Леса, полные пророчеств (гет)

Единственным развлечением Рона по субботам было ожидание очередного выпуска «Поттеровского дозора».

Остальные, хоть и делали вид, что увлечены другими делами, тоже иногда поглядывали на Рона, крутившего ручки радио. Тот держал волшебную палочку наготове, чтобы не проморгать появление сигнала о выходе в эфир.

— И вновь всем добрый вечер! — тишину палатки разрубил резкий, звонкий голос Ли Джордана — он отменно чувствовал себя перед микрофоном.

Гарри и Рон переглянулись с улыбкой: комментирование Джорданом матчей по квиддичу в Хогвартсе любили все. Даже Минерва МакГонагалл на матчах зачастую садилась поближе к Ли, чтобы узнавать об интересных маневрах в матче самой первой.

— Сегодня у нас необычный вечер.

— Всем привет, — хором воскликнули Фред и Джордж, и в этот момент на сердце Рона опять стало спокойно: голоса братьев вселяли уверенность, что с их родными было все хорошо.

— Давайте поприветствуем и нашего гостя… Бродяга, здравствуй! — сказал Ли.

— Как бы я хотел поприветствовать лично каждого из наших слушателей, — тихим, вкрадчивым голосом сказал Сириус Блэк.

В палатке на миг воцарилась суматоха: Гарри и Гермиона вскрикнули, подскочив на месте, Рон будто прилип к радиоприемнику, следя, чтобы частота не оборвалась, а Ремус с удивленными глазами в ту же секунду оставил кружку с недопитым чаем на столе и подбежал ближе.

— Мы все этого хотим, — сказал Джордж. — И наша цель — освещение правды.

— Сегодня эфир будет посвящен памяти Лили и Джеймса Поттеров.

В этот момент Гарри раскрыл глаза и вовсю уставился на радио, поднажав на Рона, который не хотел уступать ему место.

— Бродяга, ты — друг семьи Поттеров, — начал Ли, и в его голосе слышалась едва уловимая настороженность. — Расскажи, пожалуйста, что-нибудь о них.

Послышался кашель и недолгое молчание. Казалось, будто Сириус пытается собраться с мыслями.

— А разве Ли знает, что Сириус — член Ордена? — вдруг спросил Рон шепотом.

— Нет, — приглушенным голосом ответила Гермиона. — Но, я думаю, Фред с Джорджем объяснили ему ситуацию.

— Невилл с Полумной тоже не знали, что Сириус невиновен, но они пошли в Отдел тайн с нами, не раздумывая, — добавил Гарри и головой кивнул в сторону приемника, откуда уже доносился голос его крестного.

— И я бы не подумал, что война, в которой мы принимали участие, закончится именно так. Джеймс и Лили стали ключевой точкой в противостоянии Тому-кого-нельзя-называть, — проговорил Сириус в полной тишине. — А теперь их сын, Гарри, является такой же фигурой в новой войне.

В палатке Гарри переглянулся с друзьями.

— Я помню Джеймса как верного друга, Лили — как чуткую и добрую девушку. Их семья была уютной гаванью, где каждый чувствовал себя желанным гостем.

Гарри заметил, как Люпин улыбнулся словам Сириуса.

А Ремус будто перенесся назад, в прошлое, в один из многих удивительных вечеров в доме Поттеров, где царила уютная и дружелюбная атмосфера. Как сейчас он помнил первые шаги маленького Гарри; и Сириуса, радостно вручившего ему на первый день рождения метлу для полетов. Он помнил и то, как Лили всегда накладывала ему домашнюю еду с собой, не принимая возражений; как Джеймс и Сириус, обнимаясь на прощание, хлопали друг друга по спинам — казалось бы, взрослые мужчины, но в душе всегда оставались теми же хогвартскими сорванцами.

— И, знаете, у меня было достаточно времени для размышлений, — в голосе Сириуса чувствовалась усмешка, — чтобы представить, какой стала бы наша жизнь вместе с Джеймсом и Лили.

— Какой же, Бродяга? — тихо спросил Фред.

— Намного светлее, чем она была и есть сейчас.

В эфире воцарилось недолгое молчание.

— Это удивительно, ребята, — сказал Ли. — Общаться с человеком, кто был очевидцем тех событий. Но всю правду об их гибели от нас скрывали, ведь так? В предательстве обвинили не того человека?

Сириус молчал, и тишина была прервана кем-то из близнецов:

— Это известный факт: Сириус Блэк, отсидевший в Азкабане двенадцать лет и сбежавший оттуда, не виновен в смерти Джеймса и Лили Поттеров!

— Предателем оказался их школьный друг, Питер Петтигрю! — добавил второй близнец — кажется, Джордж.

— А не Сириус Блэк — тот, кстати, все еще находится в розыске, — вставил Фред.

— Мы верим, что настанет время, когда справедливость восторжествует! — чуть ли не хором заявили близнецы, и из приемника послышался смех всех участников эфира.

— И я хочу в это верить, — сказал Сириус, и Гарри переглянулся с Ремусом: они оба отчетливо заметили сарказм в голосе Блэка.

В течение получаса Ли, Фред, Джордж и Сириус зачитывали письма с воспоминаниями о Поттерах, чем очень растрогали Гарри — тот сидел, улыбаясь и в смущении пряча глаза. На душе у него стало теплее от услышанных историй и благодарностей родителям. Гарри чувствовал себя обязанным каждому из тех, кто считал жертву Джеймса и Лили ненапрасной. Ради них, а не только ради друзей или веры Дамблдора он должен выстоять в этой войне.

Гермиона тихо переговаривалась с Роном, а Ремус с задумчивой улыбкой слушал радио, несомненно, предаваясь воспоминаниям о друзьях.

— Перейдем к другим новостям, — сменил тему разговора Фред. — Есть у нас что-то новенькое из Хогвартса?

— О, несомненно, — отозвался Ли Джордан., — Наши источники сообщают, что директор во всем потакает контролерам из Министерства, а новые учителя...

— Пожиратели! — вставил Джордж негодующе, и Фред поддержал его долгим и протяжным «Фу-у-у!»

— Да, давайте называть вещи своими именами. Кэрроу зверствуют — они всегда были диковаты, а теперь отыгрываются на детях, — заявил Сириус с раздражением.

— По нашим сведениям, ранее существующий «Отряд Дамблдора» вновь возобновляет свою деятельность, — продекламировал Джордан, словно в руках у него был листок с программой кампании. — Ребята объединились, чтобы вместе противостоять противнику в лице директора и тех учителей, кто потворствует режиму Сами-знаете-кого.

— И мы напоминаем всем магглорожденным волшебникам, что в эти опасные и трудные времена лучше скрываться и, по возможности, покинуть страну, — сделал Фред свое традиционное заявление.

— Обязательно ознакомьтесь с брошюрой «Как магглорожденным выжить во время войны », — добавил Джордж. — Бродяга, тебе есть что сказать?

Сириус прокашлялся.

— Давайте пожелаем Гарри Поттеру и его друзьям удачи. Отдельно хочу передать привет Лунатику — если сейчас ты слушаешь радио, то знай, что у нас все хорошо: кое-кто уже меняется в характере.

Ремус был уверен: если бы они разговаривали с Сириусом с глазу на глаз, тот бы ему подмигнул. Люпин мгновенно понял, о чем шла речь, и улыбнулся сам себе. Через мгновение он заметил, как улыбается и Гарри, глядя на радиоприемник.

— Что он имеет в виду? — спросил Рон, а Гермиона, тем временем, кажется, догадалась, что к чему, потому что внимательно слушала Сириуса и заметила реакцию Гарри и Ремуса. Она подняла взгляд, когда Гарри воскликнул:

— Сириус и Флер ждут ребенка!

Рон пару секунд непонимающе смотрел перед собой, а затем заулыбался.

— Как здорово! — Гермиона от радости даже хлопнула в ладоши несколько раз.

— А мы заканчиваем наш эфир, — сказал Ли Джордан, подводя итоги выпуска. — Не забывайте следить за своими приемниками — так вы узнаете время следующего выпуска.

— Будьте начеку! — хором воскликнули Фред и Джордж.

— Пароль для следующего подключения — «Сохатый».

— Всем пока, — попрощался Ли, и соединение прервалось.

Как обычно, после каждого эфира «Поттеровского дозора», в палатке обсуждали новости. И хотя их было немного — это лучшее, на что рассчитывали беглецы, потому что не решались выходить на связь. Отсылать патронусов они побаивались, помня: тех могли отследить. Монеты с наложенными чарами Ремус оставил для экстренной связи с Сириусом и Орденом Феникса. Радиопередача же стала хорошим способом узнать, что происходит в мире, пока они прячутся в лесах. А для Рона каждый выпуск был спасением — голоса братьев поднимали настроение всем без исключения.

Новость о беременности Флер очень обрадовала Гермиону. После эфира она выяснила, что Ремус и Гарри знали об этом раньше, и даже подсчитала примерную дату рождения малыша.

Первый вечер ноября закончился за теплыми разговорами между друзьями. Казалось, их небольшой уютный мир, где они спрятались от ужасов войны, ничего не может разрушить.

* * *

Все четверо прекрасно понимали, на что идут. Гарри еще в начале августа упоминал: не стоит рассчитывать, что особняк Сириуса станет им убежищем надолго — в случае опасности им придется уйти куда-нибудь еще. Поэтому Гермиона и проводила много времени, исследуя дом и размышляя, что же может пригодиться в их необычном странствии. Ремус же, прибыв на площадь Гриммо, быстро пришел к выводу, что в скором времени они покинут дом, и тоже готовился к побегу.

Рон, как и Гарри, хозяйственными вопросами не занимался и был полностью увлечен предстоящей вылазкой в Министерство магии. Он даже не предполагал, что может не вернуться в теплое привычное жилище. Именно Рону пришлось тяжелее других, и он всячески пытался скрывать раздражение от неопределенности и отсутствия плана действий. Крестраж, который приходилось носить по несколько часов в день, выматывал его, и идей относительно их передвижений у Рона не оставалось. Скудный рацион, дожди и опостылевшая рутина их похода настолько осточертела Рону, что он все чаще срывался на конфликты с остальными, особенно в те моменты, когда носил медальон. Не добавляло ему радости и наблюдение того, что с ним хотели общаться все меньше и меньше: Рон видел, как Гарри уже не торопится обсуждать с ним свои видения или сны, хотя тот никому и не рассказывал о них, не желая подвергаться критике. С раздражением Рон все чаще замечал, как Гермиона, если и улыбалась, то не ему, и от этого хотелось сказать что-нибудь неприятное еще больше.

Рон, конечно, не мог признаться, что решился на эту идею с походом не только из-за дружбы и помощи Гарри Поттеру, но и из-за Гермионы. Ему казалось: в начале лета между ними проскочила какая-то искра, и Рон искренне подумал, что быть рядом с Гермионой —возможность заявить о себе в романтическом плане. Нет, он не собирался открыто говорить о своих чувствах во время похода, потому что понимал: поиск крестражей — их первоочередная цель. Но Рон надеялся, как совместный быт подтолкнет их с Гермионой к отношениям после войны. Вот только конца и края этой войне не было видно, и это Рон понимал все яснее с каждым днем, выплескивая собственное недовольство на друзей. Он не сторонился Люпина, но считать за друга не желал и удивлялся, почему Гарри с ним так близок, и с какой радости Гермиона охотнее разговаривала с Ремусом, а не с ним.

Ноябрьские дни тянулись очень медленно, зависая в своей неопределенности. Над всеми все чаще вставал вопрос, что делать дальше, и куда податься в поисках новых крестражей.

В один из вечеров все четверо сидели за ужином в задумчивом молчании. Рон вяло ковырял в тарелке.

— Как-то не густо, даже желудок сводит, — тихо сказал он, посмотрев на Гермиону.

Та чуть не подавилась — она и сама знала, что готовила не очень хорошо. Ремус иногда помогал ей с готовкой, но сегодня на сытный ужин у них не хватило времени. Они переместились на новое место, поэтому ужинать пришлось остатками говяжьих консервов и наспех залитой кипятком кашей.

— Моя мама всегда умела делать еду из воздуха.

Кажется, терпение Гермионы на выходки Рона лопнуло.

— Что ж, Рон, я не твоя мать! — вспыхнула она, откладывая тарелку. — Я приготовила на ужин что успела, чтобы мы не сидели голодными еще час или два. Кроме того, еду нельзя сотворить из ничего — это одно из пяти принципиальных исключений из закона Гэмпа о трансфигурации!

Рон закатил глаза, сжав вилку. Он ненавидел, когда Гермиона начинала строить из себя всезнайку и по любому поводу вставляла в их разговоры книжные правила и определения.

— Опять эти заумные фразы из учебника. Может, ты лучше почитаешь что-нибудь о готовке? — сказал он.

— Что, прости? — переспросила Гермиона, рассердившись пуще прежнего. — Я думала, нашей основной задачей является уничтожение крестражей, и как-то позабыла взять с собой лучшие кулинарные книги Великобритании!

Рон в ответ помрачнел еще больше, а у остальных пропал аппетит: наблюдать за ссорой было не очень приятно. Гермиона быстро встала и, взяв свою тарелку, отошла к раковине. За секунду она вскипятила воду в чайнике, кинула еще один полный злости взгляд на Рона и вышла из палатки.

— Это было невежливо, Рон, — констатировал Ремус, все же решив доесть свою порцию.

Ужин был безвкусным, но в их ситуации бессмысленно было жаловаться на приготовленные в спешке блюда. Ремус тоже иногда вставал за готовку и пытался хоть как-то разнообразить те продукты, что у них имелись, с помощью колдовства. Однако в тех условиях, что они жили, заниматься приготовлением вкусных ужинов совершенно не хотелось, да и бытовой магией Люпин владел не очень хорошо.

— Не тебе указывать, как мне с ней разговаривать, — сказал в ответ Рон.

— А кому же еще? — спросил Ремус и отложил ложку.

Он посмотрел Рону в глаза, пытаясь понять, что тот пытается сообщить им своей грубостью. Рон молча вытер наспех руки о полотенце и встал, чтобы выбросить остатки ужина.

Ремус и Гарри переглянулись: они поняли, что Рон носил крестраж с самого утра. Очередной конфликт наверняка был навеян именно этим фактом.

Гермиона вернулась через десять минут и до следующего дня не разговаривала с Роном. Только после нескольких десятков извинений она кивнула ему, сменив гнев на милость.

Они разбили лагерь на берегу небольшой реки. Люпин с интересом рассматривал воду, думая, какая рыба здесь может водиться.

Ему помогали Гарри и Рон, и уже через полчаса они поймали и разделали крупного лосося. Приготовить рыбу взялся Ремус, и заинтересованная Гермиона помогла ему, а затем наколдовала несколько соусов к готовому блюду.

Вечером они помирились и договорились больше не ругаться из-за еды. Подобревший от жареного лосося Рон согласился, признав ошибку. Когда они почти закончили с ужином, Гарри вдруг подскочил на месте и прислушался к происходящему на улице.

Они замерли в нерешительности: неподалеку от палатки слышались голоса, но вредноскоп не показывал ничего подозрительного. Гермиона заверила, что их защитные заклинания работают, а затем достала свернутые в узел удлинители ушей. Она, Гарри и Рон вслушивались в разговор, а Ремус подошел к выходу из палатки, чтобы выглянуть наружу: в сумерках виднелись лишь силуэты нескольких людей. Незнакомцы разожгли костер и принялись за готовку, а затем уселись, чтобы перекусить. Их оказалось пятеро: трое мужчин и двое гоблинов.

Большего Ремус не сумел разглядеть: обзору теперь мешал костер. Он вернулся к притихшим ребятам. Ремус взял еще один удлинитель и стал внимательно вслушиваться в разговор.

— Гоблины, — шепнул Рон, и Гарри кивнул ему.

— А это Тед Тонкс, — шепнул Ремус, узнав в одном из голосов отца Доры.

Люпин случайно познакомился с ним некоторое время назад — благодаря Нимфадоре, конечно. Вторая встреча Ремуса с родителями Тонкс произошла только на ее похоронах, о чем Люпин вспоминать не любил.

Они все с удивлением узнали голос Дина Томаса: оказалось, тот тоже предпочел скрыться от действующего режима.

— Ремус, ты знаешь гоблинский язык? — шепотом спросил Гарри, и Люпин покачал головой, напряженно вслушиваясь в речь гоблинов.

Те повторяли свои слова на английском для Дина и Теда: обсуждали побег Дирка Крессвела и гоблинскую месть Пожирателям. Как только беседа коснулась меча Гриффиндора и детей из Хогвартса, кто пытался выкрасть его, Гарри, Рон и Гермиона заметно напряглись. Оказалось, что Джинни Уизли с кем-то из друзей пробрались в кабинет директора и выкрали меч Гриффиндора, а Снейп после этого переместил его на хранение в банк. Гоблинов же развеселило, что меч оказался подделкой.

— Что? — беззвучно, в недоумении, спросила Гермиона, переглядываясь с Гарри и Роном.

Те пожали плечами. Снаружи раздался дружный смех, когда Крюкохват сообщил, что ничего не рассказал Пожирателям Смерти о подделке.

Гарри прикрыл глаза, словно задумавшись о чем-то, а затем распахнул их, когда Дин Томас спросил о Джинни и остальных ребятах из Хогвартса.

— Увечить их, сколько я знаю, не стали, — ответил Крюкохват, и Гарри выдохнул с облегчением: он искренне надеялся, что Джинни не даст себя в обиду.

— Так вы верите в эту историю? — поинтересовался Дирк у Тонкса. — Верите, что Снейп убил Дамблдора?

Гермиона бросила взгляд на Гарри: тот напрягся, как бывало каждый раз, когда речь заходила о Северусе Снейпе. В глазах Гарри вновь сверкнул гнев.

— Я знаю Гарри Поттера, — сказал Дин, — и считаю его замечательным человеком — Избранным.

Гарри поднял взгляд — на него смотрели все: Гермиона едва заметно улыбнулась, а Рон по-дружески сжал его плечо. В глазах Люпина Гарри заметил нечто большее, напоминавшее отеческую заботу и преданность. Гарри почувствовал где-то в области груди странное чувство, на несколько секунд придавшее ему сил, уверенности и тепла, идущего изнутри.

Внезапно размышления Гарри были прерваны глухим кашлем одного из путников.

— К «Придире»? Листку для душевнобольных, который издает Ксено Лавгуд? — откашлявшись, спросил Дирк.

— Теперь уже не для душевнобольных, — ответил ему Тед Тонкс. — Вам стоило бы в него заглянуть. Ксенофилиус сообщает факты, которые игнорирует «Пророк», а об этих его морщерогих кизляках в последнем номере вообще нет ни слова. Долго ли ему это будет сходить с рук, я не знаю, но на первой странице каждого номера Ксено твердит, что всякий, кто настроен против Сами-Знаете-Кого, должен считать помощь Гарри Поттеру первейшей своей задачей.

— Трудновато помогать мальчишке, который исчез с лица земли.

— Знаете, то, что его до сих пор не схватили, уже достижение, и немалое, — сказал Тонкс.

Гарри слушал молча и вдруг вспомнил мистера Лавгуда на свадьбе Билла Уизли — необычный танец с дочерью и странноватое выражение лица тогда его очень позабавили. Поттеру не особо верилось, каким образом чудаковатый Лавгуд вещает правду о режиме Волдеморта и поддерживает Гарри Поттера в то время, как сам Гарри куда-то исчез, как могли подумать все остальные.

Разговор на берегу реки смолк: доев ужин и потушив костер, путники собрались и покинули место своего привала, и через несколько минут палатку вновь окружила звенящая тишина.

Гарри не мог вымолвить ни слова, лихорадочно обдумывая то, что услышал от гоблинов.

— Джинни... Меч... — он обратился не то к Рону, не то к Гермионе — та, словно в легком приступе паники, мерила шагами пространство между кухонным столом и двухъярусной кроватью, куда в задумчивости уселся Рон.

Ремус стоял, оперевшись руками на стол, и думал обо всем услышанном. Его больше всего беспокоил Снейп, передавший на хранение в Гринготтс поддельный меч Гриффиндора. Знал ли Снейп о том, что меч — копия? Кто сделал эту копию и для чего? А вопрос, где настоящий меч Гриффиндора, занимал Люпина в эти минуты больше всего.

— Постойте-ка! — воскликнула Гермиона, а затем быстро метнулась к сумочке, лежавшей на ее кровати.

Когда она полезла в сумочку, Ремус уже догадался, что она собирается оттуда достать — раму с портретом Финеаса Найджелуса Блэка, который она забрала из особняка на площади Гриммо.

Рон и Гарри присели рядом с Гермионой в ожидании, когда Финеас Найджелус откликнется на призыв. Бывший директор Хогвартса появился в раме, и Гермиона наколдовала ему на глаза темную повязку. Когда Финеас стукнулся о раму, Гарри и Рон переглянулись, улыбнувшись. Гермиона начала с Блэком вежливый разговор в попытке выяснить что-нибудь о мече Гриффиндора, а Люпин решил не рисковать, поэтому ничего не говорил. Из их беседы он понял: Альбус Дамблдор завещал меч Гарри. В голове у Ремуса вновь появились вопросы: почему Дамблдор оставил Гарри то, что принадлежало школе, а не ему самому? Возможно, еще при жизни профессор хотел, чтобы клинок обязательно попал в руки Гарри? Мысли крутились, словно шестеренки, а беседа Гермионы и Финеаса продолжалась.

— Неважно! — встрял Гарри в разговор. — Какому наказанию Снейп подверг Джинни, Невилла и Полумну?

— Профессор Снейп отправил их на исправительные работы в Запретный лес, к этому олуху Хагриду.

— Хагрид не олух! — вскрикнула Гермиона, отчего Рон и Люпин подскочили, вздрогнув.

— Снейп мог счесть это наказанием, — негромко сказал Гарри, задумавшись, наконец, о Снейпе без явного раздражения, которое было ему присуще в последние месяцы, — но Джинни, Невилл и Полумна, скорее всего, от души смеются над ним вместе с Хагридом. Запретный лес, подумаешь…

Ремус задумался вновь. После убийства Дамблдора он не испытывал доверия к Северусу, но заявленное наказание, как и сказал Гарри, было слишком мягким для провинившихся. Снейп не мог не знать: ссылкой на работы к лесничему ребят из Гриффиндора не напугаешь. Стало быть, за действиями нынешнего директора могло крыться еще что-нибудь. Люпину пока приходило на ум только одно — защита, и в голове у Ремуса это никак не увязывалось с последними действиями Снейпа.

Тем временем Гарри с Гермионой продолжали спорить с портретом профессора Блэка. Ремус постарался дать Поттеру знак, чтобы не злил Финеаса Найджелуса — тот мог запросто разболтать Снейпу о разговоре с ребятами из вредности.

Наконец, Гермиона задала Финеасу нужный вопрос, и Люпин мысленно похвалил ее за сообразительность.

— Профессор Блэк, а не могли бы вы сказать нам, пожалуйста, когда меч в последний раз вынимали из ящика? Я имею в виду, до того, как его забрала Джинни.

— Сколько я помню, в последний раз меч Гриффиндора покидал при мне ящик, когда профессор Дамблдор вскрывал с его помощью некий перстень.

Гермиона стремительно повернулась к Гарри, а затем посмотрела на Люпина: она была удивлена, что тот до сих пор молчал, и разговор пришлось вести ей одной.

— Ну что же, спокойной вам ночи, — нетерпеливо попрощался Финеас Найджелус и на ощупь, но весьма быстро и умело, стал пробираться к выходу.

— Стойте, — воскликнул Гарри, — а Снейпу вы об этом говорили?

Блэк задержался.

— Профессору Снейпу хватает важных предметов для размышлений и без многочисленных причуд Альбуса Дамблдора. Всего хорошего, Поттер!

Через несколько секунд он скрылся, оставив их лицезреть лишь грязноватый холст.

Гарри и Ремус подняли головы практически одновременно, когда Гермиона спрятала портрет обратно в сумочку.

— Меч способен уничтожать крестражи! — воскликнула она, переглядываясь с ними.

— Настоящий меч, вероятно, спрятал сам Дамблдор, — сделал умозаключение Ремус, от нетерпения постукивая руками по столешнице.

— И это он сделал копию, поместив ее в кабинет, — продолжил Гарри, — он не мог отдать мне меч, потому что хотел уничтожить медальон.

Затем они молча переглянулись, мысленно размышляя, где же Альбус Дамблдор мог оставить меч Гриффиндора.

— Точно не в Хогвартсе, — решительно заявил Гарри.

— Может быть, в Хогсмиде, — предположила Гермиона, — или в Визжащей хижине?

Она взглянула на Ремуса в ожидании его реакции, но тот лишь усмехнулся.

— Нет, это небезопасно, ведь Снейп знает, как туда попасть. Но, подождите... — Люпин лихорадочно думал, а затем резко повернулся к Гарри: — Откуда можно достать меч Гриффиндора? Откуда ты доставал его ранее?

Лицо Гарри просияло.

— Распределяющая шляпа?

Они вновь переглянулись, а Гермиона недоверчиво покачала головой, пряча ладони в рукава кофты.

— Какова вероятность, что меч находится именно в Шляпе?

— Да бросьте, это идеальное место, чтобы спрятать настоящий меч! — воскликнул Люпин, взмахнув руками.

Гермиона сидела рядом с Гарри, нахмурившись и покусывая губы.

— Рон, а что ты думаешь? Рон? — позвал Гарри своего друга.

Все замолчали и повернулись в сторону кровати, где сидел Рон. От Гермионы не укрылось его настроение: Рон с раздражением поглядывал на остальных.

— Ух ты, нас тут четверо! Наконец, вы это заметили!

— В чем дело, Рон? — спросил Гарри и встал, подходя к Уизли. — Мы узнали, что нам может помочь, а ты делаешь вид...

— Я узнал главное: моя сестра находится в опасности в Хогвартсе, и она бросается в авантюры из-за тебя!

Гарри уставился во все глаза на Рона.

— Я не просил Джинни, Невилла или Полумну делать этого!

— Конечно, не просил, — мрачно сказал Рон, — но достанется им, а не тебе!

— Рон, Снейп отправил их к Хагриду... — вставила Гермиона негромко.

— Какая разница! — Рон вскочил с кровати. — В следующий раз их могут наказать заклятием Круциатус, но вам будет все равно!

Рон угрюмо усмехнулся.

— Мы знаем, что с Джинни и остальными все хорошо, — Ремус тоже поднялся с места, подходя к Гарри и Рону и обращаясь к последнему. — Думаю, в следующем выпуске «Поттеровского дозора» твои братья расскажут, что случилось в Хогварсте. Пока нам о чем беспокоиться.

Гермиона наблюдала за друзьями, а затем встала и тихо сказала:

— Рон, крестраж все еще на тебе. Сними его, пожалуйста.

Люпин только сейчас обратил внимание на бледное лицо Рона и цепочку на его шее — та недобро блеснула в тусклом свете фонаря под потолком.

Наступило молчание, и оно нарушалось лишь тяжелыми каплями дождя, стучавшими по брезентовой крыше палатки.

Рон молча стянул медальон с шеи и кинул его на кровать, после чего быстро зашагал к выходу из палатки и в два счета скрылся из виду.

Несколько секунд Гарри, Гермиона и Ремус смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова.

— Он что, ушел? — тихо спросила Гермиона, осознавая, к чему привела их ссора.

На ее лице застыли удивление и паника. Ремус, посмотрев на Гермиону в этот момент, тяжело вздохнул и решительно двинулся в сторону выхода из палатки.

Когда он ушел вслед за Роном, по щекам Гермионы потекли слезы, которые она не могла больше сдерживать.

* * *

Нырнув на улицу, Люпин поправил воротник: дождь нарастал и грозился перейти в затяжной ливень. Вокруг было темно: Ремус вздохнул пару раз с закрытыми глазами, а затем распахнул их, настраиваясь на ночной лес.

В нескольких футах, чуть ниже по склону, он нашел Рона, стоявшего спиной к палатке. Он смотрел под ноги и стирал грязь с ботинок, пиная каменную глыбу.

Ремус подошел ближе.

— Рон! — позвал Люпин, но тот не обернулся.

Ремус сделал еще несколько шагов вперед, сходя с тропинки. Он скривился на секунду, вляпавшись в лужу с грязью, куда, судя по всему, минуту назад наступил Рон.

Встав рядом с Уизли, Ремус повторил за ним и почистил ботинки о валун.

— Зачем ты пошел за мной? — спросил Рон, чуть повысив голос, чтобы перекрыть шум дождя.

— Ты думаешь, уйти от них — лучшее, что можно сделать сейчас?

— От «них»? Не от «нас»? — решил уточнить Рон, удивляясь вопросу Люпина.

Ремус едва заметно улыбнулся.

— Гарри и Гермиона — твои друзья. Вы затеяли это втроем, и я думал, ты знаешь, на что идешь.

— Это затеял не я, — помотал головой Рон. Он посмотрел на Люпина. — Да, я был готов пойти за Гарри и помочь ему. Но жить в лесу месяцами, бесцельно шататься по полям, упираться в неизвестность день за днем и постоянно переживать за родных — разве так нужно вести войну?

Ремус пожал плечами, вздыхая. За его плечами уже была одна война, и он проводил ее практически также. Сначала прятался в лесах от режима Волдеморта, а затем вступил в открытую борьбу против него вместе с Орденом Феникса.

— Все бессмысленно! — тем временем размышлял вслух Рон. — Почему мы не можем просить помощи у Ордена и вернуться сейчас на площадь Гриммо? Почему с самого начала Гарри решил скрыть от всех свою задачу, если через его разум Сам-знаешь-кто все равно поймет, что происходит? Если бы он рассказал Сириусу о крестражах, мы бы намного быстрее выяснили, куда пропал настоящий медальон, и Наземникус не украл бы его!

Люпин нахмурился, обдумывая озвученный вариант, и мысленно согласился с Роном.

— Скрываясь, мы выигрываем время, — сказал Ремус, — а это — ценный ресурс.

— Мы попросту тянем время, пока наши близкие в опасности,— скривился Рон. — Пожиратели Смерти могут напасть на них в любую минуту!

— Твоей семье предоставлена защита, Рон.

— А еще за ними ведется слежка! — воскликнул он.

Ремус устало взглянул в сторону реки, шум от течения которой смешался со звуками капель дождя.

— Ты считаешь эти причины вескими для того, чтобы оставить своих друзей?

Рон пожал плечами и пнул камень еще несколько раз.

— Я думал, Гарри знает, что делать.

— Даже если он не оправдал твоих ожиданий, подумай о Гермионе.

Рон метнул острый взгляд на Ремуса, и тот понял, что нашел нужную лазейку.

— Она делает очень много, — продолжал Ремус. — Гермиона вложила душу в вас обоих, но… Рон, именно твой уход причинит ей настоящую боль.

Капли дождя стекали по щекам Рона, и со стороны могло показаться: его лицо полно слез.

— Разве Гермиона заслуживает такого удара? — спросил Люпин, не ожидая ответа от Рона.

Он и сам прекрасно знал: нет, Гермиона Грейнджер не должна испытывать боли и душевных мук. Каждый из них — Гарри, Рон или сам Ремус — обязан приложить максимум усилий для того, чтобы сберечь хрупкое сердце той девушки, с которой они делили свой путь в этой войне. Понимал ли это Рон?

Тот о чем-то раздумывал в течение минуты, а затем повернулся к Ремусу. Не сказав ни слова, он кивнул, опустил голову, а затем медленно пошел обратно к палатке.

Люпин выдохнул прохладный ночной воздух и пошел вслед за Роном.

Войдя в палатку, он взмахом волшебной палочки высушил свои волосы и одежду. Рон уже стоял возле стола, где напротив друг друга сидели Гарри и Гермиона. Как успел отметить Ремус, Гермиона часто и взволнованно дышала, словно еще за секунду до того, как они вернулись, она в панике металась по палатке и пыталась одолеть дистанцию марафонского забега.

— Мы думали, ты решил уйти, — сказала Гермиона тихо.

Рон пожал плечами.

— Наверное, в такую погоду только дурак уйдет ночью в лес один, — неуверенно пошутил он, а затем пробормотал извинения, предложив руку Гарри, однако тот ее сразу же принял.

Гермиона, опомнившись, быстро высушила одежду Рона заклинанием, который отчего-то забыл это сделать, когда вернулся. Затем она взглянула на Ремуса и улыбнулась. В ее улыбке Люпин отметил благодарность, а затем прошел к печке, чтобы взять чайник: за несколько минут под дождем он успел продрогнуть. Выпить большую кружку горячего чая показалось ему отличной идеей, чтобы согреться и завершить странный вечер.

Люпин потягивал чай и задумчиво смотрел на безрадостных Гарри, Рона и Гермиону. Трое друзей выглядели очень уставшими. Их примирение, как показалось Ремусу, вышло каким-то скомканным и веяло безвыходной грустью.

И тут ему пришла в голову мысль — возможно, он зря пошел за Роном и уговорил его остаться?