Мой факультет и другие фрики (джен)

Дадли обожал ужастики — и моменты, когда главный герой понимал, что за спиной у него То Самое Злобное Зло, считал одними из лучших. Гарри этой кошмарной любви не понимал, и уж точно не жаждал оказаться на месте героя в этот момент. Как, впрочем, и в любой другой из фильма категории "ужасы".

И все-таки он здесь, перед зеркалом, и по левую руку от него — некто, прикидывающийся Гермионой. Или — его передернуло — сама Гермиона под жестким контролем. В учебнике по Защите писали, что существуют разновидности магии для контроля мыслей и чувств... Он, дурак, тогда еще про зомби подумал...

Отважный киногерой, конечно же, разоблачил злодея немедленно. Дал ему последний решительный бой, победил бы, ясное дело, или хотя бы продержался до прибытия спасительной кавалерии в лице лучших друзей. Или, например, отряда спецназа. Второстепенный персонаж, скорее всего, уже бы погиб — в фильмах любят нагнетать атмосферу.

Первый вариант Гарри не осилил бы, даже будь у волшебников спецназ, а второй ему категорически не нравился. Как бы ему узнать побольше, но не попасться...

— Гермиона, посмотри ты, — не придумал он ничего лучше. — У меня тут куча приятных вещей, вроде выигранного Кубка школы по квиддичу и значка лучшего ученика, но ничегошеньки про Камень.

Гермиона не двинулась с места, так что Гарри потянул ее за руку и...

...шрам полоснуло болью, но не только: ладонь моментально нагрелась, как будто Гарри решил схватить раскаленный утюг, и в воздух поднялись отчетливые струйки дыма.

Ошарашенный, Гарри отпустил руку девочки и отступил на шаг.

Оба уставились на ладонь Гермионы: она все еще исходила дымом и бурлила пузырями, как кипящее зелье, и определенно вела себя не так, как нормальная человеческая ладонь. Ее контуры будто оплавились, и Гарри вначале подумал, что рука тает, как свечка — но нет: она лишь принимала свои исходные черты.

Ладонь стала крупнее, грубее. Кожа побледнела, и алые пятна лопнувших пузырей на ней проступили ярче.

— Что ж, Поттер, — прозвучал холодный голос. — По-хорошему у нас не получилось.

Чары спали, и рядом с Гарри выросла фигура, которую он никак не ожидал — да и не узнавал.

— П-профессор Квиррелл?! — пискнул он.

Еще шаг назад.

Что-то в лице Квиррелла неуловимо изменилось, и он более ничем не напоминал рассеянного заикающегося профессора. Он брезгливо оглядел пострадавшую кисть, небрежно опустил ее — будто недовольно отбросил — и другой рукой наставил на Гарри волшебную палочку:

— Игры кончились, Поттер. Хозяин получит Философский камень, даже если придется разрезать тебя на кусочки.

Гарри снова вздрогнул, теперь и не пытаясь скрыть этого.

— Вряд ли от кусочков меня будет больше пользы, чем от целого... — пробормотал он.

Но Квиррелл услышал. Точнее, не он, а кто-то еще, потому что со стороны профессора раздался новый голос, шипящий и безжалостный:

— Он не понимает... Дай мне поговорить с ним... Я хочу видеть его лицо, и чтобы он видел меня...

На лицо Квиррелла на миг вернулось обычное его растерянное выражение. Его лицо побледнело еще сильнее и исказилось гримасой ужаса:

— Но, повелитель, вы еще недостаточно сильны... — вяло запротестовал он.

Не только Гарри, но и сам Квиррелл, похоже, не верил в эти слова.

— У меня достаточно сил, — отрезал потусторонний голос. — Повернись.

Профессор подчинился и начал разворачивать свой тюрбан. Наконец ткань фиолетовой кляксой упала на пол, и Гарри едва не завопил от ужаса — вот только все звуки куда-то вдруг подевались.

Из затылка Квиррелла, бугристого и лысого, вырастало еще одно лицо — мертвенно-бледное, красноглазое и уродливое. Носа у него не было, только две узкие змеиные щели, не было и бровей, и безгубый рот кривился как-то особенно мерзко.

— Гарри Поттер, — прошипело оно. — Посмотри, чем я стал по твоей вине... Тень, химера без тела, без сил... Но вселившись в чужое тело, я обретаю форму и мощь... Вот только это тела ужасно недолговечны. Кровь единорога немного укрепила моего слугу, но у меня есть решение получше...

Гарри попытался сделать еще шаг назад, но уперся в стену. Впрочем, ледяной холод, который он ощущал между лопаток, не имел отношения к каменной кладке.

— Впусти меня, Гарри Поттер, и мы станем всесильны; а с Философским Камнем мы обретем бессмертие. Узри мою щедрость, мальчик. Присоединись ко мне и спаси свою жизнь... Или кончишь так же, как и твои родители...

Шрам снова обожгло, одновременно с воспоминанием о зеленой вспышке из снов.

— Они боролись против тебя, — медленно произнес Гарри. — Так буду и я.

Безгубый рот растянулся в ухмылке.

— Как трогательно, — прошипел Воландеморт. — Что ж, я всегда ценил храбрость... Но лучше бы тебе отдать Камень.

— У меня его нет, — огрызнулся Гарри. — А если бы и был, то точно не для тебя.

Не-мертвый злодей рассмеялся — будто кости потрясли в урне.

— Ты глуп, Поттер. Глуп и наивен. Наш многомудрый старец Дамблдор сделал тебя, именно тебя, ключиком к своему сейфу. Иначе разве стал бы он так переживать, когда мой слуга проклял тебя? Заставил Северуса разбираться с этим... Бедняга Северус, как удивили его мои метки на тебе, мальчишка... Как жаль, что после той ночи в тебе не осталось больше... Меня.

Шрам снова обожгло болью.

— Гарри Поттер, Мальчик-который-Выжил, — насмешливо произнес Воландеморт. — Дамблдор, вероятно, рассчитывал, что ты будешь достаточно мне интересен, чтобы я пощадил тебя. Ребенок из Пророчества. Отмеченный. Что ж, моего интереса хватит лишь на то, чтобы дать тебе шанс. Отдай мне Камень, Гарри Поттер, или же будешь убит.