Тёмная сторона луны (джен)

Мальсибер появился часа через два — в чёрном смокинге и с ярким, незнакомым Поттеру цветком в петлице.

— Рад вас видеть, — сказал он, протягивая руку сперва Гарри, а затем и Скабиору и подсаживаясь к ним за стол. — Мне потом на пару часов нужно будет в казино — а затем продолжим, если вы не против, — пояснил он свой наряд.

— В казино? — переспросил Скабиор.

— Буду рад, если вы составите мне компанию, — тут же предложил Мальсибер. — Мистер Поттер, вы хотели меня видеть?

— Просто хотел расспросить о новостях, — отозвался тот. — Мистер Винд мне всё в целом рассказал, так что я просто спрошу вас о прогнозе приговора. И назвать дату суда, — вспомнил он — и ведь чуть не забыл же едва ли не самое главное! — Суд назначен на двенадцатое, в полдень. Это понедельник — и до полнолуния останется три дня.

— Аконитовое начинают за неделю, — сумрачно сказал Скабиор. — Оно здесь вообще есть?

— Есть, конечно, — кажется, Мальсибер удивился. — Я вам принесу — восьмого августа, я верно понял?

— Да, восьмого. Я заплачу, — сказал Скабиор с нажимом.

— Как скажете, — не стал спорить с ним Мальсибер. — То есть у нас почти двенадцать дней ещё? — спросил он Поттера. — Это же отлично! Тогда, думаю, я всё успею — и у мистера Винда есть отличные шансы на оправдание.

— Да не оправдает меня никто! — почему-то очень зло возразил Скабиор. — Там восемь человек погибло — да пусть даже магглов!

— Оправдают, — возразил Мальсибер. — Если поймут то же, что и я.

— Это вряд ли, — буркнул Скабиор.

— Я думаю, — продолжал Мальсибер, говоря теперь скорее с Поттером, — что некоторое ментальное воздействие всё же было. Но искали ведь Империо — а здесь другое.

— Что именно? — а вот это уже вправду был шанс. Гарри даже подался вперёд.

— Эту мысль — убить тех магглов — ему «подбросили», — продолжал Мальсибер. — А мешающие мысли — о доме, обо всём, что могло бы помешать ему, заставив сомневаться… я хотел бы сказать «стёрли» — но нет. Тот, кто сделал это, умён и отлично знает, что и как видно при легиллименции — так что он их не стирал, а просто отодвинул, «выцвел», «выбелил» или «истончил»… не знаю. В общем, сделал малозначимыми и задвинул на задворки, спрятал среди остальных, низведя до обычных бытовых вопросов вроде «что поесть на ужин». Плюс сила внушённого желания — этого вполне может хватить для оправдания. А тот факт, что мистер Винд пил аконитовое, можно будет обернуть ему на пользу, — Мальсибер улыбнулся.

— По-моему, наоборот, — возразил Поттер. — Раз пил аконитовое — значит, собирался сознательно нанести как можно больший вред, а потом сбежать.

— Тут как повернуть, — возразил Мальсибер. — Можно так — а можно и наоборот. В том смысле, что вот видите — в тех сферах, на которые воздействия не происходило, подсудимый — человек вполне ответственный… если вы, конечно же, обычно его пьёте, — произнёс он полувопросительно, обратившись к Скабиору.

— Обычно нет, но сейчас пью — моя дочь беременна, — ответил тот. — Кто-нибудь один должен быть в сознании.

— Видите? — довольно спросил Мальсибер. — Это говорит в его пользу, а не против. По крайней мере, может говорить.

— Может, — кивнул Гарри.

Новости и вправду были хороши, но обнаруживать свою радость в присутствии Мальсибера ему не хотелось. Так что он просто сдержанно кивнул и, поблагодарив Мальсибера, поднялся.

— В общем-то, я только начал, — сказал тот, тоже вставая. — Времени достаточно — я уверен, я успею. Если я узнаю что-то важное, я тут же свяжусь с вами.

— Буду вам признателен, — вежливо ответил Гарри. — Последний вопрос: вы случайно не узнали, где может находиться палочка мистера Винда?

— Так я не искал, — слегка удивлённо сказал Мальсибер. — Обещаю посмотреть сегодня — и, как только что-нибудь найду, дам вам знать.

— Спасибо, — Поттер слегка склонил голову. — А теперь я хотел попросить у вас Омут Памяти — мне хотелось бы показать кое-кого мистеру Винду и обратить ваше внимание на некоторых персонажей.

Пока Мальсибер ходил за Омутом, Поттер со Скабиором молчали. Впрочем, тот вернулся быстро — и, когда Гарри положил туда воспоминание с тем самым оборотнем и её образ поднялся над чашей, лицо Скабиора стало мрачно-хищным.

— О да, — медленно проговорил он. — Я её очень хорошо знаю.

Больше он ничем помочь не смог — собственно, он даже не смог подсказать, где её найти, но, по крайней мере, стало ясно, что Хадрат, как он её назвал, не случайный персонаж.

Хотя, сказать по правде, вопросов это опознание породило больше, чем ответов.

Что же до Мальсибера, то тот, едва глянув на продемонстрированные ему образы, кивнул и подтвердил, что тоже именно их рассматривает в качестве главных подозреваемых. Впрочем, больше ничего толкового он пока что не сказал, пообещав, впрочем, сразу же связаться с Поттером, если вдруг отыщет что-нибудь, что помогло бы их поймать.

На этом и простились — и Мальсибер взялся проводить Поттера к ждавшему его Малфою, пообещав Скабиору вернуться через пару часов.

Когда они ушли, Скабиор так и остался сидеть за столом, на котором одиноко стоял пустой стакан из-под воды. Он взял его в руки, покатал в ладонях — и, поставив вновь на стол, уставился в окно, выходившее на свежую лужайку, покрытую яркой молодой травой. Через улицу был виден другой дом, по двору которого прыгали три небольшие птицы, напоминающие воробьёв.

Скабиор вздохнул и потёр виски. Так отчаянно, как прежде, умереть ему уже не хотелось — но и жить желания особенного не было. Ну, допустим, его даже оправдают — но ведь дальше нужно будет что-то делать. Вряд ли он по-прежнему останется распорядителем в фонде — вне зависимости от приговора он всё-таки убийца. Нет, конечно, фонду нужен кто-то чистый, это правильно. Но что будет делать он? Как минимум — чем зарабатывать на жизнь? Вернётся к старому? Почему-то эта мысль вызвала у него тоску. Надо же, как он, оказывается, привык уже и к фонду, и к своей роли в нём. Спасатель, тоже мне…

Он вдруг понял, что разочарован. До смерти разочарован сам в себе. Наплевать сто раз, что там ему внушали — он же был не под Империо. Значит, понимал, что делает — да конечно, понимал. Да пусть даже сто раз его мысли кто-то там куда-то спрятал, истончил, он же всё равно мог думать! Мог — но почему-то с лёгкостью поддался. Хорошо, конечно, что эти желания ему не принадлежали, но почему он просто не сел и не подумал головой? Мало ли, чего ему хотелось! Он же ведь умеет говорить себе «нет» — так, по крайней мере, он всегда о себе думал. Нет и всё — и ничего бы не было. Уж не говоря о том, что если б он подумал, то наверняка бы понял, что с ним что-то не так. Когда ему вообще было дело до магглов? Ладно бы волшебники — тех он ненавидел, но чем магглы помешали?

Он так глубоко погрузился в эти мысли, что даже не услышал шагов вошедшего Мальсибера и обратил на него внимание, лишь когда тот поздоровался.

— Знаете, что меня больше всего бесит в этом? — спросил у него Скабиор. И, когда Мальсибер качнул головой, ответил: — То, что это были магглы! А меня это ни на миг не удивило. Будто так и надо! Я всю жизнь ненавидел волшебников — но о них я даже не подумал!

— Вам внушили… — начал было говорить Мальсибер, но Скабиор отмахнулся:

— Но мозги-то у меня работали! Я же даже не спросил себя, почему на них зациклился! Да мне в жизни дело не было до этого Статута!

— Многие волшебники считают унизительной необходимость прятаться от магглов, — заметил Мальсибер.

— Так то волшебники! — воскликнул Скабиор в запале. — Я-то тут при чём?

— А вы кто? — Мальсибер улыбнулся.

— Оборотень, если вы не в курсе, — язвительно ответил Скабиор. — Вам не сообщили?

— Ну так оборотень — это же волшебник, — с откровенным удивлением проговорил Мальсибер и добавил: — Ну чуть больше, чем волшебник, но в данном случае это, на мой взгляд, не существенно — Статут-то вас и нас касается одинаково.

— Оборотень — это не волшебник, — отрезал Скабиор.

— Почему? А кто же? — удивление с лица Мальсибера так и не сходило, и Скабиора это только злило:

— Оборотень — это оборотень, — отрезал он. — Получеловек-полузверь.

— Магглы тоже люди, — возразил Мальсибер. — Послушайте — оборотнем может стать только волшебник, маггл от укуса погибает. И вы ведь не лишаетесь волшебной силы — я, правда, плохо разбираюсь в этом, но я думал, что в этом оборотни при обращении не меняются. Вы же ведь колдуете? Нет?

— Да, — неохотно согласился Скабиор. — Вы к чему ведёте? — спросил он довольно резко.

— К тому, что оборотень суть волшебник — но с особенностями, — сказал Мальсибер терпеливо. — В общем-то, в некотором смысле вы ведь сильнее — особенно теперь, когда есть аконитовое зелье, позволяющее сохранять сознание и в зверином облике — и уж точно здоровее нас.

— Что ж вы нас тогда не любите? — спросил Скабиор, ловя себя на том, что задаёт этот вопрос и в целом ведёт весь этот разговор, словно по привычке.

— Завидуем, наверное, — Мальсибер засмеялся. — И потом, ксенофобию никто не отменял: магглы нас боятся, а мы — вас… надо же кого-нибудь бояться. Ну и прежде страшно было стать таким, как вы — и однажды, потеряв себя, навредить родным, к примеру. Люди вообще боятся тех, кто чем-то резко отличается от них — особенно если этот кто-то может быть действительно опасен. Но всё это не отменяет того факта, что оборотни получаются из волшебников и на их волшебную силу оборотничество не влияет. Значит, вы волшебник, — резюмировал Мальсибер.

— И к чему всё это? — неожиданная тема почему-то безмерно раздражала Скабиора, сдерживавшегося уже с видимым трудом.

— К тому, что вы волшебник — и, как многие из нас, вряд ли любите Статут, — вернулся Мальсибер к тому, с чего они начали этот странный разговор. — Возможно, эта неприязнь не особенно сильна и обычно вы о нём не думаете — но она присутствует. Я видел. Её мало — но они за это зацепились, и им оставалось лишь усилить это чувство и вытолкнуть его наверх.

— То есть, — медленно проговорил Скабиор, — я на самом деле всё же виноват.

— Нет, — покачал головой Мальсибер. — Я проверю — например, как раз сегодня можно это сделать — но, насколько я понимаю, это чувство в вас никогда не было хоть сколько-нибудь сильным. Так… Что-то вроде неприязни к нудной болтовне редко видимого родственника, с которым вам приходится встречаться на торжественных обедах. Раздражает, да — но вряд ли в вашей голове даже во время самых длинных монологов рождаются серьёзные мысли об убийстве. В рамках этого сравнения эту вашу неприязнь увеличили до ненависти — а потом добавили идею решить проблему кардинально. Вы бы сами в жизни не дошли до этого — даже не подумали бы в эту сторону. Я не вижу здесь вины.

— Не знаю, — Скабиор глубоко вздохнул. От слов Мальсибера, как бы он к нему ни относился, дышать стало легче — а ещё внутри проснулась слабая надежда: вдруг он в самом деле невиновен? Вдруг действительно весь этот ужас — просто плод воздействия, и сам он ни при чём? — Но ведь я же понимал, что делаю, — повторил он то, что твердил уже не раз, жадно вглядываясь в лицо сидящего напротив человека.

— Не совсем, — сказал Мальсибер почти то, что Скабиор так жаждал от него услышать. — Вы, конечно, понимали, что вы делаете, но не думаю, что в тот момент были способны объективно оценить реальность. Если вы кого-то очень сильно ненавидите, эта ненависть однажды может заслонить весь мир — и тогда всё остальное будет вам казаться попросту неважным. Вам покажется, что всё это не стоит цели — уничтожить то, что вам мешает. Так становятся фанатиками — только в вашем случае это сделали извне. Понимаете, — продолжал он, на удивление спокойно позволяя Скабиору пристально себя разглядывать, — чем проще и привычней чувство — тем легче раздувать его. Сложно довести кого-то до того, чтобы он терпеливо объяснял, к примеру, всем желающим и нежелающим правила грамматики — но легко заставить человека, например, преследовать кого-то. А из ненависти или от любви — не так уж важно. В принципе, желание убить — достаточно простое и, насколько я могу понять, из древних наших чувств. Значит, его просто вызвать — мы все подсознательно такое допускаем. Вы ведь убивали? — просто спросил он.

— Убивал, — сам удивляясь, до чего легко ответил Скабиор.

— И при этом делали это сознательно, — утвердительно сказал Мальсибер. — А заставить человека повторить уже однажды сделанное в разы проще, чем принудить к новому. Вам же ведь и драться доводилось — чтоб до пелены в глазах?

— Доводилось, да, — Скабиор теперь смотрел на собеседника почти заворожённо.

— Значит, всё, что было нужно — просто вытащить воспоминание об этом и направить, куда нужно. Не осознанное, — добавил Мальсибер, — чувственное. И наверняка вам доводилось ненавидеть не просто человека, а определённую группу людей, объединённых каким-то общим признаком. Доводилось?

— Да, — Скабиор сжал край столешницы.

— В таком случае задача стала ещё проще: оставалось просто напомнить вам всё это, а потом направить в желаемую сторону. И всё. Правда, это только звучит просто, — добавил он. — На деле это может очень мало кто… это непростая магия — и очень тонкая. Тем более что сделано всё это идеально — настолько аккуратно, что мне приходится смотреть порой десяток раз, прежде чем я начинаю видеть.

— Вы тоже так умеете? — Скабиора передёрнуло.

— Умею, — спокойно кивнул Мальсибер. — Но давным-давно не делаю… если б делал — нам бы с вами было проще.

— Можете мне показать? — пересохшими от волнения губами спросил Скабиор. — Как это сделано?

— Надеюсь, — вздохнул Мальсибер. — Это тоже сложность: мне ведь нужно будет всё это продемонстрировать Визенгамоту. И я пока не очень понимаю, как. Так что я как раз хотел вас попросить выступить в роли условного члена Визенгамота. Вы не против?

— Нет, — Скабиор с удивлением понял, что у него уже ноют так всё и сжимающие несчастную столешницу пальцы.

— Спасибо, — Мальсибер улыбнулся и сказал: — А теперь, если вы не против, предлагаю поработать.