Бетти Снейп и Чужая Душа  (джен)

1999

Гермиона тихонько выругалась и подула на обожженную ладонь.

Работа не клеилась. Казалось, что сегодня лаборатория Снейпа вполне серьезно вознамерилась её убить: горелка могла потухнуть, или, наоборот, вспыхнуть, в самый неподходящий момент, серебряный нож резал аккурат по самым пальцам, ступка не толкла, весы измеряли не точно, а слёзы, капающие с носа, то и дело норовили попасть в котёл.

После выхода статьи в «Пророке», Рон не разговаривал с ней уже вторую неделю. Остальное семейство Уизли открытой враждебности не показывало, но в Норе витало заметное напряжение, и это сводило Гермиону с ума. Гарри, который понимал, что за труднообъяснимым поступком подруги стоят исключительно благородные мотивы, метался между ней и Роном, не решаясь принять чью-то сторону. Гермиона действительно проводила огромное количество времени в доме Снейпа, и, если говорить начистоту, одному Мерлину было известно, чем они там занимались. На деле всё было более, чем прозаично: Снейп сидел на кухне или в гостиной, курил и пил свой неудобоваримый чай из трав, игнорируя её присутствие, а Гермиона часами просиживала в лаборатории, после чего отправлялась прямиком домой. Но журналисты, с их неприятной способностью материализоваться буквально из воздуха, следовали за ней по пятам и настоятельно требовали комментариев. Ситуация была настолько противной, что Гермионе казалось, будто она влезла в мутную, липкую трясину.

И сейчас, позорно спрятавшись в лаборатории, она тихонько шмыгала носом, стараясь взять себя в руки: одна слезинка в котле — и зелье из лекарства может превратиться во что угодно с самыми неожиданными свойствами.

Необходимо было успокоиться и продолжить работу. Поставив непокорную горелку на минимальный огонь и с досадой тряхнув обожженной рукой ещё раз, Гермиона опустилась на мягкий круглый стул. В отличие от остального дома, лаборатория Снейпа была удивительно уютной, если это слово было применимо к стылому подвальному помещению с маринованными зародышами по стенам, но, по крайней мере, здесь было просторно и чисто, а от раскалённого котла исходило приятное, баюкающее тепло.

Зелье тихо побулькивало. Судя по составу, на вкус оно должно было напоминать тухлого осьминога, но источаемый им на данном этапе приятный запах чабреца действовал как хорошее успокоительное. Утерев глаза рукавом толстого свитера, Гермиона протянула руку к сумке и извлекла оттуда несколько замусоленных свитков.

После того, как Снейп назвал «жалкими» исследования, над которыми она корпела днями и ночами, Гермиона решила подступиться к ним с принципиально другой стороны. Вместо того, чтобы и дальше пытаться отыскать подходящий рецепт, она планировала сварить зелье, которое широко использовалось в Мунго для лечения кратковременной потери памяти, в качестве базы, после чего, модифицировать его в соответствии с формулами, указанными в теоретических исследованиях по восстановлению безвозвратно утерянных воспоминаний. Оставалось лишь тщательно распланировать процесс приготовления и приступить к работе.

Зелье Снейпа резко шикнуло. Оно напоминало воинственную медузу-горгону: стоило нейтрализовать побочный эффект синтеза одних ингредиентов, как в реакцию тут же вступали другие, и Гермионе несколько раз приходилось сбегать под стол в надежде, что там агрессивное варево её не достанет.

Время за работой летело быстро, но отнимало очень много сил. Гермиона грустно посмотрела на старый металлический будильник: стрелка как раз миновала семь часов. Ещё раз проверив состояние зелья, Гермиона несколько раз помешала его по часовой стрелке, перевернула песочные часы, вернулась к столу и расслабленно прилегла на сложенные руки.

Казалось, что прошла всего пара секунд, когда сквозь томную негу до неё донеслось громкое шипение. Мгновенно проснувшись, Гермиона подскочила с места и кинулась к бурлящему котлу: зелье уже лезло наружу, расплавляя тонкие края сосуда. Быстро выключив огонь, Гермиона отскочила от котла на безопасное расстояние и затаила дыхание. Перегревшийся состав мог взорваться в любой момент, но к счастью, в этот раз зелье решило сжалиться над ней и медленно поползло обратно в котёл.

— Что здесь происходит, Грейнджер? — раздалось от двери.

Снейп стоял у входа, опираясь на трость, и недоверчиво принюхивался. При ней он ещё ни разу не спускался вниз, но, запах чабреца, из-за сильного перегрева превратившийся в запах разлагающейся кошки, заставил его это сделать.

— Простите, сэр, но вам запрещено здесь находиться.

— Это мой дом, — отрезал Снейп, и, проковыляв вглубь лаборатории, по-хозяйски уселся на облюбованный Гермионой ранее стул. — Я вправе знать, есть ли риск, что он взлетит на воздух после ваших сомнительных, — он многозначительно покосился на продолжающий кипеть при выключенной горелке котёл, — манипуляций. Что вы натворили?

— Сэр, я не обязана…

— Если уж взялись снабжать меня этой гадостью, будьте добры хотя бы готовить её правильно. Выливайте своё варево и приступайте заново.

— Что? — Гермиона с недоумением оглянулась на котёл. Зелье не изменилось ни по цвету, ни по консистенции, даже пахло снова как прежде. — Я же вовремя его выключила!

— Зелье, в процессе приготовления которого был нарушен температурный режим, считается испорченным, даже если внешне это никак не проявляется. Выливайте.

— Но в инструкциях профессора Шарпа указано…

— Инструкции профессора Шарпа, мисс Грейнджер, — раздраженно перебил Снейп, — рассчитаны на волшебника, который априори не позволяет себе подобных ошибок. Меня удивляет, что вам ещё хватает наглости спорить и переговариваться после столь очевидного фиаско. И с такими навыками вы собираетесь помочь вашим родителям?

Слёзы вновь предательски навернулись на глаза, и Гермиона поспешно отвернулась.

— Зелье, которым вы меня пичкаете, — жёстко продолжил Снейп, — не самый сложный состав из существующих. Несмотря на это, даже малейшая оплошность в его приготовлении может привести к весьма плачевным последствиям. Хотя я, безусловно, понимаю ваше стремление в свете последних событий привести меня к скорейшей кончине.

— Мне жаль, сэр, — ответ получился чуть более громким, чем она планировала. — Я начну работу заново.

Он не ответил. Услышав тихое шуршание пергамента, Гермиона оглянулась: Снейп перелистывал её записи и, казалось, её последнюю реплику даже не слышал.

— Откуда вы это взяли? — спросил он, на просвет вглядываясь в исчерканные строчки.

— Вы сказали, что мои предыдущие записи никуда не годятся, и я решила опробовать иной подход.

— Что же, по всей видимости, я был абсолютно прав, — заключил Снейп, бесцеремонно сгребая бумаги со стола. — Допускаю, что вы затеяли всё это, чтобы обрести пригодное для исследований пространство, но я бы попросил сконцентрироваться на официальной цели вашего пребывания.

Гермиона подняла на него взгляд, полный негодования:

— То есть, вы действительно считаете, что я ввязалась во всё это ради доступа к вашей лаборатории? Думаете, я терплю косые взгляды и нападки прессы, чтобы иметь доступ к святая святых неподражаемого мастера зельеварения?

Она чувствовала, что переступает черту, но просто не могла остановиться.

— А вы хотите убедить меня в обратном? — Снейп подался вперед, опираясь на трость. — И как же? Расскажете очередную пресную историю о человеколюбии и отваге? Ваше негодование оставьте для мистера Уизли, мисс Грейнджер, а здесь вам не школьная скамья, где я за подобное поведение снял бы с вас уйму баллов. Ведите себя как достойно, в конце концов.

Гермиона судорожно вздохнула и отвернулась.

— Мне нужно работать, сэр. А вам лучше уйти. Авроры могут спохватиться в любую минуту.

— Когда закончите, отправьте образец Шарпу, — Снейп не без труда поднялся с места. — Ироничная смерть от бездарно приготовленного зелья не входит в мои планы.

Когда стук трости на лестнице стих, Гермиона вновь рухнула на табурет. Пренебрежение и колкости Снейпа были для неё привычным делом еще со школьных времён, но он был абсолютно прав: уровень её знаний не был достаточно высок, чтобы браться за зелья сложнее школьной программы. Осознание собственной несостоятельности тяжёлым камнем легло на сердце, мешая вздохнуть и Гермиона, наконец, позволила слезам вырваться наружу.

Спустя несколько минут, с трудом поборов нахлынувшее уныние, она вернулась к котлам. Необходимо было возобновить работу как можно скорее, чтобы вернуться в Нору хотя бы под утро. Трясущейся рукой Гермиона достала палочку, со второго раза членораздельно наколдовала Эванеско и понесла использованный котёл к раковине.

И лишь на обратном пути она заметила, что её записи исчезли.

2014

Бетти сидела на кровати, прижав колени к груди, и качалась взад-впрерёд, не глядя по сторонам.

— Если мама не придёт, — рассуждала она вслух, — значит, я застряла здесь навсегда. Может, оно и к лучшему: не придется слушать нотации и придумывать оправдания. Просто потихоньку умру, а отец, скорее всего, этого даже не заметит.

Паника прошла в первый час; сейчас же, несмотря на бешеное сердцебиение и ледяные ладони, она чувствовала себя вполне готовой к «серьёзному разговору».

Кулон на шее перевернулся и больно колол между острыми лопатками. Бетти попыталась вернуть его в нормальное положение, но тот запутался в замочке и некрасиво топорщился вверх. Она хотела попробовать распутать его зубами, но громовой зов отца нарушил её планы.

— Бетельгейзе! Спускайся немедленно!

Стянув цепочку через голову и наобум отшвырнув её куда-то в угол комнаты, Бетти, глянув напоследок на свое печальное отражение в зеркале, поспешила на зов.

Мама уже сидела на диване и лишь вопросительно посмотрела на дочь, когда та появилась на пороге комнаты. Отец, неизменно сжимавший в руке стеклянный бокал, отошёл от камина и медленно опустился в кресло.

— Садись.

Бетти заняла оставшееся место, запихав застывшие ладони под колени и раскачиваясь из стороны в сторону в надежде, что удастся сторговаться на обычный выговор без признательных показаний.

Отец приложился к стакану, но прежде чем отпить, распорядился:

— Рассказывай. В мельчайших подробностях.

— Да мне особо нечего рассказывать.

— Бетти, прошу тебя, — предостерегла Гермиона, не отрывая встревоженного взгляда от пугающе спокойного мужа, — расскажи, что случилось.

— Ну, — Бетти, стараясь представить, что отца нет в комнате, обратилась к маме, — я просто привела в гости друга. Мэйсона. Ненадолго.

Она не видела в этом ничего страшного, но судя по вмиг побелевшему лицу матери, что-то страшное в этом всё-таки было.

— Но Бетти, — осторожно начала Гермиона. — ты же знаешь, что тебе нельзя водить в гости друзей.

— Почему?

Мама замолчала и принялась заламывать руки. Бетти очень хорошо знала этот жест: мама делала так только тогда, когда сильно волновалась или не знала, что ответить.

— Северус…

— Что? — до сего момента безучастный, он поднял взгляд. — Не ты ли недавно сыпала упреками, что мои методы слишком жёсткие, недейственные, и что с ребёнком надо «разговаривать»? Пришло время продемонстрировать действенность этой метóды на практике.

Гермиона на миг прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Сейчас каждое произнесённое ею слово могло обернуться во благо или же во вред.

— Понимаешь, Бетти, — неуверенно начала она, — есть некоторые важные вещи, о которых мы с папой пока что не можем рассказать. Но чтобы всё было хорошо, ты должна нам помогать.

— Почему? — с вызовом спросила Бетти. — Почему я должна вам помогать? Вы ведь мне ничего не рассказываете. Мне уже тринадцать, мам. И я не идиотка.

— Конечно, ты уже не ребёнок, — Гермиона слабо улыбнулась. — Но еще и не взрослая, чтобы здраво оценивать некоторые вещи. Мы просто заботимся о тебе и всего-навсего просим соблюдать некоторые правила. Ты совсем не знаешь этого мальчика...

— Можно подумать, вас я знаю! — Бетти чувствовала, что закипает, но и не думала останавливаться. — Вы ничем со мной не делитесь, ничего не объясняете, и всё, что вас интересует — это учёба и выполнение дурацких правил!

— Мы твои родители и хотим уберечь тебя…

— Ну и что, что вы мои родители? — в сердцах выкрикнула Бетти. — Я ничего о вас не знаю! Вот, например, папа: откуда у него этот ужасный шрам и татуировка на руке? А у тебя, мама, тоже шрам, как будто надпись — откуда? Почему мы так часто переезжаем, почему мне нельзя заводить друзей? Меня уже давно считают за сумасшедшую в классе, со мной никто не хочет общаться, а всё потому, что есть какие-то «важные вещи»?

Бетти запыхалась; её взгляд заметался с одного родителя на другого. Мама выглядела так, будто выпила уксуса. Папа всегда так выглядел, поэтому сложно было сказать, о чём именно он думает сейчас.

— Детка, пойми, — мама привстала и потянулась к ней, но Бетти лишь вскочила с кресла, не давая коснуться себя. Было горько, обидно и отчего-то очень-очень страшно.

— А что насчет лекарства? — продолжила она, чувствуя, как по щекам начинают литься слёзы. — Почему я его пью? Я нормально себя чувствую, а как выпью — меня тошнит! Папа постоянно что-то выпытывает у меня, придумывает какие-то запреты, а я даже не знаю почему! Я нормально учусь, не делаю ничего плохого, а вы себя ведёте, как будто я вам чужая! Раз так — отдайте меня куда-нибудь, где…

От резкого звука бьющегося стекла мама крупно вздрогнула, а Бетти, громко взвизгнув, отскочила в сторону; на стене за её спиной уродливым пауком затемнело бурое пятно, а разбившийся бокал осколками разлетелся по полу.

Бетти с ужасом взглянула на отца. Тот сидел, опустив голову; за ниспадающими волосами не было видно лица, но от его голоса по спине побежали мурашки.

— Марш в свою комнату. И чтобы я тебя больше сегодня не видел.

Бетти всхлипнула, чувствуя, как дрожат губы и сжала кулаки до побелевших костяшек.

— Я тебя ненавижу, — выплюнула она сквозь слёзы.

— В комнату, — Северус поднял голову, равнодушно глядя в заплаканное лицо дочери, — Живо.

Взвыв, Бетти опрометью бросилась к себе, спотыкаясь на ступеньках. Просидев неподвижно еще с минуту, Северус медленно встал и прошёл к старому комоду у стены, переступая через осколки.

— Как мы видим, — дернув ящик так, что тот чуть не вывалился наружу, он извлек из его глубин мятую пачку сигарет, — твоя идеология доверительных отношений доказала свою нежизнеспособность

Гермиона, спрятавшая лицо в ладонях, ничего не ответила.