Тёмная сторона луны (джен)

Остаток дня и воскресенье слились для Гарри в один бесконечный день с перерывом на сон. Он даже не помнил, как и когда ел — вероятно, во время бесконечных совещаний и бумажной работы. А ровно в шесть вечера воскресенья Робардс вошёл к нему в кабинет без стука, одним взмахом палочки сложил все бумаги со стола с папки и захлопнул их и велел:

— Иди домой.

— А когда меня уволили, а тебя опять назначили? — озадаченно спросил Гарри.

— Только что, — Робардс указал ему на дверь. — Тебе надо выспаться и дать мозгу отдохнуть.

— Надо, — согласился Гарри, тоже одним взмахом палочки вновь раскладывая на столе бумаги. — Сейчас закончу — и домой. Полчаса дай?

— Бери, — согласился Робардс, демонстративно усаживаясь на диван и увеличивая вытащенную из кармана папку. Затем он сотворил в воздухе большие часы с одной стрелкой и циферблатом, разделённым на тридцать делений, и углубился в чтение — а стрелка бесшумно сдвинулась с нуля на единицу.

— Произвол, — пробурчал Поттер, пряча улыбку. А ведь когда-нибудь Робардс всё-таки уйдёт в отставку… Думать об этом ему всегда было грустно, и он просто надеялся, что случится это ещё очень нескоро.

Гарри в самом деле всё закончил за обещанные полчаса, после чего Робардс с самым суровым выражением лица буквально отконвоировал его к лифтам.

— Чувствую себя курсантом, — пошутил Гарри.

— Иди-иди отсюда, — велел Робардс, подталкивая его к открывшимся дверям. — Пойду Кута выставлю.

— А что Грэм с Сандрой? — спросил Гарри, уже зайдя в лифт.

— Не твоя забота, — Робардс помахал ему рукой.

Так что домой Гарри вернулся хотя и усталым, но в хорошем настроении. И застал в гостиной семейное чаепитие: в центре стола стоял большой торт, нарядный и изысканный, вокруг которого весело прыгали шоколадные лягушки, а вокруг стола собралось всё большое семейство Уизли. У Гарри замерло сердце: неужели он опять забыл, на сей раз — о семейном торжестве? Какое сегодня число?

Мерлин! Одиннадцатое августа!

Его словно оглушили. Он не в первый раз в пылу работы забывал о чьём-то дне рождения — но обычно ему удавалось вспомнить о нём в середине дня. А тут…

— А мы думали, что не дождёмся! — весело сказала Джинни, вставая ему навстречу. Радостная, в своём любимом зелёном шёлковом платье, она выбралась из-за стола и, обвив его шею руками, едва слышно шепнула: — Повторяй за мной: с днём рождения, Джин!

— С днём рождения, — послушно повторил он, чувствуя, что мучительно краснеет. Как же так? Он ведь помнил, он весь год помнил, и ещё вчера он помнил тоже — но сегодня утром он проспал и убегал на работу второпях, а потом… потом…

— Спасибо! — радостно воскликнула Джинни, расцеловывая его и тихо хихикнув: — А-а! Забыл-таки?! Т-с-с, а то мама тебе голову открутит!

— Мы всё понимаем, — сказал Артур. — И оставили тебе немного баранины.

— На рёбрышках, — Джинни восторженно закатила глаза и облизнулась. Она так и стояла, обнимая мужа за шею и загораживая его от всех остальных, давая Гарри возможность прийти в себя и дожидаясь, пока выдающий его с потрохами румянец сойдёт хотя бы отчасти. — Мама сделала — я думала, я лопну, но остановиться не могла.

— Спасибо, — одними губами прошептал Гарри. А вслух сказал: — Я ужасно опоздал и готов понести справедливое наказание. Но прежде, — добавил он уже с улыбкой, — я прошу минуту, чтобы принести подарок.

— Бери даже две, — щедро предложила Джинни, отпуская его и садясь обратно.

— Вообще, ты не опоздал, — сказал Билл. — Самое главное ещё не ели.

— Это мама сделала, — добавила Виктория, указав на торт.

— Тогда точно не опоздал, — согласился с нею Гарри, идя к дверям.

— А мы завтра все придём! — сообщил ему Билл, а Флёр добавила:

— Мы взяли выходной.

— Ну, позориться — так уж глобально, — засмеялся Гарри. — Приходите. Только я предупреждаю о сюрпризах. Не уверен, что приятных.

Вот и славно. Гарри был почти уверен в том, что так будет — но одно дело уверенность, а другое — знание. Значит, детей просто можно будет посадить в середине — и отправить парочку своих ребят приглядеть за ними, посадив их рядом выше. Конечно, вряд ли кто-то рискнёт напасть прямо в зале — но, с другой стороны, мало ли. Что угодно может быть.

Впрочем, думать он об этом будет завтра. Может он сегодня просто посидеть с семьёй? И жену поздравить? Напряжённая работа давно приучила Гарри покупать подарки заранее — иногда и за полгода, — сразу же красиво упаковывая их, а после пряча в кажущимися ему порой бесконечных комнатах четвёртого и пятого этажа. И сейчас он, достав из тайника обёрнутую золотой бумагой коробку, быстро переоделся и, вернувшись в гостиную, первым делом увидел обнимающихся Джинни и Сириуса.

— Гарри, смотри, кто пришёл! — радостно воскликнула она, оборачиваясь к мужу и нетерпеливым жестом подзывая его к ним.

— Вижу, — Гарри подошёл к ним. Джинни немедленно притянула его к ним, и они обнялись — втроём.

— С днём рождения, — проговорил Гарри, когда они разомкнули объятье, и вручил ей свой подарок. Сириус сделал то же самое, и пока она относила их к груде других коробок, пакетов и коробочек, сказал Гарри негромко:

— Я хочу поговорить. Потом, наверное.

— Давай, — кивнул Гарри, чувствуя, как болезненно сжимается его сердце.

И всё же, несмотря на это, вечер вышел очень тёплым. Разошлись все к десяти, и когда из гостей остался только Сириус, Джинни как-то незаметно увела детей из комнаты и Гарри с ним остались, наконец, наедине.

— Я всё думал, — сказал Сириус, садясь на диван, — думал, думал… а потом мне надоело. Так, как вы живёте, не смогу — и не хочу. Но и дома прятаться сычом — идиотизм. В общем, — он потёр ладони друг о друга, — я решил уехать. Я же нигде не был — вот поезжу, посмотрю… может, решу что. Или где осяду.

— Ты не вернёшься? — тихо спросил Гарри, и Сириус поморщился:

— Слушай, хватит разводить трагедии. Они мне вот где, — он провёл по шее ребром ладони. — Может, и вернусь. Не знаю. Ничего я не хочу решать заранее. Но вообще, вернусь, наверное. Ну и письма же писать никто не запрещает.

— И когда? — спросил Гарри, вымученно улыбаясь.

— Ну, завтрашний суд я не пропущу, конечно, — хмыкнул Сириус, на мгновенье становясь совершенно прежним. — Интересно всё-таки поглядеть, каким ты стал аврором.

— Здорово, что ты придёшь, — на сей раз Гарри улыбнулся очень искренне. — И вообще… Наверное, это хорошая идея. Поездить по миру.

— Я додумался, что теперь сам себя в темницу заточил, — сказал Сириус. — И двери запер. Глупо.

— Глупо, — подтвердил Гарри. С каждой секундой идея Сириуса нравилась ему всё больше. В самом деле, он же ведь как угодил в тюрьму в двадцать один год, так и просидел то там, то на Гриммо большую часть сознательной жизни. Хотя был ведь год, когда он как раз где-то странствовал — и, кажется, тогда Сириус чувствовал себя прекрасно. И вообще, все говорят, что такие вещи отлично помогают восстанавливаться. И даже если Сириус решит осесть где-то далеко, порталы, да и аппарацию никто не отменял. Если он вообще захочет видеть Гарри, они найдут способ. Может, так и лучше: там, по крайней мере, у Сириуса перед глазами не будет вышедших на свободу Пожирателей, да и Гарри рядом с ними видеть он не будет. И если захочет, сможет вообще о них не думать — не самый лучший способ взаимодействия с реальностью, конечно, но разве Сириус не заслужил душевного покоя, пускай даже и полученного таким способом?

Они замолчали. О чём думал Сириус, Гарри не знал, а сам он смотрел на сидящего рядом с ним человека и с грустью понимал, что на самом деле они оба очень плохо знают друг друга. И если Сириус хотя бы не изменился с той поры, когда они общались, то в самом Гарри наверняка осталось очень мало от того пятнадцатилетнего подростка, которым знал его когда-то Блэк. Пятнадцать… Его Джеймс был всего лишь на год младше. А самому Сириусу в то время было примерно столько же, сколько самому Гарри сейчас… Мерлин — да они, по сути, вовсе не знакомы! Каким станет Джеймс через четверть века, Гарри даже не пытался представлять, прекрасно понимая, что за такой срок человек может измениться почти до неузнаваемости. А ведь они с Сириусом толком так и не успели узнать друг друга — а ещё он видел в Гарри, прежде всего, сына Джеймса. То есть они, по сути, оба любят фантомов, выдумку, не имеющую ничего общего с реальностью.

— Эй, — сказал Сириус. — Я портрет отдам перед отъездом.

— Хочешь — забери с собой, — предложил Гарри. — Потом отдашь.

— Не знаю, — неожиданно сказал Сириус. — Хочу, конечно. Но... Ты знаешь, — он взъерошил свои волосы, — я там одно время проводил все дни. В картине. И чем дальше — тем меньше мне хотелось возвращаться. Какой смысл уезжать тогда?

— Никакого, — согласился Гарри — и вдруг крепко-крепко его обнял. Сириус ответил, и они сидели так довольно долго.

А потом Сириус отпустил его и спросил:

— Что там с завтрашним процессом? Что я хоть увижу?

— Оборотня ты увидишь… егеря, — сказал он — и сообразил, что егеря для Сириуса должны быть абстракцией. Нет, наверняка он уже знает, кто они таки, но никакой личной ненависти у него к ним нет: ей просто неоткуда взяться, потому что он их просто не застал. — Бывшего, конечно.

— С которым ты, конечно, дружишь, — Сириус скривился.

— Я с ним работаю, — ответил Гарри.

— Скажи, — спросил Сириус, помолчав, — у тебя вообще есть нормальные друзья? Не из бандитов и убийц?

— Тебя надо познакомить с Грэмом, — Гарри даже замер, осенённый этой мыслью. — Он тебе понравится! Он аврор, — добавил он под настороженным взглядом Сириуса. — Один из самых лучших! Начальник… был и уже почти снова — отдела Особо тяжких.

— Вы друзья? — с сомнением спросил Блэк.

— Пожалуй, — кивнул Гарри. — Не такие близкие, как с Роном или с Гермионой, но пожалуй. Хочешь — приходи завтра ко мне после процесса, — предложил он. — Мы обычно празднуем здесь… или наоборот, в зависимости от результата. Вот и познакомишься. Правда… — он замялся, и когда Сириус нетерпеливо спросил:

— Да что ещё-то?! — добавил:

— Грэхем слизеринец. Извини, — он развёл руками.

Сириус картинно сплюнул, и они, переглянувшись, рассмеялись.