Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

В силу своего характера, профессии и нехватки времени, я не привязываюсь к питомцам больше необходимого. Когда нужно отпускать их, во служение или на казнь, я делаю это без промедления и сожаления. Я не ощущаю ничего. Это порядок вещей, суть морд-сит, и я никогда не вмешиваю в него свои эмоции и чувства. У меня их в принципе не должно быть, я лишь рука своего господина, карающая и милующая. Так было всегда и так всегда будет. Но… Локи Лафейсон стал моим исключением. Должно быть, все дело в том, что его отняли у меня прежде, чем он мне наскучил, но факт остаётся фактом — я не могу выбросить его из головы.

Вечером, когда мы с Далией останавливаемся в пыльной и душной придорожной таверне, пропахшей конским навозом и дешёвым пойлом, я не могу сконцентрироваться на её словах. Мы занимаем стол у окна, на котором горит зловонная лампадка, призванная отпугнуть комаров, не слишком изысканный ужин из сомнительного вида каши и мяса «зайца», подозрительно похожего на кошку, стынет в наших мисках. Я гляжу в окно: на дальние кострища д’харианцев, обосновавшихся у кромки леса, на спящую во дворе плешивую собаку, вздрагивающую от любого шороха, на куст чертополоха, пригибаемый ветром к забору. Все это опостылело мне за полтора месяца, хочется вернуться в мягкую постель, в тёплые надёжные стены, к вкусной еде, к нему… Я привыкла к присутствию трикстера, как ни крути. К его шуткам, к его братскому плечу, даже к его ласкам, хоть, казалось, они не должны иметь для меня хоть какого-то значения. И все же, к моему неудовольствию, он занял собой всё моё внимание, то внимание, которое раньше целиком и полностью принадлежало моему господину. Я ощущаю себя предательницей, потому что то и дело представляю себе Локи. Чаще всего — висящим на цепях перед Констанцией. Она сможет подчинить его, рано или поздно. Каким бы ни был он сильным, она сломает его, она умеет причинять боль. Причина моих навязчивых мыслей даже не в его боли, которой я боюсь и которой, без сомнения, я также не желаю ему, но больше в том, что это мой питомец, и это я должна обучать его, а не Констанция. Нам с Далией предстоит путь не одной недели, за это время сестра по эйджилу успеет обучить его, и он станет верен ей, а не мне. Впрочем, именно о её компании он и мечтал изначально.

— Ты вообще меня слушаешь? — Далия машет перед моим носом кружкой эля, я рассеянно киваю ей, не вслушиваясь в её дальнейшие слова, ем свою остывшую кашу, сомнительное мясо, бросаю кости собаке за окном.

Запах ладана кружит голову, но она и так у меня идёт кругом — дальше некуда. Я отправляюсь по важному заданию, и от меня зависит не только жизнь лорда, но и благополучие всей Д’Хары, а заодно и Срединных Земель. Судьбы сотен тысяч мирных жителей и их детей, и все же судьба одного единственного чужака перетягивает на себя все мое внимание. Это непрофессионально, я заслуживаю наказания от лорда, порки, публичного унижения. Про себя повторяю молитву, в надежде, что от нее мысли соберутся в кучку, но все, чего я добиваюсь — голова начинает гудеть ещё сильнее.

Далия продолжает о чем-то говорить, вспоминая былые подвиги, какие-то совместные деяния юности, мужчин. Я слушаю её вполуха. Когда монотонный бубнеж подруги становится невыносимым, я говорю что устала и ухожу наверх.

У нас с Далией одна комната на двоих, но я очень надеюсь, что ещё долго она не соберется отдыхать. Судя по тому, что весь прошедший день она бросала призывные взгляды на одного д’харианца, ночевать она вовсе не вернётся. Я тоже могла бы выбрать себе спутника для этой ночи, забыться, как привыкла это делать, но правда в том, что я не хочу ничьего общества. Ни один мужчина больше не кажется мне хорош, ни от одного я не жду великих свершений. Был лишь один, кто ставил мои потребности выше своих, и теперь он не мой. Иных мне не нужно, не сейчас. Больше не хочется довольствоваться малым. Не хочется прожигать время не со своим человеком.

Я предпочитаю просто лежать и думать о своём: о лорде Рале, о моей миссии, о шкатулках, о Книге и о питомце, которого у меня больше нет и не будет.

Мысли о Локи особенно навязчивы. Вместе с ним мы пережили и огонь, и воду. Это были славные боевые времена. Но бывало с ним и то, в чем признаться стыдно. Я вспоминаю свой день рождения, этот абсурд нашего празднования. Сказать кому — на смех поднимут. Бывалая морд-сит, уплетающая пирог под музыку ветра, надевшая на голову дурацкие рога. Этот день стоит забыть, как страшный сон. Вот только я не могу и не хочу. Это был хороший день, все эти шутки над обитателями дворца с сетью волшебника на плечах…

Правда в том, что в жизни морд-сит веселье всегда доставляется путём пыток и истязаний, а я ощутила ту сторону развлечений, которая больше присуща детям. Когда-то давно, в свои десять, я была ребёнком, который, вероятно, творил шалости. Потом это кончилось, но я не могу сказать, что не рада ощутить это вновь. По правде, мне понравилось.

Всё это веселье, вероятно, продиктовано желанием Локи запудрить мне мозги, и я не должна сожалеть, что эта иллюзия подошла к концу, но я продолжаю вспоминать и продолжаю злиться. За то, что ни грамма не сожалею обо всем. Меня сделали предметом для достижения цели, и одно осознание этого должно перевернуть все моё восприятие, оттолкнуть от того, что было, но не выходит. На Локи я потратила больше месяца и считаю, что раз уж я сделала всю основную работу, то и мне его положено обучать.

Хотя, если честно, не уверена, что смогла бы. Я упорно не вижу в нём врага. Да, он до беспредельного невыносимый, жутко своевольный, своенравный. Но, если задуматься, именно это в нем мне и нравится, и я не хочу, чтобы эти качества убивали в нём.

Вся насмешка в том, что, как ни крути, именно из-за меня он оказался в этой ситуации.

Правда ли, что он не желал вредить моему миру? А что, если действительно мы с лордом погорячились? Лорд Рал мудрый и справедливый, и ни разу мне не пришлось усомниться в нём, но что если в этот раз он допустил промашку? Если бы Локи не сковывали в кандалы, он бы мог хоть сейчас убить Искателя. А теперь же Искатель получил фору, и я ощущаю свою вину из-за этого.

С этими мыслями я засыпаю, но и сон не приносит успокоения.

* * *

Локи приподнял голову от стола, за которым уже второй день сидел, не шевелясь. Перед ним стояла миска с кашей, и хоть он был голоден, к еде не притрагивался. Теперь он не мог воспользоваться магией для очищения пищи, а ведь каша могла быть приправлена усыпляющим порошком. Он также не спал, ни минуты с тех пор, как ошейник оказался на его шее. К счастью, как асгардиец, он мог протянуть без сна несколько недель. Но вот есть хотелось мучительно.

Однако он старался глядеть на стол равнодушно, выказывая скорее скуку, чем голод. Нельзя было ни жестом, ни мимикой выдать свои истинные чувства, ведь силы его были в его невозмутимости, в холодности, и лишь играя роль, он мог оставаться хозяином положения.

Лениво пошевелив ложку в миске, Локи изобразил скуку и отодвинул баланду подальше. В этот миг в камеру вошла его мучительница, коей она, по крайней мере, планировала быть. На деле же все было с точностью до наоборот, и мысль об этом вернула асгардийцу весёлый настрой.

— Сидишь? — голос прозвучал жёстко и враждебно, Локи поднял глаза, метнув морд-сит одну из своих улыбок.

— Сижу. Рад, что ты пришла, я заскучал.

Констанция фыркнула и дерганным движением перебросила косу с плеча за спину.

— Я не шут, чтобы тебя развлекать, — она любовно погладила эйджил, напоминая, что шутки с ней плохи. — Признай уже очевидное, — придвинув стул ближе к столу, морд-сит села. — Ты проиграл, а я победила.

Локи едва заметно усмехнулся, кивком отметив, что рука её все ещё на перевязи. Он не произнёс ни слова, но был уверен, что намёк она поняла. Виду она, однако, не подала. Морд-сит были не меньшими актёрами, чем он сам, ещё по Каре он уяснил, что все слова этих женщин — ложь.

— И прекрати скалиться, иначе я повыбиваю тебе все зубы.

Голос Констанции звучал строго, но Локи ни секунды не воспринимал её всерьёз. Её угрозы были раздуты и совершенно ничего не значили.

— Попробуй, — прошипел он угрожающе. — Симметрия двух сломанных рук тебе будет к лицу.

Лицо Констанции вытянулось от гнева, резким ударом она сбила миску с кашей ему на брюки.

Локи небрежно стряхнул крошки с колен. Её поведение лишь доказывало — она слабее его, и она понимает это.

— Какая ты смертоносная, — голос его прозвучал скучающе. — Надо же, ты убила мои штаны.

Констанция огляделась. Д’харианцы, что стояли на страже, держались отрешенно, но Локи-то видел выражение их лиц, последовавшее за его словами. Госпожа теряла своё превосходство в их глазах, Локи это приносило какое-никакое удовлетворение.

Они играли в кошки-мышки уже вторые сутки, и это было бы не так плохо, если бы ощущение предательства не съедало его изнутри.

Каре он доверился. Никогда и никому из смертных он не доверял прежде и не планировал доверять в будущем, но эта морд-сит показалась ему другой. Она выглядела разбитой, он честно пытался собрать её из сотен разных осколков во что-то цельное. А потом она предала его. То, что под её матрасом притаился Рада-Хань, он знал с первой секунды, но до последнего верил, что Кара не сделает с ним этого. Он не спал, когда она достала ошейник, лишь делал вид. Ему хотелось знать, действительно ли она готова его предать. Предать после всего пережитого. День до этого показал, что они не враги, ему даже показалось, что она выбрала свою сторону, предпочтя его. То, что с ошейником в руках она медлила, обнадеживало. В ней проснулось что-то, о чем она давно забыла, и Локи не сомневался, что благодаря ему она стала обрастать сомнениями. Но потом Рада-Хань оказался так близко к нему, а рука её была так тверда, что он решил не тянуть кота за хвост и сделать все сам. Он не сомневался, что справится с мощью ошейника, но проучить Кару — было неплохой идеей. А теперь её выслали, и его поступок потерял всякий смысл. Вместо этого остались только смертная скука и Констанция. И голод.

Желудок тихо напомнил о себе, но Локи прикрыл это громкими словами.

— Долго ты будешь делать вид, что победила меня? — Констанция нахмурилась, а он продолжил: — Тешить себя иллюзиями… Вообще-то, — он зевнул и похлопал себя по губам ладонью, — иллюзии — мой конек. Впрочем… — его глаза хищно сверкнули, — я прекрасно могу сразить тебя и без них.

Вытянув под столом свои длинные ноги, он подцепил носками сапог её стул и толкнул его, переворачивая. Констанция повалилась на спину. Такого она явно не ожидала, удар вышел сильным, раздался тихий треск и глухой удар, в котором Локи угадал встречу затылка морд-сит с полом. С шипением, немного неуклюже, женщина вскочила на ноги и резким движением перевернула стол. Глаза её налились гневом, а ноздри раздувались, как у быка при виде красной тряпки. Она выхватила эйджил из петли здоровой рукой и наставила на Локи. Он даже не шевельнулся. Остался сидеть на стуле, как сидел, только теперь закинул ноги на перевёрнутую столешницу.

— Мне уже бояться?

Констанция не шевелилась, очевидно, взвешивая свои шансы. Он был сильнее и быстрее, и справиться с ним она не могла. Конечно, она могла призвать сестёр на помощь, но это, очевидно, унизило бы её перед ними. Локи была выгодна эта её хваленая гордость морд-сит. Ещё в общении с Карой он уяснил, что в этой черте их уязвимость, и теперь играл на этом без стыда и совести.

— Бойся, коли не дурак, — рычащим голосом ответила она, ударив эйджилом по торчащей ножке стола.

Локи снова зевнул, театрально долго и излишне беспечно.

— Книжку можешь принести? Пока ты здесь меня запытываешь до смерти, я почитал хотя бы, чего даром время терять?

Карие глаза морд-сит впились в него с ненавистью.

— Ты прав, — рыкнула она и убрала эйджил в петлю, его место в её ладони занял маленький коричневый мешочек. — Не будем терять времени.

Локи сочетание ее слов и наличие мешочка не понравилось, он мигом сообразил, что может его ожидать, и вскочил на ноги.

Констанция громко рассмеялась.

— Ну что, милый, тебе уже не так весело? — она неловко подцепила шнур мешочка пальцами сломанной руки, раскрыв его на ладони подобно бутону, открывая глазу серебряный порошок, едва заметно отливающий голубым.

Заметив цвет содержимого, Локи расслабился. Он узнал порошок, и это было явно не то, на что рассчитывала Констанция. Они ведь с Карой перепутали все склянки волшебника, а тот наверняка ещё не знал об этом. Скорее всего просто взял машинально с привычного места, сыпанул в мешочек, а что сыпанул — и не понял.

— Сонный порошок? — Локи хотелось поселить в Констанции ощущение триумфа, и это, безусловно, у него вышло, так как морд-сит буквально расцвела, сверкнув ровными зубами.

— Маленькое помещение, — она сделала шаг в его сторону. — Достаточно лишь распылить в твоём направлении, частицы попадут в дыхательные пути с воздухом. Как тебе такой вариант? Понравится тебе ощущение беспомощности?

Локи отошёл к стене, но не потому, что испугался угрозы, просто вскочил на подоконник и сел, подобрав под себя ноги. Сбежать он не мог, крепкие решётки прочно сковывали оконную раму, но бежать не было никакой необходимости. Сейчас, по крайней мере.

— Давно не отдыхал, сделай милость, а то ведь бессонница замучала.

Он зевнул так широко и заразительно, что даже стражник у стены не удержался, и повторил зевок.

— В этом весь ты? Даже в шаге от погибели делаешь вид, что тебе все равно? Что все так и задумывалось? — Констанция шевельнула мешочек на ладони, и порошок снова блеснул голубым. Лунная крошка, компонент для зелий любви, творчества, используемый повитухами для лёгкого родоразрешения, а поэтами — для сложения рифм. Такой порошок способен укрепить чувства, уберечь на чужбине. Ничего того, что могло бы навредить. Тем более не то, что в состоянии кого-то усыпить.

— А почему бы и нет? — Локи равнодушно повёл плечами. — Тебе польстило бы, если бы я заламывал руки, молил о пощаде? Мне пятнадцать сотен лет, не жди, что буду вести себя, как напуганный мальчишка.

— Пятнадцать сотен лет… Так много. Должно быть, ты устал от этой жизни? — ещё шаг в его сторону, на который Локи отреагировал лишь мимолетным взглядом.

— Я устал от тебя, — ответил он, бросая взгляд в окно, в котором невозможно было различить ничего, кроме собственного отражения. Судя по звуку, снаружи бушевал ураган, деревья угрожающе трещали и шумно шелестели, но разглядеть можно было лишь неясные тени — свет факелов в помещении занимал собой почти все отражение, скрывая ночь от посторонних глаз.

Глядя в сторону стекла, Локи делал сразу две вещи — притворялся равнодушным и наблюдал. Фигура Констанции, пусть и зеркально отражённая, была как на ладони. Морд-сит подходила все ближе, но все ещё слишком медленно. Локи же хотелось поскорее начать своё представление.

— Я расскажу тебе план нашего сотрудничества, — Констанция подобралась совсем близко, прислонилась плечом к стене у окна и окрестила стройные ноги. Голос её был мягким и впервые за долгое время нежным. — Я повергну тебя в сон, после чего тебя отволокут в пыточную, и по пути пару раз, возможно, стукнут о дверной косяк, случайно, разумеется. А затем тебя закрепят передо мной на крюке, и мы с тобой начнем игру. Интересную игру.

Она широко улыбнулась, и улыбка очертила «яблочки» её скул. Констанция была красива, даже Кара в своё время упомянула это. Как и то, что она опасна. Подтверждение её словам Локи и получал в этот час.

— Ты слышал, как поёт эйджил? — спросила морд-сит, встречаясь с ним глазами в отражении. — У него такой слегка жужжащий голос, одновременно скрипучий, как крик младенца.

— Решила запугать меня криками младенца?

На это Констанция не отреагировала. Она уже достаточно погрузилась в свои мечты, чтобы прекратить воспринимать его замечания.

— У меня есть эйджил более утончённый, аккуратный, и он красиво поёт, — она закатила глаза, а блаженная улыбка наплыла на её лицо. — Такой эйджил прямо создан для того, чтобы вставить его в ухо, тогда его песня лишь сильнее раскрывается. Сила этой песни такова, что барабанные перепонки лопаются, сдаваясь под её напором. Я очень люблю радовать питомцев музыкой, — она надула губки и подала плечами. — К сожалению, если вставить два таких эйджила одновременно в оба уха, ты умрёшь, скорее всего. Очень жаль, мне так хотелось попробовать подобное хоть раз.

Локи хмыкнул.

— Вижу в этом скрытое сексуальное расстройство, не более, — заметил он, отрывая взгляд от стекла и поворачивая голову к морд-сит. — Желание доминировать над мужчиной всеми возможными способами. Это у вас семейное, очевидно.

Вспоминать Кару было неприятно. Мысли о ней снова напомнили о её предательстве, и разозлили Локи тем, что вопреки всему он не мог злиться на неё, всё продолжал искать ей оправдание, копаться в причинах. Он знал, что все его попытки напрасны — она сделала то, что сделала, потому что всегда выбирала своего лорда. Это была единственная причина, и потому Кара была виновата перед ним. Он понимал это, но не мог ненавидеть её. То, что началось как игра, как перепалка между ними, давно выросло во что-то, утратившее контроль. Если не в любовь, то во что-то болезненно близкое. Настолько близкое, что теперь почти физически ощущалась боль в преданном сердце.

— А что, — Констанция сузила глаза, и тень улыбки коснулась её губ, — Кара любила доминировать? Тебе нравилось, когда она играла с тобой своим жалящим дружком? Тебе нравятся касания эйджила, ведь верно? Я видела, как ты был возбуждён, когда её игрушка прожигала твою кожу насквозь. В этом секрет твоей привязанности к ней — боль тебе в радость?

— С чего ты решила, что у меня есть какие-то там привязанности? — Локи спрыгнул с подоконника и отошёл подальше, все ещё помня о «сонном порошке» в руках Констанции, которого он должен бы избегать. — Девчонка хороша в постели, вот и вся привязанность.

Он не знал, поверила ли ему Констанция, но, во всяком случае, тему она сменила, сделав предметом разговора себя.

— Меня все знают, как самую искусную соблазнительницу во всей Д’Харе. Твоя Кара и рядом не стояла. Мы можем договориться полюбовно, ты покажешь мне себя во всей красе со всеми твоими божественными возможностями, а я покажу себя. И я даже не буду тебя сильно мучить, если ты отдашь себя в мои руки, откроешь, что такого в тебе есть, что заставило Кару связаться с тобой столь непрофессионально.

Она предлагала себя так пошло и зазывно, что Локи стало противно.

— Меня не привлекают однорукие калеки, — отрезал он, скривившись. — К тому же, прости, я опаздываю на свидание с твоим эйджилом, нет времени на показательные выступления.

В других обстоятельствах, возможно, он и рассмотрел бы её предложение. Испытать на себе умения морд-сит откажется только дурак, но дело было даже не в том, что теперь его желания касались только Кары, просто именно с этой морд-сит, особенно после её смакования пыток, не хотелось ничего.

Констанцию не опечалил его ответ, она продолжала улыбаться, покачивая на ладони мешочек с лунной крошкой, своим «опасным» оружием.

— Пусть так, — согласилась она. — Твоё свидание с эйджилом мне только в радость. Потом, сломленный и обученный, ты все равно подаришь мне свою божественную любовь, не сомневайся. Такой экземпляр как ты очень ценен для морд-сит. Ребёнок, который родится от нашей любви, будет самым уважаемым человеком всех Срединных Земель.

— Ребёнок? — Локи скорчил гримасу. — Лучше сразу убей. У меня никогда не будет детей от тебе подобных. Те, кто убивает чужих сыновей, не задумываясь и не сожалея, не имеют права на своих.

— Прямо как твоя Кара? — Констанция засмеялась особенно недобро, Локи напрягся. Он не понимал, о чем говорит морд-сит, но её тон ему не нравился.

— Ты не знаешь, да? — женщина подошла ближе, изобразила сожаление. — Не знаешь, как Кара убила мальчика-исповедника на прошлой неделе? Как жестоко растерзала его крошечное тельце на глазах у матери? Что ж, по твоей логике — дети ей не положены? Тогда очень даже верно поступили солдаты, отняв её новорожденного сына — они бросили младенца в огонь, во славу Хранителя. Сын лорда Рала, рождённый без дара. Другой участи у него быть не могло. Кара же, конечно, считает, что ее сын обучается военному делу. Гордится за него, наверное. Как считаешь — ей стоит рассказать правду?

Все, что говорила эта жуткая бессердечная женщина, было просто чудовищно, и Локи не знал, какая новость шокировала его сильнее — убийство Карой младенца, рождение у неё сына от Даркена Рала, или то, что мальчика так бесчеловечно убили? В любом случае, важно было не то, что вызвало в нём эмоции, а то, какими были эти эмоции. Не думая ни о чем, Локи с диким рыком, бросился на Констанцию, сбивая её с ног. Слишком самоуверенная чтобы быть осторожной, она лишь успела выбросить руку с мешочком вперёд, рассчитывая, что сонный порошок остановит его, но лунная кроша не возымела никакого эффекта, кроме глухого чиха.

Они покатились по земле, как две гадюки, вступившие в брачную схватку. Локи успел выхватить эйджил из-за пояса морд-сит и, превозмогая боль в обожжённой ладони, ткнул им женщину в горло. Констанция захлебнулась кашлем, её рот раскрывался, как у рыбы, выброшенной на берег, но она не могла сделать и глотка. Стражники, бросившие пост, накинулись на Локи с обнажёнными мечами. Легко выбив оружие из рук одного из них, асгардиец вооружился им и без лишних усилий отправил обоих д’харианцев к Хранителю. Констанции, между тем, удалось кое-как подняться на ноги, но она все ещё не могла нормально отдышаться. Каждый новый вдох сопровождался утробным хрипом, а перевязанная рука, судя по неестественному углу поворота, была сломана опять.

Женщина была безоружна, её эйджил оказался заброшен в дальний угол во время потасовки, но в глазах её прыгали такие бесы, что Локи не сомневался — она готова сразиться с ним и голыми руками. Он вспомнил, почему бросился на неё. Вспомнил про ребёнка. Того, которого Кара убила и того, которого она родила. Он до сих пор не мог понять, гибель которого из них потрясла его больше, но он готов быть рвать и метать в любом случае. Он не был намерен оставаться в этом дворце более ни минуты. Он знал, что важный для него предмет находится у Рала, но он также знал, что сможет отобрать его, если захочет. А он хотел.

Взглянув на Констанцию, Локи понял, что лишь она остаётся его препятствием на пути к желанной цели. Израненная, испытывающая сильные физические муки, она представляла собой слабую преграду. На такую с мечом идти как-то неблагородно.

Локи отбросил оружие и резкими движениями закатал рукава. Выступая против Констанции, он знал — все запланированные им игры придётся отменить. Самая главная игра закончена, а значит — Констанции не жить. Он думал о её скорой смерти с некоторой долей удовлетворения. Он отомстит ей за себя. За то, что держала его здесь. Он отомстит за Кару. За ту, которую никогда не простит. За ту, которую никогда больше не увидит. За ту, которую никогда не забудет.

Он бросился на соперницу одним молниеносным рывком. Таким, как зверь бросается на свою жертву. Быстрый, беспощадный. Хруст её шейных позвонков ощутился, как радость. Мертвое тело упало к ногам почти красиво. Локи не было жаль её. Очень хотелось верить, что сёстры по эйджилу не успеют оживить её, ведь эта женщина заслужила своей участи. Как и лорд Рал. Но ему-то Локи собирался мстить медленного и изощрённо, а до тех пор свободный человек уходил за своей свободой.

* * *

Когда живёшь в большой семье морд-сит, нужно всегда быть готовой отдать своим сестрам чуточку чего-то своего. Времени, пространства, удобства. Когда Далия заваливается в комнату с двумя д’харианцами, я понимаю, что моё место отныне не здесь. Я не собираюсь принимать участия в их вакханалиях, но и мешать им тоже не стану. Поэтому я молча поднимаюсь с постели и принимаюсь собирать сумку.

— Куда ты? — Далия вырывается из блуждающих по её телу рук и подходит ко мне. — Я же привела и тебе дружка. Ты может не заметила, но он на тебя так смотрел!

— Заметила, — сухо отвечаю я, не оглядываясь на мужчин. Может они и хороши для этой ночи, но у меня совершенно нет никакого желания. — Голова болит, я пройдусь.

Далия расстраивается, причём, как мне кажется, абсолютно искренне.

— Жаль. Я думала — мы хорошенько повеселимся.

— Обязательно, веселитесь, но без меня. — Чтобы не терять времени на одевание, я заталкиваю корсет и браслеты в сумку, перебрасываю её через плечо. — Подышу воздухом, может полегчает.

С какой-то стороны, своей ночной интрижкой сестра по эйджилу оказала мне одолжение — вырвала из лап тревожного сна, встряхнула от моего зацикленного беспокойства. Ночная прогулка пойдёт мне на пользу.

— Ты точно уверена, что все нормально? — Далия берёт меня за руку. — Мы можем поискать другое место…

Чтобы успокоить её совесть, я улыбаюсь, настолько искренне, как могу.

— Все в порядке, правда. Проведи время весело.

Далия кивает и трижды целует меня в щёки, два раза в правую, один — в левую.

Я продвигаюсь к двери, где ожидают д’харианцы. Они оба видные и весьма привлекательные, и я могла бы забыться в объятиях одного из них. Но не хочу. Я выхожу за двери и слышу, как один из мужчин отправляется следом. А затем голос Далии окликает его.

— Постой, ты можешь нам пригодиться.

В ответ ей приходит неловкое и немного удивлённое «госпожа», и дверь закрывается. Что ж надеюсь, Далии будет весело.

На первом этаже ещё кипит жизнь: за одним из столов завсегдатаи играют в кости, шутливо перебраниваясь на общем языке, у дальней стены мужчина с обветренным лицом и крепкими ручищами тискает прислужницу. Встретившись со мной взглядом, он сверкает своими гнилыми зубами в подобии улыбки и жёстче хватает девчонку за ягодицы. Та заходится смехом, и я ухожу. Прочь из этого места, пропитанного гнилью. Не знаю, за что так борется мой господин. Что в этом мире стоит спасения и защиты? Стереть бы с лица земли эти кубло разврата, и построить мир заново, такой мир, который действительно стоит защищать.

Снаружи меня встречает покой. Гогот играющих звучит глухо, больше звуков нет, человеческих звуков. Лишь шорох листвы да скрежет покосившейся калитки. Рык собаки, когда я прохожу мимо.

— Шкура продажная, от костей-то ты не отказывалась, — бросаю я, но неблагодарная собака продолжает лежать, подобравшись, шерсть её торчит дыбом.

Я иду прочь, мимо погруженных во тьму домов, в сторону леса. Там мне спокойнее. Ночь тёплая, но не душная, и в то же время совсем не холодно. Лучше не придумаешь. Бросаю сумку под один из клёнов и сажусь, откидываясь спиной на широкий ствол. Тишину разрезает только противный писк комара, но я прихлопываю его, когда он, по глупости своей, садится мне на шею.

Я так много времени провела в полевых условиях, что теперь, кажется, могу расслабиться только на лоне природы.

Откуда-то слева доносится шуршание, гляжу в сторону источника шума, но не вижу ничего. Просто трава, прошлогодние листья. Шуршание повторяется, за этим следует движение листвы, словно что-то выталкивает её из-под низу. Смутная догадка вынуждает меня схватиться за эйджил и переместить сумку в ту сторону. Аккуратно, без резких движений. Я не ошибаюсь, через несколько мгновений листва расходится, открывая мне плоскую чёрную голову большой змеи. Она в паре метров от меня, и если бросится, я успею отразить нападение эйджилом, но что-то останавливает ход моих мыслей. Нет, я не под гипнозом, я просто чувствую, что она меня не тронет. Я не заклинатель змей, как Локи, но понимаю каким-то внутренним чутьем, что эта встреча мне ничем не грозит.

— Твой сородич теперь живёт в Асгарде, — говорю я зачем-то. — Уверена, царь асов хорошо с ним обращается.

Змея поводит своим раздвоенным языком из стороны в сторону и опускает голову. Она не намерена уползать, но я не ощущаю опасности. Убираю эйджил в петлю, запускаю руку в сумку.

— Чем богата, — я бросаю змее краюху хлеба, но чёрная тварь на неё и не смотрит. Ну конечно, хлеб — это ведь ниже её змеиного достоинства. Кого-то она мне напоминает…

— Как думаешь, у него все хорошо? — мой вопрос улетает по ветру, так и не получив ответа. Змея ещё раз шевелит языком и уползает, и мне бы радоваться, что угроза исчезает, но вместо этого я ощущаю холодное одиночество и горькую грусть.