Цунами (гет)

— Здравствуй, Том.

— Вальтер. Мы можем говорить свободно? Тет-а-тет?

— Разумеется.

— Прекрасно! Вы получили моё послание?

— Я получил оба твоих послания.

— Рад слышать. Я не сомневался в Пандоре. Она исполнительная бойкая леди. Вы читали «Искусство войны», Вальтер? «Сначала будь как невинная девушка — и противник откроет перед тобой дверь. Потом будь как вырвавшийся заяц — и противник не успеет принять меры к защите». Кто-нибудь пострадал? Я бы не спрашивал, но, так как вы кажетесь здоровым, мне остаётся лишь надеяться, что мои труды не пропали даром.

— Стараниями миссис Лавгуд скончался мой подчинённый.

— Какая утрата.

— Ничего страшного, на замену ему есть другие.

— И то верно. У меня тоже нет недостатка в исполнителях, но иногда хочется чего-то оригинального, например, сыграть чужой пешкой. Вы любите шахматы, Вальтер?

— Не выношу.

— Как жаль.

— Меня удручают ограничения. Соблюдать правила хода фигур невыносимо скучно. Предпочитаю игру го. В Британии она непопулярна, найти достойного соперника — задачка не из лёгких. Попробуй, Том. Правила просты, достаточно понять их один раз, чтобы приступить к игре. И, что забавно, чёрные в го ходят первыми.

— Итак, вам нравится начинать с пустого поля, Вальтер, выманивать противника и окружать. А я предпочитаю расчищать себе дорогу, убирая мешающие фигуры с пути. Шахматы более зрелищны. Нет, не спорьте.

— И не собирался, Том. Твои умозаключения весьма любопытны.

— В самом деле? Ах, Вальтер, мне кажется, мы могли бы договориться и сыграть сообща.

— Это вряд ли. Дело в том, что я не ищу помощников, Том.

— Не понимаю. Неужели жалованье Бартемиуса покрывает все ваши расходы для комфортной жизни и окупает смертельную опасность, грозящую вам за стенами поместья?

— Ты удивишься, но Барти мне не платит.

— Только не говорите, что вы из идейных. Вы же не думаете, что я всерьёз рассчитывал, что миссис Лавгуд убьёт вас? Не держите на меня зла.

— И в мыслях не было. Гнев отравляет аппетит, а я люблю вкусно перекусить.

— Я чем-то невольно вас обидел? Во время странствий по Европе я убил пару десятков волшебников. Или три десятка? Не имеет значения. Возможно, среди этих слабаков и дураков были ваши близкие. Может, любимый племянник? Сестра? Дочка? Ведь у вас нет живых родственников. Я проверял.

— Столько хлопот ради старика в инвалидном кресле… Нет, ничего личного, Том.

— Тогда зачем вы ставите мне палки в колёса? Зачем боретесь со мной?

— Мне просто нужно, чтобы ты исчез.

— Тогда я вас разочарую. С раннего детства я только и слышал от учителей и воспитателей, что не оправдываю ожиданий.

— Я имел дело с приютскими детьми вроде тебя. Они склонны к бунтарству.

— Однако именно мятежники становятся правителями, Вальтер, получают славу, богатство! И вознаграждают сторонников!

— Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе⁽¹⁾.

— Ай-ай! Вы смеётесь надо мной, атакуя словами английских классиков. Какая низость — использовать сатиру против британца.

— Как же мне не смеяться? Ты манишь меня золотой монетой, вынутой из чужого кармана, Том. Это дешёвый ход. От него за милю несёт голодной гопотой работных домов. Ты провонял магглами насквозь и рядишься в дорогое волшебное тряпьё, чтобы отбить смрад. Не выйдет.

— Похоже, вы тоже навели обо мне справки.

— Говорят, ты похож на отца.

— Покойного отца. Мистер Риддл давно уже не с нами. В тот единственный день, когда мы с ним виделись, он не был похож на меня — скорее на вопящую от ужаса мандрагору. Но не будем о покойниках… Признаться, я поражён предложенным вами способом ведения переговоров. Сквозное зеркало выглядит великолепно. Прекрасная магия. Вам нравятся необычные зеркала? В Малфой-мэноре есть несколько любопытных образцов.

— Моей заслуги тут нет, это мистер Нотт постарался с чарами.

— Вот как? Нотт... Негодяй скрывал свой талант от меня. Занятный человек. Никак не пойму, на кого он работает. Я бы хотел с ним увидеться, выкурить пару сигар под стаканчик огневиски. Слышал, вы историк, Вальтер. Знаете, почему приговорённым к смертной казни палачи разрешали заглянуть в паб по пути к виселице и насладиться «последней трапезой»?

— Полагаю, чтобы после казни задобренный призрак их не беспокоил. Однако курение — ужасная привычка, Том. Поверь моим дырявым лёгким. Я кашляю так, словно полжизни провёл в тюремной камере.

— Лестна ваша забота, но мне ничего не угрожает. Бессмертие, знаете ли.

— И всё же надо себя поберечь. Человеческое тело хрупко. Успех может вскружить голову до такой степени, что сам не заметишь, как её потеряешь. Бессмертие не спасает от боли. Хвори разъедают органы, шрамы ноют… Не говоря о том, что обратить тело в прах, в пыль, в ничто, могут даже магглы, не то что волшебники. Да и старость подкрадывается незаметно. Что потом? Призрачное посмертие или жалкое существование в тушке мыши, крысы или мелкого гада?

— Магия, Вальтер, гораздо разнообразнее.

— И не поспоришь. Что же тогда? Сотворение гомункула? Я был о тебе более высокого мнения, Том. Сотканное тёмной магией тело — уродливая, искалеченная форма жизни…

— До упомянутых вами хлопот ещё так далеко. Вы всё равно их не застанете. Жизнь, любая жизнь, полна возможностей, а смерть — это конец. Точка.

— Здесь мы расходимся во мнениях. Ну да ладно. Переходи к сути, Том. Ты хотел поговорить, а не я. Купить меня не удастся, как и запугать или разжалобить. Моё мнение о тебе я уже высказал Абраксасу. Спроси его, если интересно.

— Ах, мой дорогой друг Абраксас стал молчалив в последнее время. Но, если бы не он, я бы и не знал о вашем интересе. Захотелось встретиться с вами, чтобы напомнить: у вас есть то, что принадлежит мне. Я не ошибаюсь?

— Так вот оно как... Ты сомневаешься, Том. Ты думал, что имеешь дело с одним вором, но оказалось, твоя тайна известна многим, а выбранные в хранители люди и построенные ловушки ненадёжны.

— Если вы рассчитываете управлять мной с помощью крестражей…

— Ну и самомнение у тебя, Том. Нет. Я не нуждаюсь в твоих услугах. Мне также не требуется ни твоё, ни чьё-либо ещё покровительство.

— Достаточно! Верните мои крестражи, Вальтер, иначе…

— Оставь страшилки при себе, Том. Не о чем торговаться. Я уничтожу крестражи, а потом доберусь и до тебя.

— Ты зарвался, старик! Зарвался! Ты отвергаешь милосердие и угрожаешь мне! Мне — Тёмному Лорду! Ты ещё пожалеешь! Думаешь, если прибрал к рукам мои крестражи и уничтожил их, со мной будет покончено? Как бы не так! Я сделаю ещё! Я буду жить вечно, а ты вот-вот рассыплешься в труху.

— Какое разочарование…

— Что?!

— Я хотел посмотреть на тебя, Том, но ты оказался предсказуем и скучен. Хочешь отрывать куски от души и дальше? Никто тебя не останавливает. Чем больше крестражей, тем нестабильнее тело. Придётся всё-таки похлопотать. Но главное — я всё равно отыщу новые крестражи, как уже сделал с остальными. Ты не спрашивал себя, как мне это удалось? Советую сегодня не отказываться от ужина, ведь ты понятия не имеешь, когда наступит твоя «последняя трапеза».

— Я уничтожу всех, кто работает на тебя, старик! Они умрут в муках! Тебя заботит моя душа?! Моя? Ты затеял опасную игру, но я напомню, что пешки — душа шахмат⁽²⁾, и ты лишишься их всех! Ты сдохнешь в одиночестве!

— Лучше возьми у своей помощницы-азиатки пару уроков игры в го, Том. Знаешь, почему я предпочитаю го шахматам? Там не бывает ничейного результата, всегда есть победитель. Так интереснее. Мы поборемся, и ты умрёшь.

— Я не проигрываю, Вальтер. Никогда! Если меня не устраивает ход игры, я переворачиваю доску.

Зеркало затрещало.

Гриндевальд откинул голову на подушку, притороченную к спинке его кресла.

— Что скажете?

Гермиона обошла зеркало, за которым стояла во время разговора Геллерта с Риддлом. По поверхности волшебного прибора шла рябь, через которую проглядывали глубокие трещины. Волдеморт прервал связь самым варварским способом — сломал присланный ему артефакт.

— Он был… взволнован.

— Напуган, — уточнил Гриндевальд.

— Конечно, под конец вы особенно постарались его раздраконить и пустить пыль в глаза.

— Что-то случилось.

— Что-то? — переспросила Гермиона.

— Он не упомянул, какие крестражи его интересуют, но каким-то образом сообразил, что не все они в моих руках. Значит, кроме нас против него действует кто-то ещё, и он это понимает.

— Профессор Дамблдор заполучил диадему.

— Верно. Альбус её получил… — задумчиво протянул Гриндевальд. — И всё же что-то здесь не так. Выражение лица Тома изменилось, когда я упомянул Малфоя. Что он сказал?

— Что Абраксас стал молчалив.

— Кто доставлял в Малфой-мэнор зеркало?

— Эльф из Министерства магии.

— Вызовите его сюда.

Гермиона подавила удивление и, как было условлено с личным помощником Крауча, бросила горсть пороха в камин, выкрикнув имя приставленного в услужение Эйгенграу домовика.

Эльф появился перед Гриндевальдом несколько секунд спустя, будто сидел в трубе и ждал, когда его позовут.

— По моему приказу ты доставил зеркало во владения Малфоев, — заговорил с ним Геллерт. — Расскажи, что ты там видел?

— Топси выполнил приказ, как полагается. Топси пропустили за ворота и провели в дом. Топси видел красивый парк и ледяной фонтан.

— А хозяев мэнора?

— Никак нет, сэр.

— А эльфов?

— Да! Поппель велел Топси вытереть ноги и развернуть подарок герра Эйгенграу.

— И как же выглядел этот Поппель?

— Он… Топси не понимает, что надо говорить, сэр. Поппель стар и болен, из носа Поппеля всё время текло, глаза были красными.

— А в вестибюле пахло розмарином⁽³⁾? — с мрачной улыбкой спросил Гриндевальд.

— Истинно так, сэр!

— Хорошо. Ты свободен.

Эльф поклонился и аппарировал.

Гермиона терпеливо подождала, когда с ней заговорят. Голос пришедшего в ярость Волдеморта всё ещё звенел в её ушах.

— Скорее всего Абраксас Малфой мёртв, — наконец произнёс Гриндевальд. — Это объясняет реакцию Тома.

— Мёртв?! Как это произошло?

— Кто знает? Подавился свиным хрящиком?

— Вы так не считаете.

— Нет, — согласился Геллерт.

Гермиона прикусила губу.

— Если вы правы, как долго Малфои будут скрывать смерть главы семьи? И что делать со статьёй? Рита Скитер уже взялась за перо. А дневник? Может, Люциус будет сговорчивее, если как следует надавить на него.

— Дневник? — Гриндевальд громко хмыкнул. — Думаете, он всё ещё у Малфоев?

— Я… — Гермиона выпустила воздух из лёгких. — Я не знаю.

— Волдеморт не был напуган. Я ошибся. Им движут гнев и отчаяние. Он выслушивал оскорбления, скрипя зубами, и всё равно предлагал союз. Кажется, число крестражей в его распоряжении критически сократилось…

— Но профессор Дамблдор не может быть причастен к смерти Малфоя. В Ордене Феникса нет хладнокровных убийц.

Гриндевальд постучал волшебной палочкой по раскрытой ладони.

— Действуем по прежнему плану. Пусть ваша журналистка поторапливается. Андрэ Малфуа, судя по гобелену, до сих пор жив. Мы не знаем, где он, но в данном случае это и неважно. Пока у нас нет конкретной цели, придётся бить по площадям. — Гриндевальд потёр область грудной клетки. Брошь сияла. — Мне надо подумать. Не хочется признавать, но пришло время встретиться с…

За пределами кабинета раздался топот. Дверь открылась, когда Дагворт-Грейнджер навалился на неё, держась за сердце. Глаза у зельевара были как блюдца. Он дышал с глубоким присвистом.

— Украли! — выпалил он, оседая в руках кинувшейся к нему Гермионы. — Алкагест исчез!

1) Цитата сэра Джона Харингтона — английского поэта и переводчика времён Елизаветы I.

Вернуться к тексту

2) Цитата принадлежит Франсуа-Андре Филидору, великому шахматисту и композитору XVIII века.

Вернуться к тексту

3) В некоторых английских графствах принято класть розмарин в гроб или дарить скорбящему как напоминание о бессмертии души. Цветок служит украшением в доме покойного и используется, чтобы скрыть неприятный запах.

Вернуться к тексту