Бетти Снейп и Чужая Душа  (джен)

2014

Учебный год близился к концу, и до лета оставался ещё целый месяц. Жара стояла такая, что пейзаж за окном плыл и дребезжал, напоминая заставку к замшелому Голливудскому фильму про ковбоев. Выносить такое пекло в плотных юбках и глухих форменных блузонах было невозможно; после нескольких недель нытья, мольбы и бойкота, педсовет сжалился над детьми, позволив им ходить на занятия в более лёгкой одежде. И даже преподаватель литературы миссис Олдмоул — обрюзгшая женщина в летах, известная своей любовью к шалям, рюшам и роскошным многослойным блузкам вырвиглазного цвета — сидела сегодня в простой хлопковой блузе и вальяжно обмахивалась веером, пока изнурённые жарой дети корпели над учебниками.

Бетти сидела за последней партой возле окна; скучающий взгляд её угольно-черных глаз был прикован к тощему грызуну, который уже добрых десять минут сновал по школьному двору и пытался зарыть в растрескавшийся асфальт остатки чьего-то недоеденного обеда. Он старательно скреб лапками, пытаясь утрамбовать свою добычу; наблюдать за этим было весьма забавно — куда интереснее штудирования изученного вдоль и поперёк учебника, да басовитого гундежа преподавателя литературы.

— Снейп!

Бетти едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Да, миссис Олдмоул?

— Ты слышала, что я спросила?

Бетти прокашлялась.

— Видимо, что-то про австралийскую литературу?

По классу пробежался смешок. Жабий рот на круглом лоснящемся лице учительницы расползся в садистскую ухмылку.

— Ты, очевидно, считаешь себя самой умной?

Миссис Олдмоул, опустила старомодные очки на кончик своего массивного носа и вперилась в Бетти взглядом. Девочка обречённо выдохнула:

— Нет, миссис Олдмоул.

— Бетельгейзе думает, — грудным голосом, достойным подмосток оперы, педагог обращалась теперь ко всему классу, — что австралийская литература для неё недостаточно интересна! Ведь она прибыла к нам прямиком с Туманного Альбиона и считает что-то ниже Шекспира недостойным её внимания! Я права, Бетельгейзе?

— Можно просто «Бетти».

Ответ вырвался прежде, чем Бетти успела понять, что говорит. Смешки в классе прекратились, сменившись натянутым молчанием; и без того красное от жары лицо миссис Олдмоул стало багровым.

— Родителей в школу, мисс Снейп, — ледяным голосом произнесла она. — Сегодня же. Обоих.

Этого Бетти боялась больше всего.

— Извините, мэм, — начала она, заложив руки за спину и приняв как можно более невинный вид, — но отец вряд ли сможет…

— Я это слышла неоднократно, — драматично перебила Олдмоул, подняв кургузую ладонь. — Но надеюсь, что хотя бы сегодня он почтит нашу скромную обитель своим присутствием.

Класс шептался и пересмеивался уже в открытую. Олдмоул не обращала на гвалт никакого внимания; Бетти, нервно ковыряющая пальцем зазор на парте, интересовала её гораздо больше.

— Сегодня. Оба родителя. Шесть вечера, — преподаватель опустила глаза в учебник, давая понять, что разговор окончен.

Бетти обречённо рухнула на стул. Их с миссис Олдмоул отношения не заладились с самого начала; как-то раз Бетти излишне громко предположила, что если миссис Олдмоул не прекратит есть во время уроков, придётся приставить к её столу второй стул, и с тех пор преподаватель литературы точила на неё огроменный зуб.

Теперь же нужно было срочно придумать, как помягче сообщить матери, что их с отцом вновь вызывают в школу. Точнее, нужно было убедить маму ни под каким предлогом не рассказывать о случившемся папе: узнай он, что Бетти уже в третий раз получает выговор за нарушение дисциплины — и ей конец.

2014

Сидя в подсобке за стареньким рабочим компьютером, Гермиона Снейп — в девичестве Грейнджер — тоскливо пролистывала наброски к своему гипотетическому научному труду, которому не суждено было увидеть свет. Пытливый ум и категорическое нежелание превратиться в замшелую домохозяйку заставляли её цепляться за это богом забытое место, но из-за неудобного расположения в промышленном районе, мало кто посещал крошечную аптеку, воткнутую между двумя зданиями завода: действующим и закрытым.

Кондиционер давным-давно сломался и чинить его никто не спешил. Оставалось лишь обмахиваться веером, купленным в ближайшем магазине хозтоваров, и мысленно проклинать начальство за нежелание раскошелиться даже на самый захудалый вентилятор.

Весёленькая мелодия зазвонившего телефона вырвала Гермиону из душного уныния. Но, к сожалению, голос на том конце провода звучал пришибленно.

— Мам, тебе кое что должна сказать, но пообещай, что не расскажешь папе.

— Если вы, юная леди, сейчас же не перестанете торговаться, я сообщу отцу обо всех ваших прегрешениях за последние полгода.

— Хорошо, я поняла, — быстро раздалось в ответ. — В общем, тебя опять вызывают в школу. Точнее, тебя и папу. Сегодня в шесть.

Гермиона отняла трубку от уха и с тихим стоном возвела очи горе. На той стороне что-то зашуршало: Бетти явно нервничала.

— Мам?

— И ты предлагаешь не сообщать об этом отцу? — изучая свои коротко отстриженные ногти, поинтересовалась Гермиона. — Снова? Что ты опять натворила, и до каких пор это будет продолжаться?

— Мам, ну ты же знаешь, эта старая противная…

— Бетти, что за тон? — Гермиона разделяла точку зрения дочери целиком и полностью, но признать это было бы непедагогично.

В ответ раздалось протестующее фырканье.

— В общем, миссис Олдмоул опять вызывала вас на разговор, — пробубнила Бетти и жалостливо добавила: — если папа узнает, он ведь меня убьёт, да?

Гермиона устало потёрла пальцами переносицу: даже по прошествии стольких лет Северус оставался прожжённым консерватором, и в вопросах воспитания дочери это проявлялось особенно остро, поэтому большинство проступков Бетельгейзе от него приходилось скрывать, и дочь без зазрения совести этим пользовалась.

— Отцу я ничего не скажу. Но мы к этому ещё вернёмся.

— Спасибо, мам! — голос на том конце провода в долю секунды из обреченного стал оживлённым. — Люблю тебя!

Бетти отключилась. На экране телефона Гермиона заприметила уведомление о сообщении, которое не заметила раньше.

«Вернусь сегодня. Буду поздно, не ждите. Северус».

Гермиона пролистала диалог: сообщения подобного характера приходили от мужа с удручающим постоянством, но на этот раз оно пришло как нельзя кстати.

1998

Дышать было трудно: воздух с витавшим в нём концентрированным запахом волшебных зелий был куда тяжелее воздуха обычной маггловской больницы.

За окном бушевал ливень. Каждый раскат грома отзывался гулким ударом сердца в груди, а быстрые вспышки молний озаряли уставшие лица друзей, которые сидели на узкой кушетке в коридоре и молча смотрели в начищенный кафельный пол. Каждый думал о своём.

Последняя битва закончилась несколько часов назад, а Рон до сих пор так и не вымолвил ни слова. Война отняла у него одного брата, изуродовала двух других, а его мать — ещё молодая по магическим меркам женщина — поседела за одну ночь. Гермиона держала Рона за руку и буквально кожей чувствовала его боль и тоску, но не могла подобрать правильных слов и не знала, имеет ли право лезть в нечто настолько личное.

С Гарри дела обстояли немногим лучше: он выглядел потерянным, чья-то высохшая кровь уродливым узором легла на его лицо. Он то и дело дёргал ногой, заламывал пальцы и бросал на Гермиону быстрые взгляды и неуверенную улыбку, будто спрашивая: «мы ведь победили, да? Ура?»

Гермиона не была уверена, что «ура». Она уже ни в чём не была уверена, но рефлексию пришлось отложить на потом; сейчас все мысли были сосредоточены на парящей над кабинетом витиеватой надписи «идёт операция».

После того, как Гарри рассказал всю правду о Снейпе, Гермиона опрометью бросилась к Визжащей Хижине. Она бежала мимо умерших друзей и наставников, мимо родителей, рыдающих над телами погибших детей, и попытаться спасти хотя бы Снейпа казалось ей единственно правильным решением. При виде его остекленевших глаз и вязкой лужи крови, Гермиону замутило; его тело казалось парализованным, застывшим, но пульс слабо бился под пальцами, а значит, в изувеченном теле всё еще теплилась жизнь. Вливая в застывший в мученической гримасе рот все зелья, которые были с собой — рябиновый отвар, кроветворное, восстанавливающее — Гермиона молилась только об одном: чтобы колдомедики успели вовремя, и ей не пришлось взваливать на свою настрадавшуюся душу ещё один грех в виде безвременно погибшего Снейпа.

С того момента миновало, кажется, несколько часов. Прошла целая вечность, прежде чем дверь операционной открылась, и в коридор вышел высокий пожилой целитель. Гарри тут же вскочил на ноги; Рон только нехотя поднял голову.

— Жить будет, — грубо обронил целитель, будто речь шла не о человеческой жизни, а о каком-то сущем пустяке, вроде неисправного смесителя или неприятного побочного действия употребления Волшебных Вредилок, — если это вообще можно назвать жизнью.

Гермиона судорожно сжала ладонь Рона, но тот резко её выдернул. Весь его облик кричал о том, что он предпочёл бы сейчас быть рядом с семьёй, а не караулить здравие ненавистного профессора.

Целитель несколько секунд молча смотрел на разбушевавшуюся за окном стихию, после чего продолжил:

— Кровопотеря, повреждения гортани и голосовых связок — это ещё полбеды. Основная проблема — укус ядовитого магического существа. Сейчас вся левая половина его тела парализована, возможно, навсегда. Повреждения слишком сильные, а долгосрочные последствия могут быть самыми неожиданными. Плюс, нам неизвестно, как на нём скажется магия, которой была наделена эта ползучая тварь. Юная леди, — он повернулся к Гермионе, — это же вы пичкали Снейпа зельями, пока его не нашли?

Гермиона скованно кивнула.

— Очень неплохо, — похвалил целитель без эмоции в голосе. — Я бы на вашем месте подумал о карьере колдомедика: без вашей помощи он не протянул бы и часа. В любом случае, вам, ребята, здесь делать нечего. Это была тяжёлая ночь для всех. Приходите завтра.

Хлопок двери за его спиной грохотом прокатился по узкому коридору. Гермиона вышла из оцепенения только когда Гарри неуверенно дернул её за рукав; обернувшись, она увидела Рона, который стремительным шагом направлялся к выходу.

2014

Слушать в очередной раз, как плохо воспитан твой ребёнок — сущая пытка для любого родителя, но, к сожалению, претензии учителя были беспочвенными лишь отчасти.

— Моя дорогая, — голос Олдмоул звучал настолько приторно, что у Гермионы захрустело на зубах, — вы ведь понимаете, что я вызвала вас на эту беседу, действуя исключительно в интересах вашей дочери. Такой талантливый ребенок — и так бездарно растрачивает свой потенциал! Если бы вы помогли нам направить её способности в нужное русло, она могла бы многого добиться! К сожалению, я вновь не вижу её отца…

— Мне очень жаль, — Гермиона, рассматривающая фаянсового кролика на книжной полке, перевела взгляд на заштукатуренное до желтизны лицо напротив. — Он очень занятой человек, и выделить время для посещения школы для него не представляется возможным. Но я сделаю всё, чтобы он повлиял на Бетти веским отцовским словом.

Завершение фразы прозвучало скомкано и неубедительно, но Гермиона даже не пыталась скрыть желание поскорее закончить разговор. Бетти тем временем съехала со стула чуть ли не по поясницу, скрестив руки на груди, и упрямо смотрела в стену из-под тёмных бровей. Гермиона мысленно похвалила дочь за мужество: она и сама в школьные годы, даже в моменты редчайших оплошностей, не тушевалась перед преподавателями. Исключением, может быть, являлся профессор Снейп, но это был особый случай: перед ним краснели и бледнели все.

— Внешне она точно пошла в отца, — невпопад подметила Олдмоул. — На вас она совершенно не похожа. Вы уверены, что справляетесь с её воспитанием?

От внезапного вопроса брови Гермионы поползли вверх.

— Простите?

— Бетти, — неожиданно обратилась Олдмоул, — могу я попросить тебя выйти?

Бетти растерянно взглянула на мать: ни разу в жизни Олдмоул не говорила с ней таким тоном, а её наигранная любезность лишь усиливала тревогу. Получив от матери ободряющий кивок, девочка поднялась, не очень женственно подтянула мешковатые джинсы и вышла из кабинета.

— Надеюсь, ваша дочь не склонна подслушивать?

— Нет, — отрезала Гермиона, раздраженная тоном беседы. — И я не располагаю излишком свободного времени, чтобы выслушивать ваши беспочвенные обвинения.

Со снисходительной улыбкой, свойственной женщинам, считающим себя умудрёнными опытом, миссис Олдмоул протянула руку и сграбастала ладонь Гермионы своими короткими пальцами.

— Гермиона, — доверительно начала она, — послушайте меня. Не как преподавателя, а как женщину, жену и мать троих детей. Вашей девочке требуется мужская рука. У неё сейчас очень сложный возраст, и это неправильно, что отец не находит времени на её воспитание. Я бы на вашем месте задумалась, нужен ли девочке такой…

Если до этого момента терпение балансировало на грани, то сейчас оно лопнуло окончательно. Выдернув руку из чужих пальцев, Гермиона встала со стула так резко, что тот с угрожающим скрежетом чиркнул по старому паркету.

— У Бетельгейзе замечательный отец, — отчеканила он тоном человека, не приемлющего «дружеских» советов от малознакомой старой жабы. — Я попрошу Бетти быть внимательнее на уроках, но как и кому воспитывать нашу дочь, мы разберёмся сами.

Лицо Олдмоул пошло некрасивыми пятнами. Одарив её напоследок неприязненным взглядом, Гермиона направилась к двери.

— И попрошу впредь называть меня «миссис Снейп», — с достоинством добавила она и с треском захлопнула дверь.

2014

Развалившись в кресле, Бетти демонстративно рассматривала свои руки и молча ожидала экзекуции. После целого дня, проведенного за партой, она с удовольствием приняла бы горизонтальное положение, но мама в весьма ультимативной форме предложила ей «сесть и поговорить».

— Хватит дуться, — Гермиона села в кресло напротив и поставила перед дочерью чашку чая. — Никто тебя не ругает. Но я уже устала слушать бесконечные претензии от преподавателей.

— Она ведь просто цепляется ко мне, ты не видишь? — огрызнулась Бетти.

— И делает она это, конечно же, абсолютно беспричинно. — Гермиона отхлебнула из своей чашки, рассматривая кучерявую макушку дочери.

— Мам, вот у тебя разве не было в школе проблем с учителями? — Бетти подняла глаза. — Не было какого-нибудь противного препода, который тебя доставал?

— Ну, — Гермиона поморщила нос и попыталась спрятать улыбку за чашкой чая, — был один. Постоянно придирался ко мне, третировал и снимал… занижал оценки. Но дело было не во мне, а, скорее, в его отвратительном характере.

— И что ты делала? Просто молчала?

Гермиона сделала вид, что обожгла губы и, обмахиваясь ладонью, поставила чашку на журнальный столик. Вопросы о прошлом, в частности, о школьных годах, резали по живому. Она изворачивалась как могла, выдумывала пространные объяснения, вроде «я знала твоего отца, ещё когда была ребёнком» или «я училась в частной школе в Шотландии», но это было ложью, приносящей горькие плоды. Нет, Бетти не была трудным ребёнком: она обожала учиться, добровольно поглощая книги одну за другой, не создавала проблем и была на хорошем счету у преподавателей — всех, кроме учителя литературы, — но Гермиона чувствовала, что дочь отдаляется от неё, всё больше замыкаясь в себе. Возможно, это было нормой для подростка её возраста, но, увы, в их ситуации это становилось большой проблемой.

— Да, просто молчала и продолжала упорно работать, потому что знания важнее оценок, — Гермионе очень хотелось поскорее завершить разговор, пока любопытство дочери не завело её в тупик. — С некоторыми людьми спорить бесполезно, Бетти, пойми.

— То есть, мне нужно просто терпеть? — Бетти сердито нахмурилась. — Я даже ничего плохого ей не сказала! Она постоянно ищет, к чему бы прицепиться: то ей акцент мой не нравится, то почерк у меня кривой, то ещё что-нибудь!

— Успокойся, Бетельгейзе, — голос матери прозвучал спокойно, но Бетти осеклась. — Просто впредь постарайся не лезть на глаза.

— Ладно. Я всё поняла, — после нескольких секунд напряженного молчания, Бетти отставила чашку, — большое спасибо за поддержку, мама. Теперь-то я буду вести себя тихо, как мышка.

Иногда в интонациях Бетти проскальзывало столько фирменного отцовского сарказма, что становилось страшно.

1998

Внешне Нора совсем не изменилась, но от той уютной атмосферы, что раньше наполняла этот дом, делая его особенным, не осталась и следа. Друг перед другом все старались вести себя непринуждённо, но прошло еще слишком мало времени, чтобы боль притупилась хоть немного.

Окутанная утренней прохладой, Гермиона передернула плечами и окинула взглядом лужайку, где Рон как раз отрабатывали подачи: не так давно он заявил, что хочет пройти отбор на вакантное место вратаря в Татсхилл Торнадос, и теперь тренировался чуть ли не круглосуточно. Гарри, ассистировавший ему, просто не знал, что делать с покинувшим его грузом ответственности и огромным количеством свободного времени, и с радостью согласился помочь.

— Рон, я ухожу!

Гермиона дождалась, пока Уизли неторопливо приземлится, выписывая виражи. Вид у него был недовольный.

— Куда это? — ступив на твердую землю, он перехватил метлу и водрузил её на плечо. — Ты же, вроде, всё сдала?

Сдав экзамены экстерном, Гермиона стала официальной выпускницей Хогвартса. Рон посчитал, что будущему профессиональному игроку в квиддич школу заканчивать не обязательно и даже не потрудился поговорить с Макгонагалл. Гарри же решил немного отдохнуть перед поступлением в Аврорат: его безоговорочно согласились принять и без документов о начальном волшебном образовании.

— Я же тебе говорила, Рон, — со вздохом напомнила Гермиона. — Профессор Снейп очнулся, и я хочу его навестить.

— Зачем это? — нахмурился Рон. — Ты и так каждую неделю навещала его, пока он валялся в отключке, думаешь, он сильно тебе обрадуется? Мне кажется нам троим даже соваться к нему не стоит.

Порой, вести диалог с Рональдом было просто невозможно. Гермиона посмотрела поверх его плеча на Гарри, но тот лишь состроил сочувствующую мину.

Он не осмелился пойти с ней, как Гермиона ни уговаривала: слишком многое произошло между ним и Снейпом, чтобы вот так сразу заявиться к нему с извинениями, как ни в чём не бывало. Гарри ограничился торжественной клятвой, что обязательно навестит его, как только соберётся духом; Рон же, присутствовавший при этом диалоге, будто не слышал сказанного, поглощённый чтением нового выпуска «Выбери себу метлу».

— Зачем? — переспросила Гермиона, отчаявшись искать поддержки у Гарри, который во время их перепалок соблюдал непоколебимый нейтралитет. — Как минимум, чтобы поблагодарить и узнать, как он себя чувствует. Этого недостаточно?

— Может, тогда подождёшь меня? — нехотя предложил Уизли. — Я только переоденусь и пойду с тобой.

Видя кислую мину на лице Рона, Гермиона предпочла отказаться. Лучше сходить одной, чем выслушивать потом, каким бестолковым был их визит и сколько мячей можно было бы поймать за это время.

— Нет необходимости. Удачно потренироваться.

И, развернувшись на каблуках, она двинулась в сторону антиаппарационного барьера.

2014

Если бы у Гермионы Снейп спросили, что в магловском быту она ненавидит больше всего, она бы не раздумывая ответила: готовку. По её мнению, в век пресыщения, когда буквально по щелчку пальцев можно раздобыть сколько угодно готовой еды, прозябание над стряпнёй было иррациональной тратой времени. Северус иногда по нескольку дней не появлялся дома, и Гермиона, заручившись поддержкой дочери, питалась исключительно едой навынос. Отец семейства их вкусов не разделял, чуял буритто за версту и разве что не шипел при виде очередной не выброшенной коробки с подсохшим кусочком «Маргариты». Поэтому, приходилось готовить.

Расправившись со слегка подгоревшей субстанцией, гордо наречённой супом, Гермиона с чувством выполненного долга уселась на диван, прихватив с полки первую попавшуюся книгу. Открыв её наобум где-то посередине, она с удивлением обнаружила вложенное между страницами пожелтевшее письмо. Повернув его лицевой стороной и увидев имя отправителя, нацарапанное неаккуратным размашистым почерком, она помрачнела.

«Дорогая Гермиона!

Прости, что пишу тебе в первый раз за всё это время. Мне, правда, очень стыдно. После того, как ты уехала, я места себе не находил, не знал, где тебя искать.

После долгих уговоров, Гарри, признался, что ты отправилась в Австралию. Я помню адрес твоих родителей, ты говорила, когда мы планировали навестить их после войны, так что напишу сюда. Надеюсь, я всё правильно запомнил.

Я был бы очень рад, если бы ты ответила мне хоть парой слов, даже если ты не захочешь общаться: так я смогу знать, что ты получила моё письмо. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я очень скучаю, Гермиона, и всегда буду скучать, что бы ни случилось.

Рон.

P.S. Не переживай, я знаю, что ты, вроде, в бегах и этот адрес никому не скажу».

В конце было пририсовано нелепое сердечко, вызвавшее волну раздражения. Это письмо пришло ей вскоре после рождения Бетти; они с Северусом тогда сильно повздорили, и он собственноручно порвал его, категорически запретив отвечать. Зверское желание поступить поперёк мужу заставило её тайком восстановить конверт с помощью магии и спрятать его в книге. Но ответ она так и не написала: домашние хлопоты и забота о маленьком ребёнке занимали слишком много времени, а Рон в своё время наворотил слишком много дел. Потом они переехали из пригорода Сиднея в эту дыру, и Гермиона об этом письме даже думать забыла: были проблемы поважнее кавалеров из прошлого.

Она посмотрела на обложку книги. Это был слезливый бульварный роман, к которому Северус бы в жизни не притронулся — хороший выбор, чтобы надежно спрятать что-то от его глаз. Странно, что они вообще не выкинули эту макулатуру при переезде.

Еще раз пробежав глазами по тексту, Гермиона, не колеблясь, направилась на кухню и включила плиту на полную мощность. Без капли сожаления она наблюдала, как горит и кукожится пергамент; в конце концов, прошло уже больше десяти лет, и если даже тогда она не смогла заставить себя наладить с Роном приятельские отношения, то сейчас это казалось несущественным и попросту глупым.

2014

С кухни нестерпимо пахло едой: аромат доходил даже до второго этажа. Несмотря на то, что Бетти твёрдо решила бойкотировать мамино общество, живот предательски заурчал.

— Нет уж, — обратилась к нему Бетти. — Нельзя сдаваться. Будем голодать.

Желудок ещё разок понуро уркнул и замолчал. Полежав ещё с минуту, девочка села на кровати и, пожёвывая губы, угрюмо воззрилась на свое отражение в настенном зеркале. Иногда ей казалось, что родители специально наделили её худшими из своих черт.

От отца ей досталась бледная кожа, тонкие губы, тёмные, почти чёрные, глаза и густые тёмные брови, а от матери — высокий лоб и вздёрнутый нос с россыпью мелких веснушек. Бетти провела рукой по волосам; чёрные, тяжёлые, вьющиеся крупными кудрями, они попросту мешали жить. Чтобы хоть как-то справиться с этим безобразием, пришлось уломать маму на короткую стрижку. Все это, плюс субтильность, высокий рост, острые локти и коленки, и вечно висящая мешком одежда, явно не делали её девочкой номер один в школе.

Бетти рухнула обратно на кровать и, раскинув руки, начала повторять таблицу умножения — это помогало избавиться от грустных мыслей.

* * *

— Ну что ты там топчешься? — окликнула Гермиона, заслышав на лестнице неуверенные шаги. — Спускайся, будем ужинать.

Через несколько секунд в проёме показалась кучерявая голова: Бетти осторожно выглядывала из-за косяка.

— А где папа? — от долгого молчания голос её казался чуть хрипловатым. — Всё ещё на работе?

Гермиона догадывалась, что подобный интерес обусловлен не желанием видеть отца за ужином, а нежеланием разговаривать с ним о событиях прошедшего дня.

— Написал, чтобы мы его не ждали. Так что мы с тобой снова ужинаем чисто женской компанией.

— Он что, опять в командировке? — Бетти с довольной миной плюхнулась на стул, — Надолго?

Гермиона, помедлив с ответом, перенесла кастрюльку на стол: честно говоря, она понятия не имела, где Северус находился в данный момент. Он редко делился подробностями своей работы, а после нескольких особо неудачных попыток разузнать о его делах и передвижениях, она и вовсе оставила эту затею.

— Вряд ли. Скорее всего, просто занят очередной сложной разработкой.

Когда они только начали жить в Австралии, вопрос поиска работы встал довольно остро. Каков шанс у человека, который большую часть жизни посвятил магическому миру, найти достойную работу в мире маглов? Но когда Северус положил на стол лицензию на исследование новых химических соединений, да не простую, а с какими-то рекомендациями и регалиями, в довесок к приглашению на работу в крупный научно-исследовательский институт, вопрос отпал сам собой.

— Не только я в этом мире раздаю долги, — не вдаваясь в подробности, пояснил он и оставил Гермиону наедине с размышлениями о том, как он собирается работать с этой липовой бумажкой, и законным ли вообще путем он её раздобыл.

Вопреки её сомнениями, дело пошло в гору. Северус углубился в изучение вопроса с присущим ему упрямством, и самоотверженностью, много времени проводил в исследовательской лаборатории, пропадал неделями, частенько возвращаясь с мелкими травмами и ожогами. Казалось, нынешняя работа захватила Северуса так же, как когда-то зельеварение, и повлиять на его занятость Гермиона не могла. К тому же, он неплохо зарабатывал и мог обеспечить ребенку безбедное и относительно счастливое детство.

— А чем он вообще занимается в этой своей лаборатории? — прокряхтела Бетти, пытаясь распилить горбушку затвердевшего хлеба. — Он никогда ничего не рассказывает.

— Проводит химические исследования, комбинирует соединения, патентует разработки и всё в этом роде.

— Но это же скучно! — протянула Бетти. — Я бы хотела выбрать какую-нибудь творческую профессию. Хотя, папа точно будет против.

— Это не скучно, скорее, опасно, — Гермиона подула на ложку. — Работа в лаборатории требует предельной концентрации внимания, что явно не является твоей сильной стороной, — уязвлённая этой ремаркой, Бетти протестующе скривила губы. — Но никто ведь заставляет тебя становиться химиком: мы с папой договорились, что он не будет мешать тебе при выборе профессии. В любом случае, думать об этом ещё рановато. Я вот в твоем возрасте хотела стать…

Гермиона прикусила язык. Не хватало ещё проболтаться, что она хотела стать преподавателем Трансфигурации, и потом объяснять дочери, что такое эта «Трансфигурация», а Северусу — почему его жена такая дура.

Пауза затягивалась. Бетти смотрела на неё заинтересованно.

— …ведущей прогноза погоды.

Бетти прыснула в ложку, едва не поперхнувшись супом.

— Поэтому я и говорю тебе повременить с выбором, — добавила Гермиона, протягивая дочери салфетку. — Это очень ответственный шаг. Когда придёт время, ты сама поймешь, что для тебя важнее.

Когда они, наконец, расправились с ужином, увенчанным парочкой подсохших тарталеток, Бетти выглядела заметно повеселевшей. Было радостно узнать наверняка, что всю жизнь торчать над колбами и пробирками по велению отца ей не придётся.

— Тебе помочь? — сгрузив грязную посуду в мойку, она глянула через плечо. За последний год она так вытянулась, что была с матерью почти одного роста.

— Нет, иди в постель, — чмокнув дочь в вихрастую макушку, Гермиона заняла место у раковины, — у тебя был тяжёлый день.

— Ой, чуть не забыла, — спохватившись, Бетти выдвинула один из кухонных ящиков, извлекла из него тонкий пузырёчек с силиконовой крышкой, осушила его одним глотком и скривилась, передёрнув плечами. — Почему нельзя делать лекарства повкуснее?

«Потому что комбинация касторового масла, высушенных жал билливигов и настойки лапчатки по определению не может быть приятной на вкус».

— Спокойной ночи, мам!

— Спокойной ночи, детка.

Бетти бережно поставила пустой пузырёк на место и покинула кухню. Гермиона давно уже должна была привыкнуть, но всякий раз, когда дочь опустошала очередной флакон, на душе становилось невыносимо тяжело.

1998

Гермиона сидела в палате интенсивной терапии и молча заламывала пальцы, стараясь не смотреть на жуткий, небрежно прикрытый повязками шрам, алеющий на шее профессора Снейпа. Вкупе с темными кругами под глазами и отсутствующим взглядом, он больше походил на инфернала, чем на живого человека. Длинные тёмные волосы спутались и висели грязными сосульками по обе стороны лица, а кожа напоминала лист выцветшего пергамента, но даже это было не так уж плохо для человека, который на протяжении месяца балансировал на грани жизни и смерти.

— Я очень рада, что вы живы, сэр.

С того самого момента, как она пересекла порог палаты, он не произнёс ни слова и продолжал молча смотреть сквозь неё поверх серого больничного одеяла. Наконец, укрытый толстым слоем марли кадык болезненно дёрнулся, и из покалеченного горла раздался тихий хрип:

— Не могу ответить тем же, мисс Грейнджер. Зачем вы пришли? Снова делаете грязную работу за ваших друзей?

Снейп лежал в палате один; от белоснежного кафеля веяло холодом, а слабо колышущиеся занавески лишь частично открывали взору серый пейзаж за окном.

— Вовсе нет, — возразила Гермиона. — Гарри тоже хотел прийти.

Ввалившиеся глаза Снейпа сузились, а пересохшие губы исказила усмешка: точно такая же появлялась на его лице каждый раз, когда он изобличал студентов в жульничестве и пособничестве друг другу на контрольных работах.

— Так значит вы пришли, чтобы попытаться в очередной раз обелить Поттера в моих глазах? Не утруждайтесь.

— Гарри здесь не при чём. Я пришла навестить вас по собственному желанию. Может, вам нужна помощь или…

— Мне от вас ничего не нужно, мисс Грейнджер.

Разговор явно не клеился. Потрескивающий магический прибор для мониторинга состояния больного, который, словно маятник, медленно качался над изголовьем кровати, едва нарушал напряжённую тишину.

— Я понимаю ваше раздражение, но ведь всё закончилось, сэр, — Гермиона и сама не понимала, за что оправдывается, но чувствовала, что должна сказать хоть что-то. — Мы победили.

— Возможно, вы этого и не заметили, — в горле Снейпа что-то неприятно булькнуло, и он несколько раз глубоко вдохнул, прежде чем заговорить снова: неспособность выдать бесприрывную поучительную тираду приводила его в бешенство, — но мои когнитивные способности ни коим образом не пострадали. Если бы мы проиграли, я бы здесь не лежал.

Не справившись с голосом, он хрипло закашлялся и болезненно скрючился, взметнув слипшимися прядями волос; лишь сейчас Гермиона увидела, что его левая рука, скрытая под одеялом, безвольно висела на перевязи.

— Не испытывайте моё терпение, Грейнджер, — прохрипел Снейп. — Как видите, моё состояние не очень располагает к светским беседам о Поттере, победе и светлом будущем магического мира.

Несмотря на попытки держаться достойно, было очевидно, что даже малейшее движение причиняло Снейпу сильную боль. Его силы иссякали: закрыв глаза, он скривился, машинально ощупывая повязки, скрывающие горло, испещрённое глубокими ранами.

— Простите, сэр. Я хотела обсудить с вами кое-что, — почувствовав укол стыда за собственную дотошность, Гермиона поднялась с места, — но, пожалуй, мне лучше вернуться, когда вам станет лучше.

— Нет уж, — остановил Снейп, косясь на неё из-под полуприкрытых век, — раз уж заявились, говорите, для чего, а потом уже катитесь на все четыре стороны.

По крайней мере, характер его оставался прежним. Гермиона вновь опустилась на жёсткий больничный стул и нерешительно заёрзала: Северус Снейп был последним человеком на Земле, которому хотелось излить душу, но другого выбора у неё не было.

— Мне нужна ваша помощь.

❖

Бетельгейзе стоит на лестнице, ведущей со второго этажа в гостиную, вслушиваясь в приглушенные голоса родителей. Они обсуждают что-то: очень тихо, на грани слышимости, но Бетти понимает буквально каждое слово.

«Нет, Северус, — раздается голос мамы: гулко, будто бы из-под воды.— Так нельзя. Это опасно».

«Если ты видишь какой-то другой выход — просвети меня», — голос отца звучит отчётливей и громче, но он и вполовину не так взволнован, как мама.

«Мы не можем так с ней поступить!»

«Можем, и я не желаю больше выслушивать твои сентиментальные стенания», — отец раздражен, даже зол, и Бетти понимает, что надо бы поскорее вернуться к себе в кровать, пока родители не заметили её присутствия, но любопытство берёт верх. Она пытается встать на цыпочки и заглянуть за угол, но пятка предательски соскальзывает со ступеньки, и Бетти с громким писком летит вниз. Спохватившись, закрывает рот ладошкой и замирает: первые несколько секунд ожидания сопровождаются мёртвой тишиной, а потом в голове буквально взрывается громовое:

«Бетельгейзе, отправляйся в свою комнату немедленно!»

Голос отца звучит настолько громко, что Бетти взвизгивает, закрывает уши ладонями и, сдирая коленки, карабкается вверх по покрытым жёстким ковролином ступенькам — в спасительную темноту комнаты.

2014

Бетти распахнула глаза. Сердце колотилось, как бешеное, а к горлу подкатывал тугой комок. Пулей выскочив из-под одеяла, она в несколько широких прыжков преодолела комнату, крошечный коридор и лестницу на первый этаж, закрылась в ванной и подставила голову под ледяные струи, молясь, чтобы ничего не полезло наружу.

В последнее время внезапные приступы дурноты заметно участились. Чаще всего они происходили ночью: мама говорила, что это может быть побочным действием лекарства, но Бетти понятия не имела, что это за лекарство, хоть и принимала его всю жизнь, сколько себя помнила.

Когда тошнота отпустила, оставив за собой только ощущение холода и ужасную сухость во рту, Бетти выпрямилась и взглянула в зеркало. Вид у неё, ожидаемо, был так себе. Ночнушка прилипла ко взмокшей спине: стянув её через голову и отшвырнув в корзину с грязным бельём, Бетти откопала в куче вещей мятую рубашку, накинула её на плечи и вышла в тёмный коридор.

В гостиной горел свет. Учитывая поздний час, мама наверняка уже спала наверху, и Бетти, придя к неутешительному выводу, смиренно шагнула в комнату: пройти к лестнице незамеченной было невозможно, учитывая, что пятью минутами ранее она далеко не бесшумно пронеслась мимо, не замечая ничего вокруг.

Отец сидел в кресле и читал какую-то замызганную толстенную книгу в старом переплёте. Бетти видела её впервые: видимо, это была одна из тех страшно-запрещенных-книг, которые отец хранил в спальне и ревностно охранял от любых посягательств.

— Привет, пап. С возвращением.

— Почему ты не в постели? — вместо приветствия поинтересовался он, не отрываясь от книги.

Бетти помедлила: в разговоре с отцом каждое слово требовалось обдумывать как следует.

— Всё хорошо, я уже иду.

Северус, наконец, поднял взгляд и флегматично окинул взглядом дочь, кутавшуюся, почему-то, в его собственную рубашку.

— Давай попробуем ещё раз, — растягивая слова произнёс он, возвращаясь к чтиву: — Почему ты не в постели?

Увиливать дальше не было ни смысла, ни возможности. Бросив быстрый взгляд через плечо, будто сзади стоял кто-то способный помочь с ответом, Бетти сделала один неуверенный шажок вперёд.

— Мне стало плохо, — она махнула свисающим рукавом рубашки в сторону ванной. — Затошнило. Но сейчас уже прошло.

— Ты пила вчера лекарство? — Северус вновь посмотрел на дочь, но уже внимательнее. Под таким его взглядом Бетти всегда становилось не по себе и она активно закивала головой:

— Конечно.

— Кроме тошноты — ничего?

— Ничего.

Отец замолчал, размышляя. Вечно уставший, в тусклом вечернем свете, он казался прямо-таки измождённым. Бетти вообще не помнила, чтобы он брал отпуск или больничный и хоть когда-то нормально отдыхал, если не считать за отдых неизменный пузатый стакан на подлокотнике, наполовину наполненный жидкостью цвета янтаря.

— Шкаф с лекарствами, вторая полка, чёрный флакон, — произнёс, наконец, он. — Выпей и немедленно спать. Об остальном поговорим завтра.

Бетти почувствовала, как по спине пробежали колючие мурашки. Быстро опустошив означенный пузырёк, она юркнула к себе в комнату и залезла в постель, натянув одеяло до подбородка. Простыня была холодной и влажной; скинув с кровати подушку, Бетти переместилась на пол и уставилась взглядом в потолок. Можно было лишь предполагать, что имел в виду отец своей последней фразой, но то, что он буквально мог читать её мысли, пугало до чёртиков.

И что-то подсказывало ей, что время до утра она проведет без сна.

1998

— Мне нужна ваша помощь.

— Да неужели? — Снейп насмешливо изогнул бровь. — И с чего вы вдруг решили, что я стану вам помогать?

Гермиона почувствовала, как в животе стягивается тугой комок, а к щекам приливает кровь. В мирное время она бы даже думать не смела просить Северуса Снейпа об услуге, но сейчас он был буквально единственным, кто мог бы ей помочь.

— Я ведь спасла вам жизнь, — Гермиона старалась произнести это спокойно, без вызова, но Снейп в ответ лишь презрительно фыркнул.

— Это я заметил, — рефлекторно коснувшись пальцами горла, произнёс он. — Но разве есть в этом что-то, за что я должен быть благодарен?

Выражение его лица, несмотря на бедственность положения, было донельзя надменным.

— Вы, наверное, считаете, что на меня давненько никто не вешал долг жизни? — продолжил он. — Я не просил вас о помощи, а вы, со свойственной вам наглостью, в очередной раз влезли туда, куда вас не звали. Вы не задумывались, что вместо этого могли спасти кого-то из ваших друзей, к примеру, сына несчастной Молли Уизли?

— Я сделала то, что посчитала правильным, — Гермиона постаралась прогнать из головы несущиеся перед внутренним взором картинки ужасов войны, которые не потеряли ни капли красок в её памяти. — И я пришла не за тем, чтобы предъявлять вам долг жизни, сэр. Мне правда больше не к кому обратиться.

— Вы поэтому снизошли до моей компании? — Снейп, казалось, прямо-таки упивается её смятением. — Я тронут.

Гермиона промолчала. Снейп закусил впалую щёку изнутри, размышляя.

— Вы меня удивляете, мисс Грейнджер. Я-то думал, что за моим триумфальным спасением стояло ваше непоколебимое гриффиндорское благородство. Но теперь выясняется, что сделали вы это ради собственный выгоды. Очень по-слизерински.

Гермиона по-прежнему молчала, не сумев придумать вменяемого ответа. И как ей доказать Снейпу, что личная выгода была последней вещью, о которой она думала, когда вернулась в Визжащую Хижину?

— Вы до вечера планируете молчать, Грейнджер? — тихий голос снова вырывал Гермиону из собственных мыслей.

— Я просто хотела, чтобы вы жили.

— Я это уже слышал.

Снейп смотрел на неё без эмоций на лице, без выражения в чёрных глазах. Еще минута промедления — и он выставит её за дверь. Продолжать тянуть и церемониться и дальше не было никакого смысла.

— Перед началом войны я наложила на своих родителей Обливиэйт.

Прибор над головой Снейпа начал тикать, крутясь и повизгивая.

— Вот как, — тихо произнес Снейп. — Я не ошибусь, если предположу, что ваш практический опыт работы с такой тонкой материей, как человеческая память, на тот момент был равен нулю?

Он уже не выглядел забавляющимся. Гермиона лишь тихо всхлипнула в ответ.

— А теперь вы хотите, чтобы я помог вам вернуть им воспоминания. Осмелюсь предположить, что вы уже пытались сделать это самостоятельно и потерпели фиаско. Я прав?

Гермиона кивнула, спешно утирая ладонями покатившиеся по щекам слёзы.

— Вы — мой последний шанс, сэр.

Снейп поёрзал головой на подушке и закрыл глаза.

— Я отказываюсь. И, хотя я уже не ваш преподаватель, дам бесплатный совет: научитесь брать на себя ответственность за свои действия, Грейнджер. А теперь выметайтесь — и чтобы больше я вас в моей палате не видел.

2014

Пронзительный писк прорезался сквозь пелену сна, заставив Гермиону нехотя приоткрыть один глаз. Наотмашь вдарив ладонью по будильнику, она перевернулась на спину и взглянула на вторую половину кровати: та была холодна, пуста и по-прежнему заправлена.

Впервые за долгое время ей снились Гарри и Рон; смутные, расплывчатые черты мальчишек до сих пор стояли перед глазами. Как ни старалась Гермиона забыть о прошлом, воспоминания о друзьях, о Хогвартсе, с его радостями и печалями, глубоко врезались в память. И пускай путь в волшебный мир ей был давно заказан, образы, появляющиеся во снах по-прежнему вызывали в груди щемящее чувство тоски.

«Не время предаваться ностальгии, Гермиона, — скомандовала она сама себе, вылезая из-под одеяла, — лучше разберись, где в семь утра носит твоего благоверного».

Северус нашёлся в гостиной. Он сидел в кресле и, кажется, спал; на его коленях покоилась раскрытая книга, а расслабленные пальцы, покоившиеся на подлокотнике, едва касались опустевшего стакана. Гермиона неодобрительно вздохнула.

Северус даже не шелохнулся, когда она вошла; от былой чуткости его сна не осталось и следа. Сытая семейная жизнь и отсутствие необходимости играть роль двойного агента, безусловно, шли ему на пользу, но усталость брала своё: тёмные круги под глазами, углубившиеся морщины, заострившиеся черты делали его вновь похожим на того самого профессора зельеварения, которого она так боялась в школьные годы, даже мысли не допуская о том, что этот самый профессор когда-то станет её законным супругом.

Тяжёлые, плотные портьеры, как всегда, были наглухо зашторены. Гермиона одним уверенным движением распахнула их, впуская в комнату яркий свет утреннего солнца. Деловито уперев руки в боки, она обернулась; Северус, моментально пробудившись, недовольно щурился на её оттеняемую окном фигуру.

— Надеюсь, когда-нибудь ты бросишь эту дурацкую привычку, — хриплым ото сна голосом произнёс он, потирая щетинистую щёку, — иначе я замурую окно.

— Не раньше, чем я спалю твою портьеры, — нараспев парировала Гермиона. — Гостиная — не лаборатория, в ней должно быть светло и уютно. Почему ты не пошёл спать по-человечески?

— Не хотел тебя тревожить. Сделай кофе.

Закинув кофе в турку, а турку на плиту, Гермиона откопала в холодильнике пару яиц, томаты и кусок видавшего виды мяса, природу происхождения которого установить не удалось. Когда-то давно она пыталась готовить по кулинарным книгам, но Северус, глядя на её экзерсисы, сжалился и установил два простых критерия: чтобы сготовленное было съедобно на вкус и не несло риска для жизни. С тех пор её готовка носила исключительно импровизационный характер.

Мурлыча себе под нос навязчивую песенку из какой-то рекламы, Гермиона кинула продукты на раскалённую сковородку. Сковородка была счастлива, что на неё обратили внимание после нескольких недель простоя и с удовольствием зашкворчала. Под воздействием высоких температур подозрительная композиция постепенно превращалась в нечто съестное.

За спиной раздались тихие шаги; Северус стоял в проходе и растирал затекшую шею. Рабочий костюм он уже успел сменить на домашнюю рубашку, щетину сбрил, а волосы частично собрал в высокий хвост на затылке; стричься он, несмотря на проблескивающую местами седину, отказывался наотрез, как Гермиона не билась.

Приняв из её рук чашку кофе, Северус встал рядом, облокотившись на край кухонной столешницы.

— Какое несчастное создание ты препарировала на этот раз? — поинтересовался он, отхлёбывая дымящийся напиток и наблюдая, как супруга отчаянно шкрябает лопаткой по сковороде. — Пахнет весьма скверно.

— Это несчастное создание препарировали задолго до меня, и, если бы кто-то появлялся дома чаще, оно бы давно уже было съедено.

Гермиона изо всех сил старалась быть лояльной, понимающей женой, но получалось не всегда. Северус нахмурился, оценивая степень серьёзности этого заявления, но на всякий случай напомнил:

— Моё длительное и частое отсутствие дома обусловлено большим количеством работы. Мы уже это обсуждали, и мне не хотелось бы возвращаться к этой теме.

Гермиона всучила мужу тарелку местами подгоревшей субстанции.

— Как твоя рука?

— В порядке, — Северус сел за стол и уткнулся в захваченную из гостинной газету, ковыряя дрожащей в ослабших пальцах вилкой кулинарный шедевр жены. — Бывало и хуже.

Не вдаваясь в подробности он принялся за еду, сосредоточенно что-то вычитывая в абсолютно нелюбопытной газетёнке. Гермиона опустилась на стул напротив, прихлёбывая кофе.

— И всё-таки, ты слишком много работаешь, Северус, — вздохнула она. — Я понимаю, что исследования сами себя не проведут, но всему есть предел. Ты пропадаешь неделями.

— Если бы я мог не пропадать неделями, — раздражённо рыкнул Северус, поднимая глаза. — Я бы этого не делал.

Гермиона перевела взгляд на окно. Утреннее солнце озаряло крохотную лужайку за домом; на старой, склонившейся к земле яблоне до сих пор висели старые качели из покрышек, на которых когда-то качалась Бетти. Сейчас они были покрыты толстым слоем дорожной пыли.

— Мы — твоя семья. Бетти нуждается в тебе.

Северус перевернул газету.

— Сомневаюсь, что она разделяет твою точку зрения, — сухо произнёс он, и, выдержав секундную паузу, добавил: — Ночью у неё снова был приступ.

Гермиона замерла, не донеся чашку до рта, и опустила прибор обратно на блюдце.

— И что ты сделал? Почему не разбудил меня?

— Потому что это не имело смысла. Я велел ей выпить нейтрализующее зелье, но это временная мера, — будничным тоном ответил Северус, продолжая бегать глазами по строчкам газетной полосы. — Буду искать что-то ещё.

Гермиона хотела возразить, но шлёпающие шаги на лестнице заставили её прерваться на полуслове. Через минуту на кухне появилась заспанная Бетти, в отцовской рубашке и со спутанными кудрями.

— С добрым утром, — буркнула она, направляясь прямиком к холодильнику. — Что на завтрак?

— Сядь, Бетельгейзе.

Гермиона с тревогой посмотрела на мужа. Несмотря на бесстрастное выражение лица, его тон не сулил ничего хорошего. Точно таким голосом он когда-то отчитывал студентов в Хогвартсе и по-прежнему не растерял хватку: этим его тихим и холодным «сядь» можно было с лёгкостью пригвоздить человека к стулу.

Сонной поволоки в глазах как не бывало. Не препираясь и не переспрашивая, Бетти села на стул и уставилась в полированную поверхность стола.

— Как вижу, тебе уже лучше. — Северус отложил газету в сторону и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

Бетти и вправду не выглядела такой измученной как ночью, разве что не выспавшейся и немного напуганной.

— Да, спасибо.

— Ничего не хочешь рассказать?

— Нет, пап, — ответила Бетти абсолютно искренне: она действительно ничего не хотела ему рассказывать. — Ничего.

— Надеюсь, ты хорошо подумала, прежде чем ответить. Посмотри на меня.

Его тон не терпел пререканий. Пришлось повиноваться, но как же Бетти ненавидела эти пристальные разглядывания! Отец будто выворачивал её мозг наизнанку, и иногда казалось, что лучше бы он орал во всю мощь, чем заставлял терпеть подобное.

Гермиона настойчиво смотрела на мужа, пытаясь поймать его взгляд, но он смотрел прямиком на дочь, не мигая. Бетти старалась не думать ни о чем, что могло бы показаться отцу подозрительным, но жабья морда миссис Олдмоул так и плыла перед глазами.

— Как я и думал, — Северус ухмыльнулся и для пущего эффекта вновь развернул газету. — Вам, видимо, нравится делать из меня идиота. Думаю, недельный домашний арест будет оптимальным решением этой проблемы.

— Недельный? — громко переспросила Бетти, подскакивая на стуле. — Да за что?

— Северус, перестань, — приглушённо произнесла Гермиона, пытаясь под столом пнуть супруга, чтобы тот хотя бы обратил на неё внимание.

— За ложь, — голос Северуса оставался убийственно спокойным. — И вместо того, чтобы сверлить меня гневным взглядом, советую начать собираться на занятия. Надеюсь, образовавшееся свободное время ты потратишь с пользой, например, научишься говорить правду. Можешь идти.

Обречённо всхлипнув, Бетти пулей вылетела из кухни; Гермиона сверлила взглядом склоненную голову мужа пытась взглядом прожечь дыру в зачёсанной макушке, но тот по-прежнему её игнорировал.

— Доволен? — не выдержав, она громко отодвинула от себя чашку. — Опять довёл её до слез!

Северус, скрестив руки на груди, смотрел на неё взглядом, лишённым всякого раскаяния.

— Не вижу в этом никакой проблемы. Кто-то же в этом доме должен её воспитывать.

— Почему обязательно делать это так? — с нажимом прошипела Гермиона. — Когда ты перестанешь ковыряться у неё в голове, Северус? Даже в Хогвартсе это было запрещено!

— И очень зря, — спокойно парировал он, поднимаясь со стула.— Это весьма действенно и экономит кучу времени. Я дал ей целую ночь на раздумья и уникальный шанс добровольно сказать правду, которым она не воспользовалась. Теперь закроем эту тему: я не хочу углубляться в анализ слезливых детских обид.

— Она врёт тебе, потому что не доверяет. Неужели ты не понимаешь этого?

— Разговор. Окончен, — с расстановкой произнёс он и покинул комнату, оставив Гермиону бессильно сжимать кулаки.

Она понимала, что стоило сказать Северусу правду. Нагоняй за нарушение школьной дисциплины не был бы таким суровым, как наказание за ложь, но Бетти боялась отцовского гнева больше всего на свете. Гермиона всем сердцем сочувствовала ей и могла лишь надеяться, что дочь не заподозрит её в нарушении данного раннее слова помалкивать о её проступках.

Не могла же она сказать ей, что отец просто прочитал её мысли?

1998

Гермиона опустила на стол ещё шесть запылённых томов и рухнула на стул. Переведя дух, она открыла верхний фолиант: массивный, оформленный чем-то чёрным и колючим, напоминающим чешую венгерской хвостороги. Быстро пробежав глазами по оглавлению, девушка открыла нужную страницу и, пододвинув к себе чашку давно остывшего чая, принялась за чтение.

«Ментальные заклинания, такие как Конфундус, Обливиэйт и ряд других, включая одно из Непростительных заклятий — Империус — это заклинания и практики, направленные на подавление воли и вмешательство в работу мозга жертвы. Использование этой магии без вреда для сознания требует внушительной магической силы и самоконтроля, в противном случае, может привести к крайне нежелательным последствиям: от слабоумия до полной потери ориентации и самоидентификации. Заклятия отмены (стр. 1932), в большинстве случаев, недейственны против подобных чар и использовать их необходимо с крайней осторожностью…»

От долгого сидения над книгами перед глазами ползли цветные круги, но Гермиона не давала усталости взять верх и будто намеренно наказывала себя, изнуряя чтением: если бы она раньше удосужилась тщательнее подойти к изучению вопроса изменения памяти, то не сидела бы сейчас в пыльной комнатушке, которую семья Уизли так любезно выделила ей для исследовательских нужд.

Она отправилась в Австралию спустя всего пару дней после окончания войны. С невыносимой тоской она вспоминала недоумение на лицах мистера и миссис Уилкинс, с которым они встретили её у порога. Представившись социальным работникам и выбрав удобный момент, она украдкой навела палочку на мать и прошептала заветное заклинание, которое должно было вернуть ей память, но чары не сработали. Вернувшись в Англию абсолютно разбитой, Гермиона с троекратным усердием засела за книги, пытаясь понять причину собственной неудачи. После вычитки великого множества научных трудов, она пришла к неутешительному выводу: кто-то вроде неё, с её скудным практическим опытом по части ментальной магии, не сможет обратить действие заклятия. Она чертовски злилась на себя за глупость, недальновидность и постыдную беспомощность. А теперь ещё и на Снейпа — за неблагодарность и возмутительное поведение.

«Научитесь нести ответственность за собственные поступки», — раздались в голове колкие слова, и Гермиона тряхнула головой, прогоняя от внутреннего взора ухмылку бывшего профессора.

— Да чёрта с два я сдамся! — решительно пробурчала она, и с раздражением захлопнув книгу, потянулась за следующей.

— Гермиона?

Гермиона даже вздрогнула от неожиданности. В дверях стояла Молли Уизли: осунувшаяся и очень уставшая.

— Я понимаю, что ты занята, но, может быть, присоединишься к нам за ужином?

— Конечно, спасибо, миссис Уизли. Поднимусь через пару минут.

Миссис Уизли коротко кивнула и скрылась за дверью. Гермиона отодвинула книгу и щёлкнула выключателем на лампе. Ужин, значит? Когда она только вернулась из библиотеки, время только перевалило за полдень. Значит, и впрямь засиделась.

К чувству благодарности добавился укол совести: уже который месяц она жила в Норе, ела с Уизли за одним столом, а так и не придумала, как отблагодарить Молли и Артура за гостеприимство. Зная, как им сейчас тяжело, Гермиона искренне пыталась хоть чем-то помочь, но бытовые заклинания не были её сильной стороной, любые потуги в сторону готовки оканчивались катастрофой, непринужденное общение не складывалось, а потому Гермиона решила попросту лишний раз не обременять Уизли своим присутствием. Она дни напролёт проводила за чтением в уединённой комнатушке, больше похожей на кладовую, чем вызывала беспокойство у Молли и Джинни и негодование — у Рона.

— Может ты почаще будешь вылезать из своего чулана? — внезапно спросил он за ужином, пытаясь утрамбовать в рот вторую куриную ножку. — Мы за тебя беспокоимся.

Гермиона промолчала, но Рон на этом не успокоился.

— Ты как, нашла хоть что-нибудь? Ну, по родителям.

— Нет, Рональд, не нашла. Будь это так просто, я бы не стала обращаться за помощью к Снейпу.

— Да забудь ты про него, Гермиона, этому сальному уроду лишь бы ткнуть кого-нибудь носом в дерьмо, — воззвал Рон, указывая на неё куриной косточкой. — Я уверен, что у тебя самой всё получится, ты же умная. Наверняка найдешь что-нибудь в этих библиотеках или, может, попросишь какую-нибудь книжку у мадам Пинс? Мне кажется, в школе тоже можно кучу полезного найти, особенно, в Запретной секции.

Гермиона молча уткнулась в свою тарелку. Да что бы он понимал?

2014

Слезы неустанно катились по щекам. Оказавшись на улице, Бетти дала волю чувствам и в сердцах пнула жестяной мусорный бак.

Отец никогда не был к ней внимателен или справедлив. Всё, что его волновало — это прилежание в учёбе и чёткое выполнение установленных им правил. Он не приветствовал праздных подростковых увлечений и категорически запрещал водить в дом гостей. За каждый проступок Бетти грозила серьезная выволочка, а приспосабливаться и врать не получалосьполучалось: отец уличал её во лжи с пугающей лёгкостью. И если он принимал решения со спокойным хладнокровием палача, то мама действительно расстраивалась из-за нескончаемых размолвок между ними.

Так неужели она и вправду ему всё рассказала?

Бетти много раз спрашивала маму, почему отец ведёт себя так, будто совершенно её не любит. С неподдельным сочувствием в глазах, мама, однако, всегда повторяла одно и то же:

«Наш папа — сложный человек, милая. Но он действительно старается сделать всё, чтобы мы с тобой жили счастливо. Не обижайся на него».

По мнению Бетти, то, как она жила, было мало похоже на счастье, как с какой радости ей нужно было перестать обижаться на злого, несправедливого отца?

Добираться до школы приходилось пешком: школьный автобус до их дома попросту не доезжал, а до ближайших соседей было добрых пятьсот ярдов пешком, если не больше. Их район состоял преимущественно из старых деревянных заборов, проржавевшей рабицы и безликих серых зданий с надписями «Опасно» и «Посторонним вход воспрещён» — идеальное место для полноценной жизни подростка. Даже если бы отец разрешал приводить кого-то домой, ей самой было бы стыдно звать друзей в эту дыру. Мама говорила, что они обязательно переедут, как только появится возможность, но время шло, а возможность почему-то не появлялась.

В желудке заурчало. Бетти даже не успела позавтракать или хотя бы захватить что-нибудь с собой. А ведь день начинался совсем неплохо: тошнота отступила и под утро ей даже удалось уснуть. Хоть отец и взволновал её ночными расспросами, Бетти была уверена, что всё ограничится подробным отчётом об успеваемости и проверкой дневника. На деле же всё вышло совсем иначе.

Движимая обидой, она опоздала на урок всего лишь на десять минут. Ухудшало положение то, что после бессонной ночи ужасно хотелось спать. И Бетти искренне надеялась, что не схлопочет второе за день испытание на прочность в виде разгневанной Олдмоул, отчитывающей её за сон во время урока.

* * *

Гермиона влетела в аптеку за пять минут до открытия. Взмыленная после ссоры, она бросила сумку в угол стойки и прямой наводкой направилась в подсобку.

Когда она уходила из дома, Северус сидел в своём излюбленном кресле в гостиной и традиционно пил. Ей очень хотелось предложить ему пойти пьянствовать куда-нибудь в другое место, но это обязательно закончилось бы грандиозным скандалом. Решив, что собственное душевное равновесие дороже, Гермиона молча ушла из дома, надеясь, что к вечеру они оба успокоятся и поговорят по-человечески. В данный момент ни один из них не был готов к конструктивному диалогу; договариваться с Северусом было бесполезно, если предмет договора противоречил его великой цели, тем более, не стоило обсуждать что-то сгоряча. Как ни крути, мудрости в Гермионе было побольше, чем в её супруге.

Включив радостно затарахтевший компьютер, Гермиона вздохнула: из-за навалившихся проблем она опять забыла купить вентилятор! А значит, еще один день в адском пекле был обеспечен. И пока она думала, как незаметно сбежать с рабочего места, чтобы раздобыть заветный прибор, компьютер торжественно крякнул, высвечивая на мониторе уведомление о новом сообщении на почте.

Гермиона присмотрелась внимательнее: тема сообщения не была обозначена, электронный адрес не напоминал ни один из известных ей адресов фармацевтических компаний, а жалобы обычно приходили с гневными тирадами или с пожеланиями мучительной смерти прямо в заголовке.

Она с любопытством кликнула на сообщение и быстро пробежала глазами по тексту.

«Гермиона, это ты? Это Рон. Если это твоя почта, пожалуйста, ответь».

Гермиона неверяще уставилась на сообщение; в тесной комнатке моментально стало градусов на двадцать жарче, чем было.

2014

Рожденная в абсолютно нерелигиозной семье, Бетти редко обращалась к богу даже фигурально, но сейчас она искренне благодарила мироздание за то, что первым уроком была биология: миссис Олдмоул бы умом тронулась от восторга, опоздай она на её урок на следующий же день после воспитательной беседы.

Бетти зашла в кабинет через пять минут после звонка, и, дождавшись кивка от мисс Хелмсли — учительницы биологии, к которой Бетти питала огромную симпатию за снисходительность и лёгкий нрав — направилась к своей парте. И только подойдя ближе она поняла, что привычное место занято кем-то незнакомым; тихонечко, чтобы не мешать остальным, Бетти подкралась к незнакомцу со спины и недовольно шикнула неопознанной белобрысой голове в самое ухо:

— Ты кто такой? Это моё место!

Голова резко повернулась и недоуменно вытаращила на неё два синих глаза.

— Бетти, это — Мэйсон Ньюман, он будет учиться в вашем классе, — поспешила внести ясность мисс Хелмсли. — Займи, пожалуйста, свободную парту.

Ученики, сидящие за соседними партами, как по команде уставились на них; белобрысый же смотрел на неё невинными глазами и даже не подумал добровольно сгинуть с её законного места.

— Шустрее, Бетти, — поторопила мисс Хелмсли. — В следующий раз рассядетесь, как положено, мы же не можем согнать новенького?

Возмущённое эго Бетти считало, что очень даже можем. Заняв самую неприглядную парту в конце кабинета, она принялась угрюмо сверлить взглядом затылок раздражителя.

Минуты тянулись медленно. День не задался с самого начала; Бетти старалась не думать о событиях минувшего утра, но слёзы от мыслей о дурацком и совершенно несправедливом домашнем аресте наворачивались сами собой, а разреветься на виду у всего класса было бы тем ещё позором. Ей и без того хватало смешков и тычков со стороны одноклассников.

— Не вертитесь, Ньюман, — раздался голос преподавателя. — На моих уроках безалаберность не приветствуется.

Бетти торжествующе хмыкнула. Будет знать, как усаживаться на чужие места.

* * *

Гермиона с детства страдала дурацкой привычкой в минуты волнения грызть всё, что попадалось под руку. В начальной маггловской школе это были карандаши и ручки, в Хогвартсе — перья, и неудивительно, что сейчас она вгрызалась в заднюю часть карандаша, в сотый раз перечитывая сообщение, миролюбиво взирающее на неё с экрана монитора.

Отрицание и гнев прошли в первые несколько минут; сейчас же наступило принятие, которое требовало чёткого анализа происходящего.

Итак, Рон объявился спустя чёрт знает сколько времени, пишет ей на рабочую электронную почту и умоляет ответить. Более неожиданным и шокирующим для неё было бы разве что застать мужа поющим в душе «House of the Rising Sun» в компании резиновой уточки. Но если ситуацию с Северусом можно было смело выбросить в гипотетическую урну с надписью «не в этой жизни», то данное письмо было вполне себе реальным.

Приняв стратегическое решение «выйти-подышать», Гермиона выскользнула на улицу: дышалось и думалось снаружи гораздо легче. Посмотрев по сторонам в поисках потенциальных клиентов — больше для очистки совести, нежели с надеждой — она перебежала через дорогу к одинокому автомату с газированными напитками. Бросив монетку, она достала прохладную банку и приложила её ко лбу.

Что он от неё хотел? Неформального общения? Вряд ли у них остались общие темы для разговора. Сообщить что-то важное? Кто-то умер? От этой мысли Гермиону передёрнуло. Может и так, но если Северус узнает о письме, он точно прихлопнет Рона, даже объясняться не станет. Будет всё отрицать, и труп её бывшего друга так никогда и не найдут.

Гермиона с раздражением дёрнула кольцо на банке. Кольцо оторвалось, но крышка не открылась. С размаху запулив злосчастную банку в урну, Гермиона стремительно зашагала обратно к аптеке. Лучшим решением было углубиться в работу, а письмо отправить покоиться в папке «спам». У неё и в этой жизни проблем было по горло — не хватало ещё притащить что-то из прошлой.

1998

Гермиона невидящим взглядом блуждала по строчкам, целиком и полностью захваченная своими мыслями.

Месяцы поисков ни к чему не привели. Сотни перелопаченных томов, стёртые до мозолей пальцы, несколько сожжённых маггловских лампочек — и ничего. Впервые в жизни, будучи всенародно известной зубрилой, Гермиона Грейнджер не вгрызлась в самую суть и сильно за это поплатилась.

Родители никогда её не вспомнят. Нет смысла винить Снейпа за безучастность, а современных целителей, занимающихся исследовательской деятельностью — за некомпетентность. Это целиком и полностью её вина, её ответственность. Только как теперь с этим жить?

— Привет, Гермиона. Ты как?

Погружённая в горькие раздумья, Гермиона не сразу заметила присутствие в комнате Гарри. Вид у него был не менее подавленный, чем у неё самой.

— Нормально, — украдкой утерев глаза рукавом, она попыталась вымучить слабое подобие улыбки. — Ты откуда?

— Из Мунго.

— И что там?

— Снейп там, — угрюмо ответил Гарри; отблески каминного пламени сверкали в его круглых очках. — С чего я вообще решил, что он станет меня слушать?

Гермиона поджала ноги: несмотря на жарко растопленный камин, в комнате вдруг стало так холодно, словно мимо пронеслось стадо дементоров.

— Я правда пытался с ним поговорить, Гермиона, — оправдывался Гарри, занимая кресло напротив, — но он меня откровенно послал! Знаешь, он хоть и не предатель, но всё такая же редкостная скотина! Сказал, что все его долги уплачены, и он не будет нянчиться со мной, как папочка, чтобы я убирался прочь и учился решать свои проблемы и проблемы своих друзей самостоятельно. Ещё и по вам с Роном прошёлся, сказал…

— Я поняла, Гарри, — тихо перебила Гермиона. — Значит, придётся мне снова идти к нему самой. Спасибо, что попытался.

— Ты слышала, что я сказал? — громко, то ли от тревоги, то ли от возмущения, уточнил Гарри. — Он не хочет нас видеть! Я надеялся, что смерть Волдеморта положительно скажется на нём, но я ошибся!

— Ты думаешь, я этого хочу? Унижаться перед Снейпом? — голос Гермионы надломился; она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. — Нет, Гарри — я должна! И если ради того, чтобы вернуть родителям память, мне придётся умолять и валяться у него в ногах — пусть так, я готова!

В камине потрескивали дотлевающие поленья. В лёгких не хватало воздуха, и Гермиона судорожно вдохнула, глядя на растерянного друга глазами, полными слёз.

— Ты и вправду пойдешь? — спросил Гарри. Вид у него был пришибленный.

— Да, Гарри, пойду, — Гермиона плотнее укуталась в тонкий плед. — Я, к сожалению, не в том положении, чтобы просто обиженно хлопнуть дверью и пойти жаловаться друзьям на отвратительное поведение злого и страшного профессора зельеварения.

2014

Бетти всегда старалась выходить из класса первой: толпа тормозящих и сбивающихся в кучи одноклассников её дико раздражала. Свалить одним махом все принадлежности в рюкзак и выскользнуть в полупустой коридор, пока остальные копошатся и переговариваются, было для неё рутиной, доведённой до автоматизма.

— Эй, подожди!

Чьи-то пальцы сграбастали её запястье и Бетти резко обернулась, вырывая руку.

— Чего тебе? Извиниться решил?

Новичок стоял непозволительно близко и самым бесстыдным образом улыбался ей в лицо. План отхода провалился: мимо них ко входу уже начали протискиваться ученики.

— И да, и нет, — парень деловито протянул руку. — Мэйсон.

Бетти приподняла бровь: этот жест она переняла от отца, и против нежелательных персонажей он действовал безотказно. Данный индивид был несимпатичным, с остреньким носиком, прозрачными ресницами и бледной кожей. Соломенные космы лежали в полном беспорядке, спадая на ярко-синие глаза, контрастно выделяющиеся на бледном лице. Он снова улыбнулся, демонстрируя внушительных размеров щель между передними зубами.

Про себя Бетти подумала, что он похож на пугало, а вслух сказала:

— Руку я тебе жать не собираюсь. Если у тебя всё — я пошла. Не хватало из-за тебя ещё на урок опоздать.

— Ты Бетельгейзе, да? Покажешь, куда идти?

Бетти закатила глаза. Мэйсон был ниже ростом, и продолжал раздражающе открыто на неё пялиться, на что она, как бы между прочим, поинтересовалась:

— Ты всегда ведёшь себя как прилипала или только с людьми, которые явно не хотят с тобой общаться?

— Бе-тель-гей-зе, — будто не слыша вопроса, по слогам повторил Мэйсон. — Крутое имя.

Бетти поморщилась. Ей бы и самой нравилось это имя, если бы она вычитала его в какой-нибудь фантастической книге. Для обычного человека оно было слишком уж вычурным.

— Ты коренная австралийка? — продолжал сыпать вопросами Мэйсон. — Вроде не похожа.

Бетти прекрасно знала, что на англичанку не похожа ни разу, но врать не было никакого смысла.

— Мои родители из Англии. Но родилась я здесь.

— О, я сам только недавно прилетел из Лондона, — просиял Мэйсон, — Значит, мы считай земляки! И должны держаться вместе.

Бетти считала, что это не значило ровным счётом ничего, но, он, в отличие от неё, и вправду был похож на англичан с картинок: таких рыжих и бледных, которые ещё файв’о’клок. И слова он выговаривал почти так же, как она: по крайней мере хоть кто-то не будет хихкать над её акцентом.

Бетти махнула рукой в сторону двери.

— Ладно, пошли. Покажу, куда идти.

1998

— Кажется, я однозначно дал Поттеру понять, что в ближайшее тысячелетие никого из вашей шайки видеть не желаю.

Гермиона выпрямилась; старый больничный стул под ней пронзительно скрипнул.

— Гарри рассказал, что вы были очень убедительны, — она смотрела бывшему преподавателю прямо в лицо, стараясь говорить ровно и вежливо. — И то, что я всё-таки сижу здесь перед вами, лишь подтверждает бедственность моего положения.

— Это очень занимательно, но у меня нет на это времени. Как видите, — он театрально махнул здоровой рукой в сторону замусоленного «Пророка», лежавшего на узкой прикроватной тумбочке, — я занят. И хотя штудирование одного и того же номера в течение нескольких дней едва ли можно назвать увлекательным занятием, даже это я предпочту выслушиванию ваших стенаний.

Гермиона закусила губу. Снейп обхватил ладонью предплечье левой руки, явно испытывая дискомфорт от её абсолютной неподвижности, и раздражённо ёрзал на подушке, подложенной под поясницу. Большую часть его тела и шею скрывали бинты, а на плечи был накинут выцветший больничный халат. Снейп выглядел немногим лучше, чем во время её первого визита, но хотя бы перестал напоминать живого мертвеца.

И голову ему помыли. Стоило только подумать о том, что санитары наверняка сделали это насильно, как брови Снейпа медленно поползли вверх.

— Извините, — смущённо выпалила Гермиона, отводя взгляд.

— О, не стоит, — осклабился Снейп. — Забавно, что друзья, проводящие много времени вместе, могут перенимать друг у друга черты и свойства характера. Вы, например, так же как и ваш пустоголовый друг, абсолютно не умеете контролировать свой разум.

Он пытливо и с азартом пытался заглянуть в отведённые глаза бывшей студентки. По всей видимости, ему, на долгие месяцы заточённому в четырёх больничных стенах, это казалось забавным. Лежать целыми днями и терпеть постоянную боль, глядя в потолок, унылый пейзаж за окном или — что ещё хуже — на статьи Скитер, последняя из которых била все рекорды по попыткам очернить его и без того подмоченную репутацию, наверняка было увлекательно, но весьма однообразно.

— Я понимаю, что вам больше не на ком отыграться, профессор, — собрав остатки мужества проговорила Гермиона, — но, боюсь, этот разговор ни к чему не приведёт.

— Я рад, что мы пришли-таки к единому мнению. Могу ли я теперь рассчитывать, что вы покинете мою палату?

— Нет, пока вы не согласитесь выслушать меня. А если не хотите слушать — хотя бы почитайте.

Гермиона вытащила из сумочки потрёпанный блокнот и протянула его Снейпу, на лице которого не промелькнуло даже намёка на любопытство.

— Убирайтесь, Грейнджер.

— Прочитайте! — отчаянно пискнула Гермиона, тряхнув блокнотом у него перед носом. — Просто прочитайте, скажите, что думаете — и я уйду и больше никогда не попадусь вам на глаза, профессор. Прошу вас!

От истерических ноток в её голосе Снейп скривился, но руку всё-таки протянул.

— Давайте сюда. И в ваших же интересах, чтобы эта писанина оказалась достойнее творчества Риты Скитер.

Он излишне резко выдернул блокнот из чужих пальцев и, разместившись поудобнее, быстро пролистнул страницы. Книжица была исписана вдоль и поперёк.

— Рано радуетесь, Грейнджер, — бросив короткий взгляд на её просиявшую физиономию, едко предупредил Снейп. — Мне даже страшно представить, чего вы там могли понаписать в таком объеме.

Вернувшись к первой странице, он углубился в чтение. Выглядел он при этом крайне сосредоточенным, периодически потирал пальцами переносицу, придерживая локтем открытую страницу и раздражённо поправлял мешающую руку, лежащую на коленях мёртвым грузом. Гермиона нервно потирала одну ногу другой, кусала губы, ёрзала, но всеми силами старалась не мешать.

Так прошли долгие десять минут. Закрыв блокнот, Снейп поднял глаза и протянул девушке её труды.

— Какого рода ментальной магией вы пользовались?

Гермиона растерянно захлопала глазами, совершенно позабыв всё, что вычитала в увесистых фолиантах за последние несколько месяцев.

— Ну же, Грейнджер, — подстегнул Снейп, — моё терпение не безгранично, а ваша писанина и яйца выеденного не стоит. Раз уж впутали меня в это — отвечайте на поставленный вопрос.

— Я же написала, что….

— Рассказывайте, Грейнджер!

Снейп поморщился, услышав, как жалко теперь звучал его излюбленный командный тон, больше похожий теперь на воронье карканье.

— Перед тем, как отправиться с Гарри на поиски крестражей, — затараторила Гермиона, — я наложила Обливиэйт на своих родителей, чтобы защитить их от Пожирателей.

Снейп смотрел на неё, водя пальцами по губам, и, кажется, впервые за всё это время действительно слушал.

— Я стёрла все воспоминания о себе и отправила их в Австралию. А теперь не знаю, как всё исправить. В книгах не говорится ничего…

— Здравый смысл невозможно извлечь из книг, мисс Грейнджер, — оторвав пальцы от губ, медленно проговорил Снейп, — и те, у кого он отсутствует, должны быть готовы к чудовищным последствиям своих необдуманных действий. Вы применили Обливиэйт, чтобы стереть из памяти ваших родителей все воспоминания, связанные с вами?

— Да, сэр.

— Более того, судя по записям, вы попытались втиснуть новые воспоминания на место предыдущих. С точки зрения ментальной магии, подобная выходка — это акт вандализма, мисс Грейнджер. Для замещения памяти существуют другие, куда более деликатные способы, чем грубый и топорный Обливиэйт. Вы бы ещё для верности их Конфундусом ударили.

— У меня было не так много времени…

— У вас не было времени, — растягивая слова, эхом отозвался Снейп. — Должно быть, беготня по лесам с мистером Поттером и мистером Уизли увлекла вас гораздо больше, чем забота о памяти собственных родителей.

Жгучие слёзы стыда и отчаяния закипали в глазах. Гермиона глубоко вдохнула, чтобы успокоиться: по крайней мере, Снейп пытался ей помочь, хоть и в весьма изощрённой манере.

— Я посчитала, что стерев воспоминания с помощью Обливиэйт, я смогу заменить их новыми с помощью…

— В вас, как обычно, нет тонкости, — жёстко подметил Снейп и, попытавшись по привычке скрестить руки на груди, недовольно рыкнул, когда рука его не послушалась. — Заклинания, которые вы использовали, годятся разве что для создания напоминалок. Всё это совершенно не подходит для изящной работы вроде манипуляций с человеческим подсознанием. Одно дело — изменить воспоминания, не затрагивая целостность самой материи, а совсем другое — грубо стереть и попытаться втиснуть на их место новые. Модификация и стирание — принципиально разные процессы. Вы хотели, чтобы ваших родителей постигла судьба идиота Локхарта?

— Я читала, что тот, кто применил Обливиэйт, может отменить его действие и вернуть воспоминания на место, при условии, что этот человек сам является предметом утраченных воспоминаний. Все упущенные моменты мы бы восстановили с ними вместе. Стирать ложные воспоминания я не собиралась, потому что…

— Какой немыслимый бред. И это вас считают умнейшей волшебницей своего поколения?

Гермиона сникла окончательно. Снейп смотрел на неё без капли жалости.

— Обливиэйт невозможно «отменить», мисс Грейнджер, — прошелестел он.

— Возвращение утраченных воспоминаний — сложный, многоступенчатый процесс, затрагивающий все аспекты ментальной магии, включая легилименцию. Их невозможно восстановить, просто ткнув в человека палочкой и произнеся заветные слова. Стёртые воспоминания, как таковые, никуда не исчезают с подкорки человеческого сознания, они лишь теряют свою визуальную оболочку, или если говорить понятным вам языком, вы теряете возможность видеть картинки, связанные с вашими воспоминаниями, но в той или иной форме они по-прежнему хранятся в вашем подсознании. Люди, способные прочесть, извлечь и правильно интерпретировать их, встречаются крайне редко. Тёмный Лорд держал этих людей при себе, а тех, кто не желал сотрудничать, убивал без промедления.

— Вы занимались подобным? — с надеждой вклинилась Гермиона; Снейп, который явно наслаждался недавно обретённой возможностью вновь произносить долгие пространные речи, резко замолк.

— Я занимался многим, но вас это касаться не должно, — выдержав короткую паузу, проговорил он. — Кроме того, процесс извлечения воспоминаний может быть крайне опасным для целостности человеческого сознания. Неудача может привести, в лучшем случае, к деменции, в худшем — к вегетативному состоянию, а то и гибели. А теперь спросите себя, мисс Грейнджер: осознавали ли вы, чтó именно вам придется делать для возвращения воспоминаний вашим родителям, прежде, чем размахивать палочкой в геройском порыве уберечь их?

Гермиона оставила попытки сдержать слёзы, заструившиеся по щекам. Снейп был абсолютно прав, и от этого становилось только больнее.

— Я не надеялась, что мы выживем, — сдавленно всхлипнула она. — За время скитаний в поисках крестражей, я почти смирилась с тем, что могу погибнуть. Но жить, с мыслью о том, что родители никогда обо мне не вспомнят…

Снейп даже не пытался изобразить сочувствие. Гермиона вытерла нос рукавом.

— Скажите, сэр, вам известны какие-то другие способы восстановления памяти?

— Известны, но они не менее рискованные, — моментально отозвался Снейп. — Сложные составы зелий. Древние ритуалы. Очень неприятная материя, соваться в которую я бы не советовал.

— Но, чисто теоретически, — дрожащим от робкой надежды голосом, произнесла Гермиона, — вы могли бы это сделать? Любым из возможных способов. Я знаю, что не имею права просить вас, но…

— Чисто теоретически — мог бы. Но не стану по ряду причин, которые вам знать совершенно необязательно, — голос разговорившегося было Снейпа вновь звучал обжигающе холодно. — И что бы вы себе там не надумали, поясню: я лишь указал, откуда растут ноги у вашей безответственности. Надеюсь, вы сдержите данное ранее обещание и больше не станете мозолить мне глаза.

Горько всхлипнув напоследок, Гермиона подхватила сумку и блокнот, и покинула палату, оставив Снейпа в гордом одиночестве бормотать проклятия в адрес некоторых особенно назойливых гриффиндорцев.

2014

Как ни старалась Бетти держать себя в руках, силы покинули её примерно на второй минуте урока. С великим трудом написав дату в углу страницы, она зевнула и устало опустила голову на сложенные руки. Урок истории был невыносимо скучным, а бубнёж учителя усыплял почище любой колыбельной.

— Ты какая-то сонная. В комп ночами играешь?

Не отрывая головы от стола, Бетти повернулась и взглянула на Мэйсона: он сиял как начищенный и, очевидно, обузой себя не считал. Бетти же искренне не понимала, с чего этот сгусток нездорового оптимизма решил, что им суждено подружиться, и уселся с ней за одну парту.

— Ты чего пристал ко мне?

— Выглядишь измотанной — вот и спросил.

— Тебе какое дело? — окрысилась Бетельгейзе, приподняв голову. — Я к тебе в друзья на набивалась.

— А почему бы и нет? — Мэйсон сел вполоборота к ней и выпятил тощую грудь. — Я, между прочим, пользовался большой популярностью у девочек.

Бетти прыснула, укладываясь обратно: если это чучело и пользовалось у кого-то популярностью, то точно не в этой жизни.

— А это что у тебя?

Бетти среагировала бы быстрее, если бы смогла подавить зевок, но уже через секунду Мэйсон неловко дёрнул за цепочку, висящую у неё на шее, едва её не порвав.

— Не трогай! — прорычала Бетти, вырывая из чужих рук и заправляя обратно под футболку небольшую, размером с абрикосовую косточку, подвеску. — Честное слово, ещё раз полезешь — я тебе врежу!

Мэйсон побелел: хоть Бетти и не была приветливой, всё это время вела себя довольно меланхолично. Сейчас же в её чёрных глазах-угольках плясали злобные огоньки.

— Понял-понял, — перепугавшись, он примирительно поднял ладони и на всякий случай отодвинулся подальше. — Извини.

❖

Бетти сидит в кресле перед телевизором и, хлюпая носом, листает телевизионные каналы.

«Северус, это несерьёзно, — шипит мама, плечом прислонив телефонную трубку к уху: руки были заняты блюдом с остывшим праздничным пирогом. — Как теперь прикажешь ей это объяснять? Ты ведь обещал!»

На этих словах Бетти всхлипывает особенно громко. Мало того, что ей опять не разрешили пригласить друзей, так ещё и отец не придёт к уже готовому праздничному столу — и это на её десятилетие!

Мама ещё долго разговаривает с отцом, кидается полотенцами в диван и подчеркнуто громко раскладывает по местам кухонные принадлежности. Дождавшись, когда она отлучится на второй этаж, Бетти утаскивает с кухни блюдце и начинает угрюмо жевать красиво разложенные виноградинки. Достав из кармана телефон — первый, подаренный мамой «от них с отцом» ещё с утра, — она без энтузиазма вертит его в руках. Больше подарков она не получила, да и от кого? Дедушек и бабушек у неё не было, друзей особых — тоже, а тех, кто был, позвать не разрешили.

«Бетти, можно тебя на минутку?»

Дожёвывая виноградину, Бетти с самым несчастным видом выглядывает из-за косяка.

«Что случилось, мам? Папа всё-таки не придёт?»

Мама выглядит несчастной ничуть не меньше, но всё-таки старается улыбнуться.

«Нет, солнышко, не придёт. Подойди, пожалуйста, ко мне».

Бетти подходит ближе; мама опускается перед ней на корточки, демонстрируя маленькую бархатную коробочку изумрудно-зеленого цвета.

«Это очень ценная вещь, Бетти. Ты уже взрослая, поэтому я доверяю её тебе. Открой».

Бетти изумлённо берет коробочку в руки и приоткрывает крышку; внутри, на пузатой подушечке, покоится маленький прозрачный кулон в форме капельки.

«Какой красивый», — Бетти осторожно кладёт его на ладошку и подносит к глазам. Кулон причудливо переливается на свету, напоминая сказочное небо с вкраплениями алых и серебряных звездочек.

«Храни его, — мама крепко сжимает её ладонь, скрывая подвеску в кулачке. — Это не простой кулон, а волшебный».

«Волшебный? Он что, желания исполняет?»

«Ну, нет, — мама задорно хохочет и ласково поправляет кудряшки, свалившиеся Бетти на лоб. — Но он будет оберегать тебя. Всегда носи его с собой и никогда ничего не бойся. А если вдруг случится что-то плохое, просто мысленно попроси у него помощи. Хорошо?»

Бетти кивает; хоть она и не понимает, что всё это значит, кулончик ей очень нравится.

«Не сердись на папу, ладно? — мама целует её в лоб. — Жалко, что так вышло, но нам и вдвоём будет весело. Как насчёт кино? А потом, скажем, по сладкой вате или мороженому?»

Бетти расплывется в улыбке и, коснувшись кулона пальцами, энергично кивает. Кто знает, может этот день рождения в итоге получится не таким уж и ужасным?

2014

Под конец дня Бетти уже не знала, куда бежать и где прятаться от своего нового компаньона. Но когда мальчишка великодушно поделился с ней своим обедом, она, голодающая со вчерашнего вечера, немного оттаяла.

— Может, пойдём погуляем? — предложил Мэйсон, когда она впихивала в себя остатки сэндвича с ветчиной. — Покажешь мне местность, я же ничего здесь не знаю.

Бетти и сама с радостью бы прошвырнулась по окрестностям, но после столь вероломного нарушения отцовских предписаний, домой можно было бы не возвращаться вовсе. Она с трудом проглотила последний кусок, запила морсом и абсолютно честно ответила:

— Не могу. Я под домашним арестом.

Лицо Мэйсона смешно вытянулось, и он недоверчиво посмотрел на неё из-под светлых бровей.

— Под домашним арестом? За что?

Бетти поморщилась, отводя взгляд.

— Закидоны отца. Мне ещё неделю можно будет только в школу и обратно.

— Жалко, — в голосе Мэйсона звучала искренняя досада. — Может, тогда номер телефона дашь? Поболтаем вечером, если ты, конечно, не занята.

— Не занята, — Бетти протянула ему свой телефон. — Позвони себе, чтобы номер высветился.

Новоиспеченный друг принялся за дело, и Бетти, глядя на его манипуляции, тихонько улыбнулась. Она уже давно привыкла, что компанию ей составляли только книги. Она умоляла родителей завести домашнее животное, но после смерти старого кота Крукшанкса, отец ультимативно заявил, что никакой живности больше в их доме не будет. Никогда. И даже их с мамой заплаканные опухшие глаза его не разжалобили.

Книги же покупались в промышленных количествах, на праздники и в будни, по поводу и без. Художественные, учебники, справочники; в небольшой комнатке они лежали буквально везде: на узкой книжной полке, в вещевом шкафу, на подоконнике, даже на полу. Мама спокойно принимала беспорядок, только требовала, чтобы к книгам относились бережно; отец же в её комнату не заходил, кажется, ни разу в жизни.

Посреди толстых томов и тоненьких книжек, Бетти чувствовала себя комфортно, будто в маленькой персональной крепости, но обрести одушевлённого товарища в это сложное время было, наверное, не так уж плохо.

* * *

Пройдясь после работы по набережной и проведя вечер в уютной кофейне, Гермиона твёрдо решила вести себя так, будто никакого письма не получала. Нужно было еще как-то разрешить утренний конфликт, и звучало это проще, чем было на самом деле. Северус порой превосходил сам себя по части скорополительных, зачастую откровенно тираничных решений, и с каждым новым скандалом балансировать между ним и дочерью становилось всё сложнее.

Дом встретил её темнотой; лишь из гостиной доносились брызги тусклого света старого торшера. Северус, с его любовью к мрачным пространствам, сидел на диване, обложенный со всех сторон какими-то записями и сосредоточенно что-то чиркал в них, скрючившись над кофейным столиком.

— Ты поздно.

Он бы абсолютно спокоен, но Гермиона, выучившая за годы великое множество оттенков его голоса, отметила в нём крайнее недовольство.

— Задержали на работе, — чтобы Северус не мог прочитать её как открытую книгу, она отвернулась к каминной полке и принялась натирать абсолютно чистые рамки с фотографиями первой попавшейся под руку салфеткой.

— Тебя там не было.

— Если так беспокоился, мог бы и позвонить.

— Твой телефон выключен.

Оборона сыпалась, крыть было нечем: её телефон разрядился несколько часов назад, а Северусу с его кирпичиком было невдомёк, что не все телефоны могут держать заряд неделями.

— Боже, мне вообще никуда нельзя отлучиться без твоего ведома? — перестав ломать комедию, Гермиона обернулась и скрестила руки на груди. — Напомнишь, с каких это пор?

— Значит, всё-таки не задержали, — вкрадчиво подытожил Северус, смерив её снисходительным взглядом. — Поразительно, что утром наша дочь пыталась вести себя точно так же. Неужели склонность к неоправданной лжи передаётся по наследству?

Диалог принял совершенно неожиданный оборот: Гермиона планировала перейти к разговору о дочери более плавно.

— Бетти дома?

— Разумеется, — ухмыльнувшись, Севеврус отложил в сторону перьевую ручку и откинулся на спинку дивана: немудрёная попытка отвлечь его внимание не прошла незамеченной. — Ей хватает ума не саботировать назначенные наказания.

— Опять ты за своё? Прекрати вести себя как злобный профессор, Северус. Мы давным-давно не в Хогвартсе.

— Верно, только вот я всё тот же негодяй и самодур и требую, чтобы установленные мною правила выполнялись неукоснительно. В который раз мы возвращаемся к этой теме, Грейнджер?

Северус обращался к ней по девичьей фамилии только когда его терпение было на исходе. Помянуя прошлые скандалы с битьём посуды и хлопаньем дверьми, Гермиона решила первой сделать шаг к примирению и присела к нему на диван. Стоило почаще напоминать себе, что мудрая женщина и хранительница очага в этой семье всё-таки она.

— Я понимаю, что ты устал, Северус, — она подобрала под себя ноги и положила ладонь ему на колено, — но, пожалуйста, будь гибче. У Бетти нет ничего и никого, кроме тебя, меня и этого дома.

— Это вынужденная мера, — отрезал Северус, упрямо глядя перед собой. Как бы ни старался он сохранять напускное равнодушие, эта тема задевала его очень сильно.

Гермиона успокаивающе провела ладонью по его бедру. Они молчали, пока профессорская язвительность потихоньку улетучивалась, уступая место обычной человеческой усталости. Северус оставался всё таким же диким в вопросах взаимодействия даже внутри собственной семьи, и подступаться к нему нужно было постепенно. В итоге, он всё-таки накрыл её ладонь своей и шумно вздохнул. Это было хорошим знаком.

— Ты требуешь от неё слишком многого, — осторожно продолжила она. — Бетти всего тринадцать, Северус. Да, она иногда витает в облаках, но она ведь ещё ребёнок. Когда ей чудить, если не сейчас?

— Это непозволительная роскошь для неё. Ты сама это знаешь.

— Но если мы не можем ничего рассказать, — стараясь рассуждать дипломатично, Гермиона заправила ему за ухо длинную чёрную прядь, — разве не стоит постараться максимально облегчить ей жизнь, а не изматывать постоянными упрёками?

— Она постоянно лжёт, — Северус наконец повернулся к жене лицом и опёрся щекой на кулак, устроившись локтем на спинке дивана. — Каким образом я могу понять, что с ней происходит, если она вечно что-то скрывает?

— Она тебе не доверяет, я ведь уже говорила. Фокусы с чтением мыслей, домашние аресты и постоянное давление только сильнее отдаляет её. Ты обещал не применять легилименцию, но продолжаешь это делать. Это пугает её. Я уже не говорю о том, что и для тебя это небезопасно.

Северус вновь отвернулся, устраиваясь на диване поудобнее, и крепче сжал ладонь жены, переплетя её пальцы со своими.

— Я действительно устал, Гермиона.

Он хотел сказать что-то ещё, но замолчал? , и Гермиона не стала настаивать; только придвинулась ближе, пристраиваясь к тёплому боку. Северус вздохнул и обнял её за плечи, невесомо поцеловав в курчавый висок.

— Но учти, — добавил он строго, — назначенное наказание остаётся в силе. Я всё ещё настаиваю на беспрекословном соблюдении дисциплины.

— Просто постарайся впредь быть с ней помягче, — попросила Гермиона, не сумев скрыть досаду в голосе: глупо было надеяться, что он согласится вот так просто подставить под сомнение свой авторитет и с лёгкой руки отменит домашний арест. — Но даже если она скрывает что-то от тебя, помни, что мне она доверяет абсолютно всё. И если бы случилось что-то выходящее из ряда вон, я бы непременно тебе сообщила.

— Смею лишь надеяться, что мои представления о происшествиях «из ряда вон» не слишком разнятся с твоими. Пойдём спать, Грейнджер, у меня завтра трудный день.

Гермиона торжественно внесла сегодняшний разговор в список личных побед над его дурным характером: Северус также называл её «Грейнджер» в минуты исключительно редких приливов нежности.

2014

Стояла необычайно жаркая ночь. Стрёкот сверчков, пробиваясь сквозь приоткрытое окно, в ночной тиши звучал особенно громко. Тихо тикали настенные часы; холодильник гудел на грани слышимости и призывно мигал индикатором холода, в лунном свете отбрасывая на противоположную стену высокую тень.

Бетти Снейп очень сильно хотела есть.

Недра холодильника встретили её приветливой прохладой. Засунув голову внутрь, Бетти моментально заприметила цель; завернутый в фольгу и крайне аппетитный на вид кусочек лазаньи так и притягивал взгляд. Бетти, не церемонясь, отправила в рот большущий кусок, закрыла дверцу и прижалась к ней спиной.

Полная луна светила прямо в окно. Девочка достала телефон из кармана пижамных штанов и сверилась со временем: без малого три часа, а она ещё даже не ложилась. Всё потому, что Мэйсон Ньюман, который написывал ей весь вечер и добрую половину ночи, оказался довольно интересным персонажем. Он много, хоть и не слишком грамотно, писал о себе, а самое главное -с искренним интересом спрашивал Бетти о её жизни, её семье, о ней самой. Такое внимание было в диковинку, но неподдельный интерес к её персоне не мог не льстить. Но не обошлось без прикрас: расскажи она всё как есть, Мэйсон уснул бы на середине диалога. Её жизнь была однообразной и пресной, и большая её часть проходила в стенах дома. Её главное увлечение — чтение, было самым скучным, что только можно себе вообразить.

Бетти очень, просто ужасно сильно хотелось произвести хорошее впечатление, но, когда речь зашла о родителях, она сникла окончательно. Отец Мэйсона был государственным служащим в посольстве, они часто переезжали, много путешествовали по миру. Мама была домохозяйкой и увлекалась кулинарией. Бетти, ограничившись лаконичным «папа — учёный, мама — медик», наскоро попрощалась и вышла из сети.

Лазанья прожёвывалась с великим трудом: кажется, она была из заморозки. Что говорить, мама не могла даже пиццу разогреть, не спалив половину дома, а отец, кажется, получал зарплату за вредность. Причем, не за производственную, а свою собственную.

Бетти почти покончила со своей лазаньей, когда в гостиной загорелся свет. Девочка замерла, как загнанный зверёк, надеясь, что причиной тому стал не бодрый хруст фольги, доносящийся с кухни.

— Бетельгейзе, — холодный голос прорезал темноту, заставив девочку вздрогнуть. — Что ты здесь делаешь?

Последний кусочек встал поперёк горла и Бетти едва не поперхнулась. Отец был настолько бледный, что впотьмах мог сойти за призрак, а его зычный голос звучал непривычно слабо.

— Ем, — не придумав ничего умнее, Бетти продемонстрировала полупустую тарелку.

— Иди в постель.

Бетти очень хотелось узнать, с каких пор ей запрещено есть по ночам, но отец шагнул в лужицу света, заставив её дух противоречия трусливо умолкнуть: его дыхание было тяжёлым, глаза пугающе мерцали в лунном свете, а лоб покрывала испарина.

— Пап, с тобой всё в порядке? — осторожно поинтересовалась Бетти, но в ответ получила лишь яростное шипение:

— Ты не слышала, что я сказал? Спать, немедленно!

Третьего звонка можно было не ждать. Бетти быстренько ретировалась в свою комнату; радостное волнение от общения с новым одноклассником как ветром сдуло. Что бы там мама не говорила об отце, его сложной работе и особенностях характера, Бетти он казался просто невыносимым.

1998

Эфемерный шанс на успех воодушевил Гермиону с новыми силами углубиться в исследования. Она отмела медицинскую литературу и справочники по заклинаниям, уделив больше внимания зельеварению и истории: реальные случаи восстановления утраченых воспоминаний принесли бы намного больше пользы, чем скупые научные определения. В разных источниках она обнаружила несколько фактов использования сложнейших древнекитайских составов, которые, если верить написанному, могли не только восстановить память, но и помочь достичь полного просветления. Просветление Гермиону ни капли не прельщало; её радовало, что дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.

— Ума не приложу, где взять столько ингредиентов, — укутавшись в плед, девушка выписывала в блокнот состав зелья. Большинство составляющих поражали воображение: ну вот откуда она возьмёт слезные железы львиной игрунки? — Ещё и Снейпа снова не удалось уговорить, а то он бы наверняка…

— Да и драккл с ним, Гермиона! — Рон резко крутанулся в засаленном кресле. — Целыми днями только и слышно: Снейп-Снейп-Снейп! Только о нём и говоришь?

Гарри, сделавший ход ладьёй, предостерегающе пнул Рона под столом.

— А о ком мне говорить, Рон? — Гермиона резко вздёрнула голову и почувствовала хруст в шее: слишком уж долго она сидела, согнувшись в три погибели. — О тебе? Играй дальше в свои шахматы и не мешай, пожалуйста.

— Давно пора прекратить носиться с этим уродом, как с писаной торбой! — продолжал гундеть Рон. — Ясно же, что помощи от него не дождёшься. Взять даже зельеварение: вот хоть бы раз он нам помог, да, Гарри? Только искал повод, к чему бы придраться, да баллов поснимать побольше. А взять того же Слизнорта…

Гермиона, которая в этот момент старательно дышала на издыхающую шариковую ручку — Рон не одобрял их использование, но чернила и перья значительно замедляли работу, — замерла, как громом поражённая. Ну конечно же!

— Гарри, — взволнованно обратилась она к Поттеру, который предпочитал не встревать в разговоры о Снейпе, пока его не спросят, — ты говорил, что Слизнорт исправлял свои воспоминания о Реддле, так?

Оторвав взгляд от доски, Гарри настороженно кивнул:

— Да, но причём тут вообще…

Гермиона вскочила на ноги: сердце колотилось, как бешеное. Новая ниточка казалась куда более достижимой, чем китайское зелье из желёз львиной игрунки, и, наспех покидав вещи в сумку, Гермиона выпорхнула из комнаты, даже не потрудившись объясниться. Пытаясь переварить случившееся, Гарри перевёл взгляд на Рона, но тот лишь втянул голову в шею и за всю партию не произнёс больше ни слова.

2014

Сооружая завтрак, Гермиона украдкой озиралась на мужа. Северус сидел за столом и пил кофе, за всё утро не проронив ни слова — уставший и смертельно бледный.

— Я надеюсь, сегодня не ты работаешь? — она села напротив и воткнула вилку в растёкшийся желток.

— Нет.

Чашка звякнула о блюдце; Северус был явно не настроен на продолжение беседы. Пораженчески вздохнув, Гермиона принялась за еду; она наивно надеялась, что вечернее перемирие хотя бы ненадолго приведёт Северуса в хорошее расположение духа. Она никогда не питала иллюзий касаемо личности своего мужа, и разве что под дулом пистолета могла назвать его эталоном хронического благодушия, но вопреки её ожиданиям, наутро он был мрачнее тучи.

— Доброе.

Бетти появилась на пороге кухни, бряцнув скупое приветствие, и направилась прямиком к графину с водой.

— Завтрак на столе, — сообщила Гермиона, но Бетти, залпом выпив стакан воды, уже направилась к выходу.

— Не хочу, — безапелляционно произнесла она.

— Собираешься учиться на голодный желудок?

— Ну, вчера же я пошла в школу не позавтракав, — Бетти обернулась; в её голосе не было обиды, только злая, едкая уверенность в собственной правоте. — И ничего, не умерла.

— Бетельгейзе, что за тон?

— Нормальный тон, — Бетти даже не пыталась скрыть пренебрежения в голосе. — Мне нужно в школу.

Ситуация выходила из-под контроля. Бетти никогда раньше не позволяла себе разговаривать в таком тоне, и, к своему стыду, Гермиона растерялась. У Северуса же, к сожалению, было куда больше опыта в общении с бунтующими подростками.

— Помнится, сегодня ночью ты очень боялась остаться голодной, — вкрадчиво произнёс он.

— Ничего, я успела поесть до того, как ты меня прогнал, — голос Бетельгейзе дрожал; она страшно боялась перечить отцу, но с каждым произнесённым словом обида подстёгивала её все сильнее.

Северус пригладил скатерть и поднялся с места; пальцы его левой руки непроизвольно подрагивали, но он словно этого не замечал.

— Не испытывай моё терпение, Бетельгейзе.

Бетти отважно встретила его взгляд. Напряжение, повисшее между ними, ощущалось кожей.

— Бетти, пожалуйста…

Бетти перевела взгляд на мать; она умоляюще смотрела на дочь, пытаясь пальцами унять дрожащие губы. Злость вмиг поутихла: схватив с подноса бутерброд, Бетти принялась энергично жевать, хотя сухой хлеб с трудом лез в рот.

— Спасибо за незабываемый завтрак, — бросила Бетти, когда последний кусочек был проглочен, и, не дожидаясь разрешения, вылетела с кухни.

Гермионе казалось, будто её полоснули ножом по сердцу; Северус вновь опустился на стул и как ни в чём не бывало принялся за остывший кофе; чашка в его руке ходила ходуном. Он вышел из-за стола первым, оставив её тихо всхлипывать в одиночестве.

«Боже, что творится».

Гермиона была совершенно сбита с толку. Скандал, разгоревшийся из-за пустяка, вновь привёл к катастрофе. Бетти всегда была тихим, неконфликтным ребенком, а каждодневные скандалы и наказания на пустом месте медленно, но верно, превращали её в трудного подростка. Понадеявшись, что Северус изменит себе и станет хоть каплю снисходительнее, Гермиона выставила себя идиоткой: он буквально упивался своей властью, а ведь Бетти не сделала ничего предосудительного и не заслуживала такого отношения к себе. Твёрдо решив разобраться со всем раз и навсегда, онарешительно направилась в гостиную вслед за мужем; он сидел в своём излюбленном кресле, и Гермиона, наученная горьким опытом, с первого взляда поняла: что-то не так.

Рукава его рубашки были закатаны; Северус судорожно сжимал подлокотники, опустив голову так низко, что длинные волосы полностью закрывали лицо. Гермиона машинально бросила взгляд на метку: обычно выцветшая, напоминавшая застарелый шрам, сейчас она вздулась и покраснела, словно ожог.

Это было очень, очень плохо.

— Северус! — вмиг растеряв боевой пыл, Гермиона опрометью ринулась к мужу.

— Отойди. — Северус попытался отодвинуться, но узкое кресло не оставляло поля для маневра. — Бетельгейзе ушла?

— Да, — Гермиона суетилась вокруг его скрюченной фигуры, не в силах помочь, — Северус, ты принимал зелье?

— Оставь меня.

— Когда ты почувствовал? — голос сорвался окончательно, превращаясь в истерический писк. — Почему не сказал?

— Уйди, Гермиона, — он сильнее впился ногтями в мягкую кожаную обивку и на миг поднял глаза.

Гермиона мысленно приказывала себе не пугаться, но всякий раз содрогалась, когда видела вместо привычных угольно-черных глаз пожелтевшую радужку и сузившиеся до почти змеиных зрачки.

Это было невыносимо. Её дочь ушла в школу окончательно разбитой. Её муж корчился в нечеловеческих муках, которым не было конца. И от собственного бессилия Гермионе хотелось выть.

1998

Очутившись в стенах Хогвартса, Гермиона ощутила давно позабытый, но такой знакомый трепет, приятным теплом разливающийся по телу. Разрушенный, осквернённый войной, замок по-прежнему поражал своей монолитностью.

— Признаться, дорогая, я не ожидала вашего визита, — профессор Макгонагалл с вежливым беспокойством на строгом лице опустилась в кресло. — Чаю?

— Спасибо, профессор, не откажусь, — Гермиона улыбнулась, но улыбка вышла нервной и не совсем искренней. Пока Макгонагалл разливала по чашкам душистый напиток, девушка обвела взглядом кабинет: с момента гибели Дамблдора здесь почти ничего не изменилось, но в воздухе витало нечто неуловимо-настораживающе, будто волшебное дыхание замка потихоньку иссякало.

— Магия Хогвартса изменилась, — верно расценив замешательство на лице бывшей студентки, вздохнула Макгонагалл. — Восстановить стены ничего не стоит, а вот вернуть дух волшебства…

Макгонагалл покачала головой; Гермиона промолчала, вдыхая терпкий аромат трав. Заметив на углу директорского стола свежий номер «Пророка», она взглянула на обложку: колдография на развороте изображала пожилого волшебника, бьющегося в руках двух бравых авроров. Заголовок дал понять, что этот мужчина, работая в Министерстве, на протяжении целого года добровольно оказывал пособничество Пожирателям.

Война закончилась, но её плоды магический мир пожинал и по сей день.

— Мы лишились лучших волшебников, в то время как многие из последователей Волдеморта всё еще рыщут на свободе, — проследив за взглядом ученицы, с негодованием произнесла Макгонагалл. — Многие даже лежат в Мунго, якобы, оправляются от травм, хотя, между нами говоря, мне кажется, что дементорам всё равно, кого целовать: больных преступников или здоровых. Но авроры считают, что из них ещё можно выудить полезную информацию, хотя я бы бросила все силы на лечение наших людей. Взять того же Северуса: это чудо, что мальчик выжил. Вы ведь бываете у него? Что говорят целители?

Насущный вопрос, откуда Макгонагалл знала, что она с завидным постоянством мозолила Снейпу глаза, пришлось отодвинуть на второй план.

— Ничего конкретного, — уклончиво ответила Гермиона. — Но главное, что он жив. Жаль, что он сам не очень-то этому рад.

— Он жив только благодаря вам, — в голосе старой волшебницы зияло чувство вины. Гермиона не могла её судить: мало кто слепо верил в лояльность Снейпа, когда все факты кричали об обратном.

Гермиона натянуто улыбнулась и поднялась с места, поправляя дорожный плащ.

— Я хотела бы попросить вас проводить меня к профессору Слизнорту. Мне нужно проконсультироваться у него по одному научному вопросу.

Директор могла бы задать закономерный вопрос, почему Гермиона не хочет обратиться за консультацией к не менее — а по мнению многих авторитетных источников, куда более — компетентному Снейпу, но не стала. В конце концов, Минерва Макгонагалл была очень мудрой женщиной.

— Конечно, мисс Грейнджер, — произнесла она. — Но давайте всё-таки для начала допьём чай?

2014

— Случилось что? Видок у тебя не очень.

Бетти сидела на лавочке под раскидистой акацией, скрываясь от палящей жары. Запах пыли и нагретого асфальта действовал, как успокоительное: она уже вполне могла держать себя в руках, но, судя по озадаченному лицу Мэйсона, заблаговременным умыванием в пришкольном фонтанчике следы недавней истерики скрыть не удалось.

— Да ничего особенного, — Бетти чуть слышно шмыгнула носом. — Это из-за папы.

Она вытянула ноги, сосредоточенно разглядывая носки потёртых кед. Зря она вызвонила Мэйсона раньше времени: меньше всего ей сейчас хотелось с кем-то откровенничать, тем более с малознакомым мальчишкой.

— А что с ним не так?

— Да с ним-то как раз всё в порядке, — невесело хмыкнула Бетти. — Мы поругались.

В ответ Мэйсон задумчиво промычал что-то невнятное, пытаясь примерно оценить масштабы трагедии и спустя полминуты молчания, осторожно уточнил:

— И что, сильно поругались? Накричал?

— Нет. Он никогда не кричит.

— А что тогда?

Бетти вздохнула и устало потёрла затылок.

— Знаешь, он может такого наговорить, что лучше бы кричал.

— Он тебя хотя бы не бьёт?

Бетти тряхнула головой. Судя по обеспокоенному взгляду и нахмуренному лбу, Мэйсон был абсолютно серьёзен.

— Нет, не бьёт. С чего такие выводы?

Бетти не лукавила: каким бы тяжким не был проступок, отец ни разу в жизни не поднял на неё руку. Сказать он мог какую угодно мерзость, совершенно не считаясь с её чувствами, но такого, чтобы ударить — этого не было никогда.

— Не знаю, мой иногда может, — небрежно бросил Мэйсон, но, спохватившись, добавил: — Только за дело, конечно. Несильно.

Бетти вздёрнула подбородок. Она, разумеется, знала, что в некоторых семьях детей воспитывали преимущественно побоями, но услышать об этом из первых уст было дикостью.

— Нет. У нас такого нет.

— Это хорошо, — безрадостно произнёс Мэйсон, отмахиваясь от назойливой мухи. — Тебя не лупят, потому что ты не мальчишка. С нами сложнее справиться. Мама говорит, что в воспитании сына требуется твёрдая мужская рука, что я должен уметь отвечать за поступки, если хочу вырасти мужчиной, и тому подобное. И папа с ней согласен.

— Бить детей плохо, неважно, мальчик это или девочка.

Бетти при всём желании не смогла представить ситуацию, в которой мама агитировала отца бы её отлупить, а тот с ней охотно соглашался. Мэйсон страдальчески взглянул на подругу из-под опущенных ресниц, жалея, что вообще затеял этот разговор.

— Давай не будем, ладно? Я же говорю, такое пару раз было всего, а вообще, папа хороший. Правда в последнее время часто на работе пропадает, поэтому мы реже видимся.

— Да, мой тоже много работает, — Бетти понимающе кивнула. — А мама твоя как на это реагирует?

— Да никак, — пожал плечами Мэйсон. — Ей, кажется, всё равно. Сидит дома целыми днями на каких-то форумах и рада, что он ей не мешает. Но это не так уж плохо, наверное. Хоть не ругаются.

— Мои постоянно ругаются так, что стены гудят. Но я думаю это потому, что они друг за друга переживают.

— Значит, и сегодня отец на тебя накричал из-за того, что переживает?

Голос Мэйсона уже звучал раздражённо: их разговор перерос в какое-то соревнование за звание лучших родителей.

— Характер у него такой, — сардонически ответила Бетти, поминая оправдания мамы. — В общем, забудь.

Она выпрямилась и сделала всего шаг по направлению к школе, как вдруг горизонт вокруг поплыл, а небо показалось огромным вращающимся куполом. Бетти покачнулась, едва удержавшись на ногах; Мэйсон, оказавшийся рядом, вовремя подхватил её под локоть.

— Ты чего? — взволнованно спросил он, заглядывая в позеленевшее лицо подруги.

— Все нормально, просто не выспалась, — буркнула Бетти, смущённо высвобождая руку. — Пошли, а то опоздаем.

1998

— Гермиона!

Она споткнулась от неожиданности, чуть не разроняв свитки, попутно оттоптав полы неказистого дорожного плаща, который ей великодушно одолжил Рон. Плащ был велик и постоянно сползал с плеч, а влажный от дождя капюшон закрывал почти весь обзор, поэтому в приближающемся рыжем пятне Гермиона не сразу опознала Перси Уизли. Сняв капюшон и заправив волосы за уши, она шагнула на ступеньку вниз.

— Здравствуй, Перси. Что ты тут делаешь?

— Да вот, — поравнявшись с ней, он помахал аккуратным белым конвертом, скрепленным сургучной печатью, — несу Снейпу очередное письмо. Не знаю, зачем мы продолжаем их слать, он всё равно ни на одно так и не ответил.

— Письмо? — Гермиона с интересом взглянула на витиеватую надпись «Постановление», выведенную над гербом Министерства Магии. — Для Снейпа?

Перси важно кивнул, наслаждаясь причастностью к столь важным делам Министерства.

— Да, судебное. Сама понимаешь: каким бы героем его не выставляли, он всё-таки убийца и отвечать будет по всей строгости закона.

Гениальная мысль пришла в голову так быстро, что Гермиона даже испугалась. Она шла к Снейпу как на плаху — теперь же могла вооружиться отличным поводом для визита.

— Я как раз к нему, — заискивающе сообщила она. — Могу передать.

— Нет, — серьёзно произнёс Перси. — это важная бумага. Видишь, сколько их тут?

Он хлопнул по сумке; она была доверху заполнена одинаковыми конвертами

— Ты что, мне не доверяешь? — с укором спросила Гермиона, поплотнее обхватывая свою кипу свитков.

— После войны под подозрением ходит каждый второй, я должен быть уверен, что все письма достигнут адресата.

— Не думаю, что Снейп будет в восторге, если мы заявимся вдвоём.

Перси смерил её задумчивым взглядом: его не прельщала перспектива очередной, полной нелестных эпитетов и циничных комментариев, встречи с бывшим преподавателем. Потому, Гермиона ничуть не удивилась, когда после секундного колебания, Перси протянул ей вожделенную бумагу, тоскливо взглянув на битком набитую сумку.

— Хорошо. Только, пожалуйста, не забудь! Это уже третье, больше Визенгамот ничего ему отправлять не будет. А мне ещё отчитываться.

— Конечно, Перси, — пообещала Гермиона, добавляя к своей ноше ещё и конверт, кое-как запихнув его между самыми внушительными из свитков, — вручу сразу же, как зайду.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Перси; как бы ни любил он свою работу, роль почтальона для обвиняемых его не прельщала. — Увидимся в Норе!

Гермиона кивнула и, едва дождавшись, когда Перси скроется в вестибюле, вприпрыжку побежала за ближайший угол. Осторожно сгрузив на стоящую рядом кушетку свои драгоценные свитки и сложенный вчетверо плащ, она взяла в руки конверт и опасливо посмотрела по сторонам.

Она представляла лицо Снейпа, узнай он, что его корреспонденцию кто-то вскрыл. Как понимала и то, что читать чужие письма в принципе некрасиво. С другой стороны, сам Снейп даже под страхом смерти не стал бы посвящать её в ход дела, а ведь она имела полное право знать и быть уверенной, что ему не грозит Азкабан или ещё что похуже, ведь по словам Перси, дело было серьёзным. Успокоив себя таким образом, Гермиона вздохнула и одним быстрым движением вскрыла печать, отрезая себе все пути к отступлению.

Под заголовком, выведенным золотистыми буквами, мелким печатным шрифтом было написано:

«Подследственный №439,

Северус Тобиас Снейп

Повторно информируем вас, что по истечению срока пребывания в Больнице Святого Мунго (далее — БСМ), вы обязаны будете явиться в Министерство Магии для последующих судебных разбирательств. Настоятельно рекомендуем утвердить свидетелей защиты в половинный срок от предусмотренного содержанием в БСМ и прислать перечень в обратном письме. В противном случае, Визенгамот будет вынужден ссылаться исключительно на показания стороны обвинения, таким образом, приговор будет вынесен без учёта смягчающих обстоятельств и иных факторов, полностью или частично опровергающих вашу причастность к делу по предъявляемым обвинениям.

Главный секретарь собрания Визенгамота.

Сэр Освальд Ривз».

Запихав дрожащими пальцами свиток обратно в конверт, Гермиона быстро зашагала по коридору, чувствуя, как колотится сердце. Снейп до сих пор не позаботился о собственной защите и не ответил ни на одно из уведомлений. Гермиона не переставала удивляться: оказавшись одной ногой на том свете, он словно искушал судьбу, подвергая себя всё большим испытаниям.

И как теперь сказать ему о том, что она бессовестно вскрыла письмо и прочитала его до последней строчки?

— К нему нельзя.

Гермиона с недоумением подняла глаза и поняла, что уже стоит возле нужной двери, а перед ней, перекрывая путь, возвышается седовласый целитель: тот самый, который проводил операцию в ночь окончания войны.

Она в очередной раз поразилась, как сильно этот волшебник был похож на Дамблдора — и в то же время ни капли его не напоминал. В нём не было ни грамма той спокойной, мягкой величественности, которую излучала персона бывшего директора. Специфика работы с отравленными, проклятыми и прочими безнадежными, оставила неизгладимый отпечаток на его вечно хмурой физиономии и резкой, неприветливой манере общения.

— Северус Снейп отныне не принимает посетителей, — растягивая слова, более подробно повторил целитель, будто Гермиона была тугоухой. — К нему и так слишком часто стали захаживать министерские работники, бывшие ученики и прочие нежеланные гости.

— Я по важному делу.

— Вы, насколько мне известно, всё-таки последовали моему совету и решили податься в целители?

Гермиона прищурилась.

— Верно, но какое это имеет значение?

Действительно, слова целителя сильно повлияли на неё в ту ночь, и Гермиона, до войны мечтавшая связать жизнь с политикой, рискнула подать документы в институт дополнительного образования при Мунго. Гарри встретил её решение с уважением, а вот Рон скуксился: колдомедицина, по его мнению, была очень тяжёлой и неблагодарной сферой деятельности.

— В таком случае, вам должно быть известно, что нет ничего эффективнее для скорейшего выздоровления, чем полный покой и отсутствие, — целитель смерил Гермиону таким взглядом, будто она была не человеком, а назойливым насекомым, — раздражителей.

И, взметнув седой гривой, он скрылся в палате, оставив Гермиону стоять со сжатым в вытянутой руке конвертом.

— Но у меня письмо! — отчаянно выкрикнула она в закрывающуюся дверь, взмахнув бумагой; от резкого жеста зажатые под мышкой свитки выскользнули и предательски посыпались на пол. Стиснув зубы, Гермиона присела на корточки и принялась собирать свои ценные записи. Она знала, что Снейп не хочет её видеть, но информация, полученная от Слизнорта, была действительно стоящей, а письмо и вовсе казалось Гермионе настоящим потрясением.

— Входите. У вас десять минут.

Занятая сбором свитков и досадными мыслями, Гермиона и не заметила, как дверь палаты чуть приоткрылась. Она застыла в неловкой позе, сидя на корточках с широко расставленными ногами; окружённый резкими морщинами голубой глаз сердито смотрел на неё сверху вниз.

— Чего застыли? Проходите быстрей.

Неловко крякнув от напряжения, Гермиона суетливо похватала свитки и проскользнула в палату вслед за целителем. Внутри было холодно; Снейп сидел на кровати, укрытый тонким больничным пледом практически до самого подбородка. Его правая рука покоилась на животе; левая же лежала рядом и еле заметно подрагивала, словно через неё проходили слабые разряды тока. На узкой прикроватной тумбочке ютились алюминиевая кружка, сложенная вдвое газета и аляповатая тарелка, доверху наполненная нетронутой сероватой субстанцией. Гермиона с сожалением вспомнила корзинку с едой, которую привет-ведьма не разрешила пронести внутрь.

— Наивно было полагать, что вы сдержите данное слово и больше сюда не заявитесь, — тихий голос Снейпа эхом отразился от стен полупустой палаты, придавая ему зловещие нотки. Дверь за спиной хлопнула: целитель покинул палату, оставив их наедине.

— Я принесла вам поесть, но у меня всё забрали, — виновато произнесла Гермиона, упорно возвращаясь взглядом к покалеченной руке. — Сказали, что вам нельзя принимать твёрдую пищу.

— Очень мило с вашей стороны, — голос Снейпа был сух, как пустыня.

— Ваша рука, — не сдержавшись, ляпнула Гермиона, и, увидев ироничное ожидание, отразившееся на исхудавшем лице профессора, добавила: — она шевелится.

— Поразительная наблюдательность, мисс Грейнджер. Она действительно, как вы выразились, «шевелится», но на данный момент это не приносит мне ничего, кроме лишних неудобств.

— Но это значит, что вам лучше?

— Это не значит ровным счётом ничего. — отрезал Снейп. — Давайте сюда письмо.

Гермиона осторожно сгрузила свитки на пустующую койку и протянула конверт.

— Разумеется, вы его прочитали, — взглянув на взломанную печать, лаконично бросил Снейп.

— Да. Простите, сэр.

— О, не берите в голову, — почти ласково прошелестел Снейп, но Гермионе показалось, что от его реплики яркое солнце за окном зашло за внезапно сгустившиеся тучи. — Как я понимаю, вам его доверил пустоголовый Перси Уизли. Забавно, но среди них он считается настоящим светилом. Как по мне, он так такой же идиот, как и остальные. Кажется, когда Вселенная допускает взаимодействие двух гриффиндорцев, в естественном ходе вещей что-то неминуемо рушится.

Снейп провёл пальцем здоровой руки по взломанной печати. Гермиона стояла, заложив руки за спину и повинно склонив голову, как нашкодившая студентка, пока не заметила заметила трость, сиротливо прислонённую к стене.

— Сэр, вы ходите?

— Даже не знаю, куда деваться от ваших поразительных умозаключений, — отозвался Снейп. — Так что же интересного вы вычитали в этом письме, мисс Грейнджер?

Сделав решительный вдох, Гермиона посмотрела ему прямо в глаза.

— То, что вы отказываетесь защищаться на суде.

Снейп театрально причмокнул губами:

— Скажем так, я предпочитаю оставаться в стороне от участия в этом процессе.

— Но это неправильно, сэр! — Гермиона осторожно присела на самый краешек кровати. — Вы подвергли себя такому риску ради нашей победы, оказались в шаге от смерти…

— Позвольте уточнить, мисс Грейнджер, — голос Снейпа был тих, а интонации больше подошли бы для светской беседы, но Гермионе отчего-то стало не по себе. — По вашему мнению, тот факт, что вы присутствовали в Визжащей Хижине во время нападения чёртовой змеи, а впоследствии, спасли — что весьма спорно — мою жизнь, даёт вам право распоряжаться ей и диктовать мне, что правильно, а что нет?

Снейп был крайне зол: гневом в его голосе можно было плавить свинец. Будь они в Хогвартсе, он бы точно сравнял зарвавшуюся девчонку с землёй, назначив пожизненные отработки в виде чистки флоббер-червей от потрохов, но сейчас он был слаб, болен и мог только бессильно сжимать кулак единственной здоровой руки, сверля Гермиону убийственным взглядом.

—Я считаю, что вы не должны быть осуждены несправедливо, — упрямо продолжила Гермиона. — То, что вы живы и находитесь здесь, уже говорит о том, что вы должны бороться.

— Сомневаюсь. Всем было бы гораздо проще, если бы вы тогда оставили меня издыхать на полу Визжащей Хижины.

— Я бы себя за это не простила.

— Надеюсь, вашей совести легче от того, что меня ждет поцелуй дементора. А если вы рассчитывали, что своими благородными речами разжалобите меня до такой степени, что я самоотверженно кинусь восстанавливать память вашим родителям — вы сильно просчитались.

Гермиона оскорблённо посмотрела в ожесточившееся лицо бывшего профессора, гадая, верит ли он сам в то, что говорит или просто хочет вывести её на эмоции.

— Зачем вы так? — с укором произнесла она. — Я действительно хочу помочь вам, сэр. Вы же сами сказали: я находилась в самом центре событий, а значит, могу выступить перед Визенгамотом, свидетельствуя в пользу вашей невиновности.

— Откуда вы знаете, что я действительно невиновен?

— Просто знаю.

— Просто знаете, — эхом отозвался Снейп. — Вам, как и вашему другу, достаточно «просто знать», чтобы делать однозначные выводы. Тяжело, должно быть, жить с таким даром.

— Что бы вы не говорили, вы доверились Гарри и оставили ему воспоминания. Даже это может кардинально повлиять на решение Визенгамота.

— Воспоминания, мисс Грейнджер, не могут использоваться в качестве доказательной базы. Видите ли, эта материя довольно легко поддается разного рода манипуляциям. Вам ли не знать.

Его отчаянные попытки спровоцировать обиду и выкурить тем самым Гермиону из палаты были более чем болезненными, а сарказм в голосе разверзся, выпуская океаны неприкрытой горечи.

— Если Визенгамот захочет сделать из меня козла отпущения — он это сделает, — подытожил Снейп, устало прикрывая глаза. — Оставьте меня в покое.

— Я знаю одно: без вас мы бы не выиграли войну.

— Да ничерта вы не знаете, Грейнджер! Вы понятия не имеете…

Снейп судорожно вздохнул, будто захлебнувшись, и застыл, замолчав на полуслове.

— Сэр?

— Убирайтесь, — придушенным шёпотом произнёс Снейп. — Живо.

Он мотнул головой, словно оглушенный, и сжал руку в кулак так, что побелели костяшки пальцев. Гермиона аккуратно дотронулась до него через одеяло — и он тут же отпрянул от неё, как от прокаженной, глядя в лицо диким, неосмысленным взглядом. Дверь позади громко хлопнула.

— Я ничего не…

— Чёрт вас дери, Грейнджер, выметайтесь отсюда! — подоспевший целитель грубо спихнул Гермиону с койки, занял её место и принялся выполнять над скрючившимся Снейпом какие-то сложные магические пассы. — И позовите кого-нибудь из коридора!

Ошарашенная, Гермиона лишь кивнула, в последний раз взглянула на корчащегося на подушках Снейпа и вихрем вылетела из палаты.

2014

Спустя бесконечно долгих полчаса, Гермиона всё-таки решилась заглянуть в гостиную. Северус лежал на диване с закрытыми глазами, и лишь его хриплое, тяжёлое дыхание свидетельствовало о том, что он по-прежнему в сознании. Заслышав тихие шаги жены, он хрипло и очень тихо произнёс:

— Воды.

Наспех набрав из крана воды и расплескав по пути половину его содержимого, Гермиона вернулась в гостиную. Северус, уже успевший принять вертикальное положение, протянул дрожащую руку, чтобы принять стакан, и она с ужасом заметила на его ладони кровавые разводы.

— Боже, — выдохнула Гермиона и осторожно осмотрела его руку: один из ногтей был сорван, на коже алели кровоточащие ранки-полумесяцы. Креслу тоже досталось: кожаные подлокотники были смяты и исполосованы глубокими следами от ногтей.

— По крайней мере, — резюмировал Северус, тяжело дыша — было не хуже, чем обычно.

Осушив стакан, он откинулся на спинку дивана, убирая со лба налипшие пряди и размазывая кровь по лицу.

— Как ты это терпишь?

— Будто у меня есть выбор.

— Ты не принимал зелье?

Северус одарил её многозначительным взглядом. Гермиона упрямо поджала губы.

— Допустим, ты не думаешь о себе. Но в следующий раз Бетти может быть дома. Снова изменишь ей память?

— Да. И в следующий раз, и в следующий за ним, — не глядя в её сторону, Северус осторожно встал. — А сейчас я иду в душ.

— Так больше продолжаться не может, — Гермиона, протестующе скрестив руки на груди, шла за ним по пятам до самой ванной. — Она задаёт вопросы, а я только отмахиваюсь и придумываю откровенно идиотские оправдания, которые с каждым годом звучат всё нелепее. Ей уже не пять, Северус, она вполне может сложить два и два.

Северус небрежно бросил в сторону насквозь промокшую рубашку и устало привалился к косяку. Машинально коснувшись огромного рваного шрама, пролегающего от скулы до плеча и нисходящего к изгибу ключиц, он тут же одёрнул руку, болезненно сморщившись.

— К сожалению, — прошипел он, — мне неизвестны маггловские болезни, придающие больному сходство со змеёй. Если ты знаешь, как объяснить это человеку, который в жизни не слышал о существовании магии, я с радостью выслушаю.

От иронии в его голосе скрипели зубы. Было подло поднимать этот вопрос в такой неподходящий момент, но будь Северус в лучшей форме, разговор бы закончился там же, где начался.

— Мы не можем всё так оставить, — настаивала Гермиона. — Она безропотно пьёт лекарства от болезни, которую мы от неё скрываем, мучается от приступов, причину которых не знает, и практически беспрекословно соблюдает все твои запреты…

— …и будучи такой же зацикленной, экспрессивной выскочкой, как и её мать, непременно попытается докопаться до самой сути, получив хоть ничтожный намёк на исключительность своего положения.

— Конечно, это будет непросто, — Гермионе потребовалась вся выдержка, накопленная годами, чтобы проглотить его шпильки, — но ты же не планируешь обманывать её вечно?

Северус ничего не ответил и подставил поврежденную руку под струю воды. Гермионе едва хватило терпения, чтобы дождаться ответа.

— Придёт время — и она обо всём узнает, — произнёс, наконец, он, не оборачиваясь.

— И когда же оно придёт?

— Когда это будет необходимо.

Он отвечал сдержанно и односложно. Гермиона понимала: ещё чуть-чуть — и он окончательно вскипит, но заставить себя остановиться вовремя она не смогла.

— А пока, в неудобные моменты, ты будешь просто подправлять ей воспоминания и делать вид, что ничего не случилось?

Она и сама поняла, что перегнула палку; Северус в два шага пересёк ванну и, широко расставив руки по обе стороны от дверного проёма, навис над ней, приблизив лицо почти вплотную.

— Помнится, когда-то и ты считала этот способ решения проблем самым действенным, не так ли?

И когда Гермиона, наконец, осознала смысл им сказанного, дверь уже захлопнулась прямо перед её носом.

2014

Гермиона заметила, что яростно чиркает по протёртому до дыр листу только тогда, когда лакированное покрытие стола жалостливо заскрежетало, умоляя остановиться. Раздражённо отшвырнув ручку в сторону, она откинулась на накренившуюся спинку офисного стула, и подперев ногой кряхтящий системный блок, принялась крутиться из стороны в сторону.

До начала рабочего дня оставалось ещё добрых полчаса, а она уже торчала здесь, в душной подсобке, отчаянно пытаясь понять, как её угораздило выйти замуж за такого отвратительного подонка, как Северус Снейп. Да, он никогда не был простым человеком; его тяжёлый характер и специфическая манера общения требовали терпения и понимания. Гермиона искренне старалась принимать его таким, какой он есть, но иногда он переступал черту. Так случилось и в этот раз.

Чёртова кофеварка, пристроенная возле рабочего стола, никак не хотела включаться, и Гермиона в сердцах треснула кулаком по крышке. Машина издала протяжный предсмертный скрип и окончательно издохла.

Гермиона с усилием помассировала пальцами кожу головы. Проплакав всю дорогу на работу, она не собиралась провести остаток дня в том же расположении духа, и взяв себя в руки, принялась сортировать электронную почту.

Писем, к её удивлению, набралось великое множество. В большинстве своём, это были рекламные рассылки и крайне невыгодные коммерческие предложения, поэтому, заметив скромное безымянное сообщение, выделяющееся среди прочих своей лаконичностью, Гермиона даже не сразу вспомнила, кто его прислал. События последних дней так закружили, что она и думать забыла о внезапно объявившимся Роне Уизли.

Любопытство, подпитанное обидой на Северуса, вернулось в троекратном объёме, и, нерешительно постукав пальцами по кнопкам мышки, Гермиона всё-таки открыла письмо. Она знала, что Северус придет в бешенство, если она хотя бы произнесёт имя Рона Уизли в стенах их дома; любое упоминание о школьных временах вызывали у него однозначную реакцию, которую Гермиона предпочитала лишний раз не провоцировать.

Подрагивающий курсор парил над полем ввода сообщения; не дав себе время на дальнейшие раздумья, Гермиона на выдохе напечатала ответ и нажала кнопку «отправить».

Гермиона искренне надеялась, что остыв, не пожалеет о содеянном. В конце концов, это всего лишь электронное сообщение.

1998

— Стол поцарапаешь, — хихикнул Рон, проходя мимо Гермионы, точащейся носом в пергамент. Дописав предложение и поставив в конце жирную точку, она подняла взгляд, выражение на её лице вмиг стёрло с лица Рона глуповатую улыбку.

— Извини, я просто хотел сказать, чтобы ты так уж сильно не окуналась в свои записи. Мы и так почти не общаемся, Гермиона, а ведь мы с тобой пара!

Гермиона вновь опустила глаза. Почётный титул второй половинки Рона Уизли, приобретённый ею после того неловкого поцелуя в Тайной Комнате, не слишком её тяготил, хотя, время от времени, она задумывалась о природе их отношений. Конечно, она любила Рона, но с каждым проведённым вместе днём всё меньше видела себя идущей с ним рука об руку до конца дней. Даже сейчас Рон успел повести себя как идиот, извиниться, и напомнить ей, что они, видите ли, пара — и всё это в течение десяти секунд.

— Что у тебя там с Торнадос? — Гермиона попыталась изобразить неподдельный интерес: первое домашнее задание уже было почти закончено, хотя написанного вполне хватило бы и на две работы: Гермиона Грейнджер никогда не изменяла своим принципам.

— Сказали, что пришлют ответ на неделе, — ответил Рон, плюхаясь в кресло. — Я не уверен, что чисто взял третий мяч, тот выскочка из Дурмстранга выглядел более опытным, но ты же знаешь: я, если соберусь, могу брать самые сложные мячи, а разбирающиеся ребята, вроде капитана Торнадос…

— Гермиона, тебе там, кажется, письмо.

Джинни, высунувшаяся с кухни, очень кстати прервала зачинающийся монолог. Радуясь возможности прекратить бестолковый разговор о мнимых свершениях и достижениях Рона на квиддичном поприще, Гермиона отложила в сторону пергамент.

— Спасибо, Джинни, сейчас подойду!

На кухонном подоконнике, тщательно вычищая пёрышки, сидела взъерошенная от дождя незнакомая сова. Увидев на прикрепленном к её лапке конверте печать Больницы Святого Мунго, Гермиона сильно удивилась: символика Академии Колдомедицины выглядела несколько иначе, да и результаты её контрольных работ должны были прийти на следующей неделе, однако, на лицевой стороне печатными буквами были выведены её инициалы, и Гермиона с любопытством развернула письмо. С первой же буквы, она безошибочно определила, кто является автором — и сердце, пропустив удар, застучало вдвое быстрее.

«Был бы крайне признателен, если бы вы забрали свою писанину из моей палаты. Исследования Слизнорта — крайне увлекательное чтиво, но изучение старческой деменции на примере этих бредней не входит в мои планы. Я бы отправил их совой, но, боюсь, несчастная птица не дотащит этот талмуд до адресата. Не заберёте — выкину их завтра же.

С.С.»

— Что там, Гермиона? — где-то на периферии раздался голос Джинни, но Гермиона молча стояла, уставившись на аккуратные строчки, как баран на новые ворота.

Она ещё раз перечитала письмо, чувствуя, как радость смешивается с волнением, бурлящим комом оседая где-то в желудке. Прошла неделя с тех пор, как целитель выдворил её из палаты Снейпа, с которым происходило нечто ужасное. Несколько робких попыток справиться о его здоровье через совиную почту остались без ответа, а вновь заявиться в Мунго не хватало духу. Тем не менее, он не отправил её записи в мусор и даже нашёл в себе силы написать письмо.

— Всё хорошо. Я уйду ненадолго, Джинни, — бросила она через плечо. Младшая Уизли лишь кивнула, оставив её одну, и Гермиона, к великому сожалению, осознала, что смысла посвящать Джинни, Гарри и Рона в свои планы она больше не видит.

2014

Знатно притомившись от возлежания на парте, Бетти взглянула на Мэйсона. Тот вырисовывал на полях тетрадки какую-то картинку, закусив от усердия кончик языка.

— Это что такое?

Бетти чуть вытянула шею и попыталась получше разглядеть рисунок, но беспрестанный бубнёж учителя мешал сосредоточиться и понять, где же она могла видеть нечто подобное.

— Круто? — в тихом шёпоте Мэйсона была слышна неприкрытая гордость: он явно хотел произвести впечатление своим творением.

Бетти придвинула листок поближе. Нарисовано было на удивление хорошо — явно не впервые, — но Бетти даже не обратила внимание на художественную ценность рисунка. По позвоночнику пробежали колкие мурашки: именно это изображение до чёртиков пугало её в детстве, хотя отец старался не держать эту жуть на виду, а мама как-то сказала, что это «ошибка его молодости, и он очень об этом сожалеет».

Так что, ошибки быть не могло: на листке бумаги был изображён тот же самый жуткий череп со змеёй, который красовался на руке у её отца.

— Папину татуировку напоминает, — недоверчиво заключила Бетти, опасливо отодвигая листок, будто тот мог её укусить. Мэйсон нахмурился и ещё раз взглянул на свое творение, проверяя, не нарисовал ли чего лишнего.

— Да ну? У твоего отца такая?

— Ага.

— У моего тоже.

Бетти скептически вздёрнула бровь.

— Врёшь.

— Честное слово! Слушай, может, они друг друга знают? — внезапно оживившись, Мэйсон подпрыгнул на стуле, придвигаясь поближе.

— Вряд ли. Сколько твоему лет?

— Пятьдесят шесть, — при этих словах он стеснительно улыбнулся, и тут же добавил: — но выглядит он намного моложе!

— Моему пятьдесят четыре, — Бетти задумчиво потерла переносицу, прикидывая, уместно ли будет упомянуть, что её отец для своих лет тоже выглядит довольно-таки неплохо. — Учитывая, что они оба из Англии, возможно они и впрямь могут быть знакомы…

— Вот круто-то! — Мэйсон выглядел крайне возбужденным. — Вдруг, они вместе состояли в какой-нибудь банде? Или, может просто дружили? Я обязательно спрошу у отца, знакомы они или нет. Как твоего зовут?

— Северус, — ответила Бетти и вдруг поняла, как непривычно его имя звучит на языке: она очень и очень редко произносила его вслух. — Северус Снейп.

— Понятно теперь, почему у тебя имя такое странное, — тихонько хихикнул Мэйсон, но наткнувшись на тяжёлый взгляд Бетти, скрылся за изрисованным листом бумаги. — Только не бей.

Бетти чувствовала себя ужасно неуютно. Она совершенно ничего не знала о папином прошлом, но чувствовала, что он вряд ли будет в восторге от новостей о старом знакомом, объявившемся в их городе. С другой стороны, возможно, они когда-то были близки, и встреча со старым другом могла положительно повлиять на его стабильно скверное расположение духа.

1998

Находись она сейчас в кабинете зельеварения во власти полного сил и пышущего презрением профессора Снейпа, ворох свитков непременно прилетел бы ей в лицо. Сейчас же, слабый и исхудавший до полупрозрачности, он докинул бумаги лишь до изножья кровати.

— Забирайте этот позор. Отчаянно надеюсь, что вы испробовали на практике знания, полученные из этой писанины, и ваши родители до сих пор находятся в добром здравии.

На прикроватной тумбе стояла пустая ваза тонкого стекла с мутноватой болотной жижей на дне. Склонившись над свитками, Гермиона украдкой покосилась на неё, что не укрылось от пытливого взгляда Снейпа.

— Здесь были цветы от госпожи Скитер, — он презрительно фыркнул. — Мне их доставили вместе с письмом, в котором она выражала надежду на эксклюзивное интервью. К сожалению, я не люблю ни Скитер, ни пионы, поэтому вынужден был отказаться.

Гермиона перевела взгляд на Снейпа, который, кажется, только что пошутил.

— Я принесу другие, если хотите.

Снейп скривился:

— Избавьте меня от этого, мисс Грейнджер. Я зельевар, растения представляют для меня только практическую ценность.

Стараясь действовать быстро, чтобы не раздражать Снейпа слишком долгим присутствием, Гермиона молча принялась собирать пергаменты. В пустой, гулкой палате их шорох резал по барабанным перепонкам.

— По поводу вашего прошлого визита. — внезапно выпалил Снейп, и Гермиона замерла, гадая, какую ещё провинность он ей вменит. — Сожалею, что вам пришлось это увидеть.

Гермиона не решилась поднять головы, чтобы Снейп не увидел её смущения.

— Главное, что сейчас вам лучше.

— Определённо, — невесело отозвался Снейп. — И это значит, что моё заключение здесь подходит к концу, уступая место новому.

Смысл сказанного дошёл до Гермионы не сразу, но вспомнив письмо из Министерства, она всё поняла.

— Вы так и не утвердили свидетеля защиты, сэр? — отложив свитки, она нерешительно опустилась на шаткий больничный табурет.

— В этом нет необходимости, мисс Грейнджер. Это лишь оттянет неизбежное.

Он говорил об этом так отчаянно просто, будто речь шла не о смертном приговоре, а об изменениях в уставе Международной Конфедерации Зельеваров. Гермиона жалостливо шмыгнула носом.

— Перестаньте, Грейнджер, моя смерть была лишь вопросом времени, — Снейп выглядел озадаченным: едва ли кто-то до неё сидел у его кровати и вот так вот оплакивал его тяжелую судьбу. — Я бы так или иначе умер: от палочки Тёмного Лорда, зубов Нагини, дементоров или оскорбительных ругательств Минервы.

Если бы Гермиона не знала своего бывшего профессора, то подумала бы, что он пытается её подбодрить. Или же просто хочет, чтобы она оставила его в покое.

— Но можно же попытаться что-нибудь сделать? Может, поговорить с Гарри?

— Смею надеяться, что хотя бы в следующей жизни фамилия «Поттер» никогда не коснётся моих ушей.

— Вы заслуживаете помощи, — упрямо гнула своё Гермиона. — Что бы вы ни делали на службе у Волдеморта…

— Лучше бы вам никогда не узнать, что я делал на службе у Тёмного Лорда, — вмиг ожесточившись, отрезал Снейп. — Забирайте эту макулатуру и проваливайте. Больше мне от вас ничего не нужно.

— Умение просить о помощи — признак храбрости, — после минутного молчания произнесла Гермиона и поднялась с места. — Мне казалось, что вы сильный.

* * *

Оказавшись на оживлённой улице Лондона, она обессиленно опустилась на ближайшую лавку и отложила пергаменты в сторону, чтобы подступающие слёзы не размыли чернила; стоило только подумать о том, что Снейпа ожидала скорая гибель, сердце болезненно сжималось.

Мимо неё сновали люди, бросая недоумённые взгляды на молодую девушку в старомодной мантии. Резкий порыв ветра подхватил сложенные пергаменты; взвившись в воздух, они беспорядочно рассыпались у её ног. Только сейчас Гермиона присмотрелась к ним внимательнее, и от увиденного перехватило дыхание: они были вдоль и поперёк исписаны комментариями и рекомендациями, не лишёнными обсценной лексики в адрес несчастного Горация Слизнорта.

В Нору она вернулась затемно и молча скрылась в своей комнатке, игнорируя возмущённые возгласы Рона. Не в силах больше держать себя в руках, она лежала на крошечной кровати и оплакивала родителей, Снейпа и всех умерших на этой ужасной войне, отголоски которой преследовали её по сей день.

Из горького забытия её вырвал кроткий стук в окно. Гермиона обернулась; снаружи на неё смотрели два жёлтых горящих глаза всё той же облезлой больничной совы. Записка, привязанная к её лапке, была крошечной: видимо, автор очень жалел на Гермиону чернила и пергамент.

«К чёрту вас, Грейнджер. Заседание через две недели, и не дай вам Мерлин приплести к этому Поттера.

С.С.».

2014

Бетти что есть мочи бежала в сторону дома, ежеминутно поглядывая на сжатый в руке телефон. Она так сильно увлеклась теорией знакомства их с Мэйсоном отцов, что абсолютно забыла и про домашний арест и про комендантский час, а опомнилась лишь когда на улице уже начало темнеть. Молясь, чтобы родителей каким-то чудом не оказалось дома, она взлетела на крыльцо, отточенным движением открыла дверь и ввалилась в дом, через верх вылезая из зашнурованных кед.

Свет в гостиной был выключен. Вздохнув с облегчением Бетти, беспорядочно разбросав обувь по сторонам, спокойно прошлепала в направлении выключателя, но свет загорелся прежде, чем она успела нажать на рычажок.

Отца на работе, к сожалению, не задержали.

Бетти как занесла руку над выключателем, так и замерла в оцепенении; отец, смерив её мутным взглядом, молча прошёл к дивану, двигаясь по не очень прямой траектории. Бетти тут же поняла: он пьян, причём, очень сильно. Его левая рука была перевязана бинтами, в другой он держал початую бутылку джина.

— Присаживайся.

Бетти, не смея перечить, примостилась с краешка ближайшего кресла. На полу возле ног лежали желтоватые осколки разбитой бутылки.

— Как дела в школе? — отец уселся на диван, едва не завалившись набок; содержимое бутылки щедро расплескалось по сторонам.

— Хорошо.

Бетти ожидала подвоха. Отец кивнул, скорее, самому себе, чем ей.

— Удивительное дело, — он оперся рукой о журнальный столик, чтобы легче было сфокусировать взгляд, — у всех всё хорошо, только вот почему-то всё постепенно катится ко всем чертям. Не знаешь из-за чего?

Бетти отрицательно мотнула головой, стараясь не смотреть на знак, красующийся на его вытянутой руке. Это без сомнений был тот самый череп, только на рисунке Мэйсона он выглядел куда менее зловеще. Он не был похож на обычную татуировку, которые она видела на фотографиях или у некоторых старшеклассников; он выглядел, как старый ожог. У неё самой был похожий, правда, маленький и на ноге; остался после того, как в детстве она случайно пролила на себя кипяток. И он, определённо, не имел форму черепа со змеёй.

Вновь наполнив стакан, отец замер буквально на секунду, рассматривая своё искажённое отражение в бутылочном стекле. Как ни старалась Бетти смотреть куда угодно, только не на татуировку, глаза упорно возвращались к ней. Отец этого, к счастью, не заметил: приложившись к горлышку, он отпил добрую треть и с громким звоном опустил бутылку на стол.

— Из-за меня, — провозгласил он — Всё катится к чертям из-за меня.

Он смотрел на свою тринадцатилетнюю дочь так, будто ждал от неё какого-то вменяемого ответа.

— Ты меня боишься.

Бетти не поняла, вопрос это был или утверждение, но сейчас она действительно боялась его до чёртиков. Отец ещё раз кивнул, будто убеждаясь в своей правоте, и резко встал, оттолкнувшись руками от коленей.

— Ничего, — он небрежно потрепал кудри на макушке дочери и направился в сторону лестницы, — недолго вам осталось меня терпеть.

❖

«Ты чего, Круксик?»

Внезапно всполошившийся кот мечется по комнате и злобно шипит на дверь. Бетти прислушивается к стуку собственного сердца; очертания погруженной во мрак комнаты расплываются перед глазами. Ей, кажется, снова снились кошмары, а странные звуки, доносящиеся с первого этажа, пробиваются даже сквозь шум бушующего на улице ливня. Девочка смотрит на часы — время давно перевалило за двенадцать. Если родители вдруг увидят, что она не спит в столь поздний час, выговора не миновать, но Бетти решительно откидывает одеяльце и, прихватив с собой в качестве моральной поддержки любимого Мистера Ваффлса, подходит к двери. Крукшанкс словно нарочно не пускает её, кружась под ногами.

«Жди здесь, Крукс», — поучительным тоном журит Бетти и осторожно отодвинув кота ножкой, юрко выходит за дверь. Краем глаза заметив, что дверь в родительскую комнату открыта, она останавливается, сомневаясь, стоит ли идти дальше, но воющие звуки, раздающиеся внизу, слишком уж подозрительные, и Бетти, двигаясь почти на ощупь, идёт вниз, чувствуя, как от волнения дрожат коленки.

От картины, развернувшейся в гостиной, она застывает на месте. В глаза сразу бросается искажённое ужасом мамино лицо: она неотрывно смотрит на нечто лежащее посреди комнаты, и издающее те самые душераздирающие звуки. Заметив дочь, застывшую с прижатым к груди плюшевым кроликом, она тут же кидается в её сторону; Бетти испуганно поджимает вмиг застывшие пальцы босых ног и видит, что у мамы из губы идет кровь.

«Иди спать немедленно, Бетельгейзе!» — надрывно велит мама, и от её дрожащего, испуганного голоса, становится совсем страшно.

«Мам, тебя ранили? Бандиты?» — пищит Бетти, всё ещё надеясь разглядеть, что же такое происходит, пока звуки становятся всё более громкими и пугающими, но мама настойчиво выталкивает её из гостиной, стараясь закрыть собой происходящее. Глаза постепенно привыкают к тусклому освещению, и Бетти видит, что это вовсе не бандиты и не какое-нибудь чудовище, а отец, корчащийся возле дивана на полу.

«Папа!» — вопит она, выкручивается из маминых рук и бежит к нему. Мать кидается за ней с таким отчаянным криком, что Бетти запинается и, больно ссадив коленки о ворсяной ковер, приземляется прямо перед отцом. Мама, рыдая, пытается оттащить её, но Бетти брыкается и не даётся, глядя на то, как отец уже буквально воет, уткнувшись лбом в пол.

«Что с тобой, папа?» — вопит Бетти, изо всех сил тряся отца за плечи. Он резко поднимает голову, и увидев перед собой дикие, неестественно ярко-жёлтые глаза, девочка испуганно взвизгивает; становится так страшно, что не слушается уже ни голос, ни закоченевшие пальцы рук, а голову пронзает резкая боль, будто в ней разом взорвалась сотня крошечных бомбочек. Бетти испуганно смотрит в искажённое мучительной гримасой лицо отца и тихо шепчет ему что-то, беспорядочно хватаясь за его одежду и отмахиваясь от матери, не оставляющей попыток её оттащить.

Она приходит в себя, почувствовав, как крепко сжатые её ладошками запястья папы осторожно пытаются выкрутиться из хватки. Его глаза снова такие же чёрные, как и у неё самой, а за его спиной раздаются горькие мамины всхлипы. Отца по-прежнему трясёт, он уже не воет, но смотрит на неё с таким ужасом, будто это она, а не он, минуту назад лежала здесь на полу, корчась в диких муках.

Папе вроде бы полегчало — так почему они выглядят такими испуганными?

2014

— Бетти!

Она распахнула глаза, понимая, что в ближайшие несколько минут пошевелиться не сможет: ноги от неудобной позы ужасно затекли. Спину и затылок покрывал противный холодный пот; картинки жуткого сна всё ещё маячили перед глазами.

— Привет. — несколько раз глубоко моргнув, Бетти сфокусировала взгляд на возвышающейся над ней матери. — Ты поздно.

— Что случилось? — её взгляд был прикован к рассыпаным по полу осколкам.

Бетти пожала плечами: ответ был очевиден.

— Ничего. Папа напился.

— Ты плакала? Что он сделал?

— Ничего не сделал.

Насилу выпрямившись, Бетти села в кресле. В глаза будто песка насыпали, и она ничуть не удивилась, что мама сразу заподозрила неладное.

— Он что-то сказал тебе?

— Да, — срывающимся голосом ответила Бетти, прижимая колени к груди. — Что скоро уйдёт от нас.

Тягучая горечь скрутила желудок; злость на отца за несправедливые наказания просто меркла по сравнению с обидой, что она испытывала сейчас.

Гермиона была озадачена. Опустившись на подлокотник рядом с дочерью, она погладила её сгробленную спину успокаивающе тёплой ладонью.

— Ну что ты, Бетти, никуда он не уйдет. Папа, когда напьётся, всякой чепухи может наговорить, но…

— Перестань его оправдывать! — вскипела Бетти и резко крутанулась в кресле, скидывая материнскую руку. — Он нас ненавидит! Ты делаешь вид, что всё в порядке, но я же не слепая! Он постоянно либо на работе, либо пьёт, и ведёт себя так, будто я ему вообще не дочь!

Лицо мамы помрачнело.

— Не говори так, Бетти.

— Он собирается нас бросить!

— Он никогда нас не бросит.

— Почему ты так уверена?

Гермиона ответила не сразу. Она медленно погладила дочь по волосам, будто пытаясь подобрать нужные слова, которые могли бы заставить Бетти в очередной раз поверить ей.

— Папа очень нас любит, — после мучительной паузы произнесла, наконец, она. — Возможно, сейчас он кажется тебе ужасным и несправедливым человеком, но, надеюсь, когда-нибудь ты всё поймешь.

— Я это уже много раз слышала. Ты вообще счастлива с ним, мам? Ты его любишь?

Ведомая гневом, Бетти, наконец задала вопрос, который мучил её так давно. Он вертелся на языке после каждого их скандала, когда мама подолгу стояла у окна, глядя сквозь безрадостный засушливый пейзаж, или тихо плакала в ванной, надеясь, что Бетти ничего не слышит. Но Бетти слышала — и не могла взять в толк, почему мама продолжает это терпеть.

Мама грустно улыбнулась, но ответила без малейшего промедления:

— Конечно. А теперь иди спать. Хоть завтра и выходной, но сном в кресле ты рискуешь заработать мигрень. А с папой я завтра поговорю. Обещаю.

Бетти оставалось только кивнуть, гадая, на какой именно вопрос мама ответила, не колеблясь ни секунды.

1998

Гермиона с радостью согласилась, когда Снейп сам внезапно предложил ей прогуляться по коридору, но прогулкой это можно было назвать с большой натяжкой. Он шёл медленно и осторожно, опираясь на трость, не принимая никакой помощи в передвижениях; Гермиона молча плелась рядом, то и дело одёргивая себя, чтобы не ускориться. Когда Снейп наконец, остановился и не без труда присел на потёртую кушетку, она со вздохом облегчения привалилась к стене, радуясь перерыву в их чересчур неспешном променаде.

Он машинально коснулся горла. Шрам всё ещё выглядел жутко, но уже почти зарубцевался; в остальном же Снейп, несмотря на бледность и хромоту, уже не выглядел умирающим, скорее, непривычно беззащитным без его пресловутой развевающейся за спиной чёрной мантии, и серая больничная роба отнюдь не придавала его образу внушительности.

— Это ваш окончательный ответ, сэр? — не питая особых иллюзий, в сотый раз спросила Гермиона, скрестив руки на груди. — Вы не будете давать показания под Веритасерумом?

Снейп прикрыл глаза с таким усталым выражением, словно накануне битых полчаса втолковывал первокурснику, в чём разница между магическими свойствами свежей и высушенной алихоции.

— Не знаю, что на меня нашло, когда я позволил вам защищать меня в суде. Или вашей целью было добавить мне ещё пару пожизненных заключений? Если я буду давать показания под Веритасерумом, поцелуй дементора будет лучшим из возможных исходов.

— Неужели всё настолько плохо? — обречённо спросила Гермиона, испытующе глядя в осунувшееся лицо профессора. — Подумайте, сэр, времени у нас осталось всего ничего! Вам что, совершенно нечего предоставить в свою защиту?

— Ну почему же нечего, — сухо возразил Снейп, — у нас есть бесценные показания Минервы и Флитвика, а также мисс Джиневры Уизли, которая любезно отметила, что лично я не мучил её и прочих ваших дружков, а иногда даже снисходил до попыток защититьих от ублюдков Кэрроу. Да, и ещё Гораций подтвердил, что ни один ученик во время учёбы не был мною отравлен, что очень мило с его стороны.

Гермиона молча улыбнулась, вспоминая его заметки на полях; они действительно помогли ей, пусть немного, но продвинуться в исследованиях ментальной магии, и робкая надежда на возвращение памяти родителям замаячила далеко на горизонте. Помочь Снейпу в суде стало для неё делом чести, но и без того хилая стратегия его защиты рушилась буквально на глазах.

— Неужели больше не было ни одного свидетеля ваших действий во время войны?

— Были, конечно. Только все они сейчас либо в Мунго, либо в Азкабане, либо…

— Северус Снейп, чёрт тебя дери! — громом раздалось в конце коридора, и Гермиона, вздрогнув от неожиданности, устремила взгляд в направлении источника звука. — Ты почему не в палате?

Седовласый целитель стоял в конце коридора: форменный лимонный халат был небрежно накинут поверх костюма-тройки, а вечно уложенная шевелюра растрепалась, делая его похожим на старого хиппи.

— Всё ещё надеешься, что я останусь под твоим крылом навечно? — негромкий голос Снейпа гулким эхом разнесся по коридору. — Извини, Рэнди, но я всё-таки рассчитываю когда-нибудь покинуть эту чёртову больницу.

Гермиона смотрела на Снейпа во все глаза: кажется, на его лице появилось что-то сродни улыбке.

— Через пять минут чтобы был в койке, или я твою тощую задницу туда силой затащу! — всё так же громогласно гаркнул волшебник и скрылся из виду.

— Рэнди? — переспросила Гермиона, нахмурившись: слишком уж неформальным было это обращение для общения между пациентом и врачом. — Вы что, знакомы?

Лицо Снейпа вновь приняло обычное непроницаемое выражение.

— Давно. Он был членом Ордена, пока они с Альбусом не разошлись во мнении касаемо средств, методов и жизненной философии в целом.

Гермиона решила отложить удивление на потом, цепляясь за ту хилую пригоршню фактов, которую Снейп, пусть нехотя, но выдавал.

— И он в курсе всего, что вы делали во время войны?

— Он знает даже больше, чем следовало бы.

— Так может быть…

— Нет, — тоном, не терпящим возражений, ответил Снейп. — Я скорее соглашусь на участие Поттера в этой чёртовой авантюре.

— Но почему? — Гермиона возмущённо раздула ноздри. — Вы сами хотите, чтобы я вас защищала — и сами же мне мешаете!

— Я сам в ваши подзащитные не набивался, — сквозь зубы ответил Снейп, с трудом поднимаясь на ноги. — Вызвавшись защищать человека, о котором не знаете ровным счётом ничего, вы взяли на себя риск выставить себя идиоткой. Возвращайтесь, когда в вашей голове возникнет хоть одна приличная идея.

2014

Субботнее утро Гермиона встретила в палисаднике на заднем дворе, пытаясь реанимировать засохшие без надлежащего ухода розы.

Солнце, несмотря на ранний час, уже палило вовсю, предвещая жаркий засушливый день. Пожелтевшая лужайка всем своим безрадостным видом напоминала, что дождей в их городе не было уже давно, а садовый шланг иссох от старости и невостребованности где-то на заднем дворе.

Утерев лоб жёсткой садовой рукавицей, Гермиона с остервенением метнула лопаточку в заросли колючего сорняка и выпрямилась, щурясь от яркого солнца.

Когда-то давно она проводила здесь много времени, ухаживая за цветами. Северус, не видя в этом занятии никакой практической пользы, благополучно дистанцировался, а вот Бетти частенько помогала ей в меру своих беззубых возможностей.

Но это было тогда. Сейчас, глядя на окружающую её разруху, Гермиона с грустью вспоминала палисадник в родительском доме. Её мама выращивала розы, нарциссы и множество других цветов, а папа, хоть и был в вопросах флористики полным профаном, никогда не отказывал ей в помощи.

У них с Северусом всё было не так. У них вообще всё было не как у людей.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — раздался хриплый голос за спиной.

Гермиона обернулась: лёгок на помине, супруг стоял в нескольких метрах от неё, привалившись боком к персиковой стене дома, что так изысканно оттеняла его нежно-зелёное лицо.

— А где мне ещё быть? — невозмутимо осведомилась Гермиона, с деловым видом подхватывая ржавую жестяную лейку. — Сидеть и караулить тебя в гостиной с воскресным пирогом в руках?

— В саду ты появляешься ещё реже, чем у плиты, а в доме я тебя не нашёл.

— Может, в таком случае, стоит иногда смотреть хоть чуточку дальше своего носа? — поравнявшись с ним, Гермиона посмотрела в его заплывшие глаза и фыркнула от резко ударившего в нос запаха перегара.

Северус отлип от стены, передернул плечами от подувшего легкого ветерка, и принялся терпеливо ждать, когда Гермиона перестанет демонстративно набирать воду и направится обратно к своим многострадальным грядкам.

— Если причина твоих выпадов кроется в нашем вчерашнем диалоге…

Вновь поравнявшись с ним, Гермиона, не пытаясь больше держать марку, швырнула лейку на землю, расплескав всю воду, и со злостью ткнула пальцем Северусу в грудь.

— Причина моих выпадов, Северус Снейп, кроется в том, что ты напиваешься до беспамятства и начинаешь нести какую-то несусветную чушь, пугая нашу дочь! Как будто ей и без того мало от тебя достаётся! Хочешь накрутить её ещё сильнее? Я застала её рыдающей в гостиной, пока ты спокойно отсыпался!

Северус отклонился, болезненно морщась.

— Прекрати визжать, как баньши.

— А что? Перед людьми неудобно? Так здесь в радиусе двух миль никто не живёт! — Гермиона сложила ладони наподобие рупора и зычно прогромыхала: — Ни одного чёртова соседа! Или ты всерьёз рассчитываешь, что я с сочувствием приму твой похмельный синдром?

Не дождавшись ответа, она зашагала обратно в палисадник и с утроенной злобой принялась выдирать опостылевшие сорняки.

— Дети склонны драматизировать, — Северус сорвал сухую травинку и принялся её жевать. — Бетельгейзе — особенно.

— Да неужели? — всплеснув руками, Гермиона выпрямилась так резко, что даже спину прострелило. — И что, позволь уточнить, она драматизировала? Что ты был настолько пьян, что она побоялась подниматься к себе в комнату? Или то, что ты пообещал нас бросить?

Северус замер; травинка безвольно повисла на пересохшей губе.

— Что ты сказала?

Кажется, он действительно ничего не помнил. Гермиона легко могла определить, когда Северус включал дурачка, чтобы сбежать от ответа, а когда действительно не понимал, о чём идёт речь.

— Ты слышал. Уже начал собирать чемоданы?

— Оставь эту чушь, Гермиона, — Северус размашисто тряхнул головой, как вылезшая из воды собака. — Я не мог этого сказать.

— Тем не менее, сказал, — Гермиона швырнула в сторону охапку вырванного с корнем репейника. — Не знаю, как это звучало в твоей формулировке, но явно очень убедительно.

Северус замолчал, глядя куда-то в сторону. Спутанные волосы падали на лицо, и Гермионе, вновь склонившейся над кустом, оставалось лишь гадать, о чём он думает.

— Не знаю, что там Бетельгейзе себе напридумывала, — голос за спиной звучал абсолютно невозмутимо, и Гермиона с трудом поборола в себе желание швырнуть в мужа лопаточкой, — но я не собираюсь оправдываться за её подростковые фантазии.

— Отлично, продолжай напиваться до беспамятства и вести себя как последний мерзавец.

— Прекрати потакать её истерикам. Если она не будет видеть во мне авторитет, я не смогу её защитить.

Гермиона помедлила с ответом, снимая с рук испещрённые колючками рукавицы, откинула назад прилипшие ко лбу пряди и, подойдя к мужу вплотную, с вызовом встретила его взгляд.

— Ты пока что единственный, от кого её стоит защищать.

Северус выпрямился. Глаза его опасно сверкнули.

— Не смей произносить подобных слов. Я никогда не причиню ей вреда.

— Ты уже это делаешь, Северус, — Гермиона в сердцах швырнула рукавицы на землю между ними. — Как мне убедить её в том, что ты не желаешь ей зла? Как мне, чёрт побери, доказать ей, что ты отталкиваешь и пугаешь её исключительно из-за огромной любви к ней?

Он выглядел так, будто она отвесила ему оплеуху. Не отводя от жены уничижающего взгляда, он медленно сплюнул в сторону, развернулся, и широким шагом пересёк лужайку, ступая по побегам дикого горошка.

Когда раздался громкий треск входной двери, Гермиона тяжело вздохнула и вслед за перчатками и лопаточкой швырнула на землю сбившийся платок. Вырванные вместе с сорняком розы печально смотрели на неё сквозь колючий кустарник.

1998

— Так что вам нужно, Грейнджер?

— Простите, я не вижу вашего бэйджа, но профессор Снейп, кажется, называл вас Рэнди…

— Профессор Шарп, девочка моя. «Рэнди» меня называют разве что друзья и проститутки из Лютного.

Почувствовав, как неистово заполыхали уши, Гермиона поспешно отвела взгляд и несколько раз взмахнула ладонью, пытаясь разогнать витающий в воздухе густой табачный дым. Хозяина кабинета это ни капли не смутило; он продолжал смолить что есть мочи, вальяжно развалившись в кособоком кресле и пристально разглядывая свою посетительницу.

— Забавно, — поднеся трубку ко рту пожал плечами заведующий отделением Исследования Особо Сложных Темномагических Проклятий, Фелониус Рэндал Шарп, — не думал, что героиню войны так легко смутить.

— Простите за прямоту, профессор Шарп, но подобный тон беседы мне кажется не совсем уместным, — с достоинством произнесла Гермиона. — Я пришла поговорить по поводу профессора Снейпа.

— Я весь внимание, мисс Грейнджер.

— Это всё, что удалось собрать для защиты, — Гермиона положила перед ним скромную папочку с разномастными листами пергамента. — Здесь немного, поэтому я вынуждена обратиться к вам.

Целитель подтянул бумаги к себе, не отрывая от Гермионы оценивающего взгляда. Он словно намеренно неспешно взял в руки документы, быстро пробежал глазами по строчкам и, небрежно швырнув папку обратно на стол, резюмировал:

— Обречено на провал.

— Поэтому я здесь, — вздохнула Гермиона. — У меня есть несколько вопросов и я очень хотела бы задать их именно вам.

— Вот как, — целитель хрипло кашлянул, выпуская изо рта очередное колечко дыма. — Очень любопытно послушать.

— Профессор Снейп сказал, что вы состояли в Ордене Феникса.

Гадая, как целитель отреагирует на такое внезапное утверждение, Гермиона пристально всмотрелась в его лицо; Шарп лишь сложил губы трубочкой, словно прикидывая, стоит ли вообще отвечать на столь неожиданное высказывание.

— Да, на моей биографии есть и такое тёмное пятно.

— И вы знаете обо всём, чем профессор занимался, будучи на службе у Дамблдора.

— Ближе к делу, Грейнджер, — нараспев поторопил Шарп, — пока что наш разговор больше напоминает интервью у чёртовой Скитер, которую я не ранее как сегодня утром выставил за дверь.

— Она и к вам приходила? — с изумлением спросила Гермиона. Шарп прищурился:

— По всей видимости, вам уже известно, что её беседа с первоисточником не увенчалась успехом.

— Да, — Гермиона смущённо кивнула, — профессор Снейп…

— …в вашем присутствии становится на редкость словоохотлив, — завершил Шарп, смерив назойливую юную особу напротив очередным пронзительным взглядом. — Впрочем, со Скитер Северус не был столь же любезен, так что Рита попыталась вытянуть подробности о его состоянии у меня. К счастью, я смог оперировать врачебной тайной, в противном случае, пришлось бы просто приложить её Конфундусом.

Решительным рывком встав с кресла, Шарп подошёл к одному из белоснежных шкафчиков у дальней стены, и извлёк оттуда запечатанную бутылку.

— Что касается моего членства в Ордене Феникса, я нахожу весьма странным, что Северус вообще затеял с вами этот разговор. Огневиски?

Гермиона отрицательно мотнула головой: она на дух не переносила эту гадость.

— Спасибо, сэр, но воздержусь.

— Придётся привыкать, — Шарп равнодушно пожал плечами. — Магия и огневиски — две неотделимые составляющие нашей работы. Если вам повезёт и вы когда-нибудь дослужитесь до должности целителя, вы вспомните мои слова.

— Значит, у меня в запасе ещё есть несколько лет, — Гермиона вежливо улыбнулась, надеясь, что Шарп не сочтёт её реплику за грубость. Но тот, ни капли не расстроившись, лишь плеснул янтарной жидкости в низкий стакан и вновь уселся в шатающееся кожаное кресло. Гермионе, знакомой с больничной обстановкой с детства, эта картина показалась ужасающе гротескной.

— Я знаю обо всём, чем он занимался с самых зелёных соплей, — неожиданно начал Шарп, разглядывая острые грани стакана. — Я вёл у него Защиту от Темных Искусств.

— Вы? — глаза Гермионы округлились. — Вы были преподавателем?

— Как я и сказал секундой ранее, — сухо ответил Шарп, вздернув седые брови. — Но всего один год.

— Но вы же целитель…

— Мне нужна была работа, а Дамблдор никогда не был так уж избирателен в подборе кадров. Его устроил бы кто угодно, способный держать в руке палочку и стакан с тыквенным соком. Думаете, это бестолковый Гораций научил Северуса зельеварению? Потолок этого претенциозного бездаря — Феликс Фелицис, и то, лишь потому, что он сам питает к этому зелью недюжинную страсть. В силу своей твёрдолобости, он так и не смог разглядеть в Северусе его талантов. В отличие от меня.

Гермиона заёрзала на стуле: ей показалось, что она лезет во что-то очень личное и узнала чуть больше, чем должно. К счастью, Шарп не стал развивать эту тему, лишь сдержанно поинтересовался:

— Что ещё он вам рассказал?

— Ничего. Лишь сказал, что не допустит вашего участия в его защите.

— В таком случае, какого чёрта вы сюда припёрлись?

Гермиона, в очередной раз поразилась изяществу его формулировок. Она в жизни не встречала более красноречивого, в то же время, откровенно хамоватого человека.

— Я пришла, потому что вы единственный, кто может повлиять на ход дела.

Взгляд целителя, уже чуть замутнённый вторым к ряду стаканом огневиски, внезапно ожесточился.

— Я уважаю мнение Северуса больше ваших глупых сантиментов, Мисс Грейнджер. И если он не считает нужным привлекать меня, я не пойду вразрез с его решением. Снейп не приемлет неоднозначности, и сомневаюсь, что он оставил вам простор для фантазии.

— Неужели вы не считаете, что он заслуживает спасения?

— А вы уверены, что пытаетесь его спасти?

Висящая над столом перекосившаяся лампочка угрожающе затрещала.

— Что вы имеете в виду? — осторожно спросила Гермиона, чувствуя тяжёлые волны магии, исходящие от волшебника напротив.

— Вы уверены, что ему это нужно?

— Естественно, он ведь дал согласие на свою защиту.

— Как и любой человек, перед которым начинает маячить соблазнительная иллюзия выбора, чего Северус большую часть своей жизни был лишён. Почему вы так хотите его спасти?

— Потому что он спас всех нас.

— Наглая ложь, — Шарп одним глотком добил очередную порцию огневиски и отодвинул стакан в сторону. — Северус показывал мне фолианты Слизнорта. Я знаю, что вы ждёте от него помощи.

— Это никак не влияет на моё желание защищать его, — когда Гермиона поняла, что не обязана оправдываться, было уже поздно. — Благодаря ему, мы пережили войну. Он заслуживает того, чтобы его жертва была оценена по достоинству.

— Какие громкие слова, — Шарп лениво похлопал в ладоши. — Жаль, что ваши речи про жертвы, честь и достоинство, разбиваются об один крошечный факт: Северус, несмотря на его безусловный героизм, был Пожирателем Смерти. Вы, по всей видимости, неглупая девушка и должны иметь хотя бы смутное представление о том, в чём заключались его обязанности на службе у Тёмного Лорда. Поэтому, позволю себе спросить: не слишком ли вы романтизируете образ своего бывшего профессора?

Гермион, стараясь не замечать, как неприятно сосёт под ложечкой, набрала в грудь побольше воздуха.

— Разумеется, я догадываюсь, что ему приходилось делать, чтобы сохранить доверие Волдеморта. Но своим вкладом в нашу победу он искупил это с лихвой.

— Искупил? Хотите знать, какой ценой ему далась эта ваша победа, мисс Грейнджер?

Гермиона растерянно захлопала глазами. Не дожидаясь ответа, целитель достал из кармана замызганного больничного халата палочку и, лёгким движением открыв сейф, швырнул в собеседницу увесистой папкой.

Чудом избежав попадания в голову, Гермиона взяла папку в руки и откинула картонную обложку. Шарп с садистским удовольствием наблюдал, как сначала зеленеет, а потом бледнеет её лицо, сливаясь с белоснежной стеной за спиной, как начинают трястись пальцы, всё медленнее переворачивая страницу за страницей. Спустя несколько мучительно долгих минут, Гермиона, будто в замедленной съёмке, подняла глаза от бумаг.

— Сэр, это правда?

— Перед вами официальный документ, Грейнджер; разумеется, это правда. То, что вы видели тогда — лишь верхушка айсберга.

— Об этом ещё кто-нибудь знает?

— Нет, и клянусь, если вы кому-нибудь разболтаете, я не побрезгую заклинаниями, которые не относятся к запретным, но отнюдь не покажутся вам приятными. Я повторяю вопрос: вы всё ещё намерены защищать его в суде? Вы сами-то хотели жить, будучи обречённой на подобное?

Гермиона опустила глаза, вновь и вновь вчитываясь в ужасающие строчки:

«…таким образом, вместе с разрушительной Тёмной Магией, которой было наделено Существо, пациент перенял и часть темномагической Сущности, что фатально сказывается на его магическом и физическом состоянии. Поведение данной материи абсолютно непредсказуемо, требует постоянного наблюдения и купирования, в противном случае, Тёмная Магия, подобно паразиту, поглотит магическую силу пациента, что приведет к необратимым последствиям. В качестве экспериментального лечения рекомендуется ограничение естественных потоков магической энергии. Полному исцелению не подлежит, вероятность летального исхода — около 60%».

Гермиона закусила губу, стараясь мыслить рационально. Ураган вопросов крутился в голове с такой бешеной скоростью, что кабинет перед глазами медленно поплыл.

— Сэр, он что, больше не может колдовать?

Шарп задумчиво почесал подбородок; казалось, он тщательно обдумывает каждое слово прежде, чем произнести его вслух.

— Может, — наконец изрёк он, разглядывая свои аккуратно отстриженные ногти. — Зелья, которые я ему даю, блокируют большую часть магических потоков и у нас получается сдерживать их тёмномагическую составляющую, по крайней мере, большую её часть. Но если ничего не предпринимать, Северус станет опасен и для себя, и для окружающих. Отчасти, это напоминает ликантропию, только куда более тёмную её вариацию. Оборотень может сосуществовать со своей животной сущностью, в то время как Северуса эта дрянь будет постепенно пытаться извести, подчинить или даже убить. Я не могу сказать ничего конкретного, но одно знаю точно — Том Реддл был тем ещё извращенцем. Симптомы проявляются хаотично, приступы случаются внезапно и предугадать их невозможно. Представляете, что его ждёт вне стен этой больницы? Сам варить себе зелья он не сможет. В Азкабане ему не место — он разнесёт его к чертям и нанесёт ещё больший вред себе и окружающим. Да и неизвестно, сколько он вообще протянет в этом состоянии. Поймите, мисс Грейнджер, поцелуй дементора будет для него самым гуманным исходом. И он это прекрасно осознаёт.

Гермиона неосторожно смяла десятки раз перечитанный лист. Собственные проблемы показались настолько ничтожными, что ей захотелось просто сгореть от стыда.

— Не портьте мои документы, Грейнджер, — надменно произнёс Шарп. — Хотя вряд ли престарелые идиоты из Визенгамота поймут, что там написано, поэтому придётся объяснять всё на пальцах.

Если бы Шарп не был так убийственно серьёзен, его слова можно было бы принять за шутку — хотя бы потому, что большинство членов Визенгамота едва ли были старше его самого. Но союзник в лице авторитетного специалиста значительно увеличивал шансы Снейпа на освобождение. Устало улыбнувшись, Гермиона тихо, но искренне, произнесла:

— Спасибо вам.

На лице Шарпа промелькнула мимолётная эмоция, природу которой Гермионе определить не удалось: что-то среднее между ироничным пренебрежением и дружелюбной улыбкой.

— Не разбрасывайтесь словами благодарности, мисс Грейнджер, у нас с вами еще ни коня ни воза. Не знаю, какие намерения вами двигали, но вы спасли его тогда, в Визжащей Хижине, и я помню, с каким лицом вы встретили меня после операции. Я согласен, что парень не заслуживает такого конца. И я помогу вам, если вы пообещаете, что не бросите Северуса, когда он покинет Зал Заседаний Визенгамота. За стенами этой больницы ему придётся столкнуться с трудностями, которые даже он будет не в силах вынести в одиночку. И хорошенько подумайте, прежде чем давать своё согласие.

— Можно ещё один вопрос, сэр?

— Валяйте.

— Почему вы не помогали нам во время войны? Простите, но я совершенно вас не помню.

— Если вы так уверены в этом, не буду утверждать обратного, — Шарп многозначительно огладил рукой свою густую бороду. — В конце концов, я всего лишь старый колдомедик.

Гермиона, хоть и посчитала его ответ весьма расплывчатым, лишь кротко кивнула в ответ.

— Я удовлетворил ваше любопытство, мисс Грейнджер?

— Да, сэр.

— Итак, вы даёте мне слово, что в случае успеха нашей с вами кампании, Северус не останется один?

Они с секунду смотрели друг другу в глаза — ледяные голубые против солнечных карих.

— Да, сэр.

Шарп удовлетворённо кивнул и хлопнул ладонью по папке.

— Но учтите, Грейнджер: я не даю никаких гарантий. Вы не понаслышке знаете, что уничтожить чужую душу нетрудно — а вот спасти её куда сложнее.

2014

Когда солнце слишком настойчиво начало светить в окно, Бетти открыла глаза. Потянувшись и выпутав ногу из простыни, она села и уставилась в зеркало, висящее прямо напротив кровати.

После событий вчерашнего вечера она долго не могла уснуть: было душно, она ворочалась от тревожных мыслей, периодически проваливаясь в тяжёлый сон — и под утро выглядела соответствующе. Нужно было срочно умыться, чтобы остаток дня не выглядеть, как жертва нападения пчелиного роя.

Внизу было тихо. Бетти заглянула в гостиную, оттуда — на кухню, но никого не обнаружила. Она злилась на себя за то, что несмотря на обиду, не может перестать думать о вчерашних словах отца. В голову закралась тревожная мысль: вдруг он и вправду ушёл от них?

Но когда сердце от этой мысли уже начало тревожно колотиться, пропажа нашлась: стоило Бетти коснуться ручки, как дверь в ванную открылась; неловко перевалившись через порожек, Бетти уткнулась носом прямо в отцовскую грудь. Он одарил её фирменным взглядом — тем самым, от которого комары дохли на лету — мотнул головой, убирая с лица мокрые волосы и спокойно бросил:

— Умывайся и иди в гостиную.

Он выглядел куда хуже её самой и явно пребывал не в самом радужном положении духа, но, судя по расхлябанному виду, уходить не собирался.

Бочком протиснувшись в ванную и наспех набрызгав на лицо холодной воды, чтобы немного прийти в себя, Бетти вернулась в коридор; там её встретила всклокоченная мама с садовыми перчатками в одной руке и смятым платком — в другой. В ответ на её вопросительный взгляд, Бетти лишь скосила глаза в сторону гостиной, где её уже поджидал растянувшийся на диване отец.

Присев в кресло — то самое, на котором ещё со вчерашнего вечера лежала смятая и влажная от слёз диванная подушка, — Бетти приготовилась слушать, но отец упорно игнорировал её присутствие.

— Ты что-то сказать хотел, пап?

Отец продолжал молчать, делая вид, что крайне заинтересован колонкой ежедневной газеты, сообщающей о снижении популяции саранчи в их городском округе на целых два процента. Бетти пожевала щёку изнутри, стараясь не выглядеть слишком взволнованной, и уставилась поверх отцовской головы на выстроенные на каминной полочке фотографии. На большинстве из них были запечатлены они с мамой, на паре — мамины родители, которых Бетти и знала-то исключительно по рассказам и этим фотографиям. И лишь на одной вместе с ними был запечатлён отец: кажется, мама тогда против воли затащила его в какое-то фотоателье и каким-то чудом уговорила на семейное фото. Его лицо на снимке вышло таким враждебно-кислым, что мама всерьёз задумывалась его заклеить, чтобы не пугать гостей. Только вот гости к ним не ходили, фотография так и стояла на полке, а отец всё молчал, бегая глазами по строчкам, нервируя Бетти не на шутку.

— Что опять тут происходит?

Бетти взглянула на маму: она уже успела переодеться и теперь воинственно возвышалась над ними в центре комнаты, ожидая объяснений.

— Не шуми, — отец поморщился и махнул рукой в сторону единственного свободного кресла. — Сядь.

Отложив газету, он сел, уперся локтями в колени, и, положив подбородок на сплетенные между собой пальцы, устремил пристальный взгляд на дочь.

— Северус, — предупреждающе проговорила Гермиона, усаживаясь в последнее свободное кресло чуть поодаль от дивана, но он лишь отмахнулся:

— Я ничего не делаю. Во сколько ты вчера вернулась домой, Бетельгейзе?

Увидев, что мама предостерегающе качает головой, Бетти поняла, что лучше не врать, однако, быстро проанализировав ситуацию, попыталась выкрутиться:

— Поздно. Но меня задержали в школе и…

Брови отца поползли вверх; мама позади него замотала головой ещё яростнее. Бетти пораженчески вздохнула.

— В общем, после уроков я разговорилась со своим новым одноклассником и не заметила, что прошло уже много времени.

— Что за новый одноклассник? Имя?

— Мэйсон. Мэйсон Ньюман.

— Давно он перевёлся?

— Пару дней назад, вроде.

— Почему ты ничего мне не сказала? — вклинилась мама. Голос её звучал встревоженно.

Бетти нахмурилась, не понимая, к чему этот допрос. Если подумать, она всегда рассказывала маме о своих новых знакомых и одноклассниках, но в последнее время домашняя обстановка не располагала к душевным беседам.

— Не успела как-то. А разве это важно?

Отец как-то слишком уж многозначительно взглянул на маму. Она выглядела подавленной. Бетти не могла взять в толк, почему известие о том, что в её классе всего-навсего появился новый мальчик, вызвало столь бурную реакцию.

— Мы с матерью должны знать обо всех переменах в твоем окружении. — спокойно, но твёрдо произнёс отец. — Очень надеюсь, что хотя бы к этому ты отнесешься с надлежащей ответственностью, Бетельгейзе.

— Но почему…

— Бетти, не спорь, — тихо проговорила мама, — папа прав: если ты задерживаешься с кем-то после занятий, пожалуйста, сообщай, с кем. Мы ведь волнуемся.

— Да, хорошо. Я пойду?

Отец промолчал и, устало проведя по щекам, скрыл лицо в ладонях.

— Иди, — тихо произнесла мама.

Не задерживаясь ни на секунду, Бетти направилась к лестнице. Она так и не поняла, почему изменения в её круге общения были восприняты так остро. Обидное ощущение, что родители буквально держат её на коротком поводке, нахлынуло особенно сильно.

— Бетельгейзе.

Бетти резко остановилась и обернулась на приглушенный голос отца. Она не видела его лица, только спину, обтянутую мятой рубашкой, да спутавшиеся на затылке смолянисто-чёрные волосы.

— Да?

— Я никуда не уйду.

От этого простого признания глубокая, тянущая обида на отца, словно растаяла, разливаясь внутри горячим теплом. Робко просияв, Бетти с облегчением вздохнула.

1998

— Ты серьёзно, Гермиона?

На строчки мелкого рукописного текста опустилась густая тень, и она в который раз подняла на Рона недовольный взгляд.

— Ты мне свет загораживаешь.

Рон нехотя отошёл к противоположной стене. Свет от камина вновь упал на рукописи, и Гермиона молча вернулась к работе.

— И ты вот просто так взяла и согласилась нянчить Снейпа, если его оправдают? Мы и так практически не видимся, а ты собираешься всё свободное время проводить с ним?

— Не утрируй. Я просто должна буду помогать ему с лечением. Если нам удастся поставить его на ноги, моя совесть будет чиста. Кроме того, это хорошая практика для меня, как целителя.

— А, то есть он у тебя вместо подопытного кролика? — хмыкнул Рон и прислонился к тёплой кирпичной кладке. — Джинни, кстати, не считает его таким уж невиновным. То есть он, конечно, помогал Гарри и всё такое, но он делал это только из любви к его матери, верно?

Гермиона, почувствовав, что вот-вот взорвётся, поднялась с места, неловко опрокинув чернильницу. Чертыхнувшись, она достала палочку и принялась очищать запачканные пергаменты; Рон так и остался стоять столбом.

— Не имеет значения, почему он это делал, — процедила Гермиона. — Главное, что благодаря ему мы смогли победить. Никто из нас не святой, Рональд. Мы тоже много чего наворотили во время войны.

— Но Джинни и Невилл…

— …возможно, остались в живых только благодаря ему. Вы с Гарри — одного поля ягоды, Рон: во всем видите только чёрное и белое!

Уизли на минуту замолчал, обдумывая её слова.

— Но, в любом случае, это не отменяет того, что Снейп всегда вёл себя, как полный придурок, — резюмировал он.

Гермиона вздохнула и вновь опустилась в клетчатое кресло.

— И за это он заслуживает поцелуя дементора или пожизненного заключения в Азкабане? Хватит нести чепуху, Рон, лучше помоги мне. Заседание уже завтра, а в одиночку я до утра буду всё это раскладывать.

Рон отлип от стены и принялся скручивать пергаменты в тугие свитки.

— Кстати, на Рождество приедет Чарли. Мама, конечно, говорила ему остаться в Румынии, но он хочет поддержать её. Сама понимаешь, без Фреда будет совсем не то…

Он моментально помрачнел, а Гермиона уставилась на пляшущие в камине огни. Из-за родителей, учёбы и Снейпа, отнимавших у неё всё свободное время, она совсем забыла о грядущем празднике. В разрезе последних событий предпраздничная возня казалась ей настолько неуместной, что к горлу подступила знакомая горечь.

2014

Гермиона Снейп мерила шагами пол гостиной, прижав к груди скрещенные ладони, будто пыталась наощупь определить частоту собственного сердцебиения.

— Раньше она рассказывала мне обо всем, — запричитала она на очередном повороте.

— Что ж, поздравляю, твоя величайшая стратегия дала трещину.

Гермиона недовольно взглянула на мужа, который, наконец, прекратил разглядывать свои руки и удостоил её внимания.

— Я пытаюсь выстроить с ней доверительные отношения и это никакая не стратегия, Северус, — она опустилась в кресло, в котором пару минут назад сидела её дочь. — И что бы ты там ни думал, я пока что не вижу причины для беспокойства. Это просто новый мальчик в классе.

— Да, с которым наша дочь задерживается после уроков, чего раньше с ней никогда не случалось.

— Она растёт. Скоро начнёт сбегать из дома и скрывать от нас ухажёров.

Северус скривился.

— Для неё это непозволительная роскошь. Ты знаешь, чем всё может закончиться.

— Я знаю, Северус, правда, — подавшись вперёд, Гермиона взяла мужа за руку. — Но мы должны дать ей немного свободы. Она и так живет, как на цепи, и пока что даже не пытается бунтовать. К тому же, я уверена, этот мальчик проявляет к ней чисто дружеский интерес.

Северус по-особенному выразительно взглянул на неё, и Гермиона не без веселья заметила, что он крайне смущён: она знала, что тема надвигающегося полового созревания дочери приводила его в неподдельный ужас.

— Я не это имею в виду, — отрезал он, красноречиво вздыбив брови. — Я затеял этот допрос не из праздного интереса. Мы должны знать, с кем, где и когда она проводит время. Для её же безопасности.

— Я с этим разберусь, — заверила Гермиона, радуясь, что он, по крайней мере, не заводит свою шарманку про подчинение и беспрекословное послушание. — В конце концов, нет ничего страшного в том, что она нашла себе друга. В последнее время, ей становится всё тяжелее находить с людьми общий язык.

Северус лишь отрешённо кивнул.

— И спасибо, что сказал ей, — добавила Гермиона. — Для неё это очень важно.

— Я не сказал ничего такого, что не было бы правдой, — приглушённо произнёс Северус, отводя взгляд. — Вчера был тяжелый день. Утром я был излишне резок с тобой. Мне не стоило…

— Не надо, Северус, — покачав головой, мягко перебила Гермиона. — Я тоже была не права. Только, прошу, будь сдержаннее, хотя бы ради Бетти. Она уже не ребёнок и прекрасно видит, что наши отношения далеки от идеала, слышит наши постоянные ссоры. Она не видит твоей любви и спрашивает, люблю ли я тебя. Ей сложно это понять. Не усложняй всё и дальше.

Северус в ответ лишь сильнее сжал её ладони.

1998

От перечня предъявляемых Снейпу обвинений Гермионе подурнело. Он сидел в самой середине зала, прикованный наручниками к креслу со всего одним аврором за спиной: члены Визенгамота сошлись во мнении, что в его нынешнем состоянии этого было более, чем достаточно.

Заседание проводилось под статусом закрытого, но народу в зале было как на публичной казни. Гермиона обвела взглядом забитые зрителями трибуны в поисках дружественного лица, но Шарпа среди присутствующих не было. Зато Снейпа было видно отлично, как и то, насколько страстно он желает испепелить её взглядом.

— Свидетель защиты, пройдите к трибуне для дачи показаний!

Судья — приземистый мужчина в годах — сурово глядел на Гермиону из-под кустистых бровей, будто заведомо ожидая подвоха в её действиях. Кингсли, сидящий по правую руку от него старался выглядеть беспристрастно, словно это не он час назад украдкой успокаивал Гермиону в коридоре, уверяя, что Гарри ни о чём не знает, а члены Визенгамота настроены дружелюбно и не ставят перед собой однозначной цели засадить Снейпа в Азкабан. По крайней мере, пожизненно.

Поскальзываясь на вычищенных до зеркального блеска мраморных ступеньках, Гермиона на ватных ногах вышла в центр зала и заняла своё место. Подоспевший молодой волшебник не очень аккуратно ткнул палочкой ей куда-то в шею.

— Эй! — вскинулась Гермиона, но услышав, как её шипение эхом отдалось от стен, тут же умолкла: секретарь всего-навсего применил к ней Сонорус. Конечно же, Гермиона готовилась к процессу, и была осведомлена, что проносить палочки в зал заседания категорически запрещено, но перед лицом правосудия эта информация моментально вылетела у неё из головы.

— Представьтесь! — каркнул судья, сложив перед собой ладони, скрытые кружевными манжетами по самые кончики пальцев.

Гермиона нервно вздохнула и положила бумаги на стойку перед собой. Буквы плыли перед глазами. Комиссия терпеливо ждала, а Снейп немигающе смотрел куда-то перед собой.

— Гермиона Джин Грейнджер, сэр.

— Обязуетесь ли вы, Гермиона Джин Грейнджер, говорить правду и только правду перед лицом Закона и его представителей в лице судебного совета Визенгамота?

— Да, сэр, — немного сипло, но вполне уверенно ответила Гермиона.

— В таком случае, перейдём к делу. Однако, прежде, чем вы начнете, я, с вашего позволения, хотел бы кое-что уточнить.

— Я готова ответить на любые вопросы, сэр.

Судья сделал небольшую паузу, опустив глаза в протокол заседания, громко причмокнул и чуть подался вперёд.

— Я осведомлён о ваших заслугах, мисс Грейнджер, включая неоценимый вклад в нашу победу над Тёмным Лордом. Однако, мне не дают покоя некоторые детали. Насколько мне известно, подсудимый являлся вашим преподавателем в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс?

— Да, сэр. Профессор Снейп пять лет вёл у меня зельеварение, после чего взял на себя обязанности преподавателя по Защите от Темных Искусств.

— Хорошо, — кивнул судья, — как бы вы могли прокомментировать данное обстоятельство?

Гермиона нахмурилась:

— Я не совсем поняла ваш вопрос, сэр.

— Сформулирую по-иному, — судья сделал очередную паузу, будто растягивл удовольствие от её замешательства. — Скажите, мисс Грейнджер, пытался ли профессор Снейп сагитировать своих студентов принять идеологию, идущую вразрез с устоявшейся идеологией нашего магического сообщества? Или, скажем, саботировать утвержденную Министерством учебную программу, привлекая студентов к неприемлемым испытаниям и практикам, к примеру, ради собственного удовольствия или достижения личных целей?

Лицо Снейпа оставалось неподвижным. Гермиона в очередной раз подивилась его мужеству: она, услышав столь гнусную клевету в свой адрес, точно взорвалась бы от возмущения.

— Нет, сэр, — категорично ответила она, выпрямив спину, — и если вы хотите узнать, не пытался ли профессор Снейп переманить нас на сторону Волдеморта, мой ответ будет однозначным: нет, не пытался.

При упоминании злосчастного имени, кто-то на трибуне испуганно охнул. По залу прошелся тревожный шепоток.

— В таком случае, мисс Грейнджер, — поправив сдавивший широкую шею воротник, продолжил судья, — мне не совсем понятны ваши мотивы. Почему именно вы вызвались защищать своего бывшего преподавателя? Простите, коллеги, за подобное отступление, — он сделал два полупоклона по сторонам, — но мой сын учился у профессора Снейпа, и по его словам я могу судить, что подсудимый не из тех людей, кого можно защищать из чистого альтруизма.

— Протестую, — впервые за время заседания подал голос Кингсли, — это субъективная оценка, которая не имеет никакого отношения к материалам дела. Северус Снейп предстал перед судом по обвинению в военных и политических преступлениях, а не за плохое отношение к ученикам.

Кто-то из присяжных хмыкнул. Судья примирительно поднял руки:

— Ваш протест принимается, Кингсли, однако, я не мог не упомянуть возможное пагубное влияние, которое бывший Пожиратель Смерти мог оказать на своих студентов в ходе процесса обучения.

Присяжные вновь зашептались.

— Однако, не будем отвлекаться, — судья хлопнул в ладоши, будто собрался отведать Рождественского пирога, — скажите, мисс Грейнджер, есть ли у вас какие-то веские основания настаивать на невиновности подсудимого?

Впервые с начала процесса Снейп издал нечленораздельный звук. Гермиона нервно сглотнула.

— Я могу с полной уверенностью утверждать, сэр, — она изо всех сил старалась сохранять спокойствие и уверенность в голосе, — что профессор Снейп всегда действовал в интересах Ордена Феникса.

— И на чём же основано ваше утверждение, мисс?

Гермиона подняла кипу бумаг.

— Вот здесь, сэр, есть свидетельские показания преподавателей и студентов Хогвартса, в которых отчётливо говорится, что профессор Снейп всеми силами оберегал студентов, будучи директором школы.

Услужливо подоспевший секретарь передал бумаги судье и тот, бегло ознакомившись с изложенными на трёх листах показаниями, лишь разочарованно вздохнул:

— И это всё? Мисс Грейнджер, нас не волнует, оставлял ли Снейп студентов чистить котлы после уроков, как ранее мудро отметил Кингсли. Нас волнует, действовал ли он по приказу Темного Лорда, когда убивал наших соратников, включая Альбуса Дамблдора.

Гермиона растерянно посмотрела на Снейпа: по его лицу было видно, что он всё-таки предпочёл бы поцелуй дементора её жалким потугам защитить его честь и совесть.

— Это не всё, сэр, — набрав в грудь столько воздуха, сколько вмещалось в лёгкие, продолжила Гермиона. — Находясь на посту директора, профессор Снейп оказал Гарри Поттеру неоценимую помощь в уничтожении крестражей…

— Так почему же мистер Гарри Поттер не явился сюда самолично? Простите, мисс Грейнджер, но пока что ваши слова не звучат хоть сколько-нибудь убедительно.

Гермиона ещё раз окинула взглядом зал в наивной надежде увидеть материализовавшегося из ниоткуда Шарпа.

— Также я бы хотела ссылаться на показания ещё одной важной для дела фигуры, но…

— Но — что, мисс Грейнджер?

Судья терял терпение. Под десятками воззрившихся на нее недружелюбных глаз, Гермионе показалось, что её личность интересует присяжных даже больше, чем подсудимый.

Она оглянулась на Снейпа: тот смотрел на неё в упор и всем своим требовал прекратить этот фарс, но Гермиона Грейнджер не была бы славным представителем дома Годрика Гриффиндора, если бы сдалась на полпути.

— К сожалению, сэр…

— К сожалению, мисс Грейнджер, — безжалостным тоном перебил судья, — мне кажется, что у вашей так называемой защиты нет ни оснований, ни убедительных аргументов. Меня удивляет, что соратница знаменитого Гарри Поттера, смогла позволить себе с такой наглостью…

Дверь в зал распахнулась с таким грохотом, что некоторые из присяжных в испуге повскакивали с мест. Гермиона резко обернулась; аврор, охраняющий Снейпа, инстинктивно выхватил палочку, направляя её в сторону выхода.

— Прошу меня извинить! Работа целителя, понимаете ли, не предполагает стабильного графика: сколько планы ни строй — всё равно в самый неподходящий момент приволокут какого-нибудь безногого!

Шарп выглядел эффектно: поношенный медицинский халат заменила тёмно-синяя мантия с серебристыми оборками на рукавах, а гладко зачёсанные назад седые волосы делали медика похожим на представителя августейшего рода Малфоев.

— Какого чёрта, Грейнджер? — чуть слышно прошипел взбешённый Снейп, но Гермиона лишь успокаивающе замотала головой:

— Потом, сэр, — всё еще находясь под воздействием заклятия, она старалась говорить как можно тише, благо, публика была отвлечена новым фигурантом.

— Кто впустил в зал постороннего? — взвизгнул судья, вставая с места. — Авроры!

Аврор, всё это время державший Шарпа в зоне поражения, растерянно наблюдал, как тот, преодолев несколько низких ступенек, мягко шагнул в круг света в центре зала, явно наслаждаясь произведённым эффектом.

— Вы неплохо справлялись, мисс Грейнджер, — шепнул он, проходя мимо неё, и, приблизившись почти вплотную к трибуне судьи, широко расставил руки в ироничном полупоклоне:

— Добрый вечер, уважаемые присяжные! Имя мое — Профессор Фелониус Рэндалл Шарп, и я, как главный целитель Отдела Исследования Особо Сложных Темномагических Проклятий, в соответствии с пятой поправкой в постановлении о защите особо опасных военных преступников, имею право находиться в зале суда, не заявляя о себе, как о свидетеле. Кроме того, я один из немногих выживших, кто был полностью осведомлен о деятельности Северуса Снейпа в рядах Ордена Феникса.

Повисло молчание. Судья переводил взгляд выпученных от негодования глаз с Шарпа на Гермиону, после — на Снейпа, и обратно на целителя, явно пытаясь вспомнить какой-нибудь закон, опровергающий его слова.

— Но что же вам мешало всё-таки заявить себя в качестве главного свидетеля? Абсолютно очевидно, что этой девчонке совершенно нечего…

— Протестую, — теряя терпение, вновь подал голос Кингсли: он был осведомлён об участии Шарпа в процессе, хоть и не ожидал столь экстравагантного его появления, — я бы попросил вас избегать столь резких формулировок, господин судья.

— Я могу с полной уверенностью утверждать, — Шарп, не обращая внимания на перепалку между министром и судьёй, обратился непосредственно к присяжным, — что Северус Снейп, находясь в крайне тяжёлом состоянии, не рассчитывал дожить до этого дня. И, что скрывать, мои личные прогнозы никак не противоречили его пессимистическому настрою. До недавнего времени инициатива мисс Грейнджер и мне казалась бессмысленной, однако, как непосредственный свидетель и участник процесса исцеления, я не мог не восхититься настойчивостью этой юной леди и остаться в стороне.

Он повернулся к белому, как мел, Снейпу и на миг застыл, пристально глядя тому в глаза. Снейп ответил ему свирепой гримасой.

— К сожалению, — разорвав зрительный контакт, продолжил Шарп, — я человек занятой, и не могу провести здесь целый день, в красках описывая подробности его недуга, поэтому…

Не обращая внимания на возмущённый клёкот судьи, он без приглашения прошёл к трибуне, и с высоты своего немалого роста ловко закинул на неё потрепанную больничную карту Снейпа.

— Здесь всё подробно расписано. Кроме того, чтобы не быть голословным, сразу поясню: незадолго до гибели Альбуса Дамблдора, Северус Снейп пытался исцелить его от древнего проклятия. Я лично консультировал его по этому вопросу и могу заявить, что подсудимый был крайне заинтересован в том, чтобы директор выжил, но сам Дамблдор, не был намерен жить долго и счастливо. Альбус лично попросил подсудимого приблизить его кончину. Итог их договорённости вам известен.

Гермиона наблюдала за Шарпом, затаив дыхание: даже без Соноруса его голос громко и чётко разносился по всему залу, заставляя притихших присяжных внимать каждому слову.

— Кроме того, — заложив руки за спину, Шарп принялся расхаживать вдоль трибуны, — не имея возможности варить зелья на посту директора, Северус Снейп регулярно наведывался ко мне в больницу с просьбами выделить ему некоторое количество целебных мазей и зелий, чтобы лечить невинных детей, подвергшихся пыткам и издевательствам со стороны Пожирателей Смерти, являющихся на тот момент преподавателями Хогвартса. И, да, — Шарп приложил ладонь к груди, — я клянусь, что все мои слова — правда, и тому подобное.

Когда Шарп вновь склонил голову в знак завершения своей речи, присяжные будто вышли из оцепенения. Шёпот в зале возобновился, быстро превращаясь в беспрерывный гул; судья внимательно изучал карту Снейпа, вцепившись в неё так крепко, будто она могла сбежать. Воспользовавшись паузой, Шарп ободряюще подмигнул Гермионе. Она чуть заметно улыбнулась в ответ: хоть на первый взгляд целитель и мог показаться человеком грубым и заносчивым, его уверенность в себе и собственных словах не смогла не вызывать уважения.

— Итак, вы утверждаете, что всё указанное в этих бумагах — правда? — раздался голос судьи, и Шарп вновь обернулся к нему с самым невозмутимым видом.

— Абсолютная. Также отмечу, что указанные симптомы и проявления требуют постоянного наблюдения и контроля, что идёт вразрез с условиями содержания в тюрьме Азкабан. Разумеется, вы всё ещё можете приговорить подсудимого к поцелую дементора, но я бы хотел ещё раз повторить сказанное мною ранее: Северус Снейп работал на благо Ордена Феникса, я говорю это как лицо, испытывающее крайнюю неприязнь к этой подпольной организации. Смерть Альбуса Дамблдора была спланирована самим Альбусом Дамблдором. Весь срок на посту директора Хогвартса, Северус Снейп провёл в попытках защитить детей от своих же коллег. А теперь скажите мне, господин судья: вы сами-то уверены в том, что подсудимый, учитывая его нынешнее состояние, заслуживает ещё больших мучений, чем ему уже довелось пережить?

— Но как, чёрт побери, быть со всеми этими убийствами? — судья в сердцах хлопнул ладонью по столу. — Даже если допустить, что Дамблдора убили по его собственной просьбе, как быть с остальными? Взять, к примеру, Чарити Бербидж…

— Бербидж была убита Волдемортом лично, — повысил голос Кингсли, впервые взглянув на судью в упор.

— Но Снейп не препятствовал этому! — взвизгнул судья, вскакивая с места, — как я могу оправдать человека, который и пальцем не пошевелил для того, чтобы спасти свою соратницу? И это далеко не единственный случай…

— Была война, сэр, — ледяным голосом произнесла Гермиона; судья нервно дёрнулся, напрочь позабыв о её присутствии в зале, — каждый из нас пожертвовал многим. Каждый из нас о чём-то сожалеет. А вы делаете крайним человека, во многом благодаря которому мы все сейчас находимся здесь. Целые и невредимые.

Снейп закатил глаза. Шарп посмотрел на неё с таким умилением, будто она была младенцем, произнесшим свое первое слово. Судья вытер покрывшийся испариной лоб и бессильно опустился обратно в кресло.

— Это… это всё очень противоречиво, и, разумеется, мне нужно узнать мнение коллег. Мистер Шарп…

— Профессор, с вашего позволения.

— Да-да, профессор, — судья недовольно поморщился, небрежно взмахнув рукой, — допустим, суд сочтёт ваши доводы достаточно вескими, чтобы избрать более мягкую меру пресечения, или вовсе освободить подсудимого из-под стражи. Но вы утверждаете, что его недуг требует постоянного наблюдения и контроля. Учитывая то, что подсудимый находится в твёрдом уме и здравой памяти, вы не можете до конца дней держать его в Больнице Святого Мунго.

— Разумеется, не могу, — согласился Шарп. — Но пожизненно контролировать его состояние любезно согласилась достопочтенная мисс Грейнджер.

Гермиона побледнела. Выражение лица Снейпа вселяло опасение, что он вполне способен совершить смертоубийство прямо в зале суда, и необходимость защищать его отпадёт сама собой.

— В таком случае, — судья упёрся ладонями в трибуну и вновь поднялся с места, — суду необходимо взять перерыв на обсуждение, чтобы вынести вердикт.

2014

— Что-то случилось?

Воспользовавшись тем, что Северус задержался в дверях, вытирая мокрую голову полотенцем, Гермиона быстро затолкала телефон под подушку.

— Нет, ничего. Хозяйка аптеки просит завтра задержаться.

— Снова?

Гермиона виновато поджала губы. Выходные прошли на удивление безоблачно: до вечерних семейных посиделок перед телевизором дело не дошло, но Северус и Бетти сумели сдержать уверенный нейтралитет. И рассказать мужу, что Рон Уизли предложил ей встретиться на нейтральной территории, когда в семье всё только начало налаживаться, было бы сродни самоубийству.

— Снова. И не думай, что я от этого в восторге.

— Ты можешь уволиться, — Северус резко поднял голову, закидывая волосы за спину, — я уже неоднократно говорил, что дома от тебя будет больше пользы. Сравнительно, разумеется.

— Нет, не могу, — от одной мысли о роли квохчущей домохозяйки Гермионе стало не по себе, — миссис Джонс уже слишком стара, чтобы управлять аптекой в одиночку, а кроме меня там работать некому.

— Какое коварство, мисс Грейнджер, — фыркнул Северус, отходя к шкафу, — дожидаетесь кончины несчастной старушки, чтобы занять её место?

— Ты отвратителен, — беззлобно бросила Гермиона, взбивая подушку.

Северус лишь снисходительно пожал плечами и молча протянул ей плоскую стеклянную баночку, наполовину заполненную густой вязкой субстанцией.

— Что, опять?

Он мигом помрачнел:

— Если для тебя это так затруднительно, я справлюсь сам.

— Да нет же, — Гермиона поспешно выдернула баночку из его пальцев, — я просто каждый раз надеюсь, что этот будет последним. Садись.

— Ты прекрасно знаешь, что это навсегда, — тихо сказал Северус и, усевшись на краешек кровати, принялся расстёгивать рубашку.

Зрелище было не для слабонервных: уродливый рубец потемнел и сочился сукровицей. Гермиона зачерпнула немного мази и принялась осторожными движениями наносить её на шрам.

— Выглядит, вроде бы, лучше, чем в прошлый раз, — неуверенно констатировала Гермиона, разглядывая шрам, который не выглядел лучше ни на йоту.

— Не нужно меня успокаивать.

Место возле ключиц было особенно болезненным, и Гермиона по привычке подула на рану, словно мазала йодом коленку Бетти после очередной неудачной попытки оседлать велосипед.Северус сносил её манипуляции молча, лишь изредка раздувая ноздри и нервно похрустывая костяшками пальцев

— Ты что-нибудь разузнала об этом новом однокласснике? — как бы невзначай спросил он, но Гермиона безошибочно распознала ноту беспокойства в его голосе.

— Нет, мы с ней практически не разговаривали. Кажется, она все ещё обижена.

— Удивительно, — ухмыльнулся Северус, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе, — я думал, что роль злостного обидчика в этом доме отведена только мне.

— Не начинай, — Гермиона терпеть не могла подобные драматические сцены, а в последнее время они стали разворачиваться всё чаще и чаще. — Тебе вообще знакома фамилия Ньюман?

— Нет, — Северус дернулся от очередного прикосновения, — но вряд ли среди моих бывших коллег найдется ещё один идиот, решивший начать новую жизнь под старой фамилией. К тому же, насколько мне известно, все они были приговорены к свиданию с дементором, либо по сей день гниют в Азкабане.

— Соответственно, — подхватила Гермиона, — поводов для беспокойства на данный момент у нас нет.

— Я не о нашей дочери беспокоюсь, Гермиона, — Северус устало потер глаза, — а о нём.

— Ты себя накручиваешь, — после секундной заминки проговорила Гермиона, — Бетти хватит здравомыслия, чтобы не впутываться в неприятности, к тому же, зелье она принимает исправно.

— Что ты ей сказала?

Гермиона, пытающаяся закрутить баночку скользкими от мази пальцами, непонимающе сощурилась: Северус испытующе смотрел ей прямо в глаза.

— Когда?

— Она спрашивала, любишь ли ты меня, — голос Северуса не дрогнул. — Что ты ответила?

Гермиона, справившись с крышкой, тяжело вздохнула.

— Ещё раз спросишь нечто подобное — и будешь мазать свои шрамы сам.

1998

— Вот здесь — перечень всех необходимых ингредиентов для зелья, рецепт найдёте там же, на обратной стороне. Схему приёма Северус знает, но проследите, чтобы он принимал всё точно по часам — это также есть в памятке. Я снабжу вас всем необходимым на первое время, как только какой-либо ингредиент закончится, т ут же присылайте сову, я вышлю всё, что потребуется. Любая корреспонденция будет тщательно проверяться, и я не смогу отправлять больше необходимого единовременно, так что старайтесь не тратить ингредиенты впустую. Варить зелье вам придётся самой, более того, я настоятельно рекомендую не допускать Северуса к процессу приготовления: ему дай волю — станет настоящей занозой в… мисс Грейнджер, с вами всё в порядке?

Шарп перестал сновать по кабинету и Гермиона подняла на него отрешённый взгляд. Старинные часы на стене умиротворённо тикали; часовая стрелка неумолимо приближалась к двенадцати. Канун Рождества был в самом разгаре.

— Нет, сэр, со мной не всё в порядке.

— Потрудитесь объяснить, почему?

— Даже не знаю с чего начать, сэр, — её голос дрожал от негодования. — Возможно, с потому, что из-за ваших слов я была вынуждена поручиться за профессора Снейпа, который точно придушит меня за это при первой же встрече. Или потому, что по решению суда, я вынуждена буду жить с ним под одной крышей, исполняя роль не то смотрителя, не то личной прислуги, и всё это под пристальным наблюдением авроров. Или, в конце концов, потому, что сегодня Рождество, а я вынуждена сидеть здесь, вместо того, чтобы встречать его в компании близких мне людей.

Шарп, выслушав её гневную тираду, даже бровью не повёл.

— Перестаньте ныть. Вы сами на это согласились.

Гермиона не ответила. Перед глазами всплыло разочарованное лицо Рона: узнав о решении суда, он повёл себя весьма мужественно и не устроил истерику, но несколько дней ходил за ней хвостом, уговаривая отказаться от этой затеи и придумать какой-нибудь выход.

«Ты же всегда могла выпутаться из любой передряги», — так он сказал, сжимая её ладони, с надеждой заглядывая в глаза. Но у неё на руках было постановление суда с подписью и печатью — символ того ярма, что она добровольно взвалила на себя, дав Шарпу опрометчивое обещание.

— У правосудия нет ни выходных, ни праздников, мисс Грейнджер, — холодный голос целителя вывел её из раздумий, и Гермиона сфокусировала взгляд на саквояже, в который Шарп сгребал какие-то склянки и мешочки с травами. — Вы радоваться должны, что Северуса всё-таки отправили домой, а не в Азкабан, пускай и до выяснения обстоятельств.

Гарри даже этот аргумент не показался веским: он расценил всё произошедшее, как заговор и предательство, покрывал Кингсли самыми нецензурными словами и искренне негодовал, почему его никто не поставил в известность о приближающемся заседании. Гермионе оставалось лишь извиняться, попутно объясняя специфику судебного процесса, подкрепляя всё это личным нежеланием Снейпа видеть Поттера в радиусе поражения какого-нибудь Непростительного.

Последним же гвоздем в крышке её персонального гроба стала новость о том, что Визенгамот счел жизненно необходимым вытряхнуть Снейпа из Больницы Святого Мунго безотлагательно, прямо в канун Рождества. И теперь, пока она сидела здесь и внимала инструкциям целителя, Гарри и Рон наверняка обсуждали с Джинни и Джорджем Рождественский Кубок по Квиддичу, спорили о превосходстве команды Болгарии над сборной Исландии и всецело были поглощены трепетной атмосферой праздника. Должно быть, и её родители сейчас коротали вечер, украшая елку, и даже представления не имели о том, что на другом конце планеты живёт их дочь, мечтающая как можно скорее воссоединиться с ними.

— Допускаю, что ваши близкие могут быть не в восторге от сложившихся обстоятельств, — Шарп не без труда захлопнул туго набитый саквояж, — но, думаю, со временем они примут ваше решение.

— Какое решение? — Гермиона была в отчаяниии. — Жить под одной крышей с человеком, над которым до сих пор висит клеймо преступника?

— Забавно, до недавнего времени вы так не считали. Куда же делась ваша гриффиндорская храбрость, мисс Грейнджер?

— А вы, судя по вашим повадкам и умению манипулировать, наверняка закончили Слизерин?

Шарп скривился:

— Нет, упаси Мервин, нет. Я учился в Дурмстранге.

Гермиона фыркнула. Ответ был неочевидным, но нисколечко её не удивил.

— Я не считаю профессора Снейпа преступником, — продолжила она, — но защищать его и жить с ним — это абсолютно разные вещи! Мерлин, да у меня миллион других дел, помимо заботы о нём! Учеба, друзья, родители, в конце концов!

— Вас никто не заставляет готовить Северусу утренний кофе и делить с ним постель, мисс Грейнджер, — бесстрастно произнёс Шарп. — Вы всего лишь должны следить за его состоянием и исправно докладывать мне о любых изменениях, после чего можете отправляться куда угодно: к друзьям, друзьям друзей — да хоть к Караконджулу на рога.

Не успела Гермиона открыть рот, чтобы выдать целителю ответную порцию любезностей, как в дверь деликатно постучали.

— Входите, — бросил Шарп через плечо и вручил Гермионе увесистую сумку: — Ваше приданое.

Её запылавших от возмущения щёк он уже не видел; в кабинет зашел Кингсли в сопровождении парочки мрачных бородатых авроров, чьи лица были скрыты капюшонами.

— Фелониус, — Министр кивнул, пожимая протянутую руку, — если позволите, у нас всё готово.

— У нас тоже, верно, мисс Грейнджер? — с неестественным энтузиазмом воскликнул целитель, хлопнув ладонью по спинке гостевого кресла. — Вы позволите?

Один из авроров молча отошёл в сторону. Шарп проскользнул мимо с неожиданной для человека в столь солидном возрасте прытью, и пустился вверх по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Делегация из авроров, Кингсли и болтающейся в хвосте Гермионы поспешила следом.

Всю дорогу Гермиона гадала, как Снейп отреагирует на её появление, и полетит ли в неё что-нибудь увесистое, как только она шагнёт внутрь палаты. Они ещё ни разу не виделись после заседания, и встреча могла принять самый неожиданный поворот.

Но её опасения не подтвердились: Снейп спокойно сидел на койке при полном параде — если потертые брюки, залатанную рубашку и ворсистый дорожный плащ с чужого плеча можно было описать подобным образом — и молча слушал какие-то наставления Шарпа, растирая немощную руку; она всё так же безвольно свисала вниз, не подавая признаков жизни, и Снейпа это, похоже, злило даже больше, чем конвоиры, явившиеся по его душу.

Протиснувшись между застывшими в дверях аврорами, Гермиона встала позади Кингсли.

— Здравствуйте, сэр, — тихо поздоровалась она, нервно заламывая пальцы. Снейп лишь бросил на неё быстрый взгляд, выражающий что угодно, но не ответное пожелание доброго здравия.

— Предлагаю опустить формальности, Северус, — дождавшись, когда Шарп закончит инструктаж, Кингсли извлёк из кармана мантии тонкий свиток пергамента. — Я мог бы зачитать протокол, но ты и сам знаешь, что за малейшую провинность тебе грозит незамедлительное заключение в Азкабан. Надеюсь на твоё благоразумие.

— Я позволил мисс Грейнджер защищать меня в суде, — Снейп сардонически ухмыльнулся, — и ты всё ещё рассчитываешь на мое благоразумие, Кингсли?

— Прекрати, Северус, — отмахнулся Министр, — если бы не она — гнить бы тебе в Азкабане до конца твоих дней.

Гермиона смущённо поджала губы: меньше всего ей хотелось, чтобы внимание было сосредоточено на её роли в сложившейся ситуации.

— Если бы не она, я был бы уже мёртв, — без капли благодарности констатировал Снейп. — И не утруждал бы своим положением моих дорогих, — он медленно перевел взгляд на Шарпа, — друзей.

Он с трудом поднялся на ноги и без особого энтузиазма приняв от Шарпа кривоватую трость, выпрямился.

— Хватит болтовни, господин Министр. Делай то, что должен.

Помедлив секунду, Кингсли кивнул аврорам. Страж порядка извлёк палочку из складок мантии и приблизился к Снейпу; тот покорно отвернулся лицом к стене, хотя лицо его при этом напоминало застывшую маску.

— Северус Тобиас Снейп, — зычно произнёс аврор, вставая за его спиной. — В соответствии с постановлением Верховного Суда Визенгамота, вы приговариваетесь к заключению под стражу на неопределённый срок. По решению Совета Присяжных, вы будете находиться в вашем личном доме вместе с поручителем до выяснения обстоятельств. Так как вы не можете аппарировать и использовать какие-либо иные магические средства передвижения, вы будете транспортированы традиционным методом передвижения. За вашим домом будет установлено круглосуточное наблюдение. Вы согласны с предъявляемой вам мерой пресечения и готовы к незамедлительной транспортировке?

— Ну, разумеется, — Снейп звонко стукнул тростью по плиточному полу, — я весь горю от нетерпения.

Гермиона, как завороженная, проследила за цепью, вырвавшейся из палочки аврора, и лишь на миг ей показалось, что нечто пугающе холодное стянуло и её руки тоже.

2014

— Опаздываете, Снейп, — строго отметил учитель истории, когда попытка Бетти проскользнуть в кабинет незамеченной с треском провалилась, — и где ваш сосед?

По классу пробежался ехидный смешок: одноклассники уже заметили, что новенький парень проявил интерес к её непопулярной персоне, но Бетти уже давно привыкла игнорировать десятки направленных на неё взглядов.

— Понятия не имею, — честно ответила она.

Очки учителя блестнули в свете палящего солнца.

— Садитесь и готовьтесь к уроку.

Бетти плюхнулась за первую же свободную парту, вытащила учебник и полупустую тетрадь, и принялась делать вид, что вникает в тему урока, ежеминутно поглядывая на дисплей телефона.

Мэйсон с самого утра не отвечал на звонки и сообщения. Они были знакомы не так долго, чтобы он отчитывался перед ней обо всех своих передвижениях, но Бетти отчего-то было тревожно. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, она взяла в руки телефон и принялась скармливать змейке пиксельные квадратики, вполуха слушая монотонный бубнёж учителя.

К её облегчению, Мэйсон ввалился в кабинет спустя двадцать минут после начала урока, бормоча тысячу извинений. Выглядел он странно: волосы взъерошены, рубашка застегнута не на ту пуговицу, возле губ — засохшая зубная паста.

— Всё в порядке? — шепнула Бетти, когда он молча уселся рядом с ней.

— Не очень. — коротко ответил Мэйсон. — Поссорился с папой.

Бетти понимающе кивнула: в этом вопросе она разбиралась как никто другой.

— Я его спросил про татуировку, — через полминуты молчания пояснил Ньюман, — а он взвился и сказал, чтобы я не спрашивал о всякой ерунде. И отца он твоего, кстати, не знает. Говорит, мало ли дураков на земле, которые всякую фигню себе делают.

— Пусть за себя говорит, — оскорбленно шикнула Бетти, — мой отец уж точно не дурак.

— Что-то важное диктовали? — Мэйсон проигнорировал её выпад, бесцельно листая учебник.

— Нет, это же история, — отмахнулась Бетти, разглядывая чахлую монстеру на подоконнике. — И что, твой прямо сильно разозлился?

— Давай не будем больше об этом, — подавленно попросил Мэйсон. — Слушай учителя, экзамены скоро.

— Ничего нового он не скажет, а учебник я уже давным-давно прочитала.

— Тогда не мешай мне, хорошо?

Бетти насупилась:

— Да пожалуйста. Только лицо для начала вытри.

1999

Гермиона чихнула и попыталась встать на цыпочки, рискуя в любой момент оказаться на полу, но даже эта жертва казалась ей меньшей, чем перспектива дышать вековой пылью ближайшие несколько недель, а то и месяцев.

— Я бы попросил вас не трогать мои личные вещи, — раздался за спиной уже ставший привычным хриплый голос, — но, полагаю, это не возымеет никакого эффекта.

Гермиона оглянулась, с трудом балансируя на колченогой табуретке. Снейп подпирал плечом косяк и наблюдал за её изящными па; в мешковатых штанах, шерстяных носках и вязаном свитере авторства миссис Уизли, она выглядела особенно элегантно.

Гермиона постаралась вежливо улыбнуться: с момента начала её условно-добровольного заключения в затхлом доме Снейпа, они практически не разговаривали. Снейп был скрытен, ограничивался односложными ответами, и всячески избегал её общества.

— Извините, сэр, но не мне вам объяснять, как важна в зельеварении стерильность помещения.

— Вы варите своё зелье, — на последнем слове он скривился, будто съел что-то очень горькое, — не здесь, а в лаборатории. Если уж вы захватили моё рабочее место, будьте так любезны оставить в покое остальную часть дома.

Гермиона слезла с табуретки, сняла с волос маячащую перед глазами паутинку и гордо прошествовала мимо Снейпа, демонстративно впихнув облезлый пипидастр в урну возле заваленного мусором камина.

— К сожалению, профессор, я передвигаюсь не по воздуху и не имею возможности аппарировать исключительно в лабораторию и обратно. И раз уж мне приходится во всём этом участвовать, я бы не хотела заработать себе ещё и астму.

— Куда же делась ваша жертвенность, мисс Грейнджер? — Снейп медленно опустился на оставленный ею табурет. — Мне казалось, что такая мелочь, как смерть от удушья, не может сломить ваш непоколебимый дух.

Гермиона стиснула зубы и в который раз подавила в себе желание хлопнуть дверью и аппарировать обратно в Нору.

— Если бы не мой, как вы выразились, непоколебимый дух, вы бы сейчас сидели в холодной камере, в сырости и компании крыс.

— Пока что не вижу особой разницы, — тихо хмыкнул Снейп.

Он физически не мог повышать голос, но это ни капли не мешало ему смешивать Гермиону с грязью. Она шумно вдохнула через ноздри; Снейп, кажется, забавлялся, глядя на неё из-под насмешливо приподнятых бровей.

— Какой же дурой я была, когда согласилась вас защищать.

— Что посеешь, мисс Грейнджер.

— Неужели, в вас нет ни капли благодарности? — окончательно вскипев, Гермиона подошла к Снейпу вплотную, пользуясь возможностью в буквальном смысле смотреть на него сверху вниз. — Да я всё положила на то, чтобы вас вытащить! Я торчу здесь практически круглые сутки, слежу за вашим зельем, пытаюсь привести эту халупу в божеский вид, потому что не представляю, как здесь вообще можно жить, а в ответ получаю только фунт презрения!

— Скажите, мисс Грейнджер, — всё так же тихо перебил её Снейп, доставая из кармана пачку самых обыкновенных маггловских сигарет, — как вы думаете, испытывает ли чувство благодарности умирающее дикое животное, когда его пожирают живьём, начиная с ног?

Гермиона с недоумением наблюдала, как он прикуривает и выпускает в сторону струйку едкого дыма. Так она узнала, что он, ко всему прочему, ещё и курит.

— Я не понимаю, о чём вы.

— Что бы ни наплёл вам Шарп, — Снейп пошарил взглядом вокруг, в поисках чего-нибудь, подходящего на роль пепельницы, — вся эта сомнительная кампания направлена лишь на то, чтобы продлить мои страдания. Вам знакомо определение «паллиативная помощь»?

— Конечно, но я не понимаю, каким образом…

— Пораскиньте мозгами, Грейнджер. Визенгамот ни за что не согласился бы отпустить меня, зная, что я могу рассчитывать на долгую и счастливую жизнь. Зачем держать меня в Азкабане, если моя мучительная кончина — лишь вопрос времени?

— Но зелье…

— Будь это зелье способно принести ощутимую пользу, вы не смогли бы его сварить ни в этой жизни, ни в следующей. Как ваш бывший преподаватель, я не питаю иллюзий касаемо ваших внезапно открывшихся талантов зельевара. Скажем так, это зелье лишь облегчит некоторые из симптомов. Так что, увы, мисс Грейнджер, ваша миссия оказалась чуть менее благородной, чем вы рассчитывали.

— Это лишь ваши домыслы, — возразила Гермиона с вызовом. — Я не верю, что нельзя найти способ вам помочь.

Снейп пожал плечами, отворачиваясь к мутному заляпанному окну.

— Цель должна оправдывать средства, мисс Грейнджер. Ваши потуги спасти мою заблудшую душу не просто бесполезны — они смешны.

— Смешны? — Гермиона в сердцах топнула ногой и из-под иссохшихся скрипучих половиц взвились клубы пыли, смешиваясь с заполнившим комнату сигаретным дымом. — Я уже поняла, что бесполезно ждать от вас благодарности, но можно хотя бы попытаться быть…

— Всё в порядке, мисс Грейнджер? — раздался голос снаружи.

— Служители закона на страже вашего спокойствия, — Снейп, ухмыльнувшись, театрально повёл рукой в сторону входа. — Прошу, мисс Грейнджер — ваш выход.

Поспешно вытерев грязные руки о штанины, Гермиона выглянула в коридор — по совместительству кухню, — где у входа её уже поджидал один из авроров: молодой маг с аккуратной убористой бородкой и ясным взглядом.

— Я слышал ругань. Помощь нужна?

— Нет, спасибо, Моксли, всё в порядке, — заверила Гермиона, оглядываясь на Снейпа: тот как ни в чём не бывало продолжил курить, отвернувшись к окну, — мы с профессором просто очень бурно обсуждаем подробности его лечения.

Снейп фыркнул и Гермиона с трудом поборола желание метнуть в него чугунным чайником, приткнутым на захламлённой плите между проржавевшей кастрюлей и горой сваленных тарелок.

— Вас понял, — кивнул аврор, открывая входную дверь. Гермиона поёжилась: в доме стоял жуткий холод, но Моксли не торопился выходить, позволяя крупным хлопьям снега запорошить порог.

— У вас какие-то вопросы? — вежливо поинтересовалась Гермиона. Аврор лишь сделал уверенный шаг в дом, будто его кто-то пригласил, скинул капюшон и бегло осмотрелся.

— Если этот паршивец будет вас обижать, мисс Грейнджер, — доверительным шёпотом произнёс Моксли, — только скажите. Мы найдём на него управу.

— В этом нет необходимости, — холодно ответила Гермиона. — Профессор не причинит мне вреда. И попрошу без выражений.

Моксли хмыкнул и с экспертным видом покачал головой.

— Я много таких как он встречал, мисс Грейнджер. Не дайте ему запудрить вам мозги. Что бы он там ни сделал для нашей победы, его гнилая натура все равно рано или поздно выползет наружу. Не бывает бывших темных магов — это я вам точно говорю.

— Вы закончили? — осведомилась Гермиона. — Простите, мистер Моксли, но оценка сложившейся ситуации, кажется, не входит в ваши обязанности.

— Не поймите меня неправильно, мисс Грейнджер, — Моксли примирительно развел в стороны раскрытые ладони, — я всего лишь беспокоюсь о вашей безопасности. И это-то как раз и входит в мои обязанности.

— Если профессор Снейп вдруг решит придушить меня голыми руками, я непременно сообщу. А пока что, извините, мне нужно работать.

Моксли смиренно кивнул и, наконец, скрылся за дверью. За время их диалога перед дверью намело приличный сугроб, и Гермиона со вздохом выудила из угла старый веник.

— Не беспокойтесь, мисс Грейнджер, — раздалось из комнаты, — если я решу вас убить, то придумаю более изощрённый способ, чем банальное шекспировское удушение.

2014

Это был очень долгий учебный день: Бетти показалось, что она успела состариться, по меньшей мере, лет на десять. Мэйсон же, напротив, словно забыл об утренних переживаниях и вновь вёл себя просто и непринуждённо. Бетти ему завидовала: если она о чем-то переживала, то делала это долго, с душой и полной отдачей.

— Поможешь мне с биологией, Бет? — с надеждой спросил Мэйсон, когда они пересекали школьный двор. — Учительница у нас, конечно, классная, но я ни слова не понимаю из того, что она говорит, а ты, кажется, хорошо разбираешься.

— Неплохо, — уклончиво ответила Бетти. Она терпеть не могла кому-то что-то объяснять, а уж непонимание этим кем-то элементарных вещей и вовсе выводило её из себя. — Но лучше бы тебе взять дополнительные.

— Ну, нет, — капризно протянул Мэйсон, — лучше будет, если ты объяснишь. Ненаучным языком, мне так понятнее.

— Говорила же: я под домашним арестом, — Бетти сверилась со временем на дисплее телефона, — Тем более, отец запретил мне водить гостей.

— Я всё забываю спросить: почему у вас такие строгие правила? Сильно провинилась?

— Нет. Это как-то связано с отцовской работой, но я понятия не имею, как.

— А почему напрямую не спросишь?

— Да потому что мне не ответят! — рассвирепев от бесконечного потока компрометирующих вопросов, Бетти прибавила шагу. — Ты уже спросил у своего сегодня утром про татуировку — хорошо вышло?

Мэйсон вмиг помрачнел.

— Извини, что пристаю. Просто у меня, кроме тебя, друзей особых нет, по крайней мере, из тех, кто хоть иногда открывает учебники.

Когда они уже достигли перекрестка, где им положено было разойтись, Бетти задумчиво осмотрелась, будто проверяла, не караулит ли её отец где-нибудь за углом или мусорным баком. Она окончательно смирилась с обществом Мэйсона, более того, оно ни капли её не тяготило. В свете последних событий, он остался единственным человеком, кто проявлял к её жизни неподдельный интерес и отталкивать его совсем не хотелось. И Бетти сдалась.

— Ладно, пошли, только ненадолго. Отец должен быть на работе, но может вернуться в любой…

Прежде, чем Бетти успела договорить, Мэйсон подскочил к ней и заключил в крепкие объятия.

— Эй, отпусти! — смутившись, она неловко попыталась его отпихнуть. — Ты чего это вдруг?

— Спасибо! — игнорируя её смущение, Мэйсон радостно тряхнул подругу за плечи, щурясь от бьющего в глаза солнца. — Я буду лучшим учеником, честно! Нам далеко идти?

— Почти на окраину, — ответила Бетти, стряхивая с себя его руки, — но тут не очень далеко, если знать короткую дорогу.

Они шли по узким переулкам вдоль металлических заборов и оград промышленных зданий. Мэйсон отставал, с интересом крутил головой и то и дело останавливался, чтобы сфотографировать особо жуткие места, вроде заброшенного гаража с заржавевшим Харли-Дэвидсоном внутри.

— Круто у тебя тут, будто во вселенной киберпанка!

— Да уж, очень круто, — с кислой иронией произнесла Бетти, доставая ключи. — Мы пришли.

Миновав низкую калитку и поднявшись на крыльцо, она жестом велела Мэйсону оставаться снаружи и прошмыгнула в дом — единственное жилое помещение на весь квартал.

— Пап? Мам? — тоненьким голоском окликнула Бетти, прислушиваясь. Не дождавшись ответа, она на цыпочках прокралась к лестнице; наверху тоже было тихо. — Заходи. Только быстрее.

Бетти запоздало вспомнила, что в её комнате царит жуткий бардак; Мэйсон же от её творческого беспорядка и засилья книг пришёл в полный восторг.

— Вот уж не думал, что ты такая заучка! — воскликнул он, осматриваясь, но, наткнувшись на её тяжёлый взгляд, добавил: — Ну, в хорошем смысле, я имею в виду.

— Ты вообще уверен, что оно тебе нужно? — Бетти попыталась пяткой задвинуть под кровать пустую пачку из-под печенья. — Может, я тебе книжки дам и ты сам попробуешь разобраться?

— Можно. Но раз уж пришли, может, объяснишь мне пару моментов?

Похоронив надежду выдворить друга, Бетти достала из сумки учебник, плюхнулась на пол и открыла книгу на первой попавшейся странице.

— Давай, рассказывай, что ты не понял.

Мэйсон уселся рядом и принялся перечислять:

— Ну вот, например…

1999

Гермиона повесила плащ на шаткую кованую вешалку. Присутствие Снейпа на кухне разрушило все её надежды незаметно прошмыгнуть в лабораторию и спокойно поработать.

— Вы поздно. Снова раздавали интервью? — поинтересовался он, глядя на её взмыленную фигуру, и поправил накинутую на плечи мантию: в неотапливаемом доме было чудовищно холодно. Снейп по-прежнему ревностно охранял свой заваленный мусором камин и, по всей видимости, добивался скоропостижной кончины от пневмонии.

— Сил моих больше нет, — Гермиона не рассчитывала на сочувствие с его стороны, но молчать уже было невмоготу. — Честное слово, даже Гарри достается куда меньше!

С тех пор, как пресс-секретарь обнародовал итоги заседания, журналисты не отлипали от неё ни на минуту. Освобождение Снейпа и тот факт, что сама Гермиона Грейнджер по непонятным причинам якшается с ним, всколыхнули общественность. Гермионе и раньше приходилось отбиваться от прессы, но сегодня они будто с цепей посрывались: стоило ей аппарировать в условленную подворотню в десятке метров от дома Снейпа, как её со всех сторон облепили журналисты всевозможных цветов и форм. Подоспевшие на помощь авроры быстро разогнали эту катавасию, но шок и недоумение остались.

— Меня, напротив, не удивляет, что персона мистера Поттера перестала представлять интерес для газетчиков. — вкрадчиво отметил Снейп. — Полагаю, именно этого вы и добивались?

— Извините? — Гермиона замерла на полпути к лаборатории, ожидая объяснений.

Вместо ответа Снейп молча пододвинул сложенную вдвое газету на угол стола. Гермиона положила сумку прямо на пол, взяла в руки свежий номер «Пророка» и закоченевшими пальцами перевернула газету на лицевую сторону; напечатанный крупными буквами заголовок вмиг отодвинул на второй план и стылый дом, и Снейпа с его дурным характером.

«ЧТО ОБЪЕДИНЯЕТ МАТЕРОГО РЕЦИДИВИСТА И ГЕРОИНЮ ВОЙНЫ? ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР: ЖЕРТВА ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ИЛИ РАСЧЁТЛИВАЯ…

(подробности читайте на стр.3)».

Во рту мигом пересохло, будто песка насыпали. С трудом сглотнув, Гермиона миновала первые две страницы — и тут же наткнулась взглядом на своё лицо. На колдографии, занимающей треть оборота, она растерянно выглядывала из-под капюшона, пытаясь пробиться сквозь ватагу журналистов, тычущих ей в лицо пергаментами и самопишущими перьями. Прямо под фото начинался текст, и Гермиона с первых же строк поняла, почему выражение лица Снейпа сменилось с невозмутимого на насмешливо-сочувствующее.

«Гермиона Грейнджер, прославившаяся своей дружбой со знаменитым Гарри Поттером (и недолговременной любовной связью с небезызвестным Виктором Крамом), шокировала общественность дерзким и эксцентричным поступком. Выступив на суде в качестве защитницы хорошо известного нашему читателю душегуба и морального разложенца, Северуса Снейпа, мисс Грейнджер во всеуслышание объявила о том, что отныне будет жить вместе со своим бывшим учителем. Напомним, что итогам читательского опроса мы выяснили, что экс-директор Хогвартса как никто другой заслуживает участи гнить в Азкабане до конца своих дней: за данный вариант проголосовали более семидесяти процентов респондентов. Остается только гадать, как давно учитель и ученица состоят в этой подозрительной связи, и какие цели преследует мисс Грейнджер. Лишь одно можно сказать с уверенностью: данная особа всегда тяготела к неординарным личностям, и вполне возможно, что ожидающий смертного приговора профессор — всего лишь очередная мышка в мышеловке её коварства и обольстительности.

Р. Скитер».

Повисшую в воздухе тишину можно было намотать на палочку, как сладкую вату. Гермиона ещё раз пробежала глазами по строчкам, чувствуя, как отхлынувшая от лица кровь постепенно начала концентрироваться где-то в районе щёк и ушей.

— Написано довольно безвкусно, — как бы невзначай отметил Снейп. — Из всего многообразия вариантов, Рита, как всегда, выбрала бульварную скукотищу о порочных связях.

Гермиона ошарашенно воззрилась на него. Снейп выглядел так, будто ему приписывали скандальные романы по десять раз на дню.

— И вы всерьёз думаете, что я этого добивалась? — Гермиона кинула газету на стол, отчего стеклянный стакан в старомодном подстаканнике жалобно звякнул. — Да как вы можете!

— Встречный вопрос, мисс Грейнджер. — Снейп был на удивление хладнокровен. — Выяснять, как в вашу светлую голову пришла мысль устроиться моей сиделкой, я не буду, но вы и впрямь наивно полагали, что пресса обойдет стороной вашу внезапную участливость и сочувствие моей судьбе?

Гермиона медленно осела на косой табурет, стоявший с другой стороны стола.

— Рон меня убьёт!

— Это ваши проблемы.

— То есть, вы считаете нормой откровенный поклёп со стороны прессы?

Снейп пожал плечами, явно наслаждаясь её смятением и отхлебнул ещё отвратительного пресного пойла, которое сам лично называл травяным чаем.

— Пресса есть пресса. И я считаю, что у любого поступка есть логичные и закономерные последствия. Это — одно из них. Неужели вы настолько недальновидны? Вы меня разочаровываете, мисс Грейнджер.

Почему-то именно эти слова кольнули особенно больно. Гермиона подхватила с пола сумку и в сердцах водрузила её на стол в компанию к помятому «Пророку».

— Разочаровываю?!

Она принялась вываливать перед носом Снейпа склянки и флаконы, со звоном покатившиеся по столу. От падения на пол их спасало лишь то, что кухонный стол представлял собой кривоватый щербатый сруб с ввинченными в него металлическими ножками, накренившийся в сторону стены.

— Вместо того, чтобы заниматься учебой, — с каждым новым выставленным на стол флакончиком, её голос становился всё выше и выше, — и поиском способа вернуть память родителям, я вынуждена была тащиться в Мунго ни свет ни заря, потому что некоторые из ингредиентов для вашего зелья закончились, а отправлять их совами запрещено по закону! А вы сидите здесь и заявляете мне, что разочарованы?

— Я бы на вашем месте обращался с ними осторожнее, — Снейп и бровью не повел, аккуратно подхватив пузырёк, балансировавший на самом краю стола, — эссенция златолистого паслёна весьма взрывоопасна.

Гермиона выпрямилась. Поддаваться на провокации Снейпа, значило еще глубже закапывать себя в пучину его пренебрежения.

— Буду честна. Несмотря на моё искреннее желание помочь вам, я оказалась здесь далеко не по своей воле. Но мы имеем то, что имеем. И если вы намерены пытаться выжить меня отсюда, знайте: ничего у вас не выйдет.

— А я уж было понадеялся, — бесцветным голосом ответил Снейп, разглядывая морозные узоры на окне. — Раз уж вы поддержали инициативу продлить моё существование на неопределённое количество времени, могу я попросить вас спуститься в лабораторию для выполнения ваших прямых обязанностей и больше не мозолить мне глаза?

Вздымающаяся грудь и горящие глаза Гермионы свидетельствовали о том, что она высказала далеко не всё, но Снейп не был намерен продолжать баталии. Протянув ей флакончик с треклятым паслёном, он не сразу разжал пальцы, заставляя Гермиону посмотреть ему в глаза.

— И насчёт ваших родителей, — без издевки добавил он. — Имейте уже мужество принять непоправимое и оставьте свои жалкие попытки что-то изменить. И впредь не оставляйте свои личные записи в моей лаборатории.

2014

Бетти очень скоро пришла к выводу, что Мэйсон не понимал абсолютно ничего. Когда минутная стрелка на настенных часах сделала полный круг, она не на шутку встревожилась: отец мог вернуться с минуты на минуту, а жаждущий знаний товарищ даже не собирался уходить.

— Слушай, наверное, это прозвучит не очень вежливо, но тебе пора.

— Да-да, — отстранённо отозвался Мэйсон, чиркая что-то тетради, и ткнул ручкой в очередную строчку. — А вот это что значит?

— Спросишь у Хелмсли. Давай…

Дверь внизу щёлкнула, и Бетти замерла, как зверёк, заслышавший приближение хищника.

— Господи, это папа!

В панике, она вскочила на ноги, едва не потеряв равновесие. Мэйсон тоже на миг стушевался, но быстро взял себя в руки.

— Я спрячусь, — уверенно бросил он, тихонько поднимаясь с места, — а потом незаметно уйду. Может, в шкаф?

Как он собирается незаметно сбегать, Бетти не представляла, учитывая, что большую часть времени отец проводил на первом этаже, выход из дома был всего один, а идея проторчать здесь вдвоём до ночи, а то и до утра, никуда не годилась.

— Бетельгейзе! — раздался голос отца, и Бетти, окончательно растеряв самоконтроль, в ужасе заметалась по комнате.

— В шкафу места нет, — пробормотала она, лихорадочно соображая, куда можно засунуть друга, — за шкафом — тоже…

— Я мог бы вылезти через окно, — неуверенно произнес Мэйсон, — тут, вроде, не очень высоко.

— Чтобы ты ноги себе переломал? — огрызнулась Бетти. — Вот тогда уж папа тебя точно заметит.

На лестнице раздались быстрые шаги.

— Давай сюда, — шикнула Бетти, приподнимая висящее до пола одеяло, — и ни звука!

Мэйсон юркнул под кровать за секунду до того, как лязгнула дверная ручка. Бетти постаралась принять максимально непринужденную позу, скрючившись над брошенным на полу учебником, но сердце в груди грохотало так, что дом рисковал сойти с фундамента.

— О, пап, привет, — беззаботно бросила она, когда дверь открылась, и на пороге появился отец. Он обвел взглядом развал, царивший в комнате и неторопливо поинтересовался:

— Ты принципиально не откликаешься, когда тебя зовут?

— Зачиталась, наверное, извини, — Бетти заложила ручку за ухо и максимально приветливо улыбнулась отцу, гадая, насколько подозрительным выглядит её внезапное дружелюбие.

— Здесь есть кто-то ещё? — он даже не взглянул на неё, задумчиво обводя взглядом комнату.

— Нет конечно, пап, — прыснула Бетти, надеясь, что нарабатываемое годами актерское мастерство не подведёт её в столь ответственный момент, — я тут одна, больше никого.

— «Никого» не оставляют свои ботинки в прихожей, — отец закрыл за собой дверь и вежливо обратился к колыхнувшемуся одеялу. — Будьте так любезны покинуть своё убежище, мистер Ньюман. Не заставляйте меня и дальше участвовать в этом цирке.

Своевременно сообразив, что лучше повиноваться сразу, Мэйсон на корячках выполз из своего убежища, и, поднявшись на ноги, протянул хозяину дома розоватую ладонь.

— Здравствуйте, мистер Снейп, сэр. Я Мэйсон, одноклассник Бетти.

— Я осведомлён о том, кто вы, — проигнорировав протянутую ладонь, Северус скрестил руки на груди. — И смею предположить, что являясь товарищем моей дочери, вы имеете представление о правилах и запретах, установленных в этом доме.

Он смерил Мэйсона таким взглядом, от которого даже Бетти, с её-то опытом и выдержкой, уже провалилась бы сквозь землю.

— Пап, Мэйсон просто зашёл, чтобы…

— Я обращаюсь не к тебе, — он даже не удостоил дочь взгляда, вперившись чёрными глазами в покрасневшее лицо её друга. Мэйсон, который поначалу держался довольно браво, скукожился под его тяжёлым взглядом. — Я был бы крайне признателен, если бы вы немедленно покинули мой дом, мистер Ньюман. Также, я настоятельно рекомендую держаться от моей дочери подальше, пока я не сочту вашу компанию приемлемой. Надеюсь, я ясно выразился.

— Да, сэр, — дрогнувшим голосом ответил Мэйсон, не зная, куда деть глаза.

— Не смею задерживать, — отец сделал шаг в сторону, указывая на дверь. — И в ваших интересах добровольно забыть дорогу в этот дом.

Мэйсон в ту же секунду подхватил свою сумку вылетел из комнаты, не попрощавшись. Бетти приподнялась с места, чтобы пойти следом, но отец её остановил.

— Сидеть, — отрывисто приказал он, и Бетти, не удержав равновесие, снова шлёпнулась на пятую точку. — Ты не покинешь эту комнату, пока не вернётся твоя мать. А потом мы поговорим.

1999

Гермиона тихонько выругалась и подула на обожженную ладонь.

Работа не клеилась. Казалось, что сегодня лаборатория Снейпа вполне серьезно вознамерилась её убить: горелка могла потухнуть, или, наоборот, вспыхнуть, в самый неподходящий момент, серебряный нож резал аккурат по самым пальцам, ступка не толкла, весы измеряли не точно, а слёзы, капающие с носа, то и дело норовили попасть в котёл.

После выхода статьи в «Пророке», Рон не разговаривал с ней уже вторую неделю. Остальное семейство Уизли открытой враждебности не показывало, но в Норе витало заметное напряжение, и это сводило Гермиону с ума. Гарри, который понимал, что за труднообъяснимым поступком подруги стоят исключительно благородные мотивы, метался между ней и Роном, не решаясь принять чью-то сторону. Гермиона действительно проводила огромное количество времени в доме Снейпа, и, если говорить начистоту, одному Мерлину было известно, чем они там занимались. На деле всё было более, чем прозаично: Снейп сидел на кухне или в гостиной, курил и пил свой неудобоваримый чай из трав, игнорируя её присутствие, а Гермиона часами просиживала в лаборатории, после чего отправлялась прямиком домой. Но журналисты, с их неприятной способностью материализоваться буквально из воздуха, следовали за ней по пятам и настоятельно требовали комментариев. Ситуация была настолько противной, что Гермионе казалось, будто она влезла в мутную, липкую трясину.

И сейчас, позорно спрятавшись в лаборатории, она тихонько шмыгала носом, стараясь взять себя в руки: одна слезинка в котле — и зелье из лекарства может превратиться во что угодно с самыми неожиданными свойствами.

Необходимо было успокоиться и продолжить работу. Поставив непокорную горелку на минимальный огонь и с досадой тряхнув обожженной рукой ещё раз, Гермиона опустилась на мягкий круглый стул. В отличие от остального дома, лаборатория Снейпа была удивительно уютной, если это слово было применимо к стылому подвальному помещению с маринованными зародышами по стенам, но, по крайней мере, здесь было просторно и чисто, а от раскалённого котла исходило приятное, баюкающее тепло.

Зелье тихо побулькивало. Судя по составу, на вкус оно должно было напоминать тухлого осьминога, но источаемый им на данном этапе приятный запах чабреца действовал как хорошее успокоительное. Утерев глаза рукавом толстого свитера, Гермиона протянула руку к сумке и извлекла оттуда несколько замусоленных свитков.

После того, как Снейп назвал «жалкими» исследования, над которыми она корпела днями и ночами, Гермиона решила подступиться к ним с принципиально другой стороны. Вместо того, чтобы и дальше пытаться отыскать подходящий рецепт, она планировала сварить зелье, которое широко использовалось в Мунго для лечения кратковременной потери памяти, в качестве базы, после чего, модифицировать его в соответствии с формулами, указанными в теоретических исследованиях по восстановлению безвозвратно утерянных воспоминаний. Оставалось лишь тщательно распланировать процесс приготовления и приступить к работе.

Зелье Снейпа резко шикнуло. Оно напоминало воинственную медузу-горгону: стоило нейтрализовать побочный эффект синтеза одних ингредиентов, как в реакцию тут же вступали другие, и Гермионе несколько раз приходилось сбегать под стол в надежде, что там агрессивное варево её не достанет.

Время за работой летело быстро, но отнимало очень много сил. Гермиона грустно посмотрела на старый металлический будильник: стрелка как раз миновала семь часов. Ещё раз проверив состояние зелья, Гермиона несколько раз помешала его по часовой стрелке, перевернула песочные часы, вернулась к столу и расслабленно прилегла на сложенные руки.

Казалось, что прошла всего пара секунд, когда сквозь томную негу до неё донеслось громкое шипение. Мгновенно проснувшись, Гермиона подскочила с места и кинулась к бурлящему котлу: зелье уже лезло наружу, расплавляя тонкие края сосуда. Быстро выключив огонь, Гермиона отскочила от котла на безопасное расстояние и затаила дыхание. Перегревшийся состав мог взорваться в любой момент, но к счастью, в этот раз зелье решило сжалиться над ней и медленно поползло обратно в котёл.

— Что здесь происходит, Грейнджер? — раздалось от двери.

Снейп стоял у входа, опираясь на трость, и недоверчиво принюхивался. При ней он ещё ни разу не спускался вниз, но, запах чабреца, из-за сильного перегрева превратившийся в запах разлагающейся кошки, заставил его это сделать.

— Простите, сэр, но вам запрещено здесь находиться.

— Это мой дом, — отрезал Снейп, и, проковыляв вглубь лаборатории, по-хозяйски уселся на облюбованный Гермионой ранее стул. — Я вправе знать, есть ли риск, что он взлетит на воздух после ваших сомнительных, — он многозначительно покосился на продолжающий кипеть при выключенной горелке котёл, — манипуляций. Что вы натворили?

— Сэр, я не обязана…

— Если уж взялись снабжать меня этой гадостью, будьте добры хотя бы готовить её правильно. Выливайте своё варево и приступайте заново.

— Что? — Гермиона с недоумением оглянулась на котёл. Зелье не изменилось ни по цвету, ни по консистенции, даже пахло снова как прежде. — Я же вовремя его выключила!

— Зелье, в процессе приготовления которого был нарушен температурный режим, считается испорченным, даже если внешне это никак не проявляется. Выливайте.

— Но в инструкциях профессора Шарпа указано…

— Инструкции профессора Шарпа, мисс Грейнджер, — раздраженно перебил Снейп, — рассчитаны на волшебника, который априори не позволяет себе подобных ошибок. Меня удивляет, что вам ещё хватает наглости спорить и переговариваться после столь очевидного фиаско. И с такими навыками вы собираетесь помочь вашим родителям?

Слёзы вновь предательски навернулись на глаза, и Гермиона поспешно отвернулась.

— Зелье, которым вы меня пичкаете, — жёстко продолжил Снейп, — не самый сложный состав из существующих. Несмотря на это, даже малейшая оплошность в его приготовлении может привести к весьма плачевным последствиям. Хотя я, безусловно, понимаю ваше стремление в свете последних событий привести меня к скорейшей кончине.

— Мне жаль, сэр, — ответ получился чуть более громким, чем она планировала. — Я начну работу заново.

Он не ответил. Услышав тихое шуршание пергамента, Гермиона оглянулась: Снейп перелистывал её записи и, казалось, её последнюю реплику даже не слышал.

— Откуда вы это взяли? — спросил он, на просвет вглядываясь в исчерканные строчки.

— Вы сказали, что мои предыдущие записи никуда не годятся, и я решила опробовать иной подход.

— Что же, по всей видимости, я был абсолютно прав, — заключил Снейп, бесцеремонно сгребая бумаги со стола. — Допускаю, что вы затеяли всё это, чтобы обрести пригодное для исследований пространство, но я бы попросил сконцентрироваться на официальной цели вашего пребывания.

Гермиона подняла на него взгляд, полный негодования:

— То есть, вы действительно считаете, что я ввязалась во всё это ради доступа к вашей лаборатории? Думаете, я терплю косые взгляды и нападки прессы, чтобы иметь доступ к святая святых неподражаемого мастера зельеварения?

Она чувствовала, что переступает черту, но просто не могла остановиться.

— А вы хотите убедить меня в обратном? — Снейп подался вперед, опираясь на трость. — И как же? Расскажете очередную пресную историю о человеколюбии и отваге? Ваше негодование оставьте для мистера Уизли, мисс Грейнджер, а здесь вам не школьная скамья, где я за подобное поведение снял бы с вас уйму баллов. Ведите себя как достойно, в конце концов.

Гермиона судорожно вздохнула и отвернулась.

— Мне нужно работать, сэр. А вам лучше уйти. Авроры могут спохватиться в любую минуту.

— Когда закончите, отправьте образец Шарпу, — Снейп не без труда поднялся с места. — Ироничная смерть от бездарно приготовленного зелья не входит в мои планы.

Когда стук трости на лестнице стих, Гермиона вновь рухнула на табурет. Пренебрежение и колкости Снейпа были для неё привычным делом еще со школьных времён, но он был абсолютно прав: уровень её знаний не был достаточно высок, чтобы браться за зелья сложнее школьной программы. Осознание собственной несостоятельности тяжёлым камнем легло на сердце, мешая вздохнуть и Гермиона, наконец, позволила слезам вырваться наружу.

Спустя несколько минут, с трудом поборов нахлынувшее уныние, она вернулась к котлам. Необходимо было возобновить работу как можно скорее, чтобы вернуться в Нору хотя бы под утро. Трясущейся рукой Гермиона достала палочку, со второго раза членораздельно наколдовала Эванеско и понесла использованный котёл к раковине.

И лишь на обратном пути она заметила, что её записи исчезли.

2014

Бетти сидела на кровати, прижав колени к груди, и качалась взад-впрерёд, не глядя по сторонам.

— Если мама не придёт, — рассуждала она вслух, — значит, я застряла здесь навсегда. Может, оно и к лучшему: не придется слушать нотации и придумывать оправдания. Просто потихоньку умру, а отец, скорее всего, этого даже не заметит.

Паника прошла в первый час; сейчас же, несмотря на бешеное сердцебиение и ледяные ладони, она чувствовала себя вполне готовой к «серьёзному разговору».

Кулон на шее перевернулся и больно колол между острыми лопатками. Бетти попыталась вернуть его в нормальное положение, но тот запутался в замочке и некрасиво топорщился вверх. Она хотела попробовать распутать его зубами, но громовой зов отца нарушил её планы.

— Бетельгейзе! Спускайся немедленно!

Стянув цепочку через голову и наобум отшвырнув её куда-то в угол комнаты, Бетти, глянув напоследок на свое печальное отражение в зеркале, поспешила на зов.

Мама уже сидела на диване и лишь вопросительно посмотрела на дочь, когда та появилась на пороге комнаты. Отец, неизменно сжимавший в руке стеклянный бокал, отошёл от камина и медленно опустился в кресло.

— Садись.

Бетти заняла оставшееся место, запихав застывшие ладони под колени и раскачиваясь из стороны в сторону в надежде, что удастся сторговаться на обычный выговор без признательных показаний.

Отец приложился к стакану, но прежде чем отпить, распорядился:

— Рассказывай. В мельчайших подробностях.

— Да мне особо нечего рассказывать.

— Бетти, прошу тебя, — предостерегла Гермиона, не отрывая встревоженного взгляда от пугающе спокойного мужа, — расскажи, что случилось.

— Ну, — Бетти, стараясь представить, что отца нет в комнате, обратилась к маме, — я просто привела в гости друга. Мэйсона. Ненадолго.

Она не видела в этом ничего страшного, но судя по вмиг побелевшему лицу матери, что-то страшное в этом всё-таки было.

— Но Бетти, — осторожно начала Гермиона. — ты же знаешь, что тебе нельзя водить в гости друзей.

— Почему?

Мама замолчала и принялась заламывать руки. Бетти очень хорошо знала этот жест: мама делала так только тогда, когда сильно волновалась или не знала, что ответить.

— Северус…

— Что? — до сего момента безучастный, он поднял взгляд. — Не ты ли недавно сыпала упреками, что мои методы слишком жёсткие, недейственные, и что с ребёнком надо «разговаривать»? Пришло время продемонстрировать действенность этой метóды на практике.

Гермиона на миг прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Сейчас каждое произнесённое ею слово могло обернуться во благо или же во вред.

— Понимаешь, Бетти, — неуверенно начала она, — есть некоторые важные вещи, о которых мы с папой пока что не можем рассказать. Но чтобы всё было хорошо, ты должна нам помогать.

— Почему? — с вызовом спросила Бетти. — Почему я должна вам помогать? Вы ведь мне ничего не рассказываете. Мне уже тринадцать, мам. И я не идиотка.

— Конечно, ты уже не ребёнок, — Гермиона слабо улыбнулась. — Но еще и не взрослая, чтобы здраво оценивать некоторые вещи. Мы просто заботимся о тебе и всего-навсего просим соблюдать некоторые правила. Ты совсем не знаешь этого мальчика...

— Можно подумать, вас я знаю! — Бетти чувствовала, что закипает, но и не думала останавливаться. — Вы ничем со мной не делитесь, ничего не объясняете, и всё, что вас интересует — это учёба и выполнение дурацких правил!

— Мы твои родители и хотим уберечь тебя…

— Ну и что, что вы мои родители? — в сердцах выкрикнула Бетти. — Я ничего о вас не знаю! Вот, например, папа: откуда у него этот ужасный шрам и татуировка на руке? А у тебя, мама, тоже шрам, как будто надпись — откуда? Почему мы так часто переезжаем, почему мне нельзя заводить друзей? Меня уже давно считают за сумасшедшую в классе, со мной никто не хочет общаться, а всё потому, что есть какие-то «важные вещи»?

Бетти запыхалась; её взгляд заметался с одного родителя на другого. Мама выглядела так, будто выпила уксуса. Папа всегда так выглядел, поэтому сложно было сказать, о чём именно он думает сейчас.

— Детка, пойми, — мама привстала и потянулась к ней, но Бетти лишь вскочила с кресла, не давая коснуться себя. Было горько, обидно и отчего-то очень-очень страшно.

— А что насчет лекарства? — продолжила она, чувствуя, как по щекам начинают литься слёзы. — Почему я его пью? Я нормально себя чувствую, а как выпью — меня тошнит! Папа постоянно что-то выпытывает у меня, придумывает какие-то запреты, а я даже не знаю почему! Я нормально учусь, не делаю ничего плохого, а вы себя ведёте, как будто я вам чужая! Раз так — отдайте меня куда-нибудь, где…

От резкого звука бьющегося стекла мама крупно вздрогнула, а Бетти, громко взвизгнув, отскочила в сторону; на стене за её спиной уродливым пауком затемнело бурое пятно, а разбившийся бокал осколками разлетелся по полу.

Бетти с ужасом взглянула на отца. Тот сидел, опустив голову; за ниспадающими волосами не было видно лица, но от его голоса по спине побежали мурашки.

— Марш в свою комнату. И чтобы я тебя больше сегодня не видел.

Бетти всхлипнула, чувствуя, как дрожат губы и сжала кулаки до побелевших костяшек.

— Я тебя ненавижу, — выплюнула она сквозь слёзы.

— В комнату, — Северус поднял голову, равнодушно глядя в заплаканное лицо дочери, — Живо.

Взвыв, Бетти опрометью бросилась к себе, спотыкаясь на ступеньках. Просидев неподвижно еще с минуту, Северус медленно встал и прошёл к старому комоду у стены, переступая через осколки.

— Как мы видим, — дернув ящик так, что тот чуть не вывалился наружу, он извлек из его глубин мятую пачку сигарет, — твоя идеология доверительных отношений доказала свою нежизнеспособность

Гермиона, спрятавшая лицо в ладонях, ничего не ответила.

2014

Гермиона подняла глаза, сдавив ладонями гудящие виски. Она и не заметила, как комната погрузилась во тьму, как щёлкнул выключатель торшера. Тошнотворно тёплый свет перегорающей лампочки освещал лишь низкий журнальный столик, скрывая в тени сидящего напротив мужа; в сгустившейся темноте было видно лишь его размытый силуэт и маленький огонёк тлеющей в пальцах сигареты.

— Ты обещал бросить.

Северус хмыкнул. Огонёк загорелся ярче.

— Жизнь вносит свои коррективы.

Гермиона выпрямилась и прочистила горло, будто стянутое тугим узлом.

— Так больше продолжаться не может.

Пальцы её сложенных на коленях рук неуёмно дрожали. Северус чуть склонился вперёд; теперь его лицо было отчетливо видно в лужице тусклого света. Красные пятна некрасивым узором расплылись по его лицу, но нетрезвым он уже не выглядел.

— Собираешься ей всё рассказать? — после минуты тягостного молчания, он вновь поднёс сигарету к губам.

— Да.

— Исключено.

— Я не стану с тобой препираться. Мы потеряем нашу дочь прежде, чем придём к общему знаменателю. Лгать и выкручиваться для меня — не естественное состояние, Северус.

— Это не имеет значения, — резко ответил он, — пока наша дочь в безопасности.

— Она не в безопасности. Она страдает — вот, что имеет значение.

— А ведь я считал тебя мудрой женщиной.

— Легко быть мудрой, когда тебе не оставляют выбора, — дрогнувшим голосом ответила Гермиона.

Северус ответил не сразу; с минуту он пристально вглядывался в измученное лицо жены, откинулся на спинку кресла, демонстративно закинул ногу на ногу и приглашающе махнул в сторону лестницы:

— Что же, вперёд. Не смею более препятствовать. Только не забудь отметить кружком в календаре день, когда ты сломала нашей дочери жизнь.

Гермиона, отвернувшись, закрыла рукой дрожащие губы — непрошеные слёзы тут же полились по щекам, даря свободу эмоциям, которые так долго не находили выхода.

— Я не знаю, что делать, Северус! — всхлипнула она сквозь подступающую истерику и скукожилась на диване, поджав поджав под себя ноги, словно маленький ребёнок. — Не знаю!

В ответ раздался лишь мягкий скрип кресла, и комната погрузилась в тишину. Гермиона беззвучно плакала, спрятав лицо в ладонях, задыхаясь и давясь собственными слезами, и всё никак не могла остановиться, чувствуя, как отчаяние и злость захлестывают с головой, как дрожат от бессилия руки, как сводит зубы от желания вывалить всё дочери как на духу, только бы не видеть больше осуждения и разочарования в её глазах. И лишь спустя несколько долгих минут, почувствовав рядом какое-то шевеление, она отняла руки от залитого слезами лица.

— Пей, — Северус опустился на пол возле дивана и с силой вложил ей в ладонь стакан с прозрачной жидкостью. — И возьми себя в руки. Твои истерики ни к чему не приведут.

— Скажи это останкам своего бокала, — прохрипела Гермиона, кивая в сторону темного пятна на стене и поблескивающих на полу осколков.

— Успокойся. И послушай меня.

Гермиона сделала глоток. На вкус это было не похоже ни на виски, ни на одно из известных ей успокаивающих зелий, но от растекшегося по телу тепла моментально стало легче. Она отставила бокал и приготовилась встать, но Северус настойчиво потянул её за руку, заставляя сесть обратно.

— Я был несдержан, — нехотя признал он. — Но даже я могу потерять контроль, когда мои наставления и попытки оградить от опасности настойчиво игнорируются изо дня в день.

— Невозможно оградить её от всего. Ты сам это прекрасно знаешь.

— Но рассказав ей всё сейчас, ты сделаешь ситуацию в разы хуже.

— Я понимаю, — с отчаянием в голосе простонала она, — не надо разговаривать со мной как с умалишенной, Северус.

— Твои попытки саботажа наталкивают меня на определённые мысли.

— Я её мать, — с вызовом произнесла Гермиона, встречаясь с мужем взглядом, — и я не могу смотреть на то, во что мы её превращаем: в изолированного, отчуждённого…

— А я её отец, — перебил Северус, — и я как никто другой знаю, что такое отчужденность и изоляция. Формирование привязанностей вообще не ведёт ни чему хорошему, а одиночество, учитывая её положение…

— Перестань проецировать свой личный опыт на неё!

Северус вмиг сошёл с лица. Гермионе показалось, что за один короткий миг он постарел на добрый десяток лет.

— Где мы по-твоему были сейчас, если бы я не проецировал на неё свой личный опыт? — полным ледяной злобы спросил он, медленно поднимаясь с пола.

— Хватит, — тихо всхлипнула Гермиона, безвольно мотая поникшей головой, — пожалуйста, Северус. Мне тяжело это принять. Я не могу это принять. Когда всё это закончится? Сколько ещё ждать?

— Столько, сколько потребуется, — твёрдо ответил он, глядя на неё сверху вниз, — если не хочешь, чтобы в жизни нашей дочери появились проблемы похуже плохих отношений с родителями. А теперь я иду спать, потому что помимо ваших истерик и бесконечного разбора полётов, у меня, черт побери, есть и другие, не менее важные дела.

Резко развернувшись, он быстрым шагом направился к лестнице. Касаясь пальцами искусанных губ, Гермиона смотрела ему вслед, но взгляд расфокусировался, а веки наливались свинцовой тяжестью. Взглянув на дно опустевшего бокала, она поняла: всё-таки, это был не обычный алкоголь.

— Она открыто заявляет тебе о своей ненависти, — её голова безвольно опустилась на подушку. — Неужели тебе всё равно?

Северус на миг остановился у подножия лестницы.

— Называй это как хочешь.

И последним, что услышала Гермиона, перед тем, как погрузиться забытие, был скрип ступенек, раздающийся под его тяжёлыми шагами.

1999

Прошло уже две недели с тех пор, как Гермиона Грейнджер закончила работу над восстанавливающим зельем для Северуса Снейпа. Но несмотря на все признаки полного соответствия рецептуре и технологии приготовления, Снейп был непреклонен и категорически отказывался пить это варево без должной проверки. Отправив склянку с зельем профессору Шарпу, Гермиона получила небольшой импровизированный отпуск, лишь время от времени заглядывая к профессору, дабы не нарушать постановления Министерства. Снейп одиночеству был рад, при каждом её появлении страдальчески закатывал глаза и, кажется, чувствовал себя немного лучше.

Но сегодня, когда его не оказалось ни на кухне, ни в гостиной, ни в лаборатории, куда он повадился по-партизански наведываться, Гермиона насторожилась. Непроверенной оставалась лишь его личная комната, которая находилась на втором этаже: Снейп строго-настрого запретил ей туда заявляться, но отчаянные времена требовали отчаянных мер. Собравшись с духом, Гермиона крепко сжала в руке два образца зелий и решительно направилась штурмовать неприступную профессорскую крепость.

— Сэр! — она тихонько постучала в дверь одними костяшками пальцев. — Пришли результаты проверки качества: зелье пригодно для использования!

Кроме звенящей тишины за дверью ничего слышно не было. Гермиона вновь занесла руку и постучалась уже увереннее.

— Сэр?

По ту сторону что-то завозилось и затихло. Заподозрив неладное, Гермиона уже потянулась к засаленной медной ручке, но дверь вдруг резко распахнулась и прямо перед ней возник Снейп собственной персоной: мертвенно-бледный, взмокший, с ввалившимися глазами и тяжело вздымающейся впалой грудью, обтянутой старой протертой рубашкой со следами… крови?

— Чего вам, Грейнджер? — слабым голосом прорычал он, дрожащей рукой сжимая трость, попутно пытаясь выпихнуть Гермиону в коридор.

— Что с вами, сэр? — растерянно пробормотала Гермиона, шагая навстречу, но Снейп шарахнулся от неё, как от прокажённой.

— Убирайтесь! — уже громче рявкнул он и, закашлявшись, отпрянул обратно в комнату.

— Сэр, вы ранены! — Гермиона юркнула вслед за ним, прикрыв за свобой дверь.

— Со мной всё в порядке, — раздражённо выплюнул Снейп, отшвырнув трость в сторону и опускаясь на скомканные простыни, сваленные в одном углу кровати, — нечего вам здесь делать, Грейнджер!

— Вас нужно осмотреть, — взволнованная, Гермиона присела рядом. Снейп смотрел в стену перед собой, тяжело дыша и глубоко моргая, будто оглушенный. Гермиона протянула руку, чтобы осмотреть его, но профессор предостерегающе зашипел:

— Даже думать не смейте.

— В самом-то деле, сэр, перестаньте вести себя, как ребёнок!

Пользуясь физическим преимуществом, Гермиона упрямо пододвинулась ближе, игнорируя вялые попытки профессора отстраниться: гордость не позволяла ему допустить её к телу без боя, но если бы Снейп действительно хотел её оттолкнуть, он бы это сделал. Гермиона проследила взглядом дорожку от воротника к шее, ориентируясь на положение капелек крови, и лишь сдавленно охнула, когда Снейп повернул голову, обнажая горло.

— Боже, сэр…

Если так подумать, Гермиона редко видела Снейпа с открытой шеей: вместо привычных рубашек он повадился носить растянутые, поеденные молью свитера с высоким горлом, или заматывался шарфом по самые уши, для верности втянув голову в плечи. Теперь она понимала, почему: его рана выглядела ужасно, кажется, немногим лучше, чем в ночь нападения змеи. Рубцы были воспалены, кровоточили и выглядели так, будто никто и не пытался их лечить.

— Сэр, вы ведь исполняете предписания профессора Шарпа? — без особой надежды спросила Гермиона. Стараясь не касаясь раны, она аккуратно обвела её контур пальцами. Снейп отодвинулся ровно на дюйм.

— Последние две недели — нет.

— Мне что, круглосуточно за вами следить?

— Увольте.

— Где ваша мазь?

— Без вас справлюсь, Грейнджер.

— Я уже вижу, как вы справляетесь!

— Вы забываетесь, — прорычал Снейп, — то, что вы со своими чёртовыми зельями навязались на мою голову, не дает вам права читать мне морали!

Вспомнив о зельях, Гермиона запустила руку в карман мантии и извлекла оттуда два одинаковых крошечных пузырька с разными на вид составами.

— Вот, сэр, выпейте прямо сейчас, — она торопливо вложила флаконы в его пальцы: они были очень холодными и сухими, как бумага. Смутившись, Гермиона поспешно одёрнула руку, но Снейп не заметил столь вероломного вторжения в своё личное пространство: его внимание было полностью сосредоточено на бледно-розовом содержимом одного из пузырьков.

— Что это?

— Зелье, которое дал мне профессор Шарп, сэр.

— Я вижу, что это зелье. Для чего оно? — требовательно спросил Снейп, отложив второй флакон, и принялся разглядывать подозрительный состав на просвет.

— Не знаю, сэр, — небрежно бросила Гермиона, изо всех сил стараясь не вызвать подозрений, — ингредиенты для этого зелья нельзя выносить за пределы больницы, поэтому профессор Шарп варит его сам. Он сказал, чтобы вы обращались напрямую к нему, если возникнут вопросы.

На самом деле она и сама бы прекрасно справилась с этой задачей. Сварить зелье, блокирующее потоки магии, смог бы любой мало-мальски толковый шестикурсник, но Шарп вмиг отверг эту идею.

«Северус без труда опознает Блокирующее зелье даже не глядя, — сказал он этим утром, вручив ей флакончик с неизвестным искристым составом. — Он принимал его во время приступов, соответственно, ничего об этом не помнит. Не думаю, что вам удастся вливать в него это пойло силой каждый раз, когда Северус решит побуянить, поэтому, я постарался сделать всё, чтобы замаскировать его под обычное Восстанавливающее. В связи с этим, возможны некоторые незначительные побочные эффекты, однако, цель, в конечном итоге, оправдывает средства. Если Северус начнёт задавать вопросы, ссылайтесь на меня. Но можете быть спокойны: Снейп — гордец, он в жизни не признает, что не смог распознать состав зелья самостоятельно».

Когда профессор откупорил крышку и принюхался, Гермиона затаила дыхание от тревожного предчувствия, что он с лёгкостью может раскусить их с Шарпом фарс.

— Где ваша мазь? — стараясь отвлечь Снейпа от процесса идентификации, поинтересовалась Гермиона, но в ответ получила лишь холодное:

— Не ваше дело.

— Ваше состояние здоровья — это как раз-таки моё дело.

— Следите за мной, как за лабораторной крысой? — сухо поинтересовался Снейп, отставляя зелье на тумбу, и Гермиона мысленно выдохнула. Здоровой рукой он извлек из тумбочки почти доверху наполненную баночку с плоской крышкой и указал подбородком на дверь. — Выметайтесь, Грейнджер, я сам разберусь.

— Я должна проследить за вами, — упрямо возразила Гермиона. — Иначе, мне придется доложить, что вы не выполняете условия временного освобождения. И вот тогда вас точно закроют в Азкабане.

Гермиона поднялась с кровати, скрестив руки на груди. Она прекрасно понимала, что даже в таком состоянии Снейп морально уже вполне созрел выкинуть её в окно. Но, вопреки опасениям, он лишь раздраженно одернул воротник и принялся расстёгивать верхние пуговицы рубашки, сверля её взглядом. Гермиона поспешно отвела глаза: вести себя чуть ли не по-хозяйски в личных комнатах Снейпа было для неё смущающе ново.

— Будете просто смотреть или предпочтёте подробно документировать увиденное? — осведомился Снейп, зачерпнув пальцами мазь. Не дожидаясь ответа, он небрежно втёр средство в рану, размазывая кровь и болезненно морщась.

Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, лишь бы не пялиться на весьма непритягательную для взгляда процедуру, Гермиона отошла к окну. Заметив разложенные на облупившемся подоконнике бумаги, исписанные какими-то примечаниями и формулами, она украдкой шагнула под занавеску и вгляделась в плотные строчки рукописного текста. Ошибки быть не могло: это были формулы её зелья, точнее, то, что от них осталось. Снейп переписал практически всё, оставив нетронутой лишь теорию, но изменив ряд ингредиентов и полностью перекроив процесс приготовления.

— Вы чего там замерли, Грейнджер? — настороженно поинтересовался Снейп через плечо. Гермиона вынырнула из-под занавески.

— Вы не выкинули мои записи? — робко поинтересовалась она, рискуя выставить себя полной дурой. Снейп молча сидел спиной к ней и пытался одной рукой закрутить крышечку на банке. — Это ведь формула моего зелья…

— Да, Грейнджер, видите же, что это ваша формула, — Снейп взял в руку трость и не без труда поднялся на ноги. — Зачем спрашивать очевидное?

Гермиона закусила губу и снова опустила глаза в пергамент. Она была уверена, что стащив её труды со стола в лаборатории, Снейп просто безжалостно утилизирует их: сожжёт, выкинет — что угодно, но никак не возьмёт в работу.

— Что вы хотите от меня услышать, Грейнджер? — устало спросил Снейп, застегивая верхние пуговицы рубашки, когда пауза уж слишком затянулась.

— Ничего, — Гермиона мотнула головой, стараясь сформулировать и упорядочить мысли, которые хаотично лезли ей в мозг. — Просто я не думала, что вы станете помогать мне с моей разработкой.

— Вы сильно переоцениваете своё творчество. От вашей разработки там не осталось ровным счётом ничего. И не питайте особых иллюзий на свой счёт: для меня это просто способ хоть как-то побороть скуку.

Гермиона смиренно кивнула. Сейчас её мало волновала природа его мотивации, ведь сам факт помощи заставлял её внутренне пищать от радости.

— Спасибо вам, сэр.

Снейп смерил её странным задумчивым взглядом.

— Не за что, мисс Грейнджер. А теперь, уходите и оставьте меня, наконец, в покое.

1999

Закупорив последний пузырёк, Гермиона вытерла взмокший лоб рукавом, стянула защитные перчатки и утомлённо опустилась на стул.

Несмотря на все её усилия, перспективы оставались безрадостными. Левая рука Снейпа по-прежнем не слушалась, ходил он либо по стенке, либо опираясь на трость, мало что сообщал о своем самочувствии и старался полностью игнорировать сам факт нахождения подле себя дотошной бывшей ученицы.

Гермиона уже почти смирилась с абсолютным равнодушием к собственной персоне, когда в один прекрасный день Снейп, подволакивая парализованную ногу, спустился в лабораторию, сел в углу и принялся молча наблюдать за процессом приготовления зелий. Привыкшая к работе в полном одиночестве, Гермиона снова почувствовала себя, как на уроке. С одной лишь разницей: Снейп не отпускал никаких колкостей, не делал замечаний, и вообще вёл себя тише воды, ниже травы. Лишь один раз, когда она от волнения чуть не уронила серебряный нож в котел, а котел — на себя, он скрипучим от долгого молчания голосом произнес:

— Прекратите так дергаться, Грейнджер. Баллы с вас уже никто не снимет.

Поборов накатившую панику, Гермиона вновь принялась отмерять, резать, помешивать, стараясь абстрагироваться от пытливого взгляда, ввинчивающегося ей в затылок. Спустя добрых полчаса работы в таком темпе, набравшись смелости и сделав вид, что ищет мерную ложечку, Гермиона украдкой взглянула на Снейпа. Тот сидел, прислонившись затылком к холодному камню, и, закрыв глаза, дышал: медленно и размеренно, вдыхая характерный запах трав и витающего в воздухе густого пара. На душе стало спокойнее.

За все оставшееся время он не произнес больше ни слова, лишь когда Гермиона выключила горелку под котлом, он поднялся и тихо бросил:

— До завтра, мисс Грейнджер.

Она лишь рассеянно кивнула в ответ и быстро ретировалась вглубь лаборатории в обнимку с грязным котлом.

С тех пор, каждый день, стоило только Гермионе зажечь огонь под котлом, Снейп присоединялся к ней, занимал одно и то же место на табурете в углу и безмолвно наблюдал за процессом, лишь изредка напоминая о себе хриплым покашливанием и шелестом утепленной мантии. Гермиона настолько привыкла к его молчаливому присутствию, что сегодня, когда даже к вечеру до её слуха не донёсся ожидаемый скрип подвальной двери, она невольно насторожилась. Быстро собравшись, Гермиона поспешила наверх, натягивая по пути дорожный плащ, и уже на полпути из подвала услышала за дверью громкие голоса. Дорога в лабораторию пролегала через гостиную и находилась за секретной нишей, поэтому проскользнуть незамеченной мимо Снейпа ей не удавалось никогда. И неудивительно, что сейчас, резко распахнув потайную дверь, она застала присутствующих врасплох.

— Что тут происходит?

Центральное лицо развернувшейся мизансцены Гермиона узнала сразу. Это был Гордон Моксли — аврор, запомнившийся ей своими познаниями в области криминологии, и самоуверенностью, с которой он излагал свои представления о психологическом портрете типичного Пожирателя Смерти. Напротив него, привалившись спиной к стеллажу, стоял Снейп: он был выше своего оппонента, по меньшей мере, на несколько дюймов, но из-за плачевного состояния не мог даже толком выпрямиться. Стараясь не терять остатки достоинства, он остекленевшим взглядом смотрел в пространство между ними и даже не среагировал на появление в комнате нового лица.

— Мисс Грейнджер. — смекнув, что оказался пойман с поличным, Моксли поспешно сделал шаг назад и чопорно склонил голову в знак приветствия. — Добрый вечер.

— Что тут происходит? — повторила Гермиона, вклиниваясь между ними. Стоя на линии огня между двумя опытными магами, она не чувствовала себя уверенной в собственных силах, но ситуация определенно требовала вмешательства.

— Ничего не происходит, — Моксли безразлично пожал плечами. — Я лишь счёл необходимым напомнить профессору Снейпу, кто он такой, и что может случиться, если он не будет знать своё место.

— Мистер Моксли, очевидно, решил, что мое нынешнее положение дает ему некоторое преимущество в силе, — на грани слышимости прошелестел внезапно оживший Снейп. — Но можете быть спокойны, мисс Грейнджер: мистер Моксли с его талантами не в состоянии сносно наколдовать стакан тыквенного сока.

— Что ты там вякнул, ублюдок? — Моксли стремительно взвёл палочку, делая шаг вперед, но Гермиона молниеносно выхватила свою и направила её в сторону обидчика.

— Объяснитесь, мистер Моксли.

— Хотите применить силу к представителю власти, мисс Грейнджер? — насмешливо хмыкнул аврор. — Напомню вам…

— Напомню вам, — с нажимом перебила Гермиона, надменно вздернув подбородок, — что вы не имеете права беспричинно вламываться в этот дом. И если подобная ситуация повторится еще раз, я вынуждена буду доложить о вашем непрофессиональном поведении.

— Как вам будет угодно, — аврор прищурился: в его пронзительных глазах заплясали злобные огоньки. — Не в моих правилах тягаться силами с дамой.

— Можете попробовать, — Гермиона чуть приподняла палочку, выказывая готовность в любую секунду вступить в бой.

Напряжение уже достигло пика, но к счастью, с кухни раздались тихие шаги, и в дверях появился напарник Моксли, имени которого Гермиона не знала: они менялись так часто, что она даже перестала вглядываться в их лица.

— Всё в порядке? — пробасил аврор, с подозрением глядя на них.

— В полном, — не скрывая разочарования, Моксли спрятал свою палочку и сделал несколько шагов к выходу, демонстративно отряхивая полы мантии, — просто профессор Снейп, за неимением Дамблдора и Темного Лорда решил, что и под бабской юбкой можно неплохо устроиться. Нравится, когда девка за тебя заступается, да, Снейп?

Гермиона на всякий случай сделала полшага назад, не давая профессору возможности двигаться, и бескомпромиссно указала палочкой на дверь.

— Уходите, — её голос был полон негодования, — я не собираюсь выслушивать подобную грязь.

— Будьте осторожны, мисс Грейнджер, — бросил Моксли напоследок. — Люди зачастую оказываются не теми, кем кажутся на первый взгляд.

Гермиона закрыла глаза, стараясь унять клокочущий внутри гнев, и лишь когда снаружи громко хлопнула дверь, повернулась к Снейпу. Тот оказался неожиданно близко и сердито смотрел на неё сверху вниз. Но Гермиона не отступила.

— Что это было? — она надеялась, что ее голос звучит спокойно и что громыхание сердца, норовящего выскочить из груди, было слышно только ей. — Какая муха вас обоих укусила?

— Вас это не касается.

Снейп попытался оттолкнуться от стеллажа, но силы окончательно покинули его. Когда Гермиона взяла его под локоть, чтобы помочь дойти до кресла, он не стал сопротивляться; в мирное время Северус Снейп скорее съел бы живьём дюжину бундимунов, чем принял её помощь, но сейчас он был абсолютно истощён.

— Вы пытались колдовать, сэр?

Снейп рухнул в кресло, смерив Гермиону недовольным взглядом. Как ни крути, она была очень дотошной волшебницей. И весьма догадливой.

— Считаете, мне стоило устроить поножовщину?

— Нет, — Гермиона уселась на диван напротив, предусмотрительно избегая торчащих из него пружин, — но вы могли позвать меня…

— Позвать вас? — с убийственной иронией переспросил Снейп. — Как вы это себе представляете?

— Ваши действия могут быть расценены как преднамеренное нарушение правил заключения, — Снейп выглядел настолько уставшим и измотанным, что Гермиона постыдилась своих экспрессивных нравоучений, но другого выбора не было. — Как следствие, к вам могут быть применены соответствующие санкции, и тогда уж я точно ничем не смогу вам помочь. И если Моксли спровоцировал конфликт, я должна немедленно сообщить об этом в Министретство. Прошу, расскажите, что между вами произошло. Если что-то не предпринять, у нас могут возникнуть проблемы.

— У нас могут возникнуть проблемы, — эхом повторил Снейп, склонив голову. Помолчав несколько секунд, он устало потёр лоб, и взглянул на неё из-под ладони. — Вы меня совсем за идиота держите, Грейнджер?

— Простите?

— Я не пытался колдовать, — его голос так и не окреп, но привычное профессорское высокомерие сквозило даже сквозь тихий полушёпот. — Это вышло непроизвольно, что чрезвычайно странно, вы не находите? Видите ли, контроль собственных магических сил никогда не был одной из моих слабых сторон.

— Возможно, это был магический выброс, вызванный эмоциональным всплеском…

— Побойтесь Мерлина, Грейнджер, — насмешливо протянул Снейп, — уж кто-то, но только не сопливый аврор, который только вчера научился ровно держать палочку, способен вызвать во мне «эмоциональный всплеск».

За окном по-прежнему царила зима, но в комнате было жарко. Гермиона, обмахиваясь ладонями, поёрзала на диване под поскрипывание диванных пружин, реагирующих на каждое её движение.

— Время позднее, мисс Грейнджер, — Снейп прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, неожиданно прерывая разговор, — Полагаю, вам пора.

2014

— Бет?

Крупные капли, просачиваясь сквозь трещину в раковине, одна за другой звонко отскакивали от кафельного пола. Бетти выключила воду и вытерла лицо краем рубашки.

— Всё нормально.

— Точно?

— Точно.

Мэйсон не знал, что в облике Бетти его беспокоит больше: заплывшие глаза и облупившийся красный нос, её абсолютная апатия к происходящему вокруг, или то, что она уже двадцать минут стояла возле раковины в женском туалете, пытаясь прийти в себя.

— Извини за отца, — искренне попросила она, стараясь не смотреть в потрескавшееся зеркало, чтобы не увидеть там всклокоченное, несчастное нечто. — Вчера он просто превзошёл сам себя.

Бетти подумывала и вовсе пропустить учебный день: всё, чего ей хотелось в данный момент — это забиться в угол и сидеть там до конца своих дней. Но лучше уж было отсидеться в школе, чем мучиться в стенах дома, где её ни во что не ставили. И если от отца она ничего другого и не ожидала — он всегда вёл себя так, будто дочь была для него обузой — то разочаровываться в маме было больнее всего.

— Ничего. — Мэйсон натянуто улыбнулся. — Мне сначала показалось, что еще минута — и он меня по лестнице спустит, так что мы ещё легко отделались. Тебе сильно влетело?

— Не то слово, — Бетти потёрла шею: звон от разбитого отцом бокала, кажется, до сих пор стоял в ушах. — Не знаю даже, что теперь будет.

— Слушай, — неуверенно протянул Мэйсон, внимательно следя за её реакцией, — мне кажется, нам надо немножко развеяться. Как насчет сходить куда-нибудь?

— Смеешься? — горько хмыкнула Бетти, вытирая отстриженный затылок бумажным полотенцем. — Отец мне шею свернёт.

— Он тебе и так её свернёт, — мудро отметил Мэйсон, прислонившись к дверному косяку. Проплывавшая мимо них пара девочек смерила его осуждающими взглядами: всё-таки, мальчишке в женском туалете было совсем не место. — Предлагаю перед смертью оттянуться как следует.

Бетти театрально закатила глаза и слегка ссутулилась, скрестив руки на груди.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Есть у меня друзья, из старой школы. Я там всего месяц проучился, но мы с ними успели сдружиться. Я им про тебя рассказал. Ну, какая ты.

— И какая же я?

— Ну, необычная, — уши Мэйсона вмиг стали пунцовыми. — Классная, в общем.

— Ну-ну, — Бетти скрыла внутреннее ликование за скептической гримасой. — И что?

— И теперь они очень хотят с тобой познакомиться, — заверил Мэйсон, но заметив неверие на лице подруги, добавил: — У них интересная тусовка, правда. Уверен, они тебе понравятся.

— Допустим, — кокетливо произнесла Бетти, всунув другу в руки скомканное бумажное полотенце. — Но не сейчас, а когда всё уляжется. Отца лучше лишний раз не злить.

Мэйсон понимающе кивнул:

— Будем считать это возмещением морального ущерба, который он мне нанёс.

1999

Гермиона шумно втянула носом тяжелый пыльный воздух вечернего Лондона и торопливо засеменила через переполненную машинами скоростную магистраль. Стараясь не смотреть по сторонам, она поправила капюшон так, чтобы он полностью закрывал лицо, и еще раз сверилась с адресом, указанным на клочке тетрадного листа. При виде аккуратно выведенных витиеватых букв и цифр, по спине пробежал неприятный холодок: меньше всего она ожидала, что целитель из Мунго назначит местом встречи один из самых фешенебельных районов столицы.

Аппарировав в самую приближенную к пункту назначения из известных ей точек города, Гермиона принялась за поиски указанного дома, следуя лишь за указателями и собственной интуицией: вероятность оказаться замеченной была крайне мала, но она решила не рисковать, памятуя недавний штурм Норы, который устроили журналисты мелких волшебных газет, или очередную эксклюзивную статью от Риты Скитер, которая свалилась на неё этим утром, как снег на голову. Ничего нового Рита не написала, но приятного в её излияниях на тему совращения юной студенткой немолодого уголовника-профессора было мало.

После очередного поворота, перед её взором выросло огромное здание, верхушкой упирающееся в темный небосклон. Миновав белоснежную мраморную лестницу и зеркальные двери фойе, любезно открывшиеся прямо перед ней, Гермиона зашла внутрь ярко освещенного помещения и быстрым движением стянула с головы капюшон. Консьерж за стойкой приветливо улыбался и всем своим лучезарным обликом излучал безудержную услужливость.

— Простите, — хрипловато начала Гермиона, приветливо улыбнувшись, — как я могу попасть в квартиру номер триста сорок семь?

— Извините, мэм, — консьерж с едва уловимым проблеском презрения во взгляде осмотрел её фигуру с головы до ног, — но вход в комплекс разрешен только по приглашению или при личном присутствии хозяина апартаментов, в противном случае, я не имею права вас впустить.

— Но у меня назначено. Видите ли, я, — Гермиона запнулась, подбирая подходящее слово, — коллега одного из жильцов.

Консьерж, по всей видимости, принял её за умалишённую, и продолжил уже куда менее приветливым тоном:

— А я — Королева Елизавета. Повторяю, мисс: я вас не впущу. Жители нашего комплекса очень трепетно относятся к сохранности своего личного спокойствия, и мы делаем всё возможное, чтобы поддержать их в этом. Покиньте, пожалуйста, помещение.

От злости путаясь в длинных рукавах, Гермиона пошарила по карманам тяжёлой шерстяной мантии и выложила на стойку клочок бумаги, полученный этим утром.

— Вот.

Консьерж ещё раз с недоверием взглянул на неё, но бумажку всё-таки пододвинул. Бегло прочитав сообщение, он неуверенно потянулся к телефонной трубке.

— Хорошо. Но если ваши слова не подтвердятся, учтите: мне придётся вызвать полицию.

— Будьте так любезны.

Консьерж набрал короткий номер и принялся ждать. Спустя несколько длинных гудков, на той стороне провода раздался зычный мужской голос.

— Мистер Ховард, — с преувеличенной вежливостью начал консьерж, — здесь какая-то женщина настойчиво требует, чтобы её впустили. Я пытался выставить её вон, но…

Он резко умолк. Гермиона, увлечённо разглядывающая висящий над его головой горшок с декоративным плющом, злорадно хмыкнула.

— Да, сэр. — на побледневшем лбу мужчины выступили капельки пота. — Конечно, сэр.

Он положил трубку так быстро, будто та грозилась превратиться в соплохвоста и откусить ему ухо. Вряд ли консьерж знал, кто такие соплохвосты, но совершенно точно не хотел навлекать на себя гнев хозяина апартаментов номер триста сорок семь.

— За вами спустятся. — консьерж низко опустил голову, и теперь Гермионе была видна лишь его покрытая испариной лысеющая макушка.

— Благодарю.

Несколько минут ожидания прошли в полной тишине. Огромная хрустальная люстра под потолком причудливо переливалась, отбрасывая на пол ажурные тени. За неимением других занятий, Гермиона рассматривала их витиеватые сплетения, пока тонкий звон колокольчика не оповестил о приходе лифта.

— Мисс Грейнджер! — в фойе ступил мужчина в расшитом халате и мягких фиолетовых тапочках. — Я предупреждал Адама о вашем прибытии, но он, видимо, не распознал в вас глубокоуважаемую гостью.

Мистер Ховард — или профессор Шарп — недобро зыркнул в сторону мужчины за стойкой, и взяв Гермиону за руку, невесомо коснулся её пальцев сухими губами.

— Спасибо, что согласились на встречу, мистер Ховард, — зардевшись, Гермиона чудом вспомнила, как обращался к нему консьерж. —Я вас не задержу.

— Ну что вы! — с преувеличенным радушием проворковал Шарп, нажал кнопку вызова лифта и вальяжно махнул в сторону открывшейся двери. — Я только рад вашему визиту!

Гермиона скупо улыбнулась и шагнула в богато украшенный лифт. Наткнувшись на свое отражение в зеркале, она нехотя признала, что сомнения консьержа были вполне оправданы: на почетную гостью она никак не тянула. Скорее, на городскую сумасшедшую.

— Благодарю, что не раскрыли мое инкогнито перед Адамом, — Шарп по обыкновению своему игриво подмигнул ей и нажал кнопку нужного этажа, — видите ли, здесь я известен как человек несколько иной сферы деятельности.

Выйдя на нужном этаже, Гермиона позволила себе поглазеть по сторонам на диковинный декор коридора. Изящная лепнина, обитые бархатом стены и красная ковровая дорожка свидетельствовали о том, что проживали в этом доме люди исключительно непростые.

— Вы здесь живете, сэр? — её взгляд задержался на симпатичном гипсовом купидончике, чья стрела была направлена аккурат ей в лоб. Глядя на адрес, указанный в записке, она подумала, что встреча будет проходить в каком-нибудь помпезном ресторане, но никак не в элитных апартаментах, которые внезапно обнаружились у скромного целителя из Больницы Святого Мунго.

— Да, мисс Грейнджер, я здесь живу — Шарп бархатисто засмеялся и остановился возле двери в самом конце коридора. — Сожалею, что развеял миф о несчастных лекарях, которые денно и нощно спасают больных и убогих, спят на кушетках и питаются подножным кормом. Увы, я предпочитаю комфорт. Вы ведь простите мне эту маленькую слабость?

Зайдя в аппартаменты вслед за Шарпом, Гермиона подумала, что «маленькая слабость» — это слишком мягко сказано: представшая её взору просторная гостиная разительно отличалась от увиденного ею в коридоре. Лаконичная обстановка, белоснежная мебель, электрический камин с внушительных размеров абстрактной картиной над ним, длинная барная стойка с поблескивающими бокалами и приборами, а в панорамном окне от пола до потолка — потрясающий вид ночного Лондона, от которого захватывало дух.

— Восхитительно, не правда ли? — самодовольно поинтересовался Шарп. — Знаете, этот дом подкупил меня именно этим видом. Пейзажи, разворачивающиеся под окнами больницы, оставляют желать лучшего, а иногда так хочется смены обстановки… однако, где же мои манеры? Прошу, присаживайтесь!

Гермиона, уставшая с дороги, охотно опустилась в предложенное кресло. Еденные-перееденные молью кресла из Норы или чудо авангардного искусства из гостиной Снейпа не шли с ним ни в какое сравнение. Шарп ненадолго отошел к стойке, чтобы спустя минуту вернуться с двумя бокалами и бутылкой вина: судя по всему, очень-очень старой.

— Надеюсь, на этот раз вы составите мне компанию? — учтиво спросил он, разливая жидкость по бокалам, и, наткнувшись на протестующее выражение на лице гостьи, добавил: — Не переживайте, его мне подарил мне один очень старый гоблин из верхушек Гринготтса: я спас его внучку от страшного проклятия, хотя, по моему личному мнению, под его воздействием она выглядела куда симпатичнее.

Гермиона совершенно не понимала, как себя вести: её крайне смущал этот человек, в частности, его дурацкий халат, вольготное поведение и светский тон, которым он разглагольствовал на абсолютно бестолковые темы, хотя совершенно точно знал, что пришла она не за этим.

— Нет, спасибо, сэр. Простите, но у меня очень мало времени.

— В таком случае, перейдем к делу. — Шарп опустился на диван и закинул ногу на ногу, покачивая тапком на жилистой старческой ступне. — Слушаю вас.

— Он знает, — после короткой паузы произнесла Гермиона, уткнувшись взглядом в собственные колени, — вернее, не знает, но абсолютно точно догадывается, что с ним что-то не так. Точнее, с его магией.

— Ну, разумеется, догадывается, — вопреки её ожиданиям, целитель сохранял непоколебимое спокойствие. — Северус не идиот. Он прекрасный аналитик, хотя, чтобы сложить два и два, не требуется особенного склада ума.

— Я не могу продолжать делать вид, что всё под контролем, — Гермиона взглянула на Шарпа: тот увлечённо вращал жидкость в бокале, будто думал о чём-то своём. — Не могу игнорировать вопросы, которые он задает.

— Почему нет? — искренне удивился Шарп. — Мне казалось, что вы личность характера исключительно твердого.

— Это непорядочно, — настойчиво возразила Гермиона, недвусмысленно обозначая свою позицию.

— Помилуйте, дорогая моя, в нашем деле главное не порядочность, а эффективность.

Гермиона отметила это новое панибратское обращение, и ей оно не очень-то понравилось.

— Даже если бы это было так, лечение не приносит результатов!

Шарп пристально посмотрел на неё поверх кромки бокала.

— Я думал, что вы и без лишних объяснений догадаетесь, что выздоровление Северуса не входит в наши планы.

Гермиона уставилась на целителя, некрасиво приоткрыв рот.

— Что это значит?

— Мне обязательно нужно повторять? — со скукой произнёс Шарп. — Неужели вы думали, что парочкой зелий можно уничтожить темнейшее проклятие?

— Я думала мы пытаемся его спасти!

— Очевидно, вы не думали, — недобро осклабился Шарп, — а просто плыли по течению, веря в выдуманную вами же сказочку о великом спасении. Ответьте мне, Гермиона: как вы считаете, что ждет Северуса после того, как его болезнь каким-то чудом отступит? Что произойдет после того, как ваше участие в его жизни перестанет быть необходимым? Вы задумывались об этом?

В ушах зазвенело. Гермиона тряхнула головой, чтобы избавиться от противного ощущения, но слова Шарпа набатом стучали у неё в голове.

— Его ждет Азкабан, — целитель встал и начал в привычной своей манере медленно расхаживать по комнате. — И вот тогда уже никто не вспомнит его регалий, заслуг и смягчающих обстоятельств. Его просто закроют до конца дней в сырой камере, а все из-за того, что сердобольная мисс Грейнджер решила «облегчить его страдания».

— Мы не можем насильно сдерживать его магию, — возразила Гермиона, понимая, что ходит по очень тонкому льду, — это чревато.

— Мне кажется, или вы пытаетесь оспорить мою компетентность, мисс Грейнджер? — Шарп остановился, проходя мимо кресла, и высокомерно посмотрел на неё сверху вниз. — Северус сможет наколдовать себе стакан воды при необходимости, но не более того. Те силы, что сейчас заключены в нём, даже он, при всем его стоицизме и железном самоконтроле, контролировать не сможет. Другой разговор, что ему запрещено даже помышлять о сотворении волшебства.

От его напускного радушия и величественности не осталось и следа: перед Гермионой вновь стоял тот грубоватый, острый на язык целитель, которого она знала.

— Все это время я думала, что помогаю ему. — от волнения она не сразу поняла, что нервно вгрызается в собственный ноготь и поспешно отняла руку ото рта. — А сейчас вы спокойно заявляете, что это не входило в ваши планы.

— Как бы это не выглядело в ваших глазах, мы действительно помогаем ему, и вы, девочка моя, прекрасно с этим справляетесь. Вы правильно сделали, что сообщили мне о случившемся. Возможно, я пересмотрю состав зелья и внесу кое-какие правки: физических страданий это не облегчит, но значительно упростит вам жизнь хотя бы отсутствием внезапных выбросов.

— Он мучается. — Гермиона выпрямилась в кресле, глядя прямо в холодные, бесстрастные глаза целителя. — Неужели вы этого не понимаете?

— Он мучается всю свою сознательную жизнь, — с выражением полного равнодушия на морщинистом лице произнес Шарп. — Уверяю вас, для него это состояние абсолютно естественно.

— Как вы можете? — Гермиона презрительно сощурилась. — Называете его своим другом, а сами и пальцем пошевелить не хотите, чтобы обеспечить ему спокойную, полноценную жизнь!

— У вас ещё нос не дорос, разговаривать со мной о таких вещах, как дружба, мисс Грейнджер, — целитель подошёл угрожающе близко, и Гермионе пришлось вжаться в кресло, чтобы хоть немного отдалиться от вмиг опротивевшего ей человека. — Не забывайтесь.

— А вы не смейте разговаривать со мной, как с одной из ваших медсестричек! Если бы не профессор Снейп, я бы в жизни…

Шарп резко склонился над ней, упираясь руками в подлокотники. Гермиона почувствовала на коже его дыхание и брезгливо отпрянула, продолжая с вызовом смотреть ему в лицо.

— Забавно, что вы так печётесь о нем, мисс Грейнджер, — тихо произнёс Шарп, по очереди всматриваясь в её расширенные от гнева зрачки. — Это прямо-таки очень трогательно, скажу я вам.

Он замолчал, ввинчиваясь в неё взглядом, и Гермиона почувствовала ни с чем не сравнимое жжение в области затылка.

— Вы копаетесь у меня в голове.

— И делаю это весьма искусно, — кивнул Шарп, ни капли не смутившись, — многие этого даже не замечают. Но вы, по всей видимости, особенная. Полагаю, поэтому Северус вас и выбрал.

— Не заговаривайте мне зубы, — повелительно прошипела Гермиона, прервав зрительный контакт, — Меня никто не выбирал — я сама вызвалась помочь ему.

— Говорите, что хотите, но он добровольно впустил вас на свою территорию. И под этим словам я подразумеваю вовсе не чёртову хибару в богом забытой деревне. Думаю, вам пора.

2014

В этот день Бетти вернулась домой вовремя, как и планировала. К тому моменту, как из гостиной показалась мама, она уже сидела на полу в прихожей и сосредоточенно расшнуровывала кроссовки.

— Привет, — Бетти постаралась сделать вид, что не может справиться с узлами, лишь бы не смотреть матери в глаза. — Ты почему не на работе?

— Пришлось взять отгул, — коротко ответила мама, передёрнув плечами, покрытыми тонким кружевным платком.

Бетти не хотела затевать это разговор: первоначальным её планом было незаметно проскользнуть в свою комнату и тихонько отсиживаться там, по крайней мере, до ужина. Но глядя на маму, на её обескровленные губы и нежно-салатовый оттенок кожи, она просто не могла остаться безучастной.

— Всё в порядке?

— Всё хорошо, — Гермиона слабо улыбнулась. — Просто побочное действие лекарства. К завтрашнему дню пройдёт.

Бетти знать не знала, что мама тоже принимает какие-то лекарства, но решила ни о чём больше не спрашивать: достаточно было того, что она нарушила данный самой себе обет молчания на сегодняшний вечер.

— Ладно. Я к себе.

— Ты голодная?

Бетти отрицательно мотнула головой.

— Тебе нужно больше отдыхать.

— Скоро экзамены, — Бетти потёрлась носом о собственное плечо. — Приходится засиживаться.

— Если хочешь, можешь остаться внизу. Отца дома нет.

В голосе мамы звучала робкая надежда. Бетти на миг притормозила на нижней ступеньке лестницы.

— Он ведь в любой момент может вернуться. — стараясь не встречаться с ней взглядом, Бетти устало помяла пальцами острое плечо. — Я вчера ему гадостей наговорила. Будет лучше, если я отсижусь в комнате, пока он не перестанет злиться.

— Он не станет цепляться без причины, — произнесла Гермиона, но заметив скепсис на лице дочери, добавила: — Я знаю, что тебе трудно в это поверить, но он сожалеет о случившемся. И я не допущу, чтобы нечто подобное случилось ещё раз.

Бетти подняла взгляд. В её глазах было столько беззлобного неверия, что у Гермионы защемило сердце.

— Я всё равно лучше пойду. Завтра важный тест, хочу успеть подготовиться.

Бетти удивилась, как легко ей далась эта ложь. На деле, она просто хотела побыть наедине с собой, а не слушать очередную мамину песню про отца и его сожаления.

— Конечно, — мама опечаленно кивнула, — но, пожалуйста, хорошенько отдохни сначала. И не забудь выпить лекарство.

Сердце пропустило удар. Бетти совершенно забыла, что день приёма треклятого лекарства уже наступил.

— Ладно. Сейчас выпью.

Проскользнув мимо матери на кухню, она принялась шарить в ящике: заполненными оказались лишь несколько пузырьков. Она достала флакончик, откупорила его и замерла над раковиной.

Мама всегда говорила, что пропускать прием лекарства ни в коем случае нельзя, но никогда не говорила, почему. Обещала дать ответы на все вопросы, когда придёт время, но так ничего и не объяснила. После событий минувшей недели, а особенно вчерашнего дня, Бетти уже с трудом верила её словам, а значит, пришло время выяснить все самой.

Прислушиваясь к тихим шагам в гостиной, она быстро выдернула пробку и выплеснула содержимое в слив раковины. На всякий случай, погремев графином, она смыла следы преступления водой и, поставив пустой флакон на место, взяла в руки следующий.

Назад дороги не было.

1999

Гермиона молча смотрела в полную тарелку. Её тошнило от одного только вида праздничного торта, не говоря уже о предполагаемом вкусе, поэтому она просто продолжила потихонечку цедить сквозь зубы тыквенный сок, украдкой глядя на присутствующих.

Несмотря на старания Уизли и причастных, день рождения Рона получился слишком уж натужно-торжественным. Все ходили с широкими улыбками, как и прежде, даже пытались шутить и веселиться, да только у самой Гермионы на душе кошки скребли.

Разговор с Шарпом не шёл из головы. Гермиона всё еще пребывала в шоке от услышанного ею абсолютно бесчеловечного плана, которому целитель собирался следовать. Она была категорически с ним не согласна и теперь намеревалась самостоятельно довести лечение профессора до победного конца.

Только вот как?

Гермиона отставила бокал и вновь задумчиво принялась ковырять вилкой раздербаненный кусок торта, чем невольно привлекла внимание Рона.

— Ты чего такая кислая? — он радостно поправил на голове праздничный колпак и потянул её за руку. — Пошли танцевать!

— Нет, Рон, не хочу, — она выдернула пальцы из его ладони, но тут же устыдилась собственной резкости. — Извини. Развлекайся.

Рональд глянул через плечо на членов семьи, играющих в магический аналог магловского карточного «дурака» и, пододвинув стул, уселся рядом с ней.

— Ну, что случилось? — он неуклюже, почти по-киношному, подцепил её подбородок пальцем и повернул к себе. — Ты который день сама не своя.

— Все в порядке, Рон, — Гермиона, постаравшись придать голосу максимально ласковый тон, аккуратно поправила рыжий вихор у него на лбу, — просто устала. Веселись, а я посижу.

— Что у вас тут? — поинтересовался подошедший Гарри и одним махом закинул в рот несколько эклеров. — Хермифона офять уфла в сефя?

— Не смешно, Гарри, — пожурила она, глядя на друга с напускным недовольством, — я, между прочим, занимаюсь важной исследовательской деятельностью, в отличие от вас двоих, чемпионы по скоростному поеданию пирожных.

Рон рассмеялся, а Гарри лишь хмыкнул, пытаясь проглотить нажёванное.

— Но все равно, — Уизли приобнял Гермиону за плечи, — тебе не мешало бы расслабиться. Совсем уже себя запустила с этими уроками и чертовым инвалидом Снейпом.

— Он не «чёртов-инвалид-Снейп», Рональд, — огрызнулась Гермиона, выныривая из-под его руки, — когда ты уже поймешь, что мне неприятно, когда ты говоришь о нём в таком тоне?

— А почему это тебе неприятно? — лицо Рона вмиг пошло красными пятнами. — Ты постоянно где-то витаешь, со мной почти не разговариваешь, зато стоит мне только слово дурное о нём сказать — сразу взвинчиваешься! Думаешь, мне приятно, что ты большую часть времени проводишь не со мной, а в компании этого сального ублюдка?

Гарри во все глаза смотрел на друзей, чувствуя, как обстановка стремительно накаляется.

— Эй, ребята, хватит…

— Нет, Гарри, не хватит! — голос Гермионы был твёрдым, но в глазах уже плясали гневные огоньки. — А знаешь что мне неприятно, Рон? Что ты восемьдесят процентов времени проводишь в обнимку со своей чертовой метлой! Ты сам кроме квиддича ничего вокруг не видишь, так ещё ставишь мне в упрёк попытки помочь человеку, которому мы все обязаны жизнью? Гарри, а ты чего молчишь?

Гарри, которого полминуты назад заткнули, не дав высказаться, поперхнулся и попробовал порассуждать:

— Ну, с одной стороны, Рон не прав, что называет Снейпа сальным засранцем, но с другой стороны, Гермиона, ты и правда как-то слишком о нем печешься: стоит слово плохое сказать — тут же начинаешь беситься…

Судя по свирепому лицу подруги, рассуждения не получились, и Гарри вновь занялся эклерами.

— Я одного не могу понять, — Гермиона перевела негодующий взгляд с Поттера на Уизли и обратно: — неужели вам настолько наплевать?

Гарри хотел что-то возразить, но его перебил раздражённый рёв Рона:

— Настолько! Потому что ты живешь в моем доме, ешь с нами за одним столом, а всех разговоров у тебя только о Снейпе!

— Ах, так вот что тебя смущает? Что я живу в твоём доме и при этом не хожу за тобой хвостом и не заглядываю в глазки, выслушивая очередную дурацкую историю про квиддич? В таком случае, простите, мистер Рональд Уизли, — Гермиона оскороблённо вздернула подбородок, — что злоупотребила вашим гостеприимством. Через десять минут ноги моей здесь не будет.

— Гермиона, погоди…

Гарри привстал из-за стола, пытаясь остановить подругу, но та стремительно выбежала из комнаты, давя подступающие слёзы. Шумное празднество поглотила гнетущая тишина; миссис Уизли сокрушённо покачала головой.

1999

Покинув дом Уизли, Гермиона провела ночь в крохотном мотеле на окраине Коукворта и с первыми же лучами солнца отправилась к Снейпу. По труднообъяснимым причинам, она чувствовала перед ним вину за долгое отсутствие: слишком много людей за последние несколько дней открыто высказали своё безразличие к его судьбе, что только подпитывало её собственное чувство ответственности.

Дом, вместе с двумя суровыми аврорами у входа, встретил её угрюмым молчанием. Зайдя в прихожую и водрузив на кухонный стул внушительных размеров сумку, Гермиона в первую очередь прислушалась: не бьётся ли Снейп в эту секунду в конвульсиях где-нибудь неподалёку.

— Сэр? — она стремительно прошагала по скрипучим половицам и заглянула в комнату. — Вы где, сэр?

Ответом была тишина. Пройдя в комнату, Гермиона повторила вопрос значительно громче, но ответа снова не последовало. Встревоженная, она быстро поднялась наверх, остановилась у двери, ведущей в личные комнаты Снейпа и громко, но коротко, постучалась.

— Сэр?

В ответ послышалось какое-то глухое бормотание.

— Вы в порядке?

— Весьма неточная формулировка вопроса, мисс Грейнджер, — раздался приглушенный голос профессора. — Но я еще не умер, если вас именно это интересует.

— Хорошо. Если что, я буду внизу.

У Гермионы будто гора с плеч упала: Снейп был сварлив и язвителен, а значит, был в порядке. Не дожидаясь ответа, она шустро спустилась на кухню и принялась извлекать из сумки купленные в местном магазине продукты: есть хотелось страшно, а Снейп питался только консервами, которые в промышленных количествах хранил у себя в загашниках, а на предложение купить хоть каких-то свежих продуктов всегда отвечал категорическим отказом.

Осмотревшись в поисках холодильника, которого на кухне не оказалось, Гермиона разочарованно вздохнула: из кухонной утвари у Снейпа не было вообще ничего, кроме ржавой электрической плитки, двух побитых временем чайных пар, обугленной сковородки и чайника с дыркой в левом боку, так что об особых кулинарных изысках можно было и не мечтать. Благо, готовить Гермиона собиралась всего лишь своё коронное блюдо — яичницу с беконом — а для неё не требовались ни вафельница, ни фритюрница, ни еще какие замысловатые принадлежности. Соскоблив со сковородки нечто, налипшее на неё ещё в довоенные времена, Гермиона с деловым видом подвязала волосы и принялась за дело.

Она как раз агрессивно взбивала яйцо ложкой, когда, ориентируясь на раздающиеся с кухни подозрительные звуки, на кухню выполз Снейп. Выглядел он неплохо, по крайней мере, не хуже обычного.

— Доброе утро, сэр, — Гермиона на миг отвлеклась от готовки и искренне улыбнулась ему. — Как вы себя чувствуете?

— Вы что вытворяете?

— Готовлю вам еду.

Снейп на секунду растерялся, но тут же нашелся.

— Мне не нужна еда.

— Разумеется, нужна, — невозмутимо парировала Гермиона, выливая яйца на раскалённую сковородку, — иначе, вы умрёте от истощения раньше, чем мы вас вылечим.

Собственный дикий голод она решила не упоминать, прикрывшись исключительно альтруистическими мотивами. Снейп нахмурился:

— Напомните, с каких пор вам разрешено хозяйничать на моей кухне?

Гермиона не ответила и перевернула сковородку над тарелкой: яичница безвольно повисла на пригоревшей половине и без посторонней помощи падать не собиралась. Гермиона настойчиво пырнула её лопаткой, и та замертво шлепнулась на тарелку. Снейп смотрел на все это с неподдельным ужасом.

— Я требую объяснений, Грейнджер.

— Я хочу чтобы вы поели.

Снейп, неубеждённый, уселся на табурет, поджав губы. Через пару минут перед ним возникла тарелка, полная желтоватой массы с кусочками подгоревшего бекона. Пожелав ему приятного аппетита, Гермиона уселась напротив.

Снейп, казалось, был совершенно незнаком с этикетом и правилами поведения за столом, хотя в Хогвартсе во время еды всегда выглядел довольно прилично. Он щепетильно ковырялся в каждом кусочке, постоянно что-то сплёвывал, педантично складывая шкварки на краю стола, и в целом вёл себя просто отвратительно.

— Мерлина ради, сэр, ну не отравлю же я вас! — не выдержала Гермиона, громко опустив вилку на стол. Снейп остро зыркнул на неё.

— Преднамеренно — нет, — он бросил многозначительный взгляд на обгоревшую сковороду. — Однако готовка, очевидно, дается вам несколько хуже, чем зельеварение.

— Это не пирог из гиппогрифа, а всего лишь жареное яйцо. От такого не умирают.

Гермиона знала, что вкусной её стряпню можно было назвать только лишь из сострадания к её кулинарной бездарности. Снейп же стоически продолжил трапезу с выражением крайнего уныния на лице.

— Вы выглядите уставшей, — отметил он между делом, — не думаю, что в таком состоянии вы сможете сносно выполнять работу в лаборатории, если, конечно, вообще планируете туда спускаться.

— Планирую. И я в порядке, — придушенно ответила Гермиона. Конечно же, от его цепкого взгляда не укрылись её опухшие от слёз и бессонной ночи глаза, но посвящать его в проблемы своей личной жизни она не собиралась, равно как и плакаться в плечо.

Повисло долгое молчание, прерываемое лишь звуками пошкрябывания вилки по старому фаянсу.

— Вы совершенно не умеете лгать, мисс Грейнджер, — что-то пикантно захрустело на зубах, и Снейп поморщился, отодвинув в сторону тарелку с остатками разобранной на молекулы яичницы. — Благодарю за еду, но, боюсь, мой организм еще слишком слаб, чтобы подвергать его подобным экспериментам.

Гермиона в ответ лишь уныло шмыгнула носом. Снейп напряжённо вздохнул и устало потёр глаза, прежде чем снова заговорить:

— Я не хотел вас обидеть. И я ценю вашу заботу, мисс Грейнджер, но попрошу впредь направлять вашу неуёмную энергию в более мирное русло.

Странно было слышать подобные слова из его уст, и Гермиона поймала себя на мысли, что совершенно не злится: готовка и в самом деле не была её сильной стороной.

— Всё в порядке, сэр.

Снейп, не распыляясь на дальнейшие разбирательства, подхватил свою трость и вышел из комнаты. Гермиона свалила грязную посуду в раковину, которая, судя по степени загрязнённости и отсутствию трубы под ней, выполняла, скорее, роль пепельницы, и устало опустилась на табурет, потирая пульсирующие виски.

— Мисс Грейнджер, — окликнул Снейп из гостиной, — подойдите.

Вытерев руки жёстким, протёртым до дыр полотенцем, Гермиона пошла на зов, заметно нервничая: до этого момента Снейп ни разу не обращался к ней самолично, и она попросту не знала, чего от него ожидать.

— Сядьте.

Сам он сидел в кресле и перелистывал какие-то бумаги. Когда Гермиона осторожно присела на краешек дивана, он еще пару минут молча вчитывался в текст и только после этого поднял взгляд.

— Я добился того, чтобы Моксли исключили из Хогвартса.

Гермиона тряхнула головой, думая, что ослышалась.

— Вы — что?

— Он был одарённым ребенком, — как ни в чём не бывало продолжил Снейп, — и впоследствии стал весьма сильным молодым волшебником. Однако он абсолютно не мог — или попросту не хотел — контролировать свою магическую энергию: не с физической точки зрения, а скорее, с этической. Он был невыносимым выскочкой и с самых ранних лет всеми силами пытался показать своё превосходство над остальными. В итоге все закончилось тем, что в конце пятого курса, прямо перед экзаменами он, измываясь над одной из младшекурсниц, поджёг её. Я поймал его с поличным, девочку удалось спасти. Дамблдор, разумеется, хотел замять инцидент, ведь Моксли, как вы уже поняли, учился на…

— Гриффиндоре, — с горечью озвучила за него Гермиона.

— Именно, — с нескрываемой неприязнью подтвердил Снейп.— Дело замяли, родители девочки не стали выдвигать обвинения, но мне все же удалось добиться того, чтобы мальчика исключили из школы.

— И поэтому он точит на вас зуб.

Снейп лишь медленно и многозначительно моргнул.

— Так что будьте с ним осторожнее, мисс Грейнджер. Он подлый, изворотливый тип, к тому же, обладает недюжинным магическим потенциалом. Прямая конфронтация с ним опасна, а вы уже сделали первый шаг к ней.

— Но как он попал в Аврорат, с таким-то послужным списком? Насколько я знаю, личные дела поступающих туда проверяются с особой тщательностью.

— Не забывайте, что Дамблдор верил в лучшее в людях. Он понимал, что парень окончательно отобьется от рук, окажись он предоставленным самому себе, поэтому пристроил его в качестве курсанта в академию. Не спрашивайте меня как, я не Дамблдор.

— А вы что думаете на этот счет?

— Я думаю, что это было лучшим выходом из ситуации. Обозлённый из-за исключения, лишённый всякого контроля, он мог натворить немало дел.

Гермиона, обдумывая его слова, устремила взгляд на обои, отходившие от стен широкими пластами.

— Мне удалось удовлетворить ваше любопытство? — не дождавшись новых вопросов, чопорно поинтересовался Снейп, и Гермиона рассеянно кивнула в ответ. — Также, я хотел бы поблагодарить вас за три дня полного одиночества, концентрации и единения с собой.

Гермиона уставилась на него круглыми глазами, полными раскаяния. Снейп, глядя на это, беззлобно усмехнулся:

— Только не надо оправдываться. В моих словах не было скрытого смысла.

— Но я не понимаю…

Снейп протянул ей кипу бумаг. Гермиона неуверенно протянула руку.

— Ознакомьтесь.

— Что это?

— Это — рецепт зелья для ваших родителей, — склонив голову набок, произнёс Снейп так буднично, будто передал ей свежий выпуск «Пророка», а она по невнимательности приняла его за новый номер «Ведьминого Досуга», — полностью доработанный, теоретически совершенный, но как он поведет себя на практике, увы, не знаю. Без экспериментального метода разработка не может считаться завершённой.

Прижав одну руку к груди, Гермиона принялась лихорадочно перелистывать страницы под стук заходящегося сердца. На первый взгляд состав и впрямь был идеальным.

— Я никогда не сталкивалась с подобной технологией…

— Я вам помогу, — отстранённо шкрябая ногтем пересохшие губы, заверил Снейп. — Но вы должны понимать, что большую часть работы вам придется делать самой.

Гермиона заёрзала на месте, с трудом сдерживая нахлынувший восторг.

— Спасибо, сэр! Я даже не знаю, как вас благодарить, — затараторила она, вновь и вновь бегая глазами по мелким, убористым строчкам, — обещаю, в следующий раз я сделаю нормальную яичницу, без скорлупы и без мусора, просто во время готовки лопатка упала на пол, поэтому на неё что-то налипло и…

Гермиона оторвалась от бумаг и, светясь от счастья, взглянула на Снейпа. Он улыбался ей. Не как нормальные люди — губами — но приподнятыми бровями, смягчившимися, расслабленными чертами и легким прищуром глаз. Едва Гермиона улыбнулась ему в ответ, мимолётное выражение вдруг пропало, словно его и не было на уставшем сером лице.

— Не стоит благодарности. Взамен хочу попросить вас лишь об одной маленькой услуге.

— Конечно!

— У меня закончились сигареты. Вниз по улице, в самом конце, есть киоск. Купите сразу блок.

Гермиона сникла.

2014

Проснувшись рано утром, Бетти в первую очередь прислушалась к себе. Не считая саднящего лба, который накануне вечером нечаянно встретился с дверцей шкафа, чувствовала она себя как обычно. Босиком прошлёпав к окну, она распахнула шторы и подставила бледное лицо мягким солнечным лучам.

Времени до школы еще было предостаточно. Ощущая невероятный прилив сил, Бетти подошла к зеркалу и, нашарив на полке над ним расчёску, принялась активно вычёсывать свои непослушные лохмы. Они так красиво лоснились на солнце, что Бетти начала дурашливо позировать перед зеркалом, надувая губы и делая томный взгляд, как в модных журналах. Это занятие её так позабавило, что в голове пронеслась мысль когда-нибудь попробовать стать моделью: в конце концов, рост и комплекция у неё были весьма подходящие.

Когда в коридоре раздались шаги, она быстро влезла в тапки и высунулась из комнаты. Зевая и подтягивая пижамные штаны, мама как раз проходила мимо и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда прямо перед ней вдруг возникла голова дочери.

— Утра, мам! — Бетти закрыла за собой дверь, и, повиснув у матери на шее, крепко поцеловала её в щеку. — Как себя чувствуешь?

— Доброе утро, всё хорошо, — ещё до конца не проснувшись, Гермиона рассеянно потрепала удаляющуюся дочь по вихрам на затылке. — С чего такие нежности? Что-то случилось?

— Да нет, — Бетти вприпрыжку понеслась вниз по лестнице. — Просто! Хорошее! Настроение!

Гермиона озадаченно заглянула в комнату, всерьез опасаясь, что настоящая дочь осталась под кроватью, а из комнаты вылезло нечто под неё маскирующееся. Но не обнаружив ничего, кроме смятой постели и горы разбросанных книг, она поспешила на первый этаж вслед за Бетти, надеясь, что та всё-таки пояснит, в чём заключалась природа её «просто хорошего настроения».

Бетти уже была на кухне и воодушевлённо заливала хлопья молоком. Гермиона села на стул и пристально вгляделась ей в лицо: дочь выглядела абсолютно довольной жизнью и что-то мурлыкала себе под нос. И пританцовывала. В целом, выглядела она лучше, чем вчера, но необычное для неё поведение тревожило не на шутку.

— Дочь, — твердо произнесла Гермиона, — я тебя в таком настроении не видела уже, наверное, год. С тобой точно всё в порядке?

— Ага, всё отлично, — Бетти лишь на миг подняла глаза и потрясла полупустой коробкой. — Будешь?

— Нет, спасибо. — вконец озадаченная Гермиона наблюдала за хлопьями, кружившимися в потоке молока.

— Папа дома?

— Да. Спит.

— Вы опять поссорились? — Бетти припоминала, что вроде бы слышала сквозь сон, как родители вновь говорили на повышенных тонах. — Из-за меня?

— Не совсем, — стряхивая ладонью крошки со стола, уклончиво ответила Гермиона. — Просто есть некоторые вещи, в которых мы друг с другом не согласны. Не переживай, всё наладится.

* * *

Когда с завтраком было покончено, Бетти, наспех собравшись и пожелав маме хорошего дня, выпорхнула из дома. Легкий утренний ветерок смягчал нависший над городом зной и, вдохнув полной грудью, Бетти достала из кармана телефон. Она почти сразу нашла нужный номер, но абонент взял трубку далеко не с первого раза.

— Ты чего так рано? — раздался, наконец, голос: хриплый и заспанный.

— Захотелось выйти пораньше. — Бетти запрыгнула на бордюр и медленно зашагала, балансируя на нём. — Ты скоро будешь?

— Ну, минут через, — Мэйсон на той стороне сделал паузу, сверяясь с часами, — двадцать, наверное.

— Отлично, выходи быстрее. И кстати, я тут подумала насчёт твоего вчерашнего предложения…

Она выдержала театральную паузу.

— Ну?

— Я согласна познакомиться ствоими друзьями.

— Правда? — Мэйсон моментально оживился. — Ты же говорила, что отец будет против?

— А он не узнает. Они с мамой сейчас всецело заняты друг другом.

Мэйсон смущённо кашлянул.

— В смысле, они поссорились, — поспешно пояснила Бетти, — и точно весь день будут мириться, так что им не до меня. В общем, зови своих друзей сегодня. Жду на старом месте.

1999

— Я же сказал: клещевину нужно добавлять после двенадцати помешиваний по часовой и трех против! А после четырех по часовой и тринадцати против — лунноцвет!

Работа не клеилась.

— Я помню, — огрызнулась Гермиона, с большей, чем необходимо, силой, возвращая на место пестик для измельчения ингредиентов, — но в ваших записях указано, что температурный режим для первого этапа приготовления не должен превышать температуру кипения воды, в то время, как для следующего шага необходима температура почти в четыре раза выше! И как вы прикажете мне добиться этого без магии?

— Если вы бросите в огонь два молодых листа асфоделя, он временно приобретет свойства, сравнимые со свойствами вулканической лавы, и доведет жидкость до нужной температуры ровно за на тот промежуток времени, который нам нужен. Вы этого не знали?

Гермиона промолчала, и, обмахиваясь рукавами мантии, отошла к шкафчику: жара в лаборатории стояла страшная в прямом и в переносном смысле.

Они бились над зельем почти месяц, дни и ночи проводя в лаборатории. Но если Снейп чувствовал себя здесь, как рыба в воде, и кажется, временами даже забывал о своём недуге, Гермиону подобная напряжённая деятельность жутко выматывала.

Большую часть времени Снейп вёл себя сносно и в основном молча контролировал процесс. Возможно, из-за того, что его голос так до сих пор и не окреп, а процесс заживления раны шёл слишком медленно, ему физически тяжело давались привычные продолжительные монологи. Конечно, раскритиковывал он её в пух и прах, но не переходил на личности, практически не язвил и говорил строго по существу. Единственным минусом их сотрудничества было его постоянное присутствие в лаборатории, а, соответственно, невозможность заняться исследованием зелья, которое присылал Шарп, в обход чуткого профессорского носа. Лишь изредка Гермионе удавалось выкроить время, чтобы попытаться приготовить что-то самостоятельно, но пока что полученный результат не соответствовал её ожиданиям. К тому же, Шарп мог заметить, что расход и перечень ингредиентов значительно разнятся с необходимой нормой, и это связывало Гермиону по рукам и ногам, существенно снижая темп работы. Пытаясь найти выход, она проводила в лаборатории даже больше времени, чем казалось Снейпу, и это, безусловно, отражалось на её работоспособности.

— К счастью, вы не успели все безнадежно испортить. Бросайте асфодель.

Достав из шкафа молодой росток, Гермиона бережно отделила от него два листика и, встав рядом со Снейпом, бросила их в огонь. Пламя на миг вспыхнуло зелёным, а потом почернело, гигантским осьминогом извиваясь вокруг загудевшего от высоких температур котла.

Снейп, тем временем, не унимался: сегодня он просто превзошёл самого себя по части придирок и нелестных комментариев.

— Меня поражает, что вы, учитывая присущую вам дотошность, иногда упускаете такие элементарные вещи, — брюзжал он. — Умение регулировать температурный режим в зельеварении не менее важно, чем умение работать с ингредиентами.

— При всём уважении, сэр, — сквозь зубы процедила Гермиона, — я ни разу не сталкивалась с подобной схемой приготовления. Разумеется, я читала о таком, но практическое применение…

— Ах, вы читали, — тени от бушующего под котлом пламени танцевали по бледному лицу Снейпа, придавая ему устрашающий вид, — так вот, мисс Грейнджер, в данном случае, чтение абсолютно бесполезно, если вы не применяете полученные знания на практике. И если вы тратите всё свое время на штудирование книжек, будьте добры…

Гермиона резко обернулась к нему, взметнув всклокоченной гривой. Снейп смотрел на неё из-под опущенных ресниц чуть ли не с презрением.

— Давайте вы позволите мне самой решить, как строить процесс самообучения?

— Пока мое благополучие напрямую зависит от прямоты ваших рук — и не подумаю.

— Вы ведете, себя, как…

— Черт вас дери, Грейнджер!

Гермиона и моргнуть не успела; Снейп же среагировал почти молниеносно, грубо отпихнув её в сторону — и в следующее мгновение раздался взрыв. Силуэт Снейпа растворился в чёрном дыму; потеряв равновесие, Гермиона рухнула на пол.

— Профессор!

Дым стремительно заполнял помещение лаборатории. Закашлявшись, Гермиона прижала рукав к носу и на ощупь поползла по холодному каменному полу. Ссаженные коленки горели огнём.

— Сэр! — часто моргая слезящимися глазами, она, наконец, смогла различить очертания Снейпа, сидящего на полу. — Вы в порядке, сэр?

Она могла видеть лишь его склонённую голову и упавшие на лицо волосы, но от резко ударившего в нос запаха жженого мяса на спине проступил липкий пот. Дым рассеялся так же быстро, как появился. Гермиона, еле сдержав крик ужаса, закрыла рот обеими руками, борясь с подкатившей тошнотой.

Опрокинутый котёл раскололся пополам и валялся за столом. Кожа на руке Снейпа плавилась, пузырилась и буквально стекала вниз, смешиваясь с кровью.

— Боже мой, — пискнула Гермиона, не решаясь прикоснуться к нему, и принялась крутить головой, глядя по верхам, — я сейчас что-нибудь…

— Я в порядке, — не своим голосом произнёс Снейп, не поднимая головы.

Достав трясущимися пальцами палочку, Гермиона навела её на неподижную руку Снейпа и прошептала несколько заживляющих заклятий — не помогло.

— Потерпите, сэр! — еле сдерживая слёзы, Гермиона вскочила с места, лихорадочно пытаясь вспомнить, где именно она видела запасы бадьяна. — Я сейчас всё сделаю!

Перерыв несколько ящиков, она таки отыскала заветный пузырёк и опрометью кинулась назад, Не беспокоясь о пострадавших коленях, она рухнула перед Снейпом, трясущимися руками открывая зелье.

— Я сейчас, потерпите, — надломленным голосом причитала она, ежесекундно смахивая с кончика носа едкие от дыма слёзы, — бадьян должен помочь…

— Мисс Грейнджер…

— …я лечила им ожоги после ограбления Гринготтс, поэтому, должно сработать, к тому же, я читала, что…

Он мягко коснулся пальцами её подбородка. Гермиона, словно очнувшись, резко вскинула голову. Снейп смотрел в её расширившиеся от ужаса глаза спокойно и обречённо.

— Мне не больно.

Гермиона медленно перевела взгляд на его обожжённую руку — левую — и понимание нахлынуло на неё новой волной слёз.

— Вы не чувствуете, — всхлипнула она, вцепляясь пальцами в предплечье здоровой руки. — Совсем ничего…

Он еле заметно качнул головой.

— Простите, сэр, — Гермиона несколько раз судорожно вдохнула, захлебываясь слезами, — это всё из-за меня. Какая же я дура!

— Главное, что вы целы.

— Бедный, — глядя полными слёз глазами в чёрные напротив, Гермиона бессознательно провела ладонью по его плечу, прикоснулась к колючей щеке. Зловещее шипение стихло, оставив только скорбную, печальную тишину. Они долгие секунды смотрели друг на друга, пока Гермиона не отстранилась, опомнившись.

— Я всё равно попробую, — она принялась суетливо шарить по полу в поисках отставленной бутылочки, — может быть, хотя бы шрамов не останется, хотя я не знаю, какая может быть реакция…

— Хуже не будет, — Снейп откинул голову назад, упираясь затылком в боковину стола.

— Ничего не говорите. Пожалуйста.

Гермиона капнула несколько капель бадьяна. Средство бурно зашипело, покрывая повреждённую руку плотной белой пеной.

— Всё будет хорошо, сэр, — заверила Гермиона, доверительно накрыв его здоровую руку своей. — Я обещаю.

2014

На всякий случай проверив, плотно ли завязаны шнурки, Бетти выпрямилась: опозориться перед новыми знакомыми, запутавшись в своих длиннющих ногах, не очень-то хотелось.

День прошёл на редкость удачно: ни одной плохой оценки или выволочки она не получила, несколько раз удачно ответила у доски и, в целом, практически забыла о чёрной полосе, преследовавшей её последние недели. Мэйсон, так и не вникший в истинные причины бодрости её духа, не слишком заморачивался и просто радовался, что представит подругу в наилучшем свете.

— Помни, Бет, — наставлял он, — Джо у них лидер. Новенькие называют его Джозефом, но, думаю, будет здорово, если ты сходу покажешь, что ты крутая девчонка, и скажешь что-то типа «хай, Джо». Ну, ты поняла.

Бетти глубокомысленно кивнула, чувствуя, как от волнения дрожат пальцы. Ей страшно хотелось понравиться друзьям Мэйсона, несмотря на то, что она даже примерно не представляла, кто они такие и как себя с ними вести.

Место встречи было странным: какой-то пустырь за местным кладбищем автомобилей. Пыли, металлолома, граффити, старых покрышек и прочей романтики провинциальной окраины тут было в избытке. Бетти с любопытством озиралась по сторонам, пытаясь найти хоть что-нибудь живое в этом безрадостном пейзаже, и лишь когда Мэйсон нетерпеливо ткнул её в бок, заставляя посмотреть прямо, рна почувствовала затрепетавшее в желудке волнение.

Они вышли на небольшую импровизированную площадь, огороженную бесформенными грудами металла, в центре которой, на сложенных друг на друга шинах, сидел высокий парень и расхлябанно жевал жвачку. Вокруг него собрались ещё трое мальчишек и одна девочка, у которой на лбу было написано, что она здесь — королева и посягательств на свой титул не потерпит.

Бетти не собиралась ни на что посягать и, совершенно позабыв про все наставления друга, лишь приветливо помахала рукой.

— Джо, Блэйк, Лесли, Тони, Элис, — Мэйсон дал «пять» каждому из присутствующих и деловито указал рукой на свою подругу: — Это Бет, я вам про неё говорил.

— Бетельгейзе, на самом деле, — не совсем к месту поправила Бетти. Один из мальчишек гоготнул, некрасиво шмыгнув носом:

— Бетельгейзе? Это типа как Битл Джус?

Бетти поморщилась: эту несустветную глупость она слышала уже не один десяток раз. Остальные, однако, шутку оценили и принялись смеяться, искоса поглядывая на новенькую. Мэйсон лишь уверенно поднял ладонь и сделал губы трубочкой: всё под контролем.

— Хватит, пацаны, — Джо, не проронивший до сего момента ни слова, поднялся с места. Во весь рост он оказался единственным из всей шайки, кто был выше Бетти. — Бетельгейзе, значит? Это, вроде, какая-то звезда? Необычное имя. Меня зовут Джозеф.

Он протянул ладонь, обтянутую облупившейся перчаткой из кожзаменителя. Бетти охотно пожала её.

— Звезда, да. Очень приятно, Джо.

— Ну, значит, будем знакомы, Бетельгейзе, — Джо бросил насмешливый взгляд на Мэйсона, расплывшегося в смущённой улыбке.

Бетти поймала на себе мимолетный взгляд Элис. Та с вызывающим видом прилипла к Джо, подхватив того под локоть и, новому члену команды женского пола была совершенно не рада. В ответ на приветственный кивок, она лишь состроила кислую мину.

«Не очень-то и хотелось, пустышка», — подумала Бетти, стараясь больше не встречаться с Элис взглядом: к девчачьей компании она никогда особенно не стремилась, а эта кукла никак не тянула на приятную собеседницу и интересную личность.

— Ну, что, пошли? — скомандовал Джо, волоча за собой повисшую на руке Элис. Команда безропотно двинулась за ним.

— Пойдём, — шепнул Мэйсон, легонько подталкивая Бетти между лопаток, — сейчас тебе важно показать, что ты не из робкого десятка.

— Зачем? — шикнула в ответ Бетти, замедляя шаг и с подозрением глядя новым знакомым в спину. — Они странные какие-то. Этому ушастому вообще имя моё смешным показалось. Ты уверен, что я вообще захочу с ними общаться?

— Захочешь, — уверенно кивнул Мэйсон. — Дружить с ребятами из банды Джо — это очень престижно.

Бетти не понимала, чего престижного может быть в том, чтобы ошиваться на заброшенной свалке, но решила промолчать.

Они шли минут десять, прежде чем достигли локации немногим более живописной — старых, проржавевших гаражей. Джо уселся на какую-то огромную балку, торчащую прямо из земли. Ребята выстроились вокруг него таким образом, что Бетти вновь оказалась прямо напротив главаря.

— Куришь? — он достал из кармана изрядно помятую пачку сигарет и бережно извлёк одну.

— Мой отец курит, — невпопад сообщила Бетти. — Я — нет.

— О, — Джо выразительно выпятил нижнюю губу. — Видимо, крутой он парень, твой папаша, да?

Бетти чуть опустила голову, глядя на Джо исподлобья: ничего крутого в курении она не видела.

— Обычный.

— А что насчёт тебя? — ухмыльнувшись, Джо поджёг сигарету спичкой и вдохнул едкий дым. — Ты сама-то крутая девчонка?

Вопрос показался Бетти не менее странным, чем всё происходящее в целом. Она бросила взгляд на друга: Мэйсон смотрел на Джо чуть ли не с благоговением. Оставалось лишь неопределенно пожать плечами и попытаться сменить тему:

— А вы чем тут вообще занимаетесь? Может, это не моё дело, но по-моему пока что мы просто слоняемся по городу.

— Скоро будет весело, — Джо широко улыбнулся. — Вот увидишь.

И несмотря на то, что с утра Бетти пребывала в весьма позитивном расположении духа, это «вот увидишь» ей совсем не понравилось.

1999

После инцидента в лаборатории, Снейпа будто подменили. Он вёл себя необычайно тихо, целыми днями просиживал на кухне у окна, курил, стоически переносил процедуры по восстановлению пострадавшей руки — и на этом всё. На все попытки разговорить себя он реагировал абсолютным равнодушием, и даже намеренные ухищрения Гермионы, призванные вызвать его гнев, вроде сожжённого вусмерть чайника, оставались незамеченными.

Но работа в лаборатории кипела, несмотря на то, что странности в поведении Снейпа несколько выбивали Гермиону из колеи. Изо дня в день она старательно корпела над котлами, пытаясь произвести на свет хоть что-то достойное, но зелье для родителей без помощи Снейпа не получалось, а в поисках путей совершенствования его собственного снадобья Гермиона окончательно зашла в тупик. Шарп, по всей видимости, заподозрил неладное и начал высылать ингредиенты строго по норме, не предусматривающей перерасхода и простора для творчества, а без экспериментов, которые она и так проводила практически вслепую, улучшение лекарства было невозможным.

В Нору Гермиона так и не вернулась: несмотря на то, что Гарри несколько раз писал ей письма с просьбами передумать, она не хотела ни видеть Рона, ни говорить с ним. На скромные сбережения, что у неё оставались, она снимала старую комнатку в Коукворте: оттуда было проще добираться до жилища Снейпа, а патрулирующим время от времени улицы журналистам и в голову не приходило, что героиня войны окопалась прямо у них под носом.

В очередной из вечеров, допоздна проторчав за котлами, Гермиона лишь чудом вспомнила о несданной работе по Высшей Травологии. За прочими делами времени на учёбу не оставалось совершенно, благо, преподаватели относились к этому более чем лояльно. Однако, Гермиона Грейнджер не была бы собой, если бы не сдавала заданное точно в срок, прибавив к этому ещё пару дюймов дополнительных примечаний, личных комментариев и рекомендаций. И в этот раз, чтобы не тратить время на дорогу до хостела, она уселась писать свой трактат прямо у Снейпа в гостиной. Но усталость взяла своё: не просидев над пергаментом и получаса, Гермиона уснула прямо в кресле, поджав под себя ноги и опрокинув во сне покоящуюся на подлокотнике чернильницу.

Проснулась она лишь под утро от прозвучавшего над ухом скрипучего голоса:

— Подъём, Грейнджер. Солнце уже высоко, а я ещё не услышал от вас ни одной нравоучительной лекции.

Гермиона с трудом разлепила веки. Снейп стоял над ней и переводил взгляд с её измазанной чернилами физиономии на замызганный пергамент и обратно.

— Простите, сэр, — промямлила она спросонья. — Мне нужно было написать работу, а потом…

— Прекратите оправдываться, — перебил её Снейп. — Я, кажется, вас ни в чём не упрекал.

Сообразив, что сидит на его привычном месте, Гермиона засуетилась и попыталась встать: мешало лишь то, что после сна в неудобной позе, ног она практически не чувствовала.

— Сидите уже, — бросил Снейп, не впечатлившись её тщетными телодвижениями. — Неужели вы думаете, что, смирившись с оккупацией собственной лаборатории, я не переживу оккупацию кресла?

Гермиона смущённо улыбнулась, по-прежнему пытаясь растереть затёкшие ноги, которые от резкого притока крови уже начало неприятно покалывать. Её искренне обрадовали перемены в настроении Снейпа: сегодня он хотя бы разговаривал, и даже вернувшиеся в обиход колкости не омрачали этот факт.

— Мне известно, что вы скорее умрете от истощения, чем позволите себе не выполнить домашнее задание, — Снейп окинул взглядом её испорченные труды. — Но ваша неудержимая тяга к знаниям переходит все границы.

— Придётся переписывать, — Гермиона с грустью вздохнула. — Я даже не заметила, как меня сморило. Наверное, мне и вправду нужно отдохнуть.

В подтверждение своих слов, она еле сдержала зевок, наблюдая, как Снейп, опираясь на трость, медленно и не без усилий опускается на диван.

— Именно об этом, я и хотел поговорить.

Он прочистил горло, прежде чем заговорить снова. Это означало, что диалог обещал быть непривычно долгим для его незаживших связок, что заставило Гермиону насторожиться.

— Что-то произошло?

— Я бы так не сказал.

— Сэр, говорите, пожалуйста, прямо.

— Я хочу, чтобы вы сейчас же собрали свои вещи и вернулись в Нору.

Гермиона всмотрелась в бледное лицо: выражение равнодушия на нём оставалось непоколебимым.

— Вы просили говорить прямо — я уважил вашу просьбу, — не дождавшись вменяемой реакции, продолжил Снейп. — Уважьте и мою. Уходите и не задавайте лишних вопросов.

— Но я не понимаю, сэр…

— Тут нечего понимать, Грейнджер, — всё так же бесстрастно продолжил Снейп. — Лечение не приносит никакого результата, соответственно, ваше нахождение здесь нецелесообразно. Я уже отправил прошение в Министерство о пересмотре меры пресечения. Со дня на день сюда заявится конвой, и меня отправят, полагаю, прямиком в Азкабан. И вам, уж поверьте, незачем присутствовать при этом.

Гермионе показалось, что из неё разом выпустили весь воздух.

— Что вы сделали?

— Отправил прошение в Азкабан, — повторил Снейп, машинально потирая недвижимую обожжённую руку. — Давайте без драмы, Грейнджер, это уже не ваша забота.

— Но как же…

— Вы, наверное, хотите спросить, как быть с зельем для ваших родителей? Что же, всё в ваших руках: рецепт я вам предоставил.

— Я собиралась сказать не это! — Гермиона почувствовала болезненный укол обиды: неужели, он всё это время думал, что она помогает ему исключительно ради выгоды, которую может от этого получить?

— А что же тогда? Хотели дать мне очередное обещание вылечить меня своим неуёмным энтузиазмом? Не лгите уже хотя бы себе, мисс Грейнджер. Собирайтесь и уходите.

Гермиона, больно закусив губу, наблюдала, как его полупрозрачная фигура медленно поднимается с дивана и хватается трясущимися пальцами за набалдашник трости. От грозного профессора Снейпа, вселявшего ужас и трепет одним своим видом, осталось одно имя. Он буквально таял на глазах.

— Нельзя просто так сдаваться, сэр, — Гермиона поднялась с места следом за ним, с трудом опираясь на отсиженную ногу.

— Ваши воодушевляющие лозунги на меня не действуют, мисс Грейнджер, я анализирую и сопоставляю факты и делаю соответствующие выводы.

— Зачем вы это сделали? Зачем написали письмо? — чуть не плача выпытывала Гермиона, упрямо следуя за ним к лестнице, — мы с профессором Шарпом столько усилий приложили, чтобы помочь вам избежать Азкабана, чтобы вылечить вас!

— Именно поэтому я и призываю вас перестать тратить время на меня и заняться чем-то более результативным.

— Я делала все, что могла!

— А я разве утверждаю обратное? — Снейп резко остановился, и Гермиона едва не шагнула мимо ступеньки. — Более того, я даже благодарен вам за все приложенные усилия. Но, боюсь, эта трогательная история спасения моей пропащей души подошла к своему логическому завершению.

Снейп уже подходил к двери своей комнаты, когда Гермиона перегородила ему путь.

— Но ведь я дала слово!

— В таком случае, вам придётся забрать его обратно, как бы тому не противилась ваша гриффиндорская натура, — устало подытожил Снейп, плечом отпихивая Гермиону с прохода. — А теперь уходите.

— Боже, ну почему вы такой упрямый?

Когда он зашёл в комнату и попытался закрыть за собой дверь, Гермиона настырно протиснулась следом, едва не защемив пальцы.

— Вы меня не слышали, Грейнджер? — злобно прошипел Снейп, отворачиваясь. — Убирайтесь отсюда!

— Пожалуйста, сэр. Дайте мне последний шанс.

Понимая, как жалко звучат эти произнесённые в тысячный раз слова, Гермиона машинально утерла рукавом защипавший нос. Снейп обернулся; его лицо побелело еще сильнее, а глаза горели таким недобрым огнём, что Гермионе стало по-настоящему страшно.

— Почему вы так настойчиво суете свой нос в мою жизнь? — прищурившись, прошелестел Снейп. — Не можете смириться с тем, что ваш светлый ум на сей раз не нашёл ни единого решения на подкорках вашего раздутого книжками мозга? Не нравится, что в коем-то веке судьба не дала вам шанс проявить ваш недюжинный талант, охватывающий абсолютно все сферы человеческой деятельности?

— Можете говорить что угодно, — его слова, произнесённые чуть ли не с отвращением, ранили очень глубоко, но Гермиона твёрдо решила идти до конца, — но я вас не брошу!

Снейп в два широких шага преодолел расстояние между ними, словно позабыв о трости и собственной хромоте.

— Я вам солгал, — почти шепотом произнёс он. — В тот раз Моксли не нападал на меня. Это я пытался его убить.

Гермиона испуганно округлила глаза.

— Что?

— Что слышали, Грейнджер. Я опасен. И, уверяю, в тот день моим чистейшим намерением было удавить этого выскочку. Если бы не зелье, которое присылает мне Шарп…

Снейп снова сделал шаг, заставив её отступить назад, и пугающе навис сверху, крепко вцепившись пальцами здоровой руки в дверной косяк. Он больше не выглядел больным — он выглядел безумным.

— О, да, Грейнджер, я прекрасно понимаю, для чего оно! «Особое восстанавливающее зелье», — буквально выплюнул Снейп ей в лицо; его голос окончательно преобразился, превратившись в угрожающий рык. — Думаете, меня можно провести подобной чепухой? Я знаю сотни рецептов восстанавливающих зелий и их вариаций, десятки из которых проверил на собственной шкуре. С моей магией происходит какая-то чертовщина и я...

Он резко смолк, в его глазах полыхнул жёлтый огонь. Гермиона мгновенно всё поняла; выйдя из оцепенения, она бесстрашно шагнула навстречу, сокращая и без того ничтожную дистанцию.

— Сэр, у вас…

Снейп резко мотнул головой, с неожиданной силой вытолкнул Гермиону в коридор прежде, чем та успела договорить, и с размаху захлопнул дверь, выбив из-под неё столб пыли.

С визгом ударившись спиной о стену, Гермиона медленно сползла по ней на пол. С самого детства она знала одну простую истину: дал обещание — выполни. Разбейся в лепёшку, но сделай. Именно поэтому, вслушиваясь в страшные звуки, раздающиеся по ту сторону двери, она сидела, прижав колени к груди, размазывая по лицу слёзы и остатки чернил, слушая, как внутри комнаты что-то рушится. Он всё чувствовал. Он уже почти не контролировал себя и держался из последних сил. Он пытался уговорить её уйти до того, как станет опасен.

Действовать нужно было незамедлительно.

2014

«Почему бы не вернуть в обиход печатные машинки?» — размышляла Гермиона-в-девичестве-Грейнджер, пока старенький принтер, кряхтя и пыхтя, пытался выдать ей перечень лекарств, более недоступных для заказа.

Небольшая, вроде бы, машина издавала столько шума, что гудящая с утра голова разболелась ещё сильнее. Отпив почти остывший кофе прямо из термоса — местная кофеварка всё-таки скончалась, а без необходимой дозы кофеина мозг отказывался функционировать должным образом — Гермиона краем глаза заметила на мониторе всплывающий значок уведомления о новом сообщении.

Где-то в глубине души она надеялась, что это очередная спам-рассылка или ещё один отказ в поставках от местной фармакологической компании, но отсутствие темы в заголовке и странный адрес электронной почты не оставлял сомнений: писал Рон.

Скорость соединения местной сети оставляла желать лучшего. Гермиона уже закатала рукава и в нетерпении постукивала пальцами по клавишам, ожидая, когда страница с сообщением загрузится, когда дверной колокольчик на входе оповестил о приходе посетителя. Гермиона вскочила с места, попутно опрокинув термос-непроливайку, который на деле таковым не оказался.

— Сейчас-сейчас! — крикнула она в сторону входа, пытаясь промокнуть разлитый кофе свеженапечатанными бумагами. — Подождите минуту!

Ругая чёртов кофе на чём свет стоит, она кинулась к двери и на полном ходу почти воткнулась лицом в грудную клетку материализовавшегося в проходе мужа.

— Боже, Северус! — она отпрянула, недовольно глядя на него снизу вверх. — Знаешь же, что вход в подсобное помещение разрешен только для персонала!

Выглядел он плохо: в мятой рубашке, со спутавшимися волосами и чернющей двухдневной щетиной. Глядя куда-то поверх её макушки, он механическим голосом произнёс:

— Жду снаружи. Нужно поговорить.

И ушёл. Ни тебе «здравствуй, жена», ни «ты сегодня необычайно прекрасна, жена».

Впрочем, как обычно.

Оставив попытки оттереть следы кофе, уже впитавшегося в белую поверхность стола, Гермиона с раздраженным видом последовала за мужем, гадая, чего такого важного он мог сообщить, проспав перед этим полдня.

На улице было прохладно. Северус, прислонившись к стене аптеки, смотрел в пространство между собой и мусорным бачком на обочине и молча курил.

— Ну, о чём ты хотел поговорить? — спросила Гермиона, поёжившись от несильного, но промозглого ветерка. Северус бросил на неё короткий изучающий взгляд и молча снял с себя пиджак.

— Не надо, у меня внутри кофта есть.

— Надевай и не спорь.

Протестующе засопев, она всё-таки взяла пиджак, в качестве компромисса лишь накинув его на плечи. Северус, оттолкнувшись от стены, повернулся к ней лицом.

— Бетельгейзе была в школе сегодня?

— Да, я созванивалась с ней в обед. Что-то случилось?

Он помедлил, неопределённо дёрнув плечами, и осмотрелся по сторонам, проверяя местность на предмет непрошеных свидетелей.

— Северус?

— Смотри.

Зажав сигарету в зубах, он закатал левый рукав. Из метки ничего не сочилось, она не напоминала собой воспалённую рану, как это было во время приступов, но и не напоминала собой зарубцевавшийся шрам, как это было в мирное время. Она просто потемнела, напоминая собой ту самую тёмную метку, которую с гордостью носили верные слуги Тёмного Лорда.

— Ты чувствуешь её? — тихо спросила Гермиона, не отрывая взгляда от жуткого клейма.

— Не больше, чем обычно. И паниковать пока что рано, — предупреждая ужас, проявляющийся на лице жены, произнёс он, возвращая рукав на место. — Но Бетельгейзе нет дома, и телефон у неё выключен.

— И почему ты сразу не позвонил мне? — срывающимся голосом спросила Гермиона, оторвав глаза от метки лишь тогда, когда она полностью скрылась под тканью.

— Потому что знаю, что ты понесёшься сломя голову искать её в каждой подворотне, и мы потеряем драгоценное время.

Северус старался говорить спокойно и рассуждать трезво, но по напрягшимся желвакам и блуждающему взгляду Гермиона видела: он обеспокоен ничуть не меньше неё.

— Если что-то случится, ты ведь…

— Да, — Северус впервые за время разговора кивнул с уверенностью. — Я узнаю.

— Но что нам делать сейчас?

Окурок, отскочив от бордюра, скрылся в решётке водостока. Гермиона почувствовала, как холодные ладони мужа легли на её дрожащие плечи.

— Не паниковать и действовать быстро. Возможно, у нас не так много времени.

Страх костлявой рукой подбирался к горлу. Заламывая руки, Гермиона устремила взгляд вниз по дороге.

1999

Если уж разбираться, по царившей внутри атмосфере, «Кабанья Голова» мало чем отличалась от обычного маггловского паба. И не то чтобы Гермионе очень хотелось анализировать обстановку вокруг, но настенные часы с помутневшим циферблатом, висящие высоко над закоптившимся камином, указывали на то, что Гарри задерживался уже на добрых полчаса. И иного выхода, кроме как рассматривать из-под капюшона гогочущую компанию волшебников, кучкующихся возле стойки, у Гермионы не было.

Спустя долгих десять минут, дверь с громким треском распахнулась. Взмыленный с дороги, Гарри, быстро нашарив взглядом подругу среди немногочисленных посетителей, широким шагом двинулся к столу, ни капли не заботясь о собственном инкогнито.

— Гермиона, прости! — произнёс он, нацепив извиняющуюся мину, быстро обнял подругу и уселся напротив, подчеркнуто игнорируя несколько пар любопытных глаз, сиюминутно обратившихся в его сторону. — Нам на Продвинутой Защите ни с того ни с сего дали письменную работу, и я целых два часа с ней провозился! Два! Меня поражает, как ты в Хогвартсе успевала писать за себя, плюс помогала нам с Роном…

Услышав имя своего номинального визави, Гермиона едва заметно поджала губы и с остервенением распахнула первую страницу двухстраничного меню: «Кабанья Голова» славилась отнюдь не разносолами.

— Не сердись на него, — осторожно произнёс Гарри, не будучи уверенным, что вообще стоит поднимать эту тему. — Он очень жалеет, что сгоряча наболтал ерунды и хочет поговорить, но даже не знает, где тебя искать.

— Но ты же нашёл, верно? — ровным голосом произнесла Гермиона, делая вид, что не может выбрать между похлёбкой из свиных кишок и колбасками из них же.

— Ну, вообще, ты сама меня позвала, — заметил Гарри, но наткнувшись на острый взгляд подруги, добавил: — но это его, конечно, никак не оправдывает. Другой разговор, что Рон сейчас вообще мало с кем общается.

— В каком это смысле? — Гермиона отложила меню в сторону, впервые за время разговора позволив себе проявить неприкрытый интерес к предмету обсуждения.

— Его никуда не взяли. Ни в Татсхилл Торнадос, ни к Уимбурнским Осам, — с сожалением произнёс Поттер. — Нетопыри Ньюкасла его даже рассматривать не стали, а остальные не проводили набор в этом году: все команды укомплектованы.

— А второй состав?

Гарри отрицательно помотал головой.

— И что он теперь планирует делать?

— Думает пойти помогать Джорджу в магазине, — Гарри пожал плечами. — Это не предел мечтаний, но сидеть на шее у родителей он тоже не хочет.

И, немного помедлив, добавил:

— А сейчас только и твердит, что ты была права, когда пыталась заставить его учиться.

— Разумеется, я была права, — в голос Гермионы вновь вернулась подчёркнутая прохладца. — Не имея никаких гарантий и рекомендаций, глупо было бросать школу и наобум кидаться на пробы.

— Ну, будем честными, Гермиона, в Хогвартсе без тебя нам обоим делать нечего, — рассудительно заметил Гарри, выискивая взглядом бармена. — Я в этом уже на курсах убедился, чувствую, надо было мне вместе с Роном идти — метлой махать. Тебе что-нибудь взять?

— Без разницы, только не огневиски.

Поттер кивнул и отошёл к стойке. Обратившие было на него внимание маги вновь вернулись к своему разговору о ведьмах, палочках и еще чём-то, к чему Гермиона предпочла не прислушиваться. Гарри вернулся через несколько минут с двумя стаканами чего-то мутного, напоминающего разбавленную водой грязь.

— Сливочного пива у Аберфорта нет, — он с опаской попытался разглядеть дно стакана, абсолютно в этом не преуспев. — Так что вот.

Гермиона приняла стакан и принюхалась: пахло скисшим клубничным вареньем с тонкой ноткой речной тины. Осторожно отхлебнув, Гарри скорчил гримасу отвращения и поспешно отодвинул пойло подальше. Гермиона не стала рисковать и, отставив стакан на край стола, сложила руки перед собой.

— Как там Крукс?

Она ужасно скучала по своему коту, но даже думать не смела о том, чтобы притащить его в дом Снейпа. Пришлось оставить любимца на попечение Уизли, и к счастью, в ответ на её вопрос Гарри лишь беззаботно махнул ладонью:

— Нормально, Джинни за ним ухаживает, и они, кстати, неплохо ладят.

Гермиона кивнула, уперевшись взглядом в столешницу. Ей приятно было поболтать с другом после непривычно долгой разлуки, но тянуть время было некогда.

— Прости, Гарри, что прошу тебя об этом, но мне очень нужна твоя помощь.

Поттер, несмотря на довольно резкую смену темы, вмиг посерьёзнел. Как ни крути, с момента окончания войны он заметно вырос.

— Что-то случилось?

Гермиона кивнула.

— Со Снейпом?

Она кивнула вновь. Гарри тут же подобрался и приготовился слушать.

— Ему не становится лучше, — тихо начала Гермиона, разглядывая собственные ногти. — Что бы я ни делала, он угасает на глазах. За весь процесс лечения мы ни капли не приблизились к исцелению. Всё настолько плохо, что на этой неделе он отправил прошение о добровольном заточении в Азкабан.

— Я слышал что-то такое от Кингсли, но не знал, что всё так серьёзно, — Гарри нахмурился, сведя брови к переносице. — Меня же так до конца и не посвящают в подробности дела.

— Прости, Гарри, — извинилась Гермиона, услышав в голосе друга плохо скрываемые нотки обиды, — но, согласно постановлению, я не имею права разглашать информацию о здоровье и юридическом статусе Снейпа.

Гарри неохотно кивнул: ему, как будущему аврору, прекрасно было известно, чем грозит нарушение конфиденциальности судебной информации, особенно, если она касалась военных преступников.

— Я понимаю. Но почему он решил именно сейчас добровольно сдаться властям?

— Учитывая, что ему становится только хуже, я отчасти понимаю, как он пришёл к этому решению. И, кажется, знаю, кто в этом виноват.

Пока Гермиона шарила в сумке, Гарри непонимающе пялился на неё.

— В чём виноват? — тупо переспросил он по прошествии минуты; к тому моменту Гермиона уже вывалила на стол увесистую папку.

— Смотри, — она извлекла нужную бумагу и пододвинула её в лужицу тусклого света, испускаемого висящим над столом фонарём. — Это история болезни профессора Снейпа с подробным описанием причин, симптомов и прочего.

Гарри быстро пробежался взглядом по строчкам и беспомощно воззрился на подругу.

— Слушай, — смущённо пробормотал он, возвращая листок, — я поверю на слово, только расскажи, пожалуйста, человеческим языком.

— Вот здесь, — Гермиона непреклонно пододвинула к нему бумагу и ткнула пальцем в нужную строчку, — написано, из-за чего именно с ним происходит то, что происходит.

— Из-за какой-то сущности, которая в нём сидит, так? — Гарри невольно поморщился: ну не любил он тему сущностей, сидящих там, где им сидеть не положено.

— Можно сказать и так. Вот, смотри, — Гермиона перелистнула несколько страниц и извлекла другую бумагу, указав на одну из верхних строк, — Снейп принимает два зелья. Первое я варю ему сама и, зная состав, могу с точностью сказать, что это обычное тонизирующее, хоть и довольно сложное в приготовлении ввиду использования некоторых редких ингредиентов, например, той же эссенции златолистого паслёна, которая нейтрализует…

Заметив, что лицо Гарри приобретает всё более страдальческое выражение, Гермиона прервалась на полуслове и обречённо вздохнула:

— Неважно. В общем, оно не представляет никакой угрозы. А вот второе зелье, — она ткнула пальцем в последний абзац, — вызывает у меня вопросы.

— И что с этим зельем не так? — Гарри нахмурился и вгляделся в строчки, словно отгадка могла храниться где-то между букв.

— Шарп варит его сам и присылает мне в готовом виде. По его словам, оно подавляет ту самую тёмную материю, что сидит в Снейпе, и это могло бы быть похоже на правду — вот только что-то мне подсказывает, что с этим зельем что-то нечисто.

— И что же?

— Сколько бы я не пыталась, я не могу определить состав. Все мои попытки воссоздать что-то похожее провалились, а ведь рецепты Блокирующего есть в свободном доступе. Его цвет и консистенция выглядят странно, и Снейп тут же заподозрил неладное, когда впервые увидел пузырёк. В больнице он принимал это зелье в полубессознательном состоянии, а Шарп наотрез отказывается обсуждать его действие подробно.

— Может, это врачебная тайна или что-то в этом роде?

— Нет, не в этом дело, — Гермиона задумчиво закусила губу. — Когда всё стало совсем плохо, я обратилась к Шарпу с просьбой пересмотреть схему лечения, но он отказался. Более того, открыто заявил, что лечение профессора Снейпа не входит в его планы.

Гарри сосредоточенно слушал, приложив указательные пальцы к вискам.

— Погоди, то есть целитель из Мунго, который, по идее, должен лечить Снейпа, его не лечит?

— Он считает., — Гермиона поняла, что своей пылкой речью вновь привлекла внимание мужчин за стойкой и заговорила тише, — он считал, что полное исцеление только усугубит его положение и приведёт прямиком в тюремную камеру.

— Ну, в чём-то он прав, но теперь это неактуально: Снейп ведь уже сдался сам.

— Именно. Домашний арест был избран в качестве меры пресечения для Снейпа в виду особенностей его физического и магического состояния, — Гермиона напряжённо зажмурила глаза, боясь упустить важную мысль. — Мы пытались убедить судью и присяжных в том, что посади они Снейпа в Азкабан — и от несдерживаемой тёмной магии, заключённой внутри него, от тюрьмы камня на камне не останется. И я начинаю подозревать, что так оно и есть.

Гарри смотрел на нее осоловелым взглядом.

— Ты ведь говорила, что он слабеет?

— Физически — да, слабеет. Но вот с его магией происходит что-то страшное.

— Так ведь из-за зелья, что вы ему даёте, он не может колдовать.

— В том-то и беда, Гарри, — Гермиона печально улыбнулась. — Может.

Поттер нахмурился и с полминуты думал: старательно и молча.

— То есть лечение, направленное на сдерживание его магии, магию не сдерживает?

Гермиона кивнула. Гарри спустил очки на кончик носа и устало потёр глаза.

— Ничего не понимаю. А он сам-то знает, что именно с ним происходит?

— Не знает, но догадывается. Его магическая энергия настолько слаба, что он при всём желании не сможет сотворить даже самое элементарное волшебство, но во время приступов его будто подменяют. Однажды, когда я была в лаборатории, он попытался убить аврора. В другой раз он еле успел вытолкать меня из комнаты, чтобы, — её голос чуть дрогнул, — не причинить мне вреда.

— Помнишь медальон Салазара? — спустя полминуты молчания, произнёс Гарри. — Если мы носили его слишком долго, он буквально отравлял нам жизнь. Думаешь, здесь что-то похожее?

— Возможно. И всё это наталкивает меня на соответствующие выводы.

Гарри выжидающе поднял брови. Гермиона совсем низко наклонилась над столом и тихо произнесла:

— Зелье, которое даёт ему Шарп, действительно поглощает магию. Только не тёмную, а его собственную.

Поттер наморщил лоб и устремил взгляд куда-то в сторону, будто пытаясь осмыслить нечто, неподвластное ординарному уму.

— Так, — он громко опустил ладони на стол, готовясь к мозговому штурму. — Давай ещё раз: Шарп, который должен готовить для Снейпа зелье, блокирующее тёмную магию, вместо этого варит чёрт знает что, которое делает только хуже?

— Думаю, что так, — кивнула Гермиона, запоздало заметив, что расковыряла ноготь до такой степени, что тот начал слоиться.

— И Снейп, понимая это, даже не попытался разобраться и просто попросил закрыть его в Азкабане?

В голосе Гарри промелькнула сочувствующая горечь. Гермиона возвела глаза к потолку, обдумывая его слова.

— Я думаю, он просто устал, Гарри. Как ни крути, для нас война закончилась, а вот для него…

Она замолчала, но Поттер прекрасно все понял и без дальнейших разъяснений.

— Ты разговаривала с Кингсли?

Гермиона вздохнула и принялась запихивать папку обратно в сумку.

— Чтобы отозвать прошение, мне нужны железные аргументы. Кроме того, сообщи я сейчас о махинациях Шарпа…

— …тебя могут обвинить в преступном сговоре, — закончил Гарри, всё яростнее взлохмачивая макушку. — И пойди докажи, что это Шарп виноват, а не какой-то ваш общий эксперимент пошёл под откос.

— Именно. Скорее всего, по всем бумагам и отчётам, он варит абсолютно правильный состав, иначе министерство уже давно бы заинтересовалось его деятельностью.

Гермиона на минуту замолчала, постукивая пальцами по деревянному столу.

— Мне кажется странным, что за все годы обучения в Хогвартсе я ни разу не слышала упоминания о Шарпе, а ведь он преподавал Снейпу Защиту от Тёмных Искусств.

Лицо Гарри вытянулось, и Гермиона к своему стыду поняла, что даже не удосужилась сообщить ему об этой детали раньше.

— Серьёзно? Целитель из Мунго преподавал Защиту?

— Да, и состоял в Ордене, о котором, кстати, сейчас очень нелестно отзывается.

— И ты молчала?

— Это было не столь важно, — отмахнулась Гермиона, не обращая внимания на то, как Гарри раздул ноздри в знак протеста. — Но сам посуди: выпускник Дурмстранга, преподаватель Защиты от Тёмных Искусств, состоявший в Ордене Феникса, откуда ушёл из-за разногласий с Дамблдором, теперь работает в Мунго, да ещё и заведует целым отделением по борьбе с последствиями применения Тёмной Магии.

— Да уж, — мрачно произнёс Гарри. — Этот старик, похоже, отлично разбирается в Тёмных Искусствах.

— А значит, скорее всего, точно знает, что именно происходит со Снейпом.

— Только вот добровольно он ничего тебе не расскажет, — Гарри покачал головой. — Прости, подруга, но воровать Веритасерум со склада Аврората я не буду даже для тебя.

Гермиона закатила глаза, но улыбку сдержать не удалось: ей действительно не хватало Гарри с его умением разряжать обстановку.

— Ну вот, зря только распиналась. Никакого от тебя толку, Гарри Джеймс Поттер.

Он громко прыснул, и Гермионе пришлось тихонько пнуть его под столом, чтобы не привлекал лишнего внимания.

— Ладно-ладно, теперь серьёзно. Чем я могу помочь?

— У тебя ведь есть доступ к архивам?

Поттер хитро улыбнулся.

— А что конкретно нужно найти?

— Гарри, я не хочу, чтобы ты рисковал, — серьёзно проговорила Гермиона, — поэтому если это хоть сколько-нибудь угрожает твоей карьере — говори сразу.

— Ну, — протянул Гарри, почесав затылок, — не то чтобы у меня есть допуск, но я знаю, как туда попасть.

— Ты уверен? Это ведь не Хогвартс: если поймают — отработкой у Филча не отделаешься.

Гарри притих и опустил взгляд, разглядывая что-то под столом. Он несколько раз порывался заговорить, но тут же замолкал снова, будто смущаясь невысказанных мыслей, пока наконец не выпалил:

— Мне стыдно перед ним, Гермиона. Я очень хочу извиниться ещё раз, да вот только он выставит меня за дверь, даже не выслушав. Я чуть ли не каждый день отстаиваю его честь перед сокурсниками, которые всё ещё считают его прихвостнем Волдеморта. Я понимаю, что сядь он в Азкабан сейчас, его репутацию уже не отмыть. И я знаю, что он всё ещё ненавидит меня, но сделаю всё, на что способен, чтобы хоть как-то отблагодарить его за то, что он совершил ради меня. Ради всех нас.

Гермиона перегнулась через стол, распрямляя сжатую в кулак руку друга, и крепко сжала её в своей ладони.

— Спасибо, Гарри.

1999

Утро профессора Шарпа началось не с кофе.

Ночью в отделение привезли двух покалеченных маглов из Ливерпуля, подвергшихся нападению со стороны одного из так называемых «маглоненавистников», коих в последнее время развелось великое множество. Действовать необходимо было оперативно, без следов и последствий: быстро вернуть всё, как было, подчистить в памяти лишнее и передать обратно аврорам для дальнейшего возвращения туда, откуда забрали. Для опытного медика — проще простого, но профессор Шарп такие случаи на дух не переносил.

Во-первых, происшествия с маглами несли в себе куда меньше информации и ценности, просто потому, что не было в них ни творческой свободы, ни практической пользы для науки: привёл к первозданному виду и отправил назад. Во-вторых, по постановлению Министерства в случаях, подобных этому, в качестве ведущего эксперта привлекали именно его, а не какого-нибудь рядового врача или практиканта. Шарп не вникал в тонкости, но это как-то было связано с премьер-министром магглов, репутацией Министерства и статутом секретности. Подобное доверие не льстило и никак не компенсировало потраченные на маглов время, силы и средства.

Не улучшила ситуацию и медсестра, которая появилась на пороге кабинета ровно тогда, когда Шарп опрокидывал в себя второй за утро стакан огневиски. Запинаясь, она сообщила, что поставщики уже в третий раз за полгода подняли цену на Крововосполняющее зелье, объясняя это послевоенным дефицитом ингредиентов, несмотря на то, что с окончания войны прошёл уже год. Пришлось давать указание чиркнуть от его имени пару ласковых в Министерство, с напоминанием, кто именно после войны работал, мягко говоря, сверхурочно, вытаскивая с того света редкое поголовье магов и колдуний. Выдворив девчонку за дверь, Шарп понадеялся, что остаток утра пройдет спокойно, и ему, возможно, даже удастся подремать перед обходом, но резкий стук в дверь кабинета разрушил все его планы.

— Мисс Грейнджер, — бесцветно поприветствовал он возникшую на пороге девушку с гнездом на голове. — Чем обязан?

Гермиона пригладила волосы и крепче вцепилась в свою неизменную сумочку.

— У меня к вам есть разговор, и это крайне важно.

— Не сомневаюсь, — Шарп посмотрел на сияющие в лучах восходящего солнца наручные часы. — Иначе, не думаю, что вас принесло бы в такую рань. Присаживайтесь.

— Я постою.

Гермиона говорила резко, почти нервно, и Шарп, наконец, соизволил поднять на неё воспалённые после бессонной ночи глаза.

— Что у вас стряслось, мисс Грейнджер?

Гермиона выглядела не менее замотанной, чем он сам.

— Вы прекрасно знаете, что стряслось, — несмотря на внешнюю усталость, её голос был твёрдым, а в глазах горел огонь, природа которого Шарпу была пока неизвестна. Видимо, у девчонки и впрямь были вопросы, и без ответов она уходить не собиралась.

— Мисс Грейнджер, при всём уважении, мы не в питейном заведении, а вы не та барышня, которую я готов уговаривать.

Гермиона, наученная прошлым опытом, зареклась тушеваться от его подначек и лишь с достоинством вздернула подбородок.

— Если своими скабрезностями вы пытаетесь сбить меня с мысли — зря стараетесь.

— Склонен поверить: ваши уши по-прежнему нормального оттенка. Ну, что же, я весь внимание.

Воспользовавшись образовавшейся паузой, Шарп медленно перегнулся через стол за бутылкой. Гермиона постаралась как можно незаметнее прочистить горло.

— Наверное, вам уже известно, что профессор Снейп написал прошение о добровольном заключении в Азкабан, — начала она, глядя, как янтарная жидкость постепенно наполняет бокал.

— Разумеется, более того, насколько я знаю, оно было удовлетворено. Хотите, чтобы я отчитал его за это?

— Соответственно, — невозмутимо продолжила Гермиона, — его лечение, ввиду неэффективности, будет прекращено.

Шарп не глядя на неё, приподнял брови.

— Вовсе нет. Просто Северус выпорхнет из-под вашего заботливого крыла обратно в мои крепкие дружеские объятия.

Гермиона нахмурилась.

— Вы решили пересмотреть схему лечения?

— Извините мне мою резкость, мисс Грейнджер, — Шарп отпил Огневиски и покрутил стакан в руке, смакуя напиток, — но здесь я вынужден вас прервать. Отныне благосостояние Северуса — не вашего ума дело.

Гермиона моментально ощетинилась:

— Не моего ума дело? — переспросила она, делая уверенный шаг вперёд. — Напомню, что когда я впервые переступила порог этого кабинета, именно вы взяли с меня слово, что я останусь с ним до самого конца!

— В таком случае, торжественно вручаю вам ваше слово обратно. Обстоятельства изменились.

— Думаете, я теперь возьму и пущу всё на самотёк?

Шарп вздохнул и отставил бокал, глядя на Гермиону со всей терпимостью, на которую был способен. Воинственности в её поведении позавидовала бы сама Жанна Д’Арк.

— Что вам нужно, мисс Грейнджер?

— Я регулярно отправляла вам подробнейшие отчёты о состоянии Снейпа. Вы их вообще читали?

— Разумеется.

— Тогда почему лечение, которое, по вашим же словам, направлено на сдерживание тёмной магии, её не сдерживает?

— Это допрос? — Шарп насмешливо поднял брови, но в голубых глазах его будто застыл лёд. — Не помню, чтобы в условиях моего назначения было указано согласование схемы лечения со студентами-первокурсниками.

— Допросы проводятся в Аврорате. Я лишь хочу знать, почему наша работа не принесла положительного результата, если не сказать хуже.

— Ещё в первую нашу встречу я сказал вам, что шансы на исцеление ничтожно малы. Чего вы ещё хотите?

— Правды.

Шарп напрягся: ну не палкой же её гнать, в самом деле?

— Я слышал, что вас считают умнейшей ведьмой своего поколения, однако дотошность — не всегда признак большого ума, мисс Грейнджер. Вы лезете туда, куда не стоило бы.

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен.

Взошедшее солнце уже начало светить прямо в лицо, и Гермиона, прищурившись, сделала ещё полшага вперёд, вставая вплотную к столу.

— Знаете, профессор Шарп, — она открыла сумочку и погрузила в неё руку по самый локоть, — на самом деле, я искренне восхищена вашей самозабвенностью и преданностью науке. Насколько мне известно, вас даже хотели приставить к Ордену Мерлина Второго класса за неоценимый вклад в развитие инновационных способов борьбы с особо опасными проклятиями, но вы отказались от награды по неизвестным причинам. Более того, я узнала, что все ваши научные труды за последние пятнадцать лет были опубликованы под псевдонимами, а ведь вы не создаёте впечатление скромного человека. Взять хотя бы ваш дом…

— Тщеславие — враг науки, мисс Грейнджер, — с напускным благодушием ответил Шарп. — Оно мешает сосредоточиться на насущном. А мое нескромное жильё — это единственная блажь, которую я смог позволить себе за столько лет самоотверженной работы. Считаете это преступлением?

Гермиона проигнорировала вопрос, вытащив, наконец, из сумки то, что искала: уже изрядно помятую, но оттого не менее ценную, папку с бумагами.

— Помню, вы сказали, что учились в Дурмстранге, поэтому, никаких упоминаний о ваших исследованиях нет в наших местных медицинских журналах. Но мне удалось выяснить, что некоторое время назад вы занимались колдомедициной на территории Болгарии и снискали там глубокое уважение, благодаря смелым экспериментам и исследованиям, на которые ваши предшественники даже замахнуться не осмеливались.

— Специфика моей работы предполагает принятие сложных, порой, сумасбродных решений. Иначе, многие мои пациенты так и не вернулись бы к своему первозданному виду.

— Понимаю, — Гермиона отыскала нужную бумагу и положила её поверх остальных. — Я даже нашла интервью болгарского мракоборца, с которым вам довелось поработать в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Перевод на английский, конечно, оставляет желать лучшего, но, вот, послушайте: «Моим ассистентом стал господин Фелониус Шарп — бесконечно преданный науке юноша, поразивший меня недюжинным талантом и редкой остротой ума. Я безмерно благодарен ему за помощь в расследовании этого вопиющего преступления, порочащего доброе имя нашего магического сообщества». Сопоставив даты, я поняла, что речь идёт о зверском массовом убийстве магглов, совершённом тремя волшебниками в Софии в тысяча девятьсот двадцать восьмом.

— А вы хорошо подготовились, Грейнджер, — скучающим тоном произнёс Шарп, поглаживая пальцами бороду. — Только мне не совсем понятно, к чему нам этот краткий экскурс в историю. Участие в подобных делах и так называемая «преданность науке», а также множество других факторов, помогли мне стать тем, кем я являюсь.

— Да, вы заработали себе хорошую репутацию. Исследования, награды, снова исследования, всеобщее признание, вы были на высоте — а потом пропали из виду, будто сквозь землю провалились. Последнее упоминание вашего имени датируется пятьдесят пятым годом, а дальше — тишина, пока в семьдесят пятом вы не заступили на должность преподавателя Защиты от Тёмных Искусств в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс.

Гермиона перевела дух. Шарп замолчал, обдумывая ответ — совершенно для него несвойственно.

— Вижу не только Северус стал жертвой вашего вездесущего любопытного носа, не так ли, мисс Грейнджер?

В его облике ни осталось ни следа снисходительной надменности; Гермиона поняла, что попала в десятку.

— Вы просили задать конкретный вопрос, — со всей решимостью произнесла она, — так вот, я задаю его сейчас. Что произошло в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году? Что заставило вас прекратить публичную медицинскую деятельность и покинуть страну, а позже — искать приют под крылом профессора Дамблдора?

На короткий миг Гермионе показалось, что её вот-вот выставят за дверь. Но этого не случилось; Шарп словно сдулся и вновь потянулся к бутылке. Налив полный стакан, он молча поднялся с кресла, отошёл к высокому окну и устремил тяжёлый взгляд на горизонт. Под гулкое уханье собственного сердца, Гермиона ждала ответа.

— Как вы уже наверняка догадались, это был эксперимент, — тихо начал Шарп спустя ещё полминуты: от былого бахвальства и пренебрежения в его голосе не осталось и следа. — Ко мне обратилась женщина — крайне важная и влиятельная особа — с просьбой излечить её мужа от одного древнего и очень опасного проклятия. За моими плечами уже было несколько случаев успешного исцеления сложных пациентов, и, ослеплённый собственным успехом, я согласился. По моим прогнозам, всё должно было пройти гладко, но Тёмная магия — она как женщина: может оказаться непредсказуемой коварной сукой.

Гермиона слушала, затаив дыхание. Шарп отставил стакан, уперся руками в подоконник и слегка повернул голову в её сторону.

— Дело не в том, мисс Грейнджер, что после неудачи меня втоптали в грязь и все регалии мои, — он щёлкнул пальцами, — пуф! Растворились. Не в том, что все мои заслуги были забыты в один момент. А в том, что из-за собственной самонадеянности я совершил непростительную ошибку. Не знаю, как обстоят с этим дела в маггловской медицине, но для колдомедика, особенно, возомнившего себя новатором, это несмываемый позор. После того случая я понял одну простую истину: есть вещи, недоступные нашему пониманию. И иногда лучший выход — смириться.

— Через ваши руки ежедневно проходят десятки проклятых, — тихо сказала Гермиона, — и большинство из них, даже самые безнадежные, выздоравливают благодаря вам.

— Я знаю, как бороться с подавляющим большинством проклятий. Именно поэтому после своего фиаско и следующего за ним переосмысления, я решил податься в преподаватели, — Шарп достал из кармана самый обычный с виду ключ и открыл верхний ящик стола. — Но случай Снейпа беспрецедентен и, к сожалению, безнадёжен.

Она кинул на стол папку: верхний лист был помечен огромной красной печатью, значение которой Гермиона поняла, даже не всматриваясь.

— Зачем вы тогда втянули в это меня? — Гермиона, наконец, подняла глаза. — Вы ведь говорили, что его можно вылечить, давали надежду…

— Считаете, я должен был собственноручно отправить его умирать в Азкабан? — перебил Шарп, чуть повысив голос. — Или, может, заточить в палате до скончания века? Вашей миссией было скрасить мальчику последние дни его жизни, потому как вы оказались единственной, кому была небезразлична его судьба. И вы, признаться, неплохо справились, за что лично я говорю вам спасибо, мисс Грейнджер.

— Получается, всё это было обманом? То зелье, что вы присылали, оно, что — пустышка? — дрожащим от негодования голосом спросила Гермиона.

— Нет, это самое настоящее зелье моего авторства. Я предполагал, что оно должно привести к улучшению состояния, но этого не случилось. И я со всей ответственностью заявляю: без нужного результата дальнейшие шаги в лечении попросту опасны. Надо сказать, Северус, понимая бедственность своего положения, поступил весьма благородно и своим прошением избавил нас от необходимости оправдываться перед Министерством.

— Но у вас же есть схема лечения, которой вы планировали следовать?

— Допустим есть, — уклончиво ответил Шарп после секундной заминки, и вновь отвернулся к окну. — Но шансы на успех даже не минимальны — они ничтожны.

— Я хочу попробовать.

— Исключено.

— Прошу вас, сэр. Под мою ответственность, — взмолилась Гермиона, — Если он умрёт в Азкабане…

— Будет хуже, если он умрёт по моей вине, — голос Шарпа дрогнул, и Гермиона даже почувствовала мимолётный укол жалости к нему. Но Снейпа ей было жаль несоизмеримо больше.

— Профессор Снейп сделал для всех нас слишком много, чтобы умереть вот так. Не лишайте его шанса на жизнь.

Шарп впервые с начала своей исповеди посмотрел прямо на неё: в исхудавшее и осунувшееся с их последней встречи лицо, на светящиеся слабой надеждой медовые глаза, искрящиеся в лучах утреннего солнца, с залегшими под ними тёмными кругами.

— У вас доброе сердце, мисс Грейнджер, — без улыбки произнёс он, кивая в подтверждение собственных мыслей, — и я рад, что вы оказались рядом с Северусом в это непростое для него время. Рецепт я вышлю совой, но, к сожалению, подсобить в решении проблемы с Азкабаном уже не в моих силах. Я надеюсь на вас.

2014

Время близилось к вечеру, и как бы не пытался Мэйсон убедить Бетти в обратном, сбивание камнями пустых консервных банок всё ещё казалось ей отвратительным развлечением.

— Слушай, — промазав в последний раз, она дернула Мэйсона за рукав, — может, пойдём уже домой? Завтра вставать рано, а у меня голова просто раскалывается. Ещё и телефон разрядился.

— Если тебе позвонить надо — возьми мой, — недовольно шикнул Мэйсон, выдернув руку. — И перестань занудствовать. На тебя и так уже косо смотрят.

В подтверждение его слов, Элис с противоположной стороны свалки смерила её уже сотым за час пренебрежительным взглядом. Главарь банды восседал рядом на сложенных в кучу покрышках и не спускал с Бетти глаз, кажется, ни на секунду; остальные просто ходили по небольшой площадке внизу, подбирали бычки и камни, метали их в импровизированные мишени и явно хотели свалить отсюда ничуть не меньше её самой.

— Я уже пять раз пожалела, что притащилась сюда, но я понятия не имею, как добираться домой, — озираясь по сторонам, пробурчала Бетти. — Ты знаешь дорогу?

— Знаю-знаю, посиди ещё часок и вместе пойдем. Или боишься, что родители отругают?

— Ой, ну тебя, — Бетти раздражённо махнула ладонью и замолчала.

Чтобы хоть как-то отвлечься, она достала из рюкзака первую попавшуюся книгу: думать о том, что с ней сделают родители, когда она явится домой чуть ли не за полночь, совсем не хотелось, а чтение помогло бы отвлечься и скоротать время, тянущееся, как липкая жвачка.

— Ты чего делаешь? — прошипел Мэйсон, выхватывая книжку и запихивая её обратно в рюкзак. — Хочешь ботаничкой прослыть?

— Какой ещё ботаничкой? — Бетти упрямо потянула книгу обратно. — Я не виновата, что у них из развлечений — только курить и камнями кидаться.

— Джо к тебе присматривается, — Мэйсон важничал, как мог, — в «клуб» не принимают просто так. Меня вот в первый вечер заставили нырнуть в ледяной ручей, правда, тогда зима была. Тебе тоже что-то придумают, так что сиди и жди.

— Не хочу я в их клуб, — Бетти недовольно отшвырнула рюкзак в сторону, чуть не свалившись со своей шины. — И нырять никуда не собираюсь. Я хочу домой, разве не ясно?

Мэйсон пробубнил что-то невнятное про девчонок и их капризы и отвернулся. Бетти шумно вздохнула и закрыла глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Голова болела уже довольно сильно, но в целом, никаких последствий отказа от лекарства, она не замечала: это было странно, если вспомнить, как стращали её родители опасностью пропуска хотя бы одного приёма. Закончив с самоанализом, Бетти поёжилась: вечер выдался холодным, а она, как назло, даже не захватила с собой ничего тёплого. Тихонько взвыв от безысходности, она запихала руки под колени и усердно принялась ждать, когда пройдёт обещанный час, и они все дружными рядами направятся домой.

— Ты чего там прижухла, новенькая? — прозвучал зычный голос с другого конца свалки. — Заскучала?

Бетти не ответила, только закатила глаза: Джо нравился ей намного больше, когда молчал. Главарь лихо соскочил со своего пьедестала и направился в её сторону. Его подхалимы вмиг оживились и с любопытством принялись наблюдать за разворачивающейся сценой. Бетти посмотрела на Мэйсона: тот тоже всполошился и бросил на неё приободряющий взгляд:

— Ну, ты чего? Иди.

Страдальчески застонав, Бетти сползла со своей шины, и засунув руки глубоко в карманы, направилась к Джо; тот уже ждал её посреди пыльной площадки.

— Скучно тебе? — поинтересовался он, небрежно потрепав Бетти по волосам.

— Когда мне Мэйсон про вас рассказывал, — она дёрнула головой, избегая неприятного контакта, — я не думала, что самая крутая в городе банда торчит вечерами на свалках и с камнями играется.

Джо захохотал.

— А ты с характером девчонка! Что, повеселиться хочешь?

Бетти смотрела на него исподлобья без малейшего оттенка энтузиазма на лице.

— У нас разное представление о том, что весело, а что нет, — проговорила она. Точно так же отец как-то ответил маме, когда та немножко выпила и пыталась сагитировать его драться подушками.

— Проверим? Тони, найди нам что-нибудь, — он поманил рукой одного из товарищей и лукаво подмигнул Бетти, — подходящее.

Тони как-то особенно мерзко улыбнулся и, подбоченившись от длительного сидения на пятой точке, скрылся в темноте.

— Подходящее? — Бетти проводила парня задумчивым взглядом. — Для чего?

— Сейчас увидишь.

Все, включая Мэйсона, уже подтянулись к ним и заинтересованно поглядывали то на Бетти, то на своего обожаемого лидера.

— Сейчас будет проверка, — с предвкушением в голосе прошептал Мэйсон, повернувшись к подруге так, чтобы слышала только она. — Главное, не волнуйся.

Бетти лишь безразлично пожала плечами: эти ребята ей совершенно не нравились, понравиться им тоже уже не особенно хотелось, а значит, и волноваться было не о чем.

Джо тем временем поднял с земли пустую бутылку и, водрузив её на капот какой-то ржавой колымаги, отошёл на пару ярдов назад. Расстегнув куртку, он пошарил во внутреннем кармане, и достал что-то, что с первого взгляда было трудно идентифицировать в сгущающихся сумерках.

— Это что — пистолет? — приглядевшись, тихо спросила Бетти у Мэйсона. Тот разве что не завизжал от восторга и часто закивал в ответ:

— Ага! Пневматический, наверное.

— Он стрелять собрался?

— Эй, Бет, иди сюда! — будто в ответ на её вопрос, голос главаря эхом разнёсся по широкой площадке. Бетти посмотрела по сторонам в поисках поддержки, но остальные, как назло, дружно сделали шаг назад, оставляя её стоять в одиночестве. Ссутулившись, она вышла вперёд.

— Стреляла когда-нибудь? — деловито поинтересовался Джо, перекладывая пистолет из руки в руку.

— Нет, — Бетти со смесью непонимания и отвращения смотрела на мельтешащее перед глазами оружие, — это же опасно.

Джо засмеялся.

— Конечно, опасно, но мы же крутые ребята, помнишь? Ты ведь хочешь быть одной из нас?

«Нет», — подумала Бетти, но Джо уже сунул пистолет ей в руку и насильно выставил перед собой, схватив её за худые плечи.

— Ничего сложного: целишься и стреляешь, — проинструктировал он на ухо. — С предохранителя я снял. Давай.

Он ободряюще хлопнул её по лопатке и отошёл. Бетти со вздохом взглянула на оружие: кажется, её желание тут не учитывалось. Голова болела всё сильнее, но она постаралась сосредоточиться на мушке. В кино, по крайней мере, стреляли примерно так.

Стрелок из неё вышел паршивый: попала она только с третьего раза, и то — по машине.

— Нет, так не пойдет, — Джо сокрушённо покачал головой, — совсем не стараешься ведь, ты так мне все пули истратишь. Хочешь произвести впечатление — будь серьёзнее.

— Да кто тебе сказал, что я хочу… — возмутилась было Бетти, но тут из-за груды мусора высотой в одноэтажный дом раздался радостный возглас:

— Нашёл!

Джо, вновь хлопнув Бетти по спине, пошёл на голос, оставив её растерянно стоять с пистолетом в руке. Мэйсон, всё это время отсиживающийся в стороне, тут же подскочил к подруге. Вид у него был разочарованный.

— Ты чего? — с досадой протянул он. — Совсем что ли не смотришь, куда стреляешь?

— Тебе надо, — Бетти с силой впихнула пистолет ему в руки, — ты и стреляй. Я пошла.

— Куда?

— Домой, — развернувшись на сто восемьдесят, Бетти зашагала к своему рюкзаку. Голова уже просто раскалывалась, и, чтобы хоть как-то успокоить боль, она с силой сжала виски ладонями.

— Да погоди ты, — Мэйсон поспешил за ней, пытаясь ухватить за локоть. — Чего ты распсиховалась? Всего-то нужно попасть в бутылку и…

— Ты куда, новенькая? Веселье только начинается! — раздался голос сзади, и Бетти раздражённо обернулась.

— Подальше от вас и ваших идиотских…

Она замолчала на полуслове. Джо вновь стоял возле машины. Он по-прежнему улыбался и прижимал к груди бог знает где найденную бездомную кошку. Пазл в голове у Бетти сошёлся моментально: и поиски чего-то подходящего, и пистолет, и невинное животное, жалобно мяукающее в руках этого изверга.

— Ты чего задумал? — недолго думая, она стремительно зашагала в его сторону. — Отпусти её немедленно!

— И не подумаю, — Джо поднял кошку за шкирку, отчего та замяукала еще громче. — В бутылки ты не попала, значит, будем брать тебя на живца!

— Я сказала, не трогай её, придурок! — Бетти уже была готова кинуться на него с кулаками, но подоспевшие вассалы схватили её за локти, оттаскивая назад. — Отпустите меня!

Джо нарочито медленно подошёл к бочке, скинул бутылку и, усадив на её место кошку, достал из кармана пакетик с кормом.

— Сиди, малыш, мы же не хотим, чтобы ты убежал?

— Отпусти! — взвыла Бетти сквозь подступившие слёзы, лягаясь и пытаясь вырваться. — Мэйсон, ты чего встал? Сделай что-нибудь!

Тот не пытался задержать её, равно как и не пытался остановить Джо. Он просто пятился назад, испуганно мотая головой.

— Я не при чём, Бет! Я не знал! — пискнул он, глядя в зарёванное лицо подруги. — Я правда не знал!

Джо уже отошёл от кошки и поднял брошенный на землю пистолет.

— Нехорошо так обращаться с вещами, — он очистил оружие от песка и пыли и направил в сторону кошки. — Ну ничего, у тебя ещё будет время научиться…

Чувствуя, что голова сейчас буквально взорвётся, Бетти истошно завопила:

— ХВАТИТ!

И последним, что она услышала перед тем, как погрузиться во тьму был громовой грохот и собственный оглушительный крик, звучащий будто из-под воды.

1999

Дешёвый кофе неприятно оседал на зубах, и Гермиона отодвинула стаканчик на край стола: заказывать капучино в придорожной забегаловке оказалось не самой удачной идеей. Мужчина напротив, скрестив руки на груди, терпеливо ждал.

— Для начала, — Гермиона потёрла друг об друга так и не отогревшиеся с дороги ладони и натянула рукава и без того растянутого свитера по самые кончики пальцев, — спасибо, что согласились на встречу, мистер Моксли.

— Просто Гордон, — великодушно разрешил аврор, вальяжно развалившись на покрытом глубокими трещинами пластиковом стуле, — Мне же не триста лет. И я не на службе.

Без мешковатой мантии, в простом магловском наряде из толстовки и джинс, он выглядел вполне органично, будто мотаться по магловским придорожным кафешкам было для него делом привычки. В ответ на натужную улыбку Гермионы, он отсалютовал ей пластиковым стаканчиком, и одним глотком покончил со своим кофе.

— Если честно, меня заинтриговала ваша просьба о встрече, — деловито отметил он, — учитывая, что в прошлый раз мы с расстались на плохой ноте, а конфликт наших интересов в данный момент сидит за решёткой.

Лампочка под потолком неприятно мерцала. Цепкие серо-зеленые глаза аврора смотрели спокойно и прямо, но Гермиона кожей чувствовала витающее в воздухе напряжение.

— Я знаю, что Снейп напал на вас тем вечером, — без лишних церемоний выпалила она, чуть подавшись вперёд. — Почему вы не сообщили мне?

Моксли ни капли не растерялся — лишь слегка приподнял брови:

— И что бы вы сделали? Отчитали его за плохое поведение?

— Ваша ирония неуместна. Я хочу знать, что произошло на самом деле.

— И зачем вам это? — бесцветно поинтересовался Моксли, разглядывая мутный осадок на дне своего стаканчика. — Снейп всё равно уже одной ногой за решёткой.

— Я знаю, что его держат в Аврорате до официального вынесения приговора, — напирала Гермиона: Моксли оказался до ужаса проницательным и прямолинейным, поэтому и она решила идти напролом. — Но у нас еще есть шанс его спасти.

Моксли помолчал с полминуты, задумчиво пожёвывая губу изнутри.

— Не заинтересован. Если вы не заметили, мы со Снейпом отнюдь не приятели.

— Я знаю, что из-за него вас выгнали из школы, — произнесла Гермиона, и, наконец, попала в точку: равнодушное до этого момента лицо аврора предательски вытянулось, — но ради восстановления справедливости можно оставить школьные обиды.

— Школьные обиды? — Моксли недобро прищурился. — Снейп сломал мне жизнь. Если бы не профессор Дамблдор, одному Мерлину известно…

— Вы подожгли ребёнка, — прошипела Гермиона, храбро встречая его жёсткий взгляд. — Но дело замяли. На вашем месте я бы…

Моксли, в мирное время излучающий лишь спокойствие и уверенность в себе, громко приложился кулаком к столу, отчего пластиковые приборы глухо заклокотали по его поверхности.

— Вы попросили о встрече для того, чтобы потыкать меня носом в собственное дерьмо? — тихо спросил он. — Приберегите свой паршивый психоанализ для кого-нибудь другого.

— Я предлагаю вам сделку, Гордон. И на вашем месте я бы выслушала.

— И что вы мне можете предложить, Гермиона? — сделав акцент на её имени, Моксли уперся ладонями в стол. — Книжку с автографами героев войны?

— Я видела ваше досье, — спокойно продолжила Гермиона, хотя от осознания того, что её последний шанс был уже одной ногой за порогом этой треклятой забегаловки, внутри у неё всё тряслось. — Думаю, я не ошибусь, если предположу, что вы всеми силами держитесь за своё место. И будет не очень приятно, если нюансы вашего прошлого всплывут наружу, не так ли?

— Каким же образом, мисс Грейнджер? — гневно сверля ее взглядом, Моксли вновь опустился на стул. — Вы всерьёз собираетесь сообщить в Аврорат, что незаконным образом раздобыли секретные данные? Или, может, дадите эксклюзивное анонимное интервью для «Пророка»?

— Мне не придётся делать ничего из перечисленного. Отправляя прошение о заключении в Азкабан, Снейп дал согласие на последний допрос с использованием Веритасерума. Как думаете, Гордон, насколько быстро он выложит суду все тёмные пятна на вашей биографии?

Моксли сжал в кулаке пластиковую вилку, явно не зная, куда деть руки. Он заметно нервничал.

— Идёте по головам, мисс Грейнджер? Как по-слизерински. С кем поведёшься, да? На самом деле, мне непонятно, почему вы так отчаянно цепляетесь за Снейпа. Правы газетчики: для заботы о бывшем профессоре это как-то чересчур.

— Не понимаю, о чём вы, — в горло Гермионы будто насыпали песка, и она с трудом выжимала из себя слова. — Просто в отличие от вас, честь и совесть для меня — не пустой звук.

— То, как вы защищали его от меня, — Моксли многозначительно покачал головой. — Если бы меня так защищала девушка, я бы как минимум, призадумался о природе её поведения, а как максимум — сразу бы потащил под венец.

Гермиона вдруг почувствовала, как нестерпимо запылали щёки.

— Я жду ответа.

— Почему вы не попросите о помощи кого-нибудь из ваших знакомых? — полюбопытсвовал Моксли, откинувшись на спинку стула. — Например, Поттера?

— Гарри — заинтересованное лицо, ему даже приближаться к камере запрещено. Если всё пройдет как надо, ваша репутация не пострадает. Это не шантаж, Гордон. На вашем месте, я бы расценила это как предупреждение взамен на услугу.

Моксли устало взъерошил до сего момента гладко уложенную шевелюру.

— И что вы хотите?

— Я не ошибусь, если предположу, что вас вновь приставили к Снейпу в качестве надзирателя?

— Это конфиденциальная информация. Впрочем, ваш звёздный Мальчик-Который-Без-Пяти-Минут-Аврор и так вам всё уже сообщил, не так ли?

Гермиона тяжело вздохнула.

— Мне нужен ваш волос. Но сначала, расскажите, что именно произошло тем вечером в гостиной.

2014

Гермиона держала в трясущейся руке чашку чая. Её не отпускало ощущение, что прямо сейчас она должна была искать свою дочь везде, где только можно, исследовать все углы и переулки, а не сидеть гостьей в чужом тёплом доме, под скованное молчание хозяйки.

— Не стоит так волноваться, — в сотый раз за последние десять минут неуверенно повторила миссис Ньюман, расправляя на коленях передник домашнего фартука. — Телефон Мэйсона вне доступа, но, думаю, он вернётся с минуты на минуту.

Гермиона рассеянно покачала головой, тарабаня пальцами по белоснежному фаянсу и бесцельно рассматривая обстановку в комнате. Просторная гостиная выглядела опрятно, разве что, немного старомодно, и коробки с нераспакованными вещами немного портили вид, создавая впечатление скорее перевалочного пункта, чем уютного семейного гнёздышка.

— Как часто ваш сын проводит вечера вне дома? — внезапно спросил Северус, и женщина, чуть заметно вздрогнув, перевела взгляд на него. В течение их короткого, но от этого не менее неловкого пребывания в её доме, мужчина, которого миссис Снейп гнусавым из-за слёз голосом представила как «моймужсеверус», заговорил впервые.

— Как и все мальчишки, — миссис Ньюман неопределённо пожала плечами, — он не говорит, что именно они делают, но, по крайней мере, ничего предосудительного. Мой сын — хороший мальчик.

Северус издал нечто среднее между скептическим кашлем и неубеждённым хмыканьем и, мягко освободив руку от ладони жены, наклонился вперёд, упираясь локтями в колени. Он старался держаться, чтобы вызывать подозрений, но пот, крупными каплями проступающий на висках, и тяжёлое, прерывистое дыхание говорили за него.

— Не сомневаюсь, — тихо произнёс он. — Где сейчас ваш муж?

— Простите? — миссис Ньюман захлопала оленьими глазами.

— Ваш муж, — терпеливо повторил Северус.

Тон беседы больше походил на допрос. Миссис Ньюман перевела взгляд на Гермиону, но та молча смотрела в пол, вцепившись в чашку с нетронутым чаем уже обеими руками.

— Мой муж на работе, — твёрдо произнесла женщина, стараясь не встречаться со Снейпом взглядом. — Я не понимаю, что за допрос вы тут устроили. И у нас не курят, — добавила она, глядя, как Северус неспешно извлекает из кармана пачку сигарет.

Снейп одарил её насмешливым взглядом:

— Странно, мне показалось, что я видел по меньшей мере три пепельницы, расставленные по дому. С вашего позволения.

Не отводя взгляда от миссис Ньюман, он чиркнул зажигалкой и небрежно поправил рукав рубашки. Взгляд миссис Ньюман зацепился за самый край виднеющегося рисунка, но и этого было достаточно, чтобы её смуглое лицо приобрело практически мертвенную бледность.

— Не сочтите за грубость, но, кажется, вам пора, — сбивчиво произнесла она, поднимаясь с места. — Как только Мэйсон появится дома, я спрошу о вашей дочери и обязательно обо всём вам сообщу.

— Спасибо, — произнесла Гермиона, но заметив, как непроницаемое лицо Северуса на миг прошила болезненная судорога, добавила: — не могли бы вы принести стакан воды? Ваш чай чудесен, однако, мне бы сейчас не помешал глоток чего-нибудь холодного.

— Да, конечно…

Как только обескураженная поведением непрошенных гостей женщина скрылась за дверью, Северус крепко зажмурился и сжал правой рукой пылающее предплечье, уже не пытаясь скрыть пронзившую его боль.

— Что такое, Северус, — взволнованно спросила Гермиона, касаясь пальцами его дрожащего плеча.

— Кажется, я знаю, где она.

— Что?

— Я вижу, где она! — открыв глаза, он вцепился в ладонь жены и из последних сил попытался зафиксировать перед внутренним взором вспыхнувшую в его сознании картинку. — Быстрее!

Гермиона крепко сжала его руку. Громкий хлопок, раздавшийся в гостиной, так напугал несчастную миссис Ньюман, что та уронила на пол серебряный поднос. Соскользнувший с него стакан холодной воды вдребезги разбился.

1999

Успокаивая себя тем, что ничего хуже её перевоплощения в Беллатрису Лестрейндж уже быть не может, Гермиона Грейнджер отчаянно пыталась сделать две вещи: вести себя естественно и не слишком часто сверяться с таблицами маршрута, развешенными по стенам Аврората.

Благодаря удачно подобранному времени для внедрения, в холле было немноголюдно: мало кому хотелось торчать на работе до поздней ночи. Стараясь не вызвать подозрений, Гермиона широко шагала к лифтам: подставлять Гордона Моксли своим неубедительными актерскими данными ей совершенно не хотелось.

Когда до намеченной цели оставался всего какой-то десяток ярдов, за спиной прозвучало зычное: «Горди!». Прибавив шаг, Гермиона попутно извлекла из кармана маленький шарик, завернутый в фольгу, и только она успела закинуть в рот кислотно-зелёную конфету, как на плечо приземлилась чья-то увесистая рука.

— Ты оглох что ли, Горди? Или зазнался совсем?

Гермиона в ответ лишь неопределённо помотала головой, стараясь интенсивнее жевать. Несмотря на все усилия, настойчивый преследователь крепко обхватил её за шею, и Гермиона мысленно порадовалась, что находится не в своём теле: её собственная шея такой хватки точно бы не выдержала.

— Прости, — грубо просипела она на грани шёпота: «Паскудно-Простудный-Трюфель» из новой линейки «Волшебных Вредилок» по вкусу напоминал сопли тролля, но работал безукоризненно. — Я тут малость приболел, так что лучше не подходи…

Немолодой краснощёкий аврор тут же отпрянул и вгляделся в лицо товарища — ровно в тот момент, когда тонкий нос Гордона Моксли распух и покраснел, а глаза, к неописуемому облегчению Гермионы Грейнджер, обильно заслезились.

— Друг, да ты и впрямь расклеился! И зачем только явился на ночь глядя?

— Срочные дела, — ответила Гермиона, бочком продвигаясь к лифту. — Закончу и пойду домой.

— Домой? — игриво переспросил аврор. — К себе или к Розалине?

«Отвратительно», — подумала Гермиона, отсчитывая секунды до того, как проклятый лифт прибудет на её этаж.

— Ладно-ладно, можешь не отвечать, — понимающе усмехнулся аврор. — Кстати, когда ты уже вернешься в патруль? Не надоело нянчиться со Снейпом?

— Извини, мне пора.

Скрывшись за спасительными дверями подоспевшего лифта, Гермиона, наконец, перевела дух. Кажется, аврор не заметил никаких странностей. Спустившись на минус-первый этаж, она поёжилась от обдавшего лицо порыва сырого воздуха, и решительно шагнула в скудно освещённый коридор.

Крошечный волшебник, сильно напомнивший Гермионе профессора Флитвика, сидел за деревянной стойкой слева. Позади него висел щиток с несколькими десятками одинаковых на вид ключей. Гермиона же сосредоточенно прокручивала в голове слова Моксли:

«Энтони Чемберс — дотошный старикашка, хранитель ключей, нудный и жадный, без жетона и мухи не пропустит. Попробуй ему сунуть пару галеонов — мне помогало».

План был откровенно паршивым, но Моксли наотрез отказался отдавать свой жетон. Гермиона понимала: в случае провала он всеми правдами и неправдами будет отрицать свою причастность к делу, а наличие у преступницы его личного жетона могло бы сильно усложнить ситуацию.

— Тони, — хрипловато поздоровалась Гермиона, — Как жизнь?

— Жетон, — не распыляясь на приветствия, Тони водрузил на нос очки с толстенными стеклами, и взглянув в лицо аврора, добавил: — и не дыши на меня, в моем возрасте любая болячка может оказаться последней.

Гермиона, опустила на стойку маленький мешочек — монетки в нём звонко забряцали, и в мутноватых глазах смотрителя блеснула плохо скрываемая жадность.

— Прости больного человека, Тони, — Гермиона выдавила из себя масляную улыбочку, стараясь игнорировать жуткий зуд в носу. — В последний раз, клянусь тебе.

— В последний раз! — пригрозил Тони, аккуратно стягивая мешочек под стойку, и протянул Гермионе нужный ключ. — Повадился таскаться через день, лучше бы чем-нибудь полезным занялся.

— Спасибо, Тони, — не дослушав поучительную тираду, Гермиона схватила ключ и двинулась дальше, попутно поглядывая на крошечные карманные часики: до окончания действия оборотного зелья оставалось чуть больше сорока минут.

Коридор был длинным и пустым. Лишь изредка Гермиона замечала врезанные в сырые стены замшелые двери, из-за которых слышались причитания и страдальческие всхлипы волшебников и волшебниц, ожидающих своей участи. Гермиона еще долго шагала по коридору, оставляя стенания позади, пока не остановилась у последней двери. С колотящимся сердцем она провернула ключ в проржавевшей скважине и юркнула за дверь.

Внутри было сыро и необычайно душно; камера освещалась лишь тусклой магловской лампочкой, свисающей с потолка. Снейп сидел на краю привинченной к стене кровати, и удостоив посетителя лишь коротким, ничего не выражающим взглядом, вернулся к созерцанию собственных ладоней. Он был худ, призрачно-бледен, а тюремная роба серого цвета придавала ему практически замогильный вид. Гермиона, подперев широкими плечами холодную дверь, не решалась заговорить: в воздухе висело почти осязаемое напряжение, хотя Снейп по прежнему молчал. Собравшись духом, она подхватила стоявший в углу шаткий табурет и села напротив.

Эффект простудного зелья почти закончился. Снейп настороженно следил за каждым её движением и смотрел в лицо так пристально, что становилось жутко.

— В девяносто первом году, на первом курсе Хогвартса, — чужим голосом затараторила Гермиона, — я подожгла вашу мантию на матче по Квиддичу, когда профессор Квиррелл пытался скинуть Гарри с…

Исхудавшее лицо Снейпа причудливо вытянулось. Ему понадобилась лишь доля секунды, чтобы понять, что к чему.

— Вы вообще в своем уме, мисс Грейнджер? — рявкнул он.

Моксли был на полголовы выше Снейпа, а потому говорить с ним, глядя сверху вниз, было крайне непривычно и неуютно. Гермиона поёрзала на стуле.

— Пожалуйста, не кричите, — попросила она. — У нас очень мало времени.

— Вы хоть понимаете, какой опасности себя подвергаете?

— Моксли знает, что я здесь, более того, он сам помог мне сюда попасть. Мы с ним договорились, — опережая незаданный вопрос, заверила Гермиона, доставая из внутреннего кармана мантии свернутый лист пергамента. — Действие Оборотного Зелья закончится примерно через тридцать минут, а мне еще предстоит выбраться отсюда незамеченной, поэтому…

— Уйдите, Грейнджер. — жестко произнёс Снейп. — Я не контролирую то, что со мной происходит. Когда Моксли заходил в прошлый раз, я заработал это, — он коснулся пальцами скрытой в тени скулы, и Гермиона лишь сейчас заметила уже желтеющий на бледной коже синяк. — Справиться с вами будет куда проще. Я могу быть опасен.

— Моксли мне об этом ничего не говорил, — обескураженно произнесла Гермиона и потянулась к спрятанной под мантией сумочке, — подождите, у меня где-то была мазь…

Снейп резко вскинул здоровую руку и перехватил её запястье.

— Вы вообще слышали, что я сказал?

Гермиона пискнула, что прозвучало очень комично, учитывая, что находилась она в теле бравого аврора, но от хватки цепких ледяных пальцев, сердце её заколотилось, как бешеное. Опомнившись, Снейп одёрнул руку, и мимолётная злоба, промелькнувшая его в глазах, вмиг испарилась.

— Не нужно меня спасать, мисс Грейнджер, — уже мягче произнёс он. — Будет лучше, если вы уйдёте.

— Можете пытаться меня запугать, — переведя дыхание, Гермиона вновь продемонстрировала ему клочок пергамента, — но вот это — ваш ключ к спасению. Просто выслушайте, и если мой план ваш не устроит — я уйду и оставлю вас в покое. Даю слово.

После секундного раздумья, Снейп невесело усмехнулся и откинулся назад, прислоняясь затылком к холодной стене.

— Где-то я это уже слышал. Как вы вообще умудрились заставить Моксли помогать вам?

— Я предложила ему то, чего у него нет, — уклончиво ответила Гермиона. — Большего я не могу сказать.

Снейп задумчиво нахмурился, после чего кивнул подбородком на её сжатые ладони.

— Что в руке?

— Это рецепт зелья, правда, он немного помялся. Сейчас…

Гермиона от волнения так сильно скомкала пергамент, что пришлось добрых полминуты разглаживать его на коленке.

— Взгляните, — она, наконец, привела план в божеский вид: лист пергамента был исписан очень мелким, перевитым вензелями почерком, а сгибы и заломы значительно затруднили бы чтение при столь тусклом свете. Приняв из её рук пергамент, Снейп, сощурился:

— Это почерк Шарпа.

— Именно, — взволнованно произнесла Гермиона, — а это рецепт состава, разработанного им самим. Уверена, он вас заинтересует, хотя лично мне кажется…

Снейп резко мотнул головой, призывая к тишине, и Гермиона послушно замолчала. В томительном ожидании, она нервно топала облачённой в кожаные ботинки ступнёй, длиною в уверенные двенадцать дюймов, и разглядывала витиеватые переплёты паутины, будто специально развешенной по четырём углам крошечной камеры.

— Здесь гораздо хуже, чем я думала, — отметила Гермиона, не в силах выносить томительного молчания. — Самая настоящая темница.

— В этих подземельях держат только тех, кто представляет особую опасность, — отстранённо пробормотал Снейп, бегая глазами по строчкам. — Фактически, готовят к Азкабану.

Он отложил пергамент, и машинально прижал к груди увечную руку, удерживая ее за локоть.

— Скажите, как это гениальное изобретение поможет мне избежать тюрьмы, а, самое главное, не сдохнуть в муках?

— Если все пойдет как надо, мы сможем добиться вашей амнистии, ссылаясь на пятнадцатую поправку статьи о заключении сквибов и иных субъектов, лишённых возможности творить колдовство.

— Это авантюра.

— Вы ничем не рискуете, — настаивала Гермиона. — Вам придется всего-навсего…

— …лишиться магии, — сухо констатировал Снейп, продолжая хмуро взирать на неё из своего угла. — И убедительно разыгрывать из себя сквиба.

— Согласитесь, это небольшая цена за свободу, — дипломатично произнесла Гермиона, — Кроме того, это даст вам шанс на исцеление. Действие зелья обратимо, нам всего лишь нужно будет доказать суду, что вы больше не опасны для общества.

— Это чревато, мисс Грейнджер. Если наш обман раскроется, под обвинение попаду не только я.

— Я осознаю все риски.

Снейп осторожничал и не спешил с ответом, хотя Гермиона всем своим видом пыталась показать, что у них нет времени ни на светские беседы, ни на долгие раздумья.

— Скажите честно, мисс Грейнджер, — отстранённо произнёс Снейп, глядя куда-то сквозь неё. — Для чего вы всё это делаете? Я не смог помочь вам с родителями даже будучи относительно дееспособным. Став сквибом, я и подавно не смогу этого сделать.

— Мне от вас ничего не нужно, сэр. Я просто хочу помочь.

Снейп смотрел на неё со смесью недоверия и глубокой задумчивости. Гермионе оставалось лишь гадать, к какому умозаключению он пришёл в итоге. Однако, что бы он не решил для самого себя, вслух он произнёс лишь короткое:

— Я согласен.

2014

Аппарация всегда давалась Гермионе с особой лёгкостью, но накрывшая паника и смутная картинка, представшая перед внутренним взором, сделали свое дело: когда они приземлились, её тут же вырвало.

Лил дождь. Согнувшись от скрутившего желудок спазма, Гермиона осмотрелась. Они очутились на какой-то свалке; тут и там валялись покрышки и куски ржавого железа, на один из которых она, судя по саднящей боли в колене, неудачно приземлилась. Северус уже стоял на ногах и озирался по сторонам, сосредоточенно сжимая пальцами виски.

— Видишь что-нибудь знакомое? — стараясь перекричать грохот ливня, спросила Гермиона и, поскальзываясь на размокшей грязи, поднялась на ноги.

— Это не простой ливень, — задрав голову, произнёс Северус, будто не слыша вопроса. — Она была здесь.

Он двинулся дальше, скорее инстинктивно, чем ориентируясь на какие-то знаки. Дождь лил стеной, и увидеть что-то на расстоянии вытянутой руки было практически невозможно. Прикрывая лицо от хлещущих потоков ливня, Гермиона двинулась вперёд, стараясь ступать как можно осторожней.

— Сюда! — голос едва пробивался сквозь шум дождя, но Гермиона стремительно зашагала на звук, скользя по размытой земле. Северус сидел на корточках и смотрел на что-то у своих ног. Подойдя ближе, Гермиона вскрикнула: на земле лежал ребёнок.

— Боже правый, — слабым голосом произнесла она, оседая на землю. — Он жив?

Мальчик лежал ничком, не подавая никаких признаков жизни. Северус пощупал пульс и уверенно кивнул.

— Без сознания, — он встал и осмотрелся вокруг. — Значит, она где-то здесь.

— Нельзя его тут оставлять…

— Потом, — отрезал Северус и двинулся дальше, вглубь свалки. Гермиона, бросив жалостливый взгляд на посиневшее от холода детское лицо, вытянула из-за пояса палочку, тихонько нашептала Согревающие Чары и, не оборачиваясь, поспешила вслед за мужем.

По пути они наткнулись на еще одного ребёнка, девочку. Она лежала на боку в неестественной позе, будто её кто-то сильно толкнул. Гермиона уже присела на корточки, чтобы проверить её состояние, но Северус вдруг рванул вперёд, срываясь на бег. Гермиона глянула ему вслед, и от развернувшейся перед взором картины сердце пропустило удар.

Бетти лежала в нескольких ярдах от них, распластавшись на земле. Рядом лежали и другие дети, но Северус, перешагнув через одного из мальчиков, рухнул на колени перед дочерью. Оскальзываясь, Гермиона на непослушных ногах добрела до них, преодолев последние сантиметры практически ползком. Трясущимися руками она обхватила лицо дочери, покоящееся на коленях отца.

Подсохшая струйка крови тонкими ручейками расплывалась по лицу от носа и сходила на нет, смешиваясь с дождевыми каплями. Покрытые грязью волосы спутались и тяжёлым комом свисали на одну сторону. Гермиона коснулась губами её лица: несмотря на ужасный холод, оно было горячим и почему-то сухим, словно вода испарялась сразу же, как только достигала кожи.

— Выброс, — констатировал Северус ровным голосом, но дрожащие руки выдавали его с головой. — Гораздо более мощный, чем предыдущие. Но её жизнь вне опасности.

Гермиона пододвинулась ближе и прижала лицо дочери к груди, пытаясь хоть как-то согреть её; от нахлынувшего страха, она словно позабыла о существовании магии. Северус медленно поднялся на ноги, окидывая взглядом остальных детей. Лужа под головой одного из них была окрашена в бледно-красный.

— Нужно помочь, — произнесла Гермиона, проследив за направлением его взгляда: паника отступила, и на лице Северуса вновь проступили привычные суровые черты. — Нельзя оставлять их так.

— Дай мне палочку.

— Что ты собираешься делать?

— Сотру им память.

Гермиона рвано выдохнула: она догадывалась что Северус будет всеми силами пытаться скрыть следы происшествия, но манипулировать памятью полдюжины детей было уже слишком.

— Ты меня не слышишь, Северус? Им нужна помощь! — выкрикнула она. Дождь стих, лишь изредка давая о себе знать зыбкими кругами, расплывающимися по лужам. — Они ведь ещё дети!

Сделав несколько шагов вперёд, Северус наклонился и поднял что-то с земли. Поняв, что именно он демонстрирует ей, Гермиона обомлела.

— Дети, говоришь? А это, наверное, погремушка? — его голос был хриплым от ярости; он отшвырнул пистолет в сторону и тот с громким всплеском упал в грязную лужу. — Очнись уже наконец, Гермиона, и оставь эту сердобольную чушь! Из-за этих мелких выродков наша дочь могла погибнуть!

Гермиона вновь опустила взгляд на лицо Бетти. Дочь словно спала: брови нахмурились, веки подрагивали, а губы страдальчески изогнулись. Только сейчас Гермиона заметила, что от уголков глаз по грязному лицу протекают тонкие дорожки подсохших слёз.

— Дай мне палочку, Гермиона, — повторил Северус, требовательно вытянув ладонь. — Чем быстрее мы это сделаем, тем больше шанс, что всё закончится без последствий.

Не глядя на мужа, Гермиона протянула ему палочку. Северус резко выдернул древко из её ладони, шагнул к лежащему совсем рядом мальчику и твердо произнёс:

— Обливиэйт.

Что было дальше, Гермиона не видела, но вглядываясь в измученное лицо дочери, она отчётливо понимала, что обманывать её больше не сможет.

❖

Встав на цыпочки, Бетти едва достаёт макушкой до края столешницы, но умудряется обхватить пузатый кувшин с водой самыми кончиками пальцев. Она припадает к горлышку и жадно пьёт: жара на улице просто невыносимая, а от долгого пребывания под солнцем во рту ужасно пересохло.

Где-то вдалеке раздаётся короткий вскрик, полный холодящего ужаса. Отставив кувшин, Бетти выходит на крыльцо. Покидать тенистое убежище не хочется, но возле высоких зарослей камыша, что растут у небольшой детской площадки неподалеку от дома, собралась приличная кучка народу, и детское любопытство берёт своё.

Горизонт плывёт. Подойти близко Бетти не решается — останавливается у калитки и пытается понять, что же происходит по ту сторону дороги. Взрослые очень громко перекрикиваются, кто-то, кажется, плачет. От толпы отделяется одна фигура. Она шагает быстро, высоко задирая ноги, царапая их об острые края разросшейся осоки, и Бетти узнает в ней свою маму. Приблизившись, она садится перед дочерью на пятки прямо посреди пыльной тропинки, ведущей к дому; крепко сжав маленькие ладошки в своих, она пристально смотрит прямо Бетти в глаза.

«Бетти, ты знаешь Джона Аустерлица?» — мама взволнованно кусает губы. Она всегда так делает, когда сильно волнуется.

«Да, мы играли вместе, — бормочет Бетти, стараясь заглянуть матери через плечо. — А что там происходит?»

Мама обхватывает её лицо ладонями, заставляя смотреть на себя. Бетти неуютно, жарко и хочется домой, а мама смотрит в её глаза так, будто очень сильно чего-то боится.

«Он обижал тебя?» — трясущимся от волнения голосом спрашивает она, переводя взгляд с одного чёрного глаза на другой, словно пытается найти ответ в самой их глубине.

«Иногда. В последний раз, когда я увидела змею у дерева…»

Не дослушав, мама сгребает её в охапку и торопливо шагает в сторону дома, прижимая голову дочери к плечу.

«Ты никому не должна об этом говорить, — её голос с каждым словом дрожит все сильнее. — Слышишь? Никогда!»

2014

Бетти вскрикнула и резко села, хватая ртом воздух. Пронзившая голову резкая, слепящая боль вмиг заставила её согнуться пополам; мама, сидевшая на краю кровати, выронила покоившуюся меж ладоней опустевшую кружку.

— Лежи, милая, лежи, — успокаивающе зашептала она и аккуратно надавила на плечо мечущейся дочери, заставляя её лечь на подушки, — всё уже позади. Как ты себя чувствуешь?

Отдышавшись, Бетти с трудом приоткрыла глаза. Комната была погружена в вечерний полумрак, сквозь шторы виднелись размытые огни придорожных фонарей.

— Голова раскалывается, — звон покатившейся по полу кружки все ещё отдавался в ушах, собственный голос звучал странно глухо. — Что случилось? Вообще ничего не помню.

— Мы с отцом нашли тебя на кладбище машин на окраине города. Ты была без сознания.

Бетти осторожно ощупала лоб: под пальцами чувствовался плотный слой бинта. В голове подобно диафильмам появлялись обрывочные воспоминания, но Бетти не могла сфокусироваться ни на одном из них, будто кто-то намеренно убирал картинки прежде, чем она успевала к ним присмотреться.

— Помню только как вышла из школы, — приподнявшись на локтях, Бетти сосредоточенно стиснула зубы. — А потом — ничего.

— Ты вчера не выпила лекарство?

Мама выглядела едва ли лучше её самой: волосы были влажными и сильно спутались, на ногтях подсыхала ещё свежая грязь; от мамы пахло дождём, и Бетти могла только гадать, что с ними произошло.

— Нет, — Бетти не стала врать: она понимала, что произошедшее, чем бы оно ни было, было напрямую связано с её поступком. — Я из-за этого в обморок грохнулась, да?

Закусив губу, Гермиона смотрела на крошечные пылинки, взвивающиеся над полом в полоске лунного света.

— Мам?

Гермиона нашла под одеялом её тёплую ладонь. Еще каких-то пару часов назад она была совсем ледяной, и Гермиона не знала, останется ли её дочь прежней, когда очнётся. Страх, который она пережила за последние несколько часов мог остаться с ней навсегда. Это было слишком тяжёлой ношей.

— Думаю, сейчас самое время кое-что тебе рассказать.

Бетти сжала мамину руку. В сгущающейся темноте её глаза мерцали матовым блеском.

— Это связано с моей болезнью?

Гермиона пыталась найти подходящие слова, но в голове стоял такой гул, будто они были на аэродроме, полном взлетающих самолётов.

— Дело не только в тебе. Ты, я и папа — не совсем обычные люди. А то, что происходит с тобой — не обычная болезнь. Дело в том, что…

Дверь распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель, и с треском ударилась о стену; кружка, пронзительно звякнув, вновь покатилась по полу. Бетти испуганно вжалась в спинку кровати: в проёме, мрачнее тучи, стоял отец. С его длинных волос капала вода, а лицо в лунном свете казалось даже бледнее обычного. Он сделал решительный шаг к кровати, но Гермиона резко встала, преграждая ему путь.

— Не подходи! — выхватив что-то из-за пояса, она угрожающе выкинула вперёд руку, но Бетти не видела, что именно в ней было. — Не подходи к ней, Северус Снейп, иначе, клянусь Мерлином, ты пожалеешь, что переступил порог этой комнаты!

Бетти смотрела на маму во все глаза. Она предполагала, что, судя по повязке на голове, вполне могла заработать сотрясение мозга и предпочла списать разлетающиеся от маминых вздыбившихся волос маленькие молнии на зрительные галлюцинации. Но причем тут Мерлин? Это же волшебник из сказки…

Но как бы то ни было, на отца эта угроза подействовала: он остановился и, вперившись в Бетти взглядом, поднял руку. Разжав кулак, он продемонстрировал висящую на его пальцах цепочку с поблёскивающим камнем-капелькой.

— Как давно ты его не носишь?

Бетти чувствовала себя гораздо увереннее, чем если бы отец тыкал её в подвеску носом — а это непременно случилось бы, если бы мама не встала у него на пути — и попыталась собраться с мыслями. Посмотрев на свои руки, она только сейчас заметила, что запястья сплошь покрыты мелкими синяками и ссадинами.

— Я не помню, — тихо произнесла Бетти, вглядываясь в особенно яркий, почти бордовый кровоподтёк. — Она мешалась. А это важно?

— Важно? Нет, конечно же нет, — тихо произнёс отец, швырнув подвеску куда-то в сторону. — Как и то, что из-за твоей вопиющей безответственности твои дружки очнулись на свалке с травмами разной степени тяжести. Они не помнят, как там оказались, и кто знает, что…

— Хватит, —полным ярости голосом процедила Гермиона, отчаянно тесня Северуса к выходу. — Уйди. Сейчас же.

Он даже не стал спорить — развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Гермиона повернулась к дочери.

— Папа сказал правду? — зажмурившись, тонким голосом спросила Бетти, сползая по подушке.

— Не слушай его, Бетти, всё будет в порядке, — Гермиона вновь опустилась на кровать и взяла дочь за запястья, будто боялась, что та начнёт рвать на себе волосы.

Бетти перевела испуганный взгляд на мамину руку: она держала между пальцами что-то смутно напоминающее обычную веточку.

— Я кого-то ранила?

— Папа уже обо всём позаботился.

Гермиону мутило от собственных слов. Если у неё поворачивался язык называть лишение полдюжины детей памяти словом «позаботился», то ей, Гермионе Снейп, стоило бы прижечь себе пальцы утюгом, как это делали домашние эльфы.

Бетти вывернулась из материнских рук и, согнувшись почти пополам, с силой надавила ладонями на глаза. «Уродка», — настойчиво зудел в голове чужой насмешливый голос: такой знакомый, будто она где-то уже слышала его раньше.

— Ничего не помню, — мотая головой, прошептала она. — Совсем-совсем ничего…

И вдруг в голове возникла картинка — такая яркая, что Бетти даже вскрикнула от неожиданности: перекошенное ужасом лицо мальчика с соломенными волосами всплыло в памяти лишь на секунду, но она сразу же его узнала.

— Что с Мэйсоном? — слабеющим голосом спросила она, чувствуя, как перед глазами расползается пульсирующая темнота. — Он тоже…

Договорить она не успела: темнота сошлась в одной точке, и Бетти показалось, что она проваливается в бездонный колодец.

— Бетти!

«Уродка!» — заглушая взволнованный голос матери, прогромыхало в голове — и всё затихло.

1999

В такие дни, как этот, фойе Министерства Магии напоминало Лондонскую подземку в час пик. Люди в мантиях разных цветов, фасонов и размеров мельтешили перед глазами с такой невероятной скоростью, что у Гермионы закружилась голова. И если бы не высокая фигура профессора Шарпа, служившая своеобразным маяком, она так и не пробралась бы к дверям главного лифта. Но пока они не миновали толчею, оказавшись на одном из верхних этажей Министерства, Шарп не произнёс ни слова — слишком много было вокруг лишних глаз и ушей.

— Главное — не нервничайте, — поправляя воротник парадной мантии, начал он, гулко вышагивая по отделанному чёрным мрамором коридору. — Сейчас вы находитесь здесь только в качестве моего ассистента. Помните, главное для нас — добиться повторной экспертизы.

— А если они назначат другого целителя? — взволнованно спросила Гермиона, семеня рядом с широко шагающим Шарпом. — Он сможет заподозрить что-то неладное?

— Исключено, — отрезал Шарп, бросая короткий взгляд на наручные часы. Было неясно, что именно он исключал: назначение другого целителя в качестве эксперта, или обнаружение воздействия на организм Снейпа какого-то зелья. Но Зал Заседаний неумолимо приближался, а голос Шарпа звучал уверенно, и Гермионе оставалось лишь поверить ему на слово. В конце концов, лучшего плана у неё не было.

— Если всё получится, — взволнованно проговорила Гермиона, прижимая к груди увесистую папку с бумагами, — нам останется всего лишь…

— Не забегайте вперёд, мисс Грейнджер, — Шарп остановился и сурово взглянул на неё. — То, чем мы занимаемся, влечёт за собой нарушение с десятка законов магического правопорядка и…

— Гермиона! Подожди!

Гермиона обернулась. С другого конца коридора в её сторону быстрым шагом направлялся Рон.

— Мисс Грейнджер, — прошипел Шарп, настойчиво придержав её за плечо, — давайте вы займётесь вашими амурными делами в другой раз?

— Я догоню, профессор, — мягко стряхнув жилистую ладонь с плеча, пообещала Гермиона. Шарп лишь неодобрительно качнул головой и, не сказав больше ни слова, скрылся за поворотом.

— Привет, — Рон немного запыхался и был явно смущён случайной встречей. — Это тот целитель из Мунго, да?

— Да, — сухо ответила Гермиона, делая шаг назад. — Что ты хотел, Рональд?

— Ничего, просто увидел тебя и решил поговорить. Ты как тут оказалась? Еще и с этим, — Рон кивнул за угол вслед удалившемуся целителю. — Снейпу же, вроде, помощь уже не нужна?

— Нужна, — с нажимом произнесла Гермиона. — Какое тебе до этого дела, Рон? Кажется, в последнее время тебя не очень-то интересовала моя жизнь.

— Интересовала, — сбивчиво произнёс Рон, опустив глаза в пол. — Я постоянно узнавал у Гарри, как ты. Спрашивал у отца, не слышно ли каких новостей о Снейпе.

— Да? И что же отец тебе рассказал?

— Что его, скорее всего, посадят. Я подумал, может быть ты вернёшься, если поймешь, что была не права…

— Прости, что? — Гермиона зло прищурилась. — То есть, ты уверен, что если профессора Снейпа посадят в Азкабан, я вернусь к тебе, как побитая собака?

— Он давно уже никакой не профессор! — вскипел Рон, сжимая кулаки. — Разуй глаза! Я знаю, что он провалил свой испытательный срок, а Визенгамот не ошибается дважды! Он преступник и уже одной ногой в Азкабане, а ты за ним бегаешь, как…

— Как кто, Рональд? — ледяным голосом уточнила Гермиона. Несмотря на то, что в мрачном коридоре было весьма прохладно, её бросило в жар. По щекам Рона поползли красные пятна.

— Неважно…

— Нет, важно, — Гермиона раскрыла папку и принялась складывать пергаменты уголок к уголку, старательно игнорируя вставшую перед глазами пелену. — Вот, что я скажу тебе, Рон: я ушла, потому что ты вёл себя эгоистично и мерзко. Можешь сколько угодно винить Снейпа, прикрываться Гарри и квиддичем — чем угодно, но не делай вид, что эта случайная встреча — твоя заслуга. За всё это время ты не удосужился поинтересоваться, как мои дела, как продвигается учеба, что с моими родителями. Тебе просто плевать.

— А Снейпу, можно подумать, не плевать, — выплюнул Рон, скривившись.

Гермиона подняла взгляд.

— В этом-то и разница, Рон. Ему не плевать. А теперь, извини, мне нужно идти.

И, резко развернувшись, Гермиона скрылась за поворотом.

2014

Было глубоко за полночь, когда Гермиона, наконец, поднялась с кровати. Бесшумно ступая, она подошла к окну; с беззвёздного чёрного полотна на неё смотрела полная луна, освещая мягким светом пыльную тропинку, покосившийся неказистый забор и сплошь поросший сорняками палисадник. За палисадником, на другой стороне дороги, угрюмо мерцал ржавым светом доживающий свой век фонарь, придавая развернувшемуся пейзажу весьма зловещий вид. В магическом мире внезапное мигание, мерцание, выход из строя магических приборов было принято считать предзнаменованием неминуемой опасности. В глубине души Гермиона понимала, что всему виной лишь старая лампочка, которые в их забытом богом районе уже давно никто не менял, но избавиться от предчувствия неминуемой беды, что так стремительно надвигалась на её семью, не могла.

Гермиона отвернулась от окна иосторожно коснулась ладонью бледного лба дочери: Бетти вновь лихорадило. Присев у кровати на корточки, Гермиона взяла в руки её горячую ладонь и прижала к губам.

— Что бы с нами не случилось, — шёпотом произнесла она, — всё обязательно будет хорошо.

Рука дочери выскользнула из ладоней и безвольно опустилась на кровать. Поднявшись с пола, Гермиона поправила скрытую растянутым свитером палочку. Пусть все эти годы ничего в её облике не указывало на то, что она была волшебницей, Гермиона так и не позволила себе забыть, кем является. Находящееся под рукой верное древко всегда придавало ей уверенности. Тихо ступая, она пересекла комнату и вышла из комнаты, на всякий случай оставив дверь приоткрытой.

В гостиной горел вечерний свет. Гермиона обвела взглядом открывшуюся взору картину: кофейный столик перевёрнут, пол — усеян осколками тёмного стекла. Северус звенел стаканами у каминной полки; заслышав шаги с лестницы, он даже не обернулся. Разговор, грозовой тучей сгущавшийся над ними, не терпел отлагательств.

— Не смей больше наводить на меня палочку, — глухо произнёс Северус. — Я предупредил.

— Она опять потеряла сознание. И, будь уверен, если мне придётся встать между вами снова — я это сделаю.

Рука Северуса, сжимающая горлышко бутылки, на миг зависла над стаканом. Гермиона опустилась в кресло; палочка утешительно, хоть и неприятно, кольнула в бок.

— После того, как вы аппарировали, я вызвал скорую помощь с телефона-автомата, — механически отчеканил Северус, словно не желая признавать себя причастным к этому событию. — Хотя, если хочешь знать мое мнение, стоило оставить их там.

— Не стоило, — с нажимом произнесла Гермиона, — они всё равно ничего не вспомнят. Ты видел среди них Ньюмана?

Северус сощурился, будто в её вопросе мог быть некий скрытый смысл.

— А должен был?

— Бетти сказала, что он был с ними. Больше она ничего не помнит. И благодаря тебе, вряд ли когда-либо вспомнит.

— Разумеется, — сухо произнёс Северус, опускаясь в кресло напротив: теперь их разделяла лишь груда обломков и горстки битого стекла. — Но позволь напомнить, Гермиона, что благодаря мне мы нашли её целой, и относительно невредимой. А всё прочее — это следствие её собственной безалаберности и склонности к авантюризму.

Он приложился к стакану, не отрывая взгляда от жены, и вкрадчиво добавил:

— Ума не приложу, в кого она такая вышла.

Гермиона впилась ногтями в ладонь, чтобы не сболтнуть лишнего: сейчас значение имели только Бетти и её благополучие — ничего больше.

— Они просто развлекались, пускай и не самым безопасным способом, — Гермиона изо всех сил старалась быть рассудительной. — Нет ничего предосудительного в том, чтобы стрелять по банкам.

— Считаешь тонкая душевная организация нашей дочери не смогла вынести столь варварского отношения к банкам? — со звериной долей иронии в голосе спросил Северус. — Нет, там произошло нечто, способное спровоцировать столь сильный выброс. Нечто неприятное.

— Теперь мы уже вряд ли это выясним, — покачала головой Гермиона. — Бетти ничего нам не расскажет.

Северус вытянул вперёд ноги. Ошмётки грязи повалились с замызганных брюк на пыльный ковёр.

— Конечно не расскажет, ведь завтра утром она проснётся абсолютно здоровым, но слегка забывчивым подростком. Ты, как обычно, убедишь её в том, что она просто приболела и лежала в лихорадке весь день. И всё будет как прежде, — взяв паузу, Северус отпил из стакана, устремив взгляд в пространство перед собой. — Она даже не вспомнит, что не выпила зелье, и вся эта дурь, появившаяся в её голове за минувшие сутки, выветрится, будто страшный сон. Я, тем временем, разыщу Ньюмана…

— Нет.

Северус, прерванный на полуслове, грозно нахмурился.

— Что?

— Я сказала «нет», — громче повторила Гермиона. — Больше никакой магии. Я не позволю тебе копаться в её памяти. И калечить мальчика — тоже.

Северус ухмыльнулся чуть ли не с умилением:

— Как ты, должно быть, сейчас гордишься собой, пуская под откос наш многолетний труд из-за собственной мягкотелости.

— Перестань меня стыдить. Это не сработает.

— Ты помнишь, что говорил Шарп? — осведомился Северус, осушив бокал и поставив его прямо на пол у своих ног. — Ещё слишком рано, её сознание неустойчиво. Она не выдержит.

— Незнание не придаст ей сил. И вместо того, чтобы дать ей возможность и время принять происходящее, ты снова собираешься вторгнуться в её, как ты сам верно подметил, неустойчивое сознание.

— Собираюсь, — бесстрастно подтвердил Северус. — И это будет куда милосерднее твоего малодушного стремления пустить всё на самотёк.

Гермиона почти не слушала. Она смотрела в пол: прямо у её ног лежал особенно крупный осколок разбитой бутылки. В глянцевом стекле отражалось измученное осунувшееся лицо; кажется, она не подходила к зеркалу уже целую вечность, и едва могла узнать в потухших от постоянного страха и лжи глазах свои собственные.

— Тогда мы уйдем. Если ты собираешься это сделать — вперёд, я не стану больше валяться у тебя в ногах. Но ты нас больше никогда не увидишь. Я найду способ справиться. С тобой или без.

Почти отрешённое до сей поры лицо Северуса прошила судорога. Гермиона поднялась с места, чувствуя, как стучит в висках кровь. Северус поднялся следом и медленно шагнул к ней; стекло отставленного бокала угрожающе хрустнуло под ногой. Гермиона попятилась, стараясь обогнуть кресло; чтобы не потерять равновесие, она уперлась рукой в мягкий подлокотник позади себя, храбро взирая на мужа.

— Пока ты будешь искать этот пресловутый способ, — тихо произнёс он, приблизив лицо настолько, что Гермиона с трудом могла сфокусировать взгляд, — без зелий, без элементарного представления, что и как нужно делать, она умрёт. Скоропостижно скончается на твоих руках, пока ты будешь тешиться мыслью о том, что она, по крайней мере, знала священную правду.

С каждым словом его голос становился всё более хриплым. В расширенных зрачках, озарённых светом торшера, плясали черти.

— Я пойду к Шарпу, — едва не срываясь на писк, произнесла Гермиона, не оставляя попыток обойти кресло. — Я всё ему объясню и…

— И он, по доброте душевной, разумеется, не откажет в помощи милой, очаровательной миссис Снейп, отчаянно обивающей порог его дома, — Северус беспощадно теснил её к стене, и Гермиона, почуяв опасность, машинально нащупала за спиной палочку. Северус по-хозяйски смял пальцами её футболку, больно сдавливая рёбра ладонями — Интересно, что же именно сделает миссис Снейп, чтобы уговорить профессора Шарпа…

Гермиона уткнулась лопатками в стену. Палочка словно сама легла в ладонь, когда она, отважно вздёрнув подбородок, оскорблённо выплюнула в обезумевшее лицо мужа:

— Ты чёртов параноик, Северус Снейп. И прежде чем пытаться спасти нашу дочь, помоги лучше себе.

Каждый раз, настойчиво обеляя его в собственных глазах, Гермиона забывала, что когда-то давно Северус Снейп был Пожирателем Смерти; не успела она выставить вперёд палочку, как он молниеносно вцепился в её запястье и с силой развернул стене, выкручивая руку. Гермиона сдавленно охнула: плечо вмиг пронзило тупой болью, а палочка предательски выскользнула из пальцев. Всем своим весом прижимая её к стене, Северус прошелестел убийственно холодным голосом:

— Ты знала с кем связываешься. Очень жаль, что ты прозрела так поздно.

— Отпусти, — прошипела Гермиона, стараясь вырваться из его хватки, но он лишь сильнее прижал её к стене и продолжил, негромко и беспощадно:

— Я ведь предупреждал — не стоит тыкать в меня волшебной палочкой. Никакой магии, говоришь? Может, ты и впрямь хотела запустить в меня, скажем, Круциатусом? Ты настолько ненавидишь меня, Гермиона?

Его холодные губы почти касались её уха; Гермиона отчаянно забилась в его руках, не в силах вздохнуть. Слёзы бессилия сжимали горло, и из горла вырвался лишь сдавленный шёпот:

— Мне больно, Северус.

Он отпрянул так быстро, что Гермиона едва не потеряла равновесие. Моментально обернувшись, она инстинктивно вжалась спиной в стену, но Северус и не думал её трогать. Он оцепенело смотрел перед собой, с отчаянным, полным отвращения к себе испугом в глазах — таким же, какой она видела в угольно-чёрных глазах Бетти меньше часа назад.

— Убирайся, — глотая слёзы, произнесла Гермиона. — Видеть тебя не хочу.

Раздался резкий хруст; швырнув обломки палочки на пол, Северус, не сказав больше ни слова, вихрем вылетел из комнаты.

Обессиленно сползая по стене, Гермиона слышала, как хлопнула входная дверь. Лампочка в придорожном фонаре за окном мигнула в последний раз и окончательно потухла.

1999

Вышагивая по залитым солнечным светом коридорам Аврората в сопровождении профессора Шарпа и, что более странно, Гордона Моксли, которым она регулярно прикидывалась последние пару месяцев, Гермиона чувствовала себя скованно. Следующий за ними остроносый волшебник с пергаментом в одной руке и пузатым саквояжем в другой, подозрительно косился на неё, и оставалось лишь надеяться, что он не легилимент: рой компрометирующих мыслей слишком настойчиво вертелся у Гермионы в голове, крича о противозаконности их действий

Нужная комната оказалась небольшой, но такой же светлой, как фойе: сквозь широкое окно струился солнечный свет, оттеняя худую фигуру, сидящую за крохотным столом. Как только дверь отворилась, Снейп, прищурившись, поднял голову и обвел посетителей холодным взглядом — за исключением порозовевшего от волнения лица Гермионы: стоя за спинами двух рослых мужчин в лице Моксли и Шарпа, она едва заметно приподняла ладонь в смущённом приветствии. С того момента, как Снейп позволил втянуть себя в эту аферу, он впервые видел Гермиону Грейнджер в её истинном обличии и не преминул ответить ей коротким кивком. Шарп совершенно по-хозяйски устроился напротив него приветственно хлопнув по предплечью. Моксли прошёл мимо, подчеркнуто не глядя Снейпу в лицо, и безучастно подпер широкими плечами дальнюю стену комнаты. Невысокий колдун занял последний свободный стул и извлек из саквояжа нечто, напоминающее диктофон в форме уха. Гермионе оставалось лишь встать за спиной профессора Шарпа, ожидая начала процесса.

— Эти побрякушки обязательны? — поинтересовался Шарп, нетерпеливо постукивая пальцами по выбеленному дереву. Запястья Снейпа были закованы в цепи, намертво привинченные к бетонному полу. — Со всей ответственностью заявляю, что мой пациент не опасен. А в том случае, если он надумает умерщвлять нас вручную, то вряд ли преуспеет в виду отсутствия физического превосходства над большинством из нас.

Снейп помрачнел. Кого Шарп имел в виду под меньшинством — Гермиону или щуплого волшебника по правую руку от себя — так и осталось загадкой.

— Таковы правила, — глубоким, резко контрастирующим с неказистой внешностью голосом пробасил волшебник, ковырнув пальцем в волшебном ухе, которое тут же зашипело, начав запись, — Итак, приступаем к рассмотрению запроса о независимой экспертизе по делу Северуса Тобиаса Снейпа, в дальнейшем именуемого «подсудимый». Сторону защиты представляют профессор Фелониус Рэндалл Шарп и его ассистентка Гермиона Джин Грейнджер. В качестве свидетеля процесса выступает Гордон Румен Моксли, являющийся также личным надзирателем подсудимого при Аврорате, а в качестве главного секретаря и независимого эксперта…

— Можно ускориться? — произнёс Шарп, всем своим видом демонстрируя тоску и неприкрытое желание поскорее покончить с нудными формальностями. — Лично я очень хорошо помню собственное имя. И твоё, кстати, тоже, Генри.

Он повернулся на стуле, обращаясь непосредственно к главному секретарю и независимому эксперту по имени Генри. Тот, неловко кашлянув, вновь скрылся в собственной зоне комфорта — носом в пергаменте.

— Генри Уиллер, — весело пробряцал Шарп в диктофон, театрально махнув ладонью в сторону зардевшегося писаки. — Независимый эксперт, мистер-дотошность, человек-комар-носа-не-подточит, и всё в этом роде. Давайте уже начинать, мне сегодня ещё парочке распополамленных ноги на место пришивать.

— В общем, — Уиллер громко шмыгнул носом; от его первоначальной основательности не осталось и следа. — Подсудимый, профессор Шарп утверждает, что вы отныне не можете вершить колдовство любого уровня и масштаба, а следовательно, имеете полное право на присвоение вам статуса сквиба. По вашему, это утверждение соответствует действительности?

Гермиона с тревогой взглянула на Снейпа: его лицо будто окаменело. Казалось, что прошла целая вечность перед тем, как он разжал плотно сомкнутые губы и коротко произнёс:

— Абсолютно.

От его мягкого баритона по спине Гермионы побежали мурашки. Голос вернулся к нему почти сразу, как только они начали новый этап лечения. И каждый раз, когда Гермиона возвращалась в камеру с новой порцией зелья, Снейп встречал её очередной вновь приобретённой способностью: левая рука, хоть и скованно, но двигалась, он уже мог самостоятельно передвигаться и не испытывал при этом былого дискомфорта. Но, к сожалению, характер его менялся в прямо противоположную сторону. Шарп объяснял это побочным действием зелья; Гермионе же казалось, что улучшение самочувствия лишь напоминало Снейпу о том, кем ему в итоге предстоит стать. В других обстоятельствах, он наверняка предпочёл бы онеметь или остаться без руки, чем лишиться возможности колдовать.

— Мне придётся провести несколько тестов, — отметив что-то в пергаменте, произнёс Уиллер и вновь извлёк из саквояжа причудливое нечто, на сей раз напоминающее то ли терменвокс, то ли крошечную гладильную доску. — Пожалуйста, положите руку на поверхность.

Тяжело гремя цепями, Снейп протянул ладонь и устроился пятернёй на поверхности прибора. Когда Уиллер нажал на одну-единственную кнопку на боковой панели, прибор ни капли не изменил своего поведения, лишь продолжал тихонько жужжать на манер машинки для бритья.

— Удивительно, — произнёс Уиллер, делая какие-то пометки в пергаменте, — действительно, в вашем организме не зафиксировано никакой магической активности. Нет даже остаточных явлений, и это учитывая, что в лучшие годы вы являлись волшебником с выдающимся магическим…

Снейп зыркнул на него так свирепо, что Уиллер тут же замолчал, поспешно стягивая свой терменвокс обратно в сумку.

— Я хотел сказать, что это феноменально, — пояснил он. — В вас отсутствуют даже остаточные признаки магии.

— Поразительно, — бесцветно произнёс Снейп и, гремя цепями, спрятал руки под столом. — Если мне не изменяет память, вас вызвали сюда именно для того, чтобы засвидетельствовать сей прискорбный факт.

— Каковы наши дальнейшие действия? — вклинился Шарп, бросая на Северуса предупреждающий взгляд. — Ждём вердикта?

— Да, — кивнул Уиллер, поднимаясь со стула и дёрнул волшебное ухо за мочку. Шипение тут же прекратилось. — Я зафиксировал все показатели и передам их членам Визенгамота как можно скорее. Могу сказать только одно: вскрывшиеся обстоятельства обязательно будут учтены во время вынесения приговора.

Шарп поднялся следом и протянул Уиллеру руку:

— Спасибо, Генри. Я знал, что на тебя можно положиться.

Уиллер в ответ лишь выдавил из себя жеманную улыбку.

— Засим, прошу меня простить, господа и дамы, — он сделал полупоклон в сторону Гермионы, демонстрируя лысоватый пробор. — Ждите новостей, профессор Шарп, я сообщу, когда что-то станет известно.

Как только Уиллер скрылся за дверью, Гермиона обернулась к Снейпу: тот смотрел прямо на неё, задумчиво сдвинув брови. Она нерешительно улыбнулась ему.

— Маджиметр был неисправен, не так ли?

Моксли, который всё это время стоял немтырем, подал голос. Шарп повернулся к нему и наигранно приподнял брови, оскорблённо прижав подбородок к груди:

— Не понимаю о чём вы, Гордон. Вы же слышали, эксперт был не-за-ви-си-мым. Мисс Грейнджер — пойдёмте, у нас ещё куча дел.

— До свидания, сэр, — с сожалением попрощалась Гермиона, пытаясь встретиться со Снейпом взглядом: она уже успела привыкнуть к еженедельным вылазкам в Аврорат, а дата заседания могла быть назначена не ранее, чем через месяц после выяснения новых обстоятельств. Это было бесконечно долго и лишало её всякой возможности справляться о его здоровье.

— Успеете ещё наглядеться, мисс Грейнджер, — пресекая долгие трогательные прощания, поторопил Шарп. — Нам пора.

* * *

Обратная дорога по коридорам Аврората прошла в полном молчании. Оказавшись снаружи, Гермиона глубоко вдохнула, подставив лицо тёплым лучам. Проводя большую часть времени в тесноте мрачной комнаты и подземельях, она как никогда нуждалась в солнечном свете.

— Всё идёт даже лучше, чем я рассчитывал, — Шарп нарушил молчание первым. — Накопительного эффекта зелья должно хватить, чтобы дотянуть до суда, но Визенгамоту и в голову не придёт проверять Снейпа на вшивость: показатели прибора никогда не врут.

Он усмехнулся, по-отечески потрепал Гермиону за плечо и протянул ей жилистую ладонь.

— Отличная работа, мисс Грейнджер. Теперь дело за малым — уболтать Визенгамот на дополнительное слушание. Но это уже моя забота.

— Спасибо, сэр, — искренне улыбнулась Гермиона, охотно отвечая на рукопожатие. — Буду ждать новостей.

Время только перевалило за полдень, и ей предстояло завершить ещё кучу дел: невыполненное за несколько недель домашнее задание горой возвышалось на крошечном рабочем столе в её комнате в хостеле. Распрощавшись с Шарпом, Гермиона отошла на пару десятков футов от здания и завернула в ближайший переулок, чтобы аппарировать, но, услышав за спиной громкие шаги, обернулась.

— Грейнджер, стой! — запыхавшийся Моксли словно намеренно ждал, когда они с Шарпом разойдутся и едва успел нагнать Гермиону до того, как она исчезнет из виду. Озираясь по сторонам, он привалился к кирпичной стене, уклеенной рекламными объявлениями.

— Ты помнишь мои условия. Уговор дороже денег.

— Конечно, — заверила Гермиона. — Всё закончится после суда.

Аврор ссутулился и засунул руки поглубже в карманы, покровительственно глядя на неё сверху вниз:

— Ловлю на слове. И мой тебе совет: не пялься на Снейпа на суде, как сегодня, Грейнджер. Того и гляди из глаз сердечки полетят.

— Не твоё это дело, Моксли! — ребячливо ответила Гермиона, густо покраснев, и в ту же секунду с громким хлопком аппарировала. На том месте, где она стояла секунду назад, взвился буйный вихрь из упаковок от чипсов и фантиков от конфет.

* * *

Гермиона стремительно влетела в двери кургузого трехэтажного здания, когда-то служившего здесь единственной школой. Навязчивые мысли продолжали крутиться на периферии, отдаваясь неприятным жжением в желудке. Даже не поздоровавшись с натирающей до блеска стойку хозяйкой, Гермиона взбежала по скрипучей лестнице, трясущимися руками открыла дверь и совершенно обессиленно опустилась на узкую кровать, застеленную аскетичным покрывалом, больше напоминающим кусок мешковины: денег у неё теперь хватало только на самый захудалый номер, а система скидок на аренду комнат действовала только для ветеранов магловских войн.

С того момента, как она впервые навестила Снейпа в Больнице Святого Мунго, прошло уже больше года. Больше года прошло с того момента, как она поклялась себе спасти его, но лишь сейчас, после колких слов Моксли, в сердце закралась малодушная тревога.

Всё это время её подпитывали лишь две цели: вернуть родителей и спасти своего бывшего профессора. На протяжение всего этого года, когда от туманности и нереальности перспективы исцеления родителей опускались руки, когда все, кого она считала друзьями, отдалились от неё, Снейп оказывался рядом, подкидывая ей новые решения, даря надежду. Пускай против воли, пускай Гермиона сама навязалась на его голову, он, сам того не ведая, держал её на плаву. Но что будет, когда его выпустят? Наивно было бы полагать, что, переступив порог Министерства после заседания, он захочет видеть её хоть на секунду дольше положенного.

Ведь она перестанет быть ему нужной.

От мысленной круговерти её отвлёк громкий стук в окно: снаружи, на карнизе, сидела белоснежная сова. Гермиона распахнула окно; птица деловито прыгнула на старую школьную парту, выполняющую роль рабочего стола и, протянув лапку, расслабленно расправила белоснежные крылья, ожидая угощения за выполненную работу.

Гермиона потянулась к упаковке вчерашних хлебцев, развернула клочок пергамента и застыла на месте, не дотянувшись до угощения каких-то пару дюймов. Сова нетерпеливо прикусила её за палец, но Гермиона этого даже не заметила.: наспех нацарапанная строчка разделила её жизнь на до и после.

«Дело Моксли пропало».

2014

Бетти безудержно трясло: то ли от лихорадки, преследующей её еще с момента первого пробуждения, то ли от слов, услышанных несколько минут назад.

Она сидела на нижней ступеньке лестницы, скрываемая тенью; отец пронёсся мимо даже не заметив её. Это была далеко не первая их ссора, отец уходил уже десятки раз, но почему-то именно сейчас Бетти было так плохо, что хотелось выть.

Где-то в комнате плакала мама.

«Прежде чем пытаться спасти нашу дочь, помоги лучше себе».

«Я ведь предупреждал — не стоит тыкать в меня волшебной палочкой».

Всхлипы мамы с каждой минутой становились всё тише, а Бетти всё сидела, не решаясь даже открыть глаза; лишь слёзы, стекая по щекам, капали на полированную ступеньку возле поджатых пальцев её замерзших ног.

Кап-кап.

«Ты настолько ненавидишь меня, Гермиона?»

Кап-кап.

«Мне больно, Северус».

Бетти казалось, что ещё секунда — и её сердце разлетится на миллиард осколков.

— Как же больно, — завалившись набок, она втянула воздух сквозь зубы, бессознательно сминая на груди фланелевую ткань ночной рубашки и пытаясь нашарить хоть какую-то опору, чтобы встать. Вцепившись пальцами в балясину, она насилу поднялась и, соскребая короткими ноготками некогда декоративную штукатурку, обогнула стену, отделяющую лестницу от гостиной.

Открывшийся её затуманенному взору хаос она видела уже не раз: после каждой крупной ссоры родителей гостиная была похожа на корабль, потерпевший крушение. Бетти никогда раньше не задумывалась об этом, но обычно, наутро уже всё выглядело как прежде.

— Мам? — хотела позвать Бетти, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

Комната казалась пустой. Краем глаза заметив красноватое свечение у стены, Бетти с трудом повернула голову и пригляделась: на полу лежали две короткие палочки, похожие на затухающие бенгальские огни. Бетти медленно протянула руку к одной из половинок; палочка заискрилась ярче и будто потянулась к её подрагивающим пальцам.

— Бетти?

Каждое движение отдавалось жгучей болью, будто череп проткнули раскалёнными иглами, однако Бетти нашла в себе силы обернуться на голос матери, почти теряя равновесие.

— Боже мой, — Гермиона, едва успела подхватить дочь под мышки прежде, чем та рухнет на пол, — тебе срочно надо в постель!

— Нет, — произнесла Бетти упрямо, обмякая в её руках. — Я всё слышала. Я никуда не пойду, пока ты мне всё не расскажешь.

Оставив попытки заставить дочь встать на ноги, Гермиона опустилась на пол вместе с ней и прижала к груди взмокшую кучерявую голову.

— Прости меня, — прошептала Гермиона, убирая со лба дочери тяжёлые пряди. — Я не хотела, чтобы так вышло.

— Расскажи, — хрипло попросила Бетти. Жёсткий ворс ковра неприятно жёг локти, а под ухом в бешеном стуке заходилось мамино сердце. — Пожалуйста, расскажи мне всё.

Из груди Гермионы вырвался судорожный вздох. Она всеми силами приближала этот момент, всем сердцем желала рассказать дочери правду, а теперь не могла подобрать нужных слов. Бетти молча лежала в её объятиях; её дыхание постепенно выравнивалось, а тело перестала бить крупная дрожь.

— Ты можешь встать?

Бетти утвердительно кивнула. Подобрав обе половинки палочки, Гермиона свободной рукой мягко обхватила дочь за худые плечи; та покорно позволила увести себя на кухню и усадить за стол. Гермиона села напротив, положив перед собой поблёскивающие обломки палочки; cейчас она выглядела словно какой-то торговец-алхимик из компьютерной игры. У Бетти закружилась голова.

— Это отец сделал?

Только здесь, в хорошо освещённой комнате, Бетти заметила фиолетовый синяк на мамином запястье. Гермиона натянула рукав свитера по самые пальцы, скрывая следы недавней ссоры.

— Ничего страшного, Бетти, это моя вина.

— Ты каждый раз говоришь, что это твоя вина.

Бетти чуть подалась вперёд; в ярком свете люстры на одной из половинок палочки хорошо просматривался узор в форме изящной виноградной лозы. Гермиона коснулась обломка: тот, почувствовав прикосновение хозяйки, доверительно завибрировал, а сердцевина из сердечной жилы дракона вновь заалела неярким свечением.

— Я ничего не понимаю, мам, — прошептала Бетти. — Я слышала, что ты сказала «больше никакой магии». А это тогда что — волшебная палочка? Что всё это значит?

Вот и настал этот момент. Гермиона положила вспотевшие ладони по обе стороны от палочки и произнесла то, что боялась произнести все эти долгие тринадцать лет:

— Это значит, что мы — волшебники.

Наступила тишина. Мозг Бетти перебирал десятки вариаций того, что мама могла иметь в виду: может быть, они папой были участниками какой-то секты, наподобие родителей восьмиклассника Трэвиса Бэйкера: те ходили в странных халатах по чужим домам, раздавали брошюрки и склоняли соседей уверовать в господа. А может, они работали на сверхсекретную организацию, и странные магические слова были своего рода шифром, благодаря которому участники этой самой организации могли общаться между собой.

Бетти склонилась над столом и вопрошающе посмотрела на маму, надеясь получить разумное объяснение. Но его не последовало.

— Это шутка какая-то, мам?

Гермиона покачала головой, пошарила по карманам джинсов и извлекла мятый автобусный билет. Лучше было один раз продемонстрировать свою волшебную силу, чем пытаться что-то объяснить. Но несмотря на то, что в древке палочки по-прежнему теплилась магическая сила, колдовать им было попросту опасно.

Гермиона сосредоточилась: она слишком давно не практиковалась в беспалочковой магии, чтобы пытаться продемонстрировать дочери что-нибудь впечатляющее, ничего при этом не уничтожив.

Расположив билет в центре стола, Гермиона под настороженным взглядом Бетти сложила руки перед собой и прошептала:

— Вингардиум Левиоса!

Билет мягко, словно пёрышко, оторвался от поверхности стола и взмыл вверх. Бетти шумно выдохнула, впившись взглядом в легко лавирующий над ними клочок полупрозрачной бумаги.

Даже такая простая магия давалась Гермионе непросто: слишком её истощили события последних часов. И лишь когда билет плавно опустился обратно на стол, она перевела взгляд на дочь. Вид у Бетти был шокированный.

— Я возьму? — она боязливо протянула руку, словно ожидала, что билет сейчас вспыхнет: видимо, хотела найти в кусочке бумаги какой-то замысловатый механизм, позволяющий ему летать.

— Конечно, — улыбнулась Гермиона. — Это обычный билет. Я заставила его левитировать при помощи заклинания.

Покрутив билет так и эдак и не найдя в нём ничего компрометирующего, Бетти вернула его на место. От обилия информации кухня резко пустилась по кругу; слова «левитировать» и «заклинание» пытались сбежать через уши, мозг отказывался воспринимать их всерьёз, но то, что она видела собственными глазами, можно было назвать только магией.

— Бетти, я понимаю, что ты чувствуешь. Я была немногим младше тебя, когда получила письмо из Хогвартса, — заверила Гермиона и тут же поспешно уточнила: — Хогвартс — это школа для таких, как мы.

— Подожди, — Бетти втянула голову в плечи, концентрируясь на единственном здравом факте, так кстати всплывшем в настрадавшейся памяти. — Ты же говорила, что училась в частной школе в Шотландии?

— Отчасти, так оно и есть. Хогвартс — закрытая школа-интернат. Там обучают волшебству.

Гермиона от природы была довольно усидчива и терпелива, и была готова ждать сколько угодно, пока Бетти переварит полученную информацию и хоть немного придёт в себя. Но пока что она просто смотрела перед собой, периодически хмурясь и кусая губы, будто вела с собой непростой внутренний диалог.

— Так, погоди, — вдруг произнесла она, не отнимая напряжённого взгляда от ручки кухонного шкафчика, — а что насчёт папы? Ты ведь говорила, что знакома с ним ещё со школы.

— Всё верно, — Гермиона смущённо заправила за уши свисающие пряди. — Большую часть моего обучения он преподавал Зельеварение.

— Какое варенье?

— Зельеварение, — членораздельно повторила Гермиона. — Это искусство приготовления волшебных зелий.

Бетти посмотрела на ящик, в котором хранились её лекарства. Если уж так подумать, все эти флаконы, заткнутые пробкой и перетянутые бечёвкой, всегда казались ей странными. Перед глазами возникла сюрреалистичная картина: отец, в ведьминском колпаке и с деревянным черпаком, стоит над котлом с булькающей зелёной жижей.

Дикий, по её мнению, факт, что отец когда-то был маминым преподавателем, она решила обмозговать как-нибудь потом.

— Получается, то, что случилось на свалке, было волшебством, да? Значит, я тоже волшебница?

В своих предположениях Бетти опиралась лишь на жалкие обрывки воспоминаний и элементарную логику, но отчего-то эти слова подействовали на маму удручающе: мягкая сочувствующая улыбка вмиг сползла с её лица.

— Всё не так просто, Бетти, — не выдержав испытующий взгляд дочери, Гермиона отвела глаза.

— Прошу, мам, — взмолилась Бетти; голова по-прежнему кружилась, но она твёрдо решила выпытать всё, что могла. — Я хочу знать, что со мной не так. Я почти ничего не помню, но папа сказал, что те ребята пострадали из-за меня.

Сердце Гермионы сжалось: Бетти смотрела на неё, подавшись вперед, с доверием в черных глазах. И утаивать от неё что-то, заведя этот разговор, было бессмысленно.

— Это будет долгая история, Бетти. Ты уверена, что не хочешь отдохнуть, прежде, чем я всё расскажу?

— Нет, — твёрдо ответила Бетти. — Я готова.

Сделав глубокий вдох Гермиона сцепила пальцы рук, даже не представляя, с чего можно начать и чем закончить: подробный рассказ занял бы не одни сутки.

— Думаю, ты понимаешь, что среди волшебников, как и среди прочих людей, есть хорошие и плохие.

Бетти нетерпеливо кивнула.

— Пятнадцать лет назад мы с твоим отцом участвовали в войне против одного могущественного тёмного волшебника. Твой отец когда-то служил ему, но ещё задолго до начала войны перешел на нашу сторону.

— Папа был злым волшебником? — на грани шёпота спросила Бетти. Этого Гермиона и боялась: меньше всего ей хотелось, чтобы у дочери сложилось неверное представление о том, кем когда-то был её отец, но испуг на её лице подсказывал, что она выбрала для этого не совсем удачные слова.

— Он совершил ошибку, Бетти, и сильно об этом жалеет. Для того, чтобы мы победили, он продолжал служить этому тёмному волшебнику и притворялся, что верен ему, но всё это время был на нашей стороне. Не думай о нём плохо.

Бетти ушам своим не верила. Конечно, её отец никогда не был белым и пушистым, но чтобы настолько…

— Ты слышишь, Бетти? — обеспокоенно окликнула Гермиона. — Он готов был умереть за всех нас. Я понимаю, что для тебя эти слова — пустой звук, но я была там и видела всё своими глазами. Твой отец — великий волшебник и храбрейший человек.

— Допустим. Но я все равно не понимаю, — Бетти надавила на глаза до разноцветных кругов, — если вы победили, если злой волшебник был повержен, почему тогда мы живём здесь? Почему вы никогда не колдуете? Почему я не хожу в эту школу?

Кажется, она переоценила себя, когда сказала, что готова слушать: комната перед глазами вновь принялась плавать туда-сюда.

— Злое колдовство всегда оставляет след, — с горечью произнесла Гермиона. — И когда тёмный волшебник попытался убить твоего отца, часть его колдовства перешла к нему. А от него — к тебе.

Бетти раскрыла рот: простая логическая цепочка привела её к ужасающему выводу.

— Получается, я — злая колдунья?

— Нет, Бетти, — твёрдо заверила Гермиона, чувствуя дрожь в пальцах: волнения событий минувшего вечера вновь давали о себе знать. — Ты не злая колдунья, а твой отец — не злой волшебник. Просто в вас обоих есть силы, которые вам неподвластны.

«Уродка!» — вдруг снова всплыло в голове, и Бетти с силой стукнула себя ладонью по лбу, чтобы прогнать этот мерзкий голос.

— Если во мне живёт какая-то сила, — Бетти подняла полные слез глаза к потолку и с силой сжала пальцами рёбра в области сердца, — значит, я могу быть опасна. Поэтому я пью лекарства? Поэтому мне нельзя заводить друзей?

— Бетти, всё не настолько плохо, — от собственных слов было тошно: Гермиона уже сама не понимала, что из сказанного было правдой, а что нет. — Лекарства и кулон — твоя защита. Мы с отцом приложили огромные усилия, чтобы ты была в безопасности и не могла нанести окружающим никакого вреда.

— Я вижу сны, — перебила Бетти, лихорадочно заламывая пальцы. — Я надеялась, что это обычные ночные кошмары, но не могу перестать думать, что всё это уже было со мной раньше. Иногда я просыпаюсь утром, совершенно не зная, что было вечером, или вообще не могу вспомнить весь прошлый день. Я знала, что болею, поэтому смирилась, но теперь мне кажется, будто со мной происходило что-то такое, чего я не могу вспомнить, но продолжаю видеть во сне. Скажи мне честно, мам, то, что случилось на свалке, уже случалось раньше? Почему вы ничего мне не говорили?

Глаза Гермионы застила пелена; горячие слёзы покатились по щекам. Ни одна причина не казалась ей сейчас достаточным оправданием той боли, которую она видела в глазах своего ребёнка.

— Потому что это убило бы тебя! Мы думали, если ты не узнаешь, если не вспомнишь… прости меня, Бетти, пожалуйста, прости!

Она стыдливо опустила голову, вцепившись пальцами в ткань брюк, и почувствовала, как маленькая тёплая ладонь легла на её трясущееся от рыданий плечо.

— Насчёт свалки. Вы видели там Мэйсона? — тихо спросила Бетти. — Его я тоже…

— Нет, — Гермиона взглянула на дочь, в надежде, что эта хотя бы эта новость немного смягчит удар. Но лицо Бетти оставалось таким же отстранённо-обречённым.

— Спасибо, что рассказала, мам, — Бетти медленно, чтобы не потерять равновесие, сползла со стула. — Мне всё ясно. Думаю, мне теперь лучше вообще не выходить из дома.

Гермиона потянулась к дочери, чтобы помочь, но Бетти лишь отмахнулась и шаткой походкой покинула кухню. А Гермиона так и осталась стоять полу, глядя ей вслед: как ни старалась она смягчить углы, за одно лишь сокрытие горькой правды в течение долгих тринадцати лет, ей не было прощения.

1999

— Клянусь тебе, Гермиона: я не знаю, как так вышло!

Гермиона мерила широкими шагами узкую комнатушку то и дело поглядывала на окно, будто похититель, раскаявшись, мог прислать украденные документы совой. Гарри нервно крутил в руках глиняную кружку с крупчатым растворимым кофе, бултыхающимся на дне.

— Оно хранилось вместе с документами других авроров, — в тысячный раз повторил он, следя за маячащей подругой взглядом. — Чтобы ты понимала, сейфы в Аврорате охраняются не хуже, чем ячейки Гринготтс…

— Была я в Аврорате, Гарри, и не раз! — отмахнулась Гермиона, продолжая выписывать круги по комнате. — Достаточно лишь хорошей порции качественного Оборотного Зелья, чтобы беспрепятственно туда проникнуть.

Гарри задумчиво покачал ногой, облачённой в форменный кожаный ботинок.

— Тебе не кажется подозрительным, что его личное дело исчезло именно сейчас. Не думаешь, что он сам всё это устроил?

— Думаю, конечно. Но я разговаривала с ним буквально за полчаса до того, как ты прислал письмо. Он был уверен, что бумаги по-прежнему у меня. Другой вопрос, как ему удалось вскрыть сам сейф?

Гарри растерянно пожал плечами.

— Понятия не имею, Гермиона. Аврорат уже начал внутреннее расследование.

Гермиона возвела глаза к потолку и захлопала ступнёй, как заяц по барабану, но это не помогло. Устало опустившись на кровать рядом с галантно подвинувшимся Гарри, она спрятала лицо в ладонях.

— Заседание уже послезавтра. Если Моксли узнает, что у меня на него ничего нет, он не станет свидетельствовать в пользу Снейпа.

— Так не говори ему, — Гарри закинул в рот засахаренный пальчик — новинку из Сладкого Королевства, которую презентовал Гермионе в качестве извинения, и сам же с удовольствием уплетал. — Или заново напиши какую-нибудь бумажку и отдай. Будут претензии — растерянно похлопаешь глазами и скажешь, что это всё, что у тебя было. Блеф, конечно, дело неблагородное, но куда деваться.

— Но зачем ему это? Зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Он ведь знает, что Снейпа не будут допрашивать с помощью Веритасерума. Достаточно было просто соблюсти наш договор, чтобы его грешки никогда не вылезли наружу.

— Но Снейп и без Веритасерума может сказать о нём пару ласковых, — подметил Гарри. — Получается, ты в любом случае водишь Моксли за нос. Опасную игру ты затеяла, Гермиона.

Она была полностью согласна. Ведь если Моксли узнает — или уже знает, — что она блефовала, а его личное дело исчезло не из-за неё, он не станет свидетельствовать в пользу ненавистного профессора и наверняка выложит про его прегрешения все, как на духу, ещё и с процентами. И Гермиона, торжественно поклявшаяся всеми правдами и неправдами вытащить Снейпа из цепких лап Правосудия, не знала, как сможет после этого смотреть ему в глаза.

1999

Парадная мантия, найденная в недрах сумки, мешком висела на худых плечах. Напрочь позабыв о магии, Гермиона на ходу пыталась застегнуть пуговицы негнущимися от волнения пальцами и старалась не обращать внимания на выкрики незнакомцев и вопросы навязчивых репортеров.

— Без комментариев, — монотонно басил Шарп, держа особо назойливых журналистов на расстоянии вытянутой руки.

Всё шло не по плану. Напрасно Гермиона надеялась, что единственной её проблемой в преддверие суда было исчезновение компромата на Моксли. На деле же, неприятности начали сыпаться на неё с самого утра, когда в запылённое окно постучалась заморённая сова из Мунго, с громовещателем на лапке и свежим экземпляром «Пророка» в клюве. В громовещателе было короткое, но очень доходчивое сообщение от Шарпа, в котором он, не стесняясь в выражениях, высказывал свое неудовольствие пропажей стратегически важных для дела бумаг, а на первой полосе «Пророка» красовалась очередная статья о ходе дела Северуса Снейпа.

«ОТКРЫТОЕ ЗАСЕДАНИЕ ПО ДЕЛУ СЕВЕРУСА СНЕЙПА: СПРАВЕДЛИВАЯ КУЛЬМИНАЦИЯ СКАНДАЛЬНОГО ПРОЦЕССА ИЛИ ОЧЕРЕДНАЯ ОТСРОЧКА ДОЛГОЖДАННОГО ПРИГОВОРА?

Доподлинно известно, что сегодня состоится финальное заседание по делу «Слизеринского Душегуба» Северуса Снейпа. В связи с этим, редакция «Пророка» имеет честь объявить, что в соответствии с официальным разрешением Верховного Совета Визенгамота, заседание будет носить открытый характер. Это значит, что любой из наших преданных читателей имеет уникальную возможность лично посмотреть в бесстыжие глаза подсудимого до того, как его упекут за решетку. В числе прочих, мисс Гермиона Грейнджер, которая в последнее время тщательно скрывается с радаров магического сообщества и не дает никаких комментариев, вновь будет представлять интересы подсудимого, что в очередной раз приводит нас к однозначному выводу касательно характера их взаимоотношений. Отметим, что 80% нашей аудитории — а это почти вся магическая Британия — уверены в том, что между этими двумя разыгрывается, цитируя одного из читателей, «нехилая такая интрижка».

Напомним, что ранее знаменитый Гарри Поттер в грубой форме отказался каким-либо образом комментировать ситуацию, развернувшуюся вокруг подозрительного союза его подруги и бывшего учителя, которому сам Гарри не так давно желал скорейшей и мучительной смерти. Не исключено, что и он, сам того не зная, является одной из шестерёнок в мудрёном преступном механизме, собранном мисс Гермионой Грейнджер, славящейся своей расчетливостью и неслыханным коварством».

И даже сейчас светлые кудри Риты мелькали среди вспышек колдографов и взмыленных макушек напористых репортеров. Она всегда славилась дотошностью и беспринципностью, но в последнее время эксцентричность выпущенных из-под её лихого пера желтеньких статей переходила все грани разумного. Казалось, чем ближе была кульминация дела Снейпа, тем сильнее вцеплялась в них Рита своими длиннющими когтищами, надеясь выжать максимум из раздутой ею же сенсации. Сорванные нервы настоятельно рекомендовали Гермионе выудить чертовку из толпы и попросту расцарапать ей лицо, но настойчивая рука Шарпа, подталкивающая меж лопаток, заставляла двигаться дальше.

К счастью, у служебного лифта их уже поджидала пара сурового вида авроров, заметив которых, репортёры слегка оробели и, по крайней мере, перестали наступать Гермионе на пятки. Миновав служителей закона, Шарп пропихнул Гермиону вперёд, в спасительную тесноту лифта.

— Что делать-то будем, Грейнджер? — Шарп выглядел спокойным, разве что двигался излишне резко и со всей дури хлопнул по кнопке лифта; кабина с визгом ухнула вниз. — Мало нам было негатива со стороны общественности и скептических настроений Визенгамота, так вы подсуропили еще и сомнительной порядочности аврора с подмоченной репутацией.

Гермиона, наконец, справилась со всеми пуговицами и теперь взволнованно жевала губы, глядя на свое расплывчатое отражение в полированном дереве кабины.

— Если бы я знала, что все пойдет наперекосяк, то конечно не стала бы с ним связываться! — оправдывалась она скорее перед собой, чем перед Шарпом. — Профессор Снейп предупреждал, что это опасно, но я…

— Проигнорировали, как, очевидно, проигнорировали меня, когда я полчаса назад попросил вас не называть Снейпа профессором. Вы выполняете роль моей ассистентки, а это обращение слишком откровенно демонстрирует вашу лояльность, если не сказать, подобострастие.

— А вы, я смотрю, демонстрируете свою лояльность статейкам Риты Скитер? — ощетинилась Гермиона. — Верите мнению восьмидесяти процентов респондентов?

— Я верю своим глазам, — Шарп пожал плечами; лифт чуть качнулся, замедляя ход. — Будьте беспристрастнее, Грейнджер. Для успешного исхода нашей кампании вовсе не обязательно, чтобы самоотверженное и труднообъяснимое рвение освободить Снейпа было написано у вас на лбу.

Не успела Гермиона возмутиться, как Шарп уже выскользнул в открывшиеся двери и зашагал по коридору так быстро, что она едва поспевала за ним. Место было незнакомым; здесь пахло плесенью, никто не галдел над ухом и не щелкал вспышками колдографов, лишь над головой раздавались чьи-то шаги и монотонный бубнёж местных служащих.

— Куда мы идём, сэр? — поинтересовалась Гермиона, взволнованно сверяясь с крошечными алюминиевыми часиками, подаренными Роном на прошлое Рождество. — Заседание вот-вот начнётся.

— Мы идем к входу для обвиняемых.

— Но сюда же нельзя…

— Я умею договариваться и, что самое главное, приводить аргументированные доводы. Через десять минут журналисты и зеваки налетят на главные двери, как мухи на дерьмо взрывопотама. Мало вам было давки в вестибюле?

Коридор оказался куда длиннее, чем она думала: когда Шарп остановился у единственной на этаже двери, врезанной в сырой камень, от быстрой ходьбы уже щипало икры.

— Держитесь уверенно, — инструктировал Шарп, на собственном примере демонстрируя убийственное спокойствие. — Если Моксли не попортит нам планы, Северуса выпустят. Я знаю, как для вас это важно, мисс Грейнджер.

— Что вы имеете в виду? — поспешила уточнить Гермиона, агрессивно ковыряя носком туфель пыльную мешанину под ногами.

— Вы же сами говорили мне, что для вас это вопрос чести, — целитель лукаво улыбнулся, наблюдая, как Гермиона зеленеет и пунцовеет попеременно. — Остался последний шаг. Готовы?

Шумно вздохнув, Гермиона кивнула.

* * *

Зал Заседаний оказался прямо за дверью. На трибунах уже восседали присяжные; они коршунами воззрились на появившихся в зале фигурантов, и Гермиона почувствовала неуёмную дрожь в коленях. Она ожидала увидеть Кингсли, но место подле судьи было занято незнакомой волшебницей. Не было на трибунах и Гарри, хотя тот обещал добиться присутствия на заседании, несмотря на запреты и высокую загруженность на учёбе. Шарп то и дело подталкивал её вперёд, Гермиона то и дело панически что-то пищала, а когда увидела среди редких зрителей на трибунах Моксли, сердце и вовсе ушло в пятки. Аврор проводил её непроницаемым взглядом, подперев подбородок рукой. Крошечная надежда на то, что он ничего не знает, робко затрепыхалась в груди, и Гермиона, мысленно подбадривая себя, заняла место на трибуне.

— Осталось две минуты. Удачи, мисс Грейнджер, — Шарп напоследок чуть сжал её плечо в знак поддержки, и занял место ближе к судейской коллегии: слово, по большей части, предстояло держать ему, а задачей Гермионы было утвердительно кивать головой и подтверждать каждое его заявление.

В наступившей тишине, звук распахнувшихся дверей грянул как гром среди ясного неба. Ворвавшиеся в помещение журналисты и зрители в громком гомоне принялись рассаживаться по местам наверху; кто-то что-то выкрикивал, кто-то исподтишка пытался щелкать колдографами, Гермиона уставилась на свои руки, стараясь слиться с окружающей обстановкой, но до ушей то и дело доносились нелестные возгласы в её адрес.

— Снейп! Смотрите, вон он!

Присутствующие взорвались новым шквалом шума и взволнованных восклицаний. Гермиона вскинула голову и устремила взгляд к чёрному ходу. Пока остальные крутили головами, не зная куда смотреть, она наблюдала, как два плечистых аврора выводят Снейпа из тени. И если на прошлом заседании его серая, полупрозрачная фигура вызывала жалость, то сейчас он держался прямо и гордо, чем только раззадорил распалившуюся публику.

— Ублюдок! — раздалось с галёрки. Шарп предостерегающе взглянул на Гермиону. Она до боли закусила губу: нужно было просто переждать.

Раздался громовой удар молотка. Зал, словно по команде, моментально затих.

— Начнём апелляционное слушание по делу Северуса Снейпа, — гаркнул судья. Гермионе показалось, что он стал ещё толще, чем был на прошлом заседании. — Прошу заметить, случай уникальный, так как некоторое время назад подсудимый лично изъявил желание быть заключенным под стражу. Поэтому, я обязан спросить: мистер Снейп, вы подтверждаете, что данное апелляционное слушание проходит с вашего полного, добровольного согласия?

Снейп, прикованный к дубовому стулу в центре зала, скупо кивнул.

— В материалах дела указано, что к вам вернулась способность твёрдо говорить, — тут же ехидно ввернула одна из присяжных средних лет, лицо которой Гермионе показалось смутно знакомым: она могла быть матерью одного из её сокурсников, — Вы можете доказать сей факт?

— Протестую, — спокойно произнес Шарп, — Прежде чем спрашивать, мисс Бут, окажите любезность и наколдуйте подсудимому Сонорус. Сомневаюсь, что ему захочется орать, дабы удовлетворить ваше любопытство.

Губы Снейпа насмешливо скривились. Судья, сведя брови аж на самой переносице, сурово взглянул на Шарпа.

— Протест принимается. Однако, попрошу вас незамедлительно озвучить причину апелляции, чтобы не вводить присяжных в заблуждение.

— Все очень просто, — Шарп поднялся с места, демонстративно отряхнув полы серебрящейся мантии, и вышел вперед. — Перед вами лежат все необходимые материалы, подтверждающее неспособность Северуса Снейпа вершить какое-либо колдовство. Учитывая его состояние после проведённого лечения, я авторитетно заявляю, что подсудимый стал сквибом.

По залу прошлась волна шёпота. Снейп продолжал бесстрастно смотреть прямо перед собой.

— Сквибом? — в голосе судьи сквозило недоверие. — Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?

— Видите ли, господин судья, господа присяжные, — Шарп встал в центре зала, заложив руки за спину, — чтобы привести мистера Снейпа к полному физическому выздоровлению, нам пришлось привести его к состоянию абсолютного магического истощения. И, да, мистер Снейп предпочёл лишиться способности вершить колдовство, нежели скончаться от болезни или подвергнуться поцелую дементора. А согласно пятнадцатой поправке к закону о сквибах, любой волшебник, по той или иной причине лишившийся возможности колдовать, не может быть приговорен к допросу при помощи Веритасерума, а также осужден к пребыванию в волшебной тюрьме Азкабан. Соответственно, мне бы хотелось просить уважаемый суд о незамедлительном освобождении Северуса Снейпа из-под стражи.

Зрители возмущённо заулюлюкали. Гермиона с отвращением почувствовала себя свидетельницей средневекового акта инквизиции: если бы у них были камни, они непременно полетели бы Снейпу в затылок. Судья раздражённо перелистывал предоставленные Шарпом бумаги, пытаясь найти хоть какие-то лазейки и несостыковки. Гермиона знала о его предвзятости и помнила, с каким усердием он пытался доказать причастность Снейпа к делам Тёмного Лорда, а потому была готова держать оборону до конца, ведь на её стороне был Шарп и с десяток неоспоримых аргументов в пользу подсудимого.

— Мисс Грейнджер, — будто вспомнив о её присутствии, судья поднял на Гермиону водянистые глаза. — Являясь ассистенткой профессора Шарпа, вы подтверждаете его слова?

Гермиона прочистила горло.

— Да, сэр, — её негромкий голос прозвучал как неуверенный писк. Шарп едва заметно поджал губы.

— Насколько мне известно, надзирателем подсудимого был некий Гордон Моксли, — судья пробежался взглядом по трибуне. — Он присутствует в зале?

Раздался короткий скрип скамьи.

— Да, Ваша честь. — голос Моксли звучал громко и уверенно.

Тревожное предчувствие закипело в желудке. В глубине души Гермиона надеялась, что агрументов Шарпа будет достаточно, но судья даже не пытался скрыть своего желания найти хоть одну причину, по которой можно было бы упечь Снейпа за решётку.

— Это правда, что вы являетесь лицом, ответственным за содержание Северуса Снейпа под стражей? — уточнил судья.

— Да, сэр.

— В таком случае, можете ли вы подтвердить слова, сказанные раннее стороной защиты?

Моксли медлил. Гермиона могла с точностью сказать, сколько миновало ударов её сердца, прежде чем он дал ответ.

— Да, сэр. Подтверждаю.

Гермиона, облегчённо выдохнув, посмотрела на Шарпа. Тот, ни капли не смягчившись, продолжал буравить аврора взглядом. Судья же скорчил недовольную гримасу: крыть было нечем, а категоричность закона о сквибах не оставляла никаких лазеек.

— В таком случае, не вижу никаких препятствий для того, чтобы…

— Однако, я должен кое-что добавить, — Моксли повысил голос; молоток судьи завис над подставкой. — Я целиком и полностью подтверждаю неспособность Северуса Снейпа вершить колдовство, и полностью поддерживаю решение о его освобождении. Но я не могу не сказать о том, что совершила мисс Грейнджер. Я не знаю, может ли это иметь отношение к делу, но её действия никак нельзя назвать законными, а я, как служитель правопорядка, считаю своим долгом доложить об этом.

От лица Гермионы отхлынула кровь. Гробовая тишина в зале била по ушам; казалось, что все присутствующие разом затаили дыхание. Лицо Моксли было спокойным, на нём не читалось ни ликования, ни ненависти. Он бросил на Гермиону короткий, полный ледяного безразличия взгляд, и вновь обратился к судье:

— Некоторое время назад, Гермиона Грейнджер, перевоплотившись в меня, совершила незаконное проникновение в здание Аврората неизвестное мне количество раз в тот момент, когда Северус Снейп находился под стражей. У меня нет оснований подозревать её в иных незаконных манипуляциях, но смею предположить, что её целью были свидания с подсудимым. Я считаю, что факт этого правонарушения нельзя оставлять без внимания.

Судья, получивший, наконец, долгожданную зацепку, с интересом подался вперёд.

— Так-так. И почему же вы не сообщили об этом раньше? Почему не предприняли никаких действий, как служитель правопорядка?

— Мисс Грейнджер шантажировала меня, сэр.

— Вот как, — протянул судья. — Вы можете сказать, что именно стало предметом шантажа?

— Мисс Грейнджер угрожала мне разглашением информации о неприятных событиях, к которым я был причастен во времена обучения в Хогвартсе. Но уверяю, сэр, что понёс наказание за свои детские проступки в полной мере.

Вот и всё. «Детские проступки».

— Я готов дать показания под Веритасерумом, если суд сочтёт это необходимым, — добавил Моксли. — Мне нечего скрывать.

— В этом нет необходимости, — произнёс судья, переводя хищный взгляд на Гермиону. — Я хочу спросить мисс Грейнджер: вы подтверждаете эти слова?

Под пристальным вниманием сотни враждебных глаз, собрав в кулак остатки достоинства, Гермиона поднялась с места. Что бы ни произошло дальше, она не могла подставить Снейпа, выложив всё как на духу. Не после всего, через что им пришлось пройти.

— Да, сэр, мистер Моксли говорит правду. Навещая профессора Снейпа, я преследовала сугубо личные цели.

Шарп, не пытаясь больше держать величественный образ, грубо выругался. Снейп, до сей поры неподвижный как горгулья, обернулся, но Гермиона не осмелилась даже взглянуть на него.

— То есть, вы добровольно, без чьей-либо наводки, пошли на преступление, ради свиданий со своим бывшим учителем, — елейно произнёс судья, но сквозь ласковые ноты в его голосе сочился яд. — Я всё правильно понял, мисс Грейнджер?

У Гермионы тряслись губы.

— Да, сэр.

Зал бесновался. Аврорам понадобилось несколько минут, чтобы восстановить тишину — ещё столько же потребовалось, чтобы присяжные пришли к общему мнению. Для Гермионы эти минуты показались вечностью.

— Что ж, — судья поднялся с места, поправляя накрахмаленные манжеты. — Я не симпатизирую этому решению, но не могу преступить букву закона, а потому не вижу препятствий для незамедлительного освобождения Северуса Снейпа из-под стражи. Но, учитывая обстоятельства, Верховный Суд Визенгамота признаёт Гермиону Джин Грейнджер обвиняемой в шантаже и незаконном принятии облика другого человека без его добровольного согласия. Мера пресечения будет избрана в частном порядке после изучения всех фактов. Заседание завершено.

2014

За время её отсутствия, начальство расщедрилось на установку кондиционера, но Гермиону это совершенно не радовало: капли конденсата, гремящие по жестяному карнизу снаружи, бередили и без того измученную мигренью голову.

Она лежала на сложенных руках, изучая продольные царапины на лакированном покрытии стола, а мыслями была там, дома, где её дочь, закрывшись на семь замков, сидела в одиночестве и пожирала себя за то, в чём виновата не была. Гермиона знала, что в столь тяжёлый момент должна быть рядом с ней, но вполне однозначный звонок от начальства, а также осознание, что они теперь одни и рассчитывать им больше не на кого, заставили её пересилить себя и прибыть на рабочее место.

Экран ноутбука, принесённого из дома, тускло горел, ожидая действий. В открытом документе с её собственными заметками о магической и магловской медицине не было ничего полезного.

Никогда еще Гермиона Грейнджер не чувствовала себя настолько беспомощной.

Она почти машинально взяла в руки телефон и набрала номер дочери, кажется, уже в третий раз за последний час. И как и в предыдущие разы, на том конце провода раздалось тихое, абсолютно равнодушное «да».

— Как ты себя чувствуешь, Бетти? — без особой надежды спросила Гермиона, понимая, что за последние двадцать минут ничего не могло измениться.

— Нормально, — монотонно ответила Бетти. — Не волнуйся, мам.

— Хорошо. Если что, обязательно звони.

Короткие гудки. Бетти, с присущей ей эмпатией, брала трубку каждый раз и каждый раз говорила, что всё нормально. Разумеется, Гермиона не верила. Разумеется, Гермиона понимала, что звонит для того, чтобы компенсировать своё отсутствие. Звонит, потому что боится.

Она перевела взгляд на дисплей ноутбука, и, открыв страницу электронной почты, бесцельно пролистнула сообщения: купоны и акции местного супермаркета, уникальные предложения от фармацевтических компаний, пароли от каких-то смутно знакомых сайтов и…

Письмо от Рональда Уизли. Новое, непрочитанное.

Гермиона, наконец, почувствовала, что ей абсолютно всё равно, что там произошло у Уизли и всего их семейства. Все волнения, связанные со внезапно объявившимся визави из прошлого куда-то улетучились. Куда важнее, что после ухода Северуса ей не на кого было положиться, а значит, контакты с волшебным миром нужно было восстанавливать самой. Чувствуя себя последней мерзавкой, Гермиона нажала на иконку конвертика.

«Гермиона, я понимаю, что тебе все равно, но нам очень-очень нужно увидеться. Мне нужна твоя помощь».

Гермиона даже смутно не представляла, чем она может помочь Рону Уизли спустя столько лет, однако, лелеяла надежду, что Рон Уизли сможет помочь ей. Поэтому, написав скупое приветствие и адрес местной кафешки, где они могли бы увидеться без риска быть замеченными, она отправила письмо и устало откинулась на спинку стула.

1999

Вспышки колдокамер до сих пор мельтешили перед глазами белоснежными всполохами, а ужас от произошедшего волной подкатывал к желудку, вызывая тошноту. Гермиона почти не помнила, как оказалась напротив репортёров, готовых буквально растерзать её за кусочек сенсации, как Снейп, едва освободившись от оков, буквально вытянул её из толпы и поволок к чёрному ходу. Она на заплетающихся ногах шла вслед за ним, едва не теряя на ходу парадные туфли.

— Я знал, что вы склонны к сомнительным авантюрам, Грейнджер, — Снейп, сцапав её чуть выше локтя, нёсся вперёд, как на пожар. — Но такого безрассудства я не ожидал даже от вас! Какого драккла, вы привлекли к делу Моксли, зная, что он точит на меня зуб?

— Вы думаете, я рада, что так вышло? — Гермиона парировала нападки как могла, без лишних нравоучений понимая, что её план заведомо был обречён на провал. — Моксли был единственным шансом передать вам зелье, и только благодаря этому вы сейчас не за решёткой!

— И благодаря этому за решёткой рискуете оказаться вы, бестолковая вы девчонка! — рявкнул Снейп, с силой тряхнул Гермиону за рукав.

— Прекратите уже на меня орать! — гнусаво потребовала Гермиона, насилу вырывая руку. — Бестолковая девчонка, говорите? Тогда вы, — захлестнувшая обида прибавила смелости, и Гермиона в сердцах ткнула Снейпа пальцем в грудь, — неблагодарный, заносчивый мерзавец! Я жалею, что ввязалась во все это! Да любой другой на моем месте не задумываясь оставил бы вас гнить в Азкабане, и знаете, что? Я думаю, что мне стоило поступить так же!

— А я думаю, что вы можете продолжить выяснять отношения позже, — вклинился Шарп, наблюдавший за развернувшейся сценой в десяти футах от них. — У нас есть дела более неотложные, чем ваши очаровательные перебранки.

Отвлекшись на ремарку Шарпа лишь на короткое мгновение, Гермиона вновь подняла глаза на Снейпа; тот смотрел на неё так, будто получил смачную пощёчину. Осознав, что в гневе сболтнула лишнего, Гермиона обогнула его неподвижную фигуру и молча зашагала вперёд.

— Наверху нас, несомненно, уже поджидает орава журналистов, — невозмутимо начал Шарп, когда Гермиона поравнялась с ним; повисшее напряжение его, кажется, ни капли не смущало. — Я пойду первым: моя персона им не интересна, а потому я смогу выиграть для нас немного времени.

Лифт с минуту громыхал у них над головами, прежде чем его двери со скрипом отворились. Гермиона старалась смотреть куда угодно, только не на Снейпа; тот, оказавшись внутри кабинки, демонстративно прислонился к дальней стенке, и, скрестив руки на груди, уставился в волшебный план эвакуации: человечки на нём в панике хватались за головы и курсировали из кабинетов к выходу и обратно.

— Северус пойдет вторым, — продолжил Шарп, нажав нужную кнопку. Кабинка с гулом рванула наверх. — А вы, мисс Грейнджер, пойдете последней.

— Её сожрут с потрохами, Шарп, — на Гермиону Снейп даже не взглянул, обращаясь к целителю поверх её взлохмаченной макушки. — В данный момент для этих акул Грейнджер — наиболее лакомый кусок.

— Но она, в отличие от тебя, может колдовать, — возразил Шарп; Снейп при упоминании своей непривычной особенности, протестующе повел плечами, — и даже в сложившихся обстоятельствах у неё куда меньше недоброжелателей, чем у тебя, мой друг. У вас будут возражения, мисс Грейнджер?

Доводы Шарпа казались Гермионе вполне разумными, и она отрицательно помотала головой. Северус скорчил кислую мину и за оставшиеся полминуты не произнёс больше ни слова, а от стены отлип только тогда, когда лифт, качнувшись, остановился. С заходящимся сердцем Гермиона встала позади него, прислушиваясь к нарастающему гомону по ту сторону дверей.

— Готовы? — Шарп поправил воротник мантии и пригладил безукоризненно зачесанные волосы, будто готовился вести ежевечернее шоу на центральном телевидении. — Ни с кем не разговаривать, интервью и автографы не раздавать, все, что нужно — это как можно быстрее добраться до каминов. Поехали!

Он и Снейп первыми шагнули вперёд, и силуэты их вмиг утонули во вспышках колдокамер. Гермиона поспешила следом; журналисты нагло лезли со всех сторон, наперебой задавая вопросы и тыча перьями прямо в нос.

— Что вы чувствуете сейчас, когда правда, наконец, раскрылась? — высоким голоском прогорланил репортёр с широченными плечами и дурацкой шляпой-котелком, преграждая Гермионе путь.

— Дайте пройти! — она посмотрела поверх плеча верзилы на удаляющуюся фигуру Снейпа. По обе стороны от него шли авроры с палочками наготове, предупреждая особо назойливых представителей прессы, которые в своем стремлении урвать хоть пару слов эксклюзива, теперь обрушили свое внимание на неё.

— Поведайте нашему читателю, как давно ваши отношения вышли за рамки отношений учителя и ученицы, мисс Грейнджер? — раздался над ухом знакомый голос. Гермиона резко обернулась и её лицо оказалось в нескольких дюймах от размалёванной физиономии Риты Скитер.

— Ах вы мерзкая, назойливая….

Протиснувшись мимо здоровяка-журналиста, Гермиона, не помня себя от злости, кинулась на Скитер. Та, то ли от испуга, то ли для пущего эффекта, визгливо вскрикнула и завалилась назад — в руки солидарных коллег, а ведь Гермиона не успела и двух шагов ступить в её сторону. Журналисты вмиг заохали и защелкали колдокамерами, а Рита тем временем, заголосила как Иерихонская труба:

— Нападение на журналиста! Мало того, что опозорилась, спутавшись со Снейпом, так еще и позволяет себе распускать руки! Немыслимо!

Воспользовавшись театральными завываниями Скитер, захватившими всё внимание её коллег, Гермиона припустила вслед за Снейпом и Шарпом. Те ждали её у камина; Шарп так и вовсе стоял в нём одной ногой, облачённой в уже покрытый сажей серебряный ботинок.

— Живы, Грейнджер? — крикнул он, призывно взмахнув рукой. — Чудно, а то Северус уже хотел вернуться за вами!

До камина оставались считанные шаги. Северус, вразрез с его словами, выглядел так, будто мечтал, чтобы её затоптали на месте.

— Гермиона!

Знакомый голос, раздавшийся из толпы, заставил её резко остановиться. Совершенно точно зная, кого увидит, Гермиона медленно обернулась: справа от неё, выделяясь из толпы, возвышалась долговязая фигура Рон Уизли.

Все вокруг замерли, словно по команде. Рон неспешно протиснулся вперёд. Его обычно румяное лицо сейчас выглядело обескровленным.

— Так это правда? — только и произнёс он, нервно сжимая и разжимая кулаки. — Ты и Снейп…

— Пожалуйста, Рон, — взмолилась Гермиона, шаря невидящим взглядом по хищным лицам, окружавшим их: казалось, присутствующие специально расступились, чтобы дать этой сцене развернуться в полную силу. — Я всё тебе объясню, только не сейчас…

— Не сейчас? — озлобленно прошипел Рон: его лицо из бледно-зеленого вмиг стало пунцовым. — А когда? Когда ты нагуляешься и соизволишь, наконец, поговорить со мной? Отвечай на вопрос! Ты спишь со Снейпом?

Гермиона отпрянула и зажала рот ладонью, лишь бы не издать жалкого стона, рвущегося наружу.

— Я не хочу с тобой разговаривать Рон, — она шокированно замотала головой, пятясь назад. Казалось, ещё секунда — и она упадёт в обморок.

— Почему же? Хотя, подожди, может, он для тебя уже Севви? — почти кричал он, давая возможность услышать каждое сказанное им слово всем присутствующим до последнего. — Или вы обзавелись парочкой других милых прозвищ?

— Да как ты можешь?

— Как я могу?! — он упрямо наступал на неё, словно обезумев от злости. — Не я ходил на свиданки к преступнику, чтобы…

— Кажется, мисс Грейнджер вполне отчетливо дала понять, что не желает разговаривать с вами, мистер Уизли.

Гермиона вздрогнула. Снейп тихо, словно тень, вышел из-за её спины, закрывая собой, и встал напротив Рона.

Оказавшись лицом к лицу с бывшим преподавателем, Уизли слегка оробел. И хоть Снейп был уже по меньшей мере на дюйм ниже его, не мог колдовать и в целом выглядел истощённым, он по-прежнему смотрел на Рона сверху вниз.

Рон ненавидел, когда на него смотрели сверху вниз.

— Защищаешь её, Снейп? — выдавил он, выпрямляя спину, чтобы казаться ещё выше. — Неудивительно, ведь Гермиона всегда жалела немощных: сначала домовые эльфы, теперь вот бывший Пожиратель-инвалид.

— Для меня не новость, что вы всегда относились к мисс Грейнджер, как к сердобольной девочке на побегушках. Но раз уж вы считаете меня презренным, как вы выразились, «Пожирателем-инвалидом», почему же вы и ваши дражайшие друзья не избавили её от моего удушающего общества?

Рон открыл было рот, но Снейп вовсе не ждал ответа.

— Не утруждайтесь, я отвечу за вас: потому что в сущности, вам безразлично, где она находится и чем живет, пока вы не нуждаетесь в её помощи. Грейнджер для вас — этакая подружка до востребования.

Вокруг стояла такая тишина, словно в огромном фойе стояли лишь они трое, а не, по меньшей мере, несколько десятков человек.

— Кстати, как там ваш брат? — не давая Рону вклинить и слова, продолжил Снейп. — Насколько я знаю, вы помогаете ему с бизнесом? Я, увы, не могу колдовать, равно как не могу вернуть бедному Джорджу его брата-близнеца, но даже без волшебства мне не составит труда лишить вас уха, так сказать, для пущего сходства. Уверен, ваша матушка не заметит никаких изменений, учитывая, что она никогда не обращала на вас особого внимания.

— Не смей говорить о моей семье в таком тоне, урод! — будто очнувшись, заорал Рон, и рука его метнулась к палочке. Несколько человек охнули; Снейп же даже не шелохнулся.

— Как не стыдно, мистер Уизли, — пожурил он тихо. — Тыкать палочкой в безоружного сквиба. Где же ваша честь?

Видя, что Рон вот-вот потеряет голову, Гермиона вцепилась в рукав Снейпа, пытаясь оттащить его назад.

— Пожалуйста, пойдёмте, — тихо взмолилась она, озираясь на Шарпа: тот так и продолжал стоять одной ногой в камине с выражением абсолютного недоумения на лице. — Оно того не стоит…

— Хотя, о чем я говорю, — игнорируя её мольбы, продолжил Снейп на грани шёпота, — я ведь собственными глазами видел, как вы бежали, поджав хвост, бросив друзей замерзать посреди леса. Не думаю, что мистер Поттер, которому вы всю жизнь преданно заглядывали в рот, малодушно довольствуясь огрызками его славы, оценил этот поступок.

Из пунцового лицо Рона стало багровым: он на дюйм опустил палочку, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

— Да что ты вообще знаешь…

Гермиона понимала: ещё секунда, и Рон сорвется: его всегда было легко спровоцировать, а Снейп в этом искусстве бил все рекорды.

— Северус, я прошу, — её пальцы, впившиеся в холодную кожу его ладони, безудержно дрожали. — Нам нужно идти.

Снейп, отведя взгляд от палочки, ходящей ходуном в ослабших пальцах Уизли, искоса посмотрел на неё.

— Вы правы, — неожиданно легко согласился он. — Ведь если бы мистер Уизли и впрямь хотел поговорить с вами, он бы сделал это куда раньше. Я же не горю желанием растрачивать первые минуты долгожданной свободы на конфронтацию с человеком, способным совершить нечто достойное только ради того, чтобы не ударить в грязь лицом перед более влиятельными друзьями. Что вы, мистер Уизли, только что в очередной раз доказали.

Круто развернувшись, Снейп поспешил к камину, и под страдальческое «наконец-то» от Шарпа, ступил внутрь. Гермиона попятилась следом, глядя в некогда такое родное, а ныне абсолютно чужое лицо. Рон, словно в трансе, едва заметно качал головой, и она не помнила, чтобы он когда-либо смотрел на неё с такой ненавистью. Где-то в толпе продолжала восклицать Рита Скитер, а за спиной шелестело зелёное пламя. Гермиона ступила в камин последней; редкие вспышки колдокамер осветили её лицо, и лишь тогда слёзы покатились по щекам.

Никогда, никогда в жизни она не переживала такого позора.

2014

«Внимание, специальное предложение! При покупке трех пачек наших шоколадных хлопьев, вы получите набор для бадминтона совершенно…»

Клик…

«Смотри мне в глаза, смотри мне в глаза, только в глаза, в глаза…»

Клик…

«Львиные игрунки — уникальный род приматов из семейства игрунковых. Насчитывает четыре вида, распространённых…»

Клик.

Бетти отшвырнула пульт в сторону и откинулась на диванные подушки. Непрекращающаяся головная боль вымотала её окончательно. Она перепробовала всё, что могла: помыла голову горячей водой, помассировала какие-то точки на носу — всё одно, голова продолжала раскалываться вот уже на протяжении нескольких часов.

— Мои родители — волшебники, — в сотый раз за последний час проговорила она вслух, глядя в потолок. Даже после сотого повторения, эта новость не звучала хоть сколько-нибудь ординарно.

Размышляя над этим, Бетти с удивлением для самой себя отмечала, что странности в их доме действительно происходили довольно часто. Просто ни одному адекватному человеку не пришло бы на ум называть это «волшебством».

Например, Бетти ни разу не видела, чтобы мама била тарелки во время ссор целенаправленно, тем не менее, она регулярно вытаскивала из сушилки осколки, что-то причитая про характер и неумение сдерживаться.

Или вот еще: лет пять назад отец каким-то образом разломал свое доисторическое кресло так, что только щепки на ковре лежали, а наутро оно уже было как новенькое, точнее, в том же состоянии, что накануне вечером. Бетти, будучи ребенком, была уверена, что её папа просто умеет всё на свете, включая починку безнадёжно испорченных вещей, но последние новости стали куда лучшим объяснением.

Бетти нашарила рукой телефон и с надеждой взглянула на дисплей: на нём отображались четырнадцать исходящих вызовов, оставшихся без ответа.

Мэйсон не брал трубку. Отойдя от первичного шока, Бетти уже вполне смирилась с мыслью, что нормальным человеком ей не стать, и теперь на место ужаса от произошедшего пришло чувство вины. В глубине души она понимала, что Мэйсон вряд ли захочет с ней разговаривать, однако желание объясниться заставляли её названивать ему снова и снова.

После еще нескольких неудачных попыток дозвониться, Бетти поднялась с дивана и поплелась к себе в комнату. Хотелось просто лечь.

Дверь в спальню родителей оказалось открытой. Она частенько бывала в ней с мамой, но никогда — в присутствии отца. У него было много, очень много книг, в сторону которых запрещалось даже дышать, и чертёнок на плече Бетти моментально подсказал ей, что нужно делать.

«Ну, раз он ушел без них, значит, не такие уж они и важные», — почти мстительно рассудила она, на всякий случай поплотнее закрыв за собой дверь.

Комната родителей представляла собой нечто неординарное: простая кровать, две тумбочки и три огромные, во всю величину стен, книжные полки. Они пестрили самыми разными томами, в основном, очень старыми. Заложив руки за спину, Бетти с любопытством задрала подбородок и принялась обходить владения отца.

Бетти Снейп очень любила книги.

Некоторые из них выглядели так, будто к ним никогда не притрагивались — другие же были замусолены до такой степени, что едва держались в переплёте. Взгляд Бетти упал на одну из них: с грубым красным корешком, пошедшим нитками, и стёртыми позолоченными надписями. Она стояла на верхней полке и выглядела невероятно старой по сравнению с более современными соседками. Несмотря на невзрачный вид книги, рука словно сама потянулась именно к ней, и Бетти, встав на цыпочки, осторожно сняла том с полки. Были свои плюсы в том, что ростом она пошла в отца.

На обложке было очень много непонятного текста, выглядел том и впрямь очень старым, но, что более важно — он не открывался. Совсем, будто все его странички разом слиплись между собой, как если бы на них пролили сладкую газировку. Бетти изо всех сил потянула твёрдую обложку на себя, но книга не поддавалась. Попробовала открыть зубами — аналогично. Взяла с прикроватной тумбочки ножницы и попыталась поддеть обложку — безрезультатно.

— Да что же с тобой такое? — озадаченно спросила Бетти у книги, крутя её так и эдак. — Как-то же ты открываешься?

Повертев книгу еще с минуту, Бетти заметила одну странность: буквы на корешке выглядели затёртыми, в то время как обложка сияла позолотой, как новая. Бетти осторожно провела пальцами по выцветшим буквам сверху вниз, и книга вдруг крупно задрожала в её руках.

Охнув от неожиданности, Бетти уронила книгу на пол, но, спохватившись, тут же плюхнулась следом. Том раскрылся сам собой; все его страницы были совершенно пустыми. Справившись с первичным разочарованием (столько мучений ради какого-то блокнота!) и пролистав книгу от корки до корки дважды, Бетти заметила крошечный кусочек пергамента вложенный между последними страницами: хоть она никогда и не видела пергамент живьём, знаний истории вполне хватало, чтобы с точностью сказать, что это был именно он. На одной из сторон было что-то написано красивым, витиеватым почерком. Склонив голову, Бетти вчиталась в текст.

«Я всё достал, приступаешь завтра. И будь добр, постарайся сделать так, чтобы она ничего не заподозрила. Это в твоих интересах.

Ф.Р.Ш.»

Бетти еще раз перечитала сообщение, но яснее от этого не стало. Что достал, к чему приступаешь? И что еще за «Ф.Р.Ш.»?

Внизу хлопнула дверь, и Бетти подскочила с места, словно ужаленная. Замешкавшись лишь на секунду, она сгребла бумажку в ладонь и вернула книгу на место. Матери свою находку она решила не показывать: в конце концов, родители очень долго скрывали от неё слишком многое, чтобы делиться с ними своими секретами.

1999

Шёл дождь. Почтовая сова, едва шевеля крыльями, прорывалась сквозь потоки ливня, вихляя из стороны в сторону под резкими порывами ветра. Спикировав на карниз накренившегося здания, она воинственно толкнула сипуху, попытавшуюся клюнуть её в глаз. Слева от них огромный филин, важно поблескивая эмблемой Пророка, пытался силой пробиться вперёд, чудом держа равновесие. Истерично верещали крошечные сычики: их сил попросту не хватало, чтобы вклиниться в вереницу более крупных собратьев. Каждая из птиц — а их здесь было не меньше дюжины — считала своим долгом доставить корреспонденцию раньше соратников, но удача не улыбнулась ни одной из них: окно, в которое настойчиво тарабанили совы, было заперто и наглухо занавешено изнутри.

В кабинете царил полумрак. Серая больничная лампа отбрасывала тусклую лужицу света на глянцевую поверхность письменного стола, играя отблесками на трех стеклянных пузатых бокалах. Непроизвольно всхлипывая, Гермиона Грейнджер наблюдала, как янтарная жидкость, причудливо переливаясь, наполняет их один за другим.

— Выпейте, — велел Шарп, звякнув стеклянным горлышком по краю бокала. — Полегчает.

Не колеблясь ни секунды, Гермиона залпом опрокинула в себя три пальца Огневиски. Крепкий напиток моментально опалил горло; чувствуя, как жгучая лава наполняет сведённый желудок, Гермиона снова обхватила руками колени, прижимая их к груди. Наплевав на все законы приличия, она с ногами забралась в кресло, скинув треклятые туфли, и сидела так уже добрых полчаса — обескураженная, отчаявшаяся, опустошённая. Тяжёлые мысли зроем гудели в голове, вытесняя одна другую.

— Постарайтесь взять себя в руки, мисс Грейнджер, — терпеливо произнёс Шарп под глухой стук в окно: журналистские совы, не желая больше мокнуть под дождём, разошлись не на шутку. — Северус, не желаешь присоединиться? Нам многое нужно обсудить.

Снейп, стоявший в тени, лениво поднял взгляд. Сходу протащив Грейнджер к креслу, тем самым, не дав ей зайтись в истерике прямо на ковре возле камина, он самоустранился в угол кабинета и до сей поры безучастно и бесцельно перелистывал периодическое издание о консервативных методах лечения обсыпного лишая.

— Прежде, чем что-то обсуждать, — он отложил журнал и скрестил руки на груди: рукава одолженной у Шарпа мантии были длинноваты, но хотя бы скрывали уродство тюремной робы, — я хотел бы услышать объяснения тому вдохновенному фарсу, участником которого мне довелось стать.

Шарп откинулся на спинку кресла, выжидающе вздёрнув кустистые брови.

— Довольно пространных метафор, Северус. Говори прямо.

— Я могу понять мисс Грейнджер, — Снейп встал позади кресла, в котором по-прежнему тихонько икала Гермиона: — обострённое чувство справедливости толкало её на откровенно идиотские поступки ещё в школьные времена. Но ты ведь не альтруист, Шарп, мы оба это знаем. Что же побудило тебя прекратить эту трагикомедию с моим псевдолечением и вытащить меня из заключения именно сейчас?

Шарп пожал плечами:

— Я здесь не при чём, Северус. Благодари мисс Грейнджер и её безудержный энтузиазм.

— Энтузиазм? — Снейп горько усмехнулся, тряхнув гривой до безобразия отросших волос. — Если ты считаешь, что девчонка, скованная обстоятельствами, которые вынудили её плясать под твою дудку — идеальная марионетка для твоих экспериментов…

— Хватит говорить обо мне в третьем лице, будто меня здесь нет, — тихим, но твердым голосом произнесла Гермиона, задрав голову так, чтобы можно было посмотреть Снейпу в лицо. — Я уже поняла, что вам привычнее видеть меня девочкой на побегушках, но, чтоб вы знали, это я уговорила профессора Шарпа продолжить лечение и добиться вашей амнистии. А если вы сейчас опять заведёте свою любимую песню про то, что я защищала вас только ради помощи родителям — я вас заколдую.

Шарп устало потёр шею: по крайней мере, диалог сдвинулся с мёртвой точки, а девчонка перестала рыдать и обрела дар речи. Меньше всего он мечтал на старости лет утешать экзальтированного ребенка с тонкой душевной организацией в состоянии эмоционального потрясения.

— Не понимаю, чем ты недоволен, Северус, — поддакнул он. — Ты на свободе, в относительном здравии, с тебя сняты все обвинения. Будь я на твоем месте, я бы уже валялся у мисс Грейнджер в ногах и благодарно целовал подол её мантии.

Снейп хотел ещё что-то сказать, но передумал. Гермиона проследила за ним взглядом: целовать подол её мантии он, конечно, не стал, но хотя бы соизволил занять свободное кресло. Шарп, воспользовавшись паузой, разлил Огневиски по двум пустым бокалам: Снейп был единственным, кто даже не притронулся к питью, с угрюмым безразличием рассматривая поблескивающее в стекле жидкое золото.

— Свобода — слишком громкое слово, — кисло отметил он. — Я так и не был оправдан. Ваш план по превращению меня в сквиба сработал безупречно, вот только для общественности я по-прежнему убийца и предатель. Помимо прочего, мисс Грейнджер, в очередной раз продемонстрировав поразительную неординарность мышления, выставила меня растлителем малолетних.

Гермиона, приложившаяся к своему бокалу, едва не поперхнулась.

— Во-первых, я уже давно совершеннолетняя, — невпопад выпалила она, словно это могло как-то спасти ситуацию. — Во-вторых, если кто-то от моих слов и пострадал — так это я! Уверена, Скитер сейчас бьётся в экстазе над заголовком для очередной мерзкой статьи.

— Не только она, — подметил Шарп, указывая на окно, которое уже ходило ходуном под напором разъярённых сов. — Завтрашние тиражи будут разбирать, как горячие пирожки. Что и говорить, занятное представление вы устроили, мисс Грейнджер.

Гермиона злобно сверкнула глазами в его сторону. Шарп раздражающе быстро менял свою позицию по отношению к ней: вот только пытался успокоить, а теперь вновь подначивал, словно намеренно выводя на эмоции.

— Хотите меня виноватой выставить? Если бы бумаги не пропали, а Моксли не нарушил договор…

— То вы бы сейчас с триумфом грелись в объятиях мистера Уизли, — едко бросил Снейп из своего кресла. — Однако, увы, карета оказалась тыквой, а принц — рыжим неудачником, который не умеет отличать чёрное от белого.

Гермиона, едва не подпрыгнув в кресле от возмущения, переключила свой гнев на Снейпа:

— Зато вы повели себя, как настоящий рыцарь, своим заступничеством свалив на наши головы ещё больше компромата!

Алкоголь гнал кровь по венам, распаляя её ещё сильнее. Снейп, напротив, безразлично втянул голову в плечи и прикрыл глаза, словно намеревался вздремнуть.

— Вы и сами не лучше. Не вы ли цеплялись за меня как взаправдашняя супружница на глазах у сотни журналистов? Перестаньте искать виноватых. Я предупреждал, что связываться с Моксли опасно, вы меня не послушали — вот вам результат.

— Если бы я не связалась с Моксли, вы бы сейчас читали морали не мне, а тюремным паукам!

— А вам-то какая от этого печаль? — горько спросил Снейп. — Раз уж вы так меня ненавидите…

— Я вас не ненавижу, — пристыженно шикнула Гермиона; опустошённое выражение на его лице после её злых слов, вырвавшихся наружу, до сих пор стояло перед глазами. — Вы орали на меня и чуть не вырвали мне руку, а я была слишком расстроена, чтобы отдавать себе отчёт…

Где-то наверху раздался громкий треск, а ещё через секунду из камина вывалилась помятая, вымазанная сажей сипуха. Распри в кабинете тут же прекратились; отряхнувшись, птица вспорхнула на стол и горделиво выставила вперёд лапку, демонстрируя присутствующим свиток, алеющий сургучной печатью Министерства.

— Поздно выяснять, что нужно было делать, а что — нет, — рассудительно произнёс Шарп, аккуратно отвязывая послание от лапки совы. — Куда важнее, что делать дальше.

Гермиона вытянулась в струну; даже Снейп, не сумев побороть любопытство, искоса наблюдал, как трескается в руках Шарпа сургучная печать, как он долгую минуту бегает глазами по тексту, всё сильнее хмурясь с каждым прочитанным словом.

— Это вам, мисс Грейнджер, — он протянул Гермионе пергамент. — Только, умоляю, не впадайте снова в истерику. Моё старческое сердце этого не выдержит.

Осторожно, будто пергамент мог в любой момент превратиться в многоглавое чудище, Гермиона приняла свиток из рук целителя. Мелкий печатный шрифт был ей до боли знаком и не сулил ничего хорошего.

«Мисс Гермиона Грейнджер,

Доносим до вашего сведения, что в соответствии с постановлением Верховного Совета Визенгамота, вы обвиняетесь в незаконном принятии облика другого человека без его добровольного согласия в целях получения личной выгоды (ч.1 п.5 Закона «Об ответственном использовании магии превращения»). Кроме того, вы обвиняетесь в шантаже и вмешательстве в работу служителей общественного правопорядка в лице Гордона Р. Моксли. Пока уточнение обстоятельств дела не будет завершено, вам запрещено пользоваться волшебной палочкой, а также покидать территорию Великобритании. Дату и время слушания по делу мы сообщим в отдельном письме.

P.S. По возможности дайте сове кусочек имбирного печенья.

Главный секретарь собрания Визенгамота

Сэр Освальд Ривз».

Шарп задумчиво поглаживал сипуху по взъерошенным перьям. Гермиона кусала губы, лихорадочно прыгая взглядом по строчкам.

— Дайте уже сюда, — не дождавшись объяснений, Снейп буквально вырвал пергамент из её ослабших рук, и склонился над ним, едва не чиркая по бумаге носом: в полутьме текст был едва различим, а Снейп по обыкновению своему выбрал самый затенённый угол.

— В одном ты был прав, Северус, — без веселья произнёс Шарп. — Моксли своим фортелем сильно попортил нам планы.

Он проследил за рукой Гермионы, которая бессознательно потянулась к бутылке Огневиски — дурной знак для человека, который в жизни не пил ничего крепче сливочного пива

— Я устал повторять, что привлечение Моксли было идиотизмом на грани полоумия, и я удивлён, что ты не препятствовал этому, — Снейп брезгливо отшвырнул пергамент, словно потрошёную рогатую жабу. — Ты же видел, что у девчонки отсутствует инстинкт самосохранения: неужели нельзя было убедить её не совать голову в пасть льву?

— Она взрослый человек, и я ей не нянька, — жёстко ответил Шарп, стягивая со стола почти опустевшую бутылку: мисс Грейнджер, уже успевшая пригубить ещё полстакана, всерьёз вознамерилась впасть в алкогольную кому. — А если ты не можешь избавиться от комплекса наседки, который навязал тебе Дамблдор — так это не мои проблемы.

— Здесь что-то нечисто, — пробормотала Гермиона, уныло бултыхая остатки виски на дне бокала; какая-то навязчивая мысль вертелась у неё в голове, но никак не хотела обретать конкретную форму. — Мне кажется, мы что-то упускаем.

— И вы надеетесь, что полбутылки Огневиски добавят вам ясности сознания? — поинтересовался Снейп. — Уверяю вас, это так не работает.

Гермиона ответила взглядом, полным глубокой задумчивости. Снейп с осуждением взирал на неё своими выразительными, умными, чертовски красивыми глазами. Разобраться, почему они показались ей таковыми, Гермиона решила как-нибудь потом.

— Я понимаю, что вы ненавидите Моксли, но я пытаюсь мыслить трезво.

Шарп резко прыснул в кулак, и сова, задремавшая на краю стола, едва не сверзилась с насиженного места.

— У вас плохо получается, — с усталым вздохом заверил Снейп. — Давайте ближе к сути.

Гермиона отставила стакан и крепко зажмурила глаза — это помогло худо-бедно визуализировать логическую цепочку, пока она не рассыпалась окончательно.

—Я предложила Моксли взаимовыгодное сотрудничество: он обеспечивает мне беспрепятственный допуск в вашу камеру, а я делаю так, чтобы вас не допрашивали с помощью Веритасерума. Для этого вы должны были стать сквибом, но мы не могли полностью лишить вас магии. Зелье, которые вы принимаете, просто блокирует магические потоки, замораживая действие проклятия, но не истощает саму магию. Пока вы пьете его, вы не можете колдовать, но и жизни вашей ничего не угрожает. Как только вы перестанете его принимать — всё начнется сначала. Именно поэтому профессору Шарпу пришлось позвать знакомого эксперта, чтобы тот подделал результаты теста. Моксли присутствовал во время экспертизы и видел всё своими глазами.

Снейп, не впечатлённый мозговым штурмом, смотрел на неё, подперев щёку рукой.

— И что вы хотите этим сказать?

Гермиона взяла паузу, чтобы перевести дух. Долгие размышления давались ей очень нелегко.

— Моксли — аврор. Он знает, что сквибов с Веритасерумом не допрашивают, и я никак не смогла бы на это повлиять. Неважно, знал он о пропаже бумаг или нет, без ваших показаний я не могла бы использовать их в суде. Ничего не мешало ему свидетельствовать против вас, но он этого не сделал. Почему?

Меж бровей Снейпа пролегла глубокая морщина. Гермиона, наконец, смогла подобраться к главном вопросу, который так мучил её всё это время.

— Я разговаривала с ним по поводу того инцидента в Коукворте. Он не нападал на вас, не так ли?

И без того бледное лицо Снейпа посерело. Гермиона поняла: своим предположением она попала точно в яблочко.

— Вы сами попросили его вас убить, — на выдохе произнесла она. — Но он не согласился. Более того, на суде он ни слова не сказал против вас. А значит, хотел подставить именно меня.

— Неудивительно, — выразительно кашлянув, встрял Шарп, подчёркнуто игнорируя вскрывшиеся факты о попытке Снейпа свести счеты с жизнью. — Никто не любит, когда его шантажируют, мисс Грейнджер. Возможность выступить в суде стала для него отличной почвой для мести.

— Вы правы, — слишком буднично для откровения такого масштаба, произнёс, наконец, Снейп. — Я действительно просил Моксли убить меня. Я был подавлен, моё физическое состояние оставляло желать лучшего. Соглашусь, что он поступил благоразумно, не поддавшись искушению отомстить ненавистному учителю, но не ищите в этом благородства. Он изворотливый мерзавец, действующий лишь в собственных интересах. Уверен, ему просто не хотелось объяснять начальству обстоятельства моей смерти, ведь на тот момент она была лишь вопросом времени.

— Он не желает вам смерти. Никогда не желал, — покачала головой Гермиона. — И он действительно раскаивается в содеянном.

— Послушать вас, так Моксли можно смело причислять к лику святых, — безынтересно отметил Шарп. — Зачем ему подставлять вас, если его шкура уже была вне опасности?

— Я не знаю, — призналась Гермиона. — До заседания мне казалось, что он сам выкрал бумаги. Это было бы для него проще простого, ведь документы всё это время хранились в здании Аврората.

— Гениально, — бесцветно похвалил Снейп. — Надеюсь, не в его личном ящике?

— Нет, в общем хранилище. О пропаже мне сообщил Гарри. Аврорат уже начал внутреннее расследование.

— Наступит ли тот момент, когда в моей жизни перестанет фигурировать имя Поттера? — посетовал Снейп в пространство, не надеясь на ответ.

— И вот ещё что, — продолжила Гермиона, покончив с остатками Огневиски. — Я разговаривала с Моксли накануне заседания. Не было похоже, что он знает о пропаже компромата, более того, он уточнил, в силе ли наша с ним договорённость. Знаете, можете считать меня глупой, сентиментальной — какой угодно, но на суде он совершенно точно не выглядел ликующим. Скорее, несчастным.

— Вы чересчур увлеклись, обеляя Моксли в собственных глазах. — Снейп с неодобрением косился на её опустевший стакан. — Не слишком ли вы доверяете своей интуиции?

— Не слишком, — просто ответила Гермиона. — Она ведь подсказала мне, что вы не можете быть преданным слугой Волдеморта, когда все вокруг были убеждены в обратном. Нет, я уверена, что компромат на Моксли выкрал кто-то другой.

— Мне кажется, или мы слишком много времени уделяем персоналии Гордона Моксли? — Шарп, совершенно ребячески опустив голову на сложенные руки, демонстративно взглянул на часы. — В самом деле, у нас есть проблемы поважнее.

Согласно кивнув, Гермиона пододвинула к себе пергамент с постановлением и вновь пробежалась глазами по строчкам.

Запрещено покидать Великобританию.

Запрещено пользоваться палочкой.

Её моментально бросило в жар, и резко — в холод. Только сейчас до неё дошёл ужасающий смысл наложенного предписания.

— Что с вами, Грейнджер? — с недоумением спросил Шарп, заметив перемену в её настроении: минуту назад девчонка вела себя необычайно напористо, а тут вдруг снова расклеилась.

— Я не знаю, что делать, — прошептала она — Идти мне некуда, колдовать запрещено. Я не смогу уехать из страны, а значит, не смогу помочь родителям. Снаружи меня не ждёт ничего, кроме презрения и плевков в спину. От меня отвернулись даже самые близкие. Почему на заседании не было ни Гарри, ни Кингсли? Я уже молчу о Минерве и остальных. Они ведь не могли не знать.

Не вопрос, а утверждение. Снейп, нахохлившись, смотрел в одну точку; Гермиона искренне понадеялась, что ему, в отличие от неё, действительно всё равно.

— Такое случается, мисс Грейнджер, — с горечью произнёс Шарп. — Иногда людям проще забыть о существовании человека, чем лезть за него на амбразуру. Я и сам когда-то через это прошёл.

Гермиона посмотрела на Снейпа: замотанного в тюремное тряпье, измотанного, уставшего до безразличности. Мрачная, угрюмая саркастичность, намертво въевшаяся в него за годы отчуждения, отнюдь не делали его приятным человеком. Но если даже те, кто были обязаны ему жизнью, предпочли бросить его на произвол судьбы — тогда она явно ничего не понимала в людях.

— Ну, восстановить вашу репутацию по щелчку пальцев не в моих силах, — Шарп, с видом фокусника, держащего интригу, запустил пальцы в нагрудный карман халата, — однако, кое в чём я подсобить смогу.

Гермиона и Снейп в четыре глаза уставились на его раскрытую ладонь, на которой покоился очень старый на вид ключ.

— Когда я только приехал в Англию, у меня за душой не было ни гроша, — пояснил Шарп, смакуя каждое слово. — Мне пришлось обосноваться в заброшенной лесной хижине, и за несколько лет мне удалось превратить её в приличное жилище. Там даже есть лаборатория, в которой вы, мисс Грейнджер, сможете проводить свои презабавные исследования.

— Мне нельзя пользоваться палочкой, — сокрушённо произнесла Гермиона: первичная эйфория от огневиски окончательно исчезла, оставив за собой полное опустошение, граничащее с отчаянием. — От меня и так было немного толку…

— В любом постановлении есть лазейки, — отмахнулся Шарп: своим великодушием он надеялся произвести куда больший эффект. — Уверен, вы, мисс Грейнджер, с вашей способностью находить выход даже из самой непроглядной задницы, точно что-нибудь придумаете. Правда, я рассчитывал поселить там только Северуса, даже портал подготовил, но, думаю, вы и вдвоём прекрасно устроитесь. Домишко, конечно, не вилла, но вы сами сказали, что податься вам некуда. А Северусу даже показываться на люди сейчас небезопасно, тем более, возвращаться в отчий дом. Так что, дети мои, пользуйтесь, живите, ищите и обрящите.

Он переводил взгляд со Снейпа на Гермиону и назад, словно ожидал, что те разразятся аплодисментами и слезами благодарности.

— Ну, вы что, ничего не хотите сказать дядюшке Шарпу? — разочарованно спросил он. — Я, между прочим, мог бы озолотиться на интервью с комментариями о вашей сладкой парочке, но вместо этого, стою тут и разыгрываю из себя крестного папочку.

Снейп поднялся с кресла так резко, что пустой стакан Гермионы со звоном подпрыгнул на столе. Не хватало лишь чёрной мантии — тогда можно было бы точно сказать, что былой Северус Снейп, с его фирменной резкостью движений, наконец вернулся.

— Спасибо, — ровным голосом поблагодарил он, протягивая руку для рукопожатия, но вразрез со сказанным, взгляд его не излучал искренней благодарности. — Я этого не забуду.

— Полно тебе, Северус, — хохотнул Шарп и охотно пожал протянутую пятерню. — Не чужие люди. Главное, следи, чтобы мисс Грейнджер не слишком уходила в себя.

Снейп оглянулся: Гермиона снова хлюпала носом, подтянув колени к груди. Кажется, они вернулись к тому, с чего начали.

2014

Бетти раздражённо щёлкала пальцами по клавишам. Старенький ноутбук, который она умыкнула из маминой сумки, грелся так, что жёг оголённые коленки, но даже это не могло остановить пытливый детский ум, который жаждал доказательств.

«Школа Хогварц».

«Северус Снейп волшебник».

«Северус Снейп учёный».

«Ф.Р.Ш что это такое»

На все запросы поисковая система отвечала абсолютной пустотой. Бетти могла понять, почему не упоминается магия: о её существовании обычные люди вообще не должны были знать. Но вот почему в интернете не было совершенно никакой информации об отце, оставалось загадкой. Если он действительно был учёным, значит, занимался исследованиями, которые обязательно должны были быть хоть где-то зафиксированы. Или родители и тут умудрились наврать ей с три короба?

В крошечном коридорчике, разделяющем её и родительскую комнаты, раздались шаги. Бетти резко притихла, захлопнув ноутбук: расследование проводилось в статусе абсолютной секретности, а мама, беспокоясь о её самочувствии, могла заглянуть в любой момент. Приходилось держать ухо востро, шарахаясь от малейшего шума.

К счастью, движение за дверью прекратилось. Убедившись, что поиски информации в интернете ничего не дадут, Бетти отложила ноутбук и опрокинулась на подушки, прислушиваясь к себе: голова почти не болела, но сердце колотилось так, будто готовилось выскочить из груди. Количество вопросов возрастало с каждым часом, но ответы на них предстояло искать самой: она и так влезла своим носом, куда не следует, вскрыв эту странную книжку и обнаружив в ней не менее странное послание.

Бетти накрылась одеялом с головой и вгляделась в черную пустоту, пытаясь сосредоточиться. Спустя несколько минут, перед глазами поплыли разноцветные круги. Бетти зажмурилась сильнее: среди кругов вырисовывалось нечто, похожее на кривоватый куб, но не успела она присмотреться, как куб вспыхнул ярко-красным вполохом — и в следующую секунду сердце пронзила острая, резкая боль.

Вынырнув из-под одеяла, Бетти принялась хватать ртом воздух, будто не дышала по меньшей мере минуту. Через всё тело будто прошла раскалённая волна, а спину прошиб холодный пот. Она даже не успела как следует испугаться: боль прекратилась так же внезапно, как началась. И как раз в этот момент — ни минутой раньше, ни минутой позже — в дверь постучали. Бетти зачем-то натянула одеяло до самого подбородка и заёрзала на подушках, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.

— Да?

— Можно? — спросила мама из коридора, и, не услышав возражений, приоткрыла дверь.

Бетти едва не разинула рот от удивления. Она, конечно, априори считала свою мать красивой, но никогда не видела её такой. Обычно она предпочитала просторные хлопковые одежды: размашистые рубашки, широкие шаровары, пыльного цвета сандалии, делающие её немного похожей на хиппи. Поэтому, неудивительно, что красное платье вкупе с непривычно выразительным макияжем, вызвали такую реакцию.

— Нравится? — смущённо поинтересовалась Гермиона, неловко крутанувшись вокруг своей оси.

— Нравится, — хрипловато ответила Бетти, приподнимаясь на локтях для лучшего обзора. — А в честь чего?

— Встреча по работе, — Гермиона замялась лишь на секунду, но этого хватило, чтобы в прищуренных глазах дочери промелькнуло подозрение. — Прилетает старый знакомый из Англии, и нам нужно обсудить с ним детали… сотрудничества.

— Папа знает?

Бетти была на редкость проницательным ребёнком. Гермиона сглотнула противный, горчащий на корне языка ком, и, присев на краешек кровати, робко протянула руку. Бетти без сопротивления вложила холодные пальцы в её собственные — наманикюренные, украшенные изящными тонкими кольцами.

— Пойми, малышка, мне теперь больше не на кого рассчитывать. Поэтому, приходится налаживать старые связи. Но, если бы я знала, где твой отец, то непременно бы ему сообщила.

Сказанное было правдой лишь отчасти: если бы Северус узнал, с кем именно она собирается встретиться, всё закончилось бы как минимум одним летальным исходом.

— Отец же обещал, что никуда не уйдет, — сказала Бетти так, будто это было общеизвестной истиной, не терпящей возражений. — Значит, скоро вернётся.

Её крохотный, привычный мир, перевернулся с ног на голову. Даже несмотря на то, что натянутые отношения с отцом за последний месяц лишь ухудшились, Бетти и думать боялась о том, что он бросил их сейчас, когда она только узнала, наконец, правду.

— Я буду поздно, — с щемящим сердцем Гермиона ласково мазнула губами по впалой щеке дочери. — Пожалуйста, никому не открывай. И позвони, если услышишь или увидишь что-то подозрительное.

— Хорошо, — Бетти проводила маму задумчивым взглядом, и лишь когда та оказалась у двери, нерешительно окликнула: — Знаешь, мам, мне почему-то кажется, что папе сейчас очень плохо.

Гермиона до побелевших костяшек стиснула дверную ручку.

— Нам всем сейчас тяжело, Бетти.

Она не знала никого, кто был бы более сильным, смелым и стойким, чем её муж, но впервые за долгие годы в сердце закралось подозрение, что на этот раз Северус не справится.

1999

— Пожалуйста, прекратите выть. Здесь в округе наверняка полно волков.

Гермиона поелозила пяткой застывшей ступни по грубой мешковине, в которую было обернуто слабое подобие кровати. Шарп не соврал: хижина, в которой им предстояло ютиться, оказалась убогой избой с печным отоплением, слоем пыли толщиной в несколько дюймов и полным отсутствием удобств. Единственным плюсом была лаборатория, вход в которую находился прямо в полу, но приставная лестница, прислонённая к стене, навязчиво напоминала о том, что об использовании магии им обоим стоило забыть.

— Извините, — икнула Гермиона, прикладываясь к горлышку бутылки. Забродившее вино было кислющим и безумно вязало рот, но ей было всё равно. Всё, чего хотелось на данный момент — забыться, ни о чём не думать и ничего не вспоминать.

— Перестаньте вести себя как мнительный подросток. Вы взрослая женщина, — взывал Снейп, вышагивая туда-сюда по крошечной комнате с настолько низким потолком, что, выпрямляясь в полный рост, он едва не цеплял его макушкой. Было загадкой, как Шарп, при его-то габаритах, умудрялся здесь жить, ещё и проводить какие-то исследования.

— Мне надоело, — Гермиона подняла взгляд, насилу фокусируясь на маячащей перед глазами фигуре. — Надоело постоянно о чём-то думать, что-то решать. Надоело быть сильной, понимаете?

Снейп выглянул в покосившееся окно: на чернильном небе белела полная луна. По всей видимости, хижина находилась где-то в лесах Ирландии, и оставалось лишь надеяться, что в этих краях не водились общины оборотней.

— Понимаю. Но у вас нет другого выбора. Учитесь достойно принимать те обстоятельства, на которые уже никак не можете повлиять.

— Как вы справлялись, сэр? Вас столько лет презирали, ненавидели…

— Не так давно вы называли меня Северусом, — проигнорировав вопрос, Снейп отвернулся от окна и закатал рукава рубашки, расшитые весёленьким болгарским узором. В рассохшемся шкафу оказалась пара приличных вещей, которые Шарп не потрудился забрать, тюремная же одежда полетела прямиком в печь. — Не вижу смысла что-то менять. В конце концов, нам с вами теперь придётся как-то жить. Гермиона.

Гермиона кивнула. Горящие от вина щёки запылали ещё жарче.

— Вы спросили, как я справлялся, — усмехнувшись над её смятением, напомнил Снейп. — Так вот, никак. В пик моей «популярности» никто не осмеливался вступать со мной в открытую конфронтацию, а обидные прозвища из уст студентов, пустяковые диверсии и грязные слухи были наименьшими из моих проблем. Простите за нескромность, но в то время мало кто смог бы выстоять со мной на дуэли, а выйди я сейчас в центр Косого Переулка — меня вмиг разорвут на части. Так что всё относительно.

Поставив бутылку на пол, Гермиона поднялась на ноги, с трудом сохраняя равновесие. Щербатая доска моментально ссадила ступни, но она и не думала надевать опостылевшие туфли, шаткой походкой направляясь к присевшему на подоконник Снейпу. В свете луны его силуэт выглядел зловеще, но Гермиона уже давно его ни капельки не боялась.

— Очень странная штука жизнь, не так ли? — фраза прозвучала излишне помпезно, но ей было наплевать. — Казалось только недавно Рон заводил разговор о нашей будущей свадьбе, о детях — а теперь я для него, наверное, самый ненавистный человек на планете.

— По кому уж точно не стоить горевать, так это по недоумку Уизли, — пренебрежительно произнёс Снейп; Гермиона стояла непозволительно близко, но он и не думал отстраняться. — Он не стоит ваших слёз.

— Я знаю. Но всё равно спасибо, что вступились за меня.

Всё-таки был в алкоголе один существенный плюс: слова, которые она так долго держала в себе, вырывались наружу с поразительной лёгкостью. Снейп, не польщённый, пожал плечами. Длинные сосульки грязных волос синхронно качнулись, свисая по обе стороны от лица: необходимо было срочно выяснить, была ли в этом доме хоть какая-то возможность принимать водные процедуры.

— Это было несложно, — без бравады произнёс он. — По сравнению с тем, что сделли вы, чтобы спасти меня от смерти — капля в море.

Тишина лесной чащи обволакивала их неказистое убежище плотным покрывалом, чтобы ни одна живая душа не могла услышать их откровения. Гермиона долго-долго смотрела на Снейпа глазами, полными слёз.

— У меня ведь было всё, — почти шёпотом произнесла она. — Любящие родители, друзья, планы на будущее. Я могла стать выдающимся целителем, работником министерства, инспектором по защите прав маглов. А стала мошенницей со страниц жёлтой прессы.

Снейп молчал. Гермиона размашисто помотала головой; слёзы, разлетаясь по сторонам, серебрились в свете луны.

— Но ничего страшного. У меня же есть вы.

Он мог бы сказать, что он ей не мама-утка. Он мог бы сказать «спасибо за всё, но на этом наши пути расходятся», и откланяться, растворившись в ночной тьме. Ничего не мешало ему уйти прямо сейчас, но вместо этого, он просто притянул Гермиону к себе и крепко обнял.

— Мне жаль, — тихо сказал он. — Мне правда жаль.

Гермиона прислушивалась к биению его сердца: ровному, сильному, ритмичному. Слёзы быстро впитывались в рубашку; от него по-прежнему пахло сыростью тюремной камеры, а торчащие рёбра больно впивались в щёку. Будучи одним из сильнейших магов своего поколения, он не смог бы совершить волшебство, подвластное первокурснику, но здесь и сейчас, в кольце его рук, Гермиона впервые за долгое время чувствовала себя защищённой.

— Я когда-нибудь нравилась вам, Северус? — осмелев, выпалила она, не испытывая ни стыда, ни смущения. В конце концов, он сам сказал: она взрослая женщина.

— Ну, вы всегда выделялись среди своих бестолковых друзей тягой к знаниям и не полной резистентностью к здравому смыслу.

— Я не это имею в виду.

Конечно же он понимал, что она имеет в виду.

— Ни в коем случае, — низкий голос успокаивающее вибрировал в его груди, и Гермиона вдруг почувствовала, как нестерпимо клонит в сон. — Я ведь уже говорил: я не засматриваюсь на учениц.

— Но я ведь больше не ваша ученица. И вообще, я вам жизнь спасла.

Снейп только неопределённо хмыкнул, не смея тягаться со столь железной аргументацией.

---

Примечания:

Большое всем спасибо за ожидание. Очень надеюсь, что у вас сейчас всё хорошо.

Глава вышла объемной и будет отбечена в ближайшее время.

2014

Гермиона Грейнджер не любила места скопления людей. Парадоксально, потому как значительную часть сознательной жизни она провела в школе, где от количества учеников разных цветов и форм яблоку негде было упасть. Когда общество однокашников, мелькающих перед глазами, начинало раздражать, а душа требовала уединения, она отправлялась в наиболее безлюдные места: в библиотеку, на побережье Чёрного Озера или на одинокую лужайку неподалеку от хижины Хагрида, где можно было спокойно провести время наедине с интересной книгой и собственными мыслями.

Именно поэтому она любила это кафе. Значилось оно как «букинистическое», однако несколько расставленных по стенам книжек в мягком переплёте никак не дотягивали заведение до этого гордого звания. Интерьер лучился тёплой атмосферой старины; из современного здесь был разве что услужливый ясноглазый мальчик-бариста, который подавал Гермионе её любимый капучино, едва затихал дверной колокольчик, оповещающий о прибытии постоянной гостьи.

Всегда один и тот же столик у открытого окна с видом на море. Старый заикающийся патефон, проигрывающий замысловатый американский джаз; лёгкий бриз, оставляющий привкус соли на губах, горечь ароматного кофе. Когда от скопившихся проблем становилось нечем дышать, Гермиона приходила сюда за размеренным, однообразным ощущением уюта.

Но сегодня, впервые на её памяти, излюбленное место было занято. Мимолётный прищур, которым бариста окинул её фигуру в вычурном бордовом платье, действовал на расшатанные нервы. Разместившись в самом центре зала, Гермиона пила остывающий кофе, не чувствуя вкуса.

— Здесь уютно.

Их разделяли всего лишь круглый столик с узором из крупной мозайки и долгие годы, проведённые порознь. Рон, кажется, прибавил пару дюймов в росте и ощутимо — в плечах; клетчатый берет, который он не догадался снять, войдя в помещение, делал его похожим на ирландского пивовара из рекламы.

— Я часто тут бываю, — произнесла Гермиона, в который раз обводя взглядом зал, лишь бы не смотреть Рону в глаза. — Здесь варят отличный кофе.

Как по команде, откуда-то сбоку подплыл бариста и предложил гостям кофейную карту. Ознакомившись с ассортиментом, Рон округлил глаза и хрипло попросил «просто воды».

— Ты изменилась, — неловко отметил он. — Выглядишь прекрасно.

Гермиона мысленно усмехнулась: либо он врёт, либо она не зря битых полчаса замазывала синяки под глазами. Непривычная телу ткань платья липла к коже, напоминая о себе навязчивым зудом. Честнее было бы как можно быстрее перейти к делу, но они оба оттягивали этот момент за бестолковой беседой об абсолютно незначительных вещах.

— Спасибо, Рональд, — любезная улыбка со скрипом продавилась сквозь тошнотворное чувство фарса. — Ты тоже изменился.

— Рад, что ты согласилась встретиться, — Рон почесал в затылке. — Я, если честно, и не надеялся: всё-таки расстались мы не очень хорошо.

Гермиона оторвала взгляд от чашки. Эти слова должны были разбудить в ней глубинные воспоминания, чувство ностальгии, застарелую обиду, да хоть что-нибудь, но человек, сидящий напротив, казался едва знакомым. Мысли так или иначе окольными путями возвращались к Бетти, а утомлённое сознание не придавало этой встрече никакого значения.

— Всё в прошлом, Рон.

То ли безразличие было написано у Гермионы на лице, то ли сказанное прозвучало слишком уж безучастно, но Рон окончательно смутился. Чтобы заполнить неловкую паузу, он суетливо похлопал по карманам и достал потёртое портмоне.

— У меня вот, — не без гордости объявил он. — Две дочки.

Гермиона склонила голову, чтобы лучше разглядеть фотографию. Девочки были рыженькие и широко улыбались щербатыми ртами. Насмотревшись вдоволь ровно за две секунды, Гермиона сухо кивнула; Рона, кажется, слегка покоробило отсутствие искреннего интереса к его отпрыскам, и он, поджав губы, поспешно убрал карточку.

— А ты как? Замужем? Дети?

Гермиона еле смогла сдержать нервный смешок. Её невзрачное обручальное кольцо очень ловко спряталось среди прочей бижутерии, что она нацепила.

— Замужем. Дочь.

— Серьёзно? — глаза Рона странно блеснули. — И кто этот счастливец?

Гермионе страшно хотелось спрятаться за чашкой кофе, но на её дне остался лишь горький осадок.

— Ты удивишься.

— Да ну? — Рон подался вперёд, словно они были подружками-сплетницами. — Неужели, кто-то известный? Актёр?

— Не думаю, что это важно, — Гермиона лишь на секунду отвлеклась на телефон, чтобы проверить, не прислала ли Бетти сообщение, и вновь обратилась к собеседнику. — Предлагаю перейти к делу.

— Да. Да, пожалуй.

Светская беседа, напоминающая сценку в любительском камерном театре, не могла длиться ещё дольше. Сняв берет, Рон медленно пригладил рыжие космы: тянул время, не зная, как сформулировать мысль.

— Я бы не стал беспокоить тебя. Но мне, если честно, больше не к кому обратиться.

Раз он искал помощи у волшебницы, которая жила на другом континенте и палочку в руках держала только по особым случаям, это и вправду было похоже на отчаяние. Гермиона подняла брови в вежливом ожидании; Рон теребил несчастным берет, рискуя распустить его на нитки.

— Всё дело в маме, — он говорил тихо, не поднимая глаз. — Она теряет память. По правде говоря, это началось довольно давно, года через три после войны, но в последнее время она сильно сдала. Перестала нас узнавать. Постоянно спрашивает, где Фред.

Разумеется, война оставила неизгладимый, уродливый след на каждом, кто в ней участвовал; Гермиона сама по сей день пожинала её гнилостные плоды.

— Мне очень жаль, Рон, — едва ли не впервые с начала разговора она была абсолютно искренна. — Что говорят целители?

Рон с досадой пожал плечами.

— Случай тяжёлый. Все сходятся во мнении, что помочь может только Мементо Омния, но она стоит слишком дорого, да и помогает не сразу, а полный курс мы даже всей семьёй не потянем. Чёртов Шарп взвинтил ценник до небес, а если попытаться выйти на Снейпа, он даже слушать меня не станет.

Гермионе на миг показалось, что она немыслимым образом прослушала половину повествования, в котором с какой-то стати начал фигурировать Шарп, и, что ещё хуже — Северус.

— Подожди, Рон, о чём ты говоришь?

Рон прервался и отхлебнул из запотевшего стакана.

— Ты же помнишь Шарпа?

Гермиона кивнула: ещё бы она его не помнила.

— Он уже давно ушёл из Мунго и занимается разработкой зелий в частном порядке. Одно из самых известных — Мементо Омния, зелье памяти, очень действенное. С его помощью даже Локхарта удалось привести в себя, хоть и не безвозмездно: Шарп дерёт втридорога за свои зелья, зная, что аналогичных им на свете нет.

— Допустим, — нетерпеливо перебила Гермиона. — Но причём тут Снейп?

Эта фамилия — её фамилия — в данном контексте прозвучала дико, словно они снова находились в Хогвартсе и пытались притянуть за уши причастность злобного профессора Зельеварения к очередной пакости, происходящей в стенах замка.

— Вроде как Снейп ему помогает. «Пророк» уже неоднократно выпускал статьи о том, что Шарп — самозванец, а кто-то даже якобы видел Снейпа собственными глазами где-то в центре Лондона. Пусть он и сгинул много лет назад, мне кажется, это правда.

— А мне кажется, что это бред.

Возможно, это прозвучало грубо, но впечатление, которое она могла этим произвести, волновало Гермиону в последнюю очередь.

— Почему же сразу бред? — оскорбился Рон. — Вы же с ним смогли приготовить зелье для твоих родителей. Оно ведь, помогло, да? Может, у тебя остался рецепт? Или, возможно, мы могли бы вместе выйти на Снейпа…

То, что Рон поинтересовался судьбой её родителей вот так, в проброс, было почти ироничным.

— Я сочувствую твоей беде, Рональд, — Гермионе удавалось сохранять хладнокровие, хотя сердце в груди заходилось, как бешеное. — Но ты ищешь не там: Снейп не варит никаких зелий.

— Почему ты так уверена?

Это не могло быть правдой; Гермиона была уверена в этом по сотне причин, лишь одна из которых была достаточно веской, чтобы привести её в качестве аргумента.

— Он мой муж — вот почему.

Рон побледнел; почти сошедшие с возрастом веснушки некрасиво проявились на лице.

— Это шутка такая? — после долгой паузы произнёс он.

— Какие уж тут шутки.

Помада стягивала губы; не церемонясь, Гермиона стёрла её остатки салфеткой. Идея вырядиться успешной женщиной, подкинутая уставшим от стресса и недосыпа мозгом, оказалась объективно дрянной.

Рон откинулся на спинку стула, продолжая ошарашенно таращиться на неё.

— Твою мать. То есть, вы с ним… ничего себе. И у вас дочь?

— Как я и сказала ранее, — с подчеркнутой прохладцей подтвердила Гермиона. — Мы здесь для того, чтобы обсуждать подробности моей личной жизни?

Рон потупил взгляд; кончики его ушей стыдливо покраснели.

— Нет, извини, — поспешно произнёс он. — Просто, если честно, это было неожиданно. Знаешь, я как-то не представлял Снейпа семьянином.

И после короткой паузы, добавил:

— Но, наверное, это даже к лучшему. Если бы ты с ним поговорила…

— Исключено, — Гермиона покачала головой. — Даже зелье для нашей дочери он берёт у Шарпа. Неужели ты думаешь…

— Я, конечно, не знаю, что за зелье нужно твоей дочке, но ты уверена, что он берёт его у Шарпа? — осторожно спросил Рон. — Прости, Гермиона, он хоть и твой муж, но всё-таки Снейп. А Снейп всегда был лживым засранцем.

Гермиона зажмурилась: зерно сомнения, посеянное Роном, с разрасталось всё сильнее. Рон был непредвзят. Рон мыслил трезво, и Гермионе хотелось обрушить на него весь гнев мира за ту горькую правду, которую он озвучивал.

— Северус работает в научно-исследовательском институте, — говорила она, хотя голос предательски дрожал. — Я — фармацевт в аптеке, а наша дочь учится в обычной школе. Если бы не её недуг, мы бы навсегда разорвали все связи с волшебным миром.

— Знаешь, Гермиона, я ведь женат на магле, — грустно улыбнувшись, ответил Рон. — Она знать не знает, что я волшебник, но, как видишь, наш мир никого не отпускает навсегда.

1999

Вино, найденное в погребах Шарпа, было либо отравленным, либо испорченным.

Гермиону тошнило, точнее, безостановочно полоскало в заботливо пододвинутую кадку с зазорами в полтора пальца. Изнывая от жара, она ворочалась на жёстких простынях; сухая солома, выбивающаяся из самодельного матраса, впивалась в разгорячённую кожу. Снейп появлялся редко и лишь на несколько минут, чтобы напоить её чем-то, что заставляло тошноту временно отступить; Гермионе хотелось думать, что время от времени она чувствовала на своём пылающем лбу его сухие, холодные губы.

Очнувшись утром второго дня, она не сразу поняла, где находится. Солнце едва пробивалось сквозь покрытое слежавшейся пылью окно; скинув с себя насквозь пропотевшее ватное одеяло, Гермиона осторожно, чтобы не бередить гудящую голову, села в постели. На колени ей тут же прыгнул рыжий кот.

— Крукшанкс!

Кот ластился и недовольно бурчал, укоряя её за долгую разлуку.

— Откуда ты здесь? — пробормотала Гермиона и осмотрелась, рассеянно пропуская между пальцами пушистую шерсть кота.

Единственная комната в хижине при дневном свете уже не выглядела как сарай для мётел, но оставалась промозглой и неуютной. Нужно было привести себя в порядок и разыскать Снейпа, чтобы получить объяснения и объясниться самой.

Возможно, она выпила слишком много, наговорила лишнего, но на тот момент ей было слишком страшно, слишком горько, чтобы справиться самой. С другой стороны, если бы Снейп злился, он бы оставил её бесславно помирать от алкогольного отравления. А значит, был шанс, что всё это ей примерещилось в пьяном бреду.

Ржавый умывальник в углу комнаты жалобно скрипнул, не выдав ни капли воды. Крошечное круглое зеркальце с трещиной посередине показало Гермионе её незавидное отражение: лицо опухло, а волосы торчали во все стороны. Без особой надежды пошарив взглядом в поисках расчёски, Гермиона оставила эту затею и отправилась на поиски Снейпа.

Снейп нашёлся быстро; он стоял посреди двора и, сжимая в руке колун, гневно взирал на полено. Трудно было сказать, как долго длилась эта невербальная схватка, но судя по очень скромному количеству наколотых дров, Снейп явно уступал. Гермиона хрипло кашлянула, обозначая своё присутствие; Крукс, прошмыгнув мимо неё, в несколько прыжков преодолел лужайку и скрылся в лесу.

— Доброе утро, — поприветствовала Гермиона. Утренний воздух обжёг лёгкие освежающей прохладой.

Снейп обернулся. Несмотря на патологическую худобу, с вымытыми волосами, в простой рубашке и с топором в руке, он выглядел непривычно обычным человеком.

— Доброе, — смерив Гермиону задумчивым взглядом, он вернулся к своим брёвнам. — Возвращайтесь в дом, Гермиона, здесь холодно.

Не препираясь, она юркнула обратно в хижину. Призрачная надежда на то, что бессовестные заигрывания со Снейпом ей приснились, вмиг растворилась: он продолжал называть её по имени.

Снейп вернулся в дом минут через десять — мрачнее тучи, с охапкой отсыревших веток и одним-единственным поленищем — и принялся топить очаг, опустившись на пол возле закоптившейся печки-буржуйки; Гермиона, уже порядком подмерзнув, устроилась в углу кровати, завернувшись в одеяло.

— Сколько я была в отключке? И откуда здесь взялся Крукс?

— Больше суток, — Снейп кое-как утрамбовал ветки и принялся чиркать спичкой. — Вы и без того были эмоционально и физически истощены, так ещё и прибавили к этому звериную дозу алкоголя. На ваше счастье мне удалось найти нужные травы и сделать отвар, иначе, было бы намного хуже.

Гермиона смутилась То, что Снейп, даже не имея при себе палочки, бродил по незнакомому лесу в поисках трав для неё, грело лучше любого очага.

— Я понимаю, что совершила глупость, — сказала она. — Но мне правда было очень плохо.

— Что ж, главное, что сейчас вам лучше. Было бы затруднительно переправлять вас в Мунго, учитывая, что ни один из нас не имеет права колдовать. Отвечая же на второй ваш вопрос — кота привёз Поттер.

— Гарри был здесь? — подпрыгнуть на месте Гермионе помешал лишь плотный кокон из одеяла. — Почему вы молчали?

— Я как раз сейчас вам об этом говорю, — раздраженно буркнул Снейп. — Поттеру удалось забрать ваш скарб из обиталища в Коукворте и привезти сюда.

Слова выходили из Снейпа, как сухой хлеб из мясорубки. Любое упоминание Гарри по-прежнему приводило его в дурное расположение духа.

— Вы знали, что я жила в Коукворте? — робко уточнила Гермиона.

— Я — нет. Если вам это интересно, Поттер сам предложил помощь. Он был настроен весьма воинственно, даже потребовал впустить его в дом, чтобы убедиться, что вы живы. Кажется, он думает, что это я вас отравил, что не имело бы никакого смысла. И, к сожалению, вместе с вещами он притащил вашего ужасного кота, который всю прошлую ночь таскал в постель мышей.

Гермиона окинула взглядом их убогое пристанище. В крохотной комнатке едва могли с комфортом расположиться два взрослых человека; кровать была рассчитана максимум на одного крупного мужчину, коим являлся Шарп, но никак не…

— Погодите-ка, — пробормотала Гермиона. — А где же вы спали?

— Там же где и вы — на кровати, — невозмутимо ответил Снейп, приоткрывая заслонку. — Сожалею, если это не соответствует вашим представлениям о благочестии, но я не горю желанием ночевать на полу.

Сырые палочки никак не хотели разгораться, вспыхивая лишь на миг — Гермиона же вспыхнула моментально. Мысль о том, что Снейп спал рядом с ней, была странной, но вместе с тем — ужасно волнительной. И всё же он как-то слишком уж пристально смотрел на неё, и если бы не статус сквиба, Гермиона непременно бы заподозрила его в попытках прочитать её мысли, которые упрямо возвращались в одну и ту же точку.

— Я хотела поговорить про тот вечер, когда я…

— Безбожно напились, — подсказал Снейп.

— Да, — смущённо подтвердила Гермиона. — Простите меня, сэр, если я вела себя излишне раскованно.

— Мы с вами условились, что вы будете называть меня Северусом, — вновь напомнил он. — И вы не сделали ничего предосудительного. Скажу даже, что я больше склонен верить людям во хмелю; по крайней мере вы говорили то, что думали на самом деле.

Если бы пару лет назад кто-то сказал Гермионе, что мысль о том, что Северус Снейп отвергнет её в лучших чувствах, будет пугать её до холодеющих пальцев, она бы, конечно, не поверила и непременно бы усмехнулась: что вообще могло связывать её и угрюмого, всеми нелюбимого зельевара-Пожирателя Смерти?

Но теперь именно этот зельевар выхаживал её, от отчаяния пустившуюся во все тяжкие. Именно он сидел на пыльном полу в простой белой рубахе и пытался разжечь магловскую печь в их крохотном совместном обиталище. И даже если он делал это из благодарности за собственное спасение, Гермиона была счастлива, что он не оставил её одну.

Не бросил, когда она перестала быть полезной.

— Я сейчас вернусь, — Снейп поднялся на ноги. — Если хотите есть — хлеб в корзине под столом.

Гермиона, погруженная в свои мысли, запоздало кивнула его макушке, скрывающейся в подполе, где находилась лаборатория. Не решившись покинуть своё теплое убежище, она терпеливо дождалась его возвращения. С трудом балансируя на приставной лестнице, Снейп появился из подвала с парой писем и охапкой потрёпанных книг. Разорвав одну из них по корешку, он без церемоний отправил часть страниц в печь.

— Я думала, вы цените книги, — наблюдая, как пламя пожирает пергамент, Гермиона пригляделась: кажется, только что в огонь полетела обложка «Зельеварения для чайников».

— Я ценю книги, представляющие ценность, а этой макулатуре самое место в топке. Держите, — Снейп протянул Гермионе три письма. — Простите, но я взял на себя смелость вскрыть их ради нашей с вами безопасности.

Первое, неуместно торжественно оформленное, сообщило Гермионе, что она была отчислена из школы целителей; второе — что на её банковском счёте не осталось ни сикля, и он в скорости будет закрыт. Третье — из министерства — навязчиво напоминало ей, что предстоящее заседание дамокловым мечом висело над её исстрадавшейся шеей. Идея выпить отравленного вина уже не казалась Гермионе такой уж абсурдной: поводы для отчаяния валились на неё, как из рога изобилия.

Растопленная бумагой печь загорелась жарче; Снейп, наконец, выпрямился и достал из кармана помятую пачку сигарет.

— Примерно в пяти милях отсюда есть деревня, — сообщил он, прикуривая. — Мне удалось выменять кое-что из лишнего оборудования в лаборатории на еду и предметы первой необходимости, но, боюсь, долго мы так не протянем.

Не нашарив взглядом ничего, что напоминало бы пепельницу, Снейп сбросил пепел прямо на пол.

— Лаборатория здесь отличная, — продолжил он. — Хранилище почти пустое, но здешний лес богат разнотравьем, и многие ингредиенты мы можем добыть сами.

— Для чего? — Гермиона заторможенно подняла взгляд от последнего письма. — Шарп же снабдил вас необходимыми зельями…

— А ваши родители, что — чудесным образом исцелились? — риторически поинтересовался Снейп, выбросив окурок за дверь.

— Но ведь мы не можем колдовать, а без волшебства…

— Об этом не беспокойтесь, — не без тени самодовольства заверил Снейп. — У меня есть план.

1999

Скудное пламя в печи отбрасывало пляшущие тени на бревенчатые стены хижины. С ногами усевшись на табурет, Гермиона прихлёбывала из кружки кипяточный травяной чай, ежеминутно почёсываясь от зудящих укусов комаров. Снейп, как всегда суглобый и молчаливый, сидел напротив и молча поглощал консервы прямо из банки.

Они потратили несколько дней на то, чтобы придать жилищу божеский вид. Гермиона гоняла пыль по углам и мыла окна, а Северус делал всё остальное. Покидая хижину с первыми лучами солнца, он возвращался лишь к вечеру с новой охапкой ингредиентов и парой-тройкой свежих ссадин и закрывался в лаборатории, где просиживал до глубокой ночи. На всякое предложение помощи и любой аргумент, указывающий на его магическую недееспособность, он лишь предупреждающе сверкал глазами, и казалось, что он осознанно взваливает на себя всю работу, компенсируя утрату магических способностей физическим трудом.

Гермиона же, напротив, едва находила в себе силы встать с утра. Неведение вгоняло её в тревогу, а от безделья хотелось выть, но Северус не посвящал её в подробности своего плана, а на все уговоры отвечал односложным:

«Я всё сделаю сам».

У них была еда и вода, тёплый очаг и целая копна ингредиентов, которые сушились теперь повсюду. И хотя Гермиона ни капли не сомневалась в своем бывшем учителе, его компетентности и профессиональной интуиции, как он собирался сделать мощное зелье из двух веников лекарственной травы по-прежнему оставалось загадкой.

— Может, расскажете, наконец, в чём заключается ваш план? — без особой надежды спросила она, нервно прокручивая кружку в ладонях. — Речь всё-таки идёт о моих родителях.

— Не доверяете мне? — хмыкнул Снейп, громко шкрябая вилкой по ребристым стенкам банки. — Можете попробовать поискать в округе другого зельевара, если хотите, но, должен предупредить: стоит вам только заикнуться о колдовстве, местные жители начнут разводить под вами костёр.

Что ж, по крайней мере, в этот раз он не завершил диалог односложным отказом, что было хорошим знаком. С тяжёлым вздохом Гермиона отставила кружку в сторону.

— Доверяю, — абсолютно искренне ответила она. — Но я тоже проводила исследования, перелопатила тонну литературы…

— Видел я ваши «исследования», — Снейп высокомерно фыркнул. — Всё что вы делали — ходили проверенными тропами, лишь изредка забегая за ближайший куст.

— Одна голова хорошо, а две лучше. Я могу вести записи, собирать ингредиенты, следить за котлами, в конце концов…

— Со всем вышеперечисленным я прекрасно справляюсь сам. В остальном же, уверяю, ваши колоссальные энциклопедические знания мне не помогут.

Почему-то именно эта фраза кольнула особенно больно. Горько было осознавать, что даже после всего, что им довелось пройти, он видел в ней лишь дотошную заучку-Грейнджер с вечно вытянутой вверх рукой.

— Наверное, вы правы, — тихо произнесла она после короткой паузы. — Всю жизнь я считала, что для достижения успеха нужно всего лишь усердно учиться, а что в итоге? Родителям я помочь не смогла, из академии меня выгнали. Это лишь подтверждает ваши слова, только вот мне от этого ничуть не легче. Пожалуйста, Северус, я хочу помочь. Не заставляйте меня чувствовать себя никчёмной идиоткой.

Дотлевающие поленья в печи громко шикали, выплёвывая яркие искры. Снейп с полминуты смотрел на неё, чуть склонив голову, как ворон, присматривающийся к добыче.

— Знаете, Дамблдор часто рассказывал мне о вашей троице. Разумеется, я не знаю всего, но имею основание полагать, что без вашего участия Поттер сгинул бы в первый же год обучения. Избавив меня тем самым от массы проблем, но сейчас не об этом. Это ведь вы решили мою задачу на пути к Философскому Камню?

Гермиона даже не сразу поняла, о чём идёт речь. Первый курс, Философский Камень — казалось, что всё это происходило с ней в другой жизни.

— Да. Это было не очень сложно.

— Для вас — нет, — согласился Снейп. — Но ни один из ваших пустоголовых друзей на это способен не был.

Он замолчал, задумчиво глядя на огонь. Гермиона молчала тоже. Крошечные угольки гасли на лету и серым пеплом рассыпались по дощатому полу.

— Если бы вы были никчёмной идиоткой, я бы был мёртв.

Гермиона не почувствовала смущения и не приняла его слова за комплимент. Пусть эта фраза была адресована ей, казалось, Северус поделился чем-то очень личным; он даже смотрел на неё иначе — на худую, всклокоченную ведьму, которая жизнь положила на то, чтобы вытянуть его из трясины.

— Вы когда-нибудь слышали о методах психологического переконструирования?

Гермиона растерянно округлила глаза. Обречённо вздохнув, Снейп поднялся с места и снял с вешалки дорожный плащ.

— Давайте пройдёмся.

* * *

Чернильное небо разверзлось над ними, освещая лесную тропинку светом тысячи звёзд. В чистом воздухе, пахнущем хвоей, не было слышно ни звука; нарушало эту хрупкую, таинственную магию ночного леса лишь поскрипывание масляной лампы, которую Снейп нёс на вытянутой руке.

— Знаете, в чем заключается одна из главных ошибок магического знания? — его негромкий глубокий голос тихим эхом отражался от плотной стены вековых деревьев. — В том, что подавляющая часть заклинаний и зелий производятся без учёта естественных процессов, протекающих в человеческом организме.

Где-то вдалеке ухнул филин. Они уходили всё дальше и дальше от хижины, но Гермиона была настолько заинтригована, что ей и в голову не пришло спросить, куда они направляются. Северус, тем временем, продолжил:

— Я много времени посвятил изучению тонкостей ментальной магии, и пришёл к выводу, что любое заклятие, любое зелье, предназначенное для манипулирования сознанием, разумом, памятью человека, напрямую воздействует на работу его мозга.

— Кажется, я не встречала ничего подобного, — задумчиво протянула Гермиона. — Даже в книгах из библиотеки Больницы Святого Мунго нет ни малейшего упоминания воздействия магии на человеческую психику.

— Думаю, я был первым, кто заинтересовался этой темой, — без ложной скромности заявил Снейп, сворачивая на тонкую тропинку, скрывающуюся в зарослях камыша. — К сожалению, до недавних пор мои изыскания находили применение лишь на «тёмной» стороне. Теперь же пришло время направить их в мирное русло.

В полном молчании они пересекли пересохшее болото и добрались до глубокого ущелья, поросшего мрачными дубами. Судя по тому, с какой лёгкостью Снейп преодолевал скалистый путь вниз, он уже приходил сюда раньше, но Гермиона не имела ни малейшего представления, зачем. Изредка бросая взгляд на маячащий впереди огонёк лампы, она с преувеличенной аккуратностью ступала по щербатым валунам. Это уже не было похоже на «давайте пройдёмся», скорее на «давайте я затащу вас в самую глушь, где вы точно переломаете себе ноги и избавите меня от своего навязчивого общества».

— Дайте руку.

В лунном свете, пробивающемся через корявые ветки, ладонь Северуса казалась призрачно-белой. Весь оставшийся отрезок пути он терпеливо шагал рядом, не давая Гермионе оступиться, хоть её вспотевшая от волнения ладонь так и норовила выскользнуть из его сухих, холодных пальцев, и отпустил её руку он только тогда, когда они ступили на твёрдую землю.

На самом дне ущелья деревья были понатыканы настолько близко, что протиснуться между ними можно было только боком, а их раскидистые кроны полностью закрывали сияющий небосклон. Вокруг не было видно ни зги, а света лампы хватало лишь на то, чтобы озарить крошечный пятачок пространства под ногами.

— Где мы? — громко спросила Гермиона, растерянно моргая и вертя головой.

— Тише, — шикнул Снейп. — Они не любят шума.

— Кто не любит…

— Следуйте за мной.

Он медленно шёл вперёд, плавно огибая дерево за деревом. Гермиона, сумев подавить в себе желание вцепиться в его рубашку, чтобы не отставать, едва не наступала ему на пятки. Её преследовало навязчивое чувство, что этот живой лабиринт скрывал от чужих глаз то, что им видеть было не должно.

И она не ошиблась.

— Смотрите.

Снейп остановился, привалившись боком к одному из стволов. Выглянув из-за его плеча, Гермиона удивлённо ахнула.

Море деревьев закончилось; они стояли на краю невысокого, футов в пять, обрыва, а открывшаяся взору поляна была сплошь усыпана диковинными цветами. Испуская ярко-розовое свечение, озаряющее всё вокруг, они покачивались в такт завораживающему танцу тысячи мотыльков, кружащихся над ними. Очарованная этим зрелищем, Гермиона не решалась пошевелиться; даже у неё, волшебницы, повидавшей много чудес, дух захватывало от такой красоты.

— Хотите подойти ближе? — шепнул Северус ей на ухо так, что по шее побежали мурашки.

— Конечно! — выдохнула Гермиона, глядя на него глазами, полными детского восторга.

Усмехнувшись, Снейп плечом оттолкнулся от дерева и кивнул в сторону поляны.

— Тогда идите первой. Вашу компанию они примут с большей охотой.

Спустившись к подножью пригорка, Гермиона осторожно приблизилась к цветам и опустилась на корточки у самого края поляны; почувствовав её приближение, нежные соцветия заколыхались, будто живые.

— Северус, что это такое?

— Это андромеда, — ответил он, усаживаясь на землю рядом. — Растёт вдали от людских глаз и в таком виде предстает только перед волшебниками. Для маглов это — обычные декоративные цветы.

Гермиона поймала себя на том, что сидит неподвижно, глубоко вдыхая витающий в воздухе аромат. Пахло скошенной травой, кардамоном, жимолостью, и, почему-то, табаком. Всё происходящее казалось сном и оставалось лишь надеяться, что он продлится как можно дольше.

— Но как вы нашли это место?

Снейп пожал плечами:

— Любое место сосредоточения магии имеет свой фон. Если бы я не знал, как должны выглядеть заросли андромеды, то непременно прошёл бы мимо. Можно сказать, мне просто повезло.

— И мы будем использовать её для приготовления зелья? Я не помню, чтобы встречала хоть одно упоминание применения андромеды в колдомедицине.

— Вы уже забыли, что я говорил вам четверть часа назад? — обхватив руками колени и сцепив пальцы в замок, Снейп посмотрел вверх, на плотный купол из переплетённых дубовых ветвей. — Традиционная колдомедицина в нашем случае бессильна. И вам придется многое переосмыслить, если вы действительно хотите знать, в чём заключается суть моего плана.

Подавшись назад, Гермиона села на пятки и взглянула ему прямо в глаза.

— Я всю жизнь цеплялась за книги, потому что девочке, рождённой в семье маглов, попросту негде больше черпать знания. Но я готова учиться. И готова вам это доказать.

Он долго не отводил взгляда, будто решал, надолго ли хватит её воинственности и воли к познанию. Гермиона прочистила горло; сердце колотилось как бешеное, а въедливая мыслишка о том, воспринимает ли он вообще всерьёз её потуги что-то ему доказать, подталкивала её добавить к ранее сказанному что-нибудь ещё. Северус, к счастью, пошёл на опережение.

— Человеческий мозг — удивительный орган. Магловским ученым удалось разгадать лишь малую часть его тайн, но даже то, что доподлинно известно на данный момент, открывает перед нами огромные возможности.

Придвинувшись к самому краю поляны, он выставил вперёд ладонь и медленно провел ею над соцветиями, словно приветствуя их. Гермиона заворожённо наблюдала, как его тонкие пальцы касаются одного из цветков, как раскрываются от чужого прикосновения бархатистые лепестки и льнут доверчиво к человеческой руке.

— Как вы думаете, почему, подвергшись заклятию Имперус, человек теряет контроль над своим разумом?

— Потому что тот, кто применяет заклятие, берёт его под свой контроль, — протянула Гермиона, по ходу речи понимая, что Северус хотел услышать от неё совершенно не это.

— Очевидно, — сдержанно ответил он. — Однако, грамотное обоснование этой гипотезы будет следующим: заклятие Империус выборочно воздействует на группы нейронов головного мозга, отвечающие за те или иные поведенческие характеристики и, фактически, контролирует их. Чувствуете разницу?

Гермиона медленно кивнула. Северус открывал перед ней совершенно новую точку зрения, совершенно новый мир, который ей только предстояло изучить; руки так чесались от желания записать каждое услышанное слово, трижды его подчеркнув.

— Обливиэйт также можно отнести к подобной категории заклинаний, влияющих на целостность и форму памяти, — отметил Снейп. — Говоря проще, он провоцирует различные формы амнезии, в зависимости от намерения и навыков колдующего. Наложив его на ваших родителей без знания фундаментальных основ использования этого заклинания, вы совершили огромную ошибку, исправить которую сложно, но вполне возможно.

От нетерпения сводило зубы. Наблюдая, как Снейп снова протягивает руку к цветам, которые, кажется, стали сиять ещё ярче, она ёрзала коленями по изумрудной траве, не решаясь его поторопить.

— Цветы и листья андромеды, помимо ряда магических свойств, содержат в себе андромедотоксин — нейротоксин, вызывающий угнетение нервной системы.

Гермиона нахмурилась:

— Но ведь нейротоксин — это, фактически, яд.

— Верно, равно как и многие ингредиенты, использующиеся для создания как ядов, так и лечебных зелий. Однако, с его помощью, при наличии необходимых знаний и навыков, можно ввести человека в состояние, близкое к трансу. Человеческая память, мысли, чувства, гораздо легче поддаются манипуляции в состоянии изменённого сознания, и андромеда идеально для этого подходит. Именно в этот момент в процесс вступает легилименция.

— Легилименция?

Снейп усмехнулся:

— Да, легилименция. Обрабатывая огромное количество визуальной информации, мозг оставляет на подкорке мыслеобразы, то есть то, что мы видим перед своим внутренним взором каждый раз, когда закрываем глаза. Воспоминания имеют аналогичную форму, а информация о них хранится в определенных группах нейронов. При нарушении их целостности, воспоминания стираются; к счастью, механика воздействия Обливиэйта заключается не в уничтожении нейронных связей, а в их блокировке. Легилименс, как любят говорить обыватели, дает возможность читать мысли. На самом же деле, он помогает считывать эти самые мыслеобразы и, при необходимости, перекодировать их. Именно это и называется психологическим переконструированием.

— Это звучит гениально, — произнесла Гермиона, поднимая глаза от земли. Снейп лишь самодовольно усмехнулся: ещё бы это не звучало гениально, — и если это не несёт никаких рисков…

— Риски есть всегда, — Северус прервал её, не желая побуждать своим спичем лишних иллюзий. — Малейшие погрешности в дозировке вспомогательного зелья могут дать нежелательный эффект. Защитные механизмы головного мозга ваших родителей могут начать оказывать сопротивление и реагировать на вмешательство самым неожиданным образом.

— Но вы ведь уже делали это раньше?

— Конечно. Как я и говорил ранее, на моём счету немало вскрытых черепных коробок.

— Но почему не рассказали мне об этом? Когда я впервые пришла просить вас о помощи?

— Не хотел, — просто и честно ответил Снейп. — Когда вы заявились в Мунго и принялись брать меня измором, последнее, что я хотел делать — помогать вам. На самом деле, я всей душой желал, чтобы вы сгинули и никогда больше не попадались мне на глаза.

— И что же изменилось? — сама того не желая, Гермиона почувствовала злую обиду. Конечно, его отношение к ней существенно изменилось, но это не делало менее болезненным тот факт, что когда-то он презирал её настолько, что даже видеть не хотел рядом с собой.

— Всё, — тихо произнёс Снейп. — Думаете, я не благодарен вам за всё, что вы сделали?

Думаете, имея возможность оплатить вам добром за добро, я не воспользуюсь ею? Неужели вы считаете меня настолько конченым мерзавцем?

— Нет, — Гермиона мотнула головой, стряхивая подступившие слёзы. — Конечно нет.

Они сидели в полном молчании ещё очень долго. Гермиона пыталась переварить всё услышанное, но какая-то неуловимая несостыковка мешала ей сложить картину целиком.

— Подождите, — начала она, шмыгнув носом. — Получается, нам нужно сварить зелье из андромеды, которое поможет ввести моих родителей в состояние транса. Что ещё входит в состав этого зелья?

— Ничего. Фактически, это не зелье, а простая настойка.

— Но травы, которые лежат у нас дома, — слово «дом» вырвалось само собой, но отчего-то не казалось чужеродным. По странному стечению обстоятельств, из всех мест на Земле, только то, которое она делила на двоих с Северусом Снейпом, она сейчас могла назвать своим домом. — Для чего они?

Снейп невесело усмехнулся и встретился с ней глазами. Неоновый розовый свет причудливыми бликами плясал в его зрачках; заметив что-то в их глубине, Гермиона ощутила, как сердце пропустило удар. Она почувствовала подвох прежде, чем смогла осмыслить его.

— Для меня.

Понимание рухнуло на неё, подобно девятому валу. Северус при этом был возмутительно спокоен. Ошарашенно глядя сквозь него, Гермиона сбивчиво зашептала:

— Белладонна, лапчатка и плоды рябины — это составляющие Укрепляющего зелья. Вы сказали, что для не-волшебников андромеда — обычный цветок. Вы не должны видеть её свечение, если только…

— ...ко мне не вернулись волшебные силы, — закончил за неё Снейп. — Всё верно, Гермиона. И вы ещё называли себя идиоткой.

— Это значит, что вы перестали принимать зелье. И теперь…

— Не перестал, а сократил дозировку до минимума. Но теперь я могу помочь вам. Это всё, что сейчас имеет значение.

— Нет! — Гермиона вскочила на ноги; цветы, разбуженные окончательно, едва ли не загудели от столь возмутительного поведения в их тихой гавани. — Мы столько сил, столько времени потратили на то, чтобы вылечить вас! А теперь всё начнётся сначала! Да Шарп мне шею свернёт, если узнает об этом!

— К чёрту Шарпа, — раздражённо отмахнулся Снейп. — С меня сняты все обвинения и ничего кроме треклятого зелья не мешает мне колдовать. Я — опытный легилимент. Я ковырялся в человеческих мозгах бесчисленное множество раз и знаю всё об устройстве человеческого сознания. Я единственный, кто может это сделать.

— Не такой ценой! — Гермиона почти кричала. — Мы не знаем, как отреагирует ваш организм на возобновление работы магических потоков, а вы собираетесь подвергать его такому стрессу! Мерлин, да вы же можете умереть!

Северус ответил не сразу. Медленно поднявшись на ноги, он склонился над цветами. Тонкий стебелёк хрустнул и соцветие, усыпанное светящимися колокольчиками, оказалось у его в руке. Приблизившись к Гермионе, он взял её сжатую в кулак руку, и, аккуратно разжав пальцы, вложил в неё цветок.

— Я знал, что ты будешь против, именно поэтому не хотел ничего тебе говорить, — негромко начал он. — Знаешь, мне плевать, что думают обо мне в магическом сообществе, но то, что происходит сейчас с тобой, не должно было произойти. Ты заслуживаешь счастья, Гермиона. Позволь мне помочь тебе.

Слёзы жгли глаза. Сидя вечерами в пустой комнате, прислушиваясь к звукам, доносящимся из лаборатории, Гермиона не могла взять в толк, чем заслужила его недоверие. Теперь же всё стало ясно, как божий день — это он боялся, что она не доверится ему; боялся настолько, что был готов тихо принести себя в жертву, лишь бы она, девушка, прошедшая путь от презренной всезнайки Грейнджер до Гермионы, которую он тихо, почти ласково звал теперь на "ты", заставляя её сердце трепетать, была счастлива. Жаль, что по иронии судьбы, счастье одного из них должно было стать несчастьем для другого.

Аромат, источаемый андромедой, лишь усилился, заставляя сердце ныть, а пальцы, сжимающие тонкий стебель, дрожать. Гермиона бессильно смежила веки; протянув руку, Северус легко, почти невесомо, утёр влажную дорожку на её щеке.

— Не плачь. Со мной ничего не случится. Даю слово.

Он порывисто прижал Гермиону к себе. Вновь оказавшись в его объятиях — таких же тёплых, как те, о которых она вспоминала ночами, пока Северус, вымотанный приготовлениями, тихо спал рядом — Гермиона горько всхлипнула и вцепилась пальцами в его рубашку. Мотыльки, кружа над головой, оставляли за собой шлейф из еле видимой сияющей пыльцы, оспающейся на их головы.

— Ты когда-нибудь варила Амортенцию?

— Нет, — глухо ответил Гермиона. Вопрос был странным и неуместным, но допытываться до природы его возникновения у неё просто не было сил. — Никогда.

— Неудивительно, ведь в противном случае ты бы знала, что андромеда входит в её состав. Именно благодаря ей Амортенция пахнет тем, что мы любим.

Гермиона сжала пальцами рубашку на его груди.

От Северуса пахло табаком и немного — жимолостью.

2014

«…напомним, что ужасающее по своей жестокости преступление было совершено прошлым вечером на городской свалке между Тарвер-роуд и Филдинг-стрит. Неизвестный — или группа неизвестных — при невыясненных на данный момент обстоятельствах, совершили нападение на группу школьников, гулявших на северной окраине свалки. Свидетель, который предпочёл остаться анонимным, сообщил оперативной группе о местонахождении пяти жертв. Звонок был совершён из телефона-автомата, находящегося поблизости; оперативная группа, ориентируясь на полученные данные, обнаружила на месте происшествия пятерых детей в бессознательном состоянии. Также сотрудниками правоохранительных органов был найден пневматический пистолет: по предварительным данным, он был использован для запугивания жертв, а также…»

Не найдя пульт, Бетти с такой силой рванула шнур, что розетка, к которой был подключен телевизор, угрожающе заискрилась. Сев на корточки, девочка скрючилась и зажала рот рукой: ещё секунда — и виноград, который она заставила себя съесть, чтобы не умереть с голоду, полезет наружу.

Их было пятеро и среди них был Мэйсон. Или он был шестым? И какой ещё к чёрту пистолет?

Заставив себя встать на ноги, она осмотрелась, будто видела свой дом в первый раз. Она обводила взглядом расставленные по полкам фотографии, на которых почти всегда были изображены только они с мамой, и книги — дурацкие, бесчисленные книги, которыми кормили её родители, чтобы занять её внимание, чтобы не было необходимости говорить ей правду.

Оттянув ворот рубашки, сдавливающий шею, Бетти покрутила головой, которая теперь трещала пуще прежнего. Мама закрыла дверь снаружи: она слышала, как проворачивался ключ в замочной скважине. Она взглянула на окно, и решение возникло так просто, будто было единственно правильным.

Она знала слишком мало и должна была увидеть всё собственными глазами.

Фундамент дома оказался достаточно высоким и спускаться вниз было довольно опасно, но Бетти не чувствовала страха: до крови стесав коленку о кирпичную кладку, она сползла на землю, крадучись пересекла заброшенный палисадник и, оказавшись за забором, перешла на бег.

Колено болело просто ужасно, но ноги будто сами несли Бетти к тому месту, где она оставила свои воспоминания. Капли зачинающегося дождя леденили кожу; она бежала долго, задыхаясь от колющей боли в боку, и остановилась лишь тогда, когда вдалеке замаячили огни полицейских машин. Боком двигаясь вдоль груд металлолома, она боязливо выглянула за угол. Часть свалки была оцеплена и огорожена жёлто-чёрной лентой. Соваться туда сейчас было опасно; приняв решение вернуться в другой раз, Бетти уже попятилась назад, но, уже знакомая боль, сравнимая с болью от тысячи раскалённых кинжалов, резко ударила в голову, заставив её остановиться.

— Нет-нет-нет, только не…

❖

Бетти смотрит на змею. Змея смотрит на неё и, вроде бы, улыбается. Бетти, конечно, понимает, что всё это глупости, ведь змеи не улыбаются, но именно эта переливающаяся чёрная змейка кажется ей очень дружелюбной. Прислонившись спиной к тёплой древесной коре, девочка откладывает в сторону книжку: ей её подарил папа ещё полгода назад, но очередь до неё дошла только сейчас. Бетти очень любила книги, безмерно уважала их, и не могла просто так взять и начать читать какую-то одну вне очереди.

«Как тебя зовут, змейка?» — спрашивает Бетти, но ответ получить не успевает: заслышав шорох в камышах, змея прячется за дерево, под которым сидит девочка, скрываясь из виду.

«Ты чего тут делаешь, Снейп? Опять что ли со змеями разговариваешь?»

Прищурив один глаз, Бетти поднимает голову. На фоне палящего летнего солнца стоит соседский мальчишка Джон Аустерлиц: противный тип, вечно задирается к ней по поводу и без.

«Разговариваю, — спокойно отвечает Бетти. — Тебе какое до этого дело?»

«Да такое, что ты ненормальная, — заявляет Аустерлиц и со всей силы пинает пыль под ногой, которая летит Бетти прямо в лицо. — Все уже говорят, что тебе самое место в сумасшедшем доме. Думаешь, с тобой просто так никто не играет? Да ты же уродка!»

Протерев глаза от пыли и песка, Бетти прищуривается. Ажурные оборки на гольфиках запачкались, а ведь мама только их постирала.

«Уродка, да? А мне кажется, что это ты урод, Джон Аустерлиц».

«Что ты там лепечешь? Я ничего не понимаю!» — Аустерлиц громко и уверенно горланит, но Бетти чувствует в его голосе страх. Он ей очень хорошо знаком и нравится даже больше, чем диалоги со змеями.

«Мама говорила мне, что соседи должны быть вежливыми. Почему ты ведешь себя невежливо, Джон?»

«Да на каком языке ты говоришь вообще?» — визжит Джон, пятясь. — Совсем с ума сошла! Я всё расскажу…»

Он замирает, трясясь, как осиновый лист. Бетти, заметив шевеление сбоку, поворачивает голову. Новоиспечённая подруга возвышается над её плечом и угрожающе шипит на оторопевшего мальчишку.

«Прости, я не знаю твоего имени, — говорит Бетти, глядя прямо в ярко-жёлтые глаза, — но, может, ты научишь Джона хорошим манерам?»

Змея молниеносно бросается вперёд; вскрикнув, мальчик валится назад, громко плюхнувшись в заросшую камышом лужу, оставшуюся от пересохшего озера. Когда булькающие звуки, в зарослях, наконец, стихают, Бетти открывает книжку; очень хочется пить, но возвращаться нельзя: мама точно загонит её домой, боясь, что дочка перегреется.

На самом деле, она пришла сюда просто почитать, но в итоге, всё закончилось даже лучше.

❖

— Эй, ты в порядке?

Резко очнувшись, Бетти глубоко вдохнула вечерний воздух слипшимися от страха лёгкими. Сумерки сгустились; она пробыла в отключке достаточно долго, и неизвестно, успела ли мама за это время вернуться домой. Заметив её пропажу, она точно сойдёт с ума, но это волновало Бетти куда меньше, чем другое, ужасающее осознание:

Она убила человека.

— Живая? Бродяжка что ли?

— Я убила Джона Аустерлица. Я убила…

Не вовремя поняв, что она тут не одна, Бетти сфокусировала взгляд: склонившись, перед ней стоял мужчина средних лет — очень некстати в полицейской форме.

— Что ты сделала? — достав из-за пояса фонарь, он посветил девочке в лицо. — Повтори?

— Я… я ничего не сделала! Ничего!

Оскальзываясь и закрывая лицо от яркого жёлтого света, она рванула вниз по дороге, прочь от полицейского, озадаченно глядящего ей вслед.

Дождь, такой редкий для их краёв, снова разошёлся; загорались окна в домах, мелькали размытые огни запоздалых машин. Бетти мчалась со всех ног, на ходу утирая льющиеся ручьём слёзы.

Она была убийцей. Каким-то неведомым образом натравив на мальчика змею, Бетти из того жуткого, реалистичного сна убила его, не чувствуя ни жалости, ни сострадания. Это казалось страшным сном, дикой фантазией, но она помнила Джона; помнила его голос, который до сих пор иногда раздавался в голове, помнила ощущение гладкой змеиной чешуи под пальцами и строчки из книги про маму-крольчиху, которую читала. Помнила она и свой прошлый сон, в котором мама, потемневшими от страха глазами, смотрела на неё и задавала вопросы про того же самого Джона Аустерлица.

Но было ли это сном? Или всё это на самом деле случилось с ней однажды?

Неужели, настоящая Бетти Снейп и впрямь была такой?

1998

— Гермиона.

Она резко распахнула глаза и увидела перед собой Северуса. Точнее не целого Северуса, а только ремень его брюк, нижнюю часть рубашки и край мантии, в которую он кутался. А еще он почему-то был перевернут на девяносто градусов.

Лишь спустя секунду Гермиона поняла в чём дело: она заснула за столом. И не просто заснула, а отрубилась в лаборатории, пуская слюни на драгоценные рукописи, надиктованные в ходе работы.

— Я уснула, — она сконфуженно потёрла лицо, на левой половине которого четко отпечатался след деревянной столешницы.

— Я заметил.

Северус был недоволен. На его щеке красовались два самодельных пластыря — результат неудачного утреннего бритья. Магия понемногу возвращалась к нему, но для осуществления их плана требовалось много сил; чтобы не расходовать их понапрасну, Северус, как бы ни чесались руки, не творил даже мелкое колдовство, и от этого становился всё угрюмее и угрюмее.

Физически ему тоже становилось хуже, и Гермиону не переставало мучить чувство вины. Его план был откровенно самоубийственным; она пыталась его отговорить, поискать иные способы, но Северус оставался непреклонен. Пьяные признания и неловкие заигрывания, которые Гермиона обрушила на него в первый же вечер, не шли ни в какое сравнение с тем, какую жертву он готов был принести. И пусть они оба упорно делали вид, что между ними ничего не происходит, что не было никаких откровенных разговоров и объятий, игнорировать огромного слона в комнате становилось всё тяжелее.

— Шарп прислал посылку.

Гермиона встрепенулась. Если бы не помощь Шарпа, они давно уже протянули бы ноги. Жители деревни стали настороженно относиться к загадочному темноволосому мужчине, который выменивал на еду слишком уж причудливые вещи, а Шарп не мог отправлять сов часто — боялся перехвата — но каждой его посылке Гермиона радовалась, как Рождественскому подарку. Он не скупился на хорошую еду, снабжал Северуса зельем, которое за ненадобностью простаивало на полках, но самое главное — присылал свежие газеты, что стало единственной ниточкой, связывавшей их с волшебным миром.

— Есть что-то новое?

Подойдя к столу, Северус с экспертным видом заглянул в котёл с тихо булькающим зельем, которое, хвала небесам, никуда не убежало, пока Гермиона предавалась сновидениям.

— Уизли дал интервью.

Его лицо оставалось непроницаемым. Гермиона была плохим профайлером и просто отвратительной гадалкой, поэтому взяла на себя смелость осторожно уточнить:

— И что там?

— О, думаю лучше тебе прочитать самой. Боюсь, мой пересказ испортит всю драматургию.

Гермиона насторожилась. Она отлично знала этот тон: тихий, вкрадчивый, не сулящий ничего хорошего. То, что Северус вычитал в этом интервью, ему явно не понравилось; погасив огонь под котлом, он покинул лабораторию молча, не без труда поднявшись по шаткой лестнице, у которой, к тому же, сломалась одна ступенька. Наскоро прибрав рабочее место, Гермиона поспешила следом.

Комната встретила её вечерним полумраком, запахом багета и вяленого мяса. Северус уже сидел за столом, срезая перочинным ножом кожуру с яблока. Кипа сложенных вдвое газет лежала прямо на полу посреди комнаты; один из выпусков был небрежно брошен поверх остальных. На колдографии, венчающей первую полосу, Северус и Рон сверлили друг друга взглядами. Заголовок, написанный уродливыми вытянутыми буквами, гласил:

«Сенсация! Откровенное интервью Рональда Уизли специально для «Колдовских Заметок»! Каковы истинные мотивы Гермионы Грейнджер, променявшей героя войны на приспешника Тёмного Лорда?»

Со вздохом взяв газету в руки, Гермиона села на край кровати и украдкой взглянула на Северуса; он не поднимал головы, бесцельно полосуя одно яблоко за другим, а его левая рука чуть заметно подрагивала. Гермиона поняла, что разговор после прочтения статьи им предстоит отнюдь не душевный, и, вдохнув поглубже, опустила глаза в текст.

«Любовная история Северуса Снейпа и Гермионы Грейнджер уже несколько недель венчает заголовки самых разных изданий. «Колдовские Заметки» не стали исключением: мы получаем огромное количество писем от наших читателей с просьбами пролить свет на эту интригующую историю. Чтобы как следует во всём разобраться, мы взяли интервью у бывшего жениха Гермионы Грейнджер — Рональда Уизли.

— Мы с ней поссорились, долго не разговаривали, — вздыхает Уизли на вопрос нашего журналиста о том, что же всё-таки произошло, — но я думал, что всё как-нибудь само собой решится. Мы любили друг друга, собирались пожениться, завести детей. Когда Снейпа выпустили, я долго убивался, думал, почему Гермиона ушла к нему? То есть, сами подумайте, это же Снейп — старый и больной, что она могла в нём найти? А потом я кое-что вспомнил, и мозаика начала понемножку складываться.

Рональд берёт короткую паузу, чтобы перевести дух и глотнуть Сливочного пива.

— Во-первых, Гермиона его спасла и сделала она это, конечно, из жалости. Он ведь весь из себя герой, пожертвовал собой ради победы. Она частенько ходила к нему в Мунго, пока он лежал в отключке, потом у неё началась учёба, а опыт работы с таким случаем, как у Снейпа, ей бы очень пригодился в будущем. Она и сама мне говорила, что он у неё вроде подопытного кролика. На тот момент мы ещё жили вместе, она много времени тратила на Снейпа и уроки, но не забывала обо мне и о друзьях. Всё было хорошо.

Он вновь прерывается, будто раздумывая, стоит ли продолжать. Но, как говорится, «тронул фигуру — ходи», поэтому, мистер Уизли продолжает:

— А потом у неё случилась беда. Она же перед войной стёрла память своим родителям, чтобы Пожиратели их не нашли, а вернуть всё на место не смогла. В результате выяснилось, что Снейп — единственный, кто может ей помочь. Поэтому она и стала днями и ночами у него пропадать, пытаясь добиться хоть какой-то помощи, а как он мог сделать что-то из-за решётки или с больничной койки? Да никак.

(Наш журналист замирает в нетерпении, ожидая развязки.)

— Она к нему каждый раз ходила, как на плаху, а какой у неё был выбор? Это я уже потом понял, что она со Снейпом от безысходности связалась: от меня в этих вопросах толку мало, Слизнорт тоже помочь не смог, а Снейп пусть и мерзавец, но мерзавец башковитый. Правда, он нас троих со школы терпеть не мог, так что ей долго пришлось к нему в доверие втираться. Не представляю, каково это — нянчиться со Снейпом дни и ночи напролёт. Как по мне, она немного перегнула, но с другой стороны, я бы ради семьи поступил точно так же.

На комплимент о своей прозорливости, мистер Уизли лишь скромно чешет в затылке:

— Да дурак я. Если бы я сразу понял, что Снейп ей к дракклу не сдался, мы бы не разругались вдрызг. Я же ей таких гадостей наговорил, что все газеты потом их на цитаты разбирали. Понятия не имею, где она сейчас: Гарри говорит, что в безопасности, но не колется, где именно. Надеюсь, что мы скоро встретимся и сможем всё обсудить. Хотелось бы, чтобы у нас всё снова было хорошо.

А нам остается лишь присоединиться к мистеру Уизли и выразить свою надежду на скорейшую встречу с мисс Грейнджер, чтобы получить подробный комментарий из первых уст, ведь вскрывшиеся факты меняют дело коренным образом».

Гермионе очень хотелось верить, что она всё еще спит и видит дурной сон, но, увы, плохо пропечатанная полоса отчётливо пахла типографской краской и слова Рона в ней были абсолютно реальными.

Все эти недели, минувшие со дня суда, она думала, что у него хватит совести — или хотя бы гордости — остаться в стороне. Но, видимо, Рон посчитал, что недостаточно опозорил её на виду у половины магической Британии — теперь он решил разболтать её самый главный секрет, попутно выдав своё абсурдное видение ситуации за истину.

— Занимательное чтиво, правда?

Гермиона подняла взгляд. Северус пристально смотрел на неё, слегка сощурившись, как на насекомое под микроскопом.

— Не вижу ничего занимательного в том, что у Рона разыгралась фантазия.

— В самом деле? — брови Северуса удивлённо поползли вверх. — Лично мне понравилась часть про «безысходность» и «подопытного кролика». Очень освежает и многое объясняет.

Гермиона надеялась, что сказанное было иронией. Северус говорил тихо и мягко; глядя на её расширившиеся от шока глаза, он лишь усмехнулся и отправил в рот дольку яблока.

— Скажи только, как скоро ты планировала вернуться к своему визави: сразу после того, как воссоединишься с семьей, или чуть погодя? Может, для начала нарожаете горстку-другую рыжих идиотов, чтобы было, что показать?

— Северус, ты это сейчас серьёзно…?

Вопрос повис в воздухе. В стремлении выставить Северуса драконом, похитившим прекрасную принцессу, пресса достигла небывалых высот. Он всегда относился к этому с подчеркнутой прохладцей и призывал её не реагировать на выдумки журналистов, но сейчас всё было иначе.

— Значит, тебя не смущали ни якобы подробности моих отношений с Крамом, ни статья о «десяти волшебниках, которые стали бы лучшей партией для Гермионы Грейнджер», а в эту чушь ты поверил? — Гермиона тряхнула газету так, что несколько желтоватых листов с хрустом надорвались. — Да Рон понятия не имеет, как я живу, о чём думаю — Мерлин, да мы с ним почти полгода даже не разговаривали!

— Причем здесь Уизли? — холодно спросил Северус, отложив нож. — Это ты строила из себя спасительницу, пока Шарп с твоей помощью ставил надо мной свои чёртовы опыты. Держали меня на коротком поводке — и продолжаете это делать.

— Я — не Шарп, — резко возразила Гермиона. — Я всегда была на твоей стороне.

Северус её будто не слышал. Он сардонически усмехнулся и поднялся с места, накинув на голову капюшон.

— Ты просто вцепилась в меня, как утопающий в соломинку. Лила крокодиловы слёзы возле больничной койки, била себя кулаком в грудь, обещала, что не оставишь меня — больного и убогого — умирать в муках, а сама спала и видела, как воссоединишься с мамочкой и папочкой, вернёшься к своему рыжему недоноску и выбросишь меня, как отработанный материал.

Старые окна гудели от порывов разбушевавшегося вихря. Гермиона видела Северуса всяким: спокойным и раздражённым, снисходительным и взбешённым, но никогда не слышала, чтобы его голос дрожал. Хрупкое доверие, которое они так старательно выстраивали, сыпалось на глазах.

— Жаль, что ты не оставила меня умирать, — голосом, полным полынной горечи, бросил он напоследок и рванул дверь, впуская в комнату леденящий ветер.

— Значит, ты просто убежишь, да?

Северус замер, не сделав и шага. Чувствуя дрожь в коленях, Гермиона вскочила на ноги; тёмный деревянный пол между ними казался невосполнимой пропастью, но Гермиона никогда бы себя не простила, если бы отпустила Северуса просто так.

— Не хочешь мне помогать — пусть! — протиснувшись мимо него, она в чём была шагнула навстречу бушующей стихии и резко развернулась, преграждая Снейпу путь. — Хочешь уйти — уходи, но не смей обвинять меня в том, что мне на тебя наплевать!

Её голос, почти крик, тонул в завываниях ветра, но Гермиону было не остановить. Единственное, в чём она пыталась себя хоть как-то сдерживать — это в том, чтобы не броситься на Северуса с кулаками.

— Да я наизнанку вывернулась, чтобы доказать, что ты мне небезразличен, а ты даже Рону готов поверить, лишь бы носа не казать из своего кокона! Жалеешь о том, что я не бросила тебя в Визжащей Хижине? Конечно, это же ведь так легко — наложить на себя руки, так за всю жизнь и не осмелившись хоть кому-то довериться! Почему ты так боишься этого, Северус?

— Боюсь?

Сняв капюшон, он медленно шагнул за порог. В вечерних сумерках его бледная кожа казалась ещё бледнее обычного, а отросшие до небывалой длины волосы вмиг намокли, прилипая к лицу.

— Я — пропащий человек, Гермиона. Сорняк, который давно надо было вытоптать. Любовь никогда не была для меня светлым чувством. С самого рождения, начиная с родной матери, я отравляю людям жизнь. Все, кто был мне близок, рано или поздно от меня отворачивались.

Гермиона чувствовала, как тяжело он дышит через нос, будто каждое слово стоило ему титанических трудов. Совершенно несвойственно для себя, он прятал глаза, глядя в рыхлую землю под ногами.

— Хочешь знать, чего я боюсь? Я боюсь проснуться утром и понять, что ты ушла.

Он низко опустил голову, будто сказал что-то постыдное, дал слабину, рискуя снова остаться в одиночестве. Гермиона аккуратно поправила отклеившийся пластырь на его щеке.

— Знаешь, почему я решила защищать тебя, Северус? Потому что знаю, что ты — хороший человек с нелёгкой судьбой, и чем больше я тебя узнаю, тем больше в этом убеждаюсь.

— Нет, — он зажмурился, будто её тёплые, искренние слова причиняли ему физическую боль. — Ты не можешь так говорить. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Я знаю достаточно, — Гермиона грустно улыбнулась. — Ты до сих пор почти не спишь ночами, а если спишь, то постоянно ворочаешься и просишь у кого-то прощения. У тебя много шрамов, особенно тут, — протянув руку, она прижала ладонь к его груди, — и я очень хочу помочь тебе их залечить. Ты заслуживаешь любви не меньше, чем другие, Северус.

Он стыдливо вытер лицо запястьем, как плачущий ребёнок и, наконец, поднял взгляд.

— Я без тебя пропаду.

Гермиона хотела, чтобы он открылся ей, но вместо этого он разорвал перед ней грудь и вручил ей своё больное, израненное сердце. Под громкий стук её собственного, Гермиона сделала шаг.

Она представляла всё совсем не так. В её робких мечтах об их первом поцелуе Северус был здоров, их окружало тепло домашнего уюта, мурчащий в углу Крукшанкс и непременно мягкое кресло с подголовником, а диалоги были наполненными напыщенными признаниями в вечной любви. И уж точно там не было промозглого лесного вечера, дрожащих от холода рук, солёных обветренных губ, но Гермиона, видит Мерлин, не жаловалась. Единственное, о чём о чём она действительно сожалела — так это о том, что не нашла в себе силы расстаться с Роном раньше, чтобы не впутывать Северуса во всю эту скверную историю.

2014

На разодранном колене коркой подсыхала кровь. Воздух после дождя удушливо пах мокрым асфальтом; Бетти сидела на крыльце и пристально разглядывала свои руки. Узкие запястья с просвечивающими сквозь бледную кожу венами, по пять пальцев на каждой — всё как у людей, только вот ей они казались безобразными щупальцами безжалостного чудовища.

Слёзы прошли; вместо этого Бетти ужасно клонило в сон. Чем дольше она думала о страшном видении, тем более реалистичную форму оно приобретало. Раскачиваясь взад-вперёд, она негромко напевала детскую песенку, стараясь оставаться в сознании.

Крик Джона Аустерлица по-прежнему звучал у неё в голове, но самым страшным было другое: чем дольше Бетти думала об этом, тем сильнее её переполняло чувство полноценности. Будто эти воспоминания возвращали ей какой-то утерянный кусок собственного «я», который был безжалостно затолкан на периферию сознания.

И от этого ей было по-настоящему страшно.

— Бетти?

Она перевела замутнённый взгляд на сырую гравиевую дорожку. Мама, в вымокшем до нитки платье и растрепавшимися от воды волосами, быстро шагала к ней через двор.

— Что случилось? Почему ты не в доме?

— Ты забрала ключи, — едва не заваливаясь на бок, просипела Бетти. — Я вылезла через окно.

Опустившись перед ней на корточки, Гермиона тихонько потрясла её за плечо.

— Но зачем? Где ты была?

— На свалке.

— Но что ты…

— Эй, у вас там всё в порядке?

Бетти не любила незнакомцев. Она была из тех, кому в новых людях не нравилось абсолютно всё: внешность и голос, манера общения, и изменить своё мнение она могла только, узнав человека получше. Поэтому, когда за маминой спиной показался незнакомый плечистый мужчина в берете и дутой куртке, она тут же ощетинилась.

— Это кто, твой друг? — переводя взгляд с него на маму, спросила Бетти. — Что он тут делает?

— Уже уходит.

— А что, обещанного чая не будет?

Гермиона бросила на Рона недовольный взгляд и многозначительно кивнула в сторону улицы. Бетти, вцепившись в мамину руку, поднялась на ноги.

— У нас нет чая, мистер, — без оттенка дружелюбия произнесла она. — И мы не принимаем гостей, правда, мама?

— Бетти, иди внутрь, пожалуйста, — продолжая сверлить Рона взглядом, произнесла Гермиона и легонько подтолкнула дочь к двери. — Я сейчас подойду.

Хромая, Бетти попятилась в дом. Она испытывала к незнакомцу жуткую неприязнь, хотя знала его ровно две минуты. Мама никогда и ни с кем не знакомилась и не водила дружбу. Тем более, со странным рыжим верзилой, который даже в подмётки отцу не годился. Бетти не была наивной и прекрасно понимала, что чужие мужчины в доме просто так не появляются. У неё накопилось к маме много вопросов, но претензий было ещё больше.

Спать хотелось кошмарно.

* * *

— Да уж, — присвистнул Рон. — Даже если бы ты мне не сказала, что она дочь Снейпа, я бы и так понял. В ней от тебя вообще ничего нет.

— Неправда, — ёжась от холода, Гермиона посмотрела на дверь, за которой пару секунд назад скрылась Бетти. — Мы с ней очень похожи.

— Не-а. Она — стопроцентный Снейп.

Гермиона спорить не стала. Она знала, что у них с дочерью было много общего: проявляющиеся на солнце веснушки, ямочки на щеках, привычка задумчиво морщить нос — всё это досталось Бетти явно не от отца. И Гермиона не хотела признавать, что черты отца с каждым днём проявлялись в ней всё больше — настолько, что это было видно даже постороннему.

— Кстати, насчёт Снейпа, — заискивающе начал Рон, — ты точно не можешь с ним поговорить?

— Нет, Рон, прости. Мне пора. Удачи тебе.

Рон кивнул и вышел за калитку. У Гермионы возникло острое желание окликнуть его, рассказать, что Северус их бросил и она совершенно не знает, что теперь делать, но она вмиг отринула эту мысль. Мама учила её никогда не выносить сор из избы.

— Но мы ведь увидимся ещё? — с надеждой спросил Рон. — Я был очень рад тебя видеть, Гермиона.

Гермиона рассеянно кивнула от двери, не найдя ответа. Всё, что она испытывала — это тревогу и страх неизвестности, потому как единственная ниточка надежды на помощь с треском оборвалась.

В доме было темно, лишь на кухне горел свет. Шагая в полной темноте, Гермиона едва не наступила на что-то острое; присмотревшись, она обнаружила под ногами осколок бутылки, который не заметила при уборке. Казалось, что с ухода Северуса прошла уже целая вечность.

— Бетти, ты на кухне? — окликнула Гермиона, глядя на блики света, играющие на тёмном стекле.

— Да.

Она сидела за столом, опустив голову на сложенные руки. Гермиона ужаснулась: при свете дочь выглядела ещё хуже, чем ей показалось на улице.

— Боже, милая, что случилось? — Гермиона села напротив неё, но Бетти даже не отняла головы.

— Сначала я задам тебе два вопроса. Дай мне слово, что скажешь правду, — глухо проговорила она.

Гермиона взволнованно шарила глазами по фигуре дочери; грязная и промокшая, с ссадинами на руках и со спутанными кудрями, она напоминала нищую беспризорницу, прикорнувшую за столиком в кафе.

— О чём?

— Слово, мам, — Бетти повернула голову, и упёрлась подбородком в предплечья.

— Хорошо. Даю слово. Бетти, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

Бетти выпрямилась. Гермиона нервно сглотнула: у дочери были пустые, потухшие глаза.

— Я чувствую себя отлично. Кто этот мужчина?

— Это Рональд, мой одноклассник, — без промедления ответила Гермиона. — Я попросила его помочь нам, потому что папа ушел.

Бетти медленно перевела взгляд за её спину, будто Рональд всё ещё стоял там.

— Мне он не нравится. Тебе лучше перестать с ним общаться, мама.

У Гермионы стыли руки и ноги. Девочка напротив ни капли не напоминала ей любимую и единственную дочь — её добрую, ласковую Бетти. А, может, Гермиона обманывала сама себя, потому что когда-то давно, дочь была именно такой. Просто она предпочла об этом забыть, как о самом страшном сне.

— Вопрос номер два. — Бетти медленно, даже заторможенно, моргнула. — Это я убила Джона Аустерлица?