Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

Морд-сит учат быть бесстрашными, бесчувственными, холодными. Далия — идеальная морд-сит в этом плане. То, с каким хладнокровием она подносит факел всё к новым и новым соломенным крышам — профессионально и правильно. Сестра по эйджилу — образец той карающей длани, которой должна быть каждая из нас. В себе я ощущаю иное — неподчинение, сомнение — я поломалась. За это я ненавижу Локи, ведь именно он пошатнул мою уверенность в делах лорда Рала. Я-то считала, что сильнее его внушений, но он действительно изменил меня не в лучшую сторону. Он прав — мы не должны больше видеться, он пагубно влияет на меня. Как только всё будет завершено и в Срединные Земли вернётся мир, я переведусь в самую отдалённую башню морд-сит, а быть может, даже попрошу Далию повторить моё обучение. Не голод и крыс, а очищающую боль. Так будет правильнее всего. Я — Кара Мейсон — одна из лучших морд-сит лорда Рала, должна оставаться таковой и дальше.

— Готова? — вопрос Далии застаёт меня врасплох.

— К чему?

Сестра по эйджилу смеётся так, будто я рассказала самую большую шутку.

— Как к чему — пустить эйджил в ход. — Она извлекает из петли своё оружие, неприметное и невзрачное, а на деле — маленькую смерть, и проводит им по бедру.

— Речь шла о сожжении деревни, — напоминаю я. Далия дует губы.

— Ты ханжа, Кара. Неужели нельзя поддержать меня хоть немного? Я что — многого прошу? Убьем человек десять для профилактики, никто и не заметит.

— Чума и так знатно побесновалась, — ворчу я, не скрывая своего недовольства.

Хотя, Далия права — я превращаюсь в ханжу, и это снова влияние Локи. Нет, такая Кара мне вовсе не нравится. С этим нужно срочно справляться.

— Уговорила. — Я обнажаю свои эйджилы, ощущая такое приятное покалывание в ладони. Боль — это одна из форм наслаждения, и я чуть не забыла это. А всё — дурацкий Лафейсон со своим видением мира.

Кровь на моих руках и униформе словно бы исцеляет, возвращает в то время, когда всё было легко и однозначно. Я всегда попирала человеческие слабости, в них нет пользы. Чуточку смертей, таких простых и однозначных, и я снова превратилась в привычную версию себя. Эти предатели не заслужили сострадания, они укрывали Первозданную Неодаренную, позволили ей скрывать шкатулки от лорда Рала, пособничали Искателю. Их вина была намного больше, чем тот урок, что мы с Далией им преподали. Всего-то выпотрошили десяток стариков — это одолжение, а не горе. Теперь не нужно беспокоиться о шамкающих беззубых ртах, больше на собственную жизнь останется. Вот не понимаю я, чего все так причитают и убиваются, от эйджила смерть красивая, красочная. Да, мне слышится бубнеж Локи вроде того, что «ты должна поступать своим умом, а не по велению лорда». Что ж, сейчас я не выполняю приказов господина.

За нашими играми проходит три или четыре часа, не более. Однако, уверена, Локи уже успел получить задание и отправился на его выполнение. Я готова к тому, что не увижу его больше никогда, не поговорю с ним. Иллюзия того, что нам было хорошо вместе — кончилась. Теперь каждый из нас пойдёт своим путём.

Я настроена решительно, когда набираю порошка в ладонь и бросаю его под ноги. Представляю себе башню морд-сит, и действительно оказываюсь там, когда красный дым вокруг меня исчезает. Далии рядом нет, вероятно, она задумала другое место при перемещении.

Это мой дом, которого я была лишена долгие недели, а если поразмыслить, то и месяцы. Родные стены так милы глазу. Но не из низменных привязанностей — из-за ожиданий. Новые питомцы, новые методы их обучения. Уверена, я поднабралась опыта и теперь смогу обучать быстрее и эффективнее, чем прежде.

Я нахожусь в общей комнате, и обычно здесь весьма шумно. Но не сегодня. Должно быть, лорд Рал созвал всех на совет. Мне тоже стоит заявить о своём прибытии, вот только сменю униформу и отмою руки от крови.

Покидая общую комнату, я надеюсь окунуться в привычный ритм своего быта, но вместо этого получаю весьма неоднозначную картину. На лестнице суета. Слуги бегают вверх и вниз, подобно снующим по норам мышам. Завидев меня, некоторые нервно шарахаются, но я не понимаю — виной тому забрызганное кровью лицо или их пугаю я сама? Я отлавливаю ближайшую прислужницу и хорошенько встряхиваю.

— Что происходит? Говори, что здесь за тарарам?

Прислужница бледнеет, словно я пригрозила ей пытками. Пригрожу, если она сейчас же не откроет свой рот.

— Так казнь, госпожа Кара…

Она опускает взгляд, напрягаясь так, будто я сейчас ударю её. Но мне не до ударов. Казнь. Само это слово что-то переворачивает в моей душе.

— Кого казнят?!

Мой вопрос эхом разносится по лестнице в оба направления.

Прислужница всхлипывай и снова просит не бить её.

— Отвечай, идиотка, кого собираются казнить?

— Пленника, госпожа. Мага нездешнего. Умоляю, госпожа, не бейте.

Я не бью её, я бегу. Так быстро, как могу. Вниз по ступеням, через галерею, мимо сада. Всё ниже и ниже, к площади с фонтаном, на которой у нас принято проводить казни. Я повторяю вновь и вновь, что такое просто невозможно — Локи — ценный пленник, лорд Рал не может отдать приказ о его казни. Это всё Джиллер. Коварный подлый маг, увидевший в Локи конкурента. Он забил голову господина ложью, но я открою ему глаза.

Нет, невозможно! Когда я говорила, что не хочу больше видеть его, я не имела в виду такой исход. Я не хотела видеть его рядом, а не чтобы он исчез вовсе. Он — плут и врун, и он не должен более заморачивать мне голову, но он должен жить! Должен жить!

Я перепрыгиваю через несколько ступенек, отталкиваю встречающихся на пути людей, кажется, даже вельмож. Мне всё равно. Я должна это остановить. Должна.

На площади собралась толпа, и я вижу подготовленный для казни столб. Смерть через огонь. Единственная смерть, после которой дыхание жизни невозможно. Но ещё есть время, есть! Пленника ещё нет, на площади рядом с местом казни лишь лорд Рал в компании генерала Эгримонта и Гарен.

Она ломала Локи. Я помню, об этом упомянула Триана. Если Гарен сейчас по левую руку от лорда, это значит, что он благоволит ей. Значит в обучении всё прошло гладко. Тогда почему? Почему готовится кострище? Почему знать собралась на площади?

У меня всё ещё есть надежда, что речь о каком-то другом маге. Что дура-прислужница всё перепутала. Я хватаюсь за эту мысль, потому что не могу поверить, не могу принять. Но если это правда, если лорд Рал повелел казнить именно Локи, я должна успеть поговорить с ним. Сказать, что его решение ошибочное. Я верю, что лорд Рал прислушается ко мне. Верю, что всё ещё будет хорошо.

— Кара.

Голос Далии раздается у меня за спиной, и тотчас сестра по эйджилу берёт меня за руку.

— Что происходит? — спрашиваю я, не сводя глаз с коморки палача, откуда выводят всех осуждённых перед казнью.

— Твоего трикстера казнят, — отвечает Далия, крепче сжимая мои пальцы. — Он попытался убить лорда Рала во время переговоров. Мне Триана рассказала, она там была. Говорит, набросился на господина, как дикий зверь.

Это похоже на Локи. На того, каким я его успела узнать. Несгибаемый, гордый. Выходит, обучение ни к чему не привело… Его попытка убить лорда Рала — дерзость и глупость, и если всё было так — заступиться за него я не смогу. Можно было бы снова попробовать сломать его, но времени у нас нет. Все три шкатулки в руках Ричарда Сайфера, и у господина забот хватает. Локи — потенциальная опасность, и я понимаю, что его убийство — необходимая мера в данных условиях. Мои желания не имеют значения. Даже если бы я попробовала наречь его своим супругом, это бы его не спасло. Мужчину, которого себе выбрала морд-сит, не подвергают пыткам, но предателей убивают в любом случае.

Локи убьют сегодня, и я никак не смогу на это повлиять.

— Я пойду.

Бегство — не лучшее моё решение, но я не хочу видеть казнь. Знать о смерти — одно. Хоть и косвенно, но принимать в этом участие — другое.

Далия не возражает. Хотя на прилюдных казнях должны присутствовать все, сестра по эйджилу не удерживает меня.

Но поздно. В тот миг, когда я разворачиваюсь, чтобы уходить, двери каморки отворяются, и я уже не могу отвести взгляда.

Это не бог. Не асгардиец, которым я его знала. Хоть он наряжен в свой привычный костюм, от былого Локи Лафейсона осталась лишь тень. Кожа его серая, лицо изможденное, глаза потухшие. Только что я хотела сбежать, трусливо поджав хвост перед трудностями, но вот я уже прорываюсь в первый ряд.

Локи замечает меня. Поднимает на меня свои светлые водянистые глаза. Не синие, больше не синие. На лице не отражается ничего. Ни злости, ни печали. Он — словно кукла, которая доверила себя в руки кукольника. Не живой, он уже мёртв внутри.

В ушах льётся его смех, который въелся в память со времён нашего путешествия. Этот смех в моей голове — всё, что осталось от былого. Я помню его руки, его губы, почти честную нежность его объятий. Мне невыносимо стоять здесь сейчас и смотреть, как всё рушится, превращается в пепел.

Сопровождаемый Джиллером Локи проходит мимо, механически, по инерции. Лорд Рал зачитывает приговор, но я не слышу слов. Я лишь вижу мужчину, такого важного для себя мужчину, от чувств к которому я хотела сбежать. Сейчас он умрёт и все мои чувства перестанут иметь значение. Чувства, делающие меня слабой, запутавшейся, даже немного предательницей. Та болезненная привязанность, которую я хотела обрубить.

Теперь у меня есть все шансы вернуться к привычной жизни, к прежней Каре, но я вовсе не рада этому.

Когда огонь начинает лизать его пятки, я пытаюсь убедить себя, что всё это к лучшему. Он прожил длинную жизнь, его время подошло к концу. Его глаза такие пустые, а вид такой отстранённый, что я понимаю — он смирился. А если он смирился, то почему я не должна?

Огонь делает своё дело быстро, разделяя нас друг от друга, и в какой-то момент я снова ощущаю руку Далии, сжимающую мою, но её поддержка не помогает. В моей груди совсем по-настоящему горит сердце, оно медленно умирает. Огонь забирает моё дыхание, мою жизнь.

Локи Лафейсон был близок мне. Он так был близок мне… И я очень сожалею, что он этого не узнал.

* * *

Боль. О ней Локи знал больше своих мучителей. Больше, чем кто-то мог себе вообразить. Казалось бы — царевич — что может он знать о муках и страданиях? Он — бессмертный и ловкий — боль не могла коснуться его. Она касалась. Боль не такая, которую можно увидеть — не ранения и кровь. Нет, боль намного более сильная. Та, от которой не скрыться, не сбежать. Всегда быть вторым. Быть вторым даже тогда, когда Тор в тщеславии своём творил глупости. Локи долго гадал, отчего всё так. Почему при всех его явных достоинствах он для отца всегда на втором месте. Он так пытался быть лучшим во всём, но Всеотец снова и снова отдавал предпочтение его старшему брату. Что стоит боль телесная перед болью ребёнка, который изо всех сил старался быть достойным, но не был оценен? Перед болью юноши, который понял, что будь он трижды прекрасным сыном, он не добьётся расположения родителя только потому, что он приёмный? Перед болью мужчины, чья женщина предпочла остаться рабыней своего господина, а не стать свободной с ним?! Разве после такого пытки могут хоть как-то задеть? Когда вся жизнь — пытка, может ли быть ещё больнее?

Его окрестили злодеем только за то, что он попытался взять своё. При всём уважении к Тору, но тот не был готов стать царём, не тогда. В то время как Локи мог быть и добрым, и мудрым правителем. То, что отец его стремления счёл изменой, было оскорбительно. Но чего ещё можно ожидать от Одина? Второй — всегда второй, и любые попытки стать первым не могли быть расценены никак иначе, кроме как предательство. Они привели к пафосному Сну Одина, призванному, по всей видимости, воззвать к его совести. И вовсе не его вина в том, а любовь отца к показательным представлениям. Но твердолобый Тор конечно же того не понял.

Нет, Локи не злился на брата, он любил его. Любил, принимая все его недостатки. И верил, что Тор, вопреки всему, всё же любит его хоть немного.

Но Тор не вмешался. Не появился и не разогнал скрывающие чары. Тор оставил его одного. Оставил в руках двух морд-сит, которые творили поистине ужасные вещи. Даже будучи богом, Локи признавал, что пытки чудовищны. Не болезненны, нет, такого он не боялся. Просто они были мерзкими и изощрёнными. Выматывали в край. Впрочем, это того стоило.

Локи никогда не стал бы терпеть подобного, если бы впереди не маячила желанная награда. Обвести Рала вокруг пальца хотелось страстно, да и было несложно.

Неделя пыток ослабила асгардийца. И хоть волшебник то и дело восстанавливал его здоровье, не давая умереть от истощения, но всё же сил становилось меньше.

Однако в его деле силы были не нужны, только хитрость. Всё как всегда. Когда ум настолько остёр, то вся жизнь становится приторно запланированной и ожидаемой. Неожиданной стала для него лишь Кара. Она ворвалась в его стабильный мир, перевернув его с ног на голову. С ней он начал ошибаться. Не смертельно, конечно, но он стал неаккуратным. Эта мидгардская женщина стала его слабостью. У бессмертного бога не должно быть слабостей. Жизнь смертных так быстротечна, что и думать о ней не стоит. Но Локи не мог не думать. Он ни на миг не забывал о своей истинной цели, а эйджил Гарен не давал забывать о его положении, но Кару он также помнил. Помнил непозволительно ясно.

День сменялся днём, пытки — пытками. Их было так много, что казалось — это одно бесконечно длинное истязание, в котором меняются лишь детали. Эйджил жжёт, эйджил режет, эйджил прокалывает и отрезает. Всё можно пережить, любые эксперименты над собой — Локи знал это, и лишь это позволяло ему сохранять веру в лучшее.

— Он когда-нибудь сломается?

Женщина, её звали Алина, уже теряла терпение.

— Сломаем, — уверенно пообещала ей Гарен, жестом подзывая волшебника. Локи понимал, что это значит — сейчас ему в очередной раз будут что-то отрезать. Сострить бы на этот счет, но ему закрыли кляпом рот. Мычать песни надоело в первый же день, теперь он молчал. Ненависти к мучителям не было — по Каре он уяснил, насколько зашоренные эти женщины в красном. Им можно было посочувствовать, пожалуй. Впрочем, он не обладал таким альтруистическим складом ума, чтобы переживать о судьбах этих женщин более чем пару минут.

Вот Джиллера он ненавидел. Скользкий магишка был позором всем волшебникам. По силе он не уступал своему лорду, и это странное поклонение было не просто непонятно, а унизительно.

Джиллер противно оскалился, потирая руки, Локи же крепче закусил кляп. Они не увидят его боли, он не сломается вопреки их желаниям и надеждам. По крайней мере, не прямо сейчас. Нужно было держать оборону хотя бы ещё некоторое время, чтобы потом…

Эйджил резанул плоть, посылая по телу болевые импульсы.

— Он снова синеет, — заметила Алина с некоторой долей брезгливости.

Внутренне Локи усмехнулся. Его особенность, доставшаяся от папаши Лафея, ледяного великана, часто приводила людей в ступор. Чтобы не свихнуться, нужно было находить хорошее даже в таких ужасающих ситуациях, так что его синеющее тело было своего рода якорем, который не давал ему погрузиться на дно страданий.

— Режь глубже, — сунулась с советом Алина. Она, как Локи заметил, была более нетерпелива, чем её сослуживца. Чем-то напоминала Констанцию, но не выдавала такого же восхищения при виде его крови. Возможно, она была сдержанной в силу возраста, из всех виданных им прежде морд-сит, Алина была самой старшей. Морщины покрывали её лицо и шею. Везучая — насколько Локи понял, морд-сит редко когда доживают до седин.

Он даже не мог знать наверняка, жива ли всё ещё Кара, и он злился. Потому, что продолжал думать о ней, вопреки всем обидам, но больше потому, что никак не мог проверить, в порядке ли она.

Кару следовало забыть, её нужно было оставить в прошлом, где ей и место, а вместе с этим исцелиться от всех слабостей. Но не выходило.

— Всё тщетно, — посетовала Гарен, проникая эйджилом до самой печени. — Наверное, его синяя кожа — это нечто наподобие брони.

Локи снова мысленно усмехнулся. Если бы всё было так, как она сказала, из раны не вытекала бы в таком количестве густая почти чёрная кровь. Зубы впивались в кляп до боли, но эта боль была ничто по сравнению с тем, что творил эйджил.

Велик был соблазн прекратить всё сейчас. Он мог бы, стоило только захотеть. Но план, составленный ещё очень давно, не включал в себя столь раннее освобождение.

Несколько раз заходил Рал. Ему не нравилось то, что он видел. Впрочем, он уходил раньше, чем мог составить полную картину. Но вот Рал исчез. Краем уха Локи прознал, что тот покинул Дворец. Наступало время представлений. Лицедеем он был отменным, не одно столетие он почерпывал хитрости из книг. Так что сейчас, когда эйджил Гарен прошил его насквозь дикой болью, Локи издал громкий стон. Первый стон за всё время. Он очень долго оттягивал этот миг, не хотел унижаться. Но это было необходимым элементом его плана.

— Режь сильнее, он сдаётся.

И он сдался. Он отдал им тело, позволил стонам срываться с губ, а глазам блестеть от переживаемых мук. Разум же он увёл. Туда, куда было не добраться боли. Он представил себе стены родного дома, представил любимую мать, глядящую ласково и нежно. Воссоздал в мельчайших деталях завитки её волос, морщинки у её глаз, мягкость её ладоней, когда она коснулась его лица, переливы её голоса, произносящего такое нужное «мой мальчик». Фригга была далеко, но и близко. Ближе всего живого. Ближе боли, ближе унижений.

Ему что-то вырезали, тело почувствовало это, но разум не пытался идентифицировать, что именно. Достаточно было того, что с губ сорвался очередной стон, утонувший в ткани кляпа.

В уголках губ запеклась кровь, и она также стала союзником — видимым показателем его «поражения». Всё шло по плану, вот только план был слишком сложным.

— Заканчивай, не то ему снова придётся давать дыхание жизни, — Алина недовольно нахмурилась, переступила с ноги на ногу, взглянула на лужу крови, разверзшуюся под ним. Небольшого отверстия в полу было недостаточно, чтобы скрыть все следы их деяний.

Гарен шлепнула что-то под ноги. С виду — его печень. Уже пятую печень за всё время пыток. Локи напоминал себе героя мифов, которому орёл изо дня в день выклёвывал печень только потому, что тот осмелился дать людям огонь. Мучения его, однако, носили не такой бескорыстный характер, это единственное, что утешало. Он бы совершенно точно не стал терпеть пытки во благо смертных. Тор — тот пускай заботится о каждой живой твари, Локи Лафейсон же всегда беспокоился только о себе, собственных интересах и о том образе, который создал тысячу лет назад

Он всё же умер. Он понял это, вдруг обнаружив себя лежащим на полу, спиной в своей же крови, холодной и липкой, а Гарен, наклонившись к его лицу, снисходительно улыбалась.

— Доброе утро, соня.

Судя по ощущениям, печень ему уже успели вернуть, а рот был освобождён от кляпа, чтобы принять в себя дыхание жизни.

Он умирал уже восемь раз, и два из них даже успевал разглядеть очертания подземного мира. Зелёного, мрачного мира, наполненного стонами душ. Он был асгардийцем, не простым смертным, и надолго задерживаться в этом месте он бы не стал в любом случае. Если бы на Совете было принято решение, что он достоин, валькирия отнесла бы его в Вальхаллу, а если нет — старшая сестра, ещё одна отщепенка, открыла бы для него ворота в Хельхейм. Хотя, скрытый магией Рала, он вполне мог умереть незаметно для Асгарда.

В любом случае, Асгарду даже не давали шанса прознать о его смерти, морд-сит неизменно возвращали его даже прежде, чем он мог взглянуть в глаза Хранителя.

В этот раз он не успел увидеть совсем ничего, просто выпал из реальности на миг, очнувшись уже на полу.

Это был хороший шанс для представления. Тот, которого Локи ждал вечность дней.

— Спасибо, госпожа, — поблагодарил он надрывно.

Глаза Гарен широко распахнулись от удивления, а губы тронула довольная улыбка. Такой милой Локи видел её впервые. Смуглая кожа, тонкие черты, красивые раскосые глаза. Она могла быть самой желанной невестой в своём краю. На востоке, откуда, очевидно, её украли в усладу глаз, она могла быть любящей женой, заботливой матерью. Впрочем, к ней Локи не ощущал ни капли сочувствия или жалости. Единственная из всех, чью жизнь он действительно хотел изменить, предала его. Она всегда выбирала не его. А он… Он был просто дураком, наивно полагающим, что его забота способна хоть немного ей помочь.

Алина хмыкнула, когда Гарен помогла Локи подняться, а он снова поблагодарил её.

Старшая морд-сит, вероятно, проявляла осторожность, а в следствие этого ни грамма ему не доверяла, но представление было ещё не доиграно. В планах Локи было ещё много убедительных реплик.

— Я хотела бы ещё немного поиграть с тобой, — Гарен указала рукой на крюк в потолке, Локи, выждав секунду для видимости колебаний, протянул ей руки, скованные цепями.

Лишь благодаря Джиллеру он ещё был в состоянии шевелить ими, и был очень рад, что волшебник, сам того не понимая, открывает ему дорогу к исполнению плана своими неизменными исцелениями.

— Умница.

Ладонь Гарен легла на его щеку. Почти ласково, лживо ласково. Локи ни на миг не забывал, что она с ним творила, и помнил, что вся её нежность — напускное. Кара покорила его своей честностью. Она не пыталась его сломать, потому что была умной, понимала, что не сможет. И когда ей что-то не нравилось, она прямо заявляла это. Но и Кара обманула его. Всё этот проклятый голос, который не оставлял её в покое, пока она не подчинилась. Она всегда подчинялась.

Руки снова заняли своё привычное место на крюке, отчего плечи противно заныли. Локи позволяли касаться пола кончиками пальцев, но это мало помогало. Утешала мысль, что если план сработает, висеть таким образом долго не придётся.

— Что ты будешь делать с ним? — Алина подошла ближе, избегая наступать на заляпанные кровью места, заглянула Гарен за плечо. Тело Локи было чистым и обновлённым, как кожа младенца. Джиллер настолько расстарался, что убрал даже маленький шрам со лба, который оставался у него с незапамятных времён, когда они с Тором разыгрались больше положенного, и брат, убегая, обрушил на лицо Локи косяк двери. Когда в крови пробудился хан, можно было убрать этот шрам без особого труда, но Локи не стал. Эта небольшая выбеленная полоска кожи служила напоминанием о тех временах, когда их отношения с Тором ещё были близкими и тёплыми. Но судя по случайному касанию ко лбу перед тем, как его снова водрузили на крюк, этого физического напоминания детских привязанностей больше не было.

Сейчас, находясь в сыром подземелье, Локи особенно остро ощущал сожаление, что у них с братом общение не срослось. Именно потому, что Тор считал его позором их рода, трикстер и попал сюда, в погоне за новым будущим. Таким, которое он, несомненно, заслужил.

— Начну нежно, а там — посмотрим, — Гарен перехватила эйджил в левую руку и коснулась им обнажённого торса питомца.

Локи, помня о своей роли, тихо застонал.

— Тебе больно, милый? — дружелюбным тоном поинтересовалась морд-сит.

Эйджил прожег кожу до рёбер, это, конечно же, было больно.

— Это не имеет значения, госпожа, — заискивающе ответил Локи. — Если на то твоя воля, я потерплю.

Алина лишь сильнее нахмурилась.

— Дай я.

Она перехватила оружие у сестры по эйджилу и без предупреждения ткнула им грубо и с силой во внутреннюю часть бедра.

На этот раз Локи позволил себе даже негромко вскрикнуть.

— Что ты ощущаешь? — едко задала она вопрос.

Локи не знал, как ведут себя сломленные люди, и очень надеялся, что сможет подобрать правильные слова.

— Мне больно, госпожа. Нестерпимо больно. Но и вам ведь тоже больно. Вашей ладони, бедная госпожа. Из-за меня вам приходится причинять такие муки себе.

Алина удовлетворённо кивнула, возвращая эйджил Гарен.

— Я говорила, что рано или поздно он сломается, — бросила она и ушла в дальний угол, где на маленьком столике находились фрукты и вино.

Налив себе рубиновой жидкости, Алина задумчиво покачала её в бокале и лишь затем сделала небольшой глоток.

— Неплохо, — протянула она довольно. — Дорогой, не хочешь выпить?

Вино едва ли было хорошим помощником в его намечающемся деле, но отказаться Локи не мог, нужно было до последнего изображать послушного щеночка, виляющего хвостом.

Он тихо поблагодарил «госпожу» за такую милость, и когда Алина поднесла ему бокал, сделал несколько мелких глотков. Он и при желании не смог бы сейчас выпить больше — горло пересохло до боли. Его не кормили уже целую вечность. В подземельях, куда не проникает солнечный свет, невозможно было определить, день сейчас или ночь, а потому Локи не мог и сосчитать, сколько дней и ночей он уже болтается на цепях. По ощущениям — долго. Воду ему давали вчера, это точно было вчера, потому что Гарен с Алиной еще обсуждали «как долго ему можно не давать воды, чтобы он при этом оставался в сознании». Они пришли к выводу, что его божественная сущность спокойно позволит протянуть четыре дня, но не прошло и нескольких часов с момента разговора, как он заслужил жидкое поощрение.

— Дай ему поспать.

Это дозволение Алины было похоже на благословение. Локи не спал уже целую вечность. Для асгардийцев сон играл особую роль — месяцами его могло не быть вовсе, но при ранениях и любой ослабленности иного рода сон помогал восстановиться. То, что глупые курицы ничего не знали об особенностях его тела, Локи было на руку.

— Сколько?

Вопрос Гарен заставил её напарницу задуматься.

— Полтора часа, — щедро отсыпала она, покусывая губу. Эта морд-сит служила лорду как минимум лет тридцать, и Локи понимал её черствость. Впрочем, полутора часов ему было за глаза.

Они оставили его под присмотром Джиллера. Конечно, Локи предпочёл бы отдыхать в одиночестве, но присутствие скользкого волшебника ему также не особо мешало. Заснуть удалось тут же, стоило только закрыть веки, и по ощущениям прошла всего минута, когда эйджил, коснувшийся подбородка, пробудил его. Вопреки такому неприятному и скорому пробуждению, Локи чувствовал себя прекрасно. Асгардийские особенности хорошо делали своё дело.

— Как спалось, милый? — Гарен была так мила, будто только что её эйджил не прижег кожу.

— Хорошо, госпожа, спасибо за заботу, — ответил Локи как можно более смиренным голосом.

— Вот и славно. У нас с тобой много работы.

Работы было действительно много — Гарен чего только не делала своей игрушкой, поэтому Локи постоянно приходилось быть начеку, стонать вовремя, благодарить по делу. Морд-сит не собиралась прекращать пытки, вопреки его внешней покорности. Впрочем, Локи на это и не рассчитывал. Она закрепляла его «верность», он пел ей дифирамбы. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта игра, если бы Алина не принесла весть:

— Лорд Рал дома.

Она с сомнением взглянула на Локи, тот смело встретил её взгляд, как поступил бы честный человек. Он попытался вложить в свой взгляд смирение и благоговение. Поверила Алина или нет, сказать наверняка Локи не брался, но это и не имело значения.

— Господин желает видеть питомца, — холодно сказала она и вышла, Джиллер хищно оскалился.

Будь его воля, придворный волшебник порвал бы Локи на кусочки, тот не сомневался в этом. Насмешка судьбы была в том, что Джиллеру, наоборот, приходилось из кусочков собирать его в здорового человека. Локи ценил иронию происходящего.

Его сняли с цепей, позволив наконец коснуться стопами земли. Шаг его был нетвердым, но силы, сосредоточенные в глубине тела, подсказывали — в нужный момент ноги не подведут.

Рал по своему обыкновению встретил его в тронном зале. Помимо него здесь были также две морд-сит, из которых Локи знал только Триану, и генерал Эгримонт. Лицо магистра выражало глубокую степень раздражения и злости, и Локи догадывался — дело не только в том, что Искатель, по всей видимости, снова ушёл из-под самого носа. Явно произошло что-то большее, чем простое поражение. Видимо, книга Сочтенных Теней объединилась наконец со шкатулками. Хотелось сострить, бросить Ралу очередную шпильку — Локи воздержался. Его финальный аккорд должен был прозвучать несколько позже, поэтому он старательно сохранял внешнее спокойствие. Неделями он терпеливо шёл к этому моменту, оставалось подождать немного и выйти победителем. Локи не был дураком, он никогда не ставил себе непреодолимых задач, но его план был хоть и безрассудным, но вполне в духе трикстера.

— Надо же, видеть тебя на цепи несколько… необычно, — растянул Рал, складывая пальцы ладоней в привычном жесте.

— Рад услужить тебе, мой лорд, — почтительно сказал Локи, опуская голову.

Со стороны трона послышались тихие хлопки.

— Надо же, Гарен, ты сотворила чудо? Ты уверена, что это не трюк?

Лорд Рал оторвался от трона и подошёл ближе. Недостаточно близко.

Локи остался стоять, опустив голову, макушкой ощущая его пристальный взгляд.

— Он сломался, мой лорд, — подтвердила морд-сит. — После очередной смерти.

Рал хмыкнул, отошёл чуть дальше, заложил руки за спину.

— Понимаешь ли ты, милый друг, что мне от тебя нужно?

— Убить Искателя, господин, — без промедления ответил Локи и поднял на Рала глаза.

Тот не смотрел на него, продолжал ходить по прямой, не делая ни шага в его сторону, только от окна к стене и обратно. Три, четыре раза. Молчал.

— На что ты готов ради достижения этой цели? — спросил, наконец, он.

Локи снова опустил глаза, изображая покорного раба.

— На смерть, господин.

— Чего ты ожидаешь взамен?

Вопрос поднял в Локи волну раздражения. Слова Рала были издевкой прежним его требованиям. Впрочем, внешне он сохранил полное спокойствие.

— Благополучия для вас, господин.

Он вложил в голос столько фальшивой искренности, что Рал, кажется, поверил.

— Я хочу убедиться в твоей преданности, — властитель Д’Хары вернулся к нему, подошёл достаточно близко.

Локи мог воспользоваться этим, но всё же захотелось узнать, до каких мерзостей способно дойти воображение Рала, поэтому он решил повременить с планом и проговорил тихо:

— Всё, чего пожелаете, господин.

Рал довольно ухмыльнулся, подойдя ещё ближе. Почти вплотную. Заговорил он тихо, доверительно, будто с другом.

— Ты помнишь Кару, ведь так? Может теперь и смутно, но ведь помнишь?

Локи помнил Кару далеко не смутно. Он помнил каждую деталь от тона её помады до родинки на ключице. Помнил звук голоса, запах, гладкость её кожи. Он и хотел бы забыть, но всё ещё помнил. Так, словно она была рядом.

— Я помню Кару, господин, — подтвердил он.

— Хорошо, — Рал сделал движение в сторону, обошёл по кругу. Локи был выше, и даже с опущенной головой он видел лорда очень хорошо. Локи уже догадывался, что тот задумал, но хотел услышать лично.

— Когда она появится, — продолжил Рал, — ты должен будешь её убить.

Всё так, как Локи и думал: даже если ей потом дадут дыхание жизни, сам приказ был подлым и низким. В духе Рала, впрочем.

— Как именно убить её, господин? — спросил он, отправляя гнев подальше вглубь себя.

Рал повёл плечами.

— Оставлю тебе возможность выбора.

Локи мог бы и дальше продолжать игру, вот только смысла не было, Рал снова оказался перед ним, и лучшего варианта могло не представиться.

Сделав резкий рывок вперёд, асгардиец ухватил «господина» за горло. Каждый жест был выверен заранее. Всё так просто, так предсказуемо.

Спиной он ощутил эйджил Гарен, две других морд-сит также в тот час обрушили на него своё оружие. Союзников Рала было слишком много. Эгримонт с мечом, Джиллер с магией. Неравные силы, но полное удовлетворение. Рал в его руках барахтался как рыба на суше. Эйджилы резали до кости, но Локи не ощущал. Он давил, пока тихий хруст не оборвал сопротивления лорда. Тогда Локи отпустил. С радостью отметил перекошенное лицо Рала, распластанные по мраморному полу конечности. Было совершенно не важно, что потом Эгримонт пронзил ему живот своим мечом, а Джиллер магией отбросил к стене. Локи знал, что всё это не зря.

Пока Триана и Гарен били его, истекающего кровью и не оказывающего сопротивления, третья морд-сит успела вернуть своего лорда к жизни. Иного Локи и не ожидал, но всё равно ощущал триумф — боги не продаются, не преклоняют коленей. Они либо правят, мудро и достойно, либо умирают красиво и с честью. Локи в равной степени готов был и к одному, и к другому.

Затем его долго били уже три морд-сит. Час, два — без счёта. Гарен, осознав, что её обучение не дало результатов, сгоняла на нём злость по максимуму. И конечно же Рал, понявший тщетность приручения, приказал его казнить посредством сжигания на костре.

— Хочешь сжечь мага огня? — Локи сплюнул кровь и усмехнулся. — В чувстве юмора тебе не откажешь, «господин».

Рал смерил его насмешливым взглядом. Локи лежал на земле, весь в крови, поверженный телом, но всё такой же самоуверенный, как прежде.

— Всё зубоскалишь? — лорд сделал взмах рукой, приказывая увести пленника. — Я рад, что наконец перестану слышать тебя.

— Как и я тебя. Такое удовольствие.

Локи закашлялся и снова окропил плиты пола кровью. Он никогда не сдавался, и даже на пороге смерти выставлял себя победителем.

А потом его отвели в каморку палача, где Джиллер взялся готовить его к прилюдной казни. Чтобы показать могущество лорда Рала, нужно было показать и внешнее величие Локи, так что волшебник наколдовал ему новый костюм вроде того, что асгардиец прежде носил. Черно-зелёный, с золотыми вставками, шлем с рогами. Рал казнит принца — это, определенно, должно было усилить его влияние на верноподданных.

Локи знал уже сейчас, что магистр одержал поражение в битве, остались считанные дни, а может и часы его правления, и пусть он даже казнит Хранителя со всем его воинством, это уже никак не изменит его участи. У Ричарда Сайфера находятся и книга, и все три шкатулки — не нужно быть пророком, чтобы знать — смерть Даркена Рала на пороге.

Час казни пришёл незаметно, Локи был готов к нему, как никогда и ни к чему прежде. В сердце горел триумф, потому что эта смерть обещала стать самой большой его победой.

Дверь открылась, запуская в помещение закатный свет и свежий воздух. Локи вдохнул его полной грудью, уверенно расправляя плечи. Страха не было. Он остался непокорённым, хоть они все пытались, добросовестно пытались его сломать. Даже с Рада-Ханем на шее он оказался выносливее и могущественнее своих мучителей, достойно отыграл эту партию от начала и до конца. Принц Асгарда, бог лжи и коварства, он все превратности судьбы принял с высоко поднятой головой, как положено королевскому отпрыску.

Его появление воспринялось бурными выкриками собравшейся знати, которая, хоть Локи сомневался, что вообще знает, в чём именно его вина, скандировала дружно: «Казнить!».

Он сохранял каменное выражение лица, но очень хотелось усмехнуться — мидгардцы перед ним были такими жалкими, такими глупыми…

Пленник и палач двинулись в сторону подготовленного столба, который был обложен связками хвороста. В короткие сроки к казни Локи смогли подготовиться основательно, это было даже несколько лестно. Его признавали опасным противником, от него желали избавиться незамедлительно. Весь этот балаган, собранный на площади, был в его честь.

Локи мог легко сохранять самообладание, но случайный взгляд в толпу заставил сердце подпрыгнуть. Кара была здесь. Та, которая всегда становилась камнем преткновения для него. Одно её присутствие спутывало разум, подбивало совершать ошибки, рушить планы. Нет, с этой слабостью нужно было заканчивать. Именно поэтому он не обронил ни слова, проходя мимо, только смотрел. Глядел в сверкающие от влаги глаза, на плотно сжатые губы, на напряжённые плечи.

Он не думал, что Кара станет свидетельницей его ухода, но сейчас его оскорбляло это. Что она здесь, что она смотрит, что ничего не предпринимает для его спасения. Ее лицо и униформа были в крови, как и у стоящей рядом подруги. Локи почти не сомневался — это кровь невинных. Он не осуждал, просто в очередной раз вспомнил, что прежде всего она — слуга своего господина, даже если в чем-то её мировоззрение за последние месяцы и изменилось. Он понимал, что она сожалеет, и когда они взошли к столбу, он явственно увидел, как дрожат кончики её пальцев, хотя знал, что рука её всегда тверда. Это бы потешило его самолюбие, если бы она не продолжала молчаливо глядеть, как крепкие путы связывают, как поджигаются связки хвороста, как вздымается пламя. Сам Локи огня словно бы и не замечал. Он не слышал слов Даркена Рала, он забыл, что в этот миг смерть вступает в свою игру, из которой победителем не выйти. Он лишь смотрел ей в глаза, он видел её боль, и больше всего сожалел о том, что оставляет её одну.

* * *

Я считала, что боги не умирают, я надеялась на это до последнего, но перед лицом огня не устоял даже бог. Бог лжи не провернул очередную свою хитрость, он просто обуглился, как кусок дерева, превратился в чёрную массу, сохраняющую свою форму только благодаря тому, что его ещё не пытались трогать.

Я вижу всё своими глазами, и мне бы поверить, но я не могу.

Даже не замечаю, как на площади не остаётся никого кроме меня и Далии. На постаменте Лорд Рал и Джиллер. И Локи… То, что от него осталось.

В какой-то миг обнаруживаю себя идущей туда, и то лишь потому, что в сознание врывается окрик Далии.

— Ты уверена, что хочешь это видеть?

Ответом ей служит мой новый шаг. Я поднимаюсь по лестнице, дважды споткнувшись, и изо всех сил стараюсь не дрожать. Я не должна была допускать этого. Да, он враг лорда Рала, но я уверена, что был другой выход. Я должна была хоть попытаться его найти. Я должна была хотя бы обнять его в последний раз.

Это всё из-за меня. Не стоило браться за это дело, не стоило доставлять его лорду, надевать на него проклятый ошейник, не стоило влюбляться в него.

Последнее — просто недопустимо для морд-сит, мы не должны чувствовать. Всё, о чем мы должны думать — как угодить лорду Ралу, вот только я стала другой. Живой — не механизмом — чувствующим человеком, который не желает соблюдать поголовно всех приказов. Я хочу выбирать. Не твердить слепо — так будет лучше для Д’Хары, а хоть раз озвучить, что нужно лично мне.

То, что нужно мне — в паре метров, но оно более никогда не будет моим. Чувства для слабаков, мне не стоило об этом забывать. Мне не стоит быть здесь сейчас. Но уйти я не могу. Вместо этого продвигаюсь вперёд нетвердым шагом и отчаянно пытаюсь не сохранить невозмутимое выражение лица.

— Кара, милая, — зовет меня лорд Рал, но я не смотрю на него.

Прохожу мимо него, мимо Джиллера. Слышу, как Далия предлагает господину вернуться во дворец, но у меня не хватает сил анализировать, касается ли это и меня тоже.

Я просто подхожу, ближе и ближе, к чёрному от копоти столбу, на котором выделяются контуры бывшего некогда гибким и мускулистым тела. Даже сейчас ещё ощущается его мощь, его величие. Некогда гордо поднятая голова свесилась на грудь, отчего неизменный рогатый шлем упал к его ногам, но я не хочу запомнить Локи таким. Хочу помнить его улыбающимся, сыплющим остроты, а это черное нечто… Подхожу ещё ближе и касаюсь пальцами обугленной груди. Руку обжигает, тело всё ещё раскалённое, как лава, но я добиваюсь своего — оно крошится от прикосновений и оседает к моим ногам. В чёрных крошках ещё гуляют красные прожилки огня, но очень скоро и они погаснут, не оставив мне ничего. Обрывки материи, покрытый пеплом шлем и пустота — всё, что осталось от бесконечно живого и отважного человека.

Далия права, мне не стоит находиться здесь. Я ничего не могу исправить, никто не может. Поздно о чем-то сожалеть.

— Госпожа Кара!

Джиллер, эта скользкая крыса, редко когда заговаривает со мной без дела, так какого же шадрина он хочет от меня теперь?!

— Чего тебе, волшебник?

Я не пытаюсь быть дружелюбной. Морд-сит не так сильны, как маги, к тому же морд-сит много, а маг Второго Ранга в Срединных Землях последний, но ни я, ни сёстры никогда не выказывали Джиллеру хоть малейшего уважения. А сейчас, когда он вторгся в моё пространство, в мой клочок скорби, я тем более не собираюсь быть милой.

— Я хотел узнать, всё ли в порядке? Если вам нужно магическое вмешательство… — он пристально смотрит на меня чёрными в вечернем освещении глазами. Глаза в глаза, как никогда прежде. Ощущает своё превосходство предо мной? Гнусный человечишка.

— Уйди.

Мне не нужна его помощь, не нужно ничего. Того, что мне было нужно, уже нет.

Джиллер не уходит, принимается копаться у столба. Это его работа, как палача. Так что я делаю это сама — я ухожу с площади. От надоедливого волшебника, от ненужных мне разговоров, от пепла и обломков костей, от мыслей и чувств. Мне не больно, нет. Просто я сломана, и пока лорд Рал не отдал мне очередной приказ, я ухожу к себе и просто лежу на постели, на той постели, где Локи ласкал меня, а я — его. Я смотрю на сгущающиеся сумерки за окном, делая глубокие вдохи, слушаю крики просыпающихся сов, слегка подрагивая от холода. Камин я не разжигаю, хоть в помещении явно холоднее, чем снаружи. Я не хочу огня. Кажется, я как и лорд Рал теперь нескоро смогу смотреть на пламя. Оно отобрало всё хорошее, что я знала. И я не плачу, не умею, но хотела бы.