Тёмная сторона луны (джен)

Приходил в себя он медленно. Тело мучительно болело, словно бы его избили, во рту был металлический вкус крови, а сознание то возвращалось, то снова уплывало — словно его оглушили или опоили чем-то. Первым, что он чётко осознал, был каменный пол, на котором он лежал. Это было странно — откуда бы ему тут взяться? Пусть бы камни, да — но настоящие, живые… а вообще-то тут должна бы быть земля с травой и, может, вереск. Так откуда взялся пол, и почему ему так плохо?

Он пошевелился — и услышал жёсткий мужской голос, холодно проговоривший:

— Встать. Или я тебя сам подниму. Одевайся.

На него упали какие-то тряпки. Кто же… что… и почему? Почему он здесь… и где именно?

С трудом разлепив глаза, он сощурился — картинка расплывалась, и веки щипало, словно от песка — и увидел в нескольких футах от себя решётку, за которой стоял человек… аврор. Да, аврор — и он знал этого аврора, только не мог сейчас вспомнить имя. Как же ему плохо…

Он сплюнул густую тянущуюся слюну — плевок неожиданно звонко шлёпнулся на пол, оказавшись розово-коричневым. Значит, вкус крови ему не почудился? Он что, что-то сильно повредил себе во рту — настолько, что и трансформация не помогла?

— Я сказал одеться, — громко произнёс аврор. — Быстро.

Аврор… камера… что он тут вообще делает? Что он… сделал? Он что, сделал что-то… ночью?! Он сосредоточился, попытавшись вспомнить то, что происходило накануне — и то, что подсказала ему память, заставило его похолодеть и замотать головой. Да нет… нет, это бред, чушь, морок — так же не могло быть! Да, он был не в настроении последние недели, его всё бесило — но ведь он же… Да нет, он не мог…

— Встать! — почти крикнул аврор.

Его кожу ожёг удар — не слишком сильный, но весьма чувствительный, словно от хлыста. Что он сделал? Почему… нет, как раз понятно, почему — потому что он, наверно, что-то сделал. Знать бы ещё, что…

Он поднялся — встать не вышло, но он, по крайней мере, сел. Натянул на себя мантию, незнакомую и старую, повисшую на нём как на вешалке. Плевать, это лучше, чем ползать голышом.

Кое-как встав на ноги, он пошёл к решётке — та открылась, но едва он переступил порог, как его руки и ноги сковали кандалы.

— Пошёл, — подтолкнул его аврор. — Вперёд иди. Медленно.

Он пошёл, конечно… На душе было тяжело и муторно, и становилось с каждым шагом только хуже: от предположений, что он мог такого натворить, было холодно и тошно. Он спросил бы — но зачем? Ему наверняка сейчас всё и так расскажут. Дойти бы только… Голова кружилось, в глазах всё плыло, а ещё его мутило — ему бы спать сейчас, а не на допрос идти. Только вот, похоже, это самая маленькая из его проблем…

В допросной он смог сесть — и то, что аврор тут же приковал его к тяжёлой и не особенно удобной скамье, было не так важно. Он сглотнул вязкую то ли слюну, то ли кровь, но воды просить не стал: всё равно ведь не дадут. Зачем унижаться?

— Собственно, допрашивать вас незачем, — сказал аврор, усаживаясь напротив. — Взяли вас на месте, обратились вы уже в камере, показания и воспоминания свидетелей у нас есть… но я всё-таки не удержусь и спрошу: зачем?

— Я не помню, что случилось, — хрипло проскрипел он — в горле совершенно пересохло, и звук выходил с трудом.

— Да, я в курсе — оборотни не помнят то, что делают в зверином виде, — кивнул аврор. — Но вот то, что было до того… или у тебя случилась амнезия? — спросил он насмешливо.

— Возможно, — прохрипел он, проводя сухим языком по растрескавшимся губам и ощущая им запёкшуюся на них кровь. — Я не помню.

— Это плохо, — озабоченно вздохнул аврор. — Амнезия — это беда… но! — он с радостной улыбкой поднял вверх вытянутый указательный палец. — У нас есть специалисты, которые могут вам помочь. Ты не возражаешь же против работы с легиллиментом? — в его голосе вновь послышалась насмешка.

— Нет, — ответил он, вновь облизывая губы. Пить хотелось почти до истерики, но он молчал, понимая, что просить нет смысла. Хотя, может быть, ещё немного — и он сломается.

— Нет? — аврор, кажется, удивился искренне. — Ну так отлично… тогда жди, — он пружинисто поднялся и ушёл.

А он остался мучиться — и вовсе не от врезавшихся в кожу кандалов. Он не помнил ничего из событий этой ночи — но он помнил, смутно, рвано, но, однако, помнил свои мысли накануне. Но не мог же он… да нет — ерунда и бред, он не мог такого сделать! Невозможно. Мало ли, на что он злился — что ж теперь, всех убивать? Да и не убить их всех, хоть всю жизнь на это положи — магглов слишком много и…

Сердце ухнуло куда-то вниз — и замерло. Воздух быстро кончился, но он, кажется, вовсе не заметил этого. Он вспомнил. Вспомнил, как выбирал тот загородный клуб, как высматривал удобное для трансформации место, как…

Он и вправду это сделал. Почему, зачем, как, для чего?! Что стряслось, зачем он вдруг разрушил всё, что строил столько лет? Чем, о чём он думал, да и думал ли вообще? Как же…

— Не передумал? — весело и бодро спросил пинком распахнувший дверь аврор. Причард. Его зовут Грэхем Причард, вспомнил он. Мерлин, почему же его просто не убили там, на месте? — Если нет — то я доставил помощь, — улыбнувшись широко и радостно, он широким жестом указал на неприметного худощавого мужчину лет пятидесяти, вошедшего следом за ним в допросную.

— Нет, — тихо, но вполне чётко ответил он. И сам, первым поймал взгляд легиллимента — уже зная, что сейчас увидит.

Впрочем, всё-таки такого он не ожидал. Его собственные чувства, мысли, планы вмиг вернулись, оглушив его и не оставив ни малейшего сомнения… и шанса, и надежды на то, что всё это было, например, каким-нибудь заклятьем. Нет таких заклятий, чтобы захотеть подобное. А он именно хотел — вот сейчас он это вспомнил.

— Я не вижу никаких следов ментального воздействия, — сказал легиллимент, отводя, наконец, свой взгляд и опуская палочку. — Но, возможно, стоит попросить второе мнение.

— Ясно, — вежливо ответил Причард. — Я благодарю вас и жду официального заключения и воспоминание.

— Через час всё сделаю, — легиллимент поднялся и ушёл, и они снова оказались наедине друг с другом.

— Вы всё слышали, — будничным официальным тоном сказал Причард. — И вспомнили, я полагаю. Следов ментального воздействия не выявлено. Вас ждёт Азкабан — и я…

— Сколько там погибло? — тускло спросил он.

— Поглядеть хотите? — спросил Причард.

— Нет! — он вздрогнул и судорожно мотнул головой, вызвав этим у Причарда лишь недобрую ухмылку.

— Отчего же? — поинтересовался тот. — Я вам покажу — как я говорил, амнезия — это плохо… и нечестно. Думаю, вам стоит это… помнить.

Спорить смысла не имело — если Причард так решил, он всё равно заставит его это увидеть.

— Сколько? — спросил он опять с тоской.

— Пока пятеро, — ответил Причард. — Но будет ещё трое — вы их только ранили, но это магглы, так что они вскорости умрут в больницах. Было бы в четыре раза больше, если бы там волей случая не оказался аврор.

Аврор… вот кто это прекратил. Это хорошо… наверное — да нет, это хорошо, восемь трупов лучше тридцати, хотя на приговор это уже не повлияет. Что же он наделал? Почему? Зачем?

И что будет теперь с…

— Аврор, — повторил он медленно.

— Это, в общем-то, уже не важно, — сказал Причард, — но меня мучает один вопрос. Я его уже один раз задавал, но повторюсь: зачем?

— Я не знаю, — ответил он абсолютно честно. И добавил: — Да какая разница.

— Чаще всего действия несут какой-то смысл, — заметил Причард. — Преступления — особенно. В вашем случае я его не вижу, мистер Винд.

— Я не знаю, — повторил он. — Я не помню, — он зачем-то поглядел на Причарда — и наткнулся на холодный волчий взгляд. У него и раньше порой возникало ощущение, что в том есть что-то от оборотня, а теперь же оно иррационально переросло в уверенность.

— Лжёте, — сказал Причард. — Но я всё равно найду ответ. Для суда это не важно — но я сам знать хочу.

— Я тоже, — очень тихо отозвался Скабиор.

Он и сам не понимал, зачем продолжает этот разговор и зачем вообще ещё живёт. Всё, чего ему хотелось — это умереть, сейчас, немедленно, на месте. Говорят, что некоторые индийцы умеют собственным усилием останавливать своё сердцебиение — жаль, что ему это неподвластно. Умереть, не быть — и лучше б не сейчас, а раньше. Например, вчера. Лучше бы его вчера убили — потому что даже если бы он умер прямо тут, сейчас, это ничего уже бы не исправило. Всё, что он создал за несколько последних лет — этот фонд, «Лес», дом, семья — он всё уничтожил этой ночью, и пусть Хель скормит его своим псам, если он знал ответ на вопрос Причарда.

— Значит, я ответа не услышу, — констатировал последний и скомандовал: — Встать! Возвращайтесь в камеру. Кстати, — он осклабился. — Вас там ждут, — Причард подвёл его к двери и, распахнув её перед Скабиором, сказал стоящим за нею Долишам: — Мы идём в камеру — но по дороге можете задать свои вопросы.

Это было уже слишком — Скабиор прикрыл глаза и отвернулся, низко опустив голову, однако продолжал затылком ощущать взгляд Арвида, в котором смешались сожаление, недоумение, недоверие и надежда.

Та, которой никогда не суждено было сбыться.