Восемнадцать - четырнадцать (гет)

24 июня, 20:57

В тот день ливень шел не переставая. Тяжелое небо, зависшее над жителями Литтл-Уингинга, не отпускало ни на минуту, с самого утра люди гадали, когда же, наконец, пройдут осадки. Долго ждать им не пришлось, и вот уже в первой половине дня на остывший асфальт начали падать первые капли. Вслед за ливнем на жителей городка обрушилась и странная тоска вперемешку с меланхолией. Никто никуда не выходил из своих домов, лишь иногда встречая своих приезжих с работы домочадцев. Такой погоды не было уже очень давно, и мало кто мог вспомнить, когда в последний раз было нечто подобное. Темнело очень быстро, и уже к десяти часам вечера на улицы опустилась непроглядная темнота. Она же уместилась и в сердцах семейства Дурслей.

На кухне было очень тихо, если не считать шума ливня за окном и тиканья настенных часов. Телевизор был выключен, на плите ничего не готовилось, весь дом замер в тревожном ожидании. Эти трое, настолько друг на друга не похожие, сидели за столом и молча смотрели на крохотного младенца, укутанного в пеленки. Руки Петуньи, держащие чадо, неугомонно тряслись, невольно баюкая. Женщина прижала младенца к своей груди и сотряслась от безмолвного плача. Ее родной сын уже давно видел сны у себя в детской на втором этаже, и Петунье захотелось уснуть тоже, тщетно стараясь внушить себе, что сегодняшний вечер был лишь кошмаром. Но тепло маленького спящего создания на ее руках, а также тяжелый и беспомощный взгляд ее мужа вынуждал возвращаться к реальности снова и снова, в очередной раз волна боли и скорби пробрала ее худое тело, и она всхлипнула.

— Как это произошло? — после долгого молчания первым подал голос Вернон. Он нервно теребил пальцами ус, переводя взгляд с Петуньи на их гостя. — От вас мы так ничего и не услышали.

— Не думаю, что сейчас уместно раскрывать такие подробности, мистер Дурсль, — его собеседник пригладил рукой длинную седую бороду и зажмурился. — Если честно, то у меня самого полный бардак в голове. Все произошло слишком быстро, нами овладел хаос.

— Послушайте, сэр, — Вернон повысил голос, ощутив боль на сердце от вида содрогающейся жены, — вы пришли к нам в дом с ребенком, утверждая, что...

— Я не утверждаю, — Дамблдор мрачно глянул на него, — это действительно так. Я был в Годриковой Впадине, там, где проживала Лили Поттер. Они убиты. Единственный, кто выжил — их сын, Гарри.

— Откуда у него этот шрам? — сиплым голосом пролепетала Петунья. Она немного отстранила от себя чадо и мягко провела пальцем по его лбу. — Его ранили?

— То, что лишило вашу сестру жизни, оставило этот рубец. Вернее, не что, а кто, — после этих слов Дамблдор встал и выглянул в окно.

— Не важно, волшебник это или нет, — Вернон поднялся и обошел стол, встав поближе к Петунье и спящему Гарри, — убийство есть убийство.

— Вы как никогда правы, — Альбус повернул голову в их сторону, — наши миры сильно отличаются, но есть вещи, что нас объединяют... к несчастью.

— Тогда где этот выродок? Кто их убил?

— Мистер Дурсль, виновный уже мертв, однако он, скорее всего, предпримет попытки вернуться вновь, — Дамблдор задержал взгляд на шраме в виде молнии на лбу малыша. — Хотя нет. Он точно это сделает.

— Альбус, — Петунья мягко погладила Гарри по волосам и чмокнула в макушку, — вы оставляете его нам?

— Вы его единственные родственники, а отдавать его в сиротский приют было бы слишком жестоко по отношению к почившей Лили.

Дурсли посмотрели на спящего мальчика. Его лицо было таким беззаботным, словно все ужасы этого мира еще не успели протянуть к нему свои корявые лапы. Петунья понимала, что мальчик подрастет и ему придется смириться с суровой реальностью — то, чего не смогла сделать в свое время она. Она так сильно завидовала своей сестре, что напрочь позабыла о самом важном — они были семьей. Пусть она и не любила Лили за многое, лишь потеряв ее, она поняла, какой дурой была все это время. Зависть, злость, обида — все это не имело уже никакого смысла, теперь же часть ее жизни канула в небытие, оставив после себя это маленькое черноволосое создание со шрамом на лбу.

— Альбус, он ведь будет волшебником? — Петунья не отрывала взгляд от малыша. — Мы сделаем все, что в наших силах, но... здесь, в Литтл-Уингинге, его могут не понять, и это самое мягкое. Должен быть кто-то с "вашей стороны", кто расскажет ему обо всем.

— Без всяких сомнений, он принадлежит миру магии, однако он также относится и к вашему миру, — Альбус посмотрел на карманные часы. — Я не могу настаивать, учитывая то, что произошло... вы ведь потеряли родного человека. И все же, мне нужно, чтобы до своего одиннадцатилетия он пробыл здесь. После я возьму Гарри под свое крыло.

— Но почему? — Вернон приобнял свою жену и скептически поднял бровь. — Как Тунья и сказала...

— За ним ведется охота, мистер Дурсль, — Альбус сурово глянул на мужчину. — Приспешники того, кто причастен к этой трагедии. Их много, они сильны и самое главное — они лишены даже толики морали. Ребенок должен быть сокрыт, и я сделаю так, чтобы ваш дом был по уровню безопасности сопоставим с моей школой.

— Это меньшее, что мы можем сделать, — Петунья ласково посмотрела на маленького Гарри и судорожно вздохнула. — Правда, меньшее...

— Когда он вырастет и узнает правду, он все поймет, — Альбус запахнулся в мантию и направился к выходу, — он будет благодарен вам. За сим придется оставить вас. Наше Министерство старательно заметает все следы, и вы ничего не ведаете, но... на "нашей стороне" сейчас идет настоящая бойня. Как бы это не было прискорбно, мне в ней так же приходится участвовать.

— Пообещайте мне, — Вернон оставил хныкающую Петунью на кухне, а сам направился к выходу вместе с Дамблдором, — я не знал сестру Туньи, как и ее мужа, но то, что произошло, это просто чудовищно. Дайте мне слово, что с этим ребенком под вашей опекой все будет в порядке.

Альбус повернулся к нему, и на лице старика проступила суровая решимость.

— Не переживайте, мистер Дурсль, я найду любого, кто причастен к этой трагедии, помяните мое слово.

— ???

Время мчалось со всех ног, изменяя всё и всех под своим началом. Не стал исключением и маленький худенький мальчуган, старательно пытавшийся попасть вилкой в юркий помидор черри на тарелке. На улице было солнечно, но не жарко, одаривая жителей приятным ветерком, так что Петунья решила немного скрасить очередной семейный завтрак. Перед отъездом Вернон перетащил на летнюю беседку кухонный стол и стулья, и теперь два мальчугана — большой и толстый, и маленький и юркий — вовсю уплетали яичницу с беконом и овощами.

— Гарри, не балуйся с едой, — Петунья скептически наблюдала за тем, как мальчик тщетно пытался наколоть помидорку на вилку, — доедай, я тебе добавки подложу.

— Ма, а мне??? — подал голос Дадли. Тунья приподняла брови.

— Ишь ты, полсковороды уже съел, — и все же она пошла на кухню готовить еще, — ей богу, телом ты в папу пошел.

Хоть она и ворчала направо и налево, она радовалась за то, что ее сын рос большим и здоровым. Радовалась и как всегда хмурилась — Гарри рос очень быстро, но, по всей видимости, витамины и белок, столь необходимые для роста ребенка, у него усваивались из рук вон плохо. Мальчик был худым не в меру, у него из кожи торчали ребра, да и сам он в целом выглядел больным. Как бы она с Верноном о нем не заботились, в ширину рос только Дадли. Гарри же не раз тревожил ее — порой у него был такой взгляд, будто он находился не там, где должен был. От этого Петунья чувствовала полную беспомощность, хоть и не показывала это своему мужу. Как бы она ни старалась, в голову периодически прокрадывались очень мрачные мысли касаемо его будущего — совсем скоро Гарри повзрослеет, поймет, что он совсем не похож на них, начнутся вопросы касаемо его родителей. Прошло уже шесть лет, а рана, зияющая в ее сердце, даже и не собиралась затягиваться. Этот тощий мальчуган был для нее вечным напоминанием ее трусости и непримеримости. Пусть Гарри не был похож на Лили, его ярко-зеленые глаза были точно такими же, как у ее сестры. От этого Петунье было еще больнее, хоть она и старательно это скрывала. Она успела полюбить Гарри и давно приняла его как своего сына, но чем старше тот становился, тем было яснее — мальчик отвергнет этот дом рано или поздно.

"И что же я творю? — подумала она, готовя очередную порцию завтрака. — Он ведь не виноват в том, что произошло, но я упорно продолжаю цепляться за прошлое. Какая же я дура."

Она не могла никого винить. Она не знала Лили после ее замужества, не ведала того, как у нее проходили беременность и роды, даже мужа ее она толком не видела. Все, что ей оставалось, это беспомощно растить ее чадо, проклиная себя за свои обиды и невежество, которые привели к тому, что даже на похороны она не смогла попасть.

— Тоже мне, сестра, — ее подбородок задрожал, на сковороду закапали горячие слезы, — как я могу после этого называть себя...

— Мам? — услышала она голос позади себя. Наспех смахнув слезы, она повернула голову и увидела Гарри. Тот настороженно вглядывался в ее заплаканное лицо и не решался подойти ближе.

— Что такое, солнце?

— Там Дадли спрашивает, когда будет готово, — он глянул на сковороду, — я уже наелся, но вот он нет. Сидит и капризничает.

— Ох, вот как? — Петунья сняла сковороду с огня. — Хорошо, уже бегу. Ты точно не будешь?

— Не, я сыт, спасибо большое, — Гарри погладил себя по животу. — Мам, можно мне пойти погулять? Обещаю далеко не уходить.

Она замерла и с тяжестью на душе посмотрела на него. Она давно подметила то, что больно часто он уходил из дома, путь ненадолго и недалеко. Гарри всегда держал свое слово, да и в целом вел себя взрослее, чем ему полагалось по возрасту, и все же Петунья не могла избавиться от мысли, что он отвергает этот дом и ее семью. Она пресно улыбнулась и потрепала его волосы на макушке.

— Ну хорошо, если только недалеко.

Когда он вышел из дома, рука Петуньи стиснула рукоять сковороды. Она не хотела его отпускать сейчас, как и в предыдущие разы. Ее эгоизм и непримеримость никуда не делись, а это говорило о том, что она так и осталась в прошлом.

— Я... я не понимаю...

На улице было солнечно, небо не сулило никаких осадков, оставаясь кристально чистым. Асфальт, успевший нагреться, приятно обдавал легким жаром ноги Гарри. Он беззаботно прохаживался вдоль абсолютно одинаковых домов Литтл-Уингинга без какой-либо цели. Все, о чем мечтал ребенок, у него уже было, и все-таки он чувствовал, что чего-то не хватало. Чего-то не столь значительного, но от этого не менее важного.

— Пойти на площадку, что ли? — пробубнил он, ногой отфутболивая маленький камешек.

Родители его баловали в меру, и от этого чувство ответственности у него было развито куда лучше, чем у Дадли. Тот не мог сам завязать шнурки, отчего Гарри порой становилось немного смешно. Сам он научился завязывать шнурки уже давно, чем всегда гордился. Не то, чтобы он не любил своего брата, но подобные его выходки наводили на мысль, что в будущем у него от этого будут проблемы. Он растрепал свои волосы и сладко потянулся. Гарри давно уже оставил попытки расчесать свои патлы, да и незачем было, ему нравилось и так. Вприпрыжку дойдя до детской площадки, он с размаху плюхнулся на качели и стал медленно раскачиваться. Приятный ветерок обдувал его лицо, и Гарри захотел большего. Оглянувшись по сторонам, он забрался на сиденье ногами и крепко обхватил цепи. Он уже давно подметил, что конструкция данных качелей позволяла выполнить полный оборот, и это будоражило кровь в его жилах.

"Мама сойдет с ума, если узнает, — ухмыльнулся он, принявшись постепенно раскачивать себя все сильнее, — но если она не увидит, то ничего и не было."

Амплитуда раскачиваний становилась все больше, и вот уже он с каждым раскачиванием был практически параллельно земле. Гарри ощутил ни с чем не сравнимую свободу — он будто парил в воздухе, свободный от всего. Ветер свистел в его ушах, играю сладкую мелодию полета, и ему это очень нравилось.

— Что ты делаешь?

Этот голос был ему не знаком. Продолжая раскачиваться, он увидел, как к площадке подошел еще один человек. Это была девочка примерно его возраста, белоголовая и насупленная. Она сжимала ручками штанины джинсового комбинезона и скептически наблюдала за тем, как Гарри постепенно останавливал раскачивание. Дождавшись, пока он полностью остановится, она спросила:

— Это действительно интересно?

— Ну, мне-то да, — он спрыгнул с качелей и подошел к ней, — я тебя раньше здесь не видел.

— Хмпф, — она настырно вздернула носик и осмотрела его с ног до головы, — это потому что мы переехали сюда только сегодня утром. Так тебе действительно это интересно?

— Ага, я хочу сделать полный оборот, — он немного помялся и протянул ей руку, — я Гарри Поттер, а ты?

— Эли, — она пожала ему ладонь, — Эли Хослинг. Ты часто сюда ходишь?

— Ага, — Гарри жестом пригласил ее на качели, — не хочешь?

— Вот еще, — она скривилась, — я что тебе, мальчишка что ли? Это не подобает леди!

— Э-э-э... леди?

Он непонимающе воззрился на нее, а она на него. Видимо, они находились в совершенно разных мирах, ибо их непонимание росло не останавливаясь. Девочка хмыкнула.

- Именно. Ты вроде не похож на деревенщину, должен был знать!

"Да что с этой козявкой не так-то?" — Гарри нахмурился. Он вроде никак ее не обидел, однако Эли, скорее всего, уже надумала причину его не любить. Она долго всматривалась в его лицо и спросила:

— А откуда у тебя на лбу "это"?

Гарри машинально вскинул руку и пригладил волосы. Вкупе со своим плохим зрением, он не любил свой шрам. Откуда он появился и почему он такой странной формы, он не знал. Пару раз он спрашивал у своей матери, но та всегда отвечала весьма уклончиво, так что полной картины того, откуда у него на лбу рисунок в виде молнии, он не ведал.

— Сам не знаю, — буркнул он, — может быть, неудачно упал.

— Хм? О! — Эли всплеснула ручками и поспешно отодвинула ворот розовой рубашки, — у меня есть тоже! Смотри, смотри!

Гарри всмотрелся и действительно — у девочки вдоль ключицы шел широкий розовый рубец.

— Мама сказала, что я опрокинула на себя чайник с кипятком, — Эли почему-то с гордостью преподнесла эту информацию, — она сказала, что мне очень повезло. Значит, я везучая!

Но он засомневался в этом. Она была бы везучей, если бы вообще не получила травму, но он промолчал, боясь, как бы не разозлить эту пацанку. Они вместе прошлись вдоль площадки и вышли на тротуар. Эли моментально стала грустной и отчужденной.

— Где ты живешь? — тихо спросила она.

— До меня тут недалеко, — Гарри махнул рукой в сторону ближайшего поворота, — если хочешь, можешь зайти в гости.

— Нет, я не могу, — Эли покачала головкой и стиснула ручки. — Скажи, а ты будешь еще приходить на площадку?

— Ну да, — он внимательно всмотрелся в нее и охнул, — а-а-а, так тебе не с кем играть?

— Замолчи, дурак! — пунцовая девчушка несильно ударила его в плечо и помчалась от него прочь, очень смешно и нелепо.

"Нет, она точно чудачка, — посмеиваясь ей вслед, подумал Гарри, — могла бы сразу сказать..."

- Что... кто это... я не понимаю...

Его ноги уже успели устать, пока он стоял под ее окном. Солнце жарило нещадно, к спине мальчика прилипла его серая футболка. Очки постоянно сползали с запотевшего носа, отчего он то и дело поправлял их, переминаясь с ноги на ногу. Это у него уже успело войти в привычку, и не потому, что он так хотел, а потому, что его подруга слишком уж щепетильно относилась к обычной поездке на озеро. Каждый раз Гарри просил ее собирать вещи быстрее, каждый раз Эли обещала ему подобное, но все было так, как было — Гарри стоял под ее окнами с сумкой наперевес, а она металась по комнате, периодически выглядывая в окно и виновато улыбаясь.

— Нет, она точно издевается, — проворчал он и без церемоний вошел в дом.

Заблудиться в доме семейства Хослингов он не мог по определению, потому что планировка в Литтл-Уингинге была одинаковой, а еще потому, что все прошедшие четыре года он постоянно наведывался к ним в гости. Иногда один, иногда взяв под пухлую руку окабаневшего Дадли, который уже на лестницу не мог спокойно подняться без одышки. За эти четыре года они стали очень дружны, родители их даже записали в одну школу. Неудивительно, что Дурсли с Хослингами были на одной ноге. Куда родители, туда и дети, вот и получилось, что Гарри, остановившись перед дверью в комнату Эли, стал тихо, но непрерывно стучать. Он прекрасно знал, насколько сильно это ее выбешивало, поэтому не особо удивился, когда спустя пару минут таких постукиваний девочка озверела и стала кричать на него через дверь.

— Принцессам не пристало опаздывать на бал, знаешь ли, — глумливо прощебетал Гарри, не переставая долбиться в дверь, — карета подана, Ваше высочество.

— Поттер! Я тебя прикончу! Свинья! — дверь ощутимо задрожала от удара об нее чего-то тяжелого. — Ты не понимаешь девочек!

— Э-э-э? Эли, не знал, что ты так волнуешься за девочек, — Гарри прыснул, — ладно уж, я вхожу.

— Да погоди ты!

Едва открыв дверь, он тихо присвистнул. Его подруга уже успела проесть ему плешь рассказами о принцессах и прочей девичьей чепухе, однако ее слова никак не вязались с ее поступками. Комната представляла собой сущий бедлам, вещи Эли были всюду — на полу, постели, столе, даже на люстре. Посреди комнаты разверзлась огромная сумка, из которой торчало немыслимое количество вещей. Гарри опешил. Его родители сказали ему, что они выберутся на природу на один день с ночевкой, однако Эли восприняла это путешествие слишком близко к сердцу.

— Послушай, мы уезжаем на день. День! — Гарри схватил сумку и вытряхнул ее содержимое на пол под горестный вой его подруги. — Куда ты столько набрала, принцесса?!

— Теперь опять все собирать!!! — Эли кинулась на него с кулаками, однако тот оказался куда проворнее. Он без всяких хлопот остановил ее атаку, несильно скрутил слабые девичьи ручки и чмокнул Эли. Та взвизгнула и начала рьяно извиваться.

— Как же ты меня бесишь!

— Эй, это тебе за то, что заставляешь меня ждать в жару, — он отпустил раскрасневшуюся девчушку и начал собирать сумку за нее. — И вот опять я тебе помогаю. Зачем тебе на озере косметичка?! И вообще, откуда она у тебя?!

- Ничего ты не понимаешь, — Эли вытерла губы и насупилась, — быть красивой это обязанность ле...

— Еще раз скажешь что-нибудь про леди, отдам на растерзание Дадли, — подобная угроза возымела на нее неслыханный эффект. Девочка умолкла и стала быстро кидать в сумку все самое необходимое. Когда дело было сделано, Гарри посмотрел на часы и скривился.

— Мои предки, видать, уже заждались. Пойдем быстрее. Кстати, а где твои родные?

— Пошли к твоим, — Эли закинула было сумку на плечо, но Гарри покачал головой и снял с нее ношу, — они оставили мне ключ от дома. Погоди, проверю, все ли закрыто, и пойдем, ладно?

— Опять ждать?! — он недовольно простонал, но все же терпеливо дождался, и они вместе вышли на улицу под палящее солнце.

Когда Эли закрыла дверь, Гарри взял ее за руку и повел в сторону его дома. Он уже сбился со счета, сколько раз он опекал ее подобным образом. Он уже успел разобраться, что творилось в семье Хослингов, и ему это не нравилось. Нет, ее мама и папа были замечательными людьми, любящими свою дочь, но их постоянная занятость отразилась на Эли не самым лучшим образом. Девочка стала замкнутой, тоскующей, изредка из нее можно было выдавить истинные эмоции. Гарри дорожил ей, поэтому даже не думал быть с ней как-то помягче. Он специально доводил ее до белого каления, ведь он отчетливо видел, что в такие моменты Эли была действительно рада — она злилась, сердилась и кричала от всего сердца. Вместе с этим она любила его компанию, и пусть она старалась не показывать этого, ее родители рассказали ему, насколько сильно она жаждет очередных каникул.

Они дошли до дома Гарри и отдышались. Маршрут был коротким, но знойная погода вымотала них, заставив обливаться потом. Эли долго думать не стала и, выхватив из рук Гарри ключи, зашла к нему домой — как это сделал Гарри совсем недавно.

— Тетя Петунья! Дядя Вернон! Мы пришли! — она обошла весь дом и недоуменно вскинула бровь. — Может, они уже уехали?

— Не дури, никуда они без нас не уедут, — отмахнулся Гарри, — наверняка они...

Его речь прервали отрывистые автомобильные гудки снаружи дома. Выглянув в окно, Гарри увидел, как им махали их родители из своих машин.

— А вот если бы кое-кто не копошился с сумкой, этого бы не было, — мальчик несильно щелкнул Эли по носу. — Пойдем, принцесса, а то нас заждались!

- Это не моё... не моё...

Ехать им пришлось долго. Пока родители занимались обсуждением маршрута и составлением плана отдыха, Гарри сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Ландшафт неспешно сменялся один на другой, плавно перетекая из городских пейзажей в небольшие села и поля. В машине вовсю работал кондиционер, у его ног болталась большая бутылка холодной газировки. Дадли уже успело укачать, поэтому здоровяк уже вовсю просматривал сны, прислонившись лбом к стеклу другого окна. Между ними тихо ютилась Эли. Почему она ехала с ними, а не своими родителями было непонятно, однако Гарри уже давно подметил, что обстановка в ее семье стала напряженнее. Девочка клевала носом, положив голову ему на плечо. Изредка она приоткрывала глаза и лениво всматривалась в окно, наблюдая за пейзажем. Ее рука покоилась в руке Гарри, чему она совсем не была против. Мальчик уже давно считал ее своей сестренкой, хотя ирония была в том, что Эли его на год старше. Сейчас ей было одиннадцать, Гарри же только неделю назад стукнуло десять, но так уж сложилось, что Эли безропотно его слушалась, хоть и частенько огрызалась. Он был рад, что она ему доверилась, ведь у него самого друзей не было вовсе.

Было еще кое-что, что не давало ем покоя уже долгое время. Он давно отметил тот факт, что он носил другую фамилию, нежели у его родных. Поначалу это казалось ему странным, однако потом он осознал, что он не был их родным ребенком. Это так же подтверждалось тем, что он не был похож ни на Вернона, ни на Петунью. Трудно было сказать, что он испытывал по этому поводу, ведь таким образом он не ведал, где были его настоящие родители, но в то же время он был искренне счастлив оказаться там, где он был. Гарри решил, что в будущем он спросит об этом у своих предков.

— Дети, минут через сорок уже будем на месте, — Вернон весело напевал себе что-то под нос, а Петунья сладко потянулась и посмотрела на Гарри через зеркало заднего вида.

— Дорогой, не забудь пожалуйста, не заплывай далеко.

— Разумеется, — кивнул тот и слегка ущипнул Эли за щеку. Он-то прекрасно знал, почему на него действовали такие ограничения. Плавал он очень даже хорошо, и Дадли, кстати, тоже, что было из ряда вон выходящим. А вот светлоголовая веснушчатая Эли с водой дружить отказывалась напрочь. Учитывая ее нелюбовь оставаться одной, Гарри приходилось присматривать за ней.

— Хочу на пляж, — пролепетала она и широко зевнула, — и мороженого.

— Мороженое? — Дадли был тут как тут. Еще секунду назад он спал как убитый, но едва услышав желанное слово, его сон как рукой сняло. Гарри и Эли засмеялись.

На пляже было не так людно, как ожидалось, но это было им лишь на руку. Не успели они приехать, как отец Эли и Вернон начали хлопотать с установкой палаток подальше от песка и солнца — неподалеку от пляжа раскинулась небольшая рощица молодых каштанов. Дети же не стали заморачиваться, переодевшись, они побежали к искрящемуся от солнца озеру. Гарри и Дадли вошли в воду не задумываясь, храбро встречая телом водную прохладу. Эли трусила.

— Что, опять? Давай сюда! — Гарри замахал худыми руками, на что та скептически оглядела его с ног до головы.

— Ты ведь не будешь брызгаться? — она робко улыбнулась, но тут же осеклась, встретив коварный взгляд. — Не будешь же, да?

В ответ на это Гарри резко вышел из воды, схватил Эли за руку и опрокинул в воду. Девочка взвизгнула и на мгновение погрузилась под воду, но только для того, чтобы внезапно выскочить к нему впритык и с силой оттолкнуть.

— Ты точно дурак! Очкарик! Бесишь!

Дети наслаждались игрой в догонялки и плесканием, не замечая того, что один человек не мог разделить такой радости. Петунья сидела в салоне машины и стискивала ладонями виски. Скрывать свою тревогу она уже не могла в силу того, что ее Гарри уже давно все понял. Она отчетливо видела тоску в его глазах, когда тот смотрел на семью Хослингов. Мальчик видел, насколько Эли была похожа на родителей, и насколько Гарри был не похож на них. Он рос очень умным и смышленным, и это ее пугало. Она любила его, и эта любовь выжимала из нее все соки, накапливая не унимающийся стресс.

"Почему, Лили? — она откинулась на сиденье машины. — Твой сын — это подарок или испытание? Боже... еще и это письмо."

— Все хорошо, дорогая?

Вернон уже успел поставить палатки, и теперь стоял рядом с машиной, смотря на свою жену с беспокойством. Петунья глянула на него и тяжело выдохнула.

— Да я все о том же...

— Старик прибудет завтра, — он нахмурился, явно не радуясь такой новости, — и что он имел в виду под "следующим этапом"?

— Вернон, как будто это может значить что-то еще, — женщина с грустью смотрела на то, как дети весело ныряли под воду. — Альбус через год заберет его в свою школу, и видеть Гарри мы будем только на каникулах.

Это жестоко, подумала она с болью на сердце. Все эти годы она ютила этого тощего черноволосого мальчишку, баюкала его, когда тот был еще младенцем. Разумеется, она понимала, что придет время осознать, что полного контроля над ним у нее не было, да она и не хотела. Это было бы слишком грубо по отношению к Лили — навсегда забрать себе ее чадо. Она всегда знала, что Гарри следует идти по жизни своей дорогой, и все-таки ей бы хотелось побыть в его жизни немного дольше. Вернон по ее лицу понял, что творилось у нее в душе, и покачал головой.

— Он вырастет сильным мужчиной, Тунья, с нами или без, к тому же, как старик и говорил, Гарри должен узнать о "том мире". Мальчика надо отпустить.

— Да... ты прав, — Петунья вышла из машины и потянулась, — но ты подумай только — волшебный мир. Раньше я бы никогда в это не поверила. Не хочешь искупаться?

- Это невозможно... нет...

После выездного отдыха семейства решили разделиться. Гарри выпросил у родителей немного времени, и те, поломавшись, согласились оставить его на пляже подольше. Родители Эли были совсем не против, и мальчишка вдоволь накупался в озере, успел немного загореть и наесться мороженым. Эли чувствовала себя счастливой, хоть и кричала на Гарри за его выходки. В целом, поездка была отличной, однако Гарри успел отметить то, что его предки были чем-то встревожены, садясь в салон машины. Что-то явно успело случиться, и он хотел все у них расспросить по приезду домой.

Добирались они неспеша, порядком вымотанные. Эли крепко спала, уткнувшись лицом ему в плечо, а мальчик все думал. У него была догадка насчет того, почему его родные были так встревожены. Быть может, они хотели все ему рассказать касаемо его родословной. Если это так, то Гарри был у этому готов. Даже более того — он хотел этого. Мальчик посмотрел на спящую Эли. Странно, но это угловатое веснушчатое создание стало для него настолько близким и родным, что он начал относиться к ней уже не как к другу или сестре. Было что-то еще, что-то, что заставляло его бездумно бросаться к ней на помощь, поддерживать ее, хотеть видеть, как она смеется. Что это было, он не знал, но ему это нравилось, и Гарри хотел, чтобы такие моменты случались почаще.

Когда машина подъехала к дому Хослингов, Гарри обнял сонную Эли и помахал на прощание ее родителям. Уже смеркалось, но на улице было еще достаточно светло, и он решил немного пройтись. Теплый летний ветерок гладил его лицо и лоб, играясь с непослушными черными вихрами. Мальчик шел чуть вприпрыжку, что-то бубня себе под нос, и когда он дошел до поворота на их улицу, то он заметил нечто странное. Краем глаза он успел заметить приглушенную зеленоватую вспышку, исходящую из окна кухни его дома. Шторы были задернуты, так что Гарри подумал, что ему померещилось, и он проморгался.

"Видимо, наплавался я знатно, аж в сон клонит, — он широко зевнул и чуть не подавился, — какого..."

Последовала вторая вспышка, а за ней и третья. Гарри смутно почуял неладное и рванул в сторону дома. Его настигло странное и пугающее чувство обреченности и поражения, и от этого ему стало не по себе. Не было ни одного повода так себя чувствовать, однако эти эмоции усиливались по мере приближения к дому. Добежав до входной двери, он будто вмазался в невидимую стену — в коридоре стоял незнакомец.

Этот человек был странным настолько, что у юного мальчика в голове не могло уложится, какого черта вообще происходит. Он невольно попятился на ослабших ногах, ибо буквально кожей почувствовал исходящую от незнакомца угрозу. А тем временем тот вышел на крыльцо дома и впервые явил себя всего. Человек был высок, худ, стар, собран и силен, не физически, однако не было ни единого сомнения, что этот старец прошел через многое. Гарри попятился чуть дальше, хаотично окидывая его взглядом. На незнакомце была длинная серебристая мантия, под стать его бороде и волосам, синие глаза пробирали холодом из под очков-половинок. В его руке покоился некий предмет, который Гарри не был в силах описать или понять — просто кусок шишковидной палки. Тростью это явно быть не могло, длина была совсем не та, но то, как именно старец держал эту вещицу, выдавало в этом оружие. У мальчика в голове защелкали костяшки мыслей.

"Он опасен, я его не знаю, родители не встретили меня, чужой в моем доме, эта хрень в его руке пугает." — он, набрав в легкие побольше воздуха, завопил:

— НА ПОМ...

— Силенцио.

Короткое тихое слово обрубило на корню призыв Гарри о помощи. Нечто не позволяло ему исторгнуть из себя хотя бы какой-то звук, не говоря уже о словах. Это напугало его еще сильнее, ведь ранее он проблем с речью не имел. Его не покидало чувство, что его речь вот-вот готова сформировать фразу, но звуки просто не воспроизводились. Ни хрипа, ни стона — ничего. Гарри ухватился за горло, и старик это заметил.

— Не стоит поднимать шум, — он приглашающим жестом показал на вход в дом, — могут быть свидетели. Зайди, сейчас же.

Тон его голоса вынудил Гарри волочить ноги к нему навстречу. Когда они поравнялись, мальчик испуганно глянул на старика и очутился в помещении. Тотчас он ощутил сильную боль на затылке — его крепко схватили за волосы. От такого неслыханного поступка Гарри зашелся в ярости и хотел было развернуться, однако удар в печень моментально его остудил. Очутившись на кухне, незванный гость отпустил его, и мальчик отбежал к противоположной стороне, подальше от обидчика.

"Боже мой! Надо вызвать полицию! Кто-нибудь! Эли!" — Гарри тут же отбросил эту идею прочь и резко выхватил кухонный нож. Он направил его на старика и свободной рукой ткнул на свое горло. Тот, видимо, все понял.

— Раз уж ты настаиваешь, — легкое движение руки, и мальчик снова смог говорить, чем он и воспользовался.

— Кто вы?! Что вы делаете в моем доме?! Где мои родители?! ОТВЕЧАЙТЕ! — всю радость прошедшего дня будто смыли в унитаз. Гарри было страшно, но этот страх породил в нем еще и злость.

— Не слишком ли много вопросов? Ну да ладно. Кто я — тебя пока что не касается, — старик глумливо посмотрел на дрожащий нож в руке мальчика. — Этот дом не твой, и никогда им не был, ровно как и живущие здесь люди никогда не были твоими родителями. Сраный подкидыш.

— Чт... — Гарри от шока потерял дар речи, но уже по понятным причинам. Нож в его руке оплавился и стек лужицей на пол. — Какого... я...

— А-а-а, делаешь вид, будто тебе все известно, но все равно на сердце гложет. На самом деле твое существование необходимо. Какая жалость, — с этими словами старик поднял руку с палочкой, и Гарри взмыл к потолку, — а ведь я мог попросту перекрутить тебя, как половую тряпку. Признаться, мне бы хотелось услышать, как хрустят твои кости.

— Угх... пустите!

— Все это время я наблюдал за тобой и этими вшивыми маглами, — старик с поднятой палочкой направился в коридор и стал подниматься на второй этаж. Гарри, как безвольная кукла, летел вслед за ним, охваченный паникой. — Все, что им нужно было сделать, это вылепить из тебя пресное животное, но я разочарован. Ты счастлив, и это не входит в наши планы.

Старик пинком открыл дверь в комнату Дадли, и Гарри рухнул на пол. Страх и ярость прибавили ему сил, и мальчик рванул в сторону обидчика, однако куда ему было против взрослого мужчины — тот схватил его за горло и слегка приподнял.

— Что ты, что твои дохлые родители, что эта сраная семейка — лишь пыль, — мужчина был зол и страшен, — однако такой расклад нас не устраивает. Баланс вновь нарушен. Дряблого света стало очень много.

— Почему... вы...

Мужчина отпустил его, и Гарри испуганно вжался к кровати. Вся его жизнь была чудом, но сегодняшний день был будто воплощением отсрочки бед и несчастий, что минули его. Он впервые так сильно боялся, впервые задумался о том, что этот незнакомец может его убить, впервые его охватила невыносимая тревога за его родных. Все негативные эмоции материализовались в лице высокого, худого и жестокого старца. Тот прекрасно видел его состояние и скривился.

— Почему, спрашиваешь? — он с силой пнул его в голову. — Потому что из-за тебя я не могу достичь желаемого. Из-за тебя все мои планы отправились в долгий ящик. Пусть ты и не знаешь меня, но позволь мне хотя бы один раз за эти десять лет отвести душу! Грязный выродок! Ох, — мужчина не переставал пинать плачущего ребенка, он хохотнул, — вот ведь какая ирония. Знаешь, мне будет крайне сложно вести себя нормально через год. Подумать только — видеть твое лицо, лицезреть напоминание о моей ничтожности и беспомощности... Все, что я могу, это только ждать. Ждать и служить.

Гарри плакал от боли и страха. Все его тело болело и ныло, со лба на лицо стекала струйка крови, застилающая взор. Старик увидел это и покачал головой.

— Ради достижения цели все чем-то жертвуют. Карьеристы отдают свое время, мать передает свое здоровье и красоту своему чаду, и так без конца. Невозможно получить что-то, не отдав ничего взамен. Со мной так же, в моем случае я обязан принести на алтарь тебя. И я это сделаю.

Он неторопливо направил палочку на лицо Гарри.

— Стойте... подождите...

— С этого дня баланс будет восстановлен. Твои дядя и тетя будут вести себя так, как и должны были с самого начала. Ну а ты, мой дорогой, станешь нам полезен, как и еще одна... ах да, ты, я смотрю, сдружился с магловской девочкой? Эли, кажется?

— Нет, не надо...

— Не переживай, ее я не трону... может быть. Обливиейт!

- Ах... это...

Его рука до сих пор болела и ныла. Солнечный свет не мог растопить тот холод, что струился по его венам. Его тринадцатое лето шло так же, как и все предыдущие — тоскливо, одиноко, без какого-либо стремления. Хоть на улице и было тепло, Гарри бил озноб. Рана на его предплечье, оставленная василиском, не отпускала его. Она постоянно напоминала о себе, вызывая жуткие кошмары и чувство потери над собой контроля. Если бы не феникс, посланный Дамблдором и не меч Гриффиндора, он бы был мертв. Это осознание висело над ним невыносимым напоминанием, что радости не доставляло. На детской площадке было пусто, и это его немного успокоило. Он уже был сыт выходками Дадли и этих двух конченых взрослых. Все, чего он желал, это покоя... и вернуться в Хогвартс.

Сколько бы бед с ним не приключилось в замке, Гарри всегда тянуло обратно. Школа стала для него настоящим родным домом, а Литтл-Уингинг был лишь клеткой, куда его пихали на два месяца. Здесь его не держало абсолютно ничего, и ему оставалось только бесцельно бродить вдоль до тошноты одинаковых домов.

— Поскорее бы стукнуло семнадцать, — пробубнел он, раскачиваясь на качелях, — как же все задолбало.

Странно, но эти качели вызывали у него особенное чувство. Хотя площадка была здесь всегда, только недавно с Гарри стало происходить подобное. Каждый раз, когда он садился на сиденье качелей, его сердце сжималось от невыносимой тоски. Она не была направленной, и это изматывало юношу куда сильнее. Он хотел понять, в чем дело, и это желание заставляло его вновь и вновь приходить сюда с надеждой на что-то.

— Интересно, что сейчас делают Рон и Гермиона, — он слегка улыбнулся, едва вспомнив лица своих друзей, — черт, поскорее бы их увидеть.

На дворе стоял август, ему самому уже стукнуло тринадцать, но особо он не праздновал. Даже не так — ему этого сделать попросту не дали. Гарри прикоснулся к рубцу на своей щеке и горько усмехнулся — плата за его нервный срыв. Чудо ли, но он умудрился избить Дадли и его прихлебал, однако данную травму он заработал не в той драке, а от его тети. Тогда он усвоил, что обычная мухобойка может неслабо так причинить боль. Впрочем, ему было уже не привыкать, подумаешь, получил за свою выходку. Гарри более не связывал себя с миром маглов, всецело отдавшись новому дивному магическому миру. Конечно, новость о том, что его настоящие родители пали жертвой, шокировала его, но он нашел в себе силы жить дальше.

"Ты волшебник, Гарри."

Он вспомнил те самые заветные слова в хижине. Тогда-то он впервые познакомился с Хагридом, и именно тогда его жизнь изменилась навсегда.

— Как прибуду в Хогвартс, надо будет зайти к нему, — он улыбнулся самому себе и встал с качелей. Одновременно с этим до его ушей откуда-то издалека раздался тонкий вскрик.

К нему бежала молодая девушка примерно его возраста. С ее головы от ветра слетела соломенная шляпка, но она этого даже не заметила, все ее внимание было приковано только к нему. Остановившись, она немного отдышалась и выпрямилась. Пубертат вступил в свое дело для нее рано, ибо только ее лицо выдавало в ней ребенка, все остальное сделало из нее взрослую девушку. Она впилась в него ошарашенным взглядом, и Гарри стало не по себе. Он видел ее впервые, поэтому такое поведение он счел странным.

— Эм, прости?

— Ты... Гарри? — она подошла и протянула руку к его лицу, но быстро опомнилась, увидев его отстраненную реакцию. — Ох, что же я... погоди. Ты меня не узнаешь? Нам с семьей пришлось переехать отсюда три года назад, я все писала тебе, но ответа так и не было. Ты правда... не узнаешь меня?

Как бы он не пытался вспомнить, эта веснушчатая светловолосая девчушка предстала перед ним впервые. Она выглядела так, будто не могла поверить своим глазам. Гарри почесал затылок, и его рубашка на какой-то момент обнажила перебинтованную руку. Рана от василиска, пусть и вылеченная магией, до сих пор кровоточила. Девушка увидела это и застонала.

— Боже, у тебя кровь! — она сделала шаг к нему навстречу. — Давай я...

— Да кто ты, черт возьми? — абсолютное непонимание вызвало у Гарри раздражение.

— Это жестоко, знаешь ли! Я Эли! Эли Хослинг! — ее голос задрожал. — Принцесса! Это уже не смешно, Гарри, я все три года места себе не находила! Почему ты не писал?! Ты меня не узнаешь? Смотри! — и она, расплетя косу, схватила свои волосы в два хвостика по бокам. — Ну же!

— Ты, наверное, меня с кем-то сп... а? — он ощутил, как по щеке прокатилось что-то жидкое и теплое. Гарри недоуменно вытер лицо. — Слезы? Что за...

— Что с тобой стряслось? — прошептала Эли, прижав ладони ко рту. — Я ничего не понимаю... Пойдем.

— Погоди... куда?

— Пойдем! — она схватила его за руку и потащила за собой.

Шли они недолго, ибо дом Эли находился неподалеку от игровой площадки. Гарри было упирался, но потом перестал, видя удрученное состояние девушки. Судя по всему, они были близки в детстве, однако тот ничего не помнил и наотрез отказывался понимать происходящее. Когда они дошли до ее дома, они остановились.

— Моих сейчас нет дома, они поехали за продуктами. Идем, мне надо тебе кое-что показать, — и Эли потащила его в свой дом.

Планировка была точно такая же, как в клетке Гарри, поэтому он сразу понял, что они направлялись на второй этаж, вероятно, в ее комнату. В его сердце постепенно начало прокрадываться смущение, ведь не каждый день незнакомая девчонка тащила его к себе. Эли пинком открыла дверь и впустила Гарри в комнату. Тот отметил идеальный порядок — каждая вещь была на своем месте, что не могло не радовать глаз. Эли кинула на заправленную кровать сумку и, повозившись в ящике письменного стола, достала толстый фотоальбом, который она тут же всучила ему в руки.

— Вот.

— Что это?

— Просто открой!

Ему было как-то неловко копаться в чужих снимках, однако настойчивость Эли взяла верх, и он начал листать альбом. С каждой перевернутой страницей его брови ползли все выше, а на сердце все сильнее скребли кошки. Безусловно, это был ее личный альбом, и на каждой фотографии на него смотрел худой черноволосый мальчишка в круглых очках. В смятении он вглядывался в каждую фотографию, видел свое счастливое лицо и недоумевал. Фотографий было достаточное количество, чтобы понять — это было практически все его детство. Перелистнув очередную страницу, его взгляд наткнулся на одну большую фотографию на фоне пляжа. Двое незнакомых ему взрослых стояли рядом с нескладной беловолосой девочкой, которая крепко держала за руку его, маленького мальчика. Рядом с ним же стоял Дадли и его тетя, такие счастливые и беззаботные. Гарри поднял голову и пролепетал:

— Ты ведь не шутишь?..

— Это я тебя хочу спросить, — Эли охнула и крепко его обняла. — Что же с тобой стало?

Удивительно, но эти объятья от, казалось бы, незнакомого человека, вызвали внутри него целый шквал задушенных эмоций, и он застонал. Он не хотел верить во все происходящее, слишком сумбурно все произошло, но его сердце подсказывало, что все, что показала ему Эли, все это было на самом деле. Когда она отстранилась, девушка шмыгнула носом и взяла у него альбом.

— Нам нужно было уехать, у папы была долгосрочная командировка. Когда мы уезжали, ты не вышел нас проводить, а твои родители...

— Ах, ты об этом, — Гарри покачал головой и с печальной улыбкой сказал. — Они не мои родители, а лишь дядя с тетей. Мои родители погибли, когда мне был год.

— Что...

— Но это ничего, я узнал много нового... Эли?

Он осекся, когда увидел, как она села на край кровати и, скрючившись, спрятала лицо в ладонях. Ее худая спина задрожала, сквозь ее пальцы начали просачиваться слезы. Не зная, куда себя деть, Гарри сел рядом и неуверенно погладил ее по плечу.

— Что с тобой?

— Мы догадывались об этом, уж слишком сильно ты выделялся на их фоне, но... Это я должна спрашивать! Ты вдруг исчез, а сейчас говоришь мне такие вещи. И откуда у тебя рубец на щеке?!

— А, ну это тетя...

— ТЕТЯ?! — завопила Эли себе в ладони. — Она же вырастила тебя, я видела, как она о тебе заботилась!!! Почему?! Да что тут произошло, пока нас не было?!

Он и сам хотел об этом знать. Он был слишком обескуражен происходящим, и Гарри твердо решил, что по приходу домой все узнает, даже если ему придется словить по лицу мухобойкой вновь. На первом этаже хлопнула дверь, и Эли подскочила.

— Это родители! Пойдем, Гарри, они-то точно тебе все объяснят! — она выбежала из комнаты, но не прошло и минуты, как та вскрикнула от испуга. Юноше это очень не понравилось, и он бросился к ней вслед.

Этот день не переставал его удивлять снова и снова. Происходящие события наслаивались один за другим, смешивая воедино все негативные мысли Гарри, однако он и подумать не мог, что в доме чужого человека он увидит того, кто не вписывался в его понимание вовсе. Этот человек стоял у начала лестницы и смотрел на них снизу вверх, поправляя очки-половинки на переносице. Альбус Дамблдор был одет совсем не в стиле магов в целом, на нем был обычный деловой костюм. Глянув на него, сердце Гарри ушло в пятки.

— П... профессор?

— Ах, все-таки я оказался прав насчет этого места, — тот заинтересованно оглянулся, проигнорировав разозленную Эли. — И правда, здешние дома похожи друг на друга. Как необычно.

— Вы кто? — Эли сжала кулаки и попятилась. — Я вас не знаю, и мои родители тоже. Что вам здесь нужно?! Выметайтесь! Это частная территория!

— Профессор, что вы тут делаете? — стоя на лестничном пролете мальчик ощутил, как девочка схватила его за руку и крепко сжала дабы унять дрожь. Дамблдор это увидел и покачал головой.

— Мне бы очень не хотелось этого делать, но... Элизабет Хослинг, верно? — та от неожиданности икнула. — Выглядите удивленной, но это нормально. Стандартная реакция от магла на мое присутствие, все же не могли бы вы отпустить моего подопечного?

— Подо... ты его знаешь? — Эли покосилась на Гарри, и тот кивнул, ощущая бешеное биение своего сердца.

— Эм, да, он директор в моей школе.

— Школе? Какой школе?

— Остолбеней.

Короткое, тихое слово Дамблдора заставило Эли отлететь прочь обратно на второй этаж. Гарри едва успел зажмуриться от резкой алой вспышки, а когда он пришел в себя, его спутница очутилась позади него. Девочка осела на пол коридора, из ее головы тонкой струйкой засочилась кровь — как раз оттуда, куда пришелся удар ее головы об стену. Гарри резко обернулся и заорал:

— ВЫ ЧТО ДЕЛАЕТЕ?!

— Это я тебя хочу спросить, Гарри, — Альбус неторопливо поднялся поднялся по лестнице и поравнялся с ним, — все никак не наиграешься в семью? Признаться, лишний раз накладывать на кого-то Забвение мне не прельщает.

— Вы напали на магла! — мальчик пребывал в неимоверном шоке. — Почему?!

Смятение и ужас достигли критической точки. Гарри силился осознать, что мудрый и добрый директор Хогвартса напал на человека, а теперь стоял напротив него и уничтожал его взглядом. От таких событий он не мог даже разозлиться — он просто не мог поверить.

— Хватит строить из себя невинного идиота, — тот схватил его за руку, — маглы это меньше, о чем надо беспокоиться.

Альбус отволок Гарри в комнату Эли и пихнул его вперед. По внешнему виду старика нельзя было сказать, какие эмоции он испытывал, казалось, будто он занимался рутиной, и это чудовищное обращение было всего лишь работой, не более. Едва Гарри пришел в себя, борясь со странным чувством дежа вю, как старик наотмашь ударил его по лицу и зашипел:

— Ты даже представить себе не можешь, через что мне приходится проходить, лицезрея тебя в моей школе. Осознание того, что моя цель так близка и так далека одновременно, то, что мне пришлось ждать десятилетиями, подчищая дерьмо за тобой и тебе подобными... Все считаешь себя центром мира, Мальчик-который-выжил?

— Пожалуйста... Эли, она, — Гарри прижался к стене возле окна и двумя руками сжимал пульсирующую щеку, — она же ранена!

— Странно, что ты испытываешь чувства к этой магловке, хотя до сегодняшнего дня ее и вовсе не знал, — Альбус мягко улыбнулся, — хотя знал, но это уже другое дело.

— Другое... дело? Забвение! — Гарри от понимания округлил глаза. — Так я и правда ее знал! А что насчет моих родственников?!

— Кончай скулить, сосуд, а то я нечаянно тебя сломаю, — Дамблдор подошел к нему вплотную, — хотя ты и так будешь скоро сломан. Ты всего лишь винтик в отлаженном механизме, как и я, впрочем. Если ты так трясешься за эту девочку, вперед — действуй. Твоя волшебная палочка заправлена за пояс у правого бока, она под футболкой.

"Как... как он узнал?! — он судорожно задрожал под гнетом синих ледяных глаз. — Что происходит?!"

— Могу тебя понять, ты в панике, и это хорошо, — Дамблдор подался вперед. — Добро пожаловать в мир взрослых. Мир лицемерия, лжи и жестокости.

Гарри сковал ледяной ужас от того, как на него посмотрел некогда добрый и мудрый директор. Он выбежал из комнаты и упал на четвереньки возле раненой Эли.

— Боже мой, — он прижал ладонь к ее голове, ощущая теплую кровь на своей коже, и с болью на душе повернулся к Альбусу, — почему вы... почему я...

— Видишь ли, я долгое время сдерживал себя, храня глубоко внутри затаенную обиду. Обида это страшный наркотик, пострашнее ваших магловских... как их там... неважно, — Альбус вышел из комнаты вслед за ним, — однако он не вызывает привыкания, к моему сожалению. Как и ты, я все время задавался вопросом — почему я? Почему мне пришлось пережить то, что со мной стряслось? Ты видно видишь меня мудрым старцем, однако внешность обманчива, — он хохотнул и направил палочку на бесчувственную Эли. — Смотри.

Эли резко очнулась и начала кричать от боли, которая шла явно не из раненой головы. Она стала извиваться и корчиться на полу, пока Гарри одолевал хаос. Прямо перед ним его благодетель, наставник молодых волшебников и величайший маг всех времен мучил беззащитного ребенка. Все истинные эмоции мигом проявились на лице старика — месть, наслаждение, зависть, боль, гнев, все человеческое уродство разом проявилось в этом человеке. Гарри вскочил, выхватил палочку и бросился на него, но Альбус был готов и к этому. Он отвел палочку и схватил мальчика за горло так крепко, что тот почувствовал, как у него хрустнул кадык.

— Кх... кх-х-х...

— Уже второй раз, ха? Знаешь, я обожаю власть, — старик с силой впечатал его в пол и наступил ногой на лицо, — однако ненавижу, когда командуют мной... а это происходит уже которое десятилетие. Как же я устал быть чьей-то пешкой, ты просто представить себе не можешь! Но так надо, Гарри, так надо... Ты ведь любил свою семью? Готов пойти ради нее на все? Я такой же, — Дамблдор направил палочку ему на лоб, — я хорошо умею читать людей и давно заметил, что в твоей душе начало зреть отвратительное, мерзкое чувство к этой магловке. Такое же, какое было у твоей матери, когда она принесла себя в жертву ради тебя. Ты не имеешь права любить и быть любимым, ты — сосуд, и твое назначение — быть вместилищем. Девчонку я не трону, лишь сотру память, но с тобой, мой мальчик, я еще позабавлюсь. Забвение!

- ПРЕКРАТИ! ПЕРЕСТАНЬ! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!

- Он здесь из-за того, что вы проглядели его состояние.

— Могу предъявить вам тоже самое, Альбус.

— Я позвал вас в Хогвартс не для распития чая в Выручай-комнате. Вы разочаровываете меня, мисс Уоллис.

— Да неужели?! Стало быть, держать целые фолианты тайных знаний, хранящие в себе Темные искусства, рядом с детьми, это нормально?! Не вам говорить о разочаровании, ДИРЕКТОР!

Эти двое вели жаркую перепалку около камеры особо буйных пациентов больницы святого Мунго. Это в их планы не входило вовсе — они оба ожидали приближения дополнительного Тура, однако объект их пристального изучения дал сбой, потянувшись к не совсем нужной информации. Альбус глянул внутрь камеры через решетчатое окошко в двери. Свет в камере отсутствовал, но ему он был не нужен, ведь прекрасно понимал, что именно мальчишка делал внутри. Обеспокоенные слова медсестры лишь подтверждали увиденное им — Гарри кровью от сбитых ногтей чертил на полу какие-то символы, утробно рыча и давясь своими же волосами. Позади него на полу валялась перевернутая кровать с выпотрошенным матрасом и подушкой. Взгляд Гарри был как у кошки, его глаза отражали крохи света со стороны коридора, и те светились во мраке мутным зеленым цветом.

Альбус медленно пригладил бороду, не переставая смотреть на одержимого, и это разозлило его собеседника пуще прежнего.

— Альбус! — она заскрежетала зубами. — Кажется, мы договаривались, что вы все мне расскажете о его прошлом! Вы сказали, что в его черепушке крестраж, однако даже такой могущественный артефакт не мог на него так повлиять!

— Конечно, не мог, — Дамблдор повернул к ней голову с безучастным видом, — потому что сейчас мы смотрим не на крестраж. Это он.

— Чт...

— Гарри Поттер собственной персоной, одержимый не крестражем, а тягой к Темной магии, насилием и мной.

— Погодите, — Эмбер подняла ладонь, силясь обдумать только что услышанное, — я ведь его лечила, он принимает Малинту!

— А-а-а, вы про это... не принимает ее он. Домовые эльфы, заправляющие хозяйственными делами в Хогвартсе, нашептали мне, что мальчишка после принятия зелья вызывал у себя рвотные спазмы. Эх, переходный возраст.

— Альбус, черт возьми! Хватит придуриваться!

— Могу сказать вам тоже самое.

Они оба смотрели друг на друга, ощущая нарастающее вокруг них напряжение. Трудно было сказать, кто бы вышел из этой игры в гляделки победителем, так как в их молчаливую дуэль вмешался виновник событий. Гарри разбежался и со всей силы впечатал себя в дверь, приблизив изодранное лицо вплотную к решетке.

— Выпусти меня, старый остолоп... я найду тебя и выпотрошу кухонным ножом, только выпусти. ВЫПУСТИ МЕНЯ, УБЛЮДОК! — парень смачно харкнул старику в лицо слюной вперемешку с кровью. — А потом мы с Эмбер пойдем пить чай.... у нее вкусный чай... эй, я бы хотел поговорить с... как ее звали...

— Флер Делакур? — осторожно подала голос Уоллис и тут же ругнулась про себя за эти слова. Обезумевший Гарри медленно повернул к ней голову, и на его лице снизошло озарение.

— Да-а-а, ты права, Флер Делакур! Она была так мила со мной, она поддерживала меня... А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Он со всей силы начал биться головой об решетку, превращая свое лицо в кровавое месиво. Зазвучала сирена, и к Альбусу с Эмбер подбежали двое крепких целителей.

— Отошли от двери, вы оба! — не церемонясь, они отпихнули их и распахнули дверь камеры. Целители не стали церемониться с пациентом, они грубо заломали ему руки и повалили на пол. — Что встали?! Прием окончен!

— Не-е-е-е-е-е-ет! Дамблдор! Хочу разорвать Дамблдора-а-а-а! Скотина, верни-и-и-и-ись!!! — кричал парень вслед стремительно удаляющимся гостям.

— Это плохо... очень плохо, — Эмбер от тревоги начала кусать ноготь на большом пальце. — Он никогда так себя не вел. Что бы вы не говорили, я уверена, это дело рук крестража.

— Тешите себя этим? — Альбус вытер лицо платком и невесело усмехнулся, отчего Уоллис ошарашенно вытаращилась на него. — Ой, да бросьте! Мы оба прекрасно понимаем, что в данной ситуации мы всего лишь актеры. И вы и я — оба пешки.

— Вот как? — Эмбер провела себя по лицу ладонью и вмиг успокоилась. — И все же я в панике, в настоящей панике.

— Но не от того, что ваш пациент сошел с ума, да? — Альбус проницательно глянул на нее поверх очков-половинок. Уоллис устало махнула рукой и тяжко выдохнула.

— И все-то вы знаете...

- ХВАТИТ!

Все его тело пробрала дрожь, и Гарри распахнул глаза. Ощущение пустой звенящей головы немного поубавило его желание вскочить с места, он опомнился и замер. Место, в котором он находился, не было похоже ни на одно из тех, где он бывал. И тем не менее смутное чувство не покидало его, когда он, валяясь на белом гранитном полу, скользил взглядом по помещению. Гарри кое-как поднялся и внезапно до него дошло, что он был полностью голым.

— Что? Как это? — он недоуменно осмотрел свое тело и увидел свою левую руку на том месте, где она была до недавних событий. — Не понимаю, я же... я точно помню, что...

Он скорчился от резкой фантомной боли в месте отсечения и стиснул ее другой рукой. Он был уверен, что все события были более чем реальными. Он помнил все — страх, боль, отчаяние, скорбь от потери близкого человека. Все это произошло, и теперь Гарри находился в месте, которое не могло быть рядом с кладбищем. Он находился где-то, что очень отдаленно напоминало вокзал Кингс-Кросс, вот только этот вокзал сквозил пустотой, поезда отсутствовали, потолка вокзала попросту не было, или он терялся где-то очень-очень высоко. Так же не горели фонари и не было людей, однако яркий белый свет был повсюду — огромное помещение будто светилось изнутри, указывая Гарри на все шрамы на его теле.

"Но почему? Я ведь умер! Волдеморт проклял меня! Ах... — он заозирался, и к нему пришло понимание. — Вот как выглядит загробный мир?"

— А вот и не угадал. Ты сейчас находишься в своем сознании, вороненок. Мы оба, если быть точнее.

Он и правда был не один. Ощутив на себе чей-то взгляд, Гарри резко обернулся и увидел смутный силуэт далеко впереди. Некто посторонний шел к нему вразвалочку, засунув руки в карманы брюк, шлепая босыми ногами. Ветра в белоснежном помещении не было, однако зеленый галстук трепыхался от несуществующих порывов. Когда незнакомец подошел к нему вплотную, Гарри рассмотрел его поближе. Это был мальчик лет десяти-одиннадцати, бледный, худой и скуластый. Впалые щеки и колкий холодный взгляд до ужаса странно контрастировали с детским лицом, и это напугало Гарри, заставив его попятиться.

— Ты... ты кто?!

— Немного некрасиво с твоей стороны задавать такие вопросы, хм-м? — мальчик оглядел с головы до пят, остановившись на месте ниже пупка. Он хмыкнул и покачал головой, после чего Гарри окутала черная шелковая мантия. Юноше этот гость показался смутно знакомым. Где-то он его уже видел, или не его, но его похожую сущность. В голове вихрем пронеслись воспоминания двухлетней давности, и Гарри понял.

— Так ты «тот самый».

— Да, да... голос в твоей голове, проекция шрама, защитник, а по совместительству, — мальчик глумливо сделал реверанс, схватившись за брючины руками, — осколок души Тома Реддла.

Что-то внутри Гарри потухло и увяло. Он давно осознал, что его необычное состояние здоровья, владение змеиным языком и периодическая потеря контроля над собой было чьим-то вмешательством в его Я, вдобавок ко всему, история Хагрида давным-давно, когда он рассказал ему о гибели его родителей, поставило все на свои места. И вместе с этим его охватила обреченность. Его ярмо, клеймо на его лбу не давало ему покоя даже после смерти. Он устало глянул на крестраж и тихо молвил:

— Так значит, я был прав...

— Ты не удивлён, — мальчик изогнул бровь и хмыкнул. — Что ж, все так и есть. Я вдоволь нагулялся в твоем сознании, однако за все эти годы так и не нашел его границ. Хотя мне не с чем сравнивать, хех.

— Стоп! — Гарри пробрало до костей, он заметался. — Где кладбище? Где Флер? Где Волдеморт?!

— Успокойся, — тот успокаивающе замахал руками, не без удовольствия наблюдая за его заторможенной реакцией. — И ты и мой хозяин — вы оба только что убили друг друга. Могу поздравить тебя с днем смерти.

— Убили?! — Гарри медленно опустил взгляд на свое тело. — Я действительно мёртв?

Он провел руками по коже, ощутил тепло и мягкость, прочувствовал биение своего сердца. Здесь, внутри его головы, оно было здоровым и крепким, без отсеченной руки и многочисленных ссадин, и все же Гарри чувствовал себя живым. Он все видел, все чувствовал, все осознавал, и факт того, что его тело на кладбище больше никогда не сможет испытать подобного вновь, подкосил его. Он медленно осел на пол, его руки задрожали, и он впился ими в волосы. Крестраж, видя это, укоризненно покачал головой.

— Ну-у, не совсем, я тут слегка слукавил. На самом деле, вы оба на пограничье, каждый у себя. Мой хозяин уцелел, потому что помимо меня есть и другие... «братья». А ты жив благодаря мне, — он присел на корточки и с улыбкой потрепал его по щеке.

— Тебе? Но как? — Гарри не должен был доверять ему, ведь перед ним находился его враг, истязавший его все эти годы, но все же его ослабший рассудок стал ведомым.

— О, все очень просто. Я принял на себя удар, будучи крестражем.

— Крестраж...

Это слово он услышал впервые, и оно полоснуло по его ушам словно бритвой. От него разило тьмой и хаосом, и Гарри посмотрел на своего собеседника совершенно иначе, что не осталось незамеченным. Крестраж поморщился и встал на ноги. Его вид показывал удовлетворение, грусть и решимость.

— Ты бы лучше не об этом беспокоился, — он распахнул руки и стал медленно кружиться, смотря куда-то ввысь. — Прямо сейчас ты валяешься на земле, без руки и жизни. Жалкое зрелище...

Гарри вспомнил еще кое-что. То, что было между его смертью и появлением здесь. Вихрь воспоминаний, таких знакомых, явных и пугающих, заставили его встрепенуться от мурашек по спине. Он настороженно всмотрелся на собеседника, будучи уверенным, что тот знал и об этом.

— Что ты мне показал? Что это за мерзость?

— Хех, догадался, — крестраж резко крутанулся и глумливо показал ему большой палец, хваля Гарри. Ему явно было весело. — Всего лишь то, что старик хотел припрятать от тебя, но вот незадача, я владею своей волей и, соответственно, памятью. Тебе он может намешать что угодно, но я — не ты, — он самодовольно пригладил свои волосы, однако его взгляд оставался холодным и жестким.

Еще одна частица встала на свое место в отвратительном, мерзком, уродливом паззле под названием его жизнь. Гарри выдохнул и закрыл глаза. Было бы странным считать, что Дамблдор ограничился бы только его крестным, так теперь и его детство было уничтожено. К горлу подобрался ком, когда он вспомнил счастливые лица Дурслей. Он всегда их ненавидел, но, как оказалось, они искренне хотели ему счастья, хотели взрастить в нем здорового мужчину, познавшего счастье и любовь. Гарри вспомнил девочку по имени Эли. Его первая детская любовь все время думала о нем, пока он плясал под дудку Дамблдора, и ему стало противно. Сколько еще людей хотели ему добра, но не смогли его донести из-за старика? Сколько возможностей у него могло быть, не вмешайся он тогда?

"Из меня сделали отброса" — от этих мыслей Гарри потух окончательно. Вся его воля, все стремление жить вмиг погасло и охладело, как и его тело на кладбище. Он хотел плакать, но слезы отказывались идти. Он хотел кричать, но голос пропал, дав возможность лишь тихо лепетать. Он и правда оказался куклой с обрезанными нитями. Им воспользовались и выкинули за ненадобностью. Гарри уже давно осознал, что он не имел права иметь своих желаний, не мог влюбиться, не мог взять Флер в жены. Его участь была уготована заранее, и он выполнил свою роль. Крестраж все это время наблюдал за ним и он вновь присел на корточки, вот только его глумливое выражение лица исчезло напрочь.

— По тебе не скажешь, что удивлён, Гарри.

— Нечему больше удивляться. Все, что я любил, все то, что я берег... — дальше он говорить не мог, ибо его начали душить подкравшиеся притупленные эмоции.

— Исчезло без следа, — закончил за него крестраж и тяжко вздохнул. — Горько, да? Добрый дяденька Дамблдор оказался главной причиной твоих бед, Дурсли по его же воле издевались над тобой, хотя изначально тебя любили. Крестный тоже большую часть времени провёл вдали от тебя. Даже Франция накрылась, вот дела — полувеликанша оказалась той ещё сукой. Как же скучно и банально, аж блевать тянет.

— Прошу, прекрати...

Его изнутри стало распирать отчаяние. Даже если он потерял свою волю, он хотел жить ради нее. Флер не заслуживала такого наказания. Он ведь поклялся ей и себе, что она станет Чемпионом, что ее кровь это повод для гордости, а не для отчуждения. Он скорчился и стиснул ткань мантии на груди. Скорбь размозжила его голову, сметая все на своем пути.

— Флёр... моя Флёр... я не смог...

— Не смог углядеть в ней непреднамеренную угрозу, — крестраж сочувствующе положил свою руку ему на плечо. — Ты не виноват, не стоит винить себя.

— Но я должен был увидеть, должен был уберечь ее!

Что-то очень маленькое и незначительное изменилось в окружающей обстановке. Гарри не мог этого заметить, будучи раздавленным болью утраты, но крестраж всё увидел и услышал. Тихий и страшный звук коснулся его ушей, и он вскинул голову. Ничего, кроме белого необъятного потолка, он не увидел, однако он понял, что процесс уже был запущен — сверху на пол позади Гарри упала маленькая одинокая капля чего-то маслянистого и угольно-черного. Губы крестража растянулись в ухмылке.

— А что ты ещё должен был сделать, хм? — он схватил его лицо ладонью и притянул ближе. — Я скажу тебе — все твои беды, все испытания возникли только по одной причине.

— Нет, хватит... — на глазах мальчика выступили долгожданные слезы, словно дождь в знойную засуху. — Я больше этого не вынесу!

— Вынесешь, так что заткнись и слушай, — ногти крестража до крови впились тому в кожу. Он хотел увидеть нечто большее. — На первом курсе ты вёл себя благородно, однако если бы ты сидел на жопе ровно, ничего бы не случилось, сраный ты герой.

— Твой хозяин бы воскрес... — на эти слова он расхохотался.

— Ой, да брось! Философский камень ерунда полнейшая! А на втором курсе ты убил моего «брата».

— Дневник... — глаза Гарри округлились от понимания.

— Да, Гарри, дневник. Ты убил моего брата клыком василиска. Не то, чтобы я сильно горевал, мне, откровенно говоря, наплевать. И все же ты сунулся туда, а почему? Кто тебя просил? Уже знаешь ответ?

Конечно же, он знал. Он знал все эти годы своего наставника, того, на кого он равнялся, того, кто был для него светочем в этом мрачном мире. Гарри затрясся.

— Дамблдор.

— Бинго! — крестраж отпустил его лицо, стер пальцем выступившую кровь и сел на пол. — Этот бородатый педик нассал тебе в уши про честь и храбрость, а ты принял это за чистую монету и попросил ещё!

— Это не так...

— А третий курс? — он выставил три оттопыренных пальца перед лицом мальчика. — Объявился твой крестный, но скажи мне, хоть раз, ХОТЬ РАЗ Дамблдор дал тебе хоть крохотную возможность увидеться с ним? Даже не так — он вообще говорил, кем тебе приходится Блэк?

— Нет...

Каждая фраза вгоняло в его сердце отравленную иглу. Яд в виде гнева и ненависти медленно растекался по его жилам, смешиваясь с нестерпимым отчаянием и желанием все обернуть вспять. Сверху упало еще несколько капель, послышался отдаленный звук трещин.

— Нет, — передразнил его крестраж с издевкой. — Потому что ты знаешь, что он же его и посадил. Дальше продолжать? — не дождавшись ответа, он пер дальше, не зная и толики пощады. — Я продолжу. Кто тебе прислал врачиху, которая сделала только хуже? Надо отдать тебе должное, ты начал упираться. Собственно, из-за этого я набрался сил.

Взгляд Гарри запульсировал. Лучше он это не вспоминал, ибо он все еще помнил те отвратительные ощущения собственной загрязненности. Он вскинул голову и впервые за все время пребывания здесь дал волю эмоциям.

— И для чего? Чтобы резать мою душу? Чтобы перед смертью указать мне, какое я ничтожество?! — он заскрипел зубами, буравя своего врага взглядом, полным ярости. — И что теперь мне делать?!

— Именно. О, мой дорогой Гарри, ты прав. Ты никто, у тебя нет семьи, все вокруг пользуются тобой, как доступной девицей, а потом выкидывают за ненадобностью, — склеры глаз крестража почернели, область вокруг глаз покрылась сеткой трещин. Он явил себя настоящего — ядовитого, опасного, создание темнее ночи и страшнее мора. Его голос стал скрипучим и резким, более похожим на карканье ворона. — Даже твоя дражайшая пассия сблизилась с тобой, потому что она такая же. Уродка. Но кое в чем ты не прав. Я рос и креп не для того, чтобы растоптать тебя.

— Я хочу исчезнуть...

Сразу со всех сторон раздался треск камня и стекол. Из искореженных стен начала сочиться черная субстанция, откуда-то сверху пошел мелкий и страшный черный дождь. Часть капель падала на голову Гарри, стирая ее белизну. Пространство медленно, но верно меняло свою суть. Крестраж вскочил на ноги и с благодарностью принял это, он поднес сложенные руки и, дождавшись, пока в них упадет несколько капель, размазал их по волосам, зачесав назад. Он был несказанно рад.

— Я хочу спасти тебя. Ой, да ну хорош уже! Я тут толкаю пафосные речи, а ты расклеился. Ты чего? Это же какая почва для невероятных возможностей, — он по детски засмеялся и зашлепал босыми ногами по черным лужицам на полу. — Слушай, я был создан невольно, и поэтому у меня есть своя воля. По идее, я должен ненавидеть тебя, но не могу, странно, да? Все мы созданы для конкретной цели. Быть может, и я тоже.

— Я... я больше не могу, я хочу исчезнуть.

Гарри свернулся на полу в позе эмбриона и прикрыл пустые глаза. Прямо сейчас он ощущал себя лишь оболочкой, высушенной и выброшенной. Капли черного дождя падали ему на лицо, но ему было уже все равно. Слишком долго он мучался, слишком тяжкую ношу ему пришлось носить не по своей воле. Он хотел прекратить все это и отправиться с этого вокзала дальше.

Перед его глазами промелькнули крупицы тех счастливых воспоминаний, что он успел собрать. Он пальцем прикоснулся к сухим губам. те еще помнили поцелуи Флер, мягкость ее рук, тепло ее дыхания.

"Молю тебя, бог, если ты существуешь... сделай так, чтобы мы встретились после смерти вновь, — он слабо улыбнулся, — большего мне не надо..."

— Боги не услышат тебя, ибо ты осквернен мной, — крестраж хихикнул, — да и потом, я лишь катализатор. Все дерьмо, что ты выливал на окружающих, это все ты. Показать тебе вновь сцену из Мунго? — от стен вокзала начали отпадать куски камня. — Мы оба нежеланные детища, Гарри, но одно я знаю точно — я это я, ты — это ты.

— Я — это... я?

— Давай-ка отбросим всю эту шелуху и посмотрим на все с другой стороны. Скажем, это как кубок по квиддичу. Дамблдор обгоняет тебя по очкам во всем, особенно учитывая тот пиздец, что он с тобой вытворил. А по правилам, есть только один способ победить.

— Поймать снитч? — Гарри приоткрыл глаза и глянул на крестраж, который вместе с помещением так же покрылся трещинами.

— Верно! Горе тому ловцу, который позволит своей команде проиграть, верно?

— Но я один...

— Так даже лучше. Тот, кто владеет всем, больше всего на свете страшится это потерять. Но ты, Гарри... — тот за руку поднял его и мягко тому улыбнулся, — у тебя ничего нет, и поэтому ты в выигрыше. Сильнейший тот, кому нечего терять.

— Я без руки...

— Есть другая.

— На кладбище Пожиратели...

— Свора псов, безвольных и испуганных, — крестраж скривился, будто Гарри сморозил невероятную глупость. — Их вожак валяется рядом с тобой, не успев толком возродиться.

— Я ослаб...

— Зато есть то, что я могу тебе отдать.

Вспышка ярости и гнева затмила рассудок Гарри. Он не желал науськиваний крестража, не хотел больше плясать под чью-то дудку. Отчаянная обида вынудила его вскинуть руки, схватить того за горло и повалить на пол.

— ТЫ! ЕСЛИ БЫ НЕ ТЫ И ТВОЙ ХОЗЯИН, Я БЫ ВЕРНУЛСЯ ИЗ ЛАБИРИНТА, УЕХАЛ БЫ ВО ФРАНЦИЮ, ВЗЯЛ ФЛЁР В ЖЕНЫ! — перед его затуманенным взором вновь пронеслись сокрытые от него воспоминания. — ЗАЧЕМ ТЫ МНЕ ЭТО ПОКАЗАЛ?! Я ТАК ХОТЕЛ МИРА! ЗАЧЕ-Е-ЕМ?!

Каждый его выкрик, каждый удар кулаком по рассыпающемуся лицу крестража сказывался и на вокзале — он темнел, тускнел, от потолка сыпались куски камня, порождая все больший ливень.

— Я ПРОСТО ХОТЕЛ ЖИТЬ, ХОТЕЛ ЛЮБВИ, ХОТЕЛ ЗАБЫТЬ ДАМБЛДОРА, ХОГВАРТС, ВСЁ, ВСЕХ!!! ГОВОРИШЬ, ЧТО ГОТОВ МНЕ ЧТО-ТО ДАТЬ?! — Гарри орошал крестраж ударами, выпуская наружу потаённую злость за свои неудачи. — ТЫ УБЛЮДОК, ТЫ КУСОК ЕГО ДУШИ, ТЫ ИЗДЕВАЛСЯ НАДО МНОЙ! ЗАТКНИСЬ!!! ЗАТКНИСЬ И СДОХНИ!!!

— Не трать силы, Гарри, я и так скоро исчезну, — ответил мальчик тихо и печально. Он и правда выглядел плачевно. — Как я и сказал, то проклятье пришлось на мою сторону.

— ДЛЯ ЧЕГО?!

— Мне жаль тебя...

Эти слова были искренними, и Гарри это почувствовал. Его гнев притупился и размазался, ибо он хотел видеть дальше глумление своего врага. Он хотел уничтожить его и себя, разорвать свои узы с внешним миром, окончить свое существование, и какая ирония — его обидчик, часть души Волдеморта, он жалел его так искренне и от всего сердца, как не жалел никто. Это вынудило его ослабить хватку.

— Почему ты... зачем я.... зачем я вообще родился? Сколько еще мне нужно вытерпеть, чтобы от меня отстали... я же, — слезы упали крестражу на потрескавшееся лицо, — я же просто ребенок. Никто мне не отвечал, но скажи хотя бы ты! Какой во всем этом смысл?!

— В том-то и дело, Гарри, что его нет, — он вытянул руку и прикоснулся к его лицу. — Находясь у тебя в голове, видя твоими глазами все то, что с тобой приключилось, я раз за разом задавался вопросом — существует ли судьба? Неужели все действительно предначертано, и ты был уготован стать козлом отпущения? И сейчас, глядя на тебя, я наконец-то нашел ответ. Судьбу творят не высшие силы, а люди. Ты — человек.

Гарри уже понял, что тот хотел ему сказать и донести. Крестраж хотел, чтобы Гарри продолжил бороться, начал пробивать себе путь сквозь планы старика и тех, кто стоит выше него. В иной ситуации он бы так и сделал, но сейчас он был пуст.

— Я не понимаю тебя... ты же мой враг, ты столько раз подвергал меня опасности. И тем не менее ты желаешь мне добра. Какого черта?

— Я лишь наблюдатель. Я прекрасно чувствую тебя и то, что сокрыто глубоко внутри. Ты хочешь исчезнуть, и ты успеешь сделать это всегда, но... разве не будет справедливым воздать всем им по заслугам? Забрать их с собой в могилу. Дать им осознать, через что ты прошел, что ты перенес.

— Как я и думал, — дождь окрасил голову юноши в черный цвет, волосы прилипли к его лицу, закрывая взор, грязь добавила его голове тяжести. Гарри отпустил крестраж и выпрямился. — Ты хочешь очернить меня, заставить замарать мои руки их кровью, хочешь, чтобы я упивался их смертями. Ты правильно все сказал, я — не ты. Я не стану чудовищем.

— Все играешь великомученика? — молвил крестраж тихим голосом, ощущая, как его тело разваливается на части. — Похвально. Ты ради своей души отказываешься стать демоном, но... что насчет других? Насчет твоей Флер?

— А что насчет Флер? — Гарри горестно улыбнулся. — Она даже хуже, чем мертва.

— И вот мы подошли к кульминации этого спектакля, — мальчик дрожащей рукой взял ладонь Гарри и черной жижей нарисовал кольцо вокруг его пальца. — Вейлы и правда удивительны.

— О... о чем ты?!

— Ох, мне осталось недолго, — он посмотрел, как его рука рассыпалась на кусочки, — меня всегда интересовала их специфика связывания узами. Что на самом деле скрывается за ней?

Гарри осекся и впился взглядом в своего оппонента. Он вспомнил — всякий раз, когда Флер злилась, радовалась, предавалась любви к нему, он ощущал тепло, резкий жар, колючий холод, что вторил ее эмоциям. Смутная догадка постепенно прокрадывалась к нему в голову, и он прошептал:

— Вы похожи...

— Вейлы так же отдают своему возлюбленному часть себя, — крестраж взял его за руку и сжал с мольбой. — Возлюбленный всегда хранит у себя часть ее сознания, воли, памяти, эмоций. То, что по сути и является душой.

— Я... я смогу увидеть ее вновь?

Перед глазами предстало ее счастливое лицо, он ощутил вновь вкус ее губ, ее ласку, вспомнил ее упрямость и гордость, и он почувствовал, как в нем начало зарождаться нечто совсем иное, чуждое ему доселе. То же он ощутил на пороге смерти, отчаянно выпалив Убивающее проклятье в своего злейшего врага. Те слова, что Гарри сказал буквально минуту назад, стали для него нелепыми и фальшивыми. Он имел право жить, но его жизнь у него отняли, поэтому он собрался поступить точно так же. Кое в чем крестраж оказался не прав — у него было кое-что. Его девушка, которая видела в нем не клоуна, не марионетку и не посмешище. Флер всегда рассматривала его сперва как соперника, затем как друга, а потом как любовника. Только она были с ним искренней, лишь Флер могла почувствовать все то, что с ним произошло, ибо она была его зеркальным отражением. Слова крестража о том, что еще был шанс спасти ее, перевернул с ног на голову его стремления и планы. Горечь от предательства ее родителей и директрисы намертво сплавились с его яростным желанием разорвать на части Дамблдора, и эта гремучая смесь напрочь отметала из его памяти себя самого — беспомощного, блеющего, старательно ищущего помощи. Не будет никакой помощи, это стало очевидно. Раз так, Гарри поменял ход своих мыслей, дав волю своим внутренним демонам, старательно задушенным и спрятанным, но все еще живым и алчущим возмездия. Вены вздулись на его руках, лбу, шее. Крестраж посмотрел на него и облегченно выдохнул.

— Видел бы ты себя со стороны... Ох, если бы я мог увидеть реакцию Дамблдора на такое лицо... уверен, он никогда подобного не замечал в тебе...

— Они все заслуживают наказания, — прошептал Гарри тихо и злобно, — все без исключения. Не только и не столько за себя. Мне уже плевать на то, кем я стану, но почему... почему именно ее...

Вокзал полностью преобразился, став заброшенным, гнилым и обветшалым, явно отражая состояние своего владельца. Его новая цель не походила ни на одну до сих пор, и потаенное желание Гарри воплотить ее в реальность будоражила его кровь. Он ощутил себя совсем иным, более свободным, более настоящим, более... счастливым. Страха это у него не вызывало, ибо, как крестраж и сказал, он всегда был таким. Его подавляли, делая его Я не таким, каким оно было на самом деле, и пришло время наверстывать упущенное.

— Быстро же ты поменял свое решение, даже не верится. Хотя пустышка, вроде тебя, не несет в себе ценности, и все, что тебе остается, это жить ради кого-то другого, — мальчик перевел взгляд с его лица на льющий потолок. — И что ты намерен предпринять ради спасения своей несчастной Флер? Готов ли ты переступить через чужие мысли, через свой моральный кодекс?

— Я уже мертв, — тот притронулся запачканными пальцами к своим губам. — Твой хозяин убил меня. Гарри Поттер исчез.

— А кто ты тогда? — крестраж прикрыл глаза, вслушиваясь в состояние своего носителя. Он ощутил едва сдерживаемое, распираемое изнутри чувство потаенной обиды и несправедливости. Гарри походил на крысу, загнанную в угол, и от этого он возрадовался.

— Я никто. Меня не должно было быть, так и будет.

— Но у тебя нет руки...

— Есть другая.

— На кладбище Пожиратели...

— Никто не встанет на моем пути. Дамблдор, Уоллис, Максим, Делакуры, все Пожиратели с их предводителем — всех их постигнет наказание. Я верну мою любимую Флер к жизни, а затем я с радостью сдохну.

— А как же те, кто любит тебя сейчас? Как же Сириус, Авелин, твои друзья, твои тетя с дядей?

— Я смету их тоже. "Их" Гарри больше нет. Есть только Я.

Он аккуратно поднял крестраж с пола. Черный ливень стер все эмоции с лица Гарри, но было понятно и так — крестраж выполнил свою роль, дав тому ясную цель, вправив мозги, насытив его тем, чего ему так не хватало. Гарри хотел крови.

— Хороший мальчик. Эй, — мальчик закашлял, — перед тем, как наше рандеву закончится.... не мог бы ты... обнять меня?

Один юноша обнял другого в последний раз. Крестраж умиротворенно выдохнул и уцелевшей рукой погладил Гарри по черной голове.

— Мы с тобой так похожи. Оба нежеланные детища, оба инструменты в чужих руках, и оба освободились от цепей. Я так рад, что дал тебе цель в жизни, пускай она настолько кошмарна и чудовищна. Ты... имеешь право жить... Прости, что пугал тебя все это время...

— Ты защищал меня, пусть ты и мой враг, — Гарри прижал его к себе крепче, тщетно пытаясь уловить тепло, — как ты там сказал? Тот, кто хочет добра, гораздо опаснее того, кто желает тебе смерти.

— Надо же, запомнил, — его собеседник улыбнулся, вслушиваясь в шум черного дождя. — Я хотел тебя убить, я же тебя и спасал... Любопытно, ведь совсем недавно ты хотел уничтожить меня.

— Я и сейчас очень этого хочу.

— Увы, тут уж я сам, — крестраж судорожно вздохнул. — Наклонись ближе и внемли мне... Я дарую тебе три Слова... запомни их хорошенько...

От потолка вокзала откололся огромный кусок, выпустив наружу целый поток черной жижи, но Гарри даже сквозь шум жадно впитывал то, что шептал крестраж на последнем издыхании. Когда тот рассыпался у него на руках, он понял, что и здесь его провели. Тот сделал все так, как и хотел, но впервые Гарри был ему благодарен.

И белое стало черным.

* * *

24 июня, 21:20

Людо Бэгмен посмотрел на циферблат карманных часов и нахмурился. С окончания Тура прошло уже двадцать минут, но ни один из Чемпионов так и не добрался до Кубка. Это означало, что в скором времени организаторам нужно будет вернуть всех обратно и выяснить, кто же станет победителем. Он прекрасно знал, каким сложным было заключительное испытание, и он сомневался, что кто-либо из Чемпионов смог бы преодолеть его. Людо осмотрел трибуны. Толпа восторженных студентов уже давно приготовилась встречать Чемпиона с Кубком, неважно, от какой школы, однако все они тоже заметили это значительное опоздание. Для них это было заключительной точкой в превосходном учебном году, ибо никто из них не испытал того ужаса, что пришлось пережить участникам. Он вспомнил лужу крови на помосте после второго Тура и крики юной Делакур. Хоть она и сама вызвалась на такое, подобный исход был очень уж серьезным.

— Альбус, время, — он повернулся к директору. — Никто не вернулся из лабиринта.

— Верно подмечено, Людо, — задумчиво произнес Дамблдор, поглаживая бороду. — Это не есть хорошо. Что-то не так.

Эти же мысли были и у Авелин. Она стояла в первом ряду рядом со своими однокашниками и нервно теребила подол мантии. Она успела сгрызть себе все ногти, едва справляясь с волнением, а теперь к нему подключилась еще и тревога. Ави понимала всю серьезнось Тура, и все же ей приходилось несладко. Она в который раз глянула на мадам Максим, которая, напротив была спокойна и непоколебима, как скала.

"Мне бы ее уверенность..."

Еще она вспомнила о Гарри. Его привязанность к Флер могла сыграть в лабиринте злую шутку. Ави выругалась. Узы, скрепившие их судьбы, были куда сильнее, чем она предполагала, и от этого она волновалась и за него тоже. Время уже вышло, но никто из Чемпионов так и не объявился, это поняли все зрители. Они начали шептаться, с нетерпением смотря на начало лабиринта.

— Да где же вы, хоть кто-нибудь, — Авелин прикусила губу, — пожалуйста...

Она глянула на судей. Дамблдор шепнул что-то мистеру Бэгмену на ухо, и тот кивнул с опаской на лице. Он вытащил палочку и приставил к своей шее.

— ДАМЫ И ГОСПОДА! — трибуны потонули в его зычном громком голосе. — ВЫНУЖДЕНЫ ПРИЗНАТЬ, ЧТО ИСПЫТАНИЕ ПОДОШЛО К КОНЦУ, А ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ПОРА ВЫЗВОЛИТЬ НАШИХ ХРАБРЫХ ЧЕМПИОНОВ ИЗ ЛАБИРИНТА! ПОСЛЕ ЧЕГО ПОБЕДИТЕЛЬ БУДЕТ ОБЪЯВЛЕН ПОС...

Он осекся и изумленным взглядом воззрился на начало лабиринта, как, впрочем, и все остальные. Ави с затаенным дыханием замерла. Судя по дрожащему воздуху, вот-вот должен был объявиться Чемпион с долгожданным призом...

Но не объявился. Раздался хлопок телепортации, и перед всеми предстал человек, который вызвал у профессора МакГонагалл стон изумления. Не Гарри, не Седрик, не Флер и не Крам. Зрители увидели коротышку с белесыми облезшими волосами, с лицом, походившим больше на крысиное, чем на людское. У незваного гостя на одной руке отсутствовал палец, другой же попросту не было, представив перед всеми кровоточащий обрубок. Но самое страшное крылось не в этом, а в том, что его живот был вспорот, обнажив выпотрошенные внутренности. Лицо человека застыло в ужасе и агонии, и это зрелище буквально разорвало трибуны. Все стали кричать и указывать пальцем, часть студентов от такого зрелища упало в обморок, некоторые стали опорожнять свои желудки прямо себе под ноги. Дамблдор в приказном тоне орал аврорам накрыть чем-нибудь незваного гостя, и за всей этой суматохой никто не услышал тихого дрожащего лепета профессора трансфигурации.

— Питер... Петтигрю... — она прижала руку ко рту и не выдержала. Сознание покинуло ее тело, и она упала на пол трибун.

— Нет... НЕТ! — Авелин рванулась с места, но ее удержал подбежавший аврор. — ГДЕ ОНИ? ГДЕ ГАРРИ?! ГДЕ ФЛЕР?!

— ТИИИИИИИИХОООООООО!!! — от колоссального акустического удара зрители вздрогнули и обратили свой взор к Дамблдору. Он убрал палочку со своей шеи и стремительным шагом подошел к аврорам, что окружили Петтигрю. До его ушей доносились отчаянные крики Ави, и он махнул рукой, заткнув ее напрочь. — Покажите мне его.

Один из авроров за волосы поднял голову Хвоста, и директор оторопел. Вокруг шеи Петтигрю виднелись следы от удушья, но не это привлекло внимание Альбуса. Он глянул на его лоб и стиснул зубы. На широком лбу Хвоста было выцарапано слово. Одно слово, никак не связанное с текущим контекстом, но он сразу понял, что оно означало и к кому относилось.

ЛЖЕЦ.

— Отправьте студентов по своим спальням, ничего им не говорите и не отвечайте на вопросы, — бросил он подбежавшим преподавателям. — Объявление победителя откладывается, сейчас надо вызволить Чемпионов из лабиринта. Аластор, — он взглянул на настороженного Грюма, — собери команду. Вызволи студентов магией, и если не выйдет, прочеши каждый уголок лабиринта, и неважно сколько времени это займет. Филиус, вместе с Людо перенесите "его" в подземелье зельеварения.

— Что? Но Северус...

— Не время, — он осек Флитвика, — сейчас не до этого. Как только это сделаете, встречаемся всем составом в моем кабинете. Быстрее!

Он вскочил на ноги и под недоуменные возгласы направился в замок. По пути он глянул на Скитер, которая язвительно улыбнулась и провела Прытко Пишущим Пером по своей шее, затем на мертвенно бледную Максим, что сжала руки настолько сильно, что по ее огромным ладоням засочилась кровь. Он клокотал изнутри, и не потому, что весь Турнир пошел насмарку, и не потому, что жизни студентов были в опасности. Все пошло не так, как он планировал, и судя по реакции Максим, не у него одного. Ему срочно требовалась информация от Каркарова, что стало с его Меткой. Она обязана была стать черной, он знал это. Добравшись до своего кабинета, он мельком глянул на восстановленное им ранее окно. Его ручной сученыш посмел обнажить клыки, за что и был изгнан, но это только подлило масла в огонь. Северус знал слишком много, и его нужно было заткнуть как можно быстрее. Альбус осмотрел место, где валялась окровавленная Уоллис. Сейчас она была в лазарете, сокрытая ото всех глаз его самым мощным заклятьем иллюзии, так что за нее он не переживал.

— Фоукс, ко мне, — Альбус выставил руку, и на нее незамедлительно уселся подлетевший феникс, — делай, что должен.

Феникс кивнул с печалью в глазах и окутал директора алым пламенем. Перенос никогда ему ее нравился, но сейчас это было более, чем необходимо. Он хотел узнать у "него" все до мельчайших деталей. Когда перенос был завершен, его встретил порывистый ветер и легкая сырость. Он ничего не имел против расположения их штаб квартиры глубоко под землей, и все же подобные моменты его, мягко скажем, не устраивали. Дамблдор кинул взгляд на чайный столик, что стоял впритык к провалу, из которого ввысь взмывал фонтан голубого пламени. Как и всегда, его уже ждали. Объект его внимания сидел к нему в пол оборота, смотрел на беснующееся человекоподобное марево в центре столпа и пил чай. Альбус вскинул бровь. Он давно уже понял, что его ментор не был человеком и не нуждался в пище и воде, однако тому явно нравилось ощущать себя живым. Он медленно подошел к столику и, не дожидаясь приглашения, сел рядом с Эфебом.

— Ну? Как все прошло? — не глядя на Дамблдора, произнес Эфеб. — И убери это встревоженное выражение лица. Тут твое представление окончено.

— Виноват, — он провел рукой по лицу, начисто стирая тщательно воссозданную маску обеспокоенного директора. — Так лучше?

— Так привычнее, — его собеседник поставил чашку на блюдце и повернул голову в его сторону. — Если бы я не умел глядеть вам, людям, в душу, я бы так и на понял тебя, но... это ведь не важно, так ведь? Вижу, ты недоволен, Ал.

— Я недоволен касательно Эмбер, — он нахмурился. — Вы говорите мне насчет спектакля, но что насчет вас? Зачем?

— И все-то ты знаешь, старичок, — Эфеб хихикнул и расслабленно потянулся. — Присутствие Уоллис в школе было необходимо по нескольким причинам. Первая — подготовить Гарри, сделать так, чтобы он хотя бы в рот ложкой смог попасть с первого раза. Вторая — приглядывать за вторым сосудом, но Уоллис восприняла это задание слишком близко к сердцу.

— Из-за ее выходок Луна Лавгуд покинула Хогвартс, — Дамблдор налил себе чаю и вдохнул его травяной аромат. — Так ли это плохо?

— На самом деле нет, а вот то, что кулон юной Лавгуд срезонировал, это уже похуже.

— Кстати говоря, в чем смысл этого кулона?

На этот вопрос Эфеб встал из-за стола и подошел вплотную к вихрю. Протянув руку, он остановился в сантиметре от странной субстанции и мечтательно улыбнулся.

— Этот кулон дает связь между сосудами. Эмбер уже все мне рассказала. Маленькая Лавгуд была в лесу, там, где Хвост проклял Гарри, и ее кулон среагировал на это, создав нерушимую связь. Связь, что так мне необходима... теперь, когда и Гарри и Луна "очистились", они готовы.

— Готовы? Вы всегда твердили, что они лишь вместилища, и я делал все, чтобы ваш план пришел в исполнение, но вы ничего не говорили мне о роли этих сосудов.

— То заклятье, что ранило Гарри год назад, оно же уничтожило Шерил Лавгуд по инициативе ее же матери, — Эфеб повернулся к нему, — его цель не стирание личности, хотя это по сути побочный эффект. Главная его цель это очистить сознание сосуда для нее, — и он указал пальцем на свое детище позади него.

— Так именно она и есть содержимое, — Альбус заинтересованно взглянул на переливающуюся субстанцию, — существо, рожденное людскими мыслями, олицетворение баланса света и тьмы, иначе говоря...

— Да, все верно. Она Бог, — Эфеб так же посмотрел на нее. — Джумипер нужно тело, но не простое, а одно из восемнадцати когда-либо родившихся, существующих или тех, кто будет рожден в будущем. Шерил, или, как теперь ее называют, Луна — тринадцатая, Гарри — четырнадцатый. Я бы подождал рождение еще четырех, но я малость устал.

Дамблдор вспомнил кое-какой фрагмент из его службы в этой организации. Тогда Эфеб дал крайне странное задание, а именно вручил ему клочок пергамента с крайне странным заклятьем. Эфеб велел тому невзначай положить его в одну из книг в Запретной Секции и сделать все так, чтобы Лорейн Лавгуд, мать Шерил, обязательно нашла его. Альбус округлил глаза от осознания того, насколько идеально план Эфеба пришел в действие. Ведь после того, как Лорейн выучила его, она обучила ему и Эмбер, что на тот момент была ее близкой подругой. Одно лишь было ему непонятно.

— Лорейн и Уоллис знали об этом заклинании, но какого черта о нем прознал Петтигрю? Это же он проклял Гарри, разве нет?

— Опять же, все это часть моего плана, Ал. Все так и есть, — Эфеб широко зевнул и запахнулся в мантию, глумливо пародируя своих сотрудников, — малышка Уоллис, полная стремлений и амбиций, в свое время пошла на многие нехорошие вещи. Например, выследила Петтигрю до того, как он очутился в Албании и вдолбила ему в голову мое заклятье. Она действительно хороша в этом, — он указал пальцем на свой лоб, — в промывке мозгов, имею в виду. Так что Хвостик, сам того не осознавая, "очистил" Гарри, как мне и хотелось.

— Вы страшный человек, — по спине Дамблдора пробежали мурашки от осознания того, каким же дальновидным тот был. — Подумать только, насколько все прошло гладко.

— Более менее, — Эфеб выставил вперед ладонь и начал загибать пальцы. — Лорейн мне была нужна для рождения Шерил и ее "очистки" от ее же рук. Уоллис прознала о заклинании и "подсказала" Хвостику, как его использовать, что он и сделал. Ты же, мой дорогой друг, должен был присматривать за Гарри и делать так, чтобы мальчишка сначала стал безвольным тюфяком, а затем, попав на кладбище, "сломался" и стал новым Томом Реддлом, с чем ты, собственно, справился, — Эфеб начал аплодировать. — Само собой, ты весь этот год закрывал глаза на произвол Максим и Делакуров, всячески потакал их действиям, даже защиту Кубка ослабил.

— Вы гений, — собрав все части воедино, молвил Дамбдлор, — вот только вы могли сделать все сами, разве нет?

— Я силен, но не всемогущ, — тот замахал руками, — к тому же я не намерен привлекать к себе лишнего внимания, так что мне приходится делать все чужими руками. Твоими в том числе. Многовековое внедрение моих людей в Министерства, создание Отдела Тайн, этой штаб-квартиры и прочего по мелочи. Собственно, я не стал напрямую учить Лорейн и Эмбер моему заклятью, ибо на тот момент они еще не были под моим началом. Так уж вышло, что вокруг меня стало собираться до безобразия много предателей. Та же Лорейн, кстати, но она сама виновата.

— Виновата? В чем? — Альбус всмотрелся в глаза Эфеба и ему стало страшно. Ему показалось, что он глянул в саму бездну, в которой не было ни жалости, ни сострадания.

— А вот это касается только меня, её и юной Шерил. Даже если все ее поступки оказались у меня на ладони... Она сама лично травмировала свою дочь, думая, что тем самым Шерил станет для меня бесполезной, — Эфеб затрясся от беззвучного смеха. — Ты только вдумайся — она выучила заклятье, что "случайно" нашла в Запретной секции, будучи под моим началом "случайно" прознала о моих планах на ее дочь и "случайно" подготовила Шерил к Джумипер. Хотела как лучше, хе-хе-хе, — он пожал плечами и захохотал. — А, кстати, как там кроха Сяо? Жива, здорова?

— Цзинь Ши? Она сейчас в Китае, но... — Дамблдор в изумлении охнул. — Неужели...

— Как я и сказал, вокруг меня собрались люди, которые полагают, что смогут помешать моим планам, — Эфеб снова хохотнул, явно довольный собой, — вот и Лонг Вэй поплатился за это. Он изначально мне не доверял и начал собирать себе армию из лояльных сирот, но разрушение Драконьего языка это заслуга Джумипер, — он кивнул на беспокойную субстанцию. — Это она послала импульс в мозг Кокурью, ну а тот разнес все ко всем чертям. Это, к слову, еще одна из причин, почему Уоллис была в Хогвартсе.

Альбус мгновенно понял, к чему тот вел. Нетрудно было догадаться, что Эфеб начал подозревать и его, хотя он провел в его организации многие годы, успев зарекомендовать себя. Его начальник был самой загадкой, но то, что он давал взамен, не могло идти ни в какое сравнение. Дамблдор стал таким, каким он был сейчас, именно благодаря Эфебу, и останавливаться не собирался. И все же...

— Я ни разу не осквернил вас в моих мыслях, — он коротко поклонился. — То, что вы сделали для меня...

— Да знаю я, — Эфеб подошел и положил ему руку на плечо, — расслабься. Я же говорил, я умею читать людские души и знаю все события наперед. Ты меня не предашь, никогда и ни за что, но пребывание Уоллис в твоей школе было всего лишь подстраховкой. Планы на то и планы, что могут подвести в любой момент, как бы ты не готовился. Вы оба хорошо отыграли свои роли, однако, — Альбус почувствовал, как рука на его плече стала медленно тяжелеть, сдавливая его кости, — давай сделаем так, чтобы мои подчиненные не знали этого нехорошего чувства собственной важности, ладно?

Дамблдор боялся посмотреть тому в лицо, ибо чувствовал, что Эфеб ничего не забыл, и что каждый отвернувшийся от него человек прочно сидел в его памяти, разжигая в нем хаотичное пламя. И даже если тот прекрасно знал о каждом предателе заранее, сам факт того, что от него могут отказаться, злил его. Это длилось всего лишь мгновение, и он убрал руку с плеча.

— Как бы то ни было, ты хорошо справился. Теперь вместо дряблого и никчемного Реддла в качестве "злой пешки" будет наш дражайший Гарри Поттер. Баланс света и тьмы вновь восстановлен, и Бог в лице Джумипер сможет вновь расти и набираться сил. Ах да, у нее же нет лица, хех.

— Но разве теперь мальчишка не опасен? — Альбус потер заболевшее плечо. — Он ведь по любому захочет выследить меня.

— Ой, а ты боишься, что ли? — Эфеб глумливо скривился и засмеялся. — Надо же. Думаю, можно дать ему немного времени позабавиться с Максим, Делакурами, Пожирателями и прочим сбродом, на которых мне насрать. Гарри сам явится сюда, и когда это случится, он не сможет мне отказать. Что Луна, что он — они оба рано или поздно примкнут ко мне.

Дамблдор в очередной раз понял, что тот мог видеть будущее настолько кристально ясно, что осознал, что Эфеб знал и его будущее тоже. Он хотел расспросить у него обо всем, и в то же время страшился этого. Он не хотел знать свою судьбу, ибо пытался сам ее переписать. Именно за этим он и обратился к нему за помощью, которая была ему так необходима.

— Вы и правда удивительный человек, — Альбус выдохнул, — знать обо всем...

— Я не знаю обо всем, — Эфеб покачал головой и жестом указал на коридор, ведущий в отдельную исследовательскую секцию, — и я не гений стратегии. Это все заслуга Кассандры Трелони. Именно благодаря ей я узнал о нужной цепочке событий для исполнения моих целей.

— Трелони? — они шли по длинному коридору, проходя мимо запертых дверей. — В моей школе работает ее потомок.

— А-а-а, Сивилла? Старая маразматичная кошелка. Владела бы она хотя бы частью той силы, что была у Кассандры. Видишь ли, у нее был дар и проклятье одновременно. Она знала будущее каждого живого человека и мира в целом, но ей никто не верил, ни одна живая душа, но, — Эфеб самодовольно погладил себя по голове, — я-то не живой. Видел бы ты ее радость, когда я не отвернулся от ее пророчеств, это просто загляденье! Собственно, она мне поведала обо всем — про тебя, Гарри, Шерил и про то, что будет далее. Благодаря ей все идет как по маслу, и мой план увенчается успехом.

— Но разве это не скучно?

— Скучно, — признал Эфеб, — за многие годы я уже успел изрядно устать, видя, как каждое слово Кассандры исполняется наяву, иногда идеально, иногда с погрешностями. Нет никакой пикантности что ли. Все стало таким обыденным, таким... монотонным.

— Играться чужими судьбами по вашему обыденно? — Дамблдор неодобрительно покосился на него. Эфеб на это лишь фыркнул.

— А сам-то? Все строишь из себя мудрого старца, хотя мастак поиздеваться над детьми. Ладно уж, идем.

Они дошли до массивной двустворчатой двери главного исследовательского центра, после открытия которой Альбус смог разглядеть помещение. Здесь он никогда не бывал и не особо рвался, но по слухам от работающих здесь, это место стало стартом для всего того, что ныне находится в Отделе Тайн. Среди заставленных приборами столов и колб, он увидел в центре помещения огромный стеклянный сосуд со множеством приборов и трубок, ведущих внутрь самого сосуда. Содержимое сосуда было непроглядным, но выражение лица Эфеба говорило о том, что так и должно быть.

— Я держу свое слово, Альбус, — тот подошел к пульту и нажал на кнопку, — пусть я и требую многого, но и даю немало. Это твое вознаграждение.

Когда внутри колбы зажегся свет, Дамблдор изумленно вскрикнул. То, ради чего он раз за разом шел на крайние меры, то, из-за чего ему регулярно снились кошмары. Его цель в жизни, его жертва и проклятье — внутри сосуда с прозрачной жидкостью находилась девочка лет десяти с пепельно-русыми волосами. Девочка спала, тонкая ниточка воздуха выходила из ее рта, к которому была прикреплена вереница трубок. Альбус на ослабших ногах подошел к сосуду и положил ладони на холодное стекло. Вне всяких сомнений это была она — живая и здоровая.

— Ариана...

— Где-то полгода назад мы смогли извлечь ее из кристалла, в который она же себя и запечатала, — Эфеб встал рядом с ним и задумался. — Печальна твоя история. Твоя сестра прямо на могиле твоей матери сошла с ума и в порыве убила Аберфорта. Тяжело тебе пришлось.

— Я уж думал, что больше не смогу ее увидеть, — слезы покатились по сморщенному лицу и затерялись в бороде. — Значит, все мои грязные действия, все эти загубленные судьбы, все это было не зря?

— Эй, о чем ты? Что правильно, а что нет, не тебе решать, а мне. Ты спас ее, приведя ее сюда. Сейчас она находится в коматозном состоянии, но мы добились от нее реакций на внешние раздражители. Ариана жива, вне всяких сомнений.

— Сколько еще?.. — Дамблдор впился ногтями в стекло. — Сколько еще я буду под вашим началом, прежде, чем я смогу заполучить ее?

— Ты хотел сказать, сколько еще ты будешь моей игрушкой, хм? — тот отошел от колбы и направился к выходу. — Недолго, Альбус. Пять лет. Ты заберешь себе свою драгоценную Ариану, и мы распрощаемся.

— Ответьте на один вопрос, — они взглянули друг на друга, и Эфеб заранее вскинул брови, зная, что Альбус хотел донести. — Моя сестра, она ведь не...

— Сосуд? Нет, можешь расслабиться, — Эфеб покачал головой и улыбнулся. — Как я и сказал, я знаю тебя и то, что будет дальше. Ты меня не предашь, следовательно, нет причины для предательства. Твоя главная причина — Ариана, стало быть, я не заберу ее у тебя. Но спасибо, что озвучил мне свои опасения. И кстати, не заморачивайся особо над тем, что произошло в лабиринте и после, — с этими словами он небрежно отмахнулся, будто происходящий прямо сейчас хаос не стоил и капли их времени. — Мои люди уже направились в Болгарию и Францию, а так же к Фаджу лично. Никто не посмеет раздувать трагедию, пока я не разрешу.

— И чего же вы хотите на самом деле, Эфеб?

Альбус успел подсчитать навскидку, сколько лет тот ходил под солнцем. Его начальник был старше его, Николаса Фламеля, да и вообще, старше всех живущих ныне людей. Если его рассказы были истинными, тот Эфеб был тем, кто привел магическое общество к тому, что имеется на данный момент. И все это из тени, все чужими руками и судьбами, он был тем, кто дергал за ниточки, держась во мраке людского невежества. Всех, кого он подпускал к телу, получали то, о чем и мечтать не могли, но взамен он требовал порой невыполнимого и немыслимого обычным умом. Дамблдор и сам бы никогда не додумался о его планах касаемо Гарри и Луны, и это было лишь крупицей. Хоть Эфеб и говорил, что лишь слепо следует указаниям почившей Кассандры, верилось ему в это с трудом.

— Рождение Бога, взращивание сосудов, организация войн и восстаний — это ведь не просто так?

Эфеб остановился и с нескрываемой грустью посмотрел на него, а затем на девочку внутри колбы. Что-то очень личное, мимолетное показалось на его лице. За всей этой маской глумливого человека неожиданно проявились его искренние эмоции. Он сжал губы и закрыл глаза.

— Ты готов пойти на все ради Арианы. По моей указке ты калечил чужие жизни и рушил целые судьбы из-за нее. Она — твоя семья. Возможно, кто-то даже оправдает тебя за это, — по его интонации Альбус понял, что того же хотел и Эфеб, — и в этом мы с тобой похожи. Я тоже хочу вернуть свою семью, и я это сделаю. Во имя Мун, — с его губ слетело название его организации, и он, печально улыбнувшись, оставил Альбуса наедине со своей ношей.

— Во имя Мун.

* * *

25 июня, 00:14

Лететь ему пришлось долго. Он сбился со счета, сколько раз ему приходилось приземляться, дабы перевести дух, сколько раз он сверялся с направлением, терпя жгучую боль в левой руке. Ему нужно было лететь так быстро, как только можно, и он выругался. Территория запрета на аппарацию вокруг Хогвартса была слишком уж велика, и поэтому Северусу приходилось делать все по топорному просто — лететь вперед.

"Этот ублюдок, — он сжал зубы до скрежета эмали, — этот вшивый урод..."

Снейп не знал наверняка, убил ли он Уоллис, и что будет делать старик дальше, он лишь знал, что будет делать сам. Он ни о чем не жалел, не страшился того, что его заклеймят преступником и начнут охоту за его головой. Северус был даже рад, что выплеснул свой негатив, ведь благодаря этому ему стало гораздо легче тянуть на себе свое бремя. Последние приготовления были окончены, и теперь осталось лишь определиться с дальнейшими действиями. Едва он ощутил кожей легкую вибрацию, как Снейп представил в своей голове конечную цель и аппарировал. Из ветренного горного ландшафта Шотландии его перебросило мрачный и неприветливый городок. Холодный дождь и сырость не благоволили оставаться на открытой местности, но Снейп и не собирался. Дом, что находился прямо перед ним, был как раз под стать погоде и его собственным мыслям. Нелюбимым отчий дом, место, где его горе папаша выбивал из него дурь, а мать относилась к нему как к мебели. Северус посмотрел по сторонам, убедился, что никто за ним не следил и решительно открыл дверь.

Света внутри не было, поэтому Снейп достал палочку. Наколдовав светящийся шарик, он осторожно прошел в безвкусно заставленную гостиную и вслушался. Что-то было не так, как он планировал, и как только он приготовился наколдовать Гоменум Ревелио, как ощутил на своей шее приставленную волшебную палочку.

— Пароль.

— Лимонные дольки отвратительны, — тихо прошептал Северус, и в доме повсюду зажглись лампы, — это было лишнее.

— Знаю, но мне этого хотелось, Нюниус.

Снейп окинул взглядом гостиную и расслабился.

— Рядом с домом не было слежки?

— Нет, — Сириус покачал головой, убирая палочку в кобуру на бедре. — А за тобой?

— Тоже, но это дело времени. Здесь оставаться небезопасно, — он недовольно цокнул языком, — походу я заразился твоей глупостью.

— Ты бы последил за языком, Нюниус, — его оппонент подошел к окну и выглянул наружу. — Я здесь не ради тебя. Ну, что ты натворил? Неужто напал на старика?

— Тц...

Сириус резко повернул к нему голову и недоуменно охнул.

— Да ну... ну ты и придурок, Нюнчик!

— Закрой рот, плешивый пес, — зашипел Северус, терпя боль в руке, — моя бы воля, ты бы сидел в Азкабане дальше!

— Только если с тобой!

Они умолкли, терпя сильную неприязнь друг к другу. И правда, была бы иная ситуация, они бы никогда не согласились на это нелепое сотрудничество. Северус понимал, что в одиночку он мало что мог сделать, и что Орден Феникса по большей части был под влиянием Дамблдора. Это мешало его дальнейшим действиям, но ему "посчастливилось" заручиться поддержкой того, кто, как и он, серьезно пострадал из-за действий старика. Двое людей, змея и пес, так сильно ненавидящих друг друга, поневоле скрепили руки невидимой нитью. Снейп горел желанием поквитаться с Дамблдором из-за Лили, Сириус хотел спасти своего крестного. За окном мелькнула вспышка молнии.

— Где девчонка? — Северус осмотрел комнату. — Она должна быть здесь.

— Юная мисс Лавгуд на втором этаже, — Сириус отошел от окна и, взяв со столика бутылку вина, отпил прямо из горла под неодобрительный взгляд Снейпа. — Сказала, что ей нездоровится.

— О-ой, мальчики, вы, наконец-таки, в сборе, — послышался голос со стороны кухонного стола. — Ну как, обменялись любезностями?

Еще один человек присутствовал здесь, пусть и не физически. Сириус подошел к столу и взял на руки прямоугольное толстое зеркало. Вместо его отражения на них смотрела безвкусно накрашенная блондинка с массивным подбородком и уродливыми очками. Снейп раздосадованно вздохнул.

— Что за надоедливая женщина...

— Ой, спасибо, твой комплимент весьма кстати!

— Выкладывай, Рита, — Сириус проигнорировал ее глумление, он с тревогой вглядывался в зеркало, — как обстановка в Хогвартсе?

— Хуже не придумаешь! — судя по ее интонации, нельзя было сказать, что она горевала. Скитер поправила очки и с явным удовольствием продолжила. — Тут творится настоящий беспредел! Виктора Крама нашли убитым в лабиринте, юный Диггори лишился глаз, а остальные Чемпионы пропали!

— Что?! Пропали?! — Сириус стиснул зеркало и закричал. — Что это за бредни, Рита?!

— Дальше больше, котик, — она настороженно глянула куда-то за зеркало. — Я не могу долго с вами говорить, Хогвартс прочесывают авроры. В общем, слушайте. Кубок оказался...

— Ловушкой, это понятно, — перебил ее Северус, — что дальше?

— Никаких манер! А, ну и ладно. В общем, три часа назад Кубок явил перед всеми вашего школьного дружка. На крыску похож...

— Х... Хвост? — Сириус охнул.

Зеркало выскользнуло из его ослабших рук. Он как в тумане смотрел на то, как Снейп, орошив его едкими выкриками, поднял зеркало с пола. Петтигрю не мог быть в лабиринте, и все же он вновь явил себя.

— Да, но не это страшно, — Скитер округлила глаза, — его живот был вспорот, а внутренности вытащены наружу. Походу, кто-то явно старался донести для Дамблдора послание, и оно дошло. Старик как ужаленный умчался в замок, сейчас он с остальными директорами и преподавателями заперся у себя в кабинете.

— Что?! Максим тоже?! Это же она... — начал было Снейп, но Сириус его перебил.

— Об этом позже! — он выхватил зеркало из его рук. — Рита! Где Гарри?! Хвост мертв?! Что за послание?!

— Кто-то указал Дамблдору на то, какой он нечестный, — Скитер постучала кончиком пальца по носу, — никто не приходит в голову?

Сириус сразу вспомнил его разговор с Гарри в Кабаньей голове. Тогда он на пьяную голову открыл ему свою душу и посеял смятение в сердце мальчика. Осознание происходящего было слишком невероятным, и он замотал головой.

— Я отказываюсь это понимать!

— Ты все такой же толстокожий.

— Заткнись, Нюниус!

— Угомонись, — Снейп закатал рукав, — и посмотри сюда.

Еще полчаса назад его Метка зияла непроглядной чернотой, однако теперь она вернулась в свой первоначальный вид, став розовой. Для Северуса это означало лишь одно — Темный Лорд вновь отправился на тот свет.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? Максим подложила его имя в кубок, из-за нее Поттер участвовал в Турнире. Существует древний ритуал, в котором нужно собрать кость отца, плоть слуги и кровь врага. Скитер, — он обратился к ней, — у Хвоста помимо вспоротого брюха было еще какое-нибудь увечье? Отсеченная рука, например.

— Да, верно, было!

— Стало быть, ему нужна была кровь врага... то есть мальчишки. Раз моя Метка была черной, значит, ритуал завершился удачно.

— Но потом она стала как прежде? Это значит...

— Это значит, что Темный Лорд умер вновь, а к лабиринту переместился его убитый слуга, — сделал вывод Северус, краем глаза наблюдая, как с каждой их фразой лицо Блэка становилось все более красным и яростным.

— Думаешь, это мальчуган сделал?

— ЗАТКНИТЕСЬ, ВЫ ОБА! — Сириус не выдержал и рявкнул что есть мочи. — То, что вы сейчас несете, просто невозможно! Он...

— Похвально, что ты видишь его в таком свете, но подумай хотя бы раз своей собачьей головой, — Снейп, напротив, стал тише и злее. — Максим прокляла Кубок с той целью, чтобы Поттер оказался в нужном месте! И Дамблдор прекрасно об этом знал, как и знал, какой отравой пичкали Гарри. Все это не просто так! По правилам Кубок должен был сразу перенести Чемпиона в начало испытания, но вместо этого ментально ослабшего мальчишку кинуло прямо в руки Хвоста и Темного Лорда! Метка была черной, а Хвост лишился части своей плоти, а это значит, что лорд был возрожден! Теперь у нас на руках последний факт — дохлый Петтигрю, розовая Метка и пропавший Поттер!

— Заткнись, иначе я убью тебя... — просипел Сириус с нешуточной угрозой.

— Попробуй, и тогда твое прошлое пребывание в Азкабане станет целесообразным, — парировал Снейп, заметив проблеск холода в глазах Блэка. — Мне плевать на тебя и на то, как ты выгораживаешь мальчишку, но я стараюсь мыслить трезво. Варианта лишь два — либо это Поттер учудил, либо кто-то еще, и все это с подачки старика.

— Ну-ну, мальчики, не надо ссориться! — Скитер увидела, как Сириус готов был взорваться и поспешила встрять в их перепалку. — Твоя догадка правдоподобна, но это лишь догадка.

— Нам нужны люди, — Снейп переключил свое внимание на нее, оставив Сириуса с неутешительными выводами. — Нас, не считая Лавгуд, трое. Этого мало.

— Ну-у, я могу закинуть пару удочек в Министерство, уверена, там есть люди, которым старик так или иначе насолил, хотя Дамблдор будет тщательно присматриваться ко мне и своему окружению.

— Он будет искать меня, — Снейп кинул быстрый взгляд на Блэка, — я слишком много знаю, так что то, что я еще жив, можно посчитать чудом.

— Я тоже начну искать людей, — подал голос Сириус, на что тот скептически вздернул бровь.

— Нет, не начнешь.

— Но ведь Хвост теперь...

— Даже если Петтигрю явил себя, никто не бросится снимать с тебя обвинения, — Северус покачал головой, — вдобавок нет никаких доказательств твоей непричастности. Хвост мертв, и дать показания в твою пользу он уже не сможет.

— Тем более, что Министерству до тебя сейчас не будет дела, — вторила ему Рита. — Франция и Болгария начнут душить Фаджа и его холуев уже очень скоро, если не уже. Международный игрок в квиддич был убит, Чемпионка Франции пропала, как и Мальчик-который-выжил, это тоже помеха для твоего освобождения. Да и потом, зная Фаджа, он не особо любит признавать ошибки, пусть и не свои.

Северус и Рита посмотрели на вконец стушевавшегося Сириуса. Его крохотный лучик света, его возможность вновь пожить нормальной жизнью, скрылся за тучами холодной правды этого мира. До него и правда не будет никакого дела, как не было в момент его задержания, оглашения приговора, этапирования в Азкабан и пребывания там. В те времена Министерству нужен был козел отпущения, он им и стал.

— И чего я хотел... обрадовался, — произнес он дрожащими губами и хмыкнул. Приложившись к бутылке как следует, он подошел к окну и выглянул наружу. Азкабан, Гриммо, этот дом, его собственная анимагическая форма — он лишь менял свои клетки, будучи навечно запертым. Для него свободы ныне больше не существовало.

— Извините, ребятки, но пора закругляться. Комендантский час уже давно настал, так что мне прилетит, если меня обнаружат, — с этими словами Скитер послала им воздушный поцелуй и исчезла из зеркала.

— Я пойду проведаю девчонку. Не напивайся, — Северус глянул на стиснутую в руке бутылку вина. Впервые у него в сердце мелькнуло нечто вроде враждебного сострадания. — Правда может быть слишком жестокой, Блэк, но тебе лучше держать голову ясной. Как и мне.

— Говоришь так, будто ты меня понимаешь, — произнес Сириус сдавленным от удушающих слез голосом, — тебе никогда не приходилось терять близких тебе людей.

"Я более, чем знаю, — он ощутил кожей маленький медальон у груди под тканью мантии, — но сейчас на это нет времени".

Он оставил Блэка наедине со своими мыслями, а сам направился по ступенькам на второй этаж. Среди них был еще один человек, так или иначе связанный с Гарри, причем самым странным образом. Снейп давно подметил некую схожесть Поттера с этой девочкой, и когда она со слезами на глазах обратилась к нему за помощью, что уже давало сомнение в ее адекватности, он решил понаблюдать за ней. На втором этаже находилась спальня его родителей, ныне пустующая, и детская комната. Как раз в ней, судя по полуоткрытой двери, и находилась Луна. Войдя в помещение, Северус с большим неудовольствием осмотрел место, в котором он провел все свое детство. Трудно было сказать, было ли хоть одно счастливое воспоминание, связанное с этим домом и этой комнатой в частности. Обычно отец заваливался сюда, чтобы в очередной раз выбить из него всю дурь, теперь он зашел сюда сам, будучи взрослым.

На когда-то его кровати металась и билась в конвульсиях хрупкая тощая девчушка с неестественно белыми волосами. По ее измученному лицу градом катился пот, а сама она дышала хрипло и с надрывом. Луне снился кошмар.

— Ее лихорадит, — подойдя к ней, Снейп приложил руку к ее лбу. Он провел пальцами по ее волосам, отметив странную шелковистую мягкость. — Они такие же, как и у мальчишки, судя по тому, что рассказал мне Грюм. Стало быть, ее тоже повредили, как и Поттера, то же заклятье, но другой человек. Кулон?

Северус обратил внимание на ее украшение на серебряной цепочке. Кулон прилип к ее вспотевшей груди и мерцал поочередно то розовым, то багряным цветом. Каждое мерцание вызывало у Луны новый приступ, и как только Снейп протянул руку, чтобы снять кулон с ее шеи, девушка разлепила потрескавшиеся губы.

— Он так страдал... — она сквозь кошмар протянула руку и стиснула ткань ночнушки в районе сердца. Ее лицо передавало нестерпимые муки, а из зажмуренных глаз пошли слезы. — Ему было больно... Кто-нибудь, помогите... Кругом надгробия... большой особняк... подвал... нет!!! — взвизгнула она и изогнулась дугой, нешуточно напугав Северуса. Он на всякий случай выхватил палочку, а Луна все продолжала. Ее лицо перекосилось от мольбы и скорби.

— Ты о ком? — Снейп замер и тревожно воззрился на нее. — О Гарри?

— Пожалуйста, не надо... не надо, не надо, не надо, не надо, НЕ НАДО!!! ОСТАНОВИСЬ! ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ?! А... а... Ах... он... спел ей колыбельную... — Луна расслабила мышцы лица и обмякла на кровати, — хотя самому было так тяжело... что же ты натворил...

"Она его чувствует?! Кладбище, особняк... — Снейп начал лихорадочно думать, — если Темному Лорду нужна была кость отца, то это значит... особняк Реддлов? Дамблдор мне рассказывал о... ах ты сукин сын, ты знал и про это, — он в гневе сжал в руках палочку, — ты даже знал, куда перенесут мальчишку!"

Все сошлось в одной точке — кость отца с кладбища особняка, плоть Хвоста, что был в сговоре с Максим и кровь Гарри. Волдеморт был возрожден. Северус накрыл успокоившуюся Луну одеялом и прикоснулся к медальону на свой шее. Пусть он и высказал все Блэку, его слова ранили и его тоже. Походу, мальчик сломался, не выдержав того безумия, что предоставил ему старик, и свернул с правильного пути.

"Лили... твой сын поддался тьме, как и я... — он направился к выходу и посмотрел на спящую Лавгуд в последний раз. — Хотя бы ради тебя я верну его и вправлю мозги. Он не должен стать мной."

Теперь весь мир был против него. Дамблдор позаботится о том, чтобы очернить его и так испорченное имя в обществе, подключив Министерство. К Пожирателям тоже не имело смысла идти, и он не хотел. Если бы Северус прислушался к себе, если бы он не пошел на поводу своих амбиций, его трагедии можно было избежать, но он оплошал. Теперь же он был сам по себе, видя перед собой лишь одно — вывести старика на чистую воду, а потом как следует воздать за все.

* * *

24 июня, 21:00

Смятение и страх сковали кладбище и всех находящихся на нем. Странная дуэль и не менее странный его исход ввел в Пожирателей в ступор, заставляя их стоять как вкопанные. Буквально секунду назад палочка в руках мальчишки разлетелась в щепки, и каждый мог поклясться, что зеленый луч Убивающего проклятья их Лорда врезался в лицо его оппонента. Тело Поттера отшвырнуло прочь с такой силой, что его отправило в небольшой полет с последующим кувырком в воздухе и тяжелым приземлением на гранитную плиту могилы. Труп и сейчас свисал безвольной куклой, уставившись на ночное небо стеклянными глазами. Однако все внимание Пожирателей было направлено вовсе не на него — их взоры устремились на Темного Лорда. Когда их повелитель свершил предначертанное, а именно убил мальчишку, он рухнул на землю сам точно с таким же выражением лица. Ни у кого не было сомнения в том, что он прилег на землю не для того, что бы вздремнуть. Первым опомнился Люциус Малфой. Он коротко вскрикнул и рванул из круга Пожирателей в сторону его господина.

— Мой Лорд! — упав на колени, он приложил ухо к его грудной клетке и побледнел. Пульса не было. — Что произошло? Как это возможно?!

— Что с ним, Люциус?! — теперь опомнились и остальные сотоварищи. Они кинулись к нему и обступили толпой, не веря своим глазам. — О боги... это невозможно...

— Мой... Лорд?

Хвост был еще слишком слаб, болевой шок от потери конечности еще давал о себе знать, но не это не давало ему сдвинуться с места. Его трусливая натура уже давно дала подсказку на то, что Волдеморт умер во второй раз, и неизвестно почему. Тут же в его голове начал строиться план дальнейших действий — замнется дело, он заберет опустошенную Делакур, заляжет на дно и будет вести тихую жизнь отшельника, потрахивая свою игрушку. Такой расклад его более, чем устраивал, поэтому он не очень-то и спешил вместе со всеми Пожирателями, хоть и сделал вид, что ему страшно. Он бросил косой взгляд на Поттера. Мальчишка выглядел жалко — раскинувшись на вертикальном каменном надгробии, без руки, с кровоподтеком от удара Убивающего проклятья, безжизненный труп с выражением вечной боли и злости на окоченевшем белом лице.

"Он... всё? Неужели это взаправду?"

И когда казалось, что градус паники и неразберихи превысит все возможные значения, Люциус охнул. Тощая рука Волдеморта дрогнула, и тот раскрыл веки.

— Что... это было? — раздался его тихий шепот, перекрыв начисто взволнованный гомон толпы Пожирателей вокруг него. — Что произошло?

— Мой Лорд, — Люциус отпрянул и преклонил колено, как и все остальные, — мы не могли поверить в вашу...

— Мою... что? — когда Волдеморт поднялся на ноги, он ощупал свое тело и лицо. Он и сам, видимо, до конца не понял, что стряслось, но на его лице проступили тонкие черные капилляры. Одновременно с этим его не покидало странное чувство, что он лишился чего-то очень важного, невосполнимого. Он тряхнул головой и осмотрел кладбище, его взгляд остановился на трупе Поттера.

— Мальчишка... мертв? — в ответ на это раздался взволнованный ропот его слуг, и это ему не понравилось. Он повернулся к Малфою и рявкнул. — Люциус! Иди проверь, немедленно!

Тот долго думать не стал и подбежал к телу. Кое-какие познания в медицине у него были, поэтому он решил проверить мальчишку обстоятельно. Наколдовав палочкой свет, он поднес его к глазам Поттера, но никакой реакции не было — зрачки не сузились. Далее Люциус приложил пальцы сначала к артерии на его шее, затем на запястье. Проверил грудную клетку и наличие дыхания. Сжал и разжал пальцы на руке трупа, те слушались крайне неохотно. Когда он повернулся к Пожирателям и взволнованному Волдеморту, он тихо и твердо молвил:

— Нет сомнений. Мертв.

Толпа возликовала было, но поднятая рука Темного Лорда прервала шквал эмоций. Он должен был сам убедиться в этом, он не мог никому довериться, кроме как себе самому. Подняв палочку и нацелившись на свисающий труп он громко и отчетливо произнес:

— Круцио.

Никаких извиваний, воплей, мольб о помощи — труп подкинуло в воздух, после чего он рухнул за гранитной плитой. Волдеморт подошел быстрым шагом к мальчишке и голой ступней развернул к себе его лицо. Такое же выражение, равно как и эмоция тех, кого он убивал раньше — истинное доказательство. Волдеморт поднял голову к небу и шумно втянул щелками воздух. Чувство победоносной эqфории захлестнуло его с головой? и он захохотал. Его груз, его бельмо, пророчество, что не давало ему покоя как при жизни, так и при смерти, сбылось, как и было предначертано.

— Ни один из них не может жить спокойно, пока жив другой, — он развел руки в стороны и вальяжно повернулся к своим подданным, — уже не имеет смысла то, что произошло. Вы стали свидетелями важнейшего события в моей жизни, а значит, и в вашей. Доказательство того, что старик Дамблдор — попросту спятивший слабак и безумец, раз доверил дело этому сопляку, но теперь он лежит бездыханный у моих ног, — Волдеморт с черным весельем поводил ногой по лицу трупа, — и ни у кого не будет сомнений, кто величайший волшебник всех времен. Забирайте его и пустышку, мы идем в поместье моих предков. Думаю, нам многое стоит обсудить.

Макнейр поднял тело Поттера, Хвост же взвалил себе на горб то, что осталось от Делакур. Опять же, специально — волочась позади вереницы Пожирателей, он ощупывал ее молодые упругие девичьи ягодицы, спиной чувствуя мягкость и тепло ее груди. Хвост получил даже больше, чем рассчитывал, и от этого он весь путь до особняка Реддлов боролся с каменной эрекцией. У него никогда не было женщины, даже путь к проституткам был для него заказан. Теперь же он намеревался оторваться за все эти годы сполна. Он поднял голову и окинул взглядом особняк — одинокий, не вписывающийся в архитектуру городка, тот стоял изваянием, словно памятник никому.

— Чего застыл? — услышал от от Макнейра. — Лорд не будет ждать, Хвост, пошевеливайся!

Такой тон ему очень не понравился, но сделать он ничего не мог — он в пищевой цепи был самым жалким, поэтому он просто кивнул и проследовал внутрь.

Свет в особняке горел лишь в прихожей и на втором этаже, куда и следовало держать путь. Хвост скорчился, представляя, как ему придется волочить девчонку по лестничному пролету. Мимо него проскользнула Нагайна, на миг задев его ногу. Он всегда опасался этого создания, так как змея слушалась исключительно его Лорда и никого более. Добирался Хвост до второго этажа с большой одышкой и трясущимися ногами. После потери руки к нему еще не пришли силы, и даже если его культя красовалась изящной серебряной кистью, фантомная боль его все еще мучила. Вдобавок ко всему он хотел воспользоваться своей новой игрушкой как можно быстрее. Ему ли не знать про этот особняк и, в частности, про его подвальное помещение. Оно будто было создано для удовлетворения утех вдали от ненужных глаз и ушей. Этим Хвост и хотел воспользоваться.

Главная комната уже была готова к первому собранию Пожирателей. Едва Хвост вошел в нее, он увидел высокий резной стул, стоящий к нему спинкой. Стул был во главе длинного стола, и не было ни малейших сомнений, кому именно он принадлежал. Остальные стулья стояли по по обе стороны черного стола, занятые Пожирателями. Посреди стола валялся виновник торжества, убитый их Лордом. Как брошенная кукла, мальчишка смотрел куда-то в потолок, но не имел более возможности что-либо увидеть. Хвост едва успел отдышаться, как раздался высокий голос:

— За сим начнем наше собрание. Прежде всего требую выложить палочки на стол, — от слов Волдеморта все Пожиратели посмотрели друг на друга, и это не прошло незамеченным. — Да, мои дорогие друзья. Прошло столько лет, что я и не знаю, кому я могу доверить свою спину, кроме Нагайны разве что. Она у меня просто прелесть, — огромная змея подползла к своему хозяину и обвила стул.

— Мой Лорд, — Люциус первым вытащил из трости палочку и положил на стол, — мы не имеем права просить вас, но мы пришли к вам...

— Как я и говорил, мой скользкий друг, не из-за верности, но из страха, — прошипел Волдмеморт, наблюдая за тем, как остальные Пожиратели выложили волшебные палочки на столешницу, — впрочем, это не отменяет того факта, что все идет так, как я задумал, — он взмахнул палочкой, и куски дерева перелетели к нему в ладонь. Лишь после этого он чуть повернул голову, снизойдя до Хвоста.

— Ты все еще здесь?

— М-мой Лорд? — от испуга он аж заикнулся.

— Забери эту падаль и скройся с глаз моих. Это собрание не для такого, как ты, — безапеляционно сказал Волдеморт, мановением палочки швырнув в него тело мальчишки. — Как только собрание закончится, свяжешься с Олимпией. Вон отсюда.

Нельзя было сказать, что Хвост больно горевал от того, что ему не светило побыть на собрании. Он вытащил палочку и перехватил труп Поттера в полете, после чего под глумливые смешки удалился прочь. Он уже знал, куда ему следовало идти, его вскипевшее либидо само его вело в тот самый подвал. Спустившись вниз, он доковылял до складского помещения и отпер дверь. Всюду была паутина, но Хвоста мало это волновало. Он спустился по скрипучим ступеням вниз, встретив запах сырости и восковых свеч.

Подвальное помещение освещалось скудно, лишь одна лампа под потолком да несколько светильников, поэтому Хвост, заперев изнутри дверь, швырнул труп в угол, положил Делакур на спину на стол посреди комнаты и зажег над головой огонь.

— Та-а-ак, — он провел палочкой по воздуху, изолируя комнату от звуков, и посмотрел на девушку, — вот и главная награда.

Будучи не в силах больше ждать, он серебряной рукой с легкостью разорвал одежду на Флер и охнул. Он впервые видел девушку голой. Хвост внимательно осмотрел ее с ног до головы. Мягкая кожа без шрамов и морщин, чудесные белоснежные волосы, выражение боли и пустоты на прекрасном, невероятно красивом лице — этот цветок даже после того, как его сорвали, оставался невинным и чудесным. Хвост провел рукой по ее упругому животу и остановился на ложбинке со светло-русыми волосами. Он понимал, что эта оболочка, будучи некогда Флер Делакур, была сухой, она не могла возбудиться, и даже если та была бы в сознании, она никогда не отдалась бы ему. Этот факт его разозлил.

— Ты всего лишь полудохлая сучка, — прошипел он, терпя напряжение в паху, — ну ничего, я с тобой как следует позабавлюсь.

С этими словами он спустил потрепанные штаны и достал эрегированный член, готовясь расстаться с девственностью. Его мало волновало состояние его партнерши, все, чего он хотел, это хорошенько ее оттрахать, на сухую, слыша ее болезненные стоны, а затем как следует и с удовольствием кончить прямо в ее матку. Он хотел осквернить ее, передать хотя бы часть своего многолетнего унижения. Он пальцами раздвинул розовую кожу ее влагалища и застонал от предвкушения. Хвост и правда был мерзким, с самого его детства за ним повсюду следовали его грязные мысли и идеи. Благодаря им он предал Поттеров, благодаря его трусости и подлости погибла Берта Джоркинс, но он не отчаивался. Крыса оставалась крысой, а это значило, что пир на останках был ему обеспечен. Вот и сейчас он едва справлялся с полоумной эйфорией, приставив свой член к девушке, которая никогда бы не была его, какой бы расклад не произошел, ведь это невероятное создание и не посмотрело бы в его сторону.

— Ну что ж, шлюха, — он раздвинул влагалище шире и приготовился порвать ее, — ох, как же я ждал этого момента.

Быть может тупорылая радость и восторг затмили его бдительность, быть может обида за годы издевательств над ним отключили наглухо его восприятие внешнего мира, но кое-что пошло не по его плану. "Кое-что" с чудовищной силой сдавило сзади его шею и подкосило колени. Чья-то рука прошла под его подмышкой, зафиксировав его поднятую руку. Внезапность и свирепость атаки заставили Хвоста растеряться, давясь слюной, он опустил взгляд вниз, к горлу, и понял, что его кто-то душил, сильно и планомерно. Тиски усиливались все больше и больше, и Хвост почувствовал, как его плечо вышло из сустава. Боль застелила его взор, он своей серебряной рукой замахнулся и хотел было пробить обидчику живот локтем, но на полпути до цели рука остановилась. Послышался звук текучей жидкости, и Хвост, глянув краем глаза, с ужасом обнаружил, как его великолепный подарок стекал с его культи и перетекал на другую.

"Ах ты-ы-ы-ы... — он извернулся и своим обрубком наотмашь взмахнул по воздуху, там, где секунду назад была голова нападавшего. За считанное мгновение он увидел того, кто потревожил его, и кислотный ужас прожег Хвоста изнутри. Их взгляды пересеклись на какую-то долю секунды, но ему хватило и этого, чтобы понять, какую же ошибку он совершил, не проверив напоследок труп в углу подвала. Юноша был сдержан, молчалив и холоден, на его лице не дрогнул ни один мускул, когда серебряная кисть перетекла в закругленный крюкообразный нож.

— Что?.. — Петтигрю тотчас рухнул на пол, держась за свой вспоротый живот. Он не успел даже почувствовать прикосновение металла к своей коже, равно как и чувство боли. Кровь начала хлестать в разные стороны, пока Хвост в панике пытался удержать свои вывалившиеся внутренности. Ужас и неверие отмели напрочь из его головы нападавшего, и это стало еще одной ошибкой. Его противник здоровой рукой с размаху ударил в рассеченную рану и резко вытащил из нее край кишок. Хвост ослеп от ошеломляющей боли, из него вытащили кишки и ими же начали душить. Его плоть упиралась ему в перебитую шею, равно как и нога обидчика промеж лопаток позади него.

"Нет... нет... нет! — зрение стало гаснуть, а сознание покидать тело, — я не хочу... вот так..."

Последние силы он потратил на то, чтобы достать из кармана волшебную палочку, но вскоре его руки обмякли, а сам Хвост, последний раз конвульсивно дернувшись, рухнул на пол в лужу своей же крови и мочи.

Гарри Поттер молча смотрел на тело Петтигрю сверху вниз, вытирая лезвие об рукав рубашки. Его зрение, ставшее столь четким и ясным, позволило ему без каких-либо проблем сориентироваться в темном помещении, а улучшенное восприятие дало ему возможность вслушаться в разговоры Пожирателей и их главаря двумя этажами выше. Он перевел взгляд на голую Флер, и его зрачки сузились. Представшее перед ним зрелище стало финальным аккордом в прелюдии, что предзнаменовало начало жестокого кровавого безумия. Дойдя до двери, он закрыл глаза и прошептал первое Слово.

Никто из присутствующих на собрании так до конца не смог понять, когда же это началось и почему. Их повелитель говорил им о его предстоявших планах, о его величии и о том, как вскоре его приспешники покинут Азкабан. Все Пожиратели с упоением слушали своего господина, впитывали каждое его слово, и это стало первой причиной их падения. Паранойя Волдеморта, его вечные подозрения и недоверие к тем, кто был готов идти за ним, верша темнейшие дела, вынудили его неосознанно их обезоружить. Это стало второй причиной. Вера в абсолютную силу и в свое предзнаменование, убежденность в собственном могуществе и эйфория от побежденного врага стали третьей причиной. Животный инстинкт Нагайны, что буквально взревел внутри нее, требуя замереть в испуганном ожидании кровавой жатвы, стало четвертой причиной. Пятая причина крылась в Пожирателях и в самом Волдеморте, а именно в пренебрежении иными методами устранения цели, кроме как магией и полное незнание мира маглов. Все эти факторы выступили против них, хотя их противником был тот, кого они ни во что не ставили, и это стало последней причиной.

Палач появился внезапно, тихо и неумолимо. Позади спинки высокого стула, на котором восседал Волдеморт, сверкнула серебряная вспышка, раздался печальный металлический звон вперемешку со звуком прорезаемого дерева, аки песнь, и голова Волдеморта упала ему на колени. Из перерезанных артерий в потолок устремился фонтан крови, а тело казненного тяжело завалилось вбок. Длинный тяжелый стол мгновенно отправился ввысь вместе с лежащими на нем волшебными палочками, и как только до Пожирателей дошло, их Смерть закружилась по комнате, прикрываясь телами их товарищей, мчась вперед, резво сокращая дистанцию. Те, кто успел подобрать свои волшебные палочки, начали отбиваться — канонада Убивающих заклятий проносилась над его головой, сталкиваясь друг с другом и отлетая прочь. Макнейр, словив рикошет, тут же стал щитом от Взрывного заклятья Гойла. Гойл рухнул на пол, держась за то место, где долю секунды назад была его нижняя челюсть. Эйвери от такой картины запаниковал, начав осыпать всю комнату взрывами и всполохами пламени, не щадя ни своих, на нападавшего. Серебряная трехпалая когтистая рука схватила его за лицо и с сокрушающей силой впечатало об угол опрокинутого стола. От удара нос Эйвери вошел ему внутрь черепа, а левый глаз вышел из глазницы. Амикус Кэрроу, из чувства страха вернувшийся в ряды Пожирателей, лишился части головы, разбросав повсюду куски черепа вперемешку с мозгами и раздавленными глазами — Бомбарда, пущенная одним из его коллег, была отражена прямо в него.

Все движения их Смерти были неестественными и до ужаса странными — тот атаковал воздух совсем рядом с очередным Пожирателем, однако как только его тело достигало места прошедшей атаки, как последующая рана не заставляла себя долго ждать. Юноша атаковал с несвойственным опережением, даже не так — он буквально бил на одну секунду в будущее. Яркие вспышки заклятий на какое-то мгновение освещали его лицо — белое, скуластое, залитое чужой кровью и мозгами, склеры его глаз окрасились в черный цвет, а зрачки горели ярко-зеленым пламенем, оставляя после себя затухающий шлейф. Одно из заклятий Люциуса вскользь угодило ему в плечо, но юноша, воспользовавшись этим, сохранил инерцию вращения и, припав к земле, размашисто провел по воздуху серебряным клинком параллельно полу, нанеся удар в будущее. Подбежавший Кребб замахнулся было палочкой, но тут же грузно упал, лишившись ног. Пока тяжелая туша Пожирателя падала на пол, тот, кто был когда-то Гарри, перекатился и укрылся за столом. Люциус не стал церемониться, он направил на примерное место цели мощнейшее Взрывное заклятье, но он не мог услышать и увидеть, как юноша, стиснув руками свои напряженные до предела глаза, прошептал второе Слово. Малфой не мог понять, почему его заклятье не подействовало, почему он не мог не то, чтобы убить его, но даже двинуться в его сторону, он не имел на это права. Один из его товарищей ринулся навстречу притаившемуся убийце и на глазах Люциуса его с треском скрутило и засосало куда-то внутрь. Пожиратель попросту пропал, не оставив после себя вообще ничего. Гарри выскочил из-за стола и, взмахнув палочкой, направил в Малфоя Убивающее заклятье. Два зеленых луча столкнулись в воздухе, и вновь Гарри начал проигрывать. Но если в первый раз его лицо выражало панику и страх, теперь же на нем не было и тени сомнения. Он спокойно смотрел на то, как зеленый луч Малфоя быстрым темпом приближался к его палочке, после чего прошептал третье Слово.

— А?

Люциус заозирался в недоумении и ужасе. Представшая перед ним картина не укладывалась в его голове, повсюду валялись мертвые Пожиратели, а сам он направлял напряженной рукой палочку куда-то перед собой. Какого черта он здесь забыл и на кого он нападал, было неясно, он просто стоял посреди кровавой сцены и в недоумении крутил головой. Было очень тихо, казалось, что Люциуса некто чужой и могущественный взял за руку и швырнул в незнакомую для него ситуацию.

— Какого черта?! — он хотел сдвинуться с места, но было уже поздно.

Малфой ощутил страшный удар прямо по центру своей груди, вслед за этим волна боли захлестнула его рассудок. Как только он моргнул, то обнаружил, как его грудная клетка оказалась пробита серебряным кулаком. Малфой выронил палочку и мутным взором оглядел помещение. Сейчас, когда из него стремительными темпами уходила жизнь, он узнал и помещение, и своих товарищей и того, кто на него напал. Кругом валялись обезображенные кровавые трупы тех, кого Люциус помнил, но почему-то забыл — он и не заметил, как остался последним выжившим.

— Ты... ты-ы-ы, — он слабой рукой схватил Гарри за горло, — почему... ты...

Больше он сказать уже ничего не мог — Гарри сжал что-то внутри его груди и резким движением высвободил руку. Серебро окрасилась в алый цвет, став фоном для еще бьющегося сердца. Потрепыхавшись немного, оно обмякло, как и упавшее бездыханное тело его владельца. Гарри безучастно кинул сердце на пол и неспеша вышел из комнаты. Его кроссовки еще чавкали от пропитавшейся крови, оставляя на полу алые следы, но никому до этого уже не было дела. Пока он спускался в подвал, он ощущал, как его тело неумолимо расплачивалось за Слова, подаренные крестражем. Глаза, вернувшиеся в нормальное состояние, начали жечь и кровоточить, зрение немного притупилось, его внутренние органы резко пошли в износ, а из памяти исчезли крупицы чего-то очень дорогого и ценного. Когда он очутился в подвале, Гарри отросшим металлическим ногтем выцарапал послание своей следующей цели на лбу Хвоста. Он знал, что рано или поздно они встретятся, и сейчас труп Петтигрю был лишь предупреждением. Юноша взмахом палочки поднял свое послание и, аккуратно взяв на руки Флер, вышел из помещения.

Нагайна все это время была рядом. Она не встревала в устроенную им резню, не пыталась на него напасть. Скудный змеиный мозг еще тогда смекнул, чем это грозило, и поэтому она осталась единственной свидетельницей апофеоза людской жестокости и безразличия. Она не отрывала взгляд от забрызганного кровью юноши, будто пытаясь этим что-то сказать, но даже если бы она и умела говорить, это черноволосое чудовище не внемлило бы ей. Гарри медленно направлялся прочь к выходу, а труп Петтигрю плыл по воздуху позади него, оставляя после себя струйку крови на полу. Спектакль был окончен, не успев начаться.

А на улице разразился ливень, в небе громыхал гром и сверкали молнии. Погода тоже гневалась, она стала неким отражением души юноши, что переступил через человеческую жизнь. Капли дождя заботливо смывали с него следы экзекуции, хоть он этого и не просил. Все, что его сейчас волновало, это ноша на руках. Когда очередная вспышка молнии озарила мощеную тропинку, ведущую на кладбище, Гарри увидел свою возлюбленную — сломанную, безвольную, бледную, полностью нагую. Дождь омывал и ее тоже, силясь смыть едва не случившийся позор с ее тела. Взгляд синих пустых глаз смотрел куда-то ввысь, но девушка ничего не смогла бы увидеть даже если бы была вменяемой. Двое разбитых, уничтоженных и растоптанных, они стоили друг друга. Опустошенная химера и жестокий психопат шли прочь от своего прошлого навстречу неясному будущему. Гарри остановился посреди кладбища и положил Флер на широкое надгробие. Мановением палочки он окутал ее бинтами и наложил на них чары Непромокаемости. Следующей целью стал особняк Реддлов. Его мало заботило состояние Нагайны, поэтому маленький хрупкий огонек, выпущенный из палочки, неспеша полетел навстречу постройке. Гарри знал, что это пламя не потухнет ни при каком дожде и будет сжигать свою цель, пока от нее не останется лишь пепелище.

Хвост рухнул на землю рядом с Кубком. Несомненно, Гарри было бы интересно понаблюдать за реакцией старика, но он решил подождать. Так просто заявляться обратно в Хогвартс не входило в его новые планы, поэтому он заклинанием вынудил окоченевшую руку трупа взяться за Кубок. Раздался тихий свист, и на кладбище осталась лишь они двое.

— Вот и все, — уставший юноша опустил руку с палочкой и поднял голову, встречая на своем лице капли дождя. Его успокаивающая мелодия мало помалу гасила ревущее внутри него пламя, очищая разум и ставя мысли на свои места. Радости от содеянного он не испытывал вовсе, как и сожаления. Это просто... было, больше ничего. Его гнев и жажда крови сделали свое дело, оставив после себя эмоциональные руины.

Раздался шелест сминаемой травы, и Гарри увидел, как Нагайна, выбравшись из горящего особняка, остановилась и, подняв голову, неотрывно смотрела на него. Их взгляды встретились, и он устало нахмурился.

— Ты теперь свободна. Убирайся, — но змея решила все иначе. Она подползла чуть ближе и качнула головой в сторону окрестной дороги. Ей явно не хотелось здесь больше оставаться. — Хочешь пойти со мной? — он перевязал бинтами свою серебряную руку и травмированные кровоточащие глаза, наложил на себя Чары Эхолокации, затем подошел к Флер и взвалил ее себе на спину. — Что ж, ну хорошо...

Он понимал, что где-то тут валялись его очки и отсеченная кисть, но решил оставить все как есть. Рано или поздно жители городка обнаружат сгоревший особняк, найдут в нем истлевшие расчлененные трупы и забьют тревогу. Найдется и его кисть, начнутся поиски, возможно, даже объявят в розыск, но Гарри это было только на руку. Сколько бы дней и ночей не пройдет с этого самого момента, сколько бы кошмаров ему не приснится, сколько бы слез он не прольет по своей возлюбленной, он знал — рано или поздно все это пройдет. Колечко на его пальце слабо нагрелось, и Гарри слепо повернул свое лицо к Флер. По отскакивающим каплям дождя от ее кожи он "увидел" с помощью чар, как девушка закрыла глаза и мирно засопела, положив голову ему на плечо. Он мягко поцеловал ее в щеку и медленно пошел куда-то вдаль, меряя дорогу маленькими шагами. Из его уст тихо сочилась давно позабытая колыбельная, которая сквозила одиночеством и горечью. Гарри вспомнил голос Петуньи, ее мягкие руки на его голове, вспомнил запах ее духов, тепло детской кроватки, и слезы, смешавшись с дождем и кровью, впитались в ткань бинтов на его глазах, оставляя за собой лишь многоточие.

— Twinkle, twinkle, little star,

How I wonder what you are...

Up above the world so high,

Like a diamond in the sky.

When the blazing sun is gone,

When he nothing shines upon,

Then you show your little light,

Twinkle, twinkle, all the night.

Then the traveller in the dark

Thanks you for your tiny sparks;

He couldn't see which way to go,

If you did not twinkle so.

In the dark blue sky you keep,

And often through my curtains peep,

For you never shut your eye

'Till the sun is in the sky.

As your bright and tiny spark

Lights the traveller in the dark,

Though I know not what you are,

Twinkle, twinkle, little star...