Мой факультет и другие фрики (джен)

Проводив Рона и Гермиону, Гарри совсем приуныл. Что, спрашивается, делать в пустом замке? Даже мадам Пинс уехала на каникулы, так что из литературы у Гарри остались только учебники. Хорошо еще, он сдал зачет по зельеварению — а то бы как он выполнил знаменитое «дополнительное задание» Снейпа? Кажется, со всего первого курса его получил один Невилл. Вот уж не повезло.

Здорово бы сейчас полетать — но «Нимбус» ему все еще не вернули. То ли проверяют так долго, то ли Снейп решил ужесточить воспитательные меры. Или сам что-то с этой метлой химичит... Профессор зельеварения, как ни крути, был хорош во всяких темномагических штуках. По Хогвартсу ходила сплетня, что он метит на место преподавателя Защиты. Вспомнить, как он обсуждал с Тонкс наложенное на метлу проклятие — так и небезосновательно. Если он во всем так разбирался, то точно был бы лучше Квиррела.

«Превосходно» по Защите Гарри не то чтобы считал незаслуженным. Скорее, эта оценка была абсолютно бесполезной. Судите сами: прошло полгода, а они, кроме вампиров, ни о чем и не говорили. А эффект какой? Серебро — работает, осина — работает, чеснок — работает слабее, но зато бегать за вампиром не надо. Так это вам и Дадли скажет, спасибо Голливуду. Гермиона как-то посчитала примерную численность вампирьей общины. Выходило, что вероятность быть атакованным кровососом почти совпадает с риском нападения бешеной собаки. А нарваться на проклятие (произвольной степени тяжести, исключая Непростительные) — как попасть в автоаварию. Квиррел крайне странно расставлял приоритеты.

Гарри честно продирался сквозь дебри «Теории защитной магии», но едва ли осилил треть книги. Практический выход был и того меньше — щитовых чар в его исполнении только-только хватало на простенький Петрификус. Да и срабатывали они через раз. Рон, посвященный в тайну, исправно помогал с этими экспериментами, но оставался при своем мнении: лучший способ спастись от проклятия — увернуться. Гарри, прочитавший немного о невербальных заклинаниях, которые не сопровождались никакими лучами, в роновой стратегии сомневался.

Время близилось к ужину, а Гарри все еще застрял на главе о специфичности магии. Язык изложения был зубодробительный, и порой хотелось вооружиться словарем, чтобы разобрать — что же хотел сказать автор. С обеда Гарри прочел уже страниц тридцать, а конспект прирос едва ли на полстранички. Постулаты специфичности, тоже мне... На каждый пункт составитель считал необходимым привести хотя бы по парочке примеров — и, будем честными, только это и делало правила понятными. Формулировки самих постулатов пестрели такими многоэтажными оборотами, что становилось попросту страшно.

На фразе «концепция, базирующаяся на принципе соразмерности в организации мерности и перемене состояния» он уснул прямо за письменным столом.

* * *

Рождественское утро разбудило Гарри запахом печеных яблок и овсяных лепешек. В кои веки ему не придется просто смотреть на все вкусности издалека! Он сладко потянулся...

Нога уперлась во что-то объемное и шуршащее. Гарри подскочил на месте и лихорадочно зашарил вокруг в поисках очков. Они обнаружились на тумбочке, что Гарри и обнаружил, отбив руку об ее угол и смахнув какие-то свитки.

Странно. Ему казалось, что заснул он за столом. Впрочем, неважно.

Водрузив на нос клееные-переклееные очки, Гарри огляделся. В изножье кровати, прямо поверх одеяла, лежали свертки — большие и маленькие, в коричневой вощеной бумаге и в блестящей, явно магловской, оберточной бумаге, с привязанными карточками и просунутыми под бечевку конвертами...

Гарри с удивлением прочел на боку объемистого свертка свое имя. После недолгих раздумий он разорвал упаковку, обнаружив внутри толстый, ручной вязки свитер изумрудно-зеленого цвета и большую коробку с домашними сладостями. Кроме того, там было письмо — как оказалось, от Рона:

С Рождеством, Гарри!

Мне ужасно жаль, что пришлось оставить тебя одного в замке. Знаешь, ты определенно должен приехать к нам — хотя бы на летние каникулы. Там-то точно мы из "Норы" никуда не денемся.

Я написал маме, что некому будет сделать тебе подарок, и она связала тебе фирменный свитер. Она каждый год к Рождеству вяжет всем нам свитеры, так что ты теперь почетный Уизли. Когда я с близнецами играю в квиддич по такой погоде, они вечно дразнятся, что я в темно-бордовом (мне вечно достается темно-бордовый свитер!) выгляжу как свекла на метле, но это все ерунда, потому что в таком свитере и в самую холодину не замерзнешь. Ты будешь в каникулы сам тренироваться для квиддича? Перси признался, что ему, как старосте, дали расписание всех игр на следующее полугодие, и первый матч будет Гриффиндор против Слизерина.

Здесь, в Румынии, довольно скучно — по крайней мере, в заповеднике. Из всех развлечений — спуститься в деревню, ходить по дворам и петь. Маглы эту традицию уважают и откупаются кренделями и яблоками. А из интересного — недавно пытались ограбить драконий инкубатор. Местные авроры уже неделю бродят, но единственные свидетели тут — драконы, так что расследование зашло в тупик и прочно там увязло. Билл вызвался им помогать, и я теперь даже спросить у него про сам-знаешь-что не могу.

Выше нос, Гарри! Постараюсь вернуться пораньше.

Еще раз с Рождеством,

Рон

В носу от этого послания солено защипало. Гарри и не надеялся, что кто-то решит поздравить его, не говоря уж и о подарках. Кроме свертка от Уизли, здесь была коробка печенья без сахара и толстый блокнот с ручкой-корректором (Гермиона в своем репертуаре) и самодельная флейта из какой-то легкой древесины — от Хагрида. Гарри попробовал — звук вышел ухающий, как у недовольной совы. Надо будет разучить что-нибудь и устроить для великана показательное выступление.

Оставался, впрочем, еще один тючок — небольшой, воздушный, практически невесомый. Гарри повертел его в руках — никаких опознавательных знаков. Он развязал бечевку, и на колени ему выпала ткань — серебристо-серая, шуршащая, напоминающая одновременно шелк и целлофан.

Еще оттуда выпала записка. В отличие от обычного для волшебников пергамента, она была сделана на листочке папиросной бумаги. Надпись на нем была сделана очень мелким почерком с завитушками — такого Гарри еще никогда не видел:

Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее его сыну. Используй ее с умом. Желаю тебе очень счастливого Рождества

Подписи не было.

Гарри осторожно расправил ткань — это оказалась длинная полупрозрачная мантия, совершенно точно рассчитанная на взрослого волшебника, да еще и с немалым ростом. Покрой был предельно простой — она скорее даже напоминала плащ с капюшоном, чем повседневный хогвартский наряд.

Неужели она и правда принадлежала Джеймсу Поттеру? Гарри хотелось ее примерить, но он прекрасно понимал, что в ней утонет. Он сжал ткань в ладонях и зарылся в нее лицом — но она не пахла ничем, кроме нафталиновых шариков, точно как старая шуба тети Петуньи.

Ладно, пусть Гарри и не светит носить эту мантию еще много-много лет, он просто обязан сохранить ее. Убрать в сундук? Она и так пролежала в этом свертке столько времени — вон, даже складки не расправляются. Решено! Он повесит мантию на шкаф — все равно никого в спальне нет, чтобы сдернуть ее или нечаянно зацепить и порвать. Мантия отвисится, а Гарри сможет помечтать, что владелец мантии просто вышел на минутку, забыв ее на вешалке...

Все равно ничего, кроме фантазий, у него нет.

МакГонагалл говорит, что он, Гарри, очень похож на отца, только глаза мамины. Вот и представим: темноволосый, вечно взъерошенный, близорукий... Высокий, судя по мантии. Раз играл в квиддич — значит, подтянутый. Эх, жалко, он не знает, какого цвета были глаза отца... Ну ничего. Можно представить, что он, прищурившись, улыбается.

Шмыгнув носом, Гарри прошлепал к шкафу и отыскал свободную вешалку. На обратном пути заметил сброшенные на пол конверты — вернул на тумбочку: должно быть, Снейп не стал отправлять его табель на Канары и решил отдать самому Гарри. Ничего, их можно распечатать позже.

Гарри накинул мантию на плечики — и чуть не уронил ее. От вешалки остался только торчащий крючок, а мантия точно растаяла в воздухе. И при всем при том Гарри совершенно точно ощущал под пальцами шелковистую ткань и твердость деревянных плечиков.

Что. За. Ерунда?

Он снял — на ощупь — эту мантию — пожалуйста, все на месте. Вот вешалка, вот мантия, снова такая же серебристо-серая и воздушная. Накинул ее на вешалку — опять у него у руках остался жалкий вешалочный огрызок.

Интересно, она все делает невидимым? А что насчет людей?

Не так давно на Истории магии они проходили древних греков. Геракла, помнится, как раз при помощи мантии и отравили.

Но эта принадлежала его отцу. Если отправитель не солгал, то эта самая вещь...

Попробовать или нет?

Мантия явно заколдована. Эх, Гермиону бы сюда. Готов поспорить, она бы в момент выдала, какие такие волшебные мантии могут скрывать вещи чарами невидимости. Еще бы и заклинание начала подбирать, для такого-то полезного эффекта... Или Рон — тот сразу бы предложил надеть мантию. И, если она делает своего владельца невидимым, тотчас нашел бы этому свойству применение. Хорошо, если просто, спортивного интереса ради, прогуляться по школе... А то ведь он всерьез лелеял планы пробраться в Запретную секцию библиотеки — не давал ему покоя этот злосчастный Фламель. Ладно, пусть библиотека, все не коридор на третьем этаже. Невидимость невидимостью, а собака и по запаху тебя найдет.

Попробовать или нет?

Снейп наверняка бы не одобрил. Поймай он Гарри на экспериментах с мантией, точно бы отчитал. Так и видишь перед глазами: губы кривятся, руки скрещены на груди, и он, раздувая ноздри, чеканит: «Мистер Поттер, любая удача имеет печальное свойство кончаться.» Он еще после случая с дуэлью гнев на милость не сменил...

Рассказать профессору? Тогда прости-прощай, мантия. Он, конечно, проверит ее на всякие проклятия. Но вот обратно ни за что не вернет. Решит, что Гарри будет ее использовать для нарушения правил и всяких глупых проказ, и конфискует.

А она ему, может, только как память дорога. И, возможно — только возможно! — под ней можно будет скрыться от чужих глаз в Литтл-Уингинге, и тогда ни Дадли, ни его безмозглые дружки его не достанут...

Гарри рассеянно погладил ткань мантии. Рон, конечно, поддержит его в том, что мантию нужно оставить себе. Но Гермиона — она, поразмыслив о всех последних происшествиях, велит рассказать о ней учителям.

Нет. Ему не хотелось, чтобы кто-либо трогал эту мантию. Он не хотел даже, чтобы хоть кто-нибудь, кроме него, смотрел на нее.

Ему просто необходимо было испытать мантию самому. Гарри накинул ее на плечи и, опустив глаза, не увидел ничего, кроме мозаики теней и отсветов пламени камина. Ощущение было весьма странным.

«Используй ее с умом».

Гарри вдруг почувствовал необыкновенную легкость. В этой мантии он мог обойти всю школу. В этой мантии он мог пойти куда угодно, и ему не страшен был никакой Филч. Можно бродить по Хогвартсу весь день напролет, и даже после отбоя никто не сможет вернуть его в спальню. Он мог пробежаться по лестницам и заглянуть в любое помещение. Никто, никто не мог ему помешать. Он не нуждался ни в чьем разрешении и мог делать все, что угодно. Например, зайти в старое хранилище около библиотеки...

Он уже направился к двери, как под ногой что-то хрустнуло. Свиток, запечатанный зеленым сургучом, и толстый конверт — это их он уронил, разыскивая очки. Гарри протянул руку, чтобы поднять их — мантия больше не скрывала ее, и Гарри увидел собственную зависшую в отрыве от тела руку. Странное было ощущение.

А еще он вдруг осознал, что знать не знает никакого хранилища рядом с библиотекой. И понятия не имеет, зачем бы оно могло ему понадобиться.

Он откинул капюшон. Желание отправиться в мантии-невидимке на поиски подвигов резко пропало. Бродить по Хогвартсу день напролет? И после отбоя?

Он поспешно скинул мантию и оторопело уставился на нее. Неужели только из-за того, что он примерил мантию, ему в голову пришло нечто настолько для него не характерное? И вообще, его ли это желание?

Гарри бросил взгляд на конверт. Он тоже не был подписан. Может быть, он выпал из свертка? Вдруг там инструкция к мантии? Ага, что-то вроде: «Мантия позволяет оставаться невидимым, но взамен тебе нужно устроить себе приключение.» Хотя... В «Теории защитной магии» говорилось что-то о равноценности и балансе — вроде как для того, чтобы волшебство сработало, у него, как у пистолета, должна быть отдача. То есть, ты устаешь тем сильнее, чем больше колдуешь. А если заставляешь работать какой-нибудь артефакт, он помимо «полезного» действия, воспроизводит параллельно и что-то другое. Гарри фыркнул, вспомнив пример: «Принцип этот распространен повсеместно. Даже магловский артефакт лампочка, чтобы светиться, должен в то же время и нагреваться.»

Эх, если в конверте нет пояснений, придется-таки идти на поклон к Снейпу. Ладно, посмотрим...

Пухлый конверт, не запечатанный, как принято у волшебников, а заклеенный. Гарри, за неимением специального ножа (не всем же быть такими пижонами, как Малфой), подцепил клапан конверта и вскрыл его. Содержимое тут же высыпалось на пол.

Внутри оказалась не инструкция, и даже не письмо, а фотографии. Их было около дюжины: обычные магловские и движущиеся магические — цветные, черно-белые, буроватые — их, кажется, называют сепией... Кроме того, оттуда выпал сложенный вчетверо листок бумаги и открытка-рукоделка с рисунком: волшебный котел, из которого разлетаются брызгами сладости и носки, а вместо огня под ним «разведен» венок из остролиста.

Гарри решил начать с бумажки. Как и ожидалось, это была записка:

Возвращаю то немногое, что осталось от Лили Поттер, в девичестве Эванс, законному владельцу.

Ни подписи, ни комментариев. И почерк совершенно другой, чем у отправителя мантии — вытянутые печатные буквы.

Гарри перечитал записку еще раз, не смея поверить в написанное. И снова.

И потянулся наконец к фотографиям.

Рыжеволосая девочка взлетает к облакам на подвешенных к ветке дуба качелях. Улыбка до ушей и редкие веснушки на носу. Вот та же девочка, но уже старше и серьезнее, прижимает к груди полосатого серого кота. Веснушек уже не видно. Зато заметно, какие у нее яркие зеленые глаза.

Вот волшебная фотография — девочка в библиотеке, сидит за столом у окна, что-то пишет. Иногда она поднимает глаза от свитка и смотрит в окно, в задумчивости постукивая пером по нижней губе — совсем как Гарри. Вот она же пытается выхватить камеру, на которую ее снимают — но волшебник-фотограф, похоже, успешно уклоняется, и она смеется. Цветов не разобрать, фотография черно-белая, но на мантии у девочки значок со львом. Гриффиндор. Следующая фотография почти такая же, только в кадр попадает еще и галстук фотографа. Похоже, его все-таки поймали, и девочка полна решимости превратить упирающегося фотографа в модель.

Снова обычная фотография. Ей уже лет четырнадцать, и она прячет нос в шарфе, выбегая на улицу. Гарри узнает дом — такой же на свадебной фотографии тети Петуньи. На Тисовую улицу Дурсли переехали чуть позже.

Кингс-кросс. Она, радостная, демонстрирует значок старосты. Рядом — круглолицая девушка с барсуком на нашивке, тоже староста. На заднем плане мелькает черноволосая растрепанная фигура с метлой на плече.

Гарри переворачивает открытку из акварельной бумаги. На обороте — надпись: Волшебство не ограничивается одними заклинаниями. Желаю тебе веселого Рождества и настоящих чудес! Лили Э.

Внизу буква Эпродолжается длинным стеблем, увенчанным изящной лилией.

* * *

На завтраке в этот день Гарри так и не появился.