Тёмная сторона луны (джен)

Вечером в четверг Леопольд Вейси вместо привычного пирожного, печенья или фрукта, который он неизменно приносил каждый день к обеду, выложил на стол письмо.

— Прочитай, — попросил он Лорелей, трансфигурируя один из стульев в кресло и устало в него опускаясь. Она взяла письмо и, внимательно прочтя, спросила осторожно и обрадованно:

— Но ведь это хорошо?

— Не знаю, — Леопольд потянулся к ней и, взяв за руку, усадил к себе на колени и, закрыв глаза, спрятал лицо у неё на груди и так замер на некоторое время, ощущая, как её пальцы легко и ласково гладят и перебирают его волосы. С самого утра он ждал этих минут — когда вернётся домой, сядет в кресло и, закрыв глаза, приникнет всем своим существом к Лорелей и ненадолго перестанет думать о чём-либо, кроме того, что она — есть, и она — здесь, с ним. Его бы воля, он вообще не отпускал её — но так, конечно, было невозможно, да и знал он, как легко и незаметно такие вещи приедаются. И это было то, чего боялся больше всего на свете — потому что если однажды это с ним произойдёт, в его жизни ничего не останется. Но как же не хотелось ему каждый раз от неё отрываться! — Хорошо, наверное, — Леопольд поднял голову и посмотрел на Лорелей.

— Ты ведь ничего не потеряешь, — проговорила она мягко, проводя подушечками пальцев по его щекам. — Если он тебе откажет, всё останется так, как есть сейчас.

— Нет, — он грустно улыбнулся. — Совсем нет, Лей… не понимаешь?

— Нет, — она покачала головой. — Объяснишь мне?

— Сейчас я надеюсь, — отозвался он, прижимаясь щекой к её пальцам и снова ненадолго позволяя себе прикрыть глаза. — Сейчас у меня почти есть будущее там, в Академии. А потом его не станет. А я знаю, как это — когда будущего больше нет… и я очень не хочу туда. Опять.

— Я понимаю, — ответила она тихонько, и он задал ей вопрос, ответ на который, как надеялся, он знал:

— Ты снова это выдержишь? Сможешь, Лей?

— Я? — она вправду удивилась. — Лео, я не поняла…

— Ты, — подтвердил он, глядя на неё вопросительно и жадно. — Это ведь тебе придётся всё это терпеть. Меня терпеть. Опять. Ты сможешь?

— Я твоя жена, — ответила она, чуть качая головой, и он, зажмурившись, вновь ткнулся лицом в её мягкую грудь, думая о том, что должен был бы сейчас сгорать от стыда — а ему, вместо этого, уже почти не страшно. И о том, что хорошо иметь то, что боишься потерять больше всего на свете — потому что остальные беды по сравнению с этой кажутся уже не такими уж тяжёлыми. А ещё о том, что абсолютно ничем не заслужил эту женщину — и как хорошо, что чудо, настоящее, не по учебнику, заслужить нельзя, оно просто случается… или нет. И с ним оно случилось.

— Надо ответить, — сказал Леопольд, снова поднимая голову. — А у нас нет совы, — он улыбнулся. — Я схожу на почту и вернусь — и тогда сядем обедать, хорошо? — попросил он. — Ты очень голодная?

— Нет, я подожду, — тоже заулыбалась Лорелей, обвивая руками его шею и кладя голову Леопольду на плечо.

Они посидели так ещё немного, а потом он неохотно отпустил жену и, написав короткий ответ, отправился на почту — за совой.

Понимая, что до завтрашнего полудня у не будет ни одной спокойной минуты.

Леопольд и правда почти не спал в эту ночь — лежал, обнимая в темноте крепко спящую Лорелей, и вслушивался в её ровное дыхание и в шум ветра за окном и переходя от надежды к абсолютной уверенности в грядущем провале. Взял бы он себя на месте Уильямсона? Ни за что. Вряд ли ситуация с преподавателями в Академии настолько тяжела, чтобы брать таких, как он. Но зачем вообще тогда было ему писать? Никакого официального предложения ведь ему не поступало, никакого заявления на освободившееся место он не подавал… С другой стороны, Уильямсон ведь наверняка знает, что Причард предложил его кандидатуру — может быть, он просто достаточно любезен, чтобы не заставлять его больше понапрасну мучиться? Но почему было просто не написать? Может быть, Уильямсон всё же хочет сам составить мнение и дать ему шанс? Да нет, нет, его не возьмут, конечно — это бред, не может быть такого! Тем более, после разговора с Поттером. Но, возможно, Уильямсон придумает какой-нибудь Обет или особенный контракт? Он же, Лео, всё-таки был неплохим аврором, и он многое умеет. Правда ведь умеет!

Задремал он только когда солнце встало — и наверняка проспал бы, если бы не Лорелей, разбудившая его около одиннадцати.

— Я подумала, что ты не захочешь сейчас завтракать, — сказала она, — но на всякий случай сделала овсянку.

— Не хочу, — согласился он, садясь на кровати, и попросил: — Сделай кофе с молоком, пожалуйста. И я съем несколько ложек — не хватает только, чтоб мне стало плохо.

— Не станет, — сказала Лорелей уверенно. — Есть ещё йогурт, хочешь?

— Пожалуй, — он спустил ноги на пол и взъерошил свои короткие волосы. — Я пока помоюсь — а ты… Лей, — он притянул её к себе и ткнулся лицом в живот. — Так или иначе, а сегодня всё закончится, — сказал он, поднимая голову и глядя на неё снизу вверх. Лорелей погладила его по щеке, наклонилась и поцеловала, и Леопольд, ответив ей на поцелуй, встал и отправился в ванну. Где долго стоял под горячим душем, подставляя ему спину и плечи, а потом долго растирался жёстким полотенцем. Затем тщательно побрился, причесался и, надев халат, вышел на кухню. Обнаружив на столе не только кофе с молоком, но и чайник с чёрным чаем, улыбнулся, сжал руку Лорелей и спросил:

— Как ты догадалась?

— Не знаю, — она тоже улыбнулась. — Почему-то я подумала, что ты не захочешь ни молока, ни кофе. Мне кажется, что чай сейчас подходит лучше.

— Лучше, — согласился он, садясь за стол и улыбаясь двум маленьким фарфоровым мисочкам размером в пол ладошки с йогуртом и овсянкой, между которыми стояла подставка с варёным всмятку яйцом с уже срезанной верхушкой. — Лей! — он рассмеялся и, притянув к себе жену, крепко обнял. — Иногда мне кажется, что ты, на самом деле, прирождённый легиллимент — просто никто тебе этого никогда не объяснял.

— Разве что твой личный, — улыбнулась Лорелей. — Хочешь яйцо?

— Да, — он придвинул его к себе и взял ложечку. — И тост — давай, я сделаю.

Лорелей неизменно приводило в восторг то, как он тоненькой струйкой огня и горячего воздуха из палочки поджаривал висящие в воздухе кусочки хлеба, и он делал это каждое утро и иногда по вечерам. Иногда Лорелей клала на тосты сыр, и порой Леопольд, чтобы её развлечь, вытягивал его сотнями тончайших нитей и выстраивал из них подобие песочных замков. Впрочем, сегодня ему было, конечно, не до этого, и всё же поджаривание тостов слегка его развеселило. В конце концов, что бы он сегодня ни узнал, у него останется семья — а остальное… Он неплохо зарабатывает, и его работа не отнимает слишком много времени — разве это так уж плохо? Если он станет преподавателем, он будет тратить на работу куда больше времени — а вот денег станет меньше… и зачем ему такое? Обмануть себя не удалось, но Леопольд всё же ухватился за эту мысль — и она помогла ему успокоиться.

Так что на встречу с Уильямсоном, назначенную тем в «Чайном пакетике Розы Ли», Вейси пришёл почти в хорошем настроении — и почти что без надежд. И хотя он вошёл в дверь чайной без пяти двенадцать, Уильямсон уже был там — и, приветливо кивнув ему, сказал:

— Я позволил себе заказать нам с вами чай и сэндвичи с ветчиной и огурцом.

— Вы бы выиграли приз на конкурсе легиллиментов, — ответил ему Вейси, садясь напротив. Он прекрасно понимал, что его улыбка вышла напряжённой, но поделать с этим ничего не мог.

К счастью, Уильямсон не стал тянуть и беседовать сначала о погоде, достоинствах разных сортов чая и обсуждать текущий квиддичный сезон.

— Не стану ходить вокруг да около, — начал он. — Мы с вами оба знаем о цели встречи — и я спрошу в лоб и сразу: почему вы ушли из аврората?

— Потому что получил кусок не по себе… или счёл его таким, — он так долго обдумывал ответ на этот ожидаемый вопрос и придумал столько вариантов, что сейчас сказал первое, что пришло в голову. — Вы наверняка же говорили с Поттером, так что знаете, что произо… что я сделал.

— Жалеете? — спросил Уильямсон, и Вейси, даже к собственному удивлению, усмехнулся:

— Как ни странно, я не знаю. Жалел бы… если бы не встретил в то время свою жену.

— Вы случайно встретились? — улыбнулся Уоррингтон.

— Нет, — без улыбки ответил Вейси. Как-то он не ожидал, что они так быстро дойдут до этой темы — но и не сказать правды Уильямсону он не считал возможным. Скрывать такие вещи от начальника он не считал возможным — и потом, кто знает, может быть, есть правило, запрещающее преподавателям иметь супругов с таким прошлым? Он хотел, он всем своим существом хотел получить это место, но жить после в постоянном страхе? И подставить Уильямсона? Нет, это того не стоило. Да и не сможет он вот так. — То есть да, — поправился он, осознав вдруг, что ведь Лорелей он встретил когда уже пил Феликс. До тех пор хозяйка Спинни ни разу её ему не предлагала. Что же, получается, Феликс не просто придал ему решимости жениться — он и познакомил их? — Я вам всё равно собирался рассказать об этом, — сказал Леопольд. — Честно говоря, я не знаю соответствующих законов — никогда не интересовался.

— Вы женаты на преступнице? — пошутил Уильямсон. — Никаких специальных законов на сей счёт нет. Не её же на работу принимаем.

— Нет, на проститутке, — ответил Вейси. — Мы и встретились когда-то в Спинни.

Во взгляде Уильямсона мелькнуло удивление, смешанное с интересом.

— Нет, таких законов нет, — сказал он. — Я не знаю, как насчёт Хогвартса, но в Академию даже её саму вполне можно было бы принять на работу. Ну а в остальном? Если отбросить этот факт — жалеете?

— Ну а кто бы не жалел? — спросил Вейси.

— Хотели бы вернуться? — задал на удивление банальный вопрос Уильямсон.

— Хотел бы, — признал Вейси. — Но что толку говорить о невозможном.

— Чем вы занимаетесь сейчас? — продолжал, понимающе кивнув, Уильямсон.

Принесли чай и сэндвичи, но никто из них пока к ним не притронулся. Уильямсон задавал вопросы, Вейси отвечал, и чем дальше они говорили, тем больше он понимал, что никакого места не получит. У него никогда не было даже стажёров — ну какой из него преподаватель? Парадоксальным образом это его успокоило: по крайней мере, больше можно было не переживать. Вейси даже слегка развеселился и начал шутить — и не заметил, как они с Уильямсоном проговорили больше часа. Чай был выпит, сэндвичи — а также заказанные позже кексы — доедены, и когда в какой-то момент Уильямсон стал прощаться, Вейси словно окатили холодным душем. Вот и всё… как легко и незаметно порой решается судьба.

— Вы, я вижу, настроены решительно, — сказал Уильямсон, кладя на стол несколько монет. — Что ж, давайте попробуем. Приходите завтра к двум часам — пообщаетесь с Маллетом, и если найдёте общий язык, он вам передаст некоторые свои наработки. В любом случае, сначала заключается годовой контракт — и если мы с вами друг друга устроим, подписывается постоянный.

— То есть вы меня берёте? — ошалело спросил Вейси.

— На год — да, а там посмотрим, — сказал Уильямсон, вставая из-за стола. — В конце концов, уже вторая неделя августа — а у меня нет преподавателя. Вряд ли вы настолько плохи — ну а даже если так, год курсанты как-то перебьются. А кому не повезёт сдавать экзамены — тем не повезёт. Пойдут в ДМП, если баллов не доберут — в конце концов, зачем нам невезучие авроры? — подмигнул он Вейси и, пожелав ему приятного дня, ушёл, оставив Леопольда в совершеннейшем раздрае. Вероятно, это было очень видно по его лицу, потому что хозяйка кафе через некоторое время подошла к нему и, поставив перед Вейси чашку с чаем, сочувственно проговорила понимающе и сочувственно:

— Не переживайте так. Ну, не повезло вам — ничего. Это же не конец света.

— Да нет… нет, — Вейси словно отмер и помотал головой. — Спасибо. Нет, всё хорошо. Просто неожиданно, — он залпом выпил чай и, положив на стол свою часть денег, встал и решительно направился к витрине. — У вас есть какой-нибудь небольшой торт с заварным кремом и земляникой? — спросил он, разглядывая выставленные сладости. — Или с абрикосами.

— Есть с клубникой, с ревенём и с яблоками, — ответила хозяйка. — С клубникой хорош очень, — добавила она доверительно. — Возьмите — вы не пожалеете!

— Давайте, — согласился Вейси, ощущая себя школьником, внезапно обнаружившим, что сдал экзамен, с провалом которого уже смирился. Он был счастлив — абсолютно, совершенно, незаслуженно счастлив, и ему хотелось это состояние разделить если не со всем миром, то хотя бы с Лорелей и чем-нибудь её по-настоящему порадовать. Торт был мелочью, деталью, пустяком, совершенно недостаточным для того, чтобы отметить это удивительнейшее событие — но что, что могло её порадовать достаточно? Впрочем, кажется, он знал…

Аппарировав домой, Леопольд с порога отлевитировал торт на кухню и позвал:

— Лей!

Она вышла — и, не задав ни одного вопроса, просто едва глянув на него, радостно захлопала в ладоши и бросилась ему на шею:

— Тебя взяли!

— Взяли, — сказал он, горячо её целуя. — Пока на год, а там, если мы сработаемся… Я не верил. Ни секунды.

— А я верила, — воскликнула она. — Верила и знала!

— Хочешь, — предложил он, — сходим в местный бар? В деревне? И отпразднуем?

— В местный? В маггловский? — спросила она недоверчиво. — Ты же… Но…

— Ты ведь хотела побывать там, — он взял её лицо в ладони. — Хотела показать меня знакомым. Вот пусть и посмотрят. Если хочешь, — продолжал он, тая от выражения счастья, которым сейчас светились её зелёные глаза, — можем взять за правило заходить туда пару раз в месяц.

— Хочу, — прошептала Лорелей, краснея от смущения и удовольствия.

— Значит, будем, — он прижал её к себе и опять поцеловал. — В конце концов, у меня теперь даже есть вполне понятная для них профессия, — засмеялся он, снова её целуя.