Другая история компании с Большой Спасской — 2 (джен)

На следующее утро, на подходе к классу, шестеро друзей наконец встретили Пашкова и первым делом поинтересовались, что там с ведром.

— Неудачный эксперимент, — отозвался Лёшка.

— Ясно-красно, — хмыкнула Катя. — Жертв много?

— Нет, — покачал головой Лёшка. — Только на чьем-то «Кадиллаке» крыша немного попортилась.

— А ведро? — тут же спросил Тёмыч.

— Там осталось, — указал куда-то в сторону Пашков. — Понимаете, хозяин «Кадиллака» вышел, и у него целых два во-от таких охранника, — широко развел руки в стороны он. — Ну, нам с Сашком пришлось срочно эвакуироваться.

— Так сказать, от греха подальше, — вмешалась Катя.

— Тут уж ничего не поделаешь, — встал Тёмыч на сторону Лёшки. — Иначе его отцу опять бы пришлось…

— В общем, у Лёшеньки опять неудача, — сказала Катя.

— Рассчитали с Сашком всё точно, — очень серьезно ответил Пашков. — Если бы ещё ветер дул куда надо… А, — снова махнул он рукой. — Чего прошлое вспоминать… А вы чего меня вчера искали-то?

— Да вот Тёмыч говорит, что ваш дядя Вася ожил, — отозвался Олег.

— Как ожил? — разинул рот Лёшка. — Мы же сами… сами в Клину его видели…

— Я тоже так думал. А он мало того, что живой, так ещё к нам на лестничную площадку переехал и в соседней квартире поселился.

— Чего же с ним было? — продолжил изумляться Лёшка. — Ты его спрашивал?

— Нет, — покачал головой Тёмыч.

— Ну, ты у нас отмороженный. Почему не выяснил?

— Обстоятельства не позволили. А главное, — понизил голос Тёмыч, — я так и не понял, узнал меня Василий Николаевич или нет.

Лёшка снова разинул рот.

— Как это понимать? Может, ты его с кем-то спутал?

— Потому тебя и искали, — вступил в разговор Олег. — Надо пойти и всем вместе на него взглянуть.

— Тогда пошли!

— Куда ты сейчас пойдешь? — спросила Таня. — Первым уроком у нас история.

— Тогда со второго смоемся, — предложил Пашков.

— А вторым у нас что?

— Литература, — отозвалась Василиса. — Уплыть с Романа — лучше не бывает.

— Я не могу, — побледнел Тёмыч. — Меня он сегодня спрашивать будет. Забыли, что он мне дал спецзадание на каникулы? Десять стихотворений Лермонтова и Пушкина.

— И ты их все выучил? — не поверила Катя. — Не может быть!

— Я учил, но теперь они у меня в голове как-то путаются. Так что придется вам помогать мне с мест. Книги я захватил.

Он вытащил из рюкзака два внушительных тома.

— Не робей, поможем! — хлопнул его по плечу Пашков. — У меня же аналитический ум. Сейчас на истории обмозгую, как тебе лучше подсказывать.

Тут оглушительно затрещал звонок. Друзья кинулись в класс.

— Значит, с Тёмычем дело уладим, — пробиваясь сквозь толпу учеников возле класса, говорил Пашков. — А потом навестим все вместе Василия Николаевича.

— Именно так, — согласились шестеро друзей.

Урок истории прошел спокойно. Андрей Станиславович на сей раз остался своими питомцами доволен. Усмехнувшись в усы, он заметил, что, если бы каждый раз ему удавалось довести тему до конца, было бы просто здорово. Моя Длина, томно вздохнув, ответила, что весь класс будет очень стараться. Марат ей посоветовал говорить в следующий раз за себя, а других не трогать.

— Потому как ты нам не начальник и даже не старшая, — добавила Василиса.

Школьникова хотела вступить с ними в дискуссию, но тут закончился урок, и спорить стало не с кем.

Пятеро детективов — Василису на пару слов куда-то забрал Борька — и Пашков немедленно отправились к своему любимому подоконнику на лестничной площадке.

— Ну? — с надеждой поглядел Тёмыч на Пашкова. — Говори, что будем делать.

— Спокуха, — рубанул ребром ладони воздух Лёшка. — С Пашковым не пропадёте. Есть гениальный план.

— Живы останемся? — насмешливо спросила Катя.

— Не бойся, Тёмыч, не пропадешь! — воскликнул Лёшка. — План у меня простой, безопасный и гениальный. Будем использовать сочетание суфлёрской техники с пантомимой.

— Это как?

— Ну, я, например, буду показывать жестами, что происходит в стихотворении. А кому-нибудь из вас надо шептать текст, как суфлёры делают в театре.

— Но у нас же всего по одной книге, — спохватился Тёмыч.

— Срочно в библиотеку!

Друзья кинулись на третий этаж. Библиотека, к счастью, оказалась открыта, и вскоре друзья стали обладателями двух точно таких же фолиантов, какие Тёмыч притащил из дома.

Друзья побежали назад. Женька вызвался быть суфлёром, поскольку он, по его словам, имел громкий шёпот.

— Самое главное, — давал последние напутствия Лёшка, — ты, Женька, шепчи так, чтобы Роман не услышал. От него рукой закроешься, а шепот направишь в сторону Тёмыча.

— А ты зачем, в таком случае? — Катя проследила взглядом за счастливыми Борькой и Василисой, которые прошествовали мимо них в сторону класса.

— Чтобы Тёмычу было понятней, — сообщил Лёшка. — Если он не расслышит, то увидит.

Тут раздался звонок.

— Пошли, — поторопил Олег. — Не будем лишний раз злить Романа.

Они вбежали в класс и спешно расселись по партам. И почти тут же в дверях возник Роман Иванович. Он бодрой походкой прошествовал к доске.

— Ну, — оглядел он класс. — Отдохнули. Теперь пора и за дело приняться.

Тёмыч спрятался за широкую Женькину спину.

«Хоть бы Роман про меня забыл», — пронеслось в голове у него.

Однако надежды было мало. В свои годы Роман Иванович умудрился сохранить светлую голову и блестящую память.

— Так, так, — прогудел он густым басом. — Полагаю, урок мы начнём с того, что попросим отчитаться Мартынова. Он, видите ли, по моей большой просьбе, нам к сегодняшнему дню подготовил сюрприз.

— Какой сюрприз? — крикнул с места Марат Ахметов.

— Встать! — гаркнул Роман Иванович.

Марат послушно поднялся на ноги.

— Ты, что, не знаешь, Ахметов, что выкрикивать с места во время урока не полагается?

— Разве, Роман Иванович? — тут же встряла Моя Длина, которая никогда не возражала против того, чтобы сорвать очередной урок литературы.

— И ты встань! — велел ей Роман Иванович.

«Может, он всё-таки про меня забудет?» — затеплилась надежда в душе у Тёмыча.

Однако, вопреки чаяниям Тёмыча, вступать в длительную дискуссию учитель с нарушителями спокойствия не стал.

— Сядьте, — коротко распорядился он. — И ведите себя как следует. А Мартынова, — повернулся он к Тёме, — попросим пройти к доске.

— Попух наш Тёмыч! — воскликнул Ахметов.

Но Роман Иванович на сей раз даже ухом не повел.

— Так, Мартынов, — смерил он пытливым взглядом приковылявшего к доске Тёмыча. — С чего ты хотел бы начать?

Тот едва не ответил, что ему вообще не хочется начинать. Так как ещё на пути от парты к доске он понял, что все стихотворения напрочь улетучились из памяти.

— Ну, Мартынов? Неужели не выучил?

— Я учил.

— Тогда говори, с чего начнёшь.

— С чего хотите, — заявил от отчаяния Тёмыч.

— Я бы хотел услышать от тебя знаменитого «Беглеца», — выспренне произнес учитель.

— «Беглеца» так «Беглеца», — ничего не оставалось, как согласиться Тёмычу.

Набрав побольше воздуха в легкие, он жалобно посмотрел сначала на Женьку, затем на Пашкова. Те принялись бурно искать по закладкам «Беглеца». Причем они искали одновременно и у Лермонтова, и у Пушкина. Женька при этом мысленно проклинал «подлого Романа», который мог бы по крайней мере назвать вместе с заглавием и автора! Наконец, текст «Беглеца» отыскался. Женька, прикрывшись рукой от учителя, воодушевлённо шепнул:

— Гарун бежал быстрее лани.

До Тёмыча донеслось следующее: «Горбун бежал быстрее Вани».

«Какой горбун?» — в ужасе подумал мальчик и в панике поглядел на Пашкова.

Тот, скорчив зверскую рожу, почему-то пожал плечами, затем изобразил руками, будто бы у него растет нос, потом сделал вид, что куда-то торопится, и, наконец, обрисовал ладонью в воздухе нечто вроде горба.

Тёмыч лихорадочно совмещал в мозгу видео- и аудиоряды. Всё вроде бы совпадало. У Женьки «бежал» и у Пашкова кто-то бежит. Горбун тоже и там, и там. Тёмыч, конечно, никакого горбуна у Лермонтова не запомнил.

«Но, видимо, он всё же был», — подумалось мальчику.

Открытым оставался вопрос с Ваней и длинным носом, наличие которого у неясного пока Вани продолжал подчёркивать Пашков.

— Да не волнуйся ты так, Мартынов! — подбодрил учитель. — Начинай!

Тёмыч перевёл взгляд на Романа Ивановича, и в его голове мигом всплыла первая строчка другого стихотворения Лермонтова: «Собранье зол его стихия». Он даже уже открыл рот, чтобы эту строчку с выражением продекламировать. Но, словно вопреки своей воле, произнёс:

— Горбун бежал быстрее Вани!

В классе повисла тишина. Одна часть класса решила, что стихотворение так и начинается, ждали продолжения и удивлялись, почему Тёмыч медлит со следующей строкой.

Другая часть, со стихотворением знакомая и весьма малочисленная, в ужасе разинули рты.

Пашков сперва схватился за голову, затем покрутил пальцем возле виска, после чего вновь показал Тёмычу длинный нос и большой горб.

Роман Иванович, похоже, на некоторое время утратил дар речи. Лишь меняющийся цвет лица свидетельствовал, что внутри учителя протекают какие-то бурные процессы. Лицо и лысина литератора сперва покраснели, затем приобрели угрожающий лиловый оттенок. Наконец, плотно сомкнутые губы Романа Ивановича разжались, и он произнёс всего два слова:

— А дальше?

Тёмыч к этому времени впал в окончательный ступор. Сил у него хватило лишь на то чтобы перевести отчаянный взгляд с Романа Ивановича на Женьку. Однако от того пользы сейчас было немного. Женька, уткнувшись в книгу, сотрясался от беззвучного хохота. Теперь оставалась надежда лишь на Пашкова. Тот не подкачал. Оскалив верхние зубы, Лёшка скосил глаза к переносице, затем изобразил руками длинные уши и под конец этими же руками начал размахивать как крыльями.

«Напоминает курицу на насесте, — лихорадочно размышлял Тёмыч. — Только при чём тут зубы? Ага! Понял. Это мутант».

— Дальше, — чуть громче повторил Роман Иванович.

— Роман Иванович, я сейчас вспомню, — пылко пообещал Тёма. — Там что-то с мутантом связано.

— Какой мутант? Какой Ваня? — грянул Роман Иванович.

— Ну, такой. С длинным носом, — вяло откликнулся Тёма.

В классе уже начиналась истерика. Теперь даже двоечникам сделалось ясно, что Тёмыч читал не «Беглеца». Хохот учеников перекрывал вопли окончательно вышедшего из себя Романа Ивановича. Хорошо слышал учителя только Тёма. Впрочем, тот именно к нему и обращался.

Заявив, что за долгую педагогическую практику его до такой степени не оскорблял ещё ни один ученик, литератор поставил Тёме в журнал единицу, добавив, что клятвенно обещает вывести ему единицу в году, если на следующей же неделе не будут сданы все десять стихотворений.

Тёмыч с минуту молча глядел на разгневанного учителя. Затем у него словно что-то щёлкнуло в голове, и он, к своему удивлению, вдруг без запинки продекламировал:

— Гарун бежал быстрее лани,

Быстрей, чем заяц от орла.

Бежал он в страхе с поля брани,

Где кровь черкасская текла;

Отец и два…

— Прекратить! — рявкнул Роман Иванович. — Я думал, Мартынов, ты просто не выучил, а теперь выясняется, что ты издеваешься над великой русской поэзией!

— Я не издеваюсь! — вспыхнул Тёмыч.

— В таком случае, как прикажешь это назвать?!

— Не знаю. У меня что-то с памятью.

— Если с памятью, будем исправлять, — сурово произнёс учитель. — Выучишь не десять, а пятнадцать стихотворений.

И он с ходу добавил Тёмычу в список ещё пяток очень длинных стихов Лермонтова.

Тёмыч поплёлся к себе за парту. Едва досидев до конца урока, он предъявил претензии Женьке и Пашкову. Причём по логике Тёмыча выходило, что оба они вели себя безобразно.

— Я старался, — возразил ему Пашков. — А если ты язык мимики и жеста плохо понимаешь, то никто, кроме тебя, не виноват.

— Ах, язык мимики и жеста! Тогда, может, ты мне объяснишь, что должен был означать этот твой дурацкий нос?!

— Тут только тупой не поймёт. Гарун ведь лицо кавказской национальности. Вот я тебе и показал жестами.

— И вообще, Тёмочка, чем других упрекать, лучше бы выучил стихотворение, — встряла Катя.

— Я выучил. Просто они мне неправильно подсказывали, вот у меня в голове всё и перемешалось.

— Вот, Женька. Мы с тобой ещё и виноваты остались.

Тут Женька, вспомнив, как Пашков изображал зайца, зашелся от нового приступа хохота.

— А ты вообще полный подлец! — накинулся на него Тёмыч. — Я от него жду подсказки, а он уткнулся в книгу и ржёт!

— Что же поделаешь, если смешно? — ничуть не смутился Женька. — Если бы я сказал, что в «Беглеце» у Лермонтова мутанты описаны, ты тоже бы начал ржать.

На это у Тёмыча не нашлось возражений.

— Ладно, что было, то прошло, — сказал Олег. — Теперь давайте договоримся, как будем действовать после уроков.

Но обсуждение этой проблемы пришлось отложить. Перемена кончилась. Друзья поспешили на математику.

Остаток учебного дня для девятого «В» прошел на редкость спокойно. Лишь один Тёмыч никак не мог оправиться от потрясения, да кое-кто из учеников, глядя на его рассерженную физиономию, начинали подхихикивать или ржать в полный голос.

Компания с Большой Спасской училась в математической группе повышенной сложности. Поэтому даже Тёмыч на двух последних алгебрах несколько отвлекся от литературных страданий. Когда компания, наконец, покинула школу, Тёма уже пришел во вполне сносное расположение духа.

— Ну? — догнал на улице шестерых друзей Пашков. — Пошли, что ли, к Василию Николаевичу?

— Сперва надо с собаками погулять.

— И пожрать нужно! — крикнул Женька. — Не могу я на пустой желудок с дядей Васей разговаривать!

— И дед ждёт от меня звонка, — заговорила наконец Василиса.

— Тогда давайте быстрее! Мне его уже увидеть охота!