Голем (джен)

Северуса окружала темнота. Она улыбалась и баюкала его в своих объятиях. Было легко. Никаких чувств, никаких мыслей, только спокойствие и ощущение невесомости. Северус просто плыл в этой темноте, позволяя себе растворяться и постепенно исчезать из этого мира.

Иногда сквозь темноту прорывались голоса. Они были невнятными и звучали приглушенно, поэтому Северусу не составляло труда их игнорировать. Но бывали моменты, когда он различал слова и даже целые фразы.

— Такое несчастье, — донеслось до него. — Бедный мальчик.

Что-то в этих словах заставило Северуса насторожиться. Это было важно. Жизненно важно. Темнота вокруг недовольно заколыхалась, не давая сосредоточиться. Но Северус отмахнулся от нее, с удивлением отметив, что, оказывается, у него есть руки. Он еще раз прокрутил в голове услышанное, пытаясь уловить скрытый смысл. «Такое несчастье». Это важно? Несчастье? Нет. Не то. Дальше. «Бедный мальчик». Мальчик. Мальчик важен.

Северус проговорил это вслух, но звука не услышал — темнота заглушала все. Зато прямо перед лицом Северуса начали появляться образы. Сначала они были больше похожи на цветные пятна: зеленое, красное, черное, белое — но постепенно начали складываться в картинки.

Зеленое — мальчик смотрит серьезно и немного встревоженно, а глаза у него зеленые, и это почему-то очень важно.

Красное — из длинной царапины на лбу, перечеркнувшей старый шрам, сочится кровь. Это тоже важно, и Северус даже помнит почему. Мальчик не должен пострадать. Это самое главное.

Черное — школьная мантия, испачканная в пыли. Мальчик стоит спокойно, не пытается ни обвинять, ни оправдываться. Северус смотрит на него и узнает себя. Он почему-то уверен, что был таким же.

Белое — лицо бледное, в глазах паника. И Северус точно знает, что обязан защищать мальчика ценой собственной жизни. Он не помнит причины, но причина ему и не нужна.

Образы множатся, сливаются в сплошной поток. Мальчик на занятиях. На завтраке в Большом зале. Пишет эссе в библиотеке. Поднимается в воздух и гонится за снитчем, пригибаясь к древку метлы. Серьезно рассказывает что-то друзьям.

У мальчика было имя.

Мальчика звали Поттер. Гарри Поттер.

Северуса будто что-то толкнуло в спину, выпихивая из темноты. Он распахнул глаза и тут же зажмурился: все вокруг было ослепительно белым. Но это было неважно, поэтому Северус снова открыл глаза, не обращая внимания на выступившие слезы, и огляделся. Нашел взглядом размытую фигуру — единственное яркое пятно белой комнате — и хрипло спросил:

— Как мальчик? Поттер? С Поттером все в порядке?

* * *

Гарри сидел, прислонившись лбом к стеклу, и смотрел в окно. Колеса поезда мерно стучали, все вокруг дрожало и тихонько дребезжало в такт, а от мелькания проносящихся мимо деревьев начала кружиться голова. Гарри закрыл глаза, но лучше не стало, потому что на самом деле причина была совсем не в деревьях и даже не в поезде с его непривычными звуками и запахами, а в том, что с каждой секундой Гарри становился все ближе и ближе к Тисовой.

— Гарри, — окликнули его. Но он сделал вид, что не услышал. — Гарри!

— Отстань от человека, — недовольно сказал Рон. — Не видишь, что он устал?

— Гарри! — не сдалась Гермиона. — Ты что, не спал всю ночь? Не ожидала, что ты будешь вот так нарушать правила, слоняясь по школе.

— Нигде я не слонялся. — Гарри пошевелился, передвигая лоб на холодный участок окна. — Просто не спалось.

— И зря, между прочим, — зевнула Эмили. — Я имею в виду, зря вы отказались идти с нами в прощальный поход. Было весело. Почти вся школа по коридорам гуляла. Только старшекурсники все портили. Мы четыре раза наткнулись на целующиеся парочки. Фу!

— Это тебе «фу», — не согласился с ней Рон, — а мне очень даже хорошо. Я благодаря этой вылазке на все лето избавлен от нотаций Перси. Иначе его репутация идеального старосты, — он сделал многозначительную паузу, — может серьезно пострадать.

— Все равно фу, — скривилась Эмили. — Противное или скучное тоже может приносить пользу. Вот как учеба, например. Кстати, Гермиона, ты чего от Гарри хотела?

— Наконец-то вы обо мне вспомнили, — обиженно фыркнула Гермиона. — Я хотела узнать, написал ли Гарри родственникам, во сколько приедет. Я вот не видела, чтобы он ходил в совятню. И если его никто не встретит, то я буду обязана хотя бы проконтролировать, что Гарри позвонит родственникам с вокзала.

— Да, Гарри, — насторожился Рон. — Тебя ведь встретят? А то я могу попросить маму с папой, чтобы поискали ближайший к твоему дому камин. А?

— Не нужно. — Гарри отлепился от окна и посмотрел на ребят. — Меня проводит профессор МакГонагалл. Сказала, что будет ждать на вокзале.

— Ой, а почему? — подпрыгнула Эмили. — В смысле, деканы же обычно забывают об учениках, как только заканчивается учебный год. Она ведь не собирается на тебя жаловаться?

Гарри помотал головой, и Эмили облегченно вздохнула. Но на самом деле надеяться, что все пройдет нормально, не приходилось. Гарри слишком хорошо знал тетю Петунию, чтобы рассчитывать на милые посиделки за чаем и разговоры о его отличной успеваемости, да и профессора МакГонагалл Гарри раздражал одним своим видом. Как, впрочем, и большинство взрослых, общавшихся с его тетей.

Профессор МакГонагалл вызвала Гарри за два дня до отъезда, когда он ломал голову, как будет добираться до Тисовой от вокзала. Да, в начале учебного года дядя его отвез и, может быть, согласился бы встретить с поезда. Но проблема была в том, что о времени прибытия поезда предполагалось сообщать совой, а Гарри и так не был уверен, что Дурсли простят ему то письмо перед Рождеством.

Никаких сов на Тисовой. Поэтому сообщить родственникам Гарри ничего не мог. Но Литтл Уингинг был довольно далеко от Лондона, пешком не дойти. Наверное, Гарри мог бы добраться на автобусе, но денег у него не было, а без денег ни в какой автобус не пустят. В какой-то момент Гарри даже почти решил сбежать из дома. Не по-настоящему, конечно. Но он мог бы действительно пойти пешком и идти очень-очень медленно, так, чтобы добраться до Тисовой к середине, а лучше к самому концу каникул.

Только где бы он брал еду? Шоколадных лягушек, которые лежали у него в сундуке, хватило бы… ну, на неделю или две. А дальше? Можно было бы найти какой-нибудь лес и собирать там ягоды. Гарри даже специально прочитал в библиотеке несколько справочников о съедобных растениях. Но план все равно был слишком ненадежным. Где он будет спать? На Тисовой у него хотя бы был чулан. Маленький и не слишком уютный, особенно по сравнению со спальней в Хогвартсе, но спать на улице Гарри ни разу не приходилось. А если дождь? В лесу, наверное, еще дикие животные могут быть, а колдовать на каникулах запрещено, так что магией отпугнуть их не получится. О том, что Гарри могут встретиться не только животные, но и люди, он старался вообще не думать.

И вот, когда Гарри уже совсем отчаялся, его позвала профессор МакГонагалл. Предложила чай, пододвинула тарелочку с печеньем и мягко поинтересовалась, как у Гарри дела. Изображать заботу у нее получалось ужасно. Гарри прекрасно чувствовал, что на самом деле он профессора МакГонагалл бесит. Он просто обуза. Из-за него она вынуждена жертвовать своими планами. Тетя Петуния так часто это говорила, что профессору даже не нужно было произносить это вслух. Знакомые фразы так и вертелись в голове, возникая от ощущения покалывающих пальцы иголок чужого раздражения. И Гарри понимал: им будут недовольны, что бы он ни сделал.

Поэтому он не рискнул брать предложенное печенье, чтобы не показаться слишком наглым. Но и отказываться от угощения было нельзя: тогда он стал бы неблагодарным. Поэтому Гарри просто обхватил ладонями чашку с чаем, но пить не стал. На всякий случай.

Профессор МакГонагалл посмотрела на Гарри и тяжело вздохнула:

— Гарри, я задала тебе вопрос.

Гарри тут же обругал себя: так боялся вызвать недовольство, что забыл ответить. Вот и голос у профессора стал недовольным.

— У меня все в порядке, — быстро ответил он. И, подумав, добавил: — Спасибо за заботу, профессор МакГонагалл.

Кажется, это был правильный ответ, потому что она даже растянула губы в улыбке. Но ее раздражение от этого никуда не делось.

— Я очень этому рада. Учебный год заканчивается. Должна отметить, что твоя успеваемость стала гораздо лучше.

Гарри фыркнул про себя. «Лучше». Он всегда старался на уроках изо всех сил, только в начале года к нему больше придирались. Но вслух говорить этого было нельзя.

— Спасибо, мэм.

— Ты хорошо ладишь с ребятами?

— Да, мэм.

— Это замечательно, — кивнула она. — Гермиона Грейнджер прекрасная девочка. Тихая и старательная. — Тихой Гермиона не была ни разу, но Гарри не стал спорить. — И Невилл Лонгботтом неплохой мальчик. Слишком застенчивый, но неплохой.

— Вы правы, мэм.

— Только вот… Тернер и Уизли. Я не считаю их подходящей компанией. — Гарри промолчал. — У них уже сложилась определенная… репутация. А о человеке в первую очередь судят по его друзьям. Ты понимаешь, о чем я говорю, Гарри? — Он пожал плечами. — Вслух, пожалуйста.

Правильнее было бы согласиться. Может быть, это помогло бы сейчас, но позже профессор МакГонагалл все равно бы увидела, что Гарри не перестал общаться с Роном и Эмили, и разозлилась бы.

Очень хотелось сказать, что еще несколько месяцев назад профессор считала, что это Гарри плохо влияет на Рона, Эмили и их репутацию. Но он еще не окончательно сошел с ума, говорить такое преподавателю. Поэтому Гарри ответил:

— Они не настолько плохие, как кажется.

Профессор МакГонагалл помолчала и вздохнула:

— Что же… заступаться за друзей похвально. Я только хотела узнать, вы действительно дружите? У тебя нет чувства, что ты им нужен, только чтобы помогать с учебой? Я понимаю, ты боишься остаться один, особенно после того, что случилось в твоей магловской школе. Но на твоем курсе учатся не только Уизли и Тернер.

Похоже, тетя Петуния что-то наговорила про его прошлое. Типа того, что Гарри травили в школе, поэтому он плохо учится и ни с кем не общается. Только, конечно же, не уточнила, что травил его в основном Дадли.

— Я хорошо разбираюсь в людях, — сказал Гарри, посмотрев профессору в глаза. — И знаю, что Рон и Эмили гораздо лучше, чем большинство людей в Хогвартсе. — И зачем-то добавил: — Я сам буду решать, с кем дружить.

Это было большой глупостью: так разговаривать с деканом. Конечно же профессор МакГонагалл разозлилась. Она с громким стуком поставила чашку на блюдце:

— Мистер Поттер! — Гарри вздрогнул и опустил взгляд. — Что вы себе позволяете?

— Простите, мэм.

Профессор сделала вид, что немного успокоилась, но к ласковому тону, который Гарри про себя называл тоном для разговора с бедными сиротками, так и не вернулась.

— Я надеялась, что благоприятная атмосфера Хогвартса помогла вам стать менее конфликтным ребенком. Но ваше поведение все еще остается вызывающим. Я пыталась принять во внимание вашу ситуацию, но все имеет границы. Неужели вы думаете, что только у вас раньше были проблемы с одноклассниками? У многих ситуация гораздо хуже вашей, но они не позволяют себе… — она на секунду остановилась, чтобы перевести дыхание, а Гарри подумал, что из этого разговора вышла неплохая тренировка перед Тисовой, — неуважительно относиться к старшим и грубить однокурсникам. Да, мистер Поттер, мне прекрасно известно, что вы регулярно доводите до слез мисс Грейнджер, хотя она ваша подруга. Постоянные драки. Не думайте, что мистер Малфой не рассказал мне об этом. Я жалела вас, поэтому не наказывала и не стала рассказывать вашей тете. Но и не надейтесь, что я буду также снисходительна в следующем году. Вы меня поняли?

Гарри отвлекся, пытаясь сравнить нотации профессора МакГонагалл с визгливыми криками тети Петунии. Получалось, что тренировка все-таки вышла не очень хорошей. Профессор говорила слишком вежливо и совсем не следила за тем, достаточно ли у Гарри виноватое лицо. В итоге он чуть было снова не пропустил вопрос, но вовремя спохватился и пробормотал:

— Да, мэм. Простите, мэм.

— Хорошо, — сухо сказала она. — Вчера в гостиной вывесили объявление о времени отправления и прибытия поезда в Лондон. Вы видели его?

— Да, мэм.

— И уже написали своей тете об этом?

— Нет, мэм.

— Почему?

Такие вопросы Гарри не любил больше всего. И так понятно, что любой ответ вызовет ругань, так зачем вообще спрашивать?

— Я собирался сделать это сегодня вечером, — соврал он.

— И конечно же, не подумали о том, что вашим родственникам нужно узнать о вашем приезде заранее. Дети склонны делать все в последний момент, совсем не заботясь об окружающих их людях. — Гарри опустил голову еще ниже, надеясь, что профессору уже скоро надоест его отчитывать. — Но в данном случае ваша обычная расхлябанность оказалась кстати. Я должна поговорить с вашей тетей. И посмотреть на вас в домашней обстановке.

— Вы уже видели меня на Тисовой, — рискнул возразить Гарри. — Летом. Когда принесли письмо.

— Тогда я ничего о вас не знала, — отрезала профессор МакГонагалл. — Некоторые… люди считают, что у вас были проблемы не только в школе, но и в семье. Это так?

Гарри и раньше думал, что профессор что-то заподозрила про Дурслей, но оказалось, что его подставил кто-то еще. Профессор Флитвик с его постоянными расспросами? Профессор Слагхорн? Гермиона? Она могла бы. Друзьям он рассказывал довольно много. Не то чтобы из его рассказов можно было сделать какие-то выводы, но… Или Тим? Гарри же спрашивал его, каково жить в приюте. Или… профессор Снейп?

В любом случае сейчас его спрашивала профессор МакГонагалл, а правда была ей не нужна.

— Мои дядя и тетя делают все, чтобы я стал нормальным человеком, — ответил Гарри.

Он всегда так отвечал. И каждый раз надеялся, что вот этот вот взрослый не притворяется заботливым, не хочет просто получить подтверждение, что все хорошо и с Гарри не придется возиться. Гарри прекрасно понимал, какая это глупость, но все равно почему-то надеялся. И потом очень злился на себя за наивность. Потому что никто так и не понял, что родственники считают Гарри ненормальным. Никто. Ни разу. И профессор МакГонагалл тоже.

— Я рада, что вы это осознаете. Однако долг вынуждает меня убедиться лично.

— Мэм, — осторожно сказал Гарри, — в этом нет необходимости.

Хуже сов на Тисовой могут быть только волшебники на Тисовой. Гарри боялся представить, что будет, если профессор застанет там не только тетю Петунию, но и дядю Вернона.

— Я знаю, что в этом нет необходимости. Я была у вас дома зимой, когда до меня дошли эти ужасные предположения о вашей жизни. Но я обещала… — она сделала паузу, буквально проглотив чье-то имя, — одному человеку, что проверю еще раз. И обстоятельства сейчас такие, что не выполнить это обещание будет крайне непорядочно с моей стороны.

Гарри понял две вещи. Первая: все еще ужаснее, чем он думал. Профессор МакГонагалл уже была на Тисовой и доставала тетю Петунию подозрениями по поводу Гарри. Если раньше он просто не хотел возвращаться на каникулы, то теперь подумал, что провести лето в каком-нибудь лесу, питаясь одними ягодами, — отличная идея. Всяко лучше, чем то, что ждет его на Тисовой.

Второй вещью было то, что проблемы у Гарри начались не из-за Гермионы и не из-за Тима. Обещание взрослого ребенку ничего не стоит, поэтому профессор МакГонагалл не стала бы так за это цепляться. Значит, это кто-то из профессоров. Гарри очень не хотелось, чтобы этим кем-то оказался профессор Снейп, но все указывало именно на него. Хотя, какая разница? МакГонагалл уже собралась зайти к Дурслям, и чем настойчивее Гарри будет пытаться ее переубедить, тем больше подозрений вызовет. Поэтому он просто кивнул:

— Как скажете, мэм.

— Хорошо. Я встречу вас с поезда и провожу до дома. Письмо вашей тете я уже отправила. Мистер Поттер, у вас ведь хватит благоразумия спокойно подождать меня на платформе?

Гарри снова кивнул, надеясь, что лицо у него не слишком кислое.

— Конечно, мэм.

— В таком случае, можете идти.

Гарри вскочил, отставил чашку, из которой не сделал ни одного глотка, и поспешил к выходу. Но у самой двери профессор МакГонагалл окликнула его:

— Мистер Поттер. — Гарри оглянулся, но профессор молчала. И Гарри почудилось, что она даже чувствует себя виноватой. Но этого точно не могло быть, поэтому он не стал обращать внимания на это ощущение. Наконец профессор МакГонагалл произнесла: — Если возникнут проблемы, вы всегда можете написать мне. Надеюсь, вы знаете, что декан отвечает за своих студентов и на каникулах тоже.

— Да, мэм, спасибо, мэм, — пробормотал Гарри.

— Тогда идите.

Гарри выскочил за дверь, пока МакГонагалл не придумала еще что-нибудь, за что можно его отругать.

А про то, что у Гарри нет совы и написать никому он не сможет, даже если захочет, профессор, конечно же, не вспомнила.

Зато об этом вспомнил Тим. Он поймал Гарри, когда тот пробирался из библиотеки на встречу с миссис Норрис, и протянул бумажку:

— Держи.

— Что это? — спросил Гарри, разглядывая бумажку. На ней были написаны цифры, подозрительно напоминающие телефонный номер, а еще какой-то адрес в Лидсе.

— Мой номер и адрес. Точнее, не совсем мой, а приюта. Если вляпаешься в серьезные неприятности, можешь позвонить или написать письмо. Только, — Тим поднял вверх указательный палец, — если неприятности действительно очень серьезные. Позвонишь, попросишь передать мне, что звонил Гарри Поттер. Я пойму, что тебя нужно вытаскивать. Деньги есть? — вдруг спросил он.

Гарри растерянно помотал головой. Почему все решили, что его обязательно нужно будет спасать? Ладно, друзья. Эмили просто любит играть в шпионов, а остальные с удовольствием подключаются. Но Тим? Они же почти не общались.

— Плохо. — Тим нахмурился, а потом полез в сумку и протянул Гарри несколько монет: — Без денег из телефонной будки не позвонить. Но ни на что другое не трать, понял? В следующем году вернешь, если не понадобятся.

Гарри был уверен, что не будет звонить Тиму. Жил же он до Хогвартса без чужой помощи, и этим летом сам справится. Хуже всего, если деньги найдет Дадли и потратит на конфеты. А тетя Петуния еще и обязательно скажет, что Гарри их украл. Тогда придется осенью как-то объясняться с Тимом. Поэтому Гарри попытался отказаться, но Тим внимательно посмотрел на него и снова полез в сумку, достав оттуда небольшой мешочек.

— Монеты положишь сюда. Кошелек заколдован так, что маглы его не видят. Можешь не бояться, что отберут. Мне старшекурсники еще в прошлом году подарили, я проверил летом: работает отлично.

Гарри побоялся возражать дальше и взял кошелек. Сказал только:

— Все равно не понадобится.

— Я буду рад, если не понадобится, — кивнул Тим. И серьезно добавил: — Удачи на каникулах.

— Спасибо, — пробормотал Гарри. — И тебе.

Деньги он убрал на самое дно сундука: волшебный тот кошелек или нет, а спрятать его лучше было понадежнее. А вот бумажку с номером и адресом зачем-то сунул в карман. И теперь, когда поезд уже приближался к Лондону, Гарри сжимал ее в кулаке, и от этого становилось спокойнее. Как будто бы ему есть куда сбежать, хотя на самом деле это было не так. Тим, хоть и был старше, но все равно оставался таким же ребенком, как и Гарри. А значит, телефонный звонок ничего не изменит. Наоборот, нужно было бы волноваться, ведь Тим явно неплохо понимал, что летние каникулы у Гарри будут ужасными. Нужно было лучше следить за языком и не болтать о своей жизни у Дурслей.

Но все это казалось каким-то неважным. Зато у Гарри теперь были настоящие друзья, которые готовы прийти ему на помощь. Конечно же, это не значило, что он будет их о чем-то просить. Но все равно было приятно.

Гарри потер лоб и прислушался к тому, что говорила Эмили. Речь снова шла о пещере-людоеде. Кажется, Гермиона не верила, что пещера действительно может есть людей, а потом выплевывать их косточки так, что те пролетают несколько миль и падают далеко в лесу. Гарри в это тоже не верил, но решил, когда вернется в Хогвартс, на всякий случай поискать информацию о таких пещерах. Мало ли. В мире магии всякое бывает.

И все-таки прошлым летом он даже представить себе не мог, что у него будет столько друзей. Миссис Норрис, Рон, Невилл, Эмили, Тим. Подумав, Гарри решил посчитать и Гермиону. Шестеро друзей. Столько не было даже у Дадли. И от этого лето у Дурслей казалось чуть менее пугающим.