Слепота/Blindness (гет)

Было уже поздно, комната погрузилась в темноту, когда Гермиона проснулась с отчетливым ощущением одиночества.

Ей потребовалось несколько дней, чтобы привыкнуть к ощущению, что она спит с партнером. Недели, чтобы осознать, что она больше никогда не захочет спать одна, несмотря на порой неловкое переплетение конечностей, на необходимость поправлять волосы или на вездесущую мантию-невидимку, нависающую над ней, словно облако замкнутого пространства.

Тем, что ее разбудило, оказался холодный воздух, гуляющий по ее лицу. Мантия исчезла, ее гладкий шелк не прикасался даже к ищущим ее пальцам. Шаркающий звук заставил ее сесть, нахмурившись, и посмотреть на дверь, одновременно потянувшись за своей палочкой.

Невербальное заклинание принесло в комнату свет, и она, прищурив глаза, разглядела мантию-невидимку, странно брошенную на пол у закрытой двери.

Гермиона встала, натягивая халат, и сразу подошла к двери; пол был таким же холодным, как и воздух. Кричеру нравилось держать дом в холоде, даже в летнюю жару, и к этому тоже нельзя было привыкнуть сразу. Ее же родители, как правило, старались экономить электричество и содержимое своих кошельков с помощью более практичных методов контроля температуры.

— Что ты там делаешь? — пробормотала Гермиона и тут же почувствовала себя полной дурой. Теперь благодаря Гарри и она разговаривает с этим существом.

Она потянулась к складкам шелка и замерла. Было ли это... движением?

Именно так. Безошибочно узнаваемая рябь пробежала по шелковой ткани, когда она сдвинулась таким образом, что напомнила Гермионе вид собаки, нетерпеливо ожидающей, когда ее выпустят наружу, чтобы сделать свои дела.

Гермиона отдернула пальцы, снова складывая их и глядя на невинно лежащую Мантию.

— Ну хорошо.

Ничего этого не было. Она протянула руку и открыла дверь, затем недоверчиво посмотрела, как шелк, казалось, вздохнул и поплыл по полу прочь. Она следовала за ним так тихо, как только могла, не сводя глаз с его движения, пока он огибал угол и проскальзывал сквозь перила балюстрады, стекая вниз по лестнице, словно шелковистая вода.

— Гарри... — проворчала она, затягивая пояс халата. — С чем мне только не приходится мириться.

У подножия лестницы Гермиона увидела, как мантия скользнула мимо застывшего Живоглота, его рыжий мех поднялся от раздражения, а желтые глаза смотрели вовсе не на мантию, а в комнату за ней.

И тут Гермиона услышала знакомый голос, ровный и изящный, продолжающий свою речь.

— ...Все согласились, что выгоду перевешивает лишь потеря долголетия. Добавьте к этому сильно сниженный кровяной голод и способность переносить солнечный свет, и никто не будет открыто выступать против. Конечно, есть сомнения, но я, как глава своего ковена, решил добровольно начать этот процесс как можно скорее, так как другие главы тоже вскоре решат обратиться к вам.

Вампир, в ее доме, без ее ведома. Гарри не мог разбудить ее, чтобы объяснить, что у них гость? Гермиона хмуро сложила руки на груди. Хотя она считала, что вампиры имеют полное право на равное обращение, она также не могла забыть, насколько они опасны и что однажды они уже сделали Гарри уязвимым. А где же Вон? Конечно же, его телохранитель должен знать…

— Я бы предпочел получить их согласие лично, прежде чем начать. Не думаю, что смогу легко повернуть этот процесс вспять, если вообще смогу. Мне нужно убедиться, что это именно то, чего они хотят.

Голос Гарри звучал устало, даже спустя неделю после той трансформации, которую он вызвал в Бреннане. Его безудержный порыв, не прекращающийся в течение всего лета, истощил все запасы энергии и магии, которыми он обладал, и теперь Гарри расплачивался за это.

— И все же вы не совсем меня понимаете.

Гермиона, прищурившись, выглянула из-за угла и увидела двух мужчин, сидящих лицом друг к другу за кухонным столом.

Кто выбрал их кухонный стол для встречи с главой вампиров?

Она оглядела обстановку и сразу же успокоилась, увидев рядом с Гарри Кракена, который вежливо держал поднос с каким-то дымящимся напитком. Она прекрасно знала, что домовой эльф был более чем способен справиться с любыми поползновениями темных существ. Возможно, даже с вампиром.

И все же звук того жидкого шипения в Лютном переулке, год назад, преследовал ее. Вампиры не были существами, с которыми можно было шутить.

— А что тут понимать? Что они должны решать, трансформировать ли мне их тела или нет?

Мелькнула серебристая ткань, и Гермиона увидела, куда исчезла Мантия. Она медленно скользила вверх по ногам Гарри, словно разросшееся живое одеяло. Рука Гарри рассеянно скользнула вниз, чтобы провести по ее складкам, и Гермиона подавила гримасу. Неужели Гарри все это время призывал свою Мантию; или этот странный визит был лишь идеей самой Мантии?

И если да, то означает ли это, что где-то в шелке спрятан мозг? Где же разумный неодушевленный предмет прятал свой разум? И почему эта загадка больше не волновала Гарри?

— Причина в том, что у них нет истинного самоощущения, чтобы дать согласие, которого вы желаете. Я не сам на это пошел, когда отдал себя в ваши руки. Я был движим желанием сохранить свой вид, не больше и не меньше, как любое полуразумное существо. Инстинкт продолжать, идти вперед. По иронии судьбы, чтобы предотвратить собственную смерть. Вампиры как они есть — это коллектив, думающий о себе только в своем отношении друг к другу — мы все братья и сестры, родители и дети. Мы существуем, чтобы пить кровь и любить друг друга, чтобы облегчить наши общие страдания, чтобы выжить. Только на прошлой неделе я начал понимать, что значит быть независимым, и в то же время стал понимать одиночество. Я никогда не был один, так же как никогда не гулял под солнцем. Это дары, которые я преподнес бы своему народу; дары, которые могли бы предотвратить разложение нашего ментального состояния до состояния всего лишь кровожадных монстров, которые в конечном итоге уничтожались нами или чужаками.

Гарри откинул голову назад, его зеленые глаза были рассеянны и полуприкрыты. Одна из пяти его мыслительных поз, которую Гермиона окрестила про себя Мечтателем.

— А как охотники на вампиров вообще убивают вампира? С вашими способностями, да еще в группах, такое просто невозможно. Даже министерство в частном порядке знает, что они не могут по-настоящему противостоять вампирской армии или даже решительно настроенному ковену.

Бреннан улыбнулся, и его лицо приобрело то жутковатое выражение, которое прекрасно демонстрировало блестящие удлиненные клыки.

— Они не убивают нас группами. Большинство одиноких вампиров, на которых они нацеливаются, это те, кто нарушил законы о донорстве крови; они полубезумны и вытеснены из своих ковенов ради сохранения семьи. Остальные — это те, кто уязвим: дети и старики, ослабленные умственно и магически. Их редко оставляют одних, но несчастные случаи случаются.

Донорство крови. Что за нелепый способ описать то, что часто делали с жертвами бродячие вампиры. Обычно после этого в груде обескровленной плоти и костей не оставалось ничего, что можно было бы опознать.

— Я всегда удивлялся, почему мы, люди, сейчас не находимся под властью вампирских монархов. С вашей продолжительностью жизни и способностью управлять временем я сомневаюсь, что у нас будет много шансов.

Что-то странное. Мантия заколыхалась в руках Гарри, ее серебристый блеск четко отразил блеск свечей. Гермиона могла точно сказать, что Бреннан смотрел на эту шелковую ткань, но его темные глаза были так же непроницаемы, как и его мысли.

— Ах. Я тоже размышлял о том, какую выгоду можно извлечь из подобной ситуации. Кто же не желает тайно править миром? И чтобы напиться досыта... — угроза в его тоне не была по-настоящему очевидной; она чувствовалась в шипении его голоса, в звуке языка на его клыках, в легком движении вперед его туловища и сжатии когтями дерева. И в ответ, словно по команде, Мантия сдвинулась вверх, поднявшись по груди Гарри быстрым движением, которое Гермиона могла назвать только защитным.

Именно тогда она поняла, что упускала все это время. Мантия действовала как щит. Но что могла сделать ткань, какой бы удивительной она ни была, против вампира? Бреннан откинулся на спинку стула, снова улыбнулся и пожал плечами. Неужели он тоже только что пришел к подобному выводу?

—...Но этого никогда не произойдет. Даже если дневной свет можно преодолеть с помощью связанных с нами узами, само наше долголетие работает против нас. При всей нашей физической доблести, наш ум... подвержен ошибкам. Сам акт управления временем ускоряет процесс деградации, который приводит к тому, что многие из наших старейшин впадают в восстановительный сон, иногда длящийся десятилетиями. Та самая война, в которой мы можем победить, в свою очередь уничтожит нас. Какой смысл в подобном стремлении, если мы можем достичь благотворного равновесия, как оно есть?

Гарри все еще сидел словно во сне, закрыв глаза и полностью расслабившись. Она могла бы подумать, что он спит, если бы не рука, нежно скользнувшая по ткани Мантии на его груди.

— И когда ваш ковен изменится... Вы сказали мне, что многие ваши физические способности остались нетронутыми после этого процесса, за исключением тех ментальных, которые связаны со временем и манипуляцией разумом. Я лишу вас всех ваших слабостей и лишь части вашей силы. Как я могу вам доверять?

Гермиона никогда не слышала, чтобы он выражал беспокойство по этому поводу, хотя теперь, когда он упомянул об этом, было вполне логично усомниться в мотивах вампиров. Гермиона почувствовала, что была напряжена, как струна, сердце колотилось где-то в районе горла. И все же он сидел там, расслабившись, а его посоха нигде не было видно.

— Вы вспыхиваете, словно молния, — тихо прошептал вампир; так тихо, что ей пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать его. — Никогда еще я не сидел рядом с таким волшебником, как вы. Вы будете угрожать мне?

Угрожать? Ее глаза метались между ними, а кулак крепко сжимал волшебную палочку. Краем глаза она заметила, что Живоглот замер, выгнув спину. Кракен не отходил от локтя Гарри, поднос теперь стоял на столе, эльф выпученными глазами смотрел на Бреннана, как тигр на свою добычу.

Воздух, казалось, потрескивал от энергии, волосы на ее затылке встали дыбом. Во рту пересохло, и Гермиона почувствовала знакомый запах и поняла, что ощущает. Энергия, точнее, энергия Гарри. Только на этот раз она не была утешительной. Он буквально раскалывал воздух от напряжения.

Если бы только она могла видеть, что происходит между ними двумя.

Но это не имело значения. Она знала заклинания, которые могли бы уничтожить одного вампира, если понадобится. Одно неверное движение — и на одного вампира станет меньше, как и поводов для беспокойства...

— Нет, — послышался мягкий голос Гарри; в открывшихся глазах показался сияющий оттенок изумрудно-зеленого, который она так хорошо знала. — Я просто вам напоминаю. Я не создам ничего, что разрушит то, что я планирую построить. Как я и говорил вам, когда мы только начинали.

Мгновение напряженной тишины, а затем Бреннан вздохнул.

— Как драматично. Хочу напомнить вам, что держу свои обещания, как и мой ковен. И у меня нет никакого желания вовлечь свою расу в революцию против тех, чьи предки причинили нам зло много веков назад. Те уже давно мертвы. Мы надеемся только на мир.

Энергия рассеялась, свет в глазах Гарри потускнел до обычного зеленого оттенка, который казался блеклым по сравнению с предыдущим. Кракен величественным взмахом руки взял поднос; его движение, казалось, было ключом, открывающим мир в комнате. Живоглот сел и принялся энергичными рывками расчесывать свой хвост.

Гарри склонил голову набок, глядя в пространство, где она стояла.

— Гермиона. Надеюсь, мы тебя не разбудили. Мистер Бреннан зашел, чтобы поговорить.

Она заставила себя улыбнуться и шагнуть в комнату, гадая, когда именно ее заметили. Не то чтобы она не имела полного права слышать каждое произнесенное слово, потому что так оно и было. Это было просто вторжением в разговор, в который ее не приглашали. Этот вопрос она должна была обсудить со своим женихом в другое время.

Ее жених. Ее жених. Прежде чем она заговорила, ее глаза скользнули вниз к красивому изумрудному кольцу на пальце и снова вверх.

— Мистер Бреннан. А для вас сейчас уже поздно или рано?

— Боюсь, уже поздно, — вампир встал, чтобы поприветствовать ее быстрым кивком, прежде чем снова повернуться к Гарри. — Канун Дня Всех Святых. Наша традиция — устраивать собрание. Это было бы подходящее время, если желаете.

— Сколько? — его рука потянулась к ее руке, и Гермиона с радостью приняла ее, сунув палочку в карман в знак доброй воли, которую вампир, как она была уверена, не пропустит.

— В этих краях живут шестьсот тридцать пять человек, которые называют меня лордом. Девять из них — дети, один только что родился. Впервые за много лет, — Бреннан улыбнулся ей. Она с трудом подавила дрожь.

Зубы у него были как у акулы.

— Я начну с детей. Посмотрим, как пройдет вечер с остальными, — в словах Гарри звучала окончательность. — Желаю вам спокойной ночи.

Вампир слегка поклонился и исчез, его выход к двери сопровождал притаившийся Кракен.

Затем они остались одни, и Гермиона сделала глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями.

Самое время поговорить об этом.

* * *

Руфус Скримджер хмуро смотрел на лежащий на столе отчет, настроение его было мрачным.

Напротив него в кресле неподвижно сидела Этон, маленькая азиатка выглядела словно хищная птица, взиравшая на свою очередную трапезу.

— Вы не можете спорить с доказательствами, — ее голос звучал строго и укоризненно. — Они просто пытаются выманить его.

Министр положил шершавую ладонь на пергамент, глубоко вздохнул, собираясь с мыслями и словами.

— Мы не пользовались его услугами все лето.

— Не из-за недостатка попыток, — быстро ответила она. — И это не моя точка зрения. Существует прямая корреляция с увеличением числа охранных чар там, где не находилось ничего, кроме бесполезных пустых тайников, давно заброшенных, до и после инцидента с оборотнем. Они взяли след.

Скримджер становился слишком стар для этого. И в то же время слишком молод, чтобы признать это.

— Доложите все, глава группы захвата Этон.

Ее черные волосы были аккуратно заплетены и лежали на одном плече, темные глаза смотрели на него с непоколебимой силой. Когда она заговорила, в ее голосе не было ничего, кроме уверенности.

— Они пытаются установить его личность. Устанавливают слишком сложные защитные чары, на демонтаж которых у Мэтьюса уходит смехотворное количество времени. Внутри нет ничего такого, что могло бы оправдать подобную защиту. Если бы они хотели убить его сразу, то устроили бы ловушку. Но это могло бы нас насторожить. Я тоже сначала ничего не понимала. Это счастливое совпадение, что Гиппогриф был... нездоров этим летом.

Недомогание, из-за которого вампир регулярно посещал дом на площади Гриммо, за которым незаметно вели наблюдение из соседнего здания. Ради безопасности лорда, — заявил Скримджер команде авроров.

Наедине с собой он признавал правду, которую, как он знал, они подозревали. Он тоже сомневался в этом молодом волшебнике, обладающим такой большой властью в Великобритании. Лучше иметь некоторое представление о том, что занимало так много его времени, чтобы не удивляться этому позже.

Этон прищурилась, глядя на министра.

— Но это не имеет значения. "Тень Обскура" заметили нового талантливого члена в наших кругах. Они используют методичный процесс устранения подобных талантов, и мы оба это знаем. Есть причина, по которой я потеряла троих своих людей. Есть причина, по которой моя сестра мертва.

— Даже если бы они увидели его в действии, они не смогли бы узнать его в форме. Он замаскирован.

Даже министр услышал в своем голосе цепкие нотки. Он хорошо знал "Тень Обскура". Он знал, что их не волнуют случайные и невинные жертвы. Он вспомнил, как Этон держала на руках свою юную племянницу, как она плакала, как ее одежда была усыпана упавшими обломками, а стены конспиративной квартиры вокруг них были разрушены.

Погибшие, пострадавшие после взрыва; многие разлетелись на куски так, что фрагменты их тел были похоронены вместе в одной могиле.

— Это могло бы сработать в самом начале, но его сила, похоже, постоянно меняется. Я не единственная, кто заметил, что блеск из-под его капюшона не полностью скрывает его... глаза. Его лицо должно было казаться сплошной тенью, но временами зеленое свечение было безошибочно узнаваемо, — она сделала паузу, а затем продолжила более мягким тоном: — Не бывает никаких секретов, только не навсегда. И он слишком особенный, слишком уникальный. Он не может скрывать, кто он такой. Если бы он мог, то не был бы нам полезен. Вы должны немедленно прекратить пользоваться его услугами. Это не стоит того, что может случиться, если они узнают, кто именно помогал нам охотиться на них.

Скримджеру нужно было выпить. Старое Огденское подошло бы лучше всего.

— Вы думаете, они убьют его.

Он хотел, чтобы эти слова звучали вопросом, но в его голосе не промелькнуло вопросительной интонации. Волшебница группы захвата опустила глаза и отвернулась — впервые с тех пор, как вошла в его кабинет с папкой под мышкой и заданием на каждом шагу.

— Да, как можно более публично, господин министр. Я так считаю. Он не бессмертен и не всемогущ. Я видела, как он истекал кровью, и вы тоже.

Скримджер вспомнил день, не так уж и давно, когда увидел, как молодой лорд разрывает дементора на куски, а тот беззвучно кричит. В следующий раз он увидел, как Робардс выталкивает слегка пострадавшего лорда из здания, которое вот-вот обрушится на их головы.

Да, он видел, как истекал кровью лорд Поттер. Но только не в последнее время. И теперь он не был уверен, что волшебник, которого он видел сидящим напротив него в Визенгамоте, был тем же самым молодым лордом, которого он впервые встретил, с расфокусированными глазами, полными уверенности.

Воздух вокруг него был не совсем таким, как прежде, а зелень его глаз была слишком яркой, чтобы быть естественной. Когда он остановился, чтобы поприветствовать его в зале суда, волосы на затылке министра встали дыбом от предостережения, а рука сама потянулась к знакомой палочке, висевшей у него на боку.

Что-то витало в воздухе. Что-то было в его глазах. Как будто его видели насквозь, вплоть до самой души, а его дни и их содержание взвешивали и измеряли.

Действительно, непрерывно.

— Мы прервем ту часть нашего контракта, которая касается работы в группе захвата.

Этон выглядела удивленной, что так легко удалось добиться его согласия. Она, без сомнения, была готова к большему сопротивлению.

Но когда через несколько минут министр закрыл за ней дверь и подошел к своему шкафу, вынимая из него прохладный стеклянный стакан, он сомневался, знает ли Этон, что он не столько беспокоится о том, что "Тень Обскура" может убить Слепого Колдуна.

Сколько боялся, что они попытаются и потерпят неудачу.

И весь мир будет свидетелем этого.

* * *

Гарри наблюдал, как последний луч света Гермионы покинул комнату после характерного звука аппарации. У нее началась первая неделя занятий, ее расписание стало настолько жестким, насколько это вообще было возможно без риска полного истощения.

Ей хотелось поскорее закончить. Гарри же предпочитал более... спокойный подход.

Его сумка с учебниками ждала у входной двери, аккуратно поставленная под тем местом, где висел дождевик. Это был знак того, что Кричер знал о плохой погоде, которую может принести этот день. Сам пожилой домовой эльф стоял у входа, его фигура выглядела неестественно прямой.

Настало время для разговора.

Того самого, который эльф так или иначе откладывал уже больше полугода, обычно отвлекая Гарри чем-нибудь другим, вызывающим беспокойство.

Но не теперь.

— Сегодня у тебя выходной. Твой обязательный выходной.

Эльф даже ухом не повел в ответ.

— И Кричер будет проводить его так, как ему заблагорассудится.

Гарри прищурился. Эльф получал один выходной в месяц, и этого было безумно мало. Судя по всему, Кракен решил провести свой день вынужденной свободы, возясь на чердаке со старыми артефактами Блэков. Кричер, наоборот, ни на йоту не отходил от своих обязанностей.

Ни в один из последних двенадцати свободных дней. Тот факт, что Гарри потребовалось так много времени, чтобы не только заметить это, но и попытаться что-то сделать, заставил его почувствовать себя крайне виноватым.

— Ты делаешь именно то, что всегда делаешь. Ты готовишь и убираешь. Почему бы не сделать что-то, что тебе может понравиться?

Желтые узоры рук сложились в оборонительный жест.

— Кричер очень любит готовить и убирать. Может быть, хозяин устроит еще больший беспорядок и съест бо́льшие порции, если ему будет угодно доставить Кричеру удовольствие.

Гарри глубоко вздохнул, пытаясь вспомнить, что именно они с Гермионой обсуждали между собой. Она была крайне полезной, когда речь заходила о том, какое хобби могло бы сделать домового эльфа счастливым.

Конечно, это произошло после того, как она потратила добрых десять минут, заливая ему уши обличительной речью о неожиданном вампирском госте, о чьем визите Гарри забыл ей сообщить.

Как только она заставила его признать, что он надеялся на то, что она проспит всю эту неприятную встречу, Гарри был вынужден прибегнуть к горячим мольбам о прощении, а Гермиона снова набросилась на него с очень разумными аргументами относительно того, почему он должен давать ей знать, когда какие-либо потенциально враждебные темные существа входят в их дом.

Их дом, подчеркнула она.

— Хорошо, — пробормотал Гарри. Стараясь сосредоточиться на текущей задаче. Счастливые хобби для домового эльфа.... хобби, чтобы сделать домовых эльфов счастливыми.

Счастье, не связанное с работой.

— А как ты относишься к крыше?

Эльф слегка расслабился от такой перемены темы разговора.

— Крыше, сэр?

— Да. Что ты о ней думаешь?

Кричер пошевелился.

— Она в приличном состоянии.

— Она ведь большая, верно? — подтолкнул его Гарри.

— Чердак довольно большой, хозяин. Как и крыша над ним.

Всегда дело в фактах. Он так любил этого злобного эльфа.

— А плоская?

Кричер подошел ближе, глядя на него снизу вверх.

— Кричер гадает, зачем хозяину понадобилась крыша.

Гарри посмотрел на эльфа, пытаясь решить, как тот воспримет его следующее заявление.

— Я ее не хочу. Я отдаю ее тебе.

Мерцание глаз теперь подчеркивало зеленый цвет его энергии. Эльф слегка откинулся назад, длинные тонкие руки легли по бокам.

Гарри ждал вопроса. Любого вопроса. Когда ни одного не поступило, он позволил своей энергии угаснуть, нахмурившись, возвращая резкий зеленый контур к его нормальной мерцающей желтой форме.

— Я отдаю тебе крышу, чтобы ты мог делать с ней все, что захочешь. Там в основном ровная поверхность. Гермиона даже подумала, что ты захочешь разбить сад на крыше или что-нибудь в этом роде. Может быть, даже небольшую теплицу. Это потребует большой работы, но ... — ответа так и не последовало. Теперь настала его очередь неловко топтаться. — Защитные чары не позволят никому наблюдать за тем, что ты делаешь. Там уже есть входная дверь. Ты можешь взять любые материалы, которые захочешь, дома или в Косой аллее. Она... твоя.

Последнюю фразу Гарри закончил неубедительно, внезапно уверившись, что переступил какую-то невидимую черту.

— Кричера? — тихий вопрос эльфа заставил Гарри снова сосредоточиться на том месте, где он все еще стоял, не двигаясь.

— Да. Твоя.

— Кричера, — эльф выпрямился и отступил назад, щелчком пальцев сняв с вешалки дождевой плащ и направляясь к Гарри. — Хозяину это понадобится сегодня.

— Спасибо, — пробормотал тот, неуклюже просовывая руки в отверстия. Когда он потянулся за коричневой кожаной сумкой, домовой эльф уже сунул ее в его цепкие пальцы.

— Всего хорошего, хозяин Поттер, — произнес эльф с официальным поклоном.

Затем он выпроводил Гарри из собственного дома и с тихим щелчком захлопнул дверь перед его удивленным лицом.

— И что же ты сделал на этот раз? Не съел свой завтрак?

Небрежный вопрос Вона заставил его взглянуть туда, где стоял его друг и телохранитель, прислонившись к перилам лестницы.

— Я дал ему крышу над головой.

Мгновение изумленного молчания, а затем Вон рассмеялся.

— Я напишу это на твоем надгробии. Здесь лежит человек, который отдал свою крышу.

Гарри поморщился и осторожно спустился по бетонной лестнице, держа посох в одной руке, а сумку — в другой.

Очень смешно.

* * *

— Процесс ликвидации, леди, — произнесла стоявшая на коленях волшебница своим мелодичным голосом, почтительно опустив голубые глаза. — Все, кроме одного, присутствовали этим летом на миссиях данной команды. Ни разу наша защита не была быстро уничтожена. Резонно предположить, что именно пропавший член группы являлся нашим взломщиком заклинаний.

С обитого бархатом кресла улыбнулась женщина в ярко-зеленом одеянии.

— Пожалуйста, моя дорогая, выясни, кто эта волшебница или волшебник. Но оставь его в живых. Я хочу спланировать что-то совершенное. Грандиозный жест, соответствующий уровню его... таланта.

— Гиппогриф — кодовое имя пропавшего члена группы, если верить слухам из министерства.

— Гиппогриф, — еще одна улыбка, милая и довольная. — Жаль, что я всегда ненавидела кланяться.

Послышался шорох, когда коленопреклоненная женщина поднялась и попятилась к двери.

В очаге слабо горел огонь. Легким взмахом палочки он с треском вернулся к живому состоянию.

* * *

Первый месяц занятий прошел тягуче монотонно. Гарри заставил себя изучать то, что было необходимо — простые факты, строившиеся один на другом до самого конца. Каждый предмет сходен по своим траекториям: математика, физика и биология, все они расширяются экспоненциально по мере того, как детали добавляются к "Почему" касательно устройства мира.

Маггловская наука была разнообразна в своих исследованиях и безгранична в знаниях, которые можно было получить. У Гарри была та же проблема, что и всегда: он сосредотачивался лишь на одной идее вместо многих. Заставляя свой разум следовать тому, что ему нужно для достижения общей цели, а не только тому, что было наиболее интересным или сложным.

И одна из причин, по которой он все еще посещал монотонные занятия, следующие учебникам, была вовсе не в курсовой работе, а людях вокруг.

Его одноклассники, по большей части игнорируемые и терпимые, обладали потенциалом, о котором он поначалу даже не задумывался. Один из них, в частности, был сыном члена парламента. Еще один — сын офисного сотрудника в непосредственной близости от премьер-министра. А так же племянница человека из службы безопасности правительства. Десятки связей, некоторые очевидные, другие не очень. Ему нужно было утвердиться как часть обыденного мира, стать богатым сиротой, наделенным разумом и мотивацией.

Ему понадобятся люди в маггловском мире. Ученые и биологи, бизнесмены, адвокаты, даже бухгалтеры. Если бы они облекли магические зелья и лекарства в форму, которую магглы не только приняли бы, но и поддержали, то не было бы и намека на двуличие. Если они должны были пройти государственные испытания, то ни одна мелочь не могла быть неуместной.

Этот первый, решающий шаг, основа их с Гермионой мечтаний, потребует деликатности и времени, а главное — людей. Очень много людей; все они в разной степени должны быть осведомлены обо всем этом плане, все, заслуживающие доверия. Гарантия, которую они могли бы обеспечить с помощью магии.

Гарри с приветливой улыбкой повернулся к молодому человеку, сидящему рядом с ним, Адаму Гелбарту, обладающему бледно-желтым узором души.

Ни одна из потенциальных связей не была слишком незначительной.

* * *

Именно Адам, чей отец работал в кабинете премьер-министра, рассказал ему однажды днем о коллеге, чья жена была инвалидом из-за травмы позвоночника, осложнения которой вызвали множество других последствий.

Именно Гермиона обдумала эту информацию и поняла, какая комбинация зелий и заклинаний может обратить вспять повреждение нервов и потенциально восстановить позвонки.

— Это тенденция, которую я наблюдала, сравнивая магические и маггловские болезни, — задумчиво произнесла она, со вздохом отодвигаясь от своего стола. — Волшебницы и волшебники могут легко исцелить сломанные кости и поврежденные органы, если это вызвано чисто физическим обстоятельством. Но тогда, когда в дело вступает магия, подобные лекарства теряют бо́льшую, если не всю свою эффективность. Сломанная при падении кость восстанавливается лишь с незначительным дискомфортом. Нога, сломанная темной магией, должна быть физически вправлена, и исцеление займет очень много времени, если, конечно, нога вообще когда-нибудь полностью исцелится. Нервное повреждение позвоночника этой женщины, полученное в автомобильной катастрофе, будет легко исправить. Но волшебница, которую подвергали, скажем, Круциатусу более чем несколько минут, будет иметь повреждение нервов, которое может вызвать постоянный паралич, если не обширное повреждение мозга.

Гарри, стоявший позади ее сияющего сине-фиолетового узора, положил руки ей на плечи, сжимая их. Гермиона наклонилась к нему, запрокинув лицо, мягкие волосы щекотали его кожу.

Он услышал улыбку в ее голосе.

— Я могу приготовить зелья, чтобы исцелить эту женщину. Я бы сделала это, даже если бы не было никакой выгоды, которую мы могли бы получить. Жаль, что я не могу сделать это для всех с подобным типом травмы.

— Я планирую дожить до того момента, когда это станет возможным, — Гарри нежно поцеловал ее, но не достиг предполагаемой цели — ее губ — и его поцелуй пришелся на ее щеку.

Неважно. Он знал путь от щеки к губам и пробирался туда хоть и неловко, но тем не менее удовлетворенно.

Когда она со смехом оттолкнула его, чтобы встать и взять за руку, Гарри был более чем счастлив. Он был доволен.

* * *

Именно после сентябрьского собрания Визенгамота, монотонного процесса, состоявшего из множества разговоров и почти безрезультатных действий, Гарри и Вон подошли к скромной квартирке на первом этаже большого жилого комплекса.

— Я пойду туда один, — его тон не допускал возражений, и телохранитель ничего не сказал, прислонившись к внешней стене здания в небрежной позе.

Гарри позвонил в дверь и подождал, пока ему не ответил светло-зеленый узор; Гарри почувствовал явную усталость в пульсе его жизни и поникших массивных плечах.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? —осторожно полюбопытствовал хозяин квартиры. Гарри улыбнулся и осторожно произнес задуманные слова.

— Я здесь для того, чтобы предложить вам исцелить вашу жену, причем совершенно бесплатно, если не считать вашего молчания. Если вы согласитесь, я попрошу вас об одном одолжении в будущем, хотя вы не обязаны будете оказывать его, если оно вам не понравится.

Мужчина вздрогнул и неожиданно энергично выпрямился. Он выглядел то ли рассерженным, то ли взволнованным и, судя по тому, что его рука лежала на двери, собирался захлопнуть ее перед самым носом.

Гарри быстро продолжил, низким и пылким голосом:

— Это шанс вернуть вашу жену такой, какой она была до несчастного случая. Если вы закроете эту дверь, подобной возможности никогда больше не представится.

Голос мужчины был хриплым, и в нем чувствовался настоящий гнев.

— Если бы существовал способ исправить эти повреждения, я бы знал об этом. Это жестоко — давать мне надежду, которой не существует. Убирайтесь с моего порога, пока я не позвонил властям.

— Это экспериментальное лечение, пока еще не обнародованное, и оно не будет обнародовано в течение многих лет. Никто не должен знать, что я предлагаю его для потребления. Ей нужно лишь выпить это, — Гарри протянул ему два сверкающих белых флакона, идентичных на вид. — Оба флакона содержат одно и то же вещество. Я выпью половину того и другого, чтобы доказать, что это не яд, а другая порция может достаться ей.

Тишина растянулась, словно туман над океаном. Надежда могла быть болезненной, и ее трудно принять так быстро. Надежда могла сгореть, умирая, и оставить своим жертвам такие шрамы, которые они никогда не забудут.

Но гораздо сильнее страха, надежды и силы — отчаянная любовь.

— Заходите, — послышался суровый приказ, который Гарри тщательно выполнил, прекрасно осознавая, какое множество теней может скрываться от его зрения в маггловском доме.

Дверь за ним захлопнулась; в прихожей сильно пахло чистящими средствами, лекарствами и тошнотворно-сладким запахом давно болевшего человека.

— Если вы лжете мне, я использую все средства, чтобы уничтожить и вас, и это чудо-лекарство, — с гневом и печалью в голосе продолжил мужчина. — Моя жена не может поднять голову, не может пошевелить ни одной конечностью. Я не представляю, как этот крошечный пузырек может что-то изменить.

— Я не могу объяснить вам этот процесс, сэр, — мягко ответил Гарри. — И вы никому не сможете рассказать о моем пребывании здесь или о содержимом этих флаконов. Ей нужно лишь выпить это, и в течение месяца ее двигательные функции восстановятся. Это медленный процесс, она не сразу сможет двигаться, но к завтрашнему дню ее чувствительность начнет возвращаться.

Для волшебницы этот процесс занял бы всего несколько дней, потому как ее собственная магия дополняла бы зелье. Для магглы, основываясь на нескольких случаях, когда магглорожденные или полукровки документировали использование зелья на членах своих семей, это время было увеличено до месяца и более. Даже эту информацию Гермионе было трудно найти, поскольку магический мир не стремился информировать людей о правах их не-магических семей на магическую медицину.

— Вы это серьезно, — мужчина внезапно нашел стул, невидимый для глаз Гарри, и тяжело на него опустился. — Вы действительно говорите серьезно.

Гарри отмахнулся от этого заявления.

— Я рекомендую отказаться от любых других лекарств в течение недели. Я не знаю, как они могут сказаться на данном лекарстве.

Скорее, Гермиона не была уверена. Магические и маггловские лекарства не были испытаны при совместном приеме.

— Я... я... — мужчина запнулся. — Я не могу в это поверить…

— Тогда не надо, — Гарри подтолкнул один флакон к мужчине, и тот взял его дрожащими пальцами. — Пусть это вам докажет. Верните ей ее жизнь.

— Но почему именно мы? Почему именно она? — тихо спросил он, качая головой. — Я не понимаю.

— Я не стану вам лгать. Я выбрал вас потому, что в далеком будущем мне, возможно, придется просить вас об одолжении из-за того, где вы работаете. Это мой подарок заранее, чтобы заручиться вашим согласием.

Не совсем правда, но и не совсем ложь. Если этот человек откажется, то Вон применит к нему Обливиэйт и тот забудет обо всем случившемся, а пока он будет без сознания, его жена получит лекарство, и на столе останется письмо с описанием тайного лечения, которое ей дал неизвестный благодетель.

Этот вариант был им выгоден, возможно, даже больше, чем прямой разговор с мужем. Но Гарри не нравилась сама идея навязывать им зелья. Его мораль временами была изменчивой. А временами — нет.

Мужчина резко встал.

— Я бы никогда не простил себе, если бы лекарство могло сработать, и я сказал "нет". Как мне давать его ей?

— Перорально, если она может глотать. Если нет, то лучше всего внутривенно.

— У нее есть открытый порт, — глухо ответил он, проходя в другую комнату, где лежала навзничь женщина с целой и светлой душой и сломанным узором тела.

Мужчина не стал настаивать на том, чтобы Гарри выпил половину обоих флаконов. Он просто использовал шприц, чтобы взять белую жидкость, а затем толкнул ее в линии тени, которые Гарри не мог видеть.

Гермиона определила, что магическое содержимое можно принимать внутрь, уколами или даже местно, через кожу, поскольку ингредиенты специально заваривались, чтобы впитаться в плоть. Это была просто волшебная традиция, согласно которой большинство зелий принималось перорально. Все, что имело значение, — это то, что они должны были впитаться в тело.

Прошло несколько долгих мгновений, а мужчина все еще держал жену за руку.

Гарри начал тихонько пятиться из комнаты.

— Кто вы? — тихо спросил мужчина. — И как скоро оно сработает?

Гарри проигнорировал первый вопрос и ответил на второй.

— Оно может действовать по-разному, но вы увидите эффект в течение следующих двадцати четырех часов.

Гарри повернулся и направился к выходу.

— Подождите! — зеленый узор мужчины поспешил к нему. — Как мне связаться с вами, если что-то пойдет не так?

— Мы будем наблюдать, — просто ответил Гарри, затем открыл дверь, мгновенно позволив простому заклинанию невидимости окутать его. Он будет считать свои шаги до лестницы снаружи.

Мужчина громко выругался и крикнул в сторону двери:

— Какого черта?! Подождите! Стойте!

Но Гарри уже не было.

* * *

Две недели спустя он наблюдал, как зеленый узор души аккуратно помогал другому узору выбраться из ее кресла на колесиках в местном парке, босые ноги утопали в траве, а женский смех эхом отдавался вдали.

Вон фыркнул:

— Удовлетворен? Я же говорил тебе, что Люси следит за ней, и никаких проблем нет. Она уже может стоять, и скоро ей придется заново учиться ходить.

— И никаких упоминаний о нас? — Гарри прислушался к шепоту их голосов.

— Ты сильно рисковал, — начал Вон, качая головой. — Но нет, ни единого слова. Наши люди из Джей-Ти-Пи следили за их телефонными разговорами. Он просто утверждал, что его жена проснулась с какой-то избыточной двигательной функцией. Называл это чудом. Он не позволил доктору провести анализы, о чем мы тоже должны были подумать. Маггловский анализ крови мог бы нас выдать.

— Мы подумаем об этом в следующий раз.

— В следующий раз? — простонал Вон.

— Сколько еще раз мы будем это делать?

— Пока нам это больше не понадобится, — ухмыльнулся Гарри. — Так что привыкай быть добрым самаритянином.

В ответ Вон лишь приглушенно заворчал.

* * *

Зеленоглазый незнакомец непременно попросит о чем-нибудь ужасном. Дэвид понял это в глубине души, как только Лилиан открыла глаза и удивленно подняла к нему руку, улыбаясь происходящему чуду.

За чудеса надо платить. Это Дэвид тоже знал. Он не питал никаких иллюзий, понимая, что именно его работа, его положение поставили его обстоятельства в повестку дня этого незнакомца с неизвестным, творящим чудеса, лекарством.

Возможно, это будет информация. Может быть, когда-нибудь он откроет свой почтовый ящик и увидит письмо без адреса и имени, лишь с просьбой и указанием местонахождения.

Может быть, это будет воровство. Возможно, Дэвид сидел на шестеренке колеса интриги, какой он еще не видел прежде. Возможно, ограбление века.

А может, это были богатые, играющие в игры с бедными.

Возможно, от него потребуют убить кого-нибудь.

Все дальше и дальше заходили его мысли: ангел это был или дьявол, кругом самобичевание и сомнения, но главное —глубокая благодарность, которую он не мог выразить вслух, даже при своей любимой жене.

Лилиан смогла сидеть, потом ползти, а потом пошла, как ребенок, который учится пользоваться собственными ногами, пока однажды она не подбежала к нему, смеясь от восторга, и Дэвид понял, что в конце концов его долг не имеет никакого значения.

Его Лилиан вернулась к прежней жизни, и будь прокляты последствия для него самого.

Ему просто придется жить с самим собой, пока он будет ждать расплаты за свое чудо.

* * *

Может быть, Лилиан и была калекой, но слепой она никогда не была. У нее были глаза, чтобы видеть тьму в глазах мужа, и острый ум, чтобы удивляться своему внезапному выздоровлению после катастрофического повреждения нервов.

Что же такого натворил Дэвид? Потому что выражение его глаз говорило ей, что это была сделка с дьяволом.

Она попыталась вытянуть из него информацию. Попробовала сначала словами, а потом руками, когда возможность двигать ими вернулась к ней. Она пробовала подкупать, пробовала улыбаться и печалиться. Он был непреклонен в том, что ее выздоровление не имеет к нему никакого отношения.

Даже врачи говорили, что она никогда не поправится. Даже врачи говорили, что тот факт, что она восстановила свои мышцы, был беспрецедентным, сбивающим с толку и, сомнительно говоря, прямо-таки волшебным.

И она ни разу от него ничего не добилась. Он не обращал внимания на просьбы о дополнительных анализах, пробах крови, сканировании или даже простом опросе. Всегда была причина, по которой они не могли помочь; всегда была причина, по которой они не могли показать почему.

Лилиан достаточно долго была калекой, чтобы понять: она не хочет, чтобы кто-то еще страдал так, как она. Она получит свои ответы.

Поэтому она поступила так, как поступила бы любая здравомыслящая жена, если бы боялась, что ее муж скрывает темную тайну. Она напоила его до бесчувствия. Затем применила свою собственную магию.

Ей просто не нравились ответы, которые она получала.

Совсем не нравились.

* * *

— Вы уже назначили дату, дорогой? — тетя Петуния суетилась на кухне; руки ее постоянно мелькали в движении, убирая тот небольшой беспорядок, который был в ее первозданном пространстве.

Гарри, сидевший за столом, к которому она его подтолкнула, улыбнулся.

— Ты спрашиваешь меня об этом каждую неделю. Я обещаю, что когда мы это решим, ты будешь первой, кто об этом узнает.

Она была все время в движении, и ее узор перетекал из одного места в другое, болтая так, словно Гарри ей ничего не ответил.

— Я думаю, что рождественская свадьба была бы просто божественной. Джейн говорит, что ее дочь обожает Рождество. Держу пари, что вы даже можете вызвать снегопад в месте проведения церемонии, которым, конечно же, должна стать наша семейная церковь…

Гарри с нежностью слушал, как она устно выстраивала сценарий, начиная от цвета букета и заканчивая пышностью платья. Рождественская свадьба была первой идеей, о которой она упомянула, и самой часто описываемой. У нее также был план на Новый год, который включал в себя ужасно много синих снежинок и черных цилиндров, а также еще один на неделю перед Рождеством, но все еще с рождественской тематикой. Между собой Петуния и Джейн решили, что они с Гермионой могли бы просто прийти на свидание, сказать главные слова и покончить с этим.

У Гарри еще не хватило духа сказать, чего он на самом деле хочет.

Гермиона называла его трусом, когда дело касалось его тети. Он не думал, что она до конца понимает, насколько пугающей может быть воля этой женщины.

— Тетя Петуния... — осторожно начал Гарри, прерывая поток цветочных композиций. — На самом деле у меня была идея…

Она замерла, словно хищник, почуявший добычу. Гарри постарался не сглотнуть.

— Но, согласно ей, церемония не может проходить в церкви. — Не то чтобы Дурсли часто ходили в церковь. Разве что когда Петуния вынюхивала какие-нибудь особенно интересные общественные сплетни. — Это будет традиционная магическая церемония.

— Да? — продолжила Петуния случайные, ничем не обязывающие расспросы. Гарри сразу же заинтересовался этой темой.

— Церемония должна состояться в день зимнего солнцестояния, в декабре этого года, и ей должны предшествовать одиннадцать праздничных дней. Есть определенные, э-э, заклинания и тому подобное, которые проводятся каждый день, которые... строятся друг на друге. Связывающие заклинания. С гостями в качестве свидетелей, с каждым днем все меньше. До самой церемонии, где произносятся последние обряды. Не многие волшебницы и волшебники делают это теперь, это... в основном навсегда.

— В основном? — в ее голосе по-прежнему не было никаких интонаций. Гарри пошевелился.

— Ну, если один из партнеров умрет, связь будет разорвана.

— А нормальные люди будут допущены на эту... магическую церемонию?

Он уловил нотки боли в ее голосе. И быстро ответил:

— Ну конечно же! Единственные, кто будет творить волшебство — это двое, которые становятся связанными узами. Ну, и тот, кто руководит церемонией. На самом деле у меня есть книга... ну, и мне нужно будет найти волшебницу или волшебника, готового провести для нас ритуал.

Он понятия не имел, кто будет его возглавлять. Он так же не думал, что у Гермионы есть идеи на этот счет. Ведение подобных церемоний являлось не тем, на что было способно большинство волшебников, детали были скрупулезны, и так мало было сделано на данный момент…

— Я все понимаю. А Гермиона тоже этого хочет?

— Да.

— Ну тогда, — он услышал, как его тетя глубоко вздохнула. — Я знаю, что это значит.

— Ты… знаешь?

— Нам нужно спланировать двенадцать мероприятий!

Мерлин, помоги ему.

* * *

Северус Снейп, одетый в черную мантию, сложил руки на груди и взглянул на нее сверху вниз через свой чрезмерно большой нос.

— Должно быть, я не совсем правильно расслышал.

Гермиона вздернула подбородок, отказываясь поддаваться страху. Если она чему-то и научилась, а научилась она многому, так это тому, что мастер Снейп не терпел слабости в своем ученике. Его политика была: "будь сильным" или "исчезни".

— Возможно, вам стоит обратиться к целителю, чтобы он помог устранить ваши проблемы со слухом, мастер Снейп. Это может быть очень серьезно.

Глаза, такие темные, что казались черными, сузились, глядя на нее.

— Нахалка. Вам повезло, что я нахожу ваш ум обладающим интеллектом выше среднего.

Она улыбнулась, и мастер зелий, как всегда, немного смутился. Положительные проявления эмоций, такие, как улыбка и смех, казалось, были его слабостью. И она часто этим пользовалась. Имея достаточно времени, можно научиться бороться с врагом, обладающим равным или даже превосходящим остроумием.

— Благодарю вас, мастер Снейп. Вы так добры.

Услышав это, он откровенно нахмурился. Она практически оскорбила его.

— Мисс Грейнджер. Вы действительно только что спросили меня, как инкапсулировать кислотное зелье в тонкий жидкий растворимый слой, который может быть поглощен магглами без обнаружения?

Он уклонился от ответа на комплимент. Он был весьма хитер. Гермиона просияла еще больше.

— Ну да, именно это я и хотела узнать. У меня есть идея о создании растворимой формы основного вещества, которое могло бы нейтрализовать кислотность Костероста, но я не уверена, что это в то же время не замедлит действие зелья для роста костей и не увеличит болевые реакции. И видя, как обезболивающие зелья сводят на нет эффект Костероста, увеличение времени и усиление болей было бы весьма неприятным. Я надеюсь, что у вас есть какое-то решение.

— Мисс Грейнджер, — он произнес ее имя так, словно это было проклятие. — Вы еще не готовы к выведению алхимических формул или созданию новых зелий. Вы могли запомнить соединения и их эффекты, но создание занимает месяцы, если не годы опасных экспериментов. Не говоря уже о юридических последствиях того, что вы только что предложили. Давать магглам магические зелья против их воли означало бы отправиться прямиком в тюрьму Азкабан, независимо от ваших мотивов доброго самаритянина.

Она даже не дрогнула.

— Но они же не будут осведомлены об этом. Они будут точно знать лишь то, что принимают лекарство, помогающее сращивать сломанные кости, если не выращивать кальцид заново.

— Что также грозит вам прямой дорогой в Азкабан, поскольку информирование магглов, не состоящих с вами в родственных связях, о магии также незаконно, — последние слова он произнес сквозь стиснутые зубы.

Гермиона развела руками.

— А зачем упоминать о магии? Это просто наука, мастер Снейп. Это все химические соединения, всего лишь те, которые магглам не позволили обнаружить. Мне не придется ни лгать, ни скрывать правду.

Снейп выглядел весьма недовольным. Целая минута прошла в глубоком молчании.

— Что вы задумали? — его голос напоминал шипение. — Потому как я был в тюрьме Азкабан. И в мои планы абсолютно не входит повторять этот опыт. Я помогу вам, а вы попробуете представить этот аргумент перед Визенгамотом, и мы оба с вами окажемся упрятаны в соответствующие камеры. Никакая здравая логика не поможет вам обойти Статут.

— Я просто строю гипотезы... — она уклонилась от ответа с легкой улыбкой.— О возможности распространения магических зелий среди маггловского населения. Я не вижу причин ставить в известность магические или маггловские власти о... двойственности свойств, которыми обладает это новое лекарство. В конце концов, помощь людям — это универсальное понятие. Разве вы не хотели бы дать магглам лучшее качество жизни?

Гермиона ожидала еще одного резкого ответа. Была готова к этому. Она не ожидала увидеть тень, пробежавшую по его лицу, услышать горечь в голосе.

— Этого никогда не допустят. Магия — не для магглов.

Ее улыбка померкла, когда она увидела печаль в его глазах, чувство, которое, как она знала, ей не следовало видеть. Она невольно задела его за живое. Она могла либо отступить от темы, либо продолжить и любой вариант был рискованным.

Fortuna audaces iuvat.

Удача любит смелых.

— Кто это сказал? Кто сказал, что волшебники не только не несут ответственности за помощь своим собратьям людям, но и должны прямо отказывать им в спасительных лекарствах? Какие-то занудные старые волшебницы и волшебники много веков назад, боявшиеся выйти за пределы своих охраняемых замков? Мы больше не те люди. Мы не настолько слабы, чтобы быть захваченными маггловской технологией, или бессердечны, чтобы закрывать глаза на добро, которое мы можем сделать в этом мире. Мы можем быть равны. Мы можем ничего не бояться.

Темные глаза оценивающе взглянули на ее позу. Она видела в них интеллект, присущий немногим другим людям, способность оценивать свои поступки в жизни, как ходы на шахматной доске, и предсказывать, какая судьба может подстерегать их на пути. Мастер Снейп растрачивал свои способности в Спиннерс-Энде наедине со своими зельями. Он мог бы стать мастером по части манипулирования людьми в угоду своей прихоти.

А может быть, он уже был им, и она просто не застала этого.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете. Вы и все остальные, кто замешан с вами в этом деле. Поттер, я полагаю, — еще одна тень легла на его лицо, обычно такое стоическое и сдержанное. — Это как раз то, что приводит к сжиганию ведьм на улицах во время Гражданской войны, и за что дети-маги сжигаются на костре своими маггловскими семьями.

— Если поспешить, то да, наверное, — согласилась она. — Но только не в том случае, если они примут это раньше, чем узнают, что это такое. Нет, если это будет введено постепенно в течение многих лет в форме, которую они могут и будут принимать. Наука, мастер Снейп. Ее понимают, как и любой принцип, изучаемый в школе. И когда она будет открыта, ее будут праздновать как открытие века, тысячелетия. Она будет принята за все то, что сможет предложить, а не отвергнута.

Он тяжело вздохнул.

— Вы молоды и полны мечтаний. Вы не видели алчности и ее отравляющих последствий. Люди очень эгоистичны. Люди не заботятся о других, если это не приносит пользы им самим.

— Я предпочитаю не применять эту теорию ко всем. Люди могут выбрать и стать лучше, — заявила Гермиона. — И история докажет, кто прав.

Она едва не забыла про свою дерзкую позу, когда увидела намек на улыбку на его лице. Это было такое незнакомое выражение, что он казался совершенно другим человеком. Возможно, моложе и меньше походил на темного жителя подземелий, склонившегося над кипящим зельем.

— Вы напоминаете мне одного человека, который давным-давно сказал почти то же самое, — его улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, сменившись хмурым взглядом. — Вы не будете проводить никаких экспериментов без присмотра. Если вы настаиваете на подобной безрассудной задаче, вы будете заниматься этим здесь, в моей нижней охраняемой лаборатории. И только после очередного года учебы. Я не преувеличивал трудности экспериментирования и создания новых веществ.

Ее сердце подпрыгнуло; она слышала, как оно стучит в ушах. Он собирается помочь ей. Он собирается помочь! Возможно, он и не сказал этого прямо, но он и в других вопросах редко выражался прямолинейно. Гермиона знала его уже достаточно давно, чтобы читать между строк.

Ей хотелось поблагодарить его. Хотелось обнять его. Но сейчас он мог бы просто проклясть ее за любое подобное выражение эмоций, особенно за последнее.

Она ограничилась твердым кивком.

— Да, мастер Снейп.

Он резко развернулся, взмахнув полами мантии, и повел ее в свой кабинет, где, как она знала, лежала куча книг и бумаг в ожидании еще одного дня запоминания, классификации и обучения.

Гермиона улыбнулась, глядя на его напряженную спину. Она сомневалась, что в мире есть другая волшебница или волшебник, более квалифицированный, чтобы помочь им с предстоящей задачей, и она могла заполучить его в качестве союзника.

Шах и мат.

* * *

На самом деле, такая мелочь. Вскользь брошенное слово способно раскрыть целое богатство тайн.

Хато Каразу была раскрыта именно таким образом. Она помогала своему подвыпившему коллеге выйти из паба в Лютном переулке, и было слышно, как тот называет Каразу, не находящуюся под чарами гламура, другим именем.

Этон, любовь моя, зачем же ты им сегодня понадобилась, старая усталая лошадь, а? Мерлин подери, в мой день рождения!

Как хохотала и заливалась толпа. Как же смеялась Она сама перед своим вечно горящим огнем, когда ей назвали истинное имя женщины, возглавляющей печально известный отряд "Пегас" .

Обнаружить остальных членов группы оказалось очень просто. Достаточно было понаблюдать за ее кругом общения и понять контекст.

Жаль только, что они упустили жизненно важную деталь — сестру-близнеца. Ей оказалась Мико Каразу, погибшая во время взрыва, и единственный ребенок Мико получил проклятие Нутрикатус. Она сдерживала свой гнев, зная, что Хато будет смотреть, как ее любимая племянница умирает, постепенно, в течение года, съеденная изнутри.

Хато же будет убита лишь после этого горького конца ее последнего живого родственника. Вместе с еще одним уцелевшим членом первоначального состава "Пегаса" и любыми несчастными новобранцами, которых департамент смог найти, чтобы заменить тех, кого ее Огоньки рассеяли на миллионы кусочков.

Им негде было спрятаться. Не было ни одного зачарованного места, куда Она не смогла бы проникнуть, ни одной тени, которую Она не смогла бы осветить. Это был всего лишь вопрос времени.

Лишь вопрос времени.

Кроме.

Кроме.

Ребенок не был мертв, даже не умирал. Ребенок чудесным образом излечился от проклятия, хотя вероятность его смерти составляла девяносто пять процентов.

Выздоровление, когда он был на пороге смерти, на перекрестке потери магии или потери жизни, а скорее всего, в конечном итоге потери и того, и другого.

Чудо магии, а то, что ее чары были превращены в воду, было именно чудом магии. Трансфигурация в масштабах, неслыханных в современную эпоху. Она много читала, изучала легенды. Она знала, как редко встречается подобная способность, настолько редко, что ее существование отвергалось, считаясь совпадением или мифом. Она знала, что говорили об этом древние ученые.

Мерлин, который мог превратить камень в воду и воду в камень, который мог превратить сам ветер в огненную змею, способную поглотить его врагов. Мерлин, который мог вдохнуть жизнь в умирающих, говорить с призраками людей и даровать им покой в посмертии. Мерлин, которого не могли удержать никакие чары, который проходил сквозь магию, как человек проходит сквозь воздух, и говорил о магии так, словно это был прекрасный, неприрученный зверь, шедший рядом с ним.

Мерлин, который прожил слишком долго для волшебника, и по слухам, возможно, был все еще жив. Принц Чародеев, чья могила так и не была найдена. Изобретатель заклинаний, маг-провидец. Чья форма могла быть изменчивой, как у метаморфомага, и кто иногда говорил пророчествами.

Все больше и больше было прочитано свитков, каждая страница казалась причудливей предыдущей. Мерлин был просто нереален. Он был фантазией реального человека, созданной для того, чтобы внушать страх детям.

Так же думала и Она. Пока не начала сомневаться.

Безукоризненно точные структуры заклинаний превращались в воду, туман или лед, рассыпаясь на частицы независимо от того, какую форму принимали.

Ее люди были убиты странным образом, их тела были живы, но разум — нет. Другие бредили о зеленоглазом демоне, который превращал их кожу в железо, приковывающее их к полу, и они беспомощно наблюдали, как их товарищи корчатся в криках агонии, хватаясь руками за голову или сердце.

Министерство не могло подавить все слухи. Чем секретнее информация, тем больше обсуждалась она в кулуарах.

Человек, волшебник, говорили они. Никакие чары не могут его остановить. Никакая магия не может коснуться его. Он — гелиопат, эксперимент невыразимцев, посланный, чтобы пламенной силой избавить Лютный переулок от тьмы.

Зеленые глаза, такие живые. Они всегда упоминали эти глаза. Неестественные глаза. Глаза, которые заставляли сердце биться быстрее, падать и умирать. Глаза, которые заставят сделать все, если посмотрят в твою сторону. И с какой радостью ты умрешь за них.

О, ей следовало бы догадаться гораздо раньше. Она должна была сама прийти к этому заключению, прежде чем Огоньки придут к ней и прошепчут это в тишине ее кабинета, будто звуки этого имени вызывали ужас.

Как же эта прекрасная женщина в зеленом платье дрожала на полу от страха перед тем, что она узнала. Как же дрожал ее голос!

Слухи об этом ходили уже давно, но никто по-настоящему в них не верил. Зачем тратить свое время, выполняя грязную работу министерства? Он мог заниматься всем, чем хотел. Он мог получить все, что еще не имел. Он — герой Британии. Он... не совсем реален для них. Он — их собственная фантазия, человек, стоящий выше таких тривиальных забот, как они и их жизнь. Он — ходячий миф.

Как знакомо это звучало теперь. Мерлин тоже всегда был ее любимой фантазией.

Но совпадений было слишком много. Места и наблюдения, шепотки в отделе. Визиты к министру и частое присутствие Робардса. Это началось в больнице, когда я действительно начала искать, но... поверить в это... в то, как эти оборотни излечились. Потом племянница Этон, сходства... совпадения... их накапливалось все больше и больше. А потом он исчез на все лето, и никаких намеков на его присутствие, кроме пары визитов в Лютный переулок. Точно так же, как Гиппогриф исчез из наших операций.

Затем я увидела его. Его... глаза…

В голосе этой женщины сквозь страх слышалось страстное желание. Она любила, чтобы именно такой страх испытывали по отношению к ней, а не к кому-то другому.

Вне осеннего заседания Визенгамота. Я надеялась понаблюдать и убедиться, что ошиблась. Но его энергия... ее нельзя было не узнать. Я... я уверена. И использование посохов обоими волшебниками, то, как они двигались... эти глаза. Я...

Как можно убить Мерлина?

Так, что даже Мерлин не сможет этого ожидать. Внезапно, без всякого объявления, в месте, которое он считает безопасным для себя. Без всяких предупреждений. Не тратя время на размышления, на действия.

Она все это спланирует. Она будет заниматься этим днями и месяцами, мечтать о нем во сне. Она заставит его заплатить за содеянное, Она заберет его из этого мира. Она сама станет мифом, тем, кто убивает неубиваемых. Они будут бояться ее.

Они будут бояться Леди Лайт, главу "Тени Обскура".