Тёмная сторона луны (джен)

— Вы заняты? — спросил Мальсибер, когда Скабиор открыл наконец дверь. — Или спали?

— Я читал, — ответил Скабиор, впуская его в дом. — Зачем вы стучите? — спросил он. — Это ваш дом, и ключи у вас наверняка имеются.

— Сейчас он ваш, — возразил Мальсибер. — Вы же не в тюрьме.

— А должен был бы быть, я помню, — усмехнулся Скабиор.

— Я вовсе не к тому! — безнадёжно возразил Мальсибер.

Скабиор только кивнул:

— Как скажете.

— Давайте поработаем, — Мальсибер не стал развивать тему: толку в этом было всё равно немного. Впрочем, Скабиор, на его взгляд, теперь хотя и огрызался, но в его словах не было больше ни настоящей агрессии, ни той безнадёжности, с которой он здесь появился.

Они прошли в гостиную, и, когда Скабиор собирал с дивана книги — большей частью те, что ему подарили в Канаде — Мальсибер заметил среди них блокнот и карандаш, и похоже было, что некоторое количество страниц уже исписано.

— Должен вас предупредить, — сказал Мальсибер, привычно садясь в кресло, тогда как Скабиор уселся на диван, — сегодня будет тяжело.

— Кому именно? — поинтересовался Скабиор.

— Думаю, обоим, — ответил Мальсибер. — Если мне будет очень уж нехорошо, я активирую портал к себе домой — а если потеряю сознание, просто не трогайте меня и подождите.

— Даже так? — Скабиор, кажется, занервничал.

— Я надеюсь, обойдётся — но кто знает, — Мальсибер улыбнулся. — Вы готовы?

— Давайте, — ответил Скабиор и сам посмотрел ему в глаза.

Он уже немного адаптировался и привык к тому, что просто начинает вспоминать то, что уже, кажется, знал во всех деталях — и это было просто скучно. Но на сей раз он не просто вспоминал события — он ощущал всё то же, что тогда: глухое поначалу раздражение, постепенно нарастающее, и становящееся всё более открытым, и перерастающее в злость и даже ярость. Он вдруг вспомнил Малфой-мэнор, его коридоры, дверь — и комнату за ней, и голую девицу, вид которой почему-то невероятно его взбесил, и…

И вдруг всё это растворилось, оставив после себя только ноющую головную боль и сильную усталость.

— Дайте мне воды, — попросил Мальсибер, и Скабиор только сейчас обратил внимание на почти синюшную бледность его лица.

— Вам, похоже, лучше лечь, — сказал он, вставая, чтоб сходить на кухню.

— Просто дайте мне воды, — повторил Мальсибер. — Хотя… Эрри! — крикнул он — и попросил появившегося эльфа: — Сделай чаю — мне и нашему гостю.

— Как удобно, — усмехнулся Скабиор. — И при чём здесь Малфой-мэнор? — спросил он неприязненно. — Зачем вы снова вытащили ту историю?

— Я ищу, что они скопировали, — ответил Мальсибер. — Вызвать у человека какое-либо чувство — не мимолётно, а надолго — проще всего, взяв уже испытанное и направив, куда нужно. Вы отлично контролируете себя, и заставить вас сделать то, что вы сделали, было непростой задачей.

— И что же они скопировали? — поинтересовался Скабиор. — Нашу с вами первую встречу?

— Не уверен, — с некоторой досадой ответил тот. — Я сейчас передохну — и мы продолжим. Мне кажется, эта встреча — образец, итог, но не причина. Почему-то же вы тогда так сделали — хотя не могли не понимать, насколько это глупо и неосторожно. Да, конечно, вы не знали, чья это комната, но должны же были понимать, что вряд ли тут живёт кто-то безобидный.

— Да какая разница, почему я это сделал? — злиться не хотелось, и Скабиор просто пожал плечами. — Пьяный был. Дурной. И злой.

— Это всё понятно, — сказал Мальсибер с непонятной пока Скабиору досадой. — Но вы ведь не делали такого после или прежде — или делали?

— Да когда там было прежде? — возразил Скабиор. — Там недели три прошло от силы после того, как мы там поселились. Или даже меньше. А потом уже не делал — я не идиот же.

— И всё же мне кажется, был какой-то триггер, — упрямо проговорил Мальсибер. — Что-то, что сподвигло вас на это — или, может быть, настолько разозлило. Но я не могу найти… сами вы не помните? Может быть, вас кто-то оскорбил, или же, наоборот, показался слишком снисходительным, или ещё что-нибудь… Я почти уверен — что-то было, но не помню, что. Подумайте, пожалуйста! — попросил он. — Пока я отдыхаю минут десять.

Скабиор вдруг отвернулся и, поднявшись, отошёл к окну.

Он всё превосходно помнил и прекрасно понял сразу, о чём говорит Мальсибер. Только вот всё это вспоминать и тем более показывать ему абсолютно не хотелось.

Возможно, потому что тот тоже был там — правда, мельком и, возможно, даже не разглядел его лица… хотя это вряд ли. Скабиор был совершенно убеждён, что тот его видел — но не обратил внимания. Не счёл нужным попросту запомнить — в самом деле, кому интересен оборотень? Они даже егерями тогда ещё не стали — так, отребье.

Но сказать придётся — да Мальсибер же и сам найдёт. Вот сейчас же и найдёт… Ему стало мерзко, и невероятно захотелось отказаться от дальнейшей работы — и пусть даже заплатить за это вечным Азкабаном, наплевать. Это же невыносимо: его память, его жизнь, саму суть его потрошат, словно крольчонка, и рассматривают даже без особенного интереса — так, для дела. И кто? Человек, которому вся эта история — просто способ повыпендриваться да продемонстрировать свои уникальные умения. Ему даже деньги не нужны! Просто способ показать, как он удивительно прекрасен. Все они такие, хелевы волшебники, но вот этот просто квинтэссенция! Нет уж, с него хватит — да какого драккла?!

Скабиор резко развернулся на пятках — он ходил по дому босым, очень уж приятно было ощущать ступнями тёплое и чуть шершавое дерево, натёртое до блеска воском — и открыл было рот, чтобы сказать «всё, мол, с меня хватит!»

И остановился.

Что вдруг на него нашло? Раздражение росло, как снежный ком, но в нём было что-то… что-то чуждое. Наигранное. Он ведь не ребёнок так беситься — да какая разница, почему кто-то пытается вытащить его из той задницы, в которую он угодил? Глупо злиться — но если бы этот Мальсибер был не так самодоволен и не лез так далеко! Зачем он это делает? Как вся эта древность может относиться к тому, что с ним произошло? Никак! Это же младенцу очевидно — даже Кристи это понял бы! Ему просто нравится заставлять Скабиора вспоминать самые позорные страницы его жизни, вот и весь резон!

Он не понял, когда их с Мальсибером взгляды пересеклись, однако, обнаружив это, резко отвернулся и даже зажмурился. Ну уж нет! Он больше не пустит его в свою голову! Потому что не желает, чтобы кто-то узнал, как…

В голове вдруг словно что-то взорвалось. Боль была настолько неожиданной и оглушающе острой, что в первый момент Скабиор не почувствовал именно её — лишь перед глазами сверкнула ослепительно-яркая вспышка, а во рту стало горько, а потом и затошнило. Он сглотнул, и тогда боль обрушилась на него, оглушив и лишив способности что-либо соображать. Скабиор даже не понял, что упал на пол на колени, и не обратил внимания на то, как Мальсибер подскочил к нему и, подхватив, сел рядом, подставляя своё плечо ему под голову, а затем очень осторожно опуская орущего — и не слышащего собственного вопля — Скабиора на пол. И, хотя его глаза оставались широко открыты, он не видел, как Мальсибер наклоняется над ним и вглядывается в них, и не слышал его шёпота, и не чувствовал его рук на своих висках и лбу.

Сколько это продолжалось, он не знал и после никогда не мог вспомнить. Может быть, минуту, может — год. Но постепенно — очень медленно, как будто отступая перед чужой волей — боль начала слабеть, и в какой-то момент Скабиор, наконец, начал воспринимать что-либо, кроме неё. Сперва крик сменился стонами, затем он, наконец, смог замолчать и осознал, что лежит на полу в гостиной, потом увидел лицо шепчущего что-то непонятное Мальсибера и наконец ощутил его пальцы на своей коже. Боль всё истончалась — и в конце концов прошла совсем, оставив после себя тошноту, озноб, боль в содранном горле и нечеловеческую жажду.

— Пить, — почти беззвучно прошептал он, но Мальсибер понял и негромко попросил:

— Потерпите ещё немного. Я сейчас закончу.

— Пить, — измученно прошептал Скабиор, ощущая, как сухой язык трётся о сухое нёбо.

— Сейчас. Совсем скоро, — пообещал Мальсибер сочувственно. Он и сам был бледен — как говорится, краше в гроб кладут — и, казалось, чудом удерживал собственное равновесие, однако продолжал шептать и быстро-быстро перебирать пальцами, словно бы разыскивая что-то очень мелкое у Скабиора под кожей.

Наконец он замолчал и убрал руки. Потом позвал совсем тихо:

— Эрри! — и, когда эльф появился, попросил: — Гостя отнеси наверх, в его спальню, напои сперва водой и сделай чай, крепкий, тёплый, сладкий. Я домой, — сказал он Скабиору. — Спите — на сегодня всё. Позже я приду — как только буду в силах. Эльфа я оставлю с вами — будет нужно что-нибудь, скажите. И простите меня.

Он медленно дотянулся рукой до правого запястья и, сжав его, исчез с характерным хлопком портала — а эльф легко поднял Скабиора и отлевитировал его в спальню, где раздел его, совершенно неспособного сопротивляться, и уложил в кровать. А затем, наконец-то, поднёс к губам стакан с восхитительно холодной водой — такой вкусной, какой Скабиор, кажется, никогда не пробовал.

— Эрри сейчас сделает господину чай, — тоненько проговорил он. — Господин желает ещё что-нибудь?

— Нет, — вяло выговорил Скабиор, закрывая глаза. Ему и чая никакого не хотелось — только спать и, может быть, согреться. Но спать больше.

Эльф исчез — как показалось Скабиору, едва ли на секунду — и вернулся с чашкой тёплого и удивительно душистого чая, сладкого и терпкого. Сил открыть глаза у Скабиора не было — впрочем, это и не требовалось. В несколько глотков опустошив её, он пробормотал что-то, смутно напоминающее благодарность — и снова провалился в сон.