Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

В моей жизни никогда не бывало «я хочу». «Я должна» — единственный путь, которым я следую. Иначе нельзя, потому что от действий морд-сит зависит жизнь и благополучие лорда. Для того мы и существуем — защищать, оберегать. Думать и чувствовать при этом — во вред. Любые эмоции делают нас слабее.

Когда на шее Локи закрывается Рада-Хань, я напоминаю себе, что эмоциям в моей жизни не место. Да, я хорошо провела время с ним, но теперь все подошло к концу. Он питомец, я госпожа. Все так, как и должно было быть с самого начала.

— Молодец… — повторяет он слова лорда. — Лорд Рал может гордиться тобой. Но ответь мне только — почему? — его голос звучит спокойно, пока что он разыгрывает святую невинность. Не кричит, не ругается, просто тихо задает вопрос, на который уже знает ответ. Он выглядит потрясённым и преданным, хоть служить ему верой и правдой я никогда не обещала.

— Я не могу позволить тебе заполучить твою вещицу и сотрясти этот мир. — Я встаю, надеваю халат. Я исполнила свой долг, вернула все на свои места, я не должна ощущать своей вины.

— Истинная слуга своего господина, — Локи также поднимается, натягивает брюки. На меня он не смотрит, а движения его резкие и раздраженные.

— Ты всегда это знал, что тебя удивляет? — я встречаюсь с ним взглядом, но он отворачивается.

— А прошедший день, выходит, для тебя ничего не значит? — его голос хриплый и низкий, каждое слово он проговаривает с надрывом.

Я совершенно не понимаю его претензий, он с самого начала знал, что я действую согласно воле своего лорда, к чему сейчас ломать комедию и задавать глупые вопросы?

— А что «прошедший день»? Вкусно поели, развлеклись, это разве повод забывать о своей миссии?

Локи облачается в рубашку, затягивает многочисленные ремни. Я ощущаю напряжение, исходящее от него, его гнев, его обиду и, Хранитель знает, что ещё. Но я всегда была честна с ним, а вся его обида лишь оттого, что принял желаемое за действительное, слишком возвысил свою роль в моей жизни. Пусть теперь падает с небес на землю. Снова.

— Я бы убил Искателя для твоего лорда, — говорит он наконец. — Выполнил бы свою часть сделки. К чему эти штучки? — он поддевает ошейник и снова бросает в меня обиженным взглядом.

— Чтобы я могла тебя обучить.

— Обучить? — в два шага он приближается ко мне и с силой хватает за плечи. — Для чего обучить? Я и так все для тебя делаю!

Встряхивает меня, будто бы желая вбить свои слова мне в голову.

— Что ещё тебе нужно от меня? Чтобы бегал на задних лапках?!

По правде, его волю мне ломать не хочется. Его сложный многогранный характер часто становился причиной моего раздражения, но часто этим он и привлекал к себе. Послушная игрушка — это скучно.

— Я должна знать, что ты не уничтожишь Д’Хару, Срединные Земли, весь мой привычный мир.

Он издаёт тяжёлый вздох и говорит тихо: 

— Я уже не раз повторял тебе — эти места и эти люди меня не интересуют. Я бы и пальцем не тронул твой мир и твоего лорда. — Последние слова он выплевывает почти с ненавистью. — Ты за прошедший день не сказала, что что-то не так. Почему? Неужели я не заслужил каплю честности?

— В обучении не будет ничего плохого, — я игнорирую его слова и надеюсь, что он не повторит вопроса, так как отвечать желания нет. — Ты просто научишься воспринимать лорда Рала, как воспринимаю его я.

— Как послушный зверек, ты хочешь сказать? — Локи разжимает, наконец, пальцы, освобождая меня из хватки. На руках наверняка останутся синяки. Другому бы за это я давно уже съездила в зубы, пусть скажет спасибо, что к нему у меня несколько особое отношение.

— Ты узреешь истину, перестанешь жить умом мятежника, — поясняю я спокойно.

— А дальше? Что меня ждёт после того, как я убью Искателя? Кстати, лорд Рал не боится, что промедление в этом вопросе будет стоить ему жизни? Обучать ты меня явно будешь не один день.

— Обучу, не сомневайся. Убьешь кого нужно, а потом… — так как я даже близко не представляю, что его может ждать потом, то просто тычу пальцем в небо: — Лорду Ралу нужны волшебники, станешь его правой рукой наравне с Джиллером или что-то в этом роде. В любом случае, после обучения с тебя снимут Рада-Хань, и ты снова вернёшься к своей силе.

— С промытой от глупостей головой? Даже не вспомнив о том предмете, ради которого я сюда шёл? — он мечется по комнате, как дикий зверь по клетке, не в силах больше щелкнуть пальцем и перенестись в любой конец дворца от нежеланных людей и разговоров. Должно быть, тяжело ощущать себя неспособным применить хан. Но ведь я не лгала, когда сказала, что силу он себе однажды вернёт, просто нужно немного подождать.

— Твой предмет послужит на благо лорда Рала, — это единственное, чем я могу его утешить.

— А я? — Локи останавливается и обращает ко мне свои темно-голубые глаза. Я вижу в них боль, и либо он хороший актер, чему я лично не удивлюсь, либо ему действительно больно. Ну конечно, я ведь посягнула на его волю, задела самолюбие. Удивительно, как он вообще еще не разнес мои покои в щепки?

— А что ты? — переспрашиваю я.

— Тоже послужу на благо твоего лорда? — его вопрос звучит надменно, он не выглядит побежденным, все еще нет. Уязвленным, да, но он по-прежнему смотрит свысока, а в словах его привычный змеиный яд, как у той твари, что он таскал за собой по пути сюда.

— Да, послужишь, — я подхожу ближе. Он на грани срыва, и я хочу немного успокоить его.

Однако мои утешения ему вовсе не нужны, от протянутой в его сторону руки он уворачивается и вытаскивает из ножен кинжал. Я знаю, что и с Рада-Ханем на шее он способен перебить десятерых, не моргнув и глазом. Если он захочет, то сможет и меня убить при желании. Но он не хочет. Посомневавшись некоторое время, он отбрасывает кинжал к стене.

— Стану игрушкой твоего лорда. Вот, кем ты хочешь меня видеть, верно?! — он брызжет слюной, а тон его граничит с криком. Все же, долго он свою маску невозмутимого спокойствия носить не смог. Сейчас передо мной тот Локи, которым я привыкла его видеть. Мне жаль его. Вопреки его гневу, мне жаль, что подобное произошло с ним. Я бы хотела для него другой участи. Правда, хотела бы. Но долг вынуждал меня поступить именно так.

— Нет, — признаюсь я. Снова моя дурацкая привычка говорить правду. — Я не буду рада этому. Но я обещаю, что после обучения ты не будешь знать нужды. Возможно, Констанция даже сделает тебя своим мужем.

Может хоть это утешит его? Если он так сильно заинтересовался ею, может хоть упоминание ее имени остудит его пыл?

— К Хель Констанцию! — рычит он. — Я сам волен выбирать ту, кого назову женой. И на всем белом свете такой женщины нет.

Он выглядит поистине разъяренным, но я снова протягиваю руку — ягуару в пасть, и он может оттяпать ее, если захочет.

Но в этот раз он не отстраняется, дает себя коснуться. Дает подойти ближе, запустить ладони в его волосы.

— Мне правда жаль, — эти слова — большее, на что я сейчас способна.

Он перехватывает мою ладонь, крепко сжимает ее в своей. До боли. До хруста.

— Ты надела на меня ошейник. Сделала ручным котенком, и я хочу убить тебя за это, — его голос больше похож на змеиное шипение. Тихий, монотонный, опасный, под стать словам. Словам, которые могли бы напугать меня, но которые не добиваются поставленной цели. Локи между тем продолжает: 

— Я хочу свернуть тебе шею, спалить волшебным огнем, я хочу разорвать тебя на куски. Но понимаю, что не смогу, и это злит меня еще сильнее.

— У тебя нет магии, но силы никуда не делись, — говорю я. Я вовсе не хочу, чтобы он меня убивал, но он что — всерьез считает, что из-за какого-то ошейника он превратился в бессильное слабое существо?

— Дело не в силах, Кара, — он отбрасывает мою руку и отходит в сторону. — Я мог бы убить тебя. Я хочу это сделать. Ты заслужила. Но… Я не стану. Никогда. Как бы сильно я тебя ни ненавидел. Ты запуталась, творишь, сама не знаешь что, и мне жаль тебя. Нельзя убивать неразумного ребенка за совершенные глупости.

— Значит, я ребенок?

Он криво усмехается. Это скорее оскал зверя, чем ухмылка — немного безумный, дикий.

— Ты хуже ребенка, Кара, — Локи останавливается против меня, глаза хищно сверкают, такое чувство, будто он хочет прожечь во мне дыру одним лишь взглядом. — Ты просто слепая кукла в руках кукловода. Всю жизнь на ниточках, ни шагу в сторону. Я очень надеялся, что смогу это изменить, но ты слишком глубоко погрузилась во все это. А теперь… Теперь уже слишком поздно вытаскивать тебя из твоего болота.

Если бы не его испепеляющий взгляд, можно было бы решить, будто он благородный рыцарь, и злится вовсе не потому, что я посадила его на цепь, а потому, что с длины этой цепи он не сможет защитить меня от неправильных решений. Но плотно стиснутые зубы, острые скулы, ладони, сжатые в кулаки, напоминают мне, что передо мной враг. Тот, кто не думает о проблемах других, особенно, когда собственная шкура на кону.

— Тебе пора встретиться с лордом Ралом, — говорю я с не меньшей резкостью и раздражением. Былая мягкость исчезла без следа, маски слетели, обнажились худшие черты.

— С моим лордом, ты хочешь сказать, — Локи подходит ближе и берет меня за локоть, заставляя поднять на него глаза. — Я не верю твоим словам и действиям, Кара. Я ведь видел тебя, ту настоящую тебя, а не занозу, которой ты стараешься казаться. Ты можешь сколько угодно рычать и фыркать, но я успел понять, что внутри ты живая, ты умеешь чувствовать. Я знаю, что внутренняя ты жаждет освобождения и очень сожалеет, что надела на меня Рада-Хань.

— Ты выдаешь желаемое за действительное, — бурчу я, встречаясь с ним взглядом. Я не дрогну, не отведу глаз. Пусть поймет, наконец, что я такая, какая есть, какой мне удобно быть. Пусть до него дойдет, что не существует той мягкой Кары, которую он себе напридумывал. — Я делала, что необходимо. Я не желаю тебе участи питомца, но у меня не было вариантов. Ты сам не оставил мне их.

— Необходимо, — Локи скрипит зубами. — Необходимо твоему лорду. А тебе? Ты хоть раз поступала так, как хочется тебе?

— Чтобы лорд Рал был защищен — этого мне хочется. И если для этого я должна надеть на тебя ошейник, так тому и быть.

— Надеюсь, ты будешь довольна, когда твой эйджил выпьет из меня всю душу, всю мою сущность, — пальцы на моем локте сжимаются еще сильнее.

— Ты знаешь, что нет, — отвечаю я, вырывая руку. — Я не буду рада видеть тебя на коленях, но это ничего не значит.

— А это? — резким рывком впивается в мои губы, прикусывая их до крови. — Это тоже ничего не значит?

Я не люблю лгать, а потому просто молчу.

— Что ж, я, кажется, получил ответ.

Его язык скользит по моим губам, убирая следы грубости, я ощущаю солоноватый привкус собственной крови, но боль быстро сменяется нежными касаниями. Такими, какими они были несколько часов назад, пока наши разгоряченные тела рвались навстречу друг другу. Смятые простыни все еще хранят воспоминания об этом, а его поцелуй возвращает мне те ощущения. Он значит больше, чем Локи думает. Он мне необходим. Мне необходим Локи. Теперь, став его госпожой, я могу рассчитывать на нечто большее. Назвать своим супругом бессмертного бога, подарить Д’Харе лучших воинов, рожденных от этого союза. Если я нареку его мужем, ни одна морд-сит не посмеет коснуться его без моего дозволения. Никто не причинит ему боли. Как только я сломаю его мятежные порывы, то смогу сделать это. Я хочу защитить его, насколько это будет возможно, заслуживает он того или нет. По крайней мере, он уж точно заслуживает большего, чем жестокие пытки Констанции.

Он продолжает целовать меня, и я позволяю ему это. Позволяю ему крепко прижимать меня к себе, позволяю обнимать меня, и сама обнимаю его в ответ, обхватив руками его шею. Он ненавидит меня, он хотел бы меня убить, но все же какой-то порыв бросает его ко мне. Тот порыв, что всегда бросал нас друг к другу. Мы слишком разные. Ему по нраву свобода, власть, хитрость, мне же важнее всего долг, честь, верность, честность. Мы никогда не поймем друг друга, и все равно мы здесь, он и я, рассерженные друг на друга, но находящие некоторое успокоение в этом моменте. Очень скоро мой эйджил примется за свое дело, но пока что я не хочу думать об этом. Вопреки скверному характеру Локи, я не хочу представлять себя, причиняющей ему боль.

— Картина хоть иногда меняется? — холодный голос Констанции разрушает момент. Она стоит в дверях с Трианой и Алиной, и настроена она явно крайне решительно. Бесцеремонно врываться в мои покои у нее, видимо, уже вошло в привычку.

Локи крепче сжимает меня в объятьях, словно пытаясь защитить, хотя с сестрой по эйджилу я в состоянии справиться и сама. Со всеми тремя, если потребуется.

— Не помню, чтобы приглашала вас, — замечаю я.

— Я пришла забрать его, — говорит Констанция скучающим тоном. — По приказу лорда Рала этот питомец переходит ко мне.

Меня ли слух подводит? Какое право она имеет на Локи сейчас?

— Питомец мой, — я высвобождаюсь из объятий и делаю шаг в сторону сестер. — Я доставила его, я надела на него ошейник, заметь, чего ты сделать не смогла, я и буду его обучать.

— Это невозможно, — подает голос Триана, на что Констанция отвечает злорадной усмешкой. — Для тебя у лорда Рала особое, не терпящее отлагательств поручение.

И слышать не хочу ни о каких поручениях. У меня есть питомец, и единственное, что могут мне поручить сейчас — его обучение. Я этого заслужила, в конце концов!

— Констанция справится с любым поручением не хуже меня, — стараясь сдерживать гнев, отвечаю я сестре по эйджилу.

Триана подходит ближе и, приблизив своё лицо к моему, шепчет мне лишь три слова: 

— Книга Сочтенных Теней.

Эти три слова говорят о многом. Книга Сочтенных Теней нужна была лорду Ралу, как воздух, но по вине не слишком расторопных д’харианцев она была уничтожена Искателем около года назад. Если упоминание о ней снова витает в воздухе, то я согласна с приказом — никому нельзя поручать это дело, кроме меня. Когда речь идет о таком важном поручении, я не смею отказать. Мне жаль, но я вынуждена оставить Локи своей жестокой сестре. Однако я постараюсь быстро справиться с заданием, чтобы при первой возможности вернуться и отнять у Констанции своё.

— Иди с ними, — говорю я, разворачиваясь в сторону Локи.

— Но… — судя по недоуменному выражению лица, он явно не понимает, с чего такая резкая перемена во мне.

— Я вернусь, потом и поговорим. — Это все, что я могу пообещать. И все, что я могу сделать — это сжать его руку перед тем, как отойти и предоставить сестрам делать свое дело.

Отворачиваюсь к окну и стою так до тех пор, пока Локи в сопровождении моих сестер не покидает покои. Я нервно кусаю губы, потому что не знаю, правильно ли поступаю. Но выбора нет — я должна помочь господину. На ладони еще ощущается след от последнего прикосновения. Но оно не последнее, напоминаю я себе. Просто до следующего придется немного подождать.

Воля лорда — главное, желания морд-сит — потом.

* * *

Звук высоких каблуков эхом разлетелся по башне. Медленно, как кошка, покачивая бедрами из стороны в сторону, шла сама боль и смерть. Ее алый костюм горел огнем в свете заходящего солнца, как и триумфальная улыбка на ее губах.

Во всех Д’Харе не было женщины опаснее, чем она. Перекинув свою длинную косу за спину, сделала шаг к пленнику, висящему перед ней на цепи. Его глаза внимательно наблюдали за каждым ее шагом, каждым движением. Он был спокоен, смело ожидал своей участи, что это еще сильнее подзадоривало. Стереть этот покой с его лица, снова и снова заставлять стенать и просить пощады, пока в глазах не вспыхнет абсолютное повиновение и преданность.

— Здравствуй, — пропела морд-сит сладким голосом. — Я рада этой встрече, а ты?

Ярко алые губы потянулись к лицу пленника, но он отвернулся, так что они лишь мазнули щеку.

— Можно ли обойтись без такого тесного общения? — спросил мужчина напряженно, подняв на морд-сит взгляд.

— Какой ты скучный, — она зевнула и отошла к столику, подобрала с него тонкий трехклинковый кинжал*, повертела его, любуясь. — Но раз ты против предисловий, приступим к делу.

Пленник узнал оружие. Три бритвенно-острых лезвия, закручивающиеся в точку-острие, позволяли проникать под кожу мягко, без усилий, а стоило нежной ручке провернуть кинжал в ране, та превращалась в кровавое месиво. Мужчина знал, что это значит — края таких ран без влияния магии практически не стягиваются и жертва умирает, рано или поздно.

Морд-сит с их способностью к оживлению подобное не представляло проблем, они могли убивать и воскрешать снова и снова, пока питомец не сходил с ума. Пленник лишаться разума не собирался.

— Я готов сотрудничать, — сказал он. — И без пыток. Ради того я и пришел, чтобы служить лорду Ралу.

Морд-сит улыбнулась.

— О, и не сомневаюсь, милый, но, видишь ли, я не могу позволить лорду Ралу рисковать. Ты потерпишь немного, а я быстро сделаю из тебя верного слугу. Договорились?

Все так же неспешно она подошла к нему, провела трёхгранным лезвием по его лицу, по груди, животу, затем резким рывком проникла в плоть и провернула.

Крик пленника разлетелся по башне, многократно отразившись от высокого потолка и всполошив птиц за окном. По льняной рубашке быстро расползлось алое пятно, оно все ширилось, перетекая сперва на ткань брюк, затем на стопы, и наконец послышался тихий стук мелких капель о плиты пола.

— Я сделала тебе больно, да? — морд-сит раскаянно сложила губки. — Мне жаль, дорогой, но это необходимая мера. Лорд Рал желает доверять тебе, а для этого ты должен быть послушным.

Она снова вывела узор на его груди остриём кинжала, но в этот раз удара не последовало.

— Так не годится, правда? Мы ведь не хотим, чтобы ты истёк кровью, — нежная ладонь любовно погладила пленника по лицу. — Сейчас, милый, я помогу тебе.

Она снова отошла, по пути отложив кинжал на столик. Мужчина сглотнул, с одной стороны радуясь, что с этим жутким оружием покончено, а с другой предчувствуя новую боль, новые муки.

— Постарайся не дергаться, иначе вывернешь плечевые суставы.

В голосе морд-сит слышалась подлинная забота, что разнилось с ходом её действий.

Пленник молчал, только смотрел. На то, как она подошла к камину, как взяла прихватку и сняла раскаленный добела утюг с огня.

— Не волнуйся, боль будет недолгой. Я, конечно, могу воспользоваться этим, — она шевельнула бедром, указывая на закреплённый в петле эйджил, — но это будет слишком просто, не находишь? Я люблю красоту, разнообразие. Ты поймёшь всю поэзию боли, тебе понравится.

Она приблизилась и свободной рукой рванула ткань с его груди, обнажая искалеченную кожу.

— Почувствуй сладость облегчения, — она погладила израненный живот ласково и нежно, а после с силой прижала раскаленный утюг к ране. Ее действия сопроводили слова: — Лорд Рал добрый и справедливый, с ним боли не будет. С ним тебя ждёт только радость.

Пленник уже не кричал. Ни когда она срезала ленты его кожи с рук и ног, ни когда поила его каким-то нестерпимо-горьким отваром, который, казалось, прожигал его внутренности изнутри, но который моментально заживил все раны, ни когда она убила его, всадив нож в сердце. Получив дыхание жизни, он уже вовсе не держал на госпожу обиды. Она была добра к нему: дала попить и поспать полчаса. Она пытала его снова и снова, и это было действительно красиво и поэтично.

— Ты можешь рассчитывать на мою преданность, госпожа, — прошелестел пленник, когда свет нового дня проник в помещение. В его глазах явственно читалось подтверждение его слов. Влюбленный, покорный, сломленный.

Морд-сит кивнула.

— Я вижу, милый, и я верю тебе.

Она поцеловала его в щеку, радуясь, что у него оказалось меньше воли и силы, чем она думала. Так быстро — двенадцать часов — и пленник превратился в покорного слугу.

Морд-сит сняла мужчину с цепей и, закрепив поводок на ошейнике, повела его к лорду Ралу.

Магистр находился в тронном зале в компании генерала Эгримонта и Далии, приход одной из лучших своих морд-сит он встретил довольной улыбкой.

— Пленник сломлен, мой лорд, — доложила она, опускаясь на одно колено в приветственном поклоне. Питомец на её цепи и вовсе встал на четвереньки.

Даркен Рал знал, что это означает — обучение прошло успешно, а значит, всему, что этот человек расскажет, теперь можно верить.

— Ты не подвела меня, Кара, — Рал встал с трона и, подойдя к морд-сит, поднял ее с колен.

— Служить вам — честь для меня, мой лорд, — Кара снова склонила голову, но магистр перехватил её подбородок и поднял его.

— Не нужно, милая. Сегодня ты королева, а королевы не гнут спину, — он одобрительно сжал её ладонь, а после оглянулся на пленника. — Ну что, монах — мы слушаем тебя.

* * *

Морд-сит чужда жажда власти. Мы не против всевозможных почестей, никогда не отказываемся от них, когда нам их предлагают, но сами не ставим их получение своей целью. Сейчас, когда лорд Рал называет меня королевой, я не ощущаю гордости на этот счет. Сломить монаха не оказалось делом трудным. Поначалу он храбрился, ведь его «защищала любовь Создателя» и все такое, но лишь стоило мне познакомить его со своими игрушками, сдался почти без боя. Таких обучать скучно, слишком просто. Не пришлось даже щепки под ногти загонять, так, махнула кинжалом пару раз, припекла утюгом, и он покорился. Теперь же стоит на коленях, опустив глаза долу, лепечет слова верности, повторяет молитву, которой учит его Далия. Теперь у этого монаха другая святыня, другое божество — лорд Рал никогда не покидает сердец верных, это навсегда. Стоит им узреть истину, к прежней жизни они не возвращаются.

— Лорд Рал, все, что я рассказал вам вчера — святая правда, — говорит монах, когда слова молитвы подходят к концу. — В библиотеке, при которой я числюсь, работает одна вдова. Однажды я увидел, с чем она работает — древние труды, тайные учения. Ей в руки попался один манускрипт, и она изучала его часами. Когда же на той неделе она сдала книги в архив, я подсмотрел — в ее записях значатся какие-то загадки, сам-то я их не разгадал, но, насколько я понял, их отгадка ведет к Книге Сочтенных Теней. К её копии, если точно. Ливия расшифровала все подсказки, кроме одной, а когда одолеет и ее, тайник с книгой будет найден. Вот, что я вам скажу, — она целенаправленно ищет книгу, которая вроде как сокрыта в этой самой библиотеке. Я не дурак, милорд, я знаю ценность Книги Сочтенных Теней. Вы и только вы должны быть тем человеком, который её найдёт.

Лорд Рал стучит по губам ребром соединённых ладоней. На его лбу залегает глубокая морщина, и он тихо цокает языком некоторое время. Он размышляет долго, так что монах, сотрясая своими телесами, принимается ерзать на коленях.

— Мы должны пригласить вдову на аудиенцию к вам, мой господин, — предлагает генерал Эгримонт, на что монах снова начинает причитать: — Я сомневаюсь, что она симпатизирует нам. Ее муж был ученым, заблудшим диссидентом, он искал древние тексты, ставящие под вопрос легитимность вашего правления, милорд. Но, на наше счастье, его жалкое существование оборвал д’харианский клинок.

Лорд Рал словно и не слышит их обоих.

— Долго же Книга Сочтенных Теней ускользала от меня, — говорит он наконец. — Как и секреты власти, начертанные на ее страницах. У нас есть войска в этом районе?

Вопрос обращен к Эгримонту, и генерал отбегает к столу, свериться с записями.

— Передовой отряд, милорд, — докладывает он, находя нужный текст.

Лорд Рал кивает и подходит к монаху.

— Ты хорошо послужил мне, мой друг, — он кладет ладонь доносчику на плечо. — Правильно сделал, что принёс эту весть. Отправляйся же теперь домой и продолжай быть моими глазами и ушами.

Монах, заикаясь, благодарит лорда за доброту, целует его руку, затем — мою, а после чего, раскланявшись, покидает тронный зал.

Убедившись, что лишние свидетели устранены, лорд Рал тотчас возвращается к делу. Короткий взгляд на генерала, после этого кивок какой-то своей мысли и тихое: — Принеси книгу пути, Эгримонт.

Генерал уходит исполнять поручение, лорд Рал же обращается к Далии: — Скажи Джиллеру, чтобы готовился открыть портал, а после возвращайся сюда. Книгу нельзя никому доверять, так что я лично отправлюсь в библиотеку, а вы с Карой составите мне компанию.

Далия смотрит на меня поверх плеча лорда, на её губах — лёгкая улыбка. Сопровождать лорда Рала в таком деле — честь. К тому же, она любит, когда мы работаем вместе. В отличии от той же Трианы, с Далией вести дела легче и спокойнее.

— Да, мой лорд. Велите отобрать лучших воинов?

Сестра по эйджилу всегда очень услужлива и мила, но её предложение лорд Рал отвергает.

— Не стоит, — он бросает взгляд на воротившегося генерала и говорит уже ему: — Эгримонт, напиши лейтенанту, пусть ожидает нас в Браймонте, но предварительно нанесёт визит библиотекарше Ливии.

— С какой целью, мой господин? — уточняет Эгримонт, смачивая пальцы слюной, листает книгу пути. Перед ним кинжал и пустая чернильница с пером. Выверенным движением генерал делает надрез на ладони и наполняет баночку «чернилами».

— Пусть вытрясут из неё все, что она знает, — лорд Рал делает жест, отпуская меня собираться, и я не смею задерживаться дольше положенного.

Оставляя господина вершить дела государства, я возвращаюсь в башню морд-сит. Мне особо нечего подготавливать, разве что сменить алую униформу на бурую. Морд-сит не привязываются к людям, а к предметам тем более. Единственное, что мне всегда необходимо — оружие. Ещё я возьму метеоритные камни, что дал мне Локи. Кто знает, насколько опасным будет это задание, лучше быть готовой ко всему. Исцеляющие штучки лишними точно не станут.

В моих покоях ничто более не напоминает о событиях прошлого утра. Постель убрана, на ней даже другие простыни. Эти простыни, как чистый лист — без заломов, без запаха, без истории. Будто и не было ничего. Будто не было долгих поцелуев, бесстыдных касаний, капель пота на разгоряченных телах. Ничего. Все новое. Все чужое.

Я прохожу к сундуку и вынимаю из него свой видавший виды походный костюм, дорожную сумку, проверяю мешочек с асгардскими камешками. Уже собираясь закрыть сундук, я замечаю странный блеск из самого угла. В моем сундуке ничего не может блестеть, и я откидываю лишнее тряпье, чтобы разобрать, что там такое. Это тот самый рогатый шлем Локи, лежит поверх его зеленого камзола. Скорее всего, дура-прислужница, складывая мою одежду, решила, что эти вещи также нужно сохранить. Нужно не забыть узнать, кто убирался в моих покоях вчера, а по возвращении всыпать идиотке десять плетей. Мой сундук разве склад для всего ненужного? Да, Локи вырвали из моих покоев прежде, чем он смог полностью облачиться в свое трикстерское одеяние, но додуматься заложить эти вещи мне — это просто верх глупости.

Впрочем… Я кладу ладонь на холодную сталь шлема, вспоминая, как этот странный атрибут смотрелся на голове у владельца. Воспоминания вызывают улыбку. Пожалуй, я не стану ругать прислужницу, пускай эти вещи остаются здесь. Сундук большой, они вполне могут полежать в нем, пока Локи не подчинится лорду и не обретёт свободу вновь.

Я скидываю свою одежду сверху, закрываю сундук на ключ, а сам ключ прячу под пол, под вынимающуюся плиту справа от камина. Помимо ключа в моем тайнике лишь мешочек с золотом и перстень — подарок лорда по случаю рождения сына.

В деньгах у меня нужды нет, а перстень мешает при службе, так что лежит все мертвым грузом, обрастает пылью. Сейчас туда добавляется и ключ, плита опускается. Я придвигаю кресло, закрывая всякий доступ к своему тайнику и, переодевшись, выхожу из комнаты. У основания башни морд-сит бросаю окровавленную униформу в специальный контейнер, после чего направляюсь прямиком в башню волшебника. Есть соблазн заглянуть по пути в пыточную, глянуть, как у Констанции проходит обучение, но я удерживаю себя от этого. Мое место сейчас рядом с лордом, и я должна думать только об этом.

В башне волшебника гвалт. Я с удивлением различаю голос Констанции, вопящей на все голоса.

— Я с тебя шкуру спущу! — беснуется она. — Будешь знать, как игнорировать приказы!

— Я уже сказал и снова повторю — мне дан приказ открыть портал. Госпожа Констанция, ты хоть представляешь, сколько хана нужно для этого? Я тебе скажу — весь.

Голос Джиллера звучит спокойно, в ответ Констанция снова выдает гневную тираду.

Слушая это все за дверью, я и не замечаю, как на лестнице появляется Далия. Увидев меня, она смеется и, подойдя ближе, рассказывает: — Твой трикстер ей руку сломал, когда она попыталась поднять его на цепи. Она даже понять ничего не успела, он кинулся на нее и пополам, правую. Полчаса назад вопли были еще сильнее, и откуда только силы берет?

Она передергивает плечами и открывает дверь. Картина за ней не хуже звукового представления — Констанция взъерошенная, вспотевшая, растрепанная, как воробей после дождя, отчаянно жестикулирует левой рукой, правая же висит плетью, вывернутая под неестественным углом. Огромных усилий стоит сохранить невозмутимое выражение лица. Однако, при виде меня спектакль одного актера оканчивается, Констанция подбирается, гордо вскидывает голову и скучающим тоном велит: — Дай мне хоть зелья, сама справлюсь.

Джиллер согласно кивает и берет склянку с левого угла. Я открываю было рот, чтобы сказать, что все склянки там давно уже не на своих местах, но тут же закрываю его. Ядов там нет, а если Констанция вместо исцеления покроется бородавками, я возражать не стану.

Она уходит, предварительно смерив меня самым убийственным из своих взглядов, а я не сдерживаюсь и едко желаю ей в ответ удачного обучения. Кажется, я напрасно волновалась о слишком жестоком обращении к Локи — сдается мне, что до моего возвращения она даже подойти к нему близко не сможет.