Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

Когда мне дают задание, я принимаюсь за него со всей ответственностью. Если я что-то делаю, я выкладываюсь по полной. Даже когда я сплю, я слышу каждый шорох и замечаю любое движение. И все же, просыпаясь ближе к полудню, я понимаю две вещи. Первое: моя разбитая губа не болит. Касаясь её, я не ощущаю рваных краёв раны. И я знаю, что это означает — Лафейсон приложил ко мне свою руку, пока я спала. Что же до второго открытия, которое намного менее приятное, — самого трикстера и след простыл.

— О, Создатель, где его носит?

Даже пряный запах жареного мяса не может побеспокоить меня сейчас. Я потеряла свою цель. Каким-то глупым необъяснимым образом я…

Снаружи раздается громкий смех как минимум пяти мужчин и, клянусь, я различаю смех Лафейсона среди всех прочих.

Быстро затягиваю все ремни на костюме, вкладываю в петли эйджилы и выхожу из шатра.

— Ты не должен был делать этого! — я вся просто горю от гнева. Кулаки приставлены к бёдрам, но скорее для того, чтобы не пускать их в ход, хотя очень хочется.

— Выспалась? — Лафейсон смеряет меня равнодушным взглядом и снова возвращается к разговору с д’харианцами.

Они сидят у костра, на котором шипит мясо. Кабан. Что ж, тоже сойдёт.

Я обхожу Лафейсона, отрезая ему обзор костра и новых товарищей.

— Ты не должен был покидать шатер!

Д’харианцы, вовремя сообразив, что им здесь не место, спешат убраться. Мудрое решение.

У Лафейсона даже мускул на лице не двигается. Он невозмутимо ворошит угли длинным прутом и переворачивает кабанью тушу на вертеле одним взмахом ладони.

— Нужду справлять тоже прикажешь в шатре, — спрашивает он, и я замечаю едва уловимый проблеск улыбки в уголках его губ.

— Ты должен был разбудить меня.

Я сажусь на освободившееся место — ворох одежды, и бросаю в костёр пару новых хворостин.

— Помнится, ты вызвалась следить за мной, — напоминает он не без резона. — Слушай, я ведь здесь. Поверь — мне есть, что требовать с твоего лорда, так что я не меньше твоего заинтересован в этом знакомстве.

Мне совершенно все равно, что такого ему может понадобиться от лорда. А чтобы в этом совсем не оставалось никаких сомнений, я меняю тему.

— Ты сказал, что не читал мои мысли, — вспоминаю я. — Так откуда же ты знал, как меня зовут?

Лафейсон впервые за время нашего разговора поворачивает ко мне лицо. Да, сейчас запоет свою песню про то, что я интересуюсь им.

— Никакой магии, — он пожимает плечами.

То есть, говорить ничего из того, что я от него ожидала, он не собирается?

— Видел твой отряд прошлой весной. У берегов Валерии. Слышал, как одна из сестёр зовёт тебя по имени, только и всего.

Валерия. Ну да, было дело. Утихомиривала смутьянок-исповедниц. Ничего особенного: пара трупов, полчаса дела. Лорд остался доволен.

Этот остров слабо защищён, и я не знаю, что толкает исповедниц снова и снова выбирать его местом укрытия. Вероятно — глупость. В любом случае, я уверена, что ещё не раз лорд Рал направит меня туда. Очищать мир от дураков — что может быть лучше?

— Действительно, никакой магии, — соглашаюсь я, вбирая носом сладкий аромат.

— Голодна? — Лафейсон берёт с покрывала миску и нож и отрезает кусок свинины.

Ловлю голодные взгляды д’харианцев, но поесть они смогут не раньше, чем мы закончим, они знают это.

Лафейсон протягивает мне миску и наполняет свою. Мясо жирное, мягкое, легко насаживается на вилку. Сок сочится из проколов, и от одного этого вида рот наполняется слюной.

— Приятного, Мейсон.

— Ага. И тебе.

Мы едим молча, ещё дважды подрезаем себе добавки. Ещё у нас остались лепёшки из деревни, так что наедаемся мы сытно.

— Пройдемся? — предлагает Лафейсон, кивая на солдат. — Они скоро слюной захлебнутся.

Вид у д’харианцев жалобный. Я лишь усмехаюсь.

— Давай.

Я даю своим людям пятнадцать минут, после чего мы с трикстером вскакиваем на своих коней и уезжаем прочь. Я уже уяснила для себя, что один на один с Лафейсоном в лесу не совсем безопасно, но уж не так скучно, как в лагере.

Лес спокоен и тих, и мала вероятность, что мы встретим ещё кого-то из сопротивления, так что я могу позволить себе расслабиться.

— То, что ты хочешь получить взамен на свою преданность — лорд Рал это тебе даст?

Лафейсон поворачивает в мою сторону голову.

— Я не предлагаю свою преданность. Я лишь согласен на лояльность. Все, что я собираюсь пообещать — не вставать на сторону Искателя. Только и всего.

Что ж, я бы удивилась другому ответу. Локи Лафейсон не из тех, кто позволит собой командовать.

— А насчет предмета, который я планирую получить взамен… — Лафейсон пожимает плечами. — Если твой лорд обладает хоть каплей ума, он даст мне его.

Предмет. Что-то неодушевлённое. Это уже что-то.

О большем я не спрашиваю.

— Слышала, ты изгнанник своего мира.

— Слышал, ты любишь совать нос не в свои дела.

Его голос груб, и я должна оскорбиться. Никто не смеет говорить таким тоном с морд-сит. Но я молчу. Может потому, что понимаю — я задела за живое. А может мне просто лень спорить.

* * *

Золотые шпили Асгарда отражали свет двух солнц, рассеивая его по всему королевству. Радужный мост Биврёст подобно медленному течению реки убегал переливами к шароподобному строению, выложенному полностью из золота. Каждая деталь этого места блестела новизной, хоть и стояла так уже тысячи лет. Под арочным сводом этой конструкции стоял, нахмурившись, царь. Его уставшее изможденное лицо словно потеряло краски. Зелёные глаза выцвели, а длинные светлые волосы потускнели. Он был одет богато, в золото и драгоценные камни, но тем сильнее ощущался контраст между всем этим великолепием и тусклостью самого великого из Асов.

— Обрати свой взор на Мидгард, мой верный Хеймдалл, — пробасил он таким же бесцветным голосом, как и он сам. Беспокойство за брата было так же велико, как и гнев на него.

Чернокожий Ас нахмурил брови.

— Я вижу через время и расстояние, через звезды и миры, но твой брат сокрыт. Над ним грозовое облако, и через него не проходит мой взор. Сожалею, мой царь.

Он отошёл от края радужного моста и сложил руки на огромном мече.

Царь не ответил. Плохое предчувствие острыми когтями впилось в его сердце подобно кошке. Зелёные глаза обратились к бесконечности звёзд перед ним. Локи был где-то там, среди этих звёзд. Один. Он сам изгнал его. Сам обрёк на это. Но…

Нет, ничего.

Царь отошёл от арочного свода. И все же что-то непреодолимо влекло его назад, заставляя вновь взглянуть на мириады звёзд перед собой, на сплетения галактик, вихри звёздной пыли. На вечность, за которой скрывался от его взгляда один человек, что был всех дороже. Человек, который был несравненно мал по сравнению со всей вселенной.

— Хеймдалл, — позвал тихий голос, и ноги сделали два несмелых шага.

Мог ли он сделать это? Мог ли царь оставить свой народ?

— Да, мой царь?

Голос стража отразился эхом от золотых сводов.

— Открой радужный мост. Я должен знать, что с братом все в порядке.

Хеймдалл кивнул. Он знал о болезненной привязанности царя к нерадивому родственнику. Тяжёлый меч со звоном вошёл в выемку по центру круглой конструкции.

Золотые стены принялись вращаться с низким гулом, казалось, набирая на себя все ближайшие звезды, чтобы потом выстрелить широким радужным лучом.

Царь кивком поблагодарил служителя и шагнул на образовавшуюся дорогу, которая с громким хлопком поглотила его, оставив стража одного.

Хеймдалл обратил свой взгляд на Мидгард, но теперь и царь был скрыт от него.

Он вытащил меч из выемки и привычным движением оперся от него. Теперь ему лишь оставалось ждать, когда царю снова понадобится мост, и гадать, вернётся он один или с богом лжи и обмана. Хеймдалл надеялся на первый вариант.

* * *

Я не мастер вести беседы. Морд-сит должны уметь пытать, а не песни слагать, так что звенящая тишина наступает уже через пять минут нашего пути.

Мы просто едем под мерный топот наших лошадей. Лафейсон о чем-то тихо спорит с собственным конем. Вот не знаю, правда ли он понимает язык зверей, либо же комедию ломает. В любом случае, выглядит это странно.

Пытаюсь уйти в свои мысли, чтобы меньше думать о его глупостях, но внезапно тишину разрывает громкий свист, и в ту же секунду Лафейсон спрыгивает с коня с полными ужаса глазами. Есть что-то, чего бог обмана боится? Прежде он вёл себя насколько самоуверенно, что можно было подумать, что он не боится никого и ничего. Все же это не так?

К свисту примешивается сильный ветер, вздымающий листья с земли и обламывающий ветки с ближайших деревьев. Мой конь встаёт на дыбы, и я второй раз за день падаю на копчик. Столб яркого света, переливающий всеми цветами радуги, крадёт краски из прочего мира. Зелень кажется не такой зелёной, небо не таким голубым, а сам свет тусклым, предвечерним. И все же я ведь помню, что времени-то едва перевалило за полдень.

Лошади скрываются, напуганные странным явлением, а я лишь успеваю подняться с земли, когда все стихает.

Воронка из дорожной пыли оседает на землю, открывая мне грозную фигуру плечистого воина.

Лафейсон все ещё находится в лёгком недоумении, но на лицо его наползает фальшивая улыбка, такая, которую он часто использует в разговоре со мной.

— Локи! — басит пришедший, и волосы на лбу трикстера буквально встают дыбом.

— То-о-ор, — растекается Лафейсон в приветствии.

Тор, верховный бог Асгарда. Я слышала, как лорд Рал говорил о нём. Всегда с почтением, с уважением. Тор Одинсон и его мьёльнир превосходят по силе всю древнюю магию. Иметь этого Аса врагом — сродни самоубийству. Ну, нам с ним делить нечего. Разве что, его брата.

— Ты решил, что бегать от меня — хорошая идея? — голос Одинсона сопровождается громом.

— Я просто прогуливаюсь по лесу с красивой женщиной, — Лафейсон выглядит невозмутимо, но я ведь видела его взгляд минуту назад.

Царь Асов выглядит растерянным. Он вроде бы только замечает мое присутствие.

— Здрасьте, — приветствие сопровождается кивком, я киваю в ответ.

Все, правила приличия соблюдены, и обо мне снова забывают.

Бог грома снова набрасывается на брата.

— Ты хоть понимаешь, о чем я подумал, когда Хеймдалл сообщил, что не видит тебя? Как глупо и как на тебя похоже! Прицепил к себе дурацкую тучу, очень по-взрослому!

Одинсон выбрасывает вверх руку с зажатым в ней молотом и указывает на следящее облако моего лорда.

Трикстер не поднимал этот вопрос, но я уверена, что он с первой минуты знает, что лорд Рал следит за ним. Но, как бы то ни было, реагирует он в своём духе.

— Ты прав, это на меня похоже. Я не люблю быть объектом слежки твоего стража. Если я с дамой, то присутствие посторонних глаз мне вовсе ни к чему.

Одинсон, кажется, смущается.

— Ну нет, это… э… не дело. Тучу долой. — Громовержец выбрасывает вверх руку, и молния, ударившая из мьёлнира, рассеивает следящее облако.

— Мы не будем наблюдать за тобой сутки напролёт, — заверяет брата Тор. — Но я должен знать, что ты жив и что ты не пытаешься захватить мир.

Лафейсон отвечает ему широкой улыбкой.

— Обещать не могу, братец. Ты же знаешь.

Он невинно пожимает плечами, Одинсон сводит брови на переносице.

— Знаю.

Он хмур, но кажется, на брата не зол.

Хлопает его по плечу, отчего Лафейсон заметно напрягается, а потом выкрикивает в небо имя, которое я не успеваю разобрать.

Все повторяется. Свист, ураган, но в этот раз я уже знаю, что ожидает нас дальше.

Братья прощаются на фоне яркого столба, после чего Одинсон переводит взгляд на меня.

— Я рад, что у Локи появилась та, которая может терпеть его скверный характер.

— Ой, у неё не лучше, — вставляет Лафейсон с ехидной улыбкой, его брат игнорирует замечание.

— Рад знакомству, до свидания.

Я снова лишь киваю, потому что не хочу ненароком оскорбить его, мало ли. Мой лорд явно будет не рад такому повороту событий.

Царь Асов исчезает в радужном столбе, ветер стихает. На земле, куда дважды ударял столб, остаётся лишь узорчатый круг.

Лафейсон заметно расслабляется.

— Сложные отношения с братом? — я сворачиваю на поиски лошади, трикстер идёт следом.

— Он изгнал меня. Так что да, полагаю — не самые дружеские.

Он поравнивается со мной и кладёт ладонь мне на поясницу. Прежде, чем я успеваю возмутиться, боль в копчике проходит, а его рука ускользает.

— Ты не обязан все время лечить меня. Морд-сит привычна боль, — бурчу я.

— Не сомневаюсь. Но «спасибо» было бы достаточно.

Спасибо? Он издевается?

— Это из-за твоего брата кони понесли, так что никакого «спасибо». Когда ты рядом, со мной все время случаются неприятности.

Лафейсон снова смеётся своей гадкой улыбкой.

— Ты не изменяешь себе. Ответь ты иначе, я бы подумал, что ты заболела.

Строю ему рожицу, чтобы ничем не проявить, что его слова задели меня. Мы знакомы менее двенадцати часов, и то, как хорошо он уже знает меня, а я — его, меня сильно напрягает.

— Теперь примени эти свои супер-пупер великие способности говорить с животными и заставь коней вернуться, или, клянусь Создателем, я заставлю тебя превратиться в коня и до самого Народного Дворца буду скакать верхом.

— Я же говорил, что тебе нравится доминировать, — тонкие губы расплываются в улыбке, и в этот раз я не сдерживаюсь, быстрым движением выхватываю эйджил и подбиваю трикстера под колени. Он падает, и я наступаю на его грудь сапогом.

— Ну как — удобно?

Я ощущаю, как раздражение постепенно уходит. Пожалуй, это стоило сделать ещё давно.

— Вполне. Мне открывается вид на твои красивые ножки.

Его слова вызывают обреченный вздох. Нет, это, определенно, будут самые длинные три недели в моей жизни.