Мой домашний ягуар. Игра в танец (гет)

Морд-сит не набожны. Всё, что мы знаем — наша суть зависит от крови лорда Рала. Если род Ралов прервётся, то и эйджилы, и дыхание жизни утратят свои силы. Лорд Рал — наша религия, молитвы ему самые искренние из всех. Я конечно почитаю Создатель и страшусь гнева Хранителя, но не придаю этому значения больше, чем требуется. В магию снов я также никогда не верила, но сегодня я снова ощущаю это — сон, смешанный с реальностью, и мне хочется верить в него.

Я оказываюсь в уже знакомом зале с позолоченными колоннами, ступаю по зеркальному полу, подхожу к трону. Я точно помню, кто я, также я ни на миг не забываю, что Локи мёртв, вот только я вижу его здесь, сейчас, такого живого, полного сил. Я отдаю себе отчёт, что всё это неправда, что Локи уже нет, но я рада и этой иллюзии.

В своём вычурном облачении, с рогами на голове, Локи восседает на троне своего брата со скипетром в руке. Зелёное сияние большого камня в скипетре кажется живым, пляшет как пламя на ветру.

— На твоём лице кровь, — отмечает он вместо приветствия. — Ты так и не привела себя в порядок после своих кровавых похождений.

Я касаюсь пальцами щёки. Кровь запеклась, взялась коркой, но у меня вовсе не было времени это исправлять. И желания тоже не было. А всё потому, что Локи умер. Умер. Я помню это, хоть и вижу его сейчас перед собой.

— Почему ты не стал союзником лорда Рала?

Это всё сон, я понимаю это, ни на миг не забываю, но мне хочется услышать ответ. Для чего он поступил так со мной? Зачем обрёк себя на гибель?

Я знаю, что его ответы — это лишь мои собственные мысли, отданные ему в губы, но мне важна даже эта видимость диалога.

Локи задумчиво складывает руки под подбородком.

— Союзником? Рабом, ты хочешь сказать. Я не пешка в играх королей — я сам король, Кара, и я лучше умру, чем преклоню колено.

Он жестом подзывает меня подойти ближе, и я делаю это, восхожу по ступеням, как и сегодня на закате. То было восхождение к его падению, а это — ступени к его величию.

— Нравится тебе мой мир, Кара? — он обводит ладонью бесконечность золота и драгоценных камней дворца. — Нравится место, где я вырос?

— Нет. — Не вижу смысла это скрывать. Место слишком претенциозное, холодное и чужое. — Из этого места тебя изгнали только потому, что ты показался недостаточно хорош. Как оно может нравиться?

Локи глухо смеётся, и от его смеха мне больно. Больше он никогда не прозвучит. Я могу хоть тысячи раз тешить себя подобными снами, но реальности они не изменят.

— Сейчас здесь нет тех, кто изгонял меня. Само место тебе нравится?

— И я снова скажу тебе — нет. Этот мир не для меня.

Он кивает, откидываясь на спинку трона. Безмятежно спокойный. Такой, каким я знала его всегда.

— Конечно, он не для тебя. Здесь же нет твоего господина.

Жестокие слова режут ножом. Это сон, всего лишь сон, но характер Локи, попирающего лорда Рала, проявляется и в нём.

— Ты сам виноват в своей казни, — бурчу я и делаю шаг в сторону. — И прекрати говорить со мной, как с бездумной куклой.

Лицо Локи вытягивается, отчего скулы кажутся острее. Он зол, и я понимаю это даже не по тому, как пляшут огни в его глазах — я чувствую его злость каждым сантиметром своего тела.

— Лучше считать тебя бездумной куклой, которая не решает ничего сама, чем верить в твоё полное равнодушие к моей участи, Кара!

Он вскакивает на ноги и нависает надо мной чёрной тенью. Магический огонь, пляшущий в его глазах, не ярко-изумрудный, а темно-зелёный, опасный.

— Ты пытался убить того, кому я служу. Ты заслужил смерть.

Я лгу. Ненавижу лгать, но лгу, и всё лишь потому, что не умею проявлять слабость. Я — морд сит, я могу сколько угодно ощущать и переживать, но только внутри себя. Даже во сне я не могу произнести вслух то, что для меня важно.

— Иного я и не ожидал, — голос Локи звучит разочарованно. — Сперва ты нацепила на меня ошейник, потом позволила погибнуть. Глупо было приходить в твой сон. Тебя невозможно исправить, ты знаешь лишь одно, говоришь заученными фразами, ведь так легче жить. Легче ничего не чувствовать, ведь так?

— Да, легче! — я кричу на него, выливая в этом крике всё напряжение последних часов. — Никакие слова не изменят того факта, что тебя нет, так что прекрати меня мучить и уйди!

Он едва заметно поводит плечами. Мои крики будто бы не коснулись его. Полное безразличие. Огонь в глазах, и тот угасает.

— Ты находишься в залах Асгарда, и хочешь, чтобы я ушёл? Это мой мир, Кара. Тот мир, до которого я долучил тебя, но который, по всей видимости, тебя интересует не больше, чем я.

Я бью его наотмашь по лицу, и удар этот настолько реальный, что даже не по себе. Мне не нравится этот сон.

— Ты прав, — говорю я тихо, лишь потому, что хочу проснуться. — Не интересует. И ты тоже не интересуешь. А теперь уйди, ладно. Я не хочу слышать ни слова больше!

Локи молчит, его щека горит, но он не касается ее. Просто смотрит на меня, застыв без движения. Я слышу, как шуршит ветер за окном, отмечаю, как свет заходящего солнца играет на его лице и волосах. Я молчу так же, как и он, просто любуясь точеными чертами лица, тем магическим совершенством, которым он наполнен. Хочется протянуть руку и коснуться красного следа, оставленного моей ладонью, облегчить муки. Впрочем, какие муки могут быть у мертвецов?

— Скажи хоть что-то, — требую я, когда тишина затягивается.

Локи щурит свои звериные глаза и слегка склоняет голову набок.

— Зачем? Ты сказала, что больше не хочешь слышать меня.

Логика в его словах есть, но сказаны они с явной издёвкой.

— Но почему тогда сон не кончился?

Его хитрый взгляд до боли реальный.

— Просто до утра ещё далеко, — невозмутимо объясняет он, явно понимая, что этой невозмутимостью выводит меня из себя.

Даже во сне, даже после смерти Локи продолжает быть трикстером до мозга костей. Тем, который три недели пути играл со мной, как кот с мышью.

Я не могу поверить, что его больше нет. Не после такого реального сна. Я не хочу верить в это.

— Ладно, — сдаюсь я. — Хочешь правду — я рада видеть тебя. И очень не хотела надевать на тебя Рада-Хань, и твоя смерть… я…

Он не даёт мне закончить фразу, закрывает рот яростным поцелуем, выбивающим воздух из лёгких. Мне больно. От того, что всё это больше никогда не будет возможно на самом деле. Ни один поцелуй, ни одно прикосновение. Но пока это возможно хоть как-то, я принимаю эти моменты. Принимаю его губы, выпивающие, кажется, всю мою душу, принимаю руки, так спешно избавляющие меня от одежды, принимаю нас, ласкающими друг друга как в прежние времена, и пусть это всё сон, в какой-то момент это перестаёт иметь значение.

* * *

Зима в этом году затянулась. Холодные ветры выли подобно диким волкам Свартальвхейма, внося в большие сводчатые окна целые горы снега. Небо вот уже месяц оставалось чёрным, как крылья Хугина и Мунина, и если в прошлые зимы небесное полотно расчерчивали яркие переливы северного сияния Йотунхейма, то в эту зиму была лишь тьма и бесконечный снег. Словно Йотунхейм злился, словно желал стереть с лица земли всё живое. Прожив вечность зим, Тор никогда прежде не видел край ледяных великанов таким яростным и беспощадным. Царю Асгарда это не нравилось, он ходил хмурым и беспокойным. Когда Локи своим глупым желанием власти едва не уничтожил Йотунхейм, край, откуда он произошёл, в мире вечного снега наступила тишь. Долгие месяцы от йотунов не было ни слуху, ни духу, что, однако, не помешало зиме прийти в назначенный час. Вот только снежный месяц прошёл, должно было выглянуть солнце, а вместо этого вьюги усилились, асгардийцам пришлось покинуть верхние палаты и укрыться в подземных залах, но царь на то и звался царём, чтобы встречаться со всеми невзгодами лицом к лицу.

Именно поэтому Тор и стоял сейчас у границы Биврёста, хмуро осматривая свои владения. Он беспокоился, что если холода затянутся, великое древо Иггдрасиль не даст своих плодов, а значит — асгардийцы не смогут омолодить себя золотыми яблоками в течении целого года. На многих подобный ход событий сказался бы губительно, так что думы Тора оставались печальными и тревожными.

Хруст за его спиной заставил царя обернуться. Сквозь стену из снега, то и дело налипающего на лицо и застигающего глаза, Тор различил фигуру, с головой укутанную в меха. Все асгардийцы в подобном облачении выглядели одинаково, что мужчины, что женщины, и всё же Тор не сомневался — к нему приближается леди Сиф. Он узнал бы её из тысячи по лёгкой пружинящей походке, которую не утяжелял даже глубокий снег, доходящий почти до бедра. Конечно, Сиф продвигалась по дорожке, которую Тор вытоптал перед этим, но он знал, что любой другой асгардиец, даже в такой облегчённой обстановке, ступал бы менее грациозно.

Он протянул руку, чтобы подруга могла ухватиться за неё, и отошёл чуть в сторону, давая ей место у истоков моста. Говорить в таких обстоятельствах было бы трудно, да и плотная ткань, за которой скрывались их рты, не позволила бы услышать друг друга. Поэтому они просто стояли, глядя, как снежная буря пожирает мир вокруг, делая его однотонный и безликим.

Сколько времени прошло — Тор не знал, когда вдруг от Химинбьёрга отделилась чёрная точка, ясно различимая в сиянии Биврёста даже сквозь вьюгу. То, как напряглась Сиф рядом с ним, дало Тору понять — она тоже заметила.

Вариантов было несколько — либо кто-то вернулся в Асгард, что было исключено — мост всё время оставался закрыт, либо это был сам Хеймдалл, хозяин Химинбьёрга. Так что, когда темнокожий асгардиец приблизился, Тор уже был готов к тому, что новости он получит тревожные.

— Важные вести, мой царь! — прокричал страж, прикрывая лицо рукой.

Снег был беспощаден и зол, но возвращаться под своды дворца времени явно не было. Тор стащил со рта ткань, и тотчас сотни снежинок облепили его усы и бороду.

— Говори! — за одно это слово царь успел узнать вкус летящего снега сполна.

— Я… проверил… Локи… Облака над… больше нет… Но его тоже… нет… — Хеймдалл сокращал предложения как мог, но всё равно приходилось делать паузы, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха, ветер и снежные хлопья вырывали из него дух основательно.

— Что значит — нет? Где он? — Тор стоял за ветром, и говорить ему было проще, чем стражу, но даже если бы все снега мели сейчас ему в лицо, он не заметил бы этого — беспокойство за брата было выше всего прочего.

— Его нет… Ни в одном… Из девяти миров… Мой царь… — Хеймдалл развернулся в полоборота, чтобы снег не так хлестал по лицу. Тор знал — страж ждёт хоть какой-то реакции, но он не мог сказать ничего, как не мог и рассудительно мыслить — Локи, вполне вероятно, опять нашёл приключения на свою голову. Время от времени он исчезал с поля зрения, это было делом привычным, и всё равно каждый раз Тор не находил себе места до очередного его триумфального появления в самых неожиданных местах. Сейчас же разум царя пронзила одна тревожная мысль — а что, если Йотунхейм бушует не зря? Что, если все эти снега затянулись потому, что Локи угрожает опасность? Будучи принцем не только Асгарда, но и формально царём ледяных великанов, он мог быть прочно связан с погодными условиями своего мира. Если Йотунхейм так неспокоен — может ли это означать, что они находятся на пороге чего-то очень и очень плохого?

— Я спускаюсь в Мидгард! — прокричал Тор через непогоду, и тотчас на него испуганно зыркнули две пары глаз.

— Кто останется править?!

Вопрос Сиф был резонным, и в иных обстоятельствах пришлось бы остаться, но, к счастью, Тору совсем недавно появилось, на кого оставить Асгард.

— Всеотец! Скажи ему, что я найду Локи и вернусь!

Тор отдал поселение Сиф, и в ту же секунду она напомнила ему, что на всё и всегда имеет собственное мнение.

— Ну уж нет! Если пойдёшь —

я отправлюсь с тобой!

Разве можно было ожидать другого от верной соратницы? По-хорошему, было бы мудро взять с собой и Фандрала, Вольштагга и Хогуна, но Тор не желал задерживаться ни на миг.

Выставив руку в сторону, он призвал свой неизменный Мьёльнир, и когда тот буквально через минуту занял своё место в его ладони, Тор сказал лишь одно:

— Идём.

К счастью, в этот раз никто с ним спорить не стал.

Оказавшись в чертогах Хеймдалла, Тор наконец смог сбросить с себя тяжёлые меха, и Сиф последовала его примеру. В Срединных Землях, судя по словам стража, стояло лето, и Тор был рад убраться из вечной мерзлоты. Он не исключал и того, что в Мидгарде заодно найдёт и ответы, отчего холода так задержались в этом году, и сможет вернуть солнечный свет в свой край. Но всё же первоочередной задачей было найти непутевого брата. Да, отец велел довериться Локи, дать тому самому вершить свою судьбу, но как любящий брат, Тор не мог оставаться в стороне, игнорируя такие тревожные сообщения от Всевидящего.

— Мне нужен меч.

Сиф, у которой под мехом оказались не доспехи, а лёгкий кожаный костюм, уже вовсю готовилась к походу.

Она переплела волосы таким образом, чтобы они не мешали в предстоящем путешествии, беспощадно оборвала меховую отделку с сапог. Из оружия у неё был лишь неизменный нож, висевший на бедре, но Тор знал — ножа Сиф мало.

— Могу предложить этот, — Хеймдалл открыл сундук у стены и бережно вынул оттуда свёрток, обёрнутый чёрной тканью. Парча переливала светом сотен звёзд, и по одной этой ткани Тор понял, что перед ним. Ридиль — легендарный меч, которым было вырезано сердце дракона. Закалённый в его крови, он гарантировал победу своему владельцу. Тор понимал, почему этот меч многие века был сокрыт в тайниках Хеймдалла, но также он знал, что лучшего владельца мечу, чем Сиф, и придумать нельзя.

Леди Сиф же опознала меч всего на несколько мгновений позже. Естественно, она заявила, что не смеет принять такую ценность, однако приказу царя подчинилась, и явно не без удовольствия. Лёгкая сталь меча делала его лёгким и пригодным даже для женской руки, хотя не раз хрупкая с виду воительница обращала против врагов и более увеститые экземпляры.

— Мой взор будет обращён на вас, мой царь, — пообещал Хеймдалл, открывая Радужный мост. — Лёгкой дороги.

Тор кивнул, входя в сияние Биврёста, и успел лишь заметить, что Сиф следует за ним, а затем Асгард растаял.

Некоторое время, тогда ещё царевичу, Тору пришлось пожить в Мидгарде, так что он знал примерно, чего ожидать от этого путешествия, и знал, что где бы ни находился Локи — он найдёт его. Эта уверенность вселяла в сердце надежду и даже каплю радости.

* * *

Долгие месяцы я почти не спала, перебиваясь парой часов в день, так что просыпаясь ближе к полудню, я испытываю неподдельное удивление. Впрочем, оно моментально сменяется унынием, когда я осознаю, что сладкий сон оборвался суровой реальностью смерти. Более жестокого пробуждения и быть не может, и это не чувства, присущие морд-сит, но это чувства, присущие мне, и я не хочу их подавлять. Не сейчас. Через пять минут я выброшу глупости из головы, признаю, что потеря любовника — не конец света, и двинусь дальше. Но это будет через пять минут, а пока я позволяю себе просто лежать, прижав колени к груди и обхватив их руками, и вспоминать детали моего сновидения, подарившего длинный, лживый, но такой нужный мне сон.

Простыни подо мной влажные от пота и измазанные кровью с моей униформы, но я вижу в этом не призыв скорее отмыться, а напоминание, что пока я лишала жизни крестьян, до которых мне в действительности не было никакого дела, Локи доживал последние часы, и я могла бы быть рядом с ним в эти минуты, но не была. Если бы я не поддалась на уговоры Далии, то успела бы к нему. К нам. К последнему «прости».

Теперь, когда сон немного стерся из памяти, я ощущаю как никогда его тщетность и бессмысленность. Сказанное во сне, сделанное во сне — пустое. Фальшивка. От этого к горлу подступает ком, который не даёт дышать, не даёт забыть.

Я лежу, поглаживая кровавые разводы на постели, и считаю вслух. Пять. Мои пять минут подходят к концу, а стало быть — пришла пора отпустить былое по ветру и двигаться дальше. Правая рука господина — я нужна ему в лучшем своём виде. Так что, сделав глубокий вдох, я поднимаюсь с постели, освобождая разум от всех тревог и скорбей. Что было, то было. Локи Лафейсон сам избрал свою судьбу. Он долго шёл к этому моменту. Он по своей воле свернул на этот путь.

Прохладная вода очищает не только кожу, но и разум. Во мне пробуждается былая уверенность, и сломить её не могут даже золотые рога, найденные на дне сундука при переодевании. Нужно будет сказать служанке, чтобы выбросила шлем и камзол предателя. Но потом… когда-нибудь позже.

Самое лучшее, что я могу сделать сейчас — погрузиться в задания, спасти господина от участи, уготовленной ему Искателем, поэтому я подхожу к двери с намерением влиться в рабочий темп, как вдруг замечаю вспышку яркого света за окном. Я узнаю этот свет из тысячи — Радужный мост из Асгарда! Глупо ожидать чуда, но всё же я вырываюсь в коридор и бегу. Расталкивая слуг и сестёр по эйджилу, вниз, на вчерашнюю площадь, на которую вообще не хотела бы возвращаться. Однако я не думаю об этом, я надеюсь дурацкой надеждой, которой в жизни морд-сит быть не должно, что с этого моста сошёл он. Что глаза подвели вчера, что он использовал какую-то свою хитрость, что…

Это не он. Тор в сопровождении какой-то воинственного вида девицы озирается по сторонам. Его прибытие уничтожило фонтан со статуей лорда Рала посередине, но, естественно, господин не станет раздувать из этого конфликт с царём. Казнь Локи, кстати говоря, перед Тором нужно скрыть, если Д’Хара не хочет нажить очередного врага. Джиллер, спешащий по ступеням от своей башни, этим, видимо, и намерен заняться.

Мы встречаемся с ним взглядом, и волшебник кивает. Впервые за долгие годы службы, мы собираемся действовать сообща. Мне не хочется лгать, но я чувствую, что должна.

— Рады приветствовать вас в Народном Дворце, дорогие асгардийские гости! — начинает Джиллер издалека.

Тор при виде нас лишь моргает несколько раз, переводя взгляд с волшебника на меня и обратно.

— Ага. День добрый, — выдаёт он, наконец определившись с собеседником — он выбирает меня.— Леди, простите, не помню вашего имени…

Я подхожу ближе.

— Нас, вроде бы, не представляли друг другу. Кара.

Говорить с ним — великое мучение. Смотреть в глаза, знать, что его брат, ради которого он здесь, мёртв, и фальшиво улыбаться — это то, к чему я не готова сразу после казни. Но я должна быть убедительной.

Девица за спиной царя молчит, но бросает на меня недобрые взгляды. Впрочем, её я прямым взглядом не удостаиваю вовсе.

— Леди Кара, возлюбленная моего брата, откройте мне, где Локи сейчас? Биврёст привёл нас к тому месту, где мой брат был в последний раз. Он здесь?

Возлюбленная... Слышать в свою сторону такой эпитет мне неприятно. То, что Тор себе надумал, глядя на нас двоих в лесу, даже близко не стояло с правдой. Я была для Локи лишь фигурой на шахматной доске, которую можно было двигать так, как удобно. Локи Лафейсон никогда и никого ни во что не ставил. Именно понимание этого даёт мне силы ответить так, как следует.

— Его нет, — говорю я, и Джиллер рядом со мной напрягается. Он беспокоится, что я расскажу о казни, но я не дура.

— Он ушёл вчера вечером, — отвечаю я на немой вопрос Тора. — Не попрощавшись. И я не знаю, куда.

Я не лгу, Локи действительно ушёл. Без слов прощания. И я не знаю, куда направилась его бессмертная душа. Это большее, что я могу сказать. При желании не вышло бы солгать, что у него всё хорошо, не на следующий после казни день. Не тогда, когда от воспоминаний об этом всё внутри дрожит.

Тор опоздал. На каких-то шестнадцать часов опоздал, а ведь, приди он вовремя, жуткая участь не постигла бы его брата. Но, увидь Тор Локи на цепях или у горящего столба, война разгорелась бы неминуемо. Гибель Локи спасла Д’Хару, как ни странно это признавать.

— Ушёл, — повторяет громовержец задумчиво. — Это похоже на него. Приношу вам извинения, леди Кара, за недостойное поведение моего брата. Асгард всегда готов предложить вам свою поддержку.

Он что — действительно считает меня жертвой, обманутой женщиной? Я бы посмеялась, если бы видение горящего Локи не было так ярко в моей памяти.

— Всё в порядке, — отрезаю я, пока он не стал приглашать меня в свой радужный божественный мир, уверена, его гостеприимство вполне может принять такой оборот. — Я отпустила его, и он был волен уйти.

Снова я не лгу. Почти. Если честно, я не до конца уверена, что отпустила его.

После моего ответа наступает напряжённая тишина. Тор лишь хмыкает, погрузившись в свои мысли, черноволосая девица всё так же прожигает меня недоверчивым взглядом, Джиллер, сцепив руки в замок, перетаптывается с ноги на ногу.

— Окажите нам честь и отобедайте с лордом Ралом. Он будет рад встрече с вами. — Расшаркивания волшебника снимают затянувшееся напряжение, а также переключает на себя внимание девицы, которая, ещё чуть-чуть, и прошла бы во мне дыру.

— Сожалею, но нам некогда, — отрезает она недружелюбно. — Мы должны найти царевича Локи в кратчайшие сроки. Однако мы были бы благодарны, если бы вы предоставили нам сменную одежду и коней. Разумеется, их мы вам обязуемся вернуть.

Джиллер коротко кивает. Ради того, чтобы царь Асгарда и его спутница убрались отсюда как можно скорее, лорд Рал и не такую щедрость проявит. От его лица волшебник может сейчас обещать что угодно.

— Разумеется, вы получите всё, и даже больше. Мы соберём для вас два мешка провизии, если нужно — оружие и зелья. Коней подберем, не уступающих в скорости асгардийским. Если нужен проводник, мы выделим и его. Всё же, края наши для вас незнакомы, диких зверей и чудовищ не счесть.

— Видал я ваших зверей и чудовищ, — обрывает его Тор. — Нет ничего, с чем бы не справился Мьёльнир. А от карты не откажемся, как и от провизии.

— А милая леди, не желает она гребень или крем для своих нежных ручек? Есть у меня один, готовил экземпляр в подарок королеве Тамаранга, но, увы, до нашей встречи она не дожила, упокой Создатель её мятежную душу. Крем чудеснейшей силы, достойный богини.

Речи волшебника настолько сладкие и бесконечные, но в то же время настолько пропитаны издёвкой, что не только я, но и «милая леди» начинаем терять терпение.

— Благодарю, однако откажусь от столь щедрого предложения. Моя рука привыкла к стали, а не к крему, — в доказательство своих слов она кладёт ладонь на рукоять меча, и Джиллер, проследив за её рукой взглядом, подозрительно хмурится.

Мне кажется, или он узнал меч? Для меня это лишь кусок железа, но полагаю, что это очередной именной кто-то там с названием, которое нормальный человек выговорить не способен. Меч наверняка очень важный и сильный, и, разумеется, наделенный великой силой, как же без этого. Если даже Джиллеру меч знаком, значит, явно без магии не обошлось. То, что меч, знакомый и д’харианскому магу, висит на поясе этой «леди», явно говорит о том, что это не обычная воительница. Ещё одна царевна? Невеста Тора? Невеста Локи? Да кем бы она ни была, это не столь важно. Важнее всего — спровадить эту парочку из дворца, дабы до них не успели долететь слухи от болтливых слуг. Мне самой также хочется смотреть Тору в глаза как можно меньше. Меня не покидает ощущение, что он может узнать правду из моих мыслей или каким-то иным путём. Возможно, её выдаст моё чувство вины — как ни крути, оно у меня есть.

— Позвольте проводить вас к лорду Ралу, — предлагает Джиллер учтиво, стараясь не опускать взгляд к мечу девицы, что, впрочем, выходит у него скверно.

— Ну что ж, — Тор поправляет свой крылатый шлем (по сравнению с этим шлемом, рога Локи были произведением искусства). — Пора уже познакомиться с этим вашим лордом. Уверен, он у вас отличный парень.

Тор смеётся, а я снова чувствую укол боли. Улыбка его брата, озорная и немного коварная, была мне намного ближе. Я не могу больше находиться здесь, не рядом с живым напоминанием моей утраты. Локи никогда не был моим, но, кажется, я совсем немного стала его, и как громко я не твержу себе, что всё, что мне в жизни нужно — лишь лорд Рал, глубоко внутри я понимаю, что это не так.

Я сбегаю от этих мыслей. Бросаю слова извинения и отправляюсь на охоту, и я стреляю, вновь и вновь, пока не стираю пальцы в кровь, но даже тогда это предательское ощущение не уходит. Кажется, я потеряла гораздо больше, чем мне поначалу показалось. Вот только теперь это не имеет значения.