Леса, полные пророчеств (гет)

Календарь, наконец, перевернулся. Тяжелый день, уместивший в себя налет на Министерство, неудачное перемещение в особняк на Гриммо, бегство в лес и долгие разговоры в палатке, остался позади.

Гарри согрел руки, потерев их. Ночью он спал плохо: опять мучили кошмары. Медальон на груди оставался холодным как лед, и его нахождение рядом с сердцем вселяло в Гарри тревогу. Иногда казалось, что он слышит какой-то посторонний звук, словно из крестража доносилось собственное сердцебиение. Но осколок души Волдеморта был рядом и, вероятно, какую-то форму жизни все же имел. Такие мысли не доставляли Гарри удовольствия.

Не выспавшийся, он смотрел в лес и пытался придумать, что делать дальше. Бесполезно было перекладывать ответственность на других, в том числе на Люпина, как более старшего члена их группы. Гарри сам должен обдумать ситуацию и варианты дальнейших действий. В ближайшее время он планировал разобраться, как уничтожить крестраж, и первые попытки они совершат уже сегодня. Гарри сомневался, стоит ли оставаться на одном и том же месте дольше дня или двух, поэтому решил обсудить это с другими.

Он надеялся — в скором времени медальон получится открыть и уничтожить. Только после этого Гарри собирался выстраивать дальнейшую стратегию.

Гарри встал и отошел от палатки, заходя чуть глубже в лес. Он отыскал большое и раскидистое дерево, а затем достал из кармана вращающийся глаз Аластора Грюма. Внимательно посмотрев на глаз, Гарри на секунду улыбнулся, а затем закопал глаз под деревом и сделал на коре отметку — небольшой крест. Гарри отчего-то уверенно подумал: такие похороны устроили бы Грозного Глаза больше, чем прозябание его волшебного глаза на двери ненавистной Долорес Амбридж.

Гарри почтил память павшего товарища и повертел головой, взглядывая вверх. Примерно в пятидесяти футах от земли на одном из деревьев он вдруг заметил странный знак — белую небольшую линию. Гарри не совсем понял, какого та происхождения — то ли нарисована поверх коры, то ли выгравирована или же выдолблена клювом какой-то птицы.

Гипнотизируя взглядом таинственную линию, он оступился, а затем, подняв голову, уже не смог найти линию снова. Вздохнув, он решил вернуться к палатке.

Следующие мысли потекли в раздумьях, что же значат его сны и видения. Если его предположения верны, Волдеморту пока неизвестно об уничтожении крестражей. Как можно не почувствовать уничтожение части собственной души, большой вопрос, но так произошло с дневником и кольцом. Как видел и чувствовал Гарри, Том Риддл вовсе не беспокоился о созданных им артефактах. Темный лорд решал другой вопрос, который волновал и самого Гарри: что не так с их волшебными палочками? Как далеко Волдеморт зайдет в поисках человека, кто сможет объяснить, как одолеть палочку Гарри Поттера? И что остается делать ему, Гарри, если кто-нибудь все же подскажет Волдеморту секрет победы?

Нервно вглядываясь в верхушки деревьев минута за минутой, Гарри краем уха услышал шевеление в палатке: наверное, это встала Гермиона. Он ожидал, что она выйдет к нему, чтобы поздороваться, поэтому не следил за временем. Гарри продолжал задумчиво вглядываться в небо, медленно становившиеся из темно-синего серым.

— Доброе утро, Гарри, — тихо поздоровались Гермиона, и тот вздрогнул, а затем обернулся.

— Надеюсь, что оно будет добрым.

— Как прошла ночь? — спросила она, подходя ближе.

— Тихо, только белки шуршали.

Гермиона накинула плед ему на плечи и улыбнулась. Они потоптались на месте, чтобы размять затекшие конечности, а затем весело взглянули друг на друга — настроение улучшилось.

— Я вернусь внутрь и вынесу тебе чай, а потом приготовлю завтрак, — сказала Гермиона, отдышавшись.

— Спасибо, — Гарри улыбнулся ей, а затем опять остался один на один с лесом.

Около десяти утра он услышал, как палатка наполнилась шумом, а затем почувствовал запах приготовленной еды.

— Доброе утро, Гарри!

Когда Гарри вернулся в палатку, первым он встретил Ремуса: тот выглядел сонным, но уже разливал чай по кружкам.

— Привет, дружище, — Рон помахал ему рукой.

Позавтракали кашей и чаем с печеньем, а затем с нетерпением приступили к изучению крестража.

Как ни пытались они воздействовать на медальон, тот не поддавался. Они использовали несколько десятков разрушающих заклинаний, а затем с задумчивостью посмотрели на крестраж.

Из любопытства Ремус даже испробовал на медальоне непростительные заклятия, когда ребята вернулись в палатку. Чары лишь отскочили от крестража. Люпин, разведя руками, вернулся и вручил цепь с медальоном Гарри.

— Прежде, чем мы его откроем, нужно знать, чем его уничтожить, — резюмировал Ремус. — Гермиона, ты встречала в книгах еще какую-нибудь информацию?

— Я уже сказала, что знаю, — пояснила та. — Крестраж — очень сильная магическая вещь, потому оружие уничтожение должно иметь еще большую силу. Мы знаем: раньше один из крестражей Гарри уничтожил клыком Василиска, а значит, его яд очень эффективен.

— Конечно, где же нам раздобыть посреди леса еще несколько зубов этой змеи? — усмехнулся Рон.

— Без понятия, — Гарри покачал головой. — У меня есть идея, как открыть медальон. Но уничтожить… эту штуку обычные заклинания не возьмут.

Гермиона продолжала размышлять:

— Еще есть заклятие адского огня — оно упоминается в книге, но это...

— Слишком опасно, — закончил за нее Ремус.

— Да, — подтвердила она. — Этот огонь не поддается контролю.

— Поддается, но требует огромной волшебной силы. Сомневаюсь, что кто-то владеет ею, разве что Дамблдор укротил бы адское пламя — но теперь мы не сможем это проверить.

Гарри разочарованно вздохнул и с тяжелыми мыслями снова надел на себя медальон.

— Я хотел еще раз обсудить, когда нам стоит перебраться на новое место, — сказал он, оглядев всех. — Думаю, стоит чаще передвигаться и, возможно, уже завтра уйти отсюда.

— Собраться сейчас мы вряд ли успеем, поэтому я согласна подождать до завтра, — поддержала Гермиона, держа в руках книгу.

Сидящий рядом Рон с улыбкой покосился на нее, а затем перевел взгляд на Гарри и кивнул ему.

— Ты у нас главный, — сказал Люпин. — Завтра двинемся в другое место. А сегодня, пока не стемнело, я планирую прогуляться в лес, поискать грибов. Гарри, может, ты хочешь пойти со мной?

Тот кивнул и стал допивать чай, пока тот не остыл.

— Отлично, — сказал Рон, — значит, сегодня будет хороший ужин. Я поищу хвороста для печки.

— Я останусь у палатки, — Гермиона встала, не забыв прихватить книгу.

За ее спиной все трое улыбнулись, узнавая привычки мисс Грейнджер: та без чтения не могла провести и дня.

* * *

Прогулка в лесу обернулась для Ремуса и Гарри небольшой корзиной собранных грибов. Люпин рассказал, что успел прочитать в туристической книжке пару статей о съедобных грибах. Он вдохновился прочитанным, и ему не терпелось применить полученные знания на практике. Однако в таком хитром деле, очевидно, важная роль отводилась везению: даже обостренные чувства Люпина и его обычно хорошая интуиция не помогли разжиться грибами так быстро, как им бы того хотелось.

К вечеру Гермиона вызвалась помочь Ремусу с ужином, заодно желая потренироваться в готовке, а Рон выпрашивал у Гарри подробности его видений, которые появлялись из сознания Волдеморта.

— Рон, ну я же не телевизор! — не выдерживая натиск друга, воскликнул Гарри. — Я вижу только то, что наблюдает и думает Сам-знаешь-кто. И я не меньше тебя хочу знать, как там Джинни и остальные!

За ужином снова все сошлись за одним столом, и Гермиона опять высказала опасения по поводу Гарри: в последнее время он не предпринимал попыток закрыть разум от Волдеморта.

Ночью у палатки дежурил Рон, а Гермиона, проснувшись в темноте, вслушивалась в напряженное дыхание Гарри — его опять мучили кошмары. Утром Гарри выглядел хуже некуда, но, позавтракав, все же немного развеселился.

Прибрав вещи, они сложили палатку и с помощью палочки уничтожили следы. Вчетвером они трансгрессировали в предместье небольшого рыночного городка. Гарри, надев мантию-невидимку, отправился на разведку: хотел стащить газету, как они делали, пока жили на Гриммо, и найти что-нибудь съестное, чтобы разнообразить их рацион. Не зная теперь, сколько времени им придется провести в изгнании, они договорились очень аккуратно расходовать запасы продуктов. Те при ближайшем рассмотрении больше не казались никому вечными.

Ремус, Рон и Гермиона ожидали возвращения Поттера под старым мостом. Начался дождь, и Рон уже хотел вздремнуть в ожидании. Вдруг Гарри вернулся, и выглядел он напуганным:

— Дементоры! — сказал он, пытаясь отдышаться. — Я не смог прогнать их.

Гермиона охнула.

— У тебя не получилось вызвать патронус?

Гарри покачал головой и присел на мостовой камень. Мантию-невидимку он уже убрал в рюкзак.

— Очень странно, — задумчиво протянул Люпин. — Неужели здесь так много дементоров?

Заспанный Рон тоже не обрадовался возвращению друга с пустыми руками. Он препирался с Гарри несколько минут, пока Гермиона не воскликнула:

— Стойте, — она взмахнула руками. — Медальон, Гарри! Ты носишь его уже два дня! Сними его сейчас же.

В глазах Ремуса она тут же заметила понимание их совместной ошибки: они недооценили опасность, исходящую от крестража, и степень его влияния на человека.

Гарри раздраженно посмотрел на Гермиону и стянул с себя цепочку, а затем вдруг облегченно вздохнул.

— И впрямь стало лучше, — тихим голосом сказал он. — Не думал, что он так может воздействовать на магию... И на меня.

— Давайте носить его по очереди, — предложил Ремус, беря цепочку и надевая ее на себя.

Так они узнали, что медальон обладает незримой силой: отпечаток души Волдеморта был столь темным, что настроение каждого, кто носил его, заметно ухудшалось; возникала слабость и апатия, хотя влиял крестраж на ребят с разной силой: Гермиона сделала вывод, что на Рона медальон влияет особенно сильно — тот становился очень раздражительным, и его попросту было тяжело терпеть; Гарри, в основном, становился слабее физически, его мучили кошмары, а палочка порой не желала слушаться. Ремус выглядел болезненным, пока носил крестраж на себе, а вот сама Гермиона, к своему удивлению, почти не замечала изменений, когда надевала цепь с крестражем, хотя на ее душе становилось тоскливо — еще больше, чем обычно.

Так, шли дни, они ночевали на одном месте по одной или две ночи, частенько выбирались к людям, стараясь быть очень осторожными, чтобы раздобыть еды, и ни капельки не приблизились к тому, чтобы понять, как уничтожить раздобытый крестраж.

* * *

Никто не заострял на этом внимания, но все четверо понимали: приближалось полнолуние.

Особенность Люпина не давала им расслабиться и забыть, что совсем скоро он превратится в неуправляемого волка — опасного, в первую очередь, для них самих.

Три дня до полнолуния Ремус после ужина выпивал порцию аконитового зелья.

Гарри, обсудив это с Гермионой и Роном, решил все же поднять тему предстоящего полнолуния. Он уточнил, есть ли у Люпина какой-нибудь план — не прямо в палатке же тому обращаться.

— Несколько дней назад во время дежурства я заметил подходящее место — заброшенный домик на берегу озера. Я буду трансгрессировать туда в дни полнолуния, а затем, утром, возвращаться к вам обратно.

— А это безопасно для других? — спросила Гермиона, нервничая.

— То место заброшено, — ответил Ремус. — Благодаря зелью в состоянии волка я довольно тихо себя веду. Это не отменяет, к сожалению, болезненность трансформации.

Он поморщился и дернул головой.

— Наверное, других вариантов нет? — решил уточнить Рон. — Может, Визжащая хижина?

— Нет, Снейпу известно это место, поэтому оно небезопасно, — ответил, качая головой, Люпин. — Я думаю, все пройдет гладко. Это не первое мое полнолуние, к тому же, уже несколько лет я пью противоядие.

Гарри, только что задумчивый и хмурый, вдруг улыбнулся.

— Значит, все будет хорошо. Главное, утром дождаться тебя.

— Да, иначе мне вас попросту не найти.

Еще перед полнолунием Ремус отказался носить крестраж, хотя шальная идея дать медальон на растерзание оборотню внутри себя у него все же промелькнула. Когда выяснилось, что не только его одного заняла подобная мысль, они вчетвером обсудили это. Решили не рисковать: никто не представлял, как крестраж может влиять на настроение обращенного волка. К тому же, все были уверены — оборотень не являлся универсальным оружием.

В назначенный вечер Ремус, поужинав, быстро собрал рюкзак, словно хотел отправиться на прогулку в ближайшую деревню, и без долгих прощаний с ребятами вышел в темноту леса.

— Наверное, нам не стоит так волноваться, — Гарри попытался всех подбодрить, хотя, в первую очередь, он пытался донести эту мысль до Гермионы — за ужином она сильно нервничала.

— Он же не первый раз обращается, — обнадеживающе сказал Рон.

Он взглянул на время и заметно оживился. Уизли снял с шеи цепь с медальоном и передал крестраж Гарри. Затем Рон принялся крутить радио, недавно украденное из старого маггловского гаража с места их предпоследней стоянки. Он слышал, как Фред и Джордж планировали настроить радиовещание из магазина и выходить в эфир раз в неделю, чтобы освещать истинное положение дел в магической Британии.

Рон так и не узнал, удалось им это или нет, но братья, рассказывая о защите их пиратской станции, дали Рону пароль для подключения к любой передаче. Хоть у него еще не получилось подключиться к радиостанции, Рон надеялся — братья не стали бы дурачить его в таком серьезном вопросе. Каждый вечер вне зависимости от настроения он крутил пластмассовые ручки и вслушивался в треск и шорох радиоволн. Отсутствие других сигналов давало им понять, что защитные чары работают правильно.

Несколько раз Рон уточнил у Гермионы, не заглушат ли наложенные ею и Люпином чары вещание из «Всевозможных волшебных вредилок». Каждый раз та терпеливо отвечала: вещание, настроенное с помощью волшебства, пройдет барьер защитных заклинаний.

— Снова ничего, — расстроенно сказал Рон спустя некоторое время.

Гарри уже вышел из палатки на дежурство, а Гермиона собиралась ложиться спать — ранним утром она хотела подменить Гарри, чтобы дать тому отдохнуть, и дождаться возвращения Люпина.

— Завтра попробуешь еще раз, — успокаивающе сказала она Рону.

Тот уже лежал в кровати чуть ли не в обнимку с радиоприемником. Гермиона улыбнулась, покачав головой. Старенький агрегат уж слишком быстро завоевал внимание ее рыжего друга.

— Легко тебе говорить, — печально отозвался Рон. — Мне важно знать, что родные живы и здоровы, знаешь ли.

Улыбка с лица Гермионы пропала. Вот, опять настроение Рона скакало из стороны в сторону. Ей уже начинало казаться, что крестраж влияет на его состояние далеко не главным образом.

— Я тоже беспокоюсь о них, Рон, — как можно мягче постаралась сказать она, передумав садиться к нему на кровать.

— Мы уже скитаемся пару недель, и все без толку, — мрачно продолжал Рон, — а что, если пара недель превратится в пару месяцев или лет? Когда у нас будет хоть какой-нибудь план? Когда Гарри придумает, как уничтожить крестраж?

Гермиона вздохнула. Эту песню она слышала от него уже не в первый раз.

— Я думаю, Гарри делает все возможное. Мы стараемся искать зацепки, но их пока не так много. Словно мы что-то упускаем из виду...

— Вот именно! — воскликнул Рон.

Гермиона шикнула на него, не желая, чтобы до Гарри донеслись отголоски их разговора. Ей не нравилось обсуждать за спиной Гарри правильность его действий. Пару раз она высказала Рону: отсутствие хоть какого-то плана ее очень расстраивает. Она поддержала Рона, считавшего, что Дамблдор должен был объяснить Гарри Поттеру, где искать оставшиеся крестражи и как их уничтожить. Но они втроем, а потом и вчетвером, оказались словно в западне, а неведение и неопределенность в дальнейших действиях расстраивала еще больше.

— Даже Люпин ничего не знает об этих крестражах, а он — член Ордена. На что Дамблдор рассчитывал, когда возлагал на Гарри столь ответственную миссию?

Гермиона слегка удивилась подобному словесному обороту из уст Рона, но продолжать обсуждение, что теперь касалось и Дамблдора, она не собиралась. Гермиона дала понять Рону, что их разговор окончен, а затем отправилась спать.

Перед тем, как закрыть глаза, она в течение минуты смотрела на пустую кровать рядом с ней, размышляя о том, что сейчас происходит в незнакомом ей заброшенном доме у озера.

* * *

Гарри, хоть и слышал краем уха Рона и Гермиону, когда те оставались наедине, старался особенно не вникать в смысл их разговоров, чтобы не расстраиваться. Он и так постоянно думал, что руководитель из него никудышный: плана действий у них не было, а скитаться по заброшенным полям без безопасного места для жилья он устал не меньше остальных. И все же он надеялся: видения из сознания Волдеморта вскоре дадут какую-нибудь подсказку. Иногда даже хотелось обратиться напрямую к Риддлу, вскричав изо всех сил, что ищет обломки его души! Может, тогда Волдеморт сконцентрируется на защите оставшихся предметов, а не поиске разгадки волшебных палочек.

Разговоры в палатке давно утихли; и Гарри медленно дышал, чтобы не растерять тепло. Темная ночь сменялась предутренними сумерками, и лес постепенно оживал. Полная луна светила бледно-желтым, проглядывая из-за деревьев.

Он закрыл на пару секунд глаза, а затем услышал какой-то шорох. Выпрямившись, он понял — всего лишь очередная сова закончила ночную охоту. Гарри проследил взглядом к месту, откуда донесся шум от птицы, и заметил на дереве неподалеку какой-то след. В двадцати футах от земли он увидел отметку на дереве — круг. След в этот раз было видно намного лучше, чем таинственную линию несколько дней назад.

Круг был ровным, словно диск полной луны в небе неподалеку. Гарри несколько секунд любовался симметричным расположением двух окружностей, словно ставшими на мгновение стеклами его очков. Он удивился — ведь они изменили место стоянки, но в другом лесу именно он снова наткнулся на разрисованные деревья. Пока Гарри размышлял, совпадение это или нет, из палатки вышла Гермиона.

— Привет, — сказала она, зевая и протягивая другу чашку с только что заваренным чаем. — Я хотела подменить тебя.

Он улыбнулся.

— Хочешь дождаться Ремуса?

Она, нахмурившись, опустила взгляд, вглядываясь в свое отражение в кружке.

— Я понимаю, — Гарри не стал требовать от Гермионы ответа, — лучше посмотри, что я заметил...

Повернувшись вокруг себя несколько раз, он уже не смог найти взглядом дерево с нарисованным кругом.

— Странно, только что я видел эту отметку. Посмотри и ты получше — вот тут, рядом с луной.

Гермиона послушно повертелась на месте, вглядываясь в соседние деревья.

— Ничего.

Гарри вздохнул, принимая увиденное минутой ранее за игру воображения.

— Гарри, ты не боишься, что это проделки крестража? — осторожно спросила Гермиона, когда тот рассказал ей о линии, замеченной не так давно на дереве в другом лесу. — Ты говоришь, что видишь знаки тогда, когда остаешься один, с медальоном на шее...

Поттер покачал головой.

— Нет, но есть предчувствие, что они имеют значение для меня, — сказал он, допивая чай. — Я пойду, прилягу на пару часов. Спать хочу до ужаса.

Гермиона улыбнулась ему и, поправив одеяло, с которым она вышла, устроилась поудобнее возле дерева. Она поверила другу, и внимательно осмотрела окружающее ее пространство в поисках отметины, о которой ей рассказал Гарри. Но, как ни старалась, ничего интересного на деревьях она так и не увидела.

* * *

Светало. В начале седьмого сумерки еще висели густой пеленой над лесом, но Ремус Люпин точно знал — солнце уже близко к горизонту. Он уже обратился обратно в человека, успел одеться и трансгрессировать в лес неподалеку от палатки, где они остановились.

Его голова раскалывалась, а мышцы и кости изрядно ныли. Опираясь на палку, найденную возле хижины, где он провел ночь, Ремус поковылял к защитному барьеру, выстроенному им самим вчера.

Ощущения после ежемесячных трансформаций он ненавидел: тупая боль, что отдавалась во всем теле, всегда была отчаянным криком его внутреннего волка, которого опять усмирили и не дали вырваться на волю. Контроль над сознанием в волчьем обличье в обмен на кошмарное самочувствие при возвращении к собственному облику в течение суток — таковы последствия приема аконитового зелья. Возле дерева Ремус остановился на секунду, вгляделся в очертания палатки и отдышался, а затем зашагал снова.

— Гермиона? — удивился Ремус, подойдя ближе. — Я думал, дежурит Гарри.

Она быстро поднялась, вглядываясь в Люпина, словно не видела его несколько лет. Пытаясь найти какие-то изменения в его внешности, она чуть улыбнулась и облегченно выдохнула.

— Я выспалась и решила подменить его.

— Ладно, — он устало посмотрел на Гермиону, не желая признаться себе в том, что ожидал по возвращении увидеть первой именно ее.

Они стояли в двух шагах друг от друга, и поначалу Гермиона замерла в нерешительности, а затем сказала:

— Я хотела бы помочь тебе.

Ремус чуть нахмурился, опустив голову. Он посмотрел на палку и отбросил ее в сторону.

— В чем?

Гермиона потянулась за сумочкой.

— У меня есть зелья и мази —они облегчат боль.

Люпин усмехнулся и взглянул Гермионе в глаза — его тронула забота о себе, потому что уже давным-давно он забыл ощущение, когда хоть кому-то не все равно на испытываемую им боль. Каждое утро после полнолуния Ремус пару часов наносил лечебную мазь на заживающие раны, прячущиеся у него под рубашкой. Трансформация из раза в раз была жестокой, и он к этому привык. Но как об этом могла подумать девчонка, живущая с ним рядом всего три недели? Как ей в голову пришла идея, что ему может понадобиться помощь?

— Спасибо тебе, Гермиона, но я бы лучше прилег поспать сейчас, — тихо сказал он в ответ, качая головой, в которой эхом отозвалась боль.

Как же плохо, что зелье против боли уже переставало действовать. После каждой трансформации ему нужно было выпить пару-тройку таких пузырьков, чтобы как можно быстрее прийти в себя.

Гермиона сделала еще шаг навстречу.

— Покажи мне место, где ты был, — вдруг попросила она. — Я просто помогу тебе заживить раны, и мы вернемся обратно.

— Нет! — воскликнул он, резко отшатнувшись.

Люпин чуть не упал, если бы не дерево, растущее рядом.

— Да, — твердо сказала Гермиона. — Хоть кто-то из нас должен знать, где ты собираешься прятаться каждое полнолуние.

Ремус сбросил с плеча рюкзак.

— И почему ты решила, что лучше об этом знать именно тебе? — спросил он, скривившись. — Неужели тебе совсем нечем заняться?

Возможно, последние слова Ремуса прозвучали несколько грубо, но Гермиону ничуть не смутилась. Она не отступила, собираясь во что бы то ни стало попасть с Люпином обратно в то место, откуда он сейчас ушел.

— Если я прошу, значит, это важно.

Он смотрел на нее долго и пронзительно, пытаясь понять, что же на самом деле хочет Гермиона. Позлорадствовать? Исключено. Может, ею движет чистое любопытство или некий исследовательский порыв? Что же скрывается за непонятным желанием всенепременно увидеть последствия трансформации оборотня?

Ремус тяжело вздохнул.

— Зачем тебе это? Я не…

— Я должна знать, что с тобой происходит, чтобы понять, как облегчить твою боль.

Ему хотелось упасть навзничь и остаться без сознания, чтобы не ощущать всю ту слабость, что он чувствовал. Гермиона не могла знать больше, чем он сам — уж точно не в вопросах ликантропии.

— Ремус, я не отстану, — она лишь повела бровями, глядя в ожидании ответа на Люпина.

Он, чуть прищурившись, смотрел ей в глаза, а головная боль становилась все сильнее. Люпин снял рюкзак с плеч и достал оттуда еще один небольшой пузырек с Проясняющим зельем. Быстро осушив его, он вернулся взглядом к Гермионе.

— Ох уж и упрямая ты, — сказал Ремус, и на его лице мелькнула кривая ухмылка.

Он заметил сейчас в ней ту девчонку, которая легко разгадала тайну профессора ЗОТИ и бросила обвинение прямо ему в лицо — не боясь за себя, но ратуя за истину.

— И впрямь не отстанешь, да? — спросил напоследок Ремус.

Гермиона лишь сжала губы, не отводя взгляда. Она не могла объяснить самой себе, почему ей так важно знать, где был Люпин. Еще более важным казалось желание помочь ему прийти в себя, хотя краешком сознания Гермиона понимала — в данный момент она, скорее, мешала Ремусу восстанавливаться после трансформации.

Люпин протянул ей чуть дрожащую руку, решив уступить. Ему хотелось, чтобы Гермиона поскорее оставила его в покое. Если для этого ей нужно непременно узнать что-то об его только что завершившейся трансформации, Ремус готов быть дать ей это.

Гермиона едва слышно выдохнула, принимая руку Люпина. Тот на пару мгновений сосредоточился, а затем трансгрессировал.

Они схватились друг за друга еще крепче в резком рывке, и Ремус вдруг подумал: хватит ли ему сил, чтобы трансгрессировать обратно и доставить их обоих к палатке в целости и сохранности?

Но все получилось — через пару секунд они уже стояли на пороге старого домика. Половицы скрипнули под тяжестью двух людей, и Ремус прошептал заклинание, отпирающее входную дверь.

И вновь его встретили сырость и темнота. В домике ощущалась прохлада: он не решился затопить камин вчера вечером. Оглянувшись, Ремус вздрогнул — некоторые следы обращения он пропустил: ободранная обивка мебели, несколько разбитых чашек и другая посуда валялась на полу в углах комнаты, а ковер в клочья изорван.

Гермиона вздохнула: она тоже заметила, что Люпин не навел порядок.

— Хорошо, что я вернулся, — пробормотал он себе под нос и несколькими движениями волшебной палочки убрал следы пребывания в хижине.

Оглянувшись, Ремус удовлетворенно кивнул, а затем посмотрел на Гермиону: она стояла возле двери, не решаясь пройти дальше.

— Ну как, ты довольна? — спросил он, внимательно следя за ее реакцией.

На самом деле, ему было безумно интересно, как Гермиона отреагирует на близкое знакомство с той его стороной, которая обычно скрыта от глаз людей. Однажды она уже наблюдала картину его превращения, и Ремус, к счастью, не помнил этого, иначе бы стыдился своего позора. Но о последствиях обратного превращения в человека он старался не рассказывать.

Гермиона осматривала помещение: лишь только после произнесенных Люпином заклинаний она поняла, какой он учинил разгром в облике оборотня.

— Я могу залечить твои раны, — решительно заявила Гермиона и подошла ближе к Люпину.

Она подняла руку, но остановилась: на такое нарушение личных границ даже после того, что сделала сегодня, она все же пойти не могла.

Ремус покачал головой.

— Я уверяю тебя, что справлюсь сам. И поверь, сейчас я не пойду у тебя на поводу, потому что считаю это недопустимым.

— Что именно? — она уже достала баночку с целебной мазью.

Ремус зыркнул на бутылек и чуть скривился от колющей боли в позвоночнике, но все же решил стоять на своем.

— Гермиона, ты не должна делать этого, тем более, тратить время на меня...

— Ремус, я не могу спокойно наблюдать, как ты терпишь эту боль! — воскликнула она, взмахнув руками.

На ее лице отразилось сожаление, и чего уж точно не хотел терпеть Ремус, так это жалости со стороны Гермионы.

— Я привык к ней! — он тоже повысил голос и стал ходить из стороны в сторону по небольшой комнате. — Эта боль всегда со мной, с самого детства, и я не хочу, чтобы кто-то делил ее со мной!

Этим он противопоставлял себя своему создателю — монстру, желавшему, чтобы оборотней становилось все больше и больше.

— Я просто... — сказала она тише, вновь обводя взглядом помещение. — Пыталась представить, как это больно. И поэтому я хочу помочь.

Она снова потянулась к его плечу, но Ремус остановил ее ладонь своей рукой и медленно опустил ее вниз.

— Не надо, Гермиона, — он вздохнул и отпустил ее руку, — лучше просто дай мне отдохнуть. Я смертельно устал за прошедшую ночь.

И тут она словно опомнилась: она сбежала с дежурства возле палатки с Ремусом, отчего-то возомнив, что ее желания могут быть важнее его самочувствия.

— Ремус, прости, чем же я думала!

— Если мы сейчас вернемся, то мне станет легче, — он подтолкнул Гермиону к выходу, и та поторопилась выйти на крыльцо.

В нос ударил свежий запах хвойной листвы, а среди деревьев она заметила взошедшее солнце. Птицы уже вовсю начали щебетать и наполнили округу различными звуками. Озеро, где на берегу стояла хижина, удивляло ровной поверхностью и дополняло общую картину спокойствием.

— Тут красиво, — тихо заметила Гермиона.

Ремус ничего не ответил, чтобы сосредоточиться на предстоящей трансгрессии.

— Давай лучше я, — сказала она Люпину и через секунду схватила его за руку.

Хлопок — и они трансгрессировали, оставив лишь легкие круги на воде от резкого порыва воздуха, вызванного их неожиданным исчезновением.

Приземлившись в лесу, уже знакомом им обоим, они зашагали в сторону палатки. Ремус едва держался на ногах, но старался не подавать виду, как сильно устал.

— Знаешь, Гермиона, — вдруг сказал Люпин, и она остановилась, повернув голову в его сторону, — трансформация — это больно. Очень, черт возьми, больно. Но я не хочу, чтобы ты представляла себе это.

Она едва кивнула и опустила взгляд, чувствуя себя виноватой. Зачем, спрашивается, она потащила Ремуса обратно в тот дом на озере? Словно, действительно, у нее нет больше других забот, чем досаждать своим занудством оборотню в первое же утро после полнолуния!

— И еще, — позвал Люпин ее снова, улыбаясь. — Если захочешь прийти после восхода солнца в следующий раз — возьми с собой завтрак.

Гермиона только усмехнулась. Они уже подходили к лагерю.

Замерев возле входа в палатку, они встали рядом и словно бы вернулись на час назад, когда Ремус только что пришел из леса. Гермиона тогда ждала его и выглядывала среди деревьев полную луну — та еще не успела скрыться с небосклона, но уже окрасилась оттенками восходящего солнца.

— С возвращением, — тихо сказала Гермиона, улыбнувшись.

Люпин не смог сдержать улыбки, в один миг прощая причине своего утреннего приключения всю усталость и боль после трансформации. От ее улыбки на сердце стало чуточку теплее и спокойнее.

— Ты обещала дать мне мазь, — напомнил Ремус.

Гермиона спохватилась и, быстро нырнув рукой в сумочку, достала оттуда небольшую баночку. Передав ее Ремусу, она наконец отвела от него взгляд и прислушалась: изнутри палатки никаких шумов не доносилось. Она была уверена, что ребята еще спали.

— Надеюсь, она поможет.

— Она уже помогла, — мягко сказал Ремус и, загадочно улыбнувшись, шагнул внутрь палатки, взглядом позвав за собой Гермиону.