Леса, полные пророчеств (гет)

Зимние дни окутывали леса и поля Англии, по которым с места на место перемещались Гарри, Ремус и Гермиона. Иногда они уже путали, где бывали раньше, но хорошие и безопасные места для стоянки Люпин обязательно отмечал в ежедневнике, чтобы вернуться по координатам, если потребуется.

Как ни старались они сбежать от снега, перемещаясь все южнее, пару раз снегопад настигал их совершенно внезапно. Однажды Ремусу и Гарри пришлось даже откапывать палатку от снега вручную. После этого Гермиона, помимо прочих заклятий, стала накладывать на палатку усиленный Импервиус, и в сугробах они больше не просыпались.

С едой тоже был порядок: кушали хоть и просто, но сытно. Расходовали собственные запасы и наведывались под мантией-невидимкой в небольшие магазинчики. В такие вылазки Гермиона обязательно ходила с кошельком и непременно оставляла хоть немного денег.

Очередное полнолуние выдалось на середину декабря. Люпин уже ушел в полюбившуюся ему хижину, попрощавшись с Гарри и Гермионой и оставив их в палатке вдвоем. Гарри нездоровилось: его продуло во время последнего ночного дежурства, но вида он старался не подавать. После ужина он около часа собирался с мужеством, чтобы выйти на улицу, и лежал на кровати, бесцельно пялясь в потолок. Гермиона внимательно наблюдала за ним в течение вечера и в какой-то момент присела рядом на кровать.

— Гарри Поттер!

Гарри вздрогнул, и она немного тише добавила:

— Ты выглядишь не очень хорошо.

— Так и есть, — ответил Гарри и приподнялся, чтобы сесть.

После смены положения ему пришлось шмыгнуть носом, и на Гермиону это подействовало совершенно магически: она бросилась за сумочкой и в считанные секунды достала оттуда несколько склянок.

— Выпей на ночь, — она выдала ему пузырьки с зельями.

Гарри еще с учебы в Хогвартсе не любил посещать Больничное крыло, а особенно —вливать в себя лечебные микстуры мадам Помфри. Но за эту осень он простужался уже несколько раз и успел испытать на себе всю прелесть заботы Гермионы, возомнившей себя, очевидно, медсестрой. Гарри же казалось: организм просто требовал отдыха. Ему хотелось отлежаться пару-тройку дней, а не пичкать себя Бодроперцовым зельем. И все же он понимал, что Гермиона действует справедливо, не давая ему совсем разболеться.

Гарри вздохнул и взял пузырьки.

— Спасибо, Гермиона.

Она потянулась к нему и сняла с шеи Гарри медальон.

— Я возьму его.

— Ты его весь день носила, — возразил Гарри, но забирать крестраж обратно не спешил.

Гермиона тут же спрятала цепочку в бисерную сумочку. С помощью магии она сделала внутри специальный кармашек, чтобы мгновенно дотянуться до медальона, когда тот потребуется. Почему-то они прятали медальон в сумку крайне редко, чтобы не терять доступ к крестражу.

— Профессор Блэк его не заметит? — решил уточнить Гарри, вспоминая любопытство Финеаса Найджелуса.

Они несколько раз доставали его портрет из сумки, интересуясь хогвартскими новостями. Мистер Блэк был не особенно приятным собеседником и большую часть времени возмущался темной повязкой, которую Гермиона колдовала каждый раз, когда раму доставали из сумки.

Гермиона пожала плечами. На ее губах дрогнула улыбка, а затем быстро исчезла. После ухода Рона она вообще улыбалась намного реже.

— Я могу подежурить ночью.

— Думаю, мы оба можем остаться тут, — предложил Гарри. — Там холодно.

— Да, знаю, — она пожала плечами. — Наверное, я опять проснусь рано, тогда и выйду на улицу.

Гарри взглянул ей в глаза.

— Почему ты встречаешь Ремуса после каждого полнолуния? — вдруг спросил Гарри.

Он спокойно к этому относился, но ему было интересно, зачем Гермионе наблюдать за обратной трансформацией Люпина и ее последствиями.

Гермиона в задумчивости посмотрела на Гарри.

— Я и сама не знаю. Просто считаю, что мне это нужно.

— Извини, я не совсем понимаю, — Гарри помотал головой. — Я не против, мне лишь интересно.

— Мне хочется помочь ему, — Гермиона вздохнула и посмотрела на друга. — Ты же знаешь меня. Я не могу спокойно лежать в постели всю ночь, зная, какую боль где-то неподалеку испытывает Ремус. Хотя единственное, чем я ему помогаю — лишь приношу кофе, чтобы у него хватило сил вернуться сюда.

Гарри усмехнулся. В этом была вся Гермиона — жаждущая помочь и разделить проблемы друзей, облегчив их ношу.

— Я даже не уверена, что ему это нужно, — тихо добавила она. — Хотя, возможно, Ремус просто слишком вежлив.

— Думаю, после тяжелой ночи увидеть тебя с кофе — это очень здорово. Рем будет дураком, если осмелится прогнать тебя.

Они обменялись скромными улыбками. Гарри под внимательным взором Гермионы выпил один пузырек зелья. Уже через пару минут микстура подействовала: ему захотелось лечь, укрыться одеялом и уснуть.

— Знаешь, когда все закончится… Я хочу справедливости по отношению ко всем существам магического мира. Именно такой должна стать политика Министерства магии.

Гарри моргнул пару раз, пытаясь уяснить смысл сказанного Гермионой.

— Думаю, заняться реальными проблемами оборотней и других существ — это лучшее, чем я смогу заняться после войны, — пояснила она, заметив непонимание в глазах друга.

— Здорово, Гермиона, — Гарри был приятно удивлен ее рассуждениям о будущем. — И меня радует, что ты используешь слово «когда», а не «если».

Она мягко ему улыбнулась.

— Я люблю быть уверенной в том, что делаю.

— И ты уверена? — переспросил Гарри. — В том, что все это небесполезно?

Гермиона молчала всего секунду:

— Конечно.

Гарри заметил: она ответила, чуть запнувшись, но он не стал заострять внимание на этом. Гермиона до сих пор оставалась с ним, и Гарри был уверен в ее преданности.

— Спокойной ночи, — Гермиона сжала ладонью руку Гарри, а затем встала с кровати и ушла к себе.

Как и предполагала, она проснулась незадолго до рассвета и стала собираться. Гермиона наскоро сделала несколько бутербродов и заварила кофе, сняла с себя крестраж и положила его на стул рядом с кроватью Гарри. Тот спал, отвернувшись к стене, поэтому Гермиона не стала подходить близко, чтобы не разбудить его.

Гермиона вышла на улицу и, вдыхая морозный воздух, осмотрела пространство вокруг себя и палатки. Она еще раз обновила несколько защитных заклинаний и поспешила перейти барьер: если они с Ремусом разминутся, ему не пробраться назад.

Она не стала отходить далеко, чтобы трансгрессировать. Уже через минуту Гермиона исчезла из утреннего зимнего леса с характерным хлопком.

* * *

Ремус после обращения всегда чувствовал сильную сухость во рту. Даже напившись вволю в обличье волка, он все равно каждый раз чувствовал невыносимую жажду, превратившись обратно в человека.

Эти ощущения стали частью его жизни, и он привык держать небольшую фляжку с водой в кармане пиджака или мантии. Тренируясь с чарами незримого расширения на шкатулке Сириуса, Ремус испробовал их еще и на фляжке — теперь воды туда входило намного больше. Люпин осушил фляжку и вздохнул, глядя перед собой на тлеющие угли в камине.

Ночь прошла спокойно, но давящее чувство собственной никчемности захватывало его каждое полнолуние. Неполноценность, которую Ремус ненавидел в себе, опустошала его всякий раз, когда наступало время очередной трансформации, и именно поэтому он чувствовал себя разбитым. Люпин знал, что должен до конца принять свою волчью сущность, но до сих пор не мог этого сделать. В этом он честно признавался себе и тем, кто по-настоящему ему дорог.

С самого детства Ремус знал: болезнь всегда будет мешать занять достойное место в обществе. С такими пессимистичными установками он прожил до тридцатисемилетнего возраста — практически половину среднестатистической жизни — и не решался требовать большего от людей вокруг. Подпольная работа в Ордене Феникса и, благодаря Дамблдору, целый учебный год в Хогвартсе в статусе преподавателя — этим Люпин гордился, хотя верил, что способен на большее.

Резкая боль в спине вернула Рема к настоящему. Он забыл взять мазь, которую накануне ему оставила в палатке Гермиона, и сейчас довольствовался лишь несколькими заклинаниями, что смог сам наложить на раны. Те заживали быстро, но причиняли изрядную боль.

В его мыслях опять всплыл образ Гермионы. Здесь, в заброшенной хижине, не так давно она заботливо предлагала ему воспользоваться лечебной мазью, а он отчего-то вопреки всякой логике воспротивился и бездумно отказался. Ремус невольно улыбнулся, задумавшись о Гермионе: ему было интересно, придет ли она к нему еще раз. Зачем она это делала, он не понимал, но всякий раз радовался ее появлению.

Ремус взял фляжку и обнаружил, что вода закончилась. Он чертыхнулся, а затем услышал громкий стук в дверь.

Он подскочил и, сделав пару шагов, понял, что забыл одеться. Ремус сдавил палочку в руке покрепче и лишь запахнул рубашку, прежде чем выглянуть в окно: как он и думал, неожиданным гостем оказалась...

— Гермиона, — сказал Ремус вместо приветствия, открывая дверь.

— Доброе утро, — она выдохнула морозный воздух в теплое пространство дома.

— Заходи, — Ремус на мгновение засмотрелся на румяные щеки Гермионы, а затем скорее пропустил ее внутрь и, оглядевшись, быстро наложил парочку защитных заклинаний, после чего закрыл дверь.

Гермиона уже подошла к столу и достала из сумочки термос, бутерброды и, конечно же, забытую Люпином мазь. Ремус наскоро застегнул рубашку и натянул поверх нее свитер. Тот местами растянулся, но Ремус его очень любил за традиционный цвет Гриффиндора — бордовый.

Спустя пару минут Гермиона протянула Ремусу кружку с горячим кофе, и он принял ее, рассматривая сквозь легкую дымку саму Гермиону.

— Ты в порядке? — спросил Ремус, заметив, что она немного нервничает.

— Да, — Гермиона быстро кивнула. — Гарри вчера заболел, и я оставила его одного...

— Зачем же ты тогда снова пришла? — в голосе Ремуса послышался небольшой упрек, хотя на его губах играла улыбка. — Нужно было остаться в палатке.

Она пожала плечами и отпила немного кофе.

— Ты не оставил мне выбора, — Гермиона показала ему баночку с мазью. — Ты ведь и сам знаешь, что ее нужно наносить сразу после обращения.

— Конечно, знаю. Когда я обнаружил, что забыл ее, то вылечил раны заклинанием и настроился потерпеть несколько часов, пока боль не утихнет, — он сделал еще один большой глоток и взглянул на часы. — Нам пора собираться. Я хотел уйти пораньше.

Гермиона вопросительно взглянула на него.

— Я заметил, что здесь кто-то останавливался за прошедший месяц. Не хочу подвергать нас опасности — думаю, лучше не задерживаться.

Они закончили трапезу, и Гермиона убрала термос в сумку. Ремус отправил остальные вещи в свой рюкзак и вернул мазь Гермионе.

— Исключено, — она взяла банку, но помотала головой. — Я помогу тебе, это не займет много времени.

— Я же объяснил, почему не хочу задерживаться.

— Ремус, ради Мерлина, я не позволю тебе терпеть эту боль, — Гермиона отбросила шарф, который уже почти обмотала вокруг шеи, и уставилась ожидающим взглядом на Люпина.

Ремус уже почувствовал головную боль — прежде всего от воспоминания, какой Гермиона может быть упрямой. Он смиренно вздохнул и опустился на диван. Снимая свитер, он поморщился от жжения в районе позвоночника. Гермиона села рядом, и Ремус задрал рубашку, с трудом сдерживая хриплый стон.

— Ох.

Гермиона не смогла удержаться от вздоха, наполненного сочувствием: вид затягивающийся кожи после раны ее слегка шокировал, но лишь потому, что она никогда раньше не сталкивалась с подобными увечьями. Через секунду она уже осторожными движениями накладывала мазь на поврежденную кожу, а Ремус зажмурил глаза и постарался отбросить сомнения, просто принимая собственные эмоции в данный момент.

— За свою жизнь редко кто осмеливался проявить такую заботу... ко мне, — все же сказал Люпин, ощущая, как саднящая кожа успокаивается. — В детстве меня, конечно, поддерживали родители, особенно мама... В Хогвартсе мне помогала с восстановлением мадам Помфри.

— А друзья? — заинтересованно спросила Гермиона.

Теперь она рассматривала следы от раны — после нанесения лечебного крема кожа стала выглядеть намного лучше.

— Они помогали мне пережить трансформацию, но об ее последствиях обычно не задумывались. После Хогвартса мы были заняты борьбой с Пожирателями Смерти, и я не успевал возвращаться к родителям после полнолуния.

Он вздохнул.

— После гибели Джеймса и Лили мир для меня словно рухнул. Я потерял их всех и просто жил отшельником несколько лет. Незадолго до побега Сириуса я вернулся домой, а Дамблдор узнал об этом и пригласил меня в школу.

Ремус едва улыбнулся: отчего-то ему вспомнилось знакомство с Гарри, Роном и Гермионой в купе Хогвартс-экспресса.

— За все это время никто и не думал, что можно как-то помочь. Я привык и всегда справлялся сам. Поэтому, Гермиона, мне нелегко принять твою помощь, — сказал Ремус, немного повернув голову, — хотя я искренне благодарен за нее.

Гермиона проводила волшебной палочкой над затягивающийся раной, запечатывая ее и усиливая действие мази. Шепча заклинания, она с легкой улыбкой слушала Ремуса, понимая, что минута откровенности не будет бесконечной.

Он повернулся к ней сразу же, как почувствовал, что она завершила работу. Ремус натянул рубашку обратно и надел кофту, тут же отметив, что резкие движения больше не причиняли боли.

— И мне до сих пор не совсем понятно, зачем это тебе, — сказал он, застегивая кардиган. Внезапно его руки опустились, когда шальная идея нарушила ход его мыслей: — Надеюсь, я — не какой-нибудь научный проект?

Только Мерлин знал, почему Ремусу пришла в голову подобная мысль. Гермиона удивилась и даже на секунду потеряла дар речи: отчасти Люпин был прав.

Гермиона подошла ближе и обратила внимание, что в спешке он перепутал пуговицы. Она чуть усмехнулась, чтобы сгладить возникшее молчание. Сделав еще пару шагов навстречу, она легким и аккуратным движением застегнула пуговицы на кофте Ремуса в правильном порядке.

— Ты — друг, а не научный проект, — твердо сказала Гермиона и улыбнулась. — Здесь и сейчас нам необходима помощь, ведь так? Кто мы без друзей?

Она моргнула и отступила на шаг назад, замечая в глазах Люпина нечто необъяснимое, теплое и загадочное — что-то, похожее на искреннюю благодарность.

— После всего, что ты рассказал, я очень хочу, чтобы ты обрел веру в себя. Ты достоин другой, лучшей жизни, которая обязательно наступит, когда все это закончится.

Гермиона легко взмахнула руками вокруг себя, что означало — и он, и она это поняли — неопределенность.

— Разве сейчас можно так уверенно говорить о будущем? — спросил Ремус, хватая в одну руку куртку, а в другую — рюкзак.

— Неразумно не думать о нем, Ремус, — ответила Гермиона, тоже готовясь выйти на улицу.

— Мы на войне, Гермиона, — он взглянул ей в глаза, — неразумно быть уверенным даже в том, что мы останемся в живых.

— Ну нет, — быстро покачала головой Гермиона, — в этом как раз я уверена, иначе какой смысл бороться?

Ремус заметил, как в ее глазах блеснул огонек: Гермиона даже сейчас оставалась смелой и дерзкой гриффиндоркой. Она была уверена в себе, хотя и казалась, на первый взгляд, правильной девочкой-отличницей. Такой когда-то узнал ее Ремус на уроках в Хогвартсе. В ночь их столкновения в Визжащей хижине и бегства Питера Петтигрю Люпин однозначно понял: в Гермионе скрыто намного больше, чем он мог представить, составляя мнение о ней в течение учебного года.

Теперь он вновь увидел совершенно отчетливо внутреннюю опору в Гермионе, и та давала ей уверенность в будущем. Огонь внутри Гермионы сиял, даря тепло и тем, кто находился рядом. Но война жестока, и потери не исключены — Люпин надеялся, что Гермиона Грейнджер сумеет сохранить внутри себя свет, способный привести даже в темные времена к чему-то прекрасному.

Они вышли на улицу, и Ремус закрыл за собой тихо скрипнувшую дверь, а затем запечатал ее заклинанием. Он оглянулся и заметил, что Гермиона стоит на крыльце и смотрит на озеро, уже покрытое льдом. Белая равнина раскинулась перед домом и радовала красотой и совершенством. Солнечный свет едва пробирался через деревья, отчего снег местами мягко мерцал, словно россыпь драгоценных камней.

— Здесь красиво, — вслух отметила Гермиона, вдыхая морозный воздух.

— Да, — согласился Люпин, встав рядом и положив руки на перила. — Даже немного жаль, что я больше не вернусь сюда.

— Это точно?

— Да, — уверенно сказал Ремус. — Не стоит рисковать. К следующему полнолунию я подыщу другое место.

— А зелье? — вдруг спросила Гермиона, вздрогнув.

— Хватит еще на один месяц. Затем я что-нибудь придумаю.

Гермиона отвела взгляд, всматриваясь в застывшее озеро.

— Мне жаль, что мы не нашли всех ингредиентов.

Люпин усмехнулся.

— Это не твоя вина.

Она пожала плечами и опустила голову, рассматривая свои руки. Кожа от постоянного холода стала сухой и потрескавшейся, и Гермиона с трудом сглотнула от неприятных ощущений. Она уже дала себе обещание, что выдержит эту войну до конца, несмотря на условия их скитаний. Кроме нее никто не был уверен в их скором возвращении и победе над темными силами — Ремус и Гарри уже признались ей в этом.

— Кажется, нам пора, — сказал Люпин и повернулся к Гермионе. — Трансгрессируем прямо отсюда?

— Конечно, — она подала ладонь, и Ремус сжал ее прохладные пальцы.

Гермиона успела почувствовать тепло рук Ремуса: она удовлетворенно вздохнула, ощутив себя рядом с ним в безопасности, а затем сосредоточилась и взмахнула волшебной палочкой. Через секунды они вдвоем исчезли с картины одинокого дома у озера в зимнем лесу.

* * *

Ремус и Гермиона переместились посреди лесной тропинки и быстрым шагом направились к палатке, о чем-то тихо переговариваясь. Они едва переступили барьер, как вдруг из палатки выскочил Гарри с поднятой волшебной палочкой:

— А, это вы! — воскликнул он и опустил руку.

— Что случилось, Гарри? — спросила Гермиона, подходя ближе. — Как ты себя чувствуешь?

Гарри отмахнулся и показал в сторону.

— Несколько минут назад здесь проходили егеря, — сказал он. — Смотрели так, будто что-то заметили.

— Гермиона установила усиленную защиту, — Люпин обернулся и посмотрел по сторонам, — я не видел палатку, пока не перешагнул через барьер.

Гарри покачал головой.

— Я не думаю, что они рассмотрели место стоянки. Но вели они себя подозрительно: возможно, они знают, что мы прячемся в лесах.

Он задумался на несколько секунд, а затем посмотрел на Гермиону:

— Кстати, я в порядке. Благодаря тебе и твоим зельям.

Та ответила ему легкой, секундной улыбкой, а затем подошла к палатке.

— Они нас не увидят. Но если вдруг решат проверить место, где стоит палатка, на прочность с помощью магии — защита может рухнуть.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — обнадеживающе сказал Ремус. — Я немного отдохну, и можем переместиться в другое место.

— Хорошо, — с облегчением кивнул Гарри и пошел вслед за Люпином в палатку.

Вечером того же дня они были уже совершенно в другом лесу, и Гарри задумался, как реализовать одну свою идею...

— Послушайте, — обратился он вскоре к Ремусу и Гермионе.

Однажды после ужина они втроем рассматривали карту окрестностей, которую позаимствовали из магазинчика неподалеку.

— Я бы хотел посетить Годрикову впадину. Возможно, это немного неразумно и самонадеянно…

Гермиона чуть не выронила из рук карандаш, а Ремус заинтересованно посмотрел на Гарри.

— Ты прав, это неразумно! — воскликнула Гермиона, а затем опустила взгляд: — Хотя я тоже об этом думала.

Теперь взгляд Люпина перекинулся и на Гермиону.

— У меня больше нет идей, где стоит побывать, — пояснил Гарри.

— Это место, где Сам-знаешь-кто потерял свое могущество, — задумчиво произнесла Гермиона. — И именно там нас может ожидать ловушка, Гарри.

Тот вздохнул, бросая взгляд на карту на столе. Еще одна идея пришла ему в голову, и Гарри в один миг достал из-за пазухи сложенный пергамент. Он расправил карту с помощью палочки и тут же сказал:

— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость!

Приветственная надпись гласила: «Лунатик, Бродяга, Хвост и Сохатый с превеликим удовольствием и гордостью представляют свое гениальное изобретение — Карту Мародеров», и тут же на пустом пергаменте проступили чертежи Хогвартса и двигающие точки с именами.

Гермиона расправила пергамент, чтобы карта влезла на стол, а затем непонимающе уставилась на Гарри:

— Что это значит?

Ремус же с улыбкой положил руки на карту и погладил проявившиеся от магических чернил надписи. Мысленно он вернулся в беззаботное прошлое, где одной из главных проблем являлось лишь то, что полнолуние так быстро закончилось, а значит, следующую вылазку за территорию Хогвартса для составления Карты они смогут совершить только через месяц. Ремус же не скучал по своим трансформациям, но в создании Карты был заинтересован не меньше остальных, да и сил приложил к ее созданию немало.

— Ремус, можно ли создать такую же карту для Годриковой впадины? — спросил Гарри.

Люпин рассмеялся, подумав, что тот шутит. Затем он отметил, что Гарри настроен серьезно, а потому даже закашлялся от удивления.

— Не уверен, — глухо выговорил Люпин через несколько секунд.

— Почему же? Так мы сможем побывать там и обеспечить себе безопасность.

Ремус покачал головой.

— Нет, точно нет, — он разглаживал карту, лежащую перед ним. — Я не думаю, что обойти все пространство Годриковой впадины и перенести его на карту реально в ближайшее время.

— Но ведь ты составил карту Хогвартса! — сказал Гарри громче и заулыбался. — А ведь он намного больше, чем территория маленькой деревушки.

Ремус даже слегка покраснел от смущения, но все же решил твердо стоять на своем.

— Тогда нас было четверо.

— А сейчас — целых трое!

— Нет, Гарри, эта магия не так проста, как ты думаешь. Нужно не только обойти всю деревню, но и перенести на пергамент все дома, магазины, их владельцев... Я давно не был в Годриковой впадине, и на память не назову даже улицы, где стоит дом твоих родителей. Ведь за этим ты хочешь вернуться туда?

Люпин успешно перевел разговор, и Гарри вздохнул. Конечно, он думал об этом и хотел побывать в Годриковой впадине из-за мамы с папой. Он хотел обрести уверенность в себе — вернуться к истокам и почтить память родителей, посетив место их гибели. Гарри понимал: Ремус прав, и для составления карты деревушки нужно посетить Годрикову впадину не один раз— есть ли в этом смысл?

— Гарри, если ты хочешь, мы можем туда отправиться, — тихо проговорила Гермиона, — но лучше сделать это только однажды, ведь так?

Люпин согласно кивнул и выжидающе посмотрел на Гарри.

— Да, вы правы, — согласился он.

Гарри взглянул на карту Хогвартса перед собой и сразу нашел точку, подписанную именем Джинни Уизли. Он проследил за ней в течение нескольких секунд: это очень успокаивало.

— Я понимаю твое желание, Гарри, — сказал Ремус, ладонью указав на Поттера. — И мы посетим Годрикову впадину. Возможно, мы найдем подсказку, что делать дальше. Но прежде всего — осторожность.

— А что, если Дамблдор спрятал меч Гриффиндора именно там? — вслух размышляла Гермиона. — Отдал на хранение кому-нибудь, кто до сих пор там живет?

— Меч? — Гарри уже свернул карту и обратил внимание на подругу: — Ты думаешь, меч может быть там?

— Вполне вероятно. Дамблдор знал, что ты догадаешься — ведь сам Годрик Гриффиндор оттуда родом.

Гарри заинтересованно посмотрел на Гермиону, чем рассмешил ее:

— Только не говори, что ты этого не знал.

Люпин подавил смешок, но через несколько секунд они, переглянувшись, хором засмеялись. Гермиона достала из сумочки книгу «История магии» и передала ту Гарри. Он схватил учебник и перевернул его к себе корешком.

— Батильда Бэгшот, — медленно прочитал он. — Помню, кто-то упоминал, что она до сих пор живет в Годриковой впадине...

Гермиона подпрыгнула на месте.

— Она наверняка была знакома с Дамблдором! Вдруг он оставил меч именно ей?

Гарри переглянулся с Люпином, а тот неопределенно пожал плечами.

— Она очень стара, насколько я знаю, — сказал Ремус. — Нам остается лишь надеяться, что она до сих пор в здравом уме.

Гермиона переглянулась с друзьями и медленно вздохнула: теперь поход в Годрикову впадину точно состоится.

* * *

Они тщательно подготовились. Планировали прийти в деревушку под покровом ночи, когда людей вокруг будет не так много. Они решили воспользоваться оборотным зельем, и во время короткой вылазки Гарри удалось добыть волосы двух магглов для него и Гермионы; Ремус же планировал спрятаться под мантией-невидимкой. Они потренировались в нанесении скрывающих и защитных заклинаний и рассчитали — отправиться в канун Рождества в Годрикову впадину будет хорошей идеей. Ночью в честь наступающего праздника на улице обычно слоняются люди, что давало им шанс затеряться среди остальных и не привлекать внимания.

Гермиона крепко держала при себе бисерную сумочку — туда они сложили все свои вещи — и когда они трансгрессировали, еще раз проверила, на месте ли сумка.

Недавно выпал снег, и до сих пор в свете фонарей можно было разглядеть мерцающие снежинки, медленно опускающиеся на площадь посреди деревни.

Ремус поправил на себе мантию-невидимку и остался стоять прямо за Гарри и Гермионой, размышляя, куда они пойдут. Двое друзей тихо переговорили друг с другом и двинулись вперед, а Люпин поспешил за ними. Он старался не отставать, чтобы никто не заметил отдельно идущих следов.

Ремус не захотел выйти вперед, хотя и знал, где находится то, что заинтересует Гарри. Кладбище рядом с церковью — раз. Обелиск, который при приближении волшебников превращался в памятник семье Поттеров — два. Руины дома, где Гарри прожил первый год жизни с родителями и где потерял их — три.

Он позволил ребятам самим пройти этот путь, шагая за ними след в след. По пути Люпин высматривал дом старухи Бэгшот: они не теряли надежды, что она, возможно, имела связь с Дамблдором незадолго до его смерти.

Гарри и Гермиона шли вперед. Быстро миновали площадь и прошли мимо паба с доносившейся оттуда музыкой и пением рождественских колядок. Затем они двинулись к обелиску посреди площади, и Ремус вновь с придыханием наблюдал, как памятник меняет облик и принимает очертания некогда знакомых ему людей — дорогих сердцу Джеймса и Лили. Сходство было отдаленным, но каменное изваяние служило напоминанием: когда-то у парнишки, который шел сейчас перед Ремусом, была настоящая любящая семья.

Ремус сглотнул, наблюдая за реакцией Гарри и Гермионы.

Церковь, а за ней калитка: да, именно там погребены те, кто увековечен в камне посреди площади. Ремус заметил: ребята не знают, куда идти дальше, поэтому вышел вперед, оставаясь невидимым.

— Следуй за мной, — сказал он Гарри, когда прошел мимо него.

Тот вздрогнул на секунду, но потянул Гермиону за рукав и последовал за Люпином.

Ремус пришел на могилу Поттеров первым. Гарри сказал, что заметил могилу матери и сестры Дамблдора, и они с Гермионой задержались на несколько минут.

— Не понимаю, почему он не сказал мне, что его семья тоже жила здесь, — сетовал Гарри, пытаясь скрыть раздражение.

Вскоре его мысли оборвались, когда он поднял голову и увидел мемориальные доски родителей. Тишина внутри его сердца заглушила все звуки из церкви и оставшейся позади площади. Гарри вчитался в гравировку, а затем удивленно спросил:

— «Последний же враг истребится — смерть». Это же лозунг Пожирателей, зачем он здесь?

— Здесь совсем другой смысл, Гарри, — прошептала Гермиона сдавленным голосом.

Ремус молчал, не в силах сказать что-нибудь еще. Вид могил и надгробных камней всегда вводил его в ступор. Джеймс и Лили всегда оставались большой утратой в его жизни, и потому он не смел говорить, не желая нарушать их покой.

Вдруг Гарри и Гермиона попятились, отходя назад, к калитке. Ремус отступил от могил друзей, следуя к выходу с кладбища.

— Где же нам искать дом Батильды? — спросил Гарри.

Он выглядел подавленным и растерянно огляделся.

— Не знаю, сейчас пройдем по другой улице, — Гермиона посмотрела по сторонам. — Ремус, ты здесь?

— Да, — ответил Люпин, подойдя ближе к ней, чтобы не пришлось сильно повышать голос.

Они зашагали в сторону, прошли мимо толпы ликующих прихожан церкви и повернули на широкую улицу.

— Погодите, — Гарри на секунду остановился.

Затем он побежал вперед. Для пожилого человека, кем он стал с помощью оборотного зелья, такая выходка казалась странной, но Люпин тут же понял, что к чему.

— Куда же ты? — непонимающе воскликнула Гермиона.

— Там его дом, — проговорил Ремус охрипшим голосом.

Он подошел ближе и взял Гермиону за руку, потянув ее за собой. Она вздрогнула — Люпин до сих пор оставался невидимым, — но все же покорно пошла за ним, прибавляя шаг.

Вскоре они втроем оказались возле полуразрушенного дома, и Гермиона охнула от удивления. Она прикрыла рот ладонью: так на нее произвел впечатление вид семейного дома Поттеров, о котором она столько слышала раньше. Сейчас уцелевшие стены обвил высохший плющ, припорошенный снегом, а пространство вокруг дома, как и разрушенная часть второго этажа, утонули в сугробах.

Тропинка на первый взгляд казалась расчищенной, но когда они подошли, стало заметно — снег был утоптан прохожими.

Гарри прочитал надпись на табличке:

— «Здесь в ночь на 31 октября 1981 года

были убиты Лили и Джеймс Поттер.

Их сын Гарри стал единственным волшебником в мире,

пережившим Убивающее заклятие.

Этот дом, невидимый для магглов,

был оставлен в неприкосновенности

как памятник Поттерам

и в напоминание о злой силе,

разбившей их семью».

Он тяжело вздохнул.

— Как же это странно. Ничего не помнить, но быть частью этого всегда.

Гермиона не смогла сдержать слез и взяла Гарри за руку, а он показал пальцем на табличку и граффити в свою поддержку.

Люпин вздохнул, а в мыслях как сейчас он слышал звонкий смех Лили и остроумные шутки Джеймса... После рождения Гарри и Ремус, и Сириус гостили у Поттеров реже: все были заняты делами Ордена, а Ремус вообще на несколько месяцев уезжал из страны по заданию Дамблдора. Последний раз они собирались вместе незадолго до дня рождения Гарри, а потом Поттеры были спрятаны — и, как оказалось, обречены.

— Еще пару лет назад пожеланий было намного меньше, — сказал Ремус и улыбнулся, хотя Гарри и не мог видеть его реакции. — Люди знают о тебе, Гарри, и они верят в тебя.

Поттер немного воодушевился, и на его лице просияла мимолетная улыбка.

— На самом деле, это здорово, — сказал он.

Затем Гарри повернулся влево и вздрогнул от неожиданности. Неподалеку он увидел закутанную в тряпки старуху, и она медленно приближалась прямо к ним. Остановившись неподалеку, старуха оглядела всех: Гарри с Гермионой — те держались за руки, и даже Люпина. Ремус, хоть находился под мантией-невидимкой, отчетливо понял: дряхлая волшебница видит и его.

— Вы — Батильда? — спросил Гарри, решив взять инициативу в свои руки.

Ремус наблюдал, как он пытался общаться со старухой, а затем как та повела Гарри и Гермиону за собой. Ремус пошел следом и напоследок обернулся на разрушенный дом Поттеров. Он редко бывал здесь, в последний раз — как раз пару лет назад вместе с Сириусом. Тогда Блэк рассказал свою историю, и Ремус выслушал друга. На могиле Поттеров Сириус признавался в постоянном чувстве вины, сомнениях и давился воспоминаниями, понимая, чьи действия привели к предательству Петтигрю и гибели любимых друзей. Люпин принял эту боль наравне с собственной: он пообещал Сириусу, что рано или поздно рана на сердце затянется, но шрамы от потери Джеймса и Лили останутся навсегда.

Ремус вынырнул из воспоминаний и оглянулся: ребята уже вышли из проулка и торопились вслед за неприветливой волшебницей, и Люпин поспешил за ними.

Они подошли к жалкой лачуге: мрачный дом выглядел заброшенным и неуютным. В нос Люпину ударила смесь неприятных запахов, и он чуть не повернул обратно, потому что оставаться рядом было попросту тяжело. Он не разглядел старуху, но по описанию та вполне походила на Батильду Бэгшот.

Червячок сомнения уже точил Ремуса изнутри, но смрад из покосившейся хибары мешал сосредоточиться. Он чувствовал себя отвратительно, а затем заметил Гермиону — та тоже с трудом сдерживалась, чтобы не зажать нос рукой. Она выглядела настороженной и озиралась по сторонам каждые несколько секунд.

Люпин, преодолев себя, переступил порог, и запах стал еще зловоннее. Он скинул с себя мантию, но тут же понял, переглянувшись с Гермионой, что делать этого не стоило: свежий воздух в лачуге отсутствовал.

— Гарри уже пошел с ней наверх, — прошептала Гермиона, испуганно оглядываясь.

Ее взгляд зацепился за яркое пятно на каминной полке. Гермиона приблизилась к буфету у стены и взяла небольшую книжицу в руки, а затем посмотрела на Ремуса.

— Что-то не так, — коротко сказал он, пока мысленно пытался сообразить, что из увиденного в покосившемся доме с низкими потолками настораживало больше всего. — Здесь как будто никто не живет.

Гермиона сглотнула, сдерживая тошнотворный позыв. Нос защекотало, и она едва удержалась, чтобы не сделать глубокий вздох.

Ремус лихорадочно соображал, оглядываясь по сторонам. В его мозг каким-то образом ворвалась страшная догадка: меча, конечно же, у Батильды нет. Но вот кое-кто мерзкий мог добраться до дома старухи Бэгшот задолго до них самих.

Сердце бешено стучало, когда Люпин сгреб в охапку Гермиону и потащил ее вверх по лестнице. Она успела лишь громко выдохнуть да засунуть книжку, что держала в руках, к себе в карман.

— Это ловушка, нужно уходить отсюда, — крикнул Ремус.

Наверху он услышал странный шум: громкий треск вперемешку с шипением и скрежетом. От этих звуков Ремус еще сильнее сжал ладонь Гермионы в руке, и в считанные секунды они поднялись по оставшимся ступенькам.

— Вспыхни!

Гарри уже отбивался от возникшей перед ним огромной змеи заклинаниями, пока та пыталась совершить прицельный прыжок.

— Остолбеней! — еще раз крикнул Поттер и, упираясь ладонями в пол, сдвинулся в сторону.

Ремус выкрикнул несколько заклятий, и змея отползла назад, но явно не за тем, чтобы спрятаться. Каждый из троих понимал: счет идет на доли секунды, прежде чем чудовище набросится вновь.

— Уходим, — скомандовал Ремус.

Змея сделала выпад вперед, а Гарри вскрикнул, упав посреди комнаты. Люпин сосредоточился и отправил в змею еще несколько проклятий:

— Випира Эванеско! Редукто! Ах, черт, Авада...

Гермиона, не отпуская руки Ремуса, нащупала и резко схватила за пальцы Гарри. В этот момент их троих скрутило и вышвырнуло куда-то в темноту. Секунда, и они унеслись прочь из душной, невыносимо прогнившей лачуги Батильды Бэгшот и из Годриковой впадины.