Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

Я ненавижу ждать. Это сродни тому, как купируют хвост собаке, но не одним махом, а кусочек за кусочком. Невыносимо. Мучительно. Я люблю действовать, куда-то двигаться, кого-то обучать.

То, что я отправляюсь охотиться, продиктовано не голодом, а желанием чем-то себя занять. Разумеется, Лафейсон увязывается за мной. «Увидеть охотницу в деле», как он говорит. Я люблю проводить время с лесом один на один, но меня утешает то, что очень скоро я избавлюсь от этого хвоста навсегда.

Своих людей я оставляю в деревне, давая им дозволение навестить публичный дом. Они будут сопровождать меня и на обратном пути, и нельзя допустить, чтобы их некомпетентность задерживала меня. Пусть лучше отгуляют здесь в своё удовольствие, времени ещё предостаточно.

Утренний лес свеж и тих, но птицы то тут, то там, перекрикивающиеся разнообразными голосами, наполняют его жизнью. Я ступаю аккуратно, стараясь не выдать своего присутствия, и все равно ветки время от времени хрустят под ногами. Лафейсон же рядом со мной идёт совершенно беззаботно, ступая везде и всюду, вот только от его шагов звука нет. Мне бы так, в разведке полезное дело.

— Это наш последний день, Мейсон, — голос мужчины мягкий, проникающий. Всему виной его божественная суть, видимо.

Ворон над нашими головами спускается ниже, но близко не подлетает, однако это напоминает мне о том, что шпион лорда Рала ловит каждое слово. Но и нет ничего, что я хотела бы скрыть от него. Моя задача — развлечь трикстера, с чем я вполне неплохо справляюсь.

— Не хочешь ли ты сказать, что будешь скучать? — я останавливаюсь, чтобы установить зрительный контакт, опускаю ладонь на эйджил.

Собеседник хмыкает.

— Я? Не думаю, что твоя подруга даст мне скучать. А вот ты — без моего острого словца ты быстро приуноешь.

Я усмехаюсь. Он опять пытается доказать свою значимость. Это важно для него настолько, что из себя выводит.

— Смешно.

Я снова начинаю идти, высматривая зверя, на дереве молнией вспыхивает рыжая беличья тушка, и исчезает.

— А ты можешь мне объяснить, что за стишата ты вчера плел? В книге такого нет. Что это было и зачем?

Ответ не заставляет себя ждать, Лафейсон даже не пытается отнекиваться.

— Это была высокая поэзия. Хотел усладить твой слух.

Мой слух, ну как же!

— Так и думала, что ты снова красовался передо мной.

Мы выходим к лесной поляне. Она залита розовым сиянием рассвета, и в невысокой траве отчётливо можно разглядеть следы копыт.

— Я пытался сотворить из тебя интересного собеседника.

Я поднимаю вверх кулак, заставляя его замолчать и киваю на следы. Я рада, что находится повод прекратить эти мучительные разговоры. Как это у Лафейсона ещё язык не отвалился? Столько слов, сколько я произношу с ним за день, в другое время я могу не сказать и за месяц. Он вынуждает идти на контакт, вынуждает слушать себя, приковывает внимание. Теперь терпеть его — удел Констанции, а у нас с ним впереди лишь последняя охота.

Зелёная лента плавно соскальзывает с плеча трикстера, он опускает змею на траву, и она бесшумно уползает по дорожке из следов. Кто-то берёт на охоту псов, а у нас рептилия. Мило. Пожалуй, только у Лафейсона может быть такой необычный спутник.

— Констанция — она какая?

Вопрос застаёт меня врасплох. А ещё я не понимаю, что именно хочет услышать Лафейсон.

— Она очень сильная, выносливая, любит доминировать.

— Ой, а то ты не любишь!

Его замечание я пропускаю мимо ушей.

— У неё самые послушные питомцы из всех прочих сестёр, но и живут они меньше.

— Я не питомец, я иду по своей воле, — напоминает трикстер. Мне или себе, я не знаю. Но я знаю одно — Констанции совершенно наплевать, по чьей воле он идёт. Я знаю, что она везёт с собой Рада-Хань*, и она использует его при первой возможности. А тогда уж у Лафейсона не останется никакой воли.

— Идём.

Я не знаю, что и откуда узнал трикстер, но в той стороне, куда уверенным шагом он уводит меня, обнаруживается его змея. Она нетерпеливо шевелит языком, а при нашем приближении снова срывается в кустарники. Лафейсон поддевает тетиву на моём луке.

— Скоро тебе это понадобится.

— Разберусь, — бросаю я недружелюбно. — Это не первая моя охота.

— Ну-ну, — маг пожимает плечами. — Валяй, «охотница».

Его пренебрежение раззадоривает. Хочется доказать, возможно даже удивить.

Возможность предоставляется очень скоро — между тонкими деревцами мелькает фигура молодого оленя. Я проверяю направление ветра, чтобы знать наверняка, что животное не заметит меня раньше времени. Все в порядке, мы находимся на нужной стороне. Пальцы находят оперение стрелы и древко занимает своё место у тетивы. Трикстер наблюдает, сложив руки на груди. Это немного отвлекает, но я за свою жизнь побывала и в более экстремальных условиях, чем просто чей-то цепкий взгляд. Я делаю несколько глубоких вдохов, заставляя руки быть твёрже, натягиваю тетиву, касаясь оперением губ. Я вижу у себя в голове, как полетит стрела, я уже сейчас знаю, куда она вонзится.

Ворон каркает над моей головой, всполахивая оленя. Мерзкая тварь, он надоел мне больше пареной репы. Я выпускаю стрелу. Траектория верна, и наконечник пронзает чёрную грудь, сбивая ворона на землю.

Лафейсон вскидывает бровь.

— Вот как? Убила шпиона своего господина?

Никогда бы не сделала это, оставайся в вороне какая-нибудь необходимость.

— Это не личный ворон господина, — я подхожу к тушке и выдергиваю стрелу. — Это просто ворон, чьим разумом лорд Рал завладел. Над Констанцией следящее облако, так что пернатый больше не нужен.

Беру ворона за лапы и бросаю змее, она яростно набрасывается на угощение, противно чавкая сломанными костями жертвы.

— Либо ты просто хотела остаться со мной наедине…

Довольное выражение лица Лафейсона хочется стереть, но вместо этого я иду прочь — охота ещё не окончена.

Олень не уходит далеко, и так как в этот раз никто не мешает мне, я вгоняю стрелу точно в глаз, животное дергается в последний раз и замирает, рухнув на траву.

— Неплохо, — слышу я комментарий за спиной.

Неплохо. Я убила крупного оленя одним точным ударом, а он говорит — неплохо? Ну да, если бы это он охотился, то уже ждал бы похвалы, распуская хвост подобно индюку.

— Я польщена, — отзываюсь я грубо и иду за трофеем. Оленьи рога и шкуру можно продать, а тушу я разделаю, надолго хватит.

Не успеваю я нагнуться, как треклятый олень исчезает в зелёном дыме. От подобных шуток моя ненависть с каждым часом все возрастает, и лучше бы Лафейсону не попадаться мне на глаза.

— Пока ты не направила на меня лук, предлагаю вернуться на поляну и перекусить.

В глазах трикстера насмешка, но если он не лжёт, и туша действительно ожидает нас на поляне, то я, пожалуй, даже отпущу ему эту шутку.

— Ты не мог без своих фокусов, да?

— Разумеется, — маг пожимает плечами и кивком приглашает меня вернуться обратно.

На поляне все уже подготовлено: у деревьев разложены мягкие подушки, рядом с ними на дровах жарится оленья туша, а шкура сохнет на солнце, растянутая на двух столбах. Признаюсь, возможности трикстера меня впечатляют. Хотела бы и я так, одним щелчком пальцев, жизнь сразу стала бы проще. Хотя с таким образом жизни легко атрофируются и мышцы, и мозги, и мне странно, почему и то, и другое у Лафейсона все ещё на высоте.

— Опять бросаешь пыль в глаза? — я подхожу к подушкам и присаживаюсь на одну из них, вытянув ноги. Змея проскальзывает ко мне с явным намерением улечься мне на колени. Тоже мне, домашняя зверушка. — Даже не думай, — говорю я, хоть и не уверена, что зелёная тварь понимает меня. Как бы то ни было, она проползает мимо меня, залегая в кустарниках, из её пасти все ещё торчит крыло ворона. Возможно опрометчиво я убила птицу, но сейчас жалеть уже поздно.

Лафейсон проворачивает вертел, и первые капли жира с шипением встречаются с углями. Мясо пока ещё сырое, но начинает приобретать приятный аромат.

— Куда подашься, как подруга приедет? — трикстер садится рядом и соединяет ладони под подбородком, ударяет по нему кончиками длинных пальцев, словно раздумывает о чем-то. Он смотрит на огонь, не на меня, но я знаю, что он все ещё ждёт ответа.

— Вернусь в Тамаранг, к лорду. Возможно, я ему там пригожусь.

Не вижу смысла скрывать это. Тем более не теперь, когда наши пути расходятся.

— Будешь и дальше служить под его началом?

Вопрос удивляет меня и несколько злит.

— Естественно. Это называется верность. Но ты, я полагаю, не слышал об этом? За что тебя там изгнали — пытался брата убить, довёл отца до приступа?

В глазах мужчины вспыхивает огонь ярости, а заодно и пламя в костре вздымается выше, полностью поглощая тушу на вертеле. Правда, в тот же миг оно снова опадает и теперь горит ровно.

— Ты не знаешь. Ничего не знаешь. Ни моих мотивов, ни чувств. Твои выводы ошибочны.

Голос холодный и отстранённый, и мне даже становится любопытно, что такого в Асгарде произошло на самом деле и почему. Но теперь это не имеет значения. Поздно вести беседы по душам, скоро все закончится.

— Лорд Рал — все, что есть в моей жизни. Лишь он стабильно рядом. Другой жизни нет и не будет. — Слова вырываются из моего рта, и я даже не пытаюсь удержать их. — Ты тоже ничего не знаешь. И не поймёшь.

Его пальцы касаются моих волос, стягивают шнур с косы. Трикстер наблюдает за мной вполоборота, сжав тонкие губы в узкую линию. Он все ещё будто бы не здесь, но не похоже, чтобы он злился.

— Что ты делаешь?

Он не прекращает, виток за витком расплетает косу, мягко, осторожно.

— Хочу увидеть тебя. Не воином, а обычной женщиной. Можно?

Он спрашивает, будто мой ответ правда бы что-то изменил, ведь мои волосы почти полностью распущены.

— Тебе лучше так, — говорит он, заставляя светлые пряди змеиться по моей спине.

— Это не практично, — я пытаюсь убрать волосы за плечо, но Лафейсон перехватывает мою руку.

— Оставь. Вокруг нет тех, с кем нужно биться, и тех, кого нужно обучать, так что ты можешь не думать о том, что практично хоть некоторое время.

— Ладно, — я даю ему и дальше играть со своими волосами. Мне просто не хочется спорить. Не сейчас.

Время тянется медленно, и большую его часть мы молчим, глядя куда угодно, только не друг на друга. А зачем? Этот питомец больше не мой, прикипать к нему сверх необходимого я не стану. Этот этап моей жизни подошёл к концу, и теперь нужно бы вспомнить то, что действительно имеет вес в моей жизни: лорда Рала, сестёр, одиночество. Неизменный порядок вещей, делающий меня такой, какая я есть. Сильной. С Лафейсоном я себя такой не ощущаю.

— Готова вкусить свежей оленины с травами?

В руке трикстера возникает миска, а в другую он берёт кинжал.

Я киваю и жду, пока он наполнит мясом тарелку. Мы не завтракали, и желудок завязывается в узел при одном виде мяса, сочащегося соком. На вкус оно не менее прекрасно, чем на вид. Молодой олень, мясо нежное. Под вкусную пищу и настроение как-то сразу поднимается, поэтому когда Лафейсон начинает вспоминать случаи из детства, я внимательно слушаю и даже пару раз смеюсь.

Из его рассказов я делаю один вывод — с матерью у него идеальные отношения, с братом — здоровое соперничество, а вот отец, который и не отец вовсе, всегда отдавал предпочтение другому сыну. И пусть все истории приправлены юмором, я успеваю уловить эту мысль — с отцом Лафейсону не уютно.

— Поделилась бы парой историй в ответ, но не думаю, что тебе интересно слушать, как я обучала питомцев. Хотя, и там попадались занятные экземпляры.

— Плевать на экземпляры, — Лафейсон отставляет миску и садится ближе. — Расскажи о том времени, когда у тебя ещё была семья. Настоящая.

То время… То время я долгие годы старательно искореняла из памяти, так что вовсе не хочу к нему возвращаться.

— Ничего занимательного в том времени не было. Будет лучше, если ни ты, ни я не будем об этом говорить.

— Кара…

Моё имя на его губах играет какими-то странными нотками.

— Что, Локи? — я встречаюсь с ним взглядом и замечаю невиданную доселе мягкость.

— Потребовалось оказаться на пороге расставания, чтобы назвать друг друга по имени? — губы насмешливо выгибаются, но я не чувствую в этой усмешке злого умысла, скорее желание вызвать мою улыбку.

Я вторю ему, приподнимая уголки губ, и тёплая ладонь касается моей щёки.

— Ты точно должна передавать меня в руки Констанции?

Вопрос переворачивает во мне что-то. Прежняя уверенность тает, и я готова уже поменять планы, но тут мягкие, но требовательные губы завладевают моим ртом, что напоминает мне, по какой причине я хочу поскорее от него отделаться.

— Прекрати это, — я отталкиваю Лафейсона, и он непонимающе смотрит на меня.

Я не стану ничего объяснять, он и так знает. Я — лишь объект для его шуток. Больше никогда он не получит повода поднять меня на смех.

— Что-то не так?

О, он ещё и спрашивает! Не так все, изначально не так. Вся эта затея. Знала ведь, что лучше сразу отправить за ним Констанцию.

— Если думаешь напоследок познать любовные умения морд-сит, то не надейся.

Я поднимаюсь и, вооружившись ножом, принимаюсь нарезать оставшееся мясо на куски, но туша снова исчезает, оставляя меня ни с чем.

— Любовные умения морд-сит я могу познать и с твоей подругой, если захочу, — ладонь ложится на моё плечо. — Но мне плевать на какие-то там твои умения. Просто это последний шанс…

— Для чего? — я перебиваю его грубо и бестактно, но его медовые речи слушать уж точно не планирую.

— Сблизиться, — мужчина снова склоняет ко мне лицо, и я уже готова выхватить эйджил из петли, но понимаю, что он не собирается меня целовать. Вместо этого он склоняется к моему уху и шепчет: — Весь мир падет к моим ногам, вот увидишь. От твоего лорда останется только прах. И тогда тебе повезёт больше прочих, потому что близких я не предаю.

— Близких? Отца? Тора? Хочешь сказать, что я тебе ближе, чем они? Да я же для тебя просто предмет для насмешек!

— Вовсе нет, — пальцы крепко сжимаются вокруг моего запястья. — Ты женщина, которой я хочу открыть глаза на мир.

Что бы он ни имел в виду, это явно не его дело.

— У меня открыты глаза! — я осуществляю желаемое, бью его эйджилом в грудь и впервые замечаю, что он содрогнулся. Выходит, эйджил все же действует на него, просто он… Умеет терпеть боль? Нас обучали этому годами, а он, принц из дворца… Откуда у него эта способность?

Лафейсон снова будто читает мои мысли.

— Боль, которая исходит из сердца, сильнее всех прочих своих проявлений. Девочка с крысами должна знать это, как никто другой.

— Недолюбленный мальчик тоже это знает… — понимаю я, и в этот раз, когда губы трикстера накрывают мои, я не протестую.

* * *

Фригга содрогнулась от громкого выкрика. Он прозвучал неожиданно, эхом отразившись от арочных сводов опочивальни.

«Локииии!», — был этот крик.

Царица не успела обрадоваться. С тех пор, как её супруг почил сном Одина, она не знала покоя, и день, и ночь сидела у постели и держала царя за руку. Теперь он проснулся, и она была бы рада этому, если бы первым его словом не было имя её сына, произнесённое до невозможного болезненно и горько.

— Мой супруг, — она поймала ладонь Одина, приложила к своим губам. Большие зелёные глаза были направлены на повелителя с немой мольбой. Материнское сердце тревожилось и ныло. Всевидящий Один знал и ведал все тайны и в бодрствовании, и во сне. Женщине было страшно даже предположить, что такого случилось с их сыном, что Всеотец пробудился с таким криком.

— Где Тор? — Один выглядел бодро, как будто не было годовалого сна, как будто он только утром виделся с женой.

— В тронном зале, надо полагать, — Фригга вскочила на ноги, подобрала подол своего платья и поспешила за мужем, который размашистым шагом уже направлялся по указанному ею направлению.

Тор в компании леди Сиф и троицы своих боевых товарищей, Фандрала, Вольштагга и Хогуна, обсуждал что-то с Хэймдаллем, и судя по тону, обсуждение было не из приятных. Бас молодого царя то и дело отрывал некоторые фразы от общего диалога, делая их доступными и для Одина с Фриггой, которые, пока что оставаясь незамеченными, уже могли уловить суть беседы.

— Мало ли, что он сказал! — звучал голос Тора. — Производил впечатление на смертную деву! Это какие-то глупости, он не сможет!

— Нет ничего, чего не смог бы твой брат.

Голос Одина, такой неожиданный для всех присутствующих, поставил точку в споре. Троица воинов и леди Сиф поспешили преклонить колено перед пробудившимся царём, Хеймдалл лишь почтительно склонил голову, а Тор, обескураженный происходящим, подбежал к отцу и заключил его в неуклюжие объятия. Фригга, которую в другой ситуации эта картина умилила бы, лишь сильнее нахмурилась. Она понимала, что есть что-то, о чем её мужчины знают, но не говорят ей. Что-то, что касалось её милого Локи, что тревожило их обоих, и что заставило Хеймдалла покинуть свой пост.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — спросила она тоном строгой матери, к которому, в силу доброго сердца, прибегала крайне редко.

— Ничего особенного, моя дорогая, — Один взял её за руку и заставил взглянуть на себя. Его единственный глаз смотрел со скорбью и тоской, и Фригга понимала, что Локи каким-то образом разбередил старые раны. Ей не нравилось это. Не нравилось то, какую панику это подняло по всему Асгарду, но следующие слова супруга заставили её позабыть обо всех тревогах, потому как царь произнёс нечто очень желанное: — Наш сын возвращается домой.

— Открывай Радужный мост, — велел Один, оставляя супругу на попечение старшего сына. — Возвращай Локи немедленно!

Хеймдалл открыл рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его, не произнеся ни слова. Однако Всеотец видел больше, чем можно было представить.

— Я знаю, что он с девушкой. И если ты поспешишь, то возможно даже успеешь застать его одетым.

Щёки Сиф вспыхнули румянцем, а Фандралл понимающе ухмыльнулся.

— Да, мой царь, — страж моста поклонился и направился прочь. Ступив на сверкающий Биврёст, он припустил бегом, все же надеясь, что общение со смертной девой не успело зайти слишком далеко.

Локи появился в Асгарде в весьма красноречивом виде — камзол расстегнут, на шее малиновый след от помады, дыхание сбито, а весь вид вцелом весьма растрепанный и злой.

— Хель тебя забери, — припустился он на Хеймдалла, — ты не мог сделать это часа через полтора?

Мимо стража проскользнул крупный змей, угрожающе зашипев, и по-хозяйски направился в сторону дворца.

Локи, наконец, соизволил застегнуть камзол на несколько крючков.

— И чего хочет мой брат?

— Вас желает видеть отец, — ответил Хеймдалл невозмутимо, с удовольствием отметив, как перекосилось лицо царевича.

— Отец, — фальшивая улыбка озарила лицо. — Какая радость, что он наконец пробудился.

Страж промолчал. Уж он-то был в первых рядах, когда Локи узурпировал трон, и знал, что радости от пробуждения отца у того не больше, чем от поедания тухлого яйца.

Не без удовольствия он проводил царевича в тронный зал, где возле трона его уже ожидали трое.

Фригга сорвалась с места ещё до того, как Локи вошёл в огромные сводчатые двери. Завидев мать, он также побежал ей навстречу, нежно, но крепко обнял и поцеловал в висок.

— Мама…

В одном этом слове было столько нежности и любви, что Фригга не выдержала и дала волю слезам.

Локи целовал её солёные щёки, прижимая мать так тесно, как только мог. Лишь Создателю известно, как сильно он скучал по ней.

Но вот голос отца прервал лирику их встречи, вернув в суровую реальность. Отца Локи не видел с того самого дня, как тот осел на ступени под яростной атакой его жестоких слов.

— Подойди, Локи.

Йормунганд прямиком направился к Тору, который моментально озвучил своё восхищение «милым змеенышем».

— Кстати, братец, это тебе подарок, — бросил Лафейсон, проходя мимо, чтобы предстать перед Всеотцом.

Один начал без предисловий.

— Узрел я, что твоё самолюбие и гордыня вознамерились поставить Мидгард на колени.

Локи попытался возразить, но Всеотец жестом остановил его.

— И не надо говорить, что это лишь пустые слова в усладу смертной девы!

Царевич усмехнулся, услышав слово «дева», применимое к Каре, но смолчал.

Один, между тем, продолжал.

— Своей спесью ты едва не погубил целый народ Йотунов, и я понимаю, отчего Тор сослал тебя в ссылку, но теперь, когда я пробудился, я желаю видеть обоих сыновей подле себя.

Локи откровенно громко рассмеялся.

— Ну да, ты очень истосковался по мне, отец, — он бросил беглый взгляд на мать, но Фригга ни на секунду не изменила спокойного выражения лица. Локи решил, что может продолжить в том же духе. — Ты призываешь меня лишь тогда, когда я говорю то, чего ты не хочешь слышать. Потому что скучал? Очень сомневаюсь. Изолировать меня от общества, которое я приметил своими подданными — вот твоя истинная цель. Не знал я, что лишь пара моих слов могут совершить чудесное пробуждение, иначе бы давно уже сказал их. Давай ты не будешь ломать комедию, это мой удел, а скажешь прямо, что моё прощение продиктовано лишь желанием погрузить меня в рамки, которые только тебе самому удобны.

— Я не говорил о прощении, — заметил Один, отреагировав только на это. — Твоё заключение продлится в Асгарде, и лишь твои поступки смогут смягчить приговор.

— Поступки? — Локи выгнул бровь. — Я дал слово смертной, что достигну обители её лорда, ты хочешь, чтобы асы прослыли лгунами?

— С тебя станется, — Один нетерпеливо махнул рукой, прекращая бессмысленные разговоры. — Говорить о сдержанном слове может только тот, кто хоть раз его сдержал.

— Я хочу вернуться к ней, ясно? — в глазах Локи загорелись зелёные огоньки.

— Это ясно по твоему внешнему виду, — Всеотец сделал движение ладонью, обращающее внимание на внешний вид младшего сына — пара крючков все ещё была расстегнута, а из-под воротника проглялывал отпечаток пухлых губок Кары. — Я бы тоже желал вернуться, если бы меня оторвали в такой момент.

— Дело не в моменте, — Локи обречённо вздохнул, во взгляде промелькнула тоска. — Я люблю её.

От его слов Фригга округлила глаза, Тор раскрыл рот, и лишь один только Один покачал головой.

— Нет, не любишь. Неужели ты надеялся, что я поверю в это?

— Ладно, — Локи гордо вскинул голову. — Не люблю. Но это ничего не меняет. Я вернусь в Мидгард, что бы ты ни говорил.

Всеотец нахмурил брови.

— Я дозволяю тебе вернуться в Мидгард, — сказал он, вызывая удивление у всех собравшихся. — Иди, пока я не передумал.

Локи не знал, что ему ответить. Он не знал, что вообще делать, и лишь одно стремление ворвалось в его сознание — обнять мать, пока расстояние снова не разлучило их.

Однако стоило ему сделать шаг по направлению Фригги, голос отца напомнил: — Без промедления.

И Локи побежал. Прочь из дворца, прочь из Асгарда, пока ещё можно, пока ещё свобода.

— Отпустил его? — Тор проводил брата взглядом, не до конца понимая мотивы отца. Вернее, он их вовсе не понимал.

— Да, — ответил Один просто. — Отпустил. Там из него может выйти что-то путное.

— С чего такие выводы? Он все тот же Локи, каким я его знал всегда.

Всеотец мягко улыбнулся.

— Не такой. Слишком быстро он согласился, что не любит эту смертную.

Тор пожал плечами.

— Надоело ломать комедию.

— Э, нет, — Один поманил к себе супругу. — Ты помнишь день, когда мы встретились?

Фригга подошла ближе и опустила ладонь мужу на плечо.

— Как я могу забыть? — улыбка расцвела на её губах. Какая-то новая улыбка, которую Тор прежде никогда не видел.

— Вот и я помню, — Один пригладил бороду. — Отец спросил меня, почему я такой счастливый, и я сказал, что повстречал тебя. Он рассердился, начал говорить, что я должен думать о другом, не забивать себе голову женщинами. И тогда я сказал, что пошутил. Что ничего не чувствую к тебе. Но я чувствовал. И мои слова отцу были попыткой защитить тебя и подарить нам минуты тайных встреч. Сегодня в Локи я заметил то же самое. Пусть это не любовь во всех её пониманиях, но что-то в нашем сыне изменилось, и если рядом с этой девушкой он претерпевает таких перемен, то я хочу дать ему этот шанс — стать кем-то большим, чем бедокур, наворотивший дел.

Всеотец прикрыл глаз, размышляя.

— Мы не будем больше следить за ним, — сказал он через время.

— То есть, — Тор подался вперёд. — Как — не будем? А если он захватит Мидгард?

— Ты так сильно не веришь в своего брата? — царь поднялся с трона и спустился по золочёной лестнице на мягкий ковёр, Тор последовал за ним.

— Я… Верю, но… Ты…

— Иди, — остановил его речи Один. — Познакомься поближе со своим «подарочком».

Тор перевёл взгляд на змею, после на мать. Фригга кивнула.

— Как скажешь, отец, — пробасил громовержец и покинул тронный зал.

— Наши сыновья не перестают меня удивлять, — усмехнулся Один и, подозвав к себе жену, смачно поцеловал её в губы. Разобравшись со всеми делами, он наконец мог сказать то, что положено было сказать ещё час назад: — Здравствуй, дорогая.

* * *

То, что я поддалась на провокацию Лафейсона, уже отнюдь не самая здравая идея, но когда в момент, когда мои руки только пробираются под его рубашку, появляется Радужный мост, по которому тот сию секунду отбывает в Асгард, я понимаю, что глупее никогда не выглядела. Все убранство поляны разбросал сильный ветер, который прибыл вместе с разноцветным столбом, а мне остались только один олений рог и мятая подушка.

Он бросил меня. Все его обещания разбились на тысячу радужных осколков, и единственным моим утешением становится то, что ворона я убила, так что лорд Рал чуточку позже узнаёт о моём фиаско. Я уже мысленно представляю себе, какое наказание понесу за проваленное задание, как вдруг ураган приносит тот же мост, из которого Лафейсона выплевывает прямо мне под ноги.

Не успеваю я напуститься на него, как он захватывает мои губы, мягко врываясь в мой рот языком. Ладонь опускается мне на затылок. Другая — на поясницу.

— Что ты…

Он не даёт мне договорить. Кажется, он намерен продолжить то, на чем мы остановились, и я не знаю, как мне реагировать — использовать на нём эйджил или повалить на землю и ощутить его божественную любовь. Но нет, он не даёт мне вариантов, так как он не желает ни того, ни другого.

— Отец пробудился, — говорит он, отстраняясь. Вид у него слегка растерянный, и я не могу понять — по-хорошему растерянный или нет.

— И?

— Читал нотации о вреде завоевания мира. Думал оставить меня в Асгарде, но я ведь дал тебе слово — до Народного Дворца я доберусь.

Я киваю, хотя ещё не совсем переварила все то, что он сказал. Он хотел бы быть дома, я знаю. Тогда для чего же он вернулся? Глупо будет полагать, что ради того, чтобы просто сдержать обещание. Зная Лафейсона, тут что-то более значимое на кону.

— Что ты планируешь получить у лорда Рала?

Этот вопрос заботил меня давно, и я надеюсь, что сегодня получу ответ.

— Ключ от этого мира, — отвечает он, снова привлекая меня к себе. — Ты со мной?

— Она сама по себе! — голос Констанции звучит неожиданно близко. — Вот, значит, какими уговорами ты убедила его следовать за тобой? Ну-ну.

Рука Лафейсона сползает с моей талии, разделяя нас навсегда. Констанция здесь, мой путь подошёл к концу.

Моя прекрасная сестра по эйджилу — самое красивое создание из всех морд-сит. Она высокая, стройная, у неё шикарные русые волосы и огромные голубые глаза. Её милое личико совершенно невинное, как у маленькой принцессы, и все же это машина для убийства.

— Привет, Констанция, — здороваюсь я, она нараспев здоровается со мной.

За спиной сестры несколько десятков д’харианцев и мой квод заодно, они выплывают на поляну могучей тучей. Ещё одна туча, чёрная, грозовая, висит прямо над нашими головами. Теперь мы снова под пристальным взглядом лорда Рала, а ещё — сокрыты от Асгарда. Констанция может сейчас убить бога, а в их божественной канцелярии об этом даже не узнают.

— Лорд Рал ожидает тебя в Тамаранге, — сестра по эйджилу протягивает мне дорожную сумку. — Здесь деньги и пища. Твой квод я забираю, возьми пятерых солдат на выбор, до Тамаранга тебе их хватит.

— Ты можешь остаться со мной. Я могу сделать это своим условием сотрудничества, — Лафейсон говорит серьёзно, и если это лишь очередная шутка, то очень хорошо завуалированная.

— Меня ждёт лорд Рал, — отвечаю я, отринув всякие эмоции. Наша игра в танец заканчивается сейчас. — Прощай.

Я взваливаю сумку на плечо и махнув ближайшим солдатам, отзываю их за собой. Я не оглядываюсь, пока ко мне подводят лошадь. Не оглядываюсь, пока закрепляю ноги в стременах. Не оглядываюсь и тогда, когда подъезжаю к краю поляны. Я оставляю эту главу своей жизни, уходя в будущее, которое мне привычно и предсказуемо.

Я вывожу коня на неровную дорогу, сворачивая в сторону Тамаранга. В этот раз я поеду не через скалы, а в объезд. Так проще, хоть и дольше. Но ведь больше рядом нет того, кто отважно бросился в самое кубло мрисвизов, а сама я, даже в сопровождении пяти д’харианцев, едва ли с ними справлюсь.

Солнце уже высоко над моей головой, и лес, по которому я планирую держать путь, будет весьма кстати, потому что светило уже слегка агрессивное в это время года.

Пока конь медленно бредет по дороге, я сплетаю волосы в косу. Иллюзия обычной жизни кончилась, теперь я снова воин.

— А с распущенными тебе лучше, — голос доносится откуда-то сбоку, и, повернув голову, я обнаруживаю Лафейсона, сложившего руки на груди и припирающего спиной дерево. Я останавливаю коня и велю моим людям ехать вперёд. Я не знаю, о чем пойдёт разговор, но свидетели мне в любом случае ни к чему.

— Ты его проекция, да?

Привычная мне зелёная фигура отрывается от дерева, подходит ближе, опускает ладонь мне на лодыжку. Прикосновение я ощущаю.

— Моя проекция сейчас донимает Констанцию разговорами о погоде, — он смеётся и тянет за ногу, приглашая спешиться.

Я спрыгиваю с коня, и мы некоторое время просто стоим, глядя друг на друга.

— Уезжаешь?

Он задаёт вопрос, на который уже знает ответ.

— Да.

— Возможно, свидимся в Народном Дворце? — в голосе трикстера сквозит равнодушие, но я знаю, что ему так же не хочется уходить, как и мне. Вечно как кошка с собакой, но друг за друга горой. В моей жизни было мало людей, с которыми приятно сражаться плечом к плечу.

— Я — лучшая из морд-сит лорда Рала, — говорю я без хвастовства, лишь признавая этот факт. — Так что я всегда там же, где и он. Свидимся.

«Если ты будешь жив», — добавляю я про себя, а вслух говорю: — Остерегайся Констанции. Она может подарить тебе незабываемое наслаждение, но с таким же наслаждением она будет снимать с тебя кожу.

— Приму во внимание, — Лафейсон ухмыляется. — И первое, и второе.

Я киваю. Он не маленький, сам разберётся.

— Тогда… До встречи?

Я делаю попытку заскочить на коня, но мужчина удерживает меня.

— Постой. — Он извлекает из кармана мешочек и вываливает его мне на ладонь. — Внутри кусочки метеорита из Асгарда, они обладают заживляющим эффектом. Знаю ведь, что ты бедовая, без приключений никуда.

Я прячу мешочек в сумку.

— Спасибо.

Яркая улыбка раскрашивает лицо Лафейсона. Он неожиданно снова срывает тесьму с моих волос и зажимает в ладони.

— А это я оставлю себе. — Он подмигивает и добавляет: — И все же я добился от тебя слов благодарности. До встречи, Кара.

— До встречи, Локи, — говорю я через гул собственного сердца в ушах.

Клубы зелёного дыма поглощают Лафейсона, оставляя меня одну. Впрочем, для меня он больше не Лафейсон — Локи. Он прав — лишь у финальной черты стало просто называть его по имени. Ну что ж, расставание было неизбежно. Настало время выбросить эти три недели из головы и заняться действительно важными вещами.

Я вскакиваю на коня и пускаю его вперёд. Туда, где все вернётся на круги своя — в Тамаранг.

 

*Рада-Хань — ошейник, блокирующий магию. Снять можно только специальным ключом или сильной магией.