Голем (джен)

Учиться в магической школе оказалось ничуть не лучше, чем в обычной. Взрослые оставались такими же раздражающими, а дети так же были готовы поднять на смех любого, кто хоть немного отличается от них. Так на трансфигурации весь класс дружно потешался над Гарри из-за того, что он принес ручку, когда все должны были писать перьями. Профессор МакГонагалл даже сняла баллы с его факультета за то, что Гарри будто бы «издевался» над преподавателем. Гарри старательно не обращал внимания на насмешки остальных ребят и просто стоял, уставившись в пол и периодически бормоча: «Простите, мэм. Больше не повторится, мэм». Он по опыту знал, что такое поведение быстрее всего успокаивает учителей.

Ситуацию чуть было не усугубила Гермиона, которая сказала, что Гарри воспитывали маглы, поэтому он может не уметь писать пером. Драко Малфой так от этого развеселился, что со Слизерина тоже сняли баллы. Если бы не присутствие профессора МакГонагалл, Гарри бы наорал на Грейнджер, и плевать, что она девочка и хотела как лучше. Ничего в жизни не понимает, так пусть молчит, а не лезет к людям. Взрослые ненавидят, когда за хулиганов заступаются. Это обычно только отягощает список преступлений такими пунктами как «морочит другим детям головы» и «оказывает дурное влияние». Гарри это было совсем не нужно, поэтому он выждал момент, когда профессор отвлеклась на Малфоя, и свирепо зыркнул на Гермиону. Кажется, она опять обиделась, но запасное перо по просьбе профессора МакГонагалл Гарри одолжила.

Дальше урок пошел своим чередом. Только Гарри почти ничего не записал, потому что перо с непривычки выводило на пергаменте не буквы, а какие-то непонятные закорючки, щедро сдабривая написанное кляксами. Но из-за этого Гарри не волновался: лекцию он запомнил, да и в учебнике этот материал был, а потренироваться писать пером можно будет вечером. Главное, пережить еще историю магии, где тоже наверняка придется много писать.

Потом им выдали спички и велели превратить их в иголки. У Гарри не вышло совсем ничего, как он ни старался. Утешало только то, что остальные тоже весь урок промучались безрезультатно, так что над неумехой-Гарри никто не смеялся. Наконец им выдали домашнее задание, и этот отвратительный урок закончился. Гарри решил, что трансфигурация ему не очень нравится, хотя это полезно. Можно же, например, превратить лист дерева в камень или даже нож, если на тебя внезапно напали. А еще было бы хорошо уметь превращать несъедобные вещи в съедобные.

Но все придуманные варианты полезного применения трансфигурации перечеркнула за обедом Гермиона, громко объясняющая всем желающим и не желающим слушать, что существуют какие-то там законы, не позволяющие превращать в еду всякие разные вещи. А потом кто-то, как и Гарри, начал фантазировать, как можно использовать превращения летом среди маглов, и внезапно выяснилось, что вне школы студентам использовать магию запрещено, а перед маглами колдовать нельзя вообще. Иначе у тебя навсегда отберут волшебную палочку, а самого посадят в тюрьму. Так что никакая магия не поможет Гарри защититься от Дадли или дяди Вернона. А зачем она тогда вообще нужна, эта магия?

В общем, волшебная школа начала разочаровывать с первого дня, и Гарри подозревал, что дальше будет только хуже. Зато он не на Тисовой и до лета туда не вернется. Ну, разве что на рождественские каникулы, но это недолго. И кормят здесь хорошо, так что если Гарри все-таки сможет не стать вечной жертвой розыгрышей, то жизнь будет вполне нормальной.

История магии оказалась гораздо лучше трансфигурации. Вел ее, страшно представить, призрак, которому было откровенно наплевать на то, чем занимаются ученики. Кто-то пытался записывать, кто-то спал, остальные активно общались. Гарри решил примкнуть к конспектирующим, тем более что всегда оставалась небольшая вероятность, что профессор Бинс их всех просто проверяет, а потом устроит жесткий опрос по материалу. Но вместо конспекта лекции у Гарри опять получились малочитаемые каракули, поэтому урок был не столько занятием по истории, сколько тренировкой письма.

Вообще Гарри скоро понял, что занятия в Хогвартсе, как и в обычной школе, можно было разделить на три категории: ужасные, терпимые и приятные. К ужасным относились трансфигурация и чары, которые вел профессор Флитвик. Он, конечно, не придирался, как профессор МакГонагалл, но зато был так отвратительно дружелюбен, что Гарри не знал, куда деваться.

Он вообще терпеть не мог взрослых, которые лезут в чужие дела. Вечно им все нужно знать. «Гарри, почему ты не общаешься с другими ребятами?», «Гарри, почему у тебя порвана форма?», «Гарри, расскажи, как прошел твой день». Бесят. Не будет он им жаловаться на жизнь. Они только вид делают, что хотят помочь, а на самом деле им всем плевать. Когда Гарри был совсем маленьким, он наивно верил, что можно рассказать о своих проблемах: о Дадли с дружками, о том, что ему всегда очень хочется есть, даже о дяде Верноне — и все сразу станет замечательно. Но это было совсем не так, потому что Гарри никто не верил просто на слово. Они всегда шли к Дурслям, где тетя Петуния любезно объясняла и про вечно рваную одежду, и про синяки, и про ужасный характер племянника. Взрослые всегда охотнее верят взрослым, чем детям. Поэтому очень скоро Гарри научился держать язык за зубами, все равно ничего кроме проблем его откровенность не принесет.

Так что профессора Флитвика Гарри не любил. Хотя преподавателем тот был неплохим: не кричал, не строжил и объяснял понятно. В итоге Гарри приноровился приходить в класс в последнюю секунду, а уходить первым, чтобы его не поймали и не начали расспрашивать об успехах в учебе и отношениях с однокурсниками. Но Гарри все равно регулярно попадался, когда вынужден был подходить к профессору, чтобы сдать эссе.

Большинство остальных предметов были вполне терпимыми. На гербологии нужно было возиться в земле с разными странными растениями. Работать в саду Гарри привык и, хоть и не обожал это дело, находил в нем свою прелесть. Например, Гарри нравилось поливать цветы в жаркий день и смотреть, как они оживают буквально на глазах. С волшебными растениями было еще интереснее: они жадно тянулись к рукам за едой и лаской или капризничали, не желая переезжать в новый горшок. Почти как животные. Минусом этих занятий ожидаемо оказалась профессор Спраут, тоже слишком громкая и дружелюбная. Но она была не настолько навязчивой, как профессор Флитвик, так что Гарри почти не обращал на нее внимания.

История магии у профессора Бинса не имела никаких плюсов: ничего интересного, ничего полезного, только имена и даты, неприменимые в реальной жизни. Зато и минусов тоже не было, поскольку профессор вообще не интересовался учениками и ничего от них не требовал, да и внезапных контрольных не устраивал.

С астрономией ситуация была похожей. Гарри никогда не привлекали звезды или какие-то мифические другие миры, он предпочитал реальные вещи, которые можно потрогать. Кошек и собак можно было погладить, еду приготовить и съесть, к растениям прикоснуться, а как ты ощутишь звезды? Просто светящиеся точки, и все. Что в них хорошего? Поэтому Гарри не разделял восторга тех же Гермионы или Лаванды, которые без умолку болтали о красоте ночного неба и легендах, со звездами связанных. Может быть, если бы Гарри мог «по ночам поднять голову к небу и задохнуться от ощущения необъятности мира», он тоже бы любил астрономию. Но в чулане, где он обычно спал, окон не было и любоваться ночным небом не получалось. Так что астрономия была обычным предметом. Что она есть, что ее нет, без разницы. Разве что ложиться приходилось гораздо позже обычного: занятия проходили по ночам. Это Гарри не нравилось, потому что в такие дни выспаться не удавалось ну никак. Утром он все равно просыпался в половину шестого. Да и спал Гарри не особо хорошо. Попробуйте-ка из тихого маленького чулана попасть в спальню к еще четырем мальчишкам, которые ворочаются, сопят и иногда тихонько хнычут во сне. Заснуть в такой обстановке было невероятно трудно, но Гарри постепенно привыкал к такому соседству. Что поделать, выбора у него все равно не было.

К какой категории отнести защиту от темных искусств, Гарри не знал. Он долго колебался между «ужасной» и «терпимой», но в конце концов решил, что это было скорее терпимо. Если бы еще не профессор Квиррелл, от одного присутствия которого у Гарри начинала ужасно болеть голова, а потом всю ночь мучали кошмары. Иногда ему снился сам профессор, убивающий какую-то женщину, иногда — просто зеленая вспышка и крик, но чаще это была ужасная мешанина образов: дядя Вернон, пьющий у Гарри кровь, Дадли, душащий профессора Квиррелла его же тюрбаном, собаки тети Мардж, гоняющиеся за Гарри по коридорам Хогвартса. Утром от таких снов оставался противный осадок и ощущение грядущих неприятностей.

На самом деле, предмет был очень полезным. Умение защитить себя никогда не бывает лишним. И в учебнике все было расписано полно и понятно. От Дадли эти приемы и заклинания, конечно, не помогут, но раз Гарри теперь живет в магическом мире, он должен знать, какие гадости там таятся. А гадостей было хоть отбавляй: вампиры, оборотни, зомби, которых здесь звали инферналами, боггарты — самые настоящие монстры из шкафа — и уйма других опасных магических тварей. А еще проклятые вещи, убивающие заклинания, тысяча способов связать, обездвижить, пытать человека… Магический мир точно не был сказкой. Вскоре у Гарри вошло в привычку после приготовления домашних заданий читать учебник по ЗОТИ, опережая школьную программу, и брать дополнительную литературу по теме. Опасности не будут ждать, когда профессор Квиррелл, заикаясь, соизволит рассказать детям, как защититься именно от этой пакости. В итоге Гарри не раз удостаивался пылкой похвалы профессора на занятиях, что тоже делало этот урок чуточку лучше.

Применить свои знания в драке Гарри пока не доводилось, чему он был ужасно рад. Но надеяться, что удача и дальше будет благосклонна к нему, не приходилось. Война между факультетами никогда не прекращалась. Постоянно кто-нибудь, недостаточно внимательно глядевший по сторонам, бежал в больничное крыло, чтобы избавиться от шерсти или убрать лишнюю пару рук. Преподаватели смотрели на это сквозь пальцы, считая «безобидными детскими шалостями». Гарри попадать к медсестре не хотел, поэтому в рамках своих дополнительных занятий по ЗОТИ откопал книгу с описанием разных щитовых чар и отрабатывал заклинания во время самоподготовки. Пока ничего не получалось, но он не отчаивался: чары были очень сложные, из учебника за четвертый курс, так что на их освоение могло уйти много времени. Пока Гарри спасала ловкость и умение чувствовать противника, так что Драко Малфой уже четыре раза, ругаясь на «труса Поттера» и своих безмозглых приятелей, уходил ни с чем. Но долго так продолжаться не могло, так что нужно было учиться защищать себя.

Избегать проблем Гарри помогала еще и кошка, которая подошла к нему в первый день. Кошку звали миссис Норрис, и она была самым умным существом, которое Гарри когда-либо встречал. Когда он узнал, что кошка принадлежит школьному смотрителю, мистеру Филчу, то подумал, что она, должно быть, ловит в школе мышей. Но оказалось, что ловила миссис Норрис добычу покрупнее. Говорили, что невозможно выйти из гостиной после отбоя и не попасться бдительной помощнице мистера Филча. Весь Гриффиндор ее дружно ненавидел и не упускал возможности пнуть или дернуть за хвост, если представлялся случай. К большой радости Гарри, миссис Норрис с поразительной ловкостью уворачивалась и одаривала шутника таким выразительным взглядом, что тот еще долго боялся покидать общежитие по ночам.

Гарри вообще не понимал, почему все так стараются нарушить школьные правила. Ночные коридоры ничем не отличались от дневных, даже галдящие студенты, идущие на астрономию, были в наличии. Так почему нельзя погулять по школе до отбоя? Ладно бы их не кормили, тогда бы Гарри понял. Он сам раньше частенько пробирался по ночам на кухню — стащить чего-нибудь съестного. Только нужно было действовать очень осторожно, чтобы тетя Петуния утром не заметила пропажу еды. Но Гарри давно приноровился: пара виноградин с разных сторон грозди, крошки от печенья (главное, не шуршать пакетом), полглотка молока или сока, несколько капель кетчупа, а лучше мясной подливы — не богато, но самый острый голод заглушить сойдет.

Сам Гарри после отбоя по коридорам не бродил. Только один раз не уследил за временем, и пришлось сломя голову бежать из библиотеки, когда мадам Пинс сказала, что ему нужно быть в гостиной через десять минут. Тогда повезло не попасться ни мистеру Филчу, ни миссис Норрис, ни профессору Снейпу. Они, за исключением миссис Норрис, конечно, снимали с провинившегося баллы и назначали отработки. Что происходит на этих самых отработках, Гарри не знал, и подозревал, что знать не хочет. Наказания вообще не бывают приятными, но если за несделанную домашнюю работу обычно просто заставляют писать строчки, то за такое грубое нарушение школьных правил должны наказывать очень серьезно. Ребята говорили, что нужно чистить котлы и кубки руками, а еще мыть полы и всякое такое, но Гарри не верил этим россказням. Сначала он, конечно, решил, что это правда, ведь нужно же как-то убирать такой большой замок. Но потом выяснилось, что за уборку отвечают эльфы, а на отработках нужно вычистить только один стеллаж с наградами или вымыть один зал. Разве это наказание? Это каждый ребенок делает. Ну, Дадли, конечно, и того не умеет, но он вообще отдельный случай. Вот если бы нужно было руками отмыть весь огромный второй этаж, например, тогда Гарри бы поверил, что это настоящее наказание. А так к уборке явно прилагалось что-то, о чем все молчали. И Гарри изо всех сил старался не делать ничего запрещенного. Он прекрасно знал, о каких наказаниях говорить не принято.

По какой таинственной причине миссис Норрис сразу прониклась к Гарри симпатией, он не знал, но очень ценил ее доброе отношение. Почему-то миссис Норрис решила защищать Гарри и при любом намеке на назревающий конфликт появлялась в коридоре, спугивая хулиганов. С кошкой было приятно просто поговорить, осторожно поглаживая ее по голове и почесывая доверчиво подставленную шею, а иногда, после особо утомительного урока по защите, и прижать миссис Норрис к груди, чувствуя, как отпускает гудящую голову. Поэтому после занятий Гарри частенько сбегал и прятался в какой-нибудь нише, а затем выстукивал по полу незамысловатый мотивчик. Миссис Норрис возникала будто из ниоткуда и ложилась Гарри на колени, сворачиваясь клубочком и басовито мурча. Пожалуй, ради нее он готов был считать школу магии более чем терпимой, что бы дурное там ни происходило. Правда, с мистером Филчем отношения у Гарри никак не складывались. К сожалению, школьный смотритель был вполне обычным взрослым. Может быть, немного более противным и честным, чем остальные. Гарри даже нравилось, как откровенно мистер Филч ненавидит всех учеников без исключения. Во-первых, было понятно, что от него ожидать, а во-вторых, наконец-то кто-то не считал Гарри единственным источником всех бед. Но хорошо относиться из-за этого к мистеру Филчу Гарри не стал.

Если бы его попросили назвать самого приятного взрослого в Хогвартсе, Гарри, пусть и немного неуверенно, выбрал бы профессора Снейпа. Наверное, это был единственный учитель, который смог сделать свой довольно скучный предмет приятным. Все остальные преподаватели уроки только портили. Взять хотя бы потрясающе полезную защиту от темных искусств или интересные чары, идти на которые из-за профессора Флитвика ну никак не хотелось. С зельями все было иначе. Профессор Снейп никогда не лез к ученикам с личными вопросами. Он вообще не позволял себе комментариев на посторонние темы. Но, в отличие от занятий по истории магии, в классе никто не болтал. Профессор строго следил за тем, чтобы никто не отвлекался от лекции или варки зелья. Он буквально кожей чувствовал намерения учеников и часто делал замечание еще до того, как Малфой успевал подбросить в котел соседа лишний ингредиент, или перехватывал руку Невилла, тянущегося прибавить огонь вопреки инструкции.

Сначала Гарри подумал, что зелья — это очередной скучный и бесполезный предмет, ужасно похожий на готовку, только съесть результат своих трудов нельзя. Но профессор Снейп каждое занятие начинал с описания ситуации, в которой можно применить то или иное зелье, и подробно объяснял, почему использование магии будет менее удобным. Так Гарри с восторгом узнал, что существуют зелья от ушибов и шрамов и даже для залечивания переломов. И вообще зелья у магов используют вместо лекарств. А еще бывают взрывающиеся зелья, которые можно метнуть в противника вместо гранаты или дымовой шашки. Зелья можно использовать для маскировки и вместо детектора лжи. Но самое главное, что существует универсальное противоядие, которое лучше всегда носить с собой. От совсем уж страшных ядов оно все-таки не поможет, но от «безобидных» детских шуток, вроде слабительного в соке, лучше защиты не придумать. И все это профессор Снейп рассказывал прямо на занятиях, Гарри даже не приходилось закапываться в дополнительную литературу. Это было замечательно, потому что ЗОТИ отнимало кучу времени. Но Гарри все равно заглянул в раздел с книгами по зельеварению в библиотеке и с удивлением обнаружил, что там есть толстая подшивка журналов, в которых опубликованы исключительно статьи профессора Снейпа. Страшно представить, сколько времени нужно было, чтобы все это написать. В общем, профессор Снейп был, наверное, единственным взрослым, которого Гарри почти уважал. Если бы от него еще не разило такой морозной жутью, было бы вообще прекрасно.

Гарри давно заметил, что люди ощущаются по-разному. Например, тетя Петуния была склизкая и противная. Рядом с ней стоишь, и постоянно будто щупальце какого-нибудь монстра до руки дотрагивается. Гарри видел такое по телевизору в фильмах, которые смотрел Дадли. Сам Дадли был похож на желе. Гарри иногда даже слышал этот чавкающий и хлюпающий звук, когда кузен, расплываясь в мерзкой улыбочке, медленно приближался к Гарри. Дядя Вернон был разным. После удачной сделки он был мягким и почти безопасным. У этого настроения не было звука или запаха, только тепло. Как будто сидишь у раскаленного котла, тебе слишком жарко и можно обжечься, но отодвинуться ты не можешь. Но это все равно было гораздо лучше, чем та черная туча, полная дыма и тумана, которая окутывала дядю Вернона после нескольких стаканов бренди. Гарри чувствовал ее, как только заходил в дом. Иногда он успевал спрятаться или убежать, иногда нет.

В Хогвартсе люди тоже были очень разные. Профессор Флитвик был мягким. Слишком мягким. Гарри будто тонул в куче перьев, которые лезли в нос и глаза. Малфой по ощущению напоминал тетю Петунию, а Эмили и Рон, которые почему-то упорно продолжали дружить с Гарри, — маленькие горячие смерчи. Профессор Квиррелл за запахом чеснока скрывал вонь болотной жижи. Профессор МакГонагалл ощущалась как высохшее дерево. А вот рядом с профессором Снейпом было холодно. И жутко. Гарри все казалось, что он где-то уже чувствовал такое, но он никак не мог вспомнить. Хорошо хоть в классе эта жуть ощущалась не так ярко. Будто жар от котлов согревал профессора, прогоняя холод. А может быть, Гарри это все просто придумал. Но именно эти странные ощущения много лет помогали ему выживать, подсказывая, когда стоит убежать, когда спрятаться и за каким поворотом поджидает Дадли. Так Гарри узнавал о приближении профессора Снейпа еще до того, как тот выворачивал из-за угла, и у Гарри была возможность собраться и, опустив взгляд, пробормотать приветствие.

Почему-то они с профессором Снейпом всегда сталкивались по дороге на завтрак. Гарри изо всех сил старался этого избежать, предпочитая держаться подальше от взрослых, но с профессором это не работало. Когда бы Гарри ни вышел из гостиной, хоть на час раньше, через пару поворотов противный холод начинал колоть кончики пальцев. Профессор обычно ничего не говорил, даже не отвечал на приветствие, просто проходил мимо, но Гарри все равно чувствовал себя неуютно. А потом привык. В конце концов, профессор Снейп не доставлял ему неприятностей и был даже почти хорошим. Если взрослые вообще такими бывают.

Но самым замечательным в Хогвартсе оставались уроки полетов. Когда Гарри впервые сел на метлу и взлетел в воздух, он практически задохнулся от восторга: настолько потрясающим было ощущение скорости и абсолютной свободы. Подниматься высоко им запретили, да и Невилл до этого наглядно продемонстрировал, что полеты на метле — мероприятие опасное, но воздух вокруг дрожал и пел, когда Гарри разворачивал метлу, и будто бы звал подняться выше. Возможно, это было какое-то заклинание, которое заставляло учеников так сходить с ума, но остальные ребята явно не были настолько очарованы небом, как Гарри. Та же Гермиона с трудом убедила свою метлу взлететь и постоянно бурчала о технике безопасности, страховке и подобных глупостях. А Гарри почему-то хотелось от этого рассмеяться в голос. А еще направить свою метлу вертикально вверх, раскинуть руки и буквально впитать в себя ветер. Раньше Гарри никогда ничего такого не испытывал. Да, он любил забираться повыше, прячась от Дадли. Так и обзор был лучше, и неповоротливый кузен на дерево забраться просто не мог. Но чтобы вот так… Гарри однажды увидел по телевизору кусочек передачи про людей, которые специально выпрыгивают из самолетов, чтобы насладиться ощущением падения. Это тоже было очень опасно, но не смертельно: ближе к земле их подхватывал парашют. Тетя Петуния тогда долго обсуждала с соседками, что эти люди просто сумасшедшие, раз рискуют своими жизнями ради такой ерунды. Гарри с ней даже согласился, но теперь начал сомневаться. Получается, он тоже был вот таким вот психом? Или это все из-за того, что Гарри ненормальный? Волшебник, в смысле. Зачем-то же они придумали летающие метлы.

Если бы у Гарри была своя метла и он мог бы летать на ней, когда захочется, то Гарри просто улетел бы куда-нибудь очень далеко. Чтобы никто не нашел. Может быть, на какой-нибудь необитаемый остров. Ведь когда Гарри выучится и станет настоящим магом, то сможет легко прожить один. Он будет знать кучу разных полезных заклинаний, и жизнь станет гораздо лучше. Можно будет ускорить рост всяких фруктов и ягод, чтобы не умереть с голода. И превратить груду песка в крепкий деревянный дом. А если Гарри заболеет, то сможет сварить себе зелье от любой напасти. Да и защитить себя от диких животных с волшебством будет проще простого. Еще можно приручить кого-нибудь, чтобы на острове не было одиноко. Или даже взять котенка или щенка с собой.

Чем больше Гарри узнавал о магии, тем более реальным казался такой побег. Нужно только старательно учиться и ждать. Такая мечта была даже лучше, чем все то, что Гарри фантазировал себе раньше. Зачем ему становиться очень богатым, если все равно вокруг будет куча людей, которые хотят причинить Гарри вред? Он видел такое по телевизору: богатых всегда убивают их дети, чтобы получить наследство. А до этого нужно пережить еще и деловых партнеров, мечтающих забрать все деньги себе. Да и внезапно оказаться сыном богатых родителей тоже невесело. У них обязательно обнаруживается еще куча других детей, которые начинают травлю. В идее стать неуловимым преступником, который убивает всех, кто его обидел, Гарри тоже быстро разочаровался. Во-первых, он не особо-то хотел кого-то убивать, даже дядю Вернона. Пусть живет, только подальше от Гарри. А во-вторых, даже самых неуловимых преступников рано или поздно ловят. Вот, например, крутой детектив Эркюль Пуаро. А в тюрьму Гарри не хотел никак. Это так же ужасно, как попасть в приют. Гораздо хуже, чем жизнь на Тисовой. Так что все его планы и фантазии имели кучу изъянов. А вот необитаемый остров — это дело совсем иное. И Гарри твердо решил следовать своей первой настоящей, правильной мечте.