Мой факультет и другие фрики (джен)

— В чулан! Живо!!! — голос дяди Вернона отдается премерзким звоном не только в ушах, но и в самой коже — как раз там, где горит багровый след от его затрещины. Гарри даже не приходится переставлять ноги — дядя без особых усилий швыряет его на раскладушку. Защелка в двери поворачивается с печальным: "Клинг!"

 Это не самый худший день, если подумать. Гарри вспомнил историю, которую прочитала однажды в классе мисс Салиман — историю про древних греков, которые решали, счастлив человек или нет, только когда тот умирал. Они вскрывали специальный ящик и считали камешки в нем. Белыми камешками владелец ящика отмечал счастливые дни, черными — несчастливые. Если в его ящике находили больше белых камней, чем черных, то его считали везунчиком. У Гарри не было ни ящика, ни камешков, да и Дурсли вряд ли оставили в доме хоть что-то из его вещей, если бы он умер. Но у Гарри была голова на плечах плюс воображение, и это он считал самым большим своим сокровищем — хотя бы потому, что Дурслям было до него не добраться.

 Штука с камешками помогала ему примириться даже с самым паршивым днем: Гарри начинал отсчет, выходя поутру из чулана, и подводил итог, как только вечером за ним захлопывалась дверь. Сегодня, например, он остался в плюсе: прогулка в зоопарке, где ему почти все время удавалось держаться подальше от Дадли и Пирса, лимонный лед, почти целый кусок торта — и это в день рождения Дадлика, когда Гарри должен был выслушивать бубнеж миссис Фигг про ее бесчисленных кошек! Пожалуй, к белым камешкам можно отнести и то, что ему каким-то невероятным образом удалось поговорить со змеей и заставить стекло исчезнуть, что напугало Дадли до того, что он плюхнулся прямо на свою необъятную задницу в присутствии целой кучи народу. Черным во всей сегодняшней истории было только наказание — но к дядиным побоям Гарри привык, а сидеть в чулане под лестницей все лучше, чем пропалывать розы на солнцепеке. К тому же до конца учебы еще целая неделя, и Дурслям придется отпустить Гарри в школу — а значит, ему обеспечены завтраки и ланчи, а так же свободный доступ в туалет — по крайней мере, в ближайшие пять дней.

 Гарри Поттер — мальчик необыкновенный: если в Литтл-Уингинге случается нечто странное, то будьте уверены, Гарри неизменно где-то поблизости. Неважно, какого масштаба происшествие: загадочные ли это метаморфозы парика миссис Клиренс, жуткой зануды и грымзы, угрожавшей выгнать Поттера из класса, или устроенная мистическими воздушными потоками прогулка по крыше (неважно, что высоко, главное — подальше от Дадли) — Гарри оно на руку, и за это Гарри получает от тети Петуньи по полной программе. Непонятно, что бесит ее больше: отсутствие каких бы то ни было разумных объяснений этих событий или невероятная везучесть племянника. Единственный раз, когда Гарри избежал порки, был связан с мерзопакостной черной в ржавые пятна раскраски джемпером, очередным полученным от Дадли "наследством" — кошмарная тряпка на глазах скукожилась, как бумажка над спичкой, а тетка поверила, что джемпер всего лишь сел после стирки. Но все остальные случаи заканчивались не так радужно: однажды Гарри и вовсе загремел в больницу с сотрясением мозга. Не то что бы дядя Вернон целенаправленно избивал его — просто толкнул и отвесил пинка, а Гарри неудачно приземлился на лестницу. Лестницей тогда все и объяснили: шел, отвлекся, упал. На полпути. И проехал на боку до первого этажа. Что-то вроде этого. То, что врач в приемном покое поверил этой истории, Гарри был склонен считать очередным "чудом".

 Несмотря на вспышки гнева дяди и его рукоприкладство, жизнь с Дурслями была не такой уж и плохой. Гарри придерживался мнения, что он вполне может терпеть это — до совершеннолетия. Точнее, до окончания школы. Дело в том, что Гарри боялся: если кто-то узнает, как с ним обращаются дома, то придет работник из службы защиты детей и отправит Гарри в приют, подальше от Дурслей. Когда он был младше, страх внушали воспитанники приюта — вспыльчивые, сильные и мстительные. Одного взгляда на их землистые лица с росчерком сигареты в углу рта, одного лишь их оценивающего прищура было достаточно, чтобы трусовато перебежать на другую сторону улицы. Теперь Гарри знал, что не все сироты такие — просто эти конкретные учились интернате имени святого Брутуса для трудных подростков. Детский страх исчез, сменившись новой напастью: статистикой трудоустройства воспитанников Литтл-Уингинского приюта. Официанты, курьеры, грузчики, водители-дальнобойщики... Истерики тети Петуньи, не устававшей при случае повторять, насколько бездарным нищим пьяницей был старший Поттер, накрепко вбили Гарри желание во что бы то ни стало преуспеть в жизни. Ну, как преуспеть — стать независимым человеком и завести свой угол, получая достаточное количество денег за свою работу. И клеймо "приютского парня" способствовать этому не могло. Идея сбежать из дома была еще хуже. Первая же зима поставит в недолгой черно-белой жизни Гарри Поттера жирную точку — при условии, что он вообще доживет до зимы.

 Жажда успеха выросла из наивной мечты о семье и доме. Лет до семи Гарри убеждал себя, что Дурсли ему врут, что однажды на Тисовую улицу придет его родственник — скажем, дядя по отцовской линии — и с порога рыкнет: "Как вы смели издеваться над сыном Поттеров! Как могли скрывать его от нас! Гарри, собирайся, мы идем домой!", а потом распахнет перед мальчиком дверь черного джипа, и они уедут жить в Лондон, в старый дом отца — потому что он был вовсе не неудачник, а секретный агент. Или потомственный военный. Или владелец фирмы... Потом Гарри решил быть реалистом и забыть о супергеройских историях. Теперь он грезил о том, что объявится его крестный, или друг отца, или закадычная мамина подруга, которые случайно решат проведать его — и, ужаснувшись дурслевым закидонам, заберут с собой. Но никто не интересовался жизнью Гарри-живущего-в-чулане-под-лестницей-Поттера, и он понял, что нужно взять судьбу в свои руки.

 И он взялся за дело. Добиться успеха? Ха, элементарно! Нужно было только наблюдать за возней Дурслей с Дадликом и делать выводы. Кажется, в брошюрке по психологии упоминался метод: "Делай, как я" (по крайней мере, об этом методе Гарри успел прочитать до того, как Дадли пролил на книжечку полбутылки колы). Дядя Вернон, равно как и тетя Петунья, делают все, чтобы Дадли преуспел в жизни. Но если тетушка просто желает "своей детке" получать все самое лучшее, то дядя придерживается своеобразной стратегии. Во-первых, он вкладывается в учебу Дадли. Нет, не в образование как таковое, не в знания — только во внешнюю оболочку, вроде класса "А" и ежемесячных экскурсий; он даже заранее записал сына в академию "Воннингс", где когда-то учился сам. Во-вторых, он заводит полезные знакомства и понемногу втягивает в них Дадли. И если учеба навевает на Большого Дэ тоску, то выпендриваться перед отцовскими партнерами и спонсорами он обожает. В-третьих, он при содействии тети Петуньи работает над внешним видом Дадли — аккуратный с иголочки костюм, дорогие часы, прилизанный пробор... Даже вещи работают на его образ "хорошего мальчика из порядочной семьи". С Гарри, обряженным в обноски, не сравнишь. Но Гарри сейчас это и не надо. Честно сказать, невозможно — но это не противоречит его плану. Точнее, Плану — с большой буквы.

 План заключался в том, чтобы попасть в престижную школу, вроде как "Воннингс", только для Поттера. И выкладываться там по полной программе, штурмуя академические вершины. А уже оттуда поступать в хороший колледж; потом обрастать связями и взбираться по карьерной лестнице... Гарри понимал, что Дурсли не выделят ему ни пенса. Значит, надо эти заветные пенсы добыть. Нелегальные способы он отмел сразу — конфликты с законом, а особенно записи об этом в личном деле не способствуют карьерному росту. Устроиться на работу он сможет только с четырнадцати лет — тогда у него будет четыре года, чтобы накопить денег на учебу. Плохо то, что средненькие оценки в табеле муниципальной школы в сочетании с невеликими финансами дают в сумме плохонький колледж. Что, в свою очередь, ведет к самой обычной работе и такой же зарплате. Да еще и жить будет негде — Дурсли выпнут его за дверь, только Гарри сравняется восемнадцать. И вообще не факт, что до тех пор удастся прятать от них заработки... Лучшая возможность для Гарри — получить стипендию сейчас. Если мистер Поттер поразит приемную комиссию, то одно из бюджетных мест в средней школе достанется ему. И большая часть проблем отпадет: никто не будет насмехаться над ним из-за поношенной одежды — он будет ходить в форме, как все; никто не будет колотить его — он не в "Воннингс" собирается, спасибо, он проживет и без Дадли; он сможет наконец завести друзей и сможет получить такой аттестат, который с радостью примут в любом колледже. Он, черт подери, сможет начать новую жизнь не в восемнадцать лет, а в одиннадцать!

 План был великолепен. Но единственное, в чем Гарри преуспевал — это математика. Дадли провалился на вступительном тесте, потому что в числах ничегошеньки не смыслил, а вот Гарри прошел. Правда, только потому, что испытание было перед комиссией, и дети заходили в кабинет по одному. Дадли в кои веки не мешал кузену решать задачи, и Гарри смог проявить себя с лучшей стороны. Английский и литературу Гарри знал средне, потому что довольно сложно совершенствоваться в правописании, не имея доступа к книгам. Словарный запас Гарри был неплох, но что толку, если он писал на слух? "Аплодесменты", "партэр" и "дибют" в сочинении о театре лишили Гарри места в продвинутом классе. А знания по прочим предметам проверялись с помощью тестов, и страдающий от безделья Дадли ни разу не позволил Гарри написать их хорошо. А попробуйте сосредоточиться, когда вас пинают под столом и выдергивают из рук то бланк заданий, то ваш же карандаш!

 В общем, Гарри был избавлен от общества кузена только на математике. Этот шанс он использовал по полной программе, щелкая задачу за задачей и осторожными намеками подводя миссис Сондерс к мысли о том, что неплохо бы испытать силы учеников на чем-то поинтересней, чем примеры из учебника. Скажем, на конкурсе математиков, проводимом Мормотской школой.

 Гарри давно уяснил для себя две вещи. Во-первых, люди подчиняются определенным правилам поведения. Во-вторых, эти правила можно поставить на службу своим интересам. Если принять за аксиому невозможность бескорыстной помощи, то напрашивается вывод: хочешь получить что-то — изучи поведение человека и надави на нужные рычаги.

 Психологи из телепередач называли это манипулированием и костерили на все лады, мол, это безнравственно и подло. Гарри было все равно. Он хотел вырваться от Дурслей — и при этом не сдохнуть уличным оборванцем.

Расчет Гарри оправдался на все сто процентов — стоило начаться летним каникулам, как его заперли в чулане без права на вылазку. Самым унизительным во всем этом мероприятии было то, что в туалет его выводили строго по расписанию — утром и вечером. Как собаку. Но если вспомнить, как прошло позапрошлое лето у тетушки Мардж...

Марджори Дурсль собралась в круиз и попросила родственников присмотреть за домом — в то время она еще не была знакома с полковником Фабстером. Так Дурсли (плюс Гарри в багаже) оказались в милом сельском домике с десятком вольеров во дворе. К ежедневным обязанностям Гарри — помимо приготовления завтрака-обеда-ужина, мытья посуды и стирки (Мардж с хозяйством не напрягалась, предпочитая раз в месяц загружать работой ближайшую химчистку, нежели покупать стиральную машину) — добавился еще и уход за собаками. Дюжина бульдогов! Не сказать, чтобы Гарри не любил собак... Но любить бульдогов в таком количестве он не мог чисто физически: накорми, убери, почеши пузико — и так до бесконечности. Да еще и собаки попались — те еще эгоисты: стоило Гарри остановить свое внимание на ком-то одном, как все прочие принимались его яростно облаивать и хватать за штаны. Выяснив, что Гарри им сделать ничего не может, наглые псины перешли со штанин на живую кожу. И в один далеко не прекрасный день их выкрутасы привели к тому, что мальчик уронил ящик свежеобгаженных опилок точно на дядю Вернона. То, что он собирался играть в покер с партнерами по дрелеизготовительному бизнесу и был наряжен соответственно случаю, только усилило его гнев. Так что помимо порки Гарри вынужден был три дня сидеть в собачьем вольере. К жаре и отсутствию пищи добавлялась необходимость пользоваться все это время одним ночным горшком. Дадли до сих пор мерзко хихикал, обзывая кузена "Потти" (1), а сам Гарри с содроганием вспоминал крутобокую "ночную вазу" с крошащейся эмалью и тучи маслянисто блестящих мух. Бр-р!

В общем, если подумать, теперешняя отсидка в чулане — просто курорт. Сиди, Гарри, и радуйся.

Сидеть пришлось не так уж и долго: июль еще не закончился, а тетя Петунья уже указывает Гарри на дверь. Шесть утра, подъем и завтрак... То есть Гарри, украдкой позевывая, разбивает яйца на плюющуюся кипящим маслом сковородку, а тетушка воркует с мужем по поводу галстука, подходящего очередному официальному мероприятию. Как по мнению Гарри, галстук подходил идеально: тошнотно-зеленый в похоронно-черную полосочку, самое то для унылой конференции, где Вернон Дурсль выступает разве что в качестве элемента обстановки. Если бы он еще и ораторствовал, галстук бы сразу стоило сменить на удавку.

Пока Гарри жарил бекон, прикидывая, заметят ли Дурсли, если он умыкнет полоску. Тетка, конечно, посчитала, сколько каких продуктов он взял — не зря прочитала лекцию на тему бережного обращения с новой сковородой. А вот дядя может и не обратить внимания, шесть у него или пять ломтиков на тарелке. "Петунья, солнышко" готовит для него и так и так, может, и не заметит...

Потом подтянулся Дадли — и пришлось готовить порцию для него, распрощавшись с беконными грезами. И чего ему не спится? Можно подумать, мир перевернется, если он не запишет на видео утреннюю серию "Рейнджеров".

Тетя Петунья снова стоит над душой — на этот раз она напоминает Гарри убрать его новую школьную форму. Если это те серые тряпки, которые Гарри заметил в ванной, когда умывался, то в "Хай Камеронс", куда записали его Дурсли, в сентябре появится унылое привидение-изгой. Мешок из-под картошки казался брэндовой вещью рядом с этими обносками. Черт, сколько можно! Шрам на лбу, маленький рост, заклеенные очки — как будто без того мало причин для издевательств! Добавить к скорбному списку еще и нищенские лохмотья — идеальный способ загубить свою школьную жизнь. Кто-нибудь на небесах, если вам там не все равно, пусть пришлют письмо о зачислении... Эй, Мормотская школа, проверили вы конкурсные работы или нет?

Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в прорезь парадной двери, и конверты упали на лежавший в коридоре коврик. Дадли болтал ногами и пытался достать моющего посуду Гарри своей суковатой палкой (какой только маньяк додумался снабжать школьную форму таким оружием?!). Длины палки не хватало, вставать со стула Дадли ленился, и Поттера это более чем устраивало. Пока. Дядя Вернон, раздраженно шурша газетой, рявкнул:

— Почта, Поттер!

Гарри неторопливо перекрыл кран и по широкой дуге обошел вооруженного палкой кузена. В жизни с Дурслями главное было — так рассчитать усилия, чтобы в срок выполнить тот минимум, который позволит рассчитывать на ужин. Спешить — фатальный просчет: можешь допустить ошибку, и тогда схлопочешь наказание. Если не ошибешься — получишь лишнее поручение, поспешишь и... В общем, голод, ремень и жуткая усталость обеспечены.

В коридоре на коврике лежали открытка от тетушки Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал счет, и письмо для Гарри. "Мистеру Гарри Поттеру, чулан под лестницей, ул. Тисовая, 4, Литтл Уингинг, графство Суррей," — изумрудно-зеленые буквы прыгали перед глазами, но, несомненно, надпись на пергаментном конверте гласила именно это. Боясь поверить в реальность происходящего, Гарри спрятал конверт под майку — подальше от любопытных глаз. Не хватало еще, чтобы дядя взбесился и порвал драгоценную бумагу! Нет, конечно, письмо еще не означает, что его приняли — но все-таки! Если бы он провалился, никто не стал бы посылать ему такой толстый и тяжелый конверт, верно?

— Давай поживее, мальчишка! — крикнул из кухни дядя Вернон. — Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки?

Сердце колотилось, как у кролика. Гарри поднял счет и открытку и вернулся на кухню. Пожалуйста, пусть тетя отправит его работать в сад! Или — еще лучше — снова запрет в чулане, где он без помех сможет прочитать письмо. Пожалуйста, что угодно, только не стоять в этой кухне!

Если бы Дурсли были чуть внимательнее к племяннику, они бы заметили и взмокший лоб, и пылающий румянец, и изменившуюся осанку — не так уж легко шагать, придерживая под майкой конверт, чтоб не свалился (не то что вывалился из-под латаной-перелатаной майки — Гарри всерьез опасался, что его сокровище соскользнет под слишком свободный пояс и вылетит через одну из трубообразных штанин безразмерных шорт). Но это все были мелочи, не стоящие внимания, и дядя Вернон вырвал почту из рук Гарри, даже не удостоив того взглядом.

Все шло просто отлично, пока не вмешался Дадли. Гарри был слишком взволнован — и слишком беспечен, и подошел недопустимо близко к кузену. Несильный удар в живот и тычок палкой под ребра — и Гарри летит на пол. Но самое страшное, что письмо тоже летит — совершенно отдельно от адресата. Плотный конверт с глухим шлепком приземляется прямо под ноги тети Петуньи.

— Это что за шуточки! — грозно рокочет дядя Вернон. Он даже отложил газету.

Гарри тянет руку к конверту, но поздно: его поднимает тетка. Поджав губы, она рассматривает печать на обороте — и с ее лица стремительно исчезают все краски.

— Вернон! О боже, Вернон! Это... Это они. Они!

Ее голос возвысился до фальцета и исчез в шепоте. Выглядела она так, будто повстречалась на узкой дорожке с худшим своим кошмаром. Лицо дяди Вернона, переводившего взгляд с жены на письмо и обратно, стремительно наливалось румянцем. Еще пара секунд, и он... Гарри решил рискнуть:

— Отдайте мне мое письмо!

"Пожалуйста" пришлось опустить — дядя уже был на грани срыва. Но момент все равно был упущен: Вернон Дурсль, похожий на загоревшую свеклу, заорал:

— ВОН! ВОН ОТСЮДА, ОБА!!!

Если он гонит и Дадли — все ОЧЕНЬ плохо. Гарри кое-как поднялся — пора уносить ноги. Дадли, как всегда туго соображавший, попытался возражать:

— Дайте мне его посмотреть!

На виске у дяди бешено запульсировала жилка.

— ВОН, ЖИВО!!!

Он оттолкнул Дадли, придав тому дополнительное ускорение — стоит ли удивляться, что Дадли вынесло прямо на Гарри, и они чуть не кубарем вывалились в коридор? Гарри приложился о вешалку, ухо обожгло будто огнем, а в боку явственно что-то хрустнуло.

Дадли, ничуть не пострадавший, припал к замочной скважине. Гарри, постаравшись отодвинуться от кузена как можно дальше, неуклюже опустился на четвереньки, затем лег на пол и приник к узенькой полоске свободного пространства между полом и дверью.

— Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим...

— Нет, — наконец ответил дядя Вернон. — Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ... Да, это лучший выход из положения... Мы просто ничего не будем предпринимать...

— Но...

— Мне не нужны в доме такие типы, как они, ты поняла, Петунья?! Когда мы взяли его, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?!

Что бы там ни было в письме, оно напугало обоих Дурслей до ужаса. Гарри весьма смутно представлял, что нужно сделать, чтобы пронять такого бесчувственного носорога, как дядя Вернон, но автору письма это удалось на славу.

И, к сожалению, это исключало Мормотскую школу из списка подозреваемых.

* * *

На следующее утро за почтой пошел Дадли. Еще одно письмо для Гарри было разорвано Верноном Дурслем в мелкие клочки. Утешало только то, что оно не досталось и самому Дадли. А Гарри до самого вечера завалили работой.

Новое утро Гарри встретил в старой комнате Дадли — тетка отправила его разгребать хлам, и мальчик и не заметил, как заснул. Книги — в коробку, сломанные игрушки — в черный пакет, одежду — рассортировать, заштопать, убрать... Почта на сей раз полностью состояла из писем на имя Гарри. Три одинаковых толстых конверта — и дядя Вернон, продемонстрировав их несчастному адресату, сжег их в специально разожженном несмотря на жару камине.

Щель для писем дядя заколотил наглухо. Тем не менее, в пятницу для Гарри принесли не меньше дюжины писем — их просунули под входную дверь. Позже тетя Петунья обнаружила несколько штук в туалете на первом этаже, так что маленькое окошко туалета тоже заколотили.

Гарри старался не попадаться дяде на глаза — по крайней мере, до тех пор, пока у того в руках молоток. Таинственный корреспондент изыскивал все более и более креативные способы доставки — например, упаковал письма в две дюжины яиц, которые молочник передал тете Петунье через окно гостиной.

Гарри начал малодушно надеяться на то, что соседи позвонят в психушку раньше, чем дядя Вернон замурует всех обитателей дома номер четыре. У того впереди были выходные и непочатый ящик гвоздей.

ПРИМЕЧАНИЕ: Potty означает помимо всяких "мелких", "незначительных" и "помешанных" еще и ночной горшок. В общем, чувство юмора у Дадли соответствует канонному.

Северус Снейп вошел в директорский кабинет и поморщился: утро было паршивым и без неожиданного педсовета. Что ж, Дамблдор в своем репертуаре. Снейпу же полагалось бы ночью спать, а не модифицировать состав Умиротворяющего эликсира из последнего номера "Вестника Зельевара". В конце концов, если ты считаешь автора идиотом, вовсе не обязательно опровергать его сомнительные достижения непосредственно после чтения статьи.

Снейп хмуро оглядел собравшихся. Короткий кивок МакГонагалл и Флитвику, кривая улыбка для Спраут, приподнятая в вежливом удивлении бровь — это в адрес Хагрида (если Дамблдор хочет заменить преподавателя Ухода за Магическими существами лесником, то почему никак этого не сделает? Кеттлберн со слезами на глазах умоляет об отставке — зачем его держать?). Все, с церемониями покончено, можно опуститься в кресло. Синистра еще в отпуске, кандидатуры преподавателей Магловедения и, главное, Защиты от Темных искусств пока не утверждены. Притаившуюся в уголке Трелони Снейп демонстративно не замечал. Будь его воля, он предпочел бы не встречаться с этой женщиной вообще никогда — ни в прошлом, ни в будущем. Но сделанного не воротишь, а будущее теперь определяется волей Дамблдора.

Это твоя вина и твой долг, Северус Снейп. И ты пойдешь до конца, если Дамблдор прикажет — а он это сделает, потому что Темный Лорд все еще представляет угрозу. Ты будешь шпионить за Пожирателями, собирающимися в ночь на Хэллоуин, и будешь слушать их пьяное бахвальство; будешь выискивать их слабости и незаметно просачиваться в их жизни. Ты будешь отслеживать передвижения всех темных артефактов и держать связь с контрабандистский подпольем; будешь варить яды, задыхаясь в их испарениях, и силиться найти противоядие. Ты будешь лавировать между аристократами и отребьем, так, чтобы везде тебя приняли наравне со своими. Ты будешь играть роли и менять маски — но сценарий напишут за тебя.

Твои ошибки слишком дорого обходятся, Северус Снейп. Можешь прятаться в подземельях, можешь забыться зельем Сна-без-Сновидений, можешь упиваться всеобщим презрением — но у твоей совести пронзительный взгляд. Ее зеленые глаза преследуют тебя, и нет твоей душе покоя.

Какая ирония, Северус: ты предал всех, чтобы спасти Лили. А выжил мальчишка Поттера. Судьба не приемлет никакого юмора, кроме черного. Стоит ли удивляться, что ты ненавидишь и судьбу, и тех, кто ее предсказывает?

Сивилла, пока она не в трансе, вечно предрекает чью-то смерть. Если бы все ее предсказания сбывались, Снейп потребовал бы смерти для себя. Но предсказания Трелони по-прежнему бредовы, а самоубийство для него — непозволительная роскошь.

Дамблдор говорит что-то о мальчике, который должен в этом году поступить в Хогвартс. Снейп слушает вполуха. Он смертельно устал. Ему опротивели и дамблдоровские бархатные кресла, и эти коридоры, и отвратительно живые студенты, и непозволительно беспечные коллеги... Он — взведенный арбалет, он — отсроченное проклятие, он существует только для того, чтобы умереть за победу. Как же я устал, Господи!

Минерва кивает словам директора, надписывая очередной конверт. Сколько можно ждать от Поттера ответа? Либо он не в состоянии отправить сову, либо не получил ни одного послания. Давно пора отправить кого-нибудь в чопорный ухоженный Литтл-Уингинг и вытащить мальчишку за ухо из того чулана, или где он там прячется. Маленькое поттеровское отродье, чья жизнь оплачена кровью; золотой мальчик, надежда и спаситель волшебного мира...

Мучительно хотелось напиться вдрызг, до зеленых пикси, до полного бесчувствия. Что угодно, только бы не слышать о нем, а в идеале — потом еще и не видеть. Снейпу вполне хватало бесплотных кошмаров. Он боялся встретить живое воплощение своей вины.

Педсовет неуклонно двигался к финалу: МакГонагалл зачитала фамилии маглорожденных студентов и выжидающе уставилась на коллег поверх очков. Разумеется, никто не претендовал на ее почетную обязанность объявлять ничего не подозревающим маглам о существовании волшебства. Дамблдор был преисполнен благодушия, а Хагрид комкал в руках огромный клетчатый платок, всем своим видом демонстрируя: "У меня, эта, дела еще. Давайте того, заканчивать поскорее."

Наконец Дамблдор взмахнул рукой, показывая, что заседание окончено. Снейп поспешно поднялся, грезя о том моменте, когда сможет полностью погрузиться в приготовление зелий в своей лаборатории. Зельеварение было единственной любовью, которую он мог себе позволить. Зельеварение позволяло ему на краткие несколько часов стать никем, не обремененным ни долгом, ни воспоминаниями. Самое то для дня, когда магическая Британия празднует рождение Мальчика, который выжил...

— Северус, задержись, пожалуйста, — остановил его голос Дамблдора.

Что ж, Снейп очередной раз ошибся. День не был паршивым — он был отвратительным.

* * *

Снейп не стал садиться, а лишь сложил руки на груди, выпрямившись перед Дамблдором этаким черным обелиском.

— Мальчик мой, кажется, тебя сегодня не назовешь внимательным слушателем, — с мягким укором произнес директор.

— Что с того? Непохоже, чтобы я упустил нечто сколько-нибудь важное.

Старый волшебник покачал головой.

— Я напомнил, что в сентябре в Хогвартс приедет Гарри Поттер.

Снейп с трудом удержался от того, чтобы скривиться:

— Уверяю вас, в этом напоминании для меня не было никакой нужды.

— И все же, Северус... Смею надеяться, ты помнишь слова пророчества?

"Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца..." — эти слова были намертво высечены в памяти Снейпа, и ни легилименция, ни даже искусно наложенный Обливиэйт не могли изгладить их из его воспоминаний. Он кивнул, не чувствуя в себе сил говорить.

— Недавно мне стало известно, что сын Лонгботтомов все-таки проявил способности к волшебству, — сказал Дамблдор. — Возможно, пророчество и впрямь может относиться к нему.

Отлично. Остается только сказать, что Темный Лорд ошибся, проводя зачистку.

— В то же время, мой наблюдатель в Литтл-Уингинге докладывает, что никаких видимых всплесков волшебства на Тисовой улице не было. Так что либо мальчик не обладает даром, либо умело его скрывает. Я все же надеюсь, что верно последнее, и его сила достаточно велика, как и подобает Избранному.

— Сомневаюсь, что к сыну Поттера применимо понятие "умело" — если это не касается квиддича, — съязвил Снейп. Гнать от себя мысли о возможной ошибке, гнать поганой метлой...

— Тем не менее, я надеюсь, — ответил директор. — Поэтому вынужден провести небольшую проверку.

— Проверку? — едва не задохнулся Снейп. — Наложите на ребенка Аваду и посмотрите, что случится?

Седые брови Даблдора чуть нахмурились.

— Мальчик мой, твое воображение оставляет желать лучшего. Нет, я собираюсь создать полосу препятствий. Волей случая в моих руках оказался философский камень — мой друг Николя испытывает странную неприязнь к числу из трех шестерок. Он согласился отдать мне один из оставшихся камней на опыты — с обещанием непременно уничтожить его после, разумеется. Поэтому я хочу поместить камень в тайник в Хогвартсе, и намекнуть на это Гарри — и Пожирателям. Заодно и выясним, кто на самом деле желает возрождения Воландеморта.

Сколько раз он просил не произносить это имя? Снейп передернулся всем телом.

— Вам не кажется, что это несколько... рискованно? Определитесь уже, кого вы хотите испытать — малолетнего искателя приключений или заклинателя из ближнего круга. Полагаю, уровень мастерства... несопоставим.

— Не волнуйся, Северус. Ручаюсь, я не допущу и возможности того, что камень не попадет не в те руки. От тебя требуется лишь придумать славную загадку о зельях.

— Так я тоже участвую в этом фарсе? — презрительно вскинул бровь Снейп.

— Разумеется. Все участвуют, даже Хагрид и мистер Филч — каждый в силу своих возможностей. Планирую привлечь к этому и юного Квиррела — я говорил, что Квиринус просил место преподавателя Защиты? Не мог ему отказать — такой талантливый мальчик...

— Полагаю, вы в восторге от такого количества юных дарований.

— К чему такая кислая мина, Северус? — в голубых глазах Дамблдора плескалась безмятежность. — Считай это нестандартным подходом к экзамену. В конце концов, чтобы подготовить мальчика к битве с Воландемортом, нужно знать его исходный уровень.

Спорить с ним было бесполезно.

ПРИМЕЧАНИЕ: Nigredo — алхимический термин, обозначающий (в данном случае) полное разложение. Оно же — первый этап создания философского камня. Его аллегорией в алхимической символике обычно являлся ворон, иногда черное солнце. Считалось, что как тьма содержит в себе возможность света, так и в получившейся черной массе разложения кроется возможность получения эликсира жизни.

День рождения Гарри Поттера всегда проходил не так, как у нормальных людей. На пятилетие ему подарили вешалку для одежды. Седьмой день рождения он, можно сказать, отпраздновал на широкую ногу — тогда только-только закончился срок его очередного заключения в чулане. Кажется, как раз из-за парика учительницы. Или это было после того, как он упал на клумбу с чайными розами и сломал "прекраснейшие образчики садоводства"? Вообще-то, Гарри не нарочно помял их — просто довольно трудно смотреть, куда падаешь, когда на тебя несется трехтонный кузен на новеньком горном велосипеде. Да и ладно, если бы тогда еще и Дадли со своего железного коня грохнулся, Гарри бы вообще под этими розами закопали. Ну, а когда ему сравнялось девять лет, он маялся от жары в бульдожьем вольере дражайшей тетушки Мардж. Дурацкое было время, все дни тогда тянулись как один, и Гарри понял, что профукал очередной день рождения только тогда, когда взглянул на календарь. Аккурат в августе, когда пришла пора возвращаться на Тисовую.

Но так, чтобы к нему вдруг заявлялся великан, утверждающий, будто знал Поттеров, — это что-то новенькое. Торт с зеленой глазурью, завязанное в узел ружье дяди Вернона, визжащий от ужаса Дадли... Что-то невообразимое. Ах да, еще великан сказал, что он, Гарри, волшебник. Выживший после убийственного проклятия и заодно развеявший по ветру самого могущественного темного мага. Который убил множество волшебников — и родителей Гарри в том числе.

Срочно вспомнить, что произошло вчера. Он свалился с лестницы? Снова огреб от дяди? М-м, надышался испарений от перекрашиваемой в отстойно-серый цвет формы "Хай Камеронс"?

Гарри решил не поддаваться надвигающемуся безумию и открыл глаза. И тут же зажмурился. Потом он все же приоткрыл один глаз — только чтобы убедиться, что увиденное никуда не исчезло. Во-первых, над головой белел потолок гостиной, а нависающая сбоку коричневая громада могла быть только спинкой любимого дадли-и-дядиного дивана. Во-вторых, Гарри был укрыт вместо одеяла огромной кожаной курткой, в карманах которой что-то звенело и шебуршало. В-третьих и в-последних, на полу похрапывал давешний великан, уютно замотавшийся в штору.

Когда Гарри сел, куртка свалилась на пол — а с ней и слегка помятое письмо. Гарри поднял его и вчитался — исключительно для того, чтобы убедиться в том, что и это ему не приснилось. Ну, или его галлюцинации сговорились между собой. Письмо гласило вот что:

Уважаемый мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл,

заместитель директора

И пергамент, и конверт, в котором он лежал, были в точности такие, как в сотнях непрочитанных писем, отобранных у Гарри Дурслями. Если бы это был розыгрыш, никто не стал бы тратить столько бумаги, верно? Да и великан... Как он вчера уделал Дадли! Поросячий хвост, проросший прямо сквозь джинсы — такого Гарри не мог себе представить!

Раздался требовательный стук. Окно! Гарри поднял глаза — на подоконнике сидела сова с зажатой в клюве газетой и стучала когтем в окно. Он совершенно не представлял себе, как правильно обращаться с птицами. Тем более с такими, которые сжимали в когтях газету и сверлили его желтыми глазищами прямо через стекло. И вообще, он думал, что почтовыми бывают голуби... Кажется, великан говорил вчера, что работает лесником. Вот пусть и разбирается с живностью!

— Хагрид, тут сова! — Гарри надеялся, что разбудит великана прежде, чем сова продолбит в стекле дырку.

Хагрид перевернулся на другой бок.

— Заплати ей, — сонно пробормотал он.

Гарри решил ничему не удивляться. Еще немного — и его брови переселятся на лоб. Да и сходство с древесной лягушкой не прибавит популярности даже в волшебной школе. По крайней мере, он так предполагает — и если это не так, то выпученными глазами он все равно обзаводиться не собирается. Так что спокойствие, Гарри, только спокойствие. Решай проблемы по мере их поступления.

— У меня денег нет, — откликнулся он, старательно делая вид, что требующие оплаты совы-почтальоны для него — обычное дело.

— Деньги в кармане. Дай ей пять кнатов, — Хагрид потер глаза, но до конца еще не проснулся.

— Пять кнатов, пять кнатов... — Гарри забренчал содержимым карманов великанской куртки. Кошелек нашелся почти сразу — стоило только вывернуть карман-на-кнопке, сразу после парных-карманов-внизу и кармана-на-молнии. До потайного-кармана-на-пуговице, в котором что-то шевелилось и попискивало, Гарри предпочел не дотрагиваться.

В кошельке, к счастью, было только одно отделение. Денежных знаков было всего два вида — серебряные и бронзовые монеты. Гарри рассудил, что платить за газету серебром было бы слишком жирно, и проверил бронзовую монетку. На аверсе у нее красовался длиннорогий козел, а на обороте Гарри обнаружил надпись "Unum knut" и заветную единицу. Отсчитав пять монет, он пробрался к окну и впустил сову. Птица глухо ухнула и протянула лапу с закрепленным на ней мешочком. Гарри на всякий случай продемонстрировал ей монеты и по одной опустил их в подставленную "копилку". Сова щелкнула клювом, бросила газету ему под ноги и улетела.

Хагрид громко зевнул, сел и потянулся.

— Пора идти, Гарри. У нас с тобой делов куча, нам в Лондон надо смотаться да накупить тебе всяких штук, которые для школы нужны.

Гарри почувствовал, как лицо заливает румянец.

— Понимаете, у меня нет денег вообще. А дядя — он не будет тратиться на волшебные вещи.

Вопрос финансов был для Гарри больной темой. Во-первых, о том, что он живет в доме Дурслей нахлебником, не уставала напоминать тетя Петунья. Во-вторых, поношенные вещи, доставшиеся от Дадли, бесили Гарри неимоверно — даже не тем, что катастрофически ему не подходили, а тем, что ему никогда не достается ничего своего, такие вот уязвленные чувства собственника. Если уж ему повезло оказаться зачисленным в школу подальше от Дурслей, то было бы обидно потерять место только из-за того, что ему не на что купить... да что там надо купить: волшебную палочку, котел, черную кошку — надо посмотреть список.

— А ты не беспокойся, — Хагрид встал и почесал голову. — Ты, что ли, думаешь, что твои родители о тебе не позаботились? И эта... давай на «ты», нечего нам с тобой «выкать», мы ж друзья.

Друзья, ага. До тех пор, пока Хагрид не увидит, что Гарри ничего не смыслит в волшебстве. И вовсе не может быть тем героем, о которого обломал зубы этот... Воландеморт. Но к чему расстраивать Хагрида раньше времени? Так что Гарри спросил:

— Значит, мне полагается наследство. Но вы... Ты же говорил, что даже от дома ничего не осталось.

— Да ты чо, они ж золото свое не в доме хранили! — отмахнулся Хагрид. — Короче, мы первым делом в «Гринготтс» заглянем, в наш банк.

— А что это за банк? — уточнил Гарри. Может, нужно будет как-то колдовать, чтобы получить деньги, или предъявить документы — которых у него нет.

— О, "Гринготтс" — он такой на весь волшебный мир один. Там гоблины всем заправляют.

— Гоблины? — решение не удивляться не помогло.

— Да, и поэтому я тебе так скажу: только сумасшедший может решиться ограбить этот банк С гоблинами, Гарри, связываться опасно, да, запомни это. Плюс заклинания, колдовство... Говорят, что там у них самые секретные сейфы драконы охраняют. К тому же оттуда еще выбраться надо. «Гринготтс» глубоко под землей находится — сотни миль под Лондоном, чуешь? Глубже, чем метро. Даже если повезет грабителю и получится у него украсть что-нибудь, он с голоду помрет, пока оттуда выберется, да! Поэтому если захочешь... э-э... что-то спрятать, то надежнее «Гринготтса» места нет... Разве что Хогвартс. Да сам увидишь сегодня, когда за деньгами твоими придем — заодно и я там дела свои сделаю. Дамблдор мне поручил кой-чего, да! — Хагрид горделиво выпрямился. — Он мне всегда всякие серьезные вещи поручает. Тебя вот забрать, из «Гринготтса» кое-что взять — он знает, что мне доверять можно, понял?

Гарри понял. Он бы тоже доверял человеку, который за одно только грубое слово в твой адрес готов размазать Вернона Дурсля по стенке и превратить Дадли в поросенка. Везет же этому Дамблдору! Хагрид мог быть сколько угодно пугающим, неуклюжим, простоватым — но он был при всем при том верным.

И это дорогого стоило.

* * *

Гарри понятия не имел, где может находиться подземный банк гоблинов, поэтому просто следовал за Хагридом. Пока они шли к станции, жители маленького городка во все глаза смотрели на великана. Гарри их прекрасно понимал. Дело даже не в том, что Хагрид был вдвое выше обычного человека, он еще и всю дорогу тыкал пальцем в самые простые, на взгляд Гарри, предметы, вроде парковочных счетчиков, и громко восклицал:

— Ну дела, Гарри! И чего эти маглы только не придумают!

Гарри сделал зарубку на память: что бы он там ни увидел у волшебников, ни за что так не вопить. А то решат еще, что он не подходит для обучения в школе волшебства и чародейства.

Они с горем пополам спустились в метро (Хагрид едва не застрял в турникете), дважды пересаживались — причем выяснилось, что до той же станции можно было доехать и быстрее, но видно Хагрид четко следовал однажды полученным инструкциям; проехались на длинном-предлинном эскалаторе и выбрались наконец на поверхность. Следующим этапом путешествия было плутание по узким улочкам. Сэконд-хэнды и забегаловки, торговые центры и газетные киоски, пестреющие на углах телефонные будки и разрисованные граффити автобусные остановки — все это составляло картину Лондона. Гарри никогда прежде не был здесь, но разум подсказывал, что волшебства в этом ни на грош (интересно, как бы сказал настоящий волшебник: "Ни на кнат?"). Может, волшебники владеют одним из здешних зданий, а внутрь пускают только своих, отпугивая обычных людей охранниками или полицейскими?

— Пришли, — произнес Хагрид, остановившись. — «Дырявый котел». Известное местечко.

Это был крошечный невзрачный бар. Если бы Хагрид не указал на него, Гарри бы его даже не заметил. Проходящие мимо люди на бар не смотрели. Их взгляды скользили с большого книжного магазина на магазин компакт-дисков, а бар, находившийся между этими магазинами, они, похоже, вовсе не замечали. Ни охранников, ни полицейских — никого. Даже посетителей не видно. На известное местечко не тянет.

Но, как бы то ни было, Гарри послушно зашел внутрь вслед за Хагридом.

Гарри Поттер, сколько себя помнил, при малейшей возможности загадывал одно-единственное желание. Неважно, бодрствовал ли он в полночь на тридцать первое июля, считая минуты до наступления своего дня рождения, или дожидался двенадцати секунд в 12:12 понятно какого декабря; находил ли при прополке клумб четырехлистный клевер или попросту сдувал с кончика пальца выпавшую ресничку — желание было неизменным. Да, глупо! Да, наивно! Но Гарри с неистребимым каким-то упрямством шептал: "Хочу, чтобы меня любили."

Он отчаянно завидовал тем, кого хвалили и кем гордились; он грезил о том, что хоть кто-нибудь скажет, как он, Гарри, нужен; да, в конце-то концов, хоть бы кто прикоснулся без намерения унизить или ударить! Почему, почему, когда в мире есть всеобщие любимцы, которыми восхищаются, которых на руках готовы носить, есть в то же время и такие, как Гарри — заброшенные и презираемые? Вот бы поменяться хоть на денек, хоть на миг...

Но теперь Гарри почти раскаивался в своем желании. Посетителям "Дырявого котла" хватило пары секунд, чтобы опознать шрам в виде молнии.

— Боже милостивый, — произнес лысый бармен, пристально глядя на Гарри. — Неужели это... Благослови мою душу... Гарри Поттер... какая честь!

Его лицо, сморщенное, будто грецкий орех, выражало крайнюю степень благоговения. И это было единственное лицо, которое Гарри успел рассмотреть — в тот же миг все, буквально все посетители "Дырявого котла" повскакивали со своих мест. И Гарри пришлось пожимать все эти руки, терпеть похлопывания по плечу (это было бы даже приятно, не подходи эти доброжелатели со спины и не будь их так много), улыбаться и твердить: "Очень приятно!" всякий раз, как кто-нибудь называет свое имя, прежде чем сжать ладонь "Того самого Гарри Поттера". Некоторые подходили и по нескольку раз — лица, может, и сливались в сплошную розовато-белую массу, но маловероятно, что имя, к примеру, Дорис Крокфорд, так уж часто встречается.

Когда у Гарри уже щеки заболели — он, наверное, в жизни столько не улыбался — вперед выступил бледный молодой человек. Он очень нервничал, у него даже дергалось одно веко.

— Профессор Квиррелл! — представил его Хагрид. — Гарри, профессор Квиррелл — один из твоих будущих преподавателей.

— П-п-поттер! — произнес, заикаясь, профессор Квиррелл и схватил Гарри за руку. — Н-не могу п-пе-редать, насколько я п-польщен встречей с вами.

Гарри бы ни за что не подумал, что его собеседник может быть профессором. Как на взгляд Гарри, тот выглядел чересчур уж юно и непредставительно, этакий вечный студент. Да и кричаще-фиолетовый тюрбан едва не вдвое больше головы солидности не прибавлял.

— Какой раздел магии вы преподаете, профессор Квиррелл? — спросил Гарри, не желая показаться невежливым. К тому же Хагрид начал разгонять толпу, и его зычное "Пора идти!" внушало надежду на избавление от орды ретивых поклонников.

— Защита от Т-т-темных искусств, — пробормотал Квиррелл с таким видом, словно ему не нравилось то, что он сказал. — Н-не то чтобы вам это было н-нужно, верно, П-п-поттер?

Гарри подумал, что эта самая защита ему пригодилась бы. Но с таким преподавателем... Надо будет поискать дополнительную литературу.

Наконец Хагрид вывел Гарри из бара в маленький двор, со всех сторон окруженный стенами. Здесь не было ничего, кроме мусорной урны и нескольких сорняков. Зато даже трясущийся профессор от них отстал. Пока Гарри пытался прийти в себя, Хагрид считал кирпичи в стене над урной.

— Три вверх... два в сторону, — бормотал он. — Так, а теперь отойди, Гарри.

Он трижды коснулся стены зонтом. Кирпич, до которого он дотронулся, задрожал, потом задергался, в середине у него появилась маленькая дырка, которая быстро начала расти. Через секунду перед ними была арка, достаточно большая, чтобы сквозь нее мог пройти Хагрид. За аркой начиналась мощенная булыжником извилистая улица.

— Добро пожаловать в Косой переулок, — произнес Хагрид.

Косой переулок оказался старинной, мощеной булыжником улицей, до такой степени перегороженной многочисленными магазинчиками и лавочками, что мало кто мог протиснуться мимо Хагрида. Все пестрело, кружилось, в воздухе витал, верно, миллион запахов, народ толкался и гудел, как растревоженный улей. На каждом шагу торговались, ругались, спорили. Наверное, это было похоже на средневековую ярмарку или рынок где-нибудь в портовом городке — но здесь еще и колдовали. Да и товар был нерядовой: чудного покроя мантии, телескопы, серебряные инструменты совершенно непонятного назначения, глобусы Луны и связки птичьих перьев, бочки с глазами угрей и поддоны хлюпающей требухи, разнокалиберные флаконы, блестящие на солнце своими гранями...

Над черепичными крышами, над бурлящим людским потоком возвышалось белоснежное здание. Его мраморная громада напомнила Гарри античный храм, будто сошедший со страниц в учебнике мировой истории. Разве что это здание было испещрено бронзовыми дверками и дверцами, рассеянными на разной высоте.

— "Гринготтс", — пробасил Хагрид, поднимаясь по отполированным ступеням. Они с Гарри оказались перед бронзовыми створками самых больших из всех здешних дверей. А служитель в ало-золотой форме — смуглый, с острым личиком и непропорционально крупными ступнями — явно не был человеком. "Гоблин," — пояснил Хагрид.

Вторые двери в волшебном банке были еще круче. Вообразите: целиком серебряные, покрытые от пола до потолка прихотливой вязью гравировки. Подойдя поближе, Гарри смог разобрать строки:

Входи, незнакомец, но не забудь,

Что у жадности грешная суть.

Кто не любит работать, но любит брать,

Дорого платит — и это надо знать.

Если пришел за чужим ты сюда,

Отсюда тебе не уйти никогда.

Слова великана о том, что надо быть сумасшедшим, чтобы ограбить этот банк, обретали пугающий смысл. Но все равно Гарри было интересно — он с трудом удерживался от того, чтобы раскрыть рот от удивления.

Здание высоченное — а гоблины ростом не выше ребенка. Казалось бы, Гарри и Хагриду было бы не особо удобно — но дубовые стойки оказались нормального размера (и даже чуть выше: Гарри пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть сидящего по другую сторону гоблина). Кроме посетителей людей не было — всем заправляли гоблины. Кто делал записи в гроссбухах, кто взвешивал монеты на медных весах или с помощью луп изучал драгоценные камни. Из холла вело больше дверей, чем Гарри мог сосчитать, — гоблины впускали и выпускали через них людей.

— Доброе утро, — обратился Хагрид к свободному гоблину. — Мы тут пришли, чтоб немного денег взять... э-э... из сейфа мистера Гарри Поттера.

— У вас есть его ключ, сэр?

— Где-то был, — ответил Хагрид и начал выкладывать на стойку содержимое своих карманов.

Пригоршня заплесневелых собачьих бисквитов посыпалась на бухгалтерскую книгу гоблина. Гарри с преувеличенным вниманием уставился на гоблина по соседству, перебиравшего рубины.

— И у меня тут еще письмо имеется... э-э... от профессора Дамблдора, — с важным видом произнес Хагрид, выпячивая грудь. — Это насчет Вы-Знаете-Чего в сейфе семьсот тринадцать.

— Прекрасно, — сказал гоблин, возвращая письмо Хагриду. — Сейчас вас отведут вниз к вашим сейфам. Крюкохват!

* * *

Коридоры хранилища создавали впечатление, будто они были в незапамятные времена вырублены прямо в скале — хотя откуда под Лондоном такие породы? Коридоры ветвились, как штольни из вестренов, а освещение было представлено — боже мой! — факелами. Хорошо, ожидать увидеть здесь лампы и провода было бы глупо, но факелы... Волшебники они или нет? Или все это призвано нагнетать атмосферу, что-то вроде хэллоуинских комнат ужаса?

Дорога круто уходила вниз, на полу были тоненькие рельсы. Крюкохват свистнул, и к ним с лязгом подкатила маленькая тележка. Они забрались внутрь — Хагриду это удалось с трудом — и поехали. В тележке не было ни руля, ни тормоза, и вообще непонятно, как гоблин умудрялся ей управлять. Магией?

Вообще, эта поездка была сродни русским горкам (не то что бы Гарри когда-либо приходилось на них кататься). Подьем — спуск, крен вправо — занос влево... Пожалуй, это было бы даже забавно, не зеленей Хагрид при каждом резком движении. Он, похоже, был вовсе не в восторге от поездки.

Наконец они остановились у невзрачной каменной платформы. Крюкохват выскочил первым и открыл утопленную в стене дверь. Изнутри вырвалось облако зеленого дыма, а когда оно рассеялось, Гарри ахнул. Внутри были кучи золотых монет. Колонны серебряных. Горы маленьких бронзовых кнатов.

— Это все твое, — улыбнулся Хагрид.

«Все твое.» Это было невероятно. Сколько раз Дурсли жаловались, что Гарри им дорого обходится? А все это время глубоко под Лондоном хранилось принадлежащее ему сокровище. Интересно, в волшебном мире можно жить одному до наступления совершеннолетия?

— Золотые — это галлеоны, — пояснил Хагрид. — Один галлеон — это семнадцать серебряных сиклей, а один сикль — двадцать девять кнатов, это просто, да? Ладно, тебе этого на пару семестров хватит, а остальное пусть тут лежит. — Он повернулся к Крюкохвату. — А теперь нам нужен сейф семьсот тринадцать... и... э-э... пожалуйста, нельзя ли помедленнее?

— У тележки только одна скорость, — ответил Крюкохват.

Может быть, Гарри показалось, но вид у гоблина при этом стал весьма и весьма ехидный.

Снова гонки на неуправляемой тележке — только теперь они спустились ниже. Воздух затрещал морозцем, а рельсы петляли то по камню, то по дощатому мосту (и не боятся по таким хлипким ездить!), а один раз они вообще проехали сквозь водопад — это было обжигающе-холодно, но вода тут же высохла.

Сейф номер семьсот тринадцать отличался от всех прочих тем, что у него не было ни замочной скважины, ни колесика кодового замка — ничего. Сплошная стальная пластина. Крюкохват же, ничуть не смущаясь, подошел к двери и приложил к ней большой палец. Дверь пошла рябью — и растаяла в воздухе.

Гарри был уверен, что в этом сверхсекретном сейфе лежит что-то ужасно важное. Так что он будто бы невзначай подался вперед, стараясь разглядеть содержимое. Сначала ему показалось, что там вообще пусто. Затем он заметил на полу маленький невзрачный сверток из коричневой бумаги. Хагрид нагнулся, подобрал его и засунул во внутренний карман куртки. Конечно, узнать, что внутри, было бы интересно. С другой стороны, как рассудил Гарри, это же не его дело — так что и спрашивать не стоит. Поэтому он молчал, пока они не вышли из "Гринготтса".

— Ну что, надо бы купить тебе форму, — заметил Хагрид, кивнув в сторону магазина с вывеской «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». — Слушай, Гарри, ты... э-э... не против, если я заскочу в «Дырявый котел» и пропущу стаканчик? Ненавижу я эти тележки в «Гринготтсе»... мутит меня после них.

Конечно, Гарри не возражал. Было бы неплохо, чтобы хоть кто-нибудь дал ему совет насчет принятой в волшебном мире одежды — но Хагрид не производил впечатление человека, подкованного в этом вопросе. Да и ладно — продавец подскажет. И вообще, что Гарри, сам не в состоянии купить вещи по списку? Три простых рабочих мантии (черных). Одна простая остроконечная шляпа (черная) на каждый день. Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала). Один зимний плащ (черный, застежки серебряные). И надо будет придумать что-нибудь с бирками для одежды. Может, в магазине есть готовые? Не хотелось бы исхитряться и, например, разрезать носовой платок и искать химический карандаш. И трусы бы не забыть... И носки...

Тактика была простая: если у волшебников все ну совершенно не так, как у обычных людей, он просто посмотрит на других покупателей. Не он же один в школу поступает!

В магазине мадам Малкин оказалось не так уж и страшно. Во-первых, сама мадам была приземистой улыбающейся волшебницей, одетой в розовато-лиловые одежды. Во-вторых, в глубине магазина на высокой скамеечке стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица, а вторая волшебница крутилась вокруг него, подгоняя по росту длинную черную хламиду. Под доброжелательное щебетание мадам Малкин Гарри оказался на соседней скамеечке.

Летающие булавки, самоизмеряющие сантиметровые ленты, говорящие зеркала — это было даже забавно. Мальчик рядом выяснил, что Гарри тоже собирается в Хогвартс, и завел разговор:

— Мой отец сейчас покупает мне учебники, а мать смотрит волшебные палочки, — сообщил он. — А потом потащу их посмотреть гоночные метлы. Не могу понять, почему первокурсникам нельзя их иметь. Думаю, мне удастся убедить отца, чтобы он купил мне такую... а потом как-нибудь тайком пронесу ее в школу. А у тебя есть собственная метла? В квиддич играешь?

Апломб, с которым он говорил, да и дурацкая манера растягивать слова явно указывали на то, что в семье этот мальчик — единственный любимый сынуля и свет в окошке. А судя по сумме на ценнике, которую Гарри успел заметить, когда они с Хагридом проходили мимо магазинчика "Все для квиддича", семья этого мальчика далеко не бедствовала.

— М-м, нет, — ответил Гарри, отмахнувшись от особенно назойливой линейки. — И в квиддиче я не разбираюсь.

В конце концов, он знал о квиддиче только то, что такое существует, и для него нужны метлы. А учебников с таким названием нет, так что это, наверное, не очень важно.

— А я играю. Отец говорит, что будет преступлением, если меня не возьмут в сборную факультета, и я тебе скажу: я с ним согласен. Ты уже знаешь, на каком будешь факультете?

— Нет, — Гарри с трудом сдерживался, чтобы не закатить глаза — или не сорваться. Надо будет спросить у Хагрида, а еще лучше — почитать что-нибудь на тему повседневных занятий волшебников.

Если Гарри так же "непринужденно" будет болтать с будущими одноклассниками, нормальной школьной жизни ему не видать.

Единственным плюсом его собеседника было то, что его не раздражало бессодержательное мычание Гарри — он замечательно заполнял паузы собственными разглагольствованиями.

— Ну, вообще-то никто заранее не знает, это уже там решат, но я знаю, что я буду в Слизерине, вся моя семья там была. А представь, если определят в Пуффендуй, тогда я сразу уйду из школы, а ты?

— Может быть, — пожал плечами Гарри. — Но мне вообще-то кровь из носу надо учиться в Хогвартсе.

— Что ж, работать тоже кто-то должен... Ну и ну, ты только посмотри на этого! — внезапно воскликнул мальчик, кивком показывая на окно. За окном стоял Хагрид, улыбаясь Гарри и показывая на два огромных мороженых, словно объясняя, почему он не может войти внутрь.

— Это Хагрид. Он работает в Хогвартсе, — спокойно ответил Гарри. Если он пытался вести себя как можно незаметнее, то бледный мальчик, казалось, мечтал привлечь к себе внимание всего мира и уже не знал, что бы еще такого выкинуть.

-А-а-а, — протянул тот. — Я о нем слышал. О там что-то вроде прислуги, да? Я слышал, он настоящий дикарь. Живет в хижине на территории школы и время от времени напивается и пытается творить чудеса, а все кончается тем, что вспыхивает его собственная постель!

Гарри хмыкнул.

— Вот уж не знаю, кто тебе такой чуши рассказал! Он лесник, и со всякими магическими животными возится. А сегодня он сопровождает меня. И что-то я не заметил, чтобы он был похож на алкоголика. Знаешь, не хватает пары-тройки важных признаков. Сизо-красный нос, глаза, как у старого бассета, проспиртованное дыхание... Ну, если ты, конечно, в курсе, чем алкоголики отличаются от нормальных людей.

С такими, как этот мальчик, только так и можно: насмешки и демонстрация превосходства. Дашь слабину — решат, что ты перед ними стелешься. И Хагрида он явно просто так задел, от скуки и от нерастраченной дурости.

— Да, конечно, — состроит умную рожицу бледнолицый. Фиг от него дождешься извинений! Но он хотя бы тему догадался сменить. — А почему он с тобой? Где твои родители?

Да уж, хрен редьки не слаще.

— Они умерли, — уповая на воспитанное в дурслевских стенах терпение, произнес Гарри. — Давно. Так что можно опустить сожаления.

— О, я не знал, — рожица стала умеренно скорбной. — Но они хотя бы были из наших?

— Оба волшебники, если ты об этом.

— Если честно, я не понимаю, почему в школу принимают не только таких, как мы, но и детей не из наших семей. Они ведь другие. Они по-другому росли и ничего о нас не знают. Представь, некоторые даже никогда не слышали о Хогвартсе до того дня, как получили письмо. Я думаю, что в Хогвартсе должны учиться только дети волшебников.

— А часто в Хогвартс поступают не такие? — изобразил интерес Гарри. Еще не хватало проколоться на том, что он только вчера про волшебство услышал!

— Да уж чаще, чем хотелось бы! — фыркнул мальчик. — Отец говорит, каждый год приглашают кучу гряз... м-м-м, маглорожденных. Мало нам Магловедения, так они еще и учиться рядом будут!

— А в чем проблема? Они как-то не так колдуют? — приподнял бровь Гарри. В сериалах, которые ему иногда удавалось подсмотреть, по-настоящему крутые герои именно так и делали — одной бровью показывали противнику, что все его слова — полный бред. И этот трюк неожиданно удался: тот мальчик залился поросячье-розовым румянцем и пробормотал:

— Н-нет... Но они не должны! Так отец говорит... И вообще, как твоя фамилия?

От расспросов Гарри спасла мадам Малкин, прочирикавшая, что все готово. Так что Поттер покинул поле битвы (ну и что, что словесной) триумфатором.

Хагрид угостил Гарри мороженым, под мышкой — сверток со всем его новым (лопните со злости, Дурсли!) гардеробом, в планах — посещение книжного магазина размером с магловский торговый центр и покупка всех пособий, которые помогут ему освоиться в волшебном мире. На информации не стоит экономить, верно? Это вам не рубашки, тут схема "Одну носить — другую на смену" не подойдет.

И вообще — жизнь-то налаживается!

Остаток дня прошел выше всяких похвал. Гарри приобрел комплект учебников в мягком переплете, а вдобавок к ним сторговал по приемлемой цене зачарованные обложки, которые сами подстраивались под размер книги. Подумав, он добавил к покупке "Историю Хогвартса", "Величайшие события магического мира в двадцатом веке" и — тайком от Хагрида — "Теорию защитной магии". Может, Квиррел окажется прекрасным учителем — а может, и нет, но это пособие Гарри в любом случае пригодится. Главное, не огорчать Хагрида таким явным недоверием к преподавателю, которому тот вроде как симпатизирует.

Гарри, краснея до корней волос, отговорил Хагрида от покупки совы в честь дня рождения. Во-первых, ему элементарно негде держать птицу: Дурсли на самого Гарри косо смотрят, а уж что Дадли может сотворить с беззащитным комочком перьев... Помнится, Дадли нарочно сшиб велосипедом из всех кошек миссис Фигг ту единственную, которая ластилась к Гарри. Сова ни в чем не виновата и повторения судьбы той кошки точно не заслуживает. Во-вторых, Гарри не привык получать подарки — даже от таких добродушных и открытых людей, как Хагрид. Но у хогвартского лесничего было свое мнение по этому поводу — так что Гарри покраснел пуще прежнего и стал заикаться почище Квиррела на каждом "Спасибо", получив последнее издание "Квиддича сквозь века". Великан успел зайти во "Флориш и Блоттс" и даже завернуть книгу в хрусткую золотую бумагу, пока Гарри выбирал волшебную палочку.

Выбор палочки тоже был не лишен странностей. Хозяин лавки, мистер Олливандер, не только утверждал, что знал о приходе Гарри, но и рассказал попутно о волшебных палочках его родителей, плавно перешел на сетования о том, что палочку Хагрида сломали (великан, только-только вышедший на улицу, вздрогнул и крепко стиснул свой розовый зонтик), и напоследок посокрушался, что именно он продал ту палочку, которая оставила Гарри тот самый шрам. "Тринадцать с половиной дюймов. Тис. Это была мощная палочка, очень мощная, и в плохих руках.. Что ж, если бы я знал, что натворит эта палочка..." — сокрушался старик. Потом он натравил на Гарри серебряную линейку-самомерку и вытащил не меньше сотни картонок с палочками. Он едва не в ладоши хлопал, когда очередная палочка в руках Гарри вела себя не более оригинально, чем обычный кусок дерева. В этот момент мистер Олливандер походил на крайне несерьезную версию Эйнштейна. Наконец, его энтузиазм чуть поубавился, и волшебник вынес из подсобки последний футляр.

— Сочетание очень необычное — остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, очень гибкая прекрасная палочка.

Гарри взял палочку, которую протягивал ему мистер Олливандер. И внезапно пальцы его потеплели. Он поднял палочку над головой, со свистом опустил ее вниз, разрезая пыльный воздух, и из палочки вырвались красные и золотые искры, яркие, как фейерверк, и их отсветы заплясали на стенах.

— О, браво! Да, это действительно то, что надо, это просто прекрасно. Так, так, так... Очень любопытно... чрезвычайно любопытно...

Грех было не спросить, что именно любопытного находит в этом создатель волшебных палочек.

— Видите ли, мистер Поттер, я помню каждую палочку, которую продал. Все до единой, — в прозрачных глазах старого мастера нельзя было заметить ни отблеска чувств. — Внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдает только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Поэтому мне представляется весьма любопытным, что эта палочка выбрала вас, потому что ее сестра, которой досталось второе перо того феникса... Что ж, зачем от вас скрывать — ее сестра оставила на вашем лбу этот шрам.

Этот факт прозвучал довольно зловеще, но он занимал Гарри ровно до того момента, как Хагрид вручил свой подарок. Так что подпорченные пять минут быстро выветрились из памяти.

Но, как оказалось, не только он был наделен счастливой возможностью забывать мелочи. Уже вернувшись на Тисовую, Гарри рассмотрел билет на "Хогвартс-экспресс" повнимательнее — и схватился за голову: Хагрид ни слова не сказал о том, где искать платформу с номером девять и три четверти!

* * *

Дурсли с некоторых пор предпочитали в упор не замечать Гарри — что ж, ему это только на руку. Двухразовый режим питания (прокрадись на кухню — умыкни бутерброд) не был для него чем-то новым и непривычным, так что Гарри спокойно ждал в чулане под лестницей, когда родственники наконец улягутся спать.

Он уговорил Хагрида разменять немного галлеонов на фунты: хоть такси вызвать, чтобы добраться до Кингс-Кросс. Просить дядю Вернона? Он скорее сожжет свой новенький автомобиль, чем согласится подвезти на нем волшебника. А если вдруг и согласится, то будет напоминать об одолжении до конца времен. Благодарим покорно, оставьте свои милости при себе.

В общем, август прошел в блаженной тишине. Дядюшка терзал свои дрели, тетя Петунья изображала бурную хозяйственную деятельность, а Дадли, памятуя о пакостных умениях волшебников, избегал приближаться к Гарри и вечно пропадал где-то со своими дружками-подпевалами. Гарри же штудировал учебники.

Пока все его успехи заключались в разученном Люмосе. Заклинание заставляло кончик волшебной палочки светиться, так что теперь Гарри мог не мучиться с фонариком. Удобств это прибавляло мало — Гарри по-прежнему вынужден был сидеть на продавленной раскладушке скорчившись, если хотел записывать по ходу чтения, но теперь хотя бы не надо было сжимать в зубах барахлящий фонарик, едва лишь потребуются обе свободных руки: палочка лихо заправлялась за ухо.

А писать приходилось много: одни только первые параграфы по Трансфигурации и Чарам вываливали на читателя столько разрозненной информации о теории магии, что без схемы не разберешься. Может, дети волшебников и считали эти законы сами собой разумеющимися, но для Гарри это было в новинку. Вот чем отличаются чары от заклинаний? А чего только стоит закон элементарных (для кого, интересно, знать, элементарных?) трансфигураций Гампа! У него еще и исключения есть — пища, вода, драгоценные металлы и волшебные предметы. Еще там, кажется, было что-то о невозможности изменить состав готового зелья, но этот пункт Гарри так до конца и не понял.

Зелья оказались той еще головоломкой. "Магические отвары и зелья" Мышьякоффа более всего напоминали кулинарную книгу ведьмы из сказок. Перья грифона, лягушачья икра, цветки папоротника — и все это полагается в определенном порядке измельчать, варить и помешивать. "Взболтать семь раз, мешая против часовой стрелки", "после появления лазурного оттенка надлежит добавить желчь броненосца", "следует отмерить три драхмы толченых скелетов летучей мыши"! Инструкций столько, что голова идет кругом, а пояснений — никаких. Приложение, занимающее с полсотни страниц, содержит свод правил безопасности и зубодродительные многоэтажные таблицы: не то сочетания компонентов, не то взаимодействие готовых составов. Да и большая часть зелий этих несколько... м-м-м... бесполезна. Бородавочное зелье, икотная микстура, болтушка для молчунов... Кому они могут понадобиться? Хорошо хоть ближе к концу учебника появляются такие зелья, как противоожоговое, ранозаживляющее, успокаивающее. Как справляться с этим предметом, Гарри не представлял. Интересно, придется зазубрить эти рецепты, или на занятиях разрешат читать с учебника?

С травологией дела обстояли получше: благодаря работе в саду Гарри прекрасно представлял себе и возможные отличия цветков-листьев-корней, и правила полива и удобрения. Так что он просто наслаждался чтением "Тысячи магических растений и грибов", в красках представляя себе ботанические чудеса. Свойства волшебных растений очаровывали: одно вело себя как яд или как лекарство в зависимости от того, в какую фазу луны было сорвано, другое изменяло свойства зелья на противоположные, третье вообще могло петь, как греческая сирена...

Но удовольствия удовольствиями, а жизненной необходимостью было разобраться в истории мира магии. Открыв школьный учебник, Гарри убедился, что волшебники, точно так же, как люди, постоянно воевали — разве что противники у них были другие. Кентавромахия, великаньи побоища, восстания гоблинов — все это было ужасно скучно изложено. Даты, битвы и деятели — вот и весь параграф. Тоска смертная. А вот книжка про двадцатый век была написана даже излишне живо. Время было мутное: сначала Грин-де-Вальд в Европе (его победил, оказывается, Дамблдор — тот самый, который директор Хогвартса и объект преданного восхищения Хагрида), а потом — потом Воландеморт. Гарри узнал наконец о хэллоуинских событиях десятилетней давности.

Теперь он с полным правом мог заткнуть тетю Петунью, когда она начнет бубнить о "бездельнике-Поттере" и "своей непутевой сестрице". Джеймс Поттер пытался задержать самого могущественного темного волшебника, не имея даже волшебной палочки. Лили Поттер, в девичестве Эванс, встала на пути смертельного проклятия, отказавшись отдать своего сына в жертву Воландеморту. И Джеймс, и Лили погибли, защищая Гарри. Его. Им тогда исполнилось всего — сколько? Двадцать один? Они не были неудачниками или бездельниками. Они были волшебниками. Сражались против, чтоб его, Воландеморта. И погибли героями — лишь потому, что считали, будто жизнь Гарри стоит того, чтобы рисковать своей.

Будто он, Гарри, был им дорог... Он попытался представить, на что бы это могло быть похоже. Каково это, когда ты кому-то небезразличен — настолько, чтобы не жалко было даже собственной жизни? Гарри читал об этом в тех немногих книгах, что уцелели после истерик Дадли; об этом регулярно говорили с экрана телевизора слишком совершенные для мира простых смертных киногерои; об этом же со страстным придыханием вещала учительница литературы, приводя в пример тех или иных персонажей. Тем не менее, для Гарри это было не более понятно, чем устройство Вселенной. То есть умом он вроде понимал, но осознать... Нет, слишком нереально. Как это по-умному сказать — абстрактно?

Дурсли любили своего Дадлика. Ну, так они это называли. Тетя Петунья не стеснялась заявлять это во всеуслышание, а дядюшка хмыкал, кривил прячущиеся под усами губы и бубнил что-то вроде: "Нечего сопли развозить!" — но при этом его рука как-то невзначай оказывалась на плече у Дадли, который надувался как индюк. Самодовольный, донельзя счастливый индюк. Что, впрочем, не мешало дяде Вернону порой орать на свое семейство, а Дадли — закатывать безобразные истерики. И Гарри почему-то сомневался, что хоть у кого-то из них хватило бы духу поступить так, как его родители — даже если в дом на Тисовой вдруг вломился бы террорист и начал бы угрожать Дурслям расправой.

Да к черту все это! Пусть, пусть он не может понять, как это — быть любимым и нужным! Он утешится мыслью о том, что это у него все-таки было. Неважно, что нет сейчас; неважно, что и не будет. Это было. На самом деле. Взаправду. Хоть что-то нормальное в его сумасшедшей жизни.

* * *

"Мне просто надо сесть на поезд, который отходит в одиннадцать часов утра от платформы номер девять и три четверти," — повторял, как мантру, Гарри. Он сумел сообщить дяде Вернону, что покидает его дом минимум до следующего июня — и пережил сие знаменательное событие; он вызвал такси и оплатил его из своих собственных денег, состряпав для водителя убедительную историю о только-только прилетевших из Америки, а потому беспробудно спящих родителях и необходимости добраться до частной школы; он не без труда выгрузил тяжелый чемодан (и почему волшебники не додумались приделать к нему колесики?) и — добрался наконец до единственного препятствия на пути в Хогвартс. Девять и три четверти, конспираторы недобитые! Все, что Гарри мог придумать — это спросить у кого-то, где находится нужная ему платформа. Но у кого?

Ни полицейские, ни железнодорожные служащие не могли ему помочь. Наверное, надо проделать что-нибудь вроде хагридова перестука по третьему кирпичу слева, как на задворках "Дырявого котла". Но где стучать? Как? Сколько? Гарри уже подумывал о том, чтобы вытащить из чемодана волшебную палочку и начать постукивать ею по билетной кассе между платформами девять и десять. При этом бы желательно, чтобы его не приняли за сумасшедшего — или умственно отсталого...

В этот момент мимо него прошла группа людей, и до Гарри донеслись обрывки разговора:

— Я так и думала, что тут будет целая толпа маглов...

Гарри, навострив уши, повернулся на голос. Голос этот принадлежал рыжеволосой женщине, невысокой и пухленькой — этакой уютной и домашней, из тех, что даже незнакомых называют "милочками" и "дорогушами". Ее окружали столь же рыжие мальчишки — должно быть, ее сыновья. Два, три, четыре... Немаленькая у них семейка. Они и так выглядели необычно, но главное — один из мальчиков держал в руках клетку с совой. Похоже, удача все же решила повернуться к Гарри лицом.

Они остановились у барьера, разделявшего девятую и десятую платформы. Гарри, как мог, поспевал следом. Чемодан мстительно пинал его по голени.

— Так, какой у вас номер платформы? — поинтересовалась женщина.

— Девять и три четверти! — Это пропищала маленькая рыжеволосая девочка, которую Гарри прежде не заметил. — Мам, а можно, я тоже поеду...

— Ты еще слишком мала, Джинни, так что успокойся. Ну что, Перси, ты иди первым.

Перси был тот, с совой. Он с важным видом поправил роговые очки и шагнул к барьеру. Гарри всь сжался от напряжения — но рыжего загородила толпа туристов, и Гарри потерял его из виду. Женщина, кажется, видела больше — и продолжила руководить своими отпрысками.

— Фред, ты следующий, — обратилась она к одному из близнецов.

— Я не Фред, я Джордж, — ответил мальчик. — Скажи мне честно, женщина, как ты можешь называть себя нашей матерью? Разве ты не видишь, что я — Джордж?

— Джордж, дорогой, прости меня, — виновато произнесла женщина.

— Я пошутил, на самом деле я Фред, — сказал мальчик и двинулся вперед.

Гарри мельком отметил, что попробуй он выкинуть подобную шуточку при Дурслях, он неделю бы сесть не мог. Хотя у него и не было никого, кто бы согласился ему ассистировать. И даже не потому, что у дяди Вернона тяжелая рука и никакого чувства юмора.

Пока Гарри раздумывал, оба близнеца скрылись. Ситуация снова оказалась безвыходной. Гарри собрался с силами и подошел к пухлой женщине.

— Извините меня, — робко произнес он. Что делать, если вход на платформу девять и три четверти окажется какой-нибудь сверхсекретной волшебной тайной, и женщина откажется выдать ее?

— Привет, дорогуша. Первый раз едешь в Хогвартс? Рон, мой младший, тоже новичок.

Что ж, с "дорогушей" он угадал. Рон — длинный, тощий и нескладный, с большими руками и ступнями — передернулся от этого обращения. Наверное, слышит по двести раз на дню. Везунчик.

— Да, — подтвердил Гарри. — Но дело в том, что я не знаю, как...

— ...как попасть на платформу, — понимающе закончила за него пухлая женщина, и Гарри кивнул. — Не беспокойся. — Женщина весело подмигнула ему. — Все, что тебе надо сделать, — это пойти прямо через разделительный барьер между платформами девять и десять. Самое главное — тебе нельзя останавливаться и нельзя бояться, что ты врежешься в барьер. Если ты нервничаешь, лучше идти быстрым шагом или бежать. Знаешь, тебе лучше пойти прямо сейчас, перед Роном.

Гарри озадаченно моргнул. Подними челюсть, подними! Хватит позориться!

— С-спасибо! — сбивчиво поблагодарил Гарри. Барьер показался ему очень и очень прочным.

Гарри двинулся по направлению к барьеру. Двигаться быстро было нелегко — его постоянно толкали снующие мимо люди, к тому же чемодан оттягивал руку. Гарри корил себя за то, что не оставил мелочи на багажную тележку. Плюс глубоко в животе обосновался страх разбить голову о кирпичную стену... Но страх не попасть в Хогвартс оказался сильнее, и Гарри ускорил шаг. Потом он прибавил еще и перешел на неуклюжий бег.

Барьер приближался. Оставалось каких-то два шага — Гарри прикрыл глаза, готовясь к удару. Удара не произошло, и он, не замедляя бега, открыл глаза.

Забитая людьми платформе. Допотопный, как с рекламки исторического музея, паровоз алого цвета. Надпись на табло: «Хогвартс-экспресс. 11.00». Кошачий мяв, голоса, скрип тяжелых чемоданов и недовольное уханье переговаривавшихся друг с другом сов. Гарри оглянулся назад и увидел, что билетная касса исчезла, а на ее месте находится арка с коваными железными воротами и табличкой: «Платформа номер девять и три четверти». Получилось... Получилось! Сердце наверняка пустилось бы в галоп, не колотись оно уже сейчас где-то в районе горла. Все-таки спринт с чемоданом — спорт совсем не для Гарри.

Школьники оккупировали экспресс почище саранчи. Гарри проковылял почти до конца состава, пока не приметил незанятое купе. Тут-то его подстерегала новая напасть: платформа была низкой, и в вагон вели три ступеньки-решеточки. Но поднять монструозный чемодан выше уровня колена было почти непосильной задачей — даже если бы Гарри не чувствовал себя выжатым как лимон. Он, конечно, попробовал — но добился лишь того, что чемодан пребольно ударил его по пальцам, не спасли и новые ботинки. А до отправления — минут десять, не больше.

— Помощь нужна? — обратился к нему рыжеволосый мальчик, один из тех близнецов, чья мать подсказала Гарри, что нужно делать.

Сил хватило только на то, чтобы кивнуть. Рыжий кликнул своего близнеца, и они закинули чемоданище в купе. Гарри помог затолкать его в угол и едва сдержался, чтобы тут же не рухнуть на сиденье.

— Спасибо, — произнес Гарри, отбрасывая назад мокрые от пота волосы.

— Что это у тебя? — внезапно спросил один из близнецов, заинтересовавшись шрамом на лбу Гарри.

— Будь я проклят! — выдохнул второй. — А ты, случайно, не...

— Это он, — уверенно заявил первый близнец. — Это ведь ты?

— В смысле? — напрягся Гарри.

— Гарри Поттер — это ты? — хором спросили близнецы.

— А вот вы про что... Ну, в смысле, да, это я.

Открывшаяся картина "Безмерное удивление" — с вытаращенными глазами и взмывшими кверху бровями, все как полагается — Гарри не понравилась. Согласитесь, дурацкая же реакция. И абсолютно невежливая. Сразу ощущаешь себя мартышкой в клетке, ну, или вроде того.

К счастью, мать позвала их, и близнецы ушли. Но неприятный осадочек остался. На душе у Гарри стало муторно: что, если все в Хогвартсе так будут таращиться на его шрам? Выставят его ходячей достопримечательностью — что тогда делать?

Гарри начесал пятерней челку на лоб. Обычно это помогало прикрыть шрам — но что толку, если его специально попросят показать отметину, как только Гарри представится? Перспективка не из приятных.

Поезд двинулся с места. Гарри придвинулся к окну (компенсация за все те разы, что Дадли отталкивал его с места у окна в школьном автобусе) и увидел, как та женщина машет сыновьям рукой, а маленькая девочка, то ли смеясь, то ли плача, бежит за вагоном. Но вскоре она отстала, потому что поезд набирал скорость. Затем поезд вильнул вправо, и платформа пропала из вида. За окном замелькали дома.

Дверь в купе приоткрылась и внутрь заглянул один из рыжих мальчиков.

— Здесь свободно? — спросил он Гарри, указывая на сиденье напротив. — В других вообще сесть некуда.

Врал он так себе, но Гарри кивнул. Рыжий быстро уселся, украдкой покосился на Гарри, но тут же перевел взгляд, делая вид, что его очень интересует пейзаж за окном. Видимо, догадывается, что это чертовски неприятно, когда на тебя пялятся.

Но его терпения надолго не хватило, и он выпалил-таки свой вопрос:

— Ты действительно Гарри Поттер?

Выбор был небольшой. Можно было ответить: "Нет!" — и дождаться, пока разочарованный рыжий уйдет (а потом растрезвонит всем, какой Гарри заносчивый гад, когда обман раскроется). Можно согласиться, а потом недвусмысленно пояснить, что такие разговоры Гарри противны — и опять же прослыть надменной задницей, но при этом еще и грубияном. И, наконец, можно смириться и удовлетворить любопытство рыжего.

Так что Гарри кивнул, мысленно проклиная свою мягкотелость.

* * *

Ладно, это оказалось не такой уж плохой идеей. Рон Уизли, наступив на все возможные грабли — то есть, спросив про родителей, про шрам, про Воландеморта (которого с суеверным страхом величал не иначе как Ты-Знаешь-Кто) и про жизнь у маглов. Удовлетворив свое любопытство и удостоверившись, что Гарри считает эти темы неподходящими для разговора, он засмущался, покраснел — с его веснушками это смотрелось кошмарно — и отвернулся, с преувеличенно увлеченным видом уставившись в окно. Но молчать долго он не смог.

Ну не умел Рон Уизли сидеть молча! Есть такие люди на свете. И Гарри, в принципе, не имел ничего против — исчерпав запас неудобных тем, рыжий перешел на обычную болтовню ни о чем и обо всем. Может, он так понимал вежливую беседу.

В общем, на Гарри вывалили ворох информации. У его нового знакомого была восхитительно большая семья — пятеро братьев и младшая сестра плюс родители. И это не считая сонма тетушек и кузенов, рассеянных по всей Англии. Судя по всему, семья Рона была как раз из настоящих семей волшебников, о которых говорил бледный мальчик в магазине, где Гарри купил школьную форму.

— ...Мне теперь придется сделать все, чтобы оказаться лучше, чем они, — жаловался тем временем Рон. — Билл был лучшим учеником школы, Чарли играл в квиддич, носил капитанскую повязку. А Перси вот стал старостой. Фред и Джордж, конечно, занимаются всякой ерундой, но у них хорошие отметки, и их все любят. А теперь все ждут от меня, что я буду учиться не хуже братьев. Но даже если так и будет, это ничего не даст, ведь я самый младший. Значит, мне надо стать лучше, чем они, а я не думаю, что у меня это получится.

Гарри вяло подумал, что не отказался бы от роновых проблем. Дурсли возлагали на него надежды разве что о том, чтоб он поскорее свернул себе шею — и желательно так, чтобы полиция их потом по этому поводу не беспокоила.

Рон запустил руку во внутренний карман куртки и вытащил оттуда жирную серую крысу, которая безмятежно спала.

— Ее зовут Короста, и она абсолютно бесполезная — спит целыми днями. Отец подарил Перси сову, когда узнал, что тот будет старостой, и я тоже хотел, но у них нет де... я хотел сказать, что вместо этого получил крысу.

На сей раз у Рона покраснели только уши. Он опять замолчал и стал смотреть в окно. Гарри его понимал: не очень-то приятно расписываться в своей бедности. Хотя в этом вроде как нет ничего постыдного, ну, знаете, все эти высказывания типа: "Бедность не порок" и всякое такое... Ага, как же! Гарри вот стыдился. И Рон — тоже.

Молчание затягивалось, и Гарри решил подбодрить рыжего. В конце концов, это просто вежливость. И потом, сменил же Рон тему, когда понял, что Гарри неприятны расспросы! И не смеялся над ним, хотя и знал, что Гарри жил у маглов. Нет, Гарри не стал бы говорить, как паршиво было у Дурслей и что он прекрасно знает, как это — не иметь ни единой своей вещи. Нет, это было бы слишком унизительно. Так что Гарри перевел стрелки: он вытащил из чемодана "Квиддич сквозь века" и признался, что ощущает себя идиотом, будучи не в силах разобраться в правилах.

Это возымело эффект: Рон оживился и с энтузиазмом принялся растолковывать эти самые правила. Он перескакивал с пятого на десятое, пускался в пространные рассуждения о скоростных метлах и приводил примеры из спортивных репортажей и превозносил команды, о которых Гарри и слыхом не слыхивал... Но эта его стрекотня была на удивление забавна. Даже, пожалуй, приятна.

Гарри даже слегка расслабился: он уже часа полтора находился в обществе ровесника, выросшего в волшебном мире, и ничего скверного не произошло. Ни насмешек, ни угроз, ни подлянок никаких... Да это вообще самый длинный (не говоря уж о том, что самый мирный) разговор, в котором Гарри доводилось участвовать!

Пока они болтали, поезд выехал из Лондона и сейчас несся мимо полей и лугов, на которых паслись коровы и овцы. Наконец Гарри и Рон примолкли, глядя в окно. Но наступившая тишина не была неловкой. Даже молчать в обществе Рона Уизли было вольготно.

Потом в купе заглянула улыбчивая дамочка. Она катила тележку, заваленную яркими пакетиками и баночками.

— Хотите чем-нибудь перекусить, ребята?

Рон ожидаемо отказался, сославшись на какие-то бутерброды, а Гарри решил позволить себе немного праздника и, выудив из кармана кожаный кошелек, вышел в коридор.

Вернулся он с охапкой сладостей: пакетики с круглыми конфетками-драже "Берти Боттс", "Лучшая взрывающаяся жевательная резинка Друбблс", шоколадные лягушки, тыквенное печенье, сдобные котелки, лакричные палочки... Одиннадцать сиклей и семь кнатов. В пересчете на фунты стерлингов выходило вполне приемлемо.

— Ты такой голодный? — спросил Рон. Недоразвернутый бутерброд, лишенный его внимания, готовился упасть.

— Умираю с голоду, — ответил Гарри, разворачивая тыквенное печенье и откусывая сразу половину. — Давай присоединяйся.

Бутерброды, суховатые и без соуса, были забыты. Некоторое время в купе раздавался только шорох фольги и хруст печенья. Потом Гарри обратил внимание на более волшебные лакомства — и тут без советов Рона он бы не справился. Взрывающаяся с мощностью петарды жвачка, конфетки со вкусом фруктов — или соплей, это уж как повезет... А шоколадные лягушки, которые порываются удрать от едока? С ними, кстати, оказалось связано одно из типичных увлечений юных волшебников. К каждой лягушке прилагался вкладыш, почти так же, как и во многих магловских сластях. Только на этих вкладышах были изображены не актеры или спортсмены, а великие волшебники. Попутно Гарри познакомился с интересной особенностью волшебных фотографий: люди на них двигались — да не так, как на голографической картинке, а будто на телеэкране! Да еще и могли уходить с картинки, когда им вздумается.

На первой попавшейся Гарри карточке обнаружился не кто иной, как Альбус Дамблдор, в настоящее время директор Хогвартса.

— "Считается величайшим волшебником нашего времени. Профессор знаменит своей победой над темным волшебником Грин-де-Вальдом в 1945 году, открытием двенадцати способов применения крови дракона и своими трудами по алхимии в соавторстве с Никола Фламелем. Хобби — камерная музыка и игра в кегли," — прочитал вслух Гарри. — Неплохое такое резюме.

Рон собирался что-то сказать по этому поводу, но не успел. Дверь в купе открылась — там стоял тот бледный мальчишка, уже переодевшийся в форменную мантию. У него за спиной маячили двое верзил — видимо, аналоги Дадли и его приятелей, только в волшебном мире.

Мальчик обвел глазами купе — и заметил Гарри. Бледный тут же переменился в лице: выражение горделивого превосходства исчезло, щеки пошли неровными красными пятнами. Он что-то скомандовал громилам и зашел внутрь — один. Он с оглушительным лязгом закрыл дверь; стекло в ней жалобно зазвенело. Мальчик, проигнорировал Рона и шагнул прямо к Гарри. Волшебная палочка бледнолицего упиралась Гарри в шею.

— Это ты! — выпалил он. Палочка в его руках чуть дрожала. — Ты!

Гарри попытался отвести палочку в сторону. Эффект — нулевой: бледный мальчик только обхватил ее обеими руками. Впрочем, дрожь от этого только усилилась. Гарри вспомнил сцену из мельком виденного фильма: полицейский, застигнутый в собственной спальне, был вынужден вступить в переговоры с размахивающим пистолетом преступником. Может, слова сработают и против волшебного оружия?

— Ты хотел мне что-то сказать? — выдавил из себя Гарри. До того детектива ему было как до Луны пешком. Он надеялся лишь, что бледнолицый выучил ненамного больше заклинаний, чем он сам. И желательно, чтобы это было не серьезнее свернувшихся в трубочку ушей.

Губы у бледного сжались в бесцветную полоску. Тонкие ноздри трепещут, голубые глаза яростно сверкают — ну просто образ оскорбленной чести. Помнится, Гарри читал что-то о магических дуэлях. Интересно, а волшебники перчатку бросают или есть какой-то специальный ритуал для вызова? Жалко, про это не написали... Будет неловко, если бледный бросит вызов, а Гарри об этом — ни сном ни духом.

— Ты... Ты мой мир разрушил!

Да, Гарри частенько слышал от Дурслей фразу о том, что ломает все в непосредственной от себя близости, но чтоб так...

Кто-то постучал в дверь купе — и дверь тут же открылась. На пороге маячил круглолицый мальчик, выглядевший так, словно собирался вот-вот расплакаться. С ним была девочка с густыми каштановыми волосами, уже переодевшаяся в школьную форму. Ее передние зубы были чуть крупнее, чем надо. Она держалась впереди, и вид у нее был крайне решительный.

— Никто не видел жабу? Невилл ее потерял, а я помогаю ему ее отыскать. Вы ее видели или нет? — спросила девочка прямо-таки начальственным тоном.

Ответом ей были три недоуменных взгляда. Рон попросту вытаращился на девчонку, а бледный пошел пятнами неровного румянца и явно сдерживался, чтобы не выдать какую-то грубость. Гарри попытался быть вежливым и пожал плечами. Двигаться, правда, приходилось осторожно: палочку никто не убирал.

— Вы тут что, дрались? — девочка соизволила наконец обратить внимание на это обстоятельство. — Хороши, нечего сказать. Еще не доехали до школы, а уж попали в неприятную историю! Будто дети малые. А ты, — повернулась она к Рону, — по-видимому, давно не умывался. Грязь на носу не красит даже волшебника, ты в курсе?

Бледный сконфузился еще больше и спрятал палочку за спину. Рон, набычившись, поднял руку выше и молча указал девчонке на дверь. Гарри чуть приподнял бровь, заметив, что тот успел-таки вооружиться. Что же ждет его в Хогвартсе, если его сверстники чуть что хватаются за палочки? Это какой-то мальчишеский обычай, вроде плевков под ноги у хулиганов или привычных подколок у тех, кто мнит себя записными юмористами? Или ему пора учиться быстро выхватывать футовый кусок дерева?

Но что бы там не входило в быт и нравы волшебников, ябеды и нытики у них наверняка не в чести. Да и привлекать лишнее внимание не хотелось.

— У нас все в порядке, — дружелюбно улыбнулся Гарри. Ну, попытался улыбнуться. По крайней мере, он честно старался. — И мы не видели жабы. Не видели же, правда, Рон?

Рон послушно кивнул. Но сверлить девчонку недовольным взглядом не перестал.

— Ничем не можем помочь, мисс, — пробормотал бледнолицый. — Не могли бы вы покинуть купе?

Девчонка задрала нос — один в один тетя Петунья перед соседками.

— Не смею беспокоить, господа, — она развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью. Эх, того Невилла остается только пожалеть.

Впрочем, они отвлеклись. Гарри решил использовать момент и попытаться решить проблему. Отсутствие нацеленной в него палочки придавало смелости.

— Может быть, объяснишь, каким образом я виноват в твоем... хм-м... крушении мира? — осторожно поинтересовался Гарри у бледнолицего.

Тот смерил его полным ярости взглядом.

— Самым очевидным. Может, ты и забыл, но мы встречались в магазине мадам Малкин. И в ходе разговора ты начал защищать грязнокровок. "А в чем проблема? Они что, как-то не так колдуют?" — передразнил он Гарри. — И этот полный наивности тон! В чем проблема? Выдал эти бредни и сбежал! Но я-то знал, что проблема есть. И, раз уж нам все равно предстояло встретиться в Хогвартсе, я решил подготовить пару аргументов на случай продолжения спора. Знаешь ли, избавлять сверстников от опасных заблуждений — мой долг как аристократа. Я Малфой, Драко Малфой.

Рон не удержался и фыркнул. Драко Малфой неодобрительно покосился на него:

— Мое имя тебе кажется смешным, не так ли? Даже не буду спрашивать, как тебя зовут. Мой отец рассказал мне, что если видишь рыжего и веснушчатого мальчишку, значит, он из семьи Уизли. Семьи, в которой больше детей, чем могут себе позволить их родители.

Рон стиснул кулаки.

— Я слышал о твоей семейке, — мрачным тоном начал он. — Они одни из первых перешли обратно на нашу сторону, когда Ты-Знаешь-Кто исчез. Они сказали, что он их околдовал. А мой отец в это не верит. Он сказал, что Люциусу Малфою не нужно было даже повода для того, чтобы перейти на Темную сторону.

Волшебная палочка Малфоя вмиг взлетела, уткнувшись Рону в грудь.

— А тебе не нужно повода заткнуться? — процедил он сквозь зубы. — У тебя нет никаких доказательств.

Происходящее нравилось Гарри все меньше и меньше. Еще немного — и эти двое пустят в ход магию. В закрытом помещении. Бесконтрольно и безрассудно. Гарри вспомнил тошнотворную картинку из учебника — глава "Ошибки в использовании заклинаний". Черт, если они не прекратят, они вполне могут заклясть друг друга до состояния какой-нибудь полуразумной водоросли — и Гарри с собой захватить.

Перспектива эта была достаточно отвратительной, чтобы заставить Гарри действовать. Сердце тугим комком колотилось где-то в глотке. От страха Гарри слегка подташнивало. Он никогда прежде не лез в драку — хотя бы потому, что хватало издевательств Дадли. Опыт надрывался, призывая драпать побыстрей и подальше...

Хватит. Он больше не боксерская груша. Он, черт подери, волшебник. И если он хочет, чтобы его уважали — придется рискнуть. Надо, Гарри, надо. Вот бы только избавиться от этой дрожи!

— Перестаньте! — будто со стороны услышал он свой голос. Шаг вперед — и Гарри оказался точно в перекрестье волшебных палочек. — Мы цивилизованные люди, то есть, волшебники. Обменялись оскорблениями? Отлично! Один-один, счет равный. А теперь, пожалуйста, давайте сядем и по-человечески во всем разберемся. Рон, я ценю твою поддержку, но не надо рваться в драку. Драко, изложи спокойно свои претензии — или отчаливай, пока та командирша не прислала кого-нибудь из учителей.

Как это ни удивительно, его послушались. Рон и Драко Малфой опустились на сиденья друг напротив друга (хоть дружбой там и не пахло), а Гарри привалился к откидному столику. Он надеялся, что так он привлечет меньше внимания к своим трясущимся коленкам. Гнуться они сейчас отказывались напрочь.

— Поясняю про грязнокровок, — сложил руки на груди Малфой. — Я пришел к выводу, что ты всего лишь необразованная деревенщина и мне стоит на предельно простых примерах объяснить тебе, что к чему. А из всех волшебников наиболее известный — это, разумеется, Мерлин. Серьезно, кто может не знать Мерлина?

— Тот, кто вырос у маглов, например? — не удержался от реплики Рон.

Гарри бросил на него взгляд исподлобья.

— Маглы изучают легенды о короле Артуре еще в начальной школе, так что о Мерлине я слышал.

— Да ладно, — удивился — совершенно искренне — Рон. — Я думал, только в волшебной Британии Мерлин популярен. Карточки от шоколадных лягушек, комиксы и все такое...

— Комиксы! — презрительно сморщился Малфой. — Похоже, я переоценил средний уровень образования. Но, так или иначе, Мерлин показался мне подходящей кандидатурой. Вот только ни одна из популярных биографий ни слова не содержала о его родителях.

— Я думал, его мать была крестьянкой или вроде того, — заметил Гарри. — Так писали в учебнике литературы.

Малфой испепелил бы его взглядом, если б мог.

— Крестьянка. Без малейшего признака магии. Это само по себе было ударом. Но я решил поискать информацию о его отце — все же иногда именно у полукровок проявляется недюжинный талант.

Тут он замолчал — и уставился в окно, как прежде Рон. Рыжий, кстати, как раз собирался что-то ляпнуть, но Гарри шикнул на него. Кажется, Малфой просто собирается с мыслями, и торопить его — скверная идея.

Так и оказалось. Малфой уткнулся в пол, будто заметил там нечто сверхинтересное, и едва слышно закончил:

— Мне пришлось залезть в отцовскую библиотеку. Никаких предков Мерлина в Списках чистокровных не нашлось. А потом я использовал заклинание поиска — оно простое, к тому же позволяет призвать нужную книгу прямо в руки. Вот и нашел отца Мерлина — в реестре погибших во время Юстиниановой чумы. В хрониках он фигурирует как печальный пример кары небесной: воровал при случае, пил, изнасиловал послушницу монастыря — крестьяночку, чьи родители не сумели пристроить ее замуж. Вины своей не признал, а через девять месяцев родился мальчик, названный Мерлином. Насильник снова отказался, несмотря на слова крестьянки и явное сходство ребенка с ним. Полгода его мурыжили, пытаясь призвать к ответу, а там мор и до Кармартена докатился. Все неволшебники вымерли. В живых остался только маленький Мерлин да старый сквиб Блез, хронист. Вот такая история.

Малфой снова умолк. Поезд тем временем все сбавлял и сбавлял скорость и, наконец остановился.

— А теперь скажи мне, мудрый человек: что мне делать, если вся моя жизнь была построена на том, что подобные Мерлину не должны называться волшебниками? — Малфой поднял прозрачно-льдистые глаза на Гарри. — Что я должен делать?

Он одним мягким движением поднялся и вышел. Ни Гарри, ни Рон не произнесли ни слова. Гарри так вообще чувствовал себя как пыльным мешком огретый. То есть он мог понять, что мир магии по природе своей закрыт от простых смертных, но чтобы волшебники настолько замуровывали себя в этой мысли... Было нечто жуткое в том, как Малфой воспринимал эту историю с Мерлином и родами волшебников. Даже не в том, как просто и искренне он относил маглов и всех с ними связанных ко второму сорту. Нет, не в этом — но в том, как он был раздавлен осознанием того, что это оказалось неправдой.

Гарри бы стоял, погрузившись в мысли, еще долго — если бы Рон не нарушил тишину:

— Пора выходить. Наверное, лучше мантию накинуть...

Гарри отмер и собрался в рекордные сроки, натянув мантию поверх рубашки. Есть все же некоторые преимущества в ограниченном гардеробе — рубашка не торчит из-под мантии, не привлекает внимания.

Наконец, мальчики вышли из купе. В коридоре возникла жуткая толчея, но через несколько минут Гарри все-таки оказался на неосвещенной маленькой платформе. На улице было холодно, и он поежился. В рубашке особо не согреешься, а рабочая мантия больше создавала антураж секретного ордена, чем служила полноправной одеждой. Над головами стоявших на платформе ребят закачалась большая лампа, и Гарри услышал знакомый голос:

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда! Эй, Гарри, у тебя все в порядке? — над морем голов возвышалось сияющее лицо Хагрида. — Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной!

* * *

Возможно, вид с озера на Хогвартс открывался и впрямь величественный. Озеро, ночь, атмосфера тайны... Но Гарри зуб на зуб от холода не попадал, и старинным замком он восхищался на данный момент только потому, что многочисленные окна его светились всеми оттенками рыжего и золотого, ничуть не похожими на сияние электрических лампочек. Значит, факелы и камины. Следовательно, внутри достаточно огня, чтобы согреть свернувшегося в компактный комочек Гарри.

Пешая прогулка, теперь этот заплыв... Да к-когда уже они доберутся до замка? Гарри не мог знать наверняка, но судя по ощущениям, губы у него посинели. И онемели — если устроят какую-нибудь перекличку во дворе, он даже отозваться не сможет.

Лодки-самоплавки пристали к берегу, и Гарри одним из первых выпрыгнул на сушу. Кончики пальцев что на руках, что на ногах ощущались как деревянные. Хагрид, будь же человеком, веди в тепло!

Первокурсники — немногим более тридцати — поднялись вслед за Хагридом на холм и оказались у ворот замка. Двери распахнулись. За ними стояла высокая черноволосая волшебница в изумрудно-зеленых одеждах. Лицо ее было очень строгим, и Гарри сразу подумал, что с такой лучше не спорить и вообще от нее лучше держаться подальше.

Хагрид назвал грозную женщину "профессор МакГонагалл" и сдал ей толпу первокурсников. Гарри сделал себе мысленную заметку узнать, только ли она здесь профессор, или в Хогвартсе, как в порядочной частной школе, к любому из преподавателей следует обращаться "профессор". И, кстати, интересно: у волшебников тоже есть всякие там кандидаты и доктора наук? Или в ходу какие-нибудь особенные титулы?

Профессор повернулась и пошла вперед, приказав первокурсникам следовать за ней. Ослушаться ее пришло бы в голову разве что сумасшедшему. Новички поспевали за ней, стараясь производить как можно меньше шума — но все равно то с одной, то с другой стороны доносились восторженные ахи и вздохи. Перестук тридцати с лишком пар каблуков по булыжникам напоминал Гарри о гномьих шахтах из норвежской сказки. Гарри украдкой огляделся: серые колонны, гобелены, уходящие ввысь потолки — такие, что аж дух захватывает.

МакГонагалл остановилась в небольшом зальчике и велела ждать.

— Скоро начнется банкет по случаю начала учебного года, но прежде чем вы сядете за столы, вас разделят на факультеты. Отбор — очень серьезная процедура, потому что с сегодняшнего дня и до окончания школы ваш факультет станет для вас второй семьей. Вы будете вместе учиться, спать в одной спальне и проводить свободное время в комнате, специально отведенной для вашего факультета. Факультетов в школе четыре — Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин. У каждого из них есть своя древняя история, и из каждого выходили выдающиеся волшебники и волшебницы. Пока вы будете учиться в Хогвартсе, ваши успехи будут приносить вашему факультету призовые очки, а за каждое нарушение распорядка очки будут вычитаться. В конце года факультет, набравший больше очков, побеждает в соревновании между факультетами — это огромная честь. Надеюсь, каждый из вас будет достойным членом своей семьи. Церемония отбора начнется через несколько минут в присутствии всей школы. А пока у вас есть немного времени, я советую вам собраться с мыслями.

Приведя новичков этой речью в священный ужас, МакГонагалл скрылась за дверью, ведущей туда, где, судя по звукам, собралась вся школа. Гарри попытался успокоиться. Он читал о факультетах в "Истории Хогвартса", знал о пренебрежении Салазара Слизерина к маглорожденным (удивительно, что живущий в двадцатом веке Малфой считал, будто с тех времен ничего не изменилось) и о мече Гриффиндора, о зачарованной леди Когтевран Комнате Так-и-Сяк и первых домовых эльфах, приглашенных Пенелопой Пуффендуй из царства сидхе... Но в этой книге не было ни слова о церемонии отбора. Стоило ли начинать паниковать? У гарриного сердца было вполне определенное мнение по этому вопросу: оно колотилось, как у пойманного кролика.

— А как будет проходить этот отбор? — спросил он Рона.

— Наверное, нам придется пройти через какие-то испытания, — ответил тот. — Фред сказал, что это очень больно, но я думаю, что он, как всегда, шутил.

Гарри предпочел бы не верить ни одному из близнецов. Во-первых, они показались ему немного чересчур увлеченными розыгрышами; во-вторых, Гарри надеялся, что отделался от постоянного ожидания боли, покинув Дурслей. Ну не могут же взрослые разумные волшебники открыто практиковать садистские ритуалы? Кажется, причинение боли магией признали запрещенным еще в начале столетия... А вдруг в последних главах учебника, которые Гарри не успел дочитать, говорилось о неком жизненно важном сейчас изменении того запрета?

Появление МакГонагалл лишь отчасти отвлекло Гарри от невеселых раздумий. Он скользнул в середину группы (на случай, если отбор будут проводить в порядке живой очереди) и вместе с нежно-зеленым от волнения Роном, уныло плетущимся Невиллом и девчонкой-командиршей, громким шепотом повторявшей заклинания, направился в Большой зал.

Большой зал не обманул его ожиданий — он был наполнен описанными в "Истории Хогвартса" чудесами. Потолок в прямом смысле уходил в небо, разве что ни дождь, ни снег не могли пробиться сквозь него; в воздухе парили тысячи мерцающих свечей из душистого белого воска; за четырьмя длинными столами сидели перешептывающиеся ученики с алыми, желтыми, синими и зелеными галстуками, а над каждым столом висел герб факультета, и неподалеку от столов фланировали серебристые бесплотные тени — призраки. Под прямым углом к этим столам, на помосте, стоял преподавательский стол. Гарри сразу узнал сидящего на председательском месте волшебника — Альбус Дамблдор собственной персоной. Место рядом с ним пустовало — должно быть, там сидит МакГонагалл. Почти на самом краю Гарри увидел знакомого уже Квиррелла. Тот не снял кричаще-фиолетовый тюрбан даже в честь праздника.

Тут Гарри услышал какой-то звук и, обернувшись, увидел, что профессор МакГонагалл поставила перед шеренгой первокурсников самый обычный на вид табурет и положила на сиденье остроконечную Волшебную шляпу. Шляпа была вся в заплатках, потертая и ужасно грязная. Тетя Петунья сразу бы выкинула такую на помойку, и Гарри был бы с этим решением полностью согласен. Может быть, надо попытаться достать из нее кролика, как это делают фокусники в цирке?

На шляпу не только первокурсники таращились. Другие ученики, да и преподаватели устремили взгляды на нее, будто ожидая чего-то. И вдруг шляпа шевельнулась. В следующий миг одна из прорех открылась, будто взаправдашний рот — и Шляпа заговорила:

Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Потом Шляпа кратко описала четыре факультета — мол, Гриффиндор для храбрых, Когтевран для умных, Слизерин для ушлых хитрецов, а на Пуффендуй будут зачислены верные (хотел бы Гарри посмотреть, кто стал бы считать преданность своим основным качеством; доверять людям ведь совершенно невыгодно и, пожалуй, даже опасно для жизни). Закончила она бодрым:

Не бойтесь меня, надевайте смелей,

И вашу судьбу предскажу я верней,

Чем сделает это другой.

В надежные руки попали вы,

Пусть и безрука я, увы,

Но я горжусь собой.

Весь зал единодушно зааплодировал. Шляпа поклонилась, рот ее исчез, она замолчала и замерла — как будто она самая обычная шляпа, безо всяких там красноречивых умений. МакГонагалл раскатала пергаментный свиток и вызвала девочку по фамилии Абботт. Та села на табурет, МакГонагалл опустила Шляпу ей на голову — и пару секунд спустя Абботт присоединилась к рукоплещущему ей пуффендуйскому столу. К табурету позвали Сьюзен Боунс.

МакГонагалл уже подбиралась к середине алфавита, а Гарри лихорадочно думал. Как, черт подери, Шляпа определяется с выбором? Гарри не чувствовал в себе качеств ни одного из факультетов. Он был прекрасно знаком со страхом, заставляющим трястись поджилки, а значит, не подходил для Гриффиндора. Может, и к лучшему: большая часть выпускников этого факультета заслужила в "Истории Хогвартса" приписку: "Погиб за правое дело". Гарри умирать не хотелось ни за правое, ни за левое, ни за какое бы то ни было еще дело. Может, Слизерин? Хитрость, наверное, можно попробовать развить — как ловкость рук или координацию движений в танце. Но болтовня Малфоя в магазине мантий и исторические данные сходились на том, что этот факультет принимал только чистокровных волшебников. И среди этих студентов были гении Темных Искусств — тот же Воландеморт. Вот будет весело попасть на факультет, воспитавший его и его последователей!

Кстати, подошла очередь Драко Малфоя. Шляпа, едва только коснувшись его головы, заорала: "Слизерин!". Он прошел к зеленому столу с таким выражением, словно его только что орденом наградили.

Так все-таки, куда? Когтевран? В программе Хогвартса нет математики, так что блистать Гарри нечем. Пуффендуй, раз уж мозгами не вышел? Вот только загвоздка в том, что Гарри — неисправимый лентяй. Дурсли пытались вбить в него что-нибудь полезное, но он как считал, что если можно не работать — он не будет, так и считает. Так что попасть туда, "где никто не боится труда", ему не светит. А идеей про верность он тем более не проникся.

Вот ведь засада! Остается надеяться, что у Шляпы нет полномочий исключить его из Хогвартса. Он к Дурслям по своей воле не вернется, нет, ни за что.

— Поттер, Гарри! — объявила МакГонагалл.

Гарри сделал шаг вперед, и по всему залу вспыхнули огоньки удивления, сопровождаемые громким шепотом.

— Она сказала Поттер?

— Тот самый Гарри Поттер?

Последнее, что увидел Гарри, прежде чем Шляпа. Упала ему на глаза, был огромный зал, заполненный людьми, каждый из которых подался вперед, чтобы получше разглядеть его. А затем перед глазами встала черная стена.

— Гм-м-м, — задумчиво произнес прямо ему в ухо тихий голос. — Непростой вопрос. Очень непростой. Много смелости, это я вижу. И ум весьма неплох. И таланта хватает — о да, мой бог, это так, — и имеется весьма похвальное желание проявить себя, это тоже любопытно... Так куда мне тебя определить?

Гарри чуть не расхохотался. Что за ушлая Шляпа! Навешать комплиментов — кому же не приятно услышать, что он храбрый, одаренный и честолюбивый юный волшебник? А выбирать приходится самому новичку. Шляпе остается только огласить этот выбор.

То-то она с Малфоем так быстро расправилась!

Так что же выбрать? Каждый факультет олицетворяет собой определенный характер, некий стержень личности, жизненное кредо, если хотите. Под чьи же знамена встать? Сделать ставку на отвагу и умереть героем? Если "Величайшие события магического мира в двадцатом веке" не врут, Воландеморт еще может вернуться. В этом пренеприятнейшем случае Гарри предпочел бы оказаться подальше от поля битвы. Может, Пуффендуй? От них никто не ждет великих свершений, можно затаиться... Но их мало кто и уважает. Только в комнатке, где МакГонагалл оставила их дожидаться приглашения, он слышал фразу: "Только не Пуффендуй!" раз пятьсот. Да и жалко было бы прятаться в кусты, не насладившись нормальной школьной жизнью. Лозунг "Когтевран для заучек!" также не обещал особых радостей. Гениальности в себе Гарри никогда не замечал, а похоронить себя за книгами не очень-то и хотел. Одно дело — любить читать, а заставлять себя читать — совсем другое. Он скорее возненавидит и учебу, и волшебство при таком подходе. Чудесно, остается Слизерин. Компания магических мажоров, среди которых могут быть потенциальные слуги самого кошмарного темного мага нашего времени, исчезновению которого Гарри поспособствовал. Ну да, "Привет, я Поттер, ваш новый ученик. Никаких Смертельных проклятий — и мы точно подружимся."

Что же выбрать-то? Шляпа наверняка имеет и собственное мнение. Хорошо бы за Гарри кто-то решил! Когда тебе предлагают что-то конкретное, ты можешь принять или отказаться. Как говорится, из двух вариантов выбрать проще.

Хитропупая Шляпа! Как бы выудить у тебя хоть какой полезный совет... О, идея! Кто мешает ему самому говорить загадками?

— Пожалуйста, — обратился Гарри к Шляпе. — Пожалуйста, распределите меня туда, где у меня будет шанс выжить.

Шляпа пошевелила полями на манер купола медузы.

— Я могла бы предложить тебе славу, более того, величие... А ты просишь такой ерунды. К твоему сведению, смерть для высокоорганизованного разума — всего лишь очередное приключение.

— Благодарю покорно, мне, пожалуйста, вариант без приключений! — пожалуй, слишком поспешно возразил Гарри.

— Как скажешь, как скажешь... Тогда вот мой вердикт: СЛИЗЕРИН!

Северус Снейп всегда считал себя рациональным человеком. Эмоции? Бред. Он израсходовал все их на Лили. Осталось только чувство вины — но разве он позволит беспокойной совести отразиться на своих поступках?

Северус Снейп сделал своим кредо голый расчет и полагал, что производит впечатление человека холодного и разумного — разве что если не брать в расчет его воспитательных методов. Но и этому обстоятельству он находил объяснение. Сарказм и критика — пусть привыкают, мелкие избалованные пакостники! Если не можешь заставить их полюбить предмет, заставь их бояться. Метод простой и действенный — еще никто из его выпускников не завалил Ж.А.Б.А., да и пятикурсники хоть на тройку, но разбирались в Зельях.

Северус Снейп впервые за десять лет не мог объяснить себе сущей ерунды: по какой такой причине его сердце пропустило удар, когда Минерва вызвала мальчишку Поттера.

Мальчишка — точная копия своего папаши: всклокоченные лохмы, броские очки... На него глазеет едва ли не полтысячи совершенных незнакомцев, а он шагает как ни в чем ни бывало. Надменный, жадный до славы паршивец. Известность Поттера-младшего куплена кровью — и его заслуги в этом ни на грош.

Мальчишка — точная копия своего папаши... Или нет? Джеймс Поттер точно не был пигмеем чуть не на полголовы ниже своих ровесников. И у него не было цыплячьей шеи, вжавшейся в сутулые плечи, стоило МакГонагалл усадить его на табурет.

Мальчишка натянул Шляпу глубже некуда, скрыв лицо от всех собравшихся. Тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда... Маленькое оружие Дамблдора. Сопливая пешка, которую будут проталкивать в ферзи. МакГонагалл, вне всяких сомнений, и без инструкций директора знала, как направить мысли поганца в нужную сторону. Было бы что направлять. Да здравствует идеологическое воспитание, чтоб его...

Северус Снейп отвлекся на свои мысли — и пропустил сам момент распределения. МакГонагалл не торопилась снимать с мальчишки Шляпу (онемела от неслыханного счастья, не иначе), так что он сам стащил с головы артефакт. Ручки-веточки, тонкие запястья... Надежда магической Британии во всей красе. Снейп, соблюдая регламент мероприятия, захлопал. Звук, однако, отличался от обычного. Снейп вгляделся в зал пристальнее — и с удивлением обнаружил, что аплодисменты у студенческой публики выходят жидковатые. Кто совсем как сам Снейп ударял ладонью о ладонь чисто формально, кто сидел растерянным деревянным болванчиком, а кто и шептался с соседями. И так они приветствуют знаменитость в своих рядах?

Наконец, Снейп решил удостоить взглядом этого "героя". Однако за гриффиндорским столом мальчишки не оказалось. МакГонагалл уже вызвала следующего новичка, а Снейп тем временем оглядел зал: приглушенно гудящие студенты, скребущее по ушам шушуканье... Поттер, Поттер, Поттер...

За столом Слизерина тоже наблюдалось шевеление — вот только для подопечных Снейпа такое поведение было нехарактерно. В центре этих волнений Снейп заметил всклокоченные черные вихры. Сидящий по соседству Малфой отодвинулся — и Поттер явился во всей красе. Мальчишка украдкой рассматривал преподавательский стол. Скользнув взглядом по профессорскому составу, он дошел до Снейпа — и потупился.

Быть того не может. Черт подери, такое просто-напросто невозможно. Возможно, это все галлюцинации от испарений — сколько раз собирался купить респиратор для работы с зельями. Или Дамблдор добавляет что-то в эти его омерзительные лимонные дольки. А может, это такая разновидность ночного кошмара...

Поттер. Слизеринец. Расскажи кто о чем-то подобном, Снейп немедля посоветовал бы собеседнику меньше пить. Не наблюдай Снейп этого собственными глазами, он бы в клинику святого Мунго отконвоировал такого рассказчика.

Честно говоря, Снейп уже не знал, разразиться ли ему истерическим смехом или выпить яду не сходя с места. Заблаговременно растянутая Дамблдором паутина, считай, сработала вхолостую. Какие далекоидущие планы будет пересматривать сегодня ночью господин директор? Как вывернется хогвартский многомудрый старец на сей раз?

...Блеск серебряных инструментов. Редкое курлыканье феникса, которого Дамблдор словно бы в глубокой задумчивости гладит по спине.

— Минерва, Филиус, Помона, я настоятельно прошу вас оказывать Гарри всяческое содействие. Полагаю, даже для сына Поттеров будет непросто приспособиться к изменившимся условиям в один момент.

— Смею напомнить, что я предлагала в свое время отдать его в семью волшебников, — недовольно прищурилась МакГонагалл.

— Полноте, Миневра, — благодушно возразил коротышка Флитвик. — В его случае приоритетом было решить вопросы безопасности. К тому же, истинно пытливый ум — а я надеюсь, мальчик унаследовал его от Лили — с удовольствием займется исследованием всего нового. Жажда познания, Миневра, наполняет жизнь яркими красками, и никакие сложности этого не изменят.

Снейп тогда с трудом удержался от язвительных комментариев. Чтобы поттеровский щенок находил увлекательным обучение? Да скорее он взорвет подземелья или выкрасит привидений в гриффиндорские цвета. Снейп порой читал отчеты миссис Фигг, престарелой сквибши, которая присматривала за Поттером. Хвалебные оды "милому мальчику" и пара фотографий Поттера в окружении ее бесчисленных книззлов. "Милый мальчик" даже в объектив не смотрел.

— Успокойтесь, коллеги, — вклинилась в разговор Помона Стебль. — Думаю, достаточно не ругать мальчика слишком сильно да подхваливать, когда будет повод.

Снейп прямо-таки видел, как поднимаются горсти рубинов в гриффиндорских часах. Пять баллов за то, что принес журнал, десять — за элементарный ответ... Слизерину в этом году нелегко придется в битве за Кубок школы.

Дамблдор, как всегда, таинственно улыбался.

— Благодарю вас за понимание. Полагаю, на этом можно завершить сегодняшний педсовет, — профессора поднялись из глубоких кресел и направились к выходу. — Минерва, не откажетесь зайти ко мне после того, как уладите вопрос с домовыми эльфами?

Снейп уже был в дверях, когда его настиг голос директора:

— Ах да, Северус, — будто спохватившись, произнес Дамблдор. — Задержитесь, пожалуйста.

Скрипнув зубами, Снейп вернулся и встал у стола. Скрещенные на груди руки, угрюмый взгляд — к сожалению, это все, что он мог использовать, дабы продемонстрировать свое недовольство.

— Я не буду миндальничать с мальчишкой, и не просите, — не дожидаясь реплики директора, заявил он. — Я не буду выделять его среди прочих учеников.

Дамблдор прикрыл свои невозможно голубые глаза и покачал головой.

— Нет, Северус, я никогда не ставлю невыполнимых задач. Возможно, ты будешь против, но это — задание колоссальной важности. Я не могу просить тебя, Северус, забыть о своей неприязни к отцу мальчика. Однако, смею напомнить тебе об определенных обязательствах — по отношению к Лили. И ко мне, если уж на то пошло. Поэтому я прошу, даже приказываю, Северус: ты поможешь этому мальчику стать сильным волшебником. Для начала, проследишь за тем, чтобы никто из твоих подопечных не донес до его сведения бредовую теорию о том, что он победил Воландеморта потому, что и сам является темным магом. Маловероятно, чтобы слизеринцы тесно общались со студентами Гриффиндора, но все же это обстоятельство следует учесть. Кроме того, ты проследишь за перемещениями мальчика по школе — рано или поздно его посетит идея ночных прогулок, и ты направишь его в закрытый коридор на третьем этаже. Можешь плеваться желчью, можешь завалить мальчика отработками — так даже лучше. Тем больше симпатии он будет испытывать к своему декану.

— Общество цербера, как правило, вредно для здоровья. Особенно для того, кто не знает ни одного заклинания. Мне казалось, директор, что мой долг заключается в защите мальчишки, — процедил Снейп.

Глаза за очками-половинками полыхнули небесным огнем.

— Твой долг, Северус, состоит в том, чтобы довести Гарри живым до финальной битвы.

Северус Снейп усилием воли отогнал воспоминания. Гарри Поттер в рядах его подопечных — в большей заднице он не оказывался со времен восьмидесятых. Поттер — новый Темный лорд? Достаточно единственный раз взглянуть на сопляка, чтобы отмести эту теорию как несостоятельную. Роули, Джагсон, Макнейры — никто из них не упустит шанса расквитаться с мальчишкой.

Поттеровского отпрыска бросили прямиком в колодец со змеями. А его безопасность теперь — головная боль самого Снейпа.

Шляпа отправила последнего в списке Блейза Забини в Слизерин (чистокровная семья, первоклассные виноделы и отравители), и начался пир. Снейп с сожалением подумал о том, что ничего крепче тыквенного сока в своем кубке он не найдет — сам же наложил Антиалкогольное заклятие. Напиться бы сейчас до полного бесчувствия...

"...а тем временем Поттера прикончат," — бесстрастно отметил внутренний голос. Снейп мысленно застонал.

* * *

Слизеринцы без лишних напоминаний собрались в гостиной. В бытность свою студентом Снейп вынужден был терпеть показательные построения и лицемерно-торжественные гимны — Слизнорт тогда, помнится, дирижировал и умилялся... Неудивительно, что став деканом, Снейп в значительной мере упразднил протокол факультетских собраний. Сами же собрания никуда не делись, хотя другие деканы этим без специального распоряжения Дамблдора вообще не занимались.

Как повелось, начал он с переклички: сначала старосты, потом ученики — старшекурсники прежде новичков. Почему? Да хоть ради того, чтобы первокурсники знали, к кому обращаться со своими проблемами. Зачем перекличка? Снейп помнил то время, когда в сентябре могли недосчитаться нескольких студентов. Сам он, приняв Метку в мае, всерьез рассматривал возможность того, что осенью его место в ряду семикурсников будет пустовать.

Эти слизеринцы ничего не знали о том времени. Они — дети выживших и ускользнувших от закона. Для них Вторая магическая война — источник историй о романтике борьбы и великолепных в преданности своему Лорду и своим принципам чистокровных волшебниках. Грязнокровки и маглолюбцы могут думать, что победили, но Темный лорд вернется, как этакий Король-под-горой, а его последователи выйдут из тени. Темный лорд вознесет истинных волшебников на вершину мира... Будь проклят тот день, когда Снейп захотел в это поверить.

Пять десятков детских лиц. Пять десятков жизней, которые будут принесены в жертву идее, если Темному лорду удастся вернуться. Если — ха! По мнению Дамблдора, здесь уместнее слово "когда". И при этом господин директор утверждает, будто даже в такой ситуации не все потеряно. Он всерьез рассчитывает на благоприятное исполнение пророчества. Он рассчитывает на мальчишку.

Вот перекличка дошла и до первокурсников. Булстроуд, Крэбб, Гойл, Малфой, Паркинсон...

— Мистер Поттер. Наша новая знаменитость.

Мальчишка подскакивает на низком диванчике, задев при этом сидящих рядом Малфоя и Забини, и вытягивается в струнку. В магловской школе муштруют так, что сидеть, когда к тебе обращается преподаватель, непозволительно? Что ж, может и не все так плохо в их системе образования.

Вблизи он кажется еще меньше. Вздумай слизеринцы устроить ему темную — и Поттер не переживет этой ночи.

— Садитесь, Поттер. Ваше показательное чинопочитание не извиняет сна во время собрания.

Мальчишка вскинул глаза и встретился взглядом со Снейпом — буквально на секунду. В следующий миг он сгорбившись сел и уткнулся взглядом в собственные ботинки.

Закончив перекличку на фамилии Забини, Снейп перешел к традиционной приветственной речи: немного об избранности слизеринцев, немного о престиже и необходимости держать лицо. Честно предупредив (он не любил термин "запугивание") студентов, что отсутствие штрафных баллов не освобождает от отработок, Снейп очередной раз акцентировал внимание на соблюдении правил — и отослал наконец всех по спальням. Старосты провожают первокурсников, напоминают об обязательном для всех подъеме в семь утра...

— Некоторых студентов попрошу задержаться для дополнительного инструктажа. Уилкис, Розье, Джагсон, Макнейр — вы оба, господа; Гиббон, Пиритс и Селвин. Трэверс, проводите первокурсников и вернётесь. Пожалуй, все — хотя... Мистер Малфой, также останьтесь.

Полина Трэверс, идеальная староста, вернулась спустя три минуты. Снейп, скрестив руки на груди, оглядел собравшихся. Дети Пожирателей. Истинные дети своих родителей.

— Это не займет много времени, — обратился к ним Снейп. — Как все могли убедиться, первокурсники в этом году... необычные. В частности, обращаю ваше внимание на мистера Поттера.

— Что обращать внимание — прибить его и сказать, что так и было.

Это говорил, конечно, Гиббон. Судьба наделила его силой, красотой, везением — но не умом.

— Боюсь, что на территории Дамблдора подобные мистификации обречены на провал. Особенно если учесть тот факт, что директор заинтересован в мальчишке.

— Поттер убил Темного лорда! Разве мы не должны отомстить?

Жан-Батист Розье. Родись он тремя сотнями лет раньше, заслужил бы славу бретёра. Его представления о чести, возможно, и заслуживали уважения, но это не относилось к тем поступкам, которые он своими убеждениями оправдывал.

— К Поттеру, дорогой мой Розье, у Лорда личные счеты. Он самолично хотел расправиться с мальчишкой, узнав о пророчестве, и, смею утверждать, так же свершит свою месть.

В гостиной повисло молчание.

— Вы думаете, он вернется? — прошептала Эльза Пиритс. — Он не... Не умер в тот Хэллоуин?

Самый сложный момент настал. Чеканно артикулируя — а на самом деле тщательно подбирая слова, Снейп произнес:

— В том, что он не погиб окончательно в ту ночь, уверены даже наши враги. Темный лорд продвинулся по дороге к бессмертию дальше, чем кто либо — и потому я уверен: он найдет способ явить себя своим соратникам. Прямые поиски ничего не дали — вспомните Беллатрису Лестрейндж, вспомните близнецов Кэрроу и Антона Долохова. Нам остается лишь смиренно ждать.

— И что нам мешает убрать Поттера, пока тянется это ожидание? — лениво протянул Брутус Селвин.

Снейп смерил его тяжелым взглядом.

— Если бы вы прилежнее занимались чарами, мистер Селвин, этого вопроса не возникло бы. Если бы вы знали о важности подобия в тауматургии, вы бы поняли, что Поттер — замечу, живой Поттер — может стать со временем стрелкой компаса, указующей на Лорда, — Снейп понимал, что излагать эту теорию в подобном обществе опасно, но эти сведения не только не позволят страстным последователям Темного лорда причинить вред Поттеру, но и вынудят их защищать мальчишку. — Вам должен быть известен принцип нахождения целого по частному. Теорему Дрездена, помнится, объясняют на четвертом курсе. Поттер — последний из ныне живущих, к кому Темный лорд применял заклятие. Более того, применял столь мощное заклятие, оставившее материальный след. Это не далекие воспоминания о Круциатусе, не поблекшая Метка. Это отчетливый след. Сейчас Поттер всего лишь мальчишка, мало чем отличающийся от магла. Но когда он начнет использовать магию, когда он станет считать мир волшебников своим — в этот момент он, как это не странно, станет подобием Темного лорда.

Студенты — даже Селвин — слушали, затаив дыхание.

— Установление подобия — краеугольный камень симпатической магии. Найдите подобие — и путеводная нить крепче алмаза протянется от вашего объекта к искомому. Стал ли Темный лорд тенью, духом или симулякром — вы его найдете.

Снейп оглядел притихших слизеринцев.

— До того, как Поттер послужит поискам Темного лорда, я не позволю уничтожить мальчишку. Никому не позволю.

С этими словами он покинул гостиную.

Никому не позволю причинить вред мальчишке. У него глаза Лили. Не позволю...

ПРИМЕЧАНИЕ: Альбедо символизирует собой очищение и сублимацию, при котором появляются зачатки сознания. Николя Фламель писал по этому поводу: "Поскольку мы уже назвали черноту смертью, в рамках той же метафоры мы можем назвать белизну жизнью, которая приходит только лишь посредством воскрешения."

Разбить жизнь на плюсы и минусы — так в Хогвартсе выходит рай земной. Сами посудите: кормят три раза в день, вкусно и сколько хочешь, и даже посуду мыть не надо. В подземелье у Гарри нормального размера настоящая кровать, а не какая-то там продавленная раскладушка, да к тому еще и грелку горячую каким-то волшебством вечером в эту кровать подкладывают. И спать можно побольше установленных тетей Петуньей шести часов. Уроков задают немного, если письменно — то срок сдачи дня три, а то и целая неделя, да и не портит никто уже написанные сочинения; и вообще больше заставляют отрабатывать всякие чародейские пассы (жалко, что пока без заклинаний. Так Гарри дальше Люмоса и не продвинулся). Много ли времени надо? Так что у Гарри впервые появилось свободное время.

Вдумайтесь только: свободное время. Делай что хочешь, развлекайся как можешь. Гарри бродил по подземелью и поднимался на высоченные хогвартские башни, он облазил всю прилежащую к школе территорию от каменных стен до кромки Запретного Леса... Во время одной из прогулок он набрел на огромный стадион вроде футбольного, только вместо привычных ворот по краям площадки было врыто по три столба. Да и трибуны, если подумать, расположены высоковато... В памяти забрезжило что-то, и Гарри задрал голову вверх. Так и есть: на столбах красовались кольцо, отчего вся конструкция напоминала набор для пускания мыльных пузырей. Значит, это для квиддича, о котором с таким восторгом отзываются мальчишки-волшебники?

Кстати, о волшебниках: квиддичем пробел Гарри в познаниях о повседневной жизни его новых знакомых не ограничивался. Например, выросшие в семьях волшебников часто восклицали: "Мерлин мой!" или "Драккл тебя побери!". Гарри предполагал, что эти выражения должны заменять, но вот о фразочках вроде "как кэлпи в небесах" или "сущего боггарта" он не имел ни малейшего понятия. Книги дать ответ на подобные вопросы не могли — а может, Гарри попросту не умел искать. В конце концов, он впервые жизни мог пользоваться библиотекой. И вообще, "Мерлина" он втихую взял на вооружение, а до тех пор предпочитал в обществе сокурсников помалкивать. Не так уж это было и сложно. Старшекурсники не обращали на "мелкоту" никакого внимания, разве что староста провела первокурсников по Хогвартсу, устроив что-то вроде экскурсии ("Это дорога в Большой зал... Тут библиотека... Кабинеты Трансфигурации, Чар, Зельеварения... По этой лестнице поднимаетесь в Астрономическую башню... А вот так вы находите скрытый проход в факультетскую гостиную, и Мерлин вас упаси забыть пароль."). Ровесники Гарри тоже общения не жаждали: кто шептался за спиной, поминая Того-кого-Нельзя-Называть, кто пребывал в священном ужасе от его, Поттера, распределения в Слизерин — это, ясное дело, были большей частью гриффиндорцы. По наблюдениям Гарри, от времен раскола Основателей сегодняшнее положение в школе мало чем отличалось. Можно было бы предположить, что при таком отношении слизеринцы сплотятся, но... Против-то выступали все вместе, по крайней мере, старшие: и на дуэлях (несмотря на то, что поединки с использованием магии запрещались Сводом правил Хогвартса), и в словесных перебранках, и в ходе организации противникам мелких бытовых пакостей вроде песка в чернильнице и наложенных на ботинки Приклеивающих чар. Первокурсники таким единодушием похвастаться не могли. Каждый — и не только Гарри — был сам по себе. А Малфой так вообще ходил пришибленный, избегая Гарри как чумы.

Единственным, кто относился к Гарри как к обычному человеку, был Рон Уизли. Сначала он, вообще-то, выдал идиотически-напыщенный монолог на тему: "Слизеринцы — очень темные волшебники", но в следующий момент плюхнулся за парту рядом с Гарри. Чары, первое занятие. Пока профессор Флитвик, похожий на Санта-Клауса в миниатюре, проводил перекличку, Рон бубнил про несносную командиршу Гермиону Грейнджер и бесхребетного Невилла, который вместо того, чтобы сесть с Роном, ни слова не сказал Грейнджер, оккупировавшей место по соседству.

— Ты же не против, если я посижу с тобой? — состроил щенячьи глазки рыжий. — То есть ты можешь сейчас состроить из себя заносчивую задницу, но я-то видел, что ты нормальный.

За первые несколько дней учебы Гарри с облегчением убедился в том, что он не хуже, чем другие. Очень многие школьники родились и выросли в семьях маглов и, как и он, даже понятия не имели о том, кто они такие, пока не получили письмо из Хогвартса. Да и Малфой не блистал какой-то особо замечательной магией. Ладно, сбросим со счетов Малфоя и мир его перевернутый — другие первокурсники из семей волшебников ничем от прочих не отличались. Скорее, наоборот: в общем зачете по набранным за три дня учебы баллов лидировала Грейнджер — та самая Гермиона Грейнджер, которая заметила в разговоре с Невиллом (с ее-то пронзительным голосом — считай, во всеуслышание заявила), что ее родители — стоматологи. Судя по величине разрыва, пальму первенства уступать она не собиралась. По крайней мере, в ближайшие сто лет.

Пожалуй, с ней даже неплохо было бы познакомиться поближе — жажда знаний этой девчонки составляла приятный контраст с раздолбайством Рона. Нет, с Роном было весело: он больше не выспрашивал лишнего, охотно рассказывал о мире волшебников — даже самоочевидные, на его взгляд, вещи, и при том никогда не смеялся над незнанием Гарри. Но порой читать учебники выгоднее, чем знакомиться с правилами игры в Плюй-камни.

Вот уж неизвестно, Плюй-камни или что другое тому виной, но в пятницу приятным гарриным будням в Хогвартсе пришел конец. Что же такого могло случиться в волшебной школе, чтобы отравить радость от исследования тайн магии на страницах книг и наяву? А случилось сдвоенное занятие по Зельеварению.

Профессор Снейп, декан факультета Слизерин и мастер зелий (означает ли "мастер" что-то вроде доктора или академика, Гарри не знал, но собирался выяснить) выглядел на фоне остальных преподавателей довольно молодо. Младше него только Квиррелл, как поведал Рон, знающий все хогвартские сплетни по рассказам братьев. Но Квиррелла, несуразного и неуклюжего, разгуливающего по школе в пропахшем чесноком тюрбане, никто за настоящего учителя не считал. Гарри полагал, что тут ни при чем ни притянутая за уши история о преследующем Квиррелла вампире, ни тот факт, что профессорствует Квиррелл всего-то первый год. Нет, Гарри по магловской школе знал таких типов: на уроке у них царит балаган, их травят либо жалеют (иногда даже одновременно), а польза от их занятий — ноль целых фиг десятых.

Первый, кто заикнулся бы о бесполезности Зельеварения, был бы испепелен на месте. Профессор Снейп производил пугающее впечатление. Если в первый день, в факультетской гостиной, Гарри отметил землистый, почти больной цвет лица декана и холодный взгляд черных глаз, то в аудитории Зельеварения, мерцавшей зеленоватыми, синими и ржаво-рыжими отсветами, Гарри был готов поклясться, что худощавую фигуру профессора окутывает аура сверхъестественной, демонической какой-то силы. С чего, казалось бы: острые углы, резкие движения, длинный крючковатый нос и висящие сальной занавеской темные волосы.

Четырнадцать первокурсников мигом умолкли, стоило Снейпу войти в класс. Профессор провел перекличку — бесстрастно, будто наперед знал не только фамилию в списке, но и человека, за ней скрывавшегося — да и всю его судьбу. Закончив знакомство с классом, Снейп обвел аудиторию внимательным взглядом.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку, — начал он, не повышая голоса. — Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки. Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.

После этой короткой речи царившая в курсе тишина стала абсолютной.

— Поттер! — неожиданно сказал Снейп. — Где вы будете искать безоаровый камень?

Ладони Гарри моментально вспотели. Он, в конце концов, не отошел еще от пассажа про стадо болванов. Да и сложность предмета произвела на него впечатление буквально с первой страницы "Тысячи волшебных растений и грибов". И вообще это камень, как про него можно было прочитать что-то в учебнике... Постойте! Кажется, вчера он читал что-то такое в главе о технике безопасности...

— В кишках козы? Сэр.

Профессор скривился, будто уксуса хлебнул. Даром что и до того у него выражение лица было далеким от благодушного.

— В чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

Вот это Гарри точно помнил. И понял, что Снейп решил устроить показательную порку: несколько заковыристых вопросов, наглядная демонстрация пресловутого "стада болванов"...

— Это одно и то же, верно?

У Гарри есть шанс показать, что он лучше, что он может, что он хороший...

— Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

Гарри почувствовал, что влип. Асфодель он, конечно, видел. Разумеется, видел: лично высаживал эти седовато-белые цветы на клумбе у тети Петуньи. А потом и выкапывал, потому что кто-то сказал ей, что асфодели — цветы забвения и смерти. Плохая примета, чтоб ее. Так, а полынь, насколько Гарри помнил, — горькая и бодрящая.

Гермиона Грейнджер, в отличие от него, ответ явно знала: ее рука взметнулась в воздух, и девочка только что не подпрыгивала на месте. Вот что, спрашивается, можно сделать из настолько непохожих растений? Промямлить: "Я не знаю, сэр"? Не хочется поддаваться. Может, получится угадать? Что, если назвать что-то среднее?

— Может, зелье с сонным действием? — робко предположил Гарри. Снейп все так же сверлил его взглядом. Затем по его лицу разлилась презрительная ухмылка:

— Похоже, читать и понимать — слишком разные для вас вещи, Поттер. Безоар формируется в желудке, и в кишечник никак не попадает. Безоар является противоядием от большинства ядов. Каким-то чудесным образом в вашей памяти запечатлелось, что волчья отрава и клобук монаха представляют собой одно и то же растение, но оба этих названия — народные, и все цивилизованные люди именуют это растение аконитом.

Пара шагов — и профессор нависает над столом Гарри.

— А ваши познания в родном языке, Поттер, ужасающи. "Сонное!" — язвительно повторил он. — Действие зелья может быть снотворным, в крайнем случае, усыпляющим! А из полыни и асфоделя готовят снотворное настолько сильное, что его называют Напитком Живой смерти.

Гарри вжался в парту.

— Пишите! — рявкает Снейп. — А вам, мисс Грейнджер, советую демонстрировать знания в личном порядке, а не в попытках выгодно подать себя на фоне прочих бездарей.

Класс заскрипел перьями по пергаменту, а Гермиона, покраснев, низко склонилась над партой. Гарри так вообще был готов сквозь землю провалиться. Кто там болтал, что Снейп благоволит своим студентам?

Практическая часть была и того хуже. Рогатые слизняки, листья крапивы и змеиные зубы — иными словами, Зелье против фурункулов. Единственным, кто удостоился похвалы, стал Малфой. Если учесть, что работал он с Крэббом, то Гарри скрепя сердце признал, что похвала была заслуженной. Крэбб двигался с аккуратностью пьяного бегемота и путался в цифрах, складывая значения веса двух гирек.

А потом Невилл взорвал котел, и занятие прекратилось само собой. Все с ногами забрались на стулья, а Невилл чуть не разлил остатки зелья из котла Гермионы, потому что лицо и руки у него покрылись здоровенными красными пятнами и опухли. Будь Грейнджер рядом, она бы не дала такому случиться — но как раз в этот момент она, весьма довольная собой, ставила на профессорский стол колбочку с результатом своей деятельности. Увы.

— Идиот! — прорычал Снейп, одним движением ладони сметая в угол пролившееся зелье. — Как я понимаю, прежде чем снять котел с огня, вы добавили в зелье иглы дикобраза?

Невилл не ответил — только сморщился и заплакал.

— Отведите его в Больничное крыло, — бросил Снейп. — Ах да, вы же блуждаете по Хогвартсу неприкаянными душами... Поттер, проводите Лонгботтома.

Его не провожать, а нести надо. С чего бы именно Гарри? Он точно не поддержит-не удержит Невилла, который в полтора раза его шире и почти на голову выше. Что, больше никто не знает дорогу в Больничное крыло?

Хорошо бы Рон помог. Три пролета вверх и по длинному коридору налево... Всего в Хогвартсе сто сорок две лестницы, и каждая норовит сдвинуться со своего законного места. Дорога может затянуться, если не смотреть под ноги.

Гарри осторожно поправил руку Невилла у себя на плече и шагнул за дверь. Он решил, что будет считать себя везунчиком, если они доберутся до медсестры хотя бы за двадцать минут.

Гарри терпеть не мог медкабинеты — и то, что этот конкретный находился в школе чародейства и волшебства, не делал его исключением. Скажите на милость, как перестать бояться тех мест, где вас пристально осмотрят с ног до головы и начнут выспрашивать, что да как дома, хорошо ли вы питаетесь, вовремя ли ходите на осмотр к стоматологу и все ли прививки сделаны... Прививки-то сделаны, про стоматолога можно и приврать, а вот на все остальные вопросы Гарри привык отвечать не иначе как: "Все нормально." У него всегда все было нормально — и когда он грипповал и приходил в школу с отчаянно красными глазами и ничего не соображающей головой; и когда живот до рези подводило от голода; и когда Гарри прятал под футболкой ожог аккурат по форме утюга...

Он привык делить школьных медсестер на два типа. Первые точно знали, что им нужно привить прорву детей или перекричать их же галдящую ораву, пытаясь рассказать что-то о личной гигиене или чем-нибудь подобном. Отдельно взятый тощий мальчишка в очках их не интересовал. Вторые, напротив, считали своей обязанностью вытащить из Гарри все подробности — просто потому, что других пациентов на горизонте не видать, а заполнение бумаг уже осточертело. Или, что реже, они считали узнать все о Гарри своим долгом — то ли общественным, то ли моральным, то ли еще каким. Гарри встретил такую лишь однажды — когда слег с пневмонией. Боль он терпел, кашель кое-как сдерживал, стараясь не производить лишнего шума, и вообще считал минуты до конца учебного дня. Правда, он сбился на двух уроках и пятнадцати минутах... а потом осознал, что лежит на полу. Вроде бы только прикрыл глаза — самую малость, а то в них будто песку насыпали — а в следующий миг осел. Тогда его прямо из школы увезли на "скорой", не дожидаясь Дурслей. В приемном покое его осматривала кудрявая девушка с усталыми глазами. И три следующих дня, пока дядя Вернон утрясал вопрос с переводом Гарри на лечение под наблюдение домашнего врача, она регулярно заходила к нему. Она нашла и подзаживший ожог, и сломанное ребро, и "дефицит массы тела"... Так близко к отправке в приют Гарри еще никогда не был.

Мадам Помфри, похоже, была как раз из вторых. Она смерила обоих мальчишек внимательным взглядом, взмахом палочки призвала один из граненых пузырьков в шкафу и предложила Невиллу присесть на кушетку. Гарри попытался улизнуть, но мадам колдоведьма непререкаемым тоном велела ему остаться. Она уверенными движениями обрабатывала волдыри на невилловых руках и лице, а параллельно отчитывала "за невнимательность", "за безголовость", "за нарушение техники безопасности". От смоченной в терпко пахнущем зелье ватки шел чуть заметный дымок, но зато все повреждения на глазах исчезали, будто стертые ластиком — разве что кожа была розовей, чем обычно.

Закончив с Невиллом, она повернулась к Гарри:

— А вы, молодой человек? Тоже пострадали от неудачного зелья или...?

Гарри энергично замотал головой.

— Что-то мне цвет лица ваш не нравится. Расскажите-ка, как вы...

От допроса Гарри был спасен вовремя подоспевшим Роном. Рыжий по-медвежьи переваливался, пытаясь удержать в руках три набитых сумки — у одной из них ручка висела на честном слове и одной нитке.

— Здрасте, мадам Помфри! — с порога засиял он широкой улыбкой. — Как там незаслуженно потерпевший от зелий? Отпустите сейчас — или мне тут кости бросить, пока не выпишите? О, и Гарри еще здесь. Гарри, ты знаешь лесничего, Хагрида? Он тебе просил записку передать. Все сокрушается, что у тебя совы нет...

В общем, Рон был в своем репертуаре — двести слов в минуту и с десяток мыслей одновременно. А если бы еще и было время обеда, он бы не упустил возможности поговорить о пироге с почками и посетовать на занудство Грейнджер, которая даже за едой не отрывается от учебников... Кажется, Гарри скоро тоже перейдет на сумбурную Уизли-систему общения.

— Рональд, твои манеры к лучшему, к сожалению, не меняются, — вздохнула мадам колдомедик. — Мистер Лонгботтом останется под моим наблюдением до вечера, это не обсуждается. А этот молодой человек должен ответить мне на пару вопросов.

— Да ладно вам, мадам Помфри! — Рон даже не потрудился дослушать. — Отпустите Гарри, ну что вам стоит! У него и так день дурацкий выдался. Его Снейп сейчас терзал, все выспрашивал-выспрашивал...

— Профессор Снейп, Рональд! — укоризненно покачала головой женщина.

— А я что говорю? — Рон, не теряя времени, цапнул Гарри за рукав и потянул к выходу. — Пожалейте человека, ему и без того досталось. Гарри потом как-нибудь зайдет, правда, Гарри?

Последняя фраза прозвучала уже из-за двери.

* * *

— Ты не переживай, Снейп много к кому приматывается, — утешал Рон. — Это у него норма жизни. Проще сказать, к кому он хорошо относится. К Малфою тому же, к слизеринцам-старшекурсникам, которые у него Ж.А.Б.А. сдают, к тем, у кого родители в Попечительском совете состоят... Плюнь ты на него, Гарри, он тот еще козел!

Гарри с видом печального ослика кивнул. Не то что бы он одобрял, когда преподавателей обзывают последними словами, или считал, будто он сам в сегодняшнем происшествии не виноват... Можно было и лучше подготовиться. Наверное. Вон, Грейнджер же тянула руку — значит, знала ответ. Значит, читать внимательнее надо было...

Профессор Снейп, покровитель слизеринцев! Кажется, его симпатии распространялись на всех представителей факультета — кроме Гарри.

— Выше нос, — подбодрил Рон. — Фреду и Джорджу тоже не везет на уроках Снейпа. Знаешь, сколько штрафов они у него получили? Слушай, а можно, я пойду с тобой к Хагриду?

Если бы не записка Хагрида, пятница была бы совсем кошмарной. Гарри расправил пергамент и снова вгляделся в неровные буквы:

Дорогой Гарри,

Я знаю, что в пятницу после обеда у тебя нет занятий, поэтому, если захочешь, приходи ко мне на чашку чая примерно часам к трем. Хочу знать, как прошла твоя первая неделя в школе.

Хагрид.

Лесничий жил в маленьком деревянном домике на опушке Запретного леса. Над входной дверью висел охотничий лук и пара галош. Когда Гарри постучал в дверь, ребята услышали, как кто-то отчаянно скребется в нее с той стороны и оглушительно лает. А через мгновение до них донесся зычный голос Хагрида:

— Назад, Клык, назад!

Дверь приоткрылась, и за ней показалось знакомое лицо, заросшее волосами.

— Заходите, — пригласил Хагрид. — Назад, Клык!

Хагрид пошире распахнул дверь, одной рукой удерживая за ошейник огромную черную собаку. Пес выглядел настоящим страшилищем, и Гарри стоило больших усилий не попятиться — но в следующий момент понял, что этот питомец на самом деле не страшней своего хозяина. Пес вырвался из рук Хагрида и первым делом облизал Гарри лицо. Положив лапы Гарри на плечи, он оказался выше него и даже выше долговязого Рона — этакая черная громадина.

— Вы... э-э... чувствуйте себя как дома... устраивайтесь. — сказал Хагрид. Он отошел от двери, пропуская мальчишек. Пес Клык, свесив язык на бок, вертелся у них под ногами.

В избушке Хагрида была всего одна комната. В углу возвышалась кровать, задрапированная исполинских размеров лоскутным одеялом. У очага, скалившегося погнутой чугунной решеткой, стоял массивный буфет, из недр которого Хагрид извлек жестянку с кексами. Великан выложил кексы на тарелку, расписанную (судя по корявости, самим Хагридом) зелеными и синими драконами.

— Еще один Уизли, а? — спросил Хагрид, глядя на веснушчатое лицо Рона. — Я полжизни провел, охотясь на твоих братьев-близнецов. Они все время... ну... пытаются в Запретный лес пробраться, а мне их ловить приходится, да! А вот Чарли — он другое дело. Мне он жутко нравился: уж больно хорошо он со зверьем умел обращаться.

Рон с удовольствием поддержал беседу — рассказал о работе Чарли в драконьем заповеднике, а Хагрид признался, что всегда хотел иметь дракона, еще с тех пор, как был мальчишкой.

Чайник свистел на огне, Хагрид протирал огромные глиняные кружки — а Гарри зацепился взглядом за газетный заголовок, чьи фиолетовые буквы отражались в боках заварочного чайника.

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ О ПРОИСШЕСТВИИ В БАНКЕ «ГРИНГОТТС»

Продолжается расследование обстоятельств проникновения неизвестных грабителей или грабителя в банк «Гринготтс», имевшего место 31 июля. Согласно широко распространенному мнению, это происшествие — дело рук темных волшебников, чьи имена пока неизвестны. Сегодня гоблины из «Гринготтса» заявили, что из банка ничего не было похищено. Выяснилось, что сейф, в который проникли грабители, был пуст, — по странному стечению обстоятельств, то, что в нем лежало, было извлечено владельцем утром того же дня. Мы не скажем вам, что лежало в сейфе, поэтому не лезьте в наши дела, если вам не нужны проблемы, — заявил этим утром пресс-секретарь банка «Гринготтс».

Как там Хагрид говорил — только сумасшедший решится ограбить этот банк?

— Это же в тот день, когда мы были в "Гринготтсе"! — воскликнул Гарри. — Неужели это сейф Дамблдора хотели обнести?

Хагрид мотнул головой.

— Не, эт не Дамблдора сейф, просто Фламель ему доверенность выписал... Ох. Не след мне было это говорить, — лесничий покраснел. — Не трогали б вы это дело.

Хагрид умолк, и чай они пили в полной тишине. Наконец, Хагрид счел, что Гарри забыл о коричневом свертке и взломанном сейфе, и возобновил разговор:

— Как учеба-то, первокурсники?

Ну, Гарри и рассказал. Они с Роном сошлись в оценке почти всех: и строгой, но справедливой МакГонагалл, и добродушной Стебль, и вгоняющего в сон Биннса... Вот только Снейп стал камнем преткновения. Рон все так же напирал на предвзятость и злоехидность профессора зельеварения, а Гарри все больше склонялся к тому, что сам виноват — надо уметь найти подход к любому. Но это не помешало Гарри мрачно пробурчать:

— Может, он меня ненавидит.

Обычное такое замечание. Стандартная отговорка Дадли, почему он притащил очередную двойку. Ясное дело, что всерьез ни о какой ненависти речи не идет. Но реакция Хагрида на эти слова удивила Гарри:

— Да ерунда это! С чего бы это ему?

Однако при этом Хагрид упорно не смотрел Гарри в глаза. Гарри уже хотел было расспросить великана поподробнее: создавалось впечатление, будто он знает о профессоре Снейпе нечто такое, что стараются лишний раз не вспоминать. И чем более ужасна эта тайна, тем более хотелось Гарри узнать ее — эй, в конце концов, это его декан! Гарри еще семь лет учиться под его руководством!

Но их прервали. Кто-то забарабанил в дверь, а потом, не дожидаясь приглашения, распахнул ее.

На пороге стояла молодая женщина. Вид у нее был презанятный: растрепанные волосы цвета клубничной жвачки, гневно сверкающие серые глаза и сжатые, как у обиженного ребенка, пухлые губы. Она, в отличие от всех виденных Гарри волшебников, была одета не в мантию, а в черный кожаный плащ. Он был расстегнут, да и пары кнопок точно не хватало, а на выглядывающей части футболки отчетливо читались разделенные молнией буквы: "AC/DC".

— Он не стал со мной говорить! Хагрид, можешь себе представить — просто выставил меня! Ладно, этот Никола Фламель — но Дамблдор! Грозный Глаз будет недоволен, уж можешь мне поверить! Он...

Тут женщина заметила мальчишек и осеклась.

— Ладно тебе, Тонкс! — пробасил Хагрид. — Ты любимая ученица Аластора, и он не разочаруется в тебе только потому, что Дамблдор решил держать всех подальше от дел с Сама-понимаешь-Чем. — он сделал большие глаза и покосился в сторону мальчиков. — Остынь слегонца, чаю вот с нами попей. Знакомься: это вот Гарри, а тут Рон. Сегодня, считай, боевое крещение прошли на Зельеварении. Вспомни, давно ли сама считала Снейпа худшей из бед? Пустое все это. Успокойся, глядишь и решится все, как нужно.

Женщина фыркнула, возвела глаза к потолку и...

...ее волосы удлинились и почернели, нос вытянулся и приобрел характерную горбинку, а сама волшебница стала выше ростом. Вся ее фигура на мгновение оплыла, будто горящая свеча, а в следующий миг в избушке стоял профессор Снейп.

Да-да, тот самый, Ужас Подземелий. В кожаном плаще и магловской футболке.

— Я обучу вас тонкой науке и точному искусству изготовления зелий, далекому от бессмысленных помахиваний палочкой. Собственно говоря, я не ожидаю, что вы сумеете осознать красоту медленно закипающего котла, мерцание паров, нежную власть жидкостей, крадущихся по венам, околдовывающих душу, обольщающих чувства... Потрясающую мерзость ингредиентов, склизкость жабьей икры, вялость крысиных хвостов... Утонченную нотку тухлятины в болотной жиже...

Рон захохотал, опрокинув в порыве чувств кружку с чаем. Да и Гарри с трудом удерживал улыбку.

"Снейп" шутовски поклонился, и перед ребятами снова стояла розововолосая женщина.

— Как вы это делаете? — спросил Гарри. — То есть, можно научиться...

Волшебница улыбнулась и покачала головой.

— Нет, не так все просто. Я метаморфомаг, это врожденное свойство. Но когда вы доучитесь курса до пятого, вам расскажут о трансфигурации человека. Есть еще Оборотное зелье — но варить его только для того, чтобы изобразить слизеринскую Летучую мышь, дороговато.

Тут она заметила галстук Гарри, и ее брови поползли вверх:

— О, так ты с его факультета... М-м-м, ты не в претензии за мой маленький розыгрыш?

Гарри заверил ее, что он, напротив, в полном восторге. И считает талант метаморфомага потрясающей штукой.

— Гарри... Гарри Поттер, верно? Можешь называть меня просто Тонкс. И ты, Рон, тоже. Братишка Билла, я так полагаю? Он ругался хуже гоблинов, когда узнал об ограблении.

— Тонкс, — нахмурился Хагрид. — Не стоит им это рассказывать.

Тонкс обернулась к нему.

— А что? Ни Дамблдор, ни Фламель не требовали сохранения тайны. Дамблдор так вообще начал непонятную игру. До меня доходят слухи, что он налаживает контакт с Ритой Скитер, а другой такой жадной до сенсаций писаки я еще не встречала. И он отказывается передать ка... передать тот предмет под охрану Аврората. Где, спрашивается, он его прячет?

— Нимфадора, хватит!

Волосы волшебницы приобрели насыщенный помидорный оттенок.

— Не смей называть меня Нимфадорой, Хагрид!

Великан поднял руки в примирительном жесте.

— Ладно, — смягчилась Тонкс. — Оставляю дамблдоровы секретики в покое. Все, хватит о делах. Буду примерной девочкой в гостях и перестану говорить о работе.

Она носком поддела стул и передвинула его ближе к огню.

— Кажется, вы говорили что-то о старине Снейпе, — сказала она, усевшись и закинув ногу на ногу. — Что он учудил на этот раз? Мне не терпится услышать подробности.

* * *

От Хагрида мальчики вышли не раньше семи. Тонкс произвела на Рона неизгладимое впечатление — всю дорогу до замка рыжий говорил только лишь о ней.

— Знаешь, раз она работает с Грозным Глазом, то Тонкс невероятно крутая! — энтузиазмом Рона можно было фейерверки поджигать. — Грозный Глаз Грюм — он гений Аврората. Немного сумасшедший, но гений.

— А что вообще такое этот Аврорат? — поинтересовался Гарри.

— Аврорат — это часть Департамента Охраны Магического Правопорядка Министерства Магии. Служащие Аврората противостоят проискам Темных сил, расследуют совершенные волшебниками преступления и пытаются предотвратить готовящиеся. Кажется, у маглов есть что-то похожее, полу-ция, вроде бы...

— Полиция, — поправил Гарри. — Я понял.

Рон кивнул. А потом вдруг остановился, будто на стену налетел.

— Гарри... — протянул он. — Если Дамблдор прячет ото всех какой-то предмет, который хранился в самом охраняемом секторе "Гринготтса", который едва не украли... Это же наверняка мощный артефакт! А Дамблдор, должно быть, не дает темным магам наложить на него лапы.

— И что? — ход мыслей Рона Гарри совсем не нравился. Он припомнил, что говорил ему Хагрид о надежных местах.

— Как что? — воскликнул Рон. — Если хочешь сохранить что-то под надежной защитой, лучше Хогвартса места нет! Этот артефакт наверняка в Хогвартсе!

Этого-то Гарри и опасался.

— Пусть так. Мы-то тут при чем?

Брови Рона скрылись под челкой.

— Что значит "при чем"? Неужели тебе не интересно разгадать эту загадку? У нас же все ключи на руках: и про этого Фламеля можно разузнать, и про связь с Дамблдором, и что это за артефакт может быть... Постой, да ты же говорил, что был с Хагридом в банке в тот день, когда произошла кража!

Гарри мысленно застонал.

Гарри не поднимал глаз, но отчетливо ощущал: Снейп сверлит его взглядом. И то, что профессор сидит за столом, вовсе не мешает ему тренировать уничижительный сверху-вниз-взгляд.

— Вы о чем думали, Поттер? Жить надоело?

Гарри ссутулился еще больше. Провалиться бы сейчас сквозь пол — да только куда? Кабинет слизеринского декана и без того на нижнем уровне подземелий.

— Или захотелось всеобщего внимания? Вам недостаточно славы нечаянного посрамителя Темного Лорда?

Именно что нечаянного... И вообще — при чем тут слава? Он об этом не думал, когда... Справедливости ради надо заметить, что в тот момент он вообще ни о чем не думал. И теперь вспоминал только ветер в лицо и поразительное чувство свободы.

О том, что его будут отчитывать, он точно не думал.

— Я жду ответа, Поттер.

В самом деле? Обычно чтение морали затевается только для того, чтобы унизить провинившегося и похвалиться своей правотой. Ну, еще можно заставить стоять во время этой отповеди — и только попробуй шевельнуться. Даже если ноги вусмерть затекут, придется терпеть, а то нотации продлятся часа на два сверх запланированного. Тетя Петунья обожала "взывать к совести" Гарри: просто, эффективно и никаких синяков не остается.

— Поттер?.. — голосом Снейпа можно заморозить Темзу.

— Я не думал о последствиях, сэр. Я просто хотел подобрать Напоминалку.

Гарри на секунду поднял глаза — и тут же пожалел об этом. Ноздри Снейпа раздувались совсем как у дяди Вернона перед тем, как тот начнет мутузить племянника. Губы у профессора Зельеварения были плотно сжаты. В комнате повисло молчание, напряженное, как воздух перед грозой.

— Подобрать можно с пола. Но ринуться в безумное пике и в полете ухватить стекляшку, выровнявшись только у самой земли — это что угодно, Поттер, но никак не "подобрать", — Снейп чеканил каждое слово, будто выплевывал. Был бы он персонажем комиксов, точек в его репликах пришлось бы печатать больше, чем текста.

Гарри снова погрузился в изучение шнурков на ботинках. Терпение, только терпение...

— Мне интересно, Поттер, каким образом вы ухитрились превратить обычное занятие в рискованное шоу. Вы же в первый раз сели на метлу — все равно захотелось покрасоваться? Может быть, мне следует спросить Лонгботтома, на каких условиях вы договорились разыграть это представление?

Выдержка полетела ко всем чертям.

— Да не было это представлением! — вскинулся Гарри. — Метла Невилла опять начала крениться, и Напоминалка выпала у него из кармана. Мне показалось, что я успею ее поймать — и я поймал.

Лицо у него покраснело; он снова тяжело дышал, будто только что слез с метлы. Гарри действительно не понимал, почему Снейп привязался к нему. Какая разница — декана вообще на этом занятии не было! Большое дело: не дал стекляшке разбиться!

Снейп выскользнул из-за стола с грацией раздраженного тигра и начал мерить шагами кабинет. Четыре шага туда — четыре обратно. Гарри стоял, опустив голову.

— А мне, мистер Поттер, казалось, что я могу посвятить окно в моем расписании проверке бездарных опусов, нацарапанных вами и вам подобными, — теперь голос профессора звучал почти ласково. — Я полагал, что смогу насладиться хотя бы тишиной и спокойствием — и пребывал в счастливом заблуждении равно до того момента, как в этот кабинет ворвался вопящий мистер Флинт, а минуту спустя здесь появилась профессор МакГонагалл.

Снейп подошел вплотную и навис над Гарри.

— Интересно, почему, — присвистывающим полушепотом начал он. — Почему Минерва МакГонагалл поспешила ко мне, хотя должна была вести урок у того самого мистера Флинта и еще дюжины лоботрясов? Почему она впервые на моей памяти не могла связать и двух слов? Почему ей пришлось прибегнуть к ментальной магии, чтобы поделиться со мной своим воспоминанием — боюсь, без этого я бы еще не скоро разобрался в ситуации... Поднимите глаза, когда с вами разговаривают, Поттер!

У Гарри было на этот счет другое мнение — но кто ж его спрашивал!

* * *

...Когда вывесили объявление про полеты, Гарри решил, что это та же физкультура, где класс делится на крутых и хлюпиков — и ни на секунду не сомневался, к какой группе будет причислен. Метла стоила как десять волшебных палочек, годовая подписка на журнал "Трансфигурация сегодня" или как полтора золотых котла. То есть ее покупка относилась к ненужным тратам. Поэтому, собственно, Гарри и не задержался у магазина "Все для квиддича" в Косом переулке — в самом деле, он не собирался тратить время (и деньги) на спорт. Это казалось столь же странным, как если бы он закупился клюшками для гольфа или приобрел боксерские перчатки.

Да, он просчитался. Летать на метле умели все — кроме маглорожденных студентов, разумеется. О полетах разглагольствовал и Малфой, вздыхавший по оставшейся дома дорогущей метле, и Рон, регулярно "одалживающий" летающий снаряд у братьев. Среди первокурсников Слизерина и Гриффиндора — а именно в таком составе должны были проходить занятия — ничего в метлах не смыслили всего три человека. Во-первых, Гермиона Грейнджер — но она, по своему обыкновению компенсировала нехватку практического опыта штудированием теории. Гарри лично слышал, как она цитирует Симусу Финнигану "Квиддич сквозь века" и "Полеты с Серебряными Стрелами". Второй — Невилл Лонгботтом, который краснея и запинаясь признался, что на садиться на метлу ему запрещала бабушка — судя по его рассказам, суровая мадам. Впрочем, с феерической неуклюжестью Невилла это не казалось странным. Гарри, понятное дело, был третьим неудачником.

Честно говоря, было попросту страшно положиться на то, что тебя удержит в воздухе неизвестно как заколдованная палка с примотанным пучком прутьев. Да и сидеть на метле было не то что бы удобно — Гарри прикинул, как это, позаимствовав одну из метел Филча. Аргус Филч, завхоз Хогвартса, отчего-то не использовал ничего магического. Так что отловить Гарри никак не мог — тем более что Гарри эту несчастную метлу в тот же день вернул. В общем, полеты представлялись такой же беспросветной трясиной, как Зельеварение. И беспощадно-бессмысленной, как роново упорство в поисках таинственного Фламеля.

Но с другой стороны — новичкам везет. Вдруг и ему удастся? Хоть единственный раз, а? Гарри видел в Зале Славы памятную табличку "Лучшему ловцу", подписанную именем его отца. Он тогда сопоставил даты — выходило, что Джеймс Поттер играл в сборной Гриффиндора со второго курса и до самого выпуска. И в эти же годы Гриффиндор завоевывал Кубок школы по квиддичу. Все учителя твердили, что Гарри вылитый отец — так может, он унаследовал хоть капельку спортивного таланта?

Он сомневался, метался, запрещал себе мечтать — и снова надеялся... И что из этого вышло? Загаданное в кои веки сбылось — летать он, оказывается, умеет. Вот только Снейп быстро прекратит все полеты...

Доказать что-то Снейпу было нереально, так что Гарри просто подчинился приказу. Встретиться взглядом с деканом было не просто неприятно: черные глаза словно препарировали его, как какую-нибудь несчастную лягушку. Отловил, выпотрошил и использовал по назначению. Остается только выбросить все лишнее. И пускай! Исключить из Хогвартса не должны — значит, все в порядке. В самом деле, ну что Снейп может сделать? Усадит писать строчки? Отправит драить туалеты? Могучим колдунством сотворит пучок розог и устроит порку? Этим Гарри не впечатлишь.

Значит, можно успокоиться. Чему быть, того не миновать. Гарри незаметно переступил с ноги на ногу — на случай, если придется упасть на пол и в срочном порядке сгруппироваться... Но познакомиться с воспитательными мерами профессора Снейпа ему предстояло не сейчас.

Камин, холодный и давно не чищенный, вдруг окутался бледным сиянием, а из трубы (во всяком случае, так показалось Гарри) раздался голос директора:

— Северус, поднимитесь ко мне.

Снейп фыркнул и подошел к камину. Широкий взмах рукой, во мгновение вспыхнувшие и тут же опавшие языки зеленого пламени — и Гарри остался в кабинете один.

* * *

Часов в кабинете не было, а наручных у Гарри отродясь не водилось, так что сколько прошло времени с момента поспешного ухода декана, он не знал. Ноги будто в трехтонные мешки с песком превратились, но сесть мальчик не решился. Будь он у Дурслей, плюхнулся бы на стул, а то и на уголок стола, как только за ними дверь закроется. Сидел бы и прислушивался, не раздадутся ли в коридоре шаги. Главное, вовремя вскочить и не пытаться занять кресло — мягкое сиденье, конечно, привлекательнее, но вмятины на нем точно выдадут Гарри. Главное — вовремя услышать шаги... Но со способностями Снейпа к мгновенному перемещению этот фокус не пройдет.

Окна в подвале ожидаемо не было — хотя Рон и рассказывал, что взрослые волшебники в таких случаях накладывают заклинания-иллюзии. Да вспомнить хоть потолок-небо в Большом зале! И как Снейп только выдерживает целый день в такой обстановке?

Гарри не раз бывал в кабинетах учителей, и с неизменным интересом искал в них нечто особенное, личное — что-нибудь, говорившее о своем владельце как о человеке, а не специалисте, педагоге и прочая-прочая-прочая. Здесь зацепиться было не за что: темные громады шкафов с заключенными в оковы-решетки стеклами, угловатая, скалящаяся стальными замками и петлями конторка, гробообразный стол, почти целиком занятый стопками ученических работ — и никаких безделушек, фотографий или заботливо оправленных в рамочку дипломов. Можно подумать, тут не человек, а машина какая работает. Да, пожалуй, только и делает, что работает. Гарри знал о пристрастии профессора МакГонагалл к игре на волынке и восхищении профессора Флитвика магловскими карточными фокусами — но вот чем занимался в свободное время его декан, оставалось тайной за семью печатями. Снейп представлялся Гарри в некотором роде сверхсуществом, лишенным понятных человеческих слабостей. Ни просчитать, ни разжалобить его не представлялось возможным.

Гарри мог запросто прийти к Флитвику, задать любой вопрос — и получить подробный ответ и пару печений впридачу. Профессор Стебль была очарована предложенной мальчиком помощью в теплице: "Это не ради баллов, что вы!" — и тот закономерно пользовался ее благосклонностью. Даже МакГонагалл, суровая МакГонагалл не осталась равнодушна к стараниям Гарри и относилась к нему не в пример приветливей, чем ко всем остальным слизеринцам вместе взятым. Но вот декан собственного факультета оказался задачей нерешаемой.

Да что с этим Снейпом, в самом-то деле! Эссе, на которые Гарри изводил чертову тучу времени, удостаивались хорошо если "Удовлетворительно" (а уж красных чернил там было — море разливанное). Устные ответы походили на изощренные издевательства. Личным рекордом пока считалось полтора правильных ответа из трех — да и там Снейп находил, где придраться. Он поднимал Гарри почти на каждом занятии, игнорируя выскакивающую с места Гермиону Грейнджер и сползающего под парту Невилла с выражением ужаса на белом, без единой кровинки лице. Если уж так хотелось продемонстрировать необразованность пресловутого "стада баранов", выбрал бы мальчиком для битья Лонгботтома. Он и котлы постоянно взрывает, и тесты столько раз проваливал... И вообще, неприязнь Снейпа к гриффиндорцам общеизвестна — так почему он считает своим долгом ехидничать насчет познаний Гарри, когда у него есть такая "достойная" кандидатура в лице Невилла?!

Снейп нещадно штрафовал факультет Гриффиндор и единственный из всех преподавателей не пел дифирамбы уму Грейнджер. Он благоволил Малфою, одобрительно кивал Забини и Нотту, терпел периодические промахи слизеринских первокурсниц и не замечал Крэбба и Гойла. Какого ж черта он к Гарри относился как к гриффиндорцу?! Более того, как к наглому, срывающему занятия и выказывающему неуважение лично Снейпу гриффиндорцу? Хотя само существование подобного персонажа представлялось Гарри сомнительным. Правда, отношение Снейпа от этого менее обидным не становилось.

Ничьего, ничьего одобрения Гарри прежде так сильно не жаждал! А тут эта история с полетами. Снейп разозлился не на шутку. Чувствовалось, что он считает себя полностью правым в своем гневе — хоть Гарри и не мог понять, почему. Он еще мог допустить, чтобы на него взъелась мадам Трюк: окажись вираж неудачным, ее обвинили бы в том, что она не уследила за учеником. Преподаватели Хогвартса, вероятно, как и школьные учителя, "несли ответственность" и "имели обязательства". Не справился? Накажут: или премии не будет, или выговор объявят. Но Снейп-то тут при чем? Никто же в здравом уме не обвинит его в том, что декан не следит за каждым из своих студентов двадцать четыре часа в сутки. Чего же он психует?

Гарри и раньше встречал учителей, с которыми не мог найти общий язык. Раньше он сразу сдавался и безропотно становился одним из серой массы неотличимых друг от друга учеников. Всех это устраивало... Со Снейпом это не работало. Может, потому что прежде никто не делал из Гарри наглядное пособие для демонстрации глупости. Может, потому что Гарри привык ожидать результата, пропорционального затраченным усилиям — а его раз за разом признавали никудышным зельеваром несмотря на бессонные ночи над учебниками и заученные наизусть рецепты. Так или иначе, Гарри впервые не собирался отступать. Он заставит Снейпа увидеть в нем достойного слизеринца, чего бы это не стоило!

Хотя с учетом сегодняшних событий, стоить это будет куда больше, чем ожидалось.

Ноги у Гарри вконец онемели, когда Снейп соизволил-таки вернуться. Да не один, а с профессором МакГонагалл. Они вдвоем вышли из камина, не прерывая разговора — точнее, спора.

— ... чистой воды безумие, Минерва! Мало мне дамблдорова гениального плана, теперь еще и это! — на желтовато-бледных щеках Снейпа проступили неровные пятна румянца. — Бессмысленный и абсолютно ненужный риск!

Заместитель директора выглядела воодушевленно: глаза ее за квадратными очками подернулись мечтательной поволокой.

— Полноте, Северус, это всего лишь игра. Спорт, немного азарта и здоровый дух честного соперничества. К тому же квиддич вырабатывает упорство и положительно влияет на самооценку.

— Я прекрасно помню, как он влияет на самооценку, — процедил Снейп. — Мальчишка и без того точная копия...

Тут он заметил стоящего у стола Гарри и осекся — словно и не ожидал его здесь увидеть. Справедливости ради надо отметить, что немедля взял себя в руки.

— Почему вы не ушли, Поттер? — прорычал он.

— Ждал вас, — смиренно опустил голову Гарри.

Уголок рта у Снейпа дернулся.

— Какое послушание. Можете идти, вернетесь вечером — я назначу вам взыскание.

Гарри покорно кивнул и приготовился было покинуть кабинет, но его остановил голос МакГонагалл:

— Зачем же откладывать. Останьтесь, мистер Поттер, ваш декан в состоянии сообщить вам необходимую информацию и сейчас.

— Я прошу вас, Минерва...

— В самом деле, Северус, перестаньте упрямиться. В некоторых отношениях вы все тот же мальчишка, — фыркнула профессор Трансфигурации. — Зарывать такой талант в землю — настоящее преступление. Послушайте, даже я признаю это, даром что в интересах моего факультета совершенно обратное! Так что вперед, инструктируйте мальчика, а с бумагами мы разберемся позже.

С этими словами она двинулась к двери. Гарри замер на полдороге, не зная, сторону кого из преподавателей безопаснее принять. Профессор МакГонагалл задержалась около него:

— Вы так похожи на отца, мистер Поттер, — прочувствованно выдала она, ободряющим жестом сжав плечо Гарри. Он чуть вздрогнул от неожиданности — все же чужие прикосновения не ассоциировались у него ни с чем хорошим — но, кажется, МакГонагалл ничего не заметила. — И это сходство не может меня не радовать. Все же Джеймс Поттер был одним из самых ярких моих учеников...

Она вышла, а Гарри так и остался стоять на полпути к двери. Он оглянулся на Снейпа — тот снова занял место за столом. Сцепленные в замок руки подняты к лицу, так что Гарри видел только внимательно следящие за ним глаза и нахмуренные брови.

— Сядьте, Поттер, — профессор устало откинулся на спинку кресла.

Гарри устроился на краешке стула и исподлобья уставился на Снейпа. Кажется, тот уже проорался на кого-то другого — во всяком случае, непохоже было, чтобы он пылал прежним воспитательным рвением.

— Я уже высказал вам все, что думаю по поводу вашего безответственного поведения, — он сжал пальцами переносицу, будто у него дико разболелась голова. — Однако ярые поклонники самоубийственного вида спорта под названием квиддич придерживаются иного мнения. Слова профессора МакГонагалл вы слышали, а что до мистера Флинта, так он готов вытащить вас на поле хоть сейчас. Господин же директор, — Снейп свирепо зыркнул в сторону камина, — несмотря на поддержку моего предложения назначить вам взыскание, только что подписал приказ, позволяющий вам, Поттер, стать игроком слизеринской сборной, что полностью противоречит правилам Хогвартса.

Гарри моргнул.

— То есть?..

Снейп вздернул подбородок.

— Это означает, мистер Поттер, что я вынужден зарезервировать на пятницу стадион для команды Слизерина. И никак не могу препятствовать вашему участию во вступительных испытаниях. Вы хоть знаете, что такое квиддич?

— В общих чертах, — промямлил Гарри. — Так вы против этой идеи или?..

Декан выпрямился в кресле.

— Она мне категорически не нравится. Но альтернативы нет.

— Подождите, — Гарри крепко зажмурился, пытаясь привести мысли в порядок. — Я не понимаю... Если вы против, я не буду участвовать в этих вступительных. Да и не особо хорошо я в квиддиче разбираюсь, всем только лучше будет.

Снейп встал и подошел к шкафу. Провел пальцами по корешкам книг, вытащил одну.

— В данной ситуации вам не оставили выбора, Поттер. Другие студенты заметили ваши способности, а вмешательство МакГонагалл позволило им эти способности использовать. У сборной Слизерина не было приличного ловца уже лет десять. Вас в любом случае попытались бы вывести на поле — под Оборотным ли зельем, под частичной ли трансфигурацией или маскирующими чарами. Для того, чтобы заставить вас играть, в ход пошли бы любые средства — но благодаря приказу Дамблдора надобность в них отпала, — профессор склонил голову над книгой, и пряди сальных волос скрыли его лицо. — Теперь ваше добровольно-принудительное участие даже не обсуждается.

— Но если вы...

— Довольно! — Снейп хлопнул книгой о конторку. — Ваше положение на факультете и без того шаткое. Стоит вам задеть трепетные чувства великовозрастных болванов к дурацкой игре — и вас будет ждать травля. А факультет Слизерин традиционно считают самым изобретательным в плане козней и подковерной борьбы. Не пытайтесь провалиться нарочно, только хуже себе сделаете. Просто постарайтесь не свернуть себе шею, Поттер. Попробую подобрать вам относительно безопасную метлу.

— С-спасибо, — выдавил из себя Гарри.

Снейп кивнул — скорее своим мыслям, чем Гарри в ответ — и вернулся за стол.

— Можете идти. О взыскании сообщу позднее, так что не воспринимайте весь этот квиддичный бедлам как поощрение. Я недоволен вашим поведением.

На этой воодушевляющей ноте Снейп закончил. Он скрючился над бумагами, и Гарри наконец покинул негостеприимный кабинет.

* * *

— Флинт, и ты считаешь, что мы выкинем Хиггса из команды ради этого? — брезгливо поджав губы, протянул кудрявый блондин с серебряным "Б. Селвин" на нашивке.

— Ты его в воздухе не видел! Хиггс ему в подметки не годится! — с горячностью возразил капитан команды.

Гарри чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Мало того, что Снейп читал мораль чуть не до

отбоя, и Гарри в результате едва-едва успел дописать эссе по Чарам. Мало того, что шепоток за спиной стал еще громче и назойливей с того утра, когда вывесили приказ директора, сообщавший, что первокурсники допускаются к игре в квиддич "по согласованию с деканом" — вся школа, похоже, была в курсе, что "согласуется" только и исключительно кандидатура Гарри Поттера! Мало того, что Маркус Флинт, тот самый капитан сборной Слизерина по квиддичу, нимало не поинтересовавшись мнением Гарри, буквально выдернул его из библиотеки — да еще и брякнул походя что-то нелицеприятное в адрес сидевшего там же Рона.

Так еще и обсуждают его тут в третьем лице! Будто от Дурслей и не уезжал.

— Старший Поттер гриффиндорцам своим регулярно Кубок зарабатывал. Он, да еще Чарли Уизли, — тараторил Флинт. Его смуглое лицо с явной примесью южных кровей налилось румянцем. Руками он махал — что твоя мельница. — Одно поттерское имя нагонит шороху! А когда наши противники увидят мальчишку в деле, так совсем скиснут.

Кто и по какому принципу назначил Флинта капитаном — загадка. Команда смотрела на него так, будто он предлагает пустить сокровища Британской Короны на переплавку. Он отличался от всех слизеринцев: и от наследников с оттиснутым на лице непомерным самомнением, и от хитроглазых средних и младших сыновей, и от породы верных вассалов, шкафообразных "простых ребят", не утруждающих себя лишними раздумьями — а, как ни крути, Гарри всех виденных однокурсников с легкостью мог отнести не к одной, так к другой группе.

И это его протекция поможет Гарри в команде? Похоже, со стороны МакГонагалл предложение сделать его игроком в квиддич было особо извращенной формой наказания.

— Его размажут и не заметят, — пробасил верзила по фамилии Гиббон. — Я бы так и сделал.

При этом он красноречиво подбросил в руке биту. Деревянная орясина, уплощенная, как для игры в крикет, была с гаррину руку длиной и выглядела тяжелой.

— Если сумеют! — улыбка Флинта стала хищной. — В конце концов, мелкий и верткий — это основные качества ловца. И драккл меня задери, если у Поттера их нет.

Парень, принесший обитый кожаными полосками чемодан, с интересом покосился на Гарри. Гарри же ощущал лишь острую необходимость оказаться подальше отсюда.

Тем временем на стадионе появилось новое действующее лицо. Лицо это было лопоухое, багровое и крайне недовольное происходящим.

— Какого Мордреда, Флинт? — не утруждая себя правилами приличия, начал он. — Где моя форма?

Он был единственным, кто заявился сюда в школьной мантии — за вычетом Гарри, разумеется.

— Твоя, говоришь? — приподнял бровь капитан. — Докажи.

Парень бросился было на Флинта, но... дорогу ему заступили игроки сборной.

— Вы совсем того? Этот сопляк...

— Докажи, — повторил слова капитана Селвин и протянул пришедшему метлу. — Ты же играл, Хиггс.

Игроки стояли вокруг в полном молчании. Тишину нарушил Флинт:

— У нас есть два претендента. Устав команды велит провести испытание и выбрать лучшего. Все по правилам, Хиггс. Бери метлу и дуй на поле.

Хиггс смерил его презрительным взглядом, выхватил предложенную метлу — мелькнули золотые буквы "Нимбус-1700" — и направился к кольцам на левой стороне игровой площадки.

— А тебе, Поттер, отдельное приглашение нужно? — дернул подбородком капитан.

Гарри ответил.

— Прости, что? — Флинт потер ухо, будто решил, что ослышался.

Гарр повторил громче:

— Я не знаю правил.

Игроки кто прятал чересчур ехидные улыбки, кто маскировал приступ смеха неожиданно одолевшим их кашлем. Капитан цыкнул на них, и парни, вполголоса переговариваясь, ушли на трибуну.

Флинт в последний момент опустил руку, чтобы не почесать в затылке.

— Ну, кхм, думаю, и так пока сойдет. Для прохождения испытания правила игры не нужны. От тебя требуется несколько раз облететь поле и змейкой пролететь все кольца. Потом я пущу сигнальный шар, и лететь надо будет так, будто ты его преследуешь, и по той же траектории. И последнее...

— Я не знаю, что такое трате... траке...

Флинт закатил глаза.

— Линия движения. Так вот, последнее задание — поймать как можно больше подброшенных на поле мячей. На этом все, вперед, вперед!

Гарри подхватил выданный мадам Трюк "Чистомет" и поплелся в сторону поля. Будь его воля, сделал бы он требуемое на отвали, и этот Хиггс остался бы в команде, а самого Гарри никто бы не трогал. Но от таких действий его удерживало предупреждение Снейпа — даром что странное и малопонятное. Делать что-то, противоречащее воле профессора, по его же распоряжению! Здорово, нечего сказать.

Но стоило Гарри оседлать метлу и подняться в воздух, все эти размышления стали вмиг неважными. Чувство свободы в полете опьяняло. Ветер свистел в ушах, и после трех "кругов почета" Гарри раздухарился настолько, что заложил с дюжину лихих петель, облетая кольца. Потом перед ним скользнула изумрудно-зеленая пульсирующая искра, и Гарри вспомнил о преследовании. Поначалу движение маячка было до скучного предсказуемым, и Гарри успевал следить не только за ним, но и за шевелением других студентов: кто-то, похоже, Флинт, размахивал руками (наверное, все-таки палочкой, но с высоты не разглядеть), в гриффиндорском секторе появились три рыжие головы, чей визит с Флинтом точно не был согласован, а Хиггс болтался на метле безо всякого изящества.

Искра прибавила скорости и начала выдавать замысловатые фортеля — Гарри и не предположил бы, что на метле можно выполнить нечто подобное, если бы не попробовал. Змейки и пике, петли и бочки... Магловское авиашоу отдыхает! Хотелось кричать от восторга — вот только не в привычках Гарри было так делать, да и ледяной встречный ветер в момент оставил бы его охрипшим, если не безголосым. Так что Гарри просто отдался стихии, пока...

...пока зеленая искра, мигнув напоследок у самого газона, не исчезла. Гарри приземлился и вопросительно глянул в сторону Флинта, который шествовал впереди своей команды.

— Время последнего задания, — провозгласил он. Выглядел он при этом как объевшийся сметаны котяра. — Я тут заготовил импровизированных мячей, а то на вас снитчей не напасешься. — Флинт потряс сеточкой, полной "мячей", более всего напоминавших совершенно не волшебные мраморные шарики, вроде тех, что тетя Петунья скупала в огромном количестве магазине "Все для дома и сада". — Все просто: мы — бросаем, вы — ловите. Надеюсь, карманы у вас вместительные.

Это задание понравилось Гарри даже больше, чем предыдущие: скорость, азарт и трофеи — что может быть лучше? Единственное неудобство — пришлось расстегнуть мантию, чтобы добраться до внутреннего кармана (попробовали бы вы сами на лету засунуть что-нибудь в боковые, когда полы мантии болтаются за спиной, как у какого-нибудь Супер-Мена!), а расстегнувшись, Гарри окончательно уверился в том, что полеты — занятие хоть и приятное, но вымораживающее в буквальном смысле.

Свисток — и Хиггс приземляется. Гарри последовал его примеру.

— Пьюси, ты считаешь у Хиггса, Монтегю — у Поттера, — распорядился капитан. К Гарри подошел хмурый брюнет с неожиданно яркими синими глазами и требовательно протянул руку.

Гарри залез в карман — и едва сдержался, чтобы не выругаться. Пальцы нащупали лохматящуюся бахромой прореху.

— Ну же, Поттер!

Новое движение — и по колену что-то весомо стукнуло. Подкладка! Пунцовея от смущения, Гарри вывернулся из мантии и, пританцовывая на месте (в октябре в одной рубашке как-то невесело), начал вытрясать свою добычу. Монтегю сдержанно фыркнул и забрал у него мантию, взмах палочкой — и шарики сами собой вылетели наружу.

— Семнадцать! — огласил он результат.

— Шесть, — откликнулся второй счетовод. — Хиггс, повезет в другой раз.

Флинт вытянул руки и смачно хрустнул переплетенными пальцами.

— Господа, разрешите представить вам нового ловца сборной Слизерин — Гарри Поттера!

Его приветствуют аплодисментами. То, что хлопки сдержанные — просто дань традиции, а не выражение недовольства. Ухмылки, оценивающий прищур, изогнутые в презрительном удивлении брови — все это осталось в прошлом.

— А правил-то он все еще не знает! — воскликнул кто-то. Голос потонул в дружном хохоте.

Флинт поднял руку, призывая к тишине.

— Правила квиддича просты, о студент. В команде есть три охотника, чьи скромные способности позволяют набирать по десять очков за каждый гол. Гол засчитывается, если закинуть квоффл — Блетчли, продемонстрируй игрушку! — в одно из колец противника. Противник пытается набрать очки тем же способом, но ему мешает вратарь. Вратаря, как и охотников, можно вывести из строя при помощи бладжеров. Видишь в ящике пару черных шаров? Тех, прикованных цепями? Это они и есть. Летают по полю и сшибают все на своем пути, не делая различий на пол, возраст и факультетскую принадлежность. Их траекторию можно подправить хорошим ударом битой, что и делают загонщики. Их, как и бладжеров, двое, так что не запутаешься. Твоя задача, Поттер, элементарна: ухватить снитч раньше, чем это сделает ловец противника. Снитч опознаешь по золотому корпусу и паре жужжащих крыльев. Поймаешь — сто пятьдесят очков у нас в кармане, что фактически равно победе.

— А почему такая разница в очках? — поинтересовался Гарри. Это был самый вежливый способ спросить, в чем смысл сводить игру к соревнованию ловцов.

Флинт горестно вздохнул.

— Исторически так сложилось, что в квиддич играли без ловцов и снитчей. Но потом одному царственному идиоту пришло в голову принести на игру любимую птичку. Птичка залетела на поле и едва не была прикончена шальным бладжером, но один из игроков в последний момент выхватил ее из-под удара. Царственный идиот прослезился, отвалил птичьему спасителю полторы сотни галлеонов и присудил его команде победу. Ста пятьюдесятью очками ровно. Чтобы все было по-честному, он правила переписал. И наложил заклятье, чтобы его протеже никто потом, задним числом, не обсчитал. Но что-то там он не рассчитал, и уже семь веков как никто не может эту поправку убрать. Так и играем.

— Нет, можно, конечно, и без снитча выиграть, — встрял Пьюси. — Забить больше пятнадцати голов, или добиться признания поимки снитча вне правил...

— ...но мы рассчитываем на ловца, — перебил его Флинт. — Не настолько у наших соперников позорные вратари. Так что тренировки, Поттер, тренировки трижды в неделю. Не пропускать и не опаздывать.

Проснувшись утром в канун Хэллоуина, все почувствовали восхитительный запах запеченной тыквы — непременного атрибута этого праздника. Праздновать, впрочем, Гарри повода не видел. Во-первых, он и раньше никогда не праздновал. Не отмечать же очередную отсидку в чулане, пока Дадли со товарищи горланят: "Сласти или страсти"? Во-вторых, забот хватало и без диких вечеринок с волшебными шуточками, которых Гарри зачастую не понимал, и магическими играми, о правилах которых он не знал ничегошеньки. Он до сих пор был под впечатлением от вчерашнего матча Гриффиндор — Пуффендуй (вообще-то, играть должны были слизеринцы, но Флинт сумел перенести игру, отговорившись тем, что метлу для Гарри еще не прислали). Этот пуффендуец, Диггори... Всего-то на четвертом курсе, а уже капитан. И летает потрясающе — ухитрился поймать снитч в пике, да еще и проскользнул между двух гриффиндорских охотников, у них, верно, только в ушах просвистело. Гарри придется попотеть, если он выйдет против Диггори на школьном "Чистомете". За гриффиндорцев он не волновался: хоть Флинт и заслуженно восхищался мастерством их вратаря и слаженностью работы загонщиков, их ловец был, прямо сказать, аховый. Сидел на хвосте у Диггори и даже не пытался высмотреть снитч. Тоска, одним словом.

Было еще и "в-третьих". После прочтения "Темных искусств" Гарри не мог думать о Хэллоуине без содрогания. Десять лет назад Воландеморт расправился со старшими Поттерами, по недоразумению какому-то не сумев уничтожить и Гарри... Не располагали такие мысли к веселому времяпрепровождению.

Праздничное меню, однако, не означало отмены уроков. На Чарах профессор Флитвик объявил, что, на его взгляд, ученики готовы приступить к тому, о чем Гарри мечтал тех самых пор, как маленький профессор заставил жабу Невилла несколько раз облететь класс. Заклинание Левитации, первое в учебнике Чар...

Профессор Флитвик разбил всех учеников на пары. Гарри всерьез опасался, что к нему поставят Малфоя. Драко Малфой не отличался особым разнообразием в поведении — он либо отпускал дурацкие шуточки о Гарри, либо становился необычайно задумчивым и существования одноклассника вообще не замечал (последнее чаще всего совпадало с получением писем из дома). Что в одном, что в другом состоянии партнер из него вышел бы неважнецкий.

Гарри надеялся на Рона, но тому не повезло — ему в напарники досталась Гермиона Грейнджер. Хотя Гермиона, кажется, тоже не была в восторге. Сложно даже было сказать, кто из них выглядел более раздосадованным. Гарри же досталась Пэнси Паркинсон — вздернутый нос и пара крысиных косичек. Работать с ней оказалось вполне сносно. А ехидные комментарии (по крайней мере те, что не относились к самому Гарри) были даже в некотором роде забавны.

— Ты неправильно произносишь заклинание, — донесся до Гарри недовольный голос Гермионы. — Надо произносить так: Винг-гар-диум Леви-о-са, в слоге «гар» должна быть длинная «а».

— Если ты такая умная, сама и пробуй, — прорычал в ответ Рон. Стоит ли говорить, что Грейнджер все удалось? Перо оторвалось от парты и зависло над Гермионой на высоте примерно полутора метров.

— О, великолепно! — зааплодировал профессор Флитвик — Все видели: мисс Грейнджер удалось!

К концу занятий Грейнджер заработала для Гриффиндора десять баллов, а настроение Рона упало ниже плинтуса.

— Неудивительно, что ее никто не выносит, — пробурчал он, когда они пытались пробиться сквозь заполнившую коридор толпу школьников. — Если честно, она — настоящий кошмар.

Когда они выбрались из толпы, кто-то врезался в Гарри сбоку, видимо не заметив его. Это была Гермиона. Она тут же метнулась обратно в толпу, но Гарри успел разглядеть ее заплаканное лицо.

— По-моему, она услышала, что ты сказал, — заметил он.

— Ну и что? — отмахнулся Рон. — Она уже должна была заметить, что никто не хочет с ней дружить.

Не сказать, чтобы Гарри не мог его понять. Но он мог поставить себя и на место Гермионы — так что не стал ни осуждать Рона, ни требовать мистической справедливости. Поставил в уме галочку, что лучше академическими успехами перед Уизли не бравировать, и закрыл тему. К тому же, уши у Рона заалели, и он потупился, услышав о Гермионе — значит, не все еще для его совести потеряно. Может, даже извинится перед однокурсницей. Может быть. Потом как-нибудь.

* * *

К семи вечера, когда все нормальные люди собирались на праздничный ужин, Гарри только-только домучил эссе о различиях между настойками и настоями. К сожалению, три фута рукописного текста сводились к тому, что в одних — спирт, а в других — всего лишь вода. Маловероятно, что Снейпу понравится количество воды в этом сочинении. Гарри прямо-таки видел потоки красных чернил, складывающиеся в слова: "Слабо", "Безнадежно", "Полнейшая чушь"...

Идея устроить перерыв казалась прекрасной. Так что Гарри вышел из гостиной вслед за другими студентами, только у самого Большого зала свернул на лестницу и отправился бродить по Хогвартсу.

Пустые коридоры, тишина, приятный полумрак, рассеиваемый факелами ровно настолько, насколько нужно — и чтобы не щуриться от бьющего по глазам света, и чтобы не шарахаться от мечущихся в отсветах дрожащего пламени теней. Живые портреты вполголоса переговаривались, не обращая на Гарри ни малейшего внимания. Ни привидений, ни полтергейста Пивза — все кутят в Большом зале. В общем, вечерний Хогвартс завораживал.

Гарри любил гулять вот так, без особой цели. Если его запирали в чулане, он вынужден был оставаться один на один с собственными мыслями — и, как Гарри ни старался, мысли эти неизменно вращались вокруг тревожащей его проблемы, если он хоть единожды осмеливался задуматься о ней. А вот если он мог двигаться, любые заботы были ему нипочем. Знай иди себе вперед: дорога ложится под ноги, тело наполняется ощущением жизни, а если побежать, то и в голове становится приятно-пусто — чего еще желать? Разве что не попасться на глаза Дадли. Или, если говорить о Хогвартсе, Филчу.

Но сегодня прогулка не принесла желанного облегчения. Напротив, голова разболелась еще больше, чем от снейпова задания. Гарри пытался выкинуть из головы события десятилетней давности — и чувствовал себя последней сволочью. Все, что он помнил о том дне, тонуло во ослепляющей вспышке зеленого цвета. И боли. Иногда, когда — как сегодня, например, — сны были особенно кошмарными, он слышал и женский крик. Получается, он пытается изгнать из памяти единственное имеющееся у него воспоминание о матери?

Гарри ловил себя на мысли, что лучше бы он вообще не знал историю своих родителей. Как просто было бы быть каким-нибудь Джоном Смитом и мечтать о родственниках, которые однажды найдут его и заберут из приюта... Лучше, чем знать, что твоих родителей убили из-за самого факта твоего существования.

А если бы Гарри не было? Жили бы сейчас Лили и Джеймс Поттеры, счастливые и влюбленные, окруженные верными друзьями и мудрыми наставниками. Может, и дети бы у них были. Другие. Нормальные, за которыми не охотится Воландеморт. Не Гарри.

Вдруг Гарри услышал какой-то шум — словно старой бабке габаритов тетушки Мардж пришло в голову подбить подошвы наждаком и пройтись по коридору. Под ноги Гарри метнулся облезлый комок шерсти — миссис Норрис! Если она здесь, то и Филч поблизости. Объясняться с завхозом не было ни малейшего желания, так что Гарри огляделся в поисках ближайшей незапертой двери.

Безуспешно подергав ручки дверей не меньше шести кабинетов, он наконец нашел, что искал. Он скользнул внутрь — и оказался в женском туалете. Как он так быстро определился? Да элементарно: вряд ли бы Грейнджер отправилась в мужской.

Гермиона Грейнджер сидела под раковиной и рыдала, уткнувшись в колени. Удивительно, что снаружи ее всхлипываний не было слышно.

Гарри переступил с ноги на ногу, но все же подошел к девочке.

— На полу сидеть нельзя, — как бы про между прочим сказал он.

Рыдания на мгновение прекратились, и он услышал неразборчивое:

— А я на сумке сижу! — Всхлипывания стихли, и их сменило печальное хлюпанье носом. — И тебе вообще-то сюда нельзя.

— Пока Филч снаружи бродит, то можно, — возразил Гарри. — Я даже не зашел, а так, в предбаннике стою.

Копна растрепанных кучеряшек шевельнулась, и из-под челки на Гарри уставились покрасневшие карие глаза. Взгляд их был, несмотря на слезы, очень воинственным.

— Вот и стой молча.

Гарри присел на корточки и прислонился спиной к раковине. Внять совету и заткнуться? Или все же попробовать разговорить девочку?

— Знаешь, Рон не хотел так тебя обидеть. Он вообще парень неплохой, только вспыльчивый до чертиков. И не любит, когда его отчитывают.

— Никто не любит, — пробубнила гриффиндорка. — Его проблемы, если он колдует через пень-колоду! Чистокровный волшебник, тоже мне!

— Чистокровный-то чистокровный, — возразил Гарри, — да только ему это без разницы. В этом он и в подметки не годится Малфою. Ты бы только слышала: "Мой отец об этом узнает!" и "Наш долг, как магической знати..."

Видимо, Драко Малфой в его исполнении вышел похожим на оригинал — Грейнджер фыркнула. Смех сквозь слезы — неплохо для начала. Раньше Гарри вообще не знал, как с девчонками разговаривать.

— Рона можно понять, — продолжал он. — Представь: пятеро старших братьев, и каждый считает своим долгом указать ему на совершенный промах. Да ладно — пятеро! Там один Перси чего стоит!

На сей раз Грейнджер рассмеялась по-настоящему.

— Да! Перси, читающий "Старосты, достигшие власти"! — она широко улыбнулась. — Он такой умный, а тратит время на такую ерунду. С его головой нужно развивать науку, а не рваться к власти... Знаешь, когда он проводит собрание, он так надувается от важности, что это попросту комично.

— Что, прости?

— Комично! — повторила девочка. — Значит, смешно. Ты что, в школе не учился?

— Вот еще! — обиделся Гарри. — Если я не знаю некоторых слов, это еще не значит, что я невежа.

— Не невежа, а невежда! Для невежи ты довольно воспитанный. Хоть и вламываешься в туалеты.

— Погоди-погоди! Я что-то слышу! О, так и есть: "Леви-о-са, а не ЛевиосА"!

— Да ну тебя! — Грейнджер снова рассмеялась и легонько толкнула Гарри в плечо. — Он и правда такую ерунду нес!

— Вот и объясни ему. Только по-хорошему и не при всех, а то он опять смутится. Заодно и обзываться перестанет.

Грейнджер выпрямилась, чудом не стукнувшись о раковину:

— Пусть обзывается, мне все равно. Подумаешь, "никто не хочет дружить"! Я и без этого проживу!

— Я хочу, — тихо сказал Гарри.

— Мне все равно, если... Что?

— Я хочу с тобой дружить, — повторил он ("Да что ты творишь, в самом деле!" — надрывался внутренний голос. — "Зачем ей сдался такой, как ты?").

Девочка наклонила голову на бок, будто рассматривая нечто интересное.

— Кажется, это тебе должны делать подобные предложения. Ты же герой, знаменитость и все такое...

— Да кому какое дело! — вспыхнул Гарри. — В этом вообще никакой моей заслуги нет! Да и не слышал я никаких таких предложений! Я — Гарри, просто Гарри! Без всяких там пышных прозвищ!

Он ощущал себя полным идиотом.

— Хорошо, Просто Гарри. А я — Гермиона Грейнджер. Или тогда уж просто Гермиона.

И она с улыбкой протянула руку. Но пока Гарри запоздало рассуждал, нормально ли будет просто пожать ее, или для девочек нужно нечто другое, кое-что произошло.

Дверь туалета разлетелась в мелкую щепу, а на пороге возникло ЭТО.

Это было нечто ужасное примерно четырех метров ростом, с тусклой гранитно-серой кожей, бугристым телом, напоминающим валун, и крошечной лысой головой, больше похожей на кокосовый орех. У него были короткие ноги толщиной с дерево и плоские мозолистые ступни. Руки у него были намного длиннее ног, и потому гигантская дубина, которую он держал в руке, волочилась за ним по полу, а исходивший от него запах мог сразить получше любой дубины.

Гермиона открыла рот, явно готовясь завопить...

Гарри, наплевав на правила этикета, зажал его ладонью. И отполз подальше за раковины, потянув девочку за собой.

Четырехметровое НЕЧТО остановилось в дверном проеме и, нагнувшись, заглянуло внутрь. Оно зашевелил длинными ушами, кажется пытаясь принять какое-то решение. Процесс затянулся, потому что мозг у существа, если судить по размерам головы, был крошечный.

— Замри, может, оно уйдет, — прошептал Гарри, зачем-то вытаскивая из кармана палочку. — Здесь довольно темно.

Гермиона вывернулась из его захвата и вполголоса пробормотала:

— Это горный тролль! Они живут в пещерах, отсутствие света для них не помеха!

Словно в подтверждение этих слов тролль, сгорбившись, пролез в комнату и двинулся точно к ребятам. Так что Гермиона с чистой совестью могла завизжать.

Тролль двигался медленно, размахивая дубиной и кроша расписные облицовочные плитки. Этакий живой паровой каток, неумолимо надвигающийся на своих жертв — обежать его никакой возможности. Гарри потихоньку пятился в угол, когда его вдруг осенило.

...Когда тетя Петунья вытаскивала его из темного чулана в освещенную стоваттными лампочками кухню, глаза начинали немилосердно слезиться, да так, что ничего не увидишь. А тролль — он, получается, всю свою жизнь проводит в пещере, без света...

— ЛЮМОС! — крикнул Гарри, вскинув палочку кверху.

На конце палочки вспыхнул обжигающе-голубой огонь. Тролль заревел и ,уронив дубину, стал тереть свои крохотные глазки.

— Бежим! — скомандовал Гарри, схватив Гермиону за руку.

Повторить маневр, которым они миновали тролля — ни разу не споткнувшись на каменном крошеве и осколках раковин — Гарри не смог бы даже по настоятельной просьбе Снейпа. Даже за сотню баллов.

Они выскочили в коридор и рванули к лестнице. Рык за спиной раздался с новой силой. Глухой удар — и тролль выскочил из туалета, снеся при этом полстены. А ребята уже на лестнице. Перепрыгивая через три ступеньки, они неслись вниз, пока...

...пока Гермиона не провалилась по колено в некстати исчезнувшую ступеньку. Черт бы побрал эти заколдованные лестницы! Гарри попробовал вытащить девочку, но и в более спокойной обстановке он не мог похвастаться развитой мускулатурой.

— Уходи! — крикнула Гермиона. Ее всю трясло. — Позови на помощь!

Замечательная было идея. Логичная. Только Гарри почему-то не мог так поступить. Он поднялся на ступеньку выше и поднял палочку. Кажется, и Слизерину достанется некролог в стиле: "Он погиб как герой"...

Тролль приближался. Его громадное тело отражалось в отполированных доспехах сонмом маленьких тролликов...

— Гарри! Что стряслось, Гарри? — раздался за спиной голос Рона. — Что...

В голове будто что-то щелкнуло. Гарри взмахнул палочкой и отчеканил:

— Вингардиум Левиоса!

Рыцарские доспехи взмыли в воздух и, замерев на мгновение, обрушились на тролля. Пятьдесят фунтов зачарованной стали на голову — и зверь упал как подкошенный. Кажется, даже замок содрогнулся.

Гарри слегка пошатывало. Палочка выскользнула из рук и покатилась по ступенькам. Он отстраненно смотрел, как подбежавший Рон вытаскивает из западни Гермиону, как та подбирает волшебную палочку... Туша тролля казалась чем-то нереальным.

— Он... Он мертв? — нерешительно спросила Гермиона.

— Не думаю, — авторитетно заявил Рон. — У них башка чугунная, так что, наверное, просто вырубился.

Хлопанье дверей и громкие шаги заставили всех троих поднять головы. Они даже не отдавали себе отчета в том, какой шум они тут подняли. Кто-то внизу должно быть, услышал тяжелые удары и рев тролля, и мгновение спустя в коридор ворвалась профессор МакГонагалл, а за ней профессор Квиррелл. Квиррелл взглянул на тролля, тихо заскулил и тут же плюхнулся на пол, схватившись за сердце.

— О чем, позвольте узнать, вы думали? — декан Гриффиндора пугала почище тролля. — Почему вы не эвакуировались вместе со всеми? Мистер Уизли... Мисс Грейнджер... От вас я подобного не ожидала. Мистер Поттер...

Взгляд холодных глаз остановился на Гарри.

— Вам повезло, что вы остались живы.

— Профессор МакГонагалл... — робко начала Гермиона.

— Я вынуждена поставить в известность вашего декана, мистер Поттер, — продолжала МакГонагалл. Один взмах волшебной палочки — и перед ней возник переливающийся серебром призрачный кот.

— Поднимитесь на второй этаж, Северус, — сказала МакГонагалл. — Я обнаружила мистера Поттера. Он ввязался в поединок с троллем, о котором сообщил Квиринус.

Она снова взмахнула палочкой, и кот исчез. Это что, волшебный заменитель пейджера?

— Я крайне недовольна вашим поведением, — гневно раздувая ноздри, вернулась к воспитательной проповеди МакГонагалл. — Сражаться с горным троллем! Не каждый взрослый волшебник осмелится на подобную авантюру!

— Профессор МакГонагалл, — подала голос Гермиона. — Мальчики не виноваты.

Взгляд декана обратился к ней.

— Это произошло случайно. Я лишь хотела понаблюдать за троллем — в конце концов, это такой шанс перейти от теории к практике. Думала, что смогу защититься в случае опасности... Гарри правильно пытался меня отговорить. Тролль напал, и Гарри ослепил его заклинанием, так что мы смогли сбежать. Но потом я упала на лестнице, и он вынужден был действовать. Понимаете, он применил чары левитации к доспехам и... Вот. А Рон, должно быть, разыскивал Гарри.

Рон, сориентировавшись, энергично закивал.

— Ну что ж, в таком случае... — задумчиво произнесла профессор МакГонагалл, оглядев всех троих. — Мисс Грейнджер, глупая вы девочка, как вам могло прийти в голову, что вы можете справиться с троллем! По вашей вине Гриффиндор теряет пять очков!

Гарри просто стоял и ошалело слушал. Гермиона Грейнджер, врущая в лицо учителю, делающая вид, будто специально нарушила школьные правила... Профессор МакГонагалл, штрафующая собственный факультет...

А тут еще и запыхавшийся Снейп подоспел. Будто до этого было мало невообразимых вещей! Декан Слизерина выглядел, мягко говоря, необычно: волосы всклокочены, пола мантии порвана, палочка наизготовку, как у какого-то параноика... Да ладно вид — кто может похвастаться, что видел Снейпа, скачущего через ступеньку, или Снейпа, кривобоко-хромающим шагом пробирающегося через заваленный всяким мусором коридор?

Тут он заметил Гарри и остановился, тяжело дыша.

— Что... тут произошло, Миневра? — спросил он, едва переводя дыхание.

— Мистер Поттер неожиданно ловко расправился с троллем, — сообщила МакГонагалл. — Даже не знаю, наказать ли его или наградить...

Снейп устало махнул рукой.

— Я сам разберусь со своим студентом. Думаю, вам стоит вызвать аврора Тонкс, чтобы убрать эту тушу... Раз уж наш специалист не справляется, — он смерил презрительным взглядом лежащего без чувств Квиррела. — Идемте, Поттер!

С этими словами он похромал в сторону лестницы в подземелья. Гарри ничего не оставалось, как последовать за ним.

* * *

После поединка с троллем Гарри думал — Снейп его убьет. Его — в смысле Гарри, а не тролля. Декан летел в подземелья, припадая на левую ногу — и при том каким-то чудом не сбавлял обычного стремительного темпа. Был ли он мрачен? Определенно был, даже если принять во внимание его обычную хмурую мину. Всю дорогу до кабинета профессор молчал, только зубы скрежетали почище цепей Кровавого Барона в полнолуние. Но стоило Снейпу пересечь порог своей вотчины, как его прорвало. Гарри засек по часам в холле — чтение морали длилось около сорока минут. Декан съязвил по поводу умственных способностей Гарри, прошелся по его безграмотности в области магии и напоследок припечатал не терпящим возражений: «Любая удача имеет печальное свойство кончаться, Поттер.» Затем он указал Гарри на дверь.

В факультетской гостиной продолжалось веселье. Гарри узнал, что праздничное застолье было грубо прервано: профессор Квиррел ввалился в зал, лепеча что-то про тролля в подземелье, и Дамблдор, встревоженный этими известиями, объявил эвакуацию. Всерьез угрозу не воспринял никто. Малфой, например, в красках изображал сразу всех участников событий — дрожал и картинно сползал по стене, якобы лишившись чувств, поправлял воображаемые очки и мановением руки рассылал всех по спальням. Особенно его забавляло то, что слизеринские спальни как раз-таки в подземелье и находились. Он развлекался тем, что озвучивал сидящим вокруг первокурсникам все более и более невероятные версии того, зачем директору захотелось отправить учеников прямиком к троллю. Решил ли он избавиться от неуспевающих студентов или, может, задумал познакомить Булстроуд с подходящим кавалером? Милисента грозилась натравить на шутника старших братьев, Нотт включился в игру, предложив пару новых вариантов, Крэбб и Гойл изображали ухмылки (хотя сами явно больше внимания уделяли блюду с пирожками), а Пэнси Паркинсон хихикала, явно наслаждаясь происходящим.

Гарри же чувствовал, будто набрался впечатлений на всю оставшуюся жизнь. Посидев с полчаса вместе со всеми — из чистой вежливости — он ускользнул от Флинта, соблазнявшего его сливочным пивом, и отправился в спальню.

Там он рухнул носом в подушку и мгновенно уснул.

* * *

Ноябрь прошел на удивление спокойно. Точнее, так его провел Гарри: растущие горы домашних заданий, регулярные тренировки, ворчание мадам Помфри, велевшей ему пить Укрепляющее зелье («Иначе никакого спорта, не посмотрю, что за талант такой! Здоровье прежде всего!»). У всех прочих приключений хватало.

На Зельеварении взорвался очередной котел — и на сей раз виноват был не Невилл (да здравствует Гермиона и ее бдительность!), а Симус Финниган. Снейп поставил новый рекорд, лишив Гриффиндор последних баллов. Снейп вообще стал придирчивей обычного. Может, в том была вина Гарри — а может, попавшегося на безобразной драке Пьюси, которого лишили значка старосты. Освободившееся место занял Хиггс, и нельзя сказать, что Полина Трэверс радостно встретила такого помощника. Малфой опять получил письмо из дома — и порвал его, едва скользнув взглядом по конверту.

С Роном тоже хватало странностей. Через пару дней после Хэллоуина он с таинственным видом отозвал Гарри в сторону:

— Мне кажется, я знаю, что происходит, — выражением лица он напоминал Малфоя в миг абсолютного триумфа. — И я как никогда близок к разгадке.

Гарри свел брови на переносице.

— Ты так и не оставил в покое секрет Фламеля?

Рыжий протестующе замотал головой:

— Да как можно?! Это же настоящая всамделишная тайна, ну просто как в «Авроре Мёрфи»! Тонкс обалдеет, когда я принесу ей ответ на блюдечке!

Тонкс он восторгался до крайности. Ее работа, ее манера говорить, ее метаморфозы — все приводило Рона в восхищение. А еще — еще он твердо решил стать аврором. И собрался начать карьеру, не дожидаясь окончания школы.

Он огляделся по сторонам — Гарри живо вспомнилось скверное шпионское кино — и, наклонившись к другу, прошептал:

— Я почти уверен, что Снейп собирается украсть Ту-самую-штуку-из-семьсот тринадцатого.

Гарри фыркнул:

— С чего ты взял?

Уши у Рона запунцовели. Он пояснил:

— А ты не заметил? Снейп вчера не из подземелий, где должен был охранять учеников, поднялся. Не-ет, он сверху примчался. Да еще и хромал на левую ногу. Я, когда МакГонагалл нас с Гермионой отпустила, пошел на третий, и знаешь, что я там нашел? Капли крови и в крови же испачканную тряпку. И следы ведут к перекрытому крылу — ну, тому, куда Дамблдор велел не соваться. Наверняка директор устроил там тайник, да и стража приставил.

Гарри эта теория активно не нравилась.

— Зачем бы Дамблдору сообщать о запретном месте? Тогда, получается, тайник на виду — для всех, кто подозревает о его существовании, конечно. И, если уж на то пошло, все учителя должны быть в курсе. Нельзя же перекрыть целое крыло, ничего не объяснив! И ничего, что может навредить человеку, тоже нельзя держать в школе — тут же полно ничего не подозревающих студентов. Что, если кто-то забудет о запрете или забредет туда по рассеянности?

Рон упрямо гнул свое:

— Эта дверь так просто не открывается, так что никаких случайных прохожих там не может быть. Кто-то вчера поранился за этой дверью, пересек коридор и побывал у лестницы — как раз той, которой воспользовался Снейп. Снейп же вчера хромал. И Снейп же первым вылетел из Большого зала, когда всех начали разгонять по спальням... Ах да, тебя ж на ужине не было. Так вот, он первый за дверь выскочил. И за студентов своих не переживал — видать, знал, что в подвале тролля не будет. Может, это маневр такой отвлекающий! Вдумайся, это же идеальный план: все в панике из-за тролля, а Снейп под шумок уносит сокровище. И все бы у него получилось, не вызови МакГонагалл не вовремя. Отвлекся, должно быть, подставился под удар стража, и пришлось уходить несолоно хлебавши.

Допустим, на идеал этот план не тянул. Да и Гарри, хоть и не считал своего декана безгрешным, верить в то, что Снейп преступник, не собирался.

— Да брось, Рон. Никто не нанял бы учителем уголовника. И потом, ты же всегда говорил, что Дамблдор — гений. Если он взялся охранять фламелев сверток, то наверняка предвидел все возможные опасности.

Рон насупился.

— Ты как хочешь, а я все равно подозреваю Снейпа! И не успокоюсь, пока все не разведаю.

Спор закончился — но каждый остался при своем мнении.

Гарри и без роновых домыслов не мог отделаться от ощущения, будто со Снейпом связана какая-то тайна — не вынашивание коварных планов кражи спрятанного в закрытом коридоре сокровища, нет. Что-то другое, но не менее загадочное. Хагрид многозначительно замолкал, только речь заходила о профессоре Зельеварения. И Тонкс живо интересовалась всем, что со Снейпом происходит — Гарри частенько встречал ее в подземельях. Дамблдор принимать ее отказывался, ссылаясь на неотложные дела, и беседы с аврором каким-то невероятным образом, в обход заместителя директора и заведующего учебной частью (МакГонагалл и Флитвика соответственно), ложились на плечи Снейпа.

Видимо, все учителя знали снейпов секрет и, пользуясь этим, гоняли его в хвост и в гриву. Кто примет делегацию от попечительского совета? Кто обеспечит Больничное крыло зельями и перевязочным материалом? Кто изведет вредителей на грядках? Кто составит график посещений Хогсмида (Гарри так понял, что это какая-то деревня неподалеку, где студенты с третьего курса и старше могут гулять без сопровождения преподавателей)? Честное слово, иногда Гарри так и подмывало нарушить правила и пройтись по замку ночью, чтобы лично убедиться: патрулирование школы входит в обязанности того же Снейпа. Неудивительно, что декан смахивает на вампира. На кой черт ему еще и сверток Фламеля? Как бы он ноги не протянул, с таким-то расписанием...

При поддержке Гермионы (хорошо иметь в союзниках светлую голову!) Гарри удалось-таки отговорить Рона от активных действий. Сокровища, стражи... Если Рон прав в своих предположениях, то соваться в коридор на третьем этаже опасно. Отговорили его, правда, временно. Отказываться от самой идеи проверить, что и как там хранится, он не собирался. Чтобы рыжий не рванул туда в одиночку, Гермиона заняла его чтением.

— Фамилия Фламель кажется мне знакомой, — сказала она, вручив Рону здоровенный том из серии «Волшебники, изменившие мир». — Думаю, здесь удастся найти сведения не только о Фламеле, но и его изобретениях. Так мы сможем лучше подготовиться к разведывательной операции.

Загадка маленького свертка Гермиону заинтересовала, но кандидатуру Снейпа из подозреваемых девочка решительно исключила:

— Он же учитель, Рон! Как тебе не стыдно!

Уизли только вздохнул.

* * *

У Гарри времени возиться со всякими тайнами не было: приближался его первый официальный матч.

— Все нормально, Поттер, — наставлял его Флинт. — Помни три вещи: снитч, бладжеры, баланс. Хотя кому я распинаюсь про баланс? Ты на метле сидишь как влитой. Как кентавр, Мордред тебя дери, только вместо хвоста — помело.

Капитан был уверен в успехе. А вот Гарри нервничал. Что, если он не сумеет поймать снитч? Он же всю команду подведет. А если по очкам разрыв окажется большой, то Слизерин вылетит из турнира.

В общем, в день матча Гарри кусок в горло не лез.

— Погода отличная! — гудел над ухом бодрый голос Флинта. — Снежок выпал, воздух прозрачней стекла... Чудесный день для квиддича!

Гарри терзал поджаренную сосиску и размышлял о семи сотнях способов нарушить правила. Когда Гарри листал "Квиддич сквозь века", они определенно не казались такими пугающими, как сейчас. А если вспомнить, что Рон, с которым они встретились до завтрака, с жизнерадостной улыбкой заметил, что против ловцов всегда играют грубее, чем против всех остальных...

К одиннадцати часам стадион был битком забит — не иначе как вся школа собралась посмотреть на игру. Бинокли, флажки, разноцветные шарфы — полная боевая готовность.

— Глянь-ка сюда, — сказал Рон и вытащил из сумки огромное знамя. На нем значилось: "Поттера в президенты!", а вокруг были нарисованы снитчи размером с кулак. Гермиона что-то прошептала себе под нос, и снитчи ожили, заметавшись по полотну, да еще и засветились, как лампочки.

Гарри и не знал, как благодарить друзей.

— Да ерунда, чего ты, — смутился Рон. — Короста прогрызла простыню, я ее растянул — и тут думаю: "Это ж какой флаг можно забабахать!" Из меня художник, правда, тот еще...

— Твоя изобретательность, Уизли, просто поражает, — раздался у ребят за спиной голос Малфоя.

Рон во мгновение ока побагровел и сжал кулаки:

— Валил бы ты на свою трибуну, Малфой!

Тот пожал плечами:

— Да с удовольствием, только Поттера заберу. Его, знаете ли, капитан ищет.

Гарри виновато посмотрел на ребят:

— Мне и правда пора идти. Спасибо большое! Увидимся после матча, ладно?

А последнее слово все же осталось за Малфоем. Уже спускаясь по лестнице, Гарри услышал:

— На вашем месте я бы сменил трибуну. Не думаю, что болельщики Гриффиндора будут в восторге, когда вы начнете махать простыней в поддержку чужого ловца...

* * *

— Итак, нам нужна красивая и честная игра. От всех и каждого из вас, — заявила мадам Трюк, когда команды построились на поле.

Особенно выразительно она посмотрела в сторону Флинта, но тот с видом оскорбленной невинности возвел глаза к небу. Капитан Когтеврана — некий Хиллард, судя по нашивке — недоверчиво прищурился. Капитаны пожали друг другу руки (рукопожатие слегка затянулось из-за попыток выяснить, кто сильнее), и мадам Трюк скомандовала оседлать метлы.

По свистку команды взмыли в воздух. Гарри, не мешкая, взлетел как можно выше — идеальная позиция, чтобы держать под контролем все поле. Да и вероятность встретиться с бладжером меньше, как ни крути...

"Нимбус-2000", выданный Снейпом две недели назад, был выше всяких похвал. Куда там "Чистометам"! Метла слушалась не то что малейшего движения — мысли.

Из комментаторской будки вещал что-то Ли Джордан, приятель близнецов Уизли, такой же прохиндеистый гриффиндорец. Гарри решил к нему не прислушиваться: нечего отвлекаться на болтовню. Счет он и на табло посмотрит, если захочется. Куда полезней следить за полем — и за другими игроками.

С когтевранским ловцом они были, пожалуй, в одной категории: Роджер Дэвис, второкурсник, был долговязым, но щуплым. На взгляд Гарри, Дэвис слишком уж отвлекался на перемещения охотников, будто ему собственная позиция не нравилась.

Гарри завернул еще круг над полем, а потом начала твориться какая-то чертовщина. Метла вдруг завибрировала, пошла мелкой дрожью и начала крениться. Гарри вцепился в рукоять и попытался ее выровнять, но куда там! Упрямая метелка только наращивала темп, и тут...

Р-раз! Летательный снаряд ухнул вниз — не в пике даже, а плашмя, словно все волшебство из него исчезло. Оп! И метла дернулась кверху, норовя сбросить Гарри. Ощущения — точно на забор со всего маху плюхнулся.

Вниз! Желудок Гарри, судя по всему, намеревался зависнуть где-то над головой. Вверх! Бедра сводит судорогой от попыток удержаться. Ладони вспотели, и не входи в квиддичную форму кожаные перчатки, Гарри давно бы сорвался.

Вниз! Вверх! Вниз! Дэвис наконец отвлекся от чужих пасов и сорвался с места — на поле появился снитч. Гарри тоже заметил цель — вот только как добраться до мяча раньше когтевранца?

Вверх! Вниз! Вбок! Гарри болтало в воздухе, а снитч маячил так соблазнительно близко... Спуститься бы на пару футов, и снитч влетел бы точно в подставленную ладонь.

Метлу дергало уже меньше, но до статуса управляемой ей было далеко. А Дэвис тем временем приближался — и Гарри решился.

Помянув и бога и черта — Мерлину с Мордредом, впрочем, тоже досталось — он позволил метле сбросить себя и повис на одной руке. Перчатка медленно и неумолимо скользила по рукоятке. Гарри прищурился, напрягся всем телом и — бросился вперед. Левая рука ощутила стрекозиную упругость крыльев снитча, но вот правая...

Враки это, про жизнь, промелькнувшую перед глазами. В голове промелькнуло только непечатное словцо, за которое и чертям в аду стало бы стыдно...

К счастью, предстать перед ними Гарри предстояло не в этот день — в последний момент Флинт ухватил Гарри за шкирку и втащил на свою метлу. Как только они приземлились, капитан отвесил ему подзатыльник:

— Совсем с ума рехнулся, Поттер?! Гриффиндорцами на всю голову шарахнутый, что ли?

Они пропустили момент, когда к ним присоединились другие игроки.

— Он поймал снитч и уцелел, — протянул Селвин. — Для первого матча уже потрясающее достижение. Везучий мальчик.

Флинт сердито уставился на загонщика.

— Ты у нас тоже, выходит, везучий мальчик — я стерплю и не врежу за такие слова. Не шутят такими вещами, понимаешь, бесстыжая ты зараза? На первый раз только и прощаю. А ты, Поттер, — рыкнул он, уже повернувшись к Гарри. — Отколешь еще такой номер, и с командой попрощаешься.

Гарри понуро кивнул. Повторить свой трюк он бы не взялся — мандраж прошел, и глупость его поступка вырисовывалась во всей красе. Ой, дура-ак... Снейп же предупреждал! Просил! Требовал! Как там он говорил: «Постарайтесь не свернуть себе шею»? Ладно, в случае со взбесившейся метлой Гарри ни при чем. Но акробатические этюды — исключительно его инициатива!

Вот и Снейп — его тяжелый взгляд не предвещает ничего хорошего. Флинт подобрался, вытянулся в струнку и как будто невзначай задвинул Гарри за спину.

— Профессор, я...

Снейп вскинул руку, обрывая его на полуслове.

— Не стоит, Флинт. К вам и вашим действиям я претензий не имею.

Голос профессора царапает чуть заметной хрипотцой. Неужели вопил с трибуны? Вот уж на кого не подумаешь. Нет, наверное, простудился. Вон, лицо бледней обычного, да и глаза ввалились. Точно простудился. Ну какой из Снейпа болельщик?

— Сто восемьдесят — двадцать. Поздравляю, господа, — сказал Снейп обступившим его слизеринцам и коротко пожал Флинту руку.

Гарри все-таки рискнул высунуться из-за спины капитана: авось при команде декан будет не так суров.

— Вас, мистер Поттер, попрошу занести метлу в мой кабинет. Нужно исследовать ее на предмет проклятий, — грозный взгляд профессорских очей, без сомнения, обещал: «Я еще поговорю с вами отдельно.»

Мятежный «Нимбус-2000» выбрал именно этот момент, чтобы брякнуться на землю.

Гарри замер под дверью кабинета декана. Постучать? Снейп велел явиться с метлой — ну, явился. А внутрь-то заходить не хочется...

Снова нарваться на неодобрение Снейпа — да что же это такое! Может, у волшебников есть какие-то особо изощренные проклятия, заставляющие несчастного тебя снова и снова наступать на одни и те же грабли перед одним и тем же человеком?

«Мистер Поттер, вы наплевательски относитесь к своей безопасности!» — «Простите, сэр, этого больше не повторится!» Как бы не так. Повторяется, и всякий раз Гарри кажется, что буквально до последнего момента все шло нормально, а потом — хлоп! — и он оказывается один на один с троллем, или выполняет рискованный финт на метле...

Снейп так злится, потому что подобное поведение характерно для гриффиндорцев?

А что, похоже на правду: Гарри своими выходками позорит факультет, а декана злоба душит от бессилия — ничего-то он с этим Поттером поделать не может!

Гарри переступил с ноги на ногу, вытер вспотевшие ладони о мантию и перехватил метлу половчее. Глубоко вздохнул — почти беззвучно, шумным привычкам на Тисовой улице не потакали — и постучал. Негромко постучал, скорее, просто обозначил свое присутствие. Если не прислушиваться — то и не заметишь: так, фоновые шорохи старого здания. Зато потом можно с чистой совестью оправдываться: «Я приходил, стучался, но никто не ответил.»

Снейп, однако, заметил. И на сухом: «Войдите!» не ограничился — дверь, подчиняясь заклинанию, сама собой открылась. Профессор спрятал в папку последний пергамент и, чуть помедлив, указал Гарри на стул.

Гарри покорно скрючился на предложенном сиденье. Их с профессором разделяло два фута потемневшего от старости дерева. Гарри опустил метлу на стол.

Брошенный украдкой взгляд только утвердил подозрения Гарри: декан готовился разразиться обличительной речью. Нахмуренные брови, углубившиеся морщины на переносице, в нитку сжатые побелевшие губы — сейчас начнется: «Поттер, вы...»

— Поттер, вам знакомо имя В... Воландеморт? — тихо спросил Снейп.

Гарри вдруг понял, что сорокаминутное чтение нотаций было бы куда более простым наказанием.

— Хагрид рассказывал мне о нем, сэр, — осторожно ответил он.

Снейп не отводил от него пристального взгляда. И если обычно прочитать намерения учителей в подобной ситуации было для Гарри легче легкого, то с профессором зельеварения номер не срабатывал — выражение его черных глаз было непроницаемым.

— Продолжайте, — ровным голосом попросил он.

Гарри сглотнул.

— Воландеморт был могущественным темным волшебником, — Снейп скривился, услышав имя, но не велел остановиться. — Его целью было избавить магический мир от нечистокровных волшебников — да и вообще от неволшебников, то есть, я хотел сказать, от маглов, — поправился Гарри и, мысленно проклиная свое косноязычие, продолжил. — Его, ясное дело, объявили преступником, только поймать никак не могли. Среди его сторонников были сильные волшебники, да еще он мог заколдовать человека так, что он подчинялся бы его воле, даже не подозревая об этом.

Гарри облизнул пересохшие губы и — Снейп выжидающе смотрел на него — снова заговорил:

— В общем, он держал в страхе всю страну. Власть его распространялась все дальше, сторонников — вольных и невольных — становилось все больше. А потом ему, как любому тирану, предсказали падение. Будто бы появится ребенок, способный бросить ему вызов... Ну, Воландеморт и решил разобраться с проблемой заранее. И потерпел неудачу.

Гарри замолчал. Слова застревали где-то глубоко в груди, мешая дышать.

— Как вы думаете, Поттер, что мешает сторонникам Темного Лорда закончить начатое?

Гарри пожал плечами.

— Не считайте магическое правосудие безгрешным. Оно столь же слепо, как и всякое другое. В Азкабан — тюрьму для волшебников, чтоб вы знали — попало всего около дюжины человек. Кто-то, конечно, был убит — при задержании ли, при попытке ли к бегству. Но на свободе все еще остается достаточно тех, кто разделяет его идеи, кто обладает достаточными силой, богатством, влиянием, чтобы избавиться от вас. И заколдованная метла — цветочки в сравнении с тем, что вам могут устроить.

— Только зачем? — пробормотал Гарри себе под нос.

Снейп, впрочем, услышал — и ответил:

— Из мести за сюзерена — вряд ли. Аристократия не настолько держится традиций; впрочем, дуэли и вассальные клятвы до сих пор себя не изжили. Но вот в качестве доказательства верности ваша голова вполне сойдет.

Гарри поднял глаза на профессора.

— Верности кому? Мертвецу?

Снейп сжал кулаки. Он помедлил, будто обдумывая что-то напоследок, и наконец сказал:

— Убить темного волшебника, Поттер, не так просто. Да, Лорд исчез. Да, о нем не слышали вот уже десять лет. Но ни тела, ни его палочки так и не нашли. И, учитывая его познания в магическом искусстве, нельзя исключать возможность его возвращения.

Гарри тряхнул головой.

— Как такое может...

— Может! — Снейп с такой силой шарахнул по столу, что метла подскочила. — Запомните, Поттер: для волшебника в принципе нет ничего невозможного. Единственное, что его сдерживает, — это цена, которую придется заплатить за желаемое.

Профессор встал из-за стола и спрятал руки в карманы, будто устыдившись своей внезапной вспышки.

— По некоторым приметам... Директор Дамблдор полагает, что возрождение Темного Лорда — лишь вопрос времени. И времени этого становится все меньше.

Снейп отвернулся.

— Вас еще привлекут к рискованным заданиям, мистер Поттер. Не беспокойтесь, на вашу долю распланировано достаточно героических приключений. А пока — постарайтесь относиться к собственной жизни хоть немного бережней.

Он подошел к шкафу и сделал вид, будто всецело поглощен содержимым его полок.

— Можете быть свободны.

* * *

Гарри простоял под душем не меньше получаса, пытаясь обдумать сказанное профессором. Почему Снейп снова и снова тратит на него свое время? И почему его предостережения становятся все более настойчивыми? Как будто профессор уверен в том, что Гарри опять попадет в неприятности и более того — будет искать их? Очень надо. Тут бы с домашними заданиями разобраться и на тренировку успеть. Он же не Рон, чтобы лезть в самые заброшенные и таинственные уголки Хогвартса и его окрестностей! Или профессор считает, что дружба с Уизли плохо влияет на Гарри? Не-ет, с Роном он ссориться не будет вплоть до прямого распоряжения декана. Да и тогда постарается найти способ продолжить общение с рыжим... Ох, не доведут до добра эти мысли, как пить дать не доведут. Так он еще доразмышляется, что в школе всех на два лагеря, как в «Ромео и Джульетте» делят. Хотя из Гермионы интересная вышла бы Джульетта...

Так, хватит! Гарри побрызгал в лицо водой. Надо улыбнуться — все-таки его команда сегодня празднует! А если он будет сидеть с отсутствующим видом, Рон с Гермионой обязательно спросят, что стряслось. Ему еще насчет происшествия с метлой перед ними объясняться.

Пока Гарри собирался, все уже ушли из общей гостиной, и ему пришлось поспешить, чтобы присоединиться к команде за обедом. К тому же в Большом зале его ждали друзья...

Только вот в холле его остановили.

— Гляньте-ка, наш великий ловец! — воскликнул Хиггс, цепко ухватив Гарри за плечо. — Пробирается на обед в честь себя любимого!

Голос у Хиггса был неприятно-надтреснутый. А когда парень наклонился, Гарри чуть не вывернуло: в воздухе отчетливо чувствовались алкогольные пары. Запах кисловатый и острый, не предвещающий ничего, кроме неприятностей.

Приятели Хиггса, пестрой группкой обступившие бывшего ловца, удачно закрывали своими спинами происходящее с ловцом нынешним. Да даже без них шансов у Гарри было мало: размерами Хиггс приближался к дяде Вернону, а мышцы у него бугрились не хуже, чем у загонщиков.

— Гордость факультета! — едко заметил Хиггс, сопроводив свои слова ощутимым подзатыльником. — Лизоблюд и позёр!

Гарри оцепенел. Хиггс снова ударил — вполсилы, разогреваясь — а у Гарри вдоль позвоночника прокатилась волна леденящего страха.

— … куда намылился, гаденыш?! — Вернон Дурсль до стреляющей в плечо боли заламывает племяннику руку. — Напакостил — терпи! Куда вырываешься, тварь!

Порка продолжается недолго: за разлитый кофе больше десяти ударов не полагается. Да и замах ремнем с увесистой пряжкой требует от одышливого толстяка слишком много усилий. К концу наказания его багровое лицо лоснится от пота.

Нужно стоять. Молчать. Иначе дядя заорет на тон выше и, отбросив ремень, изобьет просто кулаками. Полуподвальная секция бокса, чтоб его. И приятель, увлекающийся боями без правил.

Нужно терпеть. Иначе потом будет куда хуже...

— Мерлин мой, какая же Поттер тряпка! — интонации Хиггса стали визгливыми. — Даже толком ответить не может!

Он бьет под ребра, и Гарри стоит больших трудов не согнуться пополам. Так, дернулся — и тут же выпрямился. Очки, правда, все равно слетели.

— Ну давай, чудо-мальчик! — Хиггс пьяненько хихикает и замахивается шире. — Посопротивляйся хоть для виду!

Терпеть. Молчать.

— На кой он тебе сдался, Терри? — подал голос кто-то из приятелей.

— Он мое место занял, мое, понимаешь? — шипит Хиггс. — Поколочу щенка везучего, хоть душу отведу...

Сбоку мелькает что-то рыжее.

— Отвали от моего друга! — кричит Рон и, похоже, бросается на Хиггса с кулаками. — Змеюка подколодная!

Только первокурсник, пусть и долговязый, пятикурснику не противник. Хиггса это только позабавило. Он с легкостью оттолкнул Рона:

— Еще один из бесчисленных Уизли, а? Зачем тебе возиться со всякой падалью...

Рон с оглушительным воплем пошел на второй заход. Его, похоже, очевидное превосходство противника ни чуточки не заботило.

— Покалечу же, придурок, — неожиданно спокойно сказал Хиггс. — Не лез бы в чужие разборки, по-хорошему предупреждаю.

На этот раз Рона отбросил кто-то из хиггсовых приятелей — и прямо на Гарри, так что они вдвоем рухнули на пол.

— Какого Мордреда тут творится? — загрохотал бас Маркуса Флинта. — Что вы делаете с моим ловцом?

Гарри вслепую шарил по полу, мечтая найти очки и провалиться сквозь землю. Желательно в таком порядке, хотя — непринципиально.

— Просто оживленная беседа, — медоточивым голоском пропел Хиггс. — Ты чересчур беспокоишься, Флинт.

Очки наконец нашлись, и Гарри кое-как нацепил их на нос. Левая дужка отвалилась, но это поправимо, был бы скотч. А вот треснувшее стекло — проблема посерьезнее...

— Да врет он все! — крикнул Рон. Веснушки на пунцовом лице казались желтушными пятнами, а на скуле через пару часов отчетливо проявится синяк. — Решил втихаря отлупить младшего и думает, все ему с рук сойдет! Ублюдок сквиббанутый!

И тут вокруг стало тихо-тихо.

Лица у слизеринцев будто закаменели — и у стоявших с Хиггсом пятикурсников, и у подошедших Флинта и Монтегю с Селвином. Малфой — откуда он только тут взялся — побледнел и приоткрыл рот, позабыв про все правила приличия.

Хиггс ухмыльнулся:

— Кишка не тонка, Уизел, такими оскорблениями кидаться?

Рон упрямо мотнул головой:

— Подписываюсь под каждым словом. И добавить еще могу.

Хиггс полюбовался на делано-бесстрастные лица присутствующих и заявил:

— В таком случае я, Теренс Несс Хиггс, требую сатисфакции. — с этими словами он вытащил волшебную палочку и прицелился в Рона.

Рон встал на ноги, преувеличенно спокойно отряхнул полы мантии и выпрямился:

— Я, Рональд Билиус Уизли, готов ответить, — его волшебная палочка, местами вытертая до такой степени, что торчал составлявший ее сердцевину волос единорога, выглядела не так эффектно — однако решимости у него было хоть отбавляй.

Хиггс осклабился:

— Остается решить вопрос с секундантами, — он скользнул взглядом по однокурсникам. — С моей стороны я приглашаю Селвина.

— Почту за честь, — ответил тот и кивнул, прикрыв азартно блеснувшие глаза.

Рон медлил.

— Так что же, Уизли? — насмешливо протянул Хиггс. — Попросить Поттера, твою даму сердца, не получится.

Рон скрипнул зубами и свирепо зыркнул на слизеринца. Будь его воля, лежать бы Хиггсу неаппетитной кучкой пепла...

— Малфой, — пробубнил наконец он.

— Что-что? — самым сладким тоном поинтересовался Хиггс.

— Я прошу Малфоя быть моим секундантом! — прокричал рыжий. Румянец со щек переместился на уши и шею.

Малфой же сравнялся цветом с бородой Дамблдора.

— Ненавижу тебя, Уизел! — прошипел Малфой.

И уже громче, для всех, добавил:

— Почту за честь выступать секундантом ответчика. — вид у него при этом был такой, будто все зубы разом заныли, а челюсти не иначе как пребывали в глубокой заморозке.

Гарри не понимал ничего. Какого черта здесь происходит? Слизеринцы же, наоборот, успокоились. Флинт так вообще согласно кивал, выслушивая всю эту ересь про сатисфакцию и секундантов.

— Об условиях дуэли должно договориться до ужина, — сказал Хиггс и церемонно поклонился. — Честь имею.

Он чинно ушел, приятели потянулись за ним следом. Почти сразу ушли и Финт со товарищи — вернулись в Большой зал как ни в чем не бывало. Малфой стоял над душой и с кислым видом наблюдал за тем, как Рон помогает Гарри подняться.

Постояв так с минуту, он вздохнул и глубокомысленно изрек:

— Поправка: ненавижу вас обоих.

И удалился, шурша мантией. Комментария Рона по этому поводу он не услышал. Или не понял — вроде таких выражений в словаре аристократов не водится.

* * *

— Я никак не могу понять, Рон: ты и в самом деле такой дурак?

— Та-антливо прики-ываюш, — не утруждая себя пережевыванием, ответил рыжий. На страдающего от угрызений совести он не походил, несмотря на все старания Гермионы, и с наслаждением перекусывал куриной ножкой.

— Дуэли официально запрещены, — воздела палец к небу Гермиона. — К твоему сведению, еще с середины прошлого века.

Зажатая в руке вилка несколько снизила воспитательный эффект.

— Да не волнуйся ты так, Гермиончик, — с обезоруживающей улыбкой возразил Рон. — Мы ж не в Министерстве и не в Аврорате драться собираемся. — Рон с воинственным прищуром уставился на слизеринский стол. — Этому козлу проблемы нужны не больше моего.

Гермиона его энтузиазма не разделяла.

— Послушай, поединки...

— Да хватит меня отговаривать! — вспылил Рон. — Что мне, надо было бросить Гарри ему на растерзание?

Гарри, сидевший тут же на краю лавки (если снять зеленый галстук, то никто и не обращает внимания, за какой стол не перебирайся), только вздохнул. Он свои возражения уже высказал — и напоролся на изумленно округлившиеся глаза друга и безапелляционное: «Это дело чести!» Это слово скоро набьет ему оскомину... Нашлись, черт дери, рыцари!

— А секундант? — не сдавалась Гермиона. — Никого лучше не нашел?

Рон обиженно отвернулся.

— Да кроме Малфоя я никого из них не знал! Секунданта, знаешь ли, выбирают из тех, кто может явиться по первому зову — и ждать, пока я сову за тобой пошлю, никто не будет! И вообще, девчонок в секунданты не берут.

Гермиона поджала губы (ох, припомнит она еще Рону это «Девчонок не берут!») и снова спросила:

— А Гарри попросить нельзя было?

— Нельзя! Он о Дуэльном кодексе вообще не слышал, да и я вроде как из-за него в драку полез. Ну и потом... — Рон отчего-то замялся. — Онжеполукровка!

— Чего-чего, Рональд? — не сулящим ничего хорошего тоном поинтересовалась Гермиона.

Рон залился краской.

— Полукровка он. Согласно Кодексу, он может участвовать, только если ему бросили вызов. Ну, или он обладает Символами Статуса, что уравнивает его в правах с чистокровными — например, если он основатель нового рода или имеет особые заслуги перед короной...

— Это называется дискриминация. Можно подумать, этот твой Малфой лучше Гарри. Да Малфой тебя первому встречному преподавателю заложит! Не удивлюсь, если прямо сейчас он бежит к Снейпу!

Рон с гримаской снисходительного превосходства покачал головой:

— Ничего-то ты в аристократах не понимаешь. Никто не пойдет жаловаться, это ж позор на веки вечные! Так заклюют, что потом только в другую школу переводиться. И Гарри, кстати, тоже это грозит. Ты чего как болванчик стоял? Слабаком же ославят! — напустился он на друга. — Так что ты пойдешь с нами и сам вызовешь этого гада на дуэль! Ну то есть не на настоящую дуэль, а на простую, не обремененную вековыми заморочками драку. Можно на волшебных палочках.

Гарри только поморщился.

— Как ты себе это представляешь? Я его искрами из палочки должен засыпать?

— Не, что-нибудь придумаем, — жизнерадостно заявил Рон. — Ты ж тролля, в конце концов, завалил!

— Сам-то как драться собираешься? — перебила Гермиона.

— Чесоточный сглаз, — доверительно понизил голос рыжий. — Семейная фишка, как-никак. И, может, по гарриному примеру левитирую в него что-нибудь тяжелое... — мечтательно протянул он.

— А если тебя проклянут?

Рон пожал плечами.

— Обращусь к мадам Помфри. А еще лучше — буду уворачиваться.

* * *

Малфой нашел их в библиотеке, где Гермиона, уверившаяся в неизбежности поединка, штудировала книги по защите от темных искусств, а Рон, пребывающий все в том же приподнятом настроении, выражал свой восторг от матча. То, что Гарри поймал снитч несмотря на выходки взбесившейся метлы, в его глазах только добавляло очки.

— Вот увидишь, это еще признают самым крутым способом поимки снитча!

— Признают-признают, — съехидничал Малфой. — Будет, что написать на твоем надгробии, Поттер.

— Какие-то новости? — осведомился Рон, будто только что заметил его (можно подумать, не он разглагольствовал о квиддиче, демонстративно повернувшись к Малфою спиной).

Малфой презрительно прищурился.

— Прикопают вас сегодня, вот какие новости, — буркнул он. — И меня с вами заодно.

Рон фыркнул, его брови странно задергались... Гарри только глаза к потолку возвел: если с лицом друга происходит какая-то чертовщина, значит, Рон пытается изобразить из себя крутого аврора. Как на веснушчатой мордашке длинноносого одиннадцатилетки состроить «гримасу отвращения к подлости» и «ухмылку торжествующего героя», Гарри не знал. Вот на персонажа плохих комиксов — да, похоже получается. Хотя кто он, чтобы критиковать?

Малфой тем временем, не впечатлившись роновыми ухищрениями, по-хозяйски придвинул стул (не барское это дело, на скамье сидеть!) и устроился напротив, закинув ногу на ногу.

— Истец настаивает на проведении дуэли в порядке ордалии, — сообщил он. — Время проведения — полночь.

Лицо Рона разочарованно вытянулось.

— Ордалия... Как хоть результат учитывать будем?

Теперь уже скривился Малфой.

— Я, как секундант, не смогу соврать. Так что достаточно будет моего подтверждения.

— В чем заключается испытание?

Гарри окончательно потерял нить разговора.

— Что такое ордалия? — шепотом спросил он у Гермионы, которая вполуха слушала разговор, не отрываясь от составления списка простейших боевых заклинаний.

— Так называемый «божий суд», — откликнулась она. — Насколько я поняла, у волшебников принцип ордалии не отличается от магловского: истец выбирает задание, ответчик выполняет. В случае успешного прохождения повод к дуэли считается исчерпанным. Не получилось — значит, ответчик виновен, и даже небеса признают само его существование оскорблением.

Весело, однако. А то, что обычные люди не гнушались таким способом выяснения отношений — новость неприятная.

— Можешь идти со своими дружками, Хиггс не запрещал, — бубнил Малфой. — Я тоже должен идти, хотя, видит Мерлин, мне этого не хочется. И если мы попадемся, вина будет твоя, Уизел. И объясняться тоже ты будешь.

— Да пожалуйста! — хорохорился Рон. — Только если тебя застукают, когда обратно в свои подземелья пробираться будешь, я не отвечаю. Сам Снейпа уговаривай, баллы он с тебя все равно не снимет.

— Угу. Он будет просто счастлив, узнав о том, что я шатался после отбоя в компании чокнутых гриффиндорцев и Мальчика-который-временно-выжил. А если просечет, что наведывались мы не куда-нибудь, а в закрытое крыло третьего этажа, то вообще голову оторвет.

Пункт назначения не порадовал никого — кроме, возможно, Рона.

— С чего ты взял? — спросил он, стараясь не выглядеть заинтересованным. — Чем третий этаж отличается от опечатанных подземелий, Запретного леса или побега в Хогсмид?

Вопрос Малфою не понравился, но он снизошел до ответа:

— Давно, в начале осени еще, Снейп увидел меня там неподалеку. Наорал, влепил отработку и велел обходить этот коридор десятой дорогой.

— Снейп — и наорал? — удивилась Гермиона. — Мне кажется, он умеет поддерживать дисциплину и без таких примитивных мер.

— Да уж, шипит и плюется ядом, — хихикнул Рон. — Его крики, видимо, только для избранных.

— Думайте что хотите, — фыркнул Малфой. — Встречаемся у статуи Бориса Бестолкового. Жду тебя, Уизел, с пол-одиннадцатого до пятнадцати минут первого. Не придешь — с величайшим удовольствием отчитаюсь, что ты струсил.

— Не дождешься, — процедил Рон.

— Увидим, — презрительно изогнул бровь «секундант».

* * *

Сам Гарри ни за что бы в этот коридор не полез. Будь его воля, он бы завернулся поплотнее в одеяло и крепко-крепко зажмурился, надеясь приманить сон — и ни за что бы не потащился в продуваемый всеми ветрами коридор с неизвестным черт-знает-чем, от которого даже Снейп рекомендует держаться подальше. Нет, шататься по таким закоулкам, да еще и ночью — плохая затея.

Нарушить школьные правила, бродить впотьмах по замку, рискуя нарваться на Филча, да еще и пойти против прямого запрета директора Дамблдора (и Снейпа — и Гарри затруднялся ответить, который из вариантов был хуже). У Хиггса какие-то претензии? Хочет от Гарри каких-то невероятных признаний-извинений? Да пожалуйста. Можно послушно оттарабанить любую, даже самую унизительную дрянь, оставшись при своем мнении. Хоть жабой назови, только бы по болоту не прыгать. Шепотки и насмешки? Поболтают и прекратят, свежесть происшествия вскоре пройдет, и у сплетников найдутся другие темы для обсуждения.

Будь дело только в дуэли, Гарри бы сразу признал поражение — особого неудобства это бы не доставило. Но ведь то Гарри. Рон — тот совсем другой. Он не откажется от этого дурацкого испытания даже под угрозой исключения из школы. А на что, спрашивается, он может рассчитывать, если во время "прогулки" его сцапает завхоз или кто-то из старост? Маловероятно, что Перси поставит родственные чувства выше свода правил. Так и значка лишиться недолго — стоит вспомнить невезучего предшественника Хиггса. Не-ет, если Рон попадется — выволочки от преподавателей ему не избежать. А если и до причины докопаются... Гарри даже не знает, какое наказание назначается дуэлянтам. Штраф? Тюрьма? А вдруг у волшебников, недалеко ушедших от традиций мрачного Средневековья, до сих пор в ходу телесные наказания? Хиггса-то не жалко, а вот Рона — очень даже.

Оставаясь в спальне, Гарри с ума сойдет от беспокойства. Попался Рон, не попался... Так что придется идти, как бы не хотелось увильнуть от этой ордалии и прочих магических заморочек. Хоть постоит рядом, покараулит. А то Малфой как секундант особого доверия не внушает.

Гарри подтянул ноги ближе к груди, стараясь согреться под натянутой мантией, и снова покосился в сторону соседней кровати. Ориентироваться он был вынужден на малфоевские часы — за неимением собственных. Часики тикали, Крэбб храпел, Гойл посапывал — в общем, обычная спальня ничем не примечательной ночью.

Наконец, Малфой завозился, выпутываясь из одеяла.

— Пора? — вполголоса спросил Гарри, высунувшись из-за полога. Малфой подскочил на месте.

— Совсем рехнулся? — прошипел он. — Еще громче, а то Хиггс в своей спальне не слышит!

Гарри виновато потупился. В молчании они собрались — Малфой даже галстук повязал, вот павлин! — и, не закрывая за собой дверь, прокрались в коридор. Остается пересечь гостиную и выйти из

общежития...

— Далеко собрались? — остановил их ехидный девчоночий голосок.

Малфой выругался сквозь зубы, отнюдь не лестно помянув Мордреда и Моргану.

— Какое тебе дело, Пэнси? — весьма невежливо буркнул он. — Шла бы уже спать!

Девочка встала с развернутого к камину кресла и подошла к Малфою вплотную. Даже в пышном розовом халате с рюшечками она выглядела грозно: волшебная палочка нацелена точно в лоб спешащему секунданту.

— Думаешь, твоему отцу понравится, что ты грубо нарушаешь школьные правила? — глаза Паркинсон сузились, как у разозленной кошки. — В какую авантюру ты влез на этот раз, Драко? Думаешь, я не заметила, что ты что-то затеваешь?

Блондин выглядел раздосадованным и отчасти смущенным, как будто ожидал быть застигнутым кем угодно, кроме этой девчонки.

— У меня все под контролем! — пробормотал он. — Ты разводишь панику на пустом месте!

Паркинсон подбоченилась.

— Так же ты говорил и в прошлый раз. И пару раз до того. Постой... — она сделала вид, будто погружена в раздумья. — Подожди-ка, да каждый раз, когда что-то случается, у тебя "все под контролем"! Нет уж, Драко, я иду с тобой!

На этой фразе щеки Малфоя покраснели до кирпичного оттенка — или так только казалось в отсветах пламени?

— Хватит, Пэнси! Это дело чести!

Теперь заалели и его уши. А Паркинсон фыркнула:

— Да конечно! А Поттер тебе зачем? Другого секунданта не нашел?

— Я секундант! — вспылил Малфой. — А Поттер вообще идет из-за своего дружка, я его с собой не звал!

Девочка нахмурилась.

— Это правда, Поттер? — повернулась она к Гарри. — Малфой и... Уизли? И это дуэльный дуэт?

Под ее взглядом Гарри вдруг почувствовал себя вдвойне неуютно.

— П-правда, — ответил он. — Так получилось.

Губы у Паркинсон скривились. Она снова повернулась к Малфою:

— А теперь я жажду услышать, с кем и где ты будешь пропадать.

— Это ордалия, — процедил Малфой, возвращая былую самоуверенность. — Не воображай, будто меня заденет чье-то срикошетившее заклинание.

— Зубы мне не заговаривай, — с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, сказала Паркинсон. — Где?

— Третий этаж, — сдался Малфой. — Тебе правда не о чем волноваться.

Паркинсон, похоже, сменила гнев на милость и вернулась в кресло.

— Не вернешься к часу — и в твой мэнор полетит скоростная сова. — произнесла девочка.

— Ты этого не сделаешь! — возмутился Малфой. — Послушай, ради всего...

— Время пошло, — сказала Паркинсон и прикрыла глаза. Из складок халата поднялась рука и взмахнула пальчиком. — Тик-так, Драко.

Малфой свирепо зыркнул в ее сторону.

— Идем, Поттер, — бросил он. — С этой ведьмой только связаться...

— Я все слышала, — откликнулась "ведьма", продолжая дирижировать.

* * *

— И чего тебе, Поттер, в спальне не сиделось, — брюзжал Малфой, пока они шли к месту встречи. — Мало Уизела на мою голову, теперь еще с тобой возиться!

— Не надо со мной возиться, — возразил Гарри, придерживая небрежно отброшенный Малфоем гобелен. — Я и сам нормально справляюсь.

— Тоже мне... Ай... сам справляется, — хмыканье Малфою показалось недостаточно убедительным, и он сопроводил его широким жестом — едва не опрокинув с подставки рыцарский шлем. — Справлялся бы сам — не было бы никакой ордалии, и Пэнси бы мне душу не травила.

— Откуда мне было знать, что Рон за меня вступится? — опешил Гарри.

Малфой остановился и посмотрел на него как на умалишенного. В свете Люмоса, впрочем, его лицо больше напоминало физиономию страдающего жестким несварением умертвия.

— Не знаю, в каком дремучем лесу тебя воспитывали, Поттер, — проникновенно начал он. — Только у всех нормальных волшебников принято защищать товарищей. Даже если товарищ такая дубина, как ты.

Гарри не нашелся с ответом, и через холл они прошмыгнули, не отвлекаясь на беседы. Очередной раз оглядевшись, Малфой сам вернулся к теме:

— Дубина и есть. Посрамитель Темного Лорда, тоже мне! Застыл как истукан — и молчит, пока его лупят. Чувства самосохранения нет вообще, что ли?

— Еще как есть! Зачем мне было бесить его еще больше?

Малфой был в недоумении — и это еще слабо сказано.

— Ты хочешь сказать, что спровоцировал бы его, попробовав дать сдачи? Или хотя бы сбежать? Поттер, ты на голову ушибленный. Буквально за стеной сидел весь преподавательский состав и наши спортсмены, для которых ты — шанс выиграть Кубок, а ты молчал! Да завопить погромче — и Хиггс бы не только значка лишился, но и потрошил бы рогатых жаб до самого окончания школы! Мордред тебя дери, Поттер! Ты за просто так стоишь под прицелом палочки, сигаешь с метлы, спасаешь грязнокровок от троллей — и что, не в состоянии замахнуться кулаком?

— Значит, не в состоянии, — пожал плечами Гарри.

— Не понимаю я тебя, Поттер, — махнул рукой Малфой. — Вроде кажется, будто и разобрался, а потом ты как выкинешь очередной фортель! С тобой свяжешься...

— Я тебя тоже не понимаю, — не остался в долгу Гарри. — То вопил, что знаться с Роном не хочешь, а теперь его секундант.

— Ты дела-то с симпатией не путай, — огрызнулся Малфой. — Я сколько угодно могу с Уизелом цапаться, только дуэль — это святое. От такого не отказываются.

— Вот, опять не понимаю. Это же запрещено. И опасно — наверное. Я бы открещивался от участия всеми правдами и неправдами.

Малфой снова хмыкнул, только теперь невесело.

— В этом-то и различие. Ты не разбираешься в традициях волшебников, а для нас — даже для предателей крови, таких, как Уизли, — они не пустой звук. За презрение к ним могут и от рода отлучить. А что такое волшебник без рода? Так, фокусник. Поэтому и десяток законов, протиснутых в Визенгамоте маглокровками, не отменят благородной дуэли! — с горячностью закончил он.

— Эй, мистер благородная дуэль, опаздываете! — Рон пружинящей походкой приблизился к слизеринцам. — И шипите на полкоридора, чудо, что Филча сюда не принесло.

— А ты не переживай, Филча могли и прямо на третий этаж направить, Кодексом не возбраняется, — "успокоил" его Малфой.

— Да ну тебя! — обиделся Рон. — Сами же штрафных баллов не оберетесь, если поймают.

— Уж поверь, Уизел: если бы я всерьез хотел кому-то напакостить, баллы факультета волновали бы меня в последнюю очередь.

Гарри возвел глаза к небу. Неба, как и положено, не наблюдалось, а мрачные каменные потолки, до которых даже свет Люмоса не доставал, не располагали к веселью.

— Может, пойдем уже? — с тоской в голосе вопросил он. — Малфоя Паркинсон ждет, а тебя, Рон, наверняка дожидается Гермиона.

— Она-то дождется, — вздохнул рыжий. — Она, кажется, обиделась, когда я сказал, что девчонке не место на дуэли.

— Так когда это было...

— Так я напомнил, — кисло отозвался Рон. — Минут пятнадцать назад, когда она собралась с нами идти. Теперь, как видишь, не идет.

Расстраивался он рано. Переупрямить Гермиону было нереально: она спокойно поджидала мальчишек на третьем этаже.

— Пока вы бродили где-то, тут Филч прошел со своей кошкой. Миссис Норрис, кстати, от вашего коридора не в восторге, — заявила она, едва завидев приближающихся дуэлянтов.

— Что ж тебя не отправили в спальню, где тебе и положено быть, а? — возмутился Рон. — Я думал, мы все решили!

— Решили-решили, — успокаивающе похлопала его по плечу Гермиона. — Я просто постою в сторонке и посмотрю. Считай это просвещением недалеких маглокровок, — эти слова она сопроводила довольно неуклюжим поклоном в сторону Малфоя.

— Можем начать просвещение прямо сейчас, — с азартом принял игру тот. — Девушкам положено делать изящный реверанс. Ты же, Грейнджер, скрючилась, как старый садовник.

— Что, такой большой опыт по части садовников?

Часы глухо пробили полночь.

— Может, начнем? — Рон попытался призвать этот маленький отряд к порядку. — Гермиона, ты хотела выспаться перед завтрашней Трансфигурацией.

— Дельное предложение, Уизли, — ухмыльнулся Малфой. — Вперед.

Все Люмосы погасли, и три пары глаз уставились на неустрашимого героя. Герой от непривычного внимания зарделся, да так, что было заметно и в лунном свете.

Рон повернулся к двери Запретного коридора. Единственным ее отличием от тысяч таких же дверей Хогвартса была ручка — первозданно коричневого цвета, матовая, а не захватанная до золотисто-желтых проплешин. Рон провел рукой по двери, нажал на ручку — ничего.

— По крайней мере, сигнальных заклинаний нет, — жизнерадостно заметил он. — Войдем — и никуда спешить не надо.

— Ты войди сначала.

— А ты не сбивай, секунданту слова не давали! Думаю, здесь сработает взрывное заклинание. Сейчас вспомню, как же это Билл его называл: Бомбилла, Бомбина...

Малфой хрюкнул, подавившись смешком, и спрятал лицо в ладонях.

— Может, поступить проще? — с сомнением протянула Гермиона. — Алохомора!

Дверь послушно отворилась, даже не скрипнув.

— Грейнджер, так же нечестно! — попытался возразить Малфой.

— Ничего подобного, — вступился Гарри. — Ты про это в условиях вообще не заикался. Сказал: побывать в коридоре, вот это и будем выполнять. А как — это уже дело десятое.

Малфой закатил глаза, но промолчал, и ограничился лишь тем, что у самой двери оттер Гарри в сторону, проскочив внутрь прежде него. Гарри только плечами пожал: последний так последний. И дверь прикрыть, чтобы не привлекать излишнего внимания, ему тоже несложно.

Коридор производил впечатление заброшенной с полвека назад стройки: покосившиеся груды камней, колющийся даже сквозь подошву ботинок щебень, огромные мешки с затертыми до неузнаваемости надписями — впрочем, у волшебников стройфирмы могли и отличаться от тех, что сотрудничали с дядей Верноном, и вряд ли названия показались бы Гарри знакомыми.

Гермиона подобрала полы мантии, чтобы не вляпаться в лужу побелки — давно высохшую, но грозящую оставить ничуть не меньше. Малфой брезгливо наморщил нос и начал бормотать что-то магически-очищающее.

— Большая помойка, — откомментировал Рон, зажигая Люмос. — Пыль, грязь... — он запнулся за лежащую на полу цепь и покачнулся. — Ржавчина...

Гарри не мог с ним не согласиться. Ничего особенного в коридоре не было. Горы хлама, спертый воздух и запах влажной шерсти. Стоп. Шерсти?

Со стороны дальней стены нечто заурчало. Потом послышался гулкий рокот, как от дюжины моторов в пустом гараже. Цепь, которую задел Рон, с режущим по ушам лязгом натянулась. И в темноте у стены зажглись красные огни с квоффл размером. Шесть штук.

Рон поднял палочку повыше — и ребята увидели, что груда булыжников была на самом деле телом свернувшейся в уголке собаки. Пес напомнил Гарри черного мастифа — вот только у мастифов вовсе не три головы, да и размеры другие: когда пес выпрямился, от пола до морды оказалось не меньше десяти футов. Трехголовое чудище, по всей видимости, мирно спало — ровно до тех пор, пока в его логово не вломились глупые первокурсники.

Гарри сделал то, что казалось единственно логичным — дернул ручку двери. Вот только та не открылась. Внутренне холодея, он дернул еще раз. На себя. На всякий случай — от себя. Ничего.

Они. Заперты. С чертовой трехголовой монструозной собакой размером с мусоровоз. Да, Хиггс не прогадал с выбором испытания.

— Хор-рошая собачка, — послышался дрожащий голос Рона. Рыжий медленно попятился, под ногами захрустели камешки. — Мы уже уходим...

Рык усилился. Верхняя губа пса поднялась, обнажая клыки.

— С-собаки не нападают беспричинно, — прошептала Гермиона. Уверенности в сказанном не чувствовалось. — Не нападают же?

Этот мальчишка! Сколько можно талдычить ему об осторожности!

Руки до сих пор тряслись мелкой дрожью. Похоже, все-таки переусердствовал с контрзаклятием. При такой низкой специфичности — ничего удивительного.

Снейп пнул ножку кресла и поморщился. Дело принимало скверный оборот.

Дамблдор хотя бы прямо предупреждал о своих планах. Можно было попытаться воззвать к разуму Поттера и предостеречь его от исследования третьего этажа. Мордред и Моргана, мальчишка что, издевается?

— Простите, сэр.

— Хорошо, профессор, сэр.

— Да, сэр.

— Нет, сэр.

Говоришь ему раз, другой, третий... "Вам все ясно, Поттер?" — "Да, профессор, сэр." Чертов мальчишка! Его показное смирение бесит сильнее всего! Снейп мог штрафовать и наказывать за грубость, дерзость, неуважение, в конце концов — но с этим покорным "Да, сэр." и "Нет, сэр.", вставляемым именно так, как требуют того правила приличия, он ничего поделать не мог.

Стоило бы мальчишке позволить себе хоть слово лишнее — и сдал бы его спокойно Филчу, с рук на руки, и уже не волновался бы о поттеровских выходках: у завхоза разговор короткий. Тряпку в зубы и вперед, драить кубки отсюда и до отбоя. Тут тебе ни треклятых церберов, ни неучтенных троллей, ни подкованных в темной магии волшебников...

Интересно, кто оказался настолько самонадеян, что рискнул заколдовать Поттера на глазах у Дамблдора? Да еще и не прервал плетение чар, когда Снейп вмешался? Этому-то типу дерзости не занимать. Снейпу даже тип проклятия удалось определить только приблизительно. Не сигани Поттер с метлы, в ближайшие несколько минут кто-то бы свалился от магического истощения — и к своему стыду, Снейп подозревал, что бесчувственной тушкой свалился бы отнюдь не таинственный поттероненавистник.

Силен, с-сволочь... Но ничего. Снейп достал из-за шкафа рулон упаковочной бумаги и завернул злосчастный "Нимбус". Из того же шкафа он вытащил жестяную пудреницу и тщательно обработал сверток искрящимся порошком. На уменьшающие, равно как и любые другие чары сил у него не было. И вряд ли появятся в ближайшее время.

Обязательное условие для наложения проклятия — контакт, телесный или зрительный. До начала матча метла была в полном порядке, никаких неожиданных столкновений с Поттером тоже не было — остается известный даже маглам "черный глаз". Учеников можно было отмести сразу: ни один из них не обладал достаточной силой, а артефакты-усилители не пропустит окружающий школу барьер — они на милю вокруг фонят магией, заметно даже без зелий и приборов. Гостей извне тоже не было. Остаются преподаватели. Дражайшие коллеги, Мордред их дери.

Сильнейшие — Дамблдор, Флитвик, МакГонагалл. Последняя слишком дорожит своей репутацией, да и не раз давала понять, что с радостью бы видела отпрыска своего любимчика на красно-золотом факультете. Нет мотива. Полугоблин ростом не вышел: чтобы сфокусироваться на Поттере, ему пришлось бы лечь на скамью. К тому же стиль Флитвика сложно было перепутать с чьим-либо. Дамблдор? Он не говорил о таких испытаниях для кандидата в спасители мира. С другой стороны, чем гремлин не шутит — мог и поменять планы. Можно рискнуть и спросить. Ему, по крайней мере, точно выгоднее видеть Поттера живым.

А если этот "кто-то" успешно скрывается среди остальных профессоров? Выбор богатый: стабильно пребывающая в легком подпитии Трелони, от которой и на трезвую голову не знаешь, чего ждать; Кеттлберн, совсем одичавший среди своих вольеров, — если припомнить, в последнее время он стал избегать коллег, предпочитая бродить по Запретному Лесу; Синистра, занимающаяся неизвестно чем в уединении своей башни; Квиррел, усиленно косящий под дурачка, — а ведь Снейп прекрасно помнил, кто опубликовал статью в "Трансфигурации сегодня", будучи всего-то на третьем курсе. Ах да, и еще Хагрид. Волшебной палочки у него давно нет, но чутье подсказывало, что колдовать он не бросил. Вроде повода ненавидеть Поттера у него нет, однако лесник мог слышать что-то о планах Дамблдора относительно мальчишки — и, как преданный пес, мог попытаться помочь хозяину даже без прямого приказа, исключительно по собственному желанию и разумению.

Ничего. Есть метла — а образцы чар с нее добудем.

* * *

Северус Снейп ненавидел просить о помощи. Мучаться, краснеть, заикаться, втайне молясь, чтобы просьбу не отвергли — а потом ждать с замиранием сердца: получится или нет? Да и не факт, что получится. Так что Северус Снейп предпочитал обходиться собственными силами везде, где только можно. Однако в определении природы чар он был полный ноль, и отрицать это бессмысленно. А как, спрашивается, узнать, какая сволочь решила сбросить Поттера с метлы, не проведя тщательного магического анализа?

Дамблдор не иначе как совсем выжил из ума, потому что его это происшествие не взволновало. Либо, как Снейп и опасался, оно чудесно вписывалось в планы директора.

— Мальчик мой, перестань переживать из-за пустяков, — сказал Дамблдор, благодушно улыбаясь. — Гарри ничего не угрожало, в конце концов, мастерство Поппи решало проблемы и посерьезнее банального падения с высоты.

Поппи Помфри в свое время и с результатом прямого попадания Бомбарды справлялась. И с ранениями при взрыве, и с ожогами от драконьего пламени... По мнению Снейпа, нежелание проверять на Поттере эффективность работы медведьмы ничуть не уменьшало ее заслуг.

Дамблдор нахмурился:

— Северус, мальчику предстоят куда более серьезные испытания. Позволь ему справляться самостоятельно. Страховка — замечательно, однако она не должна превращаться в тотальную защиту.

Снейп до скрипа сжал зубы. Вдохнул. Медленно выдохнул.

— При всем уважении, директор, мальчишка чересчур безрассуден. Вы рискуете похоронить его задолго до возвращения Темного Лорда.

Голубые глаза за стеклами очков блеснули:

— Оставь пророчества Сивилле, Северус. Гарри сильнее, чем кажется.

Снейп закусил губу.

Зеленые глаза настороженно глядят из-под нестриженой челки. Мальчишка запинается, будто отвечает недоученный параграф, и до дрожи боится учительского гнева.

— ...а потом ему, как любому тирану, предсказали падение. Будто бы появится ребенок, способный бросить ему вызов... Ну, Воландеморт и решил разобраться с проблемой заранее...

— Поттер поведал мне весьма интересную версию событий десятилетней давности. Мне показалось, что он не верит в силу пророчества. И прискорбно мало знает о возможности возвращения Лорда. Прошу простить мое любопытство, но я хотел бы узнать: что именно вы рассказали ему о гибели его родителей?

Директор сложил ладони домиком. Пергаментно-тонкая кожа, паутина морщин, ржавые пятна — руки, именно руки выдавали, что волшебник много старше кажущихся семидесяти.

— Поначалу я хотел, чтобы Хагрид придерживался официальной версии. Появление Воландеморта в Годриковой лощине, убийство Джеймса и Лили, попытка убить самого Гарри — и рикошет Авады по самому темному магу. Печальный, но относительно благополучный исход террора с лозунгом "За чистоту крови".

Более чем благополучный. Лорд развеялся, как дым, Министерство очухалось и принялось устраивать показательные процессы над мечеными Пожирателями. Часть — в Азкабан, с непременной конфискацией имущества, часть — признать невиновными жертвами Империо, тот же Люциус принесет в разы больше галлеонов, оставаясь на свободе. А прихвостни без Метки и напуганные до смерти обыватели — что ж, за всеми не уследишь. Правосудие бдит строго дозировано.

— И чем же рассказ Хагрида плох — не считая бессвязного изложения? Причины визита Лорда в дом Поттеров до сих пор не преданы огласке. Откуда мальчишка узнал о пророчестве?

Дамблдор мечтательно устремил взгляд вдаль:

— Помнится, Джеймс всегда увлекался загадками. Выследить, отыскать по едва заметным следам — и в нужный час вмешаться... Иногда мне казалось, что он присоединился к Ордену исключительно ради азарта преследования. Гарри удивительно похож на своего отца. Я надеялся, что и в этом тоже. Так что мне требовалось дать Гарри некий импульс, толчок в нужном направлении. Воландеморт не должен стать для него бестелесным кошмаром, приходящим ниоткуда. Он должен обрести лицо и форму, должен показаться существом из плоти и крови. Иначе о какой борьбе речь?

Снейп прищурился:

— И злосчастное пророчество Трелони показалось вам идеальным вариантом? Что, мальчишке вы те же строчки выдали? Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца. И Тёмный Лорд отметит его как равного себе... Зачем? Чтобы он гордился своей избранностью?

Дамблдор покачал головой.

— Чтобы он понял: Волдемортом управляет страх. И именно этот страх его погубит. Поэтому я намекнул Хагриду на существование особого пророчества, а уже он донес эту новость до Гарри.

— Непохоже, чтобы это сработало, — едко заметил Снейп. — Мальчишка не производит впечатления рвущегося на священный бой — или к свершению мести, как вам больше нравится. Ну что вам стоит вывести недоросля из-под удара?

— Может быть, пророчество, Северус? — Голос директора звучал тихо и размеренно. — Видишь ли, Трелони высказалась более чем конкретно:Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца. И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы. И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой.

Сердце пропустило удар. Вдох. Выдох.

— Знаете, директор, что-то не верится мне в благополучный исход для Поттера.

Небо не упало на землю. Время не остановилось. Все так же жужжали детекторы магии, все так же гудел уловитель чар. Феникс коротко курлыкнул, встопорщил перья и перелетел с жердочки на спинку директорского кресла. Снейп просчитывал варианты.

— Если бы вы придумали альтернативное окончание пророчества, можно было бы попытаться вывести Поттера из-под удара. Создать ложное воспоминание, уточнить этот трижды брошенный вызов, — размеренно вещал Снейп полированной столешнице. Поднять глаза на Дамблдора он не мог. — При должном старании можно перенацелить пророчество на аврорат. Мол, могучие наставники объединятся, чтобы выковать из мальчишки великого воина, а без них он бесполезен. Это будут, скажем, сильнейший и яростнейший, полчеловека, сиречь Грюм — каждый из Пожирателей, считай, отметился на его шкуре, а он все здравствует, и "справедливейший и неподкупнейший", иначе говоря, мадам Амелия Боунс. Третьим можно хоть вас назначить, Хогвартс для Лорда все равно недосягаем. Проблема перейдет к Грюму, ему по должности положено... Формально бесполезного мальчишку оставят в покое: вопросы выживания важнее мести.

— Занятная версия, Северус. Грюм, аврорат... Ты же помнишь, как авроры справлялись с проблемой десять лет тому назад. Думаешь, что-то изменится?

Молчание. Угольки глаз под сведенными в точку бровями. Бескровные губы.

— Не хотите аврорат — не надо. Помогите создать правдоподобную подделку, и я справлюсь сам. Можно сделать подделку в подделке. Сегодняшнее ваше откровение я изуродую, словно оно фальшивое, а под ним спрячу сотворенное вами ложное пророчество. Когда придет время, отправлюсь к Лорду с донесением: за время его отсутствия я, как верный слуга, исследовал и разнюхивал, и узнал-таки окончание пророчества. Наведу его на ложный след лежащим на поверхности искаженным воспоминанием. Если он не поведется, второе воспоминание тоже уведет его от Поттера. Даже так получится натурально, точно я пытался обмануть Лорда и скрыться, но он раскусил мою ложь. Удастся сбежать — буду отвлекать его, сколько получится; не удастся — он на время успокоится, уверенный, что опасность миновала.

— И что мы от этого выигрываем? — поинтересовался Дамблдор.

— Мы? — с усмешкой переспросил Снейп. — Мне будет уже все равно, а Поттер останется в живых. Уедет из Англии, его и искать никто не станет, не тот у Лорда масштаб. Можно для надежности его смерть инсценировать. А что Лорд полезет в большую политику — так это ваша вотчина, я в подковерной борьбе бесполезен.

— Мальчик мой, ты упускаешь из виду одну деталь.

— И что же именно?

Во взгляде голубых глаз сверкнула сталь:

— Что пророчество Сивиллы является истиной.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Citrinitas, иногда xanthosis, а попросту "пожелтение" — третья стадия создания философского камня. У Юнга в "Психологии и алхимии" она соотносится с архетипом мудреца (Дамблдор многозначительно улыбается)

Похоже, единственным, кто сориентировался в ситуации, был Рон — знай себе отступал по шажочку, без лишних движений и громких воплей. Как посмотреть, так просто образчик спокойствия.

Это вам не Гермиона, свистящим шепотом проклинающая замок. Алохомора, кажется, не сработала. Оставалось надеяться, что учебнике было еще хоть что-то полезное.

Малфой попросту дрожал мелкой дрожью. Ну, он хотя бы молчал.

На Гарри снизошло какое-то одуряющее спокойствие. Собака, по крайней мере, не бешеная — просто злобная. На цепи — значит, если повезет, до двери не дотянется. Да и не мог тот, кто запер здесь этого демонического питомца, не оставить себе пространства для действий — не самоубийца же он, в конце концов. Точно не самоубийца — собаку же нужно кормить, убирать за ней — будь ты хоть десять раз волшебник, палочкой не помашешь, когда тебе руку откусить собираются. И потом, Дамблдор знал о псе — он же предупредил учеников еще в начале года! А директорами безалаберных не назначают...

Неизвестно, до чего бы еще додумался Гарри, если бы Рон не оступился снова. И на этот раз рыжий плюхнулся на пятую точку. Палочка улетела в сторону, и огонек на ее острие погас.

Шесть красных огней полыхнули рубинами, и пес прыгнул. Где-то справа вскрикнула Гермиона.

— Бомбарда! — завопил срывающийся в фальцет голос.

Впереди что-то рухнуло, кажется, осыпалась одна из мусорных куч. В бок Гарри вдруг врезалось нечто мягкое, теплое и дрожащее. Он покачнулся, не удержал равновесия и тут же оказался на полу. Над ухом что-то хрустнуло.

— Бомбарда Максима!

Короткая вспышка — и дверь взорвалась, рассыпавшись в мелкую щепу. Вместе с ней раскрошилась и часть стены, так что в полосе лунного света, проникавшего из высоких окон смежного коридора, взметнулся столб серой пыли.

Пес оглушительно залаял.

Сквозь дымчатую завесу наружу метнулась ссутулившаяся тень — и Гарри последовал ее примеру. Пришлось, правда, едва не ползком добираться до спасительного проема, да и лишний груз (кажется, на пол его свалила Гермиона — такую копну волос и в темноте ни с чем не спутаешь) скорости не прибавлял. Уже на пороге — или что там осталось от этого порога — они оба кое-как выпрямились и вывалились в коридор.

Малфой — взъерошенный, потный, тяжело дышащий — уставился на них.

— Уизел... Там? — прохрипел он.

Взгляд у него был шальной. Неужели вернется?

К счастью, проверять не пришлось — Рон кубарем выкатился из проема, на полфута разминувшись с лязгнувшими вхолостую фосфоресцирующими челюстями.

— У-у, псина драная... — погрозил он расцарапанным кулаком. Выглядел Уизли неважно — припорошенные пылью ссадины, порез во всю щеку, живописно повисший на одной нитке рукав — но боевого духа это не уменьшило.

Пес захлебывался лаем, но достать уже никого не мог — и одна голова не могла пролезть в пролом, что уж говорить о трех, которые увлеченно грызлись между собой, не желая уступить пальму первенства соперницам.

Малфой кое-как отряхнулся и, махнув рукой, произнес:

— Я, Драко Абраксас Малфой, свидетельствую об окончании ордалии.

На мгновение его окутало прозрачно-золотистое сияние, а потом Малфой устало добавил:

— Пошли уже отсюда, пока Филч и преподаватели не сбежались.

Гарри, да и Гермиона тоже, всецело поддерживали эту идею. Но тут Рон выдал:

— Погодите, мне еще палочку вытащить надо.

Лицо Малфоя надо было видеть: глаза выпучились, рот беззвучно открывался и закрывался, хватая воздух — ни дать ни взять рыбка гуппи. И наконец Малфой не выдержал:

— Сбрендил, Уизел?! А твой труп потом вытащить не надо? Без палочки перебьешься!

— Сам сбрендил! — возмутился Рон. — Думаешь, никто из профессоров этот бардак не заметит? Найдут мою палочку — мигом из школы вышибут!

— Нет уж, послушай меня, г-герой недобитый, — заклокотал Малфой. — Твою деревяшку еще нескоро из-под завалов вытащат, а на шум, который мы тут учинили, сбегутся уже через пару минут, — он схватил Рона за грудки и тряхнул пару раз в запале. — Тогда точно не избежать наказания. Так что слушай меня, балда, и идем отсюда!

Пес продолжал брехать, не оставляя сомнений в том, что вскоре подтянутся и другие действующие лица.

Рон кое-как отцепил Малфоя от своей рубашки — и тут оба озадаченно уставились на ткань. Потом Малфой поднял руки, пригляделся, пытаясь что-то рассмотреть — и вдруг осел на пол. Рон едва успел его подхватить.

— Что такое? — подала голос Гермиона.

Лицо у повернувшегося к ней Рона было растерянно-несчастное. А ответил бессильно повисший на нем Малфой:

— Тут кровь... К-кажется...

Гермиона сейчас же попыталась отодрать от мантии что-нибудь, хоть отдаленно похожее на перевязочный материал, но Гарри остановил ее, выудив из кармана носовой платок. Хорошие платки были в запасах у дяди Вернона — клетчатые, застиранные до мягкости квадраты, которые тетушка с неизменным презрением именовала "простынями" и при первой же возможности закидывала в мешок с тряпьем. Гарри такого транжирства не понимал и регулярно утаскивал платки к себе — на всякий случай. Вот и пригодились.

Гермиона принялась сосредоточенно заматывать левую ладонь Малфоя, попутно шикая на него — он, выражаясь языком Гермионы, "слишком много ныл".

— Хватит ругать меня, Грейнджер. Я, может, крови боюсь, — прошептал он, отворачиваясь.

Гарри, заметивший торчащую из его ладони длинную щепку, тоже был бы не прочь отвернуться.

Вдруг Гарри почувствовал, что что-то изменилось. Интуиция, шестое чувство или предвидение — что-то подсказывало ему, что приближаются неприятности. Как будто в воздухе разлилась тревога или...

Он осознал, что было не так. Лай прекратился, пес больше не рвался с цепи. Гарри обернулся проверить — и его взгляд выцепил из темноты мертвенно-бледное лицо:

— Вы переходите все границы, Поттер.

* * *

Только и оставалось, что уныло плестись в конце процессии. Снейп даже разбираться не стал — не снял десяток баллов, как МакГонагалл, не начал читать нотации, как Флитвик, и даже не стал грозить всеми мыслимыми и немыслимыми пытками, как это сделал бы Филч — он лишь отправил всех в больничное крыло.

Больше всех, похоже, слизеринского декана испугался Малфой: он начал бормотать что-то сбивчивое и невнятное, сводившееся к единственной мысли: "Пожалуйста, не говорите отцу." Он успел покаяться во всем: и в хождении после отбоя, и в нарушении границ запретного коридора, и в порче волшебной палочки (она взорвалась, когда Драко заколдовывал дверь)... Единственное, о чем он умолчал, так это о дуэли. И то, кажется, готов был нарушить "принципы благородства" и рассказать об ордалии, лишь бы Снейп сжалился и не пообещал, что не будет писать старшему Малфою. Но Снейп молчал, будто и не слушая излияния Драко, и только черная мантия шуршала впереди.

Гермиона шептала под нос что-то об убийствах и исключении из школы. Рон вышагивал с видом арестованного революционера. Гарри мысленно настраивался на порку. Или что там Филч говорил — за большие пальцы подвешивать? Да что угодно, только не выгоняйте из Хогвартса.

А вдруг их все же исключат? На сердце от одной мысли об этом похолодело. Тисовая улица и Дурсли. Да и в середине года его даже в "Хай Камеронс" не примут. Круглые сутки в чулане под лестницей...

— Помфри, — прокаркал Снейп, остановившись у двери с красивой витражной вставкой. — Поппи Помфри, принимай пациентов!

За дверью зашаркали тапочки, и вскоре колдоведьма в наспех накинутом халате осматривала пострадавших. Один взгляд на Рона — и тот с виноватым видом поплелся умываться, фыркая над раковиной, как Дадли на физкультуре, и потом без лишних напоминаний взял большой флакон из синего стекла. Страдальчески морщась, он начал замазывать свои ссадины, стоя перед зеркалом. После краткой инспекции Гарри и Гермиона присоединились к нему — ватных палочек хватало, а зелье во флаконе не убыло и на половину.

Осмотр малфоевской руки заставил колдоведьму неодобрительно зацокать. Она вполголоса посовещалась со Снейпом, и тот отправился к пузатому шкафчику без ручек на застекленных дверцах. Рука профессора зельеварения потянулась к полке — и стекло послушно, как по волшебству, пропустило ее. Снейп набрал с пяток разных пузырьков и расставил их на ближайшей прикроватной тумбочке. Снял со стены пучок каких-то трав, похожих на зверобой и немного на пижму, Гарри не знал верного названия. Снейп сходил в кабинет Помфри и принес керамическую чашку, в которой немедленно начал что-то творить. Пять ложек из одного пузырька, пара капель из другого, раскрошить траву, перемешать, встряхнуть...

Профессор не варил зелье; он священнодействовал. Ему не требовались ни зачарованный огонь, ни помощь волшебной палочки. Отточенные движения — ничего лишнего — и безупречный расчет. Гарри уже сбился, не в состоянии даже уследить за порядком действий, а Снейп продолжал приготовление, не останавливаясь, чтобы припомнить что-то или задуматься над следующим шагом. Просто и естественно, как дыхание.

Он больше не походил на вампира из голливудских ужастиков; и демонический ореол как-то рассеялся. Теперь профессор представлял собой образец увлеченного своим делом человека. Когда в чашку упала последняя капля, и зелье отчетливо запахло мятой, Гарри готов был поклясться, что заметил на лице Снейпа улыбку...

Но волшебство кончилось, и профессор снова стал Ужасом Подземелий. Бледным, невыспавшимся и крайне раздраженным Ужасом. Он вручил Помфри чашку с густеющим на глазах зельем и, проигнорировав очередное умоляющее: "Пожалуйста, не надо..." от Драко, развернулся к ребятам.

Взгляд профессора блуждал от одного нарушителя к другому, как будто Снейп выбирал, кого же он допросит первым... Но Гарри-то знал, что это все только для виду. Так и оказалось.

— Поттер, за мной, — скомандовал он сухо.

Гарри приблизился, не поднимая глаз. Пола мантии Снейпа взметнулась, профессор вышел из лазарета — и Гарри не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

К Филчу, на цепь? В какие-нибудь подземные темницы? Хогвартс же замок, в любом уважающем себя замке должна быть темница. А может, Снейп уведет Гарри сразу за ворота и вышвырнет с напутствием: "Чтоб духу вашего здесь не было, Поттер!"?

Нет, кажется, из школы могут исключить только с согласия директора. Значит, к Дамблдору? Переходов, которыми вел его Снейп, Гарри не узнавал. Вполне логично: в кабинете директора он ни разу не был. Прежде не был.

Однако он ошибся: вышли они точно к слизеринскому общежитию. Две колонны, увенчанные змеями, и ложная дверь дальше по коридору. Получается, просто с другой стороны подошли, а не от Большого Зала.

— Скажете мисс Паркинсон, что мистер Малфой останется в больничном крыле на выходные. Утром жду вас, мистер Поттер, в своем кабинете.

Снейп открыл проход в гостиную — без пароля, одним нетерпеливым щелчком пальцев — и убедился, что Гарри зашел внутрь. От того, что декан и словом не обмолвился ни о тяжести проступка, ни о грядущем наказании, Гарри было не по себе.

— Профессор, я...

— Мой кабинет, девять утра. Не опаздывайте.

Он взмахнул полой мантии и торопливо ушел, не глядя на Гарри.

* * *

Гарри пережил и расспросы Пэнси Паркинсон, и утренний нагоняй от старосты Трэверс, не нашедшей его в спальне после отбоя. Хиггс втихую ухмылялся, видимо, откуда-то знал, что его роль в событиях прошлой ночи осталась тайной. За завтраком Гарри кусок в горло не лез, пока он не убедился, что Рон и Гермиона целые и невредимые спустились в Большой зал. Рон еще и отсалютовал волшебной палочкой (не иначе как благополучно воссоединился со своей старой, другого такого замотанного изолентой монстра во всем Хогвартсе не сыщешь). Тот факт, что Снейп не пустил его друзей на ингредиенты, вселял некоторую надежду, что все обойдется.

Ночью Гарри пролистал "Историю Хогвартса". В правилах говорилось, что за прогулки после отбоя наказывают отработками "на благо школы" и, с момента введения балльной системы и создания волшебных песочных часов, еще и штрафными баллами, "от пяти до пятидесяти на усмотрение преподавателя". А исключить могли только за систематическое воровство и черномагические ритуалы с жертвоприношениями. Ни в том, ни в другом Гарри и его друзей обвинить, к счастью, не могли.

Снейп на завтрак не явился, баллов — даже у Гриффиндора — не снял, и Гарри немного успокоился. Намазывая на тост апельсиновый джем, он успел подумать, что жизнь не так уж плоха, и прикинуть, закончит ли Снейп с его наказанием до начала квиддичной тренировки (суббота, десять утра, стадион зарезервирован), как к нему подошел Флинт — физиономия до того печальная, что плакать хочется.

— Декан снимает тебя с сегодняшней тренировки, — сообщил он тоном владельца похоронного бюро. — Вот когда двойной обгон отрабатывать будешь, а, Поттер?

Гарри, конечно, не знал. И волнение накатило снова, поднимаясь от желудка к горлу вымораживающей волной.

Пока он шел к кабинету Снейпа, сценарии всевозможных наказаний всплывали в памяти, как раскисшие утопленники. Цепи, показательная порка, исключение. Дурсли. Тисовая, дом четыре. Цепи...

Он наступил на лапу миссис Норрис и едва не сбил спешащего куда-то Квиррела.

Когда башенные часы начали отбивать девять, Гарри уже замер под дверью. Он неловко постучал и, не дождавшись отклика, вошел.

Профессор Снейп застегивал зимнюю мантию. Едва скользнув взглядом по Гарри, он махнул рукой в сторону стола:

— Возьмите сверток, Поттер.

На столе и впрямь лежал тючок из коричневой почтовой бумаги, вся посылка размером не больше совы, да и весила она немного.

— Куда-то уходите, профессор?

— Ухожу, Поттер, — желчно подтвердил Снейп. — Вместе с вами.

Он был занят тем, что сосредоточенно вел раскопки в выдвижном ящике.

— А... куда? — робко спросил Гарри.

— В Хогсмидское отделение Аврората, — ответил Снейп, не отвлекаясь от поисков.

У Гарри сердце ушло в пятки.

Аврорат.

Волшебная полиция.

Снейп что, его в тюрьму решил отправить?!

— Профессор, подождите...

Снейп выудил-таки из ящика перчатки и развернулся наконец к Гарри:

— Пора идти, Поттер.

* * *

Гарри едва ноги переставлял, до того ему было паршиво. Хорошо еще Снейп не рассекал по привычке со скоростью метеора, а шел в обычном для простых смертных темпе. Сугробы, которые намело за ночь, хоть немного сдерживали его спешку.

Как бы хорошо было сейчас полетать на "Нимбусе" над укрытым снегом стадионом! Или выпить горячего чаю у Хагрида. Да хоть в библиотеке бы посидеть за "Жизнью растений", что угодно, только бы не было этого жуткого похода в полицию!

— Поттер, шарф поправьте. И, ради Мерлина, прибавьте уже шагу.

Гарри с тоской оглянулся на башни Хогвартса. Отсюда замок казался пряничным шедевром в сахарной глазури. Прекрасная рождественская сказка, в которой Гарри, как всегда, нет места.

Аврорат, значит. Гарри несовершеннолетний, и в законах не разбирается. Наверное, даже волшебники должны в таком случае обратиться к опекунам. М-да, Дурсли будут просто счастливы услышать, что Гарри грозит тюрьма. Они не то что залог не внесут — еще и приплатят, чтобы племянника заслали куда подальше.

Профессор знай себе шагал вперед. А Гарри понуро плелся, теряясь в догадках: какие обвинения ему предъявят? Что же его ждет? Узнать бы у Снейпа, но профессор явно был не в настроении разговаривать.

Четверть часа спустя они вошли в деревню. Не будь Гарри так расстроен, то заметил бы, что она чудесна: домишки не выше двух этажей, но с рвущимися в небеса вытянутыми черепичными крышами, мощеные булыжником улицы, паутинками разбегающиеся от центральной площади, да и сама площадь, расцвеченная торговыми палатками всех форм и размеров, на которые у волшебников хватало фантазии. Он бы заметил разлапистую ель, перевитую алыми, золотыми и серебряными лентами, с перепархивающими с ветки на ветку крошками-феями, за которыми тянулся искрящийся шлейф пыльцы, и украшенные гирляндами из остролиста витрины, и букетики омелы, привязанные к резным фонарям, будто вышедшим из сказки Андерсена. Он заметил бы и радостно-взволнованные лица жителей: тут были и местные волшебники, и туристы, и компания гоблинов на каникулах, и проезжие шаманы, и веганствующий вампир, и даже пара искусно маскирующихся сидхе...

Впрочем, Гарри был слишком обеспокоен будущим, чтобы удивляться настоящему.

Снейп уверенно пересек площадь — то ли народу было еще немного, то ли к бравым служителям порядка никто не спешил, но на ступенях местного отделения аврората было пусто и скользко. Гарри совсем пал духом, и упал бы еще и вполне физически, если бы Снейп, помянув Мордреда сквозь зубы, не поймал ученика у самой земли.

— Бога ради, Поттер! Вы что, без метлы передвигаться не в состоянии?

Гарри молча стерпел и это.

Внутри аврорат ничем не отличался от любого административного здания в канун праздника: те же гирлянды, те же благодушно-бездельничающие лица, те же объявления, намекающие, что работать с каждым днем собираются все меньше и меньше.

Снейп в одно мгновение сориентировался в пестром от бумажек-поправок расписании и без малейших сомнений направился к последнему в коридоре кабинету. Гарри, стараясь казаться как можно незаметнее, шмыгнул за ним.

* * *

Коридор становился все темнее. Освещенные волшебными огоньками гирлянды сменились сначала рядами портретов суровых, недвижимых почти начальников, вереницей уходивших все глубще в пыльные недра истории; потом и они исчезли, оставив только низкий потолок и щерящиеся заусенцами деревянные панели. Чем дальше, тем реже попадались двери; надписи на табличках соревновались между собой: кто страшнее? "Отдел по связям с общественностью" и "Секретариат" остались далеко позади, теперь выгравированные буквы складывались в слова вроде "Учет опасных магических существ", "Отдел криминальной артефакторики" и "Экспертиза необратимых проклятий". Коридор сделал поворот и уперся в двустворчатую дверь безо всякой таблички. Снейп стянул перчатку и постучал.

"Пожалуйста, не надо..." — промелькнуло в голове у Гарри. Ни к кому обратить свою просьбу, ни даже от чего защитить — он не знал. От боли ли, от изгнания из полюбившейся школы или от Дурслей — все равно. Дверь, в скудном свете магического шара отливавшая смоляной чернотой, казалась входом в ад. Снейп, все еще не опустивший воротник мантии, так и вовсе представлялся вестником смерти.

За дверью раздался короткий окрик — и не разберешь, что кричали. Гарри бы с радостью признал его сигналом убираться вон и, собственно, последовал этому приказу. Но Снейп, видимо, имел по этому поводу другое мнение. Он мягко повернул ручку двери и вошел.

С мыслью: "Вот так и арестуют!" Гарри переступил порог.

Помещение напоминало странную помесь кабинета сумасшедшего ученого и заброшенного музея. На массивных столах, какие встретишь разве что в старой химической лаборатории, вперемешку лежали папки с распущенными завязками и мензурки, наполненные самыми причудливыми жидкостями; подпирающие потолок шкафы ломились от книг — и некоторые из них были закованы в цепи; собачий череп соседствовал с набором отмычек, а венчало все это безобразие подвешенное к потолку чучело крокодила. Свет, проникавший через огромное, во всю стену, окно (откуда виднелось, кстати, не что-нибудь, а печально известный Запретный лес), бликовал на стеклах шкафов и безжалостно высвечивал оставленную в углах паутину.

— Кто посмел вломиться... — пророкотал некто, поднимаясь из-за дальнего стола. Стул скрипнул и покачнулся, ударив по приоткрытой дверце шкафа; створка с обиженным: "Дзеннь!" распахнулась, столкнув картонные папки; волшебник махнул рукой, пытаясь их удержать — и каким-то чудом успел схватить эту стопку. Его героический рывок остановил падение десятка распухших от документации папок. Правда, это не помешало вершине стопки — а она возвышалась не много ни мало в человеческий рост — рухнуть на пол.

Маленький волшебник — юный, лопоухий и растрепанно-кудрявый — зажмурился, сморщив веснушчатый нос. Когда грохот стих, он осторожно приоткрыл один глаз:

— Вот кого принесло... П-профессор? — глаза в изумлении распахнулись, и кудрявый запунцовел от шеи до корней волос.

Снейп нахмурился, напряженно подался вперед... И тут же остановился. Левая бровь поползла кверху, и профессор поинтересовался:

— Мисс Тонкс?

Кудряшки маленького волшебника вдруг покраснели. Расплывчатое, как язычок пламени, движение — и на его месте стояла Нимфадора Тонкс. Волосы выпрямились и потихоньку возвращали привычный цвет розовой жвачки, но щеки еще пылали румянцем:

— Э-э-э, доброе утро, профессор. В такую рань — уже по делам Хогвартса? — в конкурсе на самую виноватую улыбку она заняла бы первое место. — И как это вы меня узнали?

— Странно, что о моей должности известно мистеру... — он шагнул к Тонкс и, прищурившись, прочитал имя на бейджике. — ... И.К.Алику. Не припомню такого среди моих студентов. Более того, впервые вижу это имя.

— Итан хороший, — бросилась на защиту коллеги Тонкс. — По результатам экзаменов он первый, хоть и учился в Шармбатоне!

Брови Снейпа изогнулись еще круче.

— Стажер, значит. А где же мастер-артефактор отдела по особо тяжким?

"Мне конец," — обреченно выдохнул Гарри.

— Мастер Потатор в... отпуске, — отвела глаза Тонкс. — Итан его подменяет.

— А вы, значит, подменяете мистера Алика, — резюмировал Снейп. — Что ж, пусть так. Вы можете принять заявление... Или в вашем амплуа выступает кто-то еще?

Волосы у Тонкс снова стали отливать малиновым.

— Давайте ваше заявление. Только мой кабинет не здесь, и придется вернуться за печатью, — махнула рукой в сторону двери Тонкс.

Снейп не тронулся с места.

— Собственно говоря, ради того, чтобы обосновать это заявление, мне и нужен артефактор.

Тонкс скрестила руки на груди:

— Собственно говоря, я тоже могу провести первичную экспертизу, — острый подбородок задрался вверх. Взгляд ее был полон решимости. — А за результатами придете через три дня.

Снейп склонил голову набок:

— И образцы магии снимете?

— Да хоть бешеную мантикору освидетельствую! — запальчиво откликнулась Тонкс. — Давайте ваш материал!

Профессор чуть отодвинулся.

— О... Привет, Гарри.

Едва слышное "Здрас-сте" в ответ. Гарри прикидывал, как именно его пустят на образцы.

— Мисс Тонкс...

— Офицер.

— Простите. Привычка — вероятно, как ваше неистребимое "профессор". Я хотел бы подать заявление о злонамеренном нападении на мистера Поттера.

"Отрежут что-нибудь... Распилят волшебную палочку... Что?"

— Что побудило вас к этому? — в голосе Тонкс сталью зазвенели деловые нотки.

— Вчера, во время матча между Слизерином и Когтевраном, на метлу Поттера было наложено неопознанное заклинание, едва не приведшее к падению вышеупомянутого студента. Предполагаю, что на метле — и не исключено, что и на самом мистере Поттере — остались следы магии, по которым можно опознать преступника.

— Какого рода заклинание? — спросила Тонкс. Она извлекла из-под завалов блокнот и что-то в нем отмечала: перо так и перелетало со строчки на строчку.

— Что-то из категории торквентных чар, возможно, Iacta ascensorem или Еversione... Не смог определить точнее.

Чтобы Снейп — и не смог чего-то? То, что солнце взойдет на западе, казалось Гарри более вероятным. Это же... Снейп. Ужас подземелий. Гений зельеварения. Самый дотошный и въедливый из хогвартских преподавателей.

— Какие-то контрмеры принять удалось? — осведомилась Тонкс, бросив косой взгляд на Гарри.

— Non timebo mala, — неохотно признался профессор. — Ничего более конкретного не получилось.

Перо зависло в воздухе.

— А что я должен был делать? — огрызнулся Снейп. — Я понятия не имею, кто колдовал. А для подбора контрзаклинания времени как-то не было.

Тонкс постаралась выглядеть чуть менее изумленной. Получалось плохо.

Она задумчиво пожевала кончик пера и вытащила волшебную палочку.

— Хорошо. Я попробую снять отпечатки магии с Гарри. Но, по-хорошему, мне бы лучше метлу...

Снейп опустил сверток на стол и сорвал упаковочную бумагу.

— Уменьшающий порошок. Сами расколдовывайте.

Тонкс кивнула и отодвинула "Нимбус" — сейчас он был не длиннее руки Гарри. Вздохнула, взъерошила волосы. Шагнула на середину комнаты:

— Кхм... По протоколу я должна взять образцы магии у всех участников.

— Хватит вам и нас с Поттером. Дамблдор не позволит исследовать каждого, кто был тогда на стадионе, — сухо возразил Снейп.

— Что же вам мешало попросить Дамблдора о внутреннем расследовании? — пробурчала Тонкс. В присутствии Снейпа она казалась неразумной школьницей — точнее, Снейп одним своим тоном заставлял ее так думать. Она взрослая волшебница, бывалый аврор... И это никак не поднимало ее акции в глазах ее же бывшего преподавателя.

— Исключительно неверие господина директора в необходимости подобных мер, — отчеканил Снейп. — Мистер Поттер, достаньте волшебную палочку и воспроизведите что-нибудь пристойное.

Гарри покраснел и подчинился. Под снейповым пронизывающим взглядом еще станется перепутать все заклинания... Но нет, Люмос зажегся как положено.

Тонкс прошептала какое-то заклинание, и от палочки Гарри отделилась белесоватая тень, которую аврор поймала в подставленную пробирку.

— Интересно, — сказала она, взболтав содержимое пробирки и осторожно принюхавшись. — Рябина. От рябины да красной нити черти не так резвы, а?

— Еще какие приметы вспомните? — едко осведомился Снейп.

Тонкс вспыхнула — снова — и протянула зельевару пустую пробирку. Тот поморщился и пробормотал что-то себе под нос. Его левая ладонь слабо засветилась: Тонкс еле успела снять отпечаток.

Хоть тень этого волшебства была почти незаметной, Гарри и на расстоянии почувствовал запах — свежий и смолистый. И без комментариев смущенно молчащей Тонкс он узнал можжевельник.

Аврор продемонстрировала отпечаток своей магии (розоватый дымок, пахнущий акацией) и повернулась к метле. С хрустом размяла пальцы, взмахнула палочкой — и вот "Нимбус" вернул свой прежний размер.

— Приори инкантатем!

Легкий флер акации. Мелкие искорки, похожие на споры гриба.

— Приори инкантатем! Визио маледицис! — уже тверже повторяет Тонкс.

Запах можжевельника усиливается. Смолистые ноты становятся все отчетливей; можжевеловый дух заполняет помещение, будто подавляя невесть откуда взявшейся волей.

Но стойте! В нем постепенно проявляется какой-то чужеродный оттенок. Снейп подбирается, как перед атакой; Тонкс раскупоривает новую пробирку. Можжевельник исчез, и Гарри почувствовал запах горелого тряпья и еще чего-то сладковатого, удушливо-противного... Эти неопределенные оттенки тревожили обоняние, заставляли опасливо озираться, будто этот запах был сам по себе опасен, и его щупальца сплетались вокруг все теснее. Что-то неоформленное, глубинное поднималось в памяти, как взбаламученный ил, как далекий раскат грома.

Вдруг Гарри понял: несло компостной кучей, и затхлой рвотой, и гниющими лилиями; и если только знать, как пахнет дохлая кошка, — а он, спасибо Дадли, был в курсе — то, по впечатлениям, здесь их разлагалось не меньше десятка. Нос отказывался воспринимать эту дрянь; открытый рот тоже не спасал положения. Из-под всего этого смрада пробивался еще один запах: прогорклый, сальный...

Тут лоб Гарри — как раз в том месте, где был шрам, — пронзила острая боль. Ему показалось, что голова его сейчас разлетится надвое.

Комната подернулась кровавой дымкой, а потом и вовсе исчезла.

ПРИМЕЧАНИЯ:

Перевод со снейповского:

Iacta ascensorem = сбросить наездника

Еversione = низвержение

torquent = твист, крутящий момент

Non timebo mala = не убоюсь зла. Знаменитое выражение. "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной."

В ушах звенели отзвуки ледяного смеха. Перед глазами — нет, даже не перед глазами, а где-то позади, точно прямо в мозгу — взвивались и опадали ядовито-зеленые всполохи. Ко лбу будто раскаленную кочергу прижали…

—…ри! Очнись! — докатилось до его сознания — глухо, как из-под воды.

Виски налились свинцовой тяжестью. Гарри попытался откликнуться — бесполезно: язык точно присох к небу.

— Поттер! — послышалось уже отчетливей. Пришлось пересилить себя и открыть глаза.

Первым, что он увидел, было пепельно-серое лицо Снейпа. Потом он заметил, как необычно вытянулись вверх окружающие их шкафы и как далеко вдруг отодвинулся потолок — и с запозданием понял, что, вообще-то, лежит на полу. Он смутился и тут же попробовал подняться, но был мигом остановлен профессором:

— Лежите уже, Поттер. Мисс Тонкс, вы скоро?

Где-то поблизости рухнуло еще несколько папок, и в поле зрения Гарри возникла и аврор:

— Несу я, несу! — она протянула зельевару изящную деревянную шкатулку — небольшую, такую, что уместилась бы и у Гарри на ладони — будь он, конечно, в состоянии удержать ее сейчас. В руках Снейпа она так и вовсе казалась крошечной.

Тем не менее, зельевар ловко расщелкнул замочек и… запустил руку вовнутрь едва не по локоть. Снова волшебство? В шкатулке что-то зашуршало, задребезжало, потом печально звякнуло — и Снейп вытащил оттуда плоскую фляжку, вроде дяди Вернонова «неприкосновенного запаса». Одно движение пальцев — и по комнате распространился терпкий аромат камфоры и аниса.

Снейп помог Гарри приподняться и заставил отпить из фляжки. Мерлин! Гарри, предположивший, что там что-то вроде бренди (или что там еще обычно дядюшка спаивал своей супруге после обморока), просчитался. Спирта там не было ни на гран. И мелкие глотки ничем ему не помогли: сначала зелье безобидно скользнуло в горло, со второго глотка Гарри вроде бы распробовал что-то, напоминающее сильно разбавленный мед, но потом… Потом зелье словно вспыхнуло, разгораясь где-то в желудке и жидким огнем распространяясь оттуда по всему телу. Гарри пробрала дрожь… А потом все так же внезапно закончилось. Но головная боль исчезла, а комната перестала шататься и расплываться перед глазами.

Гарри уже более осмысленно взглянул на профессора и Тонкс.

— Ты как, Гарри? — с волнением в голосе спросила аврор, присев рядом с ним на корточки.

— Н-ничего, — запнувшись (язык наконец-то вернул былую подвижность!) ответил Гарри. И тут же, залившись краской смущения, добавил. — Простите, пожалуйста, я…

— Успокойся, Гарри, главное, ты в порядке, — ободряюще улыбнулась Тонкс. — Это ты меня прости: я даже не представляла, что ты так отреагируешь. Столько раз участвовала в дознании — никогда такого не было.

Гарри это ничуть не утешило. Он, выходит, и для волшебного мира какой-то неправильный. Да еще и столько хлопот доставил…

— Я… Извините, я не… Простите, пожа…

— Поттер… — устало перебил его Снейп. — Прекратите уже самобичевание. Голова болит? Кружится?

— Н-нет… — Гарри поднял глаза на профессора. — Нет, сэр, — испуганно поправился он. Но, оказалось, суровое выражение лица Снейпа предназначалось вовсе не ему, и забытое «сэр», по всей вероятности, вообще прошло мимо его ушей.

— Теперь понимаете, Тонкс? Вдумайтесь только — какой же мощности должен был быть посыл, чтобы его отголоски ощущались даже сейчас?

«Ничего себе отголоски» — мелькнуло в мыслях у Гарри. — «Как по ощущениям, так по мозгам будто асфальтоукладчик проехался»

— Ну, допустим, я тоже ощутила эманации черной магии, — нахмурилась Тонкс. — Но почему это так подействовало на Гарри? И, боюсь, образец получился слишком маленький — будет сложно сопоставить его с картотечными.

— Я и так вам скажу, что это за магия, — с безнадежной какой-то интонацией произнес Снейп. — И, на самом деле, в реакции Поттера нет ничего удивительного. Как же еще? Почерк Темного Лорда ни с чем не спутаешь…

* * *

Профессор долго и нудно требовал, чтобы Тонкс связалась с мадам Помфри в обход Дамблдора. Потом — уже теряя остатки терпения — доказывал то же самое мадам Помфри:

— Нет, он последний, кого я бы поставил в известность!..

Гарри тихонько сидел у распахнутого окна. Морозный воздух освежал, изглаживая из памяти тот запах. Под мантией Снейпа, накинутой на Гарри несмотря на все протесты, было тепло…

— Что, такая проблема взять горсть Летучего Пороха? Можете забрать весь запас из моей лаборатории!..

— Но, Северус, не в этом же дело…

Где-то на краю сознания лениво всплыло: «А откуда, собственно, Снейп знаком с магией Воландеморта?» Но ни сил, ни желания обдумывать этот вопрос не было. И в следующий миг Гарри провалился в сон.

* * *

Проснулся Гарри уже в Больничном Крыле. Пожалуй, он даже почувствовал себя отдохнувшим. Все последствия от столкновения с призраком (иначе не скажешь!) магии Воландеморта прошли. И, хоть Гарри и смущался своей слабости, он решил повременить с покаянным визитом к Снейпу и прикорнуть еще на полчасика. «Закрою глаза буквально на чуть-чуть,» — сказал себе Гарри. После вчерашнего приключения с трехголовым псом и сегодняшнего происшествия он определенно должен был отоспаться. Если — а точнее, когда — Снейп назначит ему наказание (к сожалению, абсолютно оправданно), времени «на поспать» может и не остаться. То, что он баллы не снимал со Слизерина — это ерунда. Другие преподаватели тоже старались помочь своим факультетам, как могли: пару баллов за сделанное задание, еще пяток за обычный ответ на уроке… Снейп просто работал не в плюс, а в минус. Если подумать, услышать от него похвалу было так же нереально, как сравняться с Мерлином. Ни о каких дополнительных очках речи вообще не шло. В чем он был силен — так это в наказаниях. Отработки у Снейпа были притчей во языцех во всем Хогвартсе. Тут он не щадил ни своих, ни чужих. Так что драить теперь котлы до конца года, и спасибо скажи, если время на домашку останется…

Так что Гарри снова смежил веки, малодушно решив отложить заслуженную кару на потом. Но даже сквозь эту полудрему он отчетливо ощутил, что за ним наблюдают. И, как и любое непрошеное внимание, это ему категорически не понравилось.

Он открыл глаза — и встретился взглядом с Малфоем. Тот с кривой усмешкой отсалютовал ему со своей кровати:

— Что, Поттер, узнал про наказание и рухнул без чувств?

Уши у Гарри покраснели, но все же слова Малфоя задели его не так сильно. В конце концов, тот ничего не знает ни про Аврорат, ни про магический след.

— Фантазируй дальше, может, писателем станешь, — с деланым равнодушием отозвался Гарри.

— У меня, по крайней мере, есть на это время, — тут же нашелся Малфой. — Пока рука на перевязи, придется Филчу самому драить кубки. А вот тебя уже сегодня вечером ждет огромный бочонок рогатых жаб.

Рогатые жабы и в самом деле были не самыми приятными созданиями — что в целом, что в потрошеном виде. Но делать нечего: натворил — расплачивайся. Железная истина, которая, похоже, была единственной вещью, в которой Дурсли могли согласиться с волшебниками.

— Раз такой знающий, тогда скажи хоть, во сколько меня эти жабы ждут.

— В пя-ять, — протянул Малфой, довольно ухмыляясь. — А может, если опоздаешь, то Снейп тебя еще раньше заставит приходить.

— Я, вообще-то, всегда вовремя прихожу, — фыркнул Гарри.

— Пунктуальный ты наш! — умилился Малфой. — На часы бы хоть посмотрел, что ли.

Гарри скосил глаза на висящие над дверью часы — и похолодел: у него оставалось не больше пятнадцати минут.

* * *

Гарри влетел в кабинет, даже не постучавшись — и тут же понял, что крупно просчитался. На него немедля уставилось восемь пар глаз: пятикурсники, пришедшие на подготовку к С.О.В. по зельеварению, нечасто могли видеть самоубийцу, дерзнувшего бы прервать урок у Снейпа.

Гарри помимо воли задумался вдруг, используют ли в зельях человеческие ингредиенты.

Стоять под взглядом Снейпа было не приятнее, чем под дулом пистолета.

— Кажется, я вполне ясно выразился в записке, мистер Поттер: я жду вас на отработку в пять вечера, ежедневно, вплоть до Рождества — начиная с завтрашнего дня.

Гарри почувствовал, что краснеет. Конечно, Снейп бы не стал полагаться на чужие слова, а рассказал бы о наказании сам — неважно, лично или в письме. Малфой, трепло вредное! А он, дурак, развесил уши!

— П-простите, сэр… — который раз за день он блеет эти бесполезные извинения?

Он уткнулся глазами в пол и не заметил, как на мгновение дрогнуло лицо профессора. Впрочем, он быстро вернул ему привычное недовольно-желчное выражение — так, что и пятикурсники ничего не заподозрили.

— Что ж, Поттер, думаю, ваше рвение не стоит оставлять без внимания, — Снейп, взмахнув полами мантии, обернулся к классу: — Мисс Пиритс, пересядьте, пожалуйста, вперед. Освободите мученику рабочее место на последней парте.

С этими словами он скрылся в подсобке, а Гарри поплелся, куда сказано. За спиной он отчетливо слышал сдавленное хихиканье, но крыть было нечем: облажался, попался, закономерно получил нагоняй. Сам бы над собой посмеялся, если бы не опасался грохнуться в обморок над жабой. Резать хлюпающую жабью печенку ему уже приходилось, но вот потрошить тушку, похожую на Тревора — такого еще не было. И от одной мысли об этом Гарри мутило. Слегка.

Впрочем, времени на раздумья было немного — Снейп почти сразу вернулся в класс. Он поставил перед Гарри два котла:

— Флоббер-черви. Нарезать кольцами, уложить слоями, каждый слой пересыпать золой, — даже не задержавшись около его стола, скомандовал профессор. — Пятый курс достает пергамент и начинает конспектировать. Даже не думайте халтурить! Теорию ингредиентов, по новой министерской программе, я вообще с вами разбирать не должен…

В первом котелке — груда бледно-коричневых, вздувшихся уже и попахивающих прелой тиной червей, каждый не меньше фута длиной. Во втором — нож и банка с плотно прикрученной крышкой. Гарри вздохнул и взял первого червя. Эх, начали…

По прикидкам Гарри, резать червей было не сложнее, чем зельц. Вот только колечки никак не желали держаться, разваливаясь, судя по всему, от каждого неосторожного гарриного вдоха. Нарезку приходилось не сгребать, а чуть ли не сливать в котел. И что-то подсказывало: Снейпу такой результат не понравится.

Снейп же проинспектировать работу пока не мог: он вышагивал перед аудиторией, и читал лекцию так, будто ему и дела не было, что кто-то не успеет записать. Впрочем, Перси Уизли, скрючившийся в три погибели над слишком низкой для него партой, строчил со скоростью копировального аппарата.

— …таким образом, простейшее правило гласит: чем плотнее растительное сырье, тем мельче нарезка. Вариации возможны, для скорости приготовления они могут иметь ключевое значение, но если вы впервые варите совершенно незнакомое зелье, это правило поможет достичь приемлемого результата. Переходим к животным компонентам. Здесь уже не так просто определиться с направлением волокон, особенно при попытке нарезать цельную тушку. Значительно легче справиться с уже отделенными частями: мышцами, костями, кожей. Некоторые зелья, особенно высокоспециализированные, не терпят смены рук изготовителя, так что приходится подготавливать ингредиенты самостоятельно. Таким образом, вы должны иметь представление об анатомии животных и минимальные навыки препарирования. Что за ропот? Константин Лаури собственноручно ухаживал за мандрагоровым садом и параллельно выращивал пеплозмеев, чтобы в нужный момент добавить их яйца в экспериментальное зелье. Хотя кто может ожидать, что вы знаете о его Зелье Жидких Порталов...

Гарри, признаться, заслушался. На занятиях с первокурсниками Снейп рассказывал хоть что-то только после опроса — а так как обычной его "жертвой" был именно Гарри, такого интереса комментарии не вызывали: ну, учил ты до ночи, ну, ответил по учебнику — так профессор тебя в минуту раскритиковал. Да, в мелочах, да, в незаметных, но важных вещах — но все равно же обидно. А тут — прямо история. Вот где прочтешь, что от способа измельчения тисовых ягод меняются свойства зелья? Гарри не был уверен, что заметил бы разницу, даже приготовив все те двадцать зелий из снейпова списка. А тут — пожалуйста, схемка: срисуй с доски и пользуйся, как понадобится.

— Особого обращения требуют паренхиматозные органы, — продолжал вещать Снейп. — Если вы возьмете за труд проверить на практике, то убедитесь: их консистенция значительно отличается друг от друга. Печень, легкие — нарезать их бывает проблематично, особенно если состав требует освободить их от капсулы и плотных прослоек. Надлежит использовать острый нож, в идеале — серебряный. Можно начать с нарезки, а затем очистить каждый кусочек от пленок. Этот способ подходит для зелий, в которых используется не более трех растительных компонентов. Можно сварить органы в отдельной посуде, но жидкость, которую вы нальете, должна дополнять основу зелья: варить в воде для настоек, в спирте — для настоев. Если основа многокомпонентная, воспользуйтесь таблицей Аурелиана для подбора уравновешивающего состава.

Таблицу Аурелиана Гарри, как ни странно, знал. И он прекрасно помнил, в какое уныние его поверг один ее вид, когда он, летом еще, открыл учебник. До сегодняшнего вечера он и не подозревал, зачем она может пригодиться.

— Кости, хрящи и рога дромарога, цельные тельца флоббер-червей и хвостовые выросты пиявки-лианы позволят получить самосгущающиеся составы, если нарезать поперек. Если эти ингредиенты придется добавить в зелье, которое должно оставаться жидким, следует нарезать их вдоль. Можно регулировать степень желеобразования, изменяя угол наклона разреза. Срезанные ровно наискось кусочки, настаиваясь в присутствии растительных остатков, позволяют получить на выходе универсальный загуститель, пригодный для длительного хранения.

Гарри замер над новым червем. В понедельник Снейп совершенно точно задаст Тающую мазь — и, насколько можно было понять из рецепта, для ее приготовления нужен будет загуститель.

Гарри, убедившись, что за ним никто не следит, отложил нож в сторону и протянул руку к банке: этикетка утверждала, что внутри не что иное, как Cinis Sambucus. Самбук же вроде — растение?

Он все-таки решил попробовать. И даже втянулся: стоило направить лезвие под углом, как дело пошло веселее. Ломтики, по крайней мере, перестали расползаться в руках, и Гарри, подняв один из них повыше, смог увидеть, как все органы червя (такие же длинные и скучные, как и он весь) застыли в срезе, точно в прозрачном студне — так, что стало похоже на пуговицу из стеклянной мозаики. Пожалуй, это было даже... занятно.

Гарри закончил как раз вовремя: Снейп закончил с рассказом про животных и пообещал (если судить по суровым интонациям, пригрозил) на следующем занятии объяснить про минералы и драгоценные камни.

Отпустив пятикурсников, Снейп сразу же подошел к Гарри.

— Я все сделал, сэр, — не дожидаясь вопроса, сказал Гарри. — Что дальше?

Профессор молча рассматривал его работу. Потом перевел взгляд на самого Гарри. Понять, о чем о думал, было невозможно — как и всегда. Смотреть в эти темные глаза было так же боязно, как в глубины бездонного озера.

— Можете возвращаться в общежитие, — медленно произнес Снейп. — Или в лазарет. Я не намеревался... вытаскивать вас на отработку сегодня.

Гарри — в очередной раз за сегодня — покраснел.

— Простите, сэр. Больше такого не повторится. Извините...

— Довольно, Поттер. До завтра свободны. Пришлите ко мне Уизли и Грейнджер, когда увидите, — и профессор отвернулся и направился в подсобку, видимо, давая понять: разговор окончен.

Гарри быстро сполоснул нож и вышел из кабинета. Он уже не видел, как вернулся Снейп, и не видел, как тот подцепил один из верхних червячиных срезов — и поднял его, чтобы посмотреть на просвет. Так же, как Гарри.

— И этот упырь немытый знаешь куда меня засадил? Знаешь? В библиотеку! Карточки, видите ли, надо переписывать! — бушевал Рон. — "Должны же вы отдохнуть от великих свершений, мистер Уизли," — передразнил он. — Гад ползучий!

Они втроем — Рон, Гермиона и Гарри — прихватили из Большого зала мясной пирог и отправились обедать на трибуны. В воскресенье они никому и даром не нужны. Холодновато, конечно, но хоть никто не косится. Гарри уже изрядно надоело: всякий раз, как он подсаживался за стол к друзьям, его провожали неодобрительные (если не сказать — злобные) взгляды. Кусок в горло не лезет.

Самое забавное, что в эту напряженную слежку вносили вклад только гриффиндорцы и слизеринцы. Когтеврану все эти переглядки (да и чужие конфликты) были как-то до лампочки, а пуффендуйцы, похоже, вообще злиться не умели. Тихие, безвредные... Кухня у них, опять же, под боком... Вот что стоило Шляпе отправить Гарри туда? Нет, надо было засандалить на Слизерин, где он всех раздражает. Ну, кроме Флинта. И, кажется, старосты (ха!) девочек.

Нет, не скажешь, что прямо все поголовно готовы были Гарри на ленточки распустить за эти перемещения — в основном, конечно, у студентов были свои дела и заботы. Встречались и такие, кто к его пересадкам относился нормально: тот же Флинт, Полина Трэверс, близнецы Уизли и (вот неожиданность!) занудный Перси... Но остальные! Эти немногие умудрялись качественно испортить жизнь вообще и настроение в частности. Симус Финниган, похоже, ожидал, что Гарри в любой момент взорвется — или проклянет всех вокруг чем-то особенно жутким. Лаванда Браун и Парвати Патил по-идиотски хихикали, стоило им заметить Гарри за гриффиндорским столом. Милисента презрительно кривила физиономию — копировала своего братца. Блейз Забини вообще заявил, что Гарри так "подрывает престиж факультета". Но самое противное — Хиггс и его приятели. Они одним выражением лица, одним своим перешептыванием — с обязательными косыми взглядами в сторону Гарри, разумеется! — умудрялись выводить того из равновесия.

Хиггс и до первого матча не упускал возможности отомстить за потерю места в команде: нарочито громко рассуждал о том, как невзрачно Гарри выглядит на фоне остальных — "вероятно, маглы не в состоянии привить ни вкуса, ни манер; хотя чего можно ожидать от грязнокровного недоноска"; он "невзначай" заливал чернилами гаррины эссе и книги, плюс регулярно "забывал" передать Снейпу его работы за неделю. Декан коршуном следил за успеваемостью своих студентов, и, поговаривают, подшивал весь этот бумажный (простите: пергаментный) хлам в отдельную папку. В общем, хочешь-не хочешь, а отчитываться придется. Журнала у волшебников не водилось — только списки студентов, отчеты, ведомости и табели. Что мешало преподавателям завести общий журнал и не добавлять лишней работы ни себе, ни старостам — загадка.

После матча и после нападения Гарри окончательно уверился: Хиггсу лучше на глаза не попадаться. Этот бить будет, и не успокоится, пока не сочтет себя отмщенным. А это, как и в случае с Дадли и "ты меня своим существованием

позоришь, Поттер!", произойдет примерно никогда.

— ...Пинс мне такая: "Здесь работы немного, еще до Рождества управитесь!" А этот вампирюга оскалился и давай ей доказывать, что мне можно и еще что-нибудь поручить!

— Но отработка же должна быть какая-то одна! — сочувственно поддакнула ему Гермиона, и Гарри прислушался наконец к разговору.

— Как бы не так! Этот уб...

— РОН!!!

— ...убогий мучитель заставил меня сказать, что я, мол, решил помогать на добровольных началах! — рыжий хотел было картинно сплюнуть, но в последний момент застеснялся и просто махнул рукой: — Или так, или он напишет родителям. Папа еще ничего, а вот мама за дуэль, да еще такую дурацкую, точно шкуру спустит...

Гермиона запустила пальцы в волосы.

— Хорошо, если он сдержит слово и не станет никому сообщать. Не думаю, что он обманет: профессор МакГонагалл, по крайней мере, пока не в курсе. А ведь они виделись за завтраком.

— Он даже баллы не снял, — заметил Гарри. — Наверное, и правда не собирается ничего рассказывать.

— Подожди, он завтра отыграется, найдет, к чему придраться, — мрачно напророчествовал Рон. — На уроке, например. Или поймает в коридоре. Или скажет, что я карточки переписываю недостаточно усердно...

— Хватит тебе, Рон! — перебила его Гермиона. — По крайней мере, это лучше, чем помогать профессору Кеттлберну.

Гарри поинтересовался:

— А что не так с Кеттлберном?

Гермиона немного смутилась:

— Ну... Он велел чистить каждый день стойло у пегасов. А я их... ну... побаиваюсь.

— Пегасов? — прыснул Рон. — Они ж безобидные!

Девочка залилась румянцем:

— Они ОГРОМНЫЕ! И когда крыльями машут, такой ветер поднимается, что меня заносит! И вообще, я лошадей боюсь, — последнее она добавила совсем тихо.

Рон все еще пытался перестать смеяться.

— Хочешь, мы с тобой сходим? — повинуясь порыву, предложил Гарри. — Меня Снейп раньше пяти не ждет.

Рон перестал хохотать.

— Гермионочка, ты же у нас самостоятельная и независимая? — с надеждой спросил он.

* * *

Снейп был мрачнее обычного — хотя, казалось бы, куда уж хуже. То, что Гарри ввалился в кабинет с последним ударом часов, весь красный, потный и грязный, настроения профессора не улучшило.

— Скелеты лукотрусов, — махнул он рукой в сторону последней парты. — Разобрать, позвонки истолочь и пересыпать в банку, прочие кости рассортировать — короткие и длинные по разным мешкам. Ребра оставите в коробке. Приступайте.

Дав задание, он вернулся за стол — там его дожидались стопки эссе. Гарри еще первый скелет не достал, а Снейп уже с остервенением черкал по пергаменту. Ох, получит завтра кто-то свой расписанный зеленью "шедевр"...

В дверь постучали.

— Д-добрый в-вечер, Сев-верус, — донеслось с порога. — М-минутку не уд-делишь?

Гарри почувствовал, как в голове зарождается боль. Уроки Защиты от Темных Искусств становились все более и более невыносимыми — порой к концу занятия голова просто трещала, и сообразить что-либо становилось проблематично. Вот и сейчас голос профессора Квиррела подействовал не хуже ввинчивающейся в лоб дрели.

— У м-меня, с-собственно, ма-аленькая п-просьба, — начал он. Елейное заикание звучало даже хуже, чем малфоевский заискивающий тон. От того хотя бы голова не болела.

Снейп, похоже, тоже был не в восторге от визита Квиррела:

— В чем дело? Я тут занят, — дернув подбородком в сторону Гарри.

Квиррел повернул голову.

— Добрый вечер, профессор, — вынужден был раскрыть рот Гарри. С куда большим удовольствием он сейчас съежился бы под партой и обхватил раскалывающуюся голову руками.

— П-приятно в-видеть вас, м-мистер П-п-поттер, — изобразил улыбку Квиррел. И почти сразу же отвернулся и подался к Снейпу: — С-северус, п-пожалуйста...

Он наклонился ниже, украшенный кисточками "хвост" тюрбана мазнул по столу. Снейп, не терпевший, видимо, таких вторжений в личное пространство, отодвинулся:

— Чем могу помочь? — довольно резким тоном спросил он.

— О, с-сущая еру-унда, — заломил руки Квиррел. — П-понимаешь ли, я с-собираюсь в Хогсмид, в Хогсмид, у м-меня же вы-выходной... С-северус, т-ты, ты-ы же знаешь Ро-ро-розмерту?

Бровь Снейпа презрительно изогнулась.

— Хогсмид. Розмерта. Неужели понадобилось Антипохмельное?

Понизить голос он не счел нужным. Квиррел вздрогнул всем телом и зарделся. Кожа на лбу собралась трагическими складочками, устремившимися навстречу складочкам тюрбанным:

— М-мерлин мой, С-северус! Ну не так г-грубо же!

Снейп в притворном удивлении изогнул и вторую бровь:

— Неужели нет?

Квиррел снова заломил руки.

— Д-да, да, у-ужасный ты ч-человек! Д-давай, с-совести м-меня, вп-перед!

Снейп взмахнул палочкой, и на стол опустился заполненный прозрачной жидкостью фиал.

— Счастливо отравиться, — буркнул он и уткнулся в бумаги.

— Спа-спасибо... С-спасибо, С-северус!

"С-северус" уделил ему внимания меньше, чем букашке какой. Перо снова взвилось над пергаментом. Росчерк. Росчерк.

— П-пойду я... — стушевался Квиррел. — Х-хорошего вечера.

Фиал исчез в складках его мантии.

Преподаватель Защиты скрылся за дверью.

Гарри разобрал полтора скелета и все еще не решался спросить, в который из мешков нужно убрать узкую, с шиповатыми наростами грудину.

Перо бесперебойно, безжалостно, будто автоматически, черкало пергамент.

Гарри разобрал дюжину скелетов. Грудины, не желавшие укладываться штабелем, угрожающе сползли к краю стола.

— Профессор...

Эх, почти беззвучно. Сам-то еле услышал, а он вон где сидит. А что, если разозлится? Нет, дурацкая идея...

— Чего вам, Поттер?

Гарри замялся.

— Профессор, сэр... Я сильно все испортил?

Перо замерло в воздухе.

— Поттер, что вы имеете в виду?

Голос звучит тихо и не то что бы вкрадчиво — нет, скорее, осторожно, как будто профессор боится спугнуть какого-то редкого зверя.

— Там, на третьем этаже. Мы же все там разнесли. Только ребята не виноваты, они туда из-за меня пошли. И с собакой... Это была самозащита. Так что наказывать нужно только меня. Не Рона, не Гермиону. И Драко Малфой оказался там случайно. Простите, профессор, сэр. В том, что произошло, — моя вина.

Снейп сжал переносицу и прикрыл глаза, как будто ничего, кроме головной боли, слова Гарри ему не сулили.

— Вы все шлялись по замку после отбоя. И нарушили прямой запрет директора. Поттер, вы сколько угодно можете их выгораживать, но они наказаны за дело. И должны будут смириться с наказанием как с закономерным следствием. Безответственные глупцы! Каким-то чудом вы выжили после столкновения с цербером, — тут профессор встретился с Гарри взглядом.

Мальчику вмиг стало не по себе. Обычно он извинялся, так сказать, во избежание последствий. Теперь же в душе шевельнулось что-то, подозрительно похожее на совесть.

— Я отвечаю за вас, Поттер, — Гарри вдруг захотелось отвести глаза. И вообще оказаться где-нибудь подальше отсюда. — За вас и за ваших безголовых друзей. Если бесполезно предлагать вам подумать о себе, подумайте о них. Вам невероятно повезло, что все вернулись живыми. Церберы крайне агрессивны, когда кто-то посягает на их территорию. Они способны разорвать члена своей стаи, если его поведение будет отличаться от некой нормы.

Гарри сосредоточенно рассматривал лабораторный стол. Костная крошка от лукотрусовых скелетиков забилась в процарапанные поколениями студентов канавки. Надо будет вытереть...

— Думаете, старый вредный учитель решил поиздеваться? Думайте, что хотите. Мне ваши сопливые разборки и дуэли...

— Я не говорил... — похолодел Гарри. — Профессор, откуда вы..?

Снейп горько усмехнулся:

— "Первое правило дуэли — никому не рассказывать о дуэли." Тем не менее, Поттер, я в курсе. За десять лет в школе можно научиться вычислять подобные глупости. Если я проверяю спальни, и кто-то после отбоя отсутствует — я требую объяснений. Если объяснений нет — это либо свидание, либо дуэль. В первом случае можно найти неудачливого, но разговорчивого соперника. В последнем — того, кто ценит сбежавшего недоумка чуточку больше, чем древние пижонские правила.

Паркинсон. Он расспросил Пэнси Паркинсон. Но Малфой же просил ее молчать! Они же вроде друзья — или как?

Для Снейпа ход мыслей Гарри не представлял ни малейшей тайны.

— А еще можно расспросить портреты и привидений. Смиритесь, Поттер: я узнаю о любой вашей проделке. Не можете понять, что нормально, а что глупо — буду контролировать. Станете дурака валять — за ручку ходить будете, найду вам няньку. Того же Флинта. Или нет, он тот еще оболтус, лучше пусть Трэверс вами займется. Иначе будете иметь дело со мной, — перспектива... пугала. — Кроме квиддичных тренировок, никакой внеклассной деятельности. Будете отрабатывать с обеда до ужина и с ужина до отбоя.

— А уроки?! — пискнул вконец испуганный Гарри.

Хищный оскал:

— И уроки тут, Поттер. Будет вам и теоретическая часть, и практическая... До Рождества времени еще предостаточно...

Если раньше Снейп в потрясающей нелюбви, возникшей между жизнью и им самим, еще сомневался, то теперь он в этом печальном факте уверился. Его обложили со всех сторон.

Дамблдор доставил в школу зеркало Еиналеж (и не боится ведь, что кто из студентов свихнется, случайно наткнувшись на этот, Мордред его дери, "проявитель желаний"). Более того, директор прозрачно намекнул Северусу, что тому не следует слишком уж свирепствовать в ночных дозорах — особенно в отношении Поттера. "Мальчик проявляет вполне обычное любопытство, это естественно," — благодушно улыбаясь, поведал ему Дамблдор. — "Пройдет со временем." Конечно, пройдет. Долго такие дураки не живут. Будь у них даже феерическое везение и галлон "Феликс Фелицис".

И насчет Поттера — ох, не любопытничал он. Создавалось впечатление, что некто (узнать бы, кто — чертов дуэльный кодекс!) изрядно попотел, чтобы вынудить мальчишку прийти в тот коридор. На что расчет? Банальное устранение? Бред. Куда как проще и незаметнее просто столкнуть с лестницы. Или с Астрономической башни. Несчастный случай, небрежное отношение к технике безопасности и ветшание архитектурных элементов. Потребовалось показательное убийство? Недостаточно продумано. Так же, как и с метлой.

Зачем такой нелепый план? Слишком много факторов, способных помешать его исполнению. Дети могли не зайти так далеко в коридор; цепь (абсолютно целая, Снейп проверил!) дала бы им фору, чтобы убежать; наконец, пес мог схватить первым кого-то другого — не Поттера. На матче — то же самое. Шесть игроков своей команды и судья непосредственно на поле, преподаватели и старшекурсники на трибунах — хоть кто-нибудь, да подхватил бы. Гарри Поттер, Избранный же, так-его-растак.

— Северус, — раздается над ухом шепот мадам Помфри. — Мне нужно поговорить с тобой. О Гарри. Не зайдешь в лазарет после занятий?

Снейп, не прислушиваясь особо, угукнул. Для мадам Помфри он готов на все: прийти, уйти, сварить, заспиртовать... Но сейчас его больше занимает таинственный злоумышленник.

Ничего, никуда этот гад не денется. По следу отыщется. Снейпа охватил какой-то отчаянный азарт. Вероятность совпадения "аромата" магии — ниже, чем для точного повторения отпечатков пальцев. Так что он, Снейп, выходит на охоту за Темным Лордом. Звучит, очевидно, невероятно. Чтобы Темный Лорд вступил в границы Хогвартса — и никто об этом не знал? Даже Дамблдор, у которого кабинет оснащен почище спецотдела Аврората? Чтобы спрятался в замке — и ни одно привидение, ни один портрет не заметил его?

Теоретически, конечно, все возможно. Помнится, Темный Лорд закончил дни своей славы бесплотным духом. Появился тайный сторонник, отыскавший его и поместивший в подходящий артефакт? Создал сосуд для духа — типа голема, например? Сам впустил Лорда в свое тело?

Увы — или к счастью? — теория критики не выдерживала. Метка была спокойна. За десять лет она ничуть не изменилась. Значит, где бы Темный Лорд ни был, он, что называется, не активен. Но откуда тогда столь четкий след? Неужели то самое совпадение? Через десять лет — и при непосредственном участии Поттера? Свежо предание, но верится с трудом.

Голова все еще была тяжелой — это все последствия вчерашнего эксперимента с ольфакторным составом. Он, конечно, добросовестно "обнюхал" каждого мало-мальски сильного мага. Пришлось поторопиться, чтобы совпало с вылазкой в Хогсмид — Снейпу вовсе не улыбалось сойти с ума от переизбытка "запахов" чужого волшебства. Правда, и того, что осталось, было лишку: профессора фонили так, что отголоски вчерашнего Северус ощущал до сих пор. От Квиррела, например, разило не вечерним "походом к Розмерте" (Снейп мстительно отметил желтизну глаз коллеги — стопроцентный признак того, что Антипохмельное тому все же пришлось выпить), а гиацинтами. От этого удушливо-сладкого запаха хотелось на стену лезть. Скорей бы закончилось собрание...

— ...еверус, что думаете? Северус!

Ах да, вот и головная боль номер один. Последний в семестре педсовет. Чего, ну чего хотят все эти люди?

— Северус, вы в порядке? — директор, как всегда, великолепен. — Неужели вас не заботят табели первокурсников?

Именно. Важнейшая проблема — что за бумажки привезут домой сопливые негодники. Наверняка Минерва опять злится, что по Зельеварению ее студенты получают к семестровым "Удовлетворительно" еще и язвительные комментарии... Нет, стоп, в этом году у них есть Грейнджер. "Превосходно" (тут никуда не денешься), и в рекомендациях преподавателя — "Демонстрирует пламенный энтузиазм." Продолжит так же — и в конце года аналогичную запись получит, с припиской: "Аттестована на отлично."

— Как так можно, Северус? — Минерва потрясала в воздухе какой-то бумаженцией. — Это же ваш ученик, в конце концов!

А вот это уже интересно.

— Позволите ознакомиться? — осведомился он и протянул руку.

Первая леди Гриффиндора возмущенно фыркнула:

— Нет, Северус, этот опус заслуживает того, чтобы его зачитали вслух!

Снейп на это только прикрыл глаза. Уважай он МакГонагалл меньше, так и закатил бы. Иногда декан Гриффиндора была просто невыносимой.

— "Замкнут. Апатичен. Прилагает недостаточно усилий к освоению предмета," — озвучила Минерва, прожигая Снейпа взглядом. — "Пренебрегает установленными правилами. Слабо заинтересован в делах факультета."

Ее глаза метали молнии.

— Как вы думаете, коллеги, о ком это? — едва не прошипела она. — О ком?

Снейп вздохнул. Громко. И очень зря — это стало последней каплей, переполнившей и без того невеликую чашу терпения Минервы МакГонагалл:

— Это он, представьте, о Поттере! Это Гарри Поттер — пассивен? Это Гарри — лентяй? Это он, Мордред и Моргана, дела факультета ни во что не ставит?

Ее ноздри гневно раздувались. Казалось, еще немного — и профессор зашипит, как разозленная кошка. Снейп смотрел на нее угрюмо, другие преподаватели — с удивлением разной степени выраженности.

Минерва МакГонагалл бросила пергамент на стол и припечатала ладонью — звонко, дерево еще долго гудело:

— Он узнал о волшебном мире полгода назад! В самом деле, какой негодяй, что не удовлетворяет высоким стандартам нашего дорогого мастера зелий! Разумеется, плевать он хотел на факультет — подумаешь, в дождь и в снег выходит на поле, чтобы тренироваться. Три раза в неделю, Северус! Три вечера, когда ребенок мог развлекаться, он уделяет команде! И ты не можешь не признать, что он талантлив в квиддиче! Что свое время и свой талант он отдает факультету!

Видимо, она запамятовала, с каким пылом сама же заталкивала мальчишку в команду.

— И при том успевает учиться! И никогда — слышишь, Северус! — никогда он не попытался увильнуть от занятий. Всегда со сделанным домашним заданием, всегда готов ответить, всегда честно старается. Да, получается не сразу. Так не все рождаются гениями, Северус! И Мерлин не с первого раза чаровал!

Ее пламенная речь возымела-таки действие: преподаватели зашептались.

— Мистер Поттер, на мой взгляд, вполне прилежный ученик, — робко заметил Филиус Флитвик. — Его чары притом не лишены изящества... А какая фантазия в применении!

Да уж, фантазия. Это он наверняка о Великолепных Летающих Доспехах и Троллевой Башке. История прочно вошла в список самых популярных сплетен Хогвартса.

— Пренебрегает правилами! Мерлином клянусь, Северус, это ни в какие рамки не лезет! — возопила МакГонагалл на полтона выше. — Можно подумать, он тебе отвечает в твоей же язвительной манере! Или котлы взрывает! Ты даже Лонгботтому не такую разгромную характеристику выдал!

— Августа и без того не заблуждается насчет внука, — огрызнулся Снейп. — Ему зельеварение нужно исключительно ради того, чтобы позвать авроров, реши кто купить у него запрещенные ингредиенты!

Тут он не кривил душой. С Августой Лонгботтом он еще в начале года пообщался. Невилл учит теорию и пытается по мере сил не убиться на практической части — и на пятом курсе они со Снейпом расстаются. Будущему владельцу крупнейшего в Англии Гербологического сада углубленное зельеварение ни к чему.

— Так что мешало оставить в покое Гарри? — щеки у Минервы не то что побагровели — побурели. — Чем он так тебе насолил, что ты решил опозорить его не перед классом — и не хмыкай, даже мои студенты это заметили — но еще и перед опекунами?

Опозорить, как же. С каких это пор отвечать на вопросы — пусть и не совсем точно — считается постыдным? А что насчет опекунов — зная Петунью, Поттера не спасет и десяток "Превосходно". Да и кто сказал, что милейшая миссис Дурсль вообще станет читать хогвартский табель...

— Мы условились, Северус, мы еще в начале года условились: мы будем всячески помогать Гарри. И что ты творишь? Именно ты — его декан, его прямой наставник! Если бы только было возможно оспорить вердикт Шляпы, я бы потребовала немедленного перевода Гарри на мой факультет!

Снейп выслушивал эту отповедь молча.

— Миневра, не стоит так жестко... — это вступила Помона Стебль. Но МакГонагалл было не остановить:

— Что так — и возразить нечем? Ты ведешь себя недостойно звания преподавателя, Северус. Я знаю, почему ты так ненавидишь мальчика. Только ты — о, только такой, как ты мог пронести злобу через года и выместить свои мелкие обиды на Джеймса Поттера на бедном ребенке...

Северус терпел долго. Но тут он, сам того не ожидая, взвился:

— Я? Вымещаю злобу? Минерва, ты ни слова не сказала, когда сын твоего драгоценного Поттера едва не убился на метле! Более того, ты радостно дала ему разрешение продолжать эти выкрутасы в воздухе! Далее, идиотический поединок с троллем — это от кого Слизерин получил пятнадцать баллов? За те полчаса, пока я отчитывал вашего драгоценного Поттера? И финальный аккорд — мальчишку проклинают на глазах у всей школы, но это ерунда: мы же должны продолжать матч! И то, что паршивец сиганул с метлы — так это достойно поощрения, он же поймал дурацкий мячик!

Кажется, поначалу он орал. Но сейчас его голос затих, и оттого звучал еще более зловеще:

— Продолжайте в том же духе. Мальчишка с радостью сдохнет за чертов волшебный мир, если его попросят. Или за квиддичный матч. Или — что там потерял Лонгботтом? — за стеклянный шарик. Мальчик тихий, вежливый. Безропотный. Вы, главное, хвалите его почаще. И на Тисовую улицу написать не забудьте.

Кажется, у него даже получилось не хлопнуть дверью, покидая учительскую.

* * *

Снейп влетел в свой кабинет в настроении самом дрянном из всех возможных. И, конечно же, первым на глаза ему попался Поттер. Чертов Избранный, Мальчик-который-выжил. Не для того ли, чтобы помереть чуть позже, но с куда большей помпой?

— Мандрагора, — рыкнул он, вспомнив, что сам же и обрек себя на ежевечернее созерцание Джеймса Поттера в миниатюре. Подарок к Рождеству, Мордред вас всех дери. — Очистить, натереть и размять.

Выплюнув эти слова, Снейп рывком выдвинул стул и сел за стол. Горы бумажной работы не убывали. Эссе, контрольные, табели эти мордредовы...

Поттер ретировался за последнюю парту, не переставая бормотать: "Да, сэр" да "Извините, сэр". Тут же склонился над столом и начал ковыряться с мандрагорой. Ничего, пусть повозится. Кожура толстая, плотная, мандрагор полно. Паршивцу полезно заняться чем-нибудь, не связанным с риском для жизни.

О да, мальчишка его бесил. Бесил нестерпимо и невероятно.

Он с потрясающим упорством пытался угробить себя — иначе не скажешь. Мало того, что эти усилия поощрялись безбашенной МакГонагалл — и, по всей видимости, придурочным Уизли, с которым поганец водил дружбу — так теперь появился еще один жаждущий поттеровской крови.

Слизеринцам Снейп вроде все доходчиво объяснил. Плюс еще Флинт — он не позволит, чтобы "верткого мелкого" вынесли вперед ногами. Не тогда, когда у его команды появились шансы на победу. Когда дело касалось квиддича, пятикурсник Маркус становился непримиримей МакГонагалл. Может, освежить самым горячим почитателям пожирательского дела память, напомнить, что Поттер — неприкосновенен?

Нет, мальчишка просто нарывался. Он раз за разом влипал в неприятности — и что Снейп слышал, вытаскивая засранца оттуда? "Извините, сэр." Это выводило из себя почище шуточек Джеймса.

"Извините, сэр."

Он всегда предельно вежлив. Мил и приятен в общении, чтоб его. Готов лабораторию прозакладывать, если мальчишка не очаровал еще каждого преподавателя в замке. Очаровательный, обходительный и такой несчастный... У Стебль, должно быть, так руки и тянулись пожалеть ребенка.

Он, Снейп, к счастью, никогда не заблуждался насчет вежливости. Все-таки почти два десятка лет с Люциусом общается. Вежливость с реальным отношением имеет примерно столько же общего, как пес с вервольфом. Если Поттер умеет подпустить в свой вид достаточно искренности, чтобы впечатлить своими манерами МакГонагалл — его счастье.

Легилименция, хоть она и не сродни эмпатии, весьма помогает в определении этой самой искренности. Снейп от мальчишки не видел никаких проявлений настоящих чувств. Мерлин с ним, пусть бы ненавидел, как его дружок-гриффиндорец, или беззвучно страдал от несправедливости, как Грейнджер. Мог бы бояться, как растрепа Лонгботтом — все хоть бы показал, что чувство самосохранения имеется. Хоть что-то живое и понятное.

Но нет. Он будет молча кивать или бубнить свои "Дасэры". И ноль эмоций.

Хотя — нет. Однажды Поттер был искренним. Когда он рассказывал о своем видении связанных с Темным Лордом событий. Правда, реакция мальчишки была более чем странная.

Чувство вины. Огромное, давящее и всепоглощающее. И стыд — только никак не за то, что учудил на матче, нет. За что-то другое.

Мерлин, ну почему нельзя применять легилименцию до малого совершеннолетия? С Поттера станется найти проблем на свою голову задолго до четвертого курса. Да что там, он уже в драккловом дерьме по самую макушку.

От размышлений Снейпа отвлек шум воды. Мальчишка покинул свое место и теперь возился над каменной раковиной.

— Поттер, чем вы заняты?

И прозвучало слишком резко, и вставать было совершенно не обязательно. Но МакГонагалл свято уверена, что он срывает зло на мальчишке — что ж, можно так и сделать.

— Все нормально, профессор, сэр, просто нож отмываю.

Уже закончил? На парте столько мандрагоры — работы еще на пару часов минимум. Снейп подошел ближе, набирая в грудь побольше воздуха для гневной отповеди — и осекся. Струйка воды была подкрашивалась не столько ржаво-рыжим соком мандрагоры, сколько кровью.

Мальчишка, заметив взгляд Снейпа, тут же развернулся. Нож — все в тех же липких мандрагоровых пятнах — сиротливо лежал около стока.

— Простите, профессор, сэр... Я не испачкал уже очищенное, честное слово...

Правую руку он накрыл левой и прижал к мантии — точно пытался скрыть свою рану. Снейп потянулся к нему:

— Поттер, вы...

А вот теперь мальчик отпрянул. На краткий миг в его глазах мелькнул страх, но он тут же вернул свое обычное — никакое — выражение лица.

— Виноват, сэр. Извините, пожалуйста, сэр.

Воплощение смирения и абсолютной покорности. Глаза полуприкрыты, лицо безвольное — как у покойника. Опять. Черт.

Снейп почувствовал, как в нем поднимается тошнотворная волна гнева. Эта маска Поттера выводила его из себя более, чем все остальное.

— Сядьте! — рявкнул он, едва не подкрепив свои слова направляющим толчком. — И, Мордред вас дери, покажите мне уже свою руку!

О, вот теперь он получил поттеровские "настоящие чувства". Мальчишка поднял глаза и посмотрел на него с таким удивлением, словно у профессора выросла вторая голова.

Длилось это, правда, не дольше нескольких секунд. Он снова склонил голову — ни дать ни взять почтительный домовой эльф — но хоть руку протянул.

Р-резчик по мандрагорам, черт побери! Большой палец пересек длинный и, судя по всему, глубокий порез — а кровь, в полном соответствии со свойствами сока мандрагоры, останавливаться не собиралась.

Снейп пробормотал: "Акцио!", и беспалочковые чары доставили ему необходимый препарат. Руки почему-то тряслись, так что помимо пореза он осыпал порошком и свою, и поттеровскую мантию. Зато кровотечение наконец остановилось.

— М-м-м... Профессор, сэр, а что это было? — тихо и вроде бы неуверенно поинтересовался Поттер.

Снейп вздохнул и отпустил его руку:

— Безоаровый порошок.

— Но, сэр... М-мандрагора, она же... не яд? Безоар не должен действовать... наверное?

Снейп снова встретился глазами с мальчишкой. Сейчас тот напоминал помойного кота: настороженный, зажатый и готовый удрать в любой момент. И в то же время — жаждущий узнать. Хотя, кажется, он ожидал сейчас скорее пинка, чем ответа.

— Безоар — это вам не только универсальное противоядие. Во-первых, безоар, как пористая субстанция, хорошо впитывает жидкости. Во-вторых, он стимулирует образование тромба. И в-третьих, пусть вас не путает название — в безоаровом, помимо порошка собственно безоара, присутствует пыльца бадьяна и кровохлебки. На самом деле состав назван не по главному компоненту, а по имени создателя — он был изобретен румынским зельеваром по фамилии Bezoar.

— Э-э, спасибо, сэр.

И повисла тишина.

Снейп с тоской оглянулся на часы — до отбоя еще далеко. Отпустить Поттера сейчас — и ломать голову, дошел ли он до общежития? Так, что-то паранойя одолевает...

Скоро придут пятикурсники. Выпросили-таки дополнительные лекции перед экзаменами. Вопрос только, чем задержать здесь Поттера?

Взгляд упал на книжные полки — и проблема решилась сама собой.

— Ознакомитесь со свойствами и применением безоарового порошка, — отчеканил Снейп, положив перед оторопевшим Поттером увесистый гримуар.

Мандрагору он собрал. Во избежание. А то Поттер как-то очень странно на нее косился.

То, что успел, он сделал, как ни странно, правильно. Толщина снятого слоя, ширина корковой ленты, выбор терки...

Случайность — или..?

ПРИМЕЧАНИЕ: Рубедо — заключительный этап создания философского камня, состоит в достижении просветлённого сознания, слияния духа и материи. А по Юнгу — проявляется в точке, в которой человек обнаруживает свою истинную природу.

Чем ближе было Рождество, тем более мрачным становился Гарри. Как он выяснил из подслушанных в общей гостиной разговоров, все разъезжались на каникулы по домам. Ну, или не по домам — как, например, Гермиона, которая со счастливой улыбкой поведала, что подруга ее матери пригласила Грейнджеров на горнолыжный курорт.

За Гермиону Гарри был рад, а вот за Дурслей, которые тоже могли куда-то уехать (как уже пятый год подряд и делали) — не особо. Что, скажите на милость, ему делать на Тисовой? Надеяться, что Алохомора откроет магловский замок, и Гарри в процессе этого чародейства не попадется на глаза соседям? И вы еще сигнализацию со счетов не сбрасывайте... Ладно, пусть так — хоть Гарри в такую удачу и не верил. Но что дальше? Две недели в пустом доме? Прижимистый дядя Вернон, будьте уверены, отключит воду и отопление на время поездки. Камин обычный давно заменили электрическим — что, над свечкой теперь отогреваться? А питаться чем — закупиться в "Хогвартс-экспрессе" тыквенным печеньем? На дне чемодана был припрятан мешочек с достаточным количеством сиклей, вот только в "Теско" на кассе не гоблины сидят.

Оставалось надеяться, что тетка договорится с миссис Фигг. Хотя... Нет, избави Мерлин от такого счастья.

Рон, узнав о его затруднениях, тут же предложил написать матери о том, что на Рождество к ним домой приедет еще и Гарри. Но, во-первых, стеснять миссис Уизли, да еще и на праздники, когда соберется вся семья (а это, на минутку, девять человек), было неудобно; во-вторых же, Рон со своим письмом опоздал: Чарли — тот, который работал в драконьем заповеднике — приглашал родных погостить в Румынию, и уже договорился в Министерстве о визе и каком-то "портале". Дурсли решили бы побегать за документами для Гарри разве что в день святого Никогда, так что соблазнительная ронова идея потерпела крах еще в зародыше.

Гермиона поразмыслила немного и вспомнила, что кое-кто из гриффиндорцев остается на Рождество в замке. Может, Гарри стоит попробовать? МакГонагалл, кажется, составляла список...

Но где Гарри — и где заместитель директора. Правила хорошего бюрократического тона требовали какого-никакого заявления. Но что писать? И нужна ли подпись опекуна? В общем, Гарри пришел к выводу, что ему нужен совет.

Совет, вероятней всего, мог дать староста, ибо на доске объявлений, кроме даты отъезда "Хогвартс-экспресса", не было ничего — и неудивительно: из слизеринцев никто не горел желанием остаться в школе на каникулы.

Взглянув на Хиггса, Гарри решил, что его он никогда и ни о чем спрашивать не будет. Оставалась Полина Трэверс. Она, конечно, ходила вся загруженная бумажной работой и какими-то личными проблемами, но попытка не пытка. Она же, в принципе, довольно благожелательно относилась к первокурсникам — и даже к Гарри...

Но, видимо, не судьба.

— Прости, Поттер... — ответила она. — Никто с факультета не остается. Бланков у меня нет. Ничего не получится...

Выражение лица у нее было несчастное.

— Нужно разрешение от родителей или опекунов. И сроки сдачи давно прошли. И вообще... — голос у нее прервался. — И вообще... Не получится ничего! Прости, пожалуйста, прости!

И она попросту сбежала из общей гостиной. Гарри остался у камина, озадаченный. Глаза у старосты были на мокром месте.

Ладно, и такое бывает. Подумаешь, просидеть на Тисовой все каникулы одному! Он бы и тут не мог похвастаться приятной компанией — ни Рона, ни Гермионы в школе не будет. С Пивзом, что ли, на пару рождественские гимны петь?

Можно подумать, один он такой невезучий. Вон, и у всеобщей любимицы Трэверс проблемы. И ничего, живет же как-то. Интересно, кстати: с ней-то что могло случиться? Табель выходит неидеальный?

Гарри тоже уже узнал свои оценки. "Превосходно" по Чарам, Защите и, разумеется, Полетам. По Астрономии тоже — но там каким-то чудом, только благодаря точным расчетам орбит. Рисовал карты он так себе. Еще одна "П" — по Травологии, но в этом он даже не сомневался. По Истории магии и Трансфигурации — "Выше ожидаемого", но учитывая нудность одного предмета и сложность другого, так это вполне себе неплохо.

Единственно что — Снейп, в отличие от других преподавателей, оценки до сих не объявил. Грозился задать контрольную — хотя, казалось бы, какая может быть контрольная, Рождество на носу... С другой стороны, старшие курсы исправно зубрили зельеварение, так что, наверное, надо бы последовать примеру более опытных товарищей. Может, Снейп вообще не в курсе о существовании праздников. Или, как Гринч, ненавидит Рождество.

Немного подняв себе настроение образом зеленокожего Снейпа, потирающего руки в предвкушении антирождественской пакости, Гарри достал-таки "Магические отвары и зелья".

* * *

Дурсли снова побили все рекорды. За три дня до Рождества Гарри получил-таки письмо.

Мы уехали с Мардж на Канары. Даже не думай вломиться в дом в наше отсутствие — сигнализация исправно работает, живо окажешься в участке. Вылетишь из своей ненормальной школы. Так что помни об интернате имени святого Брутуса и не делай глупостей.

Не пиши нам сюда. Мардж ненавидит сов.

Вообще до лета можешь не писать.

С Рождеством,

Петунья

О да, поздравления были тут как нельзя кстати. И ведь не поленилась тетушка найти где-то сову!

* * *

Снейп свои угрозы все же привел в исполнение: в понедельник кабинет зельеварения поразил всех непривычной пустотой. Широкие лабораторные столы казались голыми — ни котла, ни ножа, ни травинки. Треноги-горелки тоже куда-то исчезли.

— Доставайте перья, пергамент я раздам, — с обычной своей мрачной миной велел профессор. — Свитки зачарованы от списывания, хотя вы можете попытаться. Мне будет интересно взглянуть, как далеко может зайти ваша фантазия, раз уж на изучение материала мозгов не хватает.

Он, в отличие от других преподавателей, не стал колдовать, а прошел по классу, ненадолго останавливаясь у каждого стола. Раздать свитки было секундным делом — но он специально задерживался рядом с каждым студентом. Очередное бессловесное внушение. Гарри осознавал всю глупость своих страхов, но ничего с собой поделать не мог: он ссутулился и замер, стоило преподавателю нависнуть над ним.

Но, к счастью, Снейп почти сразу отправился дальше. Может, никто и не заметил, что Гарри совершенно позорно съежился, как будто в ожидании удара.

— К практической части зачета будут допущены лишь те, кто получит за письменную работу положительную оценку, — изрек Снейп, вернувшись за свой стол. Тут он осклабился: — Все слизняки, нулевки и тролли получат увеличенное задание на каникулы, к тому же их ждет пересдача в феврале.

— Что за слизни? — шепотом спросил Гарри у Рона.

Рон прошелестел в ответ почти беззвучно:

— Так мы, гриффиндорцы, называем его отметки. Слизняк — это "Слабо", нулевка — "Отвратительно", у Снейпа же почерк весь из острых углов, у него что "О", что ноль выглядят одинаково. Но мы же так только в гостиной, откуда он знает... А про тролля — я думал, Фред и Джордж разыгрывают меня, не может же быть такой оценки...

Похоже, так оно и было: гриффиндорские первокурсники — ну, за исключением Гермионы — после реплики Снейпа изрядно спали с лица. Симус Финниган побледнел, а лицо его приятеля Дина Томаса приобрело нежный зеленоватый оттенок. Лаванда Браун и Парвати Патил синхронно вздрогнули и прижались друг к дружке. Что же касается Невилла — он, судя по всему, был на грани обморока.

Да что там гриффиндорцы — даже Малфой нервно заерзал, почувствовав себя не в своей тарелке. То ли тоже был знаком с львиным жаргоном, то ли слишком хорошо различал интонации зельевара.

Насладившись произведенным эффектом, Снейп постучал палочкой по столу:

— Прекратить обсуждение! За всякий разговор после начала контрольной буду отнимать от вашей оценки по баллу.

Он извлек из ящика стола пузатые песочные часы:

— У вас ровно час, — сказал он и взмахнул волшебной палочкой в сторону доски. Из черноты немедленно проступили островерхие белые буквы.

Снейп перевернул часы, и песок шустрой струйкой устремился вниз.

Гарри подался вперед и прищурился, чтобы прочитать вопрос. Ему бы хоть половину решить...

Сердце сделало кульбит. Гарри подумал было, что ошибся, читая вопрос, но...

1. Опишите возможности применения безоара.

2. Расположите известные вам снотворные зелья в порядке возрастания силы.

3. Вычислите конечный объем зелья против фурункулов и требуемую массу змеиных зубов, если для его изготовления было использовано полторы дюжины рогатых слизняков.

4. Рассчитайте время варки...

Все вопросы были из тех тем, по которым Снейп нещадно гонял Гарри с самого первого занятия. Гарри теперь был почти уверен, что где-нибудь дальше затесался и аконит.

Может, и получится обойтись без дополнительного задания...

* * *

До массового исхода студентов из Хогвартса остался ровно день. Гарри ограничился тем, что собрал чемодан и попытался узнать, можно ли снять комнату в "Дырявом котле", если тебе нет семнадцати. Рон покрутил пальцем у виска и предложил заколдовать чемодан, чтобы Гарри в нем спрятался, а Рон протащил его мимо бдящего на страже школы Филча и довез если не до Румынии, то хотя бы до "Норы", семейного гнезда Уизли.

На это завозмущалась уже Гермиона, разразившаяся потоком цитат из Магического Уголовного Кодекса. Смысл ее выступления сводился к тому, что:

а) несовершеннолетние могут проживать отдельно от взрослых — где угодно! — с письменного разрешения родителей/законных представителей;

б) без этого разрешения юных волшебников препровождают в местное отделение аврората, где блюстители порядка извещают этих самых представителей — как только устанавливают личность беспризорного волшебника и имена опекунов. А Гарри Поттер, как ни крути, слишком известен, чтобы прикинуться Джоном Доу;

в) при пересечении международных границ прибывшие порталом досматриваются аврорами пограничной службы, а багаж исследуют специально обученные виверны. Если там есть что-то, не указанное в сопроводительной документации, виверна этот багаж испепеляет. Иногда вместе с владельцем.

И, наконец, она использовала коронный аргумент:

— Рональд Уизли, аврор должен с почтением относиться к закону!

Пристыженный рыжий уставился на нее взглядом побитой собаки:

— Но мы же не можем просто так бросить Гарри!

Гермиона подумала еще и изрекла:

— "Если опекуны несовершеннолетнего волшебника являются маглами, в роли его законного представителя перед волшебным сообществом в течение учебного года может выступить декан факультета или, до прохождения несовершеннолетним волшебником процедуры распределения, — директор учебного заведения." Статья тридцать первая, пункт седьмой.

Рон скорчил недовольную физиономию:

— А раньше нельзя было вспомнить? Хотя — зачем? Это же Снейп! Он вообще способен нормально на просьбы реагировать?

Но Гарри ухватился за эту призрачную возможность:

— Спасибо, Гермиона, я попробую. Все равно на отработке его увижу.

* * *

Рождественский дух проник даже в подземелья — пусть и в виде распевающего песни Пивза. Кровавому Барону, похоже, надоело гонять неугомонного полтергейста. Гарри сомневался, чтобы услышанная им пивзоверсия "О чистые души, стекайтесь во храм..." была признана кем-либо за приличное произведение. Да и, если прислушаться, совсем не "во храм" призывал всех распоясавшийся дух...

Гарри робко постучал в дверь и, дождавшись резкого: "Войдите!", заглянул в кабинет декана.

Снейп затолкал в папку какую-то испещренную печатями справку и хмуро уставился на Гарри:

— Слишком рано, Поттер. Можете вымыть котлы, но это не избавит вас от необходимости нарезать бочку тритонов. Их принесут хорошо если через час.

Гарри залился румянцем и опустил голову:

— Эм-м, простите, сэр. Я пришел по другому вопросу... Разрешите?

Лицо Снейпа выражало что угодно, кроме энтузиазма, но он отложил бумаги и скрестил руки на груди:

— Сядьте, Поттер, нечего держать мне дверь нараспашку. Что у вас?

Гарри скользнул на указанный деканом стул и промямлил:

— Профессор, сэр... Могу ли я остаться на каникулы в Хогвартсе?

Он поднял взгляд ровно настолько, чтобы заметить, как Снейп закатил глаза — и тут же снова уткнулся в пол.

— Удивляюсь, как вам не пришло в голову спросить об этом непосредственно перед отправлением "Хогвартс-экспресса". Остаться в школе на каникулы — по крайней мере, на рождественские и пасхальные — можно, но для этого необходимо разрешение от опекунов. Вы что, не могли узнать об этом у старост? Или у меня, если уж вы не в состоянии снизойти до беседы с Хиггсом? Все это делается заранее, Поттер, можете вы понять — заранее!

Гарри не стал оправдываться — бесполезное это дело. Да и зачем приплетать сюда Полину Трэверс, у нее и так неприятности.

Снейп перевел дыхание после этой тирады и выдвинул ящик стола. Пошуршав там, он извлек... лист обычной бумаги. Стандартный лист А4, черные отпечатанные строчки — словно они не в школе волшебства, а в каком-нибудь офисе.

— Заполняйте, Поттер. Имя, дата рождения, курс, факультет. Галочку поставьте напротив рождественских каникул. В графе "Место пребывания" пишите Хогвартс. Если отправите письмо со скоростной совой, она обернется до Суррея часов за шесть. Может, тогда успеете получить ответ до того, как МакГонагалл отдаст списки остающихся директору.

До Суррея за шесть часов, значит... Снейп предложил идеальное решение. Вот только была одна проблемка.

— Они уже уехали, мои тетя и дядя. Мне письмо пришло... Боюсь, что до Канарских островов никакая сова не долетит. Простите, сэр. Извините, что потратил ваше время... — пробормотал Гарри. Он забрал ненужное уже заявление и встал, собираясь уйти.

Снейп сдавленно рыкнул.

— Сидеть, Поттер! Где вы, в таком случае, собираетесь остановиться на эти две недели? — хлопок по столу заставил Гарри вздрогнуть. — Давайте сюда эту бумажку.

Гарри ошарашенно замер.

— Дайте уже это заявление! И письмо от опекунов давайте, если оно в вас собой! Ну же, я жду!

Гарри моргнул раз. Другой.

Снейп на полном серьезе протянул руку в ожидании того, как ему отдадут эту макулатуру. И раздражался он все сильнее.

Гарри наконец отмер и положил заявление обратно. Порывшись в сумке, он нашел записку тетки и подал е профессору.

Снейп нетерпеливо сгреб послание, едва не порвав его, и положил перед собой поверх заполненного бланка. Он окунул перо в чернильницу, занес его над бумагой и, примерившись, вывел размашистый росчерк. Тетя Петунья, при всем своем бисерном почерке, расписывалась всегда крупно, броско, с претендующими на изящество завитушками.

Профессор смерил Гарри тяжелым взглядом:

— Предположим, это похоже на подпись Петуньи. Отнесите это профессору МакГонагалл, она поставит печать. Потом сразу ко мне.

Гарри мог на это только кивнуть. Происходящее как-то не желало укладываться в голове.

— Извинитесь за задержку и скажете, что только получили письмо. Можете продемонстрировать вместе с этой цидулькой, можете просто отдать заявление. Ну же, Поттер, вперед! Или вы предпочитаете ночевать на магловском вокзале?

После такого напутствия Гарри смог-таки сдвинуться с места. Без единого слова он вышел из кабинета и направился к лестнице.

Первые шаги давались с трудом. На первый этаж он поднялся уже в обычном темпе.

В башню к МакГонагалл он бежал так, что щипало в глазах.

ПРИМЕЧАНИЕ: Гарри имеет право не знать о запрете на магию вне Хогвартса. Во-первых, он неоднократно стихийно колдовал — и ничего (кроме гнева Дурслей) за это не было; во-вторых, колдовал при помощи палочки (в каноне этим грешила Гермиона); в-третьих, довольно нелогично учиться чему-то, что нельзя использовать. Да, он знает о Статуте секретности. Но не колдовать в присутствии маглов — это, эм-м, не колдовать В ИХ ПРИСУТСТВИИ. Что этого делать нельзя, пусть тебя и не видят, прямым текстом говорится только в бумажках, которые выдают перед отъездом из Хога. Логично предположить было, что кое-что вне поля зрения маглов все же можно делать. Но — Гарри еще разочаруют.

"Теско" — сеть относительно дешевых и почти вездесущих супермаркетов. Где-то же должны обитатели Тисовой закупаться.

Про угрозу участком. Перегиб, конечно — с десяти лет уголовная ответственность в Англии наступает за убийство. В остальном за разный состав преступления — с 10-17 лет. Стандартная пугалка от тетушки, короче говоря. А Гарри наивный мальчик.

Проводив Рона и Гермиону, Гарри совсем приуныл. Что, спрашивается, делать в пустом замке? Даже мадам Пинс уехала на каникулы, так что из литературы у Гарри остались только учебники. Хорошо еще, он сдал зачет по зельеварению — а то бы как он выполнил знаменитое «дополнительное задание» Снейпа? Кажется, со всего первого курса его получил один Невилл. Вот уж не повезло.

Здорово бы сейчас полетать — но «Нимбус» ему все еще не вернули. То ли проверяют так долго, то ли Снейп решил ужесточить воспитательные меры. Или сам что-то с этой метлой химичит... Профессор зельеварения, как ни крути, был хорош во всяких темномагических штуках. По Хогвартсу ходила сплетня, что он метит на место преподавателя Защиты. Вспомнить, как он обсуждал с Тонкс наложенное на метлу проклятие — так и небезосновательно. Если он во всем так разбирался, то точно был бы лучше Квиррела.

«Превосходно» по Защите Гарри не то чтобы считал незаслуженным. Скорее, эта оценка была абсолютно бесполезной. Судите сами: прошло полгода, а они, кроме вампиров, ни о чем и не говорили. А эффект какой? Серебро — работает, осина — работает, чеснок — работает слабее, но зато бегать за вампиром не надо. Так это вам и Дадли скажет, спасибо Голливуду. Гермиона как-то посчитала примерную численность вампирьей общины. Выходило, что вероятность быть атакованным кровососом почти совпадает с риском нападения бешеной собаки. А нарваться на проклятие (произвольной степени тяжести, исключая Непростительные) — как попасть в автоаварию. Квиррел крайне странно расставлял приоритеты.

Гарри честно продирался сквозь дебри «Теории защитной магии», но едва ли осилил треть книги. Практический выход был и того меньше — щитовых чар в его исполнении только-только хватало на простенький Петрификус. Да и срабатывали они через раз. Рон, посвященный в тайну, исправно помогал с этими экспериментами, но оставался при своем мнении: лучший способ спастись от проклятия — увернуться. Гарри, прочитавший немного о невербальных заклинаниях, которые не сопровождались никакими лучами, в роновой стратегии сомневался.

Время близилось к ужину, а Гарри все еще застрял на главе о специфичности магии. Язык изложения был зубодробительный, и порой хотелось вооружиться словарем, чтобы разобрать — что же хотел сказать автор. С обеда Гарри прочел уже страниц тридцать, а конспект прирос едва ли на полстранички. Постулаты специфичности, тоже мне... На каждый пункт составитель считал необходимым привести хотя бы по парочке примеров — и, будем честными, только это и делало правила понятными. Формулировки самих постулатов пестрели такими многоэтажными оборотами, что становилось попросту страшно.

На фразе «концепция, базирующаяся на принципе соразмерности в организации мерности и перемене состояния» он уснул прямо за письменным столом.

* * *

Рождественское утро разбудило Гарри запахом печеных яблок и овсяных лепешек. В кои веки ему не придется просто смотреть на все вкусности издалека! Он сладко потянулся...

Нога уперлась во что-то объемное и шуршащее. Гарри подскочил на месте и лихорадочно зашарил вокруг в поисках очков. Они обнаружились на тумбочке, что Гарри и обнаружил, отбив руку об ее угол и смахнув какие-то свитки.

Странно. Ему казалось, что заснул он за столом. Впрочем, неважно.

Водрузив на нос клееные-переклееные очки, Гарри огляделся. В изножье кровати, прямо поверх одеяла, лежали свертки — большие и маленькие, в коричневой вощеной бумаге и в блестящей, явно магловской, оберточной бумаге, с привязанными карточками и просунутыми под бечевку конвертами...

Гарри с удивлением прочел на боку объемистого свертка свое имя. После недолгих раздумий он разорвал упаковку, обнаружив внутри толстый, ручной вязки свитер изумрудно-зеленого цвета и большую коробку с домашними сладостями. Кроме того, там было письмо — как оказалось, от Рона:

С Рождеством, Гарри!

Мне ужасно жаль, что пришлось оставить тебя одного в замке. Знаешь, ты определенно должен приехать к нам — хотя бы на летние каникулы. Там-то точно мы из "Норы" никуда не денемся.

Я написал маме, что некому будет сделать тебе подарок, и она связала тебе фирменный свитер. Она каждый год к Рождеству вяжет всем нам свитеры, так что ты теперь почетный Уизли. Когда я с близнецами играю в квиддич по такой погоде, они вечно дразнятся, что я в темно-бордовом (мне вечно достается темно-бордовый свитер!) выгляжу как свекла на метле, но это все ерунда, потому что в таком свитере и в самую холодину не замерзнешь. Ты будешь в каникулы сам тренироваться для квиддича? Перси признался, что ему, как старосте, дали расписание всех игр на следующее полугодие, и первый матч будет Гриффиндор против Слизерина.

Здесь, в Румынии, довольно скучно — по крайней мере, в заповеднике. Из всех развлечений — спуститься в деревню, ходить по дворам и петь. Маглы эту традицию уважают и откупаются кренделями и яблоками. А из интересного — недавно пытались ограбить драконий инкубатор. Местные авроры уже неделю бродят, но единственные свидетели тут — драконы, так что расследование зашло в тупик и прочно там увязло. Билл вызвался им помогать, и я теперь даже спросить у него про сам-знаешь-что не могу.

Выше нос, Гарри! Постараюсь вернуться пораньше.

Еще раз с Рождеством,

Рон

В носу от этого послания солено защипало. Гарри и не надеялся, что кто-то решит поздравить его, не говоря уж и о подарках. Кроме свертка от Уизли, здесь была коробка печенья без сахара и толстый блокнот с ручкой-корректором (Гермиона в своем репертуаре) и самодельная флейта из какой-то легкой древесины — от Хагрида. Гарри попробовал — звук вышел ухающий, как у недовольной совы. Надо будет разучить что-нибудь и устроить для великана показательное выступление.

Оставался, впрочем, еще один тючок — небольшой, воздушный, практически невесомый. Гарри повертел его в руках — никаких опознавательных знаков. Он развязал бечевку, и на колени ему выпала ткань — серебристо-серая, шуршащая, напоминающая одновременно шелк и целлофан.

Еще оттуда выпала записка. В отличие от обычного для волшебников пергамента, она была сделана на листочке папиросной бумаги. Надпись на нем была сделана очень мелким почерком с завитушками — такого Гарри еще никогда не видел:

Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее его сыну. Используй ее с умом. Желаю тебе очень счастливого Рождества

Подписи не было.

Гарри осторожно расправил ткань — это оказалась длинная полупрозрачная мантия, совершенно точно рассчитанная на взрослого волшебника, да еще и с немалым ростом. Покрой был предельно простой — она скорее даже напоминала плащ с капюшоном, чем повседневный хогвартский наряд.

Неужели она и правда принадлежала Джеймсу Поттеру? Гарри хотелось ее примерить, но он прекрасно понимал, что в ней утонет. Он сжал ткань в ладонях и зарылся в нее лицом — но она не пахла ничем, кроме нафталиновых шариков, точно как старая шуба тети Петуньи.

Ладно, пусть Гарри и не светит носить эту мантию еще много-много лет, он просто обязан сохранить ее. Убрать в сундук? Она и так пролежала в этом свертке столько времени — вон, даже складки не расправляются. Решено! Он повесит мантию на шкаф — все равно никого в спальне нет, чтобы сдернуть ее или нечаянно зацепить и порвать. Мантия отвисится, а Гарри сможет помечтать, что владелец мантии просто вышел на минутку, забыв ее на вешалке...

Все равно ничего, кроме фантазий, у него нет.

МакГонагалл говорит, что он, Гарри, очень похож на отца, только глаза мамины. Вот и представим: темноволосый, вечно взъерошенный, близорукий... Высокий, судя по мантии. Раз играл в квиддич — значит, подтянутый. Эх, жалко, он не знает, какого цвета были глаза отца... Ну ничего. Можно представить, что он, прищурившись, улыбается.

Шмыгнув носом, Гарри прошлепал к шкафу и отыскал свободную вешалку. На обратном пути заметил сброшенные на пол конверты — вернул на тумбочку: должно быть, Снейп не стал отправлять его табель на Канары и решил отдать самому Гарри. Ничего, их можно распечатать позже.

Гарри накинул мантию на плечики — и чуть не уронил ее. От вешалки остался только торчащий крючок, а мантия точно растаяла в воздухе. И при всем при том Гарри совершенно точно ощущал под пальцами шелковистую ткань и твердость деревянных плечиков.

Что. За. Ерунда?

Он снял — на ощупь — эту мантию — пожалуйста, все на месте. Вот вешалка, вот мантия, снова такая же серебристо-серая и воздушная. Накинул ее на вешалку — опять у него у руках остался жалкий вешалочный огрызок.

Интересно, она все делает невидимым? А что насчет людей?

Не так давно на Истории магии они проходили древних греков. Геракла, помнится, как раз при помощи мантии и отравили.

Но эта принадлежала его отцу. Если отправитель не солгал, то эта самая вещь...

Попробовать или нет?

Мантия явно заколдована. Эх, Гермиону бы сюда. Готов поспорить, она бы в момент выдала, какие такие волшебные мантии могут скрывать вещи чарами невидимости. Еще бы и заклинание начала подбирать, для такого-то полезного эффекта... Или Рон — тот сразу бы предложил надеть мантию. И, если она делает своего владельца невидимым, тотчас нашел бы этому свойству применение. Хорошо, если просто, спортивного интереса ради, прогуляться по школе... А то ведь он всерьез лелеял планы пробраться в Запретную секцию библиотеки — не давал ему покоя этот злосчастный Фламель. Ладно, пусть библиотека, все не коридор на третьем этаже. Невидимость невидимостью, а собака и по запаху тебя найдет.

Попробовать или нет?

Снейп наверняка бы не одобрил. Поймай он Гарри на экспериментах с мантией, точно бы отчитал. Так и видишь перед глазами: губы кривятся, руки скрещены на груди, и он, раздувая ноздри, чеканит: «Мистер Поттер, любая удача имеет печальное свойство кончаться.» Он еще после случая с дуэлью гнев на милость не сменил...

Рассказать профессору? Тогда прости-прощай, мантия. Он, конечно, проверит ее на всякие проклятия. Но вот обратно ни за что не вернет. Решит, что Гарри будет ее использовать для нарушения правил и всяких глупых проказ, и конфискует.

А она ему, может, только как память дорога. И, возможно — только возможно! — под ней можно будет скрыться от чужих глаз в Литтл-Уингинге, и тогда ни Дадли, ни его безмозглые дружки его не достанут...

Гарри рассеянно погладил ткань мантии. Рон, конечно, поддержит его в том, что мантию нужно оставить себе. Но Гермиона — она, поразмыслив о всех последних происшествиях, велит рассказать о ней учителям.

Нет. Ему не хотелось, чтобы кто-либо трогал эту мантию. Он не хотел даже, чтобы хоть кто-нибудь, кроме него, смотрел на нее.

Ему просто необходимо было испытать мантию самому. Гарри накинул ее на плечи и, опустив глаза, не увидел ничего, кроме мозаики теней и отсветов пламени камина. Ощущение было весьма странным.

«Используй ее с умом».

Гарри вдруг почувствовал необыкновенную легкость. В этой мантии он мог обойти всю школу. В этой мантии он мог пойти куда угодно, и ему не страшен был никакой Филч. Можно бродить по Хогвартсу весь день напролет, и даже после отбоя никто не сможет вернуть его в спальню. Он мог пробежаться по лестницам и заглянуть в любое помещение. Никто, никто не мог ему помешать. Он не нуждался ни в чьем разрешении и мог делать все, что угодно. Например, зайти в старое хранилище около библиотеки...

Он уже направился к двери, как под ногой что-то хрустнуло. Свиток, запечатанный зеленым сургучом, и толстый конверт — это их он уронил, разыскивая очки. Гарри протянул руку, чтобы поднять их — мантия больше не скрывала ее, и Гарри увидел собственную зависшую в отрыве от тела руку. Странное было ощущение.

А еще он вдруг осознал, что знать не знает никакого хранилища рядом с библиотекой. И понятия не имеет, зачем бы оно могло ему понадобиться.

Он откинул капюшон. Желание отправиться в мантии-невидимке на поиски подвигов резко пропало. Бродить по Хогвартсу день напролет? И после отбоя?

Он поспешно скинул мантию и оторопело уставился на нее. Неужели только из-за того, что он примерил мантию, ему в голову пришло нечто настолько для него не характерное? И вообще, его ли это желание?

Гарри бросил взгляд на конверт. Он тоже не был подписан. Может быть, он выпал из свертка? Вдруг там инструкция к мантии? Ага, что-то вроде: «Мантия позволяет оставаться невидимым, но взамен тебе нужно устроить себе приключение.» Хотя... В «Теории защитной магии» говорилось что-то о равноценности и балансе — вроде как для того, чтобы волшебство сработало, у него, как у пистолета, должна быть отдача. То есть, ты устаешь тем сильнее, чем больше колдуешь. А если заставляешь работать какой-нибудь артефакт, он помимо «полезного» действия, воспроизводит параллельно и что-то другое. Гарри фыркнул, вспомнив пример: «Принцип этот распространен повсеместно. Даже магловский артефакт лампочка, чтобы светиться, должен в то же время и нагреваться.»

Эх, если в конверте нет пояснений, придется-таки идти на поклон к Снейпу. Ладно, посмотрим...

Пухлый конверт, не запечатанный, как принято у волшебников, а заклеенный. Гарри, за неимением специального ножа (не всем же быть такими пижонами, как Малфой), подцепил клапан конверта и вскрыл его. Содержимое тут же высыпалось на пол.

Внутри оказалась не инструкция, и даже не письмо, а фотографии. Их было около дюжины: обычные магловские и движущиеся магические — цветные, черно-белые, буроватые — их, кажется, называют сепией... Кроме того, оттуда выпал сложенный вчетверо листок бумаги и открытка-рукоделка с рисунком: волшебный котел, из которого разлетаются брызгами сладости и носки, а вместо огня под ним «разведен» венок из остролиста.

Гарри решил начать с бумажки. Как и ожидалось, это была записка:

Возвращаю то немногое, что осталось от Лили Поттер, в девичестве Эванс, законному владельцу.

Ни подписи, ни комментариев. И почерк совершенно другой, чем у отправителя мантии — вытянутые печатные буквы.

Гарри перечитал записку еще раз, не смея поверить в написанное. И снова.

И потянулся наконец к фотографиям.

Рыжеволосая девочка взлетает к облакам на подвешенных к ветке дуба качелях. Улыбка до ушей и редкие веснушки на носу. Вот та же девочка, но уже старше и серьезнее, прижимает к груди полосатого серого кота. Веснушек уже не видно. Зато заметно, какие у нее яркие зеленые глаза.

Вот волшебная фотография — девочка в библиотеке, сидит за столом у окна, что-то пишет. Иногда она поднимает глаза от свитка и смотрит в окно, в задумчивости постукивая пером по нижней губе — совсем как Гарри. Вот она же пытается выхватить камеру, на которую ее снимают — но волшебник-фотограф, похоже, успешно уклоняется, и она смеется. Цветов не разобрать, фотография черно-белая, но на мантии у девочки значок со львом. Гриффиндор. Следующая фотография почти такая же, только в кадр попадает еще и галстук фотографа. Похоже, его все-таки поймали, и девочка полна решимости превратить упирающегося фотографа в модель.

Снова обычная фотография. Ей уже лет четырнадцать, и она прячет нос в шарфе, выбегая на улицу. Гарри узнает дом — такой же на свадебной фотографии тети Петуньи. На Тисовую улицу Дурсли переехали чуть позже.

Кингс-кросс. Она, радостная, демонстрирует значок старосты. Рядом — круглолицая девушка с барсуком на нашивке, тоже староста. На заднем плане мелькает черноволосая растрепанная фигура с метлой на плече.

Гарри переворачивает открытку из акварельной бумаги. На обороте — надпись: Волшебство не ограничивается одними заклинаниями. Желаю тебе веселого Рождества и настоящих чудес! Лили Э.

Внизу буква Эпродолжается длинным стеблем, увенчанным изящной лилией.

* * *

На завтраке в этот день Гарри так и не появился.

Вечер превзошел самые смелые рождественские фантазии Гарри. Большой зал выглядел потрясающе — в нем стояло не менее дюжины высоченных пихт: одни поблескивали нерастаявшими сосульками, другие сияли сотнями прикрепленных к веткам свечей. На столе красовались сотни жирных жареных индеек, горы жареного и вареного картофеля, десятки мисок с жареным зеленым горошком и соусников, полных мясной и клюквенной подливки...

Студентов было всего ничего, так что всех усадили за один стол, без всяких глупостей насчет разделения по факультетам. В основном это были старшекурсники. Гарри подозревал, что это те несчастные, кто не справился со снейповой предрождественской контрольной, но отказаться от зельеварения не мог. Вот пара подружек-пуффендуек, на протяжении всего ужина бросавших на Снейпа осуждающие взгляды. Или вот, например, Стюарт Боунс с четвертого курса — Рон говорил, что у того вся семья так или иначе связана с Авроратом (а тетка так вообще работала — представить только! — верховным судьей), и Стюарт собирался последовать этой традиции. А для поступления в Школу Авроров — Гарри так понимал, это было что-то вроде колледжа для волшебных полицейских — требовалось сдать экзамены по Защите, Трансфигурации и тем самым злополучным зельям. Или когтевранец Аккерман — семикурсник, прочно оккупировавший ученическую лабораторию. Ходили слухи, что его могут оставить на должности помощника преподавателя. Хотя чтобы Снейпу требовался помощник — он скорее в собственном котле утопится, чем такое скажет.

Гарри был среди присутствовавших самым младшим. И как поддержать, что называется, светскую беседу, понятия не имел. Ближе всего по возрасту ему были гриффиндорские третьекурсницы. Гарри знал их, потому что они играли в квиддич. Спиннет, кажется, и Джонсон. Флинт еще возмущался, как гриффиндорский капитан додумался укомплектовать команду девчонками — на Слизерине, кажется, девушки в квиддич вообще не играли. Знаешь, Джонсон, наш Флинт частенько говорит: "Из этой кучерявой неплохой охотник получился, хоть она и девчонка!" — такая фраза что-то не казалась Гарри подходящей для начала разговора. И вообще, сейчас его больше занимала спрятанная под рубашкой мантия.

Впрочем, студенты куда больше внимания уделяли индейке и пудингу, нежели общению. А еще на столах высились башни из волшебных хлопушек, и это помогало разрядить обстановку, когда никто не был занят поглощением пищи. Куда там магловским чахлым хлопушечкам с пластиковыми фигурками внутри! Эти взрывались с оглушительным грохотом, выпуская клубы дыма — всякий раз разного цвета, и выбрасывали вещи, которые на первый взгляд ну никак не могли скрываться внутри. Первый залп, например, принес контр-адмиральскую фуражку и дюжину белых мышей.

Мыши, кстати, были живые, но — судя по плотоядному выражению на мордочке миссис Норрис — это ненадолго.

У учителей в планах, похоже, стояло перещеголять студентов по размаху кутежа. Дамблдор сменил свой остроконечный волшебный колпак на украшенную цветами шляпу и весело посмеивался над шутками профессора Флитвика. Хагрид без устали подливал себе вина и становился все краснее и краснее, и наконец он поцеловал в щеку профессора МакГонагалл. А она, к великому удивлению Гарри, смущенно порозовела и захихикала, не замечая, что ее цилиндр сполз набок. Синистра и еще какая-то, незнакомая пока Гарри преподавательница, с двух сторон наседали на Филча, то шуточными угрозами, то граничащей с абсурдом лестью пытаясь подбить того на ночную прогулку по замку и окрестностям. Филч краснел, бледнел, заикался почище Квиррела и искал спасения у миссис Норрис. Но миссис Норрис была поглощена слежкой за мышами, а коллега Синистры, напоминавшая в своих очках стрекозу, извлекла из-под многослойного покрова своих пестрых шалей бутылку шерри и вручила ее завхозу, сопроводив это таким пылким взглядом, что зарделся и сидевший по соседству Квиррел. Тюрбан на нем, для разнообразия, сегодня был зеленый.

Единственным, кто не желал принять участия в этом празднике жизни, был Снейп. Он не сменил своего обычного угрюмого выражения лица ни после того, как Дамблдор нахлобучил ему на голову шляпу с покосившимся чучелом грифа, ни после того, как нашел в своей порции пудинга целый галлеон. Сидел с краю, с потрясающим упорством отказывался от предложений Квиррела налить вина и время от времени свирепо зыркал на студентов, которые мало-помалу расслабились и тоже затеяли какую-то возню.

Как оказалось, разбирались они с зачарованной шкатулкой. Немного чар — и зал заполнился музыкой. Сначала поднялись две парочки из студентов. Потом Аккерман чинно пригласил МакГонагалл, та благосклонно кивнула — и вот уже к танцу присоединились преподаватели.

Композиции становились все энергичнее. Хагрид закружил в танце сразу обеих пуффендуек, Дамблдор церемонно склонился перед Спиннет, профессор Синистра утащила Филча куда-то к стене, а ее подруга в ворохе шалей предприняла атаку на Снейпа, попытавшись заарканить его своими бусами.

Снейп позеленел и, пробурчав что-то неразборчивое, ретировался.

Гарри, к которому теперь перешел титул самого мрачного участника вечеринки, поспешил последовать примеру декана. Заодно он загадал: если сейчас он догонит Снейпа, то не откладывая, спросит о мантии; если нет — значит, будет молчать минимум до конца каникул. Так было проще, чем кидать монетку.

Вот только в тот момент, когда он в полумраке коридора на повороте врезался в спину Снейпу, Гарри почувствовал, что на самом деле не очень-то ему и хотелось делиться секретом мантии с кем бы то ни было. Но, как говорится, дав слово — держи... Пусть даже и перед самим собой.

— Эм-м... Извините, профессор, сэр...

Во взгляде профессора зельеварения ясно читалось: скидок на праздничное настроение не будет.

— Что вы хотели, Поттер?

Гарри набрал в грудь побольше воздуха:

— Извинитеможноспроситьнасчетзаклятия...

Вот и сказал. Неправильно бы было держать мантию в тайне — не после того, как Снейп все уши прожужжал о безопасности и безответственности. С другой стороны, надоедать декану, да еще и в его законные выходные — Рождество все-таки — тоже не очень-то верно...

Нет. Так будет честно. Снейп и так прикрыл их четверых в истории с трехголовым псом. Если он, Гарри, просто оставит мантию-невидимку у себя, однажды он не вытерпит и снова наденет ее, а тогда — прости-прощай, спокойная жизнь, его утянет на подвиги. В это странное хранилище, о котором он и слыхом не слыхивал, например...

— Простите, что? — на лице декана, кажется, впервые появилось растерянное выражение. Всего на миг, но тем не менее.

— Профессор, сэр, — начал Гарри, тщательно подбирая слова. — Мне прислали некую мантию, имени отправителя я не знаю, и я подозрею, что она заколдована.

— Подозреваю, а не "подозрею", Поттер, — поморщился профессор. — Вы можете принести эту мантию?

Гарри с готовностью вытащил сложенную мантию-невидимку из-под рубашки. Серебристая ткань шурша развернулась. Ее складки переливались в свете факелов тысячей огней. Гарри снова ощутил желание надеть ее...

Снейп в мгновение ока выхватил ее у Гарри из рук. Мальчик моргнул, и наваждение пропало. Он посмотрел на профессора:

— Понимаете, я...

— В мой кабинет, — сухо сказал декан. — Все там. Мне не нравится выражение вашего лица, когда вы разворачиваете эту мантию...

Кабинет Снейпа ничуть не изменился: все те же книжные шкафы, все тот же гробообразный стол — разве что бумаг на нем стало чуть меньше. Раздраженный взмах волшебной палочкой — и стол девственно чист. Снейп махнул Гарри садиться, сам опустился в кресло и расстелил мантию на столе.

— Поттер, посмотрите на меня! Поттер! — Гарри тряхнул головой, отгоняя мысли о том, как хорошо бы было надеть мантию-невидимку. С каждым разом это становилось все труднее.

Снейп встал между Гарри и лежащей мантией.

— Посмотрите же на меня! — приказал он. — Ну же, Поттер... — добавил он уже мягче. — Я должен определить род проклятия...

Гарри честно пытался следовать его указаниям, но в голове все путалось. Чем дольше он смотрел на мантию — там, за спиной Снейпа, виднелся ее серебристый краешек — тем больше ему хотелось укрыться ее прохладной тканью. Быть невидимым, незаметным для любого, кто захочет его обидеть — это ли не счастье? Мантия, казалось, звала, манила его...

Снейп довольно грубо сжал его подбородок пальцами и заставил поднять глаза. Уж что он там увидел, Гарри не знал — да и знать не хотел, но профессор довольно оскалился и, развернувшись, одним ловким движением свернул мантию. Наваждение исчезло.

Снейп совершенно спокойно отошел к шкафу и начал сосредоточенно перебирать разнокалиберные пузырьки и флакончики. Гарри растерянно следил за его движениями, гадая, что за этим последует.

— Пейте, Поттер, — наконец протянул он Гарри невзрачный серый пузырек. — Вам еще понадобится ясная голова.

Гарри послушался. Зелье чуть горчило, но в целом было довольно приятным — если вы, например, любите газировку с хинином или тоник. Не то что бы Гарри часто удавалось попробовать такое, но представление о таком вкусе у него все же имелось.

Снейп опять развернул мантию, как тореадор в шоу по телевизору, но на этот раз Гарри не почувствовал того сокрушительного очарования. Просто мантия. Необычная. Возможно, когда-то принадлежавшая отцу. Но не более. Никакой жажды приключений или вроде того.

Снейп это, кажется, тоже заметил, потому что на его лице мелькнула удовлетворенная ухмылка.

— Вот так-то, Поттер. Вы, конечно, молодец, что рассказали мне о мантии и ваших, как оказалось, небеспочвенных подозрениях, но я бы хотел услышать всю историю с самого начала.

— О, эм-м, да, конечно, профессор, — он сказал: "молодец"? Кажется, я с ума схожу. — Утром я нашел сверток у себя на кровати. То есть там были подарки, хотя я вообще не думал, что мне что-то подарят, и был удивлен, и как-то растерян, и открыл тот сверток, как и остальные, и... Вот. Мантия. Сначала ничего такого не было, и я ее только из интереса примерил. Но когда я ее одел...

— Надел, — почти беззвучно поправил Снейп.

— ...надел, то почувствовал вдруг такую необыкновенную легкость, и радость, и понял, что хочу пойти в старое хранилище около библиотеки, и вообще могу пройти в этой мантии куда угодно — она же делает человека невидимым... А потом я споткнулся, мантия немного сползла, и у меня прямо в голове щелкнуло: а с чего бы мне хотеть такого? Зачем мне блуждания после отбоя, зачем мне прятаться от Филча, зачем мне это хранилище, о котором я до того момента не знал? Думаю, дело тут нечисто. Ну, я мантию и снял. А потом... отвлекся... и про нее вроде как забыл.

Гарри поднял глаза на профессора. Выражение лица Снейпа было, как всегда, нечитаемо. Декан кивнул, призывая продолжить.

— Наверное, нужно было избавиться от мантии. Но я не мог... А потом я узнал, что все собираются в Большом зале, и подумал, что лучше будет спросить кого-то, кто разбирается в проклятиях. Как-то так.

Снейп хрустнул пальцами:

— Уничтожить проклятую вещь — это вполне здравая мысль. Правда, порой они защищены от большинства простых методов — скажем, от испепеляющих заклинаний и обычного огня...

— Не надо ее сжигать! — воскликнул Гарри и тут же испугался своей горячности. Продолжил он куда тише: — То есть... Пожалуйста, не надо, сэр. Если только можно снять заклятие, профессор, сэр, пожалуйста...

Снейп вздохнул:

— Откуда такая привязанность к простой тряпке? Дезиллюминационные чары нестойки, все равно невидимости вам хватит разве что на пару месяцев.

Гарри опустил глаза:

— Там еще была записка, сэр. Отправитель написал, что эта мантия... Она принадлежала моему отцу.

Снейп глухо зарычал. Руки у него непроизвольно сжались в кулаки. Гарри замер.

Не сопротивляйся наказанию, не смей сопротивляться наказанию! Если твое мерзкое поведение кого-то доводит, изволь принять заслуженное наказание...

Снейп взял себя в руки и медленно, точно через силу, произнес:

— Можете забрать... мантию. Зелье послужит антидотом к наложенным на нее чарам внушения. Не суйтесь в то хранилище, о котором мне говорили. Можете идти.

Гарри медлил.

— Идите уже, Поттер! Идите!

* * *

Гарри ворочался всю ночь, пытаясь понять Снейпа. Выходило пока плохо. Профессор вспылил из-за последней реплики Гарри, это факт. Из-за того, что он не сказал про записку с самого начала? Из-за того, что он просил не уничтожать мантию? Непонятно.

Ему не нравилось выводить декана из себя. Вот ни чуточки. Особенно после того, как он помог ему остаться на каникулы в Хогвартсе и помог разобраться с заклятием на мантии. То есть не до конца, конечно, — Гарри до сих пор не знал, кто прислал мантию и зачем заколдовал ее — но теперь, по крайней мере, мантию можно было одевать (надевать — хмыкнув, поправился Гарри), не опасаясь потерять собственную волю.

Интересно, конечно, было бы узнать, что там, в этом хранилище... Не просто так же отправитель мантии хотел привести туда Гарри! Но Снейп ведь уже запретил туда лезть...

Тут Гарри осенило: он понял, как умаслить Снейпа и узнать, что в хранилище.

Он с утра отправится к профессору, извинится и отдаст записку. И предложит проводить до этого хранилища — вдруг там что-то важное, что поможет найти отправителя! И, разумеется, клятвенно пообещает быть тише воды ниже травы, всячески слушаться и вообще не лезть на рожон.

С этой светлой мыслью он уснул.

* * *

Если Гарри предполагал, что добровольно сданное вещественное доказательство в виде записки приведет Снейпа в хорошее расположение духа, то он глубоко заблуждался.

Профессор, похоже, узнал таинственного отправителя по почерку, и личность эта привела его в состояние полнейшего бешенства. Он клокотал от гнева и рвался карать направо и налево, но, судя по его бессильной ярости, до отправителя ему было не добраться.

Единственный плюс — он не стал возражать против присоединения Гарри к маленькой исследовательской экспедиции. Даже уговаривать особо не пришлось.

— Вперед не лезть, держаться молча, беспрекословно слушаться и по первому моему слову бежать оттуда. Желательно под защиту МакГонагалл. Можно еще к Флитвику, — инструктировал он, стремительно скользя по хогвартским коридорам. Гарри усердно кивал, пытаясь успеть за ним.

Хранилище оказалось больше похожим на старую захламленную кладовку. Взгроможденные друг на друга парты, покрытые слоем вековой пыли, связки карт, к которым страшно прикоснуться — до того они ветхие, помятая корзина для бумаг... Единственное, что бросалось в глаза — так это высоченное зеркало на львиных когтистых лапах, прислоненное к дальней стене. По верху золотой рамы шла какая-то надпись, и Гарри подался вперед, чтобы рассмотреть получше...

— Ку-уда?! — цапнул его за шиворот Снейп. — Забыли, о чем я говорил?

— Что это за зеркало? — спросил Гарри.

Снейп взмахнул палочкой, что-то проверяя, а потом отпустил Гарри.

— Скорее всего, одно из многочисленных волшебных зеркал. Не стоит в него смотреться. И подходить тоже не стоит.

— Там сверху что-то написано, — заметил Гарри. — Можно я прочитаю? Я не буду заглядывать в само зеркало, правда.

— Валяйте, — подозрительно быстро сдался Снейп. Он обошел комнатушку по периметру и, похоже, удовлетворился результатами проверки. Теперь его больше занимали те карты: он осторожно вытянул верхнюю, развернул и внимательно ее разглядывал. — Учтите только, что оно может оказаться порталом, может превратить вас во что-то невообразимое, а может и лишить вас рассудка — хотя было бы, чего лишать... — привычно пробубнил он, целиком погружаясь в изучение карты.

Ну, раз он не вышвырнул Гарри за дверь, значит, не так тут и опасно. Зеркало загадочно поблескивало, отражая расцвеченные витражным стеклом солнечные лучи. Гарри подошел ближе, честно стараясь держаться сбоку.

Надпись гласила: "Еиналежеечяр огеома сеш авон оциле шавеню авыза копя." Что за ерунда? Гарри моргнул. Потом, украдкой обернувшись — и убедившись, что Снейп на него не смотрит — он плюнул на ладонь и, сжав кулак, потер левый глаз. Где-то когда-то он прочитал про такой способ увидеть фейри и невидимое... Или это Рон рассказал?

Ладно, неважно. Все равно это не сработало. Что левым глазом, что правым, что в очках, что без надпись была восхитительно бессмысленна, как речь Дамблдора на начало семестра.

Он, пожав плечами, хотел было уже отойти, как взгляд выцепил слово: "лицо". Правда, читалось оно как-то необычно. Справа налево? Гарри попробовал прочесть надпись задом наперед.

Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание. Значит, волшебное зеркало. Желание. Еиналеж.

Это было довольно... занимательно. Что может показать ему зеркало, чего он не знает? Интересно бы узнать, какое из желаний оно сочтет самым-самым.

Да ладно, как оно может показать его желание? Гарри-то прекрасно знал, чего хочет. "Хочу, чтобы меня любили." Даже забавно увидеть, как зеркало будет выкручиваться.

Он только одним глазком глянет! Он сделал шаг вперед...

— Поттер! — Снейп подскочил в одно мгновение. Карты рассыпались по полу. — Вы чем вообще слушаете?

Он оттеснил Гарри от зеркала, стараясь и сам лишний раз не смотреть в его глубины.

— Оно не может навредить! — возразил Гарри. — Это зеркало Еиналеж! Что такого...

— Да хоть кружка Эйналей! — вскипел Снейп. — Зарубите себе на носу, Поттер: в волшебном мире предметы далеко не так безобидны, как кажется на первый взгляд!

— Извините... — пробормотал Гарри, опуская глаза. — Больше этого не повторится.

Снейп бросил косой взгляд в сторону зеркала и, крепко держа Гарри за плечо, отконвоировал его к выходу:

— Если это действительно Еиналеж, то оно опасно, Поттер. Оно показывает самые сокровенные, самые отчаянные желания. Однако это зеркало не дает ни знаний, ни правды. Многие люди, стоя перед зеркалом, ломали свою жизнь. Одни из-за того, что были зачарованы увиденным. Другие сходили с ума оттого, что не могли понять, сбудется ли то, что показало им зеркало, или нет. Третьи же, Поттер, могли увидеть самые темные стороны своей души, от которых они всеми силами пытались сбежать. Я не силен в философии, но с уверенностью могу вам сказать: бойтесь своих желаний.

Гарри промолчал, хоть это его и не убедило. Чем может угрожать зеркало, всего лишь отразившее его и Снейпа?

Гарри в кои веки провел каникулы, как нормальный человек. Нет, не так: впервые в жизни свободный от учебы период укладывался в его представления о "нормальном" времяпрепровождении. Ну, с поправкой на Хогвартс, разумеется.

Гарри дрых до десяти и засиживался у камина заполночь, поджаривал зефирки (ничего страшного, что они пищали, что твои мыши), разглядывал — в миллионный раз — рождественские подарки, переписывался с друзьями и гулял с Хагридом. Хагрид же, кстати, помог решить проблему с ответными подарками. Немного фантазии, остатки досок и найденная можжевеловая палочка (не волшебная, просто высохшая ровная веточка толщиной с карандаш), острое лезвие — и вот уже есть, чем порадовать Рона и Гермиону.

Даже Снейп ни к чему — со времени похода к зеркалу Еиналеж — не придирался. Кра-со-та.

В общем, каникулы просто замечательные... Были.

Утро той среды не задалось с самого начала — можно было бы и догадаться, что судьба вроде как намекает. Но нет, Гарри непозволительно расслабился и смотрел на вещи сквозь если не розовые, то изрядно затуманенные общим благодушным настроение очки.

Во-первых, разбудило его ни что иное, как визит декана. Если вы, едва продрав глаза, в поле зрения находите замотанного в неизменную черную мантию Снейпа, то это само по себе означает крупные неприятности. И можете поздравить себя, если останетесь в живых после такой встречи. Собственно говоря, Гарри именно этому и порадовался, потому что Снейп всего лишь зашел сказать, что сегодня в замке его не будет и он ожидает от Гарри "цивилизованного поведения". Пронесло, можно сказать. Небольшая тучка на жизненном горизонте, и та прошла стороной.

Следующая тучка оказалась куда большей проблемой. Возвращаясь с завтрака, Гарри столкнулся с Квиррелом. Тот рассыпал книги — в оправдание Гарри мог сказать, что профессор изрядно переоценил свои силы. Тем не менее, пришлось и собрать все пыльные томики, и помочь донести их до кабинета, и пообещать явиться во второй половине дня, потому что заниматься подготовкой класса Защиты от Темных Искусств к новому семестру никто не жаждал, а нелепый, вечно заикающийся Квиррел внушал Гарри... жалость, что ли. Почему бы и не помочь, раз уж все равно нечем заняться. Удовольствия от этой благотворительности немного, но хоть время с пользой — по крайней мере, для Квиррела — провести. Это, значит, было во-вторых.

В-третьих, за завтраком подружки-гриффиндорки облили Гарри тыквенным соком. Нечаянно, конечно, но мантии это не помогло. Равно как и извинения, перемежающиеся с высушивающими чарами. Неприятно, но не смертельно.

Однако отсюда следовало "в-четвертых": мантия — зимняя, теплая — была у Гарри единственной. Он повесил ее в спальне и буквально на пару минут вышел, решив, что лучше сразу смыть оранжевые потеки с груди и живота — и, вернувшись, этой самой мантии не нашел. Гарри давно понял, что в замке орудует нечто хозяйственное, но крайне стеснительное. Скорее всего, это были эльфы, о которых Гарри читал в "Истории Хогвартса", но уверенности не хватало — он же их ни разу не видел. Однако никогда прежде эти домоводческие порывы не случались так некстати: кто бы это ни сделал, он крупно подгадил Гарри: в простой рабочей мантии было ужасно холодно. Даже свитер не спасал.

Завершающим аккордом Гарри счел — что бы вы думали — приезд Малфоя. До конца каникул еще два дня, а его уже в замок потянуло. И чего ему дома не сидится? Драко Малфой, не удостоив единственного наличествующего соседа и словом, принялся с сосредоточенным пыхтением разбирать чемоданы. Гарри, решив, что этого "в-пятых" с него хватит, отправился к Квиррелу.

Прочитанная самому себе лекция на тему: "Зависть — бессмысленное чувство" успеха не имела.

* * *

Если кто думает, что разобраться с книжками — это так, ерунда, то он просто не видел подсобки кабинета Защиты от Темных Искусств. Вероятно, она изначально предназначалась для каких-нибудь буйных учебных "пособий", вроде докси или болотников, но профессор Квиррел придерживался иного мнения.

Книги были повсюду: они громоздились на полках и продавливали скамьи, их неровные стопки занимали подоконник и застили свет, и, наконец, они же занимали аляповатую, поставленную вверх дном — точнее, лишенной обрешетки стороной — клетку, более всего похожую на кубическое пристанище гигантского хомяка. Пара десятков невысоких стопочек, что ютились на полу, на фоне этого великолепия совершенно терялись.

Квиррел заикался больше обычного и выглядел, в общем-то, неважно. Губы у него, только он начинал говорить, ужасно дрожали, и лицо как-то посерело и иссохло: нос заострился, скулы выпирали обтянутыми пергаментной кожей косточками.

Гарри ощутил угрызения совести — он Квиррела еще и уронил с утра! — и с наигранным энтузиазмом взялся за работу.

Планы у Квиррела оказались наполеоновские. Поначалу он еще суетился сам, едва не сталкиваясь с Гарри лбами, но потом...

Он быстро освоился и вовсю раздавал команды: возьми это, принеси, переставь. Пыль сотри. Нет, не сюда. У него прямо какие-то тети-Петуньины интонации прорезались. У Гарри даже голова заболела.

Закончили они около восьми. Гарри украдкой вытер пот со лба и оглядел результаты своего условно-добровольного труда.

Подсобка перестала напоминать пещеру свихнувшегося на литературе Али-Бабы и стала похожа на один из потайных уголков библиотеки. Разве что клетка немного выбивалась из общей картины.

Квиррел выразил свою бла-бла-благодарность и — видимо, в качестве компенсации за пропущенный по его вине ужин — предложил чаю. Рассудив, что это лучше, чем ничего, Гарри растянул губы в вежливой улыбке и согласился.

Чай, впрочем, оказался так себе: бледно-желтая, едва подкрашенная водичка. Зато сахару Квиррел насыпал от души. Четыре кусочка на чашку чуть больше кофейной — тут волей-неволей задумаешься, а не слипнется ли. Сам Квиррел, прихлебывавший приготовленный по тому же рецепту чай, даже не поморщился.

— Ска-ажите, м-мистер П-поттер, не с-случалось ли в-вам чего стран-ное в з-замке у-увидеть? — как бы между прочим поинтересовался он. Похоже, в искусстве застольной беседы он недалеко ушел от уровня Гарри.

Ага, совершенно невзначай спросил. Как будто непонятно, к чему он клонит. Эх, зря пришел сюда... Может, и утром Квиррел все подстроил. Кто его знает, может, у него планы такие — далекоидущие. Но, как бы то ни было, придется ответить.

— Нет, профессор Квиррел.

Черта лысого он признается. Если даже Квиррел и узнал что о той дуэли, то Гарри ни за что не признается. Даже Снейп, скрепя сердце — и скрипя зубами — согласился держать все в тайне. Если Квиррел, доверия к которому (как, впрочем, и к любому другому) Гарри не испытывал, получит хоть малю-юсенькое подтверждение своим подозрениям (еще неизвестно, откуда это он в курсе!), Гарри Поттер распрощается с единственной школой, которая предоставила ему место.

А, да. Еще он подставит Рона, перед которым за всю его доброту Гарри в долгу, наверное, до конца жизни. И Гермиону, которая вообще ни в чем не виновата. Разве что в мягкосердечии и глупой преданности. И Малфоя, хотя ему, может быть, и не повредило разок получить по носу... Нет. Это все дурацкая зависть. Даже Малфой не заслуживает быть вышвырнутым из Хогвартса.

О, и еще Снейп. Ему падать еще ниже: он ведь преподаватель, а тут такое... попустительство. Уволят, и еще какую-нибудь бумагу погаже состряпают.

И все из-за него, Гарри, его идиотского характера и неуклюжей тупости.

Нет.

Никого из Хогвартса не выгонят.

Не сегодня. И не по его, Гарри, вине.

— Если честно, мне вообще все кажется странным, — отводя взгляд, сказал Гарри. Главное теперь, чтобы стеснение выглядело натурально. — Немного. Понимаете, трудно привыкнуть к такому...

Врать не краснея — чудесное умение. Секрет в том, чтобы подготовить ложь заранее. Ну, настроиться в душе, сделать вид, что сам веришь тому, что говоришь. Гнать подальше мысли о возможном провале. И ни в коем случае не бояться. Если дрогнешь хоть самую малость — пиши пропало. Потому и дяде Вернону Гарри никогда не мог солгать.

Но если ставки высоки, то можно рискнуть.

Да и учителя всегда были подходящей публикой.

— ...чары, зелья, все эти превращения... Духи и призраки. Говорящие вещи и живые портреты. Знаете, мне иногда кажется, что один из этих железных рыцарей возьмет да и спустится со своей подставки, и начнет наводить порядки похлеще Филча. Ну, мистера Филча.

Гарри потупил глаза, сосредоточив все внимание на чашке. Виски ныли, обещая в ближайшем будущем приступ адской боли.

Усилием воли он расслабил пальцы, слишком сильно стиснувшие чашку. Не хватало еще, чтобы Квиррела насторожили побелевшие ногти. Довольно и того, что надо как-то объяснить легкий румянец.

— По правде говоря, — Гарри приглушил голос, надясь придать игре достоверности, — я до чертиков боюсь напортачить с чем-нибудь. Вот, — он поднял голову и послал Квиррелу преисполненную смущения виноватую улыбку. — даже говорить, как положено волшебнику, не научился. Вечно то чертики, то еще какая ерунда вылезает.

Квиррел слушал с неожиданным вниманием, как будто Гарри по-всамделишному изливал ему душу, а профессору не было на это наплевать. Голова чуть наклонена — даже тюрбан его дурацкий подраспустился, распластав фиолетовый хвост с неопрятными кистями. Гарри окончательно умолк — вроде как стушевался — и Квиррелу волей-неволей пришлось заговорить.

— Ч-что же, это п-привычка, — довольно унылым тоном заметил Квиррел. Это, должно быть, призвано поднимать расположение духа, но этого учителя самого бы кто подбодрил. Но он хотя бы постарался. — У-уверен, в-вы еще о-освоитесь.

— Спасибо, — Гарри поставил опустевшую чашку на стол и поднялся. — Не стоит, наверное, задерживаться. Не хотелось бы нарушать комендантский час.

Квиррел встал и проводил его до дверей:

— Б-берегите себя, м-мистер П-поттер. И н-не с-стесняйтесь о-обращаться, если в-возникнет н-надобность. Д-даже если это н-нарушает к-какие-либо п-правила.

Гарри бросило в холодный пот: "Он точно что-то знает!"

— Конечно, профессор Квиррел, — поспешил подтвердить он. — Спокойной ночи.

И, пока Квиррел не р-решился на дальнейшие, более настойчивые расспросы, Гарри выскользнул в коридор.

* * *

То ли Гарри отвык от присутствия в спальне других мальчишек, то ли разговор с Квиррелом взволновал его больше, чем показалось вначале, но спал он паршиво.

Опять — кошмар.

На этот раз вспышка зеленого света захлестывает его под леденящий хохот. И голос совершенно точно мужской. А вот за миг до вспышки плачет — женщина.

"Пожалуйста, только не Гарри, пощадите…"

И крик обрывается.

Каждый раз после слепящей вспышки Гарри вышибает из кошмара. Вот и сейчас он, хватая широко раскрытым ртом воздух, поворачивается на бок. Тело точно деревянное, а во рту пересохло так, что слышно шуршание языка по небу.

Обычная, в сущности, процедура. Выдернуть себя из кровати. Никого не разбудив, прокрасться в ванную. И сунуть голову под кран, с глупой надеждой ожидая, что потоки воды однажды смогут смыть грязь кошмара, воспоминаний и страхов.

Сопения Малфоя не слышно, но это, скорее, хороший знак: если бы Гарри его разбудил, то Драко, как пить дать, выразил бы свое недовольство — громко и многословно. Так что нечего тащиться сквозь темноту спальни и проверять, как спится этому баловню. Лежит носом к стенке за своим балдахином — вот и пусть себе лежит.

На негнущихся ногах Гарри добрался до коридора, который, в отличие от спален, даже глубокой ночью был подсвечен тусклыми зелеными огнями, и толкнул дверь общей душевой.

Внутри было неожиданно светло. Не очень ярко — по глазам, по крайней мере, не резало — но ощутимо. Гарри моргнул пару раз, привыкая, и посмотрел на источник этого света.

У дальней стены, у зеркала скрючился Малфой. Маленькая лампа с зачарованным огнем освещала его голую спину, испещренную длинными узкими ранами.

Малфой вмиг ощетинился:

— Чего тебе, Поттер?

Кое-как он задрапировался полотенцем, но оно оказалось слишком коротким: порезы спускались и ниже пояса.

— Н-ничего, — запнулся Гарри.

Если бы он вляпался в такую историю еще полгода назад, то тут же бы вылетел из комнаты, постаравшись забыть об увиденном. Ему чужие проблемы не нужны, со своими бы разобраться!

Но то ли голова болела противней обычного, то ли Хогвартс как-то незаметно менял учеников, но Гарри (хотя весь его опыт буквально кричал: "Драпай отсюда!!!") попытался образумить однокурсника:

— Послушай, может те...

— ОТВАЛИ! — взорвался Малфой и запустил в него мыльницей.

Гарри замер.

Мыльница — монструозная фарфоровая плошка с зелеными финтифлюшками аккурат по вкусу тети Петуньи — просвистела высоко над ухом и, глуховато чпокнув, раскололась о стену.

— ОСТАВЬ-МЕНЯ-В ПОКОЕ! — проорал наследник древнего волшебного рода и отправил в полет стакан с зубными щетками. Он не долетел, и Малфой, окончательно рассвирепев, начал швырять все, что под руку попадется. — КАТИСЬ! ВОН! ОТСЮДА!

Жестяная коробка. Крохотный синий фиал. Крутобокий кувшин.

— ТЫ! НИ ДРАККЛА! НЕ ПОНИМАЕШЬ!

Полупустой флакон шампуня. Скомканное полотенце.

— Не понимаешь! — пунцовые неровные пятна на бледных щеках. Пылающие алым уши. Перекошенный рот. — Не п-понима-а-а-ешь...

Последние слова перешли в отчаянный вой. Последняя целая мыльница выпала из опустившихся рук.

— У-уход-ди... — пробормотал Малфой и, отвернувшись, спрятал лицо в ладонях. Из глаз у него катились крупные злые слезы.

Гарри отлепился от стены и скользнул к двери.

Ночной кошмар больше его не тревожил. Куда ему! В памяти всплыла багровая физиономия дяди Вернона.

* * *

— Я научу тебя аккуратности, гаденыш! — Вернон Дурсль еще раз встряхнул племянника за шкирку и ткнул носом в осколки. Нет, это не фигура речи: Гарри и правда оцарапал нос (спасибо, что только кончик!) о стеклянное крошево, в которое превратилась пивная кружка.

Это была дурацкая случайность — Гарри не заметил выставленную в проход ногу кузена, и полетел на пол. Конечно же, кружка не удержалась на подносе и разбилась. Теперь вся кухня была в липких пивных брызгах, а под ногами с хрустом ломались последние уцелевшие крекеры. Хорошо хоть, они были в пластмассовой миске...

Конечно же, Вернон не мог проигнорировать этот шум.

— Какого хрена, я тебя спрашиваю, ты поганишь МОИ вещи?! — плевался дядя, пыхтя от гнева. — Куда, спрашивается, мне девать остаток набора?!

Она и впрямь была из набора, эта кружка. "Три товарища", комплект, прикупленный отцом Пирса Полкисса на Октоберфесте специально для Вернона. Как раз для них троих: Вернона, Полкисса-старшего и его брата, который подбивал клинья к дочке Мейсона (того самого Мейсона, что владел строительной фирмой) — и потому был бы полезен Вернону.

Нос — уже расцарапанный — снова встретился с осколками. Гарри молчал: он давно уже уяснил, что извиняться перед дядей бесполезно. Просить у него пощады — тем более.

— Маленький засранец! Уж я тебя научу... — каждое слово Вернон сопровождал ощутимым тычком. — Научу... А ну-ка, пошел!

Он отвел Гарри к гаражу — где помогая пинками, где просто таща несопротивляющегося племянника, как куклу — и поставил к стенке.

— Постой-ка здесь! — прорычал он и скрылся в доме.

Гарри послушно вытянулся. Лето, солнце... Опять, что ли, придется жариться на улице, пока дядя не сменит гнев на милость? Ну, так это еще ничего...

Гарри уже взмок от пота, но продолжал изображать стойкого оловянного солдатика. Единственное, что он себе позволил, так это прищурить глаза: тылы дядиного гаража в полдень оказывались на самом солнцепеке.

Но у Вернона были другие планы. Вскоре он вернулся — в каждой руке по кружке.

— Ты у меня запомнишь, как гадить... — прошипел он и, размахнувшись, бросил первую кружку.

Гарри, наплевав на все, зажмурился и вскинул руки к лицу. Если Вернон прибьет его за это — пусть: никакие очки не спасут глаза от осколков тяжелого стекла.

Кружка ударилась о кирпичи где-то справа. Плечо обожгло болью.

Вернон хмыкнул:

— Будешь знать, крысеныш...

В Гарри полетела другая кружка.

* * *

Гарри лежал на кровати и бесцельно пялился в потолок.

Темнота окутывала спальню и — по ощущениям — прочно обосновалась и в сердце.

Да, глупая была идея — лезть к Малфою. Да, произошедшее напомнило Гарри о днях на Тисовой. Да, все стало паршивей — и это без учета возможной угрозы со стороны Квиррела.

На душе было тошно. Эй, можно подумать, Гарри что-то не так сделал! Если уж рассуждать, то он сделал даже больше, чем мог: предложил Малфою помощь (ну, попытался предложить — скажем честно), хотя мог бы просто уйти. Наверное, так было бы лучше: в ванной осталось бы хоть что-то целое. И с чего вдруг ему, Гарри, захотелось лезть в чужие дела?

Оправдания не помогли. В голове зазвучал тихий голос совести — похожий отчего-то на Гермионин: "Рона бы ты не бросил."

Конечно, Рона бы — не бросил! Хотя бы потому, что он не орет на окружающих. И он назвал Гарри другом. И вообще сделал ему столько хорошего, что Гарри у него на всю жизнь в неоплатном долгу. Пожалуй, от Рона он бы и удары стерпел.

"Можно подумать, Малфой тебя ударил."

Ну, не ударил: но получить в лоб керамической фиговиной было бы ой как неприятно. Хотя он же и не попал ни разу...

Нет, пусть сидит себе в ванной и громит обстановку. Или упивается жалостью к себе. Гарри знал и тот метод, и другой. Первый, правда, только наблюдал: это позволялось тольк Дадли, но второй — пробовал. Так себе метод. Синяки от этого меньше болеть не стали, и дядя миролюбием не воспылал, так что слезы Гарри отбросил как абсолютно бесполезную затею. Сначала говоришь себе: "Мне все равно", а потом пытаешься забыть о боли. Иногда даже получается.

Нет, все равно не по себе. Ноет, как сломанный зуб, только где-то глубоко внутри — не доберешься.

Малфой — не Рон. Гарри ему ничего не должен. Или..?

"Ты дела-то с симпатией не путай..."

Малфой не сбежал, когда была нужна его помощь. Хотя не хотел помогать — сам же говорил: не хотел. Но помог. Нет, тут не сколько в дуэли дело, сколько во встрече с трехголовой псиной. Если уж начистоту говорить, он тогда всех спас.

Гарри вздохнул и перевернулся на живот.

Теперь перед глазами стояла Малфоевская физиономия: красная, мокрая от слез и совершенно несчастная. Ну да, смотрел он так, будто готов собственноручно придушить Гарри — судя по всему, только за то, что тот увидел его располосованную спину.

А может...

Да нет, бредятина же полнейшая.

Разве может быть так, чтобы Драко Малфоя так выдрали дома? Он же маленький волшебный принц, у которого есть все и даже больше. Если что не так, он заявляет: "Мой отец об этом узнает!", и обидчик, какой бы он ни был крутой старшекурсник, ретируется.

Что же могло оставить такие следы? Похоже, конечно, на когти — но не слишком ли длинные порезы? Не во всю же спину? Если бы это было какое-то животное, было бы множество коротких ран. И уж точно не таких чистых. Волшебное животное? Какое? И откуда?

Ага, здоровское объяснение: Малфой подобрал какую-то загадочную когтистую зверушку и прячет ее, чтобы никто не узнал о ее существовании. А она этого не ценит и нападает на него... Слушайте, это даже для Хагрида — перебор!

Гарри, усмехнувшись, повернулся на бок.

А Малфой-то все не возвращается.

Гарри в раздражении перевернулся на другой бок.

Нет, в самом-то деле, что творится!

Кражи, кошмары, псы-монстры, раны неизвестно откуда... А Гарри всего-то хотел стать бухгалтером!

Наверное, волшебная палочка как-то заколдовывает своего владельца.

А как иначе объяснить, что Гарри все-таки встал и пошел за Малфоем — опять?

* * *

Если вы думаете, что у Гарри был какой-то план, то вы глубоко заблуждаетесь. Гарри и сам не знал, что заставило его вернуться.

В ванной его встретило примерно то, что он ожидал увидеть: полный разгром в виде потеков разноцветного мыла и всякой другой косметической ерунды (не поверите, на что только не идут парни-волшебники, чтобы завоевать титул мистера Очарование!), мозаики осколков — где зеркальных, где керамических, да живописно разбросанных полотенцев... полотенцов... Черт, Снейп наверняка бы придрался, вздумай Гарри это записать!

Посреди этого безобразия на перевернутом тазу восседал Драко Малфой, ссутулившись и замотавшись в халат, будто король в изгнании — в последнюю мантию. Это было бы, пожалуй, даже забавно, если бы на светлом махровом халате не выделялись бы так ярко пятна крови.

— Слушай, Мал...

Взгляд исподлобья.

— Валяй, смейся. Смейся, Поттер. Тебя же никто не осмелиться выпороть, как распоследнюю шелудивую псину.

Допустим, Гарри, хоть и не был знаком со значением слова "шелудивый", мог бы с этим поспорить. Но — нетушки. Лучше молчать.

Насколько бы несчастной ни была сейчас малфоевская физиономия, поручиться за то, что он не растрезвонит по всей школе, как Гарри наказывают родственники, было нельзя. Мало ли, что ему в голову придет, этому маленькому волшебному принцу.

Так что Гарри просто слушал.

— Глупо, да? Обидно получить за то, что хотел жить. Да, я трус. Но, по крайней мере, хотел быть живым трусом.

Гарри молчал.

— Не полезу я на третий этаж к этому церберу, не полезу даже за все сокровища Гринготтса. И плевать мне на всю эту показушную гордость... — Малфой шмыгнул носом и уронил голову на скрещенные руки. — Плевать мне на отцовские планы... И на все плевать...

— Послушай, Малфой... — нерешительно начал Гарри. — Пошли в спальню, а? Намажем твои порезы, а утром ты все расскажешь. На свежую голову.

Тот снова шмыгнул носом — и передернул плечами.

— Не намажем. Я флакон разбил. Так что пусть кровь течет, все равно она без этого бальзама не остановится. С утра выкинешь мое тело куда-нибудь в озеро...

У Гарри аж волосы дыбом встали.

— Эй, погоди...

— ...в человеке около десяти пинт крови, а во мне даже меньше. Как раз до утра...

Гарри это кажется — или Малфой и впрямь стал ужасно бледным?

— ...Малфой, да перестань ты! Ты чего, помирать собрался?!

Он еще больше съежился на своем перевернутом троне.

— А вот и собрался. Все равно всем на меня плевать...

Он часто-часто засопел и окончательно отвернулся.

* * *

Гарри колотило крупной дрожью.

Как бы ни относился он к Малфою, тот явно не заслуживал того, чтобы медленно истечь кровью.

К кому пойти? Ни один преподаватель не сможет проигнорировать эти раны. Что тогда, Малфою светит приют? А есть ли вообще у волшебников приюты?

Разве что Снейп мог бы...

Но где-то он!

Гарри кружил по комнате.

На глаза вдруг попался пергаментный сверток — совсем как та записка, что прилагалась к отцовской мантии.

"Используй ее с умом."

А в памяти всплыл голос — сухой, отрывистый, уверенный:

"Безоар — это вам не только универсальное противоядие. Во-первых, безоар, как пористая субстанция, хорошо впитывает жидкости. Во-вторых, он стимулирует образование тромба. И в-третьих, пусть вас не путает название — в безоаровом, помимо порошка собственно безоара, присутствует пыльца бадьяна и кровохлебки."

Мысль была дикая — как раз в стиле Рона.

В той, прошлой жизни Гарри бы не допустил и намека на то, что можно нарушить правила.

В этой — он вынул мантию-невидимку из чемодана. Затаив дыхание, осторожно расправил дымчатую ткань.

Остается надеяться, что шкафы общих ингредиентов в кабинете зельеварения не заперты.

Северус Снейп пребывал не в лучшем расположении духа — если вы вообще можете предположить, что ему доступно такое состояние, которое можно назвать "хорошим расположением духа". Честно сказать — промокший, замерзший, издерганный профессор, спешащий по ночным подземельям с метлой на плече, был далек от того, чтобы лучиться счастьем.

Больше всего ему хотелось рухнуть на ровную поверхность, закрыть глаза и забыться.

И чем дальше, тем менее принципиальным казался ему порядок действий.

Философский камень — все так же — покоился в самом глубоком подвале, под "надежной" охраной практически шутейных заклинаний. Хоть какую-то надежду вселяло присутствие хагридова питомца, чей вид внушал достаточно почтительного страха, чтобы отвадить любопытных. Однако... Близнецов Уизли уже дважды пришлось выгонять оттуда: талантливые бездельники нашли проход под теплицами (должна же была Стебль как-то ухаживать за своими Дьявольскими силками!) и в обход цербера добирались до подземных уровней. Лезут ли они туда по наущению каких-либо темных сил, по поручению старшего брата или по собственной бесстрашной глупости — оставалось загадкой. Видимо, стоило сказать им спасибо уже за то, что они никого другого сюда не водили. Стебль пришлось попросить замуровать удобный проход.

Люциус Малфой прислал приглашение на очередной свой прием — мероприятие помпезное, пафосное и бессмысленное, не считая закрытых собраний в библиотеке — в сущности, встреч старой пожирательской гвардии, достаточно осторожной, чтобы выжить, и достаточно богатой, чтобы избежать Азкабана. В связи с появлением в Хогвартсе Поттера появилась тема для приватного разговора... Но Северус благополучно профукал едва не единственный в году шанс собраться вместе, не возбуждая подозрений Аврората — и все благодаря Дамблдору.

Видите ли, Фламелю понадобилось передать "дорогому другу Альбусу" какую-то рукопись, столь ценную, что никак нельзя доверить совиной почте. И, разумеется, не было другого подходящего курьера, кроме Северуса.

Мерлин свидетель, иногда Северус склонялся к мысли, что Дамблдор получает наслаждение от исполнения планов самым извращенным образом из всех возможных. И, пожалуй, невозможных.

Потом ведь начнет допытываться, что думают Люциус со товарищи по поводу Гарри Поттера.

Да, Северус, скривившись, аппарировал на Рю Монморанси. Да, он стоически терпел разглагольствования желчного старика. Да, он молча кивал на реплики в стиле: "До чего ж измельчали нынешние зельевары!" и снова и снова раскаивался в том, что послушал в свое время совета Люциуса и выучил французский.

Да, он аппарировал с приказчиком Фламеля, гоблином, кривобоким, старым и морщинистым — под стать работодателю. Да, подписал все положенные бумаги и заверил их печатью Дамблдора. Под конец Северус почти мечтал о том, чтобы зеленые ловкачи подсунули что-нибудь сверх оговоренного списка. О, с каким бы наслаждением он поставил имя директора под договором о, скажем, кредите под залог, допустим... Додумать эту, без сомнения, приятную мысль не дали — подошло время взаимных раскланиваний и прочей бессмысленной, но столь любимой гоблинами ерунды.

Рукопись перекочевала в потайной карман мантии — подальше от влажного снега, которым вдруг решила порадовать зима, и Северус аппарировал в Хогсмид — но вместо того, чтобы спокойно направиться в школу, он был перехвачен аврором Тонкс. "Постойте, профессор... Профессор Снейп, заберите же метлу Гарри!"

О женщины, вам имя — вероломство!

Разумеется, в дальнем кабинете местного отделения Северуса ждал драгоценный наставник этой девицы! Чтобы Аластор Грюм — и не проверил самолично, не исходит ли какой угрозы от меченного знаком Темного Лорда...

Когда его отпустили, стрелки часов близились к полуночи.

Сугробы по дороге в Хогвартс насыпало уже почти по пояс. Природа вошла во вкус, и на достигнутом останавливаться не собиралась.

Так вот, замерзший и раздраженный Северус Снейп, которому метла, кажется, натерла с непривычки плечо — совсем не тот человек, который обрадуется, обнаружив: кто-то потревожил сигнальные чары на шкафах с реактивами.

Разумеется, оставить это без внимания было нельзя.

Северус вытащил палочку, одними губами прошептал защитное заклинание и пинком распахнул дверь класса:

— Люминос Тоталис!

Все светильники, от самых мелких вдоль стен до огромных люстр-линеек сверху, зажглись. Кто бы ни прятался в темноте класса, был бы в этот момент ослеплен.

Исключительно на случай, если вломившийся идиот — кое-кто поопаснее школьника.

Но нет. Не в этот раз. Ни ответных заклинаний, ни заковыристых чар. Северус позволил себе чуть опустить палочку и оглядеть шкафы с ингредиентами.

Никого.

Палочка взметнулась на исходную позицию. Метлу Северус перехватил на манер биты — раз уж иного оружия не оказалось.

Ряды пустых лабораторных столов. Стеллаж с котлами у дальней стены. Запертая кладовка, чары на дверях которой, он знал, никто не потревожил...

И открытый шкаф с расходниками для занятий.

— Гоменум Ревелио!

С волшебной палочки слетело облачко сизой дымки, скользнуло по классу — так и есть: невысокая фигурка у раскрытого шкафа. Совершенно обездвиженная, как и положено после срабатывания защитного контура чар.

Что ж, ни одно дезиллюминационное заклинание нельзя поддерживать, когда ты парализован. Так что на роль ночного вора остается всего одна кандидатура.

Северус вздохнул, отложил метлу — прямо на первый стол — и подошел ближе, вслепую шаря в воздухе.

Наконец ему удалось найти край капюшона:

— Добрый вечер, мистер Поттер. Должен вас огорчить: пытаться ограбить меня — плохая затея.

Зеленые глаза — единственное, что сохраняло подвижность — ярко сверкнули, а потом взгляд почему-то устремился на стол. Северус не сразу сообразил, что мальчишка потупился — вернее, попытался это сделать, но фиксирующее заклинание не позволило.

Отчитывать висящую в воздухе голову было непривычно, так что Северус снял заклинание — пусть мальчишка сам снимает мантию-невидимку. Если совести хватит. А не хватит ее и Поттер сбежит, накинув капюшон — невелика потеря: можно назначить наказание и утром.

Едва чары спали, мальчишка с оглушительным щелчком (не иначе как слишком большие тапочки) опустился на пятки и... затараторил:

— Профессор Снейп... Там...

Взгляд у него был совершенно дикий.

— Что. Вы. Забыли. В моем. Классе?

— Профессор... — мальчишка как-то дернулся, рукав мантии взметнулся, и мелькнула, став на миг видимой, сжимающая круглобокий флакон рука. — Малфой...

* * *

Честно признаться, Северус особым терпением не отличался. Никогда. И безголовость студентов сохранению спокойствия не помогала. Порой Северусу хотелось заорать громче банши, шарахнуть об пол что-нибудь тяжелое и стеклянное, чтобы смачно раскололось о холодный камень подземелий, и выйти, хлопнув дверью. А потом идти, идти не останавливаясь — куда глаза глядят, куда угодно, лишь бы никто его не трогал...

Однако ему — благодаря чистейшему упрямству — обычно удавалось сдерживаться. На самый край едва выносимого, клокочущего гневом вулкана эмоций Северуса загонял Гарри-невозможная заноза в заднице-Поттер.

Так будто этого было мало...

Теперь этим достижением мог похвастаться и Малфой.

Северус, как последний дурак, примчался в слизеринские спальни — не просто так же Поттер рискнул сунуться во владения декана! (Северус еще тешил себя мыслью, что после всех его отповедей мальчишка если и полезет нарушать правила, то постарается не привлекать к этому его внимания)...

...чтобы лично полюбоваться на исполосованную "Флагелло" спину Драко Малфоя. Спору нет, выглядит впечатляюще, особенно если не обрабатывать каждые три часа настойкой растопырника — но ничего смертельного в этом нет. И чтобы хоть сколько-нибудь опасно истечь кровью после этого — долгонько ждать придется.

Поттера извиняет лишь то, что он с традиционными наказаниями магов не был знаком.

А вот демонстративно уткнувшийся носом в подушку Драко Малфой...

— Мистер Малфой, — ледяным тоном начал Северус. — Вероятно, вы находите забавным вынуждать своего однокурсника обокрасть кабинет зельеварения?

Драко передернул плечами — порезы на мгновение раскрылись шире, но Северуса это не впечатлило.

— Вашего актерского мастерства, возможно, хватит, чтобы убедить Поттера, — но никак не меня. Или рискнете утверждать, что пара царапин от "Флагелло" причиняет невыносимые муки?

Попал. Грубо приуменьшил, но попал в точку — Драко повернул голову и поднял на декана заплаканные злющие глаза:

— Нет, — буркнул он. — Меня всего лишь смертельно унизили, а в остальном все прекрасно, спасибо, что спросили.

— Вы забываетесь, мистер Малфой.

— А он — нет? — выкрикнул, подскочив на месте, мальчишка. — Он обещал... Обещал, что больше никогда... — судорожный всхлип. — Он же не может требовать, чтобы я так рисковал...

Тут он осекся и уставился на декана остекленевшими глазами.

Бледное узкое лицо. Острый, дерзко вздернутый подбородок. Серые глаза. Драко до последней черточки походил на Люциуса — и все же неуловимо от него отличался.

Люциус был искренне убежден, что опуститься до проявления эмоций недостойно для волшебника благородных кровей. Для него существовали лишь честь рода и долг аристократа — так, как он его понимал.

Драко довольно часто огорчал отца.

Северус — мысленно проклиная тот день, когда согласился стать деканом — сел на кровать рядом с мальчиком.

— Мистер Малфой... Драко... — видит Мерлин, он старался говорить мягче, но слова застревали в горле. — Может быть, вы расскажете, что произошло?

Драко покачал головой.

— Послушайте... — тут он увидел в углу комнаты Поттера, который и без мантии умудрялся быть незаметным. Он усиленно делал вид, будто происходящее его не интересует и вообще он не прислушивается к разговору, прямо-таки "нет, что вы, профессор, сэр"... Может, дело в нем? — Поттер... — мальчишка вздрогнул, точно его ударили, и испуганно уставился на профессора исподлобья. — Поттер, идите в гостиную и трижды стукните волшебной палочкой по каминной решетке. Попросите, чтобы из больничного крыла доставили Летейский эликсир.

Поттер послушно вышел, хотя взгляд у него стал уж совсем подозрительным.

— Так что произошло?

Драко сел, обхватив подушку, будто трехлетка — любимого медвежонка. Светлые брови сошлись на переносице, прорезанной вертикальной морщинкой. Эта складка отчего-то пугала сильнее, чем все те раны на спине.

От них, по крайней мере, существовало лекарство.

— Он пригласил всех, собрал так же, как и каждый год... И этих старых развалин, Мальсибера и Роули, и всех Селвинов, и Уилкисов, и Макнейра-старшего... А Джоскин Пиритс — помните, он еще в Отделе международных связей работал — притащил какого-то французишку. Сначала его все приняли за обычного гостя, но Пиритс провел его в библиотеку. Он за него поручился...

Северус кивнул. Без магического поручительства никто, кроме Пожирателей из Внутреннего Круга, не мог войти в потайную комнату в библиотеке Малфоев. Раньше, помнится, нарушителей переносило в глубокий освинцованный колодец, спрятанный в подвалах поместья. Когда у сиятельного лорда Малфоя гостил его Темный господин, жить нарушителю оставалось считанные часы. Сам Люциус пленниками не занимался.

— После беседы отец вышел радостный, он отозвал меня в сторону и сказал, что мне дарован шанс обессмертить имя Малфоев, — Драко говорил, глядя в одну точку, чеканя манерные обороты, будто перед ним лежала книга — но скорее это были прямые слова лорда Малфоя, намертво врезавшиеся ему в память. — Этот француз рассказал, что Никола Фламель, якобы его учитель, передал свое величайшее изобретение, философский камень, Дамблдору. Мол, сила философского камня слишком велика, чтобы кто-то из ныне живущих раскрыл тайну его изготовления. В общем, камень не достался ученику, а был отдан Дамблдору. И никто бы не смог обращать свинец в золото, а умирающих — в живых, если бы Дамблдор уничтожил камень. Но он этого не сделал.

Именно так. Уничтожь Дамблдор камень, проблемы его хранения не возникло бы. Северус видел это алхимическое чудо: серый порошок, определенно нестойкий — до того, что его приходится хранить в герметично запечатанном сосуде, которому Фламель по прихоти придал форму кроваво-красного неограненого рубина размером с голубиное яйцо. Разбей это вместилище — и субстанция сама собой разрушится, прекратив и споры о неисчислимых богатствах, и о вечной жизни.

Но — нет.

— Ученику нужно только золото; он заявил, что насмотрелся на прелести фламелева бессмертия и предпочитает провести полторы сотни отпущенных волшебнику лет со вкусом, только и всего. Но отец... Отец решил, что камень поможет вернуть его... — голос Драко внезапно осип. — Того-Кого-Нельзя-Называть.

Мальчик замолчал.

То, что он боится Темного Лорда, Северуса не удивило. Люциус в открытую называл сына трусом. Северус, правда, предпочитал считать это проблеском здравого смысла.

— Он признался, что попытка ограбления Гринготтса — его рук дело. Но Хогвартс — не Гринготтс, туда ему хода нет. Поэтому он и вышел на Пиритса, чтобы тот свел его с отцом — как будто у попечительского совета больше возможностей. А отец... — Драко рвано выдохнул. — Он предложил меня.

Хороший сын с готовностью выполнит приказ. Драко же...

— Я не могу, — всхлипнул он. — Просто не могу. Хогвартс — самое защищенное место в Британии, а самое защищенное место в Хогвартсе — комната с трехголовым псом. Я не пойду туда снова... Не пойду...

Он еще крепче сжал подушку, окончательно загородившись ей.

— Отец обещал, что больше никогда... никогда... Но он выволок меня в серую гостиную... И созвал Ближний круг, всех, кто был... И их детей... Он позвал слизеринцев, всех, кто был... Он выпорол меня при всем факультете!

Он больше не хныкал; слезы высохли, и Драко трясло крупной дрожью.

— Мистер Малфой...

— Он! Прилюдно! Унизил! Меня! При всех! При все-е-ех... — последнее он почти провыл. — Лучше бы сразу уби-и-ил...

* * *

Северус обработал раны Драко Летейским эликсиром, отчего те стянулись и стали походить на белесоватые линии, испещрившие спину мальчика годы тому назад — следы вечного непонимания между Люциусом и его наследником.

Он назначил Поттеру отработки — вымещая и бессмысленный свой гнев, и свое бессилие, и, пожалуй, даже обиду — где-то в глубине души Северус осмелился надеяться, что Поттер прислушается к его словам! И, возможно, свою роль сыграло желание держать мальчишку в поле зрения — известия о проснувшейся в Люциусе активности заставила сердце тревожно сжаться. В предчувствия Северус не верил — как хотел бы не верить в пророчества — но даже он не мог отрицать, что обстоятельства сплетаются вокруг Гарри Поттера в тугую пружину.

И когда и как все рванет — и Мерлину неизвестно...

Надо вернуться в кабинет, привести все в порядок и обновить чары; надо вызвать домовика и поблагодарить за вовремя доставленный эликсир. И, возможно, черкнуть пару строк Поппи Помфри, очередной раз пообещав не совершать налетов на сваренные им же самим запасы зелий для больничного крыла.

Надо найти эту дракклову метлу, проверенную и перепроверенную и благополучно уроненную где-то по пути из кабинета в общежитие.

Надо конфисковать у Поттера эту, вне всяких сомнений, опасную мантию — опасную прежде всего иллюзией неуловимости и, соответственно, вседозволенности, которую она создает.

Надо написать Люциусу, извиниться за свое отсутствие и как бы невзначай осведомиться о происшествии. Вероятно, придется просить его о личной встрече.

Надо отчитаться перед директором, чей приказ — простите, просьба — считай, выступила в роли той костяшки домино, что, упав, увлекла за собой всю тщательно выстроенную систему.

Но прежде всего нужно разобраться с камнем.

Цербер по-прежнему доставлял больше всего проблем, но Северус уже наловчился накладывать на псину замедляющие чары. Пока цербер полусонный, выходило неплохо.

Дьявольские Силки привычно отползли от бледного огонька Люмоса. Комнату летающих ключей он прошел насквозь (нужный ключ призывался банальным Акцио). МакГонагалл свои шахматы еще не доработала — тем лучше для Северуса, а она пускай совершенствует свое творение хоть до бесконечности. Тролль Квиррела боялся солнечного света точно так же, как и все горные тролли, и потому успешно изгонялся одним заклинанием.

Необходимое зелье Северус нашел по запаху. Дамблдор, помнится, просил запаять флаконы и изложить в форме простенькой задачи, как найти среди них правильный... Ну уж нет.

Вот и она, комната с камнем. Дамблдор спрятал философский камень в одном из воспоминаний, что роятся в защищенном хитрыми чарами Омуте Памяти, но теперь Северус полон решимости подобрать контрзаклинание и найти камень, пусть даже придется сутками пересматривать эти воспоминания...

Каменный зал был пуст. Исчез Омут Памяти в виде огромной чаши, исчез массивный стол, на котором он стоял, исчез и коврик, который, хоть и был наполнен магией джиннов, казался лишь линялой тряпкой из запасов Трелони...

То, что в углу появилось зеркало, Северус заметил не сразу. Но когда заметил, приближаться к нему расхотелось: не узнать Еиналеж было невозможно.

Он прекрасно понимал, что, стоя здесь, он не отражается в зеркале, — и все же отступил. Еще на шаг. И отвернулся.

— Не думал, что в такой час ты придешь сюда, Северус.

И этот голос не узнать было нельзя.

— Не думал застать вас тут, директор.

— Не думал застать вас тут, директор, — Северус даже не пытался разыгрывать вежливость.

— И я не могу сказать, что ожидал этой встречи, — подхватил Дамблдор. Его обычный благодушно-мечтательный тон, как всегда, не вяжущийся с продуманными планами, очередной раз вызвал у Северуса острый приступ мигрени.

— Вам не надоело, директор? Люциус развивает бурную деятельность, вот уже и французского агента себе выписал. Сына, опять же, на пакости подбивает — или Драко Малфою тоже пригодится героическое воспитание в духе поттеровского?

Дамблдор посмотрел на него из-за очков-половинок:

— Может быть, юному Драко и пригодились бы кое-какие уроки, но сейчас это не моя забота. Северус, ты должен позволить Гарри пройти этот путь.

Воздух как будто резко сгустился, мешая дышать.

— Позволить пройти? — Северусу казалось, что он давится словами. — Ему одиннадцать лет, Альбус; он же просто ребенок!

Глаза за стеклами очков обратились в льдинки.

— Он не просто ребенок. Он должен сделать свой выбор, Северус. Иначе, боюсь, мы проиграем эту войну.

— Это какой-то бред. Вы не можете возводить Поттера в абсолют. Он всего лишь мальчишка.

Директор покачал головой:

— Мальчишки не выживают после прямого попадания Авады. Дети гриффиндорцев практически никогда не попадают на Слизерин. И еще, Северус, не все теории, что лелеет Люциус, ложны.

— Люциус не...

Дамблдор жестом заставил его замолчать.

— Знаешь, какую магию продемонстрировал Гарри за месяц до одиннадцатого дня рождения, Северус? Мне пришлось просить Аластора почистить память двум десяткам маглов.

По спине Северуса пробежал холодок.

— Думаю, мальчик не мог... Не хотел сотворить ничего ужасного. И в проявлениях стихийной магии нет ничего необычного.

— Он заставил стекло в зоопарке исчезнуть. Сразу после того, как побеседовал с размещенной в террариуме змеей.

Нет.

Это не может быть правдой.

— Среди Поттеров не было змееустов, — упавшим голосом произнес Северус. — За Лили я тоже не замечал ничего подобного.

Дамблдор согласно кивнул.

— Сам видишь, Северус. Парселтанг — один из тех языков, что наследуются по крови. Ему нельзя научить. Я не удивился бы, если бы со змеей заговорил кто-то вроде девочек Патил или потомков индийских нагов... Но в старушке Англии лишь один род славился даром к змеиному языку. И ты знаешь последнего родственника Салазара.

— Гарри не...

— Гарри посмотрит в зеркало и докажет, на чьей он стороне, — жестко пресек его возражения директор. — Если он обычный мальчик, как ты веришь, он вернет Камень законному владельцу. Если он воплощение нашего старого знакомого — что ж, пока он в теле ребенка, справиться с ним будет чуть легче.

Северус бессильно закрыл глаза.

* * *

Северус сидел в своем кабинете и с мазохистским удовлетворением вслушивался в тиканье настенных часов.

Тик.

Так.

Он ненавидел этот звук. Часы напоминали ему сразу обо всех ужасных для него вещах: безмолвии ночи, неотвратимости смерти и тяжести одиночества.

Тик.

Так.

Он видел некоторые из воспоминаний Слагхорна; в молодости Темный Лорд — Том Реддл — отличался обаянием и вежливостью. Улыбка и неизменная корректность, вот чем он очаровывал людей. Обходительностью — ну и толикой лести. Лести у Поттера не получалось, но поведение — внешние его атрибуты, вроде манер и слов — было выше всяких похвал.

"Да, сэр."

"Простите, сэр."

Он неизменно корректен и непостижимо далек. Сколько раз Северус видел от мальчишки хоть какое-то проявление той самой детской непосредственности? Уизли рвался в драку, Грейнджер мялась, Драко закатывал истерику — только Поттер в этой странной компании оставался спокойно-отстраненным.

Он рисковал собой ради славы. Он вел себя так, будто был бессмертен.

Тик.

Так.

Его рука в крови — и совершенно спокойный голос. Чувствовал ли он боль? Хотя бы свою боль?

Он скрывался ото всех. Кто мог сказать, что хорошо знает Поттера? С кем он близок?

Тик.

Так.

Но он же защитил Грейнджер. Он не бросил Уизли. Он решился на кражу ради Малфоя. Могло ли это доказать, что Гарри все же был обычным — Мерлин, да говори же честно! — хорошим мальчиком?

Или все это игра на публику?

Тик.

Так.

Его не спасет даже зелье Сна-без-Сновидений.

Тик.

Так.

Но его же прокляли! И ему стало плохо от одного лишь запаха темной магии!

Это могло быть доказательством. Или — его инсценировкой.

Тик.

Так.

Северус уронил голову на скрещенные руки. Ему даже легилименция сейчас не поможет. Либо он сведет ребенка с ума, либо попадется прямиком в сети опытного мага-менталиста.

Гарри Поттер — жертва или злодей?

Тик.

Так.

ПРИМЕЧАНИЯ: Алкагест или Универсальный растворитель в алхимии — жидкая субстанция, обладающая способностью растворять все без исключения тела.

Примечание дополнительное: воскрешать долгоиграющую заморозку непросто, даже если мысленно видишь финал. Сильно не бейте, пожалуйста.

Семестр начался гнусно: у Гарри снова болел шрам. И, честное слово, он очень хотел бы выражать больше сочувствия Малфою, но собственная голова мучала его куда сильней, чем гипотетическая совесть.

Такое случалось и раньше, но никогда ещё не было так мучительно больно. Раньше бывало, что Гарри просыпался в поту из-за кошмара, где кричали люди, или все тонуло в жутковатом зелёном, как радиация в комиксах, свете — а потом вполне закономерно болела голова и накрывало шрам. До приезда в Хогвартс Гарри думал, что это все последствия аварии, в которой погибли его родители, а сам он, должно быть, крепко приложился головой.

Вот только теперь он знал, что никакой аварии не было. И шрам сейчас заболел первым, а уже потом, от затянувшегося недосыпа и общей нервозности, заболела и голова. И сейчас, против обыкновенного, боли днём не только не проходили, но и усиливались — за завтраком и обедом, на уроках — особенно на Защите.

Гарри кое-как дотянул до пятницы, но сдвоенные Зелья после урока Защиты его доконали. Ну, так ему казалось. Он не ответил ни на один вопрос Снейпа, кое-как прослушал его лекцию и не иначе как чудом ничего не взорвал. Зелье получилось бледно-салатовым вместо изумрудного, прямо-таки разило заплесневевшими носками, но оно было стабильно, и это означало хотя бы "Слабо". Или, возможно, отработку, но думать о том, что случится после уроков, не хотелось. Тут хоть бы уроки пережить!

Ещё Гарри подметил странную закономерность: чем дальше он был от замка, тем легче становилось. Поэтому сегодня у него был план напроситься в гости к Хагриду. Точнее, он уже напросился — послал записку со школьной совой — просто ждал собственно разрешения и приглашения. Аккурат перед Зельями он это приглашение получил, поэтому считал своей задачей не привлекать внимания до конца урока.

Зелья. Обед. И можно наконец сбежать подальше от замка. Конечно, он до колен промочит ноги в тающих сугробах, но ничего, у Хагрида жарко пылает камин. Замерзшие ноги — ничто в сравнении с изнуряющей головной болью.

И обед — к черту. Ну, или к дракклу, какая разница. Как только раздался гул колокола, Гарри сорвался с места и скрылся за дверями класса. Как-нибудь в следующий раз выслушает критику профессора по поводу его способностей к Зельям, спасибо. Снейп сегодня был особенно бледен, измотан и зол. Нет никакого желания выяснять, почему.

Гарри шустро пересек школьный двор, выбрался за ворота и добрался до хижины Хагрида — и впрямь промокнув до нитки. Весна топталась на пороге, но не забывала поглядывать в календарь и периодически уступала место морозам и снегопадам.

— Привет, Хагрид, — улыбнулся Гарри возникшему на пороге хозяину. — Ну и неделька была, да? Как дела в лесу?

С Хагридом было просто. Дамблдор не мог желать лесничего лучше — другого такого человека, столь преданного живой природе (во всех ее, даже самых жутких и противных проявлениях), не найдешь. Или даже не человека — Гарри подозревал, что у Хагрида, с его-то впечатляющими габаритами, точно есть в родне кто-то вроде тролля или огра. Или он, как толстяк из мультфильма, свалился в детстве в котел с зельем...

Хотя какая разница? Хагрид был неизменно добродушен и симпатизировал Гарри — чего еще надо?

Гарри погладил Клыка, хагридова волкодава — и почти возгордился тем, насколько он пересилил свою нелюбовь к собакам; помог накрыть на стол — щербатые тарелки, темные кружки и картонка с заваркой; вскипятил в волшебном необжигающем камине самый обычный магловский жестяной чайник со свистком — тетю Петунью перекосило бы от того, насколько он закопченый... И за это время боль в шраме почти его отпустила. Спряталась, скрылась, затаилась, как алые искры в остывающих углях.

Не ушла совсем — но и так было уже неплохо.

Хагрид рассказал, как ходил подкармливать лесных обитателей ("Кабанчики такие забавные, ушлые — меня совсем не боятся! Только им овес с кукурузой насыпал, так они сразу и пристроились — толкаются, похрюкивают — мол, ссыпай еще!"), как обустраивал солонцы для оленей, косуль и гиппогрифов, как размечал места, где весной выведутся лукотрусы...

В дверь требовательно постучали.

Гарри вжался в спинку исполинского стула: вот бы не заметили! Но глаза в сторону двери скосил: интересно же...

Хагрид отворил нежданному гостю, однако тот внутрь не зашел. И неудивительно: пусть в хижине Хагрида все и было великанских, под стать хозяину, размеров, но кентавру там все равно было бы неудобно.

А гость оказался именно кентавром — тело мужчины ниже пояса перетекало в светлый лошадиный корпус в черных пятнах-кляксах. Человеческая часть, несмотря на мороз, из всей одежды была прикрыта лишь перевязью колчана. На белокурых волосах и на голых плечах от тепла хижины начали таять снежинки.

— В лес пришло зло, Хагрид, — не тратя время на приветствия, огорошил кентавр. Он потянулся к кармашку на перевязи и извлек из него тряпицу, измазанную чем-то голубовато-серебристым и слегка светящимся. — На тропе акромантулов я нашел несколько пятен, но остальные, должно быть, замела вчерашняя буря.

Хагрид посерьезнел.

— Арагог тут ни при чем, — отрезал он.

— Я не виню его, — спокойно продолжил кентавр. — Но лишь на его каменной тропе остались следы крови, все прочие замело снегом. Но это не значит, что проблема единорога разрешилась сама собой.

"Единорог!" — восхитился Гарри. — "Какой же он на самом деле, не в сказках? Разумный? Колдующий? Летающий?"

А потом Гарри осознал, что, раз кентавр нашел пятна крови единорога, то по лесу бродит и тот, кто единорога ранил, — и зябко поежился.

— Нужно отыскать его, — пробормотал Хагрид и вытащил из-под кровати (склад у него там, что ли?) арбалет. — Гарри, прости, проводить не смогу.

Гарри думал недолго. Дадли всегда смотрел кучу ужастиков, где с персонажами непременно начинала твориться всякая жуть, как только они разделялись. К тому же Хагрид, с его ростом и силой, еще и арбалетом вооружился. И к тому же в замке так тягостно давили, казалось, сами стены...

— Можно, я пойду с вами? — выпалил Гарри. — Хагрид, я никуда-никуда от тебя не отойду, буду вести Клыка и смотреть по сторонам. Вот, у меня очки есть, так что я глазастый! А у тебя руки будут свободны...

— Предупреждаю, пес-то трусливый, — сказал лесник. Озабоченное выражение с его лица никуда не делось. — Ладно, пойдем, но чтоб от меня ни на шаг! Авось в четыре глаза быстрее единорога найдем...

— В четыре? А как же... — Гарри осекся. За порогом уже никого не было, только слабо трепыхалась на ветру оставленная на крыльце тряпица.

— Кентавры не вмешиваются в чужие дела, — прокряхтел Хагрид, натягивая сапоги. — Флоренц еще одолжение нам сделал, что пришел и рассказал, что единорог раненный по лесу бродит, да про место объяснил. Ронан бы невзначай попался мне на тропе и заметил бы, как ярко светит Марс и как несчастны невинные, что падут его жертвами... Не хмыкай там, кентавры вечно загадками говорят. Загадками да предсказаниями своими дурацкими, по звездам. Что поближе луны, так и неинтересно им уже.

Гарри покосился на густо пропитавшуюся серебристой кровью улику.

— Надевай давай свой шарф и идем! Но если до темноты не найдем ничего, я сам тебя в замок отведу, и продолжу один.

* * *

Как Хагрид собирался понять, когда стемнеет, непонятно: небо на границе зимы и так было хмурым, а под пологом леса и вовсе царил полумрак.

Зато кровь светилась тем ярче.

— Может, это волк-оборотень его ранил? — спросил Гарри. Они недавно проходили их на Защите от Темных Искусств, и пока оборотни казались ему самыми мощными хищниками.

— Не, у него для этого скорости маловато, — отмахнулся Хагрид. — Да и не по силам ему... ну... с единорогом справиться, он же волшебный, и могущественный вдобавок. Я и не слышал никогда, чтобы кто-то единорогов убивал.

Интересно, так что, все-все единороги умерли от старости? И потом, как же всякие ингредиенты — шерсть там, порошок рога?

Последний вопрос он задал вслух, потому что не раз встречал эти вещи на уроках зельеварения.

— Шерсть и волос с хвоста собирают в местах обитания единорогов — они же ж, как и лошади, линяют, и о кусты с деревьями трутся. А порошок рога, он не из целикового рога, а из нежной шкурки, которую они каждый год по весне с рога счесывают, а то без этого рог плохо растет, — пояснил Хагрид. — Вот целый рог да, проблема — если его спилить, он заново не отрастает, так что нужно потрудиться и уговорить единорога с ним расстаться. Но не так часто его и используют — на ритуальные кинжалы там, на чаши для противоядий... Это все штучные артефакты.

— Ну хорошо, а сама кровь? — не унимался Гарри. — Собирают юных дев, которые приманивают единорогов, и предлагают им стать донорами?

Хагрид вдруг замер и всей своей громадой навис над Гарри:

— Знаешь, зачем нужна кровь единорога?

Гарри не знал. В настоящий момент он был занят тем, что убеждал себя, что между лесничим и разъяренным дядей Верноном нет ничего, совсем ничего общего.

— Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек на волосок от смерти. Но человек дорого заплатит за это. Если он убьет такое прекрасное и беззащитное существо ради собственного спасения, то с того момента, как кровь единорога коснется его губ, он будет проклят.

Гарри сглотнул.

— Но кто же решится на такое?

Тот, кто не знает о проклятии. Тот, кто знает про маггловское донорство, и решит не убивать единорога, а просто собрать немного крови.

Или... Тот, кому нечего терять и кто стремится к полной победе.

"Почерк Темного Лорда ни с чем не спутаешь…"

Гарри верил профессору Снейпу.

И теперь идея пойти вместе с Хагридом в стремительно темнеющий лес уже не казалась ему такой привлекательной.

* * *

Тени сгущались, Клык начал все чаще жаться к коленям Гарри, и наконец им начали попадаться пятна серебристой крови. Сначала это были светящиеся помарки, между которыми было семь-десять футов, потом они стали встречаться все чаще и чаще.

Капли крови превратились в смазанные лужицы.

Хагрид и Гарри углубились в лес.

Деревья сомкнулись, казалось, сплошной стеной.

Серебристая кровь снова лежала каплями, но капли эти усеивали корни деревьев, как будто единорог метался здесь, обезумев от боли.

Под одним из корней, голым и скрюченным, будто вывороченным великаном, примятый снег светился от крови.

— Дальше будет поляна, — мрачно пояснил Хагрид. — Деревья вокруг еще друиды сплели, так что придется обойти...

— Я посмотрю, — вызвался Гарри. — Может, как раз здесь максимум следов, а в непролазные заросли единорог не пошел.

На самом деле, он был в этом почти уверен. Будь он на месте раненного единорога, он попытался бы добраться до местечка поуютнее, и не такого труднодоступного. Под выворотень пролезет щуплый одиннадцатилетка, а не крупная магическая ло...

Длинные точеные ноги.

Жемчужного цвета грива.

Мертвый единорог лежал футах в пяти от Гарри.

А над огромной рваной раной в боку единорога склонилась темная фигура в балахоне с наброшенным на голову капюшоном. Некто опустился на колени в разворошенный снег и прильнул к ране.

Рядом истошно взвыл Клык.

Фигура в балахоне подняла голову и уставилась на Гарри. Он отчетливо увидел, как с невидимого лица кровь капает на балахон.

Омерзительно.

Завораживающе.

Некто поднялся на ноги и сделал шаг к Гарри — тот от испуга даже не мог пошевелиться.

А потом накатила боль, слепящая, обжигающая и беспощадная, как будто все то, что терзало его шрам в замке, вдруг собралось и ударило в единый миг.

Гарри попятился, пошатнулся...

— Гарри! — он слышал хруст веток, но Хагрид же такой огромный, ему не пролезть через сплетенные заросли, ни за что не успеть вовремя...

— Гарри!

Мир утонул в ядовитом зеленом свете.

Голова продолжала буквально раскалываться от боли, но Гарри наконец нашел в себе силы открыть глаза.

Комната была выдержана в лучших традициях готических романов — каменная кладка стен, минимум обстановки. Но, главное, один из элементов этой обстановки Гарри узнал: это было то самое зеркало, на которое ругался профессор Снейп. Зеркало желаний, Еиналеж.

— Гарри, как ты? — раздался взволнованный голос. Гарри с трудом повернул голову — и увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть.

— Гермиона?.. — хрипло каркнул он.

Девочка забралась с ногами в высокое резное кресло. Встать с него ей не давали змеи, шипящим ковром сгрудившиеся вокруг.

Гарри, лежавший на пыльном ковре, был змеям неинтересен — то ли чуяли змееуста, то ли хозяин им запретил. Гарри охнул и, кое-как поднявшись на четвереньки, двинулся в сторону подруги.

— Ползите прочь! — прикрикнул он на змей. — Тут холодно, и девчонка невкусная!

Змеи, против обычного, ничего не прошипели ему в ответ — просто уползли и скрылись под темной бархатной портьерой.

— Как ты здесь оказалась?

Гермиона всхлипнула.

— Темный Ло-орд... Он подчинил себе Снейпа, и тот схватил меня, когда я выходила из библиотеки, и перенес сюда. Он заставил меня выпить какое-то з-зелье, и сказал... сказал... — у нее перехватило дыхание. — Он сказал, что я... я у-умру.

Сердце Гарри пропустило удар.

— Постой, мы что-нибудь придумаем. Должно быть, это какой-то медленно действующий яд, нам нужно выбраться отсюда, и мадам Помфри наверняка сможет узнать его по описанию, найдет противоядие...

Гермиона всхлипнула еще горше.

— Он сказал, что это П-поцелуй Смерти. Это самый знаменитый яд, у которого нет антидота.

— Что? Сволочь!.. — Гарри в бессилии шарахнул кулаком об пол, но это не принесло облегчения. Они в ловушке. Гермиона приговорена. Голова будто сильнее прежнего болит, совершенно не помогая сосредоточиться.

Всхлипывания то стихали, то набирали обороты.

— Мы тут уже несколько часов. Он сказал, что ты видел ответ. Что это значит, Гарри? О чем он?

Гарри терпеть не мог намеки. Они никогда ничего хорошего не предвещали.

Ну-ка, мальчишка, угадай, что мне рассказала сегодня ваша учительница... Знаешь, что я тебе приготовил?..

Гарри обхватил виски руками, как будто это могло уменьшить разрывающую боль.

— Не понимаю, что он имел в виду, Гермиона... Не так уж я хорош в загадках, — криво улыбнулся он.

Девочка прикрыла глаза, будто вспоминая что-то.

— Он сказал, что ответ в зеркале... И еще что-то, про камень... Ты должен разбить зеркало камнем? Или вот, пол каменный... Может, антидот в каменном тайнике под зеркалом?

Гарри наконец сложил два и два.

— Гермиона! Это же не просто камень! Он говорил о Философском Камне, том самом, который обращает мусор в золото и позволяет жить вечно! Неужели он в зеркале?

Она пожала плечами.

— Что ж, похоже на правду. Темному Лорду пригодился бы Философский Камень, ну а мы вынуждены его искать, потому что обычные противоядия от Поцелуя Смерти не сработают.

Гарри кое-как встал и подошел к зеркалу. Еиналеж выглядело так же, как и в каникулы — когтистые львиные лапы, холодное узкое стекло, словно бы стремящееся ввысь...

"Убить темного волшебника, Поттер, не так просто."

Профессор Снейп предупреждал его, но Гарри не слушал. Но ведь профессор нашел это зеркало давным-давно. Неужели, раз он был порабощен духом Воландеморта, он не мог сам добыть Камень?

Гарри подошел к зеркалу почти вплотную.

"Оно показывает самые сокровенные, самые отчаянные желания."

Воландеморт был могущественным волшебником. А профессор Снейп — всего лишь школьным учителем. Несправедливо ожидать, что он уложит мировое зло на обе лопатки, как Супермен.

В прошлый раз Гарри увидел лишь отражения. Что, если теперь он попытается четко сформулировать желание?

— Ну же, Гарри, что там? — Гермиона подошла поближе, но остановилась чуть сбоку от Гарри, не стремясь заглянуть в зеркало.

Хочу увидеть правду.

В зеркале отразилось сначала его растерянное лицо; затем, будто в кинофильме, картинка переключилась: перед Гарри возник Запретный лес, голый и черный, с заснеженными проплешинами; потом — подсвеченная огнями факелов громада Хогвартса. Зеркало показало коридоры Хогвартса, необычно ярко освещенные и полные снующих туда-сюда людей в аврорских мантиях, а потом Гарри увидел подземелья, где профессор Снейп размахивал руками перед Тонкс — наверное, что-то доказывал ей, опять путаясь между привычным "мисс" и положенным "аврор"...

Стоп. Гермиона когда-то одолжила ему "Взлет и Падение Темных Искусств" — как же, там целая глава про Воландеморта и Гарри!

"Тот-Кого-Нельзя-Называть, тоже мне! Страх перед именем только увеличивает страх перед его носителем. Его нужно называть Воландеморт, и никак иначе."

А еще она никогда бы не позволила себе невежливо опустить положенное "профессор".

В зеркале снова возникло отражение Гарри, бледное и растерянное. Рядом с ним отражался кусочек высокой фигуры в профессорской мантии.

— Что мы предъявим Темному Лорду, Гарри?

Отражение вдруг подмигнуло Гарри. Оно выразительно покосилось на фигуру сбоку, прижало палец к губам; затем пошарило в кармане брюк и... вытащило оттуда поблескивающий кроваво-красный камень.

В следующий миг камень скрылся в кармане, а Гарри услышал:

— Ты видишь, где Камень?

Дадли обожал ужастики — и моменты, когда главный герой понимал, что за спиной у него То Самое Злобное Зло, считал одними из лучших. Гарри этой кошмарной любви не понимал, и уж точно не жаждал оказаться на месте героя в этот момент. Как, впрочем, и в любой другой из фильма категории "ужасы".

И все-таки он здесь, перед зеркалом, и по левую руку от него — некто, прикидывающийся Гермионой. Или — его передернуло — сама Гермиона под жестким контролем. В учебнике по Защите писали, что существуют разновидности магии для контроля мыслей и чувств... Он, дурак, тогда еще про зомби подумал...

Отважный киногерой, конечно же, разоблачил злодея немедленно. Дал ему последний решительный бой, победил бы, ясное дело, или хотя бы продержался до прибытия спасительной кавалерии в лице лучших друзей. Или, например, отряда спецназа. Второстепенный персонаж, скорее всего, уже бы погиб — в фильмах любят нагнетать атмосферу.

Первый вариант Гарри не осилил бы, даже будь у волшебников спецназ, а второй ему категорически не нравился. Как бы ему узнать побольше, но не попасться...

— Гермиона, посмотри ты, — не придумал он ничего лучше. — У меня тут куча приятных вещей, вроде выигранного Кубка школы по квиддичу и значка лучшего ученика, но ничегошеньки про Камень.

Гермиона не двинулась с места, так что Гарри потянул ее за руку и...

...шрам полоснуло болью, но не только: ладонь моментально нагрелась, как будто Гарри решил схватить раскаленный утюг, и в воздух поднялись отчетливые струйки дыма.

Ошарашенный, Гарри отпустил руку девочки и отступил на шаг.

Оба уставились на ладонь Гермионы: она все еще исходила дымом и бурлила пузырями, как кипящее зелье, и определенно вела себя не так, как нормальная человеческая ладонь. Ее контуры будто оплавились, и Гарри вначале подумал, что рука тает, как свечка — но нет: она лишь принимала свои исходные черты.

Ладонь стала крупнее, грубее. Кожа побледнела, и алые пятна лопнувших пузырей на ней проступили ярче.

— Что ж, Поттер, — прозвучал холодный голос. — По-хорошему у нас не получилось.

Чары спали, и рядом с Гарри выросла фигура, которую он никак не ожидал — да и не узнавал.

— П-профессор Квиррелл?! — пискнул он.

Еще шаг назад.

Что-то в лице Квиррелла неуловимо изменилось, и он более ничем не напоминал рассеянного заикающегося профессора. Он брезгливо оглядел пострадавшую кисть, небрежно опустил ее — будто недовольно отбросил — и другой рукой наставил на Гарри волшебную палочку:

— Игры кончились, Поттер. Хозяин получит Философский камень, даже если придется разрезать тебя на кусочки.

Гарри снова вздрогнул, теперь и не пытаясь скрыть этого.

— Вряд ли от кусочков меня будет больше пользы, чем от целого... — пробормотал он.

Но Квиррелл услышал. Точнее, не он, а кто-то еще, потому что со стороны профессора раздался новый голос, шипящий и безжалостный:

— Он не понимает... Дай мне поговорить с ним... Я хочу видеть его лицо, и чтобы он видел меня...

На лицо Квиррелла на миг вернулось обычное его растерянное выражение. Его лицо побледнело еще сильнее и исказилось гримасой ужаса:

— Но, повелитель, вы еще недостаточно сильны... — вяло запротестовал он.

Не только Гарри, но и сам Квиррелл, похоже, не верил в эти слова.

— У меня достаточно сил, — отрезал потусторонний голос. — Повернись.

Профессор подчинился и начал разворачивать свой тюрбан. Наконец ткань фиолетовой кляксой упала на пол, и Гарри едва не завопил от ужаса — вот только все звуки куда-то вдруг подевались.

Из затылка Квиррелла, бугристого и лысого, вырастало еще одно лицо — мертвенно-бледное, красноглазое и уродливое. Носа у него не было, только две узкие змеиные щели, не было и бровей, и безгубый рот кривился как-то особенно мерзко.

— Гарри Поттер, — прошипело оно. — Посмотри, чем я стал по твоей вине... Тень, химера без тела, без сил... Но вселившись в чужое тело, я обретаю форму и мощь... Вот только это тела ужасно недолговечны. Кровь единорога немного укрепила моего слугу, но у меня есть решение получше...

Гарри попытался сделать еще шаг назад, но уперся в стену. Впрочем, ледяной холод, который он ощущал между лопаток, не имел отношения к каменной кладке.

— Впусти меня, Гарри Поттер, и мы станем всесильны; а с Философским Камнем мы обретем бессмертие. Узри мою щедрость, мальчик. Присоединись ко мне и спаси свою жизнь... Или кончишь так же, как и твои родители...

Шрам снова обожгло, одновременно с воспоминанием о зеленой вспышке из снов.

— Они боролись против тебя, — медленно произнес Гарри. — Так буду и я.

Безгубый рот растянулся в ухмылке.

— Как трогательно, — прошипел Воландеморт. — Что ж, я всегда ценил храбрость... Но лучше бы тебе отдать Камень.

— У меня его нет, — огрызнулся Гарри. — А если бы и был, то точно не для тебя.

Не-мертвый злодей рассмеялся — будто кости потрясли в урне.

— Ты глуп, Поттер. Глуп и наивен. Наш многомудрый старец Дамблдор сделал тебя, именно тебя, ключиком к своему сейфу. Иначе разве стал бы он так переживать, когда мой слуга проклял тебя? Заставил Северуса разбираться с этим... Бедняга Северус, как удивили его мои метки на тебе, мальчишка... Как жаль, что после той ночи в тебе не осталось больше... Меня.

Шрам снова обожгло болью.

— Гарри Поттер, Мальчик-который-Выжил, — насмешливо произнес Воландеморт. — Дамблдор, вероятно, рассчитывал, что ты будешь достаточно мне интересен, чтобы я пощадил тебя. Ребенок из Пророчества. Отмеченный. Что ж, моего интереса хватит лишь на то, чтобы дать тебе шанс. Отдай мне Камень, Гарри Поттер, или же будешь убит.

— Последний шанс, Гарри Поттер, — повторил Воландеморт и медленно повернулся: теперь на Гарри смотрел Квиррелл. Он задумчиво вертел в пальцах волшебную палочку, словно прикидывая, как бы ловчее устранить своего ученика.

Еще бы! Вряд ли у Воландеморта получилось проклясть его — вывернутыми-то в другую сторону руками.

Зато теперь Гарри избавлен от сомнительного удовольствия смотреть в потустороннее лицо "величайшего темного волшебника".

Эх! То, что Квиррелл провел у Гарри множество занятий, вряд ли заставит профессора сжалиться. Гарри у него даже в пятерке лучших не был.

Гарри снова попытался просочиться сквозь стену. Нет, такому их не учили.

Он не знал ни одного полезного заклинания: ни сбежать, ни атаковать, ни даже переправить куда подальше Философский камень он не мог. Сейчас Квиррелл убьет его — более или менее мучительно — обыщет тело и заберет вожделенный Камень. И настанет дурацкая эпоха дурацкого Воландеморта...

Снаружи что-то грохнуло — как будто палили из пушки. Потом ещё раз... И ещё...

В следующий момент произошло три вещи: Квиррелл отвернулся от своего пленника и нацелил палочку в сторону приближающейся пальбы; Гарри сжался, как пружина, готовясь отскочить подальше, как только предоставится возможность; за стеной рвануло ещё раз...

И каменная кладка разлетелась серым крошевом. Квиррелл на пробу бросил в клубы пыли пару-другую проклятий, но, судя по прилетевшим в ответ лучам заклинаний, не попал. В голове у Гарри пронеслось, что вот он — самый что ни на есть подходящий момент для побега — но ноги точно приросли к полу. И куда-то пропали звуки: он видел, как шевелятся губы Квиррелла и вылетают молнии из его палочки, видел, как тот шагает вперёд, отпинывая с дороги камни, но не слышал ничего. Гарри заткнул уши и с усилием сглотнул. Теперь он услышал, как гулко стучит его сердце, отдаваясь глубоко в голове.

А потом пыль осела, и Гарри услышал и голос Квиррелла:

— Что ж, здравствуй, мой старый слуга.

В щербатом проёме стоял, пошатываясь, профессор Снейп. От каменной пыли его волосы будто поседели, лицо побледнело сильней обычного, а глаза налились кровью — в общем, он больше напоминал сейчас восставшего вампира, чем школьного учителя.

— Преклони колени и поприветствуй меня, как полагается.

"Он всего лишь учитель. Не киношный герой и не супермен."

Профессор сплюнул и нацелил палочку на Квиррелла:

— Отойди от мальчишки.

Из-за стены позади него выскочила аврор Тонкс:

— Бросьте палочку и выходите с поднятыми руками!

Лицо Квиррелла — оба лица — презрительно скривились.

— Маглолюбцы и предатели! Авада...

И тут Гарри прыгнул.

* * *

Гарри ожидал, что Квиррелл его отбросит. Или, если ему повезет, они оба повалятся на пол. В любом случае, своей цели — помешать Квирреллу прицелиться — Гарри бы достиг.

Чего он не ожидал, так это того, что воинствующий профессор заскулит от боли.

Гарри повис на руке Квиррелла — той, в которой тот сжимал палочку. Но теперь эта рука под его пальцами будто плавилась: кожа покраснела и пошла пузырями, но не как от ожога, а как поверхность бурлящего, готового вот-вот выкипеть молока.

Гарри хотел было отбросить руку Квиррелла, но его пальцы точно свело судорогой.

— Мои руки! Руки!

И тут Гарри понял. Его почти тошнило от боли в голове, но теперь он только крепче вцепился в руку противника.

Ему будет больно — он не сможет сосредоточиться. Не сможет сосредоточиться — не сможет проклясть. Не сможет проклясть — может, тогда..?

Гарри видел аврора Тонкс — она славная, но ее не просто так отправили работать в деревню. И школьный учитель тоже не противник сумасшедшему темному магу...

"Он сотворил много великих дел — да, ужасных, но все же великих."

Как его остановить? С ним еще тогда не мог справиться весь Аврорат...

Гарри зажмурился и повис на Квирреле всем своим весом.

Квиррелл теперь кричал на одной ноте, муторно и тяжко, лишь немного меняя громкость на вдохе. Сейчас и сам Гарри ощущал жар в своих ладонях, и запал его смелости таял на глазах. Неужели он сейчас тоже начнет плавиться под действием неведомых чар?

Квиррелл наконец сбросил оцепенение; он попытался оттолкнуть Гарри, но вышло только хуже. Увесистая оплеуха — у Гарри зазвенело в голове — и грубый тычок в плечо. Вокруг осыпались искры — кажется, Квиррелл усилил атаку магией. Гарри должно было отбросить, как картонную куклу, но вместо этого оба они повалились на пол.

Вот теперь Гарри почувствовал жар всем телом.

Квиррелл горел, горел как еретик на костре в "Иллюстрированной истории", которую порвал Дадли. И Гарри начало казаться, что и он сгорит вместе с ним.

Ведь если взрослый волшебник не может защититься от этого незримого огня, что уж говорить о Гарри?

— Депульсо! Протего!

Противников отбросило в разные стороны. У Гарри искрой мелькнула мечта о том, что все это наконец закончится, но...

Квиррелл продолжал выть.

Но теперь Гарри ясно видел его спину — точнее, затылок: лицо Воландеморта. И оно было дьявольски спокойным.

— Я предупреждал тебя, Гарри Поттер, — прошипел маг, встретившись с ним взглядом.

А в следующий миг от его змеиного лица будто отделилась тень и пепельным вихрем ринулась прямо на Гарри.

Столкновение неизбежно.

У него не осталось сил даже подняться.

И, честное слово, Гарри совсем не удивился, когда мир вокруг погрузился во тьму.

Примечание: убедитесь, что вы полностью прочитали главу 29. Автор подло дополнил ее еще одной частью после знака * * *

— просто потому, что раньше казалось, что это станет новой главой, а оказалось просто завершением старой.

Если же прочитали — милости прошу в последнюю главу.

— С-стой! — Гарри рывком сел, часто дыша, точно только что отмахал кросс.

— Все хорошо, мой мальчик.

Гарри уставился на директора Дамблдора. Хорошо?

— Профессор Снейп... Авроры... Философский камень у Воландеморта, а Квиррелл этому помог! — наконец выпалил главное Гарри.

— Успокойся, Гарри, ты немного отстал от времени, — голос директора был возмутительно безмятежным. — Камень ему не достался.

Гарри огляделся и...

Белые ширмы.

Воздушно-пышные занавески.

Вот идиот. Он же в Больничном крыле.

Гарри покраснел и попытался сесть прямо — тетя Петунья не преминула бы сказать, что кричать на директора, развалившись на койке — верх неприличия.

Так оно, наверное, и было.

Дамблдора, впрочем, это не огорчило.

— Но как же... Если он не смог получить Философский камень, тогда что произошло? Он сбежал? Захватил профессора Снейпа, чтобы тот создал новый камень?

— Весьма лестная оценка, мистер Поттер, но секретом создания Философского камня владеет один лишь Николас Фламель, — раздался знакомый голос.

Гарри чудом не разрыдался.

Он уже успел придумать с полдесятка сценариев, в которых Слизерин остается по его вине без декана. Самый печально-героический включал в себя урну с прахом и орден Мерлина. Самый кошмарный — магическую дезинтеграцию и исчезновение даже воспоминаний о профессоре из памяти всех окружающих, отчего бы Гарри все принимали за психа.

Впрочем, судя по суровому виду профессора Снейпа, шансы на всеобщее порицание у Гарри еще оставались.

— С вашего позволения, директор, я бы побеседовал со своим студентом, — нажим в голосе Снейпа ощущался едва ли не кожей. — С глазу на глаз.

Воландеморт мог убить Гарри, а вот профессор — настоять на исключении.

Ввиду большой и светлой любви Гарри к семейству Дурслей сложно было сказать, что хуже.

— Будет, Северус, — директор словно бы излучал благодушие. — Все же не каждый день удается расстроить планы существа столь гнусного...

— ...созданию столь юному, как наш первокурсник, — перебил Снейп. Он, кажется, нарывался на выговор — или как там директора карают учителей. — Мистеру Поттеру не стоит питать заблуждений: то, что Камень уничтожен, не означает, что Темный Лорд перестанет искать пути к возрождению.

— Уничтожен? — растерялся Гарри. — А как же Фламель? Что, если Воландеморт на этот раз доберется прямо до создателя Философского Камня?

Дамблдор покачал головой — только очки-половинки блеснули:

— Полагаю, как раз сейчас он со своей женой Перниллой дописывают завещание. У него достаточный запас эликсира, чтобы привести дела в порядок, а потом — потом они умрут.

— Разве он не может воссоздать Камень?

Гарри судорожно комкал край одеяла. Международный скандал. Всеобщее презрение. Обвинения в гибели гения...

— Мы с Николасом немного поболтали и решили, что так будет лучше. После шестисот с лишним лет треволнений для него это — точно сон после трудного дня.

— А между тем, Темный Лорд все еще где-то здесь. Возможно, ищет новое тело, в которое мог бы вселиться... — мрачно вклинился профессор Снейп. — И мистер Поттер едва избежал сомнительной чести стать таким сосудом.

— Тем не менее, Гарри на какое-то время отдалил его приход к власти. А в следующий раз найдется кто-то другой, кто будет готов сразиться с ним. И если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать.

Гарри попробовал кивнуть и поморщился от боли.

Профессор Снейп тоже скривился, но что именно его задело, так и осталось тайной.

— Довольно теорий заговора, Северус. Юный Гарри и без того достаточно пережил тем вечером. Думаю, сейчас пришло время отдыха, а не размышлений.

Профессор Снейп молчал, пока за директором не закрылась дверь. Наконец стихли даже его шаги, и профессор произнес:

— Знаете, почему "тем" вечером, мистер Поттер? Вы пролежали в беспамятстве три дня.

Гарри сглотнул. Он точно пропустил два занятия по Трансфигурации, и контрольную по Чарам, и еще отработку по Зельеварению, и проект в теплицах, наверное, завял...

— Глупый, безрассудный мальчишка! Зачем вы вообще... А, зачем я распинаюсь, — священная ярость погасла в профессоре столь же быстро и внезапно, как и разгорелась. Он махнул рукой: — Кого я обманываю. Он бы все равно до вас добрался.

— Профессор Квиррелл? — рискнул спросить Гарри.

— Квиррелл? Нет, он был всего лишь инструментом, — возразил профессор. И тут же снова скривился: — Нет, Поттер, вы — лакомый кусочек лично для Темного Лорда, и пока он не является живым существом в полном смысле этого слова, его нельзя убить. И что бы ни говорил директор, не будет никакого "другого", который рискнет бросить Лорду вызов — это снова будете вы.

— Я? Но почему... Я бы не стал...

Профессор Снейп вздохнул и защипнул переносицу — как будто у него очень давно и нудно болит голова.

— Возможно, вы этого не хотите. Но в покое вас не оставят, Поттер. Знаете, почему вы интересуете Темного Лорда? Почему Квиррелл не мог коснуться вас, не корчась от боли? Почему директор лично проведывает простого студента, чтобы убедиться, что его Золотой мальчик в порядке?

Гарри покачал головой.

— Само ваше существование — вызов для Темного Лорда. Смертельное проклятие — а вы выжили, а сильнейший темный маг превратился в бесплотную тень, охваченную жаждой мести. Директор считает, что ваша защита — она зиждется на жертве вашей матери... ваших родителей, на их безусловной любви, которой, как думает Дамблдор, Темному Лорду не дано понять. Я не столь романтичен, но почти уверен в том, что наши знания о по-настоящему мощной древнейшей магии ничтожны, а жертва, тем более добровольная, — краеугольный камень такой магии. Возможно, во времена, когда дети богини Дану ходили по нашим землям, любой мог бы рассказать нам о сердцах столь горячих и честных, что повергали тьму, и руках столь умелых, что творили чудеса, и о любви, что сильнее смерти, — но те времена давно прошли, а знания их утеряны.

Гарри не знал, о какой эпохе толкует профессор, но вспомнил о сказках, которые читали иногда в младшей школе.

— Но так же не бывает, — осипшим голосом заметил Гарри. — Счастье не достается младшему сыну, принцы не женятся на трудолюбивых нищенках, а золотые яблоки не растут на краю света и не лечат от всех болезней...

Профессор закрыл глаза.

— Мы волшебники, Гарри, но, похоже, давно разучились творить чудеса. Но твоей маме, это, судя по всему, удалось — и директор уверен, что и ты сможешь. Если тебя направить. Если создать условия. Вот только ему не интересно, что герои обычно погибают. Я не помню легенд со счастливым концом. Мерлин предан и проклят, король Артур смертельно ранен Мордредом, Кухулин пронзен собственным копьем. Геракл отравлен, Ясон пал жертвой ревности, Тесей сброшен со скалы... Я не хотел бы, чтобы ты пополнил список.

— Профессор...

Снейп выпрямился и начал что-то искать у себя в кармане. Наконец, он вытащил наружу половинку серебряной монеты на кожаном шнурке.

— Постарайтесь не умереть, Поттер, очень вас прошу. — он протянул полмонетки Гарри — а потом, после краткой заминки, сам повесил кулон ему на шею. — Пообещайте мне, что как только у вас появится хотя бы намек, хоть тень подозрения на то, что вам угрожает опасность — вы сожмете подвеску в ладони и мысленно позовете меня.

Гарри растерянно уставился на свою половинку монетки.

— Я тут же услышу зов и найду вас.

Профессор чуть оттянул ворот мантии, и Гарри заметил у него на шее точно такой же шнурок.

— А теперь отдыхайте и даже не думайте влипнуть в очередные неприятности, — с этими словами профессор Снейп развернулся и направился к двери.

На пороге он на мгновение замер — и, не оборачиваясь, вышел; но Гарри готов был поклясться, что услышал тихое:

— Спокойной ночи, Гарри.