Взаимовыгодное предложение (гет)

Миссис Снейп на удивление была оптимистична: она постоянно твердила, что все будет хорошо. Вполне уверенные прогнозы давал и адвокат Снейпа, который, наконец, нашел время и выбрался в Спайдершир. Северус не возражал, но все равно находился в некоем напряженном ожидании. Так бывало, когда он мучительно просчитывал ход противника, но никак не мог вывести единого знаменателя. Миссис Снейп же искренне переживала, видя эти внутренние метания супруга, но все что ей оставалось делать — это повторять ему изо дня в день, что все будет хорошо. В один из дней Северус несколько иронично заметил:

— Вы не читали Вольтера?

— Его «Кандида, или Оптимизм»? — с улыбкой уточнила Гермиона, прекратив терзать клавесин. Получив утвердительный кивок, она хихикнула. — Конечно. А почему вы вспомнили именно эту книгу?

— Не знаю, — полковник сделал глоток кофе. — Как-то пришло на ум, что при всей разумности я мало чем отличаюсь от Кандида.

Миссис Снейп задумчиво нахмурилась.

— Но даже злоключения Кандида закончились, — отметила она.

— И при этом рядом с ним всегда был кто-то, говоривший, что оптимизм — это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо.

— Мне кажется, вы утрируете, — миссис Снейп перелистнула ноты. — Все, что случилось с Кандидом, произошло по его вине.

— То есть вы утверждаете, что наш случай это горе от ума? — мистер Снейп мрачно забавлялся.

— В вашем горе уму, — сухо парировала миссис Снейп, недовольная таким настроем супруга. — И если снова обратиться к приснопамятному Кандиду, то его случай доказывает, что нет ничего невозможного.

— Вы про старуху? — хмыкнул Северус. — Как там… все ее рассказы начинались: «хоть у меня и ползада…»?

Гермиона невольно фыркнула, слыша интонацию мужа, донельзя выразительную и ироничную. Этот момент в книге и смешил, и обескураживал одновременно.

— Достаточно вспомнить конец, где он все же обрел дом и стал возделывать свой сад, — отметила она. — Разве это не достижение — обрести покой?

— С одной стороны да, но Вольтер бы с вами не согласился.

— Это еще почему? — нахмурилась миссис Снейп.

— Сад в понимании сего ученого мужа — это душа, которую ты должен всегда избавлять от сорняков злонравия и сажать ростки добродетели, — нарочито менторским тоном пояснил Северус.

Гермиона глянула на него поверх нот, не скрывая своего скептичного отношения к сказанному.

— Мистер Снейп, а вы не переобщались с преподобным Альбусом?

Северус лишь усмехнулся и пригубил остывший кофе, оставив этот вопрос без ответа. Хотя ради справедливости стоило пояснить, что данный философско-литературный опус высказал в свое время его учитель по философии, а после и подтвердил мистер Грейнджер с литературоведческой точки зрения.

Впрочем, к философским диспутам мистер Снейп был равнодушен — понимая механизмы логики и риторики, он не получал удовольствия от этого словоблудия, считая эпитеты, аллюзии и сентенции излишними. Но, увы, судебные прения были построены именно на раздражающих законах риторики, из-за которых дело могло решиться в неблагополучную сторону в мгновение ока. Полковник знал цену каждому слову, потому как в свое время его судьба решилась благополучно благодаря нужным словам и, безусловно, знакомствам. Миссис Снейп, к сожалению, не имела об этой системе ни малейшего представления, несмотря на то, что познала вкус предательства и неверного слова. Излишне волновать супругу Северус не хотел и потому помалкивал, тая мрачную меланхолию и предоставляя жене обманываться радужными ожиданиями.

Инспектор Грюм сообщал короткими письмами о ходе дела, и Северус между строк видел негодование и недоумение этого честного человека, который пребывал в полной уверенности, что такие улики не дадут свершиться неправедному суду. Адвокат учтиво отписывал обо все переносящемся слушании, что в конце концов крайне раздражало Снейпа. Так однажды он небрежно отослал Шелдона, дав ему какое-то бестолковое поручение, и проигнорировал новую пьесу супруги для клавесина.

Траур уже закончился, и пришло время возвращаться в Визардшир, тем более, к чете Снейп оказывалось претившее Северусу внимание, что и отразилось в его нетерпении относительно переезда. Миссис Снейп с удивительным пониманием и терпением отнеслась к сумрачному настроению супруга. Она ни словом не упрекнула его за то, что на ее плечи легли основные заботы по переезду, как и не держала обиды за некоторую холодность со стороны супруга.

Гермиона поправила плотное покрывало на клавесине и несколько сентиментально похлопала по закрытой крышке инструмента, затем по-хозяйски огляделась в гостиной, которая снова была вся задрапирована. Смутное чувство дежавю охватило миссис Снейп, и она поежилась, вспоминая недавний траур и невольную привычку к нему. Дом она покидала без прощаний и обещаний кому-то вернуться и писать письма. Впрочем, возвращение все равно предстояло, так как дом нуждался в уходе и частичном ремонте. Сжав покрепче сумочку, миссис Снейп оправила жесткие складки на своем темно-лиловом платье и решительным шагом вышла из дома. Супруг привычно помог ей забраться в наемный экипаж, она в последний раз глянула на темные окна-глазницы и откинулась на сиденье. Предстояло возвращение в Визардшир.

— Вы не получали писем от адвоката? — аккуратно спросила Гермиона, когда экипаж тронулся.

Северус хмуро глянул на нее и кивнул.

— Возможно, мне придется сразу по приезде отлучиться в Лондон, — все же ответил он.

Миссис Снейп лишь вздохнула, она разделяла опасения мужа насчет затягивания судебного процесса, а также внутренне готовилась быть свидетелем по их делу.

— Значит, мне не распаковывать чемоданы?

— Мои нет, — был короткий ответ. — Свои можете разбирать и обустраиваться в Визардшире.

— Но…

— Вы нужнее там, миссис Снейп, — из уст Северуса это звучало как приказ. — В школе для фермерских детей почти не ведутся уроки из-за отсутствия преподобного Альбуса и... моего.

Гермиона невольно смешалась:

— Я… я не смогу вас заменить.

— Я знаю. Меня пока подменяет ваш отец. Он немного знаком с моим профилем, теоретически, конечно. Вы… же пока могли бы заменить мистера Грейнджера.

— О… понимаю, — поджала губы Гермиона, невольно отметив ответственный подход мужа даже к образованию фермерских детей.

Странно, что родители в своих письмах ни словом не обмолвились об этом. Мистер Грейнджер поступил благородно и самоотверженно по отношению к другу и к дочери, позволив им заниматься своими делами. Она вспомнила, как отец самозабвенно рассказывал об истории и литературе, как одухотворенно менялось его лицо, стоило ему начать говорить о столь любимых предметах.

— Хм… вы мне льстите. Я не сравнюсь с отцом, — все же отметила Гермиона. — И… наверное, отец не хотел нас тревожить, раз не написал об этих трудностях сразу.

— Во-первых, траур не позволял нам выйти в свет. Во-вторых, до Визардшира приличное расстояние, которое быстро покрывается лишь ездой верхом. Вы ездите верхом, миссис Снейп? — отметив отрицательный кивок со стороны супруги, Северус продолжил. — В-третьих, погода долгое время не благоприятствовала.

Миссис Снейп была вынуждена признать правоту супруга, но к своему стыду она ни одного дня не задумывалась о школе, где давали уроки ее отец и муж. Попросту дела семьи и собственные переживания не дали даже проблеска такой мысли, эти же мысли позволили быстрее и легче переварить траур.

— Если у вас нет желания… — Снейп по-своему истолковал ее молчание.

— Нет-нет! Я готова помочь! — запротестовала Гермиона.

Взгляд мужа потеплел, когда она с ободряющей улыбкой сжала его руку. Северус аккуратно сжал ее пальцы в ответ, чем смутил свою жену:

— Спасибо, миссис Снейп. Вы — настоящее сокровище.

* * *

Предчувствие не обмануло Снейпа — стоило ему переступить порог дома, как через пару дней его настигло срочное письмо от адвоката, который просил явиться в Лондон не позднее указанного в извещении дня. Гермиона настаивала, чтобы он взял с собой Шелдона, и Северус уступил ее просьбе. Пообещав напоследок Северусу, что присмотрит за его любимцами и поможет школе, а также непременно будет ждать его писем, миссис Снейп осталась одна.

В этот раз ей было спокойнее на душе: не было траура, не было страха, только несколько тревожное ожидание подтачивало ее уверенность в благополучном исходе.

Гермиона вела хозяйство уже по установившемуся, привычному после траура порядку. До замужества она не мыслила себя полноправной хозяйкой, самостоятельной и самодостаточной женщиной. Но Северуса рядом не было, и не на кого было безоглядно положиться. В ее режим дня бесцеремонно вклинилась и школа, заставив изменить время подъема, а так же сборов. Не обходилось и без некоторого опоздания, но вскоре миссис Снейп приноровилась и всегда выходила из дома вовремя к ожидавшему ее отцу. Мистер Грейнджер с легкой насмешливостью касался своей шляпы, протягивал руку и широким шагом направлялся по проторенной дороге.

— Может, переберешься к нам? — в который раз предложил он, памятуя о любви своей дочери к поздним подъемам. — Будет не так скучно, да и время сэкономишь.

Миссис Снейп покачала головой, глядя на природу, понемногу избавлявшуюся от зимних оков. Казалось, сам воздух переменился, стал неуловимо теплее, а снег просел на пару дюймов.

— Отчего же? — продолжал упорствовать мистер Грейнджер. — В конце концов, достаточно того, чтобы дом вовремя отапливали и все…

— Собаки, — коротко ответила его дочь, повернув к нему голову.

— Что? — переспросил он. — Я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.

— Собаки, — с самым невозмутимым видом повторила Гермиона. — Бади и Тоби не любят одиночества, и о них нужно позаботиться.

— М-м-м… — мистер Грейнджер немало смутился этим аргументом. Особенно его поразила реакция дочери, которая очень уж резко и необоснованно прониклась любовью к собакам. Пусть даже таких вышколенных и примерных, как у полковника. — М-мы… пожалуй, могли бы найти им место.

— Не стоит, — с легкой улыбкой отвечала она, поражая отца все больше и больше. — Боюсь, им не понравится такая смена мест, да и шерсть… мама не перенесет столько шерсти в гостиной.

— М-м-м… а разве Живоглот не линял так, что можно было бы при желании сделать из его шерсти манто? — усмехнулся мистер Грейнджер.

— Живоглот — кот, папа́, — был простой аргумент. — Он не очень активен в силу своей природы и менее остро реагирует на смену места. Собаки же… ну, такие, как колли и флет ретривер, требуют внимания и движения.

— Они могли бы жить во дворе, — он растерянно пожал плечами. — Там и простор, и общение…

— Папа́!

— Просто не понимаю, откуда столько любви и заботы к этим псам! — легкое возмущение все же прорвалось в голос мистера Грейнджера. — Они же ничем не примечательные охотничьи собаки!

— Вот поэтому им нельзя жить во дворе, — обезоруживающе похлопала его по руке дочь. — И пока нет полковника Снейпа, кто-то же должен о них позаботиться, например, вовремя выгулять, занять их досуг, накормить и...

Мистер Грейнджер сделал какой-то неопределенный жест рукой, более не решаясь заговорить с дочерью на эту тему. В конце концов, это довольно невежливо указывать своей взрослой совершеннолетней и к тому же замужней дочери, кому оказывать предпочтения, кого любить и о ком заботиться, пусть это даже собаки мужа. Мистер Грейнджер предпочитал не думать о том, что Гермиона прониклась чувствами к мистеру Снейпу, все-таки он порядочный джентльмен, и его мало интересуют всякие сантименты.

Вопреки волнениям миссис Снейп, ученики восприняли смену ролей спокойно — мистер Снейп отсутствовал уже несколько месяцев, за что многие школяры были несколько благодарны судьбе за такой «подарок». Гермиона попросила отца не присутствовать на уроке, а на недоуменный взгляд отца позволила себе хитрую улыбку. Мистер Грейнджер решил не противиться и даже пообещал выслушать ее предложение насчет уроков, связанных с искусством.

Гермионе было интересно услышать о муже из уст учеников. Все же кто, как не дети правдиво расскажут о человеке своим искренним и незамутненным взглядом? Она видела настороженность, с какой смотрели на нее ученики, пытаясь соизмерить ее внешность и фамилию — Снейп. Видела интерес, с каким ее слушали, когда она представлялась и знакомилась с классом. И чувствовала всей кожей напряжение, которое вынуждало держать лицо, контролировать голос, отдавать отчет каждому слову.

— Мэм, а можно личный вопрос? — поднял руку ученик.

Гермиона несколько стушевалась, но сумела сохранить независимый вид и нейтральный тон в сухом кивке.

— Конечно.

— А почему так долго отсутствует мистер Снейп?

Она ожидала этот вопрос — отец предупредил ее, предложив между делом представить ее как мисс Грейнджер. Но Гермиона отказалась, посчитав эту идею детской — в окрестностях Визардшира, а также в ближних предместьях соседнего Спайдершира не было людей, которые бы не знали полковника и семью Грейнджеров. И все же ей понадобилась минута на раздумия, а затем ответ прозвучал как можно более нейтрально, чтобы дать понять, что личные вопросы не всегда тактичны. Ученики удовлетворились короткой и емкой формулой и приступили к обсуждению «Похвалы глупости» Эразма Роттердамского.

Миссис Снейп не ожидала, что данный текст заинтересует учеников, но отец старался придерживаться классической программы, характерной для пансионов и закрытых школ. Вопросов было больше, чем ответов, и Гермиона предложила пойти по более простому пути — читать и обсуждать произведение походя. Держа в руках книгу и вслушиваясь в нестройное чтение, Гермиона вспомнила, что в один из вечеров до свадьбы Снейп читал именно эту книгу в узком семейном кругу…

Было странно осознавать это незримое присутствие Северуса в мелочах: в прочитанной книге, которую хотелось с ним обсудить; в случайно услышанном обращении, простом упоминании о нем; в питомцах, что ожидали дома; в классном журнале, где многие записи были сделаны его рукой; в папке с конспектами, что хранила все нужные записи к уроку; даже в прощании, в котором отчетливо слышалось «мистер Снейп»…

Северус был в мыслях, полных ожидания и простого волнения, логичного и закономерного. Заходя в пустой тихий дом, миссис Снейп понимала, что чего-то не хватает, чего-то уже привычного и незыблемого для ее бытия, и потому старалась отгонять от себя дурные мысли. Именно так она объяснила свой порыв сесть за стол и написать мистеру Снейпу письмо.

Перо замерло на полуслове. Гермиона нахмурилась, всерьез задумавшись: как же обратиться к мужу? Вся трудность заключалась в том, что она не писала ему до этого писем — скорая свадьба избавила ее от необходимости проходить приторно-эпистолярный период ухаживаний.

«Мистер Снейп» — донельзя официально. «Дорогой» — банально. «Милый» — может навести на беспочвенные подозрения в кокетстве. «Северус»… слишком просто.

Чернила уже испачкали лист, и пришлось взять другой. И тут миссис Снейп задумалась: а как же ее называет муж?

Чаще всего можно было услышать «миссис Снейп», в особо редкие минуты «Гермиона», но не более. Всему этому она мало придавала значения, подавленная и раздосадованная замужеством. Теперь оказалось, что даже такая мелочь имеет огромное значение! Этим нужно было заняться ей со всей женской изобретательностью, которая и рождает всякие парные и нежные прозвища возлюбленным: птичка и птенчик, котик и киска и прочий милый вздор, который годится для личного письма. А сейчас миссис Снейп ломала голову, не зная, как начать.

В корзине уже было несколько вымаранных листов, в которых никак не могло появиться начало. Гермиона уже порядком устала, перебирая десятки вариантов, что могли бы подойти к фигуре мужа, которая по-прежнему вмещалась в емкое выражение «полковник Снейп». Взгляд, брошенный на книгу на краю стола, заставил ее улыбнуться и аккуратно с приличествующими завитушками написать следующее:

Мой дорогой Северус…

Гермиона представила лицо Снейпа и продолжила в невинном и миролюбивом тоне описывать будни в школе, а также свой досуг, из которого исчезло привычное ей музицирование. В конце она позволила себе сравнение мужниного дела с рыцарским подвигом, а после выразила надежду на скорое завершение дел.

Затем письмо было аккуратно упаковано в конверт и передано на почту ранним утром следующего дня. Порой Гермиона вспоминала свой пассаж насчет рыцарских романов, неизменно смущалась, считая это дурновкусием, и с замиранием сердца ожидала сухой ответ.