Леса, полные пророчеств (гет)

Целый месяц в квартире Гермионы стояла тишина. Даже кот предпочитал отмалчиваться: с наступлением зимы он будто впал в спячку.

В последний вечер года Гермиона, наконец, решилась нарушить безмолвное пространство. Вернувшись с работы, она тихонько включила радио, пока готовила на кухне. Она даже зажгла свечи на столе, на что не решалась с последнего ноябрьского вечера. Живоглот приветливо крутился возле ног, громко мурлыкал и даже пару раз мяукнул, выпрашивая аппетитные кусочки курицы из сковороды.

Гермиона улыбнулась — ее маленький мир начал оживать, и она ошибалась, когда считала: все наладится само собой. Стоило начать вновь готовить с интересом и позволить себе потанцевать под рождественскую песню — пространство квартиры перестало казаться серым и невзрачным.

Оказалось, жизнь готова продолжиться — и Гермиона очень хотела встретить новый год без груза раздумий и сочувствия. Да, она рассталась с Роном, но приняла это решение сама, и жалеть о содеянном не стоило. Гермиона пообещала Уизли разобраться с проблемами и наладить жизнь — этим и следует заняться уже завтра, когда наступит новый год и новый век!

Гермиона прикрыла горячий ужин крышкой и решительно ушла в спальню. Вернулась она, переодетая в платье: мягкий трикотаж бордового цвета поднимал настроение, и Гермиона даже заулыбалась, пока рассматривала себя в зеркале.

Даже лучше, что новый год она встретит одна, ведь именно собой Гермиона хотела заняться в следующие месяцы. Она почти не задумалась о собственном одиночестве, когда вспомнила: наверняка Джинни сейчас отмечала праздник вместе с Гарри, а рядом был и Рон...

Встряхнув тяжелыми кудрями — после душа она еще не успела заколоть волосы в прическу — Гермиона решительно потянулась к верхней полке кухонного шкафа. Спустя полминуты она достала оттуда запылившуюся бутылку красного вина. Конечно, она забыла убрать его в холодильник: вино было теплым. Приготовив один бокал, Гермиона усмехнулась. Она потянулась за палочкой, потому что не смогла бы сама открыть бутылку обычным штопором, и тут услышала звонок в дверь.

Пришлось даже вздрогнуть от неожиданности — гостей Гермиона этим вечером не ждала. Волшебную палочку она предусмотрительно спрятала за спину, когда вышла в прихожую.

Дверь она открыла сразу же, когда увидела, кто за ней стоит.

— Ремус! — она заулыбалась, пропуская его внутрь вместе с порывом прохладного воздуха. — Какой приятный сюрприз!

— Здравствуй, Гермиона, — они наспех обнялись, а потом он замер в секундной нерешительности: хотел снять пальто и шарф. — Я не помешаю?

Мелкий снег мгновенно растаял на его волосах, и капли воды упали на пол быстрее, чем Ремус встряхнул головой.

— Нет, конечно! Раздевайся, проходи.

Она чуть сама не взяла шарф из его рук, но вовремя себя остановила и обратила внимание на кухню.

— Я как раз приготовила ужин. Праздничный, я думаю... Впрочем, неважно.

Собственные же слова показались слегка нелепыми — будто она готовит исключительно по праздникам. Пока Гермиона стояла в раздумьях, Люпин уже разделся и показал бутылку вина, которую вытащил из кармана пальто.

— Думаю, оно отлично подойдет.

Он передал бутылку Гермионе, и тут к его ногам подбежал Живоглот. Понюхав гостя, кот пару раз зажмурился, но уходить не стал: крутился у Ремуса под ногами, пока тот умывался в ванной. Вовсю мурлыкая, Живоглот сопровождал каждый шаг Люпина, и это вызвало его усмешку.

— Ты, кажется, забыл, кто я? — Ремус присел на корточки и погладил кота по большой рыжей морде.

— Видимо, ему не хватает общения.

Гермиона уже вернулась из кухни: она снова включила плиту, чтобы ужин не остыл, убрала запылившееся вино и достала еще один бокал. Удивительно, как ее одинокий вечер вдруг скрасился приятной компанией.

Живоглот, получив порцию ласки от гостя хозяйки, убежал в кухню, логично предположив — наконец-то обещанная курочка окажется у него в тарелке.

Гермиона покачала головой с улыбкой и позвала Люпина — друг за другом они вошли в кухню. Кот сидел на полу в ожидании ужина и нетерпеливо размахивал хвостом.

— Уже перед твоим домом я даже немного засомневался, стоит ли заходить, — задумчиво сказал Ремус, а потом заметил вино и штопор — его Гермиона предусмотрительно положила рядом.

— Я очень рада, что ты заглянул.

Гермиона раскладывала пасту по тарелкам и накрывала на стол, иногда бросая взгляд на внезапного гостя. Ремус, решив занять руки, уже открыл бутылку и разлил немного вина по бокалам.

— Вроде неплохое, — оценил он, принюхавшись, а затем бесшумно поставил бокалы на стол.

— Что ж, прошу.

Гермиона, не сумев сдержать улыбки, пригласила Люпина к ужину. Она положила в миску Живоглота его долю и, наконец, уселась за стол со странным ощущением тепла и спокойствия, едва ли не искрившегося на кончиках ее пальцев.

Свечи горели и придавали уют электрическому свету и предновогоднему вечеру. Гирлянд и елки в квартире Гермионы не имелось: в ноябре она планировала украсить комнаты вместе с Роном, но после их расставания оставила пакеты с украшениями нераскрытыми и забыла про них.

— Я хотел увидеться с тобой в Рождество, но не застал тебя на празднике в «Норе», — признался Ремус, разглядывая Гермиону — он не хотел задеть ее чувства, понимая, что вечер у Уизли прошел не совсем гладко.

Гермиона вздохнула и подняла голову.

— Да, вечер не совсем удался. Я поторопилась возвращаться в компанию — Молли посчитала, что мы с Роном помирились, и я чувствовала себя, мягко говоря...

«Невыносимо», — закончила она про себя, но не решилась поделиться эмоциями вслух, поэтому лишь неопределенно пожала плечами. Люпин же с аппетитом ел, не тяготя Гермиону расспросами, но она сама делилась с ним тем, что считала нужным рассказать.

— Мы немного разошлись во взглядах, поэтому я решила уйти с праздника, — рассказала она. — Вышло немного глупо — надеюсь, Рон не сильно обиделся.

— Он выглядел расстроенным, когда я пришел, — на лице Ремуса застыло задумчивое выражение, словно он вспоминал не совсем приятный разговор с кем-то из гостей семьи Уизли. — Гарри рассказал мне, что случилось. Я тоже не хотел задерживаться, но нужно было обсудить с Артуром кое-какие дела.

Они переглянулись, и вдруг Ремус поднял бокал.

— Я думаю, скоро все наладится — начинается новый год, ведь так?

Вместо ответа она вслушалась в легкий звон встретившихся бокалов и сделала глоток вина.

— Какие у тебя планы? Постоянные командировки? — спросила Гермиона, чуть склонив голову.

Еще пару месяцев назад они обещали друг другу, что будут видеться чаще — Гермиона сама просила об этом Люпина. Но он редко появлялся в Министерстве, а командировки в Европу заняли почти все его время. В выходные они тоже не пересекались: в декабре Гермиона прекратила любые выходы в свет и встречи с друзьями, решив взять паузу и побыть наедине с собой. Люпин в последние недели едва успевал заскочить на площадь Гриммо — встречи с Сириусом и Флер подбадривали его, а игры с Виктуар давали возможность отдохнуть от работы и расслабиться.

— На самом деле, не совсем, — он слегка нахмурился. — Через несколько дней я отправляюсь в Париж: необходимо поработать с французским Министерством Магии.

Гермиона в удивлении вскинула брови. Вилка с кусочком курицы так и не дошла до ее рта, а рука опустилась на стол.

— Правда? Но ты вернешься?

— Вернусь, — поспешил ответить Люпин, улыбнувшись. — У меня есть определенные задачи, связанные с поддержкой оборотней по всему континенту. Думаю, самое позднее — вернусь через год.

— Интересно, — отметила Гермиона, продолжив ужин. — Ты хотел именно этого, так? Заняться после войны политикой и укрепить положение оборотней.

— Да, наверное. Если моя работа за рубежом принесет плоды — займусь этим и в нашем Министерстве. Кингсли не ожидал, что сотрудничество с Парижем может дать результаты — мы решили пойти ва-банк и отработать схему взаимодействия с оборотнями на них.

— Очень хитрый ход, — хмыкнула Гермиона, оценив стратегию министра.

— Тем более, Кингсли заверил меня, что волшебные существа Великобритании теперь находятся под твоим строгим, но справедливым крылом.

Она немного смутилась высокой оценке ее работы министром.

— У меня тоже есть цели, — спокойно ответила Гермиона.

— И поэтому я уверен в том, что происходит в нашей стране, — он опять поднял бокал, и легкий стук придал его озвученным планам еще больше реальности.

После окончания ужина Гермиона быстро убрала тарелки. Они допивали вино, болтая друг с другом о том, о чем молчали с другими. Обсуждали прошедший год, знакомых и друзей, радовались их успехам и строили планы на покорение Ремусом французской столицы. Гермиона вдохновилась настроением Люпина: он предвкушал невероятное приключение, в которое совсем скоро отправится, а она искренне желала ему удачи.

— Я очень рада видеть в тебе эту решимость. Думаю, ты очень изменился за последние годы — и это так здорово.

Ремус задумался.

— Да, пожалуй, я изменился. Я пережил войну, — он оборвал фразу, но потом продолжил: — Я действительно ее пережил, Гермиона. Трудно объяснить, но мне повезло. Поэтому я здесь — и собираюсь исполнить то, к чему всегда стремился на самом деле.

В мыслях Ремуса иногда, как и сейчас, мелькали воспоминания о видениях его потусторонней жизни, которую он наблюдал когда-то во снах и редких видениях наяву. Раньше он рассказывал о них Гермионе и точно знал — она бы поверила ему. Но сейчас возвращаться к увиденной параллельной жизни он не хотел.

Гермиона слушала Люпина, а затем вздрогнула: она открыла форточку всего пару минут назад, а сквозняк ощутимо охладил воздух в кухне.

Ремус тем временем взял бутылку.

— Хочешь? — спросил он, разглядывая остатки.

— Нет, я немного замерзла, — она помогала головой, а затем Ремус опередил ее и закрыл форточку. — Спасибо. Я бы выпила чего-нибудь горячего, а ты?

— Хорошая идея.

Люпин крутанулся вокруг и, тут же найдя чайник, наполнил его водой из-под крана. Он похлопал себя по карманам — палочка осталась в пальто, но на помощь ему пришла Гермиона: через несколько секунд вода в чайнике уже вскипела.

— Чай? — предложил он, собираясь поинтересоваться, в каком из шкафчиков следует искать заварку.

— Может, кофе? — предложила она, а потом вдруг вскинула руки. — Горячий шоколад — будет здорово, да?

Она показала на верхнюю полку, и Ремус быстро сориентировался, тут же достав банку с какао.

— Я сделаю все сам, ступай греться под одеяло, — легко сказал он и повернулся, чтобы достать кружки.

Гермиона не ответила — лишь улыбнулась и ушла в гостиную, где забралась с ногами на диван и набросила на себя плед. Кот отдыхал в соседнем кресле и едва приоткрыл один глаз, когда Гермиона погладила его. Она задумчиво смотрела на Люпина — он в ее кухне отчего-то смотрелся очень органично. Спокойно наливал кипяток и заваривал какао — все его движения были расслабленными и успокаивали Гермиону, словно она оказалась в месте, где о ней позаботятся.

Вечер с Ремусом вдруг напомнил: у нее есть друзья. Да, она не общалась ни с кем целый месяц, но она любила и Джинни, и Гарри, и даже Рона. Сейчас она поняла, что соскучилась по ним.

Уверенность и спокойствие опять поселились в ее сердце: друзья всегда помогут и примут ее такой, какая она есть. Эта мысль согревала, но Гермиона все же замерла в ожидании горячего шоколада — предвкушая, что он привнесет тепло в самое ее сердце.

* * *

Тепло разливалось в груди Ремуса Люпина, когда он размешивал какао в чашках. Подхватив две кружки в руки, он медленно двинулся в сторону дивана, где сидела Гермиона.

Он наблюдал за ней этим вечером, любуясь и запечатывая ее образ в сердце. Люпин хотел увидеться с Гермионой не случайно: скоро он покидал Великобританию, поэтому точно знал, что должен встретиться с ней. Абсолютно эгоистичное желание, но не последовать зову души он не мог.

Ужин вдвоем и спокойный разговор — он не рассчитывал на что-то большее. Ему хватало понимания, что их отношения с Гермионой — вне событий и времени. Она всегда была ему рада; они общались и разговаривали на равных, обсуждая практически все. Ремус знал, что является для Гермионы хорошим другом — этого ему было достаточно.

Теперь, возможно, он мог попробовать зайти чуть дальше: она рассталась с Роном и считалась свободной девушкой. Но терять драгоценное чувство счастья в ее присутствии он не хотел. Ремус видел, как нужно Гермионе побыть наедине с собой, и врываться в ее жизнь сейчас с любыми романтическими намерениями было бы просто глупо.

Поездка в Париж даст время им обоим: соскучиться друг по другу или же понять, что все чувства в прошлом. Впрочем, Ремус не верил, что он легко забудет Гермиону — она прочно обосновалась в его сердце, и он признавался самому себе, что в глубине души был этому рад.

— Держи, — он дал ей горячую кружку, на мгновение ощутив, какими холодными стали ее руки.

— Спасибо, — Гермиона улыбнулась.

Следующие минуты они провели в тишине, созерцая волшебное ощущение тепла, разливающегося по телу. Разве причина была только в шоколаде? Один из них знал ответ.

— Сложный был год, — выдохнула Гермиона. — Я, признаться, немного устала. Мне кажется, что я снова где-то ошиблась.

Ремус тихо усмехнулся, не поворачивая головы.

— Думаешь, я не помню тот наш разговор? Мое мнение не изменилось: ошибаться можно и нужно.

Она допила шоколад и поставила кружку на столик, а затем укуталась в плед еще сильнее.

— За два года кое-что изменилось, ты же понимаешь, — задумчиво сказала она.

— Тогда ты была полна решимости, — он поставил пустую чашку рядом с первой и откинулся на подушку. — Что же стало с той Гермионой?

Она медленно пожала плечами и слегка развернулась в сторону Люпина.

— Та Гермиона думала, что обеспечивает безопасность родителям. Но они правы, это оказалось эгоистичным решением.

— Все обязательно наладится, — поспешил заверить ее Ремус. — Со временем. Думаю, твои родители не станут обижаться целую вечность.

— Да, возможно.

Гермиона опустила голову. Она положила одну руку на вторую и кожей почувствовала неровные места.

— А еще за это время у меня появились новые шрамы.

— Шрамы, как и ошибки, всего лишь часть нас, — ответил Люпин и провел рукой по лицу, мимолетно показывая собственные отметины.

— Откуда они? — задумчиво спросила она, заинтересовавшись шрамами на его лице: две розовые полосы пересекали левую скулу, а еще были и те следы, которых она не могла разглядеть в темноте.

— Получил в схватке с другими оборотнями, — пояснил он. — Я не раз отправлялся в разведку в большие стаи. А уйти оттуда мирно — большое везение.

Он усмехнулся:

— Есть парочка от Сириуса, но это пустяки, — Ремус опустил взгляд. — Ты позволишь мне взглянуть?

Спустя секунду замешательства она протянула ему руку, где на предплечье белела кривая надпись, оставленная серебряным кинжалом безумной Пожирательницы Смерти.

Гермиона даже зажмурилась, когда Люпин прикоснулся к ней — боялась его реакции. Стук сердца участился: она до сих пор вспоминала тот день, когда очутилась на холодном каменном полу Малфой-мэнора, а пытки Беллатрисы Лестрейндж казались ей бесконечными.

Ремус накрыл руки Гермионы теплой ладонью. Вглядываясь в неровные буквы, он снова ощутил внутри ярость. Серебряный кинжал словно искромсал и его тоже — и Люпин едва ли мог мириться с той болью, что довелось испытать Гермионе.

— Я сожалею, что не смогла сопротивляться ей, — шепотом сказала Гермиона, и тут Ремус почувствовал, как ее ладони мелко дрожат. — У меня не хватило сил дать отпор. Я старалась вспомнить, чему ты учил нас, но с самого первого Круциатуса поняла, что ни на что не способна. Я ведь даже не тренировалась тогда с вами.

— Никто из нас не стал бы пытать тебя, — покачал головой Ремус, вспоминая, как он учил ребят в лесу противостоять Непростительным заклятиям. — Я бы не причинил тебе боль. Я физически бы не смог этого сделать.

Она шумно вздохнула, мысленно соглашаясь с Люпином. Для мощного заклятия следовало испытывать яростное желание причинить боль. Ремус едва справился тогда с созданием проклятия — потому что навредить никому из них он не хотел.

— Беллатриса была очень фанатичной и сильной, — при воспоминании о приспешнице Волдеморта у Люпина в груди клокотала злоба: он помнил, что именно она лишила жизни Нимфадору Тонкс. — Ты сопротивлялась ей, как могла. Вспомни родителей Невилла: пытками она свела их с ума.

Гермиона прикрыла глаза, но дрожь в теле никак не утихала. Лишь заставив себя вернуться в настоящий момент и ощутить тепло от рук Люпина на своей коже, она медленно отпустила страх. Затем угасла и боль, возникающая в месте пореза всякий раз, когда перед глазами мелькали картинки того дня.

Ремус смотрел на руки Гермионы. Он задумчиво водил пальцем по оставленным шрамам, будто пытаясь исцелить их силой мысли. Он бы многое отдал, чтобы оказаться в тот момент рядом с ней, Гарри и Роном. Неизвестно, чей бы зверь оказался сильнее: Беллатрисы Лестрейндж или его собственный.

Он закрыл глаза на несколько секунд, избавляясь от образа ненавистной ведьмы. Рядом с ним сейчас находилась та, кто возвратила его из пучины отчаяния в самый разгар войны. Гермиона, пусть и неосознанно, дала то, что Люпин уже и не надеялся обрести в жизни — веру. Он наслаждался минутами, проведенными с ней вдвоем. Ее бархатная кожа казалась хрупкой и нежной, словно он держал в руках бабочку: лишь только стоит едва шевельнуться, и она взлетит.

— Это не твоя вина, — подводя итог, сказал Люпин. Его голос чуть охрип, но казался бодрым. — Шрамы — лишь отголоски прошлого. Они не делают тебя менее прекрасной.

Он быстро улыбнулся ей, на секунду повернув голову. Ремус заметил уставший взгляд Гермионы и уже хотел предложить ей пойти спать.

Гермиона же всматривалась в очертания Ремуса. Что-то в ней будто переключилось: его теплые руки магическим образом успокаивали ее всю. Хотелось переплести свои пальцы с его и зарыться в объятия — она знала, там безопасно. Отголоски уставшего за день разума в этот момент деликатно попытались уточнить, нужна ли Гермионе двусмысленность в ее отношениях с Ремусом Люпином. Но сердце чувствовало мужскую заботу и тянулось ей навстречу.

Повинуясь интуиции и ощущениям в себе, она слегка придвинулась к Ремусу и оттолкнулась от подушек. Гермиона перевернула левую руку и ухватилась ею за раскрытую мужскую ладонь, а затем остановилась в сомнении. Она не понимала, что было сильнее: желание не утащить Ремуса на дно за собой или спастись вместе с ним.

Все размышления длились считанные секунды, и вот уже Люпин обратил внимание на ее замешательство. Он взглянул на Гермиону вновь, и проблеск удивления застыл в его глазах. Она, тем временем, цепляясь за его руку, приблизилась еще немного, и мысленно отбросила сомнения.

«Три, два, один...» — мысленно считала она перед безумным прыжком.

В это мгновение за окном раздался взрыв. Яркие огоньки и несколько салютных залпов отвлекли их. Гермиона отвернулась и посмотрела в окно, откуда раздался шум от батареи запущенных фейерверков.

— Кажется, полночь наступила, — отметил Ремус, рассматривая отсветы различных оттенков. — Добро пожаловать в новое столетие.

— Да, — эхом отозвалась Гермиона.

Под красными отблесками салютов невозможно было заметить, как кровь прилила к ее щекам. Пульс, недавно замерший в ожидании ее решения, двинулся вперед с огромной скоростью. Гермиона воспользовалась тем, что держалась за руку Люпина, и оттолкнулась. Она встала с дивана — будто так и планировала.

— Кажется, пора спать.

Ремус прошелся рукой по волосам, сбрасывая с себя задумчивость.

— Да, уже поздно.

— Я принесу подушку, — спохватилась Гермиона, одновременно схватив кружки из-под какао, чтобы отнести их в кухню и поставить в раковину.

Через минуту она принесла постельное белье. Люпин уже встал и смотрел в окно, выглядывая поздних прохожих, запускающих салюты и бенгальские огоньки.

— Я могу уйти, чтобы не мешать, — сказал он, повернувшись.

Ремус заметил суетливость в движениях Гермионы, поэтому не решался подходить к ней. Он чувствовал ее смущение и до сих пор размышлял: что же сейчас произошло?

— Нет, зачем? — она помотала головой и улыбнулась. — Оставайся, я буду только рада.

Ремус с сомнением смотрел на Гермиону, но старался не подавать вида. Ему и самому не хотелось возвращаться домой.

— Хорошо.

— Тебе спасибо, — она сложила руки на груди и немного поежилась.— Кажется, мы отлично встретили новый год.

Люпин усмехнулся.

— Конечно.

Гермиона ушла в ванную, а вернувшись, быстро пожелала Ремусу спокойной ночи и скрылась в спальне. Люпин тоже умылся, положил под голову подушку и залез под плед.

Его задумчивый взгляд, устремленный в потолок, прервал кот Гермионы, обратив на себя внимание. Живоглот запрыгнул на диван, лег рядом и вытянул пушистый хвост. Ремусу не оставалось ничего, кроме как опустить руку на рыжего котяру: оказывается, тот был охоч до ласки.

— Что-то странное произошло, да? — тихо спросил Ремус, пока Живоглот смотрел прямо ему в глаза. — Ты ведь умнее обычных котов. Как думаешь, я бы мог поцеловать ее?

Кот замурчал чуть громче в ответ на то, как Ремус почесал ему за ухом.

— Или мне это лишь показалось? — прошептал он.

Люпин вздохнул, вновь погрузившись в воспоминания о наступившей полуночи. Внутри ощущалось тепло: оно клубочком вращалось где-то в области сердца и медленно расползалось по всем клеточкам тела.

Кот лежал неподвижно, прижавшись рыжим боком к Ремусу. Сон пока не шел, и он проматывал картинки прошлого в памяти. Его удивило, что Живоглот отнесся к нему как к старому другу — словно и впрямь забыл, кем Ремус являлся на самом деле. Впрочем, до полнолуния было далеко — волчья сущность мирно спала в Люпине, давая сполна насладиться прошедшим вечером.

— Я иногда думал, — Рем вновь обратился к коту, и тот послушно поднял на него взгляд. — А что, если бы тогда ты сожрал Хвоста? Поймал бы этого крысеныша сам или помог бы Бродяге...

Лохматый котяра подвигал ушами, и Люпин усмехнулся.

— Да я и сам знаю, — прошептал он. — Прошлого не изменить. Но все же очень интересно.

Живоглот еще раз шевельнул головой и положил хвост сверху на плед. Улыбка не сходила с лица Ремуса, а перед глазами, даже когда он их закрыл, до сих пор стоял образ Гермионы. И он был уверен: то, что почувствовал он сам в тот момент, наверняка ощутила и она.

* * *

Гермиона же, когда легла спать, совершенно забыла про сон. В голове, словно стая бабочек, кружились невероятные осознания.

Что же случилось с ней полчаса назад? Почему она потянулась к Ремусу, к ее милому другу, Ремусу Люпину, словно хотела... напасть на него с поцелуями?

Это же просто смешно! Они всегда тепло относились друг к другу. Они обнимались и раньше — но прежде такой острой потребности в его прикосновениях она не испытывала. Гермионе всегда нравилось быть в компании Люпина, она ощущала себя рядом с ним спокойно и расслабленно. Она чувствовала себя... женщиной,что находится под крылом мужчины, и всегда была уверена: Ремус защитит ее, успокоит и подарит надежду.

Но несколько минут перед наступлением нового года словно пошатнули мир Гермионы, где она и Ремус были хорошими друзьями.

Она вдруг подскочила на месте и бесшумно подошла к двери. Прислушалась: в гостиной было тихо. Кот остался там же — Гермиона удивилась, что Живоглот принял Люпина и проявил к нему ласку, словно тот был его давним другом. Гермиона посмотрела на ручку в нерешительности: может, вернуться к нему и попытаться найти объяснение появившейся внутри нее искры?

В мыслях мелькнуло несколько образов, как могут развернуться события, если она вернется в гостиную. Кровь опять прилила к ее щекам: возникшие в голове картинки впечатлили ее и даже немного взбудоражили. В два счета, едва ли не прыжком, она вернулась в постель: нет, нарушать их с Ремусом отношения таким способом точно не следовало.

Но картинки, где она прижимается к Люпину и переплетает с ним пальцы, а его глаза цвета леса находятся в паре дюймов от ее собственных — так и остались в ее голове.

— Немыслимо, — шепнула она себе и повернулась на подушках.

Появившиеся чувства застигли ее врасплох, но в глубине души казались абсолютно естественными. Или же нет — сама Гермиона еще не до конца осознала, что же произошло между ней и Ремусом.

И сейчас, в первую ночь наступившего года, ей хотелось улыбаться. Ведь в ее сердце абсолютно точно открылась новая страница.