Черный Принц. Наперекор судьбе (джен)

Надо отметить, что по прошествии времени мои отношения с подопечными незаметно вышли на новый уровень. Нет, особой любовью я, Мерлин упаси, не пользовался, разве что маленькая Лиана начинала улыбаться при каждом моем появлении, но все же и ненависть пошла на убыль. Во всяком случае, врагом номер два, сразу вслед за директором, я точно перестал быть. Больше всего на позицию моих подопечных повлиял, как ни странно, Трэверс. После первого же пробного занятия по боевой магии — хотя те несколько заклинаний, что я ему продемонстрировал, боевыми можно было назвать с большой натяжкой — он пришел в щенячий восторг и, разумеется, разнес новость о моих талантах. На следующий урок пришла компания из четырех мальчишек. А к концу месяца у меня занимались все старшекурсники, включая девочек. Малыши так же настойчиво уговаривали позволить и им присутствовать на факультативах. Но в этом вопросе я был тверд как гранит — никакой боевой магии до пятнадцати лет!

Детальная проверка уже на первых дополнительных занятиях показала, что уровень знаний моих аристократов оставляет желать лучшего. Нет, на фоне Хогвартса они были не хуже остальных. А скорее даже лучше, ведь в распоряжении слизеринцев были тайные знания их Родов. Беда только в том, что в большинстве случаев некому было передать эти самые знания. Отцы и старшие братья были либо убиты, либо сидели в Азкабане. Правда, Розье и, как ни странно, Трэверс, несмотря на те же проблемы, продемонстрировали весьма интересные заклинания. Некоторые были мне незнакомы. Это объяснялось просто: пусть их отцы и не могли участвовать в воспитании и обучении мальчишек, дома оставались дедушки. Что ж, это было невероятным везением. Правда, беспалочковой магией не владел никто. Именно с этого пробела в знаниях я и начал свои уроки.

Несмотря на воодушевление слизеринцев, готовых без устали твердить заклинания и утюжить спинами полы при падении, я ясно понимал, что нескольких проведенных занятий совсем недостаточно для их безопасности. Нужно по меньшей мере полгода упорного труда, чтобы они смогли отражать хотя бы самые простые боевые проклятия. А пока... Я нашел выход — не слишком этичный, но действенный. И, плюнув на нормы морали, незаметно прикрепил магические метки к ауре всех моих подопечных. Теперь я мог в любой момент почувствовать, если им грозила опасность. Зачем я это сделал? Ведь у меня не было в планах тратить много времени на воспитание этих детей. На этот вопрос я не мог ответить даже сам себе.

Со всеми этими внезапно навалившимися делами я почти не покидал замок. Даже в Принц-мэнор. К концу месяца я уже чувствовал, как давят на меня стены подземелий. Я все-таки не крот, а живой человек, хотя в последнем утверждении сомневалось большинство моих учеников. Так что подвернувшаяся возможность выбраться в Запретный лес и пополнить запасы ингредиентов пришлась как раз кстати.

Оказалось, что пока я возился со своими змеями, наступила настоящая осень. Да не просто наступила — перевалила за середину. Деревья почти полностью оголили свои ветви. Лишь на вековых дубах трепетали на ветру яркие рыжие листья. Было довольно холодно, но хотя бы дождь, ливший последние два дня, наконец прекратился, небо очистилось. Порадовавшись, как мне повезло со столь редким в это время года погожим деньком, я углубился в заросли, пополнить запасы можжевельника. Середина октября — самое лучшее время для сбора этих универсальных ягод, необходимых в доброй половине лечебных зелий. В это время они достигали полной зрелости. Конечно, можно было купить все в аптеке Лютного, но нельзя поручиться, что ягоды были сорваны по всем правилам, а от этого слишком много зависело. Особенно в лечебных зельях.

К обеду заплечная сумка была полна. Не без некоторого сожаления я закинул свой "улов" на плечо и направился назад к замку. Уменьшать ингредиенты было нежелательно, так что двигался я не торопясь, волоча на себе довольно увесистый груз и вовсю наслаждаясь запахом прелой листвы. Когда до ближайшей опушки оставалось не больше трехсот метров, внезапное ощущение, что за мной кто-то наблюдает из-за ближайших деревьев, заставило меня остановиться и оглядеться. Ошибки быть не могло: ледяные иглы буквально впились в мой затылок, предупреждая о близкой опасности.

Сбросив свою поклажу на землю, я выхватил палочку и огляделся. Тишина. Ничто не нарушало ее в этом оголенном осеннем лесу. Только легкий шорох ветра в мокрых зарослях. Вдруг от ствола исполинского дуба, росшего в паре метров от тропинки, отделилась массивная фигура.

— А ты чуткий, ведьмак! Уважаю.

Высокий, где-то на полголовы выше меня, широкоплечий мужчина сделал пару шагов и застыл, лениво прислонившись плечом к осине. Его лицо, заросшее жёсткой щетиной, светлые с рыжиной волосы и особенно холодные прозрачно-голубые глаза были смутно знакомы. Где-то я видел его, скорее всего, мельком, потому что среди моих знакомых точно не было никого похожего. Он был опасен. По-настоящему опасен. В этом у меня не было никаких сомнений.

— Не узнаешь? Немудрено. Ты же меня человеком всего раз и видел.

— Фенрир Грейбек? — осторожно спросил я

— Собственной персоной, — насмешливо оскалился он. — Вот решил посмотреть на тебя.

— И чем я обязан подобной чести? — нападать он, похоже, не собирался, но расслабляться тоже было бы верхом легкомыслия. Оборотни, подобные моему собеседнику, опасны в людском обличье не меньше, чем в волчьей шкуре.

— Любопытство, ведьмак. Ты неведомым мне способом умудрился выбить дурь из головы моего волчонка. А я ведь пытался добиться этого не один год. А тут — раз, и он с поджатым хвостом у моего порога.

Значит, Люпин внял совету моего отца и решил обосноваться в стае? Что ж, этого следовало ожидать.

— Я ничего не делал. Наверное, он сам так решил, — стараясь казаться равнодушным, ответил я.

Палочку с видимой небрежностью вернул в карман, но руку убирать не стал, готовый в любой момент выхватить ее, если мой собеседник сделает хоть одно резкое движение. Интуиция подсказывала, что с таким противником без палочки было бы справиться очень трудно. Он никак не отреагировал на мои действия, только еще шире улыбнулся и склонил голову набок.

— Думаешь, сам решил? Верится с трудом. Насколько я понял из его скулежа, именно ты посоветовал ему проведать друга в Азкабане? Не отрицаешь? А ваш любимый Дамблдор не захотел ему помочь вытащить этого анимага, и у Люпина наконец слетели розовые очки. Или ты опять макнул его мордой во все это дерьмо? Вижу, что макнул. Правильно сделал. Этого, похоже, было достаточно, что бы окончательно разрушить его иллюзии.

— Значит, сам решать свои проблемы он не стал? Вылез из-под мантии Дамблдора и к тебе рванул? Вполне в его духе. Можешь не благодарить, я не задавался целью возвращения блудного сына в стаю. Мне, честно говоря, вообще наплевать, где обитает этот слизняк.

— Самостоятельно решать проблемы? — Фенрир фыркнул. — Ты это серьезно? Он не умеет, ведьмак. И это не его вина. Римус — омега, его дело идти за стаей. Он — ведомый. В этом нет ничего постыдного, поверь мне. В его природе — всегда искать того, кто его поддержит, и быть с ним рядом, что бы ни случилось. Иначе он не выстоит. Разве ты не замечал? Эти его дружки, потом Дамблдор. К слову, ваш директор чудесно сыграл на его чувствах, когда Римус остался один. Сделал из него комнатную собачку. Не учел только, что при всей слабости омеги очень преданные. До конца. Отказав вызволить последнего друга, Альбус порвал нить, связующую Римуса с ним. Ошибся, наверное, стареет, раньше он не допускал таких промахов. А теперь — поздно, волк в стае.

Что ж, это обстоятельство не могло не порадовать. Значит, одним преданным соратником у Пресветлого интригана меньше. Уже неплохо.

— Значит, теперь тебе придется вытаскивать Блэка из Азкабана? Неужели пойдешь на это, лишь бы Люпин преисполнился благодарности?

— А что делать? Он с ума сходит, а у меня есть кое-какие связи. Может, получится, — пожал плечами оборотень, как будто освобождение заключённого на пожизненный срок ради удовольствия Римуса было самым обычным делом в этом мире.

Да уж. Неожиданный поворот. Особенно меня удивил план Фенрира. Я скорее мог представить попытку штурма Азкабана стаей оборотней — безумие, конечно, но вполне в их стиле. Но какие-то связи? В Министерстве, что ли? Очень разумно с его стороны, ничего не скажешь. Но уточнять я не стал. В конце концов, это не мое дело, как Шавка получит свободу. Гораздо интереснее было другое.

— Знаешь, меня немного удивляет твое трепетное отношение к Римусу, — выдержав паузу, произнес я. — Насколько я помню, ты сам использовал его для кровной мести отцу. А теперь возмущаешься педагогическими методами директора? Не находишь это слегка непоследовательным? Если верить слухам, ты тогда чуть не загрыз ребенка. И точно уж не удосужился спросить Люпина, хочет ли он прожить жизнь оборотня. Может, у него другие планы были?

Грейбек смерил меня долгим взглядом и спокойно ответил:

— Никто не властен выбирать судьбу. Разве у детей спрашивают, хотят ли они появится на свет? А насчёт "чуть не загрыз", — Фенрир оскалил чуть желтоватые клыки, внушительные даже в человеческом обличье. — Поверь, если бы я это планировал, малыш Римус давно был бы на небесах.

Что ж, с этим утверждением не поспоришь.

— А насчёт мести... — продолжил оборотень. — Я подарил мальчишке Силу, чтобы его отец понял всю свою ничтожность. Чтобы он увидел, как его сын становится "злобной бездушной тварью". Я хотел именно так отомстить Лайеллу, но никак не его сыну. Подумай сам: разве высший дар природы может быть наказанием? Он получил свободу. Мощь, какая и не снилась плюгавым фокусникам, мнящим себя волшебниками. Кровавый зов Луны, в конце концов. Ты не поймёшь меня, ведьмак: чтобы понять сладость ночи, надо быть оборотнем. Так что совесть меня не мучает, можешь не стараться, в несчастьях Римуса виноват только он сам. Слишком долго он пытался быть тем, кем быть перестал. Нельзя идти против своей природы.

Что ж, в чем-то он был, безусловно, прав. Хотя и не во всем. Все-таки на некоторые вещи оборотни смотрели совсем под другим углом. То, что среди магов считалось болезнью, они воспринимали как Дар. Но углубляться в философские дебри, стоя в мокром лесу, было неуместно. Поэтому я решил все-таки уточнить цель его визита:

— Что ты хочешь от меня? Не верю, что ты пришел из чистого любопытства.

— Ну почему же? Ты довольно занятный. Никак не могу понять, что с тобой не так. Твой запах отличается от запаха твоих сородичей, — он шумно принюхался и покачал головой. — Занятно, честное слово, — затем продолжил уже совсем другим тоном, не сводя с меня пронизывающе холодный взгляд: — Ты прав, я хотел убедиться, что ты не несешь угрозу. Люпин верит тебе, а это многое значит. Его симпатии не поддаются контролю, он слишком уязвим сейчас. Я должен защитить его. Поэтому и хотел убедиться, что мне не надо уничтожать эту привязанность, пока она ещё не окрепла. Я не допущу больше ошибок, как было с Дамблдором.

Я напрягся. Значит, он мог убить меня при малейшем сомнении? Откровенно, ничего не скажешь.

— Убедился? — я старался говорить спокойно, но руку осторожно опустил поглубже в карман и нащупал палочку. — Мне на хрен не нужен твой щенок вместе с его привязанностью. И верностью. Своих проблем выше крыши.

— Вижу, — оскалился Фенрир. — Не трепыхайся, ведьмак, я тебя не трону. Более того, будет нужда — обращайся. Ты сильный. Сильным лучше иметь друга, а не врага.

— Спасибо. Очень лестное предложение. Но я пока сам справляюсь.

— Сам? От тебя пахнет одиночеством и болью. Ты недавно потерял вожака, волчонок? — вкрадчиво поинтересовался Фенрир.

Я вздрогнул от неожиданности. Неужели все так очевидно, несмотря на все мои ментальные щиты?

— Это не твое дело. Займись своим Люпином. Не хочу тебе грубить, но я не из твоей стаи и вообще не нуждаюсь в опеке.

— Гордый. Боль пройдет. Сила останется. Удачи, ведьмак. Захочешь — найдешь меня. Это не сложно.

Он повернулся ко мне спиной и неожиданно легкой для его массивной фигуры бесшумной походкой направился в глубь леса.

— Почему "ведьмак"? — спросил я, когда он почти скрылся за деревьями.

Он обернулся и смерил меня взглядом.

— Ты не комнатный волшебник. Ты лесной маг. Свободный, как мой народ. Раньше так называли подобных тебе лесных воинов. Их давно нет. Они были нашими врагами, но мне все равно жаль, что их больше нет.

И, не попрощавшись, скрылся за деревьями.

Да уж, мне не хватало только близкого знакомства с оборотнями. К моей коллекции друзей, состоявшей из речных русалок, горных троллей, гоблинов и домашних эльфов! Кто там из магических разумных существ остался? Кентавры, гномы? Лиха беда начало. Будут и среди них.

* * *

С начала учебного года прошло почти два месяца, а меня ни разу не вызвали в гимназию к Азарике. Эта невероятная ситуация, конечно, должна была меня радовать, но я вместо этого испытывал смутное беспокойство. К сожалению, провести телефон в Хогвартс было невозможно. Вернее, чисто технически, наверное, могло получиться, но, по-моему, это было бы уже верхом легкомыслия с моей стороны: провернуть такой финт прямо под носом у Дамблдора. Так что пришлось перевести все звонки в дом Петунии. Она великодушно согласилась отвечать на все вопросы учителей. Вообще, после исчезновения лорда Эварда она была готова выполнить любой мой каприз, как будто я был осиротевшим ребенком. Дурсли, пожалуй, были единственными людьми, с которыми я мог говорить о своей утрате, не скрываясь за холодной стеной равнодушия, но, к сожалению, посещение их уютного дома пришлось отложить на неопределенный период. Кроме моей тотальной занятости, существовала более весомая причина не показываться там. Гарри не должен был меня запомнить. Нельзя вечно морочить ребенку голову при помощи очков-артефакта. При всей безопасности их постоянное ношение не могло быть особенно полезным для него, так что я принял решение не попадаться на глаза мальчику. А если этого нельзя будет избежать — предупреждать о своем визите заранее. Средством сообщения для этих целей стала неприметная сова, которую я преподнес Петунии в нашу последнюю встречу. И Лакомка быстро стала всеобщей любимицей. Она прекрасно справлялась со своими обязанностями, легко преодолевая немаленькое расстояние между домом на Тисовой улице и Хогвартсом, несмотря на то, что семейство Дурслей ее просто безбожно закармливало деликатесами и птица уже через пару недель стала чем-то внешне напоминать Вернона.

В общем, вне стен Хогвартса все было более-менее тихо и мирно. Но за пару дней до конца октября затишье подошло к концу.

Вечером, после занятий, Азарика пришла ко мне в кабинет, где я корпел над проверкой эссе пятого курса, и молча забралась ко мне на колени. Вздохнув, она уткнулась носиком мне в грудь и затихла.

— Что-то случилось, зайчонок? — осторожно переспросил я.

— Тебя в школу вызывают. Завтра. К директору, — прошептала она и подняла наполненные слезами глаза. — Северус, разве помогать влюбленным — это плохо?

— Что?! Каким влюбленным? Ты в кого-то влюбилась? — глядя на эту насупленную кроху, я не мог сдержать улыбки. Влюбиться в неполные семь лет — это было уже что-то сверх моего понимания.

— Да не я! Я только тебя люблю! — сердито прервала мои неуместные фантазии малышка. — Это Лиззи. Ей уже почти десять лет. Она взрослая.

— Ну, если почти десять, тогда конечно, — я прижал Азарику к себе поближе и поцеловал в кудрявую макушку. Слава богу, выходить замуж она пока не собиралась. — И в кого эта самая Лиззи влюбилась?

— В учителя ботаники. Он ничего так, красивый, — совсем взрослым голосом, явно подражая кому-то из взрослых девочек, добавила моя малышка.

— И зачем меня к директору вызывают? Вы его силком к венцу тащили? — не выдержав, рассмеялся я.

— Нет, — совершенно серьезно ответила Азарика. — Мы решили ему романтический сюрприз устроить. А ему почему-то не понравилось. А на стоянке, оказывается, камера была, и нас засекли. И этот мистер Роджерс нас директору сдал. А еще красивый, называется!

Она презрительно фыркнула и неуверенно посмотрела на меня.

— Ты ведь не сердишься, Северус? Я помню, что обещала хорошо себя вести! Я же не виновата, что он совсем не романтичный!

— Я не сержусь, — заверил я непоседу. Действительно, ребенок почти два месяца продержался — окна можно не считать — это при ее характере практически подвиг. — Ты только мне подробно расскажи про этот сюрприз, а то я ничего не понял.

История оказалась короткой, но очень смешной. Честное слово, я ржал как ненормальный, хотя это, конечно, очень непедагогично. Итак, Лиззи, с которой, несмотря на довольно значительную разницу в возрасте, Азарика подружилась еще в прошлом году, влюбилась в этого самого довольно красивого мистера Роджерса. Она страдала почти месяц. Рисовала ему сердечки, лучше всех отвечала на его уроках, даже один раз подбросила ему ромашку в портфель. Но он никак не реагировал на столь пылкие проявления чувств. А ромашку даже выбросил. Тогда в голову моей гениальной воспитанницы пришел дерзкий план, как поразить преподавателя прямо в сердце. Нужно было ни много ни мало подбросить в новенькую машину несчастного учителя стаю белых голубей. Должно было получиться очень красиво: он открывает дверцу, а ему навстречу вылетает стая белоснежных птиц.

Основным препятствием на пути осуществления этого грандиозного плана было почти полное отсутствие белых голубей. Вот серые были. И коричневые. И черные с белым. А вот белых — всего пара штук. Но выход был, разумеется, найден. Простой и очень эффективный. Пока Азарика приманивала и ловила птиц, — а голуби, как и многие животные, беспрекословно шли на ее зов — Лиззи и их третья подружка, Бетан, посыпали несчастных пернатых мелом и помещали в большую спортивную сумку. Когда пташек набралось около тридцати штук, девчонки решили, что этого вполне достаточно, и направились на автостоянку. К счастью, или на беду, тут уж как рассуждать, переднее окно машины оказалось слегка открыто. Вполне достаточно, чтобы беспрепятственно пропихнуть слабо трепыхающегося голубя. Когда последняя пташка была водворена в салон машины, щель предусмотрительно заклеили скотчем, чтобы птички не улетели раньше времени. И засели в ближайших кустах в ожидании мистера Роджерса.

Учитель пришел через полтора часа...

Что сделали голуби с салоном его новенькой машины за это время, остается лишь гадать. Когда он открыл дверцу и ему в лицо полетели перепачканные мелом голуби, девочки услышали много новых слов. Очень много новых слов. Так много, что решили из своего укрытия не выходить. И теперь мне, а также родителям Лиззи и Бетан предстояло уплатить за чистку машины и за моральный ущерб. А Лиззи мистера Роджерса больше не любила.

Что ж, девочку вполне можно было понять. Романтики в этом человеке не было и следа.