Моя Одиссея (джен)

Нимфа, богиня богинь, у него с любопытством спросила:

Одиссея

Кевин говорил, что рад был бы переписываться со мной весь год, и я тоже была бы этому рада. Он хотел рассказать мне так много.

Но Кевин честно признался, что он не представляет, как это сделать. Сейчас у него пасхальные каникулы, дальше он вернется в Хогвартс, а магловская почта туда не долетает. Только традиционная волшебная — но Кевин не уверен, что имеет право писать волшебные письма в магловский район. Их доставляют, с точки зрения маглов, весьма своеобразно.

Так что с перепиской у нас ничего не получилось. Хотя мой брат Норман каждый день бегал проверять почтовый ящик и орал на весь дом:

— Пен, а твое письмо из Хогвартса еще не пришло! Ну когда же?!

Но я не сердилась на Нормана. Приятно всё-таки, когда тебя считают особенной! Когда с тебя, как некогда выразилась Линда, фанатеют.

Я так легкомысленно отказалась от фанатения, когда оно у меня было… А теперь я по нему скучаю.

Хотя Линда права, что велела мне запомнить: как быстро прошла она, эта народная любовь! Как легко она разгорается и как легко гаснет.

Тони Квейл теперь встречается с Мэри-Энн Бэрроуз, а про меня все забыли, как только я перестала кормить сенсациями почтенную публику. И у Линды теперь, как и прежде, больше всего валентинок. Зря она ревновала ко мне…

Минта слышала, как Рози Броммел говорила Джеме:

— А я всегда не понимала, что они могли найти в этой малахольной Кристалл. Она же не Линда — вот Линда красавица, это я понимаю! А чего на Кристалл заглядываться, ну смотреть там не на что, кроме этих ее фокусов. Я сразу сказала, что мальчишки к ней как привяли, так и отвянут, она же средненькая совсем.

— Зубы у нее хорошие, — возразила Джемма.

— Ну, и волосы тоже ничего, — признала добросердечная Рози (свинья она, всё-таки). — Ну да, здоровая, конечно; видно, на своих спорттоварах натренировалась. А так, в целом: ни рожи, ни груди, ни талии. Мальчикам смотреть не на что.

— Ну, черты у нее вроде правильные, — с сомнением сказала Джемма, — но невыразительные какие-то. Ты права.

Лично я считаю по этому поводу, что лучше быть невыразительной, чем знаменитой на всю школу своим овечьим профилем, как Джемма, или кривыми ногами, как Рози. Кому что.

Хотя кривые ноги не мешают Рози иметь трех постоянных воздыхателей и двух временных. Потому что она компанейская. Так что не во внешности дело.

Да, я не Прекрасная Елена и даже не Лили Эванс, символ женской красоты и обаяния волшебного мира, ну и что?

Да, в меня не будут влюблены все поголовно, когда у каждого первого спросишь, в кого он влюблен, и он ответит: в Лили, конечно! Не будет — а мне оно надо?

Античная Пенелопа имела прекрасные белокурые волосы и отменное здоровье, как и положено истинной спартанке, и этого было для нее вполне достаточно.

Нет у меня толпы фанатов, были один раз — и хватит. Всё равно их интересовала не я, а мои фокусы!

Умела бы Рози делать фокусы, они б все к ней перешли. Фу.

У меня есть я, папа, мама, Норман и Минта. Что еще нужно для счастья?

Так я и думала, лежа с лопатой в кустах наполовину в земле, наполовину в листьях.

Работа в саду — грязная штука!

Правда, Минта была еще грязней. Это была ее идея — выкопать яму под кустом, потому что она вроде бы увидела там крота. Пока что до крота мы не докопались.

А докопались мы …

… до того, что на спину мне легла чья-то тень, и я почувствовала, что над нашими пятыми точками кто-то стоит.

И правила приличия требуют повернуться к нему передом, что я и сделала.

Вылезла из ямы, бросила лопату (на голову Минте, судя по ее пылкому комментарию), и подняла глаза.

И заморгала. Таких физиономий я еще не видела.

Это был взрослый, мужчина. В застиранной рубашке и потертых джинсах — как определила бы Минта, типичный парень не нашего круга, из самых нищих окраин. И что он здесь забыл?

Минта бы отвернулась от него и перешла на другую сторону улицы. И очень зря, я считаю.

Нет, я не могу сказать, что в этом мужчине было нечто особенное, кроме ощущения, что это особенное — было.

Тут и Минта вылезла из ямы и села рядом со мной. По выражению ее лица я поняла, что сейчас она позовет папу…

Но незнакомец ее опередил.

— У меня письмо для мисс Пенелопы Кристалл, — сообщил он крайне недружелюбным голосом. — Которая из вас мисс Пенелопа Кристалл?

Письмо — мне?!

— Никоторая, — отрезала Минта. — Убирайтесь отсюда, мистер, подобру-поздорову.

Мужчина спокойно вытащил из джинсов конверт с невероятной гербовой печатью из змеи, льва, барсука и орла и скучным голосом прочитал:

— «Мисс Пенелопе Кристалл, графство Дерби, город Глоссоп, Кантри-стрит, дом десять, в саду, в кротовой яме за сиреневым кустом…» Это вам?

— Это мне!!! — закричала я, пока у Минты отвисала челюсть.

Так я получила письмо из Хогвартса.

Пока Минта бормотала, что таких адресов не бывает и всё это плохая шутка, приезжий потребовал, чтобы я отвела его к своим родителям. У нас должен быть долгий разговор.

Я была так счастлива, что даже не задумалась, как будет выглядеть появление Драных Джинсов в почтенной гостиной моих родителей.

Право же, когда Кевин предупреждал, что волшебные письма доставляют своеобразным способом, он не преувеличивал. Хотя он вроде бы намекал, что письма доставляет сова? Весьма оригинальная сова принесла мое письмо.

Кстати, когда мы подошли к дому, незнакомец сделал пасс рукой и его непредставительные лохмотья превратились в строгую черную мантию с гербом на груди, таким же, какой был оттиснут на печати.

Я пришла в такой восторг, что робко призналась:

— А я умею превращаться в сову.

— С вашим именем уместнее было бы превращаться в утку, — сообщил неизвестный.

Я решила обдумать это позже, и мне пришлось потом покопаться в книгах, чтобы найти тот античный миф об утках и Пенелопе. Но я не жалею. Позор, что я не знала о нем раньше! А еще Пенелопой называюсь.

— А вы меня научите превращаться в утку? — спросила я.

— Трансфигурации вас будет учить профессор Макгонагалл, мисс, а я преподаю Зельеварение, — буркнул пришелец, и я поняла, что опять ничего не понимаю. Умеет человек выражаться загадками! Мне бы так.

В общем, этот неизвестный (когда он пришел в гостиную, то представился как профессор зельеварения Северус Снейп, декан и преподаватель школы Хогвартс) так внушительно и загадочно наговорил о Хогвартсе моим родителям, что они преисполнились почтения.

Мой папа спросил:

— Пенелопа, ты хочешь учиться в этой школе?

— ДА! — завизжала я так, что лопнули бокалы на сервировочном столике. Профессор Снейп их тут же сделал целыми, и это решило дело.

Меня согласились отдать в эту школу.

После чего профессор Снейп пригрозил прийти еще раз в удобное для нас время, чтобы проводить в Косую аллею («если у вас нет других провожатых», — прибавил он) и на вокзал Кингс-Кросс. Папа заикнулся, что их обещали подвезти родители Кевина, мама решительно пресекла эти откровения.

Так что на следующий день профессор Снейп устроил нам незабываемую экскурсию по Лондону, к дикому отчаянию Минты, которую с нами не взяли. Зато она тайком всучила мне фотоаппарат, чтобы я сделала фоторассказ о волшебном Лондоне. Мы его потом весь месяц пересматривали и засмотрели до дыр.

А еще я привезла для Минты из зоомагазина настоящую волшебную кошку! И для себя вторую, и потом я хотела купить Минте книгу с живыми картинками, но денег не хватило. Всё ушло на живые шахматы для Нормана, скатерть-самобранку маме и Проявитель врагов для папы.

Такая досада.

Мы накупили волшебных учебников, тетрадей, перьев и других сказочных причиндалов так, что если бы чемодан для их хранения не был волшебным, он бы треснул. Спасибо маме, которая предусмотрительно купила самый бездонный чемодан!

Мы могли бы купить втрое меньше, но я уверена, что мои родители сами развлекались от души.

Они глазели на волшебную улицу, как посетители на зоопарк, а волшебники на улице так же смотрели на нас.

А потом мы весь август читали мои волшебные книжки и обсуждали.

Это был восторг нескончаемый. Например, когда мама прочитала про знаменитую ночь Хеллоуина 1981 года, после которой был народный праздник и совы летали по всей Англии, и она воскликнула:

— Так я помню этот день! Джим, а ты помнишь? Когда повсюду вспыхивали фейерверки, и совы летали весь день, действительно… Так вот что это было!

Папа кивал.

Мама спросила:

— Норман, Пен, а вы помните?

Норман сказал, что помнит, а я нет. Мне пять лет было, имею право.

Норманн ехидно добавил:

— А я помню, ты всё время на сов смотрела. Они пролетают, а ты их провожаешь глазами. Вот откуда, Пен, у твоего фанатения совами ноги растут!

Интересная версия, только я всё равно этого не помню.

Зато я своим страшно надоела: всякий раз, читая очередную книжку, выбегала на середину гостиной и орала:

— Мам, ты представляешь, а Николя Фламель — ТОЖЕ НАШ ЧЕЛОВЕК!

— А вы знаете, что тут написано? Авиценна — ТОЖЕ!

— Я балдею! Парацельс… Великий Парацельс, тот самый, — он волшебник!!!

— Ооо, Агриппа — ТОЖЕ!

Когда я осчастливила всех заявлением, что «Святой Мунго — тоже наш человек», Норман наставительно объявил:

— Вот так и Гитлер начинал. Как стал делить всех на наших — не наших…

Я сказал Норману, что он дурак, и ушла.

Он ничего не понимает.

Это же так здорово: всю жизнь думать, что ты неполноценная, ненормальная, не такая, как все — и вдруг выяснить, что вас таких много. Целый народ. И к нему принадлежали не последние люди!

В вашей компании были всемирно знаменитые и всеми почитаемые ученые, писатели, деятели… Даже святые!

После этого наконец-то чувствуешь себя человеком.

— Вот-вот, — кивнул Норман, — комплекс неполноценности. С этого нацизм и начинается.

Дурак.

А я жду — нет, предвкушаю — встречу с волшебной школой и чувствую, что я еще глупей!

Я ждала первого сентября и была счастлива учиться в такой замечательной школе, в таком замечательном мире, где только что победили последнего из мегазлодеев, который выступал против грязнокровок, и осудили его учение; и отпраздновали победу над последним проявлением зла, невежества и несправедливости.

Ведь во всех книгах, во всех газетах волшебного мира писали, что Волдемо… (простите, никак не запомню, что его нельзя всуе называть!) погиб шесть лет назад, а все его последователи посажены в Азкабан.

И я читала про эту волшебную войну, про эту сказочную победу, как некий старинный эпос навроде Троянской войны. Он только прибавлял привлекательности сказочно прекрасному миру, частью которого я была.

И еще я прочитала в книгах про профессора Снейпа; ведь на меня ведь этот профессор тоже произвел большое впечатление, и по тому, как на него смотрели в Косой аллее — я же всё видела! — и по тому, как реагировали на одно его имя в магазинах, я поняла, что он человек известный. Разумеется, я первым делом стала искать в купленных книгах его биографию.

И нашла. Будь я постарше, я бы смутилась оттого, что мой будущий преподаватель — Пожиратель смерти. И его любимым занятием многие годы было уничтожать таких, как я, и как моя мама.

Минта в этом случае сказала бы:

— А я с самого начала предупреждала, что от Снейпа надо держаться подальше!

Но я поняла из его биографии только то, что он — знаменитый шпион, и пришла от этого в восторг.

Я обязана учиться в школе, где преподают такие люди! Моим учителем будет разведчик, который работал в среде Пожирателей смерти под прикрытием, каждый день рисковал жизнью, и заслуги которого в победе над Сами-Знаете-Кем неоценимы.

Прямо как герой "Илиады":

Также желал Одиссей к неприятелю в лагерь проникнуть,

А я — смелая? Хватит ли у меня духу заявиться в эту странную школу, где лишь несколько лет назад гремела война против таких, как я, а неприязнь к маглорожденным, может быть, осталась до сих пор?

Нет, я не смелая. Если бы мои родители не были уверены, что Волде… сами-поняли-кого победили шесть лет назад, они бы меня не отпустили.

Иногда я думаю, что так было бы лучше…