Голем (джен)

Когда Гарри думал о лете на Тисовой, он понимал, что будет трудно снова привыкнуть к Дурслям. Но почему-то совсем не учитывал, что Дурсли тоже отвыкли от раздражающего присутствия в доме Гарри и совершенно не собирались привыкать обратно.

Он постоянно попадался на глаза дяде и тете. Постоянно делал что-то не так. Постоянно не справлялся с поручениями. Постоянно провоцировал своим видом Дадли. Да просто существовал. Наверное, раньше Гарри действительно был не таким навязчивым, так как старался как можно больше времени проводить вне дома. Но этим летом тетя Петуния слишком боялась, что Гарри будет рассказывать соседям про Хогвартс и магию, поэтому выходить на улицу ему было запрещено.

Нет, он, конечно же, работал в саду и даже ходил с тетей за покупками, чтобы помочь донести тяжелые сумки. Но вот провести несколько часов в парке или отсидеться у миссис Фигг Гарри больше не удавалось. Он пытался объяснить тете Петунии, что колдовать на каникулах запрещено, а за рассказы маглам о магии вообще могут посадить в тюрьму, но это ее не убедило. Тетя только поджимала губы и цедила:

— Думаешь, я вас, ненормальных, не знаю? Только и мечтаете о том, как доставить людям проблем. И не надейся, что я позволю тебе слоняться по окрестностям и портить нашу репутацию.

Соседям говорили, будто Гарри за год настолько отбился от рук, что провалил все экзамены, и теперь тетя вынуждена посадить его под домашний арест, пока он не подтянет учебу. В эту версию прекрасно вписались визиты профессора МакГонагалл, которые, разумеется, не остались незамеченными. К нормальным детям учителя домой не ходят. А к Дурслям профессор приходила целых два раза: первый раз еще зимой, во время учебы. Ну и лично привела Гарри домой в конце года. Что это еще могло значить, кроме того что Гарри достал всех преподавателей и без постоянных бесед с опекунами уже не обойтись? Поэтому тете Петунии поверили. Как обычно.

Но, как бы странно это ни звучало, Гарри был даже рад этому. Потому что, если бы не постоянные напоминания о школе, он, наверное, стал бы сомневаться, что Хогвартс ему не приснился. Слишком уж это было похоже на сказку: Гарри вдруг оказался знаменитостью. Пусть его это и не очень радовало, но все равно. И друзья у него появились, целых шестеро. И учеба шла нормально, не слишком легко, но нормально. И невероятные полеты на метлах были. И нормальные взрослые. Такого в реальной жизни просто не бывает.

Весь этот год был настолько волшебным, что в какой-то момент Гарри проснулся, посмотрел на косой потолок чулана и решил, что Хогвартса не существует. А сам Гарри, наверное, просто сходит с ума: не зря же тетя постоянно обзывает его ненормальным. Вот он и выдумал себе сказку. Такую живую, что сам в нее поверил. Тетя как раз недавно слушала по радио передачу про таких людей.

Гарри почти целый день думал, будто ходит в самую обычную школу. А может, его вообще в школу не взяли, потому что он слишком тупой и ненормальный. Но после ужина, когда тете показалось, что Гарри моет посуду слишком медленно, он снова вынужден был выслушивать, как его избаловали в «школе для ненормальных». Тетя все распалялась и наконец взвизгнула:

— В этом доме живут нормальные люди! Поэтому даже не надейся на свою отвратительную магию. Она тебе не поможет. — Тут она опомнилась и, оглянувшись на дядю Вернона, понизила голос.

Гарри даже не сразу понял, что именно услышал. А когда понял, от облегчения не смог сдержать улыбку. Хогвартс на самом деле существовал. И профессор МакГонагалл, и профессор Снейп. И друзья у Гарри были тоже на самом деле, а не придуманные. За издевательскую ухмылку Гарри, конечно, тут же влетело, но он был настолько рад, что даже не обратил на это внимания.

После этого случая Гарри всерьез задумался, что ему нужно что-то, напоминающее о Хогвартсе. Потому что он не мог больше рассчитывать на тетю Петунию и ее претензии к его ненормальности. В этот раз Гарри повезло, но вообще-то Дурсли практически не упоминали магию. Самое большее, чего можно было от них ожидать, это разговоры о его «ненормальной школе». Но так ведь можно и не только про Хогвартс сказать. Нет, ему нужно было какое-нибудь более весомое подтверждение. Что-то магическое.

Гарри планировал вылазку целую неделю, но так и не решил, что точно хочет сделать. Ну, на чердак, где стоит сундук со всеми его школьными вещами, Гарри пробраться мог. Нужно было только подождать, когда Дурсли куда-нибудь уйдут. А дальше? Сундук заперт, ключ у дяди Вернона, а рыться в его вещах точно не стоит. Дядя, может, и не заметит, а вот тетя точно все поймет. В итоге Гарри решил хотя бы просто залезть на чердак и посмотреть на запертый сундук. Его ведь тоже покупали в Косом Переулке, поэтому вещь, получается, очень даже волшебная.

Подходящий случай представился довольно быстро: тетя с дядей вечером ушли в ресторан, а Дадли остался ночевать у Пирса. Он вообще часто оставался у друзей, когда взрослые уходили развлекаться. Так тетя меньше переживала, что Дадли не сможет разогреть себе ужин и ляжет спать голодным.

Гарри очень любил такие вечера, когда весь дом принадлежал только ему. Конечно, на самом деле ничего ему не принадлежало, но хотя бы не приходилось постоянно прислушиваться и следить, чтобы тетя с дядей не спустились внезапно из своей спальни. Можно было свободно ходить по гостиной и по кухне и даже залезть в холодильник, только очень аккуратно. А еще подняться в комнату Дадли и почитать его комиксы или взять его игрушки. Все равно у Дадли был такой беспорядок, что никто не замечал, если вещи оказывались не на своих местах. Ну а в этот раз Гарри полез на чердак.

Он долго смотрел на свой школьный сундук, пытаясь вспомнить, как тот стоял около кровати в Хогвартсе, но ничего не получалось. Сундук был самым обычным и ни капельки не волшебным. Если бы на нем не было написано имя Гарри, то вообще невозможно было бы отличить его от других сундуков с вещами Дурслей. На доказательство существования магии это никак не тянуло. Даже имя Гарри мог написать сам, когда придумал всю эту историю с Хогвартсом. По радио говорили, что ненормальные иногда бывают очень изобретательны. Нет, нужно было найти что-то более реальное, чем какая-то коробка с надписью.

Гарри еще немного посидел на чердаке, а потом поплелся вниз, пытаясь придумать, что еще может сделать. Все-таки было очень обидно, что тетя заперла все вещи из школы. Гарри еще мог понять, почему она боится волшебной палочки, зелий или шоколадных лягушек. Но старые эссе ей чем помешали? Или мантия? Даже бумажку с телефонным номером Тима оставить не разрешила, хотя в ней точно не было ни капли магии.

И тут Гарри сообразил, как сможет доказать существование Хогвартса. Точнее, не совсем Хогвартса, а своих друзей. Какая разница, есть ли на самом деле магия, если Эмили, Рон, Невилл и Гермиона реальны? Гарри посмотрел на телефонный столик. Стоит ли? Он ни разу не звонил друзьям за целый месяц каникул. Вдруг они обиделись, и у Гарри больше нет друзей? Но даже если и так, он хотя бы будет знать, что прошлый год ему не приснился. И Гарри решительно снял трубку.

Он знал номера Эмили, Гермионы и Тима. Тиму звонить можно было только в случае крупных неприятностей, а у Гарри пока никаких неприятностей не было. Ему просто хотелось поболтать с кем-нибудь. Так что оставались Эмили и Гермиона. Слушать нотации тоже не было желания, поэтому Гарри быстро, пока не успел передумать, набрал номер Эмили.

В трубке пошли гудки, а потом высокий женский голос произнес:

— Да?

И тут Гарри понял две вещи: во-первых, он даже не посмотрел на время, когда собрался звонить. Вдруг дома у Эмили уже спят? Он в панике огляделся и нашел часы. Стрелка была на половине девятого. Вроде бы еще не совсем ночь, и Эмили не должно влететь за поздний звонок. А во-вторых, Гарри так торопился, что не придумал, что будет говорить. Что вообще говорят в таких случаях?

Женщина повторила:

— Да? Кто это?

Гарри ужасно испугался, что она сейчас бросит трубку, поэтому быстро пробормотал:

— Здравствуйте, мэм. Я… — Он наконец-то вспомнил, что говорил в таких случаях Дадли. — Позовите Эмили. — И добавил на всякий случай: — Пожалуйста.

— А кто это?

— Я… — А вдруг Эмили тоже нельзя общаться с волшебниками на каникулах? Но тогда она не дала бы Гарри свой номер. Да и папа у нее волшебник. — Это Гарри Поттер, мэм. Из школы.

Голос женщины сразу потеплел, хотя это было и странно: взрослые редко радовались Гарри. И еще реже они радовались, если узнавали, что он общается с их детьми.

— Гарри! Подожди минутку, я позову Эмили. Она очень ждала твоего звонка. — Звук стал немного приглушенным, и Гарри подумал, что мама Эмили, наверное, прикрыла трубку ладонью, как это делала тетя Петуния. — Эмили! Иди сюда, тебе звонит Гарри!

Какое-то время было тихо, а потом Гарри услышал грохот. Мама Эмили вскрикнула, но тут же рассмеялась:

— Осторожнее, никуда твой друг не убежит. А вот если ты свалишься с лестницы и попадешь в больницу, вам будет уже не до разговоров.

— Не свалюсь! — раздался запыхавшийся голос Эмили. А потом она схватила трубку: — Гарри! Ты тут?

И от этого Гарри стало очень легко. У него действительно были друзья. Более того, они помнили о нем и ждали звонка. И Эмили была такая живая, совсем непохожая на обитателей Литтл Уингинга, такая волшебная, что ее голос был лучшим доказательством существования Хогвартса.

— Я тут, — ответил Гарри и улыбнулся.

— Уф! Как здорово! Я знала, что ты позвонишь именно сегодня. Рон не верил, а я говорила! А Невилл сказал, что ничего, если и не позвонишь, но я знала, что позвонишь. Потому что не поздравить Невилла с днем рождения было бы не по-дружески, а мы друзья. Так ведь? А Гермиона сказала, что ты потерял наши номера, потому что мальчишки все время все теряют. А я сказала, что я тоже теряю, хотя я не мальчишка, но все эти вещи потом находятся. Ты правда ее потерял? А? А если не потерял, то почему не звонил раньше? О! Вспомнила, подожди минутку, ничего не говори! — И Эмили крикнула: — Мам! Включи мне папину экономию! Тут непредвиденная ситуация: нам с Гарри кучу всего нужно обсудить. Включишь? — В трубке что-то щелкнуло, и Эмили пояснила: — Теперь твоим родственникам не придет счет за наш разговор. Папа сделал маме такую магическую штуку, чтобы она могла спокойно по телефону разговаривать и не думать о деньгах. Только никому не говори, ладно? Потому что, — она понизила голос, — вообще-то так делать нельзя. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Гарри. А про себя подумал, что он идиот. Если бы Эмили не сказала, то он так бы и болтал по телефону за деньги Дурслей. Страшно представить, что было бы, когда дяде прислали бы счет.

— Так, рассказывай, — скомандовала Эмили. — Почему не звонил раньше? Потерял номер, да?

Гарри пожал плечами, а потом сообразил, что Эмили его не видит и сказал:

— Не потерял. Просто времени не было.

— Это звучит еще обиднее, — пробормотала она. — Ну, ладно. Но зато ты не забыл про день рождения Невилла. Я обязательно передам ему твои поздравления.

На самом деле Гарри даже не вспомнил, что сегодня у Невилла день рождения. Стало стыдно: только и может жалеть себя и страдать, что Хогвартс ему приснился, а про друзей забыл. Дурак. Но Эмили было лучше этого не говорить.

— Ага, — сказал Гарри. — Передай ему.

— Обязательно! Но вообще так жалко, что ты сидишь там у своих родственников и не общаешься с нами. Вот позвонил бы раньше, смог бы пойти в Косой Переулок сегодня. Мы так чудесно гуляли весь день! Ты пробовал мороженное у Фортескью? Мы с Роном и Невиллом, конечно, пробовали, а вот Гермиона первый раз ела. Она сказала, что волшебное мороженное гораздо вкуснее магловского. А я не уверена, потому что магловское давно не ела, но теперь обязательно попрошу маму купить всякого разного и буду сравнивать. Но ты ведь пойдешь с нами за школьными принадлежностями в августе? Пойдешь ведь?

Про следующий учебный год Гарри как-то не думал. Точнее, думал о том, что если дядя откажется подвозить его до вокзала, то придется тащиться пешком или пытаться проехать на автобусе без оплаты. А вот про то, что к школе нужно будет еще покупать учебники и мантии, совсем забыл.

Вряд ли тетя даст на это денег. В прошлый раз Гарри ходил с профессором МакГонагалл. Тогда она взяла деньги из банка и сказала, то это специальные деньги на учебу Гарри. Но ключ профессор потом отдала тете, а та точно не позволит Гарри тратиться на всякую ерунду. Зачем новые учебники, если наверняка можно купить подержанные? Только ведь и подержанные учебники нужно у кого-то покупать. Захочет ли тетя связываться ради всего этого с волшебниками? С мантиями проще: они только совсем немножко коротковаты, можно будет и в старых поехать. Но остаются еще всякие перья и пергаменты. Тут подержанное не купишь, а старых у Гарри осталось совсем мало.

Но в любом случае покупки к школе нужно было обсуждать с Дурслями, поэтому Гарри осторожно ответил:

— Не знаю пока. Вы когда собираетесь?

— Когда письма придут. Ну, те, со списком необходимого к школе. Мы тогда договоримся и решим, в какой день пойдем за покупками. Но точно все вместе. О! Дай мне свой номер, я тебе позвоню и скажу дату, ладно?

Гарри помотал головой:

— Я сам позвоню, когда письмо придет. — Подумал и добавил: — А если не позвоню, тогда идите без меня. А я потом сам все куплю.

— Позвонит он, как же, — недовольно пробурчала Эмили. — Опять пропадешь на месяц. В общем, — с нажимом произнесла она, — если ты не позвонишь, то я ужасно обижусь и не буду с тобой в школе разговаривать. Понял?

— Понял, — вздохнул Гарри.

Он совсем не был уверен, что у него получится выбраться в Косой Переулок. С одной стороны, Дурслям будет гораздо проще отправить его с волшебниками, а не идти самим в магические магазины. С другой стороны, раз список вещей к школе пришлют письмом, то опять будет нарушено правило «никаких сов на Тисовой» и Гарри наверняка накажут. А прогулка с друзьями мало сочетается с наказанием.

— Хорошо, если понял. Рассказывай тогда, как лето проводишь. Ты говорил, что собираешься куда-то поехать? Куда? Что видел? Было что-то интересное? Вот Гермиона во Францию ездила, все время только об этом и говорит. Они в волшебной части совсем не были, но она и маглами ужасно восхищается. А ты?

— Нечего рассказывать, — пожал плечами Гарри. Делиться подробностями своей жизни он точно не хотел. — Обычное лето. Ничего интересного. Лучше про себя расскажи. Добрались до пещеры-людоеда?

Эмили тут же начала ругаться на какого-то Саймона, который про пещеру все наврал, и никаких людей она не ест. Зато они с Роном умудрились найти рядом какую-то светящуюся траву и притащили ее домой. Потом эту траву увидел Невилл и сказал, что она жутко ядовитая и опасная, поэтому ее срочно нужно отдать взрослым. А папа Эмили очень обрадовался, потому что трава оказалась очень дорогим и редким ингредиентом для зелий. Поэтому Эмили даже почти не ругали за побег из дома.

— Тем более что пещера была совсем недалеко, — закончила она. — А еще мы были в гостях у Рона. Ты ни за что не поверишь, что нам показал его папа!

Гарри сидел на полу около телефонного столика и слушал про то, как папа Рона сделал летающую машину и даже покатал на ней Рона и Эмили. А Невилл отказался, потому что боится высоты. Гермиона в это время была во Франции, но она бы тоже отказалась, поэтому ей не стали ничего говорить.

Эмили все рассказывала и рассказывала, а Гарри закрыл глаза и представил, что сидит в гриффиндорской гостиной рядом с друзьями. По соседству какие-то старшекурсники отрабатывают заклинания, и Гарри с Роном следят, чтобы по девчонкам случайно не прилетело чем-нибудь убойным. Потом Рон отвлекается и начинает спорить с Эмили, а Невилл пытается их помирить. В этот момент Хогвартс казался Гарри гораздо более реальным, чем Дурсли и дом на Тисовой.

— Ой, я же совсем забыла! — воскликнула Эмили. — У нас есть новости про Снейпа. Он…

Но узнать про профессора Снейпа Гарри не удалось. Он так заслушался рассказами Эмили, что совсем забыл о времени и о том, где находится. Поэтому вспомнил о Дурслях, только когда входная дверь распахнулась и дядя Вернон взревел:

— Паршивец! Что это ты делаешь?

Гарри быстро пробормотал, что ему нужно идти, и повесил трубку. А вот спрятаться в чулан он уже не успел.

* * *

Самым неприятным в Мунго оказалась не скука, как думал Северус, и даже не ощущение собственной бесполезности, которое преследовало его в предыдущие годы. Самым неприятным в Мунго был целитель Оукман. Именно он раз в несколько дней приводил в палату Северуса своих студентов и читал им длинную лекцию, а потом еще отвечал на многочисленные вопросы.

Сначала Северус пытался все это игнорировать. Раньше у него хорошо получалось просто не слушать, но голос Оукмана ввинчивался в уши и приковывал внимание. Тогда Северус решил отвлечься и начал рассматривать студентов. Скорее всего, большинство из них он учил. Поэтому Северус какое-то время занимал себя, вычисляя, как зовут того или иного студента. Он пристально разглядывал лица, запоминал манеру держаться и привычные жесты. Наблюдал, как они ведут себя, если целитель Оукман вдруг задает вопрос. А потом представлял получившийся набор данных в классе зельеварения и, когда находил подходящее место, сопоставлял с планом рассадки учеников за последние три года. Если сначала совпадений почти не было, то к четвертой группе студентов Северус угадывал уже семь или восемь из десяти человек.

А потом навещавшая его Поппи сказала:

— Северус, если ты и дальше будешь дуться на весь мир, то проведешь в больнице все лето.

— О чем ты? — решил уточнить Северус, потому что тема была важной.

— О том, что целитель Оукман не отпустит тебя, пока не увидит хоть каких-нибудь улучшений. И игнорировать всех вокруг — не лучшая тактика. Я знаю тебя и понимаю, что все это тебе не нравится. Ты вообще не любишь излишнее внимание. Вот и покажи это. Покажи эмоции, я же вижу, что они есть. Целитель Оукман именно этого и добивается, можешь мне поверить.

Ее слова заставили Северуса задуматься. Насчет испытываемых им эмоций Поппи явно ошибалась: Северусу было все равно, просто лекции по медицине немного утомляли. Но если от него ждали проявления недовольства, это можно было устроить. Когда-то Северус умел хорошо притворяться, пусть сейчас его маска Пожирателя и пришла в абсолютную негодность. Это означало лишь, что нужно было сделать новую.

Несколько дней Северус провел над разработкой этой новой маски. Целитель Оукман наверняка немало знал о прошлом Северуса и его характере. Поэтому притвориться нужно было не просто каким-то эмоциональным человеком. Северус должен был притвориться собой. Причем притвориться достаточно достоверно, чтобы целитель Оукман поверил. И Северус вспоминал. Перебирал картинки из прошлого, пытаясь понять, каким человеком был раньше. Составлял собственный портрет по рассказам Минервы, Поппи и Помоны. Наблюдал за персоналом больницы, пытаясь найти среди них кого-то похожего, того, кто подойдет в качестве основы.

Наконец маска была готова. Не идеальная и не очень хорошо сидящая. Она воспринималась чужеродной и пестрила дырами, но лучшего у Северуса не было. Не стоило ожидать, что получится что-то хоть отдаленно похожее на маску Пожирателя, которая была так хороша, что воспринималась практически самостоятельным человеком. И Северус решил, что можно попробовать с тем, что есть.

Поэтому когда целитель Оукман снова устроил лекцию для студентов, Северус не стал делать вид, что ничего не слышит.

— А это, господа, пациент, бросающий вызов всей колдомедицине, — пафосно изрек целитель. Этими словами начиналось каждое выступление. — Окклюмент-самоучка. Мистер Линн, — обратился он к одному из студентов, — дайте определение окклюменции.

— Окклюменция — это метод защиты сознания от легилименции, — быстро ответил тот. — Самой распространенной практикой является очистка сознания с целью не дать легилименту ухватить какие-то образы и с их помощью вытянуть остальные воспоминания.

Северус вызвал в памяти список семикурсников за восемьдесят девятый год. Линн сидел на третьем ряду и, видимо, проблем не создавал, так как особых пометок рядом с его именем не было.

— Очень хорошо, мистер Линн, — кивнул целитель Оукман. — Но окклюменция — это не только очистка сознания. Также достаточно распространенным подходом является сокрытие ключевых воспоминаний в мысленных тайниках. Сам окклюмент теряет доступ к этому воспоминанию и хранит на задворках сознания лишь информацию о том, что такое воспоминание у него есть. На первый же план помещаются вещи незначительные, которые никак не могут ассоциироваться со скрытыми воспоминаниями. Наш пациент явно являлся поклонником именно второго подхода. И тут мы переходим к тому, почему не стоит изучать такие вещи самостоятельно. Скажите, мисс Эдвардс, от каких своих важных воспоминаний вы можете безболезненно избавиться?

Девушка замялась, а потом пробормотала:

— Полагаю… Если избавиться… Ни от каких?

— Угадывание ответа — плохая практика, мисс Эдвардс. Но вы все же угадали. Любой полученный нами опыт оказывает на нас влияние. В большей или меньшей степени. Чем важнее воспоминание, тем больше вы теряете, закрывая его. Но самое печальное, что таким образом можно закрыть не только воспоминания. Кто-нибудь может сказать, что еще?

— Эмоции? — предположила еще одна девушка, которую Северусу никак не удавалось опознать. По крайней мере, в списках его учеников за последние годы не было никого похожего.

— Верно, мисс Стилл, — воодушевленно подхватил целитель Оукман. А Северус убедился, что девушка точно не училась в Хогвартсе: фамилия была абсолютно незнакомая. — Вы совершенно правы. Такие незадачливые окклюменты, как мистер Снейп, стремятся скрыть все воспоминания как можно качественнее, поэтому вместе с ними закрывают и эмоции. А потом и воспоминания, сопутствующие ранее скрытым, чтобы те не стали ключом, дающим доступ к тайнику. Все связанное с этими незначительными воспоминаниями тоже скрывается. И так далее, и так далее. В итоге окклюмент запутывается в своих тайниках настолько, что уже не может разблокировать скрытые воспоминания. И мы получаем мистера Снейпа.

— Но если заблокировать эмоции, то что же останется? — прошептала мисс Стилл и зябко передернула плечами.

Тут Северус решил, что будет логично вмешаться. Поэтому повернулся к девушке и сказал, добавив в голос неприязни:

— То, что осталось, не желает выслушивать ваши причитания, мисс.

Целитель Оукман просиял, а Северус отметил, что Поппи была права: от него ждали эмоциональной реакции.

— Но, как видите, господа студенты, в лечении мистера Снейпа наметился прогресс. Кто может сказать, какая наша главная задача?

— Помочь мистеру Снейпу найти ключи к заблокированным воспоминаниям? — спросил мистер Линн.

— Не только к воспоминаниям. В первую очередь нужно найти ключи к эмоциям, — вмешалась мисс Стилл. — Именно чувства составляют основу нашей личности. И они же являются ключами к воспоминаниям. Жить без эмоций невозможно.

— Полагаю, — снова вмешался Северус, — таково мнение тех, у кого эмоций в избытке. Не так ли, мисс?

Он сам не знал, почему его новая маска выбрала именно эту девушку в качестве жертвы. Возможно, потому что мисс Стилл практически точно не могла встречаться с Северусом ранее, а поэтому и не имела какого-то представления о нем. Ее проще было убедить в его эмоциональности, чем остальных студентов.

— Вы все, безусловно, правы! — В этот момент целитель Оукман почему-то напомнил Северусу Дамблдора. — За десять лет мы пробовали различные подходы: отталкивались и от воспоминаний, и от эмоций. Но тут есть одна сложность. Кто может сказать, какая именно?

— Неумение людей, мнящих себя целителями, обойтись без магии в самых очевидных вещах, — сказал Северус.

— Великолепно, мистер Снейп! Именно так! Все ментальные расстройства — а практически полная блокировка собственной личности является именно что ментальным расстройством — мы привыкли лечить при помощи легилименции. Понять, что именно творится в голове пациента. Внедрить нужные образы, которые помогут ему навести порядок в своих мыслях. Что может быть эффективнее? Но на нашего мистера Снейпа легилименция не действует, потому что закрывался он, в первую очередь, не от себя, а от нас — легилиментов. Найти хоть что-то в его сознании — непосильная задача. Так что нам остается, господа студенты?

— Разговаривать? — предположила мисс Стилл.

— Разговаривать, — согласился целитель Оукман. — Увы, разговоры гораздо менее эффективны. Но, как видите, не совсем бесполезны. А теперь оставим мистера Снейпа отдыхать и перейдем в следующую палату. Там нас ждут последствия длительного круциатуса.

Северус проводил студентов взглядом и решил, что его маска была не так плоха. По крайней мере, на ранних собраниях Пожирателей Северус вел себя примерно так же. Все его комментарии были абсолютно нерациональны, но целитель Оукманн был явно доволен. Возможно, это действительно могло помочь. Поэтому Северус решил и дальше прислушиваться к советам Поппи.

Он невольно задумался обо всем услышанном только что. Он сам заблокировал воспоминания и эмоции? Вероятно, да. Описанный целителем Оукманом вид окклюменции был самым эффективным, если было необходимо скрыть от Лорда сам факт наличия каких-то тайных воспоминаний. Поэтому Северус действительно использовал именно его. Но все-таки что-то было не так. Он был не таким идиотом, чтобы просто стереть собственную личность. Для службы Темному Лорду у Северуса была маска Пожирателя. Эффективный набор нужных мыслей и знаний.

А может, Северус-Пожиратель как раз и злоупотреблял окклюменцией? Прятал ненужные, не относящиеся к нему воспоминания в дальние тайники, а потом забывал о них. Или все-таки у Северуса была еще какая-то причина забыть?

Он подумал о Лили, но от этих мыслей в голове привычно зазвенел рассерженный голос, и Северус не стал продолжать. Вместо этого он занялся доработкой своей маски.

Конечно же, одного раза было недостаточно, чтобы убедить целителя Оукмана, поэтому Северусу пришлось сорвать еще две лекции. На одной он отпускал ядовитые комментарии после каждого ответа студентов, а на второй вообще не дал целителю Оукману вставить ни слова, полностью процитировав все его обычные высказывания.

Это тоже была идея Поппи, которая радостно предоставила Северусу больше материала о его характере. В основном, ее рассказы сводились к пересказам перепалок Северуса с другими студентами во время учебы в Хогвартсе. Улыбаясь, она произнесла:

— Ты тогда был такой язвой, что мог вывести из себя кого угодно. Уверена, что из Мунго тебя выгнали бы через пару дней, замучавшись терпеть твои бесконечные комментарии.

И Северус решил попробовать. Конечно же, сразу его из больницы не выгнали, но и использовать в качестве учебного пособия для толпы студентов перестали, ограничившись одной мисс Стилл. Она пришла в палату Северуса, прижимая к себе кипу каких-то бумаг, зябко передернула плечами и немного виноватым голосом сообщила, что Северус теперь является ее выпускным проектом.

— Значит ли это, что я останусь здесь до вашего выпуска? — уточнил Северус.

Мисс Стилл почему-то улыбнулась и, пристроив свои бумаги на прикроватную тумбочку поверх книги об эмпатах, ответила:

— Думаю, что это зависит от успеха моего проекта. Если все пойдет хорошо, я попробую убедить целителя Оукмана, что вам будет достаточно двух… ну, или трех визитов в Мунго в неделю. Только для этого…

— Мне потребуется разговаривать с вами, — кивнул Северус. А про себя решил, что если бы мисс Стилл училась в Хогвартсе, то определенно была бы на Слизерине. Но в списках студентов ее фамилии не было.

— Так что, мистер Снейп, попробуете?

Северус посмотрел, как она растирает руки, пытаясь согреться, и протянул мисс Стилл шаль, забытую Поппи в предыдущий визит. А потом подумал, что этот внезапный озноб кое-что ему напоминает, и сказал:

— Попробую, мисс Стилл. Но при условии, что вы тоже будете разговаривать со мной.

Не то чтобы Северус действительно верил, что эти разговоры ускорят его возвращение домой, но больше в больнице все равно заняться было нечем, даже книги по эмпатии начали подходить к концу. Также не следовало упускать ни единой, даже самой ничтожной, возможности побыстрее оказаться вне больницы, чтобы более эффективно присматривать за Поттером. Поэтому Северус терпеливо отвечал на вопросы, игнорируя только самые неприятные, и расспрашивал сам. К его удивлению, это приносило больше пользы, чем он предполагал сначала. А через пару недель мисс Стилл каким-то невероятным образом сумела убедить целителя Оукмана, что Северус может заменить постоянное пребывание на регулярные визиты в Мунго. Хотя, возможно, она была ни при чем и его выписка из больницы была запланирована целителями ранее.

Все лето Северус ждал этого момента, потому что должен был проверить Поттера. Но когда такая возможность действительно появилась, Северус начал сомневаться. Возможно, он выдумал проблему? Минерва же утверждала, что в семье у Поттера все в порядке. Стоит ли идти лично? Возможно ли, что этим Северус только покажет свою ненормальность? Если опекуны Поттера посчитают, что такой человек не может быть преподавателем, прислушается ли к ним Дамблдор? Родители скольких учеников считают, что деканом Слизерина должен быть более здравомыслящий волшебник?

Нет. Северус мотнул головой, отгоняя лишние мысли. Главным был не вопрос об уместности такого визита. Даже если это каким-то образом лишит Северуса места преподавателя в Хогвартсе, можно будет найти способ присмотреть за Поттером и так. Стать помощником Хагрида. Просто поселиться в Хогсмиде. Вариантов много. Теперь, когда Темный Лорд пойман, присутствие Северуса в школе уже не являлось обязательным. Относительно же семьи Поттера… Проверить было нужно.

Северус задумался, как будет действовать в случае, если его подозрения подтвердятся. В худшем случае придется забрать Поттера от опекунов и подыскать ему более подходящую семью. Это вопросов не вызывало. Но вот что делать, если ситуация не катастрофичная? Разумеется, необходимо будет сделать его родственникам предупреждение. Но этого однозначно будет недостаточно. Северус не мог точно сказать, почему был в этом так уверен, и по привычке не стал пытаться вспомнить. Регулярные визиты с проверками также могут помочь, но… Тоже недостаточно. Придется снять дом по соседству, чтобы иметь возможность круглосуточно приглядывать за мальчиком. Да, это было самым надежным вариантом.

И тут Северус понял, почему Дамблдор так не хотел давать ему адрес мистера и миссис Дурсль. Директор опасался именно этого: невменяемый маг, постоянно действующий на нервы и маглам, и мальчику. Северус снова задумался о своей способности адекватно оценить атмосферу в семье Поттера, но его прервала заполошно стучащаяся в окно сова с письмом.

Северус вскрыл конверт и вчитался в строчки, написанные округлым почерком Невилла Лонгботтома:

«Здравствуйте, профессор Снейп!

Мы очень рады, что вас выписали из больницы. Надеемся, что вы чувствуете себя хорошо. Простите, что тревожим вас в летние каникулы, но это касается Гарри Поттера. Вчера вечером Эмили Тернер разговаривала с ним по телефону, и она уверена, что Гарри попал в очень серьезные неприятности. Не могли бы вы навестить его и проверить? Я пока пытаюсь отговорить Эмили спасать Гарри лично. К тому же мы не знаем адреса.

Пожалуйста, напишите нам, как он. Если не сможете пойти, тоже напишите. Вы болели, мы понимаем, что вам тяжело.

С уважением, ваш студент Невилл Лонгботтом».