская Империя, Великобритания может не опасаться за свои африканские колонии.

Северус лишь покосился на него и чуть дернул краем рта — разговор скучным не назовешь.

— Стоит получить России выход к Средиземному морю, придется действовать с оглядкой.

— Очень было бы некстати потерять египетских поставщиков, — хмыкнул Поллоук, промокнув крутой лоб платком. — Хотя своевременная уплата пошлины решает такую проблему.

— Пока нет войны, Великобритания будет поддерживать нейтралитет, — кивнул незнакомый Снейпу джентльмен. — Не думаю, что после индийских кампаний стоит разбрасываться силами.

— Но такая наглая идейность со стороны Российской империи настораживает, — пропыхтел Брок.

Некоторые мужчины позволили себе переглянуться между собой с ироничными усмешками. Мистер Брок был известен своими поверхностными политическими взглядами и неприятием чужих точек зрения.

— Всегда проще прикрыть территориальный или просто меркантильный интерес возвышенными материями, типа религиозных гонений, — пожал плечами циничный Коулман, прищурившись. — В этом не откажешь ни одной империи.

Снейп вытащил из кармана жилета свои часы на серебряной цепочке и покосился на время — дискуссия стала бессмысленной и уже успела наскучить.

— А что скажете вы, полковник Снейп? — Брок выпятил нижнюю губу, надеясь найти оппонента по силе.

— Скажу, что у короны свои интересы, которые она будет поддерживать до последнего, — ответил Северус.

Прозвенел первый звонок. Снейп чуть кивнул и деликатно отошел под предлогом сопровождения своей второй половины. Он несколько удивился, увидев, как почти что спешит к нему навстречу жена. По ее раздосадованному лицу Северус понял, что удовольствия от беседы с другими дамами супруга не получила, но Гермиона была слишком тактична, чтобы делиться с мужем такими переживаниями. Устроившись в ложе, она скользнула взглядом по сцене и партеру, отметив про себя кричащие дешевые наряды дам, остановила взгляд на шумных студентах и взяла у мужа программку.

— Жаль, что мы здесь в первый раз, — проговорила Гермиона, читая список фамилий.

— Почему же? — Снейп догадывался, что хочет сказать жена, но предоставлял ей возможность высказаться.

Где-то глухо звенел второй звонок.

— Так хотя бы знаешь, чего ждать от постановки, — она вздохнула. — Шекспир сложен, актеры должны быть достойного уровня.

— А как же костюмы?

— И вы туда же! — возмутилась Гермиона. — По-настоящему сильному актеру даже не всегда нужен дорогой костюм!

Снейп с интересом выслушал эти возмущения, сделав зарубку в памяти посетить с женой «Royal Court Theatre», который в виду своей относительной юности был известен смелыми и успешными постановками. Третий звонок властно пресек оставшиеся разговоры, а погасшие лампы погрузили зал в сумрак, в котором изредка поблескивали женские украшения. Аплодисменты жиденьким шумом прокатились по театру, и занавес лениво поднялся.

[1] Нем. Дети, кухня, церковь.

[2] Нем. Наряды.

Кормак Маклагген открыто зевнул — Шекспир, как и вся академическая классика, навевал на него скуку, несмотря на то, что Шерил в роли Дездемоны сегодня была особенно хороша. Ее Дездемона не была поруганной невинностью, а воплощенным пороком под маской целомудрия. Весь пламенный монолог своего оправдания она посылала ему самые пылкие взгляды, эффектно пряча надежду под сенью густых черных ресниц. Кормак лишь довольно улыбался: кажется, лед тронулся, и ему позволят войти в гримерку… Предвкушая прекрасный вечер, он рассеянно навел театральный бинокль на противоположный балкон.

Скукота.

Постные лица, малоинтересные дамы в кричащих нарядах уже успели приесться Кормаку Маклаггену, который слыл театральным завсегдатаем, amateur d'art[1] ради Шерил Грин, коя сменила на этом посту свою предшественницу Роуз Лесли. Объекты обожания сменялись у него, как роли в акте, и пылкий Кормак всегда умел добиться благосклонности у прим Аберистуитского театра. Этому немало способствовала его внешность: высокий рост и широкие плечи, выдававшие ярого спортсмена, мужественный подбородок, яркие голубые глаза, вьющиеся светлые волосы. А простая манера разговора, щедро сдобренная грубоватыми повадками и щедрыми подарками, помогали найти самый короткий путь к сердцу любой не обремененной общественной моралью девушки. Актрисы с милейшей улыбкой дали ему прозвище mignon sauvage[2] и не стремились отказать в ответных чувствах.

Взгляд внезапно зацепился за сине-зеленый блеск женской серьги и матово-белое кружево в приглушенном свете ложи. Кормак навел бинокль на женскую фигурку в ложе: зрелище было новым. Молодая женщина, неброско, но стильно одетая в сине-зеленое платье, внимательно смотрела на действо на сцене, что позволяло рассмотреть ее тонкий профиль и нежную шею, открытую высокой прической.

По детальному рассмотрению незнакомка была признана симпатичной и даже хорошенькой. Наверняка чья-то дочь, раз сидит как прилежная школьница на уроке. Кормак навел бинокль на соседей. Хмурый джентльмен рядом с ней, похожий на ворона на шесту, был отметен сразу: слишком отстраненно держится ото всех, а вот благодушный старикан, посапывавший в своем кресле, был признан наиболее вероятной кандидатурой. А вежливое прикосновение милой дамы к плечу этого старикашки, которое его же и разбудило к антракту, уверило Кормака в поспешных выводах.

— Малфой?.. — Маклагген выдохнул, заметив своего друга рядом. Драко Малфой сидел с привычным надменным выражением лица, только на тонких губах змеилась глумливая улыбка. — А, ты тут… слава богу, я думал, ты как обычно слинял.

— Похоже, Бог тут не при чем, — Драко Малфой поднялся со своего места, чтобы размять затекшие ноги. — Я же не мог пропустить триумф сиятельной Шерил. Ты уже выбрал ей корзину цветов?

— После спектакля увидишь, — хмыкнул Кормак, вставая тоже и оглядываясь в противоположную сторону. — Кажется, ей не хватает роз.

— Хорошие нынче стоят дорого, — подавил зевок Малфой. — Но ради Шерил не стоит мелочиться. Сколько ты ее добивался?

— С ней дольше всего, — досадливо цокнул языком Кормак, спускаясь вместе с другом в буфет. — Целый сезон как таскаюсь!

— Но в конце концов она же назначила тебе свидание. Только бога ради, не води ее в «Thrifty», ты испортишь bonne impression[3] о джентльменах и их щедрости.

— Ну не все же могут себе позволить «Tight purse»! — сварливо отозвался Маклагген.

— Раз ты поизмотался, можешь повезти ее в «Нортон-отель», — пожал плечами Малфой. — В конце концов, это не наша квартира и не ее каморка. А там приличная кухня и всегда есть номера, к тому же до театра недалеко, как и до университета.

Кормак раздумал спорить. В плане ухаживаний Малфой был непререкаемый авторитет. И если Кормак цеплял своей бесцеремонностью, похожей на простодушие, то Драко завоевывал дам холодным шиком, и Маклагген никогда не видел своего друга пылко влюбленным. Во всех отношениях Малфой неизменно сохранял и кошелек, и честь, и лицо, но понять это Кормак не мог в силу своей самоуверенности и непомерной гордыни, которая не имела границ с другими, но заканчивалась ровно там, где проводил черту его холодный друг. Такой дуэт сделал бы честь любому живописцу, ибо сходство внешних типажей и различие темпераментов в мелких деталях куда более достойно кисти мастера, нежели явные противоположности.

— Знаешь… — помедлив, признался Кормак. — Я тут увидел новое лицо…

Малфой лениво повернул к нему голову и недоуменно вскинул темные брови, что вкупе с белыми, почти платиновыми волосами составляло разительный контраст и выделяло породу. Его глаза, серо-голубые, светились ледяной самоуверенностью и живым, цепким умом, что отличало Драко в глазах преподавателей среди повес-сокурсников по юридическому факультету, а его безупречные манеры пленяли любую особь женского пола от шестнадцати до шестидесяти.

— Вон, видишь? — Кормак вздернул голову, указывая подбородком на мелькнувшую тонкую фигурку в платье цвета морской волны. — Она нездешняя…

— Угу… — Малфой присмотрелся поближе к незнакомке. Слишком была знакома эта незнакомая дама. — Курортница, наверняка… — нарочито задумчиво пробормотал он.

— Именно! — чуть не вскричал Кормак, наблюдая как незнакомка вежливо улыбается щекастому старикашке и чуть обмахивается веером. — Она наверняка дочь того джентльмена. Слу-у-ушай, — протянул он просительно-гнусавым голосом, — ты же можешь познакомиться с кем угодно! Представь меня ей, а? У тебя лучше получается втереться в доверие!

Драко задумчиво буравил взглядом женскую фигуру, которая на миг замерла при виде мужчины в темном костюме. Женщина взяла предложенный официантом лимонад, чуть кивнула на какое-то замечание и засмеялась на шутку добродушной жены старикашки. Цепкий взгляд Малфоя выхватил острый, узнаваемый хищный профиль — джентльмен в черном его заметил. Их взгляды столкнулись, тут же растаяв в дымке узнавания. Малфой покосился на Кормака, пожиравшего взглядом чужую жену и забывшего обо всем на свете, и расплылся в коварной улыбке, коя по незнанию и невнимательности принималась за самую благодушную улыбку на свете.

— Пожалуй, — Драко отцепил тяжелую руку товарища от своего плеча. — Я попытаюсь оказать тебе эту услугу. Сходи пока за пуншем, а я им представлюсь.

Чуть не провыв всевозможные благодарности, Кормак отправился за пуншем. Драко оправил лацканы своего пиджака, ревниво оглядел манжеты, в которых безупречно сияли серебряные запонки, и только потом направился прямиком к мрачной, хорошо знакомой фигуре.

Миссис Снейп с легким недоумением смотрела на приветственное рукопожатие супруга и стильно одетого молодого человека. На губах полковника Снейпа появилась легкая улыбка, а сам юноша пытался скрыть слишком явную, по его мнению, радость. Возможно, вместо рукопожатия были бы родственные объятия, но приличия диктовали светскую холодность, которую приходилось компенсировать теплотой тона и взгляда.

Гермиона машинально подала руку Драко Малфою (крестнику ее мужа и очень способному молодому человеку) и вежливо улыбнулась на поздравления с бракосочетанием. Холодный, расчетливый взгляд и высокомерная манера Драко порой растягивать слова не понравились ей. Светские львы, которые по определению обладали известной долей лицемерия, вызывали стойкое неприятие.

— А на каком факультете вы учитесь? — спросила Гермиона, не видя скрытого одобрения мужа.

— На юридическом, — ответил Драко. — Отец считает, что это образование достойно джентльмена и пригодится в… семейных делах. Кстати, вам сердечный привет от него, крестный.

Северус улыбнулся одними глазами.

— По возвращении я напишу твоему отцу, Драко.

— Матушка будет ждать вас с визитом! Я ее предупрежу.

Гермиона невольно поразилась, насколько свободно общается с ее мужем Драко, шутит и смеется, а полковник, казавшийся ей черствым и чуждым, на глазах превращается во внимательного слушателя, тактичного наставника и доброго друга.

— Почему же именно Аберистуит?

— Отец настаивал на Европе, но мать воспротивилась, — пожал плечами Малфой. — Да и Кембридж с Оксфордом отец не любит, считает, что там ничему не учат кроме распутства. И вот я здесь.

Снейп от души про себя посмеялся этому объяснению: благо, крестник достаточно благоразумен, чтобы учиться, а не прожигать свою жизнь и расточать родительские средства.

— А как поживает Бади с Тоби? Поль так же храпит? — разговор плавно перешел на собак, оказавшихся предметом страсти как Северуса, так и Драко.

Миссис Снейп с ужасом поняла из беседы, что Поль, тот самый мопс, храпит и вообще избалованная собака, судя по воспоминаниям Малфоя-младшего, но самый любимый питомец ее супруга. «Господи, у него целый зверинец!» — подумала она, начав всерьез опасаться за своего кота.

— О! У моего отца как обычно меняются пристрастия, но вы же знаете, насколько он привязан к race résistante[4], — охотно ответил Малфой на вопрос об отцовской псарне. — Но папа́ не оставляет надежды раздобыть щенков вашего мопса! — шутил Драко.

— Для этого ему придется исколесить Европу, — усмехнулся Снейп.

— Ну… если только вы не дадите адрес.

Полковник позволил себе сдержанную усмешку.

— Я не настолько люблю селекцию, как твой отец, Драко. Но могу посоветовать сделать ставку на английские аналоги.

— Думаете? — задумчиво наморщил лоб Малфой. — Мы говорили об этом, но отец считает это рентабельно невыгодным…

Гермиона настороженно вслушивалась в беседу двух мужчин, цедя лимонад маленькими глоточками. В конце концов, разговор ее утомил, собак она не любила, и скучнее темы нельзя было найти.

— А где вы остановились? — вдруг спохватился Драко.

— В Нортон-отеле на Флит-стрит, — ответил Северус, на миг замерев и прислушавшись к звонку на спектакль. — А ты живешь в общежитии или все же снимаешь комнаты?

— Отец настаивал на общежитии, но мама воспротивилась, в итоге у меня вполне хорошие комнаты на Слепт-стрит, — намекнул Малфой на материнские любовь и щедрость.

— То есть, там нет клопов и аккуратная хозяйка, — чуть улыбнулся полковник Снейп, привычно протягивая жене руку.

— Да, стол вполне приличный, только нельзя курить в комнатах, — посетовал Малфой, следуя за ними.

— А тебе понравилась бы в твоей чистой квартире пара неопрятных, курящих студентов? — хмыкнул Северус.

— Не знаю… но я курю и не считаю это недостатком.

Гермиону задел тон, каким сказал это Малфой. А ведь прачка так не считает, отстирывая ткань и пытаясь вытравить этот запах. Но разве такие, как Малфой, думают об этом? Наоборот, прислугу и ее нужды они не замечают, испытывая раздражение, если служанки не справляются со своими обязанностями.

— Смотря сколько сигарет в день ты выкуриваешь, — услышала она замечание мужа.

Драко поморщился от этих нравоучений.

— Смотря какие сигары куришь, крестный, — парировал Малфой. — Вот дед всегда курил турецкие сигары и дожил до старости.

Северус усмехнулся про себя — нервам и здоровью лорда Абраксаса Малфоя можно было только позавидовать. Старый лорд Малфой до седых волос оставался светским львом и умер в виду грудной жабы, но истинно эпикурейски — с вином в руках, с полной горстью пепла от сигарет в малахитовой пепельнице.

— А почему вы бросили курить, сэр?

Гермиона навострила уши: ее муж курил? Когда? И как долго?

— Индусы маскировали под мешки со специями порох, — ответил Северус. Женщине показалось, что его голос стал тише. — После того, как один солдат по незнанию закурил рядом с грузом и погибла небольшая рота, я бросил.

— А да… — Драко казался пристыженным. — Папа́, кажется, что-то упоминал.

Повисла неловкая пауза, и миссис Снейп не решилась нарушить ее сразу. Только когда показалась их ложа, она уточнила:

— А где вы расположились, мистер Малфой?

Драко ответил, не глядя на нее:

— На другом конце зала. Или вы желаете, чтобы я заменил вам того милого старика? — в его голосе проскользнули саркастичные нотки светского повесы.

Гермиона пассаж не оценила и, безукоризненно вежливо улыбнувшись, села на свое место, подчеркнуто не глядя ни на мужа, ни на его крестника. Весь оставшийся спектакль она молчала, не отрывая взгляда от действа на сцене и размышляя о прошлом мужа.

* * *

Кормак послушался совета Малфоя, который намекнул на Нортон-отель, и повез туда свою сиятельную Мельпомену. Шерил в шляпке с яркими перьями привлекала всеобщее внимание отдыхающих, прогуливавшихся по окрестностям отеля в тот вечер.

В номере им тактично отказали, сославшись на заранее составленные списки и крайнюю плотность постояльцев сейчас, но в ресторане обслужили, как следовало. Кормак был раздосадован и даже зол, только воркование Шерил, прижавшейся порывисто к его руке, усмирило его гнев и уберегло от скандала. Любуясь длинной шеей и покатыми плечами, скрытыми сейчас целомудренно яркой шалью, Маклагген уже решил, куда везти свою даму, и попробовал внять ее щебетанию. Его устраивала Шерил своей показной красотой, простотой мышления и нравов, кои в иных обстоятельствах составляли известное препятствие на пути к наслаждению. Официант переменил блюда уже во второй раз, принеся кофе и десерт, когда взгляд Кормака остановился на даме в светло-лиловом платье с белым воротником-стойкой и таких же накрахмаленных манжетах. Мелькнула знакомая капелька серьги в маленьком ушке, и Кормак узнал ту самую даму из театра.

Ай да Малфой! Ай да молодец! Теперь понятно, почему он советовал Нортон-отель!..

Губы молодого человека сами собой разъехались в счастливой улыбке.

Шерил пригубила кофе и подозрительно глянула на спутника.

— Мон шер, что-то случилось? — спросила она, ужасно коверкая французские слова.

— Ничего, моя Мельпомена, — поспешил вытащить портсигар Кормак. — Я просто замечтался…

— О чем же? — Шерил кокетливо стрельнула своими темными глазами.

— О падении Дездемоны в объятья Кассио, — он не успел поднести спичку к сигарете, как тут же возник официант и вежливо объяснил, где залы для курящих.

Актриса засмеялась тем самым грудным смехом, что покорил когда-то Кормака в один из первых сезонов. Маклагген тоже улыбнулся и спрятал портсигар.

— Если бы Кассио был так же красив, как ты или твой друг, то… никто бы не поручился за бедную Дездемону!

Кормак пригубил кофе, глядя сквозь Шерил на незнакомку. Та промокнула салфеткой нежно-розовые губы и заправила непокорный локон за маленькое ушко. Точеный профиль был не лишен некоторых несовершенств, но все это дышало какой-то юной прелестью и невинностью, удивительной для молодой женщины. Особенно она контрастировала со своим спутником, малоприятным черным мужчи…

Что?!

Она с тем самым отталкивающим типом, который сидел с ней рядом? Нежные губы незнакомки тронула ответная вежливая улыбка на ухмылку ее спутника. Кормаку казалось, он весь дышал самодовольством и напыщенностью, а взгляд, хищный, черный, так и пожирал молодую женщину напротив огнем сладострастия и хорошо скрытой похоти.

Это… неправильно!

Вскоре Шерил ушла в дамскую комнату припудрить нос, открыв обзор на такую контрастную пару. И Кормак вдоволь смог наглядеться и изойти странной желчью по отношению к этому малознакомому ему джентльмену, который был занят своей дамой. Все повадки их выдавали пару, но как давно, непроницательный Маклагген не смог определить. Как только дама вышла из зала вместе со своим спутником, вернулась Шерил. Обдав его свежим шлейфом своих сладких духов, она пошутила насчет своей пунктуальности и выжидающе глянула на Кормака. Маклагген с минутным усилием наконец вспомнил, что он здесь забыл вместе с Шерил, затем оплатил счет, подал руку своей даме и покинул отель.

Одно юноша знал точно — адрес незнакомки и ее семейное положение. Только вот инициалы этой женщины все равно были загадкой, а Малфой пока будет молчать, дабы вдоволь натешиться метаниями своего друга.

Шерил оживленно щебетала что-то о театре и своих склоках с товарками по сцене, а Маклагген лишь смотрел на нее, такую доступную и красивую, но все же дешевую женщину, смотрел и удивлялся своим быстро поменявшимся вкусам.

Интересно, та незнакомка так же сомлеет, когда услышит пару комплиментов, произнесенных глухим, жарким шепотом? И какие у нее духи? Легкие цветочные или же тяжелые, будоражащие своей чувственностью?

Кормак пока не знал, но надеялся узнать об этом очень скоро не без надежды на своего хитроумного друга.

[1] фр. Любитель искусства.

[2] фр. Милый дикарь

[3] Хорошее впечатление фр

[4] Фр. Стойкая порода

Гермиона зажмурилась от солнечного лучика, устроившегося на ее носу. Вчерашний спектакль ее утомил своей заурядностью окружения и постановки, но хороший ужин и беседа с Северусом развеяли дурное настроение, которое успело усилиться от знакомства с Драко Малфоем.

Крестник мужа произвел на нее неприятное впечатление. Как с ровесником и просто умным юношей она не нашла общий язык, но самое обидное, что Малфой младший и сам не стремился к этому. Его высокомерный и скучающий взгляд скользил сквозь нее, что вызывало у Гермионы ассоциации с мебелью. Драко оживленно и на равных беседовал только с полковником Снейпом, а на ее попытку поддержать беседу лишь высокомерно поджимал губы с видом удручающей усталости. Гермиона злилась на Малфоя, на мужа и на себя и невольно думала, каковы же его родители. Неужели мистер и миссис Малфой такие же надменные малоприятные люди?

В силу возраста Гермиона быстро отбросила все неприятные предчувствия и решила насладиться последними сухими и солнечными днями в Аберистуите. Прогулки с полковником были неизменны вдоль набережной, порой по берегу моря, где миссис Снейп с детской наивностью отыскивала наиболее красивые ракушки и раздумывала, какую бы картину соорудить из этих даров моря. В городе ей начинало нравиться больше, но робкая мечта посетить знаменитую национальную библиотеку не покидала Гермиону. И однажды ее мечта сбылась. Полковник сперва повел ее обычным маршрутом, но каково же было удивление молодой женщины, когда их путь неожиданно изменился и неприступные двери национальной библиотеки, величественного здания в неоготическом стиле, распахнулись перед ней. Только присутствие студентов и смотрителей библиотеки удержало Гермиону от бурных проявлений восторгов. Но взгляд, которым она наградила своего мужа, стоил тысячи слов благодарности.

Экскурсии не было, но ее полностью удовлетворил большой читальный зал, где царила шуршащая тишина, и ряды полок в свободном доступе. Свободных мест было немного, и Снейпы заняли неприметный столик в углу, за которым сидел лишь один студент. Все хорошее настроение Гермионы мгновенно улетучилось, когда студент поднял свою светловолосую голову от книг и кивнул им в знак приветствия.

Драко Малфой. Снова.

— Не ожидал вас здесь увидеть, — шепотом проговорил Драко, покосившись на раритетный том «Фауста» в руках миссис Снейп.

Гермиона удостоила его мимолетным взглядом и уткнулась в вожделенную книгу. Ну надо же… 1806 год, да еще и на немецком! Миссис Снейп не владела свободно этим языком, но читала и переводила без словаря.

— Спонтанный визит. Вижу, ты грызешь гранит науки… — ответил Северус и сделал было намерение встать и перейти в другое место, но Драко его удержал.

— Уже зубы болят, — поморщился он и отложил увесистый том по философии. — Это уже второй экзамен по философии, абсолютно бесполезный и бессмысленный.

— Любой образованный человек должен уметь философствовать, — проговорил мужчина не без насмешки над крестником.

— О, крестный, только не говорите мне, что и у вас была философия!

Снейп позволил себе многозначительную усмешку.

— Не может быть! — чуть не воскликнул Драко. — Вы же инженер! Зачем уж вам это?!

Полковник пожал плечами.

— Поддержать беседу в узком кругу.

— Вот именно в узком, — процедил Драко. — Настолько узком, что тошно.

Гермиона не выдержала и подняла голову от книги.

— Но философия — это же древнейший способ познания мира, мистер Малфой, — заметила она.

Драко скривился, как от зубной скорби, и демонстративно вздохнул — почему эта женщина имеет право встревать? Полковник же напротив взглянул на свою жену с нескрываемым интересом, гадая, пансионская ли это выучка или его супруга щедро компенсировала пробелы образования обширной родительской библиотекой?

— В таком случае хватило бы вызубрить диалог Пипина с Алкуином, и довольно, — хмыкнул Драко.

— А разве это не часть зачета по латыни? — уточнила Гермиона.

Малфою стало тошно вдвойне. Миссис Снейп казалась ему редкостной занудой, и он не мог понять, что нашел в этой женщине и Кормак, и крестный. Ведь это верх наглости вмешиваться в чужой разговор и занудствовать о таком жутком предмете, как философия!

— Нет, миссис Снейп, в нашем университете не настолько дремучие программы, — насмешливо ответил Малфой.

Гермиона поджала губы и лишь укрепилась в своем мрачном настрое против крестника мужа и его семьи. Ведь на лицо все дурные черты характера, которые, как говорила мадам Макгонагалл, есть следствие попустительства и недобросовестного воспитания.

— Но тем не менее, традиций придерживаются, — усмехнулся Северус. — Первые же законы появились в философских трактатах, — и на память перечислил самые известные из них.

Гермиона одобрительно посмотрела на супруга и даже позволила себе едва заметную улыбку. Зато Драко не разделял такой неожиданной и единодушной любви четы Снейп к философии.

— Но это не отменяет того факта, что сейчас философия мало отличима от риторики, — он не собирался так просто сдаваться.

— А разве так не было с самого начала? — чуть прищурилась молодая женщина. — Ведь искусство красноречия тесно сопутствовало умению доказывать свою теорию.

Драко сделал вид, что не услышал ее высказывания, лишь упрямо поджал губы и взял еще один пыльный том.

— В таком случае, почему философия стала отдельной наукой? — хмыкнул он.

— Может, потому, что риторика была всего лишь средством, а философия изначально была отдельным предметом? — невозмутимо ответил Северус. — Да и настоящего джентльмена отличает осведомленность во многих вопросах, ведь та же философия вездесуща.

Драко обессилено вздохнул и проворчал:

— Вряд ли мне нужно будет отыскивать в своих бумагах философский смысл…

— В бумагах вряд ли, а вот в стиле жизни — вполне, — кивнул полковник. — В конце концов, сейчас набирает популярность течение материализма, а для понимания, чем же промывают мозги современному человеку, нужно ознакомиться с этой теорией.

Миссис Снейп подняла голову от книги, но не решилась полюбопытствовать, что это за материализм такой и кто о нем пишет. От соседних столов на них косились более чем осуждающе — даже шепот отдавался эхом в сводах зала. Когда Драко надоело глотать вековую пыль (через десять минут), миссис Снейп вздохнула облегченно и, наконец, смогла вдоволь натешиться «Фаустом» в этой обители тишины, полную перлов человеческого разума.

Но заботило ее другое: книжные пристрастия мужа. Оказалось, что они приятно совпадали, это подтвердил разговор в кафе о «Фаусте». Полковник, как оказалось, сносно говорил по-немецки, но предпочитал английский перевод этого шедевра Гёте.

— Для меня сложновата немецкая грамматика, — признался Северус. — Любой язык воспроизводить проще среди его носителей, а не в других странах.

— А как же французский или латынь? — нахмурилась Гермиона, перестав ковыряться в лавандовом пирожном. — Мы же вполне свободно понимаем службы в церкви и изъясняемся по-французски.

— Потому что в них есть бытовая необходимость, — ответил он. — Другое дело неумение пользоваться своим языком, как это порой бывает у русского дворянства.

Потом они стали обсуждать Теккерея и его роман «Ярмарка тщеславия», который переиздавался одной именитой типографией, творчество Джорджа Кроули и его вычурно страдальческие романы, которые тяжело было читать Гермионе, но которые были понятны Снейпу. Осторожное упоминание Теннисона, столь горячо любимого ею и другими соотечественниками, вызвало лишь понимающий кивок, но не бурную реакцию. Миссис Снейп вскоре пришла к выводу, что супруг отдает предпочтение прозе, нежели поэзии, но считает своим долгом держать томики выдающихся поэтов в библиотеке.

— А вы не пишете стихов? — поинтересовался полковник Снейп.

Гермиона от удивления чуть не выронила десертную ложечку и раскраснелась от смущения.

— Нет, — возразила она. — Но меня всегда поражает умение поэтов вместить свою мысль в одно четверостишие и сделать ее очень яркой и эмоциональной!

Северус невольно залюбовался женой: она была очень мила в этот момент; вдохновленная и в тоже время смущенная, Гермиона менее всего походила на пустую провинциальную барышню. И это в полной мере удовлетворяло его — пустоголовые и просто невежественные женщины утомляли и не вызывали ничего, кроме сардонических усмешек. Но миссис Снейп, кажется, не замечала его любования, вдохновенно рассказывая про очарование поэзии и своеобразие Теннисона в частности…

Вспомнив этот разговор в вечер перед отъездом, Гермиона поежилась в постели и улыбнулась неожиданному открытию. Беседы с мужем в поезде обещали быть если не многообещающими, то хотя бы полезными и содержательными. Хлопоты во время сборов внесли свои коррективы, заставив Гермиону ощутить себя полноправной хозяйкой, разумной и рачительной. Дорожные же хлопоты взял на себя полковник, поручив Шелдону приобрести билеты и нанять кэб до вокзала. Сам же мистер Снейп отлучился по делам, предоставив супруге пару часов наедине со своим дневником. Отъезд был запланирован после ланча.

Миссис Снейп переоделась в дорожное платье и теперь ожидала мужа в гостиной, недоумевая, куда же он отправился.

Тем временем Шелдон успел управиться до ланча и возвращался назад, когда прямо перед входом в ресторан отеля на него буквально натолкнулся светловолосый молодой джентльмен. Юноша повел себя чрезвычайно нагло: не поздоровался, обратился на «ты» и сразу принялся указывать.

— Твоя ж хозяйка сидит вон там, за третьим столиком в левом углу? Вот, — всучил он Шелдону записку и гинею. — Передашь это ей, договорились?

Шелдон никогда не жаловался на отсутствие внимания и памяти, посему узнал в незнакомце того самого франта, которого уже успел не раз заметить неподалеку от четы Снейп. Алчные взгляды, бросаемые франтом на миссис Снейп, наводили на вполне логический вывод. Будучи верным и преданным слугой, Шелдон не собирался допускать такого отношения к своей хозяйке, ведь, как известно, репутация слуг зависит от репутации господ. Как и разуверять франта в том, что дама за третьим столиком в левом углу совершенно не похожа на молодую супругу полковника Снейпа, пусть даже в очень похожих платье и шали.

На миг его лоб прорезали задумчивые морщины, затем лицо приняло степенное выражение, успешно прячущее праведную решимость, зажегшуюся в глазах.

— Конечно, сэр, — кивнул Шелдон.

Молодой господин рассмеялся, назвал его «славным малым», хлопнул по плечу и унесся в неизвестном направлении. Шелдон хмыкнул про себя, зашел в ресторан.

Подойдя к указанному столику, он положил записку, описал джентльмена, ее передавшего, чем сразил наповал даму, далеко уже не молодую вдову, и был таков. В кармане лежала теплая гинея, которой с лихвой хватит на средних размеров коробку эклеров и даже на кулек печеных каштанов для Мэри, не говоря уже об обеде в каком-нибудь простом трактире. Душу же согревало удовлетворение от правильности выбранного решения.

Кормак не поскупился на букет из пурпурных роз, нарядился в лучший фрак и поехал в Нортон-отель. Последнее время в ресторане и холле этого отеля Маклагген был частым гостем, незримо преследуя свой предмет обожания. По вечерам в парке он всегда старался находиться на почтительно близком расстоянии, ломая голову, как бы предстать перед этой дамой, которая, по словам Драко, была весьма начитана и честна, как монахиня ордена святой Агнессы. И вот теперь надежда обрела крылья, ведь записку не вернули! Все же, как удобно вовремя подвернулся слуга!

В свете фонаря при виде хрупкой фигуры, зябко кутавшейся в большую шаль, сердце Кормака подпрыгнуло. Юноша взволнованно сглотнул и направился к женщине, уже предвкушая прекрасный вечер и такую желанную победу. Подойдя, он коснулся ее плеча, призывая обернуться к нему, и поспешил склониться, дабы запечатлеть поцелуй на ее устах, ведь рядом никого нет! Женщина томно вздохнула, повернула голову, и…

Сверкающие подошвы лаковых туфель улепетывающего Кормака, яростно ругавшегося и утиравшего губы, еще долго вызывали веселую досаду престарелой кокетки, которая за чашечкой чая с виски любила ностальгировать о былых любовных победах и разбитых мужских сердцах…

От Спайдершира до Визардшира было рукой подать. Гермиона стояла на перроне маленького, кажущегося игрушечным вокзала и всматривалась в далекую черту города Дэдлока, где начинался родной Визардшир. Вскоре багаж погрузили на присланную теткой Северуса повозку, сам полковник без труда подсадил свою супругу в коляску, дабы подол свадебного платья остался чистым. Миссис Снейп удалось скрыть смущение нервным оправлением пышной юбки, но чуткое ухо все равно уловило детский восторженный писк:

— Мама, смотри! Леди-невеста!

В своем белом платье и накидке цвета слоновой кости, щедро украшенной вышивкой, Гермиона действительно приковывала внимание немногочисленной публики на вокзале. На соблюдении традиций настояла Мэри, решительно отвергнув обычное дорожное платье, и у Гермионы не нашлось разумных аргументов. Раздосадованная, она не заметила ни тени улыбки, проскользнувшей на губах мужа, ни пристальный, полный безмолвного одобрения, его же взгляд.

При виде показавшегося вдали двухэтажного дома в готическом стиле молодая женщина немного поежилась. Грубый, неотесанный камень выглядел застывшим существом с окнами-глазницами, и ее живое воображение напомнило одну из детских страшилок про колдуний и колдунов в этих неказистых страшных домах. Единственным живым пятном в поместье оказался порядком одичавший сад. Миссис Снейп входила в отчий дом мужа с тяжелым сердцем, гадая, какими здесь были его детские годы и как ее примет тетушка Эвелин.

Старуха не вышла их встречать, что немного задело Гермиону, но здравый смысл подсказал другое — тетушка, должно быть, очень стара, раз не приехала даже на их свадьбу. Однажды ей довелось заметить, что супруг писал родственнице письмо и прикладывал фотокарточку их первого семейного портрета, сделанного за целых двадцать фунтов в мастерской Аберистуита, так что предположения о возрасте и здоровье могли вполне оправдаться.

Войдя в чистую гостиную, она на миг замерла в нерешительности. Перед ней в кресле у камина недвижимо сидела старуха, кутавшаяся в роскошную индийскую шаль с пурпурными цветами. Ее темные густые волосы уже были изрядно тронуты сединой. Гермиона внутренне вздрогнула, встретив прямой, жесткий взгляд слегка поблекших глаз. Тонкие сморщенные губы не тронула улыбка, но взгляд едва заметно поменялся при виде племянника. Лишь на долю мига тетка Эвелин перестала походить на страшную ведьму из сказок: ноздри острого ястребиного носа растроганно затрепетали, а поджатые губы образовали мягкий изгиб, когда Северус подошел к старухе и по-родственному поцеловал морщинистую руку.

Гермиона сделала вышколенный книксен и была удостоена глубокого одобрительного кивка со стороны миссис Эвелин Шоу, урожденной Принц. Сев с позволения хозяйки в кресло, миссис Снейп сложила руки на коленях, держа спину прямо, как на уроке. Северус расположился в своем кресле непринужденно, чувствуя себя здесь почти как дома, но не спешил завязать разговор, который разрядил бы обстановку. Молчание затягивалось, Гермиона начинала нервничать, ощущая на себе пристальный, прощупывающий вплоть до нутра чужой взгляд.

Внимания миссис Шоу были удостоены шпильки, каскадом державшие тяжелые локоны Гермионы, скромный кружевной воротничок, складки на платье из тафты и атласа, жемчужные серьги, а также выступавший на дюйм носок туфли. Выражение лица Гермионы не показалось Эвелин Шоу дерзким или постным, в чужих карих глазах она нашла ум и, самое главное, искренность помыслов, отчего смогла прочесть сидевшую перед ней молодую женщину, как раскрытую книгу. По внимательному рассмотрению миссис Шоу признала: ее племянник женился на добропорядочной, уравновешенной девушке, которая если не страстно влюблена в него, то хотя бы относится к нему с должным уважением.

За чаем были возданы должные любезности и благодарности, затем разговор плавно перешел на обсуждение погоды, ветреной и сырой осени, короткого тепла в этом году и выражения чаяний на снежную зиму и пышную весну и лето. Миссис Снейп цедила все отведенное время налитый ей чай, не замечая, что чашка давно остыла и уже не грела продрогшие руки. Когда чай и темы для разговора закончились, Гермиона искренне обрадовалась предложению супруга осмотреть в его сопровождении комнаты первого этажа.

Руководствуясь чутьем, она пыталась угадать, что за каждой дверью, и указала на первую попавшуюся дверь, которая была заманчиво приоткрыта. Безмолвный вздох восхищения сам сорвался с губ, стоило переступить порог — библиотека!

Молодая женщина, выпустив руку полковника, торопливо направилась к высоким полкам красного дерева, сплошь уставленных цветными заманчивыми корешками книг. Обойдя небольшой письменный стол, рядом с которым стоял стул с высокой спинкой, мельком глянув на софу у окна с подушками-думками, она принялась придирчиво рассматривать содержимое полок, лишь кончиками пальцев касаясь узнанной книги или особо яркого корешка незнакомой.

Библиотека оказалась богата на атласы Англии и Индии, географические и ботанические тома, в результате беглого осмотра нашлись и целые словари хинди, анатомические атласы и лекарственные сборники трав, а также французские романы времен бабушки Гермионы. Увлекшись осмотром небольшого англо-хиндийского словаря, миссис Снейп совсем забыла о присутствии мужа. Когда тень упала на светлые страницы, Гермиона подняла голову и ахнула от неожиданности.

На лице Снейпа не дрогнул ни один мускул, только взгляд бегло скользнул по обложке книги:

— Так и знал, что вам не будут интересны остальные комнаты.

Если бы не легкий намек на улыбку, Гермиона приняла бы это за упрек и обиделась. Захлопнув книгу, она с достоинством ответила:

— Вы донельзя проницательны.

Снейп чуть покривил краем рта и чуть склонился к ее лицу. Она подавила в себе желание отодвинуться и более спокойно спросила:

— Который час?

Он вытащил из нагрудного кармана жилета серебряный брегет и ровно ответил:

— У вас час, чтобы переодеться к ужину.

Гермиона коротко кивнула и несколько беспомощно огляделась:

— Вы хорошо ориентируетесь в… этом доме? — она понимала, что вопрос не лишен некой наивности и налета бестактности, но понимания, что этот дом был для полковника родовым поместьем, у нее не было.

— Конечно, — ей даже показалось, что во взгляде мужа проскользнуло нечто вроде насмешки. — С одиннадцати лет каждое лето я был здесь завсегдатаем.

— Вы приезжали сюда с вашей матушкой? — миссис Снейп расслабилась и даже улыбнулась, найдя безопасный для начинающейся беседы вопрос.

Но вдруг мужской взгляд омрачился, несмотря на то, что тон не потерял вежливого спокойствия ни на йоту.

— Моя мать умерла от воспаления легких, когда мне не было и десяти лет, — ответил Снейп, глядя куда-то сквозь жену. Гермиона судорожно сжала в руках книгу, она не могла представить всю горечь такой утраты и очень боялась этого. — Отцу было не по средствам нанимать домашних учителей, поэтому не без помощи тетушки Эвелин и ее мужа, полковника Альберта Шоу, меня определили в Девонское училище[1], позднее в войска королевских инженеров. Во времена учебы на зимних каникулах я бывал дома, в Визардшире, туда на несколько дней приезжала погостить тетушка Эвелин с коробом книг, затем на все лето я уезжал сюда, в Спайдершир.

— А… — Гермиона не без опаски задала очень личный по ее мнению вопрос, — вас это устраивало?

— Это устраивало отца, — пожал плечами Северус.

Она опустила взгляд на канареечного цвета обложку. Задумчиво поковыряв выпуклые золотистые буквы, Гермиона сдержала ряд других вопросов, рассудив, что узнает о семье мужа потом, когда освоится и, возможно, привыкнет к нему.

— Здесь все книги вашего дяди? — решила переменить она тему разговора.

— Частично, — ответил он, беря у нее словарь и ставя на место, пока Гермиона оправляла складки на своем свадебном платье. — Раньше это был дом моего деда, он не был слишком образованным, но желал видеть образованными своих дочерей, поэтому и покупал многие книги без разбора или часто полагался на их выбор.

— То есть где-то есть тайник с другими французскими романами? — улыбнулась миссис Снейп.

Полковник тонко улыбнулся в ответ, принимая шутку.

— Тетушка предпочтет унести эту тайну в могилу, — ответил он, подавая ей руку. — Часть книг по точным наукам и языкам осталась на своих местах, как и всякого рода атласы, часть обновилась благодаря стараниям тетушки и ее мужа, какая-то часть этого наследия осела в Визардшире… Впрочем, вы вскоре сами убедитесь во всем этом.

При последних словах улыбка миссис Снейп померкла — Гермиона вспомнила о данном обете, который связывал ее теперь с этим мужчиной на всю жизнь. До спальни они дошли молча. Полковник не пытался вновь завязать разговор, погруженный в свои мысли, его жена изо всех сил пыталась скрыть свое подавленное настроение.

Выбрав сдержанное платье шоколадного цвета с узкими рукавами и целомудренным вырезом на груди, молодая женщина села у зеркала и принялась перекалывать шпильки на своей прическе, чтобы создать непринужденный, домашний образ. Мэри смущенно отпросилась на кухню, чем вызвала недоумение.

— А разве миссис Шоу не держит здесь слуг? — удивилась Гермиона, круто повернувшись к горничной.

Мэри вдруг опустила голову.

— Как сказал м-мистер Бэксток… он тут дворецкий… слуг отпускают после чая… и коль уж я тут, то должна помочь на кухне… — сбивчиво пояснила она. — Шелдон будет прислуживать за столом…

Гермиона на миг бессильно прикрыла глаза и кивнула.

— Хорошо, Мэри, можешь идти.

Когда дверь за горничной закрылась, миссис Снейп метнула злобный взгляд на постель и на свое отражение. Шпильки, зажатые в руках, больно впились в ладони, и она с шипением отбросила их. Две недели придется обходиться наособицу, а затем доплатить Мэри за такую беготню. Знать бы, каковы слуги в доме мужа и позволит ли он еще одну горничную?..

[1] В 1870-е Девонское училище готовило сыновей офицеров к поступлению в престижные военные академии.

Ужинали неторопливо. Тетушка Эвелин решила изменить своим порядкам, начав ужин на полчаса позже обычного. Меню не было бедным, но и не блистало роскошными изысками, которые уже мало интересовали старуху. На столе стояла ваза с яблоками, собранными из порядком запущенного сада, да неочищенный фундук. Небольшие, зеленые яблоки оказались кисловатыми и больше годились на компот или джем, но миссис Шоу придерживалась традиций, когда на столе было то, что рождала собственная земля.

Гермиона ощущала в супе лишь привкус куриного бульона, напоминавший о годах в пансионе и днях болезни дома. Она вежливо черпала горячее ложкой, больше являя хозяйке дома безупречные манеры, нежели смакуя пищу. Полковник не отрывался от трапезы и лишь изредка кивал на то или иное замечание тетки, которая нередко воспоминала своих соседей невеж, сетуя на их чванливость и ханжество. Гермиона больше помалкивала и предельно вежливо выполняла просьбы миссис Шоу, как то: передавала солонку родственнице или поправляла цветы в столовой вазе, чем вызвала удовлетворенный кивок со стороны хозяйки дома, которая мимоходом то сыпала остротами в адрес племянника, то экзаменовала его жену. Полковник не менее тонко парировал каждый выпад в свой адрес, чем вызывал смех у тетки и легкий шок у супруги.

Гермиона вспоминала домашние обеды, которые теперь неизменно вызывали грусть и ностальгию по былому, сравнивала этот чопорный, словно прием английской королевы, и постный, будто церковно-приходская трапеза, ужин и теплый, домашний уют грейнджеровского стола и тускнела еще больше. Отложив ложку, когда хозяйка окончила свою трапезу, и даже не доев, миссис Снейп механически принялась за жаркое из баранины, жирное и тяжелое. Умом она понимала, что каждый ведет быт по-своему, осознавала, что в своем доме будет вести иначе (если ее супруг позволит это), но не могла перестроиться и поддержать мало-мальски светскую беседу.

Хозяйка, тем временем, развлекалась тем, что время от времени экзаменовала свою молодую невестку. После того как миссис Снейп верно определила, какая приправа подошла бы бараньей ноге, медленно холодеющей на тарелке перед ней, старуха выглядела вполне удовлетворенной.

— Обычно к приезду Северуса готовят бифштекс, — она внимательно прищурилась, следя за реакцией невестки. Та подняла голову на миг, посмотрела на новоприобретенную родственницу, затем на мужа, но не стала уточнять, какой именно — судя по лицу тетушки, Гермионе предоставлялось самой разгадывать эту тайну. — Но мясник, паршивец, предлагает в последнее время рубленое мясо. Да и стейки нынче стоят дорого… и не по моим зубам… — старчески посетовала хозяйка дома, показав крепкие, чуть желтоватые зубы.

Супруги Снейпы вежливо улыбнулись на это замечание. Гермиона машинально отметила, что мужу баранина также не пришлась по вкусу. Она с немой благодарностью приняла кусок пирога со свининой и наконец утолила голод. Нетронутую баранину сменил ореховый пудинг. Гермиона вежливо съела немного, чем вызвала старческий смех:

— Моя дорогая, вы же не на приеме, а дома у родственников! Вот это я понимаю, толковая гувернантка, которая до мозга костей вбила вам треклятый птичий аппетит!

Молодая женщина покраснела и опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях.

— Или вас пестовала не гувернантка? — полюбопытствовала миссис Шоу.

— Я получила образование в пансионе мадам Макгонагалл, — скромно ответила Гермиона.

— В Шотландии?! Батюшки, да там же одни бунтари!

Северус пожал плечами:

— Если бы меня пытались куда-то все время волочь на аркане, я бы тоже упирался.

— Тебя не больно-то куда и втянешь, — отмахнулась старуха. — Если только сам в бутылку не влезешь…

Гермиона повернула голову к мужу, который невозмутимо пригубил чай из чашки и не притронулся к пудингу, показывая, что на сегодня с него довольно. Но взгляд его не показался ей ни добрым, ни злым. В его черных глазах проскальзывали только ему ведомые мысли и возможный анализ ошибок прошлого. Поймав взгляд жены, полковник мягко, одними краешками губ улыбнулся:

— Дела давно минувших дней.

Она пристально посмотрела на него, затем на прихлебывавшую чай тетку и кивнула, взяв свою чашку.

После праздничного ужина чай допивали в гостиной. Пудинг предусмотрительно убрали на кухню, и Гермиона пыталась предугадать, насколько же он зачерствеет к утру. Она предпочитала отмалчиваться, да и тетка была не слишком словоохотливой ближе к ночи. Разговор медленно, с большими паузами, шел о погоде и иссякал с каждым пророненным словом. Вскоре миссис Шоу поморщилась, скрывая зевоту, и подозвала к себе племянника. Ей явно была не чужда театральность, и порой она любила побравировать своей немощностью.

— Спасибо, Северус, — в ее тоне проскользнула гордость напополам с признательностью, когда мужчина с почтительным видом помог ей подняться из кресла.

Гермиона, глядя на все это, ощутила явный намек со стороны старухи — смотри, мол, неразумная, какой заботливый тебе муж достался; учись, пока я жива, как растить сыновей, чтобы те так же вытаскивали тебя из кресла на старости лет!

Пришлось подойти, облобызаться по-родственному, пожелать покойной ночи и добрых снов, а после благопристойно удалиться в спальню. Гермиона не питала никаких чувств к новой родственнице, кроме одного — опасений. Старуха не внушала страха, но неприятие, зудящее, будто комариный укус, свербело где-то в глубине души. Молодая женщина уже предвкушала будущие сложности и мрачнела при мысли о разрешении возможных коллизий и конфликтов с теткой мужа, а после и возможные ночные бдения возле постели этой странной старухи…

Гермионе представилось, что она попала в дом престарелых: сперва ее заставят смотреть за этой родственницей, потом христианский долг велит ей не смыкать глаз при муже — вся жизнь, все молодые годы пройдут рядом с этими стариками, которые будут лишь красть ее драгоценную жизненную энергию.

Она не могла уснуть (давал о себе знать большой кусок свиного пирога), металась по своей половине, отбросив книгу, и, затаив дыхание, слушала шум воды из ванной. Чужие стены давили на нее, лишали воздуха, и Гермиона не выдержала, отбросила тяжелое пуховое одеяло, выскочила из постели и кинулась к окну. Окна были старого образца, и ставни не поддавались нервным пальцам. За этим занятием и застал ее супруг.

— Что вы делаете? — без тени эмоций спросил он.

Гермиона испуганно обернулась к нему.

— Хочу открыть окно.

— Вам дурно? — мужчина шагнул к ней.

— Да… то есть нет… — взгляд ее блуждал то по фигуре мужа в домашнем халате, то по теням на окне. — Мне кажется, воздух здесь застоялся…

Северус без лишних слов отстранил ее от ставен.

— Лягте в постель, иначе продрогнете, — приказал он, и Гермиона не посмела ослушаться.

На миг проскользнула мысль о его прошлом: наверняка он также отдавал приказы там, на войне… и именно там этому научился… Женщина покорно забралась под одеяло, поерзав на жестких от чистоты крахмаленых простынях. Она не сводила взгляда с мужчины у окна, который молча, почти играючи, справился с тугими щеколдами и впустил в комнату живительную прохладу.

— Куда вы? — не выдержала Гермиона, когда муж отправился к дверям.

— За грелкой, — пояснил он, не скрыв своего недоумения. — Сейчас все тепло выйдет, постель будет холодная.

Она ничего не ответила, укутавшись до подбородка. Мягко закрыв за собой дверь, Северус направился вниз знакомой с детства дорогой. Поведение супруги если не пугало, то настораживало, заставляя анализировать ее поступки. За ужином миссис Снейп была вялая, но все это время она и не была по-девичьи оживленной; сейчас пыталась открыть окно, похоже, соврала о причинах… зачем?

Подозрение напрашивалось лишь одно, но Северус одернул себя — слишком рано, не прошло и месяца с момента их супружества, дабы надеяться на что-то… Скорей всего, дело в переутомлении, быстрая смена мест и событий не сказывается положительно на человеческой психике, а уж на женской тем более.

Как человек образованный, Снейп видел явные причины и следствие. Супруге не понравился дом, брак выбил из колеи, и всегда твердая и разумная мисс Грейнджер растерялась окончательно. Взяв грелку и не потревожив никого, Северус на кухне разогрел воду. Он стоял над ковшиком, ожидая, пока по воде пойдут мелкие пузырьки кипения, и предаваясь собственным мыслям.

Как человек взрослый, разумный, он понимал, что делает и зачем, но видя все возрастающую растерянность жены день ото дня, начинал невольно сомневаться в разумности своего шага. И только методичное перечисление материальных и моральных благ в этом браке спасало от какой-то безрассудности, что настигла его тогда в Индии и чуть не погубила карьеру. Вода зашипела, и Снейп снял ковшик с плиты. Залив воду в грелку, он невольно вспомнил годы в военном училище, где не дозволялось никаких грелок, и холодные казармы отапливались только их дрожащими от озноба телами.

Интересно, его супруга в пансионе не подвергалась такой закалке? Наверное, нет, раз рвется к окну за свежим воздухом…

Усмехнувшись этим мыслям, Северус затушил огонь и бережно понес грелку наверх. Жена покорно не вылезала из своего кокона, лишь сметливо приподняла край одеяла, позволив положить на жесткие простыни грелку.

Гермиона молча проследила за тем, как муж закрывает окно, ежится от холодного воздуха спальни после жара кухни, сбрасывает с себя халат, и спустя мгновение одеяло прикрыло мужское тело. Настольная лампа погасла, и в комнату свалилась темнота.

Он ни словом не упрекнул ее за то, что постель была едва теплой, а их разделяла, как рыцарский меч, грелка. Ничем не выразил возможного недовольства ее капризом, никак не выказал своих подозрений насчет ее чувств и уж тем более никоим образом не намекнул на ее неродственное поведение во время ужина. Это было странным. И никак не вписывалось в спрогнозированное поведение мужа. Гермиона поворочалась на чистых до скрипа простынях и пробурчала в темноту:

— Простыни жесткие…

Со стороны мужчины послышалось нечто, похожее на смешок:

— Они всегда такими были, сколько себя помню. Но после казенной койки в Девоне эта постель казалась мне райской периной.

Гермиона заинтересованно повернулась на бок, лицом к мужу.

— У вас были такие строгие порядки?

— Скорее, скупые спонсоры, — смешок стал явственнее. Глаза привыкли к полумраку, но она скорее угадывала улыбку на его лице, нежели видела. — Но, как говорил один из моих наставников, в здоровом теле должен обретаться здоровый дух.

— Вряд ли холодная постель и жесткое белье этому способствуют, — фыркнула Гермиона.

— Но и не расхолаживают, — ответил Северус. — После каникул я не хотел возвращаться в училище.

— А потом?.. — Она явственно представила мальчика, сладко сопевшего под тонким шерстяным одеялом в казенном, сером здании, и жестокую руку, сдергивавшую единственный источник тепла с ребенка… Ей стало жаль его, да и сердце сжалось в смутной материнской тревоге за будущих детей.

— Потом привык и уже неохотнее возвращался домой.

— Почему? Вас же наверняка ждали… — попыталась запротестовать Гермиона.

Северус промолчал. Он не хотел говорить, что после смерти матери, в отчий дом приходилось приезжать только на Рождество, несколько дней на Пасху, а летом наведываться только проездом в Девон. А здесь ждала та же муштра, что и в училище.

Тетушка хотела воспитать из него джентльмена, а не просто солдафона, и потому пичкала своими уроками танцев, языками, классической литературой. Дядюшка следил за физической формой племянника, и настоящий кошмар начинался, когда приезжал отец, находившийся в дружеских отношениях с Альбертом Шоу. Тобиас Снейп, капитан гвардии в отставке, не щадил сына, повторяя с ним все те армейские штучки, какие проходил каждый новобранец. Северус приучился жить по режиму, четкому распорядку дня, когда утро начиналось с обливаний холодной водой, верховой езды, упражнений в рукопашном бое и фехтовании, смешанном с руганью отца; день же делился четко на военную и классическую половины, где сперва царствовал дядя со своими научными книгами по точным и естественным наукам, а после и тетка Эвелин со своими хорошими манерами. От природы ли, от натуги ли в постижении всех наук, Северус не становился похож на крепкого малого, скорее на стальной прут, который, резко разогнувшись, мог дать по зубам, если его долго и упорно гнули. Ожидания той душевной теплоты, что могла дать ему мать или как-то компенсировать отец, не оправдывались. Его суровая троица по-своему, по-учительски строго выражала свою любовь к единственному отпрыску, стремясь сделать из него гения во всем. Но и средств на него не жалели — что было высшим проявлением любви к этому бледному созданию — его обеспечивало два дома, рачительно, но не скупо, разумно, но не скаредно…

Размышления Снейпа прервало шипение супруги, опрометчиво тронувшей горячую грелку.

— Все в порядке, — поспешила заверить его Гермиона.

— Вы непривычны к грелкам? — в темноте было не видно, как приподнялись его брови.

— Не совсем, — ответила она после недолгого раздумья. — Дома… — она осеклась, но продолжила. — У родителей всегда тепло.

— А в пансионе тоже топили?

— До мадам Макгонагалл порядки были куда жестче, — тяжелый вздох сорвался с ее губ. — Спальни топили только в лютый мороз, в остальное время лишь подтапливали. После… прежнего директора уличили в растрате, и все поменялось. Это все случилось в первый год моего обучения.

Северус задумчиво нахмурился, силясь припомнить подобный скандал в газетах.

— А как звали прежнего директора?

— Гранде. Питер Гранде.

— Он был французом? — он не смог никого припомнить с такой фамилией.

— Отчасти, — его жена улыбнулась. — Как потом мы узнали, он просто насолил здешнему чиновнику Фаджу, и тот его выжил.

— Сейчас достопочтенный Корнелиус Фадж здравствует в палате лордов, благодаря своей безупречной репутации, — последнее словосочетание Снейп буквально прошипел, немного испугав свою жену.

— А вы-то откуда его знаете? — удивилась она.

Северус поморщился.

— Сей достопочтенный господин любил приезжать с проверками в наше училище, как представитель департамента образования. И каждый раз в честь его приезда нас заставляли маршировать на плацу в любую погоду, — он тяжело вздохнул. — Дело прошлое, миссис Снейп. Это было у всех и во все времена.

— Да, вы правы, — эхом отозвалась Гермиона, ложась навзничь.

После воцарилось тягостное молчание, затем супруги пожелали друг другу спокойной ночи, и каждый отвернулся к своему краю полога.

Дни в доме миссис Шоу тянулись канителью. Распорядок был практически тот же, что и на курорте, только с временными неудобствами в виде отсутствия кранов с горячей водой и клозетом на первом этаже. По утрам Гермиона успевала продрогнуть, пока Мэри наполняла ванную горячей водой. Выказывать свое недовольство было бы верхом неприличия, и миссис Снейп молча и с достоинством сносила эти трудности. Куда сложнее было вынести общество придирчивой старухи, которая всегда находила чем ее уколоть и всласть посмеяться над ее реакцией и взглядом.

Северус в этот момент считал нужным переключить внимание на себя, но не всегда вмешательство было своевременным. Порой, он входил в комнату и заставал молчащих женщин, занятых своим делом. Его супруга не выпускала из рук книги, а миссис Шоу неторопливо вязала что-то из голубого мотка шерсти, чинно водрузив на свой ястребиный нос очки. Однако, внешне мирное молчание не могло бы обмануть даже менее внимательного человека, чем полковник, и витавшее в воздухе напряжение вызывало в последнем скрытую укоризну в адрес родственницы и сочувственный взгляд на миссис Снейп.

Вечера неизменно проходили в гостиной, в полнейшей тишине, разбавляемой лишь потрескиванием дров и короткими репликами. Гермиона всегда занимала софу посередине, а в креслах, как горгульи, восседали полковник Снейп и миссис Шоу. Взгляд молодой женщины то и дело обращался к клавесину у окна. Она умела и любила играть на пианино, кое-что смыслила в клавесине, но долгий перерыв в упражнениях вынуждал ее сомневаться в своих навыках. Да и при муже она почти не притрагивалась к инструменту в доме родителей.

В один из вечеров проницательная миссис Шоу перехватила ее взгляд и как бы невзначай обронила:

— Вас смущает этот левиафан?

Гермиона внутренне вздрогнула:

— Нет, миссис Шоу. Я знакома с клавесином.

— Неужели Северус решил обзавестись инструментом? — хозяйка дома недоуменно приподняла брови.

Полковник, не отрываясь от чтения «Утопии» Т. Мора, парировал:

— Если только возникнет такая необходимость.

Миссис Снейп это задело, но виду она не показала, лишь затаилась, не желая обнаруживать свой талант. Супруг ей казался совсем не музыкальным человеком, как и его старомодная тетушка. Гермионе хотелось спросить, кому принадлежал инструмент, но предпочла промолчать.

— Наверняка придется, — чинно заметила старуха. — Ведь когда появятся дети, им обязательно понадобится духовное развитие.

— Вы считаете, что книг будет недостаточно? — уточнила невинно Гермиона.

— Если хотите воспитать асоциального книжного червя, может, и достаточно. Но разве в пансионе вы только и грызли гранит науки?

— Нет, миссис Шоу. У нас были и другие науки.

— Безусловно, иначе бы вы не смогли вести себя как подобает в обществе, — миссис Шоу снова принялась за вязание. — Когда мы с Эйлин были совсем юными, отец скупал нам книги, на которые мы указывали. Он не любил шума, но привез клавесин, чтобы мы могли музицировать и упражняться в танцах. Упокой Господь его душу, наш батюшка не был образованным, но желал для нас лучшей доли…

Гермиона бросила украдкой взгляд на Северуса, который делал вид, что поглощен чтением.

— Так что я на вашем месте уже думала бы, куда определить своих детей, — закончила свой спич о важности образования миссис Шоу и полностью переключилась на вязание.

— Думаю, об этом пока рано думать, — подал голос Снейп. — Но мы обязательно прислушаемся к вашим советам, тетушка.

Старуха лишь фыркнула на ответ племянника, не прерывая своего занятия. Гермиона тяжело вздохнула про себя, задетая таким исходом беседы. Выходит, в глазах миссис Шоу она малообразованная и неопытная юная леди? Конечно, супруг избрал самый нейтральный ответ, но… осадок в душе никуда не делся. Разве она не имеет права участвовать в судьбе своих детей? Разве она здесь только для того, чтобы рожать наследников и быть приложением к дому? От этих мыслей Гермиона начала медленно закипать. Все же совладав с собой, она громче обычного перелистнула страницу под скрип спиц.

К разговору пришлось вернуться в супружеской спальне. Снейп привычно принес грелку, приоткрыл ставни, пока Гермиона расчесывалась, зябко поджимая под себя босые ступни.

— Где ваши туфли? — спросил Северус, заметив маневр супруги.

Миссис Снейп молча указала на обувь под маленьким, старым будуаром.

— Все равно скоро ложиться, — тряхнула она головой.

Снейп невольно засмотрелся на янтарные переливы в каштановой гриве волос, рассыпавшейся по женской спине и плечам.

— Здесь легко простыть, — все же заметил он, прикрывая одну створку.

Гермиона обернулась.

— Почему? Дом не отапливается?

— Отапливается только ряд комнат, — Северус вздохнул, засовывая руки в карманы длиннополого темного халата. — Для нежилых требуется время, чтобы все как следует прогрелось. Да и в этой комнате нет камина.

— А чья это была комната? — невольно заинтересовалась женщина, всунув ноги в холодные туфли и прошаркав к постели.

— Гостевая, — покривил краем рта Снейп. — Но это не точно. После смерти деда тут многое изменилось.

Миссис Снейп забралась под одеяло, мелко стуча зубами от прохладного воздуха, затем перевела взгляд на мужа. Полковник не торопился снимать с себя халат и домашние брюки. В тусклом свете старых настольных ламп его взгляд показался ей сумрачным, а фигура изломанной, похожей на тень прошлого. Гермиона вдруг осознала, что ничего не знает о семье мужа и, что самое постыдное, не стремится к этому.

— Вы… застали его?

— Нет, — чуть качнул головой Снейп, отходя от окна и трогая грелку под одеялом. — Он умер незадолго до моего рождения.

Гермиона вовремя прикусила язык, не став узнавать причину смерти дедушки Северуса. Всему должно быть свое время.

— Поэтому… поэтому ваша тетушка всегда такая..? — осторожно спросила она.

Северус поднял голову и устремил на нее свой черный взгляд. Гермиона сбивчиво попыталась объяснить, подбирая нейтральные эпитеты:

— Я имею в виду… такая властная и… прямолинейная.

На мужских губах промелькнула едва заметная ухмылка.

— Отчасти, — ответил он, закрыв окно и скинув с себя халат. Гермиона целомудренно отвернулась. — Но, не обладая твердостью характера, нельзя удержать дом в порядке. Конечно, ей свойственны нежные порывы, и она даже несколько сентиментальна ввиду возраста (вы поймете, когда пообщаетесь с ней поближе), но первое впечатление она всегда производит именно такое.

— Независимое и закрытое? — уточнила Гермиона, гася свет в своей лампе.

Снейп кивнул, глядя в потолок и не убавляя свет в своем светильнике. Она невольно задумалась, какова же была его мать, если у нее такая сестра, точно окаменелая порода, под стать этому дому? Но спрашивать об этом молодая женщина не решилась, понадеявшись на откровенность супруга поздней. То, что полковник Снейп, всегда закрытый и немногословный, по ночам в этом доме чаще заговаривал с ней, больше рассказывал о себе и семье, удивляло Гермиону, но не шокировало. Она понимала, что, будучи частью его семьи, ей необходимо знать некоторые тайны, и не отказывалась от них.

— Вас задел тот разговор в гостиной, раз вы спрашиваете про тетушку? — этот вопрос заставил ее вздрогнуть и резко повернуть голову к Снейпу.

— Немного, — призналась скрепя сердце женщина. — Я думала, что… сама как-нибудь решу эти вопросы…

— Но вы же не будете отрицать, что будущее детей решают оба родителя? — чуть улыбнулся он.

— Не буду. Но… разве дети не должны тоже иметь право голоса? — нахмурилась Гермиона, разглядывая его профиль.

— А вы имели право голоса, отправляясь в пансион? — она снова вздрогнула, когда встретила прямой взгляд черных глаз.

— Нет. А вы?

— И я нет, — вздохнул Северус. — Сыновья военных всегда идут по пути отцов.

— А женщины по пути матерей, — продолжила Гермиона за него. — И кем бы вы стали, если бы могли выбирать?

Снейп неопределенно покривил краем рта, и она поняла, что ему эта тема не совсем приятна. Но и у нее наболело, ей хотелось узнать, о чем мечтал этот человек и мечтал ли?..

— Учитывая ряд склонностей… наверное, ученым естественных наук, — помедлив, ответил он. — Жил бы где-нибудь при колледже, гонял великовозрастных оболтусов, изредка навещал бы тетушку и писал скучные книжки. А вы?

Гермиона прикусила нижнюю губу, слыша в его голосе улыбку. Он шутит или серьезно? Судя по ответу, полковник не жалеет о прошлом. Или жалеет, но скрывает это?.. Она порядком запуталась и не сразу нашлась с ответом.

— Не знаю… женщинам же нельзя поступать в университет.

Кровать скрипнула, и теперь Северус лежал на боку, всматриваясь в ее лицо. Он внимательно изучал тонкую морщинку на ее лбу, причину тяжелых раздумий, сосредоточенно поджатые губы, взгляд, ушедший глубоко в себя, и понимал, насколько его супруга сложная натура. Оказывается, эта молодая женщина таила в себе бездну несвойственных ее полу размышлений и умозаключений и была выше на голову всех женщин, каких он знал или встречал когда-либо.

— И все же?.. Случись это? — подтолкнул он ее к ответу.

— Не знаю… — Гермиона подняла на него несколько беспомощный взгляд. — Может быть, математический факультет.

— Мне кажется, вам бы больше подошел историко-филологический, — мягко заметил он, поборов в себе желание коснуться ее щеки.

— Почему? — от удивления она даже приоткрыла рот.

— Думаю, это связано с вашей любовью к книгам. Я еще не видел, чтобы так восхищались «Фаустом» и со знанием говорили о Диккенсе, — честно ответил Северус.

Гермиона опустила взгляд, скрывая смущение, и натянула одеяло до носа. Скажет еще… Историко-филологический! Во-первых, туда почти невозможно поступить из-за большого конкурса, во-вторых, она женщина — и это главное!

— Мечтать не вредно, — проворчала она.

— Вредно не мечтать, — Снейп убавил огонь в своей лампе. — Спокойной ночи.

— Спокойной… — как эхо отозвалась Гермиона, отворачиваясь от мужа и закрывая глаза.

Она долго не могла уснуть, глядя на полог и вслушиваясь в едва слышное дыхание спящего человека рядом. Ее терзала одна мысль: насколько Снейп консервативен, чтобы разрешить своей жене поступить в университет даже в качестве вольнослушателя?.. Гермиона даже боялась допустить эту мысль — для женщин было доступно, как правило, лишь домашнее обучение, временами школы или пансионы, но не университеты. Общество предпочитало довольствоваться мужским миром ученых, не открывая для себя новую страницу науки в виде женского сообщества.

Вздохнув, Гермиона поджала под себя ноги, пытаясь согреться.

К сожалению, пока для нее этот путь заказан. Но никто не помешает ей читать книги и даже писать свои и переводить. У сестер Бронте получилось же, Жорж Санд смогла завоевать признание среди просвещенных людей своего времени, может, не все потеряно и для нее — Гермионы Грейнджер, точнее, уже Снейп. С этими мечтами о будущем женщина наконец-то заснула.

Одним утром полковник Снейп был вынужден отлучиться по делам в город, оставив свою жену дома. Гермионе пришлось смириться с днем в компании старухи, которая не особо стремилась менять свою манеру общения с невесткой в отсутствие племянника. После завтрака и отъезда мужа миссис Снейп планировала закрыться в библиотеке, как только хозяйка дома отправится отдыхать, однако миссис Шоу неожиданно изменила свой распорядок утра. Сперва она долго сидела в кресле, допивая третью чашку чая, затем попросила невестку проводить ее до библиотеки. Пришлось встать и предоставить свою руку в распоряжение старухи.

— А почему вы ходите этой дорогой в библиотеку? — спросила она, заметив маневр Гермионы, которая собиралась идти знакомым путем.

— Мне показал ее муж, — ответила растерявшаяся Гермиона.

От внимания миссис Шоу не укрылась ни одна интонация, ни дрогнувшая мимическая морщинка на лице невестки. Это заинтересовало проницательную старуху.

— Мальчишкой он всегда ходил тем коридором, чтобы до него не добрались, — усмехнулась она. — Я поведу вас галереей.

Миссис Снейп не противилась ей. Руку сжимали сильные, по-стариковски тяжелые и костистые пальцы. Гермионе казалось, что старуха виснет на ней, проверяет на выносливость и крепость не только ее тело, но и дух. Но миссис Шоу вполне бодро шла рядом, не охая и не задыхаясь от усталости.

В галерее было светло из-за раздвинутых тяжелых гардин. Взгляд молодой женщины обратился к портретам, в которых угадывалась какая-то внутренняя сила и мощь, крывшаяся в одинаковых черных глазах. Особенно ее поразил портрет зрелого мужчины, обращенного к зрителю в три четверти. Ей казалось, что она смотрит на Северуса и не на него одновременно. Худое, остроносое лицо джентльмена, в обрамлении черных бакенбард, глядевшего исподлобья своими пронзительными черными глазами, пугало и одновременно притягивало внимание. Заметив любопытство невестки, миссис Шоу усмехнулась горькой усмешкой.

— Это мой батюшка, Стефан Принц, — короткий почтительный кивок в сторону портрета и взгляд на Гермиону. — Сделал себе состояние на спекуляциях и также быстро разорился. Впрочем, приданое моей матери, — взгляд миссис Снейп обратился на воздушный портрет женщины в светлом платье, с завитыми темно-русыми локонами и мягким, кротким взглядом темных глаз, — поправило его положение. Ненадолго, конечно.

Еще через пару шагов взгляд миссис Снейп обратился к большому портрету двух юных девушек. Сначала Гермионе показалось, будто перед ней одна и та же барышня, но при более тщательном осмотре, оказалось, что при всей схожести девушки довольно различны. Одна держалась царственно в своем красном платье, вскинув высоко голову, глядя прямо в глаза своими черными глазами. На высоком лбу, обрамленном темными локонами, сияла жемчужная фероньерка, модная во времена бабушки Гермионы. Другая, в платье цвета фуксии, наоборот сидела вполоборота, глядя куда-то в сторону с нежным, казалось бы, мечтательным видом. Гермиона заметила на их руках одинаковые жемчужные браслеты и даже колье. Брошенный искоса взгляд на миссис Шоу подтвердил догадку: перед ней были сестры Принц. Но какая из них мать Северуса?

— Различите где мой портрет? — с насмешливым азартом спросила тетушка Эвелин.

— Кажется, вы в красном, — предположила молодая женщина.

— Отчего же? — искренне заинтересовалась хозяйка дома.

— Ваш взгляд совсем не изменился… — тихо ответила Гермиона, опуская голову.

И тут миссис Шоу расхохоталась.

— В красном действительно я, мы тогда крепко поссорились с Эйлин, и потому у меня тут такой надутый вид, — пояснила довольная старуха. — Но если бы вы были знакомы с моей сестрой, то не думали бы, будто она такая же нежная особа, как на этой картине. Ну а дальше место для потомков… — ворчливо махнула старуха рукой.

Но Гермиона наоборот сделала шаг вперед и подошла к последнему портрету. Перед ней был Северус, только не написанный маслом, а снятый объективом камеры. Судя по всему, фото было сделано не так давно, потому что он почти не изменился, но взгляд… этот фамильный взгляд Принцев нельзя было спутать ни с чьим. Но было еще что-то в этом взгляде, какое-то безразличие, зияющая опустошенность души, поразившая миссис Снейп.

— Когда был сделан этот снимок? — спросила внезапно Гермиона.

— Лет восемь назад, — пожала плечами старуха, щуря близоруко глаза на изображение племянника. — Он только вернулся из Европы, вот и привез этот портрет. Я настаивала на настоящем, руки художника, но Северус поскупился на несколько десятков гиней.

Миссис Снейп едва слышно вздохнула про себя и осторожно возразила:

— Но фотография наиболее точно передает сходство…

Миссис Шоу фыркнула.

— Запомните, голубушка, одну вещь, просто зарубите себе на носу. Вы никогда не будете более живы на фотографии, нежели на настоящем портрете.

— Но если это буду не я, то как я смогу жить в портрете? — засмеялась над этим Гермиона.

Миссис Шоу вперила в нее свои черные живые глаза.

— О чем вы?

— О мастерстве художника. Не каждый способен передать характер и достоверность модели.

Старуха лишь отмахнулась от нее. Воспитание не позволило миссис Снейп продолжить спор, и она замолчала, послушно идя с хозяйкой дома через галерею к другой, незнакомой лестнице, более широкой, но пыльной. Из-за ковра не было слышно шагов, и Гермиона всерьез задумалась о тайниках в этом доме. Да и знает ли Северус о них что-то? Идти пришлось недолго, вскоре они остановились перед дверью красного дерева, которую миссис Шоу по-хозяйски толкнула и вошла первой. Гермиона осторожно прошла за ней, озираясь по сторонам. На поверку перед ней оказался старомодный женский будуар в стиле орехового рококо.

— Это была когда-то комната миссис Принц, нашей матери, — пояснила миссис Шоу, кутаясь в свою индийскую шаль и опускаясь в кресло у камина. — Мы с Эйлин любили здесь просиживать вечера, наша девическая была куда скромнее…

Миссис Снейп присела на край банкетки у окна, украдкой оглядывая голубые старые обои, огромное зеркало во весь рост у постели, прямо напротив окна, туалетный столик и ширму с пионами, отчасти преграждавшую застеленную кровать. Взгляд ее рассеянно скользил по картинкам с идиллическими сюжетами: пейзажами и бескрайными полями, пастушками в объятьях пастухов… И долго ли здесь томилась эта женщина? Обстановка в целом напоминала какую-то золотую клетку, нежели уютное обиталище, где царил покой и гармония.

— Вам нравится здесь? — миссис Шоу снова посмотрела на нее.

— Приятный интерьер, — аккуратно ответила Гермиона.

— Остатки роскоши, — старуха погладила ореховый подлокотник. — Как и тот клавесин в гостиной. Почему вы не хотите на нем сыграть?

— А почему вы уверены, что я так хорошо владею инструментом? — невольно поразилась догадливости миссис Шоу молодая женщина.

— Вы весь вечер не сводили с него глаз. Поверьте, я знаю, как смотрит женщина на предмет ее увлечения, — усмехнулась почти добродушно та. — Сыграете мне потом?

Гермиона не смогла отказать, тем более было что-то такое новое в тоне старухи, что напомнило ей и мать, и бабушку одновременно, просивших об одной веселой пьесе, а еще человека, который давно не слышал музыки и теперь изголодался по прекрасному. Видя этот взгляд, блестящий и живой в предвкушении чуда, миссис Снейп покорилась и пообещала сыграть одну композицию. Старуха заметно повеселела, похвалила невестку за сговорчивость и полезла за альбомом с нотами. Пока Гермиона разбирала композиции, хмуря лоб и морща нос, не видя и не слыша ничего вокруг, миссис Шоу копошилась в секретере, а затем позвала ее к себе.

— Таких ларцов у нас было два: мой и Эйлин, — пояснила она, когда Гермиона приблизилась к столу и увидела ларец с индийским орнаментом. Откинутая крышка открывала вид на россыпь драгоценностей внутри него. — Мать хотела, чтобы у нас в приданом кроме простыней были и украшения, вот и разделила кое-что из своих уборов между нами, а что-то заказала у ювелира на свои деньги.

Миссис Снейп молча слушала хозяйку, которая была непривычно откровенна сегодня. Видимо, старухе понравилось, что невестка не стала вскрикивать и алчно тянуть руки к украшениям, это подкупило и смягчило ее сердце.

— К сожалению, я не успела передать Эйлин ее ларец, когда она спешно вышла замуж за своего капитана Снейпа и уехала в Визардшир, — вздохнула миссис Шоу, гладя узорчатую крышку. — Кое-что из украшений я успела переслать перед отъездом в Индию, а после… после передать это богатство было некому до недавнего времени, — проговорила она и указала Гермионе на кресло напротив.

Та послушно села напротив и немного смутилась, когда Эвелин Шоу заставила вытащить лишние шпильки из волос и взять зеркало с другого столика.

— Надеюсь, что вы сохраните эти украшения и традицию, — проговорила старуха, пододвигая ей ларец. — Я не заметила, чтобы вы щеголяли украшениями.

Гермиона пожала плечами:

— У меня есть необходимое.

Миссис Шоу кивнула.

— Приятно знать, что вы без сорочьих замашек, — молодая женщина проигнорировала этот выпад, и старуха властным жестом указала на серьги с гранатами. — Наденьте.

Изящные капельки, оправленные в золото, выглядели просто, но в тоже время от украшений веяло своеобразным величием. Гермионе из вежливости пришлось примерить многое из предложенного, что-то старуха придирчиво одобряла, а что-то убирала подальше, ворча насчет молодости невестки. Миссис Снейп даже начала улыбаться остротам пожилой родственницы, которой, как оказалось, не были чужды маленькие проказы и радости.

— Вряд ли это войдет в моду, — взвесила в руке фероньерку миссис Шоу. — Зато выйдет вечная брошь.

— Может быть, — уклончиво ответила Гермиона, повернувшись к зеркалу и потянувшись к застежке жемчужного ожерелья, которое нацепила на нее старуха.

Многие из украшений требовали открытых, декольтированных платьев, которых в гардеробе миссис Снейп было не так уж и много. Некоторые были настолько роскошны и вместе с тем старомодны, что она не решилась бы их надеть даже в преклонном возрасте. Некоторые годились для повседневного употребления, но молодая женщина не решилась распорядиться их судьбой при старухе.

Она не забыла своего обещания, взяла с собой ноты и, разобрав одну пьесу в гостиной, тут же сыграла ее вполне чисто и уверенно на радость миссис Шоу. Старуха вслушивалась в хрустально-плаксивые звуки клавесина, закрыв глаза и погрузившись в свои грезы. Когда Гермиона закончила и убрала ноты, миссис Шоу села прямо, быстро смахнула выступившие слезы и твердо проговорила:

— Спасибо, Гермиона.

Вернувшийся к обеду, полковник Снейп нашел двух женщин в гостиной на своих местах. Они по обычаю не говорили ни слова, но что-то переменилось, несомненно, в лучшую сторону, и Северус не рискнул выпытывать, решив, что лучше не трогать женские тайны.

Отъезд назначили сразу после завтрака. Старуха не упорствовала, но и не выказывала довольства такой спешкой. Миссис Снейп вместе с горничной привычно собирала вещи — за этот месяц было столько разъездов, что и не сосчитать. Невольно ей думалось, будь супруг в строю, где бы они оказались? В Индии? Или колесили бы по Британии? Не склонная к странствованиям, Гермиона лишь трясла головой, отгоняя прочь эти мысли, и в мечтах возвращалась к отчему дому.

К ее вящему удовлетворению подвенечное платье, наконец, было упаковано в холстину и заботливо уложено на дно ее чемодана. Одернув рукава дорожного темно-коричневого платья, миссис Снейп поправила шляпку и спустилась вниз к ожидавшему ее мужу. Старуха была тут же. Кутаясь в неизменную шаль, она стояла у порога, суровая и прямая, как в день их приезда. Прощались скупо, почти без слов. Гермиона лишь вслед за мужем позволила себе приобнять по-родственному миссис Шоу. Старуха улыбнулась глазами и протянула небольшой сверток.

— Кто знает, когда пригодится, — похлопала она молодую женщину по плечу.

Не рискнув прямо сейчас раскрывать сверток, Гермиона поблагодарила ее и заспешила к наемной карете, где их уже ждали Шелдон и Мэри.

Уже в поезде миссис Снейп вспомнила про сверток. Когда нехитрый узел подался ее чуть подрагивающим рукам, на свет показались голубенькие пинетки, вязаный жакет и шапочка.

Северус украдкой следил за действиями жены, которая, закусив упрямо губу, упаковала это нехитрое приданое для будущего ребенка обратно и спрятала подальше от глаз мужа. Ее суетливость наводила на мысли о смущении, и он все же улыбнулся про себя. Тетушка, как всегда, старается проявлять предусмотрительность во всех делах, к которым причастна.

До Визардшира ехали в молчании. Гермиона не решалась завязать разговор, Северус не хотел навязывать своей супруге свое общество. Она хранила задумчивое молчание вплоть до самого дома Снейпа. Увидев знакомый пейзаж родных мест, молодая женщина было оживилась, затем замкнулась с новой силой.

Сумерки опустились на Визардшир, когда Гермиона переступила порог мужниного дома. На звук возни в прихожей из комнат появились две огромные собаки. При виде приближавшихся буквально прыжками зверей миссис Снейп невольно отступила назад и натолкнулась на мужа. Северус мягко придержал ее за плечи и, отстранив ее от себя, вышел вперед.

Собаки бросились к нему ласкаться. Они вставали на задние лапы, лизали ему лицо и руки, беспрестанно махая хвостами и погавкивая от радости. Гермиона с нескрываемой досадой смотрела на эту идиллию. И зачем ему две собаки?

Увлекшись своими мыслями, она не сразу почувствовала у своих ног возню, и только воодушевленный хрюк и тихое тявканье заставило ее с громким возгласом подобрать юбки и отскочить от неведомого зверя.

— Поль, ко мне! — властно окликнул Северус хрюкающий комок.

Не без отвращения миссис Снейп рассмотрела в полоске света криволапое создание, которое неуклюже побежало к мужу, фырча и хрюкая на ходу. Порода была не знакома, но по смутным догадкам, она поняла, что это несуразное создание и есть тот самый мопс. К неудовольствию Гермионы ей пришлось познакомиться со всем собачьим зоопарком.

— Тоби — это колли, — она тяжело вздохнула, когда пес с вытянутой мордой по команде мужчины грациозно подошел к ней и вежливо обнюхал ее руки и платье. — Длинношерстный ретривер — Бади. А это… — Гермиона едва сдержала невозмутимую мину, глядя на приплюснутую морду мопса, сидевшего на руках Снейпа. — Поль. Мой мопс.

— Я запомню, — сдержанно кивнула она.

С тяжелым сердцем миссис Снейп сравнивала привычную обстановку ее дома и обустройство жилища Северуса. Все дышало здесь холостяцким духом: тяжелые гардины на окнах, массивная мебель в просторной гостиной без излишеств, небольшая столовая с гарнитуром из темной вишни, крепкие добротные ступени, ведшие на второй этаж, и даже ее собственная комната, необжитая, полупустая, больше походила на гостевую, нежели на женскую обитель.

Ужин проходил в столовой, где был расположен небольшой стол, который мог бы собрать вокруг себя семью примерно из восьми человек. На столе были моченые яблоки в качестве перекуса и сэндвичи, на первое был суп из птицы, на второе картофельное пюре к крольчатине, десерт венчал яблочный пирог. Благо, полковник Снейп не придерживался старинных феодальных традиций, когда под столом за кость грызлась свора на потеху хозяину и гостям, и Гермиона могла спокойно насладиться нехитрым и сытным ужином.

— Зачем вам столько собак? — спросила она за трапезой.

Северус поднял на нее взгляд, и миссис Снейп невольно прикусила язык, осознав всю неосторожность своего вопроса.

— Вас смущают мои питомцы? — мужчина с невозмутимым видом сделал глоток вина. — Они достаточно воспитаны и знают свое место, вам и вашему коту здесь ничто не угрожает.

Гермиона невольно поразилась про себя его ответу: так ловко уйти от ответа и прочесть ее мысли!

— А... рада, что вы помните, — осторожно ответила она.

— Безусловно. Ведь во время званых обедов вы отдавали ему больше предпочтения, чем гостям, — пожал Снейп плечами.

Гермиона поджала губы, уловив намек в свою сторону. Перед свадьбой мисс Грейнджер была холодна с ним, и дабы пресечь все мыслимые и немыслимые тактильные контакты, за исключением только общения, она всегда держала на коленях своего послушного кота.

— И предвосхищая ваш следующий вопрос, я не против вашего питомца в этом… доме, — добавил Северус, тем самым поставив точку в этом разговоре.

Даже в такой день супруги не изменили своему порядку скоротать пару часов в гостиной перед сном. Миссис Снейп держала на коленях книгу, невидяще глядя в огонь камина и невольно раздражаясь про себя сонному сопению с присвистом со стороны мужниного дивана. Ей стоило немалых усилий, чтобы мягко отстранить от себя назойливого мопса и не выказать страха перед двумя огромными псами, мирно лежавшими у ног Северуса. В доме Грейнджеров отдавали предпочтение кошкам, а вот двор охранялся собаками, которым вход в дом был заказан.

Мопс в полудреме довольно всхрапнул, и Гермиона повернула голову в сторону мужа. Тот с едва заметной улыбкой погладил любимца, не отрываясь от чтения. Она впервые увидела мужа таким спокойным, удовлетворенным и даже улыбающимся. Узнав его дома, в привычной для него обстановке, Гермиона невольно сравнивала его манеру держаться на людях. Холодный, скрытный, равнодушный ко всему и никогда не улыбающийся. И даже если его губы прорезала улыбка, то мимолетная, едва заметная, и не отражалась в его взгляде, черном, проницающем душу собеседника, но закрытом для посторонних.

Гермиона отвела взгляд, стоило Снейпу перелистнуть страницу и на миг оторваться от чтива. Как натура рациональная, она попыталась найти как плюсы, так и минусы наличия питомцев в доме.

Во-первых, за ними явно ухаживают слуги без напоминания со стороны. У колли гладкая шерсть, у мопса довольный и сытый вид, ретривер излучает спокойную доброту. Во-вторых, эти псы долгое время составляли часть жизни Снейпа, и этим нельзя пренебрегать, раз уж она теперь хозяйка в этом доме. В-третьих, он не против ее Живоглота. Последнее обстоятельство примиряло Гермиону и с собаками, и с предпочтениями мужа, который, судя по всему, все же уважал ее.

Плюсы перевешивали обыкновенную неприязнь, да и воспоминание о приплюснутом носе кота и сравнение с похожей внешностью мопса, вселяли в Гермиону надежду, что она сможет поладить с этими созданиями. Наверное, сможет…

Когда часы мерно отстучали десять, супруги синхронно встали со своих мест, закрыв книги. Гермиона еще держала в руках книгу, раздумывая, брать ли ее в постель, когда муж прошел мимо. На ее немой вопрос он с усмешкой ответил:

— Я не беру собак в спальню.

Миссис Снейп не скрыла облегченного вздоха.

— Я запомню.

— Надеюсь, ваш кот не приучен к спальне, — кивнул Снейп.

— Смею вас уверить, что мой кот знает границы дозволенного, — сдержанно отозвалась она.

Более к этой теме супруги сочли нужным не возвращаться, дабы не провоцировать возможное взаимное раздражение, особенно перед сном. Гермиона заснула тут же, как только голова коснулась подушки: за месяц странствований она наконец-то была рада хоть какому-то постоянству, пусть это и был дом нелюбимого мужа.

Утром решено было нанести визит родителями миссис Снейп. Гермиона шла в родительский дом с замирающим сердцем, месяц казался ей годом, который она провела вдали от знакомых с детства мест.

Особняк Грейнджеров ничем не изменился. Его хозяева встретили молодоженов в гостиной.

Мистер Грейнджер поднялся из кресла и с улыбкой продекламировал:

— Выше стропила, плотники! Входит жених, подобный Арею, выше самых высоких мужей!

Его дочь поперхнулась на вдохе и покраснела от натуги, мистер Снейп же сохранил невозмутимое лицо. Но в его взгляде притаилась какая-то лукавая мысль, и Гермиона поняла, что отцу не избежать ответного выпада.

— Папа… — попыталась она повлиять на мистера Грейнджера.

— Милая девушка! — хозяин дома лишь с укором глянул на нее, но не изменил патетического тона. — Сами Хариты с тобою играют, и Афродита тебя, златокудрая, — тут он с сомнением покосился на каштановую копну волос дочери, — любит… и Горы путь твой усыпали нежными розами; лик твой прекрасный всех собою чарует… А ты занудствуешь по чем попало!

Снейп лишь пожал плечами, не став вмешиваться в эту идиллически семейную перепалку. Его жена силилась спорить, но все что ей оставалось — это дуть губы и обиженно посматривать на отца. Тот с добродушнейшим видом посмеивался над ней и всячески подтрунивал, мол, дитя малое, а все туда же… Миссис Грейнджер мудро держала нейтралитет, но ее взгляд, которым она обменялась с дочерью, вынес не самый утешительный приговор мужскому племени этого дома.

Наступило время ланча, и миссис Грейнджер проявила все свои таланты рачительной и внимательной хозяйки. За чаем обсуждали невинные темы, не вспоминая, к великому облегчению миссис Снейп, утренний конфуз.

— И как же Аберистуит в эту пору? — поинтересовалась ее мать, невозмутимо цедя чай.

— Вполне сносно, — отвечала Гермиона. — Конечно, это не Бат и не Баден-Баден, но… есть на что посмотреть.

Северус благоразумно не встревал, церемонно держа в руках чашку. Мистер Грейнджер вскоре начал зевать, видя, как дело принимает чисто женский оборот — мать и дочь принялись живо обсуждать климат, природу, туалеты дам в городе, нравы и прочие мелочи, составлявшие неизменный предмет интереса любой светской женщины. Вскоре джентльмены сочли нужным перейти в кабинет, тесно соседствующий с библиотекой, а дамы остались в гостиной, что принесло всем небывалое облегчение и предоставило полную свободу действий и слов.

Снейп хранил задумчивое молчание, сидя в кресле напротив своего друга и родственника. Ему было странно обращаться к нему, как к тестю, равно как и менять что-то в манере поведения. Казалось, мистер Грейнджер и сам тяготился сложившимся паззлом родственных уз, он нервически запускал пятерню в свои волосы, не спешил начинать разговор, пытаясь расслабиться. Наконец, вытянув ноги в своем излюбленном кресле темного дерева, мистер Грейнджер достал трубку, закурил и с наслаждением выпустил кольцо белесого дыма.

— Порой, быть дамским угодником утомляет, — посетовал он, глянув на зятя.

— За столько лет уже успели пожалеть о своем жребии? — сыронизировал Снейп, взвешивая в руках неизменную чашку с кофе, куда хозяин с молчаливого согласия гостя щедро плеснул ликера.

— Скорей захандрить в таком статическом состоянии, — косо усмехнулся мистер Грейнджер, опрокидывая в себя стопочку с ликером. — Надеюсь, в Аберистуите вы не успели повстречать некоего мистера Уизли?

— К счастью для него. У вас была информация, будто он отправился туда?

Хозяин дома поморщился от крепкой горечи кофе.

— Ничего я не слышал. И не хочу.

Снейп перевел для себя это послание таким образом: «Не слышал, хотя и пытался, но побоялся навлечь на себя лишнее внимание». Кивнув, он сделал глоток кофе.

— Думается, он вряд ли появится в этих краях.

— О-о..! — мистер Грейнджер яростно выдохнул дым и прикусил мундштук трубки. — Вы плохо его знаете. Ему хватит наглости, но никак уж благоразумия явиться сюда!

— И? — скептично приподнял бровь Снейп. — Чего вы опасаетесь?

Его тесть долго молчал, затем нервным движением опорожнил трубку и принялся набивать табаком снова.

— Не знаю. Но… предчувствие нехорошее.

Снейп задумчиво побарабанил пальцами по кожаному подлокотнику.

— Не думаю, что миссис Снейп способна опорочить честь семьи, — рассудительно отметил он. — Или… они состояли в переписке?

Где-то внутри начало прочно гнездиться глухое недовольство, что супруга, к присутствию которой он уже почти привык, может думать о другом, совершенно недостойном мужчине, но Северус держал лицо и чувство в узде. Мистер Грейнджер морщился, как от зубной скорби, мрачно запивал единственную рюмочку ликера кофе и ворчал что-то про то, что не нашел никакой переписки в комнате дочери, но может, потому, что та слишком умна и хорошо прячет свои секреты. При поверхностном взгляде дело с изъятием и уничтожением возможной компрометирующей переписки казалось безнадежным.

— Может… вы сами спросите у нее? — тяжело вздохнул мистер Грейнджер.

Снейп пожал плечами, признавая свое поражение в этой ситуации:

— Как сказал один граф, хочешь начать с катастрофы, покажи жене свой дневник и расскажи про своих бывших.

Впервые за весь разговор Грейнджер улыбнулся, оценив многозначительность сказанного. Тем Снейп его и привлекал, одной фразой этот человек умудрялся сказать все, что нужно было услышать. Расшифровав посыл не торопиться, да и уловив тонкую иронию в словах друга и родича, мистер Грейджер позволил себе расслабиться.

— В таком случае, за жен и подруг. И дай бог, чтобы они никогда не встретились, — с этими словами была выпита и не запита кофе очередная рюмка ликеру.

Тост стал точкой в неприятной для обоих теме и позволил перейти к более легкому обсуждению общих, не касающихся прошлого, дел.

Тем временем, дамы получили возможность без помех посплетничать и посекретничать. Миссис Грейнджер славилась тем, что могла перейти резко на иную тему разговора без обиняков. Эта манера смущала и обескураживала порой дочь, которая в пору детства не могла понять, как мать узнает о тех или иных мелких проказах.

— Итак… как семейная жизнь? — миссис Грейнджер устремила на дочь проницательный взгляд.

Гермиона чуть покраснела и потупилась.

— Вполне… сносно. Могло быть и хуже, — пожала она плечами.

Чашка звучно стала на блюдце.

— И чем хуже?

— Ну… мы могли бы не разговаривать, не обращать друг на друга внимание и не пытаться узнать друг друга получше.

Для опытной миссис Грейнджер это был хороший знак. Значит, ее дочь проявляет достаточно мудрости и терпения, чтобы сделать свою жизнь с почти незнакомым ей человеком мирной. Из рассказов Гермионы ей было понятно и то, что на курорте Снейпы не разлучались, но и признаков того, что дочь все время была на привязи у своего супруга, женщина не нашла. Также она заочно познакомилась с родственницей мистера Снейпа и преисполнилась уважения к этой щедрой старухе, которая подарила целый ларец с драгоценностями ее дочери. Сама миссис Грейнджер не сочла нужным разорять свою шкатулку, полную любимых и необходимых ей украшений, решив, что Гермионе достаточно и того, что у нее есть. Но то, что тетка Снейпа сделала такой королевский подарок, говорило о многом: во-первых, старая леди довольно щедра; во-вторых, богата; и что самое утешительное, она была одинока!

— Во всяком случае, тебе придется вскорости думать и о другом доме, — философски заметила миссис Грейнджер, подлив чаю в опустевшие чашки.

— Мама, миссис Шоу в добром здравии, и я…

— И слава Богу, моя дорогая, — покладисто покивала она. — Но нужно думать и о будущем. Не за горами тот день, когда вы перевезете ее к себе, а дом будет пустовать. И все это будет на твоих хрупких плечах.

Миссис Снейп механически крутила обручальное кольцо на безымянном пальце.

— Поверь, мужчины к этому касаются лишь поверхностно, — продолжала ее мать, звеня ложечкой. — Единственное, на что они способны, это выделить определенную сумму на домашние расходы… Не думаешь ли ты, что муж будет с тобой обсуждать цвет обоев или качество гардин?!

— Мама, я… я еще даже об этом не думала. И меньше всего хочу об этом думать сейчас, — все же не выдержала Гермиона.

Миссис Грейнджер подняла на нее взгляд.

— Это жизнь, Гермиона. И нужно быть готовой ко всему. Например, к тому, что когда-нибудь объявится мистер Уизли с твоими письмами и…

— И? — натянуто переспросила миссис Снейп.

— И сделает малопристойный поступок.

Гермиона прерывисто вздохнула и прикрыла глаза.

— Я не писала ему писем, — ответила она. — Он дал мне адрес. Я проверила, и… это оказалась какая-то хогсмидская конторка. Я не стала так рисковать и потому не написала ни одного письма.

Миссис Грейнджер облегчено вздохнула — сомнения, мучившие ее и супруга целый месяц, наконец-то разрешились. Она сделала себе зарубку в памяти успокоить мистера Грейнджер, а он уже сам решит, как сказать или намекнуть об этом их зятю.

Гермионе же было тяжело снова восстановить душевное равновесие, но ей это вскоре удалось, благодаря усевшемуся к ней на колени коту.

Вскоре молодая женщина отправилась в кабинет, дабы пригласить мужчин к обеденному столу. Она не осмелилась сразу открыть дверь и решила прислушаться к разговору. Дверь была закрыта неплотно, и Гермиона сумела разглядеть в небольшую щелочку мужчин, склонившихся над столом и живо обсуждавших школьную смету расходов на следующий год. Разговор шел оживленный, разбавляемый совместными планами на будущее школы и прочими делами. Молодая женщина невольно заслушалась, против воли зачарованная решительной сталью в голосе мужа и чуть обескураженная горячностью отца, который был не ладах с цифрами и поэтому не мог сдержать свой горячий нрав. Поняв, что благоразумие отца вот-вот отступит перед натиском горячности, она громко постучала в дверь.

— Я занят! — в пылу спора рявкнул мистер Грейнджер.

— И даже не прервешься на свой любимый суп по-французски? — обезоруживающе улыбнулась Гермиона.

Северус видел, как стушевался и разом сник тесть, растаяв от мягкой улыбки дочери. Видел и невольно завидовал этой домашней идиллии в доме Грейнджеров, которая была вечна, как сама жизнь.

— Вообще-то это любимый суп моей жены, — поспешил с самым независимым видом оправдаться хозяин, когда его дочь снова оставила их. — И она страшно сердится, когда игнорируют первое…

— Я понимаю, — невозмутимо кивнул Снейп, не замечавший прежде таких правил у Грейнджеров. — В таком случае не стоит нарушать порядки.

Обед проходил неторопливо, с благопристойной чинностью и истинно английским вниманием к каждой мелочи. Столовое серебро блестело, тарелки аж скрипели от чистоты, а сам стол являл собою образец рачительной политики, которая призывала придерживаться золотой середины, где одним блюдом можно было насытиться и насладиться и всегда оставалось место десерту. Снейп вышел из-за стола подкрепившимся, а не голодным от скупости хозяев или же пресытившимся столь радушным гостеприимством за столом.

После обеда чета Снейпов неторопливо принялась собираться. Гермиона упаковала остатки своих вещей и не забыла про кота, который никак не желал усаживаться в дорожную клетку и истошно орал, пока миссис Снейп не взяла его на руки и не доставила таким манером до мужниного дома.

Переступая порог своего дома, Северус предвкушал ненужную баталию за права кошачьих под этой крышей, что сулило неизбежной мигренью, но смирялся перед подобной неизбежностью. Ибо берешь жену в дом, бери и ее вещи, даже если это наглый рыжий кот, чем-то смахивающий на собственного мопса…

Дни до Рождества крутились в вихре домашних забот. Гермиона осваивалась в поместье с первозданным энтузиазмом, все больше и больше погружаясь в домашние дела. Тяжело было привыкать к присутствию пусть и вышколенных, но все же внушавших некое опасение псов. Только мопс с каким-то странным упорством бегал за ней хвостом, требуя внимания и ласки. И все же с этим вынужденным соседством пришлось смириться. Муж порой отсутствовал, но даже без него псы знали свое место. Гермиона однажды осмелела и погладила сперва колли, потом ретривера, но все испортил мопс, нагло полезший ей под локоть. От неожиданности миссис Снейп отшатнулась, одернув руку и больше не повторяла попыток в ближайшие пару дней.

Подобные трудности испытывал и ее супруг. Он привык к линьке (ведь для псов это было обыденным явлением), но не привык к наглости семейства кошачьих, которой был наполнен отдельный его представитель. Как человек привычный к порядку, несколько закосневший в нем, мистер Снейп терпеливо сносил перемены в доме с появлением жены, но не мог позволить того же ее коту. Кот принялся сразу устанавливать свои права, рьяно охраняя особенно полюбившееся ему кресло у камина, а также деревянные панели в гостиной. В ходе отстаивания прав больше всего доставалось несчастному мопсу, который получал по морде кошачьей лапой с удивительной меткостью и изобретательностью.

Заметив, как Живоглот (противная кличка) в углу гостиной точит свои когти о панель, Снейп невольно взбесился. Такого с ним не было никогда. Обычно, хватало лишь его голоса, чтобы любое живое существо прекратило свои темные делишки, но… здесь был особый случай. Именно так он попытался объяснить свои действия супруге, которая появилась в самый неподходящий момент.

— Северус?..

Наверное, это был первый и единственный раз, когда она назвала его по имени. От неожиданности Снейп не смог сразу найтись с ответом, держа кота за шкирку и пребывая в глупом положении.

— Что вы делаете?

— Пытаюсь преподать вашему коту пару хороших манер, — нейтральным тоном ответил он.

Зловредное создание в руке тоскливо мяукнуло. Лицо супруги приобрело странную смесь яростной жалости.

— Мой кот достаточно воспитан, сэр! И вам это хорошо известно!

— Думаю, недостаточно, если он решил ободрать деревянные панели в гостиной, — Северус сдерживался изо всех сил.

И снова противный душераздирающий мявк. Миссис Снейп подошла и отобрала из мужских рук кошачью тушу, словно та ничего не весила, со словами:

— В отличие от вашего мопса, который совершенно бесцеремонен!

Обирая рыжую шерсть с темного рукава халата и брезгливо морщась, мужчина угрюмо глянул на жену.

— Поль подчиняется командам, миссис Снейп, в отличие от вашего кота, — сдержанно проговорил он. — Если вам нужны доказательства, они за моей спиной.

— А… — Гермиона яростно хватанула ртом воздух, и Северус почти услышал, как трещит корсет под платьем. — А мой кот тоже подчиняется только мне!

— Неужели? — саркастично хмыкнул он и показал ей на испорченную панель. Гермиона вытянула шею, чтобы рассмотреть ущерб. — На первый раз я вам уступлю, миссис Снейп. Но клянусь, увижу еще раз вашего кота за подобным вредительством, его обиталище ограничится двором!

— Тогда и я перееду вместе с ним во двор! — и молодая женщина, гордо вскинув голову и прижав питомца к груди, выскочила из гостиной.

Снейп готов был поклясться, что примолкший кот довольно усмехнулся ему напоследок.

Наутро, обнаружив в правой домашней туфле упитанную мышь без признаков жизни, Северус поиграл желваками. Кот, пройдя мимо него, гордо дернул ухом. Гермиона торжествующе улыбалась, но молчала.

Это безмолвное противостояние продолжалась бы вечно, если бы не неожиданно проявленная женская мудрость миссис Снейп, обозначившая бессмысленность этой войны. Вернувшись тихо домой, мужчина меньше всего ожидал увидеть, как его супруга сидит на полу у камина и, невзирая на свои пышные юбки, ловко промывает его мопсу (мопсу, которого она ненавидит!) глаза, нос и уши. Что удивительно, Поль сидел смирно, а вот у него часто выказывал признаки неповиновения. Взгляд невольно остановился на гладкой после расчесывания шерсти колли и ретривера, перебежал на моющегося рядом с собаками Живоглота, и мистер Снейп снова глянул на растрепанную Гермиону, которая заботливо ворковала что-то невообразимо заманчивое, гипнотическое и греющее душу:

— Тш-ш-ш… Вот Северус вернется, а вы лохматые, неряшливые…

Чтобы сдержаться, пришлось так же незаметно выйти из дома, навернуть пару кругов по вечернему морозному воздуху, а потом громко вернуться. Иначе это было… невыносимо.

Приближался канун Рождества.

Северус заранее предвкушал очередную головную боль, не желая ни гостей, ни украшений дома. После смерти матери отец настолько замкнулся в себе, что не видел ни праздников, ни будней. О каком-то празднике Снейп-старший вспоминал, если обнаруживал на пороге дома сына, вернувшегося домой на каникулы. Привыкшему к такому обращению, Северусу было мучительно видеть решительный вид супруги, показывавший, что разговора о праздновании не избежать. Каждый раз ему удавалось пресечь очередную попытку тяжелым взглядом, но чем дольше он оттягивал этот злополучный разговор, тем хуже становилось. Смотреть на красноречивые диверсии в виде постепенно появляющихся атрибутов Рождества было невыносимее, чем начать, наконец, разговор.

— Скоро Рождество… — проговорила миссис Снейп, держа в руках спицы и какое-то нелепое вязание.

— Угу-м… — хмыкнул в «Таймс» Северус.

— И… это же наше первое Рождество?.. — уверенности в женском голосе уже поубавилось.

Северус глянул на жену поверх газеты, прекрасно осознавая, куда она клонит. Этого было не избежать. Просто потому, что это традиция.

— Вы хотите поговорить об обязательном для молодоженов рождественском приеме для друзей и родственников?

Гермиона не сдержала страдальческого выдоха:

— Да.

Похоже, для нее это тоже обещало стать испытанием.

— Гостей будет немного, — начала было она, ковыряясь в своем вязании. — С моей стороны только родители…

Предсказуемо. С Грейнджерами вообще было удобно, они были полифункциональны: соседи, друзья, родственники…

— С моей стороны будут Малфои, — коротко оборонил он.

— П-простите? — Гермиона судорожно хватанула ртом воздух, пытаясь удержать самообладание.

— Малфои, граф и графиня, — своим спокойствием он добил ее. Для нее это выглядело вопиющим пренебрежением и равнодушием к ее тонким чувствам. — Это мои старинные друзья.

— Надеюсь, без их отпрыска, — Гермиона сумела в одну фразу вложить все презрение к молодому человеку.

Северус философски пожал плечами и снова углубился в бесполезное чтиво новостей «Таймс», стараясь не думать, насколько ее тон был похож на его собственный.

Рождественского банкета было не избежать. Он надвигался со страшной неотвратимостью, затапливая душу горечью и не оставляя после себя ничего, кроме полынного послевкусия. Гермиона готовилась к нему, как какому-то сражению, тщательно все взвешивая и просчитывая, чуть ли ни до фунта и фута. Частенько она сидела за своим удобным столом в ее собственной комнате и грызла перо, пялясь на список неразрешимых задач, в числе которых был подарок мужу на Рождество.

На одной из страниц дневника миссис Снейп педантично выписала все черты характера супруга, которые, по ее мнению, составляли основу его нрава. По скромному взгляду неискушенной, но наблюдательной Гермионы, Снейп обладал многими достоинствами: сдержанностью даже в интимные минуты, недюжинным умом даже в юморе, расчетливостью без скопидомства, предусмотрительностью без занудства, а еще… особенным баритоном и прекрасными руками. Мысленно она возвращалась к его рукам, воскрешая в памяти длину пальцев, широту ладони, тепло и выверенную силу, которой обладают его руки… Такие мысли были недостойны леди, и Гермиона отчаянно помотала головой, отгоняя странное наваждение.

И все же в наваждении было озарение.

Стащить перчатки у мужа казалось делом непростым, но в этом помог Шелдон, который, видя ее явное затруднение, сам отдал ей пару осенних перчаток Снейпа.

— О, спасибо, Шелдон! — Гермиона прижимала их к груди, невольно вспоминая, что это те самые, которые были при муже в период их медового месяца. — Я верну их через неделю!

— Безусловно, мэм, — кивнул он. — Хозяин не заметит их отсутствия. Ведь это и требуется? — и все же легкое лукавство было в его взгляде.

— Да. Шелдон — ты просто чудо! — широко улыбнулась она.

— Всегда рад услужить вам, мэм, — Шелдон чинно поклонился и оставил Гермиону наедине с ее маленькой тайной.

Результатом скромных трудов и хлопот стала небольшая коробка в подарочной упаковке сдержанного зеленого цвета, которую дополнял светлый бант. Гермиону так и подмывало использовать красную ленту, но не стала портить мужу впечатление от первого подарка на это Рождество. Подарок она планировала вручить до рождественского банкета, но утром оказалась слишком занята, чтобы улучить момент. А класть подарок в отсутствие мужа на его рабочий стол было бы некрасиво. И потому, миссис Снейп набралась достаточно храбрости, чтобы постучать в дверь кабинета мужа. Сердце почему-то уходило куда-то в пятки, стоило ей попытаться предугадать реакцию. Она была готова уйти, но лишь силой воли напоминала себе о своем статусе и о равенстве между законными супругами.

Северус при виде нее встал с места, затем указал на кресло напротив. Сев, Гермиона нервно расправила складки своего светлого домашнего платья, затем поправила бант на подарке, чувствуя себя в крайней степени отвратительно и беспомощно.

— С Рождеством, — все же решилась она и аккуратно положила перед ним подарок.

Мистер Снейп какое-то время созерцал перед собой коробку, потом аккуратно дернул за ленту. Гермиона забыла, как дышать, глядя на то, как муж распаковывает подарок. Сердце было где-то в горле, а ладони стали противно мокрыми от волнения. Она не сводила взгляд с лица мужа, пытаясь понять по его все время непроницаемому лицу, понравилось ему или нет.

Северус не скрыл удивления при виде новых зимних перчаток. Добротная кожа, точно по мерке, все стежки ровные и даже запах… новый, скрипучий, сыроватый, островатый от новизны. При примерке перчатка облегла руку так, будто была его второй кожей. Грейнджеровский кожевник знал свое дело.

— Превосходный подарок, миссис Снейп, — Северус поднял на нее взгляд и улыбнулся краешками губ.

Он бережно сложил перчатки в коробку и встал с места. Гермиона было внутренне запаниковала, что муж захочет одарить ее каким-нибудь нежным поцелуем, но Снейп вместо этого достал небольшой бархатистый футляр и вручил ей:

— С Рождеством.

Она облизнула сухие губы, понимая, что ценность подарков несопоставима. Ее простые и практичные перчатки и ювелирное украшение от Снейпа. Он мог бы просто подарить ей книгу… ей бы хватило. Зачем такие траты? У Гермионы задрожали губы при виде тонкой полоски серебряного браслета. В центре сиял звездчатый сапфир в обрамлении жемчужин. Она не видела, как нахмурился Снейп, видя ее растерянный вид.

— Спасибо за… за такой роскошный подарок, — нашлась с ответом молодая женщина, аккуратно закрыв крышку футляра. Внутри уже тлел осадок от несоразмерности ценностей подарков. — У меня просто нет слов.

— За вас говорят ваши глаза, миссис Снейп.

Растерянная, Гермиона не заметила, как муж оказался совсем близко. Поцелуй вышел целомудренным. В щеку. Но даже он окончательно выбил ее из колеи, и чтобы не потерять самообладание, Гермиона поспешно встала и покинула кабинет, сославшись на дела и оставив супруга в легком недоумении.

* * *

Глядя на чету Малфоев, Гермиона не могла отделаться от мысли, что перед ней близнецы, ибо более похожих людей она никогда не встречала. Белокурые, выхоленные, с холодными оценивающими взглядами, с одинаковыми вежливыми улыбками Малфои произвели на нее одинаково неприятное впечатление. После взаимных представлений, обменов любезностями и прочих этикетных расшаркиваний все устроились в гостиной.

Миссис Снейп видела изучающий, внимательный взгляд леди Малфой, которым она просканировала и интерьер с рождественской атрибутикой, и ее наряд и манеру держаться, и внешний вид ее родителей, словно убеждаясь в сходстве дочери с ними, и невольно бесилась. По-другому это состояние леденящей ярости Гермиона не могла описать. Разумеется, она не ожидала увидеть общительную и простую в обращении богатую леди, ведь после знакомства с ее сыном миссис Снейп успела составить об этом семействе свое неблагоприятное впечатление. Но и так открыто оценивать и пренебрежительно складывать губы при этом тоже, знаете ли, невежливо, даже не взирая на статусы. Заносчивые, самодовольные и спесивые люди.

Мистер Малфой тонко улыбнулся на какую-то остроту мистера Грейнджера и кивнул, почти не глядя на него. Это тоже задело Гермиону. Как задевал и зеленый шелк платья леди Малфой, роскошь которого была оттенена алмазным набором в виде сережек и колье, довольно небольших по размерам, но достаточно говорящих о достатке этой семьи. Видимо, леди Малфой посчитала этот убор самым скромным в своей роскошной коллекции. Гермиона поправила подаренный мужем браслет и налила еще чаю. Положенный five o'clock tea, казалось, длился бесконечно.

— Милая вещица, — обратила внимание на ее браслет леди Малфой. — Подарок?

Гермиона перевела взгляд на задевавший ее какое-то внутреннее самолюбие звездчатый сапфир и подпустила толику самодовольства в свой сдержанный кивок.

— Да, леди Нарцисса, — ответила она, передав собеседнице чашку чая.

— О, прелестно, — вежливо ответила леди Малфой, оценив, насколько сочетается нежно-голубое платье миссис Снейп с ее светлой кожей, жемчужными серьгами и браслетом. — Приятно видеть такие знаки внимания. Обычно, красивое украшение красноречивее всяких слов и цветов.

— А как же книги, леди Нарцисса? — сдержанно поинтересовалась Гермиона, помешивая ложечкой свой чай.

Миссис Грейнджер невозмутимо цедила чай, глядя на дочь и эту знатную особу, благоразумно выжидая момент, когда следовало бы вмешаться.

— Книги имеют довольно примитивный язык, как и цветы, миссис Снейп, — леди Малфой пожала своими мраморными плечами. — Цветы имеют свойство увядать, а книги теряться или истлевать.

— А как же слова? — Гермиона невольно покраснела, чем привлекла более пристальное внимание к своей персоне. — Обещания? Клятвы?

Мужчины невольно глянули на нее, слыша звонкий голос новоиспеченной миссис Снейп. Малфой изобразил вежливую скуку на своем аристократически красивом лице, мистер Грейнджер нахмурился, а полковник Снейп позволил отразиться легкому недоумению на своем бесстрастном лице.

— За каждой клятвой должна быть гарантия, разве нет? — леди Малфой уже откровенно посмеивалась. — Разве я не права, джентльмены?

Гермиона поразилась, насколько ловко та вышла из ситуации, словно была хозяйкой положения.

— Смотря к какой исторической основе вы обращаетесь, леди Нарцисса, — аккуратно ответил Грейнджер, так как никто из мужчин не подал голоса.

Та окинула его оценивающим взглядом и признала простоватым.

— Вы говорите, как школьный учитель, мистер Грейнджер, — и снова эта откровенно глумливая усмешка.

— Я и есть учитель, леди Нарцисса, — с достоинством ответил он.

— Похвально, — кивнул лорд Малфой, вальяжно расположившись в кресле. — Стало быть, сие заведение для фермерских детей устроено вашими усилиями?

Гермионе хотелось верить, что теперь Малфои смотрели на ее отца с уважением. Она глянула на мужа, ища поддержки.

— Да, Малфой, — кивнул тот. Гермиона внутренне встрепенулась — они настолько близки! — Без энтузиазма мистера Грейнджера ничего бы не получилось.

— О! Это столь прекрасно и… благородно… — Гермиона упорно не хотела видеть скрытую издевку леди Малфой. — Не можем ли мы как-то поучаствовать в этом предприятии?

— Конечно, можете, леди Нарцисса, — миссис Грейнджер отставила чашку с остывшим чаем. Ее тонкие руки белели на фоне сдержанно-красного платья, к которому удивительно шли гранаты в браслете и серьгах с подвеской. — Школа нуждается в книгах, мистер Грейнджер многое пожертвовал из своей библиотеки, но всегда чего-то не хватает.

— А какой же курс предметов вы ведете, мистер Грейнджер? — лорд Малфой невольно глянул на Грейнджера с тенью уважения.

— Историю, языки и литературу, — мистер Грейнджер задумчиво рассматривал чаинки спитого чая. — Мистер Снейп — физико-математический профиль, преподобный Альбус — естественно-научный: анатомию, астрономию…

— Закон Божий, — насмешливо промурлыкал лорд Малфой, мистер Грейнджер кивнул. — Ну что ж… это полезно, слышать, что слово божие отражается в каждом творении, даже в простой химической реакции, — сострил он.

Последовали сдержанные улыбки, ведь приор Альбус был известен на всю округу своей религиозной неутомимостью, которая проникала не слишком уместно во все сферы жизни, даже в те, где того не требовалось.

После достойного ужина, который был очередной ступенью мытарств для Гермионы, все снова проследовали в гостиную. Леди Малфой предпочла пройтись для моциона по гостиной, останавливая свой взгляд на экранах и книгах.

— Жаль, здесь нет инструмента, — оборонила задумчиво леди Малфой, став у окна. — Разве вы не любите музыку, миссис Снейп?

Гермиона едва успела перехватить кравшегося к малоприятной гостье кота. В этот момент она выглядела по-домашнему мягкой и трогательной, что не уменьшало праведного гнева в ее глазах.

— Для всякой музыки нужен простор и благодарная публика, леди Нарцисса, — веско ответила Гермиона, крепко держа изворачивавшегося Живоглота на руках.

— О, в таком случае надеюсь, что в ответном визите вы охотно мне будете аккомпанировать, — леди Малфой тонко улыбнулась. — Этот лев ваш?

— Мой, — Гермиона успокаивающе погладила кота по голове. — А разве у вас дома не жалуют котов?

Живоглот покорно замурлыкал, постепенно успокаиваясь у нее на руках. Миссис Грейнджер чинно сидела у камина, листая альбом с акварелями, в то время как мужчины перешли в библиотеку.

— Мой муж помимо бизнеса с Ост-Индийской компанией занимается селекцией породистых собак, которые находят хозяев даже среди членов королевской семьи, — и снова тонкая уязвляющая улыбка, снова чинные жесты, расправляющие роскошные складки шелкового платья. — Поэтому откуда взяться котам?

— Действительно, — пробормотала Гермиона, садясь напротив. — Но моему же коту нашлось место…

— Мистер Снейп обладает достаточным терпением и великодушием, чтобы вынести кота в доме, — леди Малфой огляделась в поисках мопса и тут же прищурилась, видя, как полковник Снейп заходит в гостиную за каким-то томом.

Тот почтительно осведомился, не нужно ли чего дамам, и после обратился к супруге:

— Вы не скажете, где ваши акварели, миссис Снейп?

Гермиона покраснела и несколько беззащитно глянула на мать, прося поддержки. Леди Малфой соизволила проявить интерес к смутившейся молодой женщине, что отразилось в полном повороте корпуса к ней.

— Если вы про альбом, то он у меня, мистер Снейп, — ответила миссис Грейнджер, подняв голову. — Я давно не рассматривала акварелей своей дочери, так что простите мне мою слабость. Вот, возьмите, я уже закончила.

— Благодарю, миссис Грейнджер, — Северус забрал альбом с почтительным кивком.

— Вы рисуете, миссис Снейп? — леди Малфой повелительно протянула руку, и полковник с едва заметным вздохом отдал ей злополучный альбом. — Недурственно… весьма недурственно, — промурлыкала Нарцисса, рассматривая и комментируя акварели.

Гермиона же кусала губы, то и дело бросая короткие гневные взгляды на мужа. Мистер Снейп с едва заметной улыбкой коснулся кончиками пальцев ее обнаженного плеча, делая вид, что внимательно слушает леди Малфой, и Гермиона внутренне затрепетала, ощутив невесомое прикосновение, похожее на дуновение ветерка. Растерявшись, она выпустила из рук кота, который проворно улизнул из гостиной в каморку Мэри.

— Помнится, моя сестрица Андромеда в девичестве обожала всякие акварели и днями пропадала на своих пленэрах… — Нарцисса едва заметно поморщилась. — Мистер Снейп, вы тоже поймали свою художницу на пленэре?

— Отнюдь, — легкий смешок, более ощутимое прикосновение к обнаженной коже шеи и уверенное тепло чужих ладоней на хрупких плечах на долю мига. Гермиона внутренне задохнулась от слишком интимной ласки. — Я не обладаю талантами мистера Тонкса.

— О, значит, заманили своей домашней библиотекой? — леди Малфой лукаво глянула на Гермиону, которая почти не дышала, мучительно борясь со смущением. — Увы, ни одну из моих сестер нельзя было пленить книгами…

— Да, у мистера Снейпа выдающаяся библиотека, — тихо отозвалась Гермиона.

— Судя по всему и натуры для изображения, — хмыкнула Нарцисса, перевернув последнюю страницу с изображением собак Снейпа в гостиной. — Как поживает ваш мопс, полковник? — она отдала альбом Северусу.

— Вполне бодро для своих лет, леди Нарцисса, — мужчина с невозмутимым видом забрал альбом и кивнул дамам.

— Я могу на него взглянуть?

— Немногим позже. Думаю, лучше расширить круг зрителей, чтобы попусту не отрывать бедное животное от вечернего сна, — сдержанно отозвался Северус и вышел из гостиной.

Леди Малфой лишь улыбнулась ему в ответ и снова приняла великосветский вид. Атмосфера вежливой скуки, разбавляемой только сдержанными разговорами о новых кроях платьев в этом сезоне, фасонах шляпок, о последних новостях среди дальних и общих знакомых, обсуждением грядущего новогоднего бала в мэрии и прочих прелестях, коими живо интересуются все великосветские дамы, была прервана появлением мужчин и достопримечательности Визардшира — мопса Поля.

Сонный мопс вызвал умиление со стороны дам, особенно со стороны леди Малфой, уважительное хмыканье со стороны Грейнджера, который не тронул собаки, и экспертную оценку со стороны лорда Малфоя, который в очередной раз предложил в шутку Снейпу баснословную сумму за это чудо, кое было в диковинку даже при дворе королевы Виктории. Гермионе стало даже жаль Поля, который был ошеломлен блеском огней гостиной, разномастными голосами, запахами и цветами, и потому визгливо потявкивал даже на хозяина. Это и стало причиной, по которой миссис Снейп взяла бедного мопса на руки и даже приласкала, успокоив своим тихим воркованием. Грейнджеры лишь переглянулись между собой, пытаясь припомнить за дочерью такую любовь к собакам.

Чинно кивнув и нарочито деловито шурша юбками, Гермиона вышла из гостиной вместе с мопсом, внутренне готовясь к серьезному разговору с мужем. Это же старое бедное животное! Поль окончательно успокоился в полумраке и знакомой обстановке среди других псов. Погладив мопса, миссис Снейп распорядилась подать собакам утром костей с праздничного стола и снова направилась в гостиную, прямая и суровая. Наверняка ее всегда благоразумный муж посмел потерять голову в этой атмосфере праздника; иначе миссис Снейп не могла объяснить те смелые прикосновения к ее плечам и уж тем более выдергивание Поля из привычного вечернего сна потехи ради.

Ближе к полуночи гости начали расходиться. Первыми уехали Малфои: леди Нарцисса перед уходом воздала должную похвалу усилиям Гермионы и выразила вежливую надежду на ответный визит, лорд Малфой поцеловал миссис Снейп руку, душевно обменялся рукопожатием с другом, пообещал передать приветы сыну и захватил для него подарок. Гермиона чуть поморщилась, ощутив легкий флер вина со стороны Малфоя.

Это же винный флер сопровождал и ее отца, когда тот по-отечески поцеловал ее в лоб, крепко пожал руку Снейпу и рассеянно подал супруге пальто. Когда дверь за последними гостями закрылась, Гермиона укуталась в домашнюю шаль и, не глядя на мужа, направилась наверх.

Тот появился в спальне чуть погодя, и миссис Снейп невольно смягчилась, заметив его усталый взгляд. Погасив ночники, она подумала немного и устроилась под боком у Северуса. Тот, помедлив, мягко приобнял ее за плечи. Гермионе снова стало душно и горячо от непонятного чувства, что охватило ее из-за этого простого прикосновения. Пытаясь абстрагироваться от легкого поглаживания ее плеча, она тихо поделилась:

— Никогда не думала, что это так хлопотно…

Мистер Снейп молчал, глядя в потолок.

— И теперь я понимаю, почему вы не слишком жалуете гостей.

Она скорее услышала, чем увидела его усмешку.

— Неужели вас так утомило общество родных и близких? — и все же усталость не приглушила привычную для него иронию. — Я думал, для вас Рождество — суть семейный праздник со всеми вытекающими традициями.

— Да, но… — Гермиона чуть поерзала и тяжело вздохнула, но смолчала, что никогда не была в роли хозяйки, которая должна была быть всевидящей и всезнающей. Одно дело помогать, а другое непосредственно устраивать торжество.

— Для первого раза у вас получилось неплохо, — Снейп словно прочел ее мысли. — Навыки управления приходят с опытом, поэтому… — мужская рука ощутимее сжалась на ее плече. — Если у вас и были ошибки, то знаете о них только вы.

Гермиона помолчала, потом тихо, почти беззвучно прошептала:

— Спасибо.

— С Рождеством, миссис Снейп, — Северус поднес ее безвольные пальцы к губам и снял свою руку с ее плеча.

— С Рождеством… Северус.

Рождественские праздники для Гермионы оказались затратными, ведь после Рождества следовал день рождения мужа, и снова пришлось думать о подарке. Миссис Снейп была обязательной особой, которая предпочитала оплачивать всякий труд по достоинству. Также Гермиона подходила и к подарку для Северуса, ответственно и скрупулезно. Жемчужный браслет блестел своим звездчатым сапфиром, каждый раз напоминая ей о внимании со стороны супруга, который ценил ее таланты и гордился ею. Гермиона не любила быть должной, да и сбережений хватало, как и смекалки, чтобы заказать из Лондона настоящий микроскоп. Наблюдения за мужем и его увлечение всякими физическими и химическими процессами, беглое чтение журналов научного толка подсказали ей такое смелое решение.

Мистер Грейнджер оказией привез заветное изделие от компании «Карл Цейс» аккурат за два дня до важной даты. Гермиона еще никогда так не радовалась подарку, больше чем сам именинник. Все же она не утерпела и открыла коробку, разглядывая это чудо науки, затем принялась упаковывать этот ценный подарок. В этот раз Гермиона обошлась без кокетливых лент и бантов. Но вручать пришлось в библиотеке, потому что до кабинета нести такую конструкцию миссис Снейп не рискнула.

Мистер Снейп ничем не выказал своих подозрений, разглядывая более внушительную коробку по размерам, чем предыдущая, и никак не прокомментировал вид явно взволнованной супруги, которая не отрывала от него внимательного взгляда, напряженная, словно струна. Он осторожно расправился с упаковочной бумагой и не сдержал едва слышного удивленного возгласа при виде настоящего микроскопа. Гермиона, затаив дыхание, наблюдала, как супруг бережно касается блестящих деталей инструмента, как примеривается к оптическим линзам, казалось, не замечая ее. Но быстрый взгляд, полный благодарной радости, благоговейного уважения и признательности, какого-то детского, наивного восторга, искупил все волнения и сомнения, на миг напомнив ей, что все мужчины в душе те же мальчишки…

Гермиона ощутила, как земля медленно уходит из-под ног, когда Северус горячо поцеловал ей руку и с улыбкой, настоящей, искренней, проговорил своим изумительным голосом: «спасибо». Она на миг прижалась щекой к его волосам, прикрыв глаза от неожиданной радости, что передалась от мужчины.

Цедя чай осторожными глоточками, Гермиона поглядывала на мужа в кресле напротив и медленно приходила к мысли, что полковник Снейп оказался не солдафоном, помешанным на дисциплине, а обыкновенным человеком со своими страстями и слабостями, своими увлечениями и радостями. От одной мысли, что ее подарки оказались полезны и произвели на свет такую бурю положительных эмоций, она прятала довольную улыбку в очередном глотке чая. Руку все еще жег след поцелуя, легкими, жаркими волнами прокатываясь по всему телу и мягко тлея где-то под ложечкой, отражаясь легким румянцем на щеках.

Тем временем сам Северус, почесывая за ухом дремлющего мопса, думал, что женитьба все же оказалась не просто выгодным предприятием, но и приятным изменением в жизни.

Конец первой части

Благословенны дни праздников. Особенно столь долгожданных, рождественских, когда, казалось бы, всякий день дышит морозным счастьем, и снежный вихрь вызывает лишь теплое, уютное чувство, будто в душе что-то припорашивается, очищается и прячется, как дитя под пуховое одеяло.

Обильный снегопад закончился лишь после именин полковника Снейпа, и тогда же было принято решение, наконец, навестить его тетушку в Спайдершире. Миссис Снейп восприняла эту новость достойно, без вящей радости, но и без особого огорчения. На столе уже несколько дней пылилось короткое письмо миссис Шоу в ответ на семейное послание Снейпов с чаяниями на скорый визит молодой четы.

Добирались поездом. Миссис Снейп мысленно порадовалась короткой дороге и перемене мест, ибо однообразная жизнь в деревне успела ей порядком наскучить, несмотря на спокойный уклад. Среди чемоданов были и подарки для тетки Эвелин. Снейпы не поскупились и достали настоящую пуховую шаль, которая, как уверяли бакалейщики в Лондоне, была прямиком из Российской Империи, приятным дополнением должна была стать рождественская корзина с богатой снедью в виде фруктов, ветчины, целой индейки и, безусловно, вина, которое могло согреть и тело, и душу старой домоседки.

Гермиона не читала, бесцельно глядя на бескрайние заснеженные пейзажи, что искрились от солнца. Глаза уже резало до слез, но молодая женщина не могла оторвать взгляда от проносившихся мимо лесов и полей. Быстрая смена пейзажей и видов порядком воодушевляла. Когда же поезд начал сбавлять свой ход, Гермиона отложила так и не открытую книгу и глянула на мужа, не отрывавшегося от «Таймс» всю дорогу.

Северус посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся. Гермиона отчего-то не сдержала ответной улыбки — настроение было по-детски светлым, каникулярным. Душа была взбудоражена тем самым детским восторгом от путешествия, радостным предвкушением теплого очага и горячего чая, который будет паровать в чашке, пока взгляд будет любоваться отблесками огня, а слух упиваться домашним скрипом спиц.

Гермиона незаметно пожала руку супруга в ответ, когда он помог ей сойти с поезда и перебраться в наемный кэб, рядом с которым их уже ожидал дворецкий дома Шоу. Занятая подбиранием юбок, она не увидела едва заметной улыбки мужа, затаившейся в уголках губ, и легкого блеска в невозмутимом взгляде, когда он глянул на раскрасневшуюся на морозе супругу.

— Не волнуйтесь, нас давно ждут и будут рады, — ответил Северус на ее невысказанный вопрос.

— Я не об этом, — возразила миссис Снейп, немного волнуясь. — Я думаю, понравится ли подарок миссис Шоу…

— А почему вы сомневаетесь? Шаль — довольно практичный и удобный подарок.

— Да… я помню, что она сетовала на ломоту в суставах… — пробормотала она, обескураженная нелепостью своих сомнений.

— Вы считаете, что нужно было достать мазь? — Снейп чуть улыбнулся.

Гермиона, уже немного привыкшая к нему, поняла этот шутливый намек.

— Но не фланелевый же жилет… — смущение перемежалось с весельем, что рождало очарование на ее молодом лице и невольно приковывало мужской взгляд еще больше.

— Думаю, вы решите эту дилемму при встрече, — Северус на миг сжал ее тонкие пальцы в перчатке, но встретив смущенное недоумение во взгляде супруги, быстро убрал руку.

Гермиона лишь кивнула и отвернулась к окну, чтобы скрыть смятение, которое охватило все ее существо. Ей почему-то не хотелось отпускать его руку и более того, хотелось коснуться его пальцев более интимно, без преграды в виде перчаток… Женщина списала все на перемену мест и хорошую погоду, что разбудили ее озорство. Мистер Снейп со своей стороны исподволь наблюдал за несколько нервными порывистыми движениями супруги, выдававшими ее оживление.

По мере приближения к заснеженному поместью Гермиона все пристальнее всматривалась в знакомые места, поражаясь, как же погода меняет восприятие места. Осенью это поместье навевало на нее тоску и грусть, зимой же было похоже на какое-то заснеженное пристанище маленького народца. Она поймала себя на мысли, что нетерпеливо вглядывается в окна дома, словно бы силясь увидеть лицо старухи в окне. Но тщетно. Видимо, миссис Шоу не была настолько мягкотелой, чтобы сентиментально простаивать у окна в ожидании родственников, да и ломота в суставах не способствует долгим стояниям у окна. Гермиона упорно гнала мысли о еде — близилось время обеда, и свежий морозный воздух лишь подогревал аппетит всякого здорового человека, погружая его в мечты о горячем супе и домашнем жарком.

Как только они переступили порог дома, старый дворецкий напомнил, что все готово и госпожа, вероятно, ожидает их в гостиной. Северус лишь кивнул, помогая оживившейся Гермионе снять пальто, вошёл в гостиную первым и неосознанно замедлил шаг — в затхлом воздухе гостиной чуткое обоняние распознало нотки сандала с оттенком бергамота. Взгляд остановился на кресле, в котором полулежала миссис Шоу, странно обмякнув. Ее голова в сбитом на затылок темном чепце была нелепо завалена набок, а из приоткрытого рта до подбородка застыла ниточка слюны. Полковник осторожно тронул недвижимую тетку за плечо, затем взялся за ее запястье.

Пульс не прощупывался. Тело уже остывало.

Несмотря на то, смерть родственницы была в некотором роде предсказуема в силу возраста, да и на фронте он видел достаточно смертей, мужчина все равно испытал потрясение, что выразилось в невольном оцепенении всего тела, хоть внешне и сохранился спокойный вид.

— Северус?.. — голос жены донесся до него, как из тумана.

Снейп повернул к ней голову и тут же пожалел об этом. Взгляд Гермионы метнулся по его лицу, затем к недвижимой тетке Эвелин — молодая женщина побледнела и зажала рот руками, топя крик ужаса и дикого испуга.

Дворецкий стоял рядом, нелепо дрожа и вяло, по-заячьи перебирая сморщенными губами, глядел на мертвую хозяйку. Спас положение всегда невозмутимый Шелдон, который ловко увел миссис Снейп в библиотеку, затем вернулся с найденной где-то старой скатертью и прикрыл тело в кресле.

— Я пошлю в город за коронером, сэр, — спокойно говорил он, бесстрашно глядя в непроницаемые, пугающе черные глаза хозяина. — А сам съезжу за доктором Люпином.

Северус кивнул на все предложения слуги и устало опустился в кресло напротив, бесцельно глядя на чайный столик, где стояла чашка да заварочный чайничек. Другая чашка была в скрюченных пальцах старухи. За стеной, где была библиотека, послышались приглушенные рыдания, и Снейп, чувствуя себя будто контуженным, сделал достаточное усилие, чтобы поставить чашку на блюдце, встать и направиться в библиотеку к безутешной миссис Снейп.

Молодая женщина при его появлении отняла руки от заплаканного лица, попыталась выпрямиться в кресле, придав себе спокойный вид, но эмоции взяли верх, и она снова сникла, прижимая кружевной платок к глазам. Отчасти полковник был даже признателен ей за попытку взять себя в руки, но одновременно он чувствовал и благодарность за участие и слезы. Он подошел к креслу супруги, аккуратно положил руку ей на плечо и чуть сжал пальцы. Легкое касание дрожащих и холодных пальцев миссис Снейп к тыльной стороне его ладони стало достаточно ясным знаком соболезнования. Сколько так они пробыли в библиотеке, молча переживая трагическое событие, Северус затруднился бы посчитать. И лишь Шелдон, появившийся на пороге с вестью о прибытии доктора, полицейского и коронера, заставил вновь вернуться к суровым реалиям.

Гермиона поспешно утерла мокрые щеки и глянула на вошедшего человека, которого ее муж представил доктором Люпином, своим армейским знакомым и соседом покойной миссис Шоу. Он был высокого роста и худощав, каштановые волосы, отливающие рыжиной, выглядели встрепанными, словно он спешил. Даже галстук его был как-то скошен на бок, что выдавало человека несколько небрежного вследствие поспешности, а не из-за недисциплинированности. Залысины открывали чистый высокий лоб, что свидетельствовало о наличии интеллекта у этого человека. Лицо его не было лишено правильности черт, несмотря на тонкие шрамы, уродовавшие его лицо. Взгляд его светлых глаз был мягок и словно бы лучился каким-то мирным светом. Пока Люпин осведомлялся, не требуется ли ей успокоительное, Гермиона никак не могла отвести взгляда от его усов, не в силах собраться с мыслями. Воцарившаяся пауза заставила ее опомниться:

— Нет, спасибо, доктор, я справлюсь.

Снейп внимательно глянул на нее, затем жестом пригласил Люпина следовать за собой, и молодая женщина осталась одна в библиотеке.

Миссис Снейп какое-то время еще сидела в кресле, теребя в руках мокрый насквозь платок. В ее рациональной голове просто не укладывался один свершившийся факт — смерть миссис Шоу. День сулил обычные рождественские выходные, отягощенные ленью и пресыщенностью отдыха, приправленные пустой болтовней и просьбами развлекательного характера. Она даже взяла с собой ноты, намереваясь сыграть пару этюдов на клавесине для тетки Эвелин, дабы порадовать старуху и поразить мужа своим талантом, но…

Все полетело кувырком.

Она шумно высморкалась и тут же замерла, слыша голоса через неплотно прикрытую дверь библиотеки. Голос Северуса выделялся особенно отчетливо, и женщина, движимая долгом хорошей хозяйки и верной супруги, решилась снова показаться в гостиной.

В комнате царила суета, та самая вечная жизненная суета, что поглощает любые проявления смерти и даже чужую жизнь. Гермиону никто не заметил, каждый увлеченный своим делом. Шелдон суетился вокруг присутствующих, приняв на себя функции дворецкого, а Люпин руководил погрузкой тела, уже уложенного на импровизированные носилки из старой двери. В кресле у камина тучный полицейский оформлял протокол осмотра, натужно дыша и то и дело утирая своим платком красную физиономию с вислыми моржовыми усами. От усердия он высунул кончик языка, чем напомнил Гермионе сенбернара. Коронер Филч, прижимистый джентльмен лет пятидесяти, мерил шагами гостиную, не глядя ни на кого.

— К сожалению, недавний снегопад ощутимо замел землю, — сочувственно проговорил Люпин. — С другой стороны, существенных морозов не было, и земля не будет твердой, полковник.

Снейп мрачно сверлил взглядом чашки, ссутулившись и скрестив руки на груди.

— Sic vita truditur[1] , — продолжал доктор мягким умиротворяющим тембром. — Что есть человек? Всего лишь…

— Набор костей, сухожилий, мышц и не более семи пинт крови. Все это становится прахом, — угрюмо проскрежетал коронер, глядя на суету в отражении окна. — Увы, все это прискорбно.

Он покачнулся на пятках и повернулся всем корпусом к присутствующим. На его морщинистом лице царила странная смесь озадаченности и какого-то недоумения, казалось, Филч никак не мог поверить, что миссис Шоу больше нет в живых.

— Господин коронер, — обратился полицейский к Филчу, — мне требуется заполнить допросные листы?

Люпин в это время упаковывал свой саквояж со сметливой бережливостью человека, влюбленного в свое дело. Он глянул на черную тень полковника Снейпа и вздохнул про себя. Коронер же проскрежетал:

— Думаю, причина смерти будет естественна. Миссис Шоу — дама весьма преклонных лет… Мы, кажется, были с ней ровесники?..

Люпин переглянулся со Снейпом, и взгляды их выражали легкую насмешку над коронером, который имел обыкновение в виду своего статуса в общине Спайдершира демонстрировать связи с покойниками мира сего, кои при жизни обладали известной силой.

— Не исключено, мистер Филч, — сумел спрятать усмешку Люпин.

Коронер важно кивнул, сделав новый променад по гостиной. Когда все формальности с бумагами были улажены, а также были розданы необходимые советы и обещания о взаимовыручке, соболезнования и почести, представители закона засобирались домой. К вящему огорчению коронера Филча и полицейского Порка, мистер Снейп не оказал должного гостеприимства, не предложив отужинать, а его молчаливая супруга, остаток вечера просидевшая в кресле у камина после подписания актов, даже не сочла нужным даже кивнуть им на прощание. Все-таки, что ни говори, а миссис Шоу (земля ей пухом) никогда не отпускала гостей без чашки чая, а в иные времена и грога. То ли нынешняя молодежь — и кипятку не плеснут! Уходит старая гвардия, которой не были чужды рачительность, вежливость и добрососедское гостеприимство…

Гермиона машинально теребила в руках мокрый от слез платок, неотрывно глядя на мужа и Люпина, толковавших о делах в гостиной. Незаметный кивок со стороны супруга в ее сторону принес мимолетное облегчение, миссис Снейп почти услышала желанное: «Потерпите, душенька, скоро все закончится». Северус тем временем в который раз обошел чайный столик, задумчиво хмурясь.

— Что вас тревожит, полковник Снейп? — Люпин не спешил уходить, несмотря на то, что закрыл саквояж.

— Сандал, — Северус снова повел носом, принюхиваясь. — Это странно. Тетушка не жаловала индийских благовоний.

— А разве это не чей-то одеколон? — Люпин, словно спрашивая, обратил свой взгляд на Гермиону, которая отрицательно покачала головой. — Очень похоже, если честно.

Молодая женщина попыталась принюхаться, но в это время в гостиную вбежала взволнованная Мэри, посланная за шалью:

— Сэр! Вы должны видеть это!

Снейп глянул на горничную, нахмурился и направился за ней. В следующий миг Гермиона вздрогнула, но всем своим существом осознала, почему ее супруг удостоился звания полковника.

— Шелдон! — донеслось зычное из кабинета, который был рядом с гостиной. — Закрой все двери и никого не выпускай из дома!

Вид вернувшегося Снейпа был страшен — глаза стали чернее ночи, лицо словно застыло гипсовой маской. Гермиона никогда не боялась мужа, но в этот миг она невольно отступила вглубь гостиной на пару шагов. Люпин наоборот расправил плечи, выпрямляясь во весь рост.

— Что-то случилось? — спросил он, не выпуская из руки свой саквояж.

— Да, — бросил угрюмо полковник. — В кабинете кто-то был. Там бардак.

Миссис Снейп совладала со страхом и рискнула приблизиться к супругу.

— Я могу взглянуть?

Тот машинально кивнул и жестом поманил их за собой. Гермиона глянула на Люпина и зашелестела юбками, едва поспевая за поступью мужа.

Кабинет мистера Шоу, бригадного генерала в отставке, как знал Снейп, отличался превосходным порядком, медицинской стерильностью и сдержанностью обстановки. По словам покойной тетки, она следила за чистотой, гоняя служанок за малейшую частицу пыли, а племянник — за коллекцией книг и альбомов, что стояли на своих полках как солдатские подразделения, четко разграниченные по цвету и формату. В целом этого же аккуратизма, граничащего с болезненным перфекционизмом, хватало и в домашней библиотеке Снейпа, и в его кабинете. Теперь же зеркальные шкафы были распахнуты настежь, книжные полки зияли черными пустотами. На столе все было перевернуто, а книги лежали повсюду: на полу, столе, подоконнике — растрепанные, поруганные, никому не нужные. Оглядываясь среди этого хаоса, миссис Снейп с горечью подумала, как же больно наверняка ее супругу видеть нарушенный бесчестной чужой рукой привычный уклад. Она наклонилась, подняла оранжевую книгу с надписью «Рамаяна» и положила ее на стол.

Люпин стоял на пороге, боясь даже вздохнуть. Сам же Снейп переживал в своем молчании странную смесь горькой утраты, бешенства и какого-то поистине детского недоумения. И меньше всего он ожидал ощутить кончики пальцев жены, невесомо обхвативших на миг его собственные безвольные пальцы. Северус повернул к ней голову и чуть ободряюще улыбнулся ей, попросив:

— Заберите у Шелдона ключ, миссис Снейп. Сейчас именно он выполняет обязанности дворецкого.

Гермиона кивнула и вышла из кабинета.

— Странно все это, — осмелился подать голос Люпин, глядя на бардак. — Наводит на подозрения, полковник.

— Не могу с вами не согласиться, Люпин, — Северус принял ключ от вернувшейся супруги, вместе с ней и доктором вышел из кабинета, закрыл его на замок и сдержанно проговорил. — И мне это не нравится.

Вернувшись в гостиную, Снейп снова повел носом, как ищейка. Запах сандала стал тоньше, перегорая от жаркого пламени камина и смываясь другими запахами, но оставляя за собой подозрения, которые медленно оформлялись пока без явной четкости. Северус нахмурился и взял чашку покойной, где все еще переливалась пара капель чая. Он внимательно какое-то время рассматривал потеки на фарфоровых стенках, грязноватый золотой ободок, потом глубоко вдохнул показавшийся странным ему запах в чашке и громко чихнул в сторону.

— Ч-чщ-щерт! — чихнул он еще раз. — Ч-чщертовы индийские специи!

Видимо, полковник был в расстроенных чувствах до сих пор, раз позволил себе чертыхнуться при супруге и слугах. Гермиона настолько изумилась от потрясения, что не нашла сил возмутиться. Люпин же забыл одернуть Снейпа, замерев на месте.

— Вы уверены, полковник Снейп? — голос у доктора дрогнул.

— Да… — снова чихнул Северус. — Будь я проклят, если это не так! Сперва запах сандала, теперь это!

Люпин забрал у него чашку и осторожно принюхался.

— Запах острый, но… видимо, для моего носа недостаточно, — согласился он. — И тем более странно, что у вас до сих пор не прошла аллергия на индийские специи, полковник…

Снейп шумно высморкался и угрюмо глянул на него.

— Помнится, вы сами утверждали, что ремиссия наступает только с исключением раздражителя, — процедил он. — Я последовал вашему совету, доктор Люпин.

Гермиона разом осела в кресло.

— А это опасно? — тихо спросила она, глянув с испугом на мужа.

— Нет, миссис Снейп, — Люпин улыбнулся. — В умеренных дозах специи оказывают даже лечебный эффект. Просто полковнику пришлось в свое время не единожды вдыхать эти порошки в большом количестве, что и привело к развитию аллергической реакции, без лечения это повлекло бы астму и…

— Достаточно, Люпин, — властным жестом остановил его Снейп. — Миссис Снейп ни к чему эта избыточная информация. Хватит и того, что у меня развилось и без того тонкое обоняние.

Доктор кашлянул и перевел взгляд на чашку.

— Итак, что же вас смутило в специях? — решил он вернуться к прежней теме разговора.

Снейп снова взял в руки чашку и придирчиво глянул на донышко.

— То, что моя тетка никогда не добавляла индийских трав в чай.

[1] Такова жизнь (лат). Петроний

А дальше все начало меняться, как по волшебству. Немного суеты, и вот уже Гермиона подошла ближе, дабы рассмотреть те химические процессы, коим придавалось большое значение. Люпин водрузил на нос очки, чтобы получше рассмотреть на вспенившийся порошок в чашке и лакмус, поменявший цвет. Снейп говорил быстро, но четко и со знанием дела, порывистые его движения выдавали человека умного, страстного и неспособного опускать руки при поразившем его несчастье.

Горничная в числе одной лишь Линды, женщины глуповатой и наивной, поведала, что к хозяйке ненадолго заходил только господин Мондей, который быстро ушел. И больше никого не было, хотя откуда ей знать, ведь она отходила в деревню за мясом и молоком.

Мэри в свою очередь рассказала, что открытый кабинет увидела случайно, пока бегала за шалью для миссис Снейп, и увиденное повергло ее в такой шок, что она сразу побежала за полковником Снейпом.

Дворецкий лишь повторил все за горничной Линдой и отметил, что все остальное время был рядом с молодым хозяином Снейпом.

И все бы зашло в тупик, если бы не Шелдон, тактично отметивший, что окно всего лишь было неплотно прикрыто, а под ним виднеются следы, на которые стоило бы взглянуть джентльменам. Гермиона в тревожном ожидании осталась в гостиной, пока мужчины обследовали окрестности. Увы, Джек, сторожевой пес, был слишком стар, чтобы взять след, и Снейп посетовал, что здесь нет его ретривера. Ограничились только записью подробного описания и быстрой зарисовкой следа. По возвращении джентльмены рассуждали достаточно долго, но не смогли прийти к единому ответу кроме одного — миссис Шоу, несомненно, убили.

— В таком случае стоит провести анализ крови, — Люпин вздохнул и снял с носа очки. — Но мой микроскоп не имеет достаточной мощности.

Северус в это время возился со второй чашкой, где осталось больше следов заварки. Подняв голову, он впервые усмехнулся.

— Благодаря миссис Снейп, у меня есть недурственный экземпляр «Карла Цейса».

Люпин не сдержал завистливого присвиста и оценивающего взгляда на все еще молчавшую Гермиону.

— Сдается мне, ваша супруга успела очень хорошо вас изучить.

Снейп лишь хмыкнул, но воздержался от комментариев.

— В таком случае отдаю вам пробирку с кровью, — Люпин вынул пузырек и бережно передал его Северусу. — Все необходимые реагенты у вас, к счастью, есть. Очень прошу провести строго в такой последовательности, — он указал на лист бумаги. — И тщательно описать каждый процесс. Особенно меня интересует состояние красных корпускулов…

У Гермионы уже кружилась голова от немецкой и латинской речи, на которой то ли переругивались, то ли шутили эти джентльмены. Как женщина умная, она понимала слова, но не понимала ни грамма того сакрального смысла, что крылся в этих терминах.

— Не откладывайте, полковник Снейп, — напутствовал доктор Люпин. — Период свертываемости крови очень мал, а время не терпит…

— Werden Sieeine Autopsiedurchführen[1]? — вполголоса спросил полковник, когда Шелдон занялся его багажом, а Мэри посмела выйти и предложить ужин, чем и отвлекла внимание Гермионы.

— Gesetz[2]… — икнул Люпин.

— Ich bezahle[3]… — заверил его Снейп.

Люпин метнул в него красноречивый взгляд, поджал губы и сдержанно процедил:

— Не в этом дело, полковник. Я о порядках.

Снейп процедил:

— Пока я даю только устное согласие. Письменное будет после.

Люпин вздохнул и снял с носа очки.

— И все же вы уверены?

Снейп оглянулся на супругу и кивнул. Люпин лишь досадливо покачал головой, забормотал что-то о позднем времени и заторопился домой. Хозяин дома его не держал, но миссис Снейп решила проявить гостеприимство и предложить хотя бы кофе, не говоря обо всем остальном. Люпин покраснел и замялся, не зная, как деликатно отказать женщине. Вмешался Снейп, коротко ответивший супруге:

— Мы сейчас уезжаем, миссис Снейп. Вам придется ужинать в одиночестве.

У Гермионы снова задрожали губы. Она вспомнила зрелище мертвого тела в этой гостиной, все легенды о призраках и прочие жуткие истории и не смогла совладать с собой:

— Как?..

Северус спокойно отвечал, мол, это всего на один вечер и это сущий пустяк переночевать здесь одну ночь, а утром с первой зарей он уже вернется и… Но миссис Снейп лишь прижала к дрожащим губам платок. Затем совладав с собой, она проявила недюжинное упрямство, не желая оставаться в этом холодном мрачном доме одна. Мэри и Шелдон не без удивления наблюдали смену эмоций на лице своего бесстрастного господина. На лице этого человека разом отразились растерянность и жалость, нежность и решимость. Он тяжело вздохнул и постарался вразумить свою супругу, но миссис Снейп проявила невиданное упрямство, даже будучи в расстроенных чувствах. На ее заплаканном лице застыло намерение добиться своего, чего бы это ей не стоило, но… вмешался доктор Люпин.

— Кхм… не сочтите за грубость… — откашлялся он. — Но… не будете ли вы против, если миссис Снейп погостит в доме с моей семьей?

Мистер Снейп покосился на бледное лицо жены, затем на невозмутимое доктора и покорился.

— Хорошо. Миссис Снейп поедет с вами.

Гермиона принялась собираться, не совсем довольная таким соломоновым решением. Она никак не рассчитывала в скором времени ночевать в доме среди незнакомых ей людей и уж, тем более, так скоро расставаться с супругом, чье общество ей сейчас было необходимо при таких печальных обстоятельствах.

Уже сидя в коляске, молодая женщина прятала озябшие в перчатках руки в муфту и не слишком одобрительно косилась на доктора напротив. Тот был тоже немало смущен своим порывом и потому тоже прятал взгляд. Разговор не клеился. Начав было про погоду, Люпин осекался. Упоминая рождественские праздники, женщина быстро умолкала, замыкаясь в себе. И все же снедаемая легким любопытством, она не решалась расспросить своего спутника о доме и семье.

— А как вы познакомились с моим… супругом? — Гермиона все же выдавила из себя это слово.

— С мистером Снейпом? — переспросил Люпин, отвлекшись от своих мыслей и созерцания мрачного вида за окном. — В полевом госпитале. Он получил ранение во время транспортировки раненых из своего полка, благо, недалеко от госпиталя. Я вовремя оказал помощь и… — он пожал плечами. — Вот, собственно, вся история нашего знакомства.

Миссис Снейп скользнула взглядом по мелкой сетке шрамов на его лице и воздержалась от дальнейших расспросов. Видимо, история этих шрамов также связана с той войной в Индии. А то как джентльмены были осторожны в словах насчет своей службы в Индии, наводило на определенные мысли — дамам о таком знать не полагалось, дабы не нарушалось их душевное спокойствие.

Она поежилась, чувствуя, как коченеют руки в перчатках. К холоду примешивались усталость и разбитость, рождая желание поскорее попасть в тепло, отогреться у камина и выпить чашку чая. Практически в потемках Гермиона не без помощи Люпина взобралась по заснеженной лестнице его дома, который с извиняющей улыбкой пропустил ее первой, и в прихожей ее чуть не сбила с ног миссис Люпин. Доктор представил миссис Снейп, как жену его армейского знакомого и родственницу их соседки миссис Шоу. Миссис Люпин, урожденная Тонкс, по-мужски подала руку для обмена любезностями, и миссис Снейп оценила хватку хозяйки этого дома. Гермионе бросился в глаза короткий подол ее юбки, яркая голубая блуза, видневшаяся из-под объемистой бордовой шали, и легкий беспорядок в ее прическе. Всю эту крикливую неряшливость миссис Снейп списала на поздний час. Видимо, жена мистера Люпина была несколько сбита с толку, ибо не тратила много времени на оханья и притворные сочувствия. Но искреннее участие, с которым она отнеслась к гостье, покорило Гермиону.

Миссис Люпин сразу отвела ее в гостиную, чуть не споткнувшись о порожек, усадила поближе к огню, успев свалить на пол кочергу, затем укрыла гостью до пояса пледом. Попутно миссис Люпин чуть не отдавила ногу миссис Снейп и чуть снова не споткнулась. Все это было сдобрено полуругательствами, полуизвинениями, которые каким-то образом заронили ростки симпатии к этой неуклюжей, но простой в своей заботе женщине.

— А где Тедди? — Люпин огляделся в гостиной.

— Он уже спит, так и не дождался отеческого поцелуя на ночь, — чуть улыбнулась миссис Люпин, делая знак горничной насчет чая.

— Но мне ничто не помешает посмотреть на него, пока он спит, Дора, — попросту ответил Люпин.

Его супруга одарила его таким счастливым и нежным взглядом, что у Гермионы чай стал поперек горла. Ей о таком оставалось только мечтать. В душе было пусто и настолько тоскливо, что хотелось элементарной материнской жалости и участия к себе любимой. Но… приходилось держать лицо. Видимо, перемена чувств отразилась на ее лице, раз миссис Люпин бесцеремонно взяла ее за руку и сжала пальцы.

— Я понимаю, насколько вам тяжело, миссис Снейп, — проговорила Дора Люпин, участливо заглядывая ей в лицо. — У меня не так давно умер батюшка, и… смерть — это всегда неожиданное событие. Постарайтесь подумать о том, что рядом есть друзья, которые могут вам помочь…

Гермиона молчала, бессильно сжимая пальцы собеседницы. Миссис Люпин расценила этот знак по-своему и потому продолжила:

— Мы с Ремусом можем быть вашими друзьями. И с горем легче справляться, когда в доме много людей… можете гостить у нас столько, сколько вам будет нужно.

Гермионе этого действительно не хватало этих простых слов даже от несколько странной миссис Люпин. И хоть слова несли искреннюю поддержку, тоски это не развеяло. Отсутствие же привычной тяжести руки мужа, лежавшей на плече, лишь усиливало тягостные ощущения.

— Спасибо за участие, миссис Люпин.

— Дора, — улыбнулась в ответ женщина. Видя удивление на лице Гермионы, она пояснила. — Мое полное имя Нимфадора, я его не люблю. Поэтому для друзей и близких я Дора.

Миссис Снейп чуть поразмыслила и тихо проговорила:

— Тогда зовите меня Гермионой.

После ужина на скорую руку, успокаивающего травяного сбора и дружеской развлекающей беседы, миссис Снейп проводили в спальню, сердечно пожелали покойной ночи и заверили, что гостья может ни в чем себе не отказывать и хозяева дома придут к ней на помощь даже среди ночи. Миссис Снейп на все ответила дежурными любезностями и после плотно закрыла за хозяевами дверь.

Гермиона побаивалась засыпать в незнакомом месте, призрак убийства все еще будоражил расстроенные нервы. Несмотря на чай с мелиссой, на успокаивающее воркование Доры, мирные заверения ее мужа, Люпина, миссис Снейп никак не могла выкинуть из головы все страхи о супруге. Она понимала, что Снейп хороший наездник, но он один, даже несмотря на присутствие Шелдона! Гермиона с тоской убавила огонь в лампе и глянула на свои вещи. Она постаралась представить, что здесь стоят и его чемоданы. Так создавалась иллюзия, что он здесь, с ней. Просто засиделся с Люпином, а потом тихо поднимется и ляжет рядом, она ощутит тепло его рук и заснет.

Где-то глухо заплакал ребенок. Послышалась колыбельная. И Гермиона позавидовала Доре — в своем доме, с мужем, ребенком... С ребенком. А она одна. Сейчас бы все отдала за то, чтобы быть рядом со Снейпом. Гермиона была готова наплевать на супружеские обязанности, которые ее тяготили и до сих пор вызывали липкое чувство стыда, лишь бы он был здесь. Единственный на данный момент близкий ей человек.

Она перевернулась на спину и уставилась на неверные тени на потолке. Лежать в одиночестве, в согреваемой только ее телом постели, в удушливой тишине было невыносимо. Гермиона сняла с пальца обручальное кольцо и посмотрела на его тусклый блеск. Все-таки нужно надеяться на лучшее. Возможно, Северус уже добрался до дома, успел выпить грог и теперь проводит анализ. Миссис Снейп невольно посетовала на свою рассеянность — она даже не сказала никаких напутствий перед тем, как расстаться с ним!

Такой настрой и такие мысли были странными для нее. Гермиона как натура разумная списала это все на тяжелые события дня, ужасные переживания, а также трагическое стечение обстоятельств, безусловно, от нее независящих. Уверив себя в скором возвращении супруга в добром здравии и подумав о предстоящем знакомстве с маленьким Тедди Люпином, она постаралась заснуть.

[1] Вы проведете вскрытие? Нем.

[2] Закон. Нем.

[3] Я заплачу. Нем.

Пробуждение было тем горше, когда Гермиона задела грелку и проснулась. В холодном утреннем свете миссис Снейп смогла разглядеть довольно скромную обстановку в гостевой спальне. Добротная кровать, платяной шкаф, столик у окна и кресло в ореховом гарнитуре. Скромно и просто. Гермиона вспомнила свою спальню, где все было составлено соответственно ее вкусу и желаниям, и сочла миссис Люпин натурой несколько сумбурной, но довольно практичной хозяйкой.

К завтраку семейство Люпина спускалось к девяти. Закончив с приготовлениями, миссис Снейп вышла из своей комнаты в сопровождении Мэри, которая была бледна и пыталась скрыть свою тревогу. В гостиной их уже ожидала Дора, держа на руках маленького Тедди. Гермиона невольно залюбовалась этой картиной, словно сошедшей с рафаэлевских полотен. Даже пестрое платье миссис Люпин ничуть не портило художественного впечатления.

— Доброе утро, Гермиона! — от улыбки Доры внутри у миссис Снейп все потеплело, и она улыбнулась в ответ. — Как вам спалось?

— Довольно крепко, — любезно ответила Гермиона, сев рядом и невольно глядя на забавлявшегося с ниткой бус Тедди. — Вы не представите мне этого славного молодого человека?

— О… — рассмеялась миссис Люпин. — Это мистер Эдвард Римус Люпин. Для друзей и близких Тедди.

Она пощекотала мальчика, и тот счастливо засмеялся, потянувшись к лицу матери.

— Очень приятно, — Гермиона невольно любовалась милым ребенком в светлом чепчике и пыталась подавить в себе завистливые нотки. Молодая женщина протянула палец ребенку, который тут же очень крепко ухватили и никак не хотели отпускать, покуда не появился хозяин дома и не помог вызволить миссис Снейп из столь затруднительного положения.

— Тедди у нас хваткий малый, — пошутил мистер Люпин, выходя из гостиной и пропуская гостью вперед.

— Вы ему понравились, — улыбнулась миссис Люпин Гермионе. — Боюсь, как бы он потом не начал капризничать после вашего отъезда.

— Не думаю, что это случится так скоро, — миссис Снейп разом поникла. — Мистер Снейп может вернуться только завтра утром.

— Или сегодня вечером, — Римус заметил ее растерянный вид. — Поезда ходят достаточно часто, миссис Снейп.

Весь завтрак Гермиона то и дело настороженно смотрела на двери столовой, оформленной в голубых тонах, что невольно услаждало взгляд тонкой натуры. Тедди был предметом всеобщего внимания и умиления, а также беспокойства — малыш весьма своенравно относился к каше, которой терпеливо кормила его бонна. При виде слуги Люпинов миссис Снейп вся встрепенулась, но оказалось, что записка была адресована хозяину дома. Римус наскоро промокнул губы салфеткой, вежливо попрощался с гостьей, поцеловал на прощание супругу и сына и был таков. Дамы остались наедине.

Миссис Люпин не торопила гостью, не инспектировала манер новой знакомой, которую уже считала подругой, а наоборот, предлагала то отведать яблочного джема, то чудесные воздушные пироги с абрикосом, не забывая подлить чаю в чашку гостьи. Из-за стола Люпинов миссис Снейп вышла несколько пресыщенной, но вполне успокоенной — муж может приехать за ней вечером и без предупреждения…

Перебравшись в гостиную, дамы решили развлечься сперва обсуждением погоды за окном, коя благоприятствовала недолгой беседе о непостоянстве стихии — всю ночь шел снег, теперь в окна струится ясный солнечный свет, а сугробы уже грозятся в скором времени поглотить крестьянские дома. С миссис Люпин было легко вести беседу, и вскоре они дамы решили обсудить любимые романы. Миссис Снейп была приятно удивлена совпадением вкусов и новой бездонной темой для разговоров, но встревоженное настроение не давало получить удовольствие от беседы со славной миссис Люпин.

Утомленный женской болтовней и вполне сытый утренней кашей, Тедди Люпин уснул прямо на руках у матери, и его бережно передали на руки бонне. Миссис Снейп поймала себя на мысли, что любуется этим милым щекастым личиком, так трогательно посапывающем и шевелящим губами, и даже не скрыла умиленной улыбки. Даже спящим, Тедди был вылитый отец, несмотря на темный пушок, выбивавшийся из-под чепчика. После того, как ребенка унесли в детскую, миссис Люпин предложила гостье ознакомиться с домом, приглашение было благосклонно принято, и женщины начали неспешную прогулку по комнатам небольшого, добротного дома.

Миссис Снейп слушала миссис Люпин без всякого интереса, погруженная в тревожное ожидание. Экскурсия по дому заняла время до обеда, и Гермиона успела убедиться, сколь различается внешний вид хозяйки и ее предпочтения в интерьере. Она ожидала увидеть кричащие, несочетаемые обои и мебель с вычурными коврами, а вместо этого увидела вполне чистые комнаты со скромной, но добротной мебелью. Безусловно, она не шла ни в какое сравнение со старинными гарнитурами миссис Шоу эпохи романтизма или же с мрачноватыми изделиями красного дерева в доме мужа, но вызывала невольное одобрение своей изысканной простотой.

— Мистер Люпин должен вернуться к вечеру, — миссис Люпин остановилась у окна библиотеки, которой они завершили свою маленькую экскурсию. — Возможно, они пересекутся с вашим супругом в дороге.

Гермиона метнула на нее быстрый взгляд и вздохнула:

— Наверное.

— Вам нехорошо? — участливо поинтересовалась Нимфадора, повернувшись к ней.

Миссис Снейп замешкала с ответом:

— Нет, просто… не знаю, как выразить…

— Кошки скребут на душе? — со знанием дела уточнила миссис Люпин.

Гермиона бессильно вздохнула и обреченно кивнула.

— Я не знаю, как объяснить это чувство… Разум понимает, что ничего страшного нет и что обстоятельства всегда выше действий самого человека, но… это ожидание, это бездействие… они убивают.

Миссис Снейп упрямо сжала вновь задрожавшие губы. Перед глазами снова всплыла та картина в гостиной, когда они только вошли; вспомнился и взгляд Снейпа, черный, разом опустошенный, растерянный; и стало тоскливо без ободряющего прикосновения к плечу.

— Я понимаю вас, Гермиона, — Дора мягко тронула ее за руку. — Это тяжело переварить в такой короткий срок, но… время лечит, и все забывается…

Гермиона кивнула, не говоря, что ее больше беспокоит собственная целостность и сохранность, которые напрямую зависят от супруга, от коего до сих пор не было вестей. Видимо, перемена мыслей отразилась на ее лице, что миссис Люпин предложила сойти в гостиную и выпить чаю, пока слуги будут накрывать на стол. Миссис Снейп согласно кивнула и последовала за хозяйкой. Расположившись в креслах, женщины снова попробовали вернуться к разговору о романах, как миссис Люпин чуть не подпрыгнула на месте:

— Батюшки! У меня же есть альбом с фотографиями! Не хотите взглянуть?

Миссис Снейп ничего не успела ответить, как Нимфадора уже сбегала в библиотеку, попутно задев носками своих домашних туфель все неровности ковра и прочие незаметные углы, затем вернулась с увесистым альбомом. Сев рядом, она улыбнулась Гермионе и раскрыла его.

Взору миссис Снейп предстали ранние фотографии родственников как самого мистера Люпина, так и миссис Люпин. В чопорной даме, походившей чем-то на Нарциссу Малфой, Гермиона не без удивления увидела мать Нимфадоры, Андромеду Тонкс, урожденную Блэк.

— А, так вы знакомы с леди Малфой? — уточнила Нимфадора, глянув на Гермиону своими светлыми глазами.

— Да, — ответила миссис Снейп. — Мистер Малфой и мой супруг старинные друзья. Они были у нас под Рождество.

— В таком случае вы понимаете, что графиня Малфой является моей тетушкой, — усмехнулась миссис Люпин, и было что-то в ее усмешке неприятное. — А это другая моя тетушка, Беллатриса Лестрейндж, — она показала фото красивой темноволосой женщины в тугом платье с презрительным взглядом и ухмылкой.

Гермиона внимательно рассматривала фотографии, невольно дивясь сходству всех трех сестер. Чувствовалась порода, умение держать себя, исчислявшееся веками и достойнейшими союзами с представителями высшего общества. Взгляд ее упал на фото молодого мужчины с байроновски вьющимися волосами, расстегнутым воротником белоснежной рубашки, смелым и открытым взглядом. В отличие от других на его губах сквозила искренняя улыбка.

— Кто это?

— А… это мой кузен Сириус Блэк! — тон Нимфадоры заметно потеплел. — Он искатель приключений, знаете ли. Буйный дух не дает ему покоя, и все его тянет куда-то в неизвестные дали! То он служил в Индии, вот, кстати, фотография его со службы…

Гермиона внимательно всматривалась в лица молодых офицеров, пытаясь понять, кто есть кто. Сириус Блэк сразу был узнаваем в форме пехоты, буйными кудрями и молодецкими усами, да и Люциус Малфой не требовал пояснений в своем удивительно чистом мундире, сидевшем на нем, как парадный костюм. Сам Ремус Люпин стоял рядом с затмевавшим всех Блэком в белом одеянии врача, видимо, его позвали прямиком из полевого госпиталя. Взгляд любознательной миссис Снейп скользнул дальше в сторону Малфоя, и она невольно замерла, признав в молодом человеке с тяжелым взглядом темных глаз и в черной форме своего мужа. По сравнению с другими он выглядел черным пятном на светлом фоне, в то время как Люпин почти сливался с окружением из-за своего балахона. Гермиона внимательно всматривалась в черты лица Снейпа, гадая, когда же он стал таким? Когда в его взгляде обосновалась эта всезнающая, неподъемная тяжесть? Неужели всему виной служба?

Расположение фигур наводило на определенные мысли: и Блэк, и Малфой находились рядом лишь потому, что считались родственниками, но никакой привязанности меж ними не прослеживалось. И они, как центр привлекали к себе каждый своего знакомца: Блэк — Люпина, Малфой — Снейпа. Гермионе невольно показалось, что фотография четко делится на два лагеря, непримиримых и противоборствующих. Но свои мысли она решила оставить при себе, как и то, что признала в снимке и Снейпа. Миссис Люпин была настолько увлечена рассказами о любимом кузене, что ничего не заметила.

— А это он в Африке…

Перед взглядом Гермионы проплывали другие фото и их неизменный участник: Сириус Блэк.

— А это в Америке…

— А это… Австралия! — Нимфадора с удивлением повертела карточку в руках, разглядывая надпись на обороте. — Надо же… я думала, что это Индия все еще… Как видите, мой кузен не любит цивилизацию и вечно его тянет в какие-то джунгли!

Гермиона лишь усмехнулась про себя, когда оказалось, что мистер Блэк приобрел себе яхту и теперь вовсю осваивает морские просторы. На деликатный вопрос о семье, миссис Люпин вздохнула:

— Увы, из детей у него только крестник.

Миссис Снейп не успела подробнее расспросить о крестнике Блэка, который, по мимолетному замечанию Доры был очень именитой фигурой в высшем обществе Великобритании, как в комнату зашла горничная Люпинов и сообщила, что приехал хозяин с неким господином Снейпом. У Гермионы мгновенно отлегло от сердца, а Дора просияла:

— Я же говорила, что все будет хорошо!

Когда они вошли, джентльмены уже ожидали их в гостиной. Мистер Снейп приветствовал супругу мягкой улыбкой и кивком головы, но в глаза миссис Снейп бросались тени под глазами и несколько утомленный вид супруга. Но все это не могло омрачить ее радости — все прошло вполне благополучно!

— Мы едем домой? — спросила она, подразумевая поместье Снейпа в Визардшире.

— Да, миссис Снейп, — кивнул Северус. — Можете собирать вещи, Шелдон будет с минуты на минуту. Пока же я переговорю с доктором.

В ожидании мужа Гермиона не заметила, как пролетело время, и начали сгущаться сумерки. Мистер Снейп вышел из кабинета доктора в крайне задумчивом настроении, когда Шелдон погрузил последний чемодан миссис Снейп в коляску. На все радушные просьбы остаться Снейпы вежливо ответили благодарностями и мягкими отказами, мол, темнеет и не хотелось бы злоупотреблять гостеприимством и прочая, прочая. Уже в коляске Гермиона позволила себе улыбнуться супругу, показывая свою радость и облегчение.

— Вам уже легче, миссис Снейп? — спросил нейтральным тоном мистер Снейп.

— Да, — кивнула она, крайне довольная тем, что едет домой подальше от этих мест.

— Я рад, — Северус был удовлетворен таким ответом. Какое-то время он молчал, потом все же проговорил, взвешивая каждое слово. — Я должен попросить у вас прощения, миссис Снейп.

— За что?

— Во-первых, я оставил в такую трудную минуту вас одну, — Снейп смотрел прямо ей в глаза. — Во-вторых… — тяжкий вздох, — я имел неосторожность намедни выругаться при вас.

Миссис Снейп справилась с первым недоумением и поспешила заверить супруга, что не в обиде на него, прекрасно осознает важность его поступков и совершенно не помнит тот инцидент, да и к чему пенять, если и он был в расстроенных чувствах и не мог себя контролировать. Следующим пунктом примирения стали горячий поцелуй ее ладони и взгляд с оттенком благодарности. Миссис Снейп уже подумывала одарить супруга поцелуем наедине, но весь порыв улетучился, когда коляска остановилась, мистер Снейп помог ей выбраться, и перед Гермионой предстал злополучный дом миссис Шоу.

— Добро пожаловать домой, миссис Снейп.

— Таков удел всех смертных, ибо всякое начало имеет и конец…

Миссис Снейп стояла впереди всех, опустив очи долу, как и приличествовало замужней женщине, семью которой посетило несчастье. Черный плащ с капюшоном скрывал лицо молодой женщины, медленно терявшего свой румянец с мороза в ледяной церкви. С губ присутствующих срывались облачка пара, и многим казалось, что на улице было куда теплее, нежели в святой обители. Миссис Снейп боролась с желанием поднести руки к губам и отогреть их дыханием, но протокол не позволял, да и едва ли ее дыхание имело жизненное тепло.

— Мы все помним, какой добродетельной была миссис Шоу…

Руки отчаянно коченели в муфте, и миссис Снейп несколько нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Благо, такой вольный жест никто не заметил, ибо лица всех присутствующих застыли в одном отрешенно-постном выражении, томясь ожиданием, покуда преподобный Альбус закончит свою речь, полную христианских аллюзий и воспоминаний о славной миссис Шоу. Взгляд молодой женщины исподволь скользил по присутствующим, которых она либо знала, либо лишь видела однажды. Мистер Люпин с супругой стояли рядышком, и их сочувствующие взгляды были единственным присутствием жизни и искренних эмоций. Слуги стояли чуть поодаль, и только старый дворецкий миссис Шоу не мог сдержать слез, что было признаком старческого сентиментализма. Прочие соседи стояли с видом отрешенным, явно мечтая о гроге да сладком поминальном пирожке, коим одаривали гостей после службы.

— И стоит помнить о пути, коим мы идем к престолу Господнему…

Миссис Снейп казалось, что время тянется канителью, и вздохнула про себя: таков его величество случай — в поместье миссис Шоу не оказалось домашней часовни, так что пришлось нанимать катафалк и пешком идти до холодной церкви, увязая порой в снегу, а теперь еще и мерзнуть во время службы. Сам преподобный Альбус не торопился переходить к этапу прощания, все еще творя проповедь о значении жизни и смерти, о трудности пути и легкости исхода, о горе и радости, о смерти и бессмертии, о рае и аде — обо всем, что составляло основу любого философско-богословского трактата. Миссис Снейп не было охоты возвращаться в пустой дом, весь обряженный трауром, да и принимать после гостей на поминках тоже. Хотелось выпить глинтвейна, устроиться на диванчике у стрельчатого окна в родительском доме с книгой и уснуть, не дочитав и до половины, залюбовавшись густым снегопадом.

Мистер Снейп, стоявший рядом, всегда прямой, как жесть, с невозмутимым выражением на лице, вдруг на долю мига прикрыл глаза, и Гермиона осознала, насколько же он устал. Прямая спина, бесстрастная маска на бледнее обыкновенного лице казались обычным поведением мистера Снейпа для людей его не знающих, и только миссис Снейп неожиданно для себя отметила и горькую складку в уголках губ, и тени под глазами, и поникающие на пару секунд плечи, и далекий, пустой взгляд, отметила и поняла — как же он устал... Смело коснуться его руки, окликнуть, привлечь внимание Гермиона не могла. И все же она стояла рядом, стараясь быть сильной и как-то подпитывать и его этой силой. Ее левая рука выскользнула незаметно из муфты и опустилась вниз, теряясь в черных складках плаща. Тонкие женские пальцы в лайковой перчатке достигли холодной бабочкой ледяной мужской руки и замерли, ощутив почти призрачный ответ в виде более плотного, но явно не случайного соприкосновения пальцев. Секунды им хватило обменяться понимающими, горькими взглядами, и после все вернулось на круги своя. Но эта секунда показалась Гермионе верхом супружеского понимания и доверия, какого не было за все месяцы ее замужества. Снейп казался ей неразрешимой, странной загадкой, желания разгадывать которую у нее не возникало. Теперь же он ей открылся другим: человеком, безмерно одиноким и окончательно осиротевшим. И пусть она не может его полюбить, но должна подарить ему это понимание, поддержку и оправдать его доверие.

— …и пусть ангелы Господни укажут ей путь, — закончил наконец преподобный Альбус. — Аминь.

— Аминь, — выдохнули присутствующие и закоченевшими руками сотворили крестное знамение.

Нестройный хор продрогших детских голосков пропел «Отче», колокол скорбно отзвонил семь раз, и на том служба кончилась. После каждый из соседей и просто знакомцев счел нужным отправиться в дом миссис Шоу, помянуть покойницу глотком грога, а после подойти к чете Снейпов и выказать свое уважение к памяти миссис Шоу и ноту сочувствия.

— Она была… гостеприимна, — сказал мистер Филч.

— Она была добра, — кивнул старый дворецкий миссис Шоу.

— Прямоты и честности у нее было не занимать, — сказала чета Люпинов.

— Да упокоит Господь ее душу, — вздохнул преподобный Альбус.

И Гермиона, отдав последний пирожок и приняв соболезнование, почувствовала, как это яркое своими темными красками событие отошло в небытие. Подошла Мэри и аккуратно спросила, что подать на ужин и какое платье приготовить. Миссис Снейп распорядилась насчет горячего стола и попросила приготовить ее черное платье, к которому наспех пришили черное кружево на грудь и рукава. Преподобный Альбус поддался уговорам и остался на ужин, как и чета Люпинов, которые гораздо лучше понимали своих соседей, ибо сами не так давно потеряли мистера Тонкса, отца доброжелательной Нимфадоры.

За столом разговор никак не вязался — гости, как и хозяева, устали, да и горячие блюда более способствовали тому, чтобы после отойти ко сну, но никак не болтать без устали. Преподобный Альбус все ж степенно справлялся о делах Снейпа в его поместье, планах на этот дом, после спрашивал у Нимфадоры о здоровье ее малыша Тедди, но каждый раз вспоминал о почившей хозяйке этого дома, о порядках, царивших здесь, о щедрых пожертвованиях миссис Шоу приходу, о самом покойном мистере Шоу, который принимал деятельное участие в реставрации здешней церкви, расшифровывая чертежи и оплачивая рабочую силу…

Уже у дверей миссис Снейп позволила Нимфадоре приобнять себя, что было знаком расположения и доброго участия, а не вульгарности и пренебрежения приличиями.

— Крепитесь, — шепнула ей миссис Люпин. — Все пройдет… просто нужно время.

Гермиона лишь кивнула:

— Спасибо.

Она не чувствовала и сотой доли того, что, скорее всего, испытывал сейчас Северус, и знала, что жизнь не остановится, все пройдет как пустой сон, но представляла себя на его месте и… пыталась всячески проявить участие. Мистер Снейп подал руку преподобному Альбусу, когда тот закутался в свою шубу и пошаркал к двери. Миссис Снейп деликатно удалилась по знаку мужа, в то время как мистер Снейп повел старика к кэбу. Северус знал Альбуса достаточно долго, чтобы понять одну простую истину: раз преподобный прикидывается немощным, значит, хочет поговорить наедине.

— У вас прекрасная супруга, Северус, — проговорил преподобный. — Я рад, что в свое время сочетал вас узами брака.

— Благодарю, — отвечал Снейп с любезной улыбкой, не торопя старика.

— Надеюсь, в скором времени буду крестить вашего первенца, — у старика было не отнять оптимизма. — Знаете… мне кажется, миссис Шоу была не прочь увидеть ваше дитя.

— Увы, святой отец, Господь не дал ей этого времени, — отвечал Северус с горькой усмешкой.

— К сожалению, Северус, — преподобный Альбус ободряюще похлопал его по руке. — Но жизнь не стоит на месте. Казалось, только на днях я говорил с Эвелин о делах мирских, а вот сегодня отслужил по ней поминальную службу… Так и вы не зарекайтесь. Сегодня у вас похороны, завтра уже и крестины будете праздновать.

— Дай бог, святой отец, — кивнул Снейп, давя какие-то мрачные предчувствия насчет перспективы стать отцом. — Так о чем же вы говорили напоследок?

Он спрашивал не только любопытства для, но и питал надежду доказать справедливости ради, что смерть родственницы действительно окажется убийством, как он и предполагает, а не несчастным случаем, как думают в округе.

— О мирском, знаете ли, — пожевал губами Альбус. — О предстоящем урожае, о чаяниях насчет того, что миссис Снейп осчастливит вас наследником… о выборах предстоящих тоже говорили. Миссис Шоу была как-то недовольна, шумела все… сокрушалась, что-де, ее племянник был бы лучшей кандидатурой, чем те, кто сейчас идут во власть, — преподобный усмехнулся. — Она очень любила вас, Северус, и гордилась вами безмерно.

Снейп впервые за долгое время улыбнулся:

— Этого у нее было не отнять…

А еще и излишней болтливости, коль уж в своей гордыне неосмотрительно решила похвалиться своим единственным племянником, который, к ее все ж вящей радости, не остался бобылем, а женился на молодой разумной женщине. Видимо, счастье сверх меры окрылило миссис Шоу, заставив задрать нос так, что и оглоблей не достанешь, вот и сболтнула эту ересь, зная отношение Снейпа к политике в целом…

— И все ж… крепитесь, Северус, — Альбус пожал его руку на прощание и полез в карету. — Все ж по воле Господней вы не один в этом суетном мире.

— Спасибо, святой отец.

Снейп сжал руку старику, подсадил того, дождался, когда карета выедет со двора, и только потом направился в дом. В прихожей на него пахнуло теплом, и Северус на миг забыл о трауре, но взгляд нашел занавешенное зеркало, и реальность напомнила о себе горьким удушьем.

Сняв пальто, он прошел в гостиную, где его дожидалась жена, сидя у камина. Она даже не переоделась после ужина, так и оставшись в траурном платье. Рядом с ней на столике стоял поднос с чайником и чашками китайского фарфора. Северус вспомнил, как тетка тряслась над ним, берегла на черный день, а в итоге никогда не доставала его даже при гостях. И вот однажды его угораздило неосмотрительно разбить одну чашку из этого сервиза — миссис Шоу здорово его тогда потрепала, даже поставила в угол, оставив на ужин без сладкого. Северус почти не плакал, ведь смертельно был обижен на тетку за наказание, а потому преисполнился гневного терпения и стоически простоял в углу до темноты, не отзываясь на ее голос. Миссис Шоу тоже немало разгневалась непослушанием со стороны племянника и отправилась наверх, демонстративно топая ногами и не погасив в гостиной лишь один подсвечник. Напоследок она обернулась, и женское сердце дрогнуло при виде сиротливой фигурки в сумрачном углу, что-то надломилось в душе, и миссис Шоу простила племянника.

Северус и сейчас ощутил эти объятия, эту теплую руку на своей щеке и вздохнул, отгоняя непрошенные воспоминания. Он сел в другое кресло и взял протянутую ему чашку чая. Нос пощекотал букет из душицы, мелиссы и мяты.

— Я подумала, что не помешает успокоительный чай, — тихо проговорила миссис Снейп. — День был тяжелым и… следует лечь спать раньше.

Северус кивнул, сделав глоток чая. Легкое освежающее послевкусие осталось на кончике языка, а на плечи все больше и больше стала давить усталость от бессонной ночи, хлопотных похорон и опустошающего горя. Он цедил чай, ощущая себя в каком-то странном сне, неправильном и пустом; после такого сна обычно долго щемит сердце и болит голова, а реальность кажется еще одной сонной лакуной и причудливой игрой разума. И в этом сне его сдержанная жена старалась выказать участие, пытаясь неловко завязать разговор о погоде и последующем переезде домой.

Домой… это слово было странно слышать из уст миссис Снейп, которая теперь полагала своей вотчиной дом в Визардшире, тяготясь мрачным домом в Спайдершире. Для Северуса понятие «дом» носило несколько абстрактный характер — ведь в родительском доме он не чувствовал себя в полной мере уютно, как и здесь, несмотря на своеобразную любовь со стороны родственников, позднее в сознательном возрасте дом стал казенным местом, казармами, где прошла большая часть жизни.

Чашка звучно стукнула о блюдце.

— Нам придется здесь задержаться до тех пор, пока не будут соблюдены все порядки и приличия, миссис Снейп, — наконец ответил, Северус, словно вынося приговор.

Гермиона на миг потеряла дар речи — три месяца! Три месяца носить траур и сидеть взаперти в этом ужасном, мрачном доме! Конечно, дом супруга в Визардшире не был образцом радости или света, но все же здесь все стало гораздо мрачнее после трагического события. Не было и минуты, в которую она не чувствовала могильный холодок, ползший по спине, а стены не давили, особенно в сумрачный час. Миссис Снейп не допила чай, потеряв к нему всякий интерес. Безусловно, придется справлять все приличествующие поминальные даты и соответствующие службы. Для Гермионы это казалось новой головной болью, но… мама ее предупреждала, да и нельзя все перекладывать на плечи Северуса, тот и так вымотан этим внезапным несчастьем.

— Безусловно, мистер Снейп, — кивнула с достоинством Гермиона, подливая ему еще чаю. — А что делать с нашими питомцами? Ведь три месяца для них большой срок…

Северус обвел взглядом теткину гостиную. Наверняка беспокойство супруги главным образом касалось ее дражайшего кота, который в порыве тоски мог испортить мебельный гарнитур, гардины или, чего доброго, панели в комнатах. Он уже предвкушал, как этот наглый комок шерсти будет здесь осваиваться со всей ему присущей беспардонностью, а его драгоценнейшая миссис Снейп по обыкновению найдет оправдание всем учинившимся безобразиям. Северус вздохнул, задумчиво сделал глоток чаю и перевел взгляд на нее:

— Я пошлю Шелдона за ними.

— Благодарю, — отвечала миссис Снейп, беззвучно помешивая ложечкой чай.

Ей удалось вложить чуть больше сердечности в эти слова, чем всегда. Безусловно, она думала о Живоглоте, а также помнила о Поле — в последнее время мопс был несколько плох, что вызывало у миссис Снейп беспокойство. Но мимолетное недомогание оправдывалось либо перееданием, либо талантом давить таким образом на жалость и привлекать внимание. Каждый раз миссис Снейп зарекалась и каждый раз с потаенной тревогой брала собаку на руки, интуитивно осматривала, а после позволяла ему лежать на коленях и даже чесала притворщику пузо. Другая мысль, более логичная выражалась в другом: собаки и кот внесли бы движение в дом, отогнав тоску и напомнив мимолетно о простых радостях жизни, которые никуда не делись со смертью, пусть и близкого, человека.

Какое-то время они молчали, ибо не знали, что сказать, как выразить некую благодарность словами за ту поддержку, что в разное время по-разному оказали друг другу. Часы медленно отстучали одиннадцать часов. Миссис Снейп тихо нарушила молчание:

— Уже поздно.

Северус кивнул и встал с кресла. Чай в чайнике уже давно кончился, как и необходимость сидеть в темноте гостиной, где уже начал прогорать камин. Молодая женщина проворно убрала следы чаепития со стола и быстрым шагом ушла на кухню. Северус задумчиво прошелся по темной от крепа и зимней неприветливой ночи гостиной, глядя на темную мебель, после тяжело вздохнул, взъерошив волосы. В дверях появилась миссис Снейп, но Северус отправил ее наверх, пообещав, что придет позже.

Во рту было горько до кислоты. Он не курил, бывало, во времена молодости, еще в начале службы начал смолить так, что вечно испытывал дефицит в табаке, но это помогало усмирить натянутые как канаты нервы. Особенно тяжело было отказываться ночью, сидя в засаде — ведь сипаи не курили, но легко опознавали по дымку расположение английских солдат. После случая на службе, когда произошел взрыв и погибли люди, Северус выкинул все трубки и табак и зарекся курить, а теперь… было желание. Просто ощутить этот привкус, расслабить стальную хватку, снова стянувшую каждый нерв. Вместо этого Снейп принял терапевтическую долю виски, достаточную, чтобы расслабиться, но не достаточную, чтобы захмелеть.

Миссис Снейп уже успела переодеться в ночную рубашку и нырнуть под одеяло, когда он появился в спальне. Женщина терпеливо дождалась, когда муж ляжет рядом, аккуратно поправила грелку между ними и погасила свет в ночнике. Она не спрашивала, что делал в гостиной Снейп, более того, не знала, как нарушить это тягостное молчание, довлевшее над ними подобно мечу.

Первым нарушил молчание Северус:

— Спасибо, миссис Снейп.

Гермиона нашла в темноте его руку и легонько сжала его пальцы:

— Доброй ночи, мистер Снейп.

Миссис Снейп отложила письмо и глянула на снег из окна библиотеки, которая осталась единственным местом, где не было этого отвратительного крепа, что выделялся своей торжественной чернотой среди бледного белого света зимнего дня. Рядом сопели Живоглот с Полем, мирно делившие банкетку, расположенную ближе к рабочему столу.

Снег крупными хлопьями ложился на подоконник, словно бы мягко обещая завалить дом по самую крышу, заполонить собой каждый уголок и каждую тропку, чтоб ни зайти, ни выйти из этого тихого мрачного обиталища. Гермионе казалось, что это место заколдованно — время здесь текло иначе: бывало, встав поутру, она удивлялась, что стрелка на часах не сдвигалась в течение часа; когда же Мэри накрывала на стол, и чета Снейпов приступала к трапезе, беседа не клеилась, словно что-то сковывало уста; темнело быстро, и шел снег, долгий, сплошной стеной, заметая все подступы к дому. Единственной отдушиной для нее была библиотека, общество супруга да редкие визиты Люпинов. Письма из дома приходили с запозданием из-за обильного снегопада, но каждое из них дышало материнской любовью и поддержкой.

Вот и сейчас миссис Грейнджер советовала не падать духом, рекомендовала выходить во двор и бывать чаще на свежем воздухе, а также ознакомиться с библиотекой и выбрать себе какой-нибудь роман, при чтении которого отдохнула бы душа. Гермиона чуть улыбнулась, уловив намек на французские романы, коими грешила каждая молодая барышня в свое время. Такое чтиво помогало отвлечься, вспомнить юность в пансионе, посмеяться над своими девичьими грезами и над героями заодно, что так безрассудно и напоказ любили друг друга. Когда-то эти романы ее удручали: почему у героев получается любить и быть любимыми, быть вместе и вполне счастливо, несмотря ни на какие преграды? Почему в книгах так все просто и легко: все невзгоды в виде сварливых родственников, ревнивых воздыхателей и прочей малоприятной мелочи чудесным образом рассеивались, а отвлекшийся от истинной любви герой снова обретал верный путь?

На эти вопросы миссис Снейп уже не искала ответа, просто отдыхала (насколько это было возможно) душой и коротала массу времени. Брошенный взгляд на часы заставил ее отложить книгу, расправить складки домашнего платья неизменно лилового цвета на данный момент и направиться на кухню. Муж по своему обыкновению просиживал дни в кабинете Альберта Шоу. Что он искал, было ведомо только одному Северусу, в свои дела он ее пока не посвящал.

Миссис Снейп сперва заварила чай и только потом направилась к кабинету мужа. В последнее время у них наблюдалась странная гармония, некое понимание, как себя вести и устроить свой досуг так, чтобы не мешать друг другу.

Она в урочный час приносила чай, развлекала мужа беседой, давая ему возможность отдохнуть душой и разумом, после уходила и ожидала время до ужина, после чего Снейпы отходили ко сну. Ложиться они теперь стали рано, но Гермиона неизменно вставала всегда позже мужа. Супружеские обязанности сошли на нет, и миссис Снейп начала подозревать, что Северус бодрствует и ночами, но уже в своем кабинете. Все робкие попытки узнать, сколько же времени он посвящает делам и ночью, мистер Снейп решительно пресекал. Она обижалась, но недолго.

Впрочем, дел хватало и ей. Чтобы сохранить в доме привычный уклад, требовалось вникнуть в дела. Гермиона практически заново познакомилась со слугами, их обязанностями и прочими мелочами, что, несомненно, были важны для быта. Оказалось, что миссис Шоу была особой небедной, но рачительной. Руководствуясь убеждением, что ей, старухе, особо много и не нужно, миссис Шоу позволяла тратить на себя не более двухсот фунтов в год, остальные же деньги отправлялись на сберегательный счет. Раз в год миссис Шоу стабильно жертвовала на нужды церкви около трехсот фунтов, на этом ее все большие траты заканчивались. Все это они узнали из расчетных книг миссис Шоу, кои находились в полном порядке и нетронутые таинственным преступником. Северус ничему не был удивлен: на общую сумму, сохраненную усилиями старой родственницы, даже не обратил внимания. Все это предстояло решать с нотариусом миссис Шоу, который пока не мог приехать из Лондона ввиду бездорожья, о чем и сообщил в своем медоточивом письме. Снейп поручил Гермионе написать такой же учтивый ответ от их имени, а сам продолжил изучать бумаги дяди.

Также с позволения супруга миссис Снейп отписала матери, попросив миссис Грейнджер присматривать за домом Снейпов, ведь Мэри и Шелдон были при них, а в доме осталась лишь одна горничная да кухарка, которым требовалась помощь. Быт постепенно устраивался, и уже на исходе первой недели миссис Снейп чувствовала себя более-менее привычно на новом месте. Во всяком случае, она освоилась и по наблюдению глуповатой Линды была ничем не хуже старой миссис Шоу.

Услышав из-за двери глухое разрешение, Гермиона вошла, держа поднос, привычно поставила его на стол, разлила напиток по чашкам и села в кресло напротив. Северус взял чашку чая и сделал глоток. Миссис Снейп подметила уверенность его движений и успокоилась в полной уверенности, что эту ночь супруг спал.

На самом деле мистер Снейп не хотел расстраивать свою супругу, держа ее в полной уверенности, что не изменяет своему привычному распорядку. В эти дни все время сна равнялось четырем-пяти часам, в остальное время он просиживал в кабинете дяди, просматривая документы и ища потенциальную пропажу. Но… ничего Северус так и не обнаружил, тетушка была настолько умна, насколько предусмотрительна, коль спрятала все необходимые бумаги, папки и прочие необходимые документы в потайной ящик стола.

— Что обнаружили для себя в библиотеке, миссис Снейп? — первым спросил Северус, расслабленно откинувшись на спинку кресла.

— Как обычно, французский роман, за который в пансионе любая девушка продала бы душу, — пошутила Гермиона, делая глоток чая.

— О, не думал, что там такая обширная коллекция, — он чуть усмехнулся.

Гермиона успела лучше узнать мужа, чтобы понять, такая скупая улыбка была признаком усталости, а не безэмоциональности. Но она благоразумно сделала вид, что не заметила этого, продолжая потягивать чай.

— Достаточная, чтобы впечатлить юную барышню, — она позволила себе улыбку.

Мистер Снейп кивнул, хотя давно ли она была такой же юной барышней с надеждами и мечтами? Юной леди, которая даже понятия не имела, как организовать званый вечер, похороны, наладить хозяйство… Жизнь неумолимо внесла свои перемены, заставив миссис Снейп применить все свои умения. Отчасти Северусу было жаль своей молодой супруги, на которую свалилось столь много в такой короткий срок, но он понимал, что миссис Снейп достаточно разумна, чтобы справиться со всеми трудностями.

— А разумную молодую леди? — он улыбнулся в ответ.

— Есть недурственная коллекция индийского эпоса, — Гермиона пожала плечами. — В пансионе мы не уделяли внимание данной теме.

— А какой же теме вы уделяли свое внимание?

Миссис Снейп в этот момент почувствовала себя прилежной ученицей, которая находится на экзамене у преподавателя, даром, что в руках была чашка с чаем.

— В пансионе всегда особое отношение было к английской литературе, — ответила она.

— Я имел в виду не пансион, а вас.

Гермиона невольно подняла взгляд и встретилась с взглядом мужа, но никакой насмешки, злобы или упрека не уловила. То, что он интересовался ею, ее литературными вкусами подкупало.

— Я… я нарушала правила в этом отношении, — призналась она.

— Не выучивали заданный отрывок из Библии? — Северус улыбнулся.

— Нет! — горячо возразила Гермиона, потом своей же вспышки и устыдилась. — Я читала запрещенные романы.

Однако… он заинтересованно приподнял брови.

— И?

— Например, Флобера, — призналась она. — Его «Госпожу Бовари».

— И где же вы прятали это чтиво? — Северус сделал глоток чаю.

— Тут приходилось ухитряться, ведь наши вещи проверялись на предмет безнравственных книг и журналов.

Она улыбнулась, вспоминая свои тихое бунтарство и покойную жизнь, где не было странной свадьбы, не менее странной смерти и последующих похорон.

— Меня спасло то, что я читала быстро, — поделилась Гермиона, слегка смутившись такого откровения. — Да и под моей тумбочкой была ниша, куда не всякая рука могла пролезть. Я хранила там книги, которые были запрещены, и читала тайком.

— Любопытно, — кивнул Снейп, вспоминая свою юность в стенах военного училища.

— Вы не читали этот роман?

— Читал, во время службы в Индии, Малфою как раз пришла целая стопка из журнальных листов, заботливо склеенных и сшитых его супругой, — кивнул Северус. — Люциус прочитал бегло, и ему не понравилось — показалось слишком банально.

— А вам?

— Я оценил явную моральную подоплеку, которая прослеживается в каждой строчке этого произведения, — отвечал он, глядя на то, как миссис Снейп подливает ему чай. — Хотя мотивация героини понятна и… в этом гений Флобера, как мне кажется. Ведь не каждый умеет проникнуть так в душу женщины.

— Вы сочувствовали ей?

— Я ее понял, миссис Снейп, — Северус глянул ей в глаза. — Но сочувствовать, как и оправдать ее, не могу.

— Но… она же была несчастна! — воскликнула Гермиона. — Она просто оказалась заложницей обстоятельств, которые…

— Которые она же себе и устроила, — в сухом тоне мужа она не услышала поддержки. — Никто не заставлял ее влезать в долги и выбирать недостойных мужчин.

— Тогда вот вы! Как бы вы поступили на ее месте? — Гермиона понадеялась его уличить в сухости и отсутствии сострадания по отношению к несчастной судьбе Эммы.

— Я? — супруг помедлил с ответом, мелкими глотками цедя чай. — Интересно все же вы смещаете фокус…

— Вы сказали, что поняли Эмму, — спокойно напомнила ему она.

— В таком случае я бы не стал связывать свою судьбу с таким, как Шарль, — он пожал плечами. — Ну, или на худой конец воздержался от адюльтеров.

— А как же чувства? Она же любила… Разве можно приказать себе любить или не любить?

Снейп лишь тяжело вздохнул.

— Я скажу вам так, миссис Снейп. Приказать любить нельзя, а запретить можно.

Гермионе стало не по себе от этого посыла: по сему выходило, что супруг прекрасно осведомлен о ее чувствах, но, что самое обидное, и сам не питал к ней любовных чувств. Она прищурилась:

— А простить? Или это непозволительная роскошь?

Северус глянул ей в глаза, затем медленно проговорил:

— Для прощения требуется немало мужества, миссис Снейп.

— Значит, Шарль не так уж и жалок? — Гермиона не прятала торжества, довольная тем, что сумела загнать Снейпа в этический тупик.

— Я этого не говорил, — покачал он головой. — Просто не всякий этого прощения заслуживает, и к таковым я отношу предателей.

Гермиона невольно поежилась от тяжелого взгляда и точной взвешенной интонации со стороны супруга.

— Я мыслю как человек военный, — пояснил полковник Снейп, видя ее замешательство и даже некий испуг. — Для меня предательство равноценно убийству. Ведь предав, ты убиваешь веру в себя, свою репутацию… На поле боя из-за этого гибнут люди, по-настоящему, а не фигурально.

Миссис Снейп сглотнула горький комок и поспешила выпить чаю.

— Поэтому я не смог бы простить такую женщину, как мадам Бовари, — продолжил Северус, неотрывно глядя в глаза Гермионы. — Вы это хотели узнать?

— Я подразумевала и этот вопрос.

Тем временем в душу заползла холодная мысль: оступишься, не простит, но и вряд ли даст свободу — слишком много чести, гордости и принципиальности в полковнике. Все его слова казались предупреждением, крепким и незыблемым, которые западали в умную голову накрепко.

— Но… — Гермиона попыталась маневрировать, чтобы дать понять супругу, что ему не нужно так с ней поступать. — Шарль же любил ее.

— Как и она, — покладисто кивнул Северус.

— Я понимаю, что объекты обожания не самые достойные, и такая любовь скорей похожа на влечение… — она боролась с внутренней дрожью. — Но разве у нее не должно быть права на ошибку?

— Хорошо, миссис Снейп, допустим, есть право на ошибку. Но в таком случае, как бы поступили вы на ее месте? — непроницаемая маска еще больше расстраивала. — Представьте, вы вышли замуж за нелюбимого человека, только потому, что так сложились обстоятельства. Вы живете в вполне уютном буржуазном мирке, у вас даже есть ребенок, все вполне скучно и обыденно, и тут вы встречаете объект своего обожания. И? Ваши действия?

Гермиона вся закипела от обиды — он в таком снисходительном тоне предлагает ей разрешить ситуацию и при этом смеет пенять на ее равнодушие, на любовь к другому человеку и все это под личиной светской беседы? Она выпрямилась в кресле и звучно поставила чашку на блюдце:

— Вы сами сказали, сэр, что приказать любить нельзя, а запретить можно.

— У вас хватило бы мужества? — в его тоне и прищуре сквозило недоверие.

— Мне хватило бы благоразумия не ставить объект обожания выше семьи, — с достоинством ответила Гермиона. — И отвечая на ваш невысказанный вопрос, я никогда бы не смогла простить изменившего мне человека! — она встала, взяла поднос с чаем и чашками и быстро вышла из кабинета, вся трепеща от смеси страха и гнева.

Северус вытянул ноги у камина, чувствуя, как от глотка свежесваренного кофе с ложкой бальзама узел на затылке — следствие почти бессонных ночей — разжимается. На сегодня он решил прерваться, все-таки не железный, да и не хотелось привлекать к себе лишнее обеспокоенное внимание. У ног мирно дремал мопс, похрапывая во сне, даже кот вел себя мирно, сидя на подоконнике и глядя на снег. Супруга сидела в кресле напротив со своим альбомом и старательно что-то черкала целым набором карандашей.

Благостная тишина.

Он сделал еще глоток кофе, растерянно оглядывая гостиную в черном крепе. Вроде и похороны были, и время уже неумолимо идет вперед, а все равно не оставляет ощущение неправильности, какого-то дурного сна наяву, где все не на своих местах. Порой по ночам в кабинете ему слышались шаркающие старческие шаги за дверью, будто бы тетка бродила по дому, как в былые времена, и ворчала на племянника, что посмел, шельмец, портить запас свечек. Но стоило только взяться за ручку двери, как все стихало, а после оказывалось причудливой игрой воображения. Только бесстрашие Живоглота, который с наглым видом проникал в его кабинет и сворачивался клубком в свободном кресле, и собственный здравый смысл давали полковнику ясно понять — это все отзвуки горя.

И вот теперь росло смутное ощущение, будто бы миссис Шоу просто отошла за шитьем, оставив их одних. Но цепкая память давала понять — это все блажь; тетка в последнее время жаловалась на ревматизм в коленях и лишний раз не двигалась, сидя в своем кресле близ камина. Отблески огня привычно освещали то кресло, которое теперь обзавелось новой, молодой хозяйкой. И в руках этой леди гораздо чаще мелькали книги или письменные принадлежности, нежели шитье или вязание.

Невольно вспомнился недавний разговор о мадам Бовари. Миссис Снейп дулась на него остаток дня, а ночью показательно принесла грелку (в которой уже отпадала необходимость, ведь их спальню как следует протопили, как и другие жилые комнаты) и отвернулась к своей стороне полога, буркнув «спокойной ночи». Как он заснул, Северус не помнил, но проснулся привычно уже от того, что затекла рука, которую с силой сжимала его бесстрашная жена. Поутру они ограничились светской беседой, полдня Снейп проторчал в кабинете, опять без всякого успеха изучая старые счета и какие-то пометки о делах поместья, покуда не заболела голова.

Взгляд остановился на сосредоточенном лице миссис Снейп, которая старательно рисовала спящего мопса. На миг она подняла свой взгляд и тут же уткнулась в альбом, несколько смутившись.

Северус вздохнул про себя — никогда бы не подумал, что спор из-за несуществующей женщины будет занимать теперь его мысли. Как натура рациональная и здравомыслящая, полковник Снейп понимал, что любви в его браке не было, и было бы глупостью требовать чувств не столько от себя, сколько от нее. Он осознавал и то, что Гермиона в этом браке тяготится без возможности выбраться куда-то дальше, чем окрестности Визардшира в одиночестве. Он понимал и тот факт, что порой его просто терпели, не выказывая этого явно; видел, как рутина засасывала ее, рождая привычку, которая была еще не столь сильна, чтобы изничтожить все ее свободные порывы души. Все эти условия жизни были почти списаны с миссис Снейп, а значит, и предполагали известный поворот событий, тем более предпосылки имелись — мистер Уизли был хоть и печальным, но вполне ярким примером пылкой первой любви.

Взгляд Северуса снова скользнул по лицу молодой женщины.

Во всяком случае, он был с ней честен. Она просила этой честности, и Снейп счел необходимым высказать свою точку зрения, дать понять жене, что не в его привычках и обычаях терпеть в семье адюльтеры. Перед глазами был не самый достойный пример в виде Люциуса Малфоя, который регулярно попадался на всяких интрижках и платил за это крупные суммы, чтобы его леди Малфой была неотразима.

Но вот был ли он услышан?

Его несколько обнадеживало заявление миссис Снейп насчет ее непринятия предателей — мистер Уизли не сможет теперь добиться и ответной строчки, если отправит ей письмо. И все же… все же… Разница в возрасте — это один из недостатков, которые потом служат фундаментом для стены недовольства, недопонимания и отчуждения. И все же он ей доверял, понимая, что Гермиона как особа разумная оценит это по достоинству.

Поль всхрапнул и шевельнулся во сне, Северус наклонился и почесал питомца за ухом. Гермиона отложила карандаши и даже улыбнулась ему:

— Подавать ужин?

— На ваше усмотрение, — чуть улыбнулся он, допивая свой целебный кофе.

— Думаю, не стоит отступать от заведенных порядков, — кивнула она, убирая все свои принадлежности и разглаживая складки на черном платье.

— Я за порядок, миссис Снейп, но не за жесткую дисциплину, — мягко напомнил ей Северус.

Вместо ответа ему был понимающий кивок. Миссис Снейп бережно прижала к груди альбом, вышла из гостиной и отдала распоряжения по поводу ужина. Старый дворецкий, выслушав поручение, лишь покачал головой — новые порядки пошли, нет того рачительного подхода, какой был при старой миссис Шоу. И виной всему было приказание подать яблочный пирог, посыпанный корицей, а также приготовить наваристый суп на мясе с косточкой — нет бы удовольствоваться суповым набором из курицы! — и, конечно, тушеное мясо для молодого хозяина, чтобы после, не дай бог, не мучила изжога. И это не говоря о том, что молодая хозяйка нашла в кладовой орехи и часть из них превратила в засахаренные, а часть вообще пустила на сладкую ореховую пасту! Но все, что оставалось старому дворецкому, так это ворчать себе под нос, ибо знал, что мастер Снейп хоть и смирный с виду, а нрава весьма крутого — как сказал, так и сделай, иначе и быть не должно. Вот и приходилось подчиняться его жене, ведь то кукушка ночная, коя, как известно издревле, дневную перекукует.

Дворецкий, не переставая ворчать и укоризненно мотать головой, пошаркал на кухню, хмуро передал распоряжения и лишь махнул наотмашь рукой на все вопросы Мэри — эта новая служанка тоже ему не нравилась своей живостью и резвостью, с какой она исполняла все приказы своей сумасбродной хозяйки. Но у той тоже оказалась защита, и даже не молодая миссис Снейп, а Шелдон, который как-то ясно дал ему понять, что не стоит критиковать девушку за ее радушный нрав. Старик на то лишь поджал губы и хмуро подумал, глядя на державшихся рядом Шелдона и Мэри, что скоро придется хозяевам искать еще прислугу, коль эти двое вздумают пожениться да детей завести. А то все лишние траты да хлопоты…

За столом прислуживал Шелдон, избавив старого дворецкого от таких хлопот, чем несколько смягчил мрачный настрой старика. Ужин проходил в молчании, каждый из супругов был занят своей трапезой. Полковник Снейп с аппетитом, присущим здоровому мужчине в самом расцвете сил, разделался со своим ужином и как обычно поблагодарил свою супругу за грамотно составленное меню. Миссис Снейп с улыбкой приняла все похвалы и даже поцелуй в щеку, коим не преминул ее одарить супруг.

Уже в гостиной, цедя маленькими глоточками чай, Гермиона огляделась и, удостоверившись, что они одни, тихо спросила у Северуса:

— Как продвигается разбор документов?

Снейп оторвался от своей книги и поднял на нее взгляд.

— Архив оказался больше, чем я предполагал. Прибавьте к этому то, что я практически блуждаю в темноте, не зная, что конкретно я хочу найти. У меня имеется лишь предположение, что причина смерти миссис Шоу спрятана среди старых бумаг.

Гермиона помедлила, прежде чем уточнить:

— Но какие все же у вас доказательства, что смерть от чьей-то руки? Ведь констебль ничего не заподозрил.

Северус смерил ее таким взглядом, что миссис Снейп снова ощутила себя малолетней школьницей, которая посмела неправильно просклонять слово «конь» на латыни. Но его взгляд все ж несколько смягчился — ведь он не посвящал свою супругу в столь деликатные детали как анализ крови, заключение Люпина, а также собственные исследования в области химического состава яда.

— Если вам интересно, я могу перечислить доказательства.

Гермиона слегка кивнула, подаваясь вперед из кресла.

— Первое, — Северус показательно загнул указательный палец, — анализ остатков заварки показал наличие чужеродной индийской специи. Второе, цвет кровяных корпускулов, в последних медицинских альманах их начали называть эритроцитами, бледно-розовый, что свидетельствует о химических процессах стороннего характера. И третье… — тут он вздохнул и покосился на Гермиону, несколько побаиваясь реакции, — доктор Люпин произвел вскрытие и выяснил, что смерть произошла от асфиксии дыхательных органов, вызванных их параличом, которые и повлекли за собой и остановку сердца.

Он ожидал, что миссис Снейп хотя бы ахнет от последнего факта, испуганно забормочет «помилуй, Господи» и даже перекрестится, но Гермиона сидела тихо, словно оцепенев. Она какое-то время молчала, потом как-то странно, почти жалостливо скуксилась и кивнула, признавая его правоту.

— Несомненно, убийство… — почти прошептала она.

Северус кивнул, допивая свой чай.

— А кто бы это мог сделать?

— Вот это я пытаюсь выяснить, как и причину, — спокойно напомнил он ей. — К сожалению, круг знакомых моей тетки достаточно велик. И в подозреваемых можем оказаться даже мы.

— Это еще почему? — возмутилась Гермиона. — Мы не желали ей зла!

— Наследство, миссис Снейп, — снисходительно пояснил Северус. — Тетушка благодаря своему рачительному подходу скопила немалую сумму, прибавьте к этому дом и доход от поместья.

— Но… вы и так ее единственный наследник, — пробормотала сбитая с толку миссис Снейп.

— И? Разве это помешает мне до времени завладеть ее имуществом? — усмехнулся он. — Вы же не знаете, вдруг у меня долги, которые нужно срочно покрыть, или любовница, кою я не хочу терять и потому планирую купить ей дом в окрестностях Визардшира?

При последнем доводе Гермиона ощутила, как начинает закипать. Все ее существо охватила настоящая злость, некая ревность к этой несуществующей женщине, которая посмела бы вмешиваться в их семейные дела.

— В таком случае зачем жениться? — сухо бросила она. — Если есть уже одна женщина, к чему другая?

От Северуса не укрылась эта перемена в голосе, осанке, даже во взгляде, который стал резким, колючим и пронизывающим. Все это указывало на то, что миссис Снейп это по меньшей мере неприятно… Для него такая реакция была удивительна — ведь его супруга всегда отличалась сдержанным нравом.

— В конце концов, это лишние траты, — презрительно продолжала Гермиона, повернув к нему голову.

— Вы правы, — покладисто кивнул Снейп. — Я порой и сам не знаю, зачем некоторые джентльмены заводят любовниц… может быть, это блажь. А может, и любовь.

Тут он откровенно слукавил, чтобы избежать дальнейших намеков, объяснений и прочих зыбких взглядов, вследствие которых миссис Снейп окончательно бы оскорбилась, приняв многое на свой счет. Все-таки Северус уважал свою молодую жену и не хотел никоим образом обидеть или задеть ее чувства, искренне полагая, что Гермиона не виновата в своей скованности, призрачно граничащей с холодностью.

— Мне не понять, — несколько смягчилась Гермиона.

Северус усилием воли сдержался, чтобы не перевести стрелки — а как же любовники жен этих самых джентльменов? Ведь те не гнушаются даже присутствием супруга, которому представляют этого самого любовника как друга семьи. Он потер переносицу — все снова упиралось в тот аспект, который он отчего-то не решался и даже несколько стыдился раскрывать своей жене.

— Хотя… все должно иметь объяснения, — миссис Снейп пожала плечами и подлила ему чаю.

— Объяснение может быть одно — влечение как следствие пресыщенности спокойной, сытой жизнью, — Снейп поблагодарил ее кивком.

- Влечение?

— Именно, — он сделал маленький глоток. — Вспомните ту же мадам Бовари. Ее поступки можно ёмко объяснить именно таким… выражением.

Гермиона тяжело вздохнула, понимая, что Снейп не забыл тот разговор и что его тоже многое наверняка задело.

— А само влечение — ничто иное, как просто физиология, животный инстинкт, — продолжал Северус, видя тень вины на лице супруги.

— Я… я слышала, как на проповеди преподобный Альбус говорил, что… — тут она покраснела, — что брак — это узаконенная похоть…

Он сдержал легкую усмешку, спрятав ее в глотке с чаем.

— Институт брака как раз и придуман, чтобы регулировать страсти рода человеческого… Ну и для контроля имущественных отношений. Если бы не брак и семья, то не было бы никаких как прав наследования, так и норм воспитания, например…

— Вы хотите сказать, что… человечество не ушло бы далеко от животной стаи?

Северус лишь отсалютовал ей чашкой.

— А еще мы бы никогда не увидели чудо прогресса.

Гермиона оценила внезапно добротность кресла, на котором она сидела, уютный жар камина и крепость стен старого поместья, что было для них сейчас пристанищем.

— Хорошо, — чуть улыбнулась она. — Ваши доводы достойны любого философского диспута.

— А вот в этом мне еще участвовать не приходилось, — хмыкнул Северус.

— Держу пари, вам не приходилось и держать речь на суде?

— Кхм… тут не совсем.

— О чем вы? — вскинула удивленно брови Гермиона.

— Да так, — Снейп поставил чашку на стол. — Была история. Только это был трибунал, — и словно устыдившись такой откровенности, он несколько помрачнел. — Не берите в голову, дела прошлые.

Миссис Снейп не решилась расспрашивать дальше, вместо этого она лишь кивнула и отнесла сервиз на кухню. Оказывается, ее супруг имеет множество каких-то тайн, связанных с его службой в Индии… Интересно, каких и почему он не делится ими с ней? Решив, что пока не время для такой откровенности, миссис Снейп отложила эту загадку на время и со спокойной душой отправилась наверх.

Уже лежа в постели, Гермиона прислушивалась к ночной тишине, где слышалось мерное дыхание спящего человека. Мысли роились ужом вокруг вечернего разговора — а вдруг ее муж действительно имел когда-то длительные связи с женщинами, и брак все разрушил? Миссис Снейп попыталась честно представить любовницу Северуса, но выходило плохо. Наверное, она должна быть высокой, статной дамой, чтобы выглядеть равной, а не чем-то посторонним. Наверное… она должна быть яркой — брюнеткой или даже рыжей. Точно, рыжей (с недавних пор миссис Снейп придерживалась убеждения, что рыжеволосые всегда не верны), холеной красавицей с высоким положением в обществе и… недюжинным умом, чтобы поддерживать беседу с ним. Прибавить к этому добродушный нрав и легкий характер, и портрет готов.

Гермиона нахмурилась и даже несколько разозлилась на себя — ведь любовница Снейпа выходила божеством, неким идеалом, к которому следовало бы стремиться. И значит ли это, что ей просто оказали большую услугу, сохранив ее репутацию?.. Это было решительно невозможно — но и недостойную женщину тоже представить было нельзя. Хотя существенным недостатком гипотетической любовнице можно было бы вменить, например, измену. Тут миссис Снейп всерьез задумалась — а таков ли Северус, чтобы соблазнять чужую жену?

Она метнула ревнивый взгляд на мужскую макушку и снова уставилась в потолок. В чем была досада, так это в невозможности узнать о добрачных связях мужа или каким-то образом выудить эту информацию из него самого. Хотя… наверняка Северус хранит ей верность, ведь все это время почти неразлучны. Да и человек он честный, вряд ли станет ставить под удар ее репутацию и свою собственную…

И все же Гермионе было горько от того, что нет у них пылких чувств, которые бы упрочили их союз и побудили хранить верность не только из-за долга, но и из-за любви друг к другу. В себе она не сомневалась — чувство долга, обостренной справедливости не давали ей и тени мысли, чтобы увлечься кем-то, даже мысленно. Образ Рональда до брака был безжалостно изгнан из памяти и наглухо растоптан в глубине души, дабы не было и тени соблазна тосковать о несбывшемся и подрывать оказанное ей доверие со стороны Снейпа.

И все-таки… каков мог быть Северус с этой… женщиной? Гермиона снова глянула искоса на спящего мужа и тихо вздохнула. Может, он дарит этой женщине ее любимые цветы? Скажем, гиацинты или жасмины. Целует ей руку, обязательно внутреннюю сторону ладони. Она с лукавой улыбкой одаривает его ответным поцелуем в губы, чувственным и наверняка страстным, потому что для нее каждая встреча — это радость. Как и для него, если он прижимает с силой ее к себе, не тая своих чувств. И каждый поцелуй разжигает все больше и больше пламя страсти, от чего она буквально тает в его объятиях и позволяет все больше и больше, пока не…

Сонное дыхание рядом резко прервалось, заскрипели простыни, и Гермиона даже забыла, как дышать, когда Снейп перевернулся навзничь. Она аккуратно разжала сведенные судорогой пальцы на одеяле и попыталась выровнять дыхание — надо же так задумалась, что попросту вжилась в роль этой самой несуществующей любовницы…

Какой стыд мечтать и думать о таком.

Вот уже вторая неделя, как мы находимся в заточении в этом ужасном доме. К крепу в доме я уже привыкла, да и черный цвет платья мне кажется довольно практичным, хотя на нем все равно видна шерсть Поля и Живоглота (я стараюсь следить за ними, промывая нос, уши и глаза). Колли и ретривер слишком воспитаны, чтобы лезть на колени и даже на диван, но о них я тоже забочусь, вычесывая их шерсть. Раньше этим занимался либо сам Северус, либо Шелдон. Но Шелдон сейчас исполняет множество обязанностей по дому, а Северус часто закрывается в кабинете, не замечая даже течения времени.

Гермиона остановилась и задумчиво покусала деревянный кончик пера. Дневник она вела безукоризненно, что сделало бы честь ей как весьма опрятной даме, а ее слог — уму и прилежанию. Обмакнув перо в чернила, миссис Снейп кропотливо продолжила описывать дни проживания здесь, в поместье миссис Шоу.

Впрочем, никто не против — Поль даже искренне привязался ко мне. Однажды он уснул у меня на коленях, и я даже ощутила его вес (надо бы умерить его аппетиты, а то у него развивается одышка). В целом Поль напоминает мне Живоглота; к несчастью, в этой слишком тесной дружбе между мопсом и моим котом у них значительно испортились характеры. Поль обзавелся кошачьей наглостью, а Живоглот собачьими повадками, что проявляется в самовольных или даже навязчивых знаках внимания. Снейп ничего дурного в этом не видит, все мои рассказы лишь вызывают у него легкую улыбку, но не более.

Гермиона снова остановилась, читая все написанное. Кто бы мог подумать, что она, любительница котов, будет так по-доброму смотреть на эту псарню, заботиться о них и даже переживать о здоровье Поля, который был отчего-то особенно дорог Снейпу. Тряхнув головой, миссис Снейп продолжила писать.

Кстати, о Снейпе.

Я не решалась спросить прямо, ведь все мои доводы основывались на наблюдениях и аргументах, предоставленных самим мужем, но воскресным утром мы вернулись к разговору об обстоятельствах смерти миссис Шоу.

- Вы уверены, что найдете причину? — спросила я, сидя в его кабинете с привычной чашкой чая.

Я боялась, что нанесу обиду Снейпу своей бесцеремонной манерой спрашивать о наболевшем. Но полковник лишь покривил краем рта:

- Это риторический вопрос?

В иное время я бы обиделась, но не теперь, когда мы оказались в одной лодке с черным крепом.

- Нет, уточняющий, — пожала я плечами. — Просто мы не договорили о круге подозреваемых, и… мне бы хотелось вам чем-то помочь.

Супруг не скрыл своего легкого удивления, что отразилось лишь в скептично приподнятой брови. И все же он проявил достаточно уважения, чтобы в свою очередь осведомиться:

- Вы уверены?

- Да, — кивнула я. — У вас очень большой объем работы… — пришлось указать на бумаги на столе, — …и вы не спите ночами.

- Вы ошибаетесь.

- Нет, я слышу, когда вы приходите, а когда встаете, — отвечала веско я. — И мне не составило труда подсчитать, что ваш сон составляет около четырех часов.

Мне показалось, что Снейп даже скрипнул зубами, но выдержал непроницаемое лицо.

- Извините, я не хотел вас будить, миссис Снейп, — предельно вежливо отвечал он. — Я перейду в другую спальню, чтобы вам не мешать.

В этот момент я искренне возмутилась — неужели он меня не понимает? Неужели не слышит, что я проявляю уместное беспокойство, но ничуть не корю его? Как же все-таки по-разному мы слышим друг друга! И неужели мне не под силу это исправить?..

Признаться честно, перспектива спать в одиночестве — когда за дверью слышатся шорохи, а по ночам даже какой-то странный шепот; когда даже тень ветки на стене кажется зловещей рукой смерти, что тянется к постели; когда без звука чужого дыхания рядом кажется, что сходишь с ума, теряясь во времени; когда пустое место рядом сводится к жуткому предзнаменованию, а тепло чужой руки так и дышит призрачностью — меня не прельщала так, как в первый месяц замужества.

- Нет! — воскликнула я.

Видимо, что-то отразилось на моем лице, что-то отчаянное было в голосе, раз Северус даже не нашелся с ответом, только присмотрелся ко мне внимательнее, словно прощупывал все, что творилось у меня на душе.

- У вас есть капли от бессонницы?

И все это было задано таким практичным, спокойным тоном, так безошибочно подвело к логической подоплеке, аж захотелось почти расплакаться.

- Нет, я пью чай с ромашкой, липой и мелиссой.

Снейп вздохнул и сжал пальцами переносицу. Это был знак недолгого усталого раздумья.

- Я бы порекомендовал вам добавлять туда ложку бальзама, — все же озвучил он свой совет. — Ваши нервы напряжены до предела, раз у вас… сейчас такой чуткий сон.

И все ж я прикусила нижнюю губу, то есть раньше у меня сон был куда крепче? Хотя… так и было, я всегда просыпалась только тогда, когда меня будил либо муж, либо Мэри. Порой, в период регул меня вообще не трогали, и я могла встать довольно поздно, позавтракать даже в постели и день предаваться безделью.

- Хорошо, — оставалось мне покориться.

Какое-то время Снейп молчал, прежде чем вернуться к первоначальной теме разговора:

- Коль уж вы так уверены в своих намерениях, — я снова кивнула, — то я бы попросил вас посмотреть дом и поискать дневники, письма, что угодно, что принадлежало бы моей тетке. Потому как здесь, — он указал на бумаги, — только архив Альберта Шоу. Он довольно обширен, тетка бережно относилась к вещам своего покойного мужа. Также записи некоторые зашифрованы, и я подбираю алгоритм, который бы помог мне разобраться во всем этом.

- Я начну с библиотеки, — кивнула я, воодушевленная донельзя таким ответственным заданием. — Мне кажется это место наиболее логичным, ведь именно туда первым делом пробрался неизвестный.

- Хорошо, миссис Снейп, а потом?

- Загляну в ее комнату, в голубой будуар… — перечислила я на память значимые для тетки Эвелин места в доме.

Северус удовлетворенно кивнул, оценив мое рвение и последовательный подход.

- Не расстраивайтесь, если не получится, — обнадежил он меня, коснувшись моего запястья, когда я наливала ему чай. — В конце концов, я не ожидал, что вы решитесь принять в этом участие.

- Мы же семья, — нашла я нейтральный ответ. — И должны быть заодно.

Что-то мелькнуло в его взгляде, настороженное и неверящее.

- Да, миссис Снейп. Семья.

Гермиона отложила перо и взяла промокашку, чтобы просушить чернила. По сему выходило, что теперь в ее обязанностях прочесывание библиотеки, что ничуть не обременяло миссис Снейп, которая также уделяла внимание и время домашним обязанностям. На исходе третьей недели она уже планировала снять креп, ведь трехдневные и девятидневные кануны уже прошли, а сорок дней традиционно отмечаются поминовением в церкви. Вздохнув, миссис Снейп прошлась по библиотеке для моциона — можно было бы выйти прогуляться, но когда возникало такое желание, либо не благоприятствовала погода, либо муж был слишком занят. Только один факт огорчал ее — поиски пока не давали никакого результата, но она не отчаивалась, методично обыскивая полку за полкой в поисках подсказок.

Из окна ей было видно, как спешит Мэри в дом с продуктовой корзиной. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, с выбившимися прядями темных волос из-под шали, она была чудо как хороша. Вот увидела кого-то, улыбнулась, помахала и оступилась, осев на юбки. Гермиона тихо охнула, прикрыв невольно рот рукой — ушиблась ли?.. Она ожидала увидеть кухарку или другую горничную, но вот на помощь поспешил Шелдон, помог подняться и даже бережно отряхнул одежду на девушке. Мэри вся засмущалась, но улыбаться не перестала. Они долго и неслышно спорили, кто понесет корзинку, но Шелдон оказался настойчивым, и вот Мэри уступила, взяла слугу Снейпа под руку и немного горделиво направилась вместе с ним в дом.

Гермиона хихикнула, глядя на эту картину, и отошла от окна. Ее радовало, что она осталась незамеченной — не хотелось нарушать покой и личные границы Мэри и Шелдона, но одно было неоспоримо: творилось нечто прекрасное и прямо у хозяев под носом. Миссис Снейп невольно задумалась, что так сплотило Шелдона и Мэри? Уж не поездка вместе с ними в Аберистуит или нужда вести совместное хозяйство? Гермиона неосмотрительно хотела поделиться данным наблюдением с мужем, но вовремя одернула себя — ни к чему привлекать лишнее внимание. В конце концов, для них тоже существует личная свобода и пространство.

Покачав головой своим мыслям, она снова вернулась к поиску смутно понятых ею улик. Как особа с логическим складом ума Гермиона понимала, что тайник несомненно будет связан с какой-нибудь именно женской страстью миссис Шоу, но, к сожалению самой миссис Снейп, ей не удалось хорошо узнать старуху, чтобы в мгновение ока проанализировать склад ума той и понять, что стоило искать. Пролистывание книги в канареечной обложке ничего не дало, и миссис Снейп расстроенно поставила книгу на место. В дверь аккуратно постучали, и на пороге возникла Мэри.

— Прибыл доктор Люпин, мэм.

— Проводи его в гостиную.

— Сообщить хозяину?..

— Я сама, Мэри.

После ухода горничной Гермиона спрятала свой дневник, поправила прическу, отряхнула от пыли черное платье и вышла через другую дверь к кабинету занятого супруга. Постучав и дождавшись разрешения, она быстрой походкой вошла и остановилась у стола:

— Приехал доктор Люпин, — сообщила она на молчаливый вопрос. — И мне кажется, что дело не терпит отлагательств.

Северус понимающе кивнул и попросил:

— Пригласите его, пожалуйста, сюда.

Гермиона кивнула и поспешила в гостиную. При ее виде Люпин встал и чуть улыбнулся:

— Добрый день, миссис Снейп.

— Здравствуйте, доктор Люпин, — любезно улыбнулась в ответ она, отметив, что сосед прибыл со своим чемоданчиком. -Мой супруг ожидает вас в кабинете.

Ремус кивнул и направился следом за ней. По пути он тихо спросил:

— Как ваше самочувствие?

— Сносно, — отвечала Гермиона. — Я уже свыклась с мыслью, что придется провести здесь три месяца.

— У вас несколько бледный вид, — заметил Люпин. — Вы хорошо спите?

Она медлила с ответом и опустила взгляд.

— Вы часто бываете на свежем воздухе?

— Гораздо реже, чем обычно, из-за погоды, — неохотно призналась Гермиона.

— Выходите, пожалуйста, даже в снегопад, — посоветовал Люпин. — Достаточно просто сделать пару кругов вокруг дома, не обязательно отходить далеко. И все же я пришлю вам попозже настойку.

— Спасибо, доктор, — со всей признательностью ответила миссис Снейп. — Как поживает ваша супруга и юный Тэдди?

— Радуются жизни и передают вам радушный привет, — ответил он. Во взгляде притаилась улыбка. — Дора обещалась на днях выбраться к вам, мэм.

— О, мы всегда рады миссис Люпин! Передавайте ей сердечный привет от меня, я буду ее ждать!

— Благодарю, мэм, — с вежливой улыбкой Люпин вошел в кабинет полковника Снейпа, оставив хозяйку дома одну.

Гермиона отдала тем временем распоряжения насчет чая и прошлась по гостиной. Она не знала, о чем толковали ее муж и бывший полковой врач, но догадывалась, что это как-то связано с загадочной смертью миссис Шоу.

— Простите? — миссис Снейп недоуменно нахмурилась. — Я не совсем понимаю...

— Анализ, проведённый мной, а после и наблюдения самого полковника подтвердили наличие чуждых химических структур...

— Или говоря проще, нашлись следы яда, — пояснил Снейп. — Более тщательный анализ доктора Люпина показал связь с индийской группой.

— Но... каким образом?

— Просто одно время сипаи думали, что избавившись от верхушки командования, смогут переломить ход войны, — ответил доктор, разглядывая чай в чашке. — Я тогда лишь ассистировал, но… на память никогда не жаловался.

Гермиона кивнула, держа свою чашку чая на коленях. Она не могла поверить, что все дороги ведут в Индию. Но каким образом это может быть связано с мужем или… даже с самой миссис Шоу, миссис Снейп до сих пор не могла связать. Сказывалось незнание биографии мужа и сведений о его семье, что, несомненно, не делало Гермионе чести как примерной супруге.

— Но это же столько… столько людей, такое окружение! — растерянно отметила она.

Джентльмены переглянулись и синхронно глотнули чаю.

— Вообще-то круг поисков у́же, чем вы думаете, — мягко заметил Снейп и пояснил на новый недоуменный взгляд. — Прошло достаточно времени, и кто-то умер, кто-то погиб во время службы, кто-то переехал в Европу или Америку… Просто стоит начать искать.

— И из окружения мистера Шоу, так? — Гермиона начала улавливать мысль мужа.

— Именно, — кивнул он. — И того, кто был знаком с моей теткой.

— И еще того, кто живет поблизости, — отметил Люпин. — Ведь убийца был вхож в дом.

— А еще знал привычки и порядки, не даром же он рассчитывал на чай, — Северус потер висок пальцем. — Во всяком случае мы уже знаем направление.

«Но не знаем, кто мог бы это сделать», — подумала миссис Снейп.

— Вы не отобедаете с нами, доктор Люпин? — вежливо предложила она, не надеясь на утвердительный ответ.

Ремус с улыбкой отказался, сославшись на занятость, ведь он единственный врач на всю округу. Сердечно распрощавшись с мистером Люпином, чета Снейпов осталась в гостиной, не решаясь заговорить снова. В последнее время Гермионе казалось идеальным местом для обсуждения всех важных и даже секретных дел спальня, ведь произнесенное шепотом, в полной тишине не могло достигнуть чужих любопытствующих ушей, как это могло бы случиться в ином другом месте в этом доме.

— Я… распоряжусь насчет обеда, — решилась она первой покинуть гостиную.

По пути Гермиона обдумывала слова доктора. Тот проявил недюжинную сноровку, как и профессионализм, установив даже со скудным оборудованием природу яда, а также на ходу опознав у нее признаки прогрессирующей бессонницы. В том, что доктор не может быть причастен, миссис Снейп не сомневалась — от Люпина веяло такой добротой и умиротворением, что и мысли не возникало о его коварных замыслах. Конечно, тут было бы уместно вспомнить знаменитую пословицу, де, в тихом омуте черти водятся, но… к Люпину это было неприменимо.

Достаточно было вспомнить отношение ее супруга к доктору, их совместную службу, чтобы понимать, что Снейп не может обмануться в людях. Слишком много он повидал, да и слишком проницателен, чтобы довериться врагу. Даже дружба с Малфоями находила оправдание — пусть они и спесивые, заносчивые и сложные в общении люди, но в принципиальности этому семейству не откажешь. Да и в великодушии тоже, ведь Снейп ниже их по статусу, родословной, но ему там двери всегда открыты — он часть этой семьи.

Под ноги чуть не попался кот, и Гермиона несколько недоуменно проводила взглядом Живоглота, который бодро трусил по своим делам, не обращая на нее внимания. Совсем разбалован… Такой же деловой походкой пробежал и Поль. Миссис Снейп всерьез задумалась насчет разговора с мистером Снейпом насчет этих двоих — уж больно сдружились, не к добру.

Вернувшись в гостиную, она застала мужа у окна. Он стоял к ней спиной, и Гермиона невольно подметила, что без пиджака его фигура не теряет своей осанистости. Прямая спина — следствие вышколенной выправки, широкие плечи — признак того, что Снейп никогда не забывает о физических упражнениях в силу своей дисциплинированности, ладно сидящий черный жилет — знак умеренности в аппетитах за столом. Северус ее не видел, аккуратно расправляя закатанные рукава и застегивая манжеты. Вся его фигура была полна внутренней силы и достоинства, но в тоже время непринужденности.

И вдруг Гермионе захотелось подойти к нему, что она и сделала. Снейп вовремя спрятал свое удивление, когда супруга оказалась рядом и решительно взялась за его запонки.

— На обед будет жаркое, — начала Гермиона, невозмутимо и очень старательно застегивая тугую запонку.

Северус кивнул с легкой улыбкой, наблюдая за ней.

— Вы уверены, что идете по верному следу? — все же решилась она.

Он помедлил с ответом:

— Да, миссис Снейп. У меня есть основания доверять доктору Люпину как самому себе. И… — тут Снейп прищурился. — Уж не думаете вы, что он может быть причастен?

— Нет! Конечно, нет! — запротестовала Гермиона. — У него ведь нет мотива…

— Именно, — кивнул он. — Доктор Люпин не настолько честолюбив, да и конфликта с моей родственницей у него не было. Иначе бы я знал об этом… — он осекся, когда в гостиную вошла Мэри, объявила об обеде и поспешила удалиться.

Миссис Снейп мягко взяла супруга под руку:

— Но в таком случае я не знаю, кто из окружения миссис Шоу настолько честолюбив, насколько бесчестен, чтобы совершить такое.

— Пока я также теряюсь в догадках, миссис Снейп.

— Но… мне думается, не стоит искать человека слишком уж пожилого, — предположила она, чем вызвала мужской смешок.

— Тщеславие тем паче зависит от возраста, миссис Снейп. Чем старше, тем больше сожалений о несбывшемся переполняет и отравляет душу честолюбца, — отвечал Северус, чуть сжав ее руку. — Но в одном вы правы, этот таинственный знакомый моложе моей тетушки, но не настолько, чтобы не иметь хорошей репутации в этих краях и навлечь на себя подозрений, и в том числе связей, чтобы достать редкий индийский яд.

Гермиона слушала мужа внимательно, отмечая разумность каждого довода. Видимо, полковник Снейп достаточно долгое время размышлял над этой таинственной фигурой, раз сумел составить его психологический портрет. Безусловно, еще не слишком точный, но достаточный, чтобы попытаться сузить круг поисков. Миссис Снейп уже неплохо знала супруга, что позволяло ей оценить его хладнокровный ум и способность к расчетам, как и чутко уловить его нынешнее настроение, вполне удовлетворённое впервые за эти дни.

Он с аппетитом (как и всегда) пообедал, воздал похвалу способностям супруги как радивой хозяйки и уже было вознамерился снова скрыться в кабинете, как его остановил мягкий оклик Гермионы:

— Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться?

Северус невольно замер и сдержанно выдохнул — алгоритм поведения молодой жены выбивался из привычного ему русла. Обычно, она предпочитала одиночество днем, лишь по ночам ему, как рыцарю, приходилось охранять ее сон и покой, довольствуясь скромным обществом живого человека рядом.

— Я не против, миссис Снейп, — он медленно повернулся к ней. — Погода сегодня неплохая, можно осмотреть окрестности.

— Дайте мне десять минут! — просияла Гермиона, всплеснув руками.

— Я буду ожидать вас в гостиной, — Северус кивнул и невольно проводил ее взглядом.

Миссис Снейп недолго собиралась, даже непозволительно быстро, как отметила бы ее мать, всего-то захватить перчатки, надеть шляпку с вуалью и не забыть муфту — морозы нынче крепкие, руки быстро стынут. Мэри прошлась щеткой по ее пальто, отороченному мехом по воротнику и рукавам, Гермиона посмотрелась в зеркало и осталась вполне довольна своим видом. Снейп, как и обещал, дожидался ее в гостиной, уже одетый, он смотрел на бледные в свете блеклого солнца заснеженные пейзажи. На звук ее торопливых шагов Северус обернулся, и от Гермионы уже не укрылось скрытое одобрение во взгляде и едва заметной улыбке.

— Вы пунктуальны, как всегда, — ответил он на ее невысказанный вопрос, протягивая руку.

Миссис Снейп чуть улыбнулась и без колебаний взяла мужа под руку, подстраиваясь под его шаг. На улице пахнуло морозной свежестью, ожгло разом щеки. Непривычно щипало глаза от света на улице — доктор Люпин прав, ей нужно чаще выходить на прогулки. Гермиона справилась с собой и, придерживая платье, зашагала по узкой, но достаточной для двоих дорожке, прислушиваясь к скрипу снега под ногами. Снейп не торопился начать разговор, как и Гермиона. Казалось, каждый по-своему наслаждался прогулкой после вынужденного заточения.

Многое утопало в снегу, и миссис Снейп не сразу могла понять кустарник это или сугроб. Взгляд нашел красные ягоды на снегу, а рядом чирикали наперебой снегири и зеленушки, дравшиеся за каждый плод, синицы благовоспитанно клевали свою скромную добычу неподалеку, не вмешиваясь в дела своих дальних родичей. По очертаниям и ярким ягодам на заснеженных ветвях миссис Снейп опознала падубы, заботливо высаженные у дома, давно не стриженные, они образовали нечто вроде ограды по всей территории двора. Внимание Гермионы привлек импровизированный вход в сад, видимо, яблоневый, иначе нельзя было объяснить происхождение такого обилия яблок в кладовой дома. Северусу пришлось пропустить ее вперед, дорожка стала слишком узкой для двоих.

— Летом тут должно быть, прохладно, — отметила Гермиона, глянув на заросли кустарников и широкие кроны яблонь, снежным шатром раскинувшихся над их головами. — А здесь только падубы?

— Здесь яблони, можжевельник, где-то был еще и крыжовник, — Снейп тростью указывал на те или иные сугробы. — За домом, в северной стороне кусты шиповника. Сад очень старый, — пояснил он на легкое недоумение супруги. — Я не помню, чтобы тетка любила им заниматься. Сперва было некогда, а после и охоты, насколько я понимаю.

Миссис Снейп осмотрелась вокруг и даже невольно улыбнулась, вспомнив ухоженный родительский яблоневый сад, где яблоки созревали крупные, а голову кружил густой дух во время буйного цветения.

— Здесь зимние породы? — несколько деловито уточнила она.

— Уже несколько одичавшие, — кивнул Северус, глядя на согнувшиеся под тяжестью снега ветви. — Яблоки кисловаты, но не лишены некой пряности.

Он рассуждал как добропорядочный хозяйственник, который радел о своем имуществе, интересовался его сохранностью и возможным преумножением того, что имелось. Гермиона с невольным одобрением отметила этот подход, даже взглянула на мужа иначе, со смесью невольного уважения и восхищения. Такой взгляд на вещи был ей близок, ведь разумный человек всегда беспокоится не только о своем будущем, но и будущем своих потомков. Кому, как не им, наследовать все это? Кому, как не им, пожинать плоды их ошибок и успехов?

— Из них выходит хороший джем, — улыбнулась она, идя в глубь сада. — И штрудель довольно неплох.

Северус тайком покосился на пуговицы своего пальто и тихо вздохнул, коль скоро супруга продолжит также усиленно его откармливать пусть и не слишком изысканными, но несомненно сытными и вкусными блюдами, придется менять гардероб. Да и вскоре он будет походить на тех почтенных джентльменов, лысеющих и порядком обрюзгших, окончательно и бесповоротно познавших вкус сытой семейной жизни. От этой перспективы полковник Снейп поежился и зашагал следом за женой, дорогой думая, что в порядок зарядки стоит включить простые физические упражнения вроде чистки снега: и дому польза, и телу.

Сама же миссис Снейп оживленно осматривалась в саду, невольно силясь угадать то или иное направление дорожки, а также границы сугробов или же кустарников рядом с деревьями. Жаль, что осенью дни были пасмурные, и ей не хватило желания и упорства осмотреть окрестности раньше, да и сам Северус не счел нужным рассказать об этом месте, да и живописать его прелести в иное время года.

— Наверное, вы часто проводили здесь время, — Гермиона остановилась, чтобы перевести дух.

Снейп аккуратно тростью разбросал снег вокруг, чтобы встать рядом с супругой, и лишь хмыкнул на ее предположение.

— Вы правы, — кивнул он. — Порой мне докучали уроки, и я прятался от своих учителей в этом саду. Забирался на то дерево, — Северус указал на старую крепкую яблоню неподалеку, чьи ветви спускались к земле, как у плакучей ивы, — открывал книгу и читал, покуда не наступали сумерки.

— Неужто вы питались одними яблоками? — Гермиона с неким сомнением покосилась на него.

— Как и следует юному шалопаю моих лет, я всегда успевал стащить что-нибудь с кухни, прежде чем удрать от строгой тетушки, — улыбнулся Северус. — Хотя здешние яблоки недурно утоляют жажду.

— И вас никогда не находили?

— Не знаю, — он пожал плечами, не замечая, какой мечтательной дымкой подернулся взгляд молодой женщины рядом. — Во всяком случае, я всегда возвращался тогда, когда считал нужным. Тетка Эвелин лишь трагически вздыхала на мои проделки, драматично закатывала глаза и грозила оставить меня без ужина. Мистер Шоу делал вид, что также сердит на меня, но неизменно проверял, какую книгу я прочел на этот раз в своем уединении и советовал что-то сообразно моим интересам… Видимо, мои воспитатели понимали необходимость такого отдыха и не препятствовали такому досугу.

— И что же вы читали? — с интересом спросила Гермиона.

Северус искоса глянул на нее и чуть нахмурился, припоминая:

— Теннера «Тридцать лет среди индейцев», даже несколько раз… Гюго попадал мне в руки раньше положенного. В свое время еще и Дефо и его Робинзон поражали мое воображение, — перечислил он на память. — Свифт «Гулливер»… Словом, все то, что привлекает подростка — всякие книги о приключениях, пиратах, таинственных кладах.

— О, мне тоже нравился Теннер! — воодушевленно подхватила миссис Снейп. — У него очень достоверные живописания о быте индейцев…

— А еще о зверствах и бесчинствах этого народа и самих американцев он говорит довольно прямо, — хмыкнул Северус.

— Но это не умаляет его художественных достоинств! — парировала Гермиона.

Полковник Снейп не сдержал улыбки на такой пассаж, кажется, его супруге прогулка пошла на пользу: во всяком случае, появился блеск в глазах, а на щеках здоровый румянец вытеснил мертвенную бледность. Да и суждения приобрели вдохновенный оттенок.

— Ничуть не сомневаюсь в этом, — кивнул Северус, идя с ней неторопливо по саду и по пути разбрасывая снег тростью.

Они обсуждали мотивы и возможные концовки «Робинзона Крузо», не обошлось и без характеристик героев — миссис Снейп импонировал Робинзон своей целеустремленностью, мистер Снейп испытывал интерес к фигуре Пятницы, чей характер не был достаточно раскрыт.

— Но он же абориген!

— И не лишен своей индивидуальности, — ответил Снейп.

— Но мы почти не слышим его речи.

— И все же он активно участвует во всех событиях и почти спокойно относится ко всем превратностям судьбы. Да и мне казалось, что… мы говорим не о Пятнице, а о концовке романа, — напомнил ей Северус.

Миссис Снейп стушевалась и кивнула:

— Вы правы, я отошла от предмета нашего… разговора.

Полковник Снейп усмехнулся и подал ей руку в перчатке. Гермионе было лестно видеть, что муж пользуется ее подарком, ценит практичность и удобство подаренных некогда ею перчаток. Она ответила Снейпу миролюбивой улыбкой приняла его руку и повернула назад по проторенной дороге:

— А вам не кажется, что мы здесь, как Робинзон Крузо на своем острове?

Северус на миг замер, затем его губы тронула лукавая усмешка, а в глазах зажглось нечто Гермионе неведомое, но притягательное и в то же время соблазнительно-пугающее:

— Тогда вы самый очаровательный Пятница.

— Что и требовалось доказать. Поцелуй Шивы.

Северус хмуро глянул на порядком утомленного Люпина — тот пил уже вторую чашку кофе, а под глазами чернели тени.

— Давно вы не спали? — мимоходом спросил Снейп.

— А? Вторые сутки уже, — отмахнулся Люпин. — Была тяжелая ночь… — он взъерошил волосы. — В Чепитвилле повитухи не справлялись, пришлось ехать, проводить операцию…

— Успешно?

— Вполне, — в усталой улыбке крылось удовлетворение. — Мать и ребенок живы, так что все обошлось. Потом у одного бедолаги раздробило ногу… пришлось ампутировать. И так бесконечно, можно сказать… — Ремус сделал глоток и глянул на полковника. — Вы сомневаетесь в верности проведенного анализа?

— Нет, доктор, — покачал мирно головой Снейп. — Я верю вам на слово. Меня заботит иное — кто мог иметь доступ к таким ядам, да и…

— Я понимаю, но такой информацией, увы, не располагаю, — Люпин развел руками.

— Вы и так сделали больше, чем могли бы в данной ситуации, — Северус даже позволил себе скупую улыбку. — Вся надежда на дневники Альберта Шоу или же моей тетки, но… то, что у меня на руках, зашифровано, а ключа подобрать я не могу. Миссис Снейп тоже не везет, в библиотеке пока ничего стоящего.

Люпин сочувствующе покачал головой, допивая кофе.

— Вижу, вы уже понемногу убираете траур…

— Сорокадневный канун уже миновал, и миссис Снейп решилась на такой смелый шаг.

— Надо же… как время летит.

— А воз и ныне там, — досадливо поморщился полковник Снейп. — Увы, у меня не такая обширная сеть знакомых и друзей, чтобы искать подозреваемых только связанных с этим ядом…

— Думаю, вам стоит подумать над мотивами такого человека, — все же решился посоветовать Люпин.

Северус хмыкнул и откинулся на спинку кресла:

— Извольте. Я достаточно долго думал и признал, что это не наследственные дела.

— Почему?

— Мистер и миссис Шоу были бездетны ввиду последствий лихорадки, некогда перенесенной Альбертом Шоу в Индии, — отвечал методично Снейп. — Сам мистер Шоу в добрачных связях замечен не был, да и… моя тетка была столь же умна, сколь и бережлива, поэтому еще при ее жизни были оформлены все соответствующие бумаги.

— Умно.

— Далее, родственников со стороны отца у меня нет, как и со стороны матери, — продолжал Снейп, загибая пальцы. — Миссис Снейп вошла в мою семью недавно и… у нее нет таких мотивов. Поэтому таковой круг подозреваемых отпадает. Далее…

Доктор Люпин слушал внимательно, упорно борясь с сонливостью и невольно подмечая, насколько уважительно отзывается о своей супруге полковник Снейп. Как человек умный, он видел стройные логические рассуждения и соглашался с наблюдениями соседа, невольно поражаясь силе воли этого человека, коего не сломило горе, а лишь подстегнуло к решительным действиям. По сему выходило, что стоило искать концы в далеком прошлом, еще во времена первых волнений и восстаний.

— И тут вряд ли мне помощником будут мои связи. Ведь спрашивать нужно минимум ровесников моей тетки.

— Ей было шестьдесят семь лет, если я не ошибаюсь?

Снейп коротко кивнул.

— Возраст почтенный. Не каждый джентльмен здравствует в такие годы, — отметил доктор Люпин.

— Именно. Поэтому спрашивать нужно с толком, уже имея на руках если не имя, то точные биографические данные, которые укажут личность этого… человека.

Люпин покрутил в руках чашку, разглядывая кофейные потеки по краям. Узор складывался причудливый, словно таинственный остров Шри-Ланка.

— Будем надеяться на лучшее, — улыбнулся он полковнику. — Миссис Снейп довольно умная молодая леди, чтобы найти тайник даже в самом неожиданном месте…

Полковник скупо улыбнулся на эти чаяния и на прощание протянул доктору руку.

Тем временем миссис Снейп, на которую возлагались большие надежды, в раздражении отбросила очередную книгу и внимательно оглядела пустую полку.

Пусто.

При мысли, что снова увидит мужа, во взгляде которого так и сквозило ожидание, Гермиона мысленно застонала — ей невольно было больно видеть, как в его глазах все явственнее проступает разочарование в замысле, в грядущем успехе, даже в ней самой. Она прошлась по библиотеке, дабы вернуть себе былое самообладание. Конечно, у нее была мысль позвать кого-то из горничных и методично, полку за полкой освобождать стеллажи, но мысль о грядущем хаосе, что воцарится здесь, ей была также невыносима. Иной выход в виде будуара, да и комнаты миссис Шоу провалился — там было обшарено все: вплоть до досок на полу и даже дырок на обоях, целомудренно скрытых картинами. Поэтому оставалась библиотека, коя не спешила открывать перед ней свои тайны.

— Как успехи? — без предисловий спросил мистер Снейп за обедом.

Гермиона разом сникла:

— Стеллажей много и… на следующей неделе мне придется взять горничных и вытряхнуть все книги с полок.

— Зачем так радикально?

— Иного выхода я пока не вижу, — призналась она.

Видимо, Снейп также был подавлен, и у него начинало заканчиваться терпение, раз уж согласился с таким решением проблемы.

— Что ж… это на крайний случай, миссис Снейп, — предупредил он.

— Вы будете присутствовать?

— В этом я полагаюсь на вас, — сразу отказался Северус. — Просто имейте в виду, что там есть ценные и довольно редкие экземпляры из Индии и вообще книги, сделанные когда-то на заказ.

— Я поняла вас… — Гермиона подавила тяжкий вздох. — А вы не покажете мне их?

— Уверяю, вы сразу поймете, о чем я, — был сдержанный ответ.

* * *

В церкви было по-прежнему холодно и малолюдно. У Гермионы снова стучали зубы, но она терпеливо ожидала супруга, толковавшего о чем-то с преподобным Альбусом. Старик активно что-то нашептывал, Северус лишь кивал — со стороны могло показаться, что идет важное совещание насчет соблюдения дальнейших обетов и прочих обычаев, кои помогут усопшей удовлетвориться в жизни посмертной.

После старик махнул рукой в направлении исповедальни, и мистер Снейп покорно направился туда.

— Я так понимаю, вам не дает покоя странная смерть Эвелин, — начал Альбус, когда Северус сел по другую сторону.

— Это очень странная смерть, и мне бы хотелось пока не объявлять об этом во всеуслышание.

— Странно… миссис Шоу ко всем была добра, — отметил Альбус, чуть прикрыв глаза. — К ней заезжали в гости многие, в том числе и уже сильные мира сего…

— Например?

— Например, мистер Мондей.

— Тот самый, что метит на губернаторское кресло?

Альбус кивнул.

— Право, Северус, мальчик мой, грешно подозревать всех знакомых и друзей покойной… Я ведь тоже был частым гостем в ее доме.

— Я и не думал… — Северус заметил укор. — Но мне нужна ваша помощь!

— Понимаю, Северус… понимаю… — закивал старец. — Но тайна исповеди не разглашается. Я не могу тебе помочь.

— Альбус, прошу! — Снейп стиснул зубы, сдерживая отчаянный гнев. — Уже прошло сорок дней, времени мало, вскоре вообще ничего нельзя будет найти и доказать!

— Мальчик мой, я дал обет, — был обезоруживающий ответ. — Ибо долг мой служить Господу и исполнять волю Его… да и с моральной точки зрения не имею права — ведь у каждого человека есть свои скелеты в шкафу. Ни к чему развенчивать идеалы, в конце концов!

Снейп бессильно прикрыл глаза, сдерживая колкий, полный яда ответ, дескать, тот, кто имеет настоящие скелеты, даже на исповеди нем, как могила.

— Может… я исповедую тебя, мальчик мой? Облегчишь душу, и Господь снизошлет на тебя озарение?

Северус скрипнул зубами, но одернул себя — на Альбуса злиться было бессмысленно: он человек божий, хоть и светских взглядов и недюжинной прозорливости, но спорить с ним бесполезно.

— Я запутался, — признался он. — Просто гонюсь за призраком, понимаю, что ответ на поверхности, но…

— Ты пока блуждаешь во тьме, Северус. И не видя света, впадаешь в отчаяние… Господь милостив, и коль правда на твоей стороне, Он решит все за тебя!

— Что мне делать, святой отец? — в голосе Снейпа было неприкрытое отчаяние и горечь.

— Просто доверься руке, что ведет тебя, и оглянись — ведь в конце кроется и начало…

Гермиона подскочила на месте, завидев супруга в компании преподобного Альбуса. Снейп был мрачнее тучи, зато от старика так и веяло кроткой добродетелью и покоем.

— Простите нас за ожидание, — пояснил преподобный. — Разговор был долгий, требовал вдумчивости…

По взгляду Северуса Гермиона прочла и другое — бесполезный.

— Понимаю, святой отец, — закивала она, чуть отстукивая зубами. — Диалог с Господом важен, в нем нельзя торопиться…

— О, миссис Снейп… — растроганно проговорил Альбус. — Редко встретишь понимающую натуру, коя так чтит законы Божии…

Гермиона невольно зарделась, опустив взгляд и явственно слыша хмыканье своего скептично настроенного супруга.

— …но что-то я не припомню, когда вы в последний раз исповедовались! — умелое обвинение и воззвание к долгу окатили ее жаром стыда.

— Я… э-э-э…

— У вас наверняка камень на душе, дитя мое, — продолжал меж тем Альбус. — А если смятение имеется в мыслях, да и в сердце, то не посетит благость божественная сих чертогов. Мистер Снейп, вы позволите?

Северус метнул на Альбуса красноречивый взгляд и смирился.

— Если миссис Снейп желает, я обожду вас.

Гермиона не желала от слова совсем, но долг добропорядочной христианки, примерной жены и образцовой леди требовал от нее соблюдения даже таких мелочей, как регулярная исповедь по воскресеньям. И миссис Снейп покорно поплелась за преподобным в исповедальню.

* * *

Уже по пути домой Гермиона не скрывала своего дурного расположения духа — преподобный Альбус не был человеком бестактным или наглым, но некоторые вопросы обескураживали. Старик без стеснения и как бы невзначай спрашивал, блюдет ли она верность супругу, часто ли исполняется ими супружеский долг, нет ли среди их нравов зла и недоверия, есть ли мысли распутные, склоняет ли ее супруг с пути добродетельного, обижает ли чем или таится и прочая, прочая. После исповеди миссис Снейп была осатаневшая, донельзя обиженная на всех и вся, что не стеснялась показывать мужу.

— Вам лучше высказать все сейчас, — посоветовал отстраненно Снейп, слыша гневное сопение со стороны.

— Вы тоже ничего не добились?

— Мне было дано благословение, не более, — саркастически ответил он. — Я считаю это большой удачей.

Гермиона раздраженно выдохнула и буркнула, не размыкая губ:

— Божий промысел, не иначе…

— Именно, миссис Снейп, — сарказм уже был усталым. — Можете не говорить, и так видно, что вас также благословили на женские радостные юдоли.

И тут она взорвалась:

— Я не просила! И вы могли бы сказать, что торопитесь, и мне не пришлось бы это все терпеть!

— Но вы могли бы и отказаться.

— Вы же знаете, что нет! — неожиданно рявкнула миссис Снейп. — И я была вынуждена терпеть весь этот унизительный допрос!

— Терпение — добродетель, — отпарировал Северус. — Не все вопросы лишены деликатности.

— Но какое право… — она буквально задохнулась от негодования. — Какое право церковь смеет так бесцеремонно, так бесчинно…

— Я не отвечу на этот вопрос, миссис Снейп, — примиряюще взял ее за руку полковник. — Но скажу одно — не хотите, чтобы ваши секреты стали всеобщим достоянием, доверяйте их дневнику, а не исповедальне.

— Вам… вам открыли тайну исповеди?.. — замерла вся в нетерпении Гермиона, сразу забыв о своем праведном негодовании.

— Нет. Я же говорил. Мне дали благословение. И я удовлетворился.

— Но…

— Увы, придется придерживаться первоначального плана, миссис Снейп, — Северус чуть сжал ее пальцы и отпустил.

— Как скажете, мистер Снейп.

Миссис Снейп подавила сонный зевок и захлопнула очередную книгу — вопреки обыкновению она соизволила встать на час раньше, привести себя в порядок и до завтрака посвятить время поискам. Постель уже была пуста, а половина супруга остывала, что немного огорчило Гермиону, привыкшую просыпаться от бережного прикосновения к плечу. Ее всегда поражала способность Северуса угадывать, когда ей действительно нужен был долгий сон, а когда пора бы и просыпаться. Все попытки встать раньше мужа терпели крах, миссис Снейп не всегда удавалось сбросить пелену полусна-полудремы, когда сонное сознание подмечало незаметные мелочи в виде подоткнутого одеяла, невесомого прикосновения к волосам, а однажды ей почудилось, будто лоб опалило теплое прикосновение сухих губ.

За один порыв ей было стыдно до сих пор, благо, хватило благоразумия притвориться спящей, дабы избежать неловких объяснений, но все ж сердце сладко замирало где-то в груди при одном воспоминании об этом. Однажды в полусне Гермиона порывисто прижалась к было отстранившемуся от нее Северусу, протестующе засопев ему в шею и даже закинув ногу ему на пояс. Даже в полудреме она ожидала проявления мужниного упрямства, ведь он никогда не отклонялся от режима, и менее всего ждала ответного порыва с его стороны — теплые объятия и тяжкий, умиротворенный вздох, а после и рассеянные поглаживания по спине и плечам.

Сегодня она проявила упрямство к своей слабости и даже попросила Северуса разбудить ее раньше обычного. Если муж и удивился, то никак не показал этого, ограничившись лишь сдержанным кивком. И теперь то и дело зевала, перебирая книги. Чтобы стряхнуть с себя сонливость, миссис Снейп встала с софы и направилась к окну, потягиваясь и оживленно хлопая себя по щекам прохладными руками. Отодвинув край тяжелой портьеры, Гермиона так и замерла, забыв о собственной лени и сонливости.

Ее взгляду открылся заснеженный двор, на котором работало двое: сперва Гермиона подумала, что это Шелдон с каким-нибудь слугой, но приглядевшись, узнала полковника Снейпа в кепи и какой-то куртке. Тот довольно умело и споро расчищал двор от снега, полностью поглощенный работой, не видя, что является объектом пристального наблюдения со стороны. Тем временем Гермиона смогла соизмерить силу в его руках, что крепко держали лопату, увидеть незнакомую ей явственную улыбку, какая бывает у удовлетворенного жизнью и радостью физического труда человека, приметить блеск в черных глазах, прочесть по губам какую-то шутку, коя вырвала у Шелдона громкий искренний смех, и… невольно поразиться насколько Снейп был и чужд, и в тоже время настолько притягателен, что нельзя было отвести взгляда.

Миссис Снейп не приметила шарфа на шее супруга и даже нахмурилась — разгоряченный, наверняка заболеет, коль так будет и дальше орудовать лопатой и даже не застегнет куртки!

Отчитывать Северуса было бессмысленно — не дитя, в конце концов — но проявить заботу стоило бы. И тут для миссис Снейп это стало небольшим затруднением — предложить чаю с порога, но достаточно ли он согреет нутро? Гермиона после недолгих раздумий решила отдать распоряжение насчет кофе — и сама взбодрится, и Снейпу наверняка будет приятно… К тому времени, когда Снейп вернулся, кофе, как и завтрак были готовы.

Заслышав шаги и голоса мужчин на пороге, миссис Снейп осмелилась выглянуть из гостиной. Полковник Снейп почти не удивился маневру супруги — та завела себе обыкновение встречать его, по возвращении одаривать целомудренным поцелуем в щеку и помогать снять пальто. Это было непривычно, первое время выбивало из колеи, заставляя сердце болезненно сжиматься, но неизменно льстило и побуждало некую привычку.

Прикосновение теплых губ к холодной щеке ожгло, как раскаленное железо, и Северус невольно замер. Глядя в спокойные, с легкой поволокой глаза Гермионы, особенно явно ощущая тепло ее тела, Снейп едва сдержал себя от более чувственного порыва: прижать к себе и даже коснуться пальцами ее мягкой щеки, а после и завладеть губами в неторопливом поцелуе…

Видимо, он слишком явно об этом подумал, раз на лице супруги промелькнуло явное смущение и даже какой-то испуг, коль она поспешила опустить взгляд, поспешно принимая его куртку.

— Мороз крепчает, должно быть?

— Не могу сказать, но в библиотеке вам всегда следует держать дежурную чашку чая, — ответил Северус.

— У меня теплая шаль и… плед, — несколько замешкалась миссис Снейп. — А вы?

— Мой кабинет протоплен в отличие от библиотеки, — Снейп чуть повел плечами, ощущая как легко отзываются мышцы на это движение. — Вы завтракали?

— Я ждала вас.

— Придется еще подождать, — Северус поглядел на свои манжеты. — Я бы хотел переодеться.

Миссис Снейп кивнула и с независимым видом направилась в гостиную. Оставшись одна, Гермиона невольно схватилась за пылающие щеки: ей едва хватило самообладания, чтобы не поддаться порыву и не обнять его крепче. Миссис Снейп прошлась по гостиной в смятении — отчего у нее это? И почему же у нее так ослабели колени, стоило ей поцеловать Северуса в щеку и ощутить запах его одеколона..?

Такая природа чувств была ей чужда, и Гермиона усилием воли вернула себе прежнее хладнокровие. К приходу супруга она была уже сдержанна, вежлива и невозмутима, как и всегда.

За завтраком миссис Снейп являла безупречные манеры, всеми силами стараясь отвлечь мужа от главного предмета их разговора — ее тщетных поисков.

— Я понимаю, насколько это важно, но… — Гермиона тяжело вздохнула, не скрывая отчаяния. — Пока мне ничего не попадается. Я слишком плохо знаю, то есть знала… миссис Шоу, чтобы судить о ее пристрастиях и привычках.

Северус молча проглотил этот намек и в свою сторону, но сдержанно кивнул на все замечания, сделав глоток кофе.

— Извольте, — он кивнул. — Что бы вы хотели узнать о моей тетушке?

Миссис Снейп мялась, разглядывая свой кофе с молоком.

— Я… я заметила, что библиотека делится тематически, — на недоуменный взгляд мужа она сбивчиво пояснила. — Понимаете, правый блок стеллажей полон всякими атласами, справочниками, книгами военного и естественно-научного толка. Левый занимают гербарии, альбомы, романы. Посередине книги исторические, какого-то общего назначения… Я пока не разобралась, но беглый взгляд показывает это.

Снейп задумчиво побарабанил пальцами по столу, слушая наблюдения супруги. Он никогда не замечал, что библиотека так чудно делится, да и что там хватает всякого литературного барахла…

— Насколько мне помнится, моя тетка всегда отдавала предпочтения французским романам. Особенно ревностно она в последнее время прятала Эмиля Золя… Наверное, дабы не смущать… — тут он глянул на свою жену, — наши… молодые неокрепшие души.

— Вы имеете в виду «Терезу Ракен»?

— Именно. Как видите, тема адюльтеров у французов национальная, — процедил Снейп, предчувствуя новую тяжелую беседу.

— Порок и добродетель такие же продукты, как купорос или сахар, — пожала плечами Гермиона, цитируя эпиграф. — Но там и не люди вовсе…

— А что же?

— Просто характеры… они мне больше напоминают животных… — смущенно призналась Гермиона. — Все такие отвратительные. Даже слабый Камилл, которого надо жалеть, просто омерзителен!

Снейп пожал плечами, делая глоток привычного кофе. Миссис Снейп тем временем задумчиво грызла слойку с апельсиновым джемом.

— Значит, вы не будете вдаваться в глубокий анализ героев? — невинно уточнил Северус, желая несколько развеять скуку.

— Нет, конечно! Зачем анализировать мерзость?

Он несколько удивленно глянул на нее, ожидая пылких объяснений.

— Просто я не могу передать словами… насколько это ужасно, понимаете? — Гермиона допила кофе и поставила чашку на стол. — И после этого Золя говорит, что не ставил цели провести явную мораль? Вы верите в это?

— Сомневаюсь, — аккуратно согласился полковник Снейп. — Ведь каждая книга несет посыл, смысловую нагрузку, как мне кажется.

— И какой же моральный вывод можно сделать?

— Первый самый очевидный о попранной чести и достоинстве, — начал перечислять он. — Ведь измена доведена до абсурда. Второй о предательстве. Это уже крайняя ступень падения, когда… когда ты не можешь никому доверять и твой соучастник тебя же и боится, пытаясь уничтожить.

Гермиона с замиранием сердца слушала его, невольно вглядываясь в изменчивые несколько черты лица.

— И все это прикрывается буржуазной добродетелью, — подчеркнуто небрежно закончил Снейп. — В целом, лицемерие общества на лицо.

— А вам… вам не было страшно знать, что все кругом обман? — тихо спросила миссис Снейп.

— К этому привыкаешь. Со временем.

— И даже к лицемерию в семье?

Северус внимательно посмотрел на нее, но промолчал. Хотя червоточина назревала — неужели спрашивает с каким-то умыслом? Неужели есть какие-то темные мысли или недоверие к нему? Но он ни словом не упрекнул ее в медленных поисках, ни разу не укорил в отсутствии чувств к нему, и все же такие вопросы обескураживали, да и наводили на мрачные мысли…

— И все же как к вам попала эта книга? — нарушила тягостное молчание миссис Снейп.

— Я купил ее случайно, — поделился Снейп. — Тетушка просила каких-то французских новинок, времени у меня было мало. На слуху было имя Золя во Франции, и я попросил хорошего знакомого передать ей этот роман.

Гермиона отметила про себя, что муж в это время был в Европе — отчего-то эта мысль была ревнивой.

— А сам прочел уже после, взяв другой экземпляр у своего друга, у которого недурная книжная лавка в окрестностях Авиньона, и чуть сдержался от порыва выкинуть эту книгу в окно.

— На меня тоже она произвела тягостное впечатление… — поделилась миссис Снейп. — А миссис Шоу?

— Она назвала его ханжой, — чуть улыбнулся Северус. — Достаточно смелым, чтобы рыться в таком грязном белье, но недостаточно, чтобы сдержать явное осуждение этих мерзостей жизни.

* * *

Гермиона смело обыскивала полки с французскими романами, но дело шло медленно: она то и дело прерывалась, зачитываясь то одной, то другой книгой. Миссис Снейп после долго корила себя за это, но ничего не могла поделать со своей натурой.

— Там лесник, мэм, — сообщила Мэри, когда миссис Снейп ждала меньше всего.

Лесник? Кажется, супруг предупреждал о его визите. Гермиона отложила чтиво и кивнула служанке:

— Зови.

Она слышала, как Мэри на ходу поясняет гостю, что его ожидают в гостиной, затем последовала благодарность с легкой запинкой. Тяжелые шаги и густой бас заставили миссис Снейп озадаченно нахмуриться в предположении, каков этот лесник, отчего даже Мэри заробела, и в следующий миг она поняла, в чем же дело. Лесник был высок и крепок, как могучий дуб, входя в гостиную, он даже пригнулся, такой низкой показалась ему дверь, лица его не было видно из-за косматой бороды и длинных волос, спутанной гривой лежавших по плечам, только черные глаза, живые и добрые, выдавали натуру простую, не лишенную искренних порывов и бесконечно благодушную.

— Добрый день, сэр, — Гермиона встала и с вежливой улыбкой кивнула гостю.

— Доброго дня, мэм, — лесник смутился и поклонился размашисто и низко. — Я… э-э-э… Хагрид, лесник тамошний… мне б к хозяину, мэм.

— Мистер Снейп сейчас в отлучке, но… — она бросила короткий взгляд на часы, — должен вот-вот вернуться. Вы никуда не торопитесь, сэр?

Мэри хихикнула, наблюдая явное смущение гостя, который не знал, куда деть свои большие руки.

— Нет, мэм, — кашлянул в кулак лесник.

Софа прогнулась с жалобным скрипом под его могучим весом. Миссис Снейп села в свое кресло и глянула на Мэри:

— Принеси, пожалуйста, горячего мистеру Хагриду. Вы, должно быть, продрогли, — мягко улыбнулась она ему.

— Да я привычный, — он смущенно улыбнулся. — Но благодарствую, мэм!

Мэри показала двух жирных кролей на связке.

— Прикажете отнести гостинец мистера Хагрида на кухню?

— Да, Мэри, — кивнула миссис Снейп, несколько удивившись. — Право, спасибо большое, мистер Хагрид…

— Пустяки, мэм! — он взъерошил волосы и улыбнулся. — Я ж от чистого сердца.

Гермиона не сдержала улыбки, когда лесник с искренней признательностью принял большую чашку грога и звучно отхлебнул горячего напитка. Она с интересом смотрела на его повадки простого человека, несколько неуклюжего, но, несомненно, доброго.

— Сколько вы служите, мистер Хагрид? — Гермиона цедила свой чай маленькими глоточками.

— А..? Да давно уж… — он почесал затылок. — Отец мой умер, когда мне семнадцать было, вот и считай…те.

Значит, давно. Но судя по тому, как он считает, нельзя сделать поспешных выводов насчет возраста лесника. Гермиона с невольным любопытством слушала его простую речь, проникаясь искренней симпатией к этому человеку.

— Вы начинали еще при миссис Шоу?

— Я ее еще молодой помню. Даже помню, как привозили сюда молодого мастера Снейпа. Ребенком еще! Сорванец тот еще был. Задумает удрать, удерет, всей челядью ищут, а сыскать не могут… — Хагрид улыбнулся воспоминаниям. — А после и провожали в какую-то Индию!

— А у вас есть семья?

— Да! — с жаром кивнул Хагрид, рассказывая все откровенно и без утайки. — Жена… рукодельница у меня. Кружева делает, да такие, что даже сама миссис Шоу… упокой Господь ее душу! — он размашисто перекрестился. — Покупала у ней всегда кружево на платье. Ну… и четыре сыночка да лапочка-дочка. Старший, вон, женился давеча.

Гермиона искренне поздравила Хагрида с таким радостным событием, чем снова смутила до слез простого лесника.

— Да вот время летит, да, — покачал он головой. — Только казалось, он у меня на ладони помещался! Такой маленький был! А вона теперь как…

— Вы правы, все переменчиво, — покивала Гермиона и невольно нахмурилась, заметив крадущегося к странному гостю кота.

Хагрид невозмутимо поглядел на Живоглота и протянул тому руку. Через несколько мгновений капризный и переборчивый в натурах кот мурлыкал на всю комнату, подставляя то спинку, то голову для теплых поглаживаний лесника.

— Вы ему понравились, — только и сказала удивленная миссис Снейп. — Обычно, он довольно настороженно относится к гостям.

— Дык… — Хагрид мягко гладил кота своей заскорузлой рукой. — Животина… она ж живая… у ней же душа есть. Вон, взять Клыка моего! Зверь с виду, волкодав тот еще! А стоит только косточку кинуть, да похлопать по холке, сразу слюни пускает. А коль приласкал, так хвостом виляет, ажно в глазах рябит, да пузо подставляет, дескать, ласки ему охота!

Гермиона смеялась от души, слушая рассказы лесника о домочадцах, о его любимце Клыке. Вспоминал лесник и Северуса, отмечая интерес того к охоте и вспоминая его поразительную меткость, с какой поражал он свою добычу.

— Щас-то не то уж… — сетовал Хагрид. — Особливо когда вернулся в первые годы… Бывает, хожу с ним по окрестностям, а охоты нету. Попросту смотрим, как утки летят, а мастер Снейп собак своих попросту выгуливает. Я ему, мол, негоже навык терять… а он так смотрит на меня грустно, что ружье беру у него беспрекословно и иду дальше.

Гермиона молчала, глядя на лесника. Значит, Северус был так подавлен после войны, что не брал в руки оружие.

— Щас-то чуть иначе, — лесник не умолкал. — Затравит зайца ли, птицу какую подстрелит. Но все ради собак, чтоб те нюх и хватки не теряли. Славные у него, собаки-то…

— Да, очень умные, — согласилась миссис Снейп.

— А как его этот… малёхонький такой? — спросил Хагрид.

Гермиона не сразу поняла, что разговор про мопса, но Поль сам явил себя, пробравшись нагло в гостиную с громким тявканьем.

— Поль!

— О, так вот же он! — Хагрид похлопал себя по колену. — Какой славный! И слюни пускает, ну совсем как мой Клык!

Поль был рад леснику не меньше, раз даже подставил пузо для почесывания. Миссис Снейп пока такой чести не удостоилась, но все же мопс дарил ей свою искреннюю благодарную любовь за то, что она заботится о нем и никогда не забывает приберечь ему какую-нибудь галету. Гермиона с невольной улыбкой смотрела на лесника, который с удовольствием возился с животными, а те платили ему ответной взаимностью. И все же она нет-нет, да посматривала на часы — где же Северус?..

— А у вас есть еще домашние животные, кроме Клыка? — спросила она, когда Мэри принесла еще чаю Хагриду, найдя специально большую чашку для него.

— Да, мэм! — лесник с удовольствием прихлебнул чаю. — Козы есть. Кроликов разводим. Коль понадобится сыр, масло там… мой сын всегда принесет.

— С превеликим удовольствием, — отвечала Гермиона, думая о кружевах его жены. Ведь вещь, насколько она смогла судить по оставшемуся гардеробу покойницы, вполне достойная — тонкая работа, не блёкнувшие белые кружева и стойкие черные, такими не стыдно обновить какое-нибудь платье на званый вечер или бал в мэрии…

Они говорили о многом, и миссис Снейп легко было с Хагридом. Он был бесхитростен, прямодушен и являл собой тот самый образец доброты и христианского благодушия, коего порой не хватало любому добропорядочному англичанину. Когда же вернулся Снейп, оказалось, что Хагрид прождал более получаса. При виде хозяина лесник поспешно встал, согнулся в поклоне, а Северус вполне радушно кивнул:

— Вы обновить договор?

Хагрид часто закивал:

— Сами понимаете, миссис Шоу строго за этим следила… наказывала, чтоб приходил к сроку.

Северус кивнул и направился с гостем в кабинет. Глядя на старый договор, полковник Снейп невольно нахмурился, глядя на жалование.

— Вы не хотели бы пересмотреть условия? — спросил он, берясь за перо.

— Нет, сэр, — Хагрид несколько мялся. — Я всем доволен.

Северус кивнул, вдумчиво перечитывая все пункты. Хагрид все топтался на месте, рассеянно разглядывая кабинет, то и дело запуская в густые волосы свою могучую пятерню.

— Я бы это…

Снейп поднял голову и лишь слегка приподнятыми бровями обозначил свое удивление.

— Я тут давеча кой-чего видел, сэр, — без обиняков принялся рассказывать Хагрид. — Вашей доброй миссис не стал говорить, она шибко у вас хорошая… стоило ли волновать…

Северус кивнул с едва заметной улыбкой:

— Ты прав, Хагрид. Так… о чем же речь?

— Так вот о чем, сэр! — заметно приободрился Хагрид. — Давеча… как раз когда миссис Шоу преставилась (упокой, Господь, ее душу), видал я странное. Верхом приезжал к ней мистер Мондей. Я сперва думал, что обознался, даже чуть не окликнул, но сдержало будто что. Ну, думаю, он гость там частый, наверняка ожидали. Взял я, Клыка своего, значит, и пошел дальше по угодьям…

Снейп разом весь напрягся, как струна, даже подался вперед, будто ищейка, жадно внимая каждому слову.

— И вот обошел я угодья, проверил… насечки поставил, капканы проверил и силки. Иду, значит, назад. Это уже ближе к вечеру было, после обеда.

— А время?

— Небо уж темнеть начинало до времени, — ответил Хагрид. — Гляжу, опять едет, весь запыхавшийся, меня даже не видит. Гонит коня, что есть мочи. Но не напрямики, а окольными путями.

— Со стороны садов?

— Да, сэр. Я даже пошел к дому, на окна глянуть. Ну, мало ли чего… вы ж меня знаете… а тут уж смотрю, свет горит, возня какая. Я понял, что вы приехали, заходить не стал. Думал, все ж хорошо… — тут Хагрид поник.

Северус тем временем записал все его слова и спрятал бумажку в свою папку.

— Я понял. Спасибо, Хагрид.

— Да я… чего уж там… — лесник завиноватился. — Коль пришел бы сразу, аль окликнул, кто знает, что было б.

Северус снова взял договор, черкнул там что-то на своем и Хагридовом экземпляре, размашисто расписался и отдал бумагу леснику:

— Как твоя семья?

— Живы, здоровы, — Хагрид аккуратно поставил свою подпись и спрятал договор за пазуху. — Сын, вот, женился давеча.

— Поздравляю.

Хагрид признательно кивнул:

— Спасибо, сэр! — помолчав, он все же уточнил. — Все осталось в силе, мастер Снейп?

— Конечно, Хагрид. Наш договор продлен на десять лет.

— Дай бог вам здоровья, сэр!

Северус встал с места и все же подал руку — в знак старого обычая скреплять договоры рукопожатием. Лесник с радостной силой на миг сжал хозяйскую руку и поспешил удалиться, ссылаясь на дела. Когда же миссис Снейп вошла в кабинет, то застала супруга у окна.

— Все прошло благополучно?

— Да, — Северус чуть повернул к ней голову. — Я увеличил Хагриду жалование, надеюсь, вы не против.

— Нет, конечно.

— И продлил договор на десять лет.

— Понимаю.

— Если что случится, вам придется взять на себя заботы и об этой семье.

— О чем вы? — у Гермионы ушло сердце в пятки.

— У Хагрида есть еще и младший единоутробный брат, — Северус потер пальцем глухо коловший висок. — Его все зовут Гроххом, потому как словарный запас его беден, первое слово, какое он научился говорить, было: «грохх», что имитировало стук копыт. Он идиот, но добр ко всем, как дитя. Даже помогает Хагриду смотреть за хозяйством.

— Это тяжкая ноша… — проговорила миссис Снейп. — Хагрид мне ничего не сказал…

— Он не любит об этом говорить, но все знают, — отозвался полковник Снейп. — Грохх вполне безобидное создание, но за ним нужен уход.

— Да и у него еще и четверо детей. Им тоже нужно будущее, — резонно отметила Гермиона.

— Рад, что вы меня понимаете, миссис Снейп.

Вместо ответа ему была миролюбивая улыбка и легкое пожатие его руки.

После того, что ей поведал муж о разговоре с лесником, в полумраке спальни и шепотом, миссис Снейп более рьяно взялась за поиски. Осмотревшись в библиотеке, она взглянула на верхнюю полку крайнего левого стеллажа, которая так и манила к себе своими блекло-красными и желтыми обложками книг.

Гермиона старалась игнорировать ту полку до последнего — ведь она дала себе слово исследовать стеллаж за стеллажом, полку за полкой, книгу за книгой, но женское любопытство взяло верх над благоразумием. Она подставила высокий табурет к стеллажу и, подтянувшись на цыпочках, достала книгу в тканевой обложке. Глубокий винный цвет уже поблек, как и поистерлась мягкость вельвета под пальцами. Гермиона все же бережно протерла корешок и саму книгу и решилась пролистать ее, ожидая, что выпадет какая-нибудь подсказка в виде записки или письма. Но страницы были пусты, а само содержание разочаровывало и даже вызывало раздражение — к чему какие-то глупые малоизвестные стихи в такой дорогой обложке? Она снова пролистала книгу и нахмурилась, заметив пестроту на обрезе книжных страниц, затем кощунственно и без колебаний согнула страницы, чтобы увидеть предполагаемый рисунок.

Взгляду миссис Снейп открылась картина, откровенно живописующая соитие между мужчиной и женщиной. По обилию украшений на даме и колоритному тюрбану на голове мужчины Гермиона догадалась, что картина индийская. Обнаженная женщина, раскинувшаяся в откровенной позе, открытая как для своего любовника, так и для взгляда зрителя, являла собой образец совершенного бесстыдства и жажды сладострастия. Мужчина, охваченный огнем страсти, нетерпеливо овладевал ею, уверенный, что этого акта прелюбодеяния никто не заметит и не увековечит. Мелкие детали в виде блестящих золотых украшений, волосков в низу женского живота, обрамлявших розовеющий вход, матовый блеск усов, как и шелка одежд, говорили о мастерстве художника, а также о качестве предоставленного оригинала.

Гермиона захлопнула книгу, чувствуя, как полыхает от стыда даже шея. И кто бы мог подумать, что миссис Шоу, рачительница нравов и порядков, блюстительница традиций и обычаев, страж благой старины, будет держать у себя в коллекции такие книги?! Или… это книги ее мужа? Но как она вообще тогда могла хранить такое… такое кощунство?

Движимая любопытством, миссис Снейп снова отвернула страницы, но не смогла даже вызвать неприязненных чувств, которые полагалось бы воспитанием иметь для порядочной женщины при лицезрении подобного рисунка. Она то и дело сгибала страницы в разных направлениях, рассматривая детали и поражаясь смелости художника и дерзости заказчика. За этим занятием ее и застал полковник Снейп, уже одетый в пальто для прогулки по окрестностям в компании супруги.

— Миссис Снейп?

Гермиона вздрогнула и от неожиданности выронила книгу, та упала на пол и раскрылась, показывая яркие смазанные пятна рисунка. Но Северус даже этого не заметил, сделав один шаг к супруге и с невольной силой сжав ее за талию. Он помог ей спуститься со табурета, тронул руки.

— Руки холодные, — пробормотал он, отбросив свои перчатки и на миг стиснув ее пальцы. — Ну-ка… — Снейп подвел к софе. Усадив ее, он сел рядом и коснулся ее пунцовых щек: — А лицо горит…

Миссис Снейп настолько была ошеломлена таким беспокойством со стороны супруга, что и не смогла даже отстраниться. Весь ее испуганный взгляд то и дело обращался к раскрытой книге — свидетелю и причине ее стыда и такого бурного смущения. Бережное прикосновение к щекам и лбу теплых мужских пальцев сбивало с толку, вносило еще большее смятение в душу, чей покой был нарушен крамольной миниатюрой. Гермионе была удивительна мысль, что так бережно Северус касается не только ее рук, но даже объятия его по ночам лишены всякой грубости…

— Похоже, у вас жар, — определил мистер Снейп, касаясь ее лба и встречая несколько отсутствующий взгляд. — Вам нужно лечь, я прикажу подать отвар.

— Нет, не нужно, — запротестовала Гермиона, мягко отнимая его руку ото лба. — Я не больна, Северус.

— Но… у вас горячие и красные щеки, холодные руки. Это больше похоже на начинающуюся лихорадку.

— Меня не знобит.

— У вас дрожат руки, — подметил он, беря ее ладони в свои.

В начале замужества она бы вырвала их и спрятала глубоко в карманы платья, но теперь Гермиона невольно прислушалась к своим ощущениям — сердце замирало от таких теплых, уверенных прикосновений. Вряд ли бы о ней так заботился другой человек…

— Я в порядке, — она улыбнулась и чуть пожала его пальцы. — Правда. Дайте мне минуту, я соберусь, и мы отправимся на прогулку.

— Гермиона, не стоит, если вы плохо себя чувствуете… — покачал головой Снейп. — Вас никто не укорит за то, что вы не будете заниматься делами.

— Но я хорошо себя чувствую!

— Тогда что же вас так выбило из колеи? — нахмурился он. — Вас что-то напугало?

Гермиона скосила взгляд на книгу, та лежала по-прежнему на полу, и покачала головой.

— Решительно ничего.

Но взгляд Снейпа по-прежнему был полон неверия и подозрительности. И она не нашла ничего лучше, как поцеловать супруга в краешек губ. Подозрительность уступила место растерянности, а после и решимости.

— Вам точно нездоровится, — Северус, покачав головой, встал и властным движением поднял ее с софы. — Сегодня прогулка отменяется.

Гермиона сделала жалобное лицо и с проворностью схватила злополучную книгу и сунула ее на первую свободную полку. И только властность супруга, с какой он взял ее за руку и буквально вывел из библиотеки, заставила миссис Снейп подчиниться.

* * *

После двухдневного перерыва миссис Снейп решила обследовать ту полку тщательнее — борясь со стыдом и любопытством, Гермиона все же пересмотрела все книги, а после и выгрузила их на пол. И каково же было ее удивление, когда задняя стенка скользнула вбок, открывая взору длинный ларчик. Ничего подобного миссис Снейп не встречала ни в одном уголке дома. Все шкатулки, ларчики и сундуки миссис Шоу были на виду, каждый из которых хранил явные и безобидные тайны: украшения, кружева, отрезы тканей, постельное белье, дряхлое приданое (видимо, тетка Эвелин надеялась на обретение дочери в свое время). Все эти тайны были просты до безобразия, хозяйственны до скрупулезности, стары до скаредности. Но это…

Гермиона нащупала на поясе связку ключей, перешедших ей как хозяйке этого дома. Снейп, вручивший на второй день после похорон ей эту дребезжащую, тяжелую ношу, ограничился только одним напутствием, мол, действуйте по своему усмотрению, и закрылся в кабинете. И миссис Снейп распоряжалась этим кладом по возможности старательно и рачительно; она перепробовала разные ключи, узнавая множество тайн дома, но ее неизменно не отпускало смутное ощущение сказочности происходящего — порой казалось, что она очередная жена Синей бороды, чьи тайны ей приходится и хранить, и раскрывать поневоле. Но для Синей бороды полковник Снейп был слишком разумен, а также добр и справедлив и, по скромному наблюдению Гермионы, почти не ревнив.

Миссис Снейп звякнула ключами, споро перебирая все возможные варианты от железных до медных, от средних до мелких. Тонкие пальцы сметливо ощупывали каждый из ключей: этот от кладовой, этот от прачечной, от чердака, от будуара, от кухни, от бани, от комода, от их спальни, от гостиной, от гостевой спальни, от подвала… кажется, от садовой калитки, от главных дверей дома, а этот от черного хода…

Лишь один мелкий ключик, неприметный, с односторонней резьбой, не вписывался ни в одну из перечисленных функций. Гермиона покосилась на замочную скважину ларчика и сняла ключ со связки. Она без колебаний воткнула его в замочную скважину и поразилась тому, как гладко тот вошел, с небольшим усилием повернулся, и… крышка подалась, приоткрываясь.

Взгляду открылись стопки писем, уложенные по всей длине ларчика, подобно картотеке. Миссис Снейп невольно сглотнула и выглянула в окно — во дворе пусто, и молодая женщина завесила его тяжелыми гардинами, дверь также была надежно закрыта. Гермиона быстро вернулась к ларцу и схватила наугад одно из писем.

* * *

Тем временем полковник Снейп в раздражении отбросил перо, невидяще глядя на свои записи. Альберт Шоу был человеком недюжинного ума, а также дьявольской осторожности, ибо дневники хоть и велись аккуратно, ежедневно и весьма содержательно, но в индийских датах и местах было столько путаницы, столько аббревиатур, что Северус начинал сатанеть. Чая не было — всегда внимательная и пунктуальная супруга не соизволила заглянуть по обыкновению в его кабинет, дабы развеять его дурное расположение духа простой беседой и горячим чаем с мятой.

Снейп был не в обиде на нее, ведь давеча миссис Снейп нездоровилось. Да и что требовать от женщины, которая и так старается помогать ему по мере сил и возможностей? Он помассировал иногда ноющий висок и бегло глянул на плоды трудов своих: толстая тетрадь с разными способами шифровки. Дядя был еще тот затейник, экспериментируя с разными языками: то он писал по-немецки, используя английский алфавит, то прятал английские буквы в шрифт хинди, то английские слова во французские и наоборот… Из разрозненных фактов все же сложилась полная картина сквозных персонажей из жизни Альберта Шоу.

Хищник был некий мистер Р.

Обезьяна — Майлз.

Капитан Снейп был обозначен как Свояк.

И так каждый из нужных и важных людей. Только для Северуса и Эвелин не было придумано обозначения — их он оставил как есть. Один эпизод до сих пор вызывал у Снейпа чувство жалостливо-яростного недоумения.

Мы квартировали в Спайдершире. Из нашего окна была видна центральная улица, где мы могли лицезреть дам разного сословия и наружности. Глядя на двух девушек в платьях, что различались только оттенком, мы с капитаном Снейпом крепко поспорили, двойняшки ли эти девушки или же просто сестры, кои так похожи. Я настаивал на том, что это, несомненно, сестры, но никак не двойняшки, в то время как капитан упорствовал в другом. Майлз был в госпитале — лечил свои желудочные колики, а мы от безделия не знали, чем себя занять.

В итоге наше безделие, немного вина и кисей доброго табака побудили нас выйти на улицу и познакомиться с этими девицами, чьи наряды были просты и в то же время вполне добротны. Первое, что мне бросилось в глаза — это несовершенное лицо, но полное какой-то силы воли и оттого по-своему прекрасное, черные глаза, полные живого огня, кои оглядели наш облик, посему мы были признаны не самыми лучшими представителями офицерского сословия.

- Прекрасным барышням привет! — я шутливо отвесил поклон. — Мы вас проводим, если смеем!

- Прекрасных барышень здесь нет! — отрезала девица в темно-лиловом платье с черным кружевом. — Домой одни дойти сумеем!

И то, как она потянула за собой другую, молчавшую, в более светлом наряде, я понял, что она старшая. Мы с капитаном переглянулись и все ж увязались за этими девушками, намереваясь узнать хотя бы фамилию этих дерзких прелестниц. Когда мы все ж сумели расположить их к себе, назвавшись от фамилий до чинов, кои были весьма незавидны в то время, старшая слегка смягчилась:

- Что ж… вашему упорству можно позавидовать, капитан Шоу.

Капитан Снейп мрачно усмехнулся, но ее сестра также хранила странное молчание, сверля нас каким-то высокомерным взглядом.

- Мисс Эвелин Принц, — кивнула она с достоинством. — Моя сестра, Эйлин Принц.

Мы явили хорошие манеры обоим мисс Принц, выразив должную радость от этого знакомства. Я надеялся, что мы сумели познакомиться с дамами с состоянием, думаю, ту же надежду питал и капитан Снейп; ведь нас тяготила такая унылая служба и хотелось какого-то покоя. И этот покой нам виделся в скорой женитьбе.

Вечером мы с капитаном обсудили наших новых знакомых дам и пришли к выводу, что хоть они и лишены каких-то классических красивых черт в лицах, но и мы не блистали античным совершенством, посему идеально нам подходят ввиду таких условий как: местные, с достатком, незамужние, весьма воспитанные и наверняка без кавалеров. Капитан не был так оптимистичен, как я, но все ж согласился попробовать понравиться той молчунье по имени Эйлин. Я брал на себя тяжкую ношу — Эвелин…

Северуса все эти дни не покидало странная вина, тесно спаянная со стыдом. Для него родственники были чем-то непогрешимым, идеальным образчиком чести, достоинства, умения себя вести. Образ отца и матери, история их знакомства, часть жизни семейной, проходившей у него на глазах — все это было подернуто романтическим флером. И тут… две стороны попросту искали не любви, а способа устроиться в жизни — девушки были не так юны: обе уже близились к порогу тридцатилетия, потому не могли надеяться на блестящие партии; мужчины не блистали высоким положением в обществе и уж тем более чинами, вследствие чего не могли рассчитывать на юных и богатых невест.

Снейп сжал пальцами переносицу, невольно вспоминая каждое прочтенное слово, где расчет уже сменился каким-то очарованием, а после и чем-то, напоминающим желание и даже в некотором роде любовь.

…В ней прекрасно все: и стройный стан, который можно обхватить даже пальцами, и тонкие с четким рисунком губы, и чуть строгий изгиб бровей, и темные глаза, в которых прослеживается ум и некая властность, и чуть вьющиеся иссиня-черные волосы. Я очарован ее голосом. Когда Эвелин говорит, мне хочется одного: смежить веки и слушать, просто слушать и покачиваться на волнах этого глубокого чувственного голоса. Порой, даже не знаю, чего мне хочется больше, но… наверное, в бо́льшей степени обладать ею. Знать, что эта женщина незаурядного ума и способностей, теперь моя.

Удивительно простое решение… И почему я так долго к нему шел?..

Некоторые эпизоды вызывали неподдельный интерес Северуса — он никогда не видел своего деда, тот умер незадолго до его рождения, а тетка Эвелин не любила о нем рассказывать, характеризуя его как человека властного и от этой самой жажды власти пострадавшего. Снейп грешным делом перечитал дважды эпизод сватовства, видя Стефана Принца с другой, неизвестной стороны. Образ угрюмого, склочного старика, который был загнан в ловушку своих желаний и амбиций, надолго засел в его памяти. Альберт Шоу досконально описал стариковскую манеру держаться, патологическую жадность и высокомерие, граничащее с небрежением и в то же время желанием угодить — ведь Стефан Принц не был самодуром в той степени, чтобы не желать пристроить своих дочерей в скором времени хоть за каких бы то ни было джентльменов. Конечно, торговался он как ростовщик, и мистеру Шоу, и капитану Снейпу пришлось приукрасить свое финансовое положение, дабы добиться расположения будущего тестя. Тобиас Снейп, пользуясь тем, что недавно получил в наследство дом в Визардшире, не преминул этим похвастаться, чем и заслужил одобрение на брак одним из первых, в то время как мистер Шоу не имел иного дома, кроме казенной квартиры, но скрепя сердце был готов положить жизнь на алтарь служения родине или, в крайнем случае, принять угол в доме тестя.

Старик долго выпытывал их родословную, дату окончания пребывания здесь, наличие других кандидаток в качестве невест, а после, утомленный, дал отмашку на брак. Эпизод венчания занимал всего полстраницы: Альберт Шоу был необычайно лаконичен, отметив краткость и скудость обряда и перечислив среди гостей некоего Р. и Майлза, которые потом неизменно присутствовали на страницах его жизни.

Этот Р. под кодовым обозначением «Хищник» не давал Северусу покоя — ведь тому Альберт уделял особенное внимание. Мистер Шоу педантично выписывал этот портрет человека сперва порядочного и даже честного, не лишенного благих целей и намерений, а после превратившегося в настоящего хищника. К тому же, Р., как успел понять из записей Снейп, был замешан во многих военных и прочих преступлениях: торговля оружием с врагом, всяческое попустительство контрабандистам опиума из Индии и Китая, и это не говоря уже о лжесвидетельстве, клевете, подлоге и взяточничестве. Северусу, как и Альберту не давала покоя вполне логичная мысль — как этот Хищник каждый раз уходил от ответственности? Ведь некоторые честные офицеры пробовали его уличить, но прямых доказательств так и не находили, хотя косвенные факты указывали на его участие и посредничество.

Эту личность Снейп и хотел обсудить с супругой, дабы потом продумать план насчет установления имени «Хищника». Но та все не появлялась. Когда же на часах пробило ровно шесть, а за окном уже сгустились сумерки, Северус невольно встревожился.

Выйдя из кабинета, он не спешил кликнуть Мэри, дабы не устраивать переполох. Северус неторопливо прошелся по гостиной, после сходил на кухню, попутно прихватив яблоко, затем поднялся наверх и только напоследок решил посмотреть в библиотеке. Всякое может быть… вдруг у нее поднялся жар, и Гермиона попросту прилегла там, не в силах позвать кого-то на помощь?..

Он уверенно толкнул дверь и замер при виде жены среди писем.

У Гермионы от волнения вспотели руки, а сердце, казалось, было где-то в горле — ведь ей никогда не приходилось читать чьи-то письма. Эта часть жизни считалась личной, закрытой за семью печатями, и потому, мысленно попросив прощения у покойников, миссис Снейп взялась за чтение. Открывшееся настолько поразило ее, что приковало к месту на целый день, заставив забыть про еду, отдых и всякую осторожность. Она не знала, что невольно послужила излишним поводом для беспокойства как для слуг, так и для супруга, который, не обнаружив ее в урочный час в гостиной, направился прямиком в библиотеку.

Из письма Альберта Шоу Эвелин.

Дорогая Эвелин, я понимаю твое беспокойство насчет будущего Северуса. Дух капитана Снейпа силен, но я тоже боюсь за мальчика, ведь он мне как сын (коего у нас нет). И если ты говоришь о бедных сиротах, что попадают в работные дома или приюты, то у меня перед глазами живой пример, как может семья сформировать человека со стержнем, но абсолютно беспринципного.

Я, помнится, говорил тебе о некоем майоре Риверсе (кажется, он был у нас на свадьбе). Человек очень неглупый, приятный каждому в общении, но алчный до денег и положения.

Мать прижила Риверса до брака с неким мужчиной, который мальчика не признал, но счел нужным устроить его в Индию, видимо, в надежде, что тот погибнет. Но Риверс показал себя сперва с хорошей стороны, однако чины не сыпались так, как ему бы этого хотелось. Так ему удалось избежать, благодаря хорошим сношениям, службы на передовой, после он подмаслил одному бригадному генералу, и тот отправил его подальше от сражений.

Разве это поведение патриота, Эвелин? Не думаю, что это даже достойно джентльмена или просто честного человека. Я осознаю, с чем нам приходится сталкиваться каждый день, знаю, насколько страшно смотреть в лицо смерти практически ежечасно, принимаю, что сложно мириться с несправедливостью в виде небольшой пенсии и отсутствием наград (даже если ты был честен и добросовестно исполнял свой долг), и вижу незавидное будущее любого потенциального калеки. Но таков наш нелёгкий хлеб, и мы, офицеры, должны с достоинством нести эту ношу.

Риверс же офицером не считается, ибо он изменил родине. Покуда честные люди набивают шишки, пытаясь пробиться по карьерной лестнице, Риверс делает все, чтобы устроиться потеплее. Ты спросишь, почему я так считаю? Ответ прост. Я заметил его в незаконной торговле оружием с сипаями, которые отдают ему свою долю опиума и драгоценностей, кои он продаёт на черном рынке. Не имея прямых доказательств, я решил потолковать с ним об этом прямо; он же сделал вид, что не понимает, о чем я. И я последовал его примеру, обратив все в шутку и наведя его подозрения на другого человека.

Но с тех пор я пристально слежу за ним, собирая все сведения о его махинациях. Мои дневники — главные свидетели моих наблюдений, и ты, моя дорогая.

Вот такой грустный пример я тебе живописал. Если мы не будем заботиться о Северусе в память о твоей сестре, в знак родственных чувств к капитану Снейпу, то получится подобный пример. Ведь Северус обладает характером, целеустремлённостью и незаурядным умом, будет грустно, если все эти дарования станут оружием человека наглого, беспринципного, эгоистичного...

Гермиона невольно нахмурилась, читая письмо. Судя по дате, Северус был еще совсем ребенком. По крайней мере, отроческая пора еще только наступила в его жизни. Значит, его родственники с самого начала боялись и стремились сделать из него человека честного…

Миссис Снейп задумчиво прикусила нижнюю губу и вытащила другое письмо:

Из письма Альберта Шоу.

Надеюсь, ты простишь меня, милая Эвелин. Я понимаю, что должен был оградить тебя от всех несчастий, как и обещал. Но я и подумать не мог, что простая простуда окажется так обманчива и что будет иметь столько печальных последствий.

Мой ангел, мне и не искупить этой вины перед тобой. Я увозил тебя из дома с одной мыслью — спасение от тирана-отца, который отравил жизнь и тебе, и твоей сестре. Я понимал, что Индия опасное место, посему боялся, но ты уверила меня, что уверена и ни за что не пожалеешь о принятом решении. Ты очень стойко переносила все тяготы армейской жизни, и я никак не думал, что самой твоей большой бедой стану я.

Увы, то, что я считал простудой, обернулось страшной лихорадкой. Мне по сей день помнятся твои руки, утиравшие мой пот со лба, до сих пор слышится твой умиротворяющий шепот, до сих пор помнится твой светлый облик. Я чаял, что встану на ноги быстро, а ты не пострадаешь…

И вот, глядя на тебя, обессилевшую, бледную, метавшуюся по постели, я молил только об одном — чтобы ты осталась жива. И когда ты оправилась, я принял решение отправить тебя домой. Понимаю, ты обижена до сих пор, но я не могу тебя потерять.

К сожалению, мы уже потеряли наше дитя и утратили возможность и Божью милость на продолжение рода… Увы, я виноват в этом. Посему прошу тебя поселиться у сестры в обществе капитана Снейпа. Надеюсь, ты найдешь утешение в присмотре за любимой сестрой и горячо ожидаемым их первенцем.

Прошу понять меня и простить. Твой Альберт.

Гермиона невольно сморгнула подступившие слезы сочувствия. Чувства были смешанные: с одной стороны, она прикоснулась к чему-то непозволительно интимному, с другой — увидела воочию настоящую и искреннюю любовь двух людей, на чью долю выпали не самые легкие испытания.

Из письма Альберта Шоу.

…Моя милая, тебе не кажется, что ты слишком уж балуешь мальчика? Да, он единственный ребенок в нашей и без того небольшой семье, и я люблю его, как родного сына, но разве ты не чтишь заветов Господа?

Господь учит нас наказывать дитя розгой, чтобы искоренить зло в его душе. Господь говорит нам, чтобы мы не жалели времени на поучение Священным Писанием, указывали на недостатки, дабы взрастить неизменные достоинства…

Да, ты можешь мне возразить, мол, как я могу так горячо верить в заветы Бога? Ответ очень прост: когда на фронте часто видишь смерть, которая ходит рядом, поневоле обращаешься к религии. Так вот, вернемся к методам воспитания.

О, понимаю, что ты читала французских гуманистов, кои абсолютно противоположного мнения!

Гермионе даже почудится смешок и нарочное утрирование ценностей, что так яростно прививались современному человеку церковью.

Но только подумай о том, что сказал бы преподобный Альбус, узнай, что ты читаешь Вольтера, Ж.-Ж. Руссо и прочих просвещенных людей своего времени! Представь, что сказали бы соседи, кои узрели бы, как ты разговариваешь с Северусом, как игрой поучаешь его идти по этой сложной жизни, как с забавой и улыбкой делаешь из него человека образованного, а не лупишь за проступок и не ставишь лишний раз в угол…

Миссис Снейп хихикнула, ознакомившись с этим тонким, полным иронии над традиционными методами воспитания письмом. Вот почему Северус вырос таким вдумчивым, рассудительным и, самое главное, не слишком-то и склонным к насилию.

А ты, милая Эвелин, напрасно поощряешь дитя лишней конфетой за успешно выученный урок, напрасно приучаешь мальчика излагать свою мысль связно и точно, напрасно учишь доводам рассудка, напрасно вместе с капитаном Снейпом растишь из него человека чести, когда в мире царит право сильного — только тот, у кого власть, у кого достаточно денег, связей и прочих атрибутов могущества, считается правым.

Гермионе было интересно читать эти письма, узнавать незнакомую Индию и смотреть на все глазами честного бригадного генерала Альберта Шоу. Ей импонировал этот простой искренний тон, которым излагались все наблюдения и чувства мистера Шоу. Видимо, Альберт очень любил жену и питал недюжинное уважение к ней, коль писал обо всем честно и открыто.

Я уже писал тебе о майоре Риверсе, мой ангел, как о примере ужасном и бесчестном. И пишу снова, так как ты единственная услышишь и поймешь меня. Я уже говорил тебе, что человек он беспринципный, но он снова удивил меня в своем бесчестии и жажде наживы.

Пусть торговля опиумом и некоторыми предметами роскоши из-под полы будут считаться пороком, коему предаются, к моему великому сожалению, многие высокопоставленные чины. Да, ты мне возразишь, что опиумная настойка снимает боли, и будешь права. Но я также скажу, что опиум — это коварный порошок, дурманящий разум и поглощающий волю человека.

Ты видела пьяниц, Эвелин? Наверняка видела тех пьянчуг на улицах Спайдершира, когда случался какой великий праздник и разрешено было всем бродить допоздна. Наверняка и помнишь, как к тебе приходила твоя Линда, вся побитая и в синяках из-за пропойцы-мужа. Так вот, ты поймешь, о чем я пытаюсь тебе сказать. Как алкоголь превращает человека в животное, так и опиум развращает человеческую натуру, только разрушительнее и стремительнее, чем вино.

Прости меня, я должен был тебе объяснить, насколько губителен этот порошок и почему стоит к нему прибегать с большой осторожностью. Пообещай мне, что коли будет острая нужда, употребишь единожды, а после запрячешь так далеко, чтоб никто не нашел сего заветного кисея, где хранится эта толика и целителя, и губителя в одном лице.

Так вот… о Риверсе. То, что делает он сейчас, торговля опиумом и оружием — это просто детские забавы. Как ты помнишь, я писал о борьбе с притонами при храмах тех язычников-индусов. Мы, как могли, вычищали эту скверну, разрушали эти островки грехопадения, но после затишья они сызнова каким-то образом открывались.

И стоило честным офицерам прийти с оружием и предписанием покинуть сей храм, где творились непотребства, как у держателей храма обнаруживалось письменное заверение о том, что-де, они служители при храме нашего Господа. На резонный вопрос, почему же они в языческом месте совершают богоугодные службы, служители обводили рукой место и уверяли, что храм перестраивают, а темным жителям гораздо проще объяснять нашу веру на примере их божеств. В одном из храмов я даже заполучил в свои руки то самое письменное разрешение.

Это позволило мне осознать, что видима лишь верхушка айсберга той преступной системы, коя творилась в Индоре. Руки нам связывало и то, что британское правительство и клан Холкар пошли друг другу на уступки. Мы не должны разрушать их храмы, а местные аборигены не будут злы так на нас, чужеземцев. И посему нам пришлось прекратить яростные гонения на этих язычников. Впрочем, все индусы, кто находился на службе в британской армии, принимали христианство и старались жить согласно нашим заветам.

Гермиона помедлила и перевернула лист, жадно вчитываясь в другие строки. Честный Альберт Шоу с горечью сообщал о том, что власть имущие прикрывали на это глаза, имея доступных женщин, наркотик и солидный доход с этих заведений. И что покровителем с британской стороны был, как и подозревалось, Майкл Риверс. А Альберт Шоу все продолжал с горечью:

…Мне было больно видеть то дитя, лет тринадцати, опоенное опиумной настойкой, и оно в припадке экстаза творило прилюдно всякие непотребства, отдаваясь именитым соплеменникам. Мне было страшно, Эвелин, видеть это детское лицо с пустым взглядом, отрешенным выражением лица во имя их странных богов. Мне было страшно разгонять эту толпу, разрушать этот храм разврата, приводить в чувство этого ребенка и передавать на поруки порядочным людям…

Слава богу, у нас нет дочери, Эвелин. Но и Северусу я не желаю видеть и знать того, что видел я.

Следующее письмо было не из Индии. Гермиона увидела адрес санатория, где был Альберт вдали от своей Эвелин. Он писал довольно бодро, что у него все хорошо, благодарил за письма и справлялся о Северусе, коему уже минуло целых девятнадцать лет.

Из письма Альберта Шоу.

Эвелин, я понимаю твою тревогу и негодование насчет поступка Северуса. Ты рассчитывала пристроить его недалеко от дома (как и я, ибо уже имел счастье договориться со своим полковым другом, генералом в отставке, Д. Майлзом), но Северус принял решение сам.

Увы, разбитые мечты лечатся только активным делом. В случае Северуса это служба. Мне жаль, и я даже разделяю твое негодование насчет того, что некая мисс Э. смела выбрать не нашего мальчика, а некоего мистера П. Сдается мне, что тут замешаны деньги, кажется, мисс Э. имела весьма скудный запас приданого… Ты пишешь, что она обладала «ведьмовской красотой» в виде роскошных рыжих волос и «бесовских» зеленых глаз? Бог с нею, коль нет денег, но есть красота, почему бы этой женщине не распорядиться своим наследством по-своему? Она сделала свой выбор, и мы не должны ее корить. Эвелин, прошу, не тревожься. Нашего мальчика миновала участь жениться по незнанию на женщине меркантильной. Господь будет милостив, и он женится в срок на девушке порядочной и равной ему.

Ты боишься, что она будет недостаточно образована, умна и сдержанна? Уверяю тебя, мой ангел, Северус вопреки всему будет счастлив и найдет ту женщину, коя будет ему надежным тылом и другом.

Дай знать, в какой полк он попадет.

Твой Альберт.

Гермиона прикусила нижнюю губу — оказывается, Северус в прошлом тоже обжегся. Она испытывала легкую ревность к этой красивой девушке, которая предпочла другого, и в тоже время даже некое утешение и благодарность такту и спокойствию супруга, который не бередил ее раны ни до свадьбы, ни после… видимо, понимая прекрасно ее чувства. Но тот факт, что им обоим импонировали люди с рыжим цветом волос, очень уж настораживало, если не сказать, страшило. В уголках глаз уже снова щипало, и Гермиона отложила это письмо, взяв другое.

Из письма Альберта Шоу.

…Эвелин, прости меня. Я снова подвел тебя и твои чаяния. Я выехал в Лондон, как только смог, дабы остановить распределение или хотя бы встретиться с ним (хотя я надеялся забрать его). Но… опоздал. Северуса определили в Индию, в 77-й полк. Это все, что я узнал по приезде.

Я обивал пороги, ездил по немногочисленным друзьям, кои еще остались в добром здравии и при связях, исписал тонну писем и даже подал прошение о переводе Северуса в полк в окрестностях Чепетвилля. Я написал все толково, изложив просьбу последовательно и юридически грамотно. В моем прошении было указано, что Северус — сирота, еще не достиг совершеннолетнего возраста, является отличником Девонского училища, а данные факты дают возможность выпускнику льготу на службу, прибавил и тот факт, что в качестве родственников у него престарелые тетка и дядя, последний болен и требует присмотра. Но… Эвелин, я уже говорил тебе о праве сильного. Ты не думай, моя милая, я сорил деньгами — все, что ты мне выслала, было употреблено в дело, но… бюрократия — это неумолимая рука ломателя судеб.

Гермиона сглотнула подступивший комок, но упрямая слезинка уже выкатилась из уголка глаза. Как же его любили и оберегали эти двое, что всеми правдами и неправдами пытались определить ему лучшую судьбу…

Мне пришел быстрый, сухой ответ, кроме всего прочего я узнал, что сослуживцами Северуса могут стать некий Люциус Малфой, сын графа Абраксаса Малфоя, а также неизвестные мне У. Макнейр, Д. Эйвери, Э. Мальсибер. Официальный документ прилагаю, можешь его сжечь, как я сжег письмо к Риверсу. Да, Эвелин, я чуть не унизился до того, что хотел написать Майклу Риверсу, своему «тому самому» знакомому и сослуживцу! Забыл отметить, но он теперь не Риверс — отец перед смертью признал его, восстановил в наследственных и дворянских правах, и теперь у него другая фамилия. Когда же к нему обращаются по-старому, морщится и неизменно поправляет, мол, он теперь мистер такой-то!

Да, Эвелин, я хотел унизиться ради Северуса. Я знаю, ты поймешь меня… Но я не смог предать своих принципов и оказать своему племяннику медвежью услугу. Я прекрасно представляю, как издевательски-покровительственно мог бы мне ответить этот преступник чести и достоинства, прикрывающийся теперь маской добродетельного гражданина:

«Глубоко сочувствую Вашему горю, но ничем не могу помочь. Вмешиваться в дела государства не в моих силах, да и это преступление перед гражданским долгом; кому как не Вам, мистер Шоу, об этом знать. Отмечу, что Вы можете гордиться Вашим племянником, он отправляется исполнять свой долг перед Отечеством и Ее Величеством непосредственно в сердце врага Короны — в Индию. Вашему племяннику мистеру С. Т. Снейпу я желаю смелости не посрамить Ее Величество королеву и нашу славную Англию!

С наилучшими пожеланиями».

Вот и все, Эвелин. Молись, моя милая, чтобы Северус снес все тяготы жизни в Индии и вернулся к нам живым и невредимым. Ибо я хорошо представляю свирепую ярость сипаев, что обрушилась сейчас на англичан, и прекрасно понимаю, куда отправился наш мальчик.

Да хранит его Господь, Эвелин...

Твой Альберт.

Гермиона читала не в силах оторваться от этих проникновенных, таких простых и искренних писем Альберта. Она не видела ответов Эвелин Шоу, но прекрасно представляла их, она не видела слез, что пролила эта женщина в одиночестве, но чувствовала все от первого до последнего слова. Только кое-где пузырившиеся смятые уголки бумаги да отчасти размытые чернила были немым свидетельством убитой горем Эвелин Шоу.

Другое письмо уже было более оптимистичным — Альберт Шоу радовался, как дитя, письму Северуса, утешал супругу, приводя логичные доводы насчет скорости почты, и довольно оптимистично прогнозировал продвижение племянника по службе после известия о присвоении Снейпу звания майора, а также скорый конец войны. Гермиона шмыгнула носом, читая следующее:

Из письма Альберта Шоу.

…Не буду скрывать, Эвелин, мне лучше не становится. Врач рекомендует мне пока не возвращаться домой, а больше времени проводить у моря. Я покорен, как дитя, и даже не перечу своему доктору Ливси. Да-да, моя милая, у него такая фамилия! Впрочем, он не запрещает визиты родственников, чему я рад. Я пойму, если ты не сможешь приехать ко мне, ибо последние события подорвали твое здоровье.

Помяни мое слово, Северус вобрал все лучшее от нашего воспитания. Он отслужит достойно и нам не в чем будет его упрекнуть, ибо он честен и принципиален. То событие, кое ты описала, мне кажется надумкой, лишь бы опорочить семью Малфоев, а наш мальчик попросту оказался рядом!

Грейнджер перевернула страницу и невольно сглотнула, видя неровные, размашистые строки. Видимо, письмо писалось с перерывами.

…Увы, я не мог найти времени, так поразила меня эта новость! Все рассказанное оказалось правдой! Эвелин, прости, что я усомнился в правдивости твоих новостей. Но я не могу поверить, что Северус, которого мы воспитали как настоящего джентльмена, просто так избил своего командира. Увы, газетные вырезки не дают исчерпывающей картины, представляя все как пьяную потасовку и выставляя виноватым именно Северуса и Малфоя, а не другую сторону.

Для меня дико слышать и читать то, что Северус, будучи пьяным в карауле, избил начальника, сделавшего ему замечание. И при том Малфой все равно выглядит как свидетель, что не помешало командованию лишить и Северуса, и его сослуживца всех наград и чинов. Эвелин, не медля, я выехал в Лондон, дабы связаться с лордом Малфоем-старшим. Надеюсь, я смогу хотя бы здесь добиться правды.

Постараюсь написать при первой возможности.

Твой Альберт.

Миссис Снейп потрясенно глядела на письмо — ее супруг в свое время был лишен всех наград и даже чинов за такой проступок? Но… разве он мог потерять контроль и совершить столь преступное деяние?.. Гермиона в это не верила — полковник Снейп был для нее образцом сдержанности, такта и истинно джентльменского поведения. И тут такое… Она жадно схватила следующее письмо:

Из письма Альберта Шоу.

Эвелин, спешу пролить свет на эту ситуацию. Северус, как я и предполагал, не поступился своими принципами и действовал пусть и жестко, но сообразно сложившейся ситуации. Отмечу, что лорд Малфой пусть и несколько высокомерный, но порядочный человек, более осведомленный, властный и обеспеченный в силу своего высокого положения.

Нам удалось узнать, что дело обстояло несколько иначе: Северус и Малфой еще не ложились спать, когда услышали странные звуки, похожие на крики. Долг любого офицера велит взять оружие и узнать, что творится, что и было сделано. Когда же Северус и Малфой подбежали к источнику криков, то увидели индусского ребенка, девочку, лет двенадцати, полуголую, в крови, а с ней был их непосредственный начальник. Думаю, ты догадываешься, что за непотребства творил тот человек.

Дитя к тому времени успело вырваться и бежало к ним, Северус окликнул ее на ее родном языке. Ребенок нашел защиту в лице Малфоя и Северуса, и они решили вразумить надвигавшегося на них разъяренного офицера. Малфой загородил ребенка собой, а Северус выступил вперед, надеясь словами образумить своего начальника. Тот не внял просьбам (мы полагаем, он был под опиумной настойкой), рвался отнять ребенка у Малфоя. На крики и ругань вышли и другие офицеры и солдаты — свидетелей к тому времени собралось достаточно, чтобы видеть, как тот офицер замахнулся на Северуса, а тот упредил его, ударив первым. Удар вышел сильным, а офицер нетвердо стоял на ногах — весь их отряд видел, как он упал и потерял сознание. Тем все и кончилось бы, не завидь это все гнусный товарищ того офицера, который и совершил донос на Северуса и Малфоя, преподнеся все это в таких красках, что их лишили офицерских чинов и наград без разбирательств.

Я посоветовал лорду Малфою подать прошение об обжаловании сего решения, а Люциусу подать рапорт и досрочно завершить службу. Северус, надеюсь, получил мое письмо и последовал моим рекомендациям. Но лорд Малфой пребывает в такой ярости, что ему мало просто обжаловать это решение. Более всего его возмущает то, что из-за чьих-то пороков виноватым стал его сын, человек уже семейный. Надеюсь, и нашего мальчика помилуют, как и лорда Люциуса.

Я горячо молюсь об удачном исходе дел, Эвелин. Молись и ты.

…Мне уж не терпится обнять нашего мальчика, Эвелин! Мы добились правды — Северусу и его другу, Малфою, вернули все привилегии, а также пожаловали чины полковника и бригадного генерала соответственно. Но им придется распрощаться со службой, ибо с такой историей им не место среди офицеров. Думаю, Малфой рад, а Северус… пусть едет домой, залечивает раны и просто живет.

Надеюсь, по пути домой он заглянет в Оксфорд, где я гощу у своего старого друга, коему мы отчасти обязаны таким счастливым окончанием. Я рад, что все свершилось благополучно — пусть Северус обустраивает отчий дом, гостит у нас, в конце концов, ищет достойную жену и… просто живет, Эвелин.

Обещаюсь приехать через неделю до начала дождей, покуда не размыло дорогу. Не волнуйся, моя милая, я в добром здравии, вскоре смогу обнять и тебя, и Северуса.

Твой Альберт.

Дальше письма заканчивались, и Гермиона поняла, что все завершилось со смертью Альберта Шоу. Миссис Снейп утерла слезы платком и принялась перебирать отложенные письма о мистере Риверсе. В душе же был раздрай — в один день увидеть столько много, прожить целую жизнь, познать высшую человеческую любовь, открыть столько тайн… Гермиона шумно высморкалась, с ужасом осознавая, что узнала о муже столько непозволительно много и без разрешения, и теперь не знала, как взглянуть ему в глаза. И все же она надеялась, что Северус ее поймет и не осудит.

Уже близилось время ужина, а Гермиона не могла просто взглянуть на часы. Она попросту сидела среди писем, заплаканная и несколько подавленная. Такой ее и нашел супруг.

— Что с вами? Вас кто-то обидел? — в несколько стремительных шагов он оказался рядом с ней.

Миссис Снейп вымученно улыбнулась и покачала головой.

— Нет. Просто… кажется, я нашла то, что вам нужно, — тихо сказала Гермиона и продемонстрировала ларец и разобранные письма.

— О чем вы? — Северус встревоженно вглядывался в ее лицо. Ее не было видно весь день, и вот он находит ее в библиотеке, всю заплаканную и среди вороха писем…

— Это письма Альберта Шоу его супруге, — Гермионе вернулось ее самообладание. — Здесь написано о каком-то мистере Риверсе, достаточно, как мне кажется. Вот эти письма… Майкл Риверс, служил с вашим дядей. Моложе его примерно лет на тринадцать. Добился чинов и положения благодаря нечестным спекуляциям в Индии… — она шмыгнула носом. — Был незаконнорожденным, после сменил фамилию… так как отец восстановил его в наследственных правах. Благодаря обширным связям устроился где-то на политическом поприще… — миссис Снейп вздохнула и снова суетливо принялась перебирать письма. — Вот, прочтите. Думаю, нам все-таки улыбнулась удача.

Северус тем временем просто сел рядом, не сводя с нее глаз. Он слушал и не слышал ее, несколько пораженный беспорядком и ее срывающимся голосом. Когда Гермиона протянула ему листы, он машинально взял их, сложил вдвое и сунул за пазуху, затем взял ее за руку.

— Я… я рад вашей находке, но куда важнее сейчас ваше самочувствие, — все же проговорил Северус.

Миссис Снейп вскинула голову, глядя прямо ему в глаза. На ресницах ее еще подрагивали капли слез, тонкий нос слегка опух, а рот слегка недоуменно был приоткрыт, но эти легкие недостатки внешности показались Северусу каким-то неведомым доселе совершенством.

— Я в порядке, — слабая улыбка была полна смущенной радости. — Просто… я так расчувствовалась, читая эти письма… Целая жизнь мне открылась, понимаете?

Северус смотрел на нее, держа в своих теплых ладонях ее холодные руки, и невольно пытался справиться с душившими его нежными порывами: прижать к себе, как-то поддержать, успокоить эту мелко дрожавшую женщину лаской… Но вместо этого он чуть улыбнулся и бережно коснулся кончиками пальцев мокрой щеки Гермионы:

— Понимаю, миссис Снейп. Я понимаю, что вам открылись совсем другие люди, как и мне… — он помолчал и прибавил. — Вы проделали огромную работу. Спасибо вам.

Ее немало смутил предыдущий порыв, но первым ее побуждением было прижаться к этой теплой ладони и попросту обмякнуть в уверенных объятиях супруга.

— Я рада, что смогла… помочь вам.

Вот и все, на что ее хватило. Но от нее большего не ожидали, Северус вздохнул и вытащил письма, бегло просматривая содержимое. Некоторые отдельные куски в виде беспокойства о нем самом заставляли Снейпа едва заметно скрипеть зубами. Но все сходилось: и биография, и качества, и деяния…

— Значит, Риверс… — ожесточенно пробормотал он, сжав последнее письмо в руках, где говорилось о его зачислении в индийский полк. — Вот он каков — Хищник.

Гермиона уже привела себя в порядок, отвесила шторы, подбавила свету и замерла, так и не приколов шпильку к волосам.

— Простите?

Вместо ответа Снейп встал с софы и протянул ей руку, приглашая следовать за ним.

Гермиона не решалась даже посмотреть в глаза мужа — прикованная к креслу, с чашкой остывающего чая в руках, с пустотой в душе и желудке, она не знала, что и сказать. Все, чему они посвятили свое время, силы, увенчалось успехом. Они нашли требуемое имя, а это значило, что нет у нее теперь повода зайти в кабинет с чашкой чая, спросить, как дела, походя поведать о своем и неторопливо обсудить какой-то отвлеченный предмет. Снейп же сидел в своем кресле недвижимо, только постукивание пальцев по столешнице выдавало его оживление и возбуждение.

— Теперь… все? — тихо спросила миссис Снейп.

— Это полдела, — ответил он, рассматривая чаинки в своей кружке. — Сейчас предстоит вычислить, какая настоящая фамилия у этого Хищника, место его службы и адрес проживания.

— А потом? — Гермиона заметно волновалась. — Вы же не будете вершить акт мести?..

Северус жестко улыбнулся.

— Нет, миссис Снейп. Мы же в цивилизованном мире живем. Это только у разных темных народов есть право кровной мести, — он устало вздохнул. — Мне достаточно передать его в руки правосудия, чтобы свести с ним счеты.

— Но… вас могут осудить за клевету, — она допила свой чай. — И тогда мы попадем в затруднительное положение.

Это «мы» льстило Северусу, бальзамом смягчало и без того горькую пилюлю.

— Я ценю вашу поддержку, Гермиона, — мягко сказал он, — но истцом буду выступать я, а значит, и мне нести всю ответственность. Вас эта тяжба никак не коснется.

Миссис Снейп поджала губы, давя в себе некую обиду и протест — а как же его бессонница, а как же его душевный покой, а как же..? Ведь это ее забота и обязанность обеспечивать ему тот самый покой и уют, который скрасит нелегкое житье в этом мире!

— И все же я готова выступить свидетелем по делу, — сочла своим долгом отметить она.

Тут супруг улыбнулся как-то знающе и несколько покровительственно:

— Согласно закону вы не можете свидетельствовать против мужа на суде. Поэтому даже если я и буду виноват, вы всегда будете утверждать обратное по закону.

— И буду! — вдруг с какой-то яростной праведностью воскликнула она. — Буду! Потому что уверена в вас!

— Миссис Снейп, боюсь, вы… плохо меня знаете… — попытался возразить Северус, несколько обескураженный этим порывом.

— Я читала письма, — горячо возразила Гермиона. — И то, что вы не побоялись защитить ребенка, хотя это стоило вам карьеры, говорит о вас как о человеке честном, порядочном, принципиальном!

Лицо у Снейпа в этот момент сделалось странным, даже несколько сконфуженно-яростным — как будто она его обидела, причем знающе.

— И вы просто не способны на предательство! — подытожила она. — Потому что… потому что знаете каково это… быть преданным, — последнее было сказано шепотом.

Гермиона глянула в его глаза и тут же устыдилась — видимо, две ложки бальзама в чае успокоения для, да и на голодный желудок были лишними. Она опустила голову и попыталась оправдаться:

— Просто… письма… там было слишком много, и…

— Мертвые не в обиде, миссис Снейп, — предельно нейтрально отвечал Северус. — Рано или поздно эти бумаги стали бы известны, если не в кругу семьи, так общественности. И ввиду сложившихся обстоятельств я рад, что семейный архив так и остался семейным.

— А как же…

— Не сотворите себе кумира, Гермиона, — был ответ. — Я не герой, а человек, который старался выполнять свой долг соответственно своему воспитанию и положению.

— Но… разве этого стоит стыдиться?

Снейп дернул краем рта и встал:

— Но и гордиться нечем. Думаю, после ужина вам стоит отойти ко сну.

— А вы?

— Мне еще есть над чем поразмыслить, я поднимусь наверх позже.

Гермионе ничего не оставалось делать, кроме как смириться с таким решением мужа и взять его под руку, чтобы выйти в столовую.

* * *

После ужина Гермиона все равно не могла уснуть, хотя тело и душа были полны той самой удовлетворенной усталости, после которой слипаются глаза и сознание сразу уходит в царство Морфея. Супруга рядом не было — занимался бумагами в кабинете, и потому миссис Снейп могла вдоволь поразмышлять про сегодняшние открытия, но обсудить их пока было не с кем.

С одной стороны она была довольна тем, что смогла помочь супругу пролить свет истины на эту тайну, но с другой… она узнала его совсем с другой стороны. Оказывается, Северус, невероятно принципиальный, честный человек и глубоко несчастный когда-то, имеет в себе столько силы, чтобы противостоять всей этой человеческой несправедливости. Гермиона попробовала поставить себя на его место, вспомнив тот случай с девочкой, и поняла, что ей не хватило бы столько сил отстоять свое право и сохранить лицо в таких обстоятельствах. Конечно, отчасти полковнику Снейпу повезло: связи дяди, дружба с Малфоем дали ему преимущество и возможность завершить карьеру хоть и досрочно, но в чине. Миссис Снейп отчего-то была уверена, что супруг тогда вздохнул спокойно, покинув казенную квартиру. Но она и представить не могла, насколько тяжелы и мучительны были поиски себя в другой мирной реальности. С этими мыслями, вносившими опустошенное смятение, Гермиона открыла книгу и углубилась в чтение, тем более что сон не спешил занять душу.

Тем временем Снейп потянулся в кресле: результатом трудов стали письма, направленные сослуживцам и знакомым. В каждом из писем полковник коротко излагал суть дела, просил помощи с ожиданием на скорый ответ. Глядя на весь этот ворох бумаг, он невольно подумал о том, насколько общество эволюционировало, что теперь целые судьбы решаются только благодаря росчерку пера. Даже сама его судьба, которая, как он полагал, была его достоянием и решением, оказалась всего-то несколькими письмами.

Признаться честно, распределение в Индию он воспринял спокойно: в душе было настолько пусто, что не было сил даже возразить самому себе. В этот момент Северус несколько фаталистично принял свою будущность в далекой колонии, невольно думая о своей героической гибели в схватке с сипаями. О пожилых родственниках, которых могла бы волновать его судьба и которых попросту сломала бы весть о его гибели, Снейп, будучи девятнадцатилетним юношей, чье самолюбие и гордость были, несомненно, задеты, а сердце, столь трепетное и открытое для первой любви, оказалось растоптано, как и мечты и надежды, не думал. Весь этот романтический бред о том, как неверная возлюбленная получит известие о его героической гибели, не преследовал Северуса. Морская болезнь по пути к месту службы выбила из головы весь этот романтически фаталистический настрой, а расположение в одном из самых опасных участков боевых действий окончательно остудили горячую юную голову.

Снейп получил достаточно ран, таких, что никогда не обнажал шею при супруге, и которые порой нарывали фантомной болью, насмотрелся вдоволь на чужие смерти, познал вкус предательства, чтобы составить достаточное суждение об этой жизни. Ему казалось, что вся его судьба — это его выбор, а не череда каких-то случайностей. И вот… теперь оказывается, что вся эта бравада перед лицом смерти, все это хладнокровие были следствие одной фатальной ошибки. Всего-то его неудавшейся женитьбы.

Для полковника Снейпа было не слишком приятным открытием то, что его дядя, человек чести и строгих принципов, полный какой-то внутренней гордости и достоинства, чуть не унизился до того, чтобы просить о помощи своего не самого лучшего знакомого…

Северус потер переносицу и встал из-за стола. Усталость наваливалась на все тело медвежьей хваткой, но что странно: разум никак не мог прекратить свою работу. Полковник Снейп просто усилием воли заставил себя привести стол в порядок, а после и погасить свет. В гостиной было темно, клавесин чернел в своем углу, одинокий и тихий.

Северус невольно вспомнил, как в один из дней этот самый клавесин мешал ему сосредоточиться. Звуки напоминали невольно о детстве, которое прошло здесь, бередили и без того растравленную душу. Он в раздражении отбросил перо, когда к дребезжащей мелодии прибавился и собачий вой. Толкнув дверь кабинета, Северус невольно замер при виде супруги за инструментом в окружении Поля и ее несносного кота.

— Нет, Поль, не та нота! — весело сказала миссис Снейп, а собака снова подвыла.

Первым его порывом было прикрикнуть на пса, а после и сделать замечание Гермионе, но… миссис Снейп обернулась с легкой улыбкой, которая тут же померкла, стоило ей встретиться с ним взглядом. Северус в этот момент ощутил себя паршиво.

— Я помешала вам? — предельно вежливо спросила она.

А полковник Снейп даже не нашелся с ответом.

— Нет, — после некоторого раздумья покачал он головой. — Продолжайте. Не буду мешать.

И тут его супруга сделала нечто совершенно невозможное: попросту встала и смело взяла его за руку, приглашая сесть в кресло в гостиной. Северус несколько опешил, что даже не вырвал руки и сел послушно на указанное место. При виде него питомцы так и остались у клавесина.

— Увы, погода не располагает к прогулкам, — со спокойной улыбкой продолжила миссис Снейп, снова садясь за инструмент. — А музыка, как известно, придает известную долю вдохновения. Вы согласны, мистер Снейп?

— Безусловно, миссис Снейп, — Северус до сегодняшней минуты не замечал в себе такой покорности женской воле. — Не знал, что вы умеете обращаться с клавесином.

— Издержки воспитания, — в тоне Гермионы проскользнуло нечто семейное, снейповское.

Полковник лишь позволил себе скупую улыбку, решив потерпеть пять минут собачьего воя вкупе с дребезжанием клавесина. Все-таки радость супруги стоила дорогого, и Северус решил отдаться на волю обстоятельств — все равно в голову уже ничего не лезло, и расшифровка личностей стояла мертвым грузом.

Миссис Снейп зашуршала нотами и коснулась пальцами клавиш. Он не знал, что из этого противного на его взгляд инструмента можно было извлечь вполне приличные по своей мелодике звуки. Не без удивления полковник Снейп опознал прелюдию до-мажор Баха. Поль в его присутствии сидел тихо, а Живоглот застыл, как чучело, только подрагивание ушей и шевеление хвоста выдавали в нем живое существо. Сам Снейп слушал внимательно, не ставя цели найти чистые или же фальшивые ноты. Музыка захватила и его, дав возможность отдохнуть и душой, и мыслями. Он смотрел на Гермиону, невольно любуясь ее одухотворенным лицом, таким красивым и совершенным в эту минуту, попросту наслаждался этим моментом единения — то, что супруга решила открыть ему свои таланты, было ценно для него — подмечал необыкновенный душевный подъем, какой дарил очищение и возрождение. Захваченный музыкой, он и забыл, что сейчас траур и что мажорная мелодия — кощунство в этом доме, забыл и свое минутное раздражение на жену и питомцев. А сам разум, очистившись, явил решение очередной переводческой головоломке. Когда Гермиона завершила игру, Северус, поддавшись какому-то порыву, подошел к жене и горячо расцеловал ей руки:

— Спасибо вам, Гермиона!

И ушел к себе, оставив миссис Снейп в смешанных чувствах с горящим от смущения лицом и суматошно колотящимся сердцем.

Снейп понимал, что его жизнь — это череда случайностей. Просто удачное стечение обстоятельств: его женитьба на умной женщине, которая вовремя нашла письма его тетки. Случись это с ним холостым, вряд ли так быстро продвинулось бы это расследование. Да и жил бы ли он здесь? Может… продал бы дом, ведь его некому было бы оставлять.

Он поднялся неторопливо наверх.

Просто удачное стечение обстоятельств то, что постель всегда полна теплом другого человека. И то, что в спальне горит свет, а его… ждут.

Миссис Снейп подняла голову от книги и чуть сонно улыбнулась ему. Северус лишь кивнул и отправился переодеваться.

Это просто удачное обстоятельство, что… в этой тишине будет человеческое тепло и голос.

— Я думал, вы уже спите, — мягко пожурил он ее, заняв свою половину постели и перелистнув страницы своей книги.

— Не могу уснуть, — честно призналась Гермиона, отложив свою книгу. — Странное такое состояние… вроде и устала, а сна нет. У вас нет такого?

Северус лишь вздохнул — от такого состояния спасает стакан бренди, да только стоит ли приучать молодую жену к такому крепкому алкоголю?

— Вы не пили капли доктора Люпина?

— Пила, — сдержанно ответила миссис Снейп. — Они не помогают.

Он промолчал, бездумно глядя в книгу.

— И… мне просто не дает покоя, что… все закончилось, — почти прошептала Гермиона.

— Кажется, что добрался до вершины и не веришь, что все? — уточнил Снейп. — И такое опустошение и растерянность в душе?

Она кротко глянула на него и кивнула, Северус был удивительно точен в своих высказываниях.

— Так всегда бывает, когда достигаешь цели.

— Но… у меня нет удовлетворения, — призналась миссис Снейп.

— Это потому, что была проделана грязная работа, и весь наш триумф — это пиррова победа, — вздохнул Снейп и отложил книгу. Читать не хотелось. — Мы узнали слишком много, чего не следовало знать и… вас наверняка тяготит смутная будущность этой тяжбы?

Гермиона снова кивнула и, воспользовавшись случаем, прильнула к нему. Северус машинально отметил, что в постели нет всегдашней грелки, и целомудренно положил ей руку на плечо.

— Вы правы, — горячо прошептала миссис Снейп. — Ведь вы собираетесь противостоять довольно могущественному человеку, который имеет обширные связи и… власть. Я все никак не забуду то письмо, где вас могли бы спасти, но… этого не случилось!

Северус поморщился, вспоминая весенний призыв, спешные курсы и одинокое безрадостное отплытие в Индию.

— Не все люди добры и отзывчивы, миссис Снейп, — ответил он. — Смею вас обнадежить, мне повезло с друзьями, и я могу рассчитывать на них.

— Вы про лорда Малфоя?

— Не только, — помедлив, признался Северус. — Господа Мальсибер, Макнейр, Эйвери — мои сослуживцы и старинные товарищи, которые имеют достаточно связей в высшем обществе, да и в политике тоже.

Помнится, Макнейры издавна были связаны с консерваторами, что не мешало им каким-то образом удерживаться в местной администрации. Мальсибер вполне преуспевал в дипломатическом поприще, а Эйвери просто хорошо знал всех власть имущих, обладая возможностью заставить их выполнить его любую просьбу, не весьма честным способом, конечно.

Миссис Снейп несколько успокоено отметила:

— Вас сблизила так служба?

Он покосился на нее и все же пояснил:

— Служба предполагает общее ведение быта в некотором роде, не говоря уже об исполнении приказов. Да и когда много времени проводишь вместе с соседями, они становятся чем-то большим, чем друзья и даже родственники. Образуется нечто вроде братства, узы которого практически нерушимы.

Под боком лишь задумчиво сопели, и Северус старался не думать о жаркой близости гибкого женского тела и не обращать внимания на невинные поглаживания женской ладони по его груди.

— А если… если не получится? — все же усомнилась Гермиона, подняв голову и внимательно посмотрев на него.

— В любом случае наша совесть чиста — мы сделали все от нас зависящее, чтобы узнать правду и доказать ее.

— А не слишком ли мы много узнали? — в ее голосе проявился страх. — Ведь миссис Шоу тоже знала многое и… это ее и погубило.

Полковник Снейп невольно нахмурился, раздумывая над ее словами, а после поддался порыву и крепче прижал ее к себе.

— Хотите, я отправлю вас в Европу на время официального расследования и тяжбы? — тихо спросил он.

Гермионе вдруг стала невыносима эта мысль, которая была сродни предательству. Она будет трусливо прятаться в Европе, пока ее муж будет сражаться за правду?! И какая она после этого жена?.. Она понимала, что не простит себе, если в ее отсутствие что-то случится с Северусом. Такие чувства были ей несвойственны, и миссис Снейп решила, что это в ней говорит долг и ответственность.

— Нет, — категорично отказалась Гермиона. — Я не оставлю вас здесь.

Снейп какое-то время молчал, а после выдохнул устало и почти обреченно:

— Пусть будет так.

В тишине спальни слышалось только тихое дыхание двоих. После невесомый шепот вплелся в шорох одеяла и короткий скрип постели. Тихие прерывистые вздохи, скрадываемые непрерывным шуршащим шепотом ткани, прервал короткий, полный ликования, пронзительный вскрик женщины, взметнувшийся под потолок спальни и ставший предшественником длинного мужского полувыдоха-полустона.

Миссис Снейп какое-то время молчала, успокаиваясь в объятьях мужа, затем ее веки смежились, и она уснула, покорная сладостной усталости после испытанного наслаждения.

Наверное, мне нужно сходить в церковь и покаяться. Ибо то, что я совершила и испытала, есть грех и соблазн.

Гермиона помедлила. Выходило очень патетически и слишком религиозно. Миссис Снейп не отличалась особой набожностью, но службы посещала исправно. В этом ее примиряла схожая позиция супруга, который на службе сидел с вежливым выражением лица, но при каком-либо опусе священника тихо подмечал это Гермионе в таком тоне и словах, что та дрожала от едва сдерживаемого смеха.

Вздохнув, она продолжила писать.

Этой ночью мне открылось блаженство. Я не знаю, как это описать, но такого нельзя испытать ни при виде новой книги или платья, ни при вкусном любимом блюде, ни при звуках музыки. Ничто не дает такой бури чувств и наслаждения, сравнимое с тем, что случилось со мной. Ничто не вызывает такого томления тела и духа, не разжигает такого огня чувств, не заставляет искать близости с яростным отчаянием, не побуждает такого самопожертвования и такой властной жажды обладания…

Перо медленно, вдумчиво шло по бумаге, описывая бездну чувств и страстей.

Я никого не могу винить в том, что произошло, ибо случилось это, как и положено, в браке между законными супругами... Но случившееся мне больше напоминает акт прелюбодеяния, что лишь увеличивает мое смущение.

Единственное, что меня утешает, это то, что соучастником был Северус...

Гермиона бессильно зажмурилась и все же продолжила жаловаться дневнику.

Я давно пыталась соизмерить, как далеко смогу зайти и преодолеть свой страх или же преисполниться отвращения. Первое время моего замужества я действительно с полным осознанием отбывала эту повинность, не вникая в наблюдения и анализ чужих и своих собственных поступков. Я была сбита с толку, не имея ни возможности поговорить с кем-то, ни прочесть что-то стоящее в тех же дамских журналах, ведь о таком не принято говорить в приличном обществе. По наивности я думала, что достаточно взаимной склонности, дабы заключить брак, а поцелуй — высшим проявлением чувств. Но все оказалось куда сложнее, и о том нужно сказать отдельно.

Миссис Снейп, вдумчиво хмурясь, вспоминала все свои наблюдения, какие предшествовали этому открытию, боясь перейти к самому главному.

За время замужества я поняла, что любовь внезапно не может прийти — это своего рода работа, которая требует охоты, прилежания и достаточных усилий с обеих сторон. И, как оказалось, брак — это не только совместное времяпрепровождение, но и решение разных ударов судьбы. Я не могу сказать, что уже люблю Северуса, но понимаю его, принимаю таким, как есть, и стремлюсь к гармонии в наших отношениях. Такой подход приносит свои плоды: Северус стремится узнать меня лучше, уважает мои взгляды, и что самое главное, не ставит меня в один ряд с другими женщинами. Я — равная ему в мыслях, суждениях и взглядах. Он не поучает меня, как это сделал бы любой джентльмен его положения, не смотрит сквозь меня, как это демонстрируют другие мужчины, не делает вид, будто не слышит, и не стыдится того, что я вполне самодостаточная женщина.

Увы, на все это потребовалось время. Время, которое было упущено в силу моей скованности, равнодушия и нежелания выглянуть из-за завесы мрачного отчаяния.

Таков Северус как человек, личность, которая… имеет и свои потребности, чувства и желания. Странно писать об этом именно сейчас, но у меня нет другого выхода, ведь все это открылось мне недавно.

Гермиона помедлила и прислушалась — в библиотеке никого не было, даже не было слышно шагов за дверью. Никто не нарушал ее покоя, и потому миссис Снейп расслабилась окончательно, позволив своей мысли свободно руководить пером.

Первое, что я для себя отметила во время той «повинности» — отсутствие отвращения. Да, где-то я ничего не чувствовала, но брезгливости, от которой подкатил бы комок к горлу или захотелось бы бежать на край света — нет. И это примиряло меня с постепенно уменьшившейся ночной обязанностью.

Второе, что я осознала — это сдержанность супруга и недюжинное терпение. В трауре я была обязана уважить его горе и закрыть дверь своей спальни, но из-за своего эгоизма удержала подле себя. Мне казалось, что ему так же важно присутствие живого человека, как и мне. Во всяком случае, Северус как-то обронил, что благодарен мне за то участие, которое я проявляла в те дни.

Третье, что все же побудило меня присмотреться к нему иначе — это наблюдение за другими супружескими парами. Для человека наблюдательного открывается бездна всего, отчего можно понять, какая у них жизнь. Например, Люпины похожи на счастливую пару со своими улыбками, взглядами и даже манерой речи, как и мои родители. С прискорбием признаю, что мы с Северусом выглядим соседями, настолько независимо и отстраненно мы держимся не только на людях, но и наедине.

Гермиона невольно затаила дыхание, воскрешая в памяти все, что незаметно спровоцировало бурю чувств, открывшуюся ей ночью. Робкая барышня написала бы еще одну строчку, поставив точку, и предалась бы мечтам, но миссис Снейп была не такова.

Наблюдения за собой и за ним дали мне пищу для размышлений насчет моей чувственной природы. Недостаток опыта, даже отсутствие оного, меня не слишком беспокоил, но все же внушал некое смятение. Скорее, нежелание его приобретать. Во всем виновно мое невежество, кое чинило ужасные препятствия, а также достаточное количество условностей, из-за которых ответы на многие вопросы приходится искать самой.

Например, я не могла понять, отчего порой мужнино прикосновение к моей руке вызывает у меня странные желания сжать сильнее его пальцы, изучить его ладонь, ощутить ответное пожатие. Я не могла понять, почему, привычно встречая Северуса после прогулки, я целовала его в щеку, невольно вдыхая запах его одеколона, особенно островатый из-за морозной свежести. Я не могла понять, отчего по вечерам мой взор то и дело обращался к его спокойному лицу, наблюдая, запоминая, узнавая… Я не могла понять, почему порой его взгляд, пронизывающий насквозь, казался подобно жару от камина, опалявшему все мое естество. Отчего его голос имеет надо мной такую власть: слушая его во время вечерних чтений, я вся трепетала от смутного предвкушения чего-то доселе мне неведомого.

Когда же Северус достаточно проникновенно прочитал эпизод поцелуя между Консуэло и Альбертом, я не знала, куда деть глаза — стыд и истома, греховное желание боролись во мне. Заметь это, Северус бы понял все — и… мне было страшно показаться в его глазах натурой распущенной и развратной. Но случайность решила все за нас — я подняла на него взгляд и внутренне содрогнулась от остроты чувств, что промелькнули подобно молнии между нами. Мне пришлось сделать вид, будто ничего не было, и закончить эту мучительную сладостную пытку.

В ту ночь все было почти как обычно. Северус рассеянно гладил меня по спине и плечам, как всегда, ожидая, что я усну. Он никогда не склонял меня к супружеским обязанностям, если я не отвечала хотя бы прикосновением. Я же захотела не быть сегодня слишком черствой и потому, прошептав «спокойной ночи», потянулась, чтобы по обыкновению поцеловать его в щеку. Но Северус случайно склонил голову, и поцелуй пришелся в губы. Легкое соприкосновение отчего-то показалось мне недостаточным, и потому я задержала свои губы на его дольше положенного, а после… после и ответила на другой поцелуй.

Я позволила себе увлечься этим, отдавшись низменным, но приятным инстинктам. Я позволила себе целоваться с ним снова и снова, а после и подчиниться его простому желанию обладать мной. Мое тело было умнее, иначе я не могу объяснить своего порыва, когда подалась навстречу Северусу и сжала пальцы на его плечах. Что-то странное творилось, нарастая сильной уверенной волной от каждого движения, покуда не захватило меня целиком. Странное томление туманило мой рассудок, распаляя немыслимую жажду. Я не могла понять, чувствовал ли Северус то же, но… наверное, да. Иначе как объяснить не менее жадный, пылкий ответ на мой порывистый поцелуй? Как объяснить ликование, с каким отозвалось мое существо на его сильные объятия? Как истолковать пересохшие от жара этой греховной страсти губы, с которых срывались мои стоны, когда он касался моего тела, покрывал частыми горячими поцелуями мою шею? (Я не знаю… и не могу знать доподлинно, ибо ни один довод рассудка не дает ответ на эти иррациональные действия. И, признаться честно, не хочу знать).

Мой вскрик лишь был малым знаком того наслаждения и потрясения, что я испытала в ту минуту. А после была благодарность… это была именно она, когда я просто обняла мужа после всего и незаметно для себя уснула…

Гермиона закрыла дневник, последней записью которого было тщательно вымаранное признание:

Так хорошо, так стыдно… И хочется еще…

* * *

К обеду к миссис Снейп вернулось ее прежнее самообладание, что позволило ей по обыкновению заглянуть к супругу с чашкой чая. Полковник ничем не выказывал своего отношения к произошедшему ночью. Поглощенный делами, он даже не сразу придал значения визиту супруги. Гермиона привычно села в кресло напротив и обвела взглядом его стол, заваленный бумагами:

— Вы уже отправили письма?

Северус кивнул, сделав глоток чаю. В этот раз супруга решила добавить туда мяты и мелиссы, но он не противился.

— Мне придется отлучиться на какое-то время, — предупредил Снейп. — Некоторые дела могут потребовать моего присутствия.

— Понимаю, — Гермиона приняла эту новость внешне спокойно.

— Если я задержусь, а вас будет что-то тревожить, смело обращайтесь к доктору Люпину.

Она нахмурилась, не совсем довольная таким решением, но понимая, что слишком многого не знает, к тому же, многие связи и круг общения его друзей и сослуживцев недоступен ей.

Видимо, Северус доверяет доктору Люпину, раз советует положиться на него.

— А когда вы отъезжаете? — уточнила Гермиона, исподволь надеясь, что из-за плохой погоды супруг решит отложить свой отъезд.

— В ближайшее время, миссис Снейп.

— Вы не возьмете с собой Шелдона?

— Он мне там не понадобится, — и на ее взгляд пояснил. — Я могу обойтись и без слуг, миссис Снейп. Привычка.

— А как вы познакомились с Шелдоном? — спросила Гермиона, не тая интереса.

Северус какое-то время помедлил и после поставил чашку на блюдце.

— Во время службы в Индии. Шелдон был одним из моих подчиненных. Сколько я его помню, он всегда был дисциплинированным, довольно расторопным солдатом. В экстремальной ситуации Шелдон никогда не терял присутствия духа, думаю, вы смогли в этом сами убедиться, — миссис Снейп согласно кивнула. — Мы как-то незаметно для себя свели знакомство, а после… после того инцидента Шелдон принял мое предложение уехать из Индии.

— А у него есть родные?

Северус покачал головой.

— Шелдон сирота, насколько мне известно, — задумчиво припомнил он. — Родился и вырос в английской колонии в Индии, а после подался на службу.

Гермиона представила себе этих двоих, слугу и его господина, и невольно позавидовала Шелдону: тот знал Северуса раньше нее абсолютно другим человеком. А ей теперь предстоит разгадывать загадку под названием «Северус Снейп».

— А вы… как вы обрели Мэри? — спросил полковник, когда его чашка снова наполнилась чаем.

Миссис Снейп пожала плечами.

— Мэри принимала на работу моя мать, миссис Грейнджер. Она посчитала нужным, что молодой девушке, только окончившей свое образование, понадобится верная… м-м-м… камеристка, — ответила она. — У Мэри очень живой и добрый нрав, и более отзывчивой и порядочной девушки я не встречала.

— Я заметил, миссис Снейп, — кивнул Северус, потягивая чай. — Кажется, ваша камеристка уже освоилась…

— И ей в этом немало помог ваш Шелдон, — отметила с улыбкой Гермиона.

— Шелдон обладает редким талантом обучать без принуждения, — он равнодушно пожал плечами. — И все же… вам хватает прислуги?

Гермиона невольно замерла от вопроса. Они же не Малфои, чтобы нанимать огромный штат прислуги, ведь с их доходами можно обойтись вполне себе даже и Мэри с Шелдоном.

— Да, мистер Снейп, — она сделала глоток чаю. — Если возникнет такая необходимость, я вас непременно поставлю в известность. Ведь… каждая трата должна быть согласована, не так ли?

— Вам не обязательно докладывать мне о каждой трате, — покачал головой Северус. — Вы вполне вольны распоряжаться своими средствами по своему усмотрению, как впрочем, и бюджетом в мое отсутствие.

— И все же я не рискну взять на работу еще одного слугу, не посоветовавшись с вами. Ведь верность и порядочность в наше время редкие добродетели.

— Вы абсолютно правы.

Миссис Снейп вся зарделась и опустила взгляд, пытаясь делать вид, что не замечает довольного лукавства во взгляде мужа.

* * *

Уже вечером, сидя перед зеркалом и расчесываясь, Гермиона вспоминала их разговор про слуг. Конечно, может, Северус и не был поначалу настолько оптимистичен и даже обеспечен, что предпочитал обходиться только обществом Шелдона, но… семейная жизнь теперь вносит неизменно свои коррективы. Миссис Снейп покосилась на супружескую постель и вздохнула про себя: недалек тот день, когда появятся дети, и придется нанять няньку и даже кормилицу (!), не говоря уже о гувернантке. Интересно, как отнесся бы к этому Северус?

Мысль о материнстве не посещала миссис Снейп так явно и навязчиво до знакомства с Дорой Люпин и ее очаровательным малышом. Но после вчерашней ночи миссис Снейп задумалась о перспективе стать матерью более серьезно. Как женщина начитанная и образованная, она понимала, что это должно когда-нибудь случиться, да и любая порядочная леди ее возраста и положения уже должна стать матерью. Но в нынешней ситуации Гермиона была даже рада, что на данный момент не оказалась в этом щекотливом положении — ведь переживания из-за смерти пожилой родственницы, вынужденный траур и прочие волнения могли навредить ребенку.

Мысли уходили решительно не туда, и она отчаянно помотала головой, пытаясь вернуть себе спокойствие. Юркнув под одеяло и взявшись за книгу, Гермиона невольно вспомнила свои первые месяцы супружества, когда ожидала Северуса с некой нервозностью. А теперь?.. Теперь волнений не убавилось — она порядком запуталась в своих чувствах и желаниях. С одной стороны хотелось и его прикосновений, и снова изведать того наслаждения, но с другой было страшно — ведь все это соблазн и грех, как учит не только церковь, но и все эти дамские журналы. В какой-то мере в первые месяцы было легче: Северус казался ей чужим человеком, абсолютно незнакомым, а теперь эти чувства — эта привязанность, эти переживания, эти мысли о нем — создавали лишь бурю смятений, нехарактерную для рациональной и всегда спокойной миссис Снейп.

Она не откладывала своей книги до тех пор, пока муж не закрыл свою книгу и не убавил огонь в лампе. Между ними опять не было грелки, и Гермиона покорно позволила ему обнять себя.

Она не забрала своей руки, когда Северус коснулся губами внутренней стороны ее ладони. И все же ее всю сковывало от вины за недостойное леди поведение той ночью. Миссис Снейп позволила мужу привлечь себя ближе, но лишь чуть пошевелила губами в ответ на легкий, нежный поцелуй, за которым последовал еще один, куда более смелый, раскованный и чувственный. Но Гермиона отзывалась неохотно, пребывая в неправедных сомнениях — ей казалось, она заплутала в этих дебрях морали, собственных чувств и чужих потребностей.

Она старалась вести себя спокойно, как и всегда, не выказывая никаких препятствий, но и не падая в омут с головой, в надежде, что муж не заметит ее сомнений. Но эта попытка с треском провалилась, когда Гермиона невольно зажмурилась и тяжело выдохнула, ощутив влажный горячий поцелуй на шее. Снейп, словно что-то почуяв, отстранился и лег рядом.

— Что-то случилось? — невозмутимо спросил он.

Гермиона открыла глаза и не решилась глянуть мужа, она чувствовала себя вдвойне виноватой — сперва поманила, а потом отобрала тот проблеск, который возник в их сложных отношениях.

— Ничего, — тихо ответила она. — Просто… — ее голос дрогнул.

— Вас терзают моральные дилеммы на тему супружеского долга? — так же сдержанно интересовался Северус, но миссис Снейп чувствовала уже какую-то усталую обреченность в его голосе. Так говорил человек, который долго и изнурительно работал с камнем и бросил инструмент, видя непробиваемую породу.

Она молчала, глядя на белеющий в сумраке рукав его рубашки, а после и переведя взгляд на потолок.

— Я бы хотел сказать вам одну вещь, миссис Снейп, в надежде, что буду услышан, — судя по шороху одеяла и простыней, муж сел на постели, а после и потянулся за халатом. — Ни церкви, ни обществу не должно быть дела до супружеской спальни.

Гермиона снова промолчала, ощущая растерянность от услышанного. В голосе Северуса была глубоко затаенная горечь, знай она его хуже, то сочла бы обидой, нанесенной его мужскому самолюбию. Она безучастно проводила взглядом серебристых змей на его халате и опомнилась:

— Куда вы?

— Мое присутствие будет мешать вам решить эту моральную дилемму, миссис Снейп, — весь его голос был пропитан сарказмом, камнем падая на душу. — А я не хочу принуждать вас совершать непоправимую ошибку и принимать неверное решение. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — уже в пустоту сказала Гермиона.

После она легла на бок, свернулась калачиком и, тихо заплакав, так и уснула обнимая его подушку.

Поутру миссис Снейп успела застать мужа в прихожей, надевавшего перчатки. Она встала как обычно, но даже не позавтракала, спеша проводить его. Северус поднял голову, глянув на нее. Шелдон предусмотрительно удалился, получив свои указания.

— Вы надолго? — только и спросила Гермиона, чувствуя себя крайне ужасно после ночи.

Полковник Снейп коротко кивнул и пояснил, почти не размыкая губ:

— На пару дней.

Она занервничала еще больше и все же сделала шаг к нему. Снейп же не шевелился, немигающе глядя на нее.

— Вы не будете писать?

— Я предупрежу вас о своем приезде, миссис Снейп, — тон его не потеплел ни на йоту. — Если вы об этом, конечно.

Гермиона растерянно кивнула и все же решилась: подошла к нему, привстала на цыпочки и дотянулась губами до его щеки.

— Возвращайтесь скорее, — прошептала она, прижавшись к мужу на миг.

Северус как-то тяжело вздохнул и осторожно приобнял ее — слова супруги были странными. Он же не на войну, право. Но вместо ненужного занудства он попросту ответил:

— Обязательно.

Миссис Снейп робко улыбнулась ему на прощание. Она еще долго стояла у окна, провожая взглядом экипаж, нанятый в деревне и незаметно для себя творя простую молитву. После аккуратно завесив гардину, направилась наверх, ощущая странное волнение в душе наряду с каким-то покоем в отношении вчерашних недомолвок.

Никто из них не просил прощения за вчерашнее, никто никого не убеждал в своей правоте, но эти простые слова и объятия сказали больше всяких слов, и между супругами установился мир, которого так не хватало им обоим.

* * *

Полковник Снейп сидел на стуле, держа на коленях свои шляпу и трость. Он был в пальто, только шарф был ослаблен, открывая белоснежный воротничок. Ему не предложили раздеться, не приняли трость и шляпу, в целом обращение было сухим и не без недовольства — хотя, что он хотел от полицейского участка в округе Спайдершира?

Войдя в здание участка и уведомив о назначенной встрече, Северус с видом законопослушным и смиренным сел на указанное место и терпеливо кивнул на неохотное пояснение, что-де, инспектор задержится на полчаса. И все, что оставалось, так это сидеть на неудобном стуле, созерцать видавший виды стол, заваленный всякими бумагами, пузырившиеся обои неопределенного цвета и снег, сыпавший за мутным окном. Полковник был достаточно дисциплинированным и обязательным человеком, именно на этих качествах и зиждилась его пунктуальность. Того же уважения к чужому времени и ожиданию требовал и он — исключение составляла только его супруга, которой Северус мог простить поздний завтрак и поздний же ужин. И теперь ряд исключений пополнил и инспектор, которого наверняка задержали какие-то важные дела. Припомнив, сколько в его доме времени провели представители закона, прежде чем все формальности были улажены, Снейп набрался изрядного терпения в ожидании незнакомого Грюма.

Унылый антураж не располагал к разговорам, да и Северус был не из болтливых, что явно вызвало предубеждение со стороны другого полицейского в чине сержанта, который со скучающим видом копался в своих бумагах, а потом и вовсе закурил. Снейп поморщился — табак был дешевый, а чувствительный нос начал уже опасно чесаться. По опыту он знал: на смену зуду всегда придет противная заложенность, которая обернется долгой и изнурительной мигренью.

Терпение Снейпа иссякло в ту минуту, когда нос заложило, а в переносице глухо заболело.

— Сержант, вы не могли бы открыть окно? — предельно вежливо обратился он к полицескому.

— Тут не жарко, — буркнул тот, докуривая свою трубку.

— Здесь нечем дышать, сэр, — холодно парировал Снейп. — Спертый воздух не способствует к такому долгому ожиданию.

— Можете прийти в другое время, — неохотно встал из-за стола сержант, подходя к окну.

— Мне назначено, — тон Северуса стал на порядок холоднее. — И не думаю, что все посетители терпят здесь смог.

От порыва холодного воздуха, кольнувшего разгоряченное лицо, полегчало, и противная заложенность немного отступила. Главное, чтобы не разыгралась мигрень, лишавшая какой бы то ни было ясности мыслей. Меланхоличные размышления Снейпа о доме и месте миссис Снейп в нем прервали громкие шаги, а после и уверенный хлопок дверью, почти не слышный из-за кашля.

— Смит! Кто открыл окно?!

Снейп повернул голову, чтобы глянуть на вошедшего, а после встал при виде инспектора. Тот, все еще кашляя, поносил своего подчиненного, который снова метнулся к окну, а после поспешил оправдаться, мол, посетитель привередливый пришел, уже больше получаса тут торчит.

Северус спокойно встретил цепкий угрюмый взгляд одного единственного серого глаза, второй был скрыт повязкой, что делало инспектора Аластора Грюма похожим на пирата. Широкое, изуродованное шрамами лицо не было ни добрым, ни злым, но внушало какие-то опасения человеку слабому духом. И все же Грюм производил впечатление человека разумного, внимательного и, несомненно, опытного по части всяких странных преступлений. Снейп терпеливо снес бесцеремонное оглядывание своей персоны и невольно проникся уважением к инспектору, который услал назойливого помощника из кабинета и похромал к своему столу.

— Инспектор Грюм, — буркнул он, с кряхтением оседая в свое кресло.

— Полковник Снейп, — кивнул Северус, садясь на свой стул.

— Увы, полковник, ваше дело пришлось отложить на полчаса, потому что в этот треклятый мороз одного пьянчугу угораздило замерзнуть в сугробе насмерть, — хрипло пояснил Грюм. — Дело пустяковое, но требует соблюдения всех формальностей.

— Понимаю, инспектор.

— Значит, вы решили поднять дело по смерти миссис Шоу?

— Да, сэр.

— Я могу узнать, с чем связаны данные подозрения? — один единственный взгляд, казалось, впивался в душу. — Я ознакомился с протоколом и заключением о смерти и ничего криминального не нашел. И теперь… спустя такой срок вы утверждаете, что дело нужно пересмотреть?

Северус спокойно выдержал этот взгляд и сохранил невозмутимость тона:

— Именно, инспектор Грюм. После отъезда коронера и полицейского вскрылись другие обстоятельства.

Грюм какое-то время молчал, задумчиво барабаня пальцами по столешнице.

— Смею полагать, что данные подозрения небеспочвенны. Ведь вы человек военный и для вас такие слова не пустой звук. Что же вас насторожило после отъезда представителей закона?

— У меня чувствительный нюх, — проговорил Снейп. — В гостиной были несвойственные запахи для того дома: ноты сандала, а в чашках были следы какой-то острой приправы.

— Вам бы с таким нюхом к нам, — хмыкнул инспектор, не сводя с него внимательного взгляда. — Не хотите высунуть свой чуткий нос из дома?

— Благодарю покорно, — деликатно отказался Северус с легкой улыбкой. — Мне хватает дел и дома.

— И чем же живет джентльмен ваших лет и способностей в деревне?

Полковник Снейп сделал вид, что не услышал иронии в голосе Грюма. Такая порода людей ему была знакома — буйный дух никогда не дает им покоя, и до седых волос такие натуры обречены вариться в вихре опасных забот, потому что это и есть их стихия.

Вместо ответа он пожал плечами:

— Дел хватает. Мне продолжать?

Грюм кивнул и более не встревал в рассказ. Северус говорил спокойно, обстоятельно, подмечая невольно реакцию инспектора и его торопливую скоропись. Иногда Грюм задавал вопросы, касающиеся сути дела, но истинное удивление отразилось на его широком уродливом лице, когда Снейп вместо пояснений положил перед ним кожаную папку и снова принял невозмутимый вид. Инспектор вдумчиво листал все документы, вчитываясь в каждую строчку, будь то выдержка из письма или заключение Люпина.

— Кабы так каждый с таким рвением и прилежанием распутывал такие дела, полиции нечего было бы делать. Вы точно не хотите быть у нас в качестве детектива? — уже серьезно уточнил Грюм. — Таким талантам прозябать в деревне определенно не стоит.

Снейп покачал головой:

— Я уже исполнил свой гражданский долг перед родиной, сэр. И… у меня семья.

Грюм поморщился при виде обручального кольца на пальце Снейпа.

— А где служили?

— В Индии?

— Год?

— Меня призвали в 1857.

— Род войск?

— Корпус королевских инженеров.

Грюм снова задумчиво нахмурился, ворча при этом, как старый пес.

— Работа проделана толковая, но вы же понимаете, что я не могу принять это за чистую монету?

— Да, сэр. На вашем месте я бы тоже сомневался, видя логичное и стройное доказательство.

— И все же… имени убийцы нет.

— Я ожидаю ответа, но… пока безуспешно.

Инспектор задумчиво пожевал губами:

— Посмотрим, что можно сделать. Во всяком случае, проверка всех улик займет у меня несколько дней, а после я навещу вас в Спайдершире.

После такого соломонова решения джентльмены пожали друг другу руки и расстались до условленного времени, дабы либо подтвердить озвученные догадки, либо опровергнуть.

Возвращался полковник Снейп в мирном настроении: Грюм показался ему профессионалом своего дела, хватким, но довольно поспешным в некоторых своих намерениях. Видимо, такая интуитивная поспешность спасала ему не раз жизнь, коль инспектор даже не замечает этого за собой. В целом, Северус был доволен, и ему не терпелось вернуться домой и, если не поделиться этим с супругой, то хотя бы намекнуть, что развязка этого дела близка.

Переступая порог дома спустя два дня отсутствия, с новым альбомом для супруги в багаже и мелочью в виде пустяковой игрушки для ее кота, мистер Снейп никак не ожидал застать жену в слезах. Тем более не ожидал, что миссис Снейп с порога заявит ему следующее:

— Поля больше нет.

Северус сидел в кресле в гостиной, держа в руке стакан с недопитым виски. Было восстановившийся мир в душе снова был нарушен пусть и маленькой, но смертью. Мистер Снейп сперва не воспринял данную новость всерьез: попросту недоверчиво глянул на заплаканную супругу, которая сбивчиво пересказывала последние минуты жизни мопса.

Уже довольно достаточное время с утра Поль был вялым, даже не всегда принимал обычную галету, но к обеду приободрялся и к облегчению миссис Снейп живо лез на руки, вечером по обыкновению ворчал и капризничал перед процедурой промывания, но сносил все, как всегда, терпеливо. Миссис Снейп очень чутко относилась к настроению питомцев мужа и потому насторожилась, когда Поль накануне выпил только воды и почти сразу лег спать. Она не трогала его долгого утреннего и дневного сна, думая, что Полю нужен покой — как кошатница, Гермиона не придала значения такому поведению мопса. Но все же подозрения ближе к вечеру взяли верх, и миссис Снейп велела Шелдону проведать Поля. Тот и обнаружил пренеприятнейший факт смерти любимца хозяина. Миссис Снейп тоже не поверила в это и смело подошла к мопсу, но тот не встал с лежанки и даже не отозвался на ласковые прикосновения. А после и приехал Северус, застав ее в таком состоянии.

Мистер Снейп невидяще смотрел на пламя в камине, подводя неутешительный итог. Наверное, душой он еще не очерствел настолько, чтобы спокойно воспринимать любую смерть, даже такого существа, как собака. Северус сам положил тело мопса в ящик, а затем прикопал во дворе. После долгой нудной работы в саду, раскапывания снега и мерзлой земли все тело ныло от непривычно тяжелого труда. Но мистер Снейп не обращал на это внимания, ибо все мысли занимал странный факт — его прошлое окончательно кануло в лету.

Поль был свидетелем и молчаливым напоминанием о значимом периоде жизни, который закончился красиво и грустно. Северус как сейчас помнил эту приплюснутую морду с идиотским синим бантом на ошейнике, трусливо выглядывавшую из корзины, словно в насмешку украшенную как роскошный подарок.

Как сейчас помнил, как забрал корзину с порога своей парижской квартиры, которую он уже готовился покинуть навсегда.

Как сейчас в руке ощущалась эта теплая тяжесть маленького тела.

Как сейчас в душе снова рождалась светлая грусть при виде этого красноречивого намека, широкого жеста от той, которую он хотел сделать хоть немного счастливой. Короткую записку, гласившую следующее: «Его зовут Поль. Надеюсь, он будет любить тебя больше, чем я», Северус без сожалений сжег.

Как сейчас ощущалась эта дрожь маленького существа под руками, когда пришлось отправиться с ним на теплоход.

Как сейчас в душе воскресала досада за испорченный костюм и гордость от белой зависти со стороны Малфоя.

Образ той, что сделала такой роскошный подарок напоследок, уже порядком поблек в памяти, размылся и даже потерял часть точных примет. В свете последних событий Снейп был рад тому, что несколько запамятовал эти некогда привлекательные черты, но неизменно знал, что стоит ему ее увидеть, как все в памяти воскреснет: и голос, и цвет глаз, и даже запах духов. И в душе что-то отзовется, далекое и уже истлевшее. Но как всякий отблеск былого, погаснет.

Прошлое умерло. Окончательно и бесповоротно. Но от этого было не легче — опустошение в душе ничем не заполнилось.

Когда часы отбили полночь, Северус допил виски и поднялся. Миссис Снейп так и не встала, забившись вглубь своего кресла.

— Уже поздно, — только и сказал он.

Гермиона подняла на него грустный взгляд и кивнула. Выбравшись из кресла, она неловко оправила шаль на плечах.

— Наверное, это моя вина… — начала было миссис Снейп. — Были признаки, а я не обратила внимания.

— Поль был уже стар, миссис Снейп, — Северус старался, чтобы голос его звучал ровно. — Он прожил долгую и счастливую по собачьим меркам жизнь.

— Но…

— Только не говорите, что успели привязаться к нему, — ирония не получилась.

Получив в ответ порывистый кивок, Северус лишь вздохнул про себя — супруга обладала, как оказалось, добрым, полным сострадания сердцем, что делало ее хрупкой и беззащитной. Гермиона не нашла, что сказать, но ему и не нужны были слова: хотелось одиночества, полной оглушающей тишины, чтобы подумать, подвести неутешительные итоги и прислушаться к этой звенящей пустоте.

— Ступайте, — мягко сказал он супруге. — Я приду позже.

Она не стала спорить, за что Северус был ей вдвойне благодарен. Все же такта и понимания у Гермионы может хватить на двоих и даже еще останется. Он прошелся по тихой и пустой гостиной, затем остановился у окна.

Все еще казалось, что сейчас раздастся тихое ворчание под ногами, мокрый нос боднет привычно в лодыжку, а перед глазами окажется глуповато-добродушная морда, просящая ласки и внимания. Смерть Поля снова заставила его задуматься о вечном — насколько век человеческий короток и что готовит день грядущий, когда в любой момент можно заснуть навеки. Для Северуса мопс был чем-то уже привычным, настолько укоренившимся в жизни, как и тетка, что отсутствие этих фигур вносили смятение и странное чувство невесомости, будто ушли важные опоры из его привычного бытия.

По ногам мазнуло теплом, и Снейп невольно вздрогнул, сперва вспомнив о Поле. Но быстрый взгляд, брошенный вниз, разуверил в обратном: кот супруги, наглый и бесцеремонный Живоглот, потерся о ноги и замер, ожидая ласки. Обескураженный таким порывом, Северус невольно склонился и аккуратно погладил кота по голове. Тихая тьма наполнилась мурлыканьем. Видимо, Живоглоту тоже было не по себе, раз пришел к нему и стал ластиться. О сострадании от животного думать даже не хотелось.

Кот своевольно закончил ласкаться и, напоследок мазнув роскошным хвостом по ноге, чинно направился к лестнице на второй этаж. Снейп лишь вздохнул про себя и неторопливо последовал за котом, ощущая, как в такт каждому шагу глухо стучало сердце. У двери в спальню Северус раздумывал, войти ли, ведь Гермиона наверняка спит, а он может потревожить ее покой, но после тихо зашел в спальню.

Миссис Снейп резко обернулась от зеркала — по плечам заструился каштановый водопад — лицо ее было полно ожидания и какого-то нежного сочувствия. В своей ночной рубашке, небрежно наброшенном на плечи алом с золотым рисунком халате, она казалась какой-то подвижной яркой картинкой в декорациях мрачного дома.

— Продрогнете, — все же сказал Северус после долгого молчания.

— Комната протоплена, — возразила она.

И снова по плечам заструился этот каштановый водопад непокорных кудрей. А взгляд стал на порядок теплей, но грусть, как и сочувствие, никуда не ушли.

— Я до сих пор не верю, что это случилось, — все же решила заговорить миссис Снейп. — Мне казалось, что… это все не случится так скоро.

Мистер Снейп молчал — сказать было нечего. Для него это куда бо́льший удар, чем можно было ожидать.

— И все-таки мне стоило быть внимательнее, — продолжала она, говоря за двоих. — Были явные признаки: и вялость, и потеря аппетита, и даже показалось, что в боку у него была какая-то припухлость. Наверное, стоило показать его доктору Люпину?

Северус пожал плечами, неторопливо переодеваясь ко сну. Люпин… а что мог сказать Люпин? Он людской доктор, а не звериный. Возможно, он бы сказал что-то, но незначимое, требующее разъяснений, да и в целом близкое тому, что называется старость.

— Хотя… это же не его профиль, — продолжала рассуждать Гермиона, не сводя взгляда с мужа. — И все же меня терзает совесть, что я могла чем-то помочь и не сделала этого. Попросту… не уберегла его для вас.

Северус лишь вздохнул — его присутствие не решило бы уже закономерного исхода. Видимо, это была судьба — перевернуть страницу прошлого такой ценой.

— Вы сделали для него все, что могли, — снова сказал он, садясь на постель.

— Но… я сперва не могла его принять.

Как и он ее кота в свое время.

— Он… он казался мне странным. Я не могла понять, почему ему позволялось гораздо больше, чем другим вашим собакам.

Как и он не вполне понимал, что такого особенного в ее коте, который был слишком ленив, по его мнению, чтобы ловить тех же мышей.

— Но потом я присмотрелась и поняла, что он меньше их, слабей и порой он был таким смешным, что казался очень милым. И… я привязалась к нему, видя, что и Живоглот с ним дружит.

А он любил Поля просто потому, что это была память о былых временах.

— И знаете… Поль научил меня терпению, — Гермиона все говорила и говорила. — Я поняла, что за странной формой может скрываться доброта и искренность. Ведь я не помню, чтобы Поль на кого-то ворчал или даже злился.

Ворчал, когда слишком жесткой была дрессура, даже зло тявкал, когда не хотел подчиняться. Но возраст и несгибаемая хозяйская воля взяли свое — и Поль стал вышколенным, вежливым псом, порой слишком уж навязчивым в проявлении своих чувств и привязанностей, но неизменно добрым и доверчивым.

— И… вы будете удивлены, но мне его не хватает. И я говорю это честно.

Снейп меньше всего ожидал, что Гермиона встанет, подойдет к нему и без слов обнимет, прильнув всем телом. Ему ничего не оставалось кроме как покориться — обнять ее в ответ, бережно и аккуратно, чтобы не разрушить этот миг.

Такое понимание и участие стоили слишком дорого в этом стремительно обесценивающемся мире, и Северус не мог отказаться от этих даров, столь настойчиво и простодушно предлагаемых.

* * *

Мучительное ожидание в течение нескольких дней с лихвой окупились двумя одновременными письмами от Грюма и от некоего мистера Нибблсби, который служил в одно время с мистером Шоу и мистером Риверсом. В качестве рассказа прилагалась вырезка из газеты, которая повествовала о судебном процессе над мистером Нибблсби, якобы уличенным в неких военных преступлениях. Это же событие фигурировало и в коротком письме Грюма, а также другие важные сведения о личности мистера Мондея, кои не подлежали разглашению в переписке. Но ясно было одно: мистер Мондей и Риверс были одним и тем же человеком, как и предполагал в свое время Северус, опираясь на свидетельства Хагрида. Также инспектор предупреждал о своем скором приезде.

Дело сдвинулось с мертвой точки.

Как человек деятельный, Снейп усилием воли откинул то оцепенение, которое было в душе в последние дни, и счел нужным предупредить Люпина о приезде инспектора. Ведь Грюм наверняка решит пообщаться с доктором, который провел такую огромную и в тоже время опасную из-за общественного порицания работу, дабы убедиться в правдивости слов Снейпа.

Гермиона, заметив оживление супруга, не утерпела поинтересоваться, в чем, собственно, дело. Мистер Снейп ничем не выказал своего удивления, но все же раздумывал не более минуты, дабы подобрать подходящие слова для супруги. Впрочем, все это было излишне, потому что миссис Снейп уже успела проявить себя как натура волевая и сдержанная.

Северус не ожидал от своей супруги такой твердости духа и настойчивости, с какой она старалась развеять его меланхолию в последнее время. Гермиона смело нарушала его затворничество, входя то с чашкой чая, то с какой-то книгой и мелочным поводом для беседы, то просила послушать новую пьесу для клавесина, которую разучила. По ее же инициативе установился и четкий распорядок прогулок, продолжительность которых неуклонно росла. Северус в глубине души был ей благодарен, охотно откликаясь на все ее порывы, чтобы скрасить мучительное ожидание да прогнать меланхолическое настроение. Он показывал Гермионе окрестности, и та с неподдельным интересом выведывала про новые тропы, выбирала направление и охотно предлагала тот или иной маршрут. Если прогулка была по саду, собаки Северуса были рядом. Покорные голосу своего хозяина, они все же в присутствии Гермионы могли и порезвиться, что благосклонно воспринималось Снейпом.

Однажды и он стал невольным участником забавы. Как правило, он старался стоять в стороне, дабы не мешать миссис Снейп забавляться с одним из его питомцев. Забывшись в своих мыслях, он не сразу понял, что Гермиона скрылась из виду. Несколько мгновений заняло быстрое оглядывание окрестностей, но обернуться Северус не успел — снежок метко угодил ему в плечо. Миссис Снейп стояла неподалеку, хихикая из-за ближайшего дерева. Раскрасневшаяся и улыбчивая, она была по-своему прекрасна, предлагая забыться в этой игре, и Северусу ничего не оставалось делать, как присоединиться к явной детской шалости. После они чинно и долго отряхивали друг с друга снег, затем степенно направились в дом, но улыбка так и сквозила во взглядах, ненароком брошенных друг на друга. И миссис Снейп не отпускала его руки даже ночью…

— К нам едет инспектор, — все же подобрал емкую формулу Северус.

Гермиона нахмурилась и поджала губы.

— Значит, правда на нашей стороне.

— Боюсь, как бы это не спугнуло подозреваемого, — кивнув, все же поделился он, задумчиво глядя на бумаги на своем столе. — Остается надеяться, что инспектор Грюм достаточно… деликатен, чтобы не взывать подозрений.

— А как мы объясним его приезд? Вы планируете представить его как своего товарища?

Мистер Снейп чуть улыбнулся — его супруга обладала практически мужской логикой, что не могло не восхищать.

— Траур еще не кончился, миссис Снейп, — мягко напомнил он. — И мы пока не можем выйти в свет, дабы объяснить появление моего, как выразились, товарища. И я склонен полагаться на его опыт и смекалку, тем более, уверен, что, как опытный охотник, инспектор Грюм грамотно подготовит ловушку.

Гермионе было очень интересно, что это за ловушка такая и как она сработает, но сообщение Шелдона о прибытии вышеупомянутого инспектора прервало ее поток мыслей.

— Я не ожидал вас так рано, — Снейп пожал руку Грюму.

— Ваша почта оказалась куда медленнее, чем я предполагал, — буркнул тот, не глядя на полковника. — Ваше дело кажется мне весьма перспективным и потому не требующим отлагательств.

— От меня нужно что-то еще? — без обиняков спросил Северус.

Инспектор пригладил свои растрепанные соломенные волосы и сдавленно кашлянул в кулак. Все его уродливое лицо выражало какую-то решимость и досаду.

— Вы и так сделали более чем достаточно, полковник Снейп, — хмуро признал он. — Редко встретишь джентльмена, который бы обладал вашей наблюдательностью, логикой и… связями. Мне необходимо поговорить с потенциальными свидетелями.

— Говорю сразу, преподобный Альбус ничего не скажет, ссылаясь на тайну исповеди, — предупредил Северус, щедро плеснув бальзама в чашку с чаем Грюму.

— Мне и не требуется, — Грюм знаком показал, что предпочитает употреблять бальзам без чая. — Я хочу заставить этого негодяя занервничать и проявить себя!

Снейп отметил про себя, что инспектор Грюм человек порядочный, раз выходит из себя, припоминая преступника и его проступки.

Также досада Грюма была и в другом: было задето его профессиональное самолюбие. Какой-то полковник в отставке, помещик, обремененный семьей, просто шутя раскрыл преступление и принес ему, Грюму, дело в папке; мол, нате вам, инспектор, засвидетельствуйте! Этого снести инспектор просто не мог — весь его профессионализм требовал показать этому помещику, что такое настоящее расследование и поимка преступника.

— А если он уничтожит улики? — спокойно уточнил Северус. — У меня нет на руках яда, которым была убита миссис Шоу.

— Будьте покойны, полковник Снейп, — отвечал уверенно Грюм. — Коль уж удается найти одну ниточку, сразу выскакивает и клубок. Мы найдем поставщика, и яд будет у нас в руках.

— Отрадно слышать, — кивнул Снейп, всем видом показывая, что не намерен вмешиваться в дела Грюма, но желает помочь при первой же возможности.

Инспектор, как человек понимающий, принял этот посыл, скрыв свою благодарность, впрочем, как и всегда.

* * *

Слухи о том, что в Спайдершир приехал инспектор, просочились в каждый уголок. Жители гадали, в чем же причина, что в это тихое, сумрачное место прибыл представитель закона. Нет у них ничего такого, что вызвало бы подозрения господина инспектора. Да не случалось у них ничего, что могло бы насторожить. А нет, постойте, намедни померла миссис Шоу, тамошняя помещица. Неожиданно померла, но больно уж была стара, видать, Господу Богу было так угодно забрать ее после Рождества. Сейчас в доме живет племянник ее, мистер Снейп с супругой, да у него ничего не дознаешься. Да и миссис Снейп ни с кем из кумушек знакомства не свела, видать, держит ее взаперти муж, такую молодую и хорошенькую, наверняка боится, что умыкнут.

На удивление инспектор Грюм вел себя прилично, на все деликатные вопросы о цели приезда отвечал, что-де, хочет на покой, а тут вроде и место тихое, и воздух чистый, и почта запоздалая, что еще нужно вояке в отставке… Так это дело нехитрое, вон, подите-ка к преподобному Альбусу, он вам все-все про соседей расскажет, а мистер Мондей, как будущий губернатор, поможет участок хороший выхлопотать да быстро оформить все. Инспектор Грюм на все предложения кивал участливо, лишь покашливал в кулак да шарил по людям своим единственным глазом.

Полковник Снейп предусмотрительно не вмешивался в ход дела, выбираясь из дома только на воскресную службу в обществе супруги. Никто не смел спросить, почему миссис Снейп так редко выходит из дома, и посему многие в Спайдершире решили, что молодая хозяйка поместья в деликатном положении, коль к ним наведывался не так давно доктор… Но миссис Снейп никоим образом не опровергала и не подтверждала этих слухов, держась отстраненно под стать супругу.

Преподобный Альбус был одним из немногих, чья наблюдательность и прозорливость давали почву для размышлений в текущем положении дел. Появление инспектора Грюма, который, как порядочный христианин, все же пришел на службу, но отказался от таинства причастия, наводило на определенные мысли. Да и мистер Снейп всем своим независимым видом показывал, что смерть тетки событие ничем не примечательное, даже обыденное. И потому преподобный Альбус, как глас народной молвы, не спешил объявлять о странных обстоятельствах смерти миссис Шоу, к тому ж в мирской суете о покойнице вспоминали изредка, только в узких кругах друзей и знакомых. И все же, будучи стражем добродетели и справедливости, он немало задумался о сих событиях.

Обладая цепкой памятью и недюжинными ораторскими способностями, а также блестящим умом и природным обаянием, преподобный Альбус мог бы с легкостью сделать себе головокружительную карьеру и быть гораздо выше занимаемой должности, например, епископом или даже архиепископом. Но мало кто знал, что от столь честолюбивых планов его вынудило отказаться некое темное обстоятельство, кое и привело преподобного к смирению и истовому служению Богу и людям. Впрочем, данное ремесло ничуть не помешало Альбусу завоевать высокое положение не только в Спайдершире, но и Визардшире. Преподобный пользовался повсеместным уважением, водил знакомства с сильными мира сего и поддерживал хорошие отношения с людьми простыми, по мере сил облегчая тяжкую их юдоль. Многие тайны ему были доверены, многие он хранил уже в гордом одиночестве, так как люди, поведавшие их, уже были в сырой земле, многое он помнил, о чем уже забыли, многое утаивал, во благо людское, конечно же…

Преподобный Альбус считал своим долгом спасти каждую заблудшую душу и наставить на путь истинный. И потому он долгое время размышлял, сидя вечерами в своем любимом кресле у камина и перебирая бузинные четки старческими длинными пальцами. Каждая бусинка с тихим стуком добавляла новой детали в известную, но старательно скрываемую ото всех мозаику. Альбус вспоминал и просьбы Северуса открыть ему тайну исповеди покойной тетки, и саму миссис Шоу, чье чувство справедливости было не менее острым, чем его собственное, и свою ошибку, что повлекла за собой столько ужасного и неправедного… Последняя бусина добавила окончательной решимости, и преподобный взялся за перо.

* * *

Северус пил кофе, наслаждаясь тишиной. В последнее время супруга терзала его слух новыми сложными композициями на клавесине, что неизменно порождало раздраженную мигрень, но ради блеска в глазах Гермионы он терпел это издевательство над своими тонкими чувствами и инструментом. Собаки лежали у его ног, в камине трещал огонь, а сама тишина невольно напоминала о былых летах холостяцкой жизни. Миссис Снейп же решила составить компанию миссис Люпин, коей не хватало общества более молодой замужней леди на утренней службе. И теперь Северус наслаждался затишьем.

Инспектор Грюм никак себя не проявлял, общался с ним по минимуму, короткими записками. Снейп же исправно посещал церковь, наблюдая за подозреваемым, а также прислушиваясь и участвуя в мало-мальски важных разговорах. Он чувствовал себя снова как на фронте, в засаде, когда ожидание уже мучительно приелось, но один неверный шаг, и все пропало. И потому полковник держал себя в руках, наблюдая ситуацию со стороны. Впрочем, его заботило сейчас одно — доказать торжество закона, схватить преступника.

Тут колли, мирно до этого лежавший у его ног, встрепенулся, насторожился и бодро потрусил из гостиной. В следующий миг послышалась торопливая громкая возня в прихожей и голос жены:

— Северус! Северус!

Полковник поперхнулся кофе на вдохе, отставил чашку и как можно поспешнее вышел из гостиной, тут же чуть не столкнувшись с Гермионой. В суматохе он даже не заметил миссис Люпин, чье бледное лицо мелькало за спиной миссис Снейп. Запыхавшаяся, со сбившейся на затылок шляпкой, Гермиона всучила ему смятую записку:

— Это от преподобного Альбуса! — взахлеб говорила миссис Снейп. — Здесь он пишет, что совершил какую-то ошибку, а значит… значит, ее должно поправить! Записка очень тревожная, мы почти бежали, боясь опоздать!

Северус тем временем читал косую скоропись:

«Северус, мальчик мой. Должен признаться, я совершил ужасную ошибку и не хочу снова так жестоко ошибиться. Ты спрашивал меня о тайне исповеди. Так вот перед смертью м-с Шоу крепко возмущалась тем, что м-р Мондей стремится занять пост губернатора. На все мои расспросы она отвечала, что знает о нем такое, что ему не то что ленты, а головы не сносить. Я же, следуя христианскому долгу, решил вызнать, нет ли греха у самого м-ра Мондея. Моя попытка провалилась, и в сокрушенных чувствах я упомянул м-с Шоу (по имени) как источник данных сведений. И после Эвелин уже живой никто не видел. Это моя вина. Надеюсь, это поможет восстановить справедливость.

А. Д.»

— Когда вы получили записку?

— Сразу после утренней службы, — подала голос миссис Люпин. — Преподобный отдал записку мне, попросив передать ее миссис Снейп, так как та отлучилась на минуту.

— Я прочла ее и сразу побежала домой, — взволнованно кивнула Гермиона. — Все серьезно?

Мистер Снейп не ответил, кликнув Шелдона. Отдав распоряжения, Северус кивком поблагодарил, когда Гермиона подала ему пальто и перчатки.

— Думается, теперь нужно спасать преподобного, — только и сказал он, надевая шляпу. — Постараюсь вернуться к ужину.

— Я с вами!

Северус на миг сжал ее плечи.

— Просто дождитесь меня к ужину, — спокойно сказал он, глянув ей в глаза. — Вот и все.

Гермиона с силой сжала его руки, не желая отпускать. Ее трясло от тревоги и от того, что Северус может и не вернуться — ведь враг хитер, и кто знает, что задумал. Мистер Снейп предельно мягко отстранил от себя супругу и покинул дом в сопровождении Шелдона. Миссис Снейп видела из окна, как они разъединились: Северус поехал лесом, а Шелдон поскакал по проторенному тракту.

В крайнем волнении она забыла про Нимфадору, которая стояла посреди гостиной, глядя на ее метания. Миссис Снейп сняла только шляпку и в раздражении отбросила перчатки, когда вошла Мэри и предложила подать чаю. Гермиона лишь кивнула, не сводя взгляда с окна.

Северус был прав, несомненно, прав, что не взял ее с собой, но… почему ей нельзя было поехать с ним? Хотя… она женщина, просто бессильное и слабое существо, а настоящие дела вершат мужчины, но… почему же так страшно? Почему она дрожит, и даже чай не может согреть ее? Почему на все уверения Доры ничто не откликается? Почему эта тревога, этот страх, это предчувствие страшного не отпускает ее? Почему каждая мысль полна только им? Почему… она сейчас стоит и молит об одном: чтобы вернулся, живым и с успехом..?

Гермиона как натура рациональная старалась не терять самообладания, пытаясь дать оценку всем своим чувствам и мыслям. Она терпеливо всматривалась в заснеженный вид из окна, не замечая остывшего чая и уже сгущавшихся сумерек. Дора, не в силах даже расшевелить ее, сидела в кресле, грея руки о чашку с чаем. А миссис Снейп тем временем повторяла про себя:

Он вернется.

Но что было страшнее признаться даже перед самой собой — Северус ей стал очень дорог. Говорить о любви к нему было боязно, да и не верилось, но… факт того, что она очень сильно привязалась к нему, был неоспорим. И от этого было и грустно, и радостно одновременно. Радостно, что сумела оценить и понять Северуса. А грустно, что все это могло оказаться напрасным, невзаимным или… что еще хуже… запоздалым.

Когда же вдали замаячили фигуры, Гермиона буквально побежала встречать. И потому, распахнув дверь, не сдержала облегченного выдоха и улыбки, видя Снейпа в окружении Люпина и Шелдона.

Северус вернулся!

Когда умеренные восторги поутихли, и все расположились в гостиной с чашками грога в руках, мистер Снейп наконец поведал, что же заставило его так поспешить.

Безусловно, все догадывались, что дело в преступнике, который решил перейти к активным действиям, но никто не предполагал, что это произойдет так скоро. Записка, так спешно переданная Гермионой, лишь укрепила подозрения как инспектора Грюма, так и мистера Снейпа. Этим и объяснялась крайняя поспешность полковника, который, вскочив на коня, понесся к дому преподобного Альбуса, а Шелдон за инспектором.

Преподобный Альбус в силу своих духовных стремлений был настоящим стихийным благом, что причинялось всем и всюду независимо от чина и желания облагодетельствованного. В этом и крылся корень всех проблем, что повлекли всего лишь одно неосторожное слово и побуждение сделать все лучше и совершеннее. Картина представала донельзя банальная и столь драматичная, что не верилось, насколько случайное стечение обстоятельств сможет привести к роковым последствиям. Однако, обо всем по порядку.

Положившись на честность Хагрида, а также на отношение тетки к самому Мондею, несколько лицемерное и презрительное, Снейп в своем расследовании догадывался, что мистер Риверс и мистер Мондей — это один и тот же человек. Ему было известно, что мистер Мондей некогда состоял на службе в Индии, ведь именно это обстоятельство помогло ему получить в первый раз пост губернатора. Инспектор Грюм, используя свои служебные возможности, сделал запрос в архивы, и там был найден неопровержимо-достоверный факт: вскоре после службы в Индии мистер Риверс сменил свою фамилию на Мондей и перебрался в Спайдершир, где, как оказалось, была его вотчина. Единственный, кто знал о прошлом мистера Мондея, была миссис Шоу, которая не спешила открывать этой тайны, что и сохраняло ей жизнь до поры до времени.

Мистер Снейп, направившись к дому преподобного, намеревался застать его раньше преступника, и удача улыбнулась ему. Преподобный сам встретил его на пороге с облегченно-радостной улыбкой. В этот раз Альбус не таился, рассказав все честно и без обиняков, и даже по-старчески покаялся в своем грехе благодеяния. Северусу было не до моральных сентенций, и потому он попросил преподобного устроить все так, чтобы не было видно следов его присутствия. Явившийся спустя некоторое время Шелдон передал, что инспектор Грюм обещал прибыть как можно раньше, и изъявил готовность помочь во всем. Этот факт придал Снейпу достаточно хладнокровия. Преподобный и его немногочисленная челядь скрыла следы их присутствия.

Прибывший настолько спешил, что не заметил ни забытого случайно стека, ни даже суетливого взгляда преподобного, обращавшегося то и дело к алькову, за занавесом которого находились Снейп со слугой. Разговор был осторожный, полный аллюзий и сентенций, о коих стоит поведать отдельно.

— Отрадно видеть вас в добром здравии, преподобный Альбус.

— Взаимно, мистер Мондей. Чаю?

— Пожалуй.

После недолгой паузы голос преподобного звучал вкрадчиво и совершенно нейтрально, как на исповеди.

— Славная нынче погода, мистер Мондей.

— Хорошая зима — добрый урожай, как говорят крестьяне.

Последовали жидкие смешки.

— У вас отличный чай, преподобный Альбус, но… не хватает остроты.

— М-м-м… может быть, не хватает некой пряности, мистер Мондей, — покладисто согласился Альбус. — Пожалуй, херес не помешал бы. Вы не против?

— О, преподобный Альбус! А как же пост?

— Порой в таких вопросах строгими правилами можно пренебречь, — в голосе Альбуса так и слышалось лукавство.

Послышались удаляющиеся шаркающие шаги, наступила тишина. Вот звякнула крышка чайника, стукнулось неосторожно стекло о край фарфоровой чашки в нервически дрогнувшей руке.

Вновь послышавшиеся старческие шаги сменили натужное кряхтение и скрип кресла.

— О, Moscatel! — раздалось одобрительное цоканье. — Давненько я не пробовал его.

— Остатки роскоши, мистер Мондей, — более бодро ответил Альбус, беря чашку и делая глоток. — Церковный винный погреб почти пуст, увы.

— И даже вино для причастия заканчивается?

— О, для него всегда есть достаточное количество воды, — преподобный окончательно взял себя в руки и вернул голосу самообладание, как и своей манере поведения.

Мондей звучно хохотнул и взял в руки бутылку. Но прежде чем пробка успела покинуть горлышко, преподобный Альбус пошел в наступление.

— Так в чем же цель вашего визита, господин губернатор?

Выдержанная пауза была полна осязаемой настороженности.

— Э-э… я пока не губернатор, преподобный Альбус.

— Ах да… я и забыл, что выборы еще предстоят, — якобы спохватился преподобный. — Что ж, я буду молиться за вашу победу.

— Кстати, о молитвах, преподобный, — всякая вежливость сошла с мистера Мондея. — Я бы предпочел молчание.

— Право, не понимаю, о чем вы…

— Вы ведь помните наш разговор пару месяцев назад? — спокойно спросил мистер Мондей, ставя херес на стол.

— Может быть, — призадумался Альбус. — Не напомните, какой это был день?

— Накануне Рождества.

— Ах да, третьего дня. Но, помилуйте, я не помню, о чем мы говорили!

— Может… это поможет прояснить вашу память? — Мондей вытащил из кармана темный флакон.

Альбус какое-то время молчал, прежде чем спокойно осведомиться, что же это значит.

— Это значит, что «Поцелуй Шивы», добавленный ранее в вашу чашку, уже начал действовать, и у вас не более пяти минут, — холодно улыбнулся мистер Мондей. — А противоядие у меня в руках сохранит вам жизнь… в обмен на ваш рассказ и молчание, конечно.

Но лицо преподобного оставалось невозмутимым, ничто не омрачало его спокойной, даже безмятежной святости борца за справедливость.

— Давайте я подскажу, с чего вам надо начать рассказ, — великодушно предложил мистер Мондей. — Вы призывали меня сознаться в грехах.

— Но это же моя обязанность блюсти чистоту чужих душ и нравов…

— И вы настолько в этом преуспели, что теперь знаете больше положенного.

— Мне и положено знать, сэр. Ведь я творю тайну исповеди, — преподобный так просто не сдавался.

— Я тоже об этом. Что вам поведала миссис Шоу?

— Я не имею права это разглашать…

— У вас не так много времени на раздумья, преподобный Альбус, — напомнил мистер Мондей, вновь демонстрируя флакон. — Достаточно пары предложений.

Преподобный опустил взгляд и грустно улыбнулся.

— Что же… перед порогом смерти надобно быть честным не только перед Господом, но и людьми, — кивнул он. — Миссис Шоу была достаточно честна, чтобы поведать о своих горестях и радостях, а еще…

Мистер Мондей весь подобрался в кресле от нетерпения.

— А еще о том, насколько вы все-таки бесчестный человек, мистер Мондей.

Губернатор с показным сочувствием развел руками.

— О, так устроена наша беспросветная жизнь, где лучшую долю приходится выгрызать зубами! Итак… — Мондей отбросил всякую наигранность, — что знает об этом ее племянник?

Альбус помолчал, а потом смиренно сложил руки на груди.

— Право, я мог бы ответить на этот вопрос, откровенно, но… не чувствую достаточно желания.

— Это все? — Мондей спрятал противоядие и встал.

Вместо ответа преподобный схватился за сердце, издав мученический стон.

— Я бы сказал, что мне жаль, преподобный, но, откровенно, не чувствую достаточно желания.

Поняв, что настал решающий момент, Северус откинул в сторону занавес, явив свое присутствие. После мгновения замешательства Мондей предпринял попытку сбежать, но Снейп совсем не по-джентльменски схватил его за шиворот. В отчаянии Мондей выхватил револьвер, но не успел ничего сделать — практически сразу же оружие оказалось выбито из его рук. В завязавшейся схватке Снейп был куда удачливее и сноровистее — серию выпадов в свою сторону он успешно отразил и даже нанес пару метких ударов по телу Мондея. Но все решил Шелдон, который невозмутимо обрушил на затылок преступника так и не откупоренную бутылку с хересом.

К приезду инспектора Грюма с полицейскими преступник был крепко связан и посажен в кресло, дабы не было никакого удобства для бегства. Преподобный Альбус был бледен как полотно, но стойко отказывался от скорейшей помощи врача, объяснив, что делал лишь вид, будто пил отравленный чай. Шелдон все же был послан за доктором Люпином, который прибыл вместе с полицейскими почти одновременно. Обменявшись приветствиями, принятыми при знакомстве джентльменов, каждый занялся своей работой. Доктор Люпин преподобным, инспектор Грюм преступником.

Мондей все еще был без сознания, и джентльмены, приняв терапевтическую дозу виски по рекомендации Люпина, облили преступника холодной водой, дабы привести в чувство. Очнувшийся мистер Мондей обнаружил себя в крайне щекотливом положении и все же сумел ровно спросить, что это значит.

Заговорил с ним инспектор Грюм как полномочный представитель закона.

— Итак, мистер Мондей… или все-таки Риверс? — уточнил он для начала.

— Мистер Мондей, инспектор.

Северус равнодушно глядел на убийцу своей тетки, уже состарившегося и растерянного. Когда-то мистер Мондей был обаятельным молодым человеком, который все же умел нравиться дамам, несмотря на свое явное презрение к ним. При незавидной родословной он смог добиться немалых высот (не совсем честным путем, конечно), но ослепленному властью всегда мало. Его злодеяния могли кануть в Лету со смертью мистера Шоу, но кто знал, что вдова мистера Шоу будет настолько осведомленной, настолько гордой, чтобы противиться его кандидатуре, зная ее подлость и двуличность.

Инспектор откашлялся.

— Что ж… мистер Мондей, вам предъявляются следующие обвинения в присутствии свидетелей, коими являются мистер Люпин, мистер Снейп и преподобный Альбус Дамблдор…

Оглашая список обвинений, Грюм произносил каждое слово с чувством и с расстановкой, делая ударение в значимых местах, словно давая понять, насколько бедственное положение у несостоявшегося губернатора.

— …и за сим вам надлежит последовать за мной для выяснения дальнейших обстоятельств.

Как и следовало ожидать, преступнику совсем не хотелось нести ответственность перед законом, что и вылилось в гневную тираду с перечислением всех его достоинств, а также связей и прочая, прочая. Когда же мистера Мондея-Риверса вывели из дома преподобного, джентльмены вздохнули спокойно и приняли еще одну дозу лечебного виски успокоения для. Преподобный Альбус на радостях после своего чудесного спасения сердечно всех благословил и даже пригласил на праздничный ужин, который должен был состояться через пару дней. Джентльмены приглашение приняли, а после оставили преподобного, которому по настоянию доктора Люпина нужен был покой после пережитого приключения.

Миссис Снейп выслушала все с замиранием сердца. На бледном лице особенно выделялись широко распахнутые глаза, в которых плескались и восхищение, и страх, и даже присутствовали проблески обожания, направленные именно на фигуру мистера Снейпа, который и был героем сегодняшнего дня.

— Слава богу, что все так закончилось, — улыбнулась Нимфадора Люпин. — От всей души вас поздравляю, мистер Снейп! Я рада, что наконец справедливость восторжествовала!

Северус с вежливой улыбкой кивнул миссис Люпин, умолчав о начинавшейся борьбе за справедливость, исход которой мог не принести желанного удовлетворения, или того хуже — случилось бы поражение. Миссис Снейп же поняла его настроение, но приличия обязывали ее оставаться в своем кресле. Посему она решила отложить важный разговор до ночи, когда они будут одни.

Вскоре Люпины засобирались домой, отказавшись от ужина, гостеприимно предложенного миссис Снейп. Джентльмены пожали крепко друг другу руки на прощание, леди же позволили себе несколько вольные и эмоциональные прощальные объятия.

После ужина, который был хоть и без излишеств, но имел весомое приложение в виде красного вина десятилетней выдержки из запасов миссис Шоу, супруги вместе удалились наверх. Уже в спальне миссис Снейп позволила себе вольность — попросту порывисто обняла супруга и даже позволила пустить себе радостно-облегченную слезу.

— Я так переживала… как хорошо, что все закончилось! — прошептала она.

Северус не сразу нашелся с ответом, осторожно обняв ее в ответ и пригладив пушистые волосы.

— Все уже позади, миссис Снейп, — мягко сказал он. — Все уже прошло.

Гермиона кивнула, так и не отстранившись. Какое-то время в комнате висело молчание, при котором все слова мира не смогут выразить и сотой доли того, что сейчас было на сердце. Она чувствовала это уверенное поглаживание теплых пальцев по своим волосам и невольно подмечала не свойственное ей желание — чтобы эта простая ласка не заканчивалась. И все же… некоторые вопросы так и остались открытыми.

— Теперь будет суд? — миссис Снейп с тревогой глянула в лицо мужа.

Сегодня она поняла, насколько Северус ей дорог; все предыдущие желания расстаться, жить в одиночестве теперь казались чем-то неразумным, а в свете произошедших событий — пугающим. Гермиона внезапно осознала, что фигура полковника Снейпа в ее жизни приобрела такую же важность и ценность, как и родительские. Супруг стал ей своеобразной опорой, ступенькой, исчезновение которой повлекло бы падение и горькую боль. Гермиона еще не признала это перед собой, но была на пути к тому, что без Северуса ее жизнь уже не имела такого смысла, как раньше.

Полковник Снейп какое-то время молчал, а после ответил довольно честно:

— Все зависит от связей и богатства самого мистера Мондея.

Конечно, ему хватило бы силы убеждения сказать нечто наподобие, мол, не забивайте голову этим, но миссис Снейп была не такова. Северус сумел по достоинству оценить стойкий характер жены, ее смелость и здравый взгляд на вещи. Не одну ночь они провели в этой холодной спальне, обсуждая текущее положение дел и происходящее, и каждый раз миссис Снейп перед сном считала своим долгом подбодрить его, обнадежить в успехе этого опасного дела. И пусть между ними лежала грелка, ее слова и присутствие в этот момент были куда важнее, чем плотская близость.

— Но обвинения серьезные! — уверенно заявила Гермиона. — Да и покушение было совершено практически при свидетелях.

Северус счел ее в этот момент умной, но все же наивной женщиной.

— Обвинения достаточно серьезные, но военные преступления могут не рассматриваться, ведь это работа другого ведомства, — терпеливо пояснил он. — Чтобы доказать идентичность ядов из чашек миссис Шоу и преподобного Альбуса, надо добиться проведения экспертизы, чему может препятствовать адвокат, на оплату которого явно не поскупятся. Без экспертизы все наши слова будут лишь… словами, — Снейп помолчал. — А нападение с оружием тот же адвокат может трактовать как самозащиту.

— Но…

— Повторюсь, все зависит от связей мистера Мондея и порядочности судьи, — снова повторил он.

В его голосе Гермионе почудилась какая-то печаль, некий фатализм человека, который слишком долго борется с могущественным злом, лицо которого суть система, а ее никто не в силах сокрушить единолично.

— А если… к процессу добавится и резонанс в прессе, чтобы… чтобы мистер Мондей потерял свою репутацию?

Северус невольно улыбнулся — неисправимая оптимистка. Так яро поддерживает в нем надежду на лучшее, хотя сама наверняка сомневается.

— Ну что вы на меня так смотрите? — поникла миссис Снейп. — Это же разумные доводы. Ведь если он попадет под следствие, то могут вскрыться другие обстоятельства и имена… страх будет руководить его знакомыми, и… они быстро откажутся от него.

— Все так, миссис Снейп. Все так, — Северус целомудренно коснулся губами ее волос. — Вы абсолютно правы.

— Все так и будет, вот увидите! — горячо прошептала Гермиона.

Ответом ей была едва заметная улыбка и более крепкие объятия. Уже после того, как миссис Снейп уснула, по обыкновению устроившись у него под боком, Северус снова принялся анализировать сложившееся положение.

Он не стал расстраивать супругу и другими доводами, где злодей мог выйти сухим из воды. Во многих военных преступлениях Мондей был посредником, инициатором, но никак не исполнителем. Мистер Шоу так и не смог поймать его с поличным. Северус понимал, что яд — это весомая улика, как и попытка отравить преподобного. Оставалось надеяться на то, что структура совпадет, и тогда пункты обвинения лишь будут расти. Мистер Снейп не исключал и того, что рассмотрение дела затянется, а там… мало ли что случится с уликами и материалами дела, верно? Люди бывают порой беспечны и слишком алчны, чтобы случайно что-то забыть, что-то потерять… И тогда за неимением доказательств вины злодей избежит наказания.

В этот момент Северус беспокоился больше всего о репутации Гермионы. Если все обернется против него, то двери общества закроются и для миссис Снейп. Никто не захочет иметь знакомство с женой скандалиста и сутяжника, посмевшего очернить доброе имя мистера Мондея. Но удалить ее от себя он не мог, не теперь, когда они стали так близки. А развод — дело медленное и затратное, да и преподобный Альбус первым воспротивится этому, а Гермиона не поймет. Он просто не знал, как ей сказать, как объяснить, что тень его репутации в случае неудачи падет и на нее, сделает несчастной и навеки запрёт в его доме… И тогда миссис Снейп его возненавидит, но прежде всего он сам себя возненавидит за то, что не смог сделать ее счастливой.

Северус вздохнул, глядя в темный потолок. С Грейнджерами можно было бы поговорить, но… не хотелось впутывать в это и их. Да и со стороны это могло быть принято превратно — в семье Снейпов большие неурядицы, коль миссис Снейп вернулась в отчий дом. И опять страдало доброе имя Гермионы, которая превращалась в брошенную жену. Может, не стоило вообще затевать этой женитьбы? Но… себя не обманешь, хотелось покоя и семьи, а мисс Грейнджер была той самой особой, которая по его разумению могла создать этот покой и безупречную семью…

А получилось, что Снейп просто сломал Гермионе Грейнджер жизнь.

Миссис Снейп на удивление была оптимистична: она постоянно твердила, что все будет хорошо. Вполне уверенные прогнозы давал и адвокат Снейпа, который, наконец, нашел время и выбрался в Спайдершир. Северус не возражал, но все равно находился в некоем напряженном ожидании. Так бывало, когда он мучительно просчитывал ход противника, но никак не мог вывести единого знаменателя. Миссис Снейп же искренне переживала, видя эти внутренние метания супруга, но все что ей оставалось делать — это повторять ему изо дня в день, что все будет хорошо. В один из дней Северус несколько иронично заметил:

— Вы не читали Вольтера?

— Его «Кандида, или Оптимизм»? — с улыбкой уточнила Гермиона, прекратив терзать клавесин. Получив утвердительный кивок, она хихикнула. — Конечно. А почему вы вспомнили именно эту книгу?

— Не знаю, — полковник сделал глоток кофе. — Как-то пришло на ум, что при всей разумности я мало чем отличаюсь от Кандида.

Миссис Снейп задумчиво нахмурилась.

— Но даже злоключения Кандида закончились, — отметила она.

— И при этом рядом с ним всегда был кто-то, говоривший, что оптимизм — это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо.

— Мне кажется, вы утрируете, — миссис Снейп перелистнула ноты. — Все, что случилось с Кандидом, произошло по его вине.

— То есть вы утверждаете, что наш случай это горе от ума? — мистер Снейп мрачно забавлялся.

— В вашем горе уму, — сухо парировала миссис Снейп, недовольная таким настроем супруга. — И если снова обратиться к приснопамятному Кандиду, то его случай доказывает, что нет ничего невозможного.

— Вы про старуху? — хмыкнул Северус. — Как там… все ее рассказы начинались: «хоть у меня и ползада…»?

Гермиона невольно фыркнула, слыша интонацию мужа, донельзя выразительную и ироничную. Этот момент в книге и смешил, и обескураживал одновременно.

— Достаточно вспомнить конец, где он все же обрел дом и стал возделывать свой сад, — отметила она. — Разве это не достижение — обрести покой?

— С одной стороны да, но Вольтер бы с вами не согласился.

— Это еще почему? — нахмурилась миссис Снейп.

— Сад в понимании сего ученого мужа — это душа, которую ты должен всегда избавлять от сорняков злонравия и сажать ростки добродетели, — нарочито менторским тоном пояснил Северус.

Гермиона глянула на него поверх нот, не скрывая своего скептичного отношения к сказанному.

— Мистер Снейп, а вы не переобщались с преподобным Альбусом?

Северус лишь усмехнулся и пригубил остывший кофе, оставив этот вопрос без ответа. Хотя ради справедливости стоило пояснить, что данный философско-литературный опус высказал в свое время его учитель по философии, а после и подтвердил мистер Грейнджер с литературоведческой точки зрения.

Впрочем, к философским диспутам мистер Снейп был равнодушен — понимая механизмы логики и риторики, он не получал удовольствия от этого словоблудия, считая эпитеты, аллюзии и сентенции излишними. Но, увы, судебные прения были построены именно на раздражающих законах риторики, из-за которых дело могло решиться в неблагополучную сторону в мгновение ока. Полковник знал цену каждому слову, потому как в свое время его судьба решилась благополучно благодаря нужным словам и, безусловно, знакомствам. Миссис Снейп, к сожалению, не имела об этой системе ни малейшего представления, несмотря на то, что познала вкус предательства и неверного слова. Излишне волновать супругу Северус не хотел и потому помалкивал, тая мрачную меланхолию и предоставляя жене обманываться радужными ожиданиями.

Инспектор Грюм сообщал короткими письмами о ходе дела, и Северус между строк видел негодование и недоумение этого честного человека, который пребывал в полной уверенности, что такие улики не дадут свершиться неправедному суду. Адвокат учтиво отписывал обо все переносящемся слушании, что в конце концов крайне раздражало Снейпа. Так однажды он небрежно отослал Шелдона, дав ему какое-то бестолковое поручение, и проигнорировал новую пьесу супруги для клавесина.

Траур уже закончился, и пришло время возвращаться в Визардшир, тем более, к чете Снейп оказывалось претившее Северусу внимание, что и отразилось в его нетерпении относительно переезда. Миссис Снейп с удивительным пониманием и терпением отнеслась к сумрачному настроению супруга. Она ни словом не упрекнула его за то, что на ее плечи легли основные заботы по переезду, как и не держала обиды за некоторую холодность со стороны супруга.

Гермиона поправила плотное покрывало на клавесине и несколько сентиментально похлопала по закрытой крышке инструмента, затем по-хозяйски огляделась в гостиной, которая снова была вся задрапирована. Смутное чувство дежавю охватило миссис Снейп, и она поежилась, вспоминая недавний траур и невольную привычку к нему. Дом она покидала без прощаний и обещаний кому-то вернуться и писать письма. Впрочем, возвращение все равно предстояло, так как дом нуждался в уходе и частичном ремонте. Сжав покрепче сумочку, миссис Снейп оправила жесткие складки на своем темно-лиловом платье и решительным шагом вышла из дома. Супруг привычно помог ей забраться в наемный экипаж, она в последний раз глянула на темные окна-глазницы и откинулась на сиденье. Предстояло возвращение в Визардшир.

— Вы не получали писем от адвоката? — аккуратно спросила Гермиона, когда экипаж тронулся.

Северус хмуро глянул на нее и кивнул.

— Возможно, мне придется сразу по приезде отлучиться в Лондон, — все же ответил он.

Миссис Снейп лишь вздохнула, она разделяла опасения мужа насчет затягивания судебного процесса, а также внутренне готовилась быть свидетелем по их делу.

— Значит, мне не распаковывать чемоданы?

— Мои нет, — был короткий ответ. — Свои можете разбирать и обустраиваться в Визардшире.

— Но…

— Вы нужнее там, миссис Снейп, — из уст Северуса это звучало как приказ. — В школе для фермерских детей почти не ведутся уроки из-за отсутствия преподобного Альбуса и... моего.

Гермиона невольно смешалась:

— Я… я не смогу вас заменить.

— Я знаю. Меня пока подменяет ваш отец. Он немного знаком с моим профилем, теоретически, конечно. Вы… же пока могли бы заменить мистера Грейнджера.

— О… понимаю, — поджала губы Гермиона, невольно отметив ответственный подход мужа даже к образованию фермерских детей.

Странно, что родители в своих письмах ни словом не обмолвились об этом. Мистер Грейнджер поступил благородно и самоотверженно по отношению к другу и к дочери, позволив им заниматься своими делами. Она вспомнила, как отец самозабвенно рассказывал об истории и литературе, как одухотворенно менялось его лицо, стоило ему начать говорить о столь любимых предметах.

— Хм… вы мне льстите. Я не сравнюсь с отцом, — все же отметила Гермиона. — И… наверное, отец не хотел нас тревожить, раз не написал об этих трудностях сразу.

— Во-первых, траур не позволял нам выйти в свет. Во-вторых, до Визардшира приличное расстояние, которое быстро покрывается лишь ездой верхом. Вы ездите верхом, миссис Снейп? — отметив отрицательный кивок со стороны супруги, Северус продолжил. — В-третьих, погода долгое время не благоприятствовала.

Миссис Снейп была вынуждена признать правоту супруга, но к своему стыду она ни одного дня не задумывалась о школе, где давали уроки ее отец и муж. Попросту дела семьи и собственные переживания не дали даже проблеска такой мысли, эти же мысли позволили быстрее и легче переварить траур.

— Если у вас нет желания… — Снейп по-своему истолковал ее молчание.

— Нет-нет! Я готова помочь! — запротестовала Гермиона.

Взгляд мужа потеплел, когда она с ободряющей улыбкой сжала его руку. Северус аккуратно сжал ее пальцы в ответ, чем смутил свою жену:

— Спасибо, миссис Снейп. Вы — настоящее сокровище.

* * *

Предчувствие не обмануло Снейпа — стоило ему переступить порог дома, как через пару дней его настигло срочное письмо от адвоката, который просил явиться в Лондон не позднее указанного в извещении дня. Гермиона настаивала, чтобы он взял с собой Шелдона, и Северус уступил ее просьбе. Пообещав напоследок Северусу, что присмотрит за его любимцами и поможет школе, а также непременно будет ждать его писем, миссис Снейп осталась одна.

В этот раз ей было спокойнее на душе: не было траура, не было страха, только несколько тревожное ожидание подтачивало ее уверенность в благополучном исходе.

Гермиона вела хозяйство уже по установившемуся, привычному после траура порядку. До замужества она не мыслила себя полноправной хозяйкой, самостоятельной и самодостаточной женщиной. Но Северуса рядом не было, и не на кого было безоглядно положиться. В ее режим дня бесцеремонно вклинилась и школа, заставив изменить время подъема, а так же сборов. Не обходилось и без некоторого опоздания, но вскоре миссис Снейп приноровилась и всегда выходила из дома вовремя к ожидавшему ее отцу. Мистер Грейнджер с легкой насмешливостью касался своей шляпы, протягивал руку и широким шагом направлялся по проторенной дороге.

— Может, переберешься к нам? — в который раз предложил он, памятуя о любви своей дочери к поздним подъемам. — Будет не так скучно, да и время сэкономишь.

Миссис Снейп покачала головой, глядя на природу, понемногу избавлявшуюся от зимних оков. Казалось, сам воздух переменился, стал неуловимо теплее, а снег просел на пару дюймов.

— Отчего же? — продолжал упорствовать мистер Грейнджер. — В конце концов, достаточно того, чтобы дом вовремя отапливали и все…

— Собаки, — коротко ответила его дочь, повернув к нему голову.

— Что? — переспросил он. — Я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.

— Собаки, — с самым невозмутимым видом повторила Гермиона. — Бади и Тоби не любят одиночества, и о них нужно позаботиться.

— М-м-м… — мистер Грейнджер немало смутился этим аргументом. Особенно его поразила реакция дочери, которая очень уж резко и необоснованно прониклась любовью к собакам. Пусть даже таких вышколенных и примерных, как у полковника. — М-мы… пожалуй, могли бы найти им место.

— Не стоит, — с легкой улыбкой отвечала она, поражая отца все больше и больше. — Боюсь, им не понравится такая смена мест, да и шерсть… мама не перенесет столько шерсти в гостиной.

— М-м-м… а разве Живоглот не линял так, что можно было бы при желании сделать из его шерсти манто? — усмехнулся мистер Грейнджер.

— Живоглот — кот, папа́, — был простой аргумент. — Он не очень активен в силу своей природы и менее остро реагирует на смену места. Собаки же… ну, такие, как колли и флет ретривер, требуют внимания и движения.

— Они могли бы жить во дворе, — он растерянно пожал плечами. — Там и простор, и общение…

— Папа́!

— Просто не понимаю, откуда столько любви и заботы к этим псам! — легкое возмущение все же прорвалось в голос мистера Грейнджера. — Они же ничем не примечательные охотничьи собаки!

— Вот поэтому им нельзя жить во дворе, — обезоруживающе похлопала его по руке дочь. — И пока нет полковника Снейпа, кто-то же должен о них позаботиться, например, вовремя выгулять, занять их досуг, накормить и...

Мистер Грейнджер сделал какой-то неопределенный жест рукой, более не решаясь заговорить с дочерью на эту тему. В конце концов, это довольно невежливо указывать своей взрослой совершеннолетней и к тому же замужней дочери, кому оказывать предпочтения, кого любить и о ком заботиться, пусть это даже собаки мужа. Мистер Грейнджер предпочитал не думать о том, что Гермиона прониклась чувствами к мистеру Снейпу, все-таки он порядочный джентльмен, и его мало интересуют всякие сантименты.

Вопреки волнениям миссис Снейп, ученики восприняли смену ролей спокойно — мистер Снейп отсутствовал уже несколько месяцев, за что многие школяры были несколько благодарны судьбе за такой «подарок». Гермиона попросила отца не присутствовать на уроке, а на недоуменный взгляд отца позволила себе хитрую улыбку. Мистер Грейнджер решил не противиться и даже пообещал выслушать ее предложение насчет уроков, связанных с искусством.

Гермионе было интересно услышать о муже из уст учеников. Все же кто, как не дети правдиво расскажут о человеке своим искренним и незамутненным взглядом? Она видела настороженность, с какой смотрели на нее ученики, пытаясь соизмерить ее внешность и фамилию — Снейп. Видела интерес, с каким ее слушали, когда она представлялась и знакомилась с классом. И чувствовала всей кожей напряжение, которое вынуждало держать лицо, контролировать голос, отдавать отчет каждому слову.

— Мэм, а можно личный вопрос? — поднял руку ученик.

Гермиона несколько стушевалась, но сумела сохранить независимый вид и нейтральный тон в сухом кивке.

— Конечно.

— А почему так долго отсутствует мистер Снейп?

Она ожидала этот вопрос — отец предупредил ее, предложив между делом представить ее как мисс Грейнджер. Но Гермиона отказалась, посчитав эту идею детской — в окрестностях Визардшира, а также в ближних предместьях соседнего Спайдершира не было людей, которые бы не знали полковника и семью Грейнджеров. И все же ей понадобилась минута на раздумия, а затем ответ прозвучал как можно более нейтрально, чтобы дать понять, что личные вопросы не всегда тактичны. Ученики удовлетворились короткой и емкой формулой и приступили к обсуждению «Похвалы глупости» Эразма Роттердамского.

Миссис Снейп не ожидала, что данный текст заинтересует учеников, но отец старался придерживаться классической программы, характерной для пансионов и закрытых школ. Вопросов было больше, чем ответов, и Гермиона предложила пойти по более простому пути — читать и обсуждать произведение походя. Держа в руках книгу и вслушиваясь в нестройное чтение, Гермиона вспомнила, что в один из вечеров до свадьбы Снейп читал именно эту книгу в узком семейном кругу…

Было странно осознавать это незримое присутствие Северуса в мелочах: в прочитанной книге, которую хотелось с ним обсудить; в случайно услышанном обращении, простом упоминании о нем; в питомцах, что ожидали дома; в классном журнале, где многие записи были сделаны его рукой; в папке с конспектами, что хранила все нужные записи к уроку; даже в прощании, в котором отчетливо слышалось «мистер Снейп»…

Северус был в мыслях, полных ожидания и простого волнения, логичного и закономерного. Заходя в пустой тихий дом, миссис Снейп понимала, что чего-то не хватает, чего-то уже привычного и незыблемого для ее бытия, и потому старалась отгонять от себя дурные мысли. Именно так она объяснила свой порыв сесть за стол и написать мистеру Снейпу письмо.

Перо замерло на полуслове. Гермиона нахмурилась, всерьез задумавшись: как же обратиться к мужу? Вся трудность заключалась в том, что она не писала ему до этого писем — скорая свадьба избавила ее от необходимости проходить приторно-эпистолярный период ухаживаний.

«Мистер Снейп» — донельзя официально. «Дорогой» — банально. «Милый» — может навести на беспочвенные подозрения в кокетстве. «Северус»… слишком просто.

Чернила уже испачкали лист, и пришлось взять другой. И тут миссис Снейп задумалась: а как же ее называет муж?

Чаще всего можно было услышать «миссис Снейп», в особо редкие минуты «Гермиона», но не более. Всему этому она мало придавала значения, подавленная и раздосадованная замужеством. Теперь оказалось, что даже такая мелочь имеет огромное значение! Этим нужно было заняться ей со всей женской изобретательностью, которая и рождает всякие парные и нежные прозвища возлюбленным: птичка и птенчик, котик и киска и прочий милый вздор, который годится для личного письма. А сейчас миссис Снейп ломала голову, не зная, как начать.

В корзине уже было несколько вымаранных листов, в которых никак не могло появиться начало. Гермиона уже порядком устала, перебирая десятки вариантов, что могли бы подойти к фигуре мужа, которая по-прежнему вмещалась в емкое выражение «полковник Снейп». Взгляд, брошенный на книгу на краю стола, заставил ее улыбнуться и аккуратно с приличествующими завитушками написать следующее:

Мой дорогой Северус…

Гермиона представила лицо Снейпа и продолжила в невинном и миролюбивом тоне описывать будни в школе, а также свой досуг, из которого исчезло привычное ей музицирование. В конце она позволила себе сравнение мужниного дела с рыцарским подвигом, а после выразила надежду на скорое завершение дел.

Затем письмо было аккуратно упаковано в конверт и передано на почту ранним утром следующего дня. Порой Гермиона вспоминала свой пассаж насчет рыцарских романов, неизменно смущалась, считая это дурновкусием, и с замиранием сердца ожидала сухой ответ.

Терпение, с каким отнеслась миссис Снейп к предстоящим трудностям и тяжкому ожиданию, было вознаграждено. Вернувшись из церкви воскресным утром, она никак не ожидала увидеть в их гостиной пианино. Поначалу Гермиона не поняла, что произошло, пока не увидела Мэри, суетливо вытиравшую пыль, мать, одобрительно следившую за уборкой, и отца, который уже привычно набивал свою трубку табаком. На закономерные вопросы дочери мистер и миссис Грейнджер пожали плечами, мол, дело было решеным с самого начала — мистер Снейп не видел возможности перевезти из Спайдершира клавесин и потому согласился на предложение тестя забрать пианино из дома Грейнджеров. Миссис Снейп даже не нашлась с ответом, настолько такое внимание обескураживало, более того расположение инструмента в этой гостиной казалось ей невозможным.

Гермиона придирчиво, по-хозяйски осмотрела интерьер и признала, что пианино нашлось место, и гостиная ничуть не уменьшилась в размерах, как она боялась с самого начала. Она невольно погладила крышку и тут же убрала руку, чтобы Мэри могла доделать свою работу. Такие порывы и мысли были ей несвойственны — еще недавно миссис Снейп не чувствовала себя полноправной хозяйкой в доме Снейпа, а теперь ее не покидало стойкое ощущение ответственности и некой привязанности к этому дому.

— Ах да, — мистер Грейнджер вытащил из кармана письмо. — Почтальон не застал тебя и попросил передать тебе письмо.

Миссис Снейп с некой настороженностью взяла письмо, не обращая внимания на многозначительные взгляды родителей. На конверте острым узнаваемым почерком был написан адрес и отправитель — С. Т. Снейп. Сердце Гермионы неуловимо забилось быстрей, но она не решилась распечатать конверт при родителях.

За чаем миссис Грейнджер с довольным видом покосилась на пианино, расположенное очень гармонично с точки зрения интерьера, и погладила лежавшего рядом Живоглота.

— Кстати, а где мопс мистера Снейпа? — она с интересом огляделась в гостиной.

Гермиона лишь вздохнула:

— Он умер, мама.

— Как жаль, — отозвалась миссис Грейнджер без всякого сожаления. — Довольно забавная была собака.

Воцарилось несколько неловкое молчание, прерываемое только мурлыканьем Живоглота. Мистер Грейнджер чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в чужой гостиной, даже в обществе дочери.

— И все-таки я очень рада, что инструменту нашлось здесь место, — снова довольно отметила миссис Грейнджер. — Надеюсь, это не последние перемены здесь.

Гермиона все же осторожно возразила:

— Мы пока не планировали ничего менять.

Для нее по-прежнему было загадкой такое решение мужа, который любил постоянство во всем.

— О, моя дорогая, такие вещи всегда случаются внезапно, — со знанием дела отметила миссис Грейнджер, делая глоток чая. — И, как правило, связаны напрямую с бытовой необходимостью. Когда мы только поселились в нашем доме, и речи не шло про детскую, — мистер Грейнджер согласно кивнул. — Там была гостевая спальня. Но с появлением ребенка мы поменяли расположение комнат и даже сделали там ремонт. И вот… разве ты не была довольна своей комнатой?

Гермиона невольно вспомнила свою комнату, которая претерпевала значительные изменения по мере того, как она росла. И все же одно оставалось неизменным — обои с нежно-розовым рисунком роз, которые порядком раздражали повзрослевшую мисс Грейнджер в пору ее девичества.

— Вполне, — Гермиона подлила отцу чаю. — Но я не могу понять одного, как ты угадала, что будет девочка? А если б был мальчик, пришлось менять обои…

— О, это все предчувствие! — улыбнулась миссис Грейнджер. — Я знала, что будет девочка вопреки всем прогнозам и ожиданиям твоего отца.

Мистер Грейнджер с невозмутимым видом потягивал чай, делая вид, что разговор его не касается. Когда же Гермиона потянулась за сахаром, он все же подмигнул ей и тихо заметил:

— Просто обои поклеили после твоего рождения.

Миссис Снейп прыснула в кулачок, чем вызвала недовольное фырканье со стороны матери.

— Кстати, благодаря моей дальновидности удалось сэкономить деньги на обоях, — похвастался мистер Грейнджер.

— И при этом выбрать самые вульгарные, — не удержалась миссис Грейнджер. — И то их не хватило!

Гермиона несколько недоуменно нахмурилась, пытаясь припомнить огрехи в комнате.

— Но зато не пришлось менять платяной шкаф!

На это миссис Грейнджер мученически закатила глаза, и Гермионе явно послышалось «мужчины!». Все-таки даже это оставалось неизменным — практичная серьезность матери и беззаботное отношение ко многим бытовым мелочам отца. Вскоре Грейнджеры отправились домой, и миссис Снейп получила возможность остаться наедине и наконец-то прочесть письмо мужа.

Отчего-то пальцы, державшие нож для конвертов, подрагивали. Гермиона чуть не выронила письмо, внутренне ожидая худшего. Наконец она смогла сосредоточиться и вчитаться в текст, никак не ожидая увидеть следующее:

Моя леди (позвольте так обратиться к Вам как Вашему преданному рыцарю), Ваше письмо стало для меня приятной неожиданностью…

Миссис Снейп улыбнулась, уловив мягкую иронию в приветствии. Далее Северус в лаконичных выражениях повествовал о затягивающемся судебном разбирательстве, благодарил за заботу о питомцах и участии в школьных делах, а также справлялся о ее собственном здоровье и давал надежду на скорое возвращение. Конечно, письмо было далеко до образчика любовных писем, но было честным и искренним, и вполне в характере мистера Снейпа.

Гермиона поспешила взяться за перо, чтобы как можно скорей поблагодарить супруга за пианино, которого ей так не хватало, а также утешить и обнадежить его в правильности принятого решения бороться до конца. Она ничуть не упрекала Северуса за затягивающееся ожидание, а наоборот, выражала готовность ожидать его возвращения столько, сколько нужно.

Такая переписка помогала пережить разлуку. Каждое из отправленных писем было полно ожиданием и неуловимым трепетом, призрачной заботой и вниманием. Гермиона несколько была озадачена затягивающимся судебным процессом, но благоразумно оценивала небольшие шансы на успех. Она понимала, что человек, подобный мистеру Мондею, всяческими способами попытается избежать правосудия, что огорчало и занимало ее мысли.

В один из таких дней ее застала Мэри. Камеристка заметно волновалась и не знала, как начать разговор, выходящий за рамки бытовой необходимости или привычной ей темы. Она стояла перед Гермионой, краснея и то и дело отводя взгляд.

— Что-то случилось, Мэри? — мягко спросила миссис Снейп, видя ее замешательство.

Мэри кивнула и призналась:

— Не знаю, как сказать, мэм…

— Тебя кто-то обидел? — несколько строго нахмурилась Гермиона, не сразу понимая причину такого поведения от бойкой и улыбчивой Мэри.

— Нет, мэм, — поспешила возразить камеристка. — Но… мне было сделано предложение.

Гермиона вспомнила, как случайно стала свидетелем трогательной сцены между Мэри и Шелдоном, и понимающе кивнула. Что ж… это был закономерный итог такого внимания и ухаживания.

— Думаю, я не ошибусь, если предположу, что это Шелдон? — чуть улыбнулась она.

Мэри кивнула, немало смутившись.

— И я бы хотела спросить вашего совета, — у камеристки перехватывало дыхание. — Мэм, что мне делать? Он серьезный мужчина, но я даже не знаю… Особо не люблю его… хотя он хороший человек…

Миссис Снейп задумчиво нахмурилась, вспоминая рассказы мужа о нем и самого слугу, ловкого и умелого, умного и решительного человека, который был безоговорочно предан хозяину. Она с минуту думала, соотнося свой опыт с затруднениями Мэри, ведь брак без любви очень тяготит.

— Шелдон действительно хороший, преданный человек, — медленно проговорила Гермиона. — Понимаю, что ты боишься расстроить его отказом и оттого колеблешься. И… я могу тебе посоветовать прислушаться к своему здравому смыслу и… сердцу, конечно.

Мэри опустила взгляд и кивнула, отмечая разумность слов хозяйки. В намерениях и честности Шелдона она не сомневалась, да и не хотелось уходить от миссис Снейп, к которой Мэри была искренне привязана, и потому не знала, как поступить. Безусловно, плюсов было больше — кров над головой, порядочная и добрая хозяйка, неплохое жалование, да и будущий муж был толковым человеком. И потому Мэри все больше склонялась к согласию.

Миссис Снейп было приятно такое доверие со стороны Мэри, и в глубине души она ей желала счастья. Гермиона представила лицо Северуса, узнавшего бы эту новость, и невольно улыбнулась. Отчего-то ей казалось, что Шелдон пока не решился сообщить хозяину о своих намерениях — Мэри же не дала своего согласия…

Дни шли своим чередом, март подходил к своему завершению. Начиналась весенняя распутица, более поздняя и обильная, нежели в городе. Гермионе пришлось достать свои старые платья и порядком укоротить подол, так как после пеших прогулок туда-обратно об идеальной чистоте не могло быть и речи. Мистер Грейнджер меланхолически сетовал на отсутствие экипажа и неизменно мыслью возвращался к предстоящим полевым работам, из-за которых образовательный процесс придется прервать.

Гермиона уже привыкла к ожиданию. Порой ей казалось, не будь она занята в школе, не будь у нее других дел, то давно бы впала в отчаяние. Мистер Снейп продолжал посылать ответные письма супруге, уверяя ее, что вскоре в этом деле будет поставлена точка. Просвет появился в последнем письме, где полковник Снейп в свойственной ему лаконичной манере сообщал время возвращения и не менее коротко — о вполне благоприятном исходе судебного разбирательства.

Миссис Снейп весь день думала только о возвращении Северуса, ее интересовал до мельчайших деталей судебный процесс, добросовестность адвоката и степень честности судьи. Она заметно суетилась, несмотря на то, что оставалось два дня до приезда супруга. Ей казалось, что здесь и там есть какие-то недочеты, чего-то не хватает, а чего-то, наоборот, необоснованный переизбыток. Вконец же ее вымотали питомцы супруга своим шкодливым непослушанием, и Гермиона падала на постель без сил, неспособная проанализировать сегодняшний день или составить план на завтрашний.

* * *

Рассветное солнце едва осветило макушки деревьев и робко постучалось в темные завешенные окна, когда на дороге, ведущей в город, неторопливо показался наемный экипаж с двумя пассажирами. Его то и дело потряхивало, и тогда возница ворчал на весеннюю распутицу. Об утренней дремоте в таких условиях не могло быть и речи, посему вскоре у одного пассажира лопнуло терпение, и он остановил экипаж на полпути к дому.

Расплатившись с возницей, джентльмен взял свою трость и саквояж. Возница недовольно нахмурился скромной, но четко выверенной оплате. Джентльмен учел все до пенни: а именно путь, который проехал в действительности, и остаток, что намеревался пройти пешком. Беззвучно ворча, возница нетерпеливо принялся поворачивать назад.

Ну и причуды у этих господ… Трость с серебряным набалдашником, да и сам аж скрипит от чистоты и выхоленности. Одни перчатки стоят его недельный заработок! И что за блажь идти по такой грязи пешком!

Спутник джентльмена в простом кепи и куртке молча взял чемодан побольше и зашагал следом за своим господином, ничем не выказывая сомнений в происходящем.

Возница лишь покачал головой на это. Поди замарает свои такие же черные, до блеска вычищенные сапоги (или новые, коль скрипят от чистоты). Но то какая печаль этим господам… вон, даже большой тяжести не несет, все слуга тащит. Коль охота этому джентльмену месить грязь, пущай. Хоть бы упал в какую лужу, благодетель эдакий. Пожалел какой-то шиллинг лишний. Тряска ему не понравилась. Пройтись захотел. Авось к вечеру и доберется, мистер-как-его-там!

Тем временем полковник Снейп уверенно шел по дороге домой, вдыхая свежий и чистый воздух Визардшира. Рядом с чемоданом шагал Шелдон, молчаливо вглядывавшийся в знакомые пейзажи. После лондонского смога отчетливо ощущалась весенние свежесть и мягкость ветра, успевшие позабыться за осень и зиму. Но мягкость оказалась обманчивой: стоило выйти на розу ветров на ближайшем перекрестке, как оба путника поморщились от пронизывающего порыва.

Какое-то время они молчали, после Шелдон заговорил, поудобнее перехватив хозяйский чемодан:

— Дома скорее всего еще спят.

Северус пожал плечами, а после достал свои часы. Глянув время, он чуть хмыкнул, подумав о Гермионе:

— Пока мы доберемся, наверняка все будут уже на ногах.

Шелдон кивнул, вспомнив Мэри, которая вставала рано, чтобы успеть сделать необходимые дела по дому, но еще долго зевала, прикрываясь ладошкой. Такая быстрая и ответственная девушка, радостная и милая…

Мистер Снейп по-своему истолковал молчание слуги:

— Думаешь, не стоило отпускать так рано экипаж?

Шелдон покачал головой.

— Дорога вполне удобная, сэр. Думаю, доберемся за полчаса. В Индии, помнится, и не такое перемахивали за меньший срок.

Северус криво улыбнулся. Первое время, едва прибыв в полк, он быстро уставал от непривычных марш-бросков, потом привык. Приходилось покрывать немалые расстояния быстрее пехоты и кавалерии, чтобы сделать необходимые приготовления для войны и… жизни в ней. Порой не спали ночами, Северус с красными от усталости глазами указывал, где сооружать окопы, с трудом сохранял ясность ума, устанавливая пути сообщений... Но все это осталось в далеком прошлом.

— Было время, — пробормотал он, не сбиваясь с привычного шага. — Хотя грязи хватало и там… — он придирчиво оглядел свои заляпанные сапоги.

— Особенно в период дождей, — усмехнулся Шелдон. — Однако ж, после жары такое время было благом.

Полковник Снейп кивнул, вспоминая, насколько осложняли работу эти дожди. По неопытности или по глупости одного из командиров им пришлось расположиться в одном неудобном месте. От обилия дождей на лагерь спустилась целая лавина грязевого потока, снеся без жалости часть его. И это не говоря о том, что приходилось буквально месить эту мокрую землю при переходе с места на место, с трудом вытаскивать увязавшие повозки с поклажей, терпеть поражение, барахтаться в жидкой земле во время боя…

— Остается надеяться, что в этом году не будет невыносимой жары, — поморщился Северус.

— Ага, в один год даже земля плохо уродила! Помните, сэр?

— Конечно, Шелдон.

Такие разговоры помогали отвлечься от настоящих мыслей. Северус возвращался домой не слишком удовлетворенный, усталый и опустошенный. Тяжба его вымотала, и после такого любой врач посоветовал бы ему тур по Европе или куда-нибудь на курорты, но мистер Снейп устал от переездов — ему отчаянно требовался перерыв и покой, какой можно было найти только дома.

Шелдон понимал меланхолический настрой хозяина и стремился отвлечь разговором, да и скоротать время в дороге. Северус слушал, но не слышал своего слугу, незаметно даже для себя погружаясь в мысли, пока брошенная вскользь реплика Шелдона не заставила его насторожиться.

— Что-что? — переспросил мистер Снейп.

— Да… раздумываю я, — отозвался Шелдон. — Все ж… дело серьезное, сэр. Семью с кем попало создавать не хочется…

Тут Северус понял, что Шелдон проболтался насчет своих намерений относительно камеристки миссис Снейп. Кажется, Гермиона что-то упоминала о своих наблюдениях и даже строила гипотезы, боясь, что Шелдон как-то обидит ее Мэри.

— Все же ты решился, — подытожил мистер Снейп. — И чем привлекла тебя мисс Смит?

— Она славная девушка, сэр, — ответил Шелдон, пряча какое-то невольное смущение. — Милая и добрая.

Северус хмыкнул про себя — неоспоримые достоинства, достаточные для... женитьбы. Какая-то его часть саркастично посмеивалась над слугой, который задумал по примеру хозяина создать семью, а другая ядовито напоминала, что на принятие такого же решения он потратил ровно десять минут.

— Что ж… рад за тебя, — помедлив, ответил мистер Снейп. — Надеюсь, мисс Смит проявит достаточно благоразумия и ответит согласием.

Шелдон тактично умолчал о возможности привлечения сторонних сил в виде миссис Снейп, которая могла бы значительно повлиять на решение Мэри, но разумно отметал этот вариант и смиренно ожидал ответа.

Когда показался дом, солнце медленно отгоняло тени с его стен, уверенно пробираясь к самой крыше. Северус достал часы и сверил время.

— Что ж, Шелдон. Старые привычки неискоренимы.

— Мы дошли за полчаса?

Полковник позволил себе улыбку.

— Именно.

Шелдон подумал о завтраке и о том, как ему может обрадоваться Мэри. Ведь они прибыли раньше назначенного срока. Хозяин не преминул воспользоваться первой же возможностью уехать из Лондона, который порядком ему опротивел, как и Шелдону, привыкшему к чистому деревенскому воздуху. Безусловно, о какой-нибудь записке не шло и речи, ведь их ждали по определению.

Дверь им открыла Мэри, и Шелдон смог проследить, как ее лицо глупо вытягивается от крайнего удивления, а губы округляются в идеальное «о». Мэри понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя и принять у мистера Снейпа шляпу и трость, а после и пальто.

— С возвращением, хозяин, — проговорила Мэри, поспешно выставляя домашние туфли Снейпа.

Хозяин сдержанно кивнул. Шелдон тем временем счел нужным пристроить у порога чемодан, чтоб не мешался под ногами.

— Миссис Снейп еще не вставала, — честно уведомила камеристка, окончательно вернув себе прежние присутствие духа и деловитость. — Мне сообщить о вашем приезде?

— Не нужно, — повелительным жестом остановил ее мистер Снейп и направился на второй этаж.

Мэри сделала книксен, глядя куда-то себе под ноги, и проследила за тихо поднимавшимся по лестнице хозяином. Шелдон успел только снять кепи, как вдруг оказался в крепких жарких объятиях Мэри.

— Я согласна! — горячо прошептала она ему куда-то в шею.

Шелдон облегченно улыбнулся и не менее крепко прижал ее к себе. Затем последовал легкий целомудренный поцелуй в губы, который окончательно скрепил их соглашение и сделал этих двоих чуточку счастливее. На кухню они отправились в обнимку, где уже кипел чайник, подходила каша и остывали оладьи с яблоками.

Северус тихо поднялся наверх и замер перед дверью спальни. Почему-то странное волнение охватило его, и полковник поспешил одернуть себя — право, не юнец же, да и находится в собственном доме…

Он осторожно открыл дверь, та и не скрипнула, и практически бесшумно вошел в спальню. Гермиона, подобная спящему ангелу, даже не проснулась, самозабвенно обнимая подушку на его стороне кровати. Северус тихо распахнул гардины и после аккуратно сел на край постели. Внезапно проснулась совесть, заклинавшая не будить жену, заговорил и разум, предполагавший испуг со стороны миссис Снейп. Но, повинуясь какому-то странному, иррациональному чувству, Северус осторожно коснулся женского плеча.

Гермиона лишь сонно потянулась, как кошка, и зарылась носом в подушку. Северус улыбнулся этому и бережно убрал пряди с лица жены. Искушение было настолько велико, что он позволил себе коснуться ее теплой щеки. Миссис Снейп сонно моргнула, машинально прижав его пальцы к своей щеке, и улыбнулась, как чудному сновидению. Мгновением позже ее лицо застыло в недоуменно-удивленной гримасе, из взгляда ушла теплая нега, уступив место растерянности.

— Северус?..

Мистер Снейп вздохнул про себя — такую реакцию он предвидел, но все ж в глубине души хотелось проявлений радости со стороны супруги. Он аккуратно пошевелил пальцами, пытаясь отнять руку от лица жены, но Гермиона не спешила отпускать его.

— Странно… я думала, мне это приснилось, — чуть улыбнулась она.

Северус не ожидал это услышать от своей всегда рациональной Гермионы.

— Смею вас разуверить, это не сон, — в своей обычной манере ответил он.

— Но… я не ждала вас так рано! Почему вы меня не предупредили?

— Изменились обстоятельства, и уже не было смысла посылать записку, — Северус чуть пожал плечами.

Миссис Снейп нахмурилась и села на кровати, натягивая одеяло до груди:

— Вас преследовали?

— Нет. Просто… представился случай уехать раньше, — нашел подходящий ответ Снейп.

Миссис Снейп скепсиса не убавила, все также хмуро глядя на супруга — ей казалось, что Северус от нее что-то утаивает, пытаясь сберечь ее душевное равновесие.

— И как все прошло? — спросила Гермиона. — Справедливость восторжествовала?

Мистер Снейп вздохнул, медля с ответом.

— В какой-то мере, — кивнул он, позволяя Гермионе снова взять его за руку. — Конечно, моя сторона предлагала несколько завышенные требования из возможных, но… полученный результат тоже достижение в некотором роде.

Гермиона, не спеша вставать, внимательно слушала его, одобряюще сжимая мужские пальцы. Северус же коротко и по существу поведал обо всей волоките, что задержала его в Лондоне на такой долгий срок. Сперва заседание откладывалось, так как не могли найти судью, который бы согласился вести это дело, и чем дольше длилось ожидание, тем больше Северусу казалось, что против него работает какой-то злой рок, грамотно выстроенный руками скрытых высокопоставленных покровителей Мондея. Наконец, удалось добиться назначения судьей мистера Барти Крауча, который, по словам инспектора Грюма, был принципиально строг относительно буквы закона и видел целью своего служения именно торжество этого самого закона.

Оказавшись все же в зале суда, Мондей всячески пытался убедить присяжных и судью в своей невиновности — ведь в военных преступлениях были замешаны и третьи лица, которые уже получили выгоду с содеянного и были недоступны для карающей длани правосудия, а он являлся лишь посредником во всех злодеяниях.

Гермиона нахмурилась еще больше, узнав, что торговля опиумом не является преступлением, так как находится в юрисдикции Ост-Индийской компании, поставлявшей также и чай из Китая. Мистер Снейп на то пожал плечами — оценка мистера Шоу была довольно субъективной, он один из немногих понимал вред опиума, в то время как другие видели в нем выгоду.

Что касаемо дела о смерти миссис Шоу, мистер Мондей и его защита пытались всех убедить в несостоятельности дела, так как улики были по большей части косвенные. Но случившееся затем нападение на преподобного Альбуса было весомым доказательством преступного намерения, как и идентичность ядов, и прокурор не упустил этой возможности.

Исходя из всего озвученного в зале суда, судья Крауч вынес не самый жесткий приговор, как можно было бы предполагать. Мондей в связи с озвученными и подтвержденными обвинениями был поражен в правах и тем самым лишен возможности претендовать на губернаторский пост и другие привилегии в обществе. Чтобы назвать его убийцей, судья постановил особо тщательно изучить заново дело о смерти миссис Шоу, и Снейп не удивился, когда спустя буквально сутки сообщили о спешном отъезде Мондея-Риверса из страны. Все ж, судебная тяжба покрыла несмываемым пятном позора репутацию этого человека, закрыв отныне для него возможность вернуться в Великобританию, не говоря об остальном.

О знакомстве с сыном судьи Барти Краучем-младшим, который по иронии судьбы занимал пост судебного секретаря, Северус умолчал. Знакомство было донельзя странным, а вид молодого человека навевал мысли о чахотке.

— Поздравляю вас с победой, полковник Снейп! — молодой человек в щегольском костюме протянул ему руку.

Северус осторожно пожал руку, оценив легкий тремор в этих тонких бледных пальцах. Полковнику бросились в глаза пергаментная бледность и лихорадочный блеск глаз Барти Крауча-младшего.

— Благодарю, мистер Крауч, — осторожно ответил Снейп, отпуская руку секретаря и ощущая на пальцах остатки пота.

— Вы же не будете против, если я сейчас предоставлю вам все необходимые протоколы для визирования? — медоточиво осведомился Барти.

Полковник не выказал сопротивления и послушно поставил подписи, где необходимо, после внимательного ознакомления.

— Поверить не могу, что вы служили в Индии!

Северус с внутренней усталостью кивнул, предвкушая кучу вопросов и восторженно блестящие глаза.

— И вы прошли всю войну?

— Практически, мистер Крауч.

— И без единой царапины?

— Не совсем, мистер Крауч.

— Как же я вам завидую! — воскликнул Барти. — Ходить по краю, все время быть начеку, видеть врага лицом к лицу!.. Вы могли бы написать книгу!

— Я подумаю над этим, — покривил краем рта Северус.

— Обязательно! — горячо согласился мистер Крауч-младший. — Ваши мемуары будут успешны! Только представьте, какой материал пропадает! — он с нежностью погладил папку, где хранилось дело Снейпа. — Ему нужна рука мастера! Я так вам завидую, полковник Снейп. Одно только это дело достойно целого романа! Представьте, какой фурор вы произведете, опубликовав это!

— Э… вы знаете кого-то из издателей? — из вежливости спросил Северус.

— Да-а… — улыбка Барти была странной, а в глазах плескался нездоровый интерес. — Вы слышали что-нибудь о сэре Томасе Марволо Реддле?

Мистер Снейп напряг память — что-то такое вертелось в глубине сознания. Это имя он слышал, но где… и самое главное, когда?

— Он известный специалист по индийскому эпосу, а его лингвистические исследования хинди повергают в шок научное британское сообщество!

Этот факт крючком вытащил нужный образ из памяти. Северус припомнил ученого, который квартировал неподалеку от них. С первого взгляда можно было понять, что Том Реддл личность в некотором роде одиозная. Он фанатично интересовался жизнью и языком индусов, а еще больше их мифологией и верованиями. Северуса настораживало то, с каким бесстрашием Реддл шёл к пленным, садился рядом и пытался с ними говорить. И, что было вдвойне странным, пленники охотно шли с ним на контакт. В конце концов, Реддла стали привлекать как парламентера. Эта роль ему нравилась, так он чувствовал свое превосходство перед офицерским составом. Неизвестно, что он обещал пленникам, но они слушали и шли за ним, как крысы за чудесной дудочкой. Северус был молод и живо заинтересовался Томом Реддлом, а свести знакомство как раз помог Малфой, подпавший под кратковременное влияние лингвиста.

Полковник Снейп запомнил Реддла как джентльмена лет тридцати, приятной аристократической внешности с холодными темными глазами. Его мягкий голос завораживал и пугал, внушал страх и доблесть, лился елеем и звенел, как сталь. На просьбу научить его понимать хинди Реддл лишь прищурился и по-змеиному что-то прошипел. Северус невольно отпрянул, а Реддл засмеялся, довольный эффектом. Ему некогда было возиться с парой молодых офицеров по отдельности, и все ограничилось совокупными несколькими уроками, из которых полковник Снейп усвоил необходимые фразы и отдельные слова. Вскоре Том Реддл уехал, оставив о себе смесь воспоминаний противоречивых и туманных, как сигареты, которые он изготовлял для себя.

— Кажется, я с ним немного знаком, — кивнул Северус, доверившись своей памяти.

На лице Барти застыла благоговейная гримаса.

— Не может быть… — прошептал он в крайнем потрясении. — Он бы упомянул вас!

— Э-э… наше знакомство не было слишком долгим, вряд ли мистер Реддл запомнил одного из многочисленных офицеров, — полковник Снейп позволил себе несколько снисходительный тон.

По приблизительным подсчетам Реддлу было уже около пятидесяти, прошло без малого двадцать лет, да и Реддла больше интересовали местные аборигены, их культ смерти, а не соотечественники.

— Поверить не могу, что… что вам довелось свести с ним знакомство! — продолжал восторгаться Барти Крауч-младший.

Северус пожал плечами, начинавший уставать от такого восторга и внимания.

— Скажите, что-нибудь на хинди, а?

Мистер Снейп лишь вздохнул про себя, затем вспомнил себя в молодости, восторженного и удивленного, открытого и жадного до всего, и проговорил стандартное приветствие.

По красноречивому молчанию мистер Снейп понял, что завоевал безграничное доверие Барти Крауча-младшего. Молодой секретарь, мечтавший стать писателем, еще долго сетовал на скудость своей жизни на события, а после крепко тряс его руку на прощание. Северус все же сумел намекнуть Барти на материал судебных дел как неисчерпаемый источник вдохновения, прежде чем расстаться с этим странным молодым человеком.

Дорогой он задумчиво хмурился, вспоминая Тома Реддла с его извечным блокнотом, где хранилась тысяча пометок и странных иллюстраций, и невольно думал о молодом Барти Крауче. Что-то в его поведении было неестественно оживленным, болезненно преувеличенным, настолько, что бросалось в глаза. Вывод был настолько реальным и неутешительным, что Северус даже не поверил самому себе — юноша мог быть опиумным наркоманом?.. Это подтвердил инспектор Грюм, когда разговор коснулся семейства Краучей. Грюм сетовал на пагубное влияние Тома Реддла, который, по слухам, сам употреблял опиум. На вопрос инспектора насчет осведомленности о признаках наркомании мистер Снейп пожал плечами и ответил:

— Бледность, неестественная худоба, нервически подвижное поведение, лихорадочный блеск глаз, суженный зрачок… Нам еще повезло встретить мистера Крауча до того, как он употребил бы наркотик.

Ото всех остальных вопросов Северус уклонился. Доказывать факт того, что он видел, был излишним, как и то, что Диккенс в своем новом романе описал довольно понятно и мерзостно — опиумные курильни. Инспектор Грюм лишь хмыкнул про себя, укрепившись в собственных суждениях, и более они к этому разговору не возвращались.

Миссис Снейп слушала супруга с предельным вниманием. Весь рассказ она не отпускала его руки, не отрывая взгляда с его лица. Гермиона живо ловила каждое его слово, следя за сменой эмоций на лице супруга. Когда же Северус замолчал, она вместо ответа улыбнулась ему и обняла мужа.

— Хорошо, что все закончилось именно так, — теплое дыхание ожгло мужскую щеку и шею. — С возвращением…

Мистер Снейп облегченно улыбнулся и обнял жену в ответ. Такое внимание неизменно грело душу и заставляло замирать сердце.

* * *

Гермиона сделала последний штрих в альбоме и убрала рисунок подальше от мужа. Ей не хотелось, чтобы Северус знал, что является в последнее время ее невольным натурщиком. Она была довольна получившимся портретом, в котором был и характер, и точность изображения, и стиль, но показывать свое творение не торопилась. Ее немало смущала мысль, что Северус увидит свой портрет и примет это как знак, что его симпатия к ней стала взаимной. Миссис Снейп еще не вполне разобралась со своими желаниями и чувствами, чтобы утверждать нечто однозначное.

С возвращением Снейпа все вернулось на круги своя. Гермиона в глубине души была не совсем довольна решением суда, но известие о продаже поместья мистера Мондея, сбежавшего за границу, примирило ее с таким исходом. Конечно, ее справедливая натура требовала иного — полного соблюдения закона, как морального, так и юридического, но… Ее супруг как всегда оказался прав — право сильного было неумолимым фактором, решавшим многие человеческие проблемы или… создававшим их.

Привычно войдя в кабинет Снейпа, Гермиона разлила кофе по чашкам и подала одну мужу, стоявшему у окна. Он благодарно кивнул ей и сделал глоток, ожидая, когда же она заговорит.

В последнее время между супругами царил мир, коему могли бы позавидовать многие семьи. Это состояние можно было описать как полное, но все ж не безграничное доверие, щедро сдобренное неким напряжением, которое прослеживалось порой в случайных взглядах или прикосновениях и грозилось выплеснуться бурю чувств и страстей, столь долго сдерживаемых.

Миссис Снейп молчала, держа свою чашку с кофе и рассеянно оглядывая обстановку кабинета. И тогда Северус решил заговорить первым:

— Как ваши успехи в музыке?

Гермиона несколько смущенно опустила взгляд и улыбнулась:

— Гораздо лучше, ведь это не клавесин, который несколько сложнее в обращении.

Северус припомнил, как в последнее время в Спайдершире раздражал его этот инструмент — пианино Грейнджеров, переехавшее в его гостиную, было благозвучнее и привычнее.

— Что ж… я рад, что вы довольны.

— Для меня это было неожиданно, — все же отметила оживленно Гермиона. — Я никак не думала, что инструмент поместится в гостиной. Мне помнилось, что он такой большой и… никак не найдется место…

Мистер Снейп усмехнулся — его заботило совсем другое: смогут ли Грейнджеры расстаться со своим фортепиано? Ему казалось, что миссис Грейнджер ни за что не позволит изменения в своей гостиной, но оказалось, что музыка и рисование были прерогативой миссис Снейп, а ее мать предпочитала вышивку и вязание. Северус никак не ожидал, что фортепиано тут же окажется у него в доме, стоит только намекнуть…

— Это же не рояль, — пожал он плечами, делая глоток кофе. — Достаточно найти нишу или угол, чтобы…

— Спасибо.

Северус непонимающе глянул на сияющую супругу. Он невольно растерялся от сердечной искренности тона и смог выдавить из себя нелогичное:

— Пустяки, миссис Снейп…

Нужно было переменить тему — взгляд скользнул к окну, и Северус приметил камеристку жены, Мэри. Вспомнив недавний разговор с Шелдоном, мистер Снейп несколько задумчиво нахмурился и осторожно спросил:

— Вы не думали нанять еще прислуги?

Гермиона ничем не выказала удивления такому вопросу и деловито ответила:

— Об этом я хотела поговорить с вами, — и все же голос ее чуть дрогнул, когда она решила объявить следующее. — Мэри вскоре выходит замуж за Шелдона. И… есть вопросы, которые необходимо обсудить.

Северус жестом показал, что весь внимание. Гермиона глубоко вздохнула.

— Дело в том, что как и всякой невесте, Мэри полагается приданое, — начала она несколько издалека. — Я решила подарить ей платье и пятьдесят фунтов в качестве подъемных.

— В таком случае я выплачу Шелдону шестьдесят, — поддержал ее мистер Снейп. — Думаю, этого вполне хватит для… молодой семьи.

Гермиона кивнула и хмуро спросила:

— Скажите… а за Шелдоном не числится вредных привычек или… каких-то пороков?

Северус снисходительно хмыкнул:

— У хорошего хозяина не может быть дрянного слуги, как говорят.

— Вы не подумайте, я просто переживаю…

— Смею вас заверить, Шелдон порядочный человек. И на пороки у него просто не остается времени, — предельно вежливо ответил Снейп и добавил: — Если я замечу за ним что-то неблаговидное, ему будет отказано в месте. Взаимно смею поинтересоваться, насколько мисс Мэри серьезная особа?

Гермиона выпрямилась в кресле и с достоинством отпарировала:

— Мэри честная и верная девушка. И она очень разумна, чтобы… чтобы совершать всякие глупости!

— Вы не подумайте, миссис Снейп, я также переживаю… — иронически заметил Северус.

Миссис Снейп сперва открыла рот, чтобы выдать гневную тираду насчет ужасного поведения супруга, но, увидев его улыбку, смягчилась и тихо хихикнула, распознав шутку.

— Вас уже оповестили о дате венчания? — более мирно поинтересовался Северус.

Гермиона подлила ему кофе в чашку и припомнила дату, которая выпадала на воскресенье. Мистер Снейп удовлетворенно кивнул, слуги проявили достаточно благоразумия, чтобы сочетаться браком в их собственный выходной. Немалые сомнения вызывало у Гермионы соблюдение традиций — можно ли господам присутствовать на свадьбе у слуг? Мистер Снейп по этому поводу не беспокоился, считая щедрые выплаты достаточным знаком внимания к молодым. Она же придерживалась мнения, что традиции надо соблюдать, и их присутствие покажет не только хорошее отношение к новобрачным, но и то, что последние являются порядочными и добрыми слугами, раз хозяева оказывают такой знак внимания.

Северус скрыл удивление, получив устное приглашение на свадьбу от Шелдона, и пообещал прийти. Его супруга не сдержала сентиментального порыва, свойственного всем великодушным дамам ее возраста и положения, и даже всплакнула, заключив свою камеристку в объятия.

Мэри и Шелдон были поистине счастливы, отправившись воскресным утром в церковь, где они стали мужем и женой. Торжество было скромным, без многочисленных друзей и родственников — Шелдон был сиротой, а родные Мэри очень далеко. Невеста была очаровательна в простеньком голубом платье, подаренном хозяйкой, Шелдон светился от гордости.

Свадебный пир скромно прошел в заведении под названием «Три метлы» и больше напоминал ланч. Вскоре после него мистер и миссис Шелдон вернулись в хозяйский дом, дабы аккуратно и тихо занять уже одну комнату, а после и приступить к своим обычным обязанностям на следующий день.

Свадьба Мэри снова заставила миссис Снейп задуматься о вечном. Нередко ее мысли были поглощены анализом не только своих чувств, но и чужих. Наблюдения за Мэри и Шелдоном давали пищу для размышлений, и Гермиона все больше уверялась, что слуги вполне счастливы, не только доверяя, но и поддерживая друг друга. Разные бытовые задачи заставляли Шелдона и Мэри в одно время сближаться все больше и больше, и закончилось все это счастливым браком.

Гермиона терзалась невозможностью окончательно разобраться в своих чувствах. Она отдавала себе отчет в том, что дорожит обществом и вниманием супруга, ей интересны беседы с ним, ей приятны его прикосновения, но… от одной мысли об этом ее бросает в дрожь. Несмотря на всю силу своих желаний, миссис Снейп никак не могла сломать собственные предрассудки и решиться сделать небольшой, но значимый шаг навстречу супругу.

В канун Пасхи мистер Снейп отлучился в Лондон по делам, связанными с поместьем миссис Шоу, и ожидать его следовало только завтрашним днем. К вящему огорчению миссис Снейп полковник не вернулся на Пасху, и потому Гермиона отправилась на утреннюю пасхальную службу в компании матери. Миссис Грейнджер не была глубоко религиозной особой, но относилась с уважением к преподобному Альбусу и не позволяла себе острить по поводу веры или содержания проповедей преподобного.

По пути в церковь им встретилась разудалая компания молодых людей, просивших традиционный выкуп. Миссис Грейнджер не упустила случая подшутить над парнями, справиться о делах их возлюбленных, а где-то и сестер, дала откуп и величественно проплыла в своем новом горчичном платье, ведя за собой дочь. Миссис Снейп уже была не глубоком трауре, но все-таки в соответствующем случаю светло-лиловом платье с небольшим количеством черного кружева.

В церкви миссис Снейп держалась матери, что вызвало подшучивания в духе «будто бы и не замужем!», «ой, совсем как в давние времена!», «как отрадно видеть снова мисс Грейнджер!». Гермиона сносила все эти смешки терпеливо, лишь ненавязчиво поправляя полы индийской шали и демонстрируя обручальное кольцо.

Зайти к миссис Хёрд с родственным визитом предложила миссис Грейнджер, и дочь не стала ей отказывать. Все ж поневоле приходилось поддерживать дружеские отношения с людьми, которые тебе не слишком приятны, но имеют с тобой одно фамильное древо.

Уже в доме миссис Хёрд, известной местной сплетницы, мать и дочь на короткое время разъединились. Гермиона стояла у окна, рассматривая петунии на подоконнике и гадая, как бы вырастить такие же дома, как от мыслей ее отвлекла дочь миссис Хёрд.

— О, миссис Снейп! — мисс Хёрд, будучи подобием матери, была старой девой и не менее любопытствующей особой, любившей совать свой «утиный» нос во все дела, позвала Гермиону за собой в гостиную. — Садитесь сюда, здесь как раз свободное кресло.

Миссис Снейп, войдя следом, мельком оглядела присутствующих и села в указанное кресло. Расправив складки своего платья, она замерла, подняв взгляд на собеседницу напротив — к ней лицом, но спиной к дверям сидела на софе Лаванда Браун, точнее миссис Уизли. Гермиона вдруг осознала, зачем ее сюда вообще вовлекли: посмотреть на шоу, ведь и ее, и мисс Браун связывал печально известный мистер Уизли, о чьих любовных похождениях не толковал только ленивый и до замужества миссис Снейп, и после.

— Как хорошо, что мы здесь собрались! — провозгласила мисс Хёрд. — Ах, простите, миссис Уизли, я прервала вас… так как поживает малыш Шолто?

Умилительная улыбка появилась на округлом миловидном лице Лаванды, которая, словно и не было паузы, продолжила говорить о своем первенце. Гермиона тем временем получила возможность рассмотреть былую соперницу получше: в глаза бросились слегка поплывшие черты лица миссис Уизли, а также и то, что корсет жестко сковывал раздобревшее тело молодой матери. Украшения на ней не блистали изысканностью — простые серьги и кулон, с коими миссис Уизли не расставалась в девичестве, видимо, были лучшими в ее коллекции, но настоящей гордостью было простенькое обручальное кольцо, тонким обручем охватывавшее безымянный палец миссис Уизли. Миссис Снейп мало интересовали рассказы о Шолто Уизли, наполненные сентиментальной нежностью и материнской гордостью, вызывая какое-то глухое раздражение.

— О, наверняка такой же рыжий, как и его батюшка? — умилительно проворковала мисс Хёрд.

— Да, мисс Хёрд! — живо кивнула Лаванда, стрельнув в Гермиону голубыми глазами. — И такой же своенравный! Давеча хотела уложить его спать, а он ни в какую! Весь надулся, пузыри пустил..! Ну чисто Бон-Бон, когда сердится!

Миссис Снейп с непробиваемо-вежливой улыбкой пила поданный чай, не вступая в разговор.

«Бон-Бон», надо же… какая аллитерация; наверняка мистер Уизли зовет свою лучшую половину «Лав-Лав». От этой мысли даже чай становился поперек горла. Все же нужно отдать должное Северусу, да и ее благоразумию тоже — их семейная жизнь избавлена от такого бестолкового проявления привязанности. Гораздо ценнее были для них поступки: вовремя принесенная чашка чая в его кабинет, тихо накинутый плед на нее заснувшую, даже простое молчание у камина, что единило гораздо больше, чем эти прозвища. Пройдя со своим полковником горечь утраты и узнав радость победы, пусть и небольшой, над людским коварством, миссис Снейп допустила немного тщеславную мысль, что даже в полковой жизни сумела бы стать верной поддержкой и опорой супругу.

— Ох, славный мальчуган, должно быть! — продолжала ворковать мисс Хёрд. — Я обязательно загляну к вам на днях, миссис Уизли! Вы ведь надолго?

Лаванда с достоинством отвечала, что задержится в родных пенатах еще на пару дней, а после уедет домой, в Норы. От миссис Снейп не укрылось, с каким вкусом произнесла это слово миссис Уизли, словно бросала ей вызов.

Миссис Грейнджер в свою очередь заняла место среди своих ровесниц рядом с миссис Бёрк и миссис Эббот, впрочем, даже из такого соседства она смогла извлечь достаточно выгодных и интересных ей сведений и прекрасно слышать весь разговор у дочери, дабы в нужную минуту вмешаться.

— О, а вы мисс… — начала было мисс Хёрд, но под холодным взглядом Гермионы быстро исправилась, — миссис Снейп, до сих пор в трауре?

Лаванда Уизли в свою очередь обратила внимание на наряд миссис Снейп, урожденной мисс Грейнджер. Ее платье было несомненно новым; судя по выкройке и тому, как оно ладно сидело на фигуре миссис Снейп, было сшито мадам Малкин, славившейся своим умением. Черное кружево на груди и на подоле напоминало о горе в семье Снейпов, о чем не знала Лаванда, редко появляясь в свете. Впрочем, Гермиона могла бы прийти в черном, но Пасха — светлый праздник, и черное предпочитали не надевать в этот день. Аметистовые серьги придавали живости всему наряду, особенно несколько бледному лицу миссис Снейп, и вызывали женскую зависть, как и индийская шаль на плечах, и добротной толщины обручальное кольцо на руке миссис Снейп. Все эти приметы наводили на мысль о материальном благополучии самого мистера Снейпа, который может позволить себе оплатить новое платье жене и не скупится на украшения, даже если это обручальное кольцо.

— Да, мисс Хёрд, — кивнула Гермиона. — Ведь прошло не так уж и много времени…

— О-о-о… а когда она умерла?

— После Рождества, — был короткий ответ.

— Значит, вы застали ее последний вздох! — театрально прошептала миссис Хёрд.

— Скажем так, ее смерть очевидно была у нас на глазах, — миссис Снейп с должным самообладанием поставила чашку на блюдце.

— Бедняжка, должно быть, для нее было большим утешением знать, что конец свой она встретила среди детей своих!

Миссис Снейп промолчала, что было воспринято как высший знак скорби. Все присутствующие в этом уголке гостиной синхронно вздохнули и с приличествующим ситуации скорбным выражением на лицах запили неприятный осадок подостывшим чаем.

— Вас не было видно долгое время, миссис Снейп, — мисс Хёрд с сочувствующим видом начала новый виток разговора. — Вас так поразило горе?

— И горе, и дела в доме в Спайдершире требовали внимания, мисс Хёрд, — Гермиона пожала плечами. — Три месяца положенного траура мы провели в доме, да еще и обильный снегопад отрезал сообщение с Визардширом.

— Как я вам завидую, миссис Снейп! — воскликнула Сивилла Трелони, завсегдатая гостья у Хёрдов и слывшая натурой странной, экстравагантной и немного не от мира сего. Лаванда чуть не пролила чай, задетая ее локтем. — Это такая романтика… быть отрезанными от мира, быть соединенными знанием, что есть только вы двое!..

На лице миссис Снейп проступили явное смущение и замешательство, но все же она быстро вернула себе прежнее самообладание.

— Может быть, мэм.

— О, как это романтично! — экзальтированно вздохнула Сибилла. — Об этом стоит написать роман! «Одиночество в метели»!

— Безусловно, мэм, — кивнула Гермиона. — Не сомневаюсь, вам удастся со всей достоверностью и возвышенностью чувств рассказать эту историю.

Все это было сказано с безупречной вежливостью, в какой тонкой дымкой крылся убийственный, едкий сарказм.

Впрочем, Сивилла Трелони была слишком увлечена своими мечтами прославиться, как Джейн Остин или та же Шарлотта Бронте, чтобы заметить этот выпад, способный затушить искру подобного вдохновения. Гермиона с вежливым видом слушала соседку, потягивая остатки своего чая. Лаванда уже откровенно скучала, внимание к ее персоне порядком ослабело, и на этом крохотном пространстве остались она, миссис Снейп да Трелони. Миссис Уизли успела рефлекторно убрать руку с чашкой чая, когда Сивилла всплеснула руками:

— Ах, милые дамы! — ее огромные, слегка выпученные глаза блестели от экзальтированного вдохновения. — Каждая из вас имеет такой клад историй! Такую бездну переживаний!

— И каждая достойна романа, — хмыкнула миссис Снейп.

— Конечно! — Сивилла горячо закивала. — Ведь каждая из вас боролась за счастье!

— Но в такой борьбе победитель только один, — Лаванда намекающе улыбнулась.

— И не всегда равные силы, — Гермиона вернула ей улыбку.

Лаванда зло прищурилась, распознав намек на ранние именины малыша Шолто. Но миссис и мисс Хёрд были слишком далеко, чтобы насладиться разразившейся битвой взглядов, улыбок и вежливых слов. Все эти плоды достались Сивилле, внезапно растерявшейся от подобного проявления переживаний и чувств, о которых она так вдохновенно отзывалась.

— Вы намекаете на мужество пойти на риск? — миссис Уизли поправила прическу, как бы невзначай демонстрируя свое кольцо.

— Я намекаю на мужество вести честную игру, — отвечала холодно миссис Снейп. — Не каждому это под силу.

— Вы правы, — кивнула нагло Лаванда. — Не каждому под силу идти против чувств. Вот вы, мэм, — она круто повернулась к Трелони, — вы знаете, что такое сила любви?

Даже актриса королевского театра не повторила бы это чувственное придыхание и хрустальную слезу в голубых глазах, как и интимно-низкий голос. Миссис Снейп поджала губы, демонстрируя всем видом осуждающее равнодушие.

— О-о… э-э-э… — Сивилла от неожиданности уронила пенсне на колени и не сразу пришла в себя от такого резкого перехода на личности. — Когда-то я была замужем…

— И по любви?.. — Лаванда проникновенно заглядывала в некрасивое лицо Трелони.

— Э-э-э… у этой истории был не слишком счастливый конец, — у Сивиллы задрожали губы, а в голос проникла слезливая нотка.

— Зато какая буря чувств, — равнодушно заметила миссис Снейп.

— Не каждому дается возможность это прочувствовать! — Лаванда сделала явный выпад в ее сторону. — Ведь все — ничто перед истинным чувством!

— Точно так же, как и перед жизненными обстоятельствами, — Гермиона не сводила с нее тяжелого взгляда.

— Что вы имеете в виду, миссис Снейп?

— Я имею в виду разность взглядов, социального и материального положения, что для здравомыслящего человека будет иметь вес, — отвечала Гермиона. — Но… в фокусе романтических настроений — это ведь ничтожно перед настоящей любовью…

— Душенька, нельзя быть такой прагматичной! — всплеснула руками Сивилла Трелони, звеня своими многочисленными браслетами.

— Миссис Снейп очень образованная дама, как и ее супруг, — едко улыбнулась Лаванда. — И им чужды чувственные порывы.

Гермиона стиснула зубы, отчаянно подавляя в себе яростное желание задушить эту глупую выскочку. Пусть она смеет поддевать ее, указывая на ее любовь к книгам, на ее очень здравый подход ко многим жизненным обстоятельствам, пусть даже кичится своей радостью материнства, но трогать ее мужа?..

— В чем-то это… неоспоримый плюс, — робко вставила свои пять пенсов Сивилла. — Хоть и наблюдается некая… сухость души...

— Но зато открывает горизонты дальше и шире домашнего огорода.

От острого замечания миссис Снейп Лаванда сменилась с лица и густо покраснела, поспешив упрятать свои руки в складки платья. Гермиона с довольным видом поправила полы своей шали, давая возможность Сивилле оценить ухоженность ее рук. Трелони невольно обратила взгляд в пенсне на руки Лаванды, и человеку наблюдательному открылась бы суровая правда — миссис Уизли приходилось работать. Впрочем, миссис Уизли было впору проклинать и свой язык, а также цепкую память миссис Снейп, которая накрепко запомнила и расшифровала ее словесный опус насчет кротов в огороде, высказанный ранее.

— И все ж вы не сможете не согласиться, что некие трудности закаляют… — попыталась увести в сторону разговор Трелони.

— Где-то и закаляют, а где-то и разобщают в равной степени, мэм, — Гермиона выдохнула, ощутив хоть немного себя отомщенной. — Все зависит от силы чувств.

Ядом в голосе миссис Снейп можно было поморить всех кротов в огороде Молли Уизли и осталось бы на саму Лаванду.

— Никто ведь не будет спорить, что вы в равной степени любите своих супругов, — нерешительно улыбнулась Сивилла Трелони, несколько поежившись от холодной напряженной атмосферы, воцарившейся в этом маленьком пространстве.

Эту фразу Лаванда восприняла как возможность отыграться.

— Как вы правы, мэм! — горделиво поддакнула она. — И эту силу любви можно измерить только детьми!

— О, конечно, дети — ведь плод любви! — вторила ей Трелони. — Большая радость, не так ли, миссис Снейп?

Лаванда вся подобралась, ожидая от Гермионы ответной колкости, которая дала бы ей повод ославить миссис Снейп как особу весьма завистливую, гадкую и злоязычную.

— Как говорит преподобный Альбус, дети есть великое благо и не менее великая головная боль, — кротко ответила миссис Снейп. — Да поможет вам Господь, миссис Уизли, вынести это… счастье.

Лаванда настолько растерялась, что так и застыла на вдохе с открытым ртом. Сивилла лишь направила на нее свое пенсне, словно ожидая подтверждения озвученному.

— Б-благодарю, миссис Снейп, — пролепетала миссис Уизли, вынужденная ответить на это пожелание.

Миссис Грейнджер, до сего момента терпеливо выжидавшая, чем закончится вся эта партия, поднялась и подошла к дочери. Гермиона лишь сухо кивнула, поправив сползшие полы шали, и встала из кресла. Трелони и Лаванда также встали, любезно распрощались с миссис Снейп и миссис Грейнджер, не забыв поздравить друг друга с праздником, и вскоре дамы разошлись, окончательно укоренившись в намерении не пересекаться более.

Уже на улице миссис Грейнджер глянула на несколько сердитую дочь и вздохнула:

— Мне стоило вмешаться?

— Нет, я справилась сама, — покачала головой Гермиона.

— А что тебя так гложет? Я же вижу…

— У меня смешанные чувства, — честно призналась миссис Снейп. — С одной стороны я ничего не чувствовала, ни ревности, ни ненависти, когда увидела ее. Но с другой… я хотела ее облить чаем, когда она стала меня цеплять и... мужа.

— Этого стоило ожидать, — пожала плечами миссис Грейнджер. — В конце концов, лучше было указать ее место сейчас, чем спустя время.

— Наверное. Но… победительницей я себя не чувствую.

— Отчего же?

— Она любит, любима и… у нее есть ребенок!

— Эка невидаль! — рассмеялась миссис Грейнджер. — Как говорила твоя бабушка, любовь — это развлечение для бедных, а дети дело нехитрое. А насколько я успела узнать кой-чего об этих Уизли, то Рональд Биллиус Уизли самый никчемный из шести сыновей!

— Это еще почему? — удивилась Гермиона.

Миссис Грейнджер с торжествующим видом поведала все, что разузнала обо всех Уизли: и что самый старший, Чарли, устроился смотрителем заповедника аж самого австро-венгерского императора, а Билл — работал клерком в Гринготтсе, в прошлом году женился на француженке и уехал в Европу, открыл там свое дело; и что Перси — служащий в мэрии, на хорошем счету; и что Фред и Джордж снова открыли бакалею, торгуют всем, что можно продать, и тоже преуспевают...

— А вот Рональд… — мать сделала паузу. — Ничем примечательным занят не был. Кроме сомнительных брачных предприятий, конечно.

Миссис Снейп поджала губы, размышляя, потом фыркнула:

— И все же его переиграла мисс Браун.

— О, Гермиона! Можно ли это назвать победой? — миссис Грейнджер даже всплеснула руками. — Я сидела неподалеку и смогла рассмотреть вас как следует.

— И что же там можно было увидеть? — уже улыбнулась Гермиона.

— А то, что Лаванда Браун ничего не выиграла из замужества с Уизли! — воскликнула миссис Грейнджер с видом «это же очевидно». — Ты заметила, какие на ней украшения? Все, что она носила и до замужества! А платье? В этом платье она появлялась на мало-мальски значимых праздниках в прошлом году. Помнится, весенний фестиваль, день рождения королевы… и все это в один год!

— Я не помню, мама…

— Зато помню я! И другие дамы, что знают ее, — веско заметила миссис Грейнджер. — И оно ей мало, все ж мисс Браун…

— Миссис Уизли.

— Боже, какая разница! — отмахнулась миссис Грейнджер. — Это не отменяет того факта, что Лаванда Уизли располнела и порядком подурнела, что не влезает в свое лучшее платье.

Миссис Снейп безразлично пожала плечами, хотя слова матери и собственные наблюдения подтвердили ее вывод о незавидном положении бывшей соперницы.

— А теперь посмотри на себя, — с достоинством окинула ее взглядом мать. — Ты можешь позволить себе не только новое платье, но и даже книги, не говоря уже о таких необходимых вещах, как булавки и шпильки.

Гермиона молчаливо согласилась с доводами матери: Северус не ограничивал ее в тратах и желаниях. Новое платье обошлось ей в несколько десятков фунтов, но Снейп и глазом не моргнул, расписываясь в чеке, где также в числе покупок фигурировали и книги суммой в тридцать один шиллинг.

— Пусть это и не королевский доход, который вы имеете с дома в Спайдершире, но он позволит дать ребенку достойное образование и даже положит приличное приданое дочери, — продолжала миссис Грейнджер, неторопливо идя по чистым улицам маленького Хогсмида. — А что даст тот же Уизли своим детям?

— Не знаю, — вздохнула Гермиона. — Может быть, жизнь?

— И только? — хмыкнула ее мать, скользя взглядом по украшенным домам и озорным группкам детишек. — Детей еще и кормить нужно, моя милая…

— Я не думаю, что его братья и даже сестра бросят его детей на произвол судьбы, — отвечала ей миссис Снейп.

— Его сестра все еще не замужем, и если ей достанется прекрасная партия, то это будет чудом господним, — покривила краем рта миссис Грейнджер. — Ума не приложу, что они будут ей давать в приданое!

— Опять-таки если найдется человек, который ее полюбит совершенно искренне, ему будет плевать на ее материальное благополучие, — улыбнулась Гермиона и посторонилась, пропуская толпу детишек. — Так что кто знает, что ожидает Джинни Уизли…

— Не знаю-не знаю, — поцокала языком миссис Грейнджер. — А вот на многочисленную родню много надежд возлагать все равно не нужно, в конце концов, у братьев мистера Уизли будут свои дети, которых тоже нужно кормить и учить!

Гермиона вздохнула и промолчала, щурясь на солнце. С одной стороны мать была права, да и собственные наблюдения уверяли ее во всех перечисленных доводах. Но… в этом ли счастье? К великому сожалению, миссис Снейп признала, что материальные блага — важный фактор по формированию семейного благополучия, который продлевал жизнь влюбленности, а также и заронял то самое зерно любви.

Она не знала, что Лаванда Уизли, стоя перед зеркалом, досадливо осматривала свой наряд, перебирала пожитки и сетовала на несправедливость — отчего таким, как миссис Снейп, достается недурственное наследство, а ей приходится делить комнаты в доме со свекровью, свекром и золовкой? Но взгляд, брошенный на спящего Шолто, заставил позабыть досаду на судьбу — ни одни деньги не заменят счастье материнства… Пусть миссис Снейп и богата, но в богатстве счастья мало — таков баланс.

Миссис Снейп обмакнула перо и, помедлив, вывела на чистой странице дневника:

Кажется, я влюбилась.

Этот факт был отмечен несколькими неделями ранее, но по-прежнему вызывал какой-то странный трепет и волнение у миссис Снейп. Порой ей хотелось обнять весь мир в этот момент, настолько она чувствовала себя преисполненной этой любовью.

Это знание пришло ко мне относительно недавно, и… я действительно люблю. Это чувство очень сильное, непривычное, но радостное. Наверное, потому, что оно взаимно. Не было пылких признаний, не было долгих монологов, не было потоков сентиментальных слез. Да и это осознание было больше похоже на откровение, быстро превратившееся в непреложную истину.

Было солнечное утро. В доме душно. В распахнутые окна лился густой весенний запах цветов (Северус учел мой вкус и под окнами чудесным образом расположились клумбы моих любимых цветов). Легкий ветер пузырил шторы на окнах, подобно парусам. Мы сидели в столовой, потягивая чай. Я рискнула добавить туда розмарина и меда. Вкус был освежающим, с легким флером сладости, и с каждым глотком я обретала бодрость духа и тела, на душе было как-то светло по-весеннему.

Мы обсуждали с Северусом записки некой Женни Маркс, опубликованные в «Frankfurter zeitung» (публикации оказией попали нам в руки). Меня восхищали слог и мастерство, с каким эта женщина писала об Англии и ее особенностях. Многие вещи казались настолько привычными и обыденными, что я и не могла представить, что кому-то они могут показаться особенными.

Северус объяснял это восприятием разных народов, которые, вынужденные приспосабливаться к условиям чужой страны, исследуют ее более живо и менее замутненным взглядом, чем обитающие в ней испокон веков. Меня поражало, с какой точностью он объяснял, почему немцы от англичан все равно во многом отличаются, несмотря на то, что мы все европейцы. И более того, я не ожидала, что Северус кое-что расскажет об Индии.

Как обывателя его поражали бытовые привычки, обряды и уставы индусов. Ему казалось странным, что у индусов нет кладбищ в привычном нам понимании, что у них множество богов, что нет возможности изменить свою жизнь независимо от рождения…

Я слушала Северуса внимательно, но в какой-то момент смысл стал ускользать, пока не остался только его голос. Я смотрела на мужа, словно бы окутанного каким-то теплым светом, ловила его жесты, подмечала малейшее изменение мимики, покачивалась на волнах его голоса и…

Истина оказалась простой и пришла так тихо и незаметно, что я даже не успела испугаться.

Я люблю его.

Вот так неожиданно просто и понятно.

Я даже улыбнулась этому открытию, чем вызвала недоумение со стороны Северуса. Впервые я не нашлась с ответом и просто пожала плечами, не пряча своей счастливой улыбки.

Миссис Снейп снова улыбнулась, перечитав эти приятные воспоминания, затем аккуратно промокнула чернила и снова принялась делиться своим счастьем с бумагой.

Близилась наша годовщина помолвки. Я неожиданно для себя решила не оставлять такое событие без внимания. Мне хотелось видеть улыбку Северуса (наконец-то мне открылась эта простая истина: любовь — это желание сделать возлюбленного счастливым). Я не придумала ничего лучше, чем отправиться к Малфоям за щенком.

Конечно, это было своеобразное испытание. Предварительно отправив лорду Малфою записку и получив благоприятный ответ, я торопливо собралась в путь в сопровождении Мэри. Только приблизившись к этому величественному особняку в Уилтшире, где чувствовалась душная атмосфера заносчивости, я чуть было не отступила, но решительно направилась к дверям. Для меня не стало удивлением то, что у Малфоев есть родовой герб, и это павлин!

Их дворецкий показался мне неприятным, чересчур высокомерным слугой, но несмотря на это он с должным почтением проводил меня широким длинным коридором в гостиную.

Роскошь — вот как можно было описать этот интерьер в зеленых и серебряных тонах. Среди этого великолепия гордо восседала леди Малфой в дневном платье. Оно могло показаться даже скромным, если бы не золотые украшения леди Нарциссы, которые, казалось, плавно текут по ее шее и изящным рукам.

Я ничуть не стыдилась своего платья для визитов, которое практически не запылилось в дороге, и смогла сохранить самообладание в ответном приветствии. На прекрасном лице леди Нарциссы застыло легкое удивление, когда она и ее пришедший супруг узнали, в чем цель моего визита.

Люди действительно слишком эволюционировали и поднялись над своими инстинктами, коль скоро удивление было вытеснено сухой вежливостью, коя отразилась в жестах и тонких выражениях, после чего лорд Малфой пригласил меня следовать за ним.

Лорд Малфой несколько расстроился, узнав, что Поль умер, и взялся лично показать мне своих роскошных собак. Я слышала от Северуса, что Расти и Тоби — подарки Малфоя в разные годы, такие знаки внимания были довольно ценны и говорили о крепких дружеских связях.

До этого я никогда не была в питомниках, даже не представляла, как это могло бы выглядеть. Чистота, ухоженный вид собак, их спокойная реакция были лучшими доказательствами того, что лорд Малфой знает свое дело и подходит к нему с душой.

Глядя на вышколенных борзых, гончих, даже огромных волкодавов и других собак охотничьего толка, но помельче, я все больше разочаровывалась.

Наконец лорд Малфой не выдержал:

- Может, у вас есть на примете конкретная порода, которой должен быть щенок?- нетерпение легким флером сквозило в его манерной речи.

- Мне нужен миниатюрный, активный и ласковый пёс, — отчеканила я. — Среди ваших великолепных волкодавов найдется что-то подобное тому... — я рассеянно оглядела питомник, — мопсу?

- Во-первых, не все здесь волкодавы, хотя некоторые из них спокойно разделаются и с медведем, а во-вторых, — Малфой с вежливой улыбкой предложил мне руку, — небольшие собаки у меня в соседнем питомнике. Идемте, попробуем поискать там — с учетом вкусов вашего супруга и моего доброго друга.

Я позволила себе понимающую улыбку и направилась за Малфоем, который уверенно вел меня совсем в другом направлении. Сердце неуловимо дрогнуло при виде золотистых, коротколапых щенят. Их широко расставленные уши показались мне слишком большими, но, несмотря на это, они все равно были милы. Казалось, что эти самые уши передают их оживленный нрав. Острая мордочка взрослой небольшой собаки с умными глазами понравилась мне. Золотистая шерсть казалась густой, и мне даже захотелось коснуться их, но я остереглась.

- Это корги? — обратилась я к Малфою, указывая на этих собак.

- Вельш-корги, — Малфой кивнул. — Собака-компаньон, но все же овчарка. Дети их обожают. И даже кошки на них не шипят... — он позволил себе усмешку. — Вам нравится?

Я нетерпеливо кивнула. Это было то, что нужно! Забавная милая собака, но непременно умная, способная обучаться!

- Джим, возьми этого щенка, искупай и... подготовь, все как полагается, — распорядился лорд Малфой псарю-смотрителю. — Миссис Снейп, не скоротаете ли ожидание за чашкой чая?

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться. За чаем я не выказывала нетерпения, поддерживая вежливую беседу о погоде. Леди Нарцисса благосклонно приняла мою похвалу поданному чаю и живо заинтересовалась моим выбором. Когда она узнала, какой породе было отдано предпочтение, то позволила себе более искреннюю улыбку и отметила, что щенки этой породы очень милы.

Погладив милого двухмесячного щенка, который забавно шевелил ушами, я спросила об оплате. Малфой сделал оскорбленный вид, дескать, для друзей семьи ему ничего не жалко. Полагаю, дело было не в великодушии, а в браваде. Или… он полагал, что у меня нет средств..? Впрочем, причины мне до сих пор неизвестны, но щенок обошелся мне в пенни. Согласно примете, необходимо дать в залог владельцу мелкую монету, чтобы животное почувствовало себя хорошо на новом месте. Я об этом не знала, чем вызвала легкие усмешки со стороны Малфоев.

Впрочем, добыть щенка было не очень трудно. Гораздо труднее было спрятать малыша от Северуса, чтобы получился сюрприз. В этом как обычно безупречно помог Шелдон. Он взял корзинку со спящим щенком и улыбнулся:

- Я все сделаю, мэм.

Вернувшийся из школы Северус ничего даже не заподозрил к моему облегчению. А на следующее утро я принесла заветную корзинку в столовую перед завтраком. Я никогда не видела Северуса настолько удивленным, смущенным и радостным одновременно. Он осторожно взял щенка, тот даже не пискнул, только хвостиком вилял из стороны сторону да шевелил своими ушами вразлет.

- У него есть имя?

- Э-э… нет. Может… назовем его По?

- По? — спросил Северус, осторожно погладив малыша по голове.

Я несколько смешалась.

- Ну… не Бусинкой же… или Хвостиком, — пришлось обратить все в шутку. — Как-то несолидно.

Мистер Снейп только усмехнулся на это.

- Хорошо. Пусть будет По.

Конечно, не обошлось и без курьезов. Нежный поцелуй слишком затянулся, и По попросту напрудил на костюм Северуса, задев и мое платье. Нас это не слишком расстроило…

Гермиона вздохнула, думая о тех поцелуях, ставшие частыми проявлениями их нежных чувств, а после слегка покраснела, вспоминая, что в доме осталось мало уголков, которые бы не стали невольной экспозицией к их собственным эпизодам «любви украдкой».

Северус был более практичен, нежели я. При виде книги я обрадовалась, но открыв ее, никак не ожидала увидеть билеты в морской круиз. На мой недоуменный взгляд Северус пояснил:

- Всего-то неделя по Ла-Маншу остановкой в Кале, Дьеппе и Гавре.

О Франции я могла только мечтать, ведь любая молодая леди мечтает о таком. Для некоторых предел мечтаний — это Лондон, а про Париж и говорить нечего! Но реальность вернула меня с небес на землю — сколько же Северус решил потратить денег? На этот вопрос он пожал плечами и достаточно подробно описал, во сколько нам обойдется это путешествие. По его словам выходило не дороже, чем наш медовый месяц, полный разъездов. Безусловно, с моей стороны еще сохранялась некая подозрительность — мне не хотелось подвергать наш бюджет таким испытаниям, в конце концов, можно провести пару недель где-нибудь на английских курортах или даже в Спайдершире…

Что подтачивало мою решимость и омрачало радость, так это морская болезнь. Я опасалась, что все путешествие пройдет в мучениях от дурноты, но… отказываться от круиза не хотелось. Ехать предстояло без слуг — Мэри уже была в деликатном положении, а на Шелдона ложилась достаточная доля работ по дому.

Как оказалось, на пароходе «Ариана» все было предусмотрено: вышколенные стюарды были готовы исполнить любое пожелание; комнаты были вполне удобны: вместо тесных коек или гамаков оказалась просторная двуспальная кровать, умывальник и даже ширма; стол был вполне разнообразен, как и развлечения.

И все же на палубу я ступала с тяжелым сердцем, думая о предстоящих катастрофах в виде какого-нибудь шторма, поломки или злополучной морской болезни. Северус предусмотрел и это, молча дав мне брошюру о судне и маршруте круиза, а также коробку мятных пастилок. За это я была ему благодарна.

И все же я страдала от морской болезни в легкой форме почти весь круиз, но потом привыкла, стало легче. Помню, как подолгу не могла уснуть.

В одну из таких ночей мне снова не спалось. Возможно, не стоило пить кофе за ужином, но я поддалась этому искушению и теперь жалела. Я смотрела в потолок, что чуть покачивался в такт тяжелому ходу судна, и пыталась считать овец — выходило плохо, потому что сон так и не шел. Я не испытывала тошноты, только легкое головокружение и то, если смотреть на потолок или на пол.

Отчего-то вспомнилось, как год назад все в моей жизни поменялось с замужеством, как так же лежала на постели в гостиничном номере в Аберистуите, как так же вслушивалась в тишину, как невольно замирала от каждого шороха… Это было похожее состояние, когда мысли роились в голове, не оформляясь во что-то конкретное с одним отличием — год назад я была подавлена и встревожена, сейчас… была удивительно спокойна и даже удивлена тем, как все изменилось. Отчего-то Северус стал мне родным, близким человеком, которого я полюбила всем сердцем. Но произошло это все постепенно, неторопливо и растянулось на год. Может быть, этот факт меня и выбивал из колеи, эдакая цикличность, только с другим знаком…

Северус рядом пошевелился и вздохнул. Я притворилась спящей, но его невозможно было обмануть.

- Можете не притворяться, — тихо сказал он.

Я открыла глаза и придвинулась к нему. Северус привычно обнял меня и принялся поглаживать по спине и плечам.

- И чего не спится?

Я поерзала и прижалась теснее, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь подобрать ответ.

- Если вам дурно, лучше об этом не молчать, — все же осторожно посоветовал Северус.

- Дело не в этом, — возразила я. — Удивительно, но… мне уже легче.

- Что ж… тогда вам несказанно повезло, — я услышала в его голосе улыбку. — Все-таки прогресс шагнул далеко, раз можно путешествовать с такими удобствами.

- А разве могло быть иначе? — интерес вытеснил мою меланхолию.

Северус устроился поудобнее и хмыкнул, прежде чем начать рассказ. Я слушала его, затаив дыхание. Мне было лестно, что супруг решил кое-что поведать о своей службе в Индии — раньше он не был так со мной откровенен. Оказалось, что Северус знает не понаслышке про морскую болезнь. Практически весь путь до Индии его мучила дурнота, кровати были неудобными, узкими как гробы, а судно однажды попало в шторм и чуть не потерпело крушение. Он не жаловался, нет. Просто все рассказанное было констатацией факта, но... я не могла отделаться от ощущения странной смеси жалости и смутного страха. Боже… что ему пришлось пережить…

Северус будто бы угадал мое настроение и ободряюще сжал мое плечо. Но я никак не могла унять эту мелкую странную дрожь внутри и уж тем более ослабить свои объятья.

- Гермиона… все уже позади.

Видимо, он был обескуражен моим порывом и не так твердо пытался меня вразумить.

- Я понимаю, но… как представлю, что вам пришлось пережить, — прошептала я. — Просто это неправильно… так не должно было быть.

Северус лишь вздохнул, прижав невольно меня к себе крепче:

- Гермиона, послушайте… это прошлое. Его изменить нельзя, да и… это опыт. Где-то горький, где-то нежеланный, но необходимый.

Я молчала, гладя его по груди и невольно думая о том, как супругу удалось не растерять себя…

- И справедливости ради нужно отметить, что суда сейчас гораздо удобнее, — я угадала улыбку в его тоне. — Раньше мы переправлялись на парусниках, это быстро, но не настолько, как пароход.

- И в чем же отличие? — чуть хмыкнула я. — Столько дыма и только для паровой тяги…

Северус усмехнулся и принялся вдумчиво, как добросовестный инженер, объяснять мне принципы паровых двигателей, их преимущество перед парусниками и независимость от направления ветра и прочих факторов. Интерес во мне побуждал массу по-детски наивных вопросов, на которые Северус терпеливо отвечал. Его тихий голос убаюкивал и успокаивал меня, и я не заметила, как сонная нега захватывала меня все больше и больше.

- А много… угля нужно? — это был мой последний вопрос, перед тем как уснуть.

Миссис Снейп перевернула страницу, делая себе пометку вклеить часть листов, повествующих более подробно о развлечениях и нравах пассажиров в круизе такого рода.

Как же тяжело скрывать свои чувства, держаться на людях независимо, будто соседи! И как же было легче первое время, когда не существовало этих чувств, этой глубокой привязанности и любви, что открывала нам множество оттенков и нежности, и страсти! Видимо, нам это не слишком удавалось, некоторые из новых знакомцев из числа пассажиров принимали нас за молодоженов. Впрочем, мы не опровергали это ошибочное мнение и не упоминали о военном прошлом Северуса. Для всех мы были парой, где Северус был преподавателем, а я домохозяйкой.

Вспоминая эту маленькую шалость, Гермиона хихикнула про себя. У них довольно неплохо выходило манипулировать чужими ошибками и заблуждениями. Так история их знакомства обросла всяческими ложными подробностями: одни полагали, что они познакомились в школе, другие — на званом вечере, третьи — в церкви… Северус с удовольствием наблюдал за тем, как заядлые сплетники пытались их обсуждать, но разные сведения служили поводом для спора, что неизменно портило настроение беседующих.

Не могу сказать, что мы избежали чужого внимания. Во время нашего путешествия мы свели знакомство с Лонгботтомами. Мистер и миссис Лонгботтом оказались молодоженами, и я невольно позавидовала им — такая новизна чувств и впечатлений, укрепляющая эту нежность и пылкую любовь...

Чета Лонгботтомов мне понравилась. Молодые, эффектные, обеспеченные, они приковывали к себе взгляды многих пассажиров. Невилл Лонгботтом казался несколько застенчивым, скромным молодым человеком, который словно стеснялся своей внешней привлекательности. Того же не могу сказать о Мелиссе Лонгботтом — она была полной противоположностью своему супругу. Она была совершенна и уверена в своем совершенстве: большие синие глаза, темные густые волосы, белоснежная кожа, мелодичный голос с легким французским акцентом — все это приковывало взгляд, хотелось вам этого или нет.

Пока джентльмены обменивались рукопожатиями, а мы любезностями, я не могла не заметить пронзительный оценивающий взгляд миссис Лонгботтом, коим она смерила меня и Северуса. Легкая улыбка показалась мне одобрительной, а вот неискоренимое кокетство, с каким она подала руку Северусу, заставило меня насторожиться. Повод для ревности был беспочвенным, ведь супруг своим поведением не давал мне возможности усомниться в его верности.

Я в свою очередь подала руку мистеру Лонгботтому и радушно улыбнулась.

Лонгботтомы тоже попались на ловушку недомолвок и туманных намеков. Во всяком случае, Невилл Лонгботтом уверился в том, что мы преподаватели, но не его внимательная жена. Я не могла не общаться с этой прекрасной молодой женщиной, с которой мы были почти ровесницами.

- Ваш супруг наверняка очень строгий преподаватель, — как-то улыбнулась она, глянув на Северуса, стоявшего у перил с мистером Лонгботтомом.

Я невольно напряглась.

- Без строгости не добьешься нужного результата, — ответила я. — Но почему вы так решили?

- У него очень тяжелый взгляд, что свидетельствует о непростом нраве, если не сказать о жесткости и некоем деспотизме.

Я пожала плечами. Да, Северус властен, с несгибаемой силой воли и даже ужасным упрямством, но… мы смогли найти способы для компромиссов.

- Если вы молчите, то либо не знаете об этом, либо боитесь это признать, — улыбка Мелиссы Лонгботтом показалась мне ядовитой.

- Отнюдь, миссис Лонгботтом, — парировала я. — Более понимающего и внимательного человека я не встречала. А мистер Лонгботтом, должно быть, податлив, как воск, ведь порой кажется, что он все время чего-то опасается или чувствует себя виноватым.

Взгляд у Мелиссы Лонгботтом стал колючим, как лед. Я поняла, что попала в точку, так же уязвив ее.

- Более смелого человека, чем мистер Лонгботтом, не сыщется во всей Британии, — от волнения ее французский акцент стал явственнее.

Я не стала спорить и выдала примиряющую улыбку.

- В этом никто не сомневается, миссис Лонгботтом.

Но все же Мелисса Лонгботтом не отбросила настороженности, и порой у нас происходили тонкие словесные пикировки, в ходе которых мы узнавали друг о друге гораздо больше, чем хотели бы сказать.

Досуг на море не блистал разнообразием. Утро начиналось с завтрака, обильного и очень английского, что не совсем нравилось утонченным вкусам Мелиссы, но не мешало ее аппетитам. До полудня мы были вынуждены гулять по палубе, созерцая все краски моря. После обеда, такого же сытного, как и завтрак, каждый был предоставлен сам себе, что не мешало сводить знакомства или же держаться удобного тебе круга пассажиров. Порой детские забавы в виде расчерченных мелом клеток с цифрами, доставляли нам большое удовольствие. Шахматы мы с миссис Лонгботтом находили не слишком занятным досугом, а вот наши мужья придерживались иного мнения. В частности Северус коротал бо́льшую часть времени за шахматной доской, даже в одиночестве. До ужина мы посещали церковную службу и при хорошей погоде даже слушали музыкальные композиции. После ужина все исправно садились за свои дневники, и миссис Лонгботтом не была исключением. Меня же поражало, насколько по-разному могут описать одинаковый досуг люди. Что наводило на меня тоску, вызывало интерес у других, что было интересно мне, не все считали приемлемым времяпрепровождением. Да и из-за этого мне казалось, что путешествие длится дольше положенного срока.

И все же во время путешествия мы сблизились с миссис Лонгботтом, хотелось нам этого или нет. Мы говорили на французском, я упражнялась, она же гораздо легче и охотнее рассказывала о себе на родном языке. Так я узнала, что мистер и миссис Лонгботтом познакомились в Провансе, её семья занимается парфюмерным бизнесом, который благодаря мистеру Лонгботтому наконец-то расширяет свои границы на английском рынке. Я никак не ожидала узнать, что Мелисса Лонгботтом наполовину француженка, и что благодаря этому имеет такую нетипичную внешность. Безусловно, не обходилось без словесных пикировок, но это только подогревало наш взаимный интерес друг к другу.

Миссис Лонгботтом все гадала, какой же у меня род занятий, ведь я менее всего походила по её разумению на гувернантку, как меня именовали некоторые сплетники. Северуса она ошибочно считала директором школы. Впрочем Мелисса не оставляла попыток узнать о нас правду. Меня это отчасти забавляло, и сердечности ради я все-таки упомянула, что мы родом из Визардшира. Миссис Лонгботтом только осведомилась о климате: ее волновало, приживутся ли особо ценные французские экземпляры на неласковой английской почве. Я видела ее нерешительность — такой блистательной женщине было мучительно запираться в деревне ради семейного дела, когда молодая душа требовала блеска и смены мест. Это понимание оставляло горькое послевкусие, а я начинала ощущать себя гораздо старше моих лет, видимо, всему виной была морская болезнь, коя и вызвала такую хандру.

Пока миссис Лонгботтом ломала голову насчет хлопот переезда, я же смотрела на море. Меланхолия поглощала меня, завладевая разумом и телом. И что же мне оставалось делать? Ведь вся моя жизнь прошла в Визардшире, а самыми моими большими путешествиями были краткий визит в Лондон с родителями еще в школьные годы да этот круиз, не считая поездок в Спайдершир. Странные мысли сковывали мою душу — отчего-то я чувствовала себя старше всех своих сверстниц, хотя повидала до смешного мало, даже не увидела толком мир, но свое будущее я видела ясно: поместье, забота о близких…

Год назад такие мысли вызывали у меня тревогу и чувство беспросветной тоски, но сейчас… я наконец-то приняла этот факт спокойно, только легкая горечь сковывала уста.

Я знала, что женщинам моего возраста, положения и развитого интеллекта любовь служит великим утешением, той самой ложкой меда в дегте условностей и писаных и неписаных догм. Я знала это и потому чувствовала себя почти счастливой, открывая новые оттенки своего чувства. Но знала ли миссис Лонгботтом?..

К концу нашего путешествия мы с миссис Лонгботтом настолько привязались друг к другу, что обменялись адресами. Мелисса с французской непринужденностью пригласила нас погостить в Провансе. Северус выдержал непроницаемое лицо и в вежливых выражениях отказался от такого предложения. Я же чувствовала себя не в своей тарелке от такого радушия, как и скромный мистер Лонгботтом. И только миссис Лонгботтом искренне не понимала, в чем дело. Это даже вызвало у нас улыбку и послужило поводом для безобидной шутки.

Миссис Снейп со вздохом перелистнула исписанную страницу и переменила чернила. Дневник уже был похож на пухлую книгу, столько в нем всего было: и рисунки, и заметки, и излияния души, и какие-то безобидные вкладыши. Все это было ее жизнью, той, какой она сейчас жила и была вполне довольна.

По возвращению я наняла еще одну горничную, освободив Мэри от ряда обязанностей. Увы, в ее деликатном положении любая тяжелая работа была опасна. Северус мое решение поддержал и оставил то же жалование, что и было. О возможных выплатах при рождении ребенка я пока не заводила речи — такой подход может быть не совсем правильным, да и я еще не поняла, как к нему отнесется семейство Шелдона.

По оказался очень умным, но шкодливым псом. Порой мне не хватало терпения, и я начинала ругать щенка за сгрызенный карандаш или слишком вызывающее поведение. Стоило По заскулить, сердце мое сжималось, и я принималась с ним нянчиться. Но Северус удивительным образом подчинил его себе, используя мастерски метод кнута и пряника. Конечно, тут стоит сказать и о вышколенных псах супруга, которые всем своим видом показывали младшему товарищу пример, что возымело свой эффект со временем. Живоглот не сразу принял По, не изменяя своим привычкам в виде изобретательных ударов лапой по морде щенка. Благо, мой кот не выпускал когти в такие моменты.

Северус не верил, что мой кот сможет побороть свою неприязнь к щенку, пока не увидел их спящими рядом. По во сне чуть дрожал, а Живоглот лег рядом, согревая того своим телом. Стоило только протянуть руку, как кот начинал шипеть. Когда же По проснулся, Живоглот ушел как ни в чем не бывало, уселся на подоконник и принялся вылизываться с невозмутимым видом.

Во всяком случае, По растет послушным и добрым псом, от которого будет толк если не в работе, то хотя бы в мирном быту.

Гермиона аккуратно вклеила маленький рисунок, изображавший По. Особенно удались его добрые глазки-бусинки и забавные уши вразлет. Она улыбнулась удачному рисунку и продолжила писать.

Так незаметно наступила благодатная осень, щедрая на солнце и уходящее тепло, на урожай и события. Близится Михайлов день, а значит, и наша с Северусом годовщина. Я думаю, что Северус подарит какое-нибудь украшение, которое отправится в ларец миссис Шоу до подходящего случая. Хотя мне куда ценнее его внимание, что греет душу и уверяет в его чувствах.

Гермиона вздохнула и невольно положила левую руку на живот.

Но я знаю, что подарю ему. Уже некоторое время после возвращения я ощущала себя будто в качке: кружилась по утрам голова, а также мучила дурнота. И только сверившись с календарем своего периода, я смогла укрепиться в своих небеспочвенных подозрениях.

Думаю, для Северуса это станет сюрпризом и желанным подарком…

Ведь что есть человек, если у него нет любви, нет семьи и продолженья? Это всего лишь единица, ничем не дополненная, ничем не укрепленная, бесконечно одинокая и беспомощная в своем одиночестве. Мне понадобилось время, чтобы это осознать, принять и… научиться радоваться тому, что я теперь никогда не буду одна.

Миссис Снейп просушила чернила, закрыла дневник и встала из-за стола. Выйдя из библиотеки, она уверенным шагом направилась в кабинет Северуса, в волнении не замечая, как за ней увязался По.

По был смышленым псом. Он быстро освоился в незнакомом доме, безошибочно определив, кто хозяин, а кто хозяйка. Эти две фигуры мирно и гармонично сосуществовали в его сознании: хозяин требовал и награждал галетой за выполненное требование, а хозяйка могла угостить чем-нибудь просто так. В свои почти четыре месяца По уже знал несколько команд: сидеть, голос, и свою кличку. Также по шагам и запаху По отличал хозяев от слуг и душой больше тянулся к мягкой фигуре хозяйки.

В гостиной они остановились. По с интересом наблюдал за хозяйкой, что мерила шагами гостиную. Ее губы торопливо шевелились, а лицо было очень серьезным. По не понимал слов, но улавливал настроение — чуткий нос и обостренный слух различили шепот. Ему даже показалось, что он понимает услышанное:

…я должна сказать… нет… не так… я… у нас будет…

Хозяйские шаги По услышал за пару мгновений до того, как в гостиной показался сам хозяин. При виде него хозяйка замерла и перестала говорить сама с собой — ее лицо теперь было странным, полным волнения и предвкушения.

По навострил уши, разглядывая людей. Хозяин чего-то ожидал, и По даже замер, боясь пропустить важную команду. Но его словно никто не замечал. Хозяйка начала говорить, но быстро запнулась, взволнованно сглотнув, а после подошла к хозяину, взяла за руку и положила его ладонь к себе на живот.

Молчание можно было даже попробовать на вкус. По оно показалось сладким, как кусочек сахара, и мягким, как шерсть кота. И если радость имела бы цвет, то она была бы яркой, расцвеченной оранжево-желтыми солнечными зайчиками на ковре в гостиной… И если можно было описать счастье, то оно выглядело точь-в-точь, как две тесно обнявшиеся фигуры, словно слившиеся в одно целое, застывшие посреди светлой гостиной.

Малыш По и подумать не мог (хоть он был и умным псом), что взаимовыгодные предложения чаще всего выходят за рамки установленных соглашений, а порой приносят такие плоды, радость обладания которыми затмевает все первопричины и сулит лишь благоприятные последствия. И все истории, подобные этой, не являются исключениями этого правила.