Тёмная сторона луны (джен)

Эбигейл Коттон выслушала Гарри с удивительным вниманием. Они сидели в её комнате, и на сей раз стульев было два: один, как прежде, у стола, второй — у стены в ногах кровати. На нём Гарри и сидел, Эбигейл же заняла оставшийся и сейчас сидела, задумчиво смотря в настежь открытое окно и бесшумно барабаня пальцами по столу. Наконец она сказала:

— Да, я её знала. Много лучше Кристиана, — она повернула голову и посмотрела на Поттера. — Вы играете в шахматы?

— Немного, — отозвался Поттер.

— Вам знакомо понятие цугцванга? — спросила Эбигейл.

— Когда любой ход только ухудшает ваше положение? — спросил Поттер.

Эбигейл кивнула.

— Видите ли, мистер Поттер, — проговорила она неторопливо, — если я вам откажу, вы вполне логично предположите, что в моих воспоминаниях будет нечто, чего я не хотела бы показывать аврору. Если нет — вы это увидите. Итог, в общем-то, один, поэтому, — она достала палочку, — я вам помогу. И посоветую найти кого-нибудь мне на замену здесь — если вы желаете, я подумаю над кандидатурами.

— Вот как, — Поттер даже не попытался подавить улыбку. — Вы считаете, я до этого момента верил в то, что вы просто жили все эти десятилетия в лесу с детишками и пробавлялись огородом, рыбалкой да охотой?

— Я не владею навыками легиллименции, — вежливо ответила она. — Нас, конечно, в Академии учили, но это было очень уж давно, и я с тех пор не практиковалась.

— Я их даже не увижу, — Поттер сам обрадовался пришедшему ему в голову решению. — Просто передам художнику, который постарается нарисовать портрет Хадрат.

Эбигейл несколько секунд пристально смотрела на него — и Гарри уже в который раз поймал себя на мысли, что прекрасно понимает, почему в «Лесу» не бывает инцидентов серьёзнее устроенных молодёжью каких-нибудь дурацких фейерверков или оживлённых прыгающих ёлок.

— У вас нет подходящей ёмкости? — спросила Эбигейл, поднося палочку к виску.

— Есть, конечно, — Поттер вынул из кармана хрустальный флакон и отлевитировал его на стол.

Эбигейл, сосредоточившись, начала тянуть из своего виска тонкую сияющую нитку, и Поттер деликатно отвернулся, не желая ей мешать: процедура эта явно не была для неё привычной. Наконец она закончила и отлевитировала флакон ему — а затем сказала:

— Если вы хотите, я могла бы с ней поговорить. С портретом.

— Вы бы согласились? — с радостным удивлением спросил Поттер.

— Разумеется, — спокойно ответила она. — Но мне нужно подумать, как это лучше сделать: может быть, под оборотным зельем. Или нет… не знаю. Она вряд ли мне обрадуется.

— Подумайте, — с искренней признательностью сказал Поттер и поднялся. — Спасибо вам.

— Хадрат к этому имеет отношение? — спросила в ответ Эбигейл.

— Полагаю, косвенное, — сам не зная, почему, солгал он. — Она может оказаться важным свидетелем, если мы её найдём.

Эбигейл кивнула в ответ, и он так и не понял, поверила ли она его словам — но сейчас ему было не до этого. Время шло, и он физически ощущал это, кажется, каждую минуту. Сколько их нужно Рабастану, чтоб нарисовать портрет? Хватит ли ему полученных воспоминаний? Смогут ли они добиться от портрета толку — и успеют ли найти оригинал?

И кто был тот высокий господин в дорогом наряде?

…Со всей этой беготнёй в аврорат Поттер вернулся лишь к обеду. Рабастан пообещал, что постарается сделать всё так быстро, как сумеет — может, даже дня за три. Если рисовать, останавливаясь только на еду и сон, у него, наверное, получится… а воспоминаний должно хватить — их много, и они разные. К некоторому удивлению Поттера, опасавшегося, что оберегавший брата и тщательно следивший в том числе и за его распорядком дня Родольфус будет против подобного режима, но тот не сказал ни слова — теперь оставалось лишь надеяться, что Рабастан действительно успеет, а у них получится удачно допросить портрет, а затем и отыскать саму Хадрат.

И тогда у них будет, что предъявить суду.

Наверное.

Отыскать бы остальных — возможно, Хадрат знает, где они? Поттер, честно говоря, очень надеялся на это, хоть и понимал, что шансов на такой успех немного — по крайней мере, до суда над Виндом. Но они найдут их — через месяц, через год или через десять лет, но найдут. Гарри повторял это себе — и прекрасно понимал, что ни капли в этом не уверен. Да, они будут искать, и он никогда не сочтёт это дело закрытым — и не только он: ни Причард и Фоссет, ни Долиши, ни Джимми Пикс, никто из них не успокоится, покуда не отыщет… но кого? Сколько их — тех, кто вырос в Билле Мёдба? И сколькие готовы мстить?

С другой стороны, что-то нужно делать с гоблинами. И не только Винду — ему нужно как-нибудь договориться с ними. Гарри был почти уверен, что его они навряд ли тронут: в конце концов, они тоже были благодарны за уничтожение Волдеморта и за окончание войны. Но ведь у него есть дети, а у гоблинов длинная память — и кто знает, что будет через пару сотен лет. Память у них длинная, а терпения — не занимать: если они до сих пор считают спор о правах собственности на меч Гриффиндора актуальным, что им пара сотен лет?

Может, Флитвик сможет поспособствовать в переговорах? И как хорошо всё же, что у Винда нет родных детей! Да и Гвеннит он не удочерял, и для гоблинов их с Арвидом дети не имеют к Винду отношения.

В размышлениях об этом Поттер и вошёл в аврорат — и столкнулся в дверях с Причардом, едва не сбившим его с ног.

— Что стряслось, куда летишь? — спросил Поттер.

— У меня обед, — Причард изобразил на лице выражение наивысшего упрямства. — Я тут проторчал все выходные — причём уже вторые. Я могу в обед сходить поесть, потрахаться, поспать, покормить твоего тёзку, наконец?!

— И всё это — за один час? — с уважением спросил Поттер. Причард фыркнул, и Гарри добавил: — Иди, конечно. Если у тебя нет срочных дел, можешь и не возвращаться.

— Размечтался, — хмыкнул Причард — и помчался к лифтам.

Поттер проводил его глазами, но Причард этот взгляд проигнорировал. Влетев в лифт, он поднялся наверх, выскочил на улицу — и, быстро оглянувшись, аппарировал к небольшому домику с очаровательно несимметричной крышей. Причард постучал, и через несколько секунд дверь распахнулась.

— Здравствуй, — сказала Лорелей, отступая, чтоб он мог войти. — Спасибо, что ты смог прийти — и прости, пожалуйста, что побеспокоила.

— Что стряслось? — он закрыл за собой дверь. — Лео здесь?

— Нет, — она сжала губы и сглотнула. — Я хотела сначала поговорить с тобой.

— Давай, — он подавил вспыхнувшее было удивление и постарался улыбнуться ей как можно ласковей. — Что стряслось?

— Я… Пойдём, пожалуйста, — позвала она и повела его в гостиную. Причард достал палочку и приготовился на всякий случай к неприятному сюрпризу, но внутри никого, кроме Лорелей, не оказалось. — Садись, пожалуйста! — попросила она.

Причард не стал спорить — хотя, сказать по правде, сидеть ему сейчас совершенно не хотелось — и присел на край дивана. А затем сказал шутливо:

— Ну давай. Я, кажется, готов.

— Я… Я не хочу ничего скрывать от Лео, — начала она, нервно тиская свои пальцы, — но я не знаю, как сказать ему, чтобы он не сделал бы… чего-нибудь. Вы ведь с ним друзья — и я решила посоветоваться и, быть может, попросить тебя о помощи. Я понимаю, что днём ты на работе — но Лео…

— Говори давай, — он махнул рукой. — У меня сейчас нет срочных дел — не переживай. Рассказывай.

— Ты ведь знаешь, кем я была раньше, — заговорила Лорелей, вцепляясь в спинку стоящего перед нею кресла и напряжённо глядя на Причарда.

— Знаю, — мягко сказал он. — Как и Лео. Просто расскажи, чем я могу помочь. И не волнуйся так, — попросил он. — Всё решаемо. Уж ты мне поверь.

— Наверное, — она постаралась улыбнуться. — Этим утром я была на рынке — здесь в деревне по утрам открывается очень милый рынок, я хожу туда всегда после того, как Лео уходит на работу — и там встретила… я не могу сказать, кого, — она прерывисто вздохнула.

— Контракт? — понимающе спросил Причард.

Она кивнула:

— Мы не можем узнавать своих клиентов вне… работы. Никогда — даже после увольнения.

— Я знаю, — тоже кивнул он.

— Он, — она опять прерывисто вздохнула. — Я думаю, он увидел меня сперва случайно, а затем следил. Если я… Он говорит, что он… соскучился, — она вновь вздохнула, и в этом вздохе Причарду послышались грядущие рыдания, — и что я просто не имела права уходить из Спинни. Но теперь он отыскал меня — и, если я не стану иногда встречаться с ним, он продаст нашу историю в газету. С колдофото. Я знаю, Лео много раз мне говорил, что он не собирается скрывать, кто я — но… Грэм, я не могу, — прошептала она. — И потом, сейчас, когда он вдруг получил шанс работать в Академии… или может получить… только не говори мне, что в этом ничего такого нет! — воскликнула она умоляюще.

— Не буду, — Причард встал и, подойдя к ней, привлёк её к себе и крепко обнял. — На самом деле, я не думаю, что Лео это бы серьёзно повредило, но тебя я понимаю. Ты умница, что написала мне, — он медленно провёл рукой по её тяжёлым рыжим волосам. — Я знаю, что тут можно сделать и как рассказать Лео.

— Знаешь? — она подняла голову и посмотрела на него с таким доверием и благодарностью, что он даже слегка смутился.

— О да, — он улыбнулся и повёл её к дивану. Усадил её, сел рядом, продолжая обнимать, и заговорил, гладя её по плечу: — Это просто. Контракт запрещает вам рассказывать что бы то ни было о том, что происходило в стенах Спинни — или же за ними, но в рамках ваших должностных обязанностей. Но не запрещает говорить о том, что никак с этим не связано. Иными словами, ты вполне можешь написать заявление о шантаже, не называя его имени, но отдав воспоминание о вашем разговоре.

— Ты уверен? — недоверчиво спросила Лорелей.

— Абсолютно. Твой случай отнюдь не уникален — подобное порой случается. И контракт тогда уже защищает вас. Поверь мне и ничего не бойся.

— Но я не хочу процесса! — Лорелей вздрогнула всем телом и схватила его за руки. — Грэм, пожалуйста, пойми — я просто не смогу!

— Он будет закрытым, — попытался успокоить он её. — Дела о шантаже всегда закрыты, и все участники обязуются сохранить детали в тайне.

— Всё равно, — она помотала головой. — Грэм, прошу тебя, — прошептала Лорелей. — Я не смогу… Стоять там… Может, видеть снова тех, кто… Грэм, пожалуйста! — она всё-таки заплакала. — Я ещё и этого боюсь, — заговорила она быстро, стирая с лица слёзы кончиками пальцев, — Лео ведь не остановится и если не убьёт его, то захочет довести дело до суда… Грэм, придумай что-нибудь!

— Так, — Причард вынул из кармана и протянул ей свой платок. — Что ж, не хочешь так не хочешь… не рыдай, — он улыбнулся и подмигнул ей, и она тоже улыбнулась, пока ещё сквозь слёзы. — Скажи мне, он уже успел получить то, что потребовал? — спросил он деловито.

— Нет, — она поёжилась. — Я сказала, что вот-вот должна прийти мама Лео — он поверил. Но назначил встречу завтра.

— Я же говорю: ты умница, — Причард взял её руку и поцеловал в ладонь. — Я всё улажу. Лео, вообще говоря, необязательно об этом говорить — этот человек тебя больше никогда не потревожит. Даю слово.

— Я не стану лгать ему, — она покачала головой. — Это будет ложью, Грэм, ты понимаешь же?

— Пожалуй, — он слегка вздохнул и улыбнулся. — Повезло ему, — он снова обнял Лорелей — и отпустил. — Предлагаю сделать так: когда Лео возвращается сегодня?

— Часов в пять, — Лорелей обтёрла мокрое лицо и осторожно промокнула глаза. — Приблизительно.

— Когда он придёт — ты ему скажешь, что позвала меня к обеду, потому что хочешь поговорить обязательно с нами обоими. Я приду в четверть шестого и…

— В шесть, — перебила она, розовея. — Мы… не сразу садимся к столу.

— В шесть, — не стал он спорить, сохраняя на лице совершенно невозмутимое выражение. — Скажи, что тебе очень важно поговорить сразу с нами обоими. Я приду, и ты всё это нам расскажешь — а я Лео удержу от глупостей. Я обещаю. Остальное я сам сделаю. Договорились?

— И не будет никакого процесса? — спросила Лорелей.

— Не будет, — улыбнулся Причард. — И он никогда больше не напомнит о себе.

— Но ты, — вдруг забеспокоилась она, — ты же… не…

— Я не сделаю ничего противозаконного, — засмеялся Причард. — Ну… почти, — признался он, подмигивая ей. — Но все останутся целы и здоровы. А теперь до вечера, — он легко вскочил и, коротко приобняв её, добавил: — Буду в шесть.

И аппарировал.