Как лягут кости (редакция 2019 г) (джен)

Когда мы с Наташей, бледные и едва шевеля ногами, появились на крыльце Дома Бафомета, Хронов все еще болтал с ППСниками. Те уже выглядели не так бледно, как несколько минут назад, когда мы вошли в дом, и слабо улыбались рассказу Хронова.

— Что с вами? — наконец обратил внимание на наш вид Хронов. Я лишь отмахнулся, боясь открывать рот: вдруг вновь из меня польется желчь. Ее и так уже было достаточно сегодня.

— Спасибо за предупреждение, — сказала Наташа ппсникам слабым голосом. — Жаль, что я не послушалась.

— Понимаем, Наталья Львовна, — мягко улыбнулся один из них. — Я вот тоже Андрюху не послушался.

— Вода есть? — спросил я у того из ппсников, кого назвали Андреем. — Надо выпить и возвращаться.

— Куда? — спросила меня Наташа.

— В Дом Бафомета, куда же еще. Не в отделение же… — развел я руками.

— Без меня, позже, может быть, я и смогу потом к тебе присоединиться, но не сейчас, — покачала головой Наталья.

— А я тебя и не зову, — улыбнулся я. — Сам справлюсь.

Я вздохнул и решительно повернулся к крыльцу Дома Бафомета. Думаю, после такого хозяева точно снесут недостроенную дачу и постараются продать территорию. Да кто только ее купит? Слухи — это дело такое, разносятся быстро. Наверняка уже через пару дней о произошедшем будет знать весь наш город. Люди, конечно, любят дома и места, где произошло что-то значительное, но… То, что я увидел сегодня в Доме Бафомета, вряд ли можно назвать значительным. Ужасным, кошмарным, отвратительным — да, и это мало поспособствует рекламе.

Пройдя до крыльца, я оглянулся на своих товарищей. Наташа уже выглядела получше, что-то тихо объясняла Хронову, ппсники, воспользовавшись, что словоохотливый начальник оперативного отдела занят, куда-то ретировались. Я улыбнулся Наташке, глубоко вздохнул и, едва ли не бегом поднявшись по крыльцу, прошел в ту самую комнату, где ппсниками были обнаружены трупы.

Сколько их, я не смог на взгляд установить. Тот, кто это сделал, хорошо постарался. Более жуткой картины я не видел еще никогда более. Даже в особняке Львинских. Там тоже весь дом был полон крови, но трупов мы так и не нашли, хотя с той истории уже прошло полтора года.

Стараясь не дышать — к железному запаху крови добавился едкий запах желчи и непереваренной пищи, — я обратил свое внимание на стену. Как я уже говорил, шифр, написанный моим отцом, давно скрыли чьи-то надписи. Но меня он не интересовал. Теперь и шифр, и более поздние надписи перекрывал рисунок. Зарики. С общей суммой — восемь. И короткая подпись под ними: “Поиграем?”

Не хочу знать, во что нам предлагал сыграть Шашлычник, но играть мне с ним как-то не хотелось. Даже если все это совершил не Шашлычник, а кто-то другой. Просто потому что жить хотелось. Если верить цифре на зариках, нарисованных на стене, то здесь на полу лежали как минимум четыре жертвы Шашлычника. А это было очень серьезно…

Стараясь не наступать на кровь и останки, что не очень мне удавалось — кровь была буквально повсюду, — я обошел кругом комнату, стараясь углядеть хоть какие-то следы. Их не было. Или я не так смотрел. Кровь и останки просто завораживали, притягивали мой взгляд. Единственное, кроме рисунка на стене, что я смог найти — это топор. Большой, окровавленный топор. Он преспокойно лежал в ведре, стоящем в углу комнату.

Заглянув в ведро, я с трудом сглотнул, душа в себе позывы рвоты, и вышел сначала из комнаты, а потом и из Дома Бафомета.

Едва оказавшись на улице, я вздохнул настолько громко, что посмотревшая на меня Наташа вздрогнула. Я улыбнулся ей и, достав телефон из кармана, набрал Саню.

— Что там у вас? — прозвучал голос Шиповалова из динамика после нескольких гудков.

— Все хуево. Иначе и не скажешь. Как минимум четыре трупа. Расчлененка.

— Четыре?! — воскликнул во весь голос Саня, а потом едва слышно прошептал: — Ебануться…

— Хуже, Саня. Шашлычник, если это он, совсем прихренел. В Доме Бафомета все в крови. И теперь еще в блевотине...

— Да хуй с ней, со рвотой. Это фигня. Четыре, ты уверен?

— Не совсем, но тот, кто это сделал, оставил нам послание. Зарики с цифрой “8” в сумме и предложение поиграть.

— Ты еще умудрился это разглядеть?

— Конечно, зарики эти на стене нарисованы. Хочешь, не хочешь, все равно увидишь…

— Так, ладно… Я сейчас позвоню Кожемяко, пусть к вам подойдет. Все-таки это не твоя подследственность, а ее. Пусть работает.

— Я сам позвоню.

— Дело твое, звони. Наташка как?

— Сидит, отдыхает. Скоро будет рваться в бой, — улыбнулся я, не сомневаясь, что так и будет.

— Может, лучше Льва Борисовича позвать?

— С ума сошел? Я же потом домой вообще не попаду. Ладно, все, я звоню Ирине.

Я нажал кнопку отбоя и тут же набрал номер Ирины. Та ответила сразу, словно ждала моего вызова:

— Да, Паша, что у вас?

— На вечеринку тебя решил позвать. Улица Матроскина, Дом Бафомета. Ты не знаешь, где это, попроси кого-нибудь из оперативников, пусть тебя проводят.

— Шашлычник? — лаконично поинтересовалась Ирина.

— Он самый. Кажется. Кстати, ты еще не ела?

— Нет, только чай попила.

— И не ешь. Чтобы потом не жалеть.

— Все так худо?

— Сама увидишь. Мы ждем, — я прервал разговор и взглянул на Наташу. К моему удивлению, она уже настолько оклемалась, что о чем-то тихо спорила со своим отцом. Почему с отцом? Потому что ни с кем другим она бы так не изъяснялась. Видно, Саня выполнил свою угрозу и попросил Льва Борисовича помочь нам. С чем моя Наташка была в корне не согласна.

Когда она положила трубку, а точнее, нажала кнопку отбоя, я спросил у нее:

— Папа? Хочет подойти? Если что, это Саня придумал…

— Да нет. Я сама ему позвонила и попросила подойти. У меня нет сил возвращаться туда, — она махнула рукой в сторону Дома Бафомета.

Я пару раз моргнул ошеломленно и переспросил:

— Я не ослышался?

— Нет, Паша, это действительно так. Кто бы это ни сотворил, меня он выиграл, — кажется, она успела заметить надпись на стене.

Я не стал ей ничего говорить в ответ, лишь обнял и тихонько прижал к себе. Не нужно было слов. Порой они бессмысленны. Это лишь звуки. Раздражение тишины. Неверный шелест ветра. Но никак не понимание, уважение и любовь. Любовь рождается в тишине. А шум — это страсть, боль, гнев, горечь. Даже стоны в нежности, в поволоке одеял и простынь, когда два тела сливаются воедино, — это не любовь. Лишь осколки любви. Истинная она там, где двое просто любят друг друга и им даже не нужно об этом говорить. За них уже все сказала тишина.

Почему я вдруг заговорил о любви? А вы обнимали любящую вас женщину и думали о чем-либо другом в такой момент? Я — не могу. Тем более сейчас. Когда мы оба проиграли и смогли признать это. Ведь у нас есть только мы. И никого больше. Наша работа делает нас черствыми, невосприимчивыми к эмоциям других, но только не друг друга. Слишком много значит для меня Наташа. И я надеюсь, что я значу для нее не меньше.

— Привет, ребята, — неожиданно раздался рядом с нами голос Ирины. Мы с Наташей едва не подпрыгнули на месте с перепугу. Мы настолько увлеклись друг другом, что не заметили прихода Ирины.

— Да ладно, ладно, обнимайтесь, — махнула рукой, улыбнувшись, Ирина, когда мы медленно повернули головы и посмотрели на нее. Видно, было что-то в нашем взгляде такое, что даже Ирина слегка смутилась.

— Здорово, — произнес Хватов. Скорее всего, он и сопровождал Ирину от отделения до Дома Бафомета. — Вот, привел, — продолжил говорить он, пожав мне руку. — Я пойду? Работы много.

— Спасибо, Андрей, — кивнула ему Ирина.

Андрей ушел. А мы еще некоторое время молчали, не зная, как начать разговор.

— Хороший мужик, — наконец произнесла Ирина, провожая взглядом Хватова.

— Один из лучших. Как и все в нашем отделении, — усмехнулась Наташа.

— Ладно, давайте о деле. Что там? — спросила Ирина, поворачиваясь к Дому Бафомета.

— Предположительно четыре трупа. Есть предполагаемое орудие убийства. Топор. Он там, в уголку, в ведре лежит, — произнес я.

— Топор? — наверняка уже смутно догадываясь о том, что ее ждет в этом доме, если ей еще не сообщили, переспросила Ирина.

— Расчлененка. Тут кто-то хорошо позабавился. Я думаю, что это Шашлычник.

— Молодые люди, здравствуйте, — прервал нас подошедший Лев Борисович.

— Привет, пап, — улыбнулась Наташа.

— Здравствуйте, — кивнули мы с Ириной.

— Не буду спрашивать, что тут у нас, так как Наташа мне уже все рассказала. Да и я услышал последнюю часть вашего разговора. Значит, вы, Павел, предполагаете, что убийство совершенно при помощи топора, найденного вами в доме?

— Да, убийства наверняка совершенны именно им.

— И вы считаете, что это сделал Шашлычник?

— Без всякого сомнения. Только у него, наверное, хватит жестокости и наглости на такое.

— А почему вы не думаете, что это сделало не ведро? Ведь именно в нем вы нашли топор?

Своим вопросом Лев Борисович настолько разрядил обстановку, что мы все весело рассмеялись. Жутко это было, смеяться на фоне дома, где произошло жестокое убийство. Но как по-другому? Да никак. Поэтому и смеялись мы. Пытаясь представить такую несуразность — ведро-убийцу.

— А вы прекрасно смотритесь вместе, — неожиданно произнес Лев Борисович, обращаясь ко мне и Наташе. — Даже не хочется, чтобы вы прерывали объятья.

— А я их уже сфоткала. Так это было красиво, — похвасталась Ирина. И только сейчас мы с Наташей сообразили, что до сих пор не отпускаем объятья. И слегка покраснели.

— Кхм, — прокашлялась Наташа, выпутываясь из моих рук. — Пап, тебе помочь?

— Нет, моя дорогая. Я понимаю, что там жутко, но это всего лишь работа. Тебе еще предстоит этому научиться. Надеюсь, что до моей пенсии это случится.

— Какая еще пенсия, Лев Борисович? — немного недовольным тоном из-за разорванных объятий спросил я. — Вы же еще ого-го!

— И на кого ты оставишь свой отдел?

— Думаю, тут выбор невелик. Ладно, молодые люди, пора. Ирина, пойдемте.

— У меня создалось ощущение, что я старая, — смущенно пожала плечами Ирина, но все же пошла вслед за Наташиным отцом.

А я вновь обнял Наташку и поцеловал ее в макушку.

— Знаешь, ты правильно сделала, что позвала отца. Иногда признать поражение — это уже победить.

— Спасибо, Паш. Я этому у тебя научилась.