Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

Считается, что мир сновидений — это мир за гранью жизни и смерти. То место, где каждый из нас до болезненного уязвим, где даже самый сильный может пасть под рукой слабого. Мудрецы говорят, что через сновидения им приходят наставления и предупреждения, пророки через ночные грёзы узревают свои пророчества. Я в силу сновидений не верю. Не верю, что сказанное там может иметь какое-либо значение, и тем не менее мне приходит сон, который я, уверена, не смогу забыть по пробуждении.

Я в просторной зале, увенчанной двумя рядами колонн и массивным золотым троном. Плиты на полу словно бы зеркальные, по цвету, как ольха в срубе. Через арочные окна открывается вид на удивительный мир, весь сверкающий золотом и драгоценными камнями. Десятки дворцов разных размеров и форм тонут в бесконечности горизонта, а небо такое синее, с облаками особенно пушистыми, что я сразу понимаю — это не земное небо. Все это отчего-то чувствуются мне очень важными, каждая деталь, вплоть до мельчайших, как, например, расшитые золотом гобелены, висящие промеж колонн. Их я и разглядываю, медленно переходя от одних к другим. Крылатое воинство, огромный дракон, восьминогий жеребец. Последнего я рассматриваю особенно тщательно. Нелепица какая-то.

— Слейпнир. По легенде сам Один бился верхом на нём. А на деле —

байки.

Голос, раздавшийся за моей спиной, болезненно знакомый. Я знаю, что все это лишь сон, но я рада услышать его. Как и увидеть синие глаза, сегодня глядящие настороженно, тонкие губы, вместо улыбки встречающие меня неприветливой линией, острые скулы, напряжённые от гнева. После того, что произошло в Народном Дворце, я не могла бы ждать другой реакции, мой сон лишь отражает мои мысли.

— Ты в порядке? — мой вопрос до неловкого глупый, но я ведь не могу контролировать во сне свои слова и действия, так что мне остаётся просто наблюдать со стороны за этим странным диалогом.

— Это Асгард, — вместо ответа говорит Локи, подходя ближе. — Таким я запомнил это место. Здесь, — он проводит подошвой по полу, — я бегал босоногим мальчишкой. Здесь я вырос в того, кого ты знаешь. Меня любили, я не стану этого отрицать, но при этом я всегда жил с мыслью, которую мне нещадно прививали — я второй. Во всём. Ты не представляешь, как трудно жить с ощущением постоянной конкуренции и при этом знать, что как бы ты ни был хорош — ты всегда будешь вторым. Среди своих морд-сит ты хотя бы имела шанс стать лучшей, а вот я… У меня не было подобного шанса, приёмыши не становятся королями.

Он замолкает, лишь глубоко вздыхает и смотрит на трон. Сейчас он пуст, но Локи не торопится занять его.

— Собирай лавры, — я широким жестом приглашаю его занять трон, на что он лишь качает головой.

— Нет, не моё это место. Я бы с радостью занял его, но теперь это просто невозможно. И всё почему? — он сопровождает свой вопрос кивком в мою сторону. — Это всё ты. Ты не оставила мне возможности стать кем-то лучшим, чем я есть. Надеюсь, ты горда собой.

В его голосе столько обиды, и я вовсе не хотела лишать его никаких возможностей, поэтому я открываю рот с намерением возразить, но он приближает ладонь к моим губам.

— Не нужно лжи, Кара. Лучше просто помолчи.

Я киваю. Он вправе требовать от меня этого. К тому же, в этом сне ведь свои правила. Даже если бы мне очень хотелось что-то сказать, я не могу просто сделать этого.

— Я пришёл проститься. В этом мире мы больше не встретимся, Кара Мейсон.

Голос его звучит с такой тоской и грустью, что я, кажется, даже несколько влияю на себя из сна, я подчиняю руку своему желанию и касаюсь кончиками пальцев его руки. Он вздрагивает, но касание не обрывает.

— Зачем делать вид, что тебе есть до меня дело? — вопрос пропитан горечью. Передо мной не тот Локи, которым я знала его, а какая-то искажённая чувствительная версия. Таким он не был прежде. Такой не была я.

— Мне есть дело, — говорю я, обхватывая его пальцы своими. В ответ он сжимает ладонь и встречается со мной глазами.

— И если бы я позвал тебя вернуться в Народный Дворец ко мне, ты бы сделала это?

Он словно ждёт подтверждения, и очень хочется сказать «да», но даже моя версия из сна продолжает помнить о долге.

— Мне нужно добыть шкатулки Одена, чтобы мой господин…

Локи с силой отшвыривает мою руку, делая это с пренебрежением и некоторой долей ненависти.

— Твой господин! Всегда и во всем твой господин! Знаешь, не стоило и пытаться говорить с тобой. Ты слепее слепой, раз все ещё твердишь одно и то же.

— Мой долг…

Он не даёт мне договорить.

— Твой долг? Почему ты все время что-то кому-то должна? Объясни, как можно считать жизнью извечное рабство?! — его голос эхом отражается от стен, многократно повторяя последние слова.

— Моя жизнь — не рабство, — защищаюсь я. — У меня есть выбор, и мой выбор — служить лорду Ралу, как делали многие поколения до меня и будут делать многие поколения после.

— Я понял, — только и отвечает он, не глядя на меня. — Твой выбор я принимаю, у твоего служения, несомненно, есть потенциал. Не все младенцы ещё убиты, вперёд!

На этом сон обрывается, словно меня выбросили из него, грубо вытолкнули в реальный мир. И так много всего осталось не сказано, так много чего не сделано, но возможность поговорить безвозвратно утрачена. Я снова в лесу, под клёном. Ко всем моим прежним тревогам примешивается никому не нужное воспоминание о сыне исповедницы. Я-то думала, что уже отпустила это, но после сна меня снова накрывает лёгкая тошнота. Картинку той ночи не так просто выбросить из головы, прачка долго не могла отмыть кровь ребёнка с моей униформы.

Дурные воспоминания я решаю прогнать прогулкой. Надеюсь, что моя ползучая знакомая не окажется у меня на дороге. Пообщались-то мы, вроде как, неплохо, но это не значит, что она не ужалит меня, встреться я с ней снова.

Луна ещё высоко над землёй, до рассвета долгие часы, и я вовсе не хочу возвращаться в трактир, даже если Далия и д’харианцы закончили свои игрища. Слоняюсь бесцельно вдоль тракта, хоть понимаю, что перед долгим путешествием лучше бы отдохнуть как следует. Но сон словно выкачали из меня, словно то сновидение отняло все силы и всякую способность расслабиться. Я понимаю, что всё произошедшее — не настоящее, но слова Локи такие правдивые, а грусть от них такая реальная, что забыть их не выходит ещё долгие часы.

Я прихожу в таверну завтракать, Далия уже там, настроение её приподнятое, вид отдохнувший. Она раскошелилась на лучшее кушанье — молочного поросёнка, и с воодушевлением орудует над ним ножом.

— Прошла голова? — заботливо интересуется она, когда я сажусь рядом.

— Да, прошла, — лгу я. Сестра по эйджилу мне ничем не поможет, а жаловаться я не люблю.

— Вот и отлично.

Далия кивает на поросёнка и принимается за еду. Отрезаю себе пару кусков, но вкуса не чувствую. Передо мной мысленно пролетают картины асгардской залы, и я задумываюсь над тем, действительно ли этот дворец выглядит таким образом? Скорее всего, нет, угадать невозможно. Но, как бы то ни было, все слова, сказанные там, имеют смысл, и я все ещё помню их, будто то был разговор из жизни. Локи сказал, что это наша последняя встреча, и я, хоть не верю в силу сна, вдруг допускаю правдивость этих слов. Последняя… Если Констанция сломает его прежде, чем я вернусь, а потом вышлет на задание, мы можем больше никогда не увидеться. Я не знаю, что чувствую при мысли об этом. Сожаление? Да, мне жаль, что расставание прошло в таком тоне, что путь, на котором мы были и врагами, и союзниками, и любовниками, оборвался так резко и так некрасиво. Не о таком я думала, сопровождая питомца. Конечно же, я вернусь в Народный Дворец, и мой господин мигом заполнит образовавшуюся пустоту, но я ощущаю, что какую-то часть себя я утратила безвозвратно.

Когда мы двигаемся в путь — ещё даже заря не занимается на горизонте — я ощущаю лишь одно желание — отдаться заданию и забыться.

* * *

Даркен Рал был вымотан. Они с генералом Эгримонтом скакали много часов в поисках ближайшего колдуна, а нашли нерасторопного старикана, который сумел вызвать настолько слабый портал, который пропустить мог только одного. Эгримонта пришлось оставить там, а Даркен Рал не любил обходиться без генерала. Помимо всех прочих неудобств колдун немного промахнулся, сделав выход из портала не в Народном Дворце, а в прилегающем городе. Пришлось добираться до собственного дома зловонными улочками, наполненными агрессивными дикими котами и навязчивыми бедняками. За всю дорогу к нему обратились четырежды с просьбой подать монетку.

— Иди работай, — раздраженно бросил магистр одноногому старику и в быстром темпе зашагал прочь. Ботинки его были окончательно испорчены, как и настроение.

Лишь подойдя к воротам дворца, Даркен Рал немного успокоился. Ему встретились знакомые мундиры дворцовой стражи, и он рявкнул что-то, сам не заметив что, ощутив при этом долю облегчения. Миновав двор, в котором высилась его статуя, он оказался, наконец, в родных стенах, где на каждом шагу вместо диких животных и грязных крестьян ему встречались верные люди, готовые услужить при первом требовании.

Ему хотелось одного — добраться до постели и поспать, все располагало к этому, утро было раннее, его вмешательства в дела государства могли подождать. Однако задуманному не суждено было сбыться, у самых покоев его догнала Триана, и вид её был обеспокоенный.

— Лорд Рал, — она запнулась, и эта запинка не вызвала ничего, кроме раздражения.

— Быстрее, — поторопил магистр, сделав неопределённый взмах ладони. — Добей меня очередной плохой вестью.

Морд-сит сглотнула.

— Весть скорее хорошая, чем плохая, но… — она переступила с ноги на ногу, прочистила горло. — Трикстер пытался сбежать, убив сестру Констанцию, но силами морд-сит он был пойман и возвращён в камеру. Сестра Гарен уже приступила к его обучению.

Даркен Рал подавил раздражение. Оставил идиотов одних всего на один день, и они умудрились устроить балаган.

— Что с Констанцией? — спросил он больше из интереса, чем от беспокойства. — Дыхание жизни успели дать?

Триана гордо вскинула голову.

— Трикстер сломал ей шею, но волшебник сумел поставить всё на место, а я дала ей дыхание жизни. Она пока не может говорить, но угрозы жизни нет.

— Хорошо, — Даркен Рал коснулся пальцами губ, размышляя, затем, приняв решение, свернул к башне морд-сит, Триана припустила за ним.

— Я не доволен работой Констанции, — сказал лорд тихо, зная, что верная морд-сит ловит каждое его слово. — Пускай её приведут в пыточную и подготовят инструменты. А я в это время навещу нашего неудачливого беглеца.

Настроения по-прежнему не было, но теперь хотя бы можно было его немного улучшить.

Триана, не став спорить, отправилась готовить Констанцию к наказанию, а магистр, проводив её холодным взглядом, ступил в коридор, где начинались пыточные. Лишь Кара любила работать с питомцами при естественном освещении, выбрав для этих целей комнату на самой верхушке башни, её сёстры предпочитали нагнетающую атмосферу мрачных подземелий. Именно там и находился сейчас Локи Лафейсон, кость в горле всея Д’Хары.

Сырые коридоры подземелий навевали на магистра скуку, он зевнул пару раз, поймав себя на мысли, что лучше было бы встретиться с противником как следует отоспавшись. Но, к сожалению, разговор не терпел промедления.

Минуя одну пыточную за другой, Даркен Рал направлялся в тот зал, где любила работать его трудолюбивая пчёлка Гарен. Она была менее целеустремленная, чем Кара, менее безрассудная, чем Денна, и менее кровожадная, чем Констанция. Над питомцами она билась дольше сестёр по эйджилу, но всегда могла похвалиться стопроцентным результатом. Гарен Рал любил за её покладистый нрав и мягкий характер. Она бывала так добра к питомцам, что они проникались благодарностью, сами того не замечая. В случае с трикстером, лорд не сомневался, она была чуть более резка, ведь обучение не терпело отлагательств, но, вероятно, он не был замучен и вполовину так сильно, как это сделала бы Констанция. Констанция. От мыслей об этой своей морд-сит, лорд Рал ощутил волну разочарования. Констанция всегда была любительницей поговорить с питомцем перед приручением, должно быть, именно это сыграло с ней плохую шутку. Её оплошности едва не стоили полутора месяцев трудов, и это ей спускать Даркен Рал не собирался.

У пыточной, где работала Гарен, оказалось пятеро стражников против привычных двоих, эта мера была вполне оправдана, так как, судя по всему, двоих не хватило, чтобы удержать пленника в прошлый раз.

При виде своего лорда, четверо д’харианцев расступились, а пятый бросился открывать двери. В замкé глухо щелкнул ключ, дверь открылась.

Ещё на входе Рал ощутил запах спутывающей эссенции. Этот препарат в пыточной не переводился. Введённый в кровь, он помутнял сознание, делая питомца более податливым и обучаемым. Использовать эссенцию было хорошей идеей.

У стены кипела работа. Пленник висел на цепях, поднятый под потолок, рубаха на нём была порвана на лоскуты и из-под них виднелись многочисленные гематомы и кровоподтеки. Лицо трикстера также претерпело вмешательства, переносица была рассечена, что говорило о том, что нос, вероятнее всего, сломан, многочисленные ссадины покрывали виски и скулы, губа лопнула. В тот миг, когда магистр вошёл в помещение, Гарен намеревалась снова ударить питомца по лицу, но, увидев лорда, остановилась.

— Мой господин, — она убрала эйджил на серебряный поднос и склонила голову.

Трикстер перевёл на Рала помутненный взгляд и ухмыльнулся.

— Мой недруг, рад видеть тебя, — голос его был по прежнему бодрым, но в этом не было ничего удивительного — божественное происхождение делало его более выносливым к пыткам и боли. И к эссенции, очевидно, тоже.

— Думал сбежать? — Даркен Рал подошёл ближе и кивнул морд-сит, чтобы та отошла. Гарен приказ выполнила беспрекословно, освобождая лорду проход к пленнику.

— Прости, что добавил проблем твоему волшебнику, — трикстер глянул с вызовом и насмешкой, хотя явно был не в тех условиях, чтобы ощущать своё превосходство.

Рал оглянулся на Гарен, которая продолжала стоять за его спиной, заложив руки за спину.

— О чем он?

Вопрос магистра морд-сит встретила смущением.

— В ходе операции по захвату пленника мы понесли потери, — ответила она, виновато опустив раскосые глаза долу. — Убито шестеро стражей внутренней армии, трём сёстрам понадобилось дыхание жизни, а ещё четверым требуется магическое вмешательство.

На последние её слова трикстер ответил ухмылкой.

— Желаю им успехов… С зельями…

Гарен насупилась.

— Вот, он такой уже четыре часа. Никакие пытки его не берут. Я даже убила его разок для профилактики, а он все равно ведёт себя так, словно мы здесь в игры играем.

В подтверждение её слов, пленник устало зевнул.

— А разве нет? Вы только и делаете, что развлекаете меня своими игрушками, будто правда верите, что ваша магия может меня хоть сколь-нибудь задеть.

Даркен Рал хмыкнул. То, как вёл себя трикстер, походило на издёвку, а он не любил, когда кто-то насмехался над ним.

— Как он сбежал? — вопрос был адресован Гарен, но асгардиец ответил на него первым.

— Я просто устал сидеть в камере. И вышел. Побродил по дворцу, но вспомнил, что ты мне обещал мою вещицу, и вернулся.

— Вещицу… — Рал привычно постучал по губам ребром сложенных ладоней. — Ты всерьёз считаешь, что я отдам тебе её?

Ответом ему послужил смех.

— А ты всерьёз считаешь, что я буду спрашивать?

Даркен Рал промолчал. Он понимал, что недооценил противника, и знал, что в чем-то, возможно, просчитался. Нет, конечно заключать союз с асгардийцем было нельзя, но рассчитывать на силы лишь одной морд-сит оказалось слишком самонадеянно.

— Удвоить охрану, — бросил он Гарен. — И пригласи в помощницы Алину. Я хочу, чтобы вы вырвали ему ребра, одно за другим, а после вырезали печень. Пусть Джиллер присутствует при ваших экспериментах, трикстер мне нужен живым. По крайней мере, пока.

Он обернулся к дверям в намерении уйти, но едкий голос пленника нагнал его.

— О, наконец хоть какое-то веселье.

Рал обернулся.

— И кляп. Закройте ему рот. Сдаётся мне, молчание станет для него худшей пыткой.

— Я могу и мычать, — с задором отозвался трикстер и замурлыкал себе под нос какую-то глупую детскую песенку.

Лорд не ответил, быстрым шагом покинул пыточную, в последний миг расслышав, как тихо зажужжал эйджил. Пленник не вскрикнул.

На душе было скверно. Как можно защищать свою страну от мятежа, когда во дворце находится самый большой мятежник из всех, и ему нельзя дать сладу?! Если бы не эта его асгардская штуковина, ради которой он затеял эти торги, они могли бы сотрудничать. Он бы и Кару запросто отдал, и десяток её сестёр впридачу. Незаменимых нет. Но вот артефакт заменить нельзя ничем, только поэтому и пришлось начать такую опасную игру. Успокаивало лишь то, что магия скрывала трикстера от Асгарда, иметь дело ещё и с его обозлёнными божественными родичами вовсе не хотелось.

Когда магистр вошёл в свой личный зал для пыток, все участники действа уже были на месте. Триана и Бердина ждали приказов у стены, волшебник перебирал инструменты на столике, а Констанция с покорным видом глядела на него со своей крестообразной дыбы. Она была изрядно потрепана: висок разбит, горло вспухло и посинело, сломанная кость руки выпирала из-под кожи. Тугие ремни перетягивали грудь женщины, а также фиксировали обе её ноги и здоровую руку. Сломанной она и при желании не смогла бы себя освободить. Только вот и мысли такой она не допустит, Даркен Рал знал это. Любая из его морд-сит послушно снесет любые наказания.

Рал жестом приказал закрыть дверь с другой стороны. Очень нескоро он собирался покинуть это место. Усталость как рукой сняло, когда ладонь занял привычный кинжал.

— Упустила питомца, значит? — магистр подошёл к дыбе, задумчиво почесывая остриём кинжала подбородок.

Констанция что-то нечленораздельно прохрипела, но это было даже не словами, а скорее стоном.

— Она не может говорить, мой лорд, — предупредил Джиллер. — Как только я восстановлю свой хан…

— Как только ты восстановишь свой хан, — перебил его Даркен Рал, — я хочу, чтобы ты сделал так, чтобы Констанция никогда больше не смогла говорить. Её излишние разговоры всегда вредили делу.

С удовлетворением лорд заметил, как в страхе расширились глаза приговоренной морд-сит. Жалости к ней не было. Она подвела, он наказал.

— А теперь, мои милые, — он коротко кивнул на дверь. — Отойдите подальше, я желаю говорить с ней лично.

Его кинжал взметнулся вверх, на что Констанция лишь покорно зажмурилась.

* * *

Дни сменялись днями, одна пыльная дорога — другой. Бесконечность встречных деревень и людей, гостеприимных и не очень, и вот мы, наконец, достигаем крошечной деревеньки близ Ферфилда. Эти земли враждебны Д’Харианской империи, и я не удивлена, что Первозданная Неодаренная скрывает шкатулки именно здесь. Ворон Джиллера, задающий нам направление на пути, делает круг над деревней и, громко каркнув, улетает.

— Рассредоточиться, — командует Далия. — Найти шкатулки.

Д’харианцы спешиваются и, обнажив мечи, бросаются к ближайшим домам.

— Победа близка, — слышу я довольный голос сестры по эйджилу. — Ты рада?

Я отвечаю ей коротким кивком.

— Я рада.

Это и правда, и нет. Я, конечно, рада тому, что очень скоро война со Срединными Землями подойдёт к концу, но меня тревожит мой сон, который я видела десять ночей назад. Мне не должно быть дела до глупых ничего не значащих картинок, и даже если в чем-то они правдивы — что мне с того, что сказал мне Локи? Его неодобрение не должно меня беспокоить, как и то, что это, по его словам, была последняя наша встреча. Не должно беспокоить. Но беспокоит.

Со стороны деревни доносятся первые крики. Глупые селяне обычную проверку воспринимают так, словно их пришли убивать. Поднимают гвалт на ровном месте. Ничего не меняется, лишь солнце бесконечно продолжает свой путь по небосводу, а дураки остаются дураками.

— Чем займешься после победы?

Мой вопрос Далию удивляет, но правда в том, что меня он удивляет не меньше.

— Как — что? — она подозрительно косится на меня и нервно смеётся. — Буду обучать пленников, мир ещё исправлять и исправлять. А что — у тебя какие-то другие планы?

В том-то и дело, что на какой-то нелепый миг мне подумалось, что я могла бы отправиться путешествовать, повидать мир за морем, свести новые знакомства. Только всё это глупости, не несущие никакой пользы и смысла. Откуда эти бредовые мысли в моей голове — ума не приложу. Знаю только, что они мятежные и, по меньшей мере, странные.

— Нет, разумеется, у меня других планов нет. — Очередные задания, очередные питомцы. Всё как всегда.

Всё как всегда. Как одиннадцать лет до этого. Вот только отчего-то сейчас этого кажется мало.