Бетти Снейп и Чужая Душа  (джен)

1999

Скудное пламя в печи отбрасывало пляшущие тени на бревенчатые стены хижины. С ногами усевшись на табурет, Гермиона прихлёбывала из кружки кипяточный травяной чай, ежеминутно почёсываясь от зудящих укусов комаров. Снейп, как всегда суглобый и молчаливый, сидел напротив и молча поглощал консервы прямо из банки.

Они потратили несколько дней на то, чтобы придать жилищу божеский вид. Гермиона гоняла пыль по углам и мыла окна, а Северус делал всё остальное. Покидая хижину с первыми лучами солнца, он возвращался лишь к вечеру с новой охапкой ингредиентов и парой-тройкой свежих ссадин и закрывался в лаборатории, где просиживал до глубокой ночи. На всякое предложение помощи и любой аргумент, указывающий на его магическую недееспособность, он лишь предупреждающе сверкал глазами, и казалось, что он осознанно взваливает на себя всю работу, компенсируя утрату магических способностей физическим трудом.

Гермиона же, напротив, едва находила в себе силы встать с утра. Неведение вгоняло её в тревогу, а от безделья хотелось выть, но Северус не посвящал её в подробности своего плана, а на все уговоры отвечал односложным:

«Я всё сделаю сам».

У них была еда и вода, тёплый очаг и целая копна ингредиентов, которые сушились теперь повсюду. И хотя Гермиона ни капли не сомневалась в своем бывшем учителе, его компетентности и профессиональной интуиции, как он собирался сделать мощное зелье из двух веников лекарственной травы по-прежнему оставалось загадкой.

— Может, расскажете, наконец, в чём заключается ваш план? — без особой надежды спросила она, нервно прокручивая кружку в ладонях. — Речь всё-таки идёт о моих родителях.

— Не доверяете мне? — хмыкнул Снейп, громко шкрябая вилкой по ребристым стенкам банки. — Можете попробовать поискать в округе другого зельевара, если хотите, но, должен предупредить: стоит вам только заикнуться о колдовстве, местные жители начнут разводить под вами костёр.

Что ж, по крайней мере, в этот раз он не завершил диалог односложным отказом, что было хорошим знаком. С тяжёлым вздохом Гермиона отставила кружку в сторону.

— Доверяю, — абсолютно искренне ответила она. — Но я тоже проводила исследования, перелопатила тонну литературы…

— Видел я ваши «исследования», — Снейп высокомерно фыркнул. — Всё что вы делали — ходили проверенными тропами, лишь изредка забегая за ближайший куст.

— Одна голова хорошо, а две лучше. Я могу вести записи, собирать ингредиенты, следить за котлами, в конце концов…

— Со всем вышеперечисленным я прекрасно справляюсь сам. В остальном же, уверяю, ваши колоссальные энциклопедические знания мне не помогут.

Почему-то именно эта фраза кольнула особенно больно. Горько было осознавать, что даже после всего, что им довелось пройти, он видел в ней лишь дотошную заучку-Грейнджер с вечно вытянутой вверх рукой.

— Наверное, вы правы, — тихо произнесла она после короткой паузы. — Всю жизнь я считала, что для достижения успеха нужно всего лишь усердно учиться, а что в итоге? Родителям я помочь не смогла, из академии меня выгнали. Это лишь подтверждает ваши слова, только вот мне от этого ничуть не легче. Пожалуйста, Северус, я хочу помочь. Не заставляйте меня чувствовать себя никчёмной идиоткой.

Дотлевающие поленья в печи громко шикали, выплёвывая яркие искры. Снейп с полминуты смотрел на неё, чуть склонив голову, как ворон, присматривающийся к добыче.

— Знаете, Дамблдор часто рассказывал мне о вашей троице. Разумеется, я не знаю всего, но имею основание полагать, что без вашего участия Поттер сгинул бы в первый же год обучения. Избавив меня тем самым от массы проблем, но сейчас не об этом. Это ведь вы решили мою задачу на пути к Философскому Камню?

Гермиона даже не сразу поняла, о чём идёт речь. Первый курс, Философский Камень — казалось, что всё это происходило с ней в другой жизни.

— Да. Это было не очень сложно.

— Для вас — нет, — согласился Снейп. — Но ни один из ваших пустоголовых друзей на это способен не был.

Он замолчал, задумчиво глядя на огонь. Гермиона молчала тоже. Крошечные угольки гасли на лету и серым пеплом рассыпались по дощатому полу.

— Если бы вы были никчёмной идиоткой, я бы был мёртв.

Гермиона не почувствовала смущения и не приняла его слова за комплимент. Пусть эта фраза была адресована ей, казалось, Северус поделился чем-то очень личным; он даже смотрел на неё иначе — на худую, всклокоченную ведьму, которая жизнь положила на то, чтобы вытянуть его из трясины.

— Вы когда-нибудь слышали о методах психологического переконструирования?

Гермиона растерянно округлила глаза. Обречённо вздохнув, Снейп поднялся с места и снял с вешалки дорожный плащ.

— Давайте пройдёмся.

* * *

Чернильное небо разверзлось над ними, освещая лесную тропинку светом тысячи звёзд. В чистом воздухе, пахнущем хвоей, не было слышно ни звука; нарушало эту хрупкую, таинственную магию ночного леса лишь поскрипывание масляной лампы, которую Снейп нёс на вытянутой руке.

— Знаете, в чем заключается одна из главных ошибок магического знания? — его негромкий глубокий голос тихим эхом отражался от плотной стены вековых деревьев. — В том, что подавляющая часть заклинаний и зелий производятся без учёта естественных процессов, протекающих в человеческом организме.

Где-то вдалеке ухнул филин. Они уходили всё дальше и дальше от хижины, но Гермиона была настолько заинтригована, что ей и в голову не пришло спросить, куда они направляются. Северус, тем временем, продолжил:

— Я много времени посвятил изучению тонкостей ментальной магии, и пришёл к выводу, что любое заклятие, любое зелье, предназначенное для манипулирования сознанием, разумом, памятью человека, напрямую воздействует на работу его мозга.

— Кажется, я не встречала ничего подобного, — задумчиво протянула Гермиона. — Даже в книгах из библиотеки Больницы Святого Мунго нет ни малейшего упоминания воздействия магии на человеческую психику.

— Думаю, я был первым, кто заинтересовался этой темой, — без ложной скромности заявил Снейп, сворачивая на тонкую тропинку, скрывающуюся в зарослях камыша. — К сожалению, до недавних пор мои изыскания находили применение лишь на «тёмной» стороне. Теперь же пришло время направить их в мирное русло.

В полном молчании они пересекли пересохшее болото и добрались до глубокого ущелья, поросшего мрачными дубами. Судя по тому, с какой лёгкостью Снейп преодолевал скалистый путь вниз, он уже приходил сюда раньше, но Гермиона не имела ни малейшего представления, зачем. Изредка бросая взгляд на маячащий впереди огонёк лампы, она с преувеличенной аккуратностью ступала по щербатым валунам. Это уже не было похоже на «давайте пройдёмся», скорее на «давайте я затащу вас в самую глушь, где вы точно переломаете себе ноги и избавите меня от своего навязчивого общества».

— Дайте руку.

В лунном свете, пробивающемся через корявые ветки, ладонь Северуса казалась призрачно-белой. Весь оставшийся отрезок пути он терпеливо шагал рядом, не давая Гермионе оступиться, хоть её вспотевшая от волнения ладонь так и норовила выскользнуть из его сухих, холодных пальцев, и отпустил её руку он только тогда, когда они ступили на твёрдую землю.

На самом дне ущелья деревья были понатыканы настолько близко, что протиснуться между ними можно было только боком, а их раскидистые кроны полностью закрывали сияющий небосклон. Вокруг не было видно ни зги, а света лампы хватало лишь на то, чтобы озарить крошечный пятачок пространства под ногами.

— Где мы? — громко спросила Гермиона, растерянно моргая и вертя головой.

— Тише, — шикнул Снейп. — Они не любят шума.

— Кто не любит…

— Следуйте за мной.

Он медленно шёл вперёд, плавно огибая дерево за деревом. Гермиона, сумев подавить в себе желание вцепиться в его рубашку, чтобы не отставать, едва не наступала ему на пятки. Её преследовало навязчивое чувство, что этот живой лабиринт скрывал от чужих глаз то, что им видеть было не должно.

И она не ошиблась.

— Смотрите.

Снейп остановился, привалившись боком к одному из стволов. Выглянув из-за его плеча, Гермиона удивлённо ахнула.

Море деревьев закончилось; они стояли на краю невысокого, футов в пять, обрыва, а открывшаяся взору поляна была сплошь усыпана диковинными цветами. Испуская ярко-розовое свечение, озаряющее всё вокруг, они покачивались в такт завораживающему танцу тысячи мотыльков, кружащихся над ними. Очарованная этим зрелищем, Гермиона не решалась пошевелиться; даже у неё, волшебницы, повидавшей много чудес, дух захватывало от такой красоты.

— Хотите подойти ближе? — шепнул Северус ей на ухо так, что по шее побежали мурашки.

— Конечно! — выдохнула Гермиона, глядя на него глазами, полными детского восторга.

Усмехнувшись, Снейп плечом оттолкнулся от дерева и кивнул в сторону поляны.

— Тогда идите первой. Вашу компанию они примут с большей охотой.

Спустившись к подножью пригорка, Гермиона осторожно приблизилась к цветам и опустилась на корточки у самого края поляны; почувствовав её приближение, нежные соцветия заколыхались, будто живые.

— Северус, что это такое?

— Это андромеда, — ответил он, усаживаясь на землю рядом. — Растёт вдали от людских глаз и в таком виде предстает только перед волшебниками. Для маглов это — обычные декоративные цветы.

Гермиона поймала себя на том, что сидит неподвижно, глубоко вдыхая витающий в воздухе аромат. Пахло скошенной травой, кардамоном, жимолостью, и, почему-то, табаком. Всё происходящее казалось сном и оставалось лишь надеяться, что он продлится как можно дольше.

— Но как вы нашли это место?

Снейп пожал плечами:

— Любое место сосредоточения магии имеет свой фон. Если бы я не знал, как должны выглядеть заросли андромеды, то непременно прошёл бы мимо. Можно сказать, мне просто повезло.

— И мы будем использовать её для приготовления зелья? Я не помню, чтобы встречала хоть одно упоминание применения андромеды в колдомедицине.

— Вы уже забыли, что я говорил вам четверть часа назад? — обхватив руками колени и сцепив пальцы в замок, Снейп посмотрел вверх, на плотный купол из переплетённых дубовых ветвей. — Традиционная колдомедицина в нашем случае бессильна. И вам придется многое переосмыслить, если вы действительно хотите знать, в чём заключается суть моего плана.

Подавшись назад, Гермиона села на пятки и взглянула ему прямо в глаза.

— Я всю жизнь цеплялась за книги, потому что девочке, рождённой в семье маглов, попросту негде больше черпать знания. Но я готова учиться. И готова вам это доказать.

Он долго не отводил взгляда, будто решал, надолго ли хватит её воинственности и воли к познанию. Гермиона прочистила горло; сердце колотилось как бешеное, а въедливая мыслишка о том, воспринимает ли он вообще всерьёз её потуги что-то ему доказать, подталкивала её добавить к ранее сказанному что-нибудь ещё. Северус, к счастью, пошёл на опережение.

— Человеческий мозг — удивительный орган. Магловским ученым удалось разгадать лишь малую часть его тайн, но даже то, что доподлинно известно на данный момент, открывает перед нами огромные возможности.

Придвинувшись к самому краю поляны, он выставил вперёд ладонь и медленно провел ею над соцветиями, словно приветствуя их. Гермиона заворожённо наблюдала, как его тонкие пальцы касаются одного из цветков, как раскрываются от чужого прикосновения бархатистые лепестки и льнут доверчиво к человеческой руке.

— Как вы думаете, почему, подвергшись заклятию Имперус, человек теряет контроль над своим разумом?

— Потому что тот, кто применяет заклятие, берёт его под свой контроль, — протянула Гермиона, по ходу речи понимая, что Северус хотел услышать от неё совершенно не это.

— Очевидно, — сдержанно ответил он. — Однако, грамотное обоснование этой гипотезы будет следующим: заклятие Империус выборочно воздействует на группы нейронов головного мозга, отвечающие за те или иные поведенческие характеристики и, фактически, контролирует их. Чувствуете разницу?

Гермиона медленно кивнула. Северус открывал перед ней совершенно новую точку зрения, совершенно новый мир, который ей только предстояло изучить; руки так чесались от желания записать каждое услышанное слово, трижды его подчеркнув.

— Обливиэйт также можно отнести к подобной категории заклинаний, влияющих на целостность и форму памяти, — отметил Снейп. — Говоря проще, он провоцирует различные формы амнезии, в зависимости от намерения и навыков колдующего. Наложив его на ваших родителей без знания фундаментальных основ использования этого заклинания, вы совершили огромную ошибку, исправить которую сложно, но вполне возможно.

От нетерпения сводило зубы. Наблюдая, как Снейп снова протягивает руку к цветам, которые, кажется, стали сиять ещё ярче, она ёрзала коленями по изумрудной траве, не решаясь его поторопить.

— Цветы и листья андромеды, помимо ряда магических свойств, содержат в себе андромедотоксин — нейротоксин, вызывающий угнетение нервной системы.

Гермиона нахмурилась:

— Но ведь нейротоксин — это, фактически, яд.

— Верно, равно как и многие ингредиенты, использующиеся для создания как ядов, так и лечебных зелий. Однако, с его помощью, при наличии необходимых знаний и навыков, можно ввести человека в состояние, близкое к трансу. Человеческая память, мысли, чувства, гораздо легче поддаются манипуляции в состоянии изменённого сознания, и андромеда идеально для этого подходит. Именно в этот момент в процесс вступает легилименция.

— Легилименция?

Снейп усмехнулся:

— Да, легилименция. Обрабатывая огромное количество визуальной информации, мозг оставляет на подкорке мыслеобразы, то есть то, что мы видим перед своим внутренним взором каждый раз, когда закрываем глаза. Воспоминания имеют аналогичную форму, а информация о них хранится в определенных группах нейронов. При нарушении их целостности, воспоминания стираются; к счастью, механика воздействия Обливиэйта заключается не в уничтожении нейронных связей, а в их блокировке. Легилименс, как любят говорить обыватели, дает возможность читать мысли. На самом же деле, он помогает считывать эти самые мыслеобразы и, при необходимости, перекодировать их. Именно это и называется психологическим переконструированием.

— Это звучит гениально, — произнесла Гермиона, поднимая глаза от земли. Снейп лишь самодовольно усмехнулся: ещё бы это не звучало гениально, — и если это не несёт никаких рисков…

— Риски есть всегда, — Северус прервал её, не желая побуждать своим спичем лишних иллюзий. — Малейшие погрешности в дозировке вспомогательного зелья могут дать нежелательный эффект. Защитные механизмы головного мозга ваших родителей могут начать оказывать сопротивление и реагировать на вмешательство самым неожиданным образом.

— Но вы ведь уже делали это раньше?

— Конечно. Как я и говорил ранее, на моём счету немало вскрытых черепных коробок.

— Но почему не рассказали мне об этом? Когда я впервые пришла просить вас о помощи?

— Не хотел, — просто и честно ответил Снейп. — Когда вы заявились в Мунго и принялись брать меня измором, последнее, что я хотел делать — помогать вам. На самом деле, я всей душой желал, чтобы вы сгинули и никогда больше не попадались мне на глаза.

— И что же изменилось? — сама того не желая, Гермиона почувствовала злую обиду. Конечно, его отношение к ней существенно изменилось, но это не делало менее болезненным тот факт, что когда-то он презирал её настолько, что даже видеть не хотел рядом с собой.

— Всё, — тихо произнёс Снейп. — Думаете, я не благодарен вам за всё, что вы сделали?

Думаете, имея возможность оплатить вам добром за добро, я не воспользуюсь ею? Неужели вы считаете меня настолько конченым мерзавцем?

— Нет, — Гермиона мотнула головой, стряхивая подступившие слёзы. — Конечно нет.

Они сидели в полном молчании ещё очень долго. Гермиона пыталась переварить всё услышанное, но какая-то неуловимая несостыковка мешала ей сложить картину целиком.

— Подождите, — начала она, шмыгнув носом. — Получается, нам нужно сварить зелье из андромеды, которое поможет ввести моих родителей в состояние транса. Что ещё входит в состав этого зелья?

— Ничего. Фактически, это не зелье, а простая настойка.

— Но травы, которые лежат у нас дома, — слово «дом» вырвалось само собой, но отчего-то не казалось чужеродным. По странному стечению обстоятельств, из всех мест на Земле, только то, которое она делила на двоих с Северусом Снейпом, она сейчас могла назвать своим домом. — Для чего они?

Снейп невесело усмехнулся и встретился с ней глазами. Неоновый розовый свет причудливыми бликами плясал в его зрачках; заметив что-то в их глубине, Гермиона ощутила, как сердце пропустило удар. Она почувствовала подвох прежде, чем смогла осмыслить его.

— Для меня.

Понимание рухнуло на неё, подобно девятому валу. Северус при этом был возмутительно спокоен. Ошарашенно глядя сквозь него, Гермиона сбивчиво зашептала:

— Белладонна, лапчатка и плоды рябины — это составляющие Укрепляющего зелья. Вы сказали, что для не-волшебников андромеда — обычный цветок. Вы не должны видеть её свечение, если только…

— ...ко мне не вернулись волшебные силы, — закончил за неё Снейп. — Всё верно, Гермиона. И вы ещё называли себя идиоткой.

— Это значит, что вы перестали принимать зелье. И теперь…

— Не перестал, а сократил дозировку до минимума. Но теперь я могу помочь вам. Это всё, что сейчас имеет значение.

— Нет! — Гермиона вскочила на ноги; цветы, разбуженные окончательно, едва ли не загудели от столь возмутительного поведения в их тихой гавани. — Мы столько сил, столько времени потратили на то, чтобы вылечить вас! А теперь всё начнётся сначала! Да Шарп мне шею свернёт, если узнает об этом!

— К чёрту Шарпа, — раздражённо отмахнулся Снейп. — С меня сняты все обвинения и ничего кроме треклятого зелья не мешает мне колдовать. Я — опытный легилимент. Я ковырялся в человеческих мозгах бесчисленное множество раз и знаю всё об устройстве человеческого сознания. Я единственный, кто может это сделать.

— Не такой ценой! — Гермиона почти кричала. — Мы не знаем, как отреагирует ваш организм на возобновление работы магических потоков, а вы собираетесь подвергать его такому стрессу! Мерлин, да вы же можете умереть!

Северус ответил не сразу. Медленно поднявшись на ноги, он склонился над цветами. Тонкий стебелёк хрустнул и соцветие, усыпанное светящимися колокольчиками, оказалось у его в руке. Приблизившись к Гермионе, он взял её сжатую в кулак руку, и, аккуратно разжав пальцы, вложил в неё цветок.

— Я знал, что ты будешь против, именно поэтому не хотел ничего тебе говорить, — негромко начал он. — Знаешь, мне плевать, что думают обо мне в магическом сообществе, но то, что происходит сейчас с тобой, не должно было произойти. Ты заслуживаешь счастья, Гермиона. Позволь мне помочь тебе.

Слёзы жгли глаза. Сидя вечерами в пустой комнате, прислушиваясь к звукам, доносящимся из лаборатории, Гермиона не могла взять в толк, чем заслужила его недоверие. Теперь же всё стало ясно, как божий день — это он боялся, что она не доверится ему; боялся настолько, что был готов тихо принести себя в жертву, лишь бы она, девушка, прошедшая путь от презренной всезнайки Грейнджер до Гермионы, которую он тихо, почти ласково звал теперь на "ты", заставляя её сердце трепетать, была счастлива. Жаль, что по иронии судьбы, счастье одного из них должно было стать несчастьем для другого.

Аромат, источаемый андромедой, лишь усилился, заставляя сердце ныть, а пальцы, сжимающие тонкий стебель, дрожать. Гермиона бессильно смежила веки; протянув руку, Северус легко, почти невесомо, утёр влажную дорожку на её щеке.

— Не плачь. Со мной ничего не случится. Даю слово.

Он порывисто прижал Гермиону к себе. Вновь оказавшись в его объятиях — таких же тёплых, как те, о которых она вспоминала ночами, пока Северус, вымотанный приготовлениями, тихо спал рядом — Гермиона горько всхлипнула и вцепилась пальцами в его рубашку. Мотыльки, кружа над головой, оставляли за собой шлейф из еле видимой сияющей пыльцы, оспающейся на их головы.

— Ты когда-нибудь варила Амортенцию?

— Нет, — глухо ответил Гермиона. Вопрос был странным и неуместным, но допытываться до природы его возникновения у неё просто не было сил. — Никогда.

— Неудивительно, ведь в противном случае ты бы знала, что андромеда входит в её состав. Именно благодаря ей Амортенция пахнет тем, что мы любим.

Гермиона сжала пальцами рубашку на его груди.

От Северуса пахло табаком и немного — жимолостью.

2014

«…напомним, что ужасающее по своей жестокости преступление было совершено прошлым вечером на городской свалке между Тарвер-роуд и Филдинг-стрит. Неизвестный — или группа неизвестных — при невыясненных на данный момент обстоятельствах, совершили нападение на группу школьников, гулявших на северной окраине свалки. Свидетель, который предпочёл остаться анонимным, сообщил оперативной группе о местонахождении пяти жертв. Звонок был совершён из телефона-автомата, находящегося поблизости; оперативная группа, ориентируясь на полученные данные, обнаружила на месте происшествия пятерых детей в бессознательном состоянии. Также сотрудниками правоохранительных органов был найден пневматический пистолет: по предварительным данным, он был использован для запугивания жертв, а также…»

Не найдя пульт, Бетти с такой силой рванула шнур, что розетка, к которой был подключен телевизор, угрожающе заискрилась. Сев на корточки, девочка скрючилась и зажала рот рукой: ещё секунда — и виноград, который она заставила себя съесть, чтобы не умереть с голоду, полезет наружу.

Их было пятеро и среди них был Мэйсон. Или он был шестым? И какой ещё к чёрту пистолет?

Заставив себя встать на ноги, она осмотрелась, будто видела свой дом в первый раз. Она обводила взглядом расставленные по полкам фотографии, на которых почти всегда были изображены только они с мамой, и книги — дурацкие, бесчисленные книги, которыми кормили её родители, чтобы занять её внимание, чтобы не было необходимости говорить ей правду.

Оттянув ворот рубашки, сдавливающий шею, Бетти покрутила головой, которая теперь трещала пуще прежнего. Мама закрыла дверь снаружи: она слышала, как проворачивался ключ в замочной скважине. Она взглянула на окно, и решение возникло так просто, будто было единственно правильным.

Она знала слишком мало и должна была увидеть всё собственными глазами.

Фундамент дома оказался достаточно высоким и спускаться вниз было довольно опасно, но Бетти не чувствовала страха: до крови стесав коленку о кирпичную кладку, она сползла на землю, крадучись пересекла заброшенный палисадник и, оказавшись за забором, перешла на бег.

Колено болело просто ужасно, но ноги будто сами несли Бетти к тому месту, где она оставила свои воспоминания. Капли зачинающегося дождя леденили кожу; она бежала долго, задыхаясь от колющей боли в боку, и остановилась лишь тогда, когда вдалеке замаячили огни полицейских машин. Боком двигаясь вдоль груд металлолома, она боязливо выглянула за угол. Часть свалки была оцеплена и огорожена жёлто-чёрной лентой. Соваться туда сейчас было опасно; приняв решение вернуться в другой раз, Бетти уже попятилась назад, но, уже знакомая боль, сравнимая с болью от тысячи раскалённых кинжалов, резко ударила в голову, заставив её остановиться.

— Нет-нет-нет, только не…

❖

Бетти смотрит на змею. Змея смотрит на неё и, вроде бы, улыбается. Бетти, конечно, понимает, что всё это глупости, ведь змеи не улыбаются, но именно эта переливающаяся чёрная змейка кажется ей очень дружелюбной. Прислонившись спиной к тёплой древесной коре, девочка откладывает в сторону книжку: ей её подарил папа ещё полгода назад, но очередь до неё дошла только сейчас. Бетти очень любила книги, безмерно уважала их, и не могла просто так взять и начать читать какую-то одну вне очереди.

«Как тебя зовут, змейка?» — спрашивает Бетти, но ответ получить не успевает: заслышав шорох в камышах, змея прячется за дерево, под которым сидит девочка, скрываясь из виду.

«Ты чего тут делаешь, Снейп? Опять что ли со змеями разговариваешь?»

Прищурив один глаз, Бетти поднимает голову. На фоне палящего летнего солнца стоит соседский мальчишка Джон Аустерлиц: противный тип, вечно задирается к ней по поводу и без.

«Разговариваю, — спокойно отвечает Бетти. — Тебе какое до этого дело?»

«Да такое, что ты ненормальная, — заявляет Аустерлиц и со всей силы пинает пыль под ногой, которая летит Бетти прямо в лицо. — Все уже говорят, что тебе самое место в сумасшедшем доме. Думаешь, с тобой просто так никто не играет? Да ты же уродка!»

Протерев глаза от пыли и песка, Бетти прищуривается. Ажурные оборки на гольфиках запачкались, а ведь мама только их постирала.

«Уродка, да? А мне кажется, что это ты урод, Джон Аустерлиц».

«Что ты там лепечешь? Я ничего не понимаю!» — Аустерлиц громко и уверенно горланит, но Бетти чувствует в его голосе страх. Он ей очень хорошо знаком и нравится даже больше, чем диалоги со змеями.

«Мама говорила мне, что соседи должны быть вежливыми. Почему ты ведешь себя невежливо, Джон?»

«Да на каком языке ты говоришь вообще?» — визжит Джон, пятясь. — Совсем с ума сошла! Я всё расскажу…»

Он замирает, трясясь, как осиновый лист. Бетти, заметив шевеление сбоку, поворачивает голову. Новоиспечённая подруга возвышается над её плечом и угрожающе шипит на оторопевшего мальчишку.

«Прости, я не знаю твоего имени, — говорит Бетти, глядя прямо в ярко-жёлтые глаза, — но, может, ты научишь Джона хорошим манерам?»

Змея молниеносно бросается вперёд; вскрикнув, мальчик валится назад, громко плюхнувшись в заросшую камышом лужу, оставшуюся от пересохшего озера. Когда булькающие звуки, в зарослях, наконец, стихают, Бетти открывает книжку; очень хочется пить, но возвращаться нельзя: мама точно загонит её домой, боясь, что дочка перегреется.

На самом деле, она пришла сюда просто почитать, но в итоге, всё закончилось даже лучше.

❖

— Эй, ты в порядке?

Резко очнувшись, Бетти глубоко вдохнула вечерний воздух слипшимися от страха лёгкими. Сумерки сгустились; она пробыла в отключке достаточно долго, и неизвестно, успела ли мама за это время вернуться домой. Заметив её пропажу, она точно сойдёт с ума, но это волновало Бетти куда меньше, чем другое, ужасающее осознание:

Она убила человека.

— Живая? Бродяжка что ли?

— Я убила Джона Аустерлица. Я убила…

Не вовремя поняв, что она тут не одна, Бетти сфокусировала взгляд: склонившись, перед ней стоял мужчина средних лет — очень некстати в полицейской форме.

— Что ты сделала? — достав из-за пояса фонарь, он посветил девочке в лицо. — Повтори?

— Я… я ничего не сделала! Ничего!

Оскальзываясь и закрывая лицо от яркого жёлтого света, она рванула вниз по дороге, прочь от полицейского, озадаченно глядящего ей вслед.

Дождь, такой редкий для их краёв, снова разошёлся; загорались окна в домах, мелькали размытые огни запоздалых машин. Бетти мчалась со всех ног, на ходу утирая льющиеся ручьём слёзы.

Она была убийцей. Каким-то неведомым образом натравив на мальчика змею, Бетти из того жуткого, реалистичного сна убила его, не чувствуя ни жалости, ни сострадания. Это казалось страшным сном, дикой фантазией, но она помнила Джона; помнила его голос, который до сих пор иногда раздавался в голове, помнила ощущение гладкой змеиной чешуи под пальцами и строчки из книги про маму-крольчиху, которую читала. Помнила она и свой прошлый сон, в котором мама, потемневшими от страха глазами, смотрела на неё и задавала вопросы про того же самого Джона Аустерлица.

Но было ли это сном? Или всё это на самом деле случилось с ней однажды?

Неужели, настоящая Бетти Снейп и впрямь была такой?