Леса, полные пророчеств (гет)

На востоке алел рассвет, озаряя кухню дома семьи Уизли мягким заревом, предвещающем теплый солнечный день.

Рон, спускаясь по лестнице, с удивлением отметил, что проснулся раньше всех — даже мать еще не хозяйничала на кухне. Он сонно зевнул и вытянул руки к потолку, чтобы размяться. Солнечный луч осветил стол и тарелку с коричным печеньем: Рон решительно подогрел воду в чайнике и уже спустя минуту усаживался поудобнее перед большой чашкой чая.

Следя за аккуратно поднимающимися струйками пара от чашки, Рон задумчиво смотрел сквозь легкую дымку на очертания кухни. Казалось странным видеть ее пустой — раньше всегда по утрам здесь что-то готовилось, мылось, поджаривалось; приборы с легким звоном разлетались то из ящиков к столу, то после приема пищи обратно; чайник, если закипал на огне, всегда выдавал новую свистящую мелодию — эти звуки всегда поднимали настроение.

Но сейчас здесь было тихо и пусто. Сердце «Норы» упорно молчало в ожидании хозяйки, чтобы начать новый день, и Рону неожиданное уединение казалось чем-то фантастическим.

Вздохнув, он надкусил печенье и запил чаем. По телу медленно расползались нотки удовольствия, приправленные ароматами уютной корицы и сладкой ванили. Мягкий хруст печенья напомнил Рону далекие времена его детства, когда за кухонным столом собирались все его братья и сестра в ожидании большого блюда. Молли едва успевала поставить вазу на стол — печенье, кексы, пироги и вафли исчезали с невероятной скоростью, словно по волшебству. Каждый из них выпивал по большой кружке чая, желая ухватить последний кусочек лакомства, и Молли с Артуром обычно не вмешивались в кулинарные игры детей, предпочитая насладиться несколькими минутами спокойствия вдвоем, когда младшие заняты чаепитием.

Губ Рона коснулась улыбка при воспоминании о былых временах. Он не скрывал, что в течение нескольких месяцев скитаний ему очень не хватало домашней стряпни. Но ведь за обычными пирогами стояло гораздо большее: Рон скучал по теплу и уюту родного дома, где провел детство и где, как он точно знал, было безопасно.

Еще одно печеньице в руках, и он точно понял: оказаться, наконец, дома — настоящее счастье. Последние три недели он провел в Хогвартсе, решив поддержать Гермиону и Джинни: те, не раздумывая, согласились отправиться в качестве волонтеров для восстановления замка после майской битвы.

Перед глазами Рона в отражении еще горячего чая пронеслись воспоминания этих недель, проведенных в школе. Ему, не привыкшему к большим физическим нагрузкам, поначалу было тяжеловато справляться с работой, однако позже он втянулся. Не все можно было исправить с помощью магии, поэтому некоторые локации они с другими ребятами разбирали вручную. От упорной работы днем он ощущал себя уставшим, но живым — а этого многим из их группы не хватало.

Большинство принимали участие в битве; многие лично знали кого-нибудь, кто не выжил, и от этого становилось жутко. Рон не раз замечал остекленевшие взгляды Невилла, Эрни Макмиллана или Терри — однокурсника Джинни, на чьих глазах погиб Колин Криви. Он спешил потрепать их за плечо, участливо улыбаясь, чтобы не дать их мыслям утечь слишком далеко, в черноту той ночи, которая навсегда останется в их — и Рона — памяти.

Он согласился сбежать в Хогвартс еще и потому, что после возвращения домой его встретила там мрачная тоска — как и в доме любого, кто столкнулся с потерей близкого человека во время войны.

Семья горевала: родители словно в один миг постарели на десяток лет, а глаза матери постоянно были полны слез. Несколько дней до похорон в «Норе» проводили много времени Перси, Чарли и Билл с Недой, но затем они разъехались по своим домам — возможно, не выдержав общего скорбного настроения, и Рон их очень хорошо понимал.

Джинни старалась помочь матери, и Рон удивился внутренней силе и стойкости сестры. И все же он знал: за ее спокойствием стояло знание, что Гарри выжил в войне — именно поэтому его младшая сестренка держалась как бравый солдат.

Похороны — самое тяжелое, что удалось перенести Рону за все время войны. Всего лишь несколько часов траурной церемонии, но ощущения от прошедшего мероприятия были самые отвратительные. Он даже физически ощущал себя нездоровым: неприятный комок в горле мешал глотать и думать, а ногтями он так впивался в ладони, что белые следы-полумесяцы оставались на коже до самого вечера.

Ступор и отстраненное состояние, с каким он наблюдал за происходящим в тот день, можно было списать на некий шок, случившийся с каждым из них после смерти Фреда. Больнее всего было наблюдать, как утопают в скорби другие: как страдают родители, шумно сморкаясь в предложенные платки; как, опустив головы и пряча глаза, стоят друзья и однокурсники близнецов по Хогвартсу; как Анджелина Джонсон вроде бы храбрится, поддерживая Джорджа за руку, но Рон видел, как ее плечи сотрясаются в безмолвных рыданиях.

Он даже не мог представить, что чувствует Джордж, и боялся даже заговорить с ним первые дни. Да и брат молчал, нередко засматриваясь в какую-то одну точку и не обращая внимание на других. Любой, кто бы столкнулся с ним взглядом, натыкался на бездну боли и отчаяния — поэтому Рон не сразу решился на разговор с Джорджем.

Их семья никогда не будет прежней, он прекрасно это понимал. И пусть близнецы съехали из «Норы» еще пару лет назад, их озорной дух витал здесь даже во время войны. Вспомнилось, как они с Гарри, Гермионой и Люпином заслушивались выпусками «Поттеровского дозора», умудряясь даже спорить, кто из близнецов у микрофона. Сейчас Рон совершенно ясно осознавал, что Фреда и Джорджа невозможно было перепутать. А спустя какое-то время он заметил: голос Джорджа после похорон брата охрип и потускнел, словно испустив из себя частичку жизни.

Так или иначе, Рон понял раз и навсегда: похороны — очень неприятное и действительно трагичное мероприятие. В тот день в его сознание врывалась мысль: Фред хотел бы, чтобы прощание с ним состоялось более оригинально. Возможно, в духе вечеринки в честь открытия «Всевозможных волшебных вредилок» с внезапными розыгрышами и речами, которые вызвали бы у присутствующих улыбки на лицах. Но завещать нечто подобное Фред не успел, как и прожить долгую жизнь — достаточную, чтобы задуматься о похоронах, и церемония прощания с ним стала совершенно обыкновенной: мрачной и оставляющей в воспоминаниях тихую тоску.

Именно поэтому Рон после похорон, не сумев выдержать напряжения и навязчивой тишины «Норы», уехал в Хогвартс. Вернувшись, с надеждой в душе отметил, что родители стали немного спокойнее, а на их лицах появлялись улыбки. Джинни уговорила Гермиону поселиться вместе до отъезда в школу в сентябре. Каждый день к ним приходил Гарри, регулярно наведывался Сириус и несколько раз заглядывал в гости Люпин. Даже Флер с малышкой Виктуар навестили «Нору» несколько дней назад — все хотели поддержать их семью и отвлечь от грустных мыслей.

Помогало ли это, Рон не знал, но неделя за неделей их дом с осторожной надеждой снова наполнялся уютом и жизнью. Иногда только некоторые детали напоминали, как много детей здесь раньше было, и что одного из них сейчас нет в живых.

Моргнув, Рон огляделся словно бы в поиске подобной вещи — и она нашлась через несколько секунд. Забытые чайные чашки, принадлежавшие близнецам, за ненадобностью убрали на верхнюю полку одного из шкафов. Кружки — фиолетовая с желтой ручкой и желтая с фиолетовой — дополняли друг друга так же, как это всегда делали Фред и Джордж.

Даже их часы — гордость семьи Уизли — еще напоминали о том, что в их доме недавно случилось несчастье. Все стрелки, кроме одной, по-прежнему ходили по кругу, занимая нужное положение и показывая состояние каждого из членов семьи. Стрелка Фреда застыла на отметке «Смертельная опасность» — с первого майского дня, когда близнецы в последний раз зашли вместе домой, а затем спустя несколько часов выдвинулись на подмогу в Хогвартс по вызову Отряда Дамблдора и Ордена Феникса.

Изображение Фреда все еще улыбалось с небольшой стрелки с его именем — никто из домашних не решился убрать ее, чтобы не нарушить память о сыне и брате. Остальные стрелки так и ходили вокруг, но Рон точно знал: его мама старается не смотреть в сторону часов — чтобы не наткнуться глазами на Фреда и ту опасность, в которой он остался.

Рон вздохнул и налил себе еще чаю: печенья на тарелке было достаточно, и он решил продолжить уединенный завтрак.

Улыбка появилась на его лице при воспоминании, с какой радостью Гермиона согласилась погостить у них летом. Она старалась поддерживать всю семью заботой и вниманием. Вместе с Артуром Уизли они хорошо заполняли минуты неловкой тишины во время ужинов за обсуждением общественного лондонского транспорта или кинотеатров; спорили, как отправляться в путешествие удобнее — магловским самолетом или магическим порталом; соглашались, что, наверняка, министр магии должен отчитываться не только магловскому премьер-министру, но и самой королеве! Артур пообещал, что выяснит это у Кингсли Бруствера, как только подвернется возможность.

Вместе с Молли Гермиона иногда пропадала на кухне часами, учась готовке. После нескольких месяцев в лесу та заявила, что просто обязана освоить кулинарное мастерство, а Молли с удовольствием принялась за ее обучение. Рон, конечно, удивлялся такому напору, да и Гарри с Джинни переглядывались с улыбками, когда Молли Уизли во время обеда объявляла, как ловко их подруга справилась с рагу или десертом.

Геомиона стала для Рона спасением: о ней он думал, когда сжимал крепко в кулаках боль и слезы на похоронах, когда держаться было труднее всего. В Хогвартсе он работал до дрожащих мышц в коленях и упорно ждал вечера, чтобы вернуться в факультетскую гостиную и посидеть с Гермионой у камина. А после недавнего возвращения в «Нору» их времяпрепровождение стало еще комфортнее и уютнее: в собственном доме Рон всегда чувствовал себя уверенно.

Их отношения нравились ему неспешностью, и Рон с необычным чувством интереса открывал для себя искусство и науку ухаживания за девушкой — раньше такого опыта у него не имелось. Ему доставляли удовольствие летние прогулки, полные разговоров, уютное молчание по вечерам или настольные игры с Гарри и Джинни. И да, он уже смирился с тем, что те встречаются: никому другому сестренку он доверить бы не смог.

Гермиона поддерживала его и в том, что Рон хотел отказаться от продолжения учебы в Хогвартсе, хотя Молли и Артур пытались возразить сыну. Он был уверен: идти вместе с Гарри Поттером на обучение в Аврорат будет лучшим решением — Рон, пожалуй, действительно этого хотел. Иногда лишь он высказывал сомнения Гермионе, но та всегда отвечала, что в любом случае поддержит его.

Желание Гарри стать аврором он понимал и видел в глазах друга непоколебимость. Поттер не мог не продолжить свое дело по спасению магического мира от темных сил — это был его путь. Именно после месяцев бегства и финальной битвы Гарри, казалось, обрел осознание, чем ему действительно хочется заниматься в жизни. Рон его за это уважал.

Зато сам пока не определился, хотелось ему того же или нет. В настоящий момент — да, он хотел стать аврором и был уверен в этом. Но через несколько лет преступники, связанные со второй магической войной, уже будут пойманы, и Рон сомневался, что служба в Аврорате станет иметь для него приоритетное значение. А еще он опасался длительных командировок и разведывательных операций — опыта жизни в лесу хватило ему на долгие годы.

В мыслях вновь возник образ Гермионы. Рон благодарил ее за поддержку и мягкую улыбку, когда в смятении рассказывал о чувствах в отношении будущего. Каждый раз он удивлялся ее добросердечности, хотя когда-то даже не верил, способна ли она на дружбу.

Рон усмехнулся, вспоминая их школьные размолвки: они могли не разговаривать неделями или переругиваться так, что на ушах стоял весь Гриффиндор. Кажется, им не раз говорили, что их стычки похожи на ссоры старых супругов. Во время учебы Рон только таращил глаза на такие шутки и ни за что бы не признался, что подобная мысль где-то в глубине души вызывала у него тихое чувство удовлетворения.

Но сейчас Рон лишь улыбался: возможно, когда-нибудь, если они и будут ругаться с Гермионой, это и впрямь будут мелкие ссоры между мужем и женой, всегда заканчивающиеся быстрым примирением — как и у его родителей. Эта мысль грела ему сердце даже больше, чем выпитый горячий чай и вкусное печенье со вкусом корицы и мягким ванильным ароматом.

Он поставил опустевшую кружку на стол и услышал легкий щелчок, исходящий от домашних часов: тех самых, волшебных, которые показывали местоположение каждого члена семьи. Рон не обратил на это внимания, но щелчки продолжались, и под размеренный звук он отложил чашку в раковину, а тарелку с печеньем накрыл салфеткой.

Наконец, подняв голову, Рон взглянул на часы. Не сразу разобравшись, что происходит, он подошел ближе, вглядываясь в стрелку, перемещающуюся по кругу.

— Ух ты, — вымолвил Рон, сглотнув.

На большее его словарного запаса не хватило.

Стрелка с именем Фреда Уизли щелкнула еще раз и остановилась рядом с несколькими другими — на отметке «Дом».

Неожиданные слезы подкатили к глазам, будто в отместку за то, как на похоронах он молчал, стиснув зубы и не позволяя себе проронить хотя бы слезинку — чтобы не расстраивать родных еще больше. Смахнув тыльной стороной ладони слезы с лица, Рон еще раз пригляделся — убедиться, что не перепутал стрелки близнецов.

Но нет, все было именно так, как он увидел: стрелка Джорджа по-прежнему стояла на значке «Потерялся» — как это было с начала мая и очень соответствовало его состоянию и сейчас. Стрелка второго близнеца, наконец, сменила ход: Фред вернулся домой.

Рон чувствовал, как по его спине и рукам расползаются мелкие мурашки, и даже пару раз обернулся, чтобы оглядеть кухню. Затем прислушался: все было тихо, никто еще не встал, поэтому он слышал лишь свое напряженное дыхание. Рон осторожно дотронулся до стрелки, несколько секунд назад завершившей движение — та держалась крепко и не могла сдвинуться от сквозняка или еще какой-нибудь случайности.

Фред, усмехаясь, подмигивал Рону с небольшой фотографии, а Джордж, в одиночестве находившийся через пару делений, пожимал плечами с расслабленной улыбкой. Сейчас Рон отдал бы многое, чтобы его брат вновь так улыбнулся.

Еще раз прислушавшись к звукам вокруг, Рон словно бы ожидал, что вот-вот его погибший брат шумно вздохнет или покашляет и привлечет к себе внимание; скажет очередную шутку, а может быть, сразу бросится к столу, занимая себе самое лучшее место — никто, по обычаю, с Фредом не спорил.

Брат больше не в опасности — он вернулся домой. Дух его, наконец, займет место возле большой семьи и будет оберегать родителей, братьев и сестру.

Рон снова перевел взгляд на часы и медленно выдохнул: боль, снова всколыхнувшаяся в груди, быстро утихла, а на ее место пришло понимание: все в этом мире циклично, словно стрелки на волшебных часах дома семьи Уизли.

Он дотронулся пальцем до стрелки Фреда, а через пару секунд, легко ту подцепив, снял. Чуть позже он покажет стрелку Гермионе, а та, расплакавшись, наколдует красивую коробочку. За завтраком Рон обязательно расскажет о случившемся домочадцам: Джинни мимолетно улыбнется, отец расчувствуется, но не покажет этого, а лишь приобнимет жену. Молли, плача, прижмет коробочку с часовой стрелкой к груди, пару раз прошептав имя погибшего сына.

Их семья справится и будет жить дальше, а Рон еще долго будет помнить, свидетелем какого необычного явления он стал.

Призрак отзвучавшего смеха Фреда Уизли навсегда останется в их доме и, самое главное, в сердцах всех тех, кому он был дорог.