Маховик времени, или Новая история Гарри Поттера (джен)

— Авада Кедавра! — зелёный луч сорвался с палочки Волдеморта и полетел в сторону маленького мальчика, лежащего в этот момент в детской кроватке.

Увернуться тот не мог. Тело полуторагодовалого малыша совсем не слушалось его, да и кроватка, в которой он находился, была совсем крошечной. Так что Гарри ничего более не оставалось, как только принять неизбежную истину — зеленый луч обязательно его достанет. В момент этого осознания вся жизнь снова пролетела у него перед глазами. Дурсли, Хогвартс, Рон, Гермиона, Джинни, война, приглашение в Аврорат, домашняя библиотека, наследие, обучение, многие и многие работы, годы одиночества, новые друзья, нечастые, но оттого не менее опасные приключения, смерть родного человека, бесконечная печаль и маховик. Да, маховик, он здесь из-за него. Зелёный луч практически достал Гарри, когда вокруг малыша завертелся густой черный туман, и луч срикошетил обратно в того, чьи помыслы по отношению к ребенку были темнее этого самого тумана.

— Не-е-ет! — истошный крик тёмного волшебника был слышен, наверное, и на другой стороне улицы. В конце концов от Лорда Волдеморта остались только пепел и палочка.

Гарри же от удивления раскрыл свои ярко-зеленые глазки вовсю. Что произошло? Он поднял руку ко лбу и ахнул. Шрама не было! Он как мог ощупал своими маленькими и непривычными ручками лоб, щёки, подбородок, тело, но нигде не нашёл ни одного шрамика. В конце концов он опустил взгляд на руку и громко заливисто рассмеялся. Причем смех этот чем-то напоминал истерический припадок. Если бы его увидели в тот момент, то сочли бы, что у малыша нездоровая реакция на окружающие события: рядом с ним лежал труп его матери, на первом этаже — труп отца, у самой кроватки — прах самого страшного волшебника последнего десятилетия — а он смеялся вместо того, чтобы плакать. Обычные люди — или магглы, как называли их волшебники, — обнаружив у ребенка такую реакцию, непременно отправили бы его к детскому психологу, потом к психиатру, а после либо закрыли бы на неопределенное время в лечебнице, либо заставили бы пить таблетки. Волшебники же просто отвернулись бы от такого мага, посчитав его недостойным их внимания. Однако, к счастью, тут никого не было, да и у Поттера была серьезная причина для такого неадекватного поведения. 

В далёком-далёком будущем, уже разменяв девятый десяток, мастер артефакторики Гарри Джеймс Поттер-Певерелл смог разработать совершенно новый защитный комплекс — в общем-то, это было что-то среднее между артефакторикой, ритуалистикой и рунами — который способен был отразить несколько десятков различных проклятий, ослабить действие разрушающих чар и даже спасти от воздействия смертельного заклятия. Конечно, панацеей это не было, ведь проклятий великое множество, но с фантазией у большинства волшебников всегда было плохо, а значит, в большинстве своем они пользовались именно тем набором заклинаний, что сложил в свое творение Поттер-Певерелл. Это была одна из самых значимых его работ, правда, проводить этот комплекс было очень-очень больно. Комплекс создавался на основе огромного количества рун, которые во время множества ритуалов методично врезались в магическую ауру волшебника специальным артефактом. Можно сказать, что наносились они непосредственно на магическое ядро мага, а выход — то есть то место, что проецировало сырую магию волшебника, способную отразить все, что в него заложено — создавался еще одним модифицированным артефактом, который выбивал его на руке, а именно — на предплечье, плече или запястье волшебника. Этим местом была магическая татуировка, которая навсегда связывалась с аурой мага. Рисунок мог быть абсолютно любым, собственно, как и положение тату, но Гарри тогда решил поиздеваться над своим лучшим другом и, когда тестировал изобретение на себе, нанёс на свое предплечье татуировку в виде метки Лорда, такую же, как и у друга. Вот только тот не оценил шутки и невероятно разозлился. Как взбешенная мантикора, он летал по дому — для полного сходства не хватало только с силой бьющего по полу хвоста. А потом, когда его убили, это было единственным, что напоминало Гарри о человеке, который три четверти своей жизни провёл рядом с ним.

Закончил смеяться Поттер только тогда, когда услышал рёв мотора. Сириус! Он уже успел забыть, что первым на место происшествия прибыл его крёстный. Крёстный… Гарри давно засунул всю горечь по поводу его смерти глубоко внутрь, но до сегодняшнего дня он и не догадывался, что она никуда не ушла — Сириуса он по-настоящему любил, пусть тот и был бесшабашным шалопаем. Поттер быстро проверил работу магии — Люмос зажёгся мгновенно и без палочки, — потушил его, нанёс чары гламура на татуировку и иллюзию на лоб — пусть пока все думают, что у него есть шрам. Если у него будет отличительная черта — потом будет легче затеряться, если он захочет скрыться от вездесущего Дамблдора.

В комнату влетел Сириус и побежал к Лили, но та уже не дышала. В глазах у него стояли слёзы: он не смог защитить лучшего друга и его жену, не смог. Хвост! В глазах Сириуса отчетливо читалось желание мести, и Гарри понимал, что этой самой местью он подпишет себе заключение в Азкабан на долгих двенадцать лет. Блэк уже было бросился в погоню, как услышал за своей спиной знакомый детский голос.

— Сили!

Он обернулся и заметил ЕГО! Гарри был жив! Это невероятно! Сириус бросился к ребёнку и обнял его. Объятия крёстного — это то, чего так не хватало Гарри в той жизни, и если ещё минуту назад он думал о том, что можно будет прожить и у Дурслей, то теперь он твердо был уверен, что прошлая жизнь останется позади. Сириус же не строил никаких планов, он просто был счастлив, что его маленький оленёнок — жив! Хоть у него на лбу и был какой-то идиотский шрам, он был цел, а это было для него главным. Но вдруг что-то схватило Сириуса за шиворот и затянуло в воронку.

«Да, Гарри, что-то топорно сработано», — подумал Поттер, когда немного пришел в себя и удостоверился, что снова оказался на Гриммо.

Маленький Поттер решил не отпускать ситуацию на волю случая и действовать оперативно. Аппарация в таком возрасте не составила труда, что странно, ведь он думал, что сил у него сейчас не хватит, но была слегка плоховата. Сириус упал на колени, но не уронил ребёнка — за это ему спасибо.

— Сириус! Что ты тут забыл, мерзкий мальчишка?! — закричала леди Вальбурга, перед которой он и приземлился. — Ты ещё и ребёнка приволок на мою шею?

— Я… Я сюда не аппарировал! — стал оправдываться Сириус.

— Ты…

«Леди, примите сына, а после мы с вами поговорим; я клянусь, что разговор вам понравится».

Вальбурга замерла на полуслове. У неё в голове раздался совершенно незнакомый голос, причём он был до того властный, что даже ей захотелось сделать так, как он говорит. Раньше Гарри ничего не стоило передать направленную мысль в чью-то голову. В той своей жизни он был мастером не только артефакторики, но и ещё нескольких наук, в ряд которых входили менталистика и зельеварение. Последнее было получено исключительно назло профессору Снейпу, который твердил, что Поттер — бездарность и идиот. Хотя стоило отметить, что говорил так не только он. Частный учитель Поттера, что подвел его к получению мастерства, был солидарен со своим предшественником, и если бы не обстоятельства, по которым он не мог хлопнуть дверью и уйти от посредственности, бездарности и непроходимого тупицы, то ни о каком ученичестве речь даже и не шла бы. 

— Кричер! Подготовь комнату для Сириуса, а для ребёнка поставь кроватку в комнату напротив моей, живо!

— Да, хозяйка! — эльф, которого даже не было в комнате, принялся за исполнение приказа.

— Что…

— Заткнись и иди в комнату, мальчишку отдай сюда, — она выхватила Гарри из рук крёстного, — приведи себя в порядок и спускайся в столовую, а я пока покормлю ребёнка, — с этими словами она развернулась, эффектно взмахнув полами мантии, и ушла.

Сириус же, постояв немного в прострации, понял, что спорить с матерью, тем более когда ее настроение так быстро меняется — бесполезно, и пошёл наверх, раздумывая над тем, почему Вальбурга так быстро сменила гнев на милость. Для него, конечно, были привычны ее такие переходы, но обычно это была смена милости на гнев, но вот чтобы наоборот...

Вальбурга же, когда уходила, и не догадывалась, что этим своим поступком заставит мозги сына немного поработать, ведь ей важнее сейчас было выяснить, что вообще происходит. Навесить чары конфиденциальности на одну кухню хозяйке дома ничего не стоило, так что, справившись всего за пару взмахов палочки, она повернулась к ребёнку.

— Кто вы такой, господин? — серьёзно спросила она, прищурившись. — И куда вы дели крестника моего сына?

«Позвольте представиться, леди Блэк, Гарри Джеймс Поттер-Певерелл, лорд Поттер, лорд Певерелл и… лорд Блэк», — последнее было сказано с горечью.

— Лорд кто? Блэк? Это невозможно! — закричала Вальбурга.

«Невозможно — это то, что вы разговариваете с ребёнком, миледи, а это возможно: я уже проверил. Смотрите».

Он поднял крохотную ручку, и на ней появилось кольцо — смотрящееся на малыше весьма необычно — на котором располагались три камня рода. Аурипигмент, известный как камень рода Поттер, воскрешающий камень от Певереллов и шпинель, камень рода Блэк.

«Видимо, при моём перемещении что-то да сохранилось», — хмыкнул мысленно «лорд».

— Перемещении?

«Да, миледи, я из будущего и хочу вас кое о чём попросить».

— Чего вы хотите? — леди Вальбурга хоть и была в шоке, но ни единым жестом не показывала этого.

Истории о путешественниках во времени были в их семье не такими, как у других. Если все рода упорно твердили, что вернуться более чем на год — нельзя,  то ее предки трижды оспаривали это высказывание. Первым был правнук основателя рода, который переместился обратно во времени, чтобы спасти молодой род, что находился на грани вымирания. Второй была Вега Блэк, которая вернулась назад на семьдесят лет, чтобы на корню уничтожить род, что в ее время уничтожил всю ее семью. Ну а третьим был ее прапрапрапрадед, что вернулся на сорок лет назад, чтобы заново воспитать своего сына. И каждый раз они меняли судьбу мира кардинально, но ни разу они не возвращались в свои детские тела. Как и на разу не оставили ни одной строчки о способе перемещения. 

«Видите ли, я к вам очень привык в будущем; вы там хоть и умерли, но оставили замечательный портрет! И мы с вами подружились. Кстати, именно вы заставили меня принять род Блэк. Вы сказали мне ваш девиз: «Чистота крови навек», когда я собирался принять род сам, и не дали этого сделать, но потом были счастливы, когда узнали, что моя мама была чистокровной волшебницей, и переменили свое решение. Оказалось, что её родители — сквибы Блэков, причём, как выяснилось, оба, и я вполне могу быть наследником».

— Изумительно, но что же вы хотите сейчас? И как вам удалось вернуться? — ее кристальные глаза прожигали насквозь, а холодный взгляд заставлял поежиться, а ведь ему было гораздо больше, чем ей сейчас!

«Сейчас я хочу прожить нормальную жизнь. Вам я признался, потому как не хочу, чтобы вы умирали, да и Сириус тоже. Я надеюсь, что вы сумеете выбить из него всю дурь. Он не должен верить Дамблдору и этому его Ордену ощипанной курицы. И у меня есть план, как провести его и всех его орденцев. Я знаю, что вы великолепный зельевар. У вас же есть резервный запас оборотного?»

* * *

Ночную тишину нарушили приглушённые раскаты грома. Их звук становился всё громче. Дамблдор и МакГонагалл стали вглядываться в тёмную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху послышался рёв и с неба свалился огромный мотоцикл.

Он приземлился на Тисовой улице прямо перед двумя волшебниками. Мотоцикл был исполинских размеров, но сидевший на нём человек — или все-таки нет? — был ещё больше. Его ладони были размером с крышки от мусорных баков, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с маленьких дельфинов. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди свёрток из одеял.

— Ну наконец-то, Хагрид, — в голосе Дамблдора явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мотоцикл?

— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с мотоцикла. — У молодого Сириуса Блэка. А насчёт ребёнка — я привёз его, сэр.

— Всё прошло спокойно?

— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Магглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем.

Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свёрнутыми одеялами. Внутри, еле заметный в этой куче тряпья, лежал крепко спящий маленький мальчик. На лбу, чуть пониже хохолка иссиня-чёрных волос, был виден странный порез, похожий на молнию.

— Значит, именно сюда… — прошептала профессор МакГонагалл.

— Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь.

— Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор? — испуганно спросила заместитель директора.

— Даже если бы мог, не стал бы. Ну, Хагрид, давай ребёнка сюда, пора покончить со всем этим, — Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дурслей.

— Могу я… Могу я попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид. Он нагнулся над мальчиком, заслоняя его от остальных своей кудлатой головой, и поцеловал ребёнка очень колючим из-за обилия волос поцелуем. А затем вдруг завыл, как раненая собака.

— Тс-с-с! — прошипела профессор МакГонагалл. — Ты разбудишь магглов!

— П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нём лицо. — Но я п-п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у магглов…

— Да, да, всё это очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала профессор МакГонагалл, робко поглаживая Хагрида по плечу.

А Дамблдор перешагнул через невысокий забор и пошёл к крыльцу. Он опустил Гарри на порог, достал из кармана мантии письмо, сунул его в одеяло и вернулся к поджидавшей его паре. Целую минуту все трое стояли и неотрывно смотрели на маленький свёрток — плечи Хагрида сотрясались, профессор МакГонагалл яростно моргала глазами, а Дамблдор, хоть и старался изобразить вселенскую печаль, был чрезвычайно доволен: все части его плана были исполнены идеально.

— Что ж, — произнёс на прощание директор. — Вот и всё. Больше нам здесь нечего делать. Нам лучше уйти и присоединиться к празднующим.

— Ага, — сдавленным голосом согласился Хагрид. — Я это… Я, пожалуй, верну Сириусу Блэку его мотоцикл. Доброй ночи вам, профессор МакГонагалл, и вам, профессор Дамблдор.

Смахнув катящиеся из глаз слёзы рукавом куртки, Хагрид вскочил в седло мотоцикла, резким движением завёл мотор, с рёвом поднялся в небо и исчез в ночи.

— Надеюсь увидеть вас в самое ближайшее время, профессор МакГонагалл, — произнёс Дамблдор и склонил голову. Профессор МакГонагалл вместо ответа лишь высморкалась.

Дамблдор повернулся и пошёл вниз по улице. На углу он остановился и вытащил из кармана свою серебряную зажигалку. Он щёлкнул ею всего один раз, и двенадцать фонарей снова загорелись, как ни в чём не бывало, так, что вся Тисовая улица осветилась оранжевым светом. В этом свете Дамблдор заметил полосатую кошку, заворачивающую за угол на другом конце улицы. А потом посмотрел на свёрток, лежащий на пороге дома номер четыре.

— Удачи тебе, Гарри, — прошептал он, повернулся на каблуках и исчез, шурша мантией.

«Ага, удачи, идиот старый!» — мысленно выругался Поттер.

— Фу, как некультурно, молодой человек! — к свёртку, лежащему на пороге дома Дурслей, подошёл Сириус Блэк, который уже через минуту превратился в Вальбургу. Хоть Поттер и думал, а не говорил, но леди Блэк тоже не была глупой и легилименцию освоила на достаточном уровне.

«Простите, миледи, это я не вам, просто вспомнил свою прошлую жизнь. Вы готовы?»

— Обижаешь, — только и сказала Вальбурга.

План был хоть и сложный, но вполне осуществимый после некоторой подготовки. Сначала миссис Блэк должна была напоить снотворным своего сына, взять его волос и превратиться в Сириуса. Потом взять незарегистрированный маховик времени — Гарри знал, куда один такой спрятал прапрадедушка Сириуса: он его нашёл, когда делал капитальный ремонт дома — и возвратиться в момент, когда настоящий Сириус забрал ребёнка. Там отдать его вместе с мотоциклом Хагриду, под чарами невидимости схватить Петтигрю и направиться туда, где в прошлом Гарри произошла стычка Сириуса с крысой. Далее по плану нужно было изменить память паре человек, подбросить двенадцать трупов магглов — которых она предварительно должна была успеть стащить из одного морга — и дальше сделать вид, что Сириус Блэк убил Петтигрю и ещё двенадцать человек, а сам вырубился, так как Петтигрю оказал сопротивление.

Гарри в своё время вместе с другом создал одну рунную магическую цепочку, с помощью которой можно превратить внешне одного человека в другого, но рассказывать никому не стал. Мало ли кто может воспользоваться этим? Так что использовав ее на крысе и приложив Петтигрю-Блэка хорошим Конфундусом и тотальным Обливейтом, перед этим изъяв все его воспоминания, Вальбурга оставила того на горе трупов и аппарировала к Дурслям, где и нашла Гарри, который уже убрал со своего лба иллюзию шрама.

— А твоё заклинание точно продержится так долго? — усомнилась миссис Блэк.

«Если вы хотите, можете наложить сами, но за результат я не отвечаю».

— Ладно, допустим, — согласилась леди и взяла ребенка на руки.

* * *

Тук, тук, тук.

Немного скукоженная, растрепанная и неопрятно одетая старушка ворча себе под нос ругательства вышла в коридор. Стук в двери не самое приятное и ожидаемое событие глубокой ночью, и если бы не Альбус, который именно сегодня оставлял маленького Гарри на пороге дома ее соседей, то она бы и не встала, чтобы проверить кто там. Однако именно сегодня она не спала, так что пришлось натянуть на лицо милую улыбку и отправиться встречать ночных визитеров.

— Здравствуйте, извините, что так поздно. Я, наверное, вас разбудила, но я тут со своим сыном слегка заблудилась; могу я попросить у вас телефон, чтобы позвонить мужу и подождать его у вас? — мило протараторила молодая девушка лет двадцати, с испуганными глазами и ребёнком на руках, как только старушка открыла двери.

— Да, конечно, милочка, проходите, — быстро и даже дружелюбно пролепетала она и пропустила бедную, дрожащую от холода мамочку в дом. — Меня зовут Арабелла Фигг. Давайте малыша, вот телефон, звоните и ждите, сколько нужно.

— Спасибо вам большое, вы спасаете нас с сыном! — чуть не со слезами сказала девушка.

«А я и не знал, что вы можете так притворяться», — усмехнулся Поттер, который и был тем самым «сыном».

«Заткнись, дьяволёнок! Я ещё не простила тебе, что ты меня в какую-то смазливую магглу превратил!» — оскалилась Блэк.

Позвонив на несуществующий номер, леди Блэк и миссис Фигг стали пить чай и ждать такого же несуществующего мужа.

— Милочка, а как вы тут оказались посреди ночи? — заинтересовалась старушка. Не то чтобы ей было очень интересно, но любая деталь может пригодиться в будущем. Мало ли что.

— О, мы с малышом гостили у моей сестры, а когда её муж вернулся, то выгнал нас из дома, — тут на глазах девушки снова появились слёзы. — Малыш всего-то уронил чашку со стола, и она разбилась, а потом внезапно оказалась целой. Он долго кричал, что в моего ребёнка вселился демон, и нам пришлось быстро уйти, вернее, убежать, — она испуганно поглядела на старушку, как бы боясь, что и она может начать изгонять дьявола из ее ребенка.

«Что вы несёте? — не выдержав, спросил у Блэк Гарри. — Что-то вы разошлись».

«А чего твои травки такие медленные?»

«Ну так если бы я взял сильнее, то пришлось бы ждать, пока их действие закончится, или тогда бы воспоминания сбоили».

«Ну тогда сиди и слушай про детские выбросы!»

— Так ваш… — договорить старушка не успела: она сладко зевнула и отрубилась.

— Ну наконец-то!

Как только миссис Фигг заснула, леди Блэк поднесла юного «великого волшебника» — а такое звание он в будущем уже получил — к старушке, и тот что-то долго и уверенно говорил, периодически подкрепляя слова голубоватыми нитями из своего разума.

«Готово!» — прозвучало через час.

После того, как Блэк и Поттер покинут дом достопочтенной миссис Фигг, ничего, кроме сильного запаха вербены и асфоделя, не будет напоминать о полуночных гостях.

Почему именно вербены и асфоделя? Многие недооценивали такую тонкую науку, как гербология. Хоть Поттеру и не удалось получить по ней мастера, но выучить все травы он смог. Трава вербены имела поистине волшебные свойства! Не зря её добавляли в большинство приворотных зелий. От запаха этой травы, смешанной с веществом, которое Поттер держал ото всех в секрете, люди моментально чувствовали невероятное расположение к собеседнику. А при смешивании этого же секретного ингредиента с измельчённым корнем асфоделя получалось сонное зелье, которое действовало не на всю нервную систему, а только на ядра ретикулярной формации моста, которые отвечают за бодрствование, и блокировало его деятельность. Слава Мерлину, что и этот «секретик» Гарри решил не отдавать широкой публике.

— Я уже устала тебя держать, ей-Мерлин!

«Ничего, зато теперь у меня начинается новая жизнь!»

После окончания школы — он все-таки пошел туда на восьмой год — и сдачи всех необходимых экзаменов Гарри стал проводить всё своё время в доме на Гриммо 12 — выходить к людям у него не было никакого желания. Разбираясь в обширной и многообразной библиотеке Блэков, Гарри находил всевозможные книги, трактаты, дневники и учебники. Столько полезной информации не было и в библиотеке Хогвартса, хотя она и считалась одной из самых крупных. А уж с помощью портрета леди Вальбурги он нашёл ещё и потайную её часть, а там было столько всего по тёмной и не только магии… Почерпнув информацию оттуда и выслушав все советы леди Блэк, он и смог получить мастера по зельям. Оказалось, что всё не так уж и сложно. Не зря же Вальбурга имела репутацию самого способного теневого зельевара своего времени; на втором месте была несравненная красавица, «черная вдова» и по совместительству мать его однокурсника Блейза Забини, яды которой никто не мог обнаружить.

В одном из дневников Гарри нашёл упоминание о своей семье. Отец его бабушки, Дореи Юфимии Поттер — урождённой Блэк — писал, что удачно сгладил конфликт между двумя семьями и выдал дочь замуж за наследника одной замечательной семьи, за потомственного артефактора, а именно — за Карлуса Флимонта Поттера. Удивлению Гарри тогда не было предела. Как артефакторы? Почему ему никто не сказал о такой несравненно важной детали? Все говорили ему лишь об открытом Джеймсе, который разорвал отношения с семьёй и не пошёл по их стопам, и об умнице и красавице Лили, что сразу после выпуска стала Поттер и боролась вместе с мужем против Пожирателей смерти, а вот о старших ему мало что было известно. Их будто бы и не существовало вообще, так как когда еще первокурсником он спрашивал о своей семье — ему только сказали, что все те были истинными гриффиндорцами. Прознав же о родовом даре, Гарри стал усиленно изучать всё, что связано с артефакторикой. И действительно: именно создание артефактов доставляло ему небывалое удовольствие, да и получались они у него так легко, что Поттер даже не задумывался о чём-то другом. С того самого момента жизнь национального героя перевернулась окончательно.

Джинни ушла, бросила его ради Финнигана. Симус тогда приходил к Гарри и извинялся, говорил, что бесконечно любил её ещё со школы, но не проявлял знаков внимания — пока она сама не пришла — потому что очень уважает его и ценит как друга. А чтобы не обманывать Гарри, он заставил её всё рассказать самой. Поттер, конечно, любил Джинни, как ему казалось, но испытал какое-то удивительное облегчение, когда узнал, что она уходит. Нет, она не была стервозной или скандальной, нет. Просто она была не той, кто ему был нужен. Ей хотелось фуршетов, шумных мероприятий, праздников, балов и огромного количества внимания к себе, а Гарри хотел тишины и покоя. И если до того, как в его жизнь проникла артефакторика, Гарри ещё покидал дом ради пышных приёмов хоть раз в месяц, то теперь он просто закрывался в кабинете и не выходил до вечера. Поттер-мэнор он так и не посетил: ему больше по нраву был дом на Гриммо 12, а особенно кабинет Ориона Блэка: тут он чувствовал какое-то родное тепло, магия будто окутывала всё его тело и подпитывала жизнью. С уходом Джинни ничего не поменялось, разве что домовик сменился. Престарелый Кричер ушёл на покой — как тот и хотел, голова его заняла почётное место у головы его матушки — а его место занял Парсмеи — молодой и умный эльф.

С его приходом дом ещё больше преобразился. Эльф даже не спрашивал разрешения, а просто делал ремонт и приводил всё в порядок. Так, выйдя однажды в гостиную после недельного заседания за созданием очередного артефакта, Гарри чуть не уронил своё же творение. Угрюмая гостиная, которая, кажется, хранила в себе пыль тысячелетий, преобразилась до неузнаваемости. Обшарпанные и страшные бордово-чёрные обои сменили матово-зелёные, занавески были удивительной красоты, изумрудные, а на солнце переливались, словно и правда были сделаны из этого камня. Диваны и кресла были вычищены до блеска, а камин был необычайно красив. До этого дня Гарри даже не знал, что тот усеян множеством рунных цепочек, так как тот был абсолютно чёрный: видимо, Сириус или Молли перекрасили его, чтобы тот не смущал фениксовцев своим величием и тьмой, ведь данные рунные цепочки были далеко не из светлых. Эльф стоял в сторонке и наблюдал за хозяином, пытаясь понять, оценит ли тот такое преображение. Хоть он и был не обычным эльфом, а повязанным с Поттером, но всё равно переживал, что хозяину не понравится. Но Поттер был в восторге и даже похвалил юного эльфа.

Так проходили дни, недели, месяцы, года… Вот Поттеру уже стукнуло тридцать, он стал неплохим артефактором, но ни одно мастерство ещё не получил. И вот тут его ждал ещё один сюрприз. Однажды на пороге его дома оказался давно известный ему блондин с бутылкой огневиски в руках. Он долго причитал, что-то кричал, но, ввиду изрядной доли алкоголя в крови, невозможно было разобрать и слова. А в конце он просто свалился на порог его дома.

Как позже выяснилось, отец выставил его из дома и изгнал из рода. Малфой ни в какую не хотел жениться и тянул кота за хвост уже десять лет, а когда родители уговорили его невесту, организовали свадьбу, пригласили прессу и кучу министерских индюков, он просто смылся. Наутро, когда бедный Малфой протрезвел, он ужаснулся тому, к кому пришёл. Как он дошёл до дома Поттера? Самого Гарри этот вопрос тоже очень интересовал. Как он вообще дом-то нашёл? Он же заколдованный! В конце концов они оба пришли к выводу, что во всём виновата кровь Блэков. Кстати, когда они пришли к такому выводу, Вальбурга заголосила, чтобы Малфой или Поттер наконец приняли род Блэк на себя. А когда они пришли к гоблинам, Малфой чуть не убил Поттера. Оказывается, что тот не только не принял главенство над своим родом, но и даже проверку не прошёл!

Так, под гнётом Драко, он быстро разобрался с бюрократией. Обнаружилось, что Поттер мало того, что является законным наследником Блэков, так ещё и не полукровка, так как его мама — чистокровная Блэк! Её родители были сквибами этого рода, причём оба. Помимо всего этого, Гарри ещё и являлся главой рода Певерелл, ибо как завещалось последним главой рода:

«Если Поттер соберёт все дары воедино, проснётся в нём наша кровь ото сна и пробудится дар семьи, что смертью была любима».

Поттер был в шоке, а Малфой гонял его по банку, причитая, что тот идиот, раз не узнал всё это раньше. Драко, оказывается, вообще любил побить кого-нибудь по голове, особенно если этот кто-то — Поттер. Гарри принял главенство над родами Поттер и Певерелл, а вот Блэков отдал Малфою, хотя тот и отнекивался. Сошлись на том, что Поттер станет наследником рода Блэк как «младший». За такое прозвище уже Гарри гонял Драко по банку.

Домой они пришли довольные и слегка подшофе. Вальбурга же была так рада, что даже пустила слезу, пусть и нарисованную. С тех пор они жили вместе. Оказалось, что Драко — замечательный зельевар и ритуалист. Так Поттер просиживал всё время в кабинете, а новоиспечённый Блэк — в ритуальном зале за придумыванием новых ритуалов с участием различных зелий или в лаборатории примерно с теми же целями. Встречались они только за ужином, да и то не всегда: то Гарри ел в кабинете, не желая отрываться от очередного очень важного артефакта, то Драко у своего котла, охраняя его как сказочный дракон — золото.

А когда Гарри получил наконец мастерство по артефакторике, у них с Драко началась игра — у кого будет больше званий мастера. Поттер получил семь: по менталистике, боевым искусствам, чарам — Флитвик заценил созданные им совершенно новые заклинания; трансфигурации — тут уж Минерва разрыдалась, ведь в интервью он упомянул ее как своего лучшего учителя; зельеварению — его Поттер выбрал не потому, что неплохо выучил, а чтобы доказать самому себе, что длинноносый преподаватель был не прав; и ритуалистике — тут уж Блэк обиделся: он по артефакторике получить не смог — там нужны были не только совершенные знания, но и талант.

Хотя соревнование он всё-таки выиграл, ведь у него было восемь: менталистика, зельеварение, ритуалистика, трансфигурация, чары, боевые искусства, гербология и алхимия. Поттер, конечно, мог бы победить, так как он собирался сдавать на мастера по гербологии и алхимии — хотя вряд ли бы потянул, знания у него были не те, но спор есть спор — но после смерти Драко и получения титула лорда Блэк настроения у Поттера не было. Вообще жизнь после ужасного убийства Драко перевернулась и пошла под откос.

С приходом в его жизнь Малфоя, а вернее, Блэка, жизнь наполнилась красками, появилось стремление, цели, хотелось быть выше, сильнее, умнее этого засранца. Именно из-за него с годами Гарри Поттер стал не только и не столько известен как мальчик-который-выжил, а уже как создатель многих мощных артефактов и семь раз мастер, с которым считались все и вся. К нему не чурались приходить представители знатных родов, а Отдел тайн каждый раз щедро платил за совместные работы, хотя тут уж, конечно, постарались друзья. Обычно Отдел тайн не доверял сторонним артефакторам, какими бы талантливыми они ни были, но друзья сумели его пристроить как штатного сотрудника с внештатной зарплатой и работой на дому.

Убийц Драко Поттер, конечно, нашёл и наказал по-своему, но легче ему от этого не стало. Со временем открывать двери своего дома он стал исключительно для сов; практически никто не видел его настоящим и живым, а не почти мёртвым, кроме его домовика. Хорошие друзья и знакомые, хоть и старались его сильно не беспокоить, всё же закидывали совами с приглашениями посетить их или иногда сами заявлялись, но долго не задерживались, потому как двери он им открывал далеко не всегда: то не слышал, то просто не хотел никого видеть. В свои сто двадцать четыре года Поттер был известным, влиятельным, богатым лордом трёх сильнейших родов… И абсолютно одиноким. Сначала у него был Малфой; как оказалось, он может быть замечательным другом, если не угнетается своим отцом, а когда его не стало, ему уже вовсе перестал быть кто-то нужен.

Но за несколько месяцев до его сто двадцать пятого дня рождения к нему пришли сотрудники Отдела тайн с заказом модернизировать маховик времени. Именно пришли. Гарри долго не хотел впускать их, но Нотт и Забини вместе уговорят и мёртвого. Тем более Поттер давно им не писал, а значит, как минимум должен открыть двери. Как оказалось, им кровь из носу нужен был маховик, который бы переносил только сознание мага в прошлое, в его же молодое тело. Гарри согласился только потому, что загорелся идеей спасти Блэка до того, как тот попадёт в неприятности.

Что собирались делать с этим чудо-устройством Нотт и Забини, его не волновало: эти двое давно доказали, что могут быть хорошими людьми и верными друзьями. Когда у Блэка всё-таки получалось вытащить Гарри из кабинета — а это сначала происходило не так уж и часто, — время они проводили в компании друзей Драко, а именно с Ноттом, Забини, Паркинсон, Гринграсс и, как ни странно, с Лонгботтомом. О том, что они друзья, Гарри узнал на одной из совместных пьянок в честь дня рождения Малфоя. Лонгботтом тогда пришёл с поздравлениями и подарком — очень странным и кусачим растением, которое очень ценилось зельеварами. Малфой был так растроган — главным образом потому, что был уже изрядно пьян — что полез обнимать Невилла.

Да и слизеринцы оказались на поверку замечательнейшими друзьями, а что самое главное — верными. Гарри только удивлялся, что насколько бы крепкой ни казалась дружба их золотого трио, со временем они раскололись, как лёд по весне. Гермиона вышла замуж за Крама и уехала в Болгарию. Первое время она, конечно, писала, но потом перестала: дети, муж, заботы да и только. А Рон… Вначале он обижался на Гарри из-за того, что тот бросил его и не пошёл в авроры, и как бы Поттер ни объяснял ему, что он уже навоевался за всю свою жизнь, рыжий не хотел понимать. Потом они вроде бы помирились, но уход Джинни снова перевернул всё с ног на голову. Возрождать дружбу с каждым разом было всё труднее и труднее. А уж когда он начал жить с Малфоем, а потом ещё и род ему отдал, Рон разорвал с ним все связи и пропал. Как оказалось, из Аврората его выгнали с позором; позже даже выяснилось, за что. Оказалось, что он уснул на дежурстве и проморгал важного подозреваемого, который потом убил с десяток авроров. А куда он переехал — никто не знал. Так Поттер и остался бы один, если бы не «слизни», как он их раньше называл.

Через несколько лет после обретения Гарри новых друзей судьба принесла ещё один сюрприз, а именно — Блейз и Тео известили всех о том, что они женятся. Вернее, известие принесла сова, которая еле унесла ноги — или крылья? — от взбудораженных этой новостью магов. Гарри и Драко побросали все свои дела и моментально примчались убивать своих сумасшедших друзей. Как оказалось, всё гораздо проще. Забини и Нотт и правда станут семьёй, но только потому, что женятся на сёстрах Гринграсс. Тео на старшей, а Блейз — на младшей. После того как Драко устал их гонять по всему министерству, они и объяснились. А уж когда все узнали, что лорд Гринграсс стал начальником Отдела тайн и забирает их дружную пятёрку к себе, Драко и вовсе успокоился и забыл о том, что собирался убить своих лучших друзей.

Попасть на официальную работу в Отдел тайн дорогого стоит. Так в отделе появились талантливейший артефактор в лице Поттера, ритуалист в лице Блэка, мастер боевой магии в лице Нотта — а тот был настолько хорош, что мог побить любого мастера боёвки и даже в будущем получил титул магистра всего в шестьдесят, — искуснейший зельевар и неплохой менталист в лице Забини и самый талантливый герболог за последние двести лет в лице Лонгботтома.

Позже уже и Лонгботтом убил всех новостью о том, что они поженились с Паркинсон. Пэнси же предпочитала скрываться подальше от всех: на свадьбу, которой как таковой не было, она их не пригласила, за что Блэк, естественно, на неё смертельно обиделся и пообещал прибить при встрече. Её отец был против такого союза, поэтому они просто сбежали и провели старинный магический обряд бракосочетания, который не смог бы разрушить ни один Глава рода, потому как леди Августа тоже была не в восторге от своей невестки. Только Гарри и Драко из их компании остались холостыми, но их это не волновало.

С принципом работы обычного маховика он был знаком довольно давно — благо нашелся один материальчик «под половицей», — а вот как его модернизировать, Гарри совершенно не представлял. Работать пришлось долго. Представление конечного результата откладывалось «на потом» раз шесть. Забини уже откровенно ругался, так как начальство — а начальством у Забини был тесть — ему проело весь мозг, а Нотт, наоборот, был совершенно спокоен: его как раз не трогали. Может, сказалось то, что он женился на старшей дочери начальника и поэтому уже имел иммунитет к выносу мозга, а лорд Гринграсс это знал? Возможно. Дафна и правда часто трепала мужу нервы, но Тео, похоже, это в ней и нравилось. А вот её сестра Астория была тихой, милой и домашней. Но всё-таки то, что она училась на Слизерине, забывать не стоит. Если ей что-то было нужно, Забини исполнял это быстрее, чем кто бы то ни было.

Как бы долго ни тянулось у Поттера усовершенствование этого специфического артефакта, к тридцать первому июля, ровно ко дню своего стодвадцатипятилетия, он наконец закончил маховик времени для путешествия бренной душонки в прошлое, но выглядел тот совершенно не так, как обычные маховики. В закрытом состоянии он чем-то отдалённо напоминал снитч. Золотой шарик с крылышками, но на этих «крылышках» были высечены мельчайшие рунные цепочки, причём таковых было более сотни. Но стоило провернуть этот шарик пару раз, как взору открывалось множество колец, звёздочек, палочек и каких-то крючочков. Чтобы выбрать необходимое время и срок перемещения, нужно было долго настраивать всю систему и подобрать определённый день лунного календаря, иначе ничего не сработает.

Когда Забини и Нотт, наконец, пришли за своим изобретением, а заодно и за избавлением от головной боли для себя, было уже почти девять вечера. Поттер как раз рассказывал о том, как настраивать артефакт, когда чёртовы часы с кукушкой, которые уже лет сорок как не работали, внезапно начали кричать. Будь Поттер помоложе, он бы так сильно не испугался и ничего бы не случилось, но в свои-то сто двадцать пять руки и реакция были уже не те.

С первым ударом часов руки Гарри задрожали и, отпрыгнув от стола и ребят, он случайно привёл в действие маховик. Все случилось так быстро, что ни Тео, ни Блейз ничего не успели предпринять. Вихрь унёс Поттера во времени далеко назад. Мимо него бежали дни, недели, года; он видел, как приходили друзья, как в последний раз покинул дом Драко, как они пьяные заваливались домой, а Вальбурга кричала, что им, идиотам таким, пора остепениться; как ребята оповестили их о том, что женятся, как Малфой в первый раз завалился пьяный, как Джинни уходила к Симусу, как крёстный упал в арку и как Гарри в первый раз встретился с ним; мелькали лица однокурсников, друзей, преподавателей, вот уже Дурсли, маггловская школа, маленькая корзинка на пороге дома на Тисовой, а потом… мама.

— Мама! Мама! Он живой! — первое, что услышал Гарри после пробуждения. А первое, что увидел, — обеспокоенное лицо крёстного, под глазами которого залегли огромные мешки, будто он не спал несколько дней.

— Сириус, хватит орать, иначе он и правда отправится вслед за своими родителями, но уже от твоего крика! — гневно воскликнула Вальбурга и осторожно подошла к сыну и малышу.

— Да, прости, я не подумал, — смутился ее великовозрастный ребенок.

— Пойди на кухню и принеси Гарри что-нибудь поесть, ребёнок наверняка голоден!

— Конечно, маман, я мигом! — так стремительно люди бегают, наверное, только если за ними гонится оборотень, причём в полнолуние. Интересно, а не с Люпином ли он научился так бегать?

«Что произошло?» — никак не мог понять Гарри. Поведение крёстного, конечно, можно было списать на его скромные представления о жизни маленьких детей, но что-то глубоко в душе подсказывало его крестнику, что что-то здесь не так.

— Вы проспали четверо суток, мистер Поттер, и не подавали признаков жизни; разбудить вас не получалось даже с помощью магии, — гневно сказала миссис Блэк, но было видно, что она сильно перенервничала по этому поводу и сейчас заметно успокоилась, оценив, что с… ребёнком?.. с Гарри всё в порядке.

«Как такое возможно?» — удивился сам «ребёнок». Он, конечно, много работал в прошлой жизни и довольно-таки много после этого спал, но чтобы вот так вот проспать четверо суток… Это же как надо было уработаться?

— Пока вы спали, а мой непутёвый сын сторожил вас, я искала в библиотеке похожие случаи, — начала свой рассказ хозяйка дома, — и нашла. Не совсем то, конечно, но похоже. Очень давно был один маг, которого знал наш далёкий предок-путешественник; он описывал его как очень способного и весьма сильного мага, очень даже сильного. Так вот, у него родился ребёнок, который с года уже очень хорошо владел магией и мог даже аппарировать по своему желанию; любая, даже самая энергозатратная магия давалась ребёнку на ура, только вот спал он после этого как убитый несколько дней. Предок даже стал свидетелем одного такого случая. Мальчишка, когда ему было семь, смог одолеть напавшего на него сильного волшебника, причём даже без помощи палочки и заклинаний, а одной лишь обыкновенной сырой магией. Этот своеобразный бой у них длился не меньше двух часов. На помощь к нему никто не мог прийти, так как вокруг сражающихся образовался непроницаемый купол, который не смог преодолеть даже отец мальчика, хотя был невероятно силен. Мальчишка смог истощить волшебника и вырубить его, но проспал после этого три недели! И никто не мог его разбудить. Предок был не только путешественником, но и первоклассным целителем, так что после тщательнейшей проверки он установил, что мальчишка мог концентрировать не свою магию — ядро всё-таки было еще не развито, — а энергию и магию окружающих! Вот он и воспользовался магией этого волшебника, а из-за того, что магия уходила через два потока, волшебник отключился от магического истощения.

«Как так?»

Гарри очень много времени в своём прошлом — или будущем? — посвятил изучению беспалочковой магии и перечитыванию всех трактатов на эту тему в библиотеке Блэков, даже заглянул в библиотеки Забини и Ноттов, но и там не встречал подобной информации. Как Вальбурга-то её за четыре дня нашла? Да, похоже, Гарри у неё ещё учиться и учиться.

— Обычно волшебники используют магию, которая исходит из их собственного ядра и течёт по их же магическим каналам. Пока каналы не развиты, у ребёнка случаются неконтролируемые выбросы. К одиннадцати каналы более или менее развиты и ребёнок может контролировать свою магию, а вот к наступлению совершеннолетия каналы уже полностью сформированы и маги развивают уже своё ядро. У вас же ядро развито ещё с прошлой жизни, а так как оно неотрывно связано с душой, то переместилось вместе с вами. Каналы же ещё не развиты, поэтому свою же магию вы ощущаете как чужую и используете её как магию извне, поэтому ситуация у вас такая же, как и у того мальчика.

«И что мы будем делать? Не могу же я постоянно так отключаться! А что будет в школе?» — испугался Поттер.

Постоянно отключаться в школе было бы просто ужасно — он ведь как раз задумал наладить отношения со Снейпом! И что тот скажет, если ученик его дома или не будет колдовать, или будет спать по нескольку дней и пропускать занятия? В том, что он попадёт на Слизерин, Гарри не сомневался: Шляпа ещё тогда, на первом курсе, настойчиво предлагала ему именно этот факультет. Да и если она передумает, беспалочковую магию никто не отменял.

Вальбурга, конечно, была удивлена такому стремлению попасть в школу, ведь все знания, которые может дать это заведение, он и так уже получил. Но Гарри стремился туда не из-за знаний. Он должен был наладить отношения с друзьями, а некоторых столкнуть друг с другом значительно раньше положенного срока, ну и, конечно же, посмотреть на кислое выражение лица директора, когда он узнает, что его избранный пропал.

— Предок нашёл выход: мальчик занялся развитием своих собственных магических каналов и ядра, но все это время совершенно не использовал магию.

«И через сколько он смог полностью контролировать это?»

— К тринадцати годам он уже легко мог пользоваться как своей магией, так и магией окружающих, причём не испытывал ни малейшего затруднения по этому поводу. И спал как обычный человек, даже после сильнейших магических истощений — по восемь часов.

«К тринадцати? А что я буду делать те два года в школе? Спать на занятиях?»

— Но начал-то он с семи лет. Вся процедура заняла шесть лет, так что к своему одиннадцатилетию вы вполне сможете противостоять взрослому волшебнику, не отключаясь после этого на несколько дней.

— Маман, этот эльф сведёт меня с ума! — закричал Сириус, как только переступил порог комнаты. Теперь он не выглядел таким смертельно уставшим и обеспокоенным; видимо, кроме молока для Гарри, он нашёл и бутылочку огневиски.

— Ты что, выпил? — подтвердила догадки Гарри Вальбурга.

— У меня крестник чуть не умер, — парировал Блэк, — тем более, я совсем чуть-чуть!

— Не подходи к ребёнку в таком состоянии! Иди в комнату и приведи себя в порядок, я жду тебя на кухне через час. И не вздумай спорить! — ругаться с Вальбургой в таком состоянии не решался даже Орион Блэк — а он был главой рода и супругом этой леди, — так что сыну пришлось послушаться и мгновенно ретироваться.

«И до этого времени не колдовать? Я же со скуки умру!» — кажется, паника стала потихоньку накатывать на внезапно помолодевшего взрослого. Как он, человек, привыкший подкреплять каждое свое движение магией в течение многих лет, может вдруг перестать ей пользоваться аж до поступления в школу?

— Не умрёте, вы и так слишком много работали; считайте, что у вас отпуск. Я видела, какое у вас было детство, — перед тем, как заснуть, Гарри слил все сто двадцать пять лет воспоминаний и оставил их под неусыпным контролем Вальбурги с разрешением просмотреть. Секретов от неё Гарри иметь не хотел, ведь она единственная, кто будет знать правду. По крайней мере, пока. Да и неизвестно, что с ним случится после очередного пробуждения: может, он всё забудет. Будет весьма неприятно, ведь он уже распланировал всю свою жизнь до школы, да и после неё тоже. — Так что немного детского счастья вам не повредит.

«А…»

— А если будете спорить, я не разрешу читать вам старинные гримуары, которые, как я поняла, Дамблдор в вашем времени успел приватизировать, а отдам вас всецело Сириусу. А он не знает, что вы взрослый, и будет нянчиться с вами, как и подобает крёстному с годовалым крестником.

«Вы всегда мне нравились своим характером и умением убеждать, леди Вальбурга».

Миссис Блэк и правда единственная, кто всегда могла указывать ему. И что уж греха таить, Гарри сам позволял ей собой помыкать. Она чуть ли не единственная заботилась о нём, хоть и весьма своеобразно. Даже прожив более сотни лет, он всегда прислушивался к советам этой женщины, а она всегда находила в нём что-то, не соответствующее её представлениям нормы поведения, внешнего вида или образования. Именно из-за этого он выбрал эту женщину как человека, который будет его воспитывать. Пусть в воспитании он и не нуждался, но такая скрытая забота всегда трогала больше, чем напускная любовь.

— Да, кстати, я заметила, что ваши манеры были далеки от идеальных. Вы за всю свою жизнь так и не удосужились получить должного аристократического воспитания?

«Как-то не нашлось времени», — отмахнулся Гарри, а сам подумал, что её способность углядеть недостатки в человеке снова перекинулась на него, хотя он так старался скинуть ее внимание на сына.

Выучить все эти аристократические заморочки типа значения той или иной фразы, цвета мантии, жеста, взгляда взрослому человеку было не трудно, да и глупое обсуждение погоды при первой встрече или хождение в разговоре вокруг да около труда не составляло, но его это никогда не привлекало, так что естественно ничего этого он из принципа и не запоминал, оставляя право договариваться со всеми подряд за Драко.

— Что же, я думаю, что смогу заняться этим в вашей новой жизни, — на этом разговор был закончен. Тем более накормить Гарри она уже успела, и того снова потянуло спать.

«Эх, детство, детство», — Гарри зевнул и снова перешёл в царство Морфея.

* * *

— Мама, а он не уснёт так снова? — всё тот же неуверенный и до боли знакомый голос крёстного.

— Если ты не будешь на него дышать перегаром, то не уснёт, — интересно, Вальбурга всегда была такой… милой?

Гарри понял, что больше не уснёт, и настала пора открывать глаза.

— Сили! — глаза крёстного наполнились слезами, и он обнял своего малыша.

— Да, милый, я рядом, всё хорошо, — крёстный завертелся с ним по комнате, отчего у Гарри закружилась голова.

«Вальбурга, нам нужно поговорить», — сказал Гарри, пока Сириус остановился, чтобы передохнуть. Такой энтузиазм радовал, но был непривычен.

— Так, сын, иди и принеси его бутылочку с молоком, он наверняка опять голодный, — строгим голосом сказала леди Блэк и отобрала Поттера у своего сына.

— Опять? Он же только ест и спит, — удивился Сириус.

— А ты чего хотел? Мальчик пережил такой стресс. Быстро пошёл на кухню и принёс молока.

— Да, маменька, — хоть Вальбурга и показывала всем своим видом, что ей не нравится обращение сына «маменька» или «маман», но в глубине души она была счастлива, что хотя бы один её сын был рядом.

«Вальбурга, скажите, а как он ещё не вспомнил, что у вас есть домовик?»

— Ну, вы же знаете, что мой сын — идиот. Но я его все равно люблю, только ему об этом не говорите. Так о чём вы хотели поговорить?

«О нашей дальнейшей жизни. Сириус ни в коем случае не должен покидать дом в таком виде, а я должен у вас как-то официально появиться».

— Ну, вы же Блэк, хоть и наполовину, значит, можете быть введены в род, как мой сын. Орион пусть и погиб два года назад, но это не отменяет того, что я вполне могла родить вас в браке с ним: по срокам всё сходится. А то, что вы Лорд, — так вы единственный законный представитель Блэков по мужской линии, а я ваш регент. Сириус же будет признан недостойным наследником в связи с заключением в Азкабан и изгнанием из рода. Благо в нашем кодексе рода прописано, что лордом можно стать после смерти прошлого — даже в годовалом возрасте, — а мать может стать регентом.

«Сириус не будет против?»

— Ой, да уговорить его ничего не стоит, тем более он в вас души не чает, — отмахнулась Вальбурга. — Только вот вопрос: как вас будут звать? У Блэков все имена связаны со звёздным небом, и ваше имя, Гарри, тут уж никак не подойдёт.

«У вас есть конкретное предложение, Леди Вальбурга?»

— Как вам Кастор Орион Блэк? Кастор — вторая по яркости звезда созвездия Близнецов.

«Неплохо, я согласен. Только можно один вопрос, миссис Блэк? — женщина слегка нахмурилась, но потом прикрыла глаза и согласно кивнула. — А какая первая?»

— Первая, мистер Поттер, Поллукс — так звали моего отца. Я ещё с детских лет хотела назвать своего сына Кастором, но Орион настоял на другом. Вы же очень напомнили мне моего отца, такой же решительный, смелый и умный, и я подумала, что вы не откажете в исполнении этой моей маленькой прихоти.

«Конечно, нет, леди Вальбурга, мне и самому это имя нравится гораздо больше, — Гарри мягко улыбнулся и получил в ответ от неё тихую благодарность, даже удостоившись её улыбки, которую, кажется, никто из ныне живущих не видел. — Но вот что с Сириусом делать? — Гарри и вправду интересовал этот вопрос. Подставлять крёстного не очень хотелось, но пришлось, и теперь нужно расхлёбывать всю ту кашу, что они заварили. — Он же не сможет вечно сидеть дома: ему тоже захочется свободы, а как только он выйдет на улицу, его загребут как сбежавшего преступника».

Вальбурга была озадачена этим вопросом, а Гарри отчего-то было очень лень думать: сложные мысли отягощали его мозг, и он предпочёл в это время осмотреть место, в котором оказался, потому как любопытство в нем, кажется, с перемещением возросло в несколько раз. Просторная светлая комната, видимо, когда-то принадлежавшая Регулусу; в углу стояла широкая кровать с тёмно-бордовым пологом, а с другой стороны — вместительный комод и туалетный столик. И зачем он нужен был мальчику? Обои были такими же, как и в прошлой жизни в гостиной — бордово-чёрными. С некоторых пор Гарри не любил этот цвет и искренне сожалел о том, что его верный эльф Парсмеи не рядом. Тут как гром среди ясного неба раздался хлопок и появился домовой эльф.

— Я всегда рядом с вами, хозяин! — худой, высокий — на голову выше Кричера — и ещё совершенно молодой эльф выглядел странновато даже для домовика. Уши у него торчали вверх, как две антенны, глаза не были такими выпуклыми, а напоминали обыкновенные, черты лица были чуть мягче и нежнее, чем у остальных эльфов, из-за чего он был очень похож на маленького человечка, кожа чуть бледнее и менее морщинистая, по цвету ближе к персиковому, а вместо наволочки на нём было что-то странное, но нельзя не отметить, что весьма красивое: сама ткань была чёрной, а по краям были вышиты разнообразные узоры и рунные цепочки зелёными и голубыми нитями. На груди виднелись три объединённых герба — Блэков, Певереллов и Поттеров.

«Парсмеи? Как ты здесь оказался?»

— Хозяин гневается? Парсмеи может снова исчезнуть! — залепетал эльф и опустил голову.

«Нет, что ты! Я очень рад, что ты рядом; я так привык к тебе, что без тебя мне было грустно!»

— Мистер Поттер, потрудитесь объяснить, кто это такой? — не удержалась леди Вальбурга. Всё-таки не каждый день у тебя в доме появляется незнакомый эльф в странной одежде и называет хозяином того, кому в этом мире всего полтора года. — И что это на нём?

«Миссис Блэк, позвольте представить вам моего домового эльфа — Парсмеи; правда, я не знаю, как он здесь появился, но он прожил со мной в этом доме три четверти моей жизни. А одет он в Ханьфу — это такая традиционная китайская одежда; мне не очень-то по душе наволочки, а Ханьфу и удобно, и красиво».

— Ах да, что-то такое я видела в ваших воспоминаниях. Но как он тут оказался? Хотя дайте-ка подумать. Как его зовут?

«Парсмеи», — чётко, но не совсем уверенно сказал Гарри: у него сложилось стойкое ощущение, что его сейчас снова будут за что-то ругать.

— А почему вы его так назвали? — задумалась леди Вальбурга.

«Э-э-э, он сам так назвался, когда появился после ритуала. А что, эльфов называют хозяева?» — удивился горе-ритуалист.

— Ах, ну тогда всё ясно. Как вы вообще получили мастера по ритуалистике, мистер Поттер? Вы хоть знаете, как с латыни переводится его имя?

«Как-то не думал над этим», — честно ответил Гарри.

— Мистер Поттер! Как можно было так пренебрегать своим образованием! Ну ничего, здесь-то вам скучно не будет: будете учиться у меня и этикету, и танцам, и фехтованию, и языкам!

Поттер застонал: ну почему она всегда находит то, чему он не научился? Ему уже сто двадцать пять! Он в два раза её старше, а сказать ей ничего не может; он прекрасный боевик, но фехтованием не увлекался, был лордом трёх родов, но с этикетом всегда были натянутые отношения, танцы и языки вообще были всегда самым его слабым местом! Ну как это так?

— Рars meī, чтобы вы знали, переводится как «часть меня»; он не просто домовик, он часть вас и вашей силы. Как вы понимаете, раз ваша сила с вами, то и домовик тоже с вами.

«Леди Вальбурга, признавайтесь, каким способом вы можете удерживать в своей голове столько знаний? Вы в совершенстве владеете чарами, фехтованием, варите самые лучшие зелья, знаете восемь языков, замечательно танцуете, рисуете, знаете все тонкости и вариации этикета, начиная с двенадцатого века, в совершенстве знаете историю не только магического мира, но и каждого отдельно взятого чистокровного рода… Что это за магия?»

— Просто с самого детства мной занимались десятки преподавателей, да и мой отец сам многому меня научил — всё-таки он был очень сильным и умным волшебником. Да и вы, мистер Поттер, не прибедняйтесь: семь раз получить звание мастера и дважды подмастерья дорогого стоит.

«Ну, артефакторика не в счёт, мой дар сам меня подтолкнул; менталистика тоже, как ни странно, далась мне так легко, но это только потому, что это был один из талантов семьи Блэк, а я, как известно, наследую кровь Блэков от обоих родителей, и проявился он кстати, после того, как я стал наследником — до этого по менталистике я был даже меньше чем ноль; боевая магия, кстати, туда же, хотя тут и война с Томом сыграла не последнюю роль; трудно оставаться неучем, когда от твоих навыков зависит твоя жизнь. Зельеварение — это всецело ваша заслуга: вы обучали меня и наставляли достаточно продолжительное время — не менее десятка лет. Вы говорили, что мне повезло, что вы портрет и не можете уйти, иначе давно бы бросили это гиблое дело, но всё же вытерпели и довели меня до мастерства, так что это, скорее, ещё один камень в мой огород и плюс как учителю вам. К чарам у меня предрасположенность от мамы, она в них была хороша, если, конечно, Флитвик не обманывал. Ну, трансфигурация, конечно, да, тут я сам; но вот с анимагией пришлось попотеть, хотя и к ней предрасположенность от отца какая-никакая всё равно существовать должна была. А ритуалистика — так это только на чистом желании Малфою насолить, он-то артефакторику не потянул. Так что моих заслуг тут не очень много; скорее, взыграла кровь предков, а я лишь научился её слушать. Да и потом, все экзаменаторы помнили, что я мальчик-который-выжил-и-победил, и не сильно загружали меня вопросами, хоть я и готовился».

— Что же, честность — это хорошо. Ну, раз так, то от новой информации вы не развалитесь. С пяти лет вы начнёте углублённо заниматься всеми возможными аристократическими искусствами. А пока каждый день будете развивать свои магические каналы путём постоянных медитаций, по два часа утром и вечером.

«Хорошо, — только и ответил Гарри. — Кстати, а где Сириус? Он ушёл полчаса назад и до сих пор не вернулся. Он что, уснул?»

— И правда, Кричер! — эльф как будто ждал, что его позовут.

— Да, хозяйка.

— Где мой непутёвый сын?

— Мистер Блэк ищет молоко в кладовке, потому как в шкафчике его не оказалось, — только и ответил престарелый эльф, но в его ответе Гарри заметил мимолетную усмешку.

«А в кладовке его, конечно же, нет?»

— Естественно, Кричер не хранит там молоко, но молодой хозяин идиот и не хочет спрашивать у верного дому Блэков домовика.

— Ну и пусть ищет. Кстати, Кричер, познакомься с Парсмеи, это домовик этого юного джентльмена. Он также будет служить нашему дому, но слушаться будет исключительно его, ясно? — строго спросила Вальбурга.

— Да, хозяйка.

— Тогда ступай, — с последним словом эльф моментально растворился в воздухе.

«Это всё хорошо, но мы так ничего и не решили с Сириусом».

— Мистер Поттер, дайте мне подумать, а пока…

— Маменька, я нашёл! — Сириус ворвался в комнату с видом победителя; такое ощущение, что он не молоко принёс, а нашёл крестраж Волдеморта как минимум.

«О, Мерлин, за что мне это наказание?» — только и подумала Вальбурга, и если бы она не была так хорошо воспитана, то несомненно бы сейчас закатила глаза и прикрыла их рукой.

«Радуйтесь, Вальбурга, что хотя бы я уже не маленький», — только и сказал ребёнок-не-ребёнок.

— Я устал тут сидеть, мама! Больше полугода не выходить на улицу! Могу я хотя бы подарок своему крестнику купить нормальный? — взбесился Сириус.

Он и вправду уже довольно-таки давно не покидал этот злосчастный дом, в который сам себе пообещал никогда больше не возвращаться. Сначала он жил у Поттеров, а потом, когда родился Гарри, снял небольшую квартирку неподалеку и попытался освоиться в маггловском мире. Но вот грянул чёртов Хэллоуин-81, и он немыслимым образом снова оказался в доме на Гриммо 12, из которого не мог выйти уже восемь с половиной месяцев. Как же судьба любит пошутить!

— Нет, не можешь. Если я сказала, что ты будешь сидеть дома, значит, ты будешь сидеть дома! К тому же я не нанималась сидеть с ребёнком; ты притащил — твои проблемы! — Вальбурга уже не знала, что делать. Рассказать сыну о том, что она самолично помогла создать ему репутацию уголовника, было довольно-таки сложно, и за полгода она так и не решилась на это. Вместо такого нужного разговора каждый раз затевался скандал.

— Значит, я возьму Гарри с собой! — гневно выпалил Сириус, ударив кулаком по одной из стен коридора, отчего там осталась внушительная вмятина. — А ты мне не нужна и никогда не была нужна! — вот тут он, конечно, погорячился, да и через секунду он уже и сам пожалел, что открыл свой рот, но Блэковский характер не давал возможности отступить и извиниться.

Сириус понимал, что всегда сам являлся зачинщиком всех скандалов с матерью, но ещё с детства ему было обидно, что мама больше времени проводила с Регулусом, чем с ним. Тогда он решил делать всё наперекор, чтобы своим поведением привлечь её внимание. Он и на Гриффиндор-то поступил именно поэтому; хоть к тому времени он уже и подружился с Поттером, главной причиной всё же было желание насолить матушке. Когда он стал старше, подростковые гормоны ударили в голову и, в коктейле с бунтарской натурой Блэков, вконец отрубили ему ясность мышления. Странно, что они до сих пор так и не отпустили, хотя он уже давно вырос.

— Ах так? — вскричала Вальбурга. — Кричер, открой двери и выброси этого щенка за порог! — да, Блэк — это всё-таки диагноз. Как бы рационально они всё ни продумывали, под влиянием эмоций могли таких дел натворить!

Такие ссоры случались часто, и хозяйка дома была готова уже самолично прибить своего сына. Слава Мерлину, Гарри предусмотрел и такое развитие событий. Благодаря стараниям своего эльфа он сейчас не беспокоился, что произойдёт что-то непоправимое. Вальбурга быстро заводилась, но и быстро отходила; Поттер это знал и решил обезопасить её от необдуманных поступков, впрочем, как и своего взбалмошного крёстного.

— Простите бедного домовика, Хозяйка, но верный вам Кричер не может этого сделать. Двери закрыты магией старшего эльфа этого дома, и без его разрешения Гриммо 12 никто не покинет. Антиаппарационный купол — тоже его рук дело, — Кричер опустил голову и потупил взгляд.

— Парсмеи! Парсмеи, где ты есть, открывай драклову дверь! — вскричала разъяренная Блэк.

— Старшего эльфа? У нас есть ещё один домовик? А почему я не знаю? — удивился Сириус. Вся его злость мгновенно развеялась и уступила дорогу удивлению. В этом весь Сириус — стоило ему увлечься, и он забывал обо всём вокруг.

Получить нового домовика было действительно проблематично. Если бы всё было завязано лишь на одном желании волшебника или на его магическом потенциале, то каждая мало-мальски уважающая себя семья завела бы их себе, и не по одному. А старшие эльфы тем более были редкостью. Мало кто из этих существ мог показать своё превосходство над другими. Обычно это были старосты или старейшины, прожившие не менее нескольких сотен лет и передавшие обязанности своим преемникам или детям.

— А кто, по-твоему, следит за ребёнком? Или это я должна делать? Ну уж нет, хороший мой, — фыркнула Вальбурга и только через секунду поняла, что назвала сына «хороший мой». Так она его не называла уже очень давно, лет с пяти. В детстве, когда Вальбурга думала, что Сириус уже спал, она заходила к нему и, поцеловав его на ночь, говорила: «Спи спокойно, хороший мой». При отце она всегда была холодной и отстранённой, но такие её приходы Сириус очень любил и всегда только делал вид, что спит.

— Кхм, — похоже, новость о новом домовике и оговорка Вальбурги немного присмирили его пылкий нрав. Всё-таки он очень любил её, хоть и показывал всем своим видом и доказывал действиями, что это не так. — Мама, так почему я не могу покинуть этот дом и пройтись по аллее?

— Потому, что ты сейчас в Азкабане, — быстро сказала уже успевшая остыть хозяйка дома. Она понимала, что сейчас будет большой скандал, но ради блага своего сына и Гарри она должна потерпеть и поговорить с Сириусом. Дольше ждать было нельзя, ведь ввести в род Гарри нужно будет уже завтра, в день его рождения.

Разговор никак не клеился: Сириус застыл в одной позе и не шевелился; кажется, что он о чём-то думал или прикидывал, не сошла ли его мать с ума.

— Как это вышло? — то, каким тоном это было произнесено, говорило о том, что Сириус понял, что это правда и его мать не лжёт.

— Посмотри сам, — только и сказала Вальбурга, протянув ему флакончик с воспоминаниями. — А вот ещё один, — достала она из сумочки второй флакончик. — Я видела сон, в котором ты убил двенадцать человек и своего друга Петтигрю. Посмотри сначала его.

Создавать ложные воспоминания — работа довольно кропотливая, но Вальбурга справилась на отлично. Уже через месяц у них на руках были два флакона — один с якобы сном Вальбурги — на самом же деле там была смесь ложных образов и воспоминаний Сириуса, которые когда-то давно Гарри сумел найти в одном из залов Отдела тайн; вернее, нашел их Блейз, а Гарри в это время только рассматривал артефакты. Оказалось, что у крёстного всё-таки брали воспоминания о той ночи, хотя в деле они почему-то не фигурировали. Гарри тогда их просмотрел, и именно из его памяти о просмотре воспоминаний сейчас формировался этот сон — и один с воспоминаниями Вальбурги о сделанном с Петтигрю — его Гарри и миссис Блэк решили практически не менять.

Сириус не произнёс ни слова, пока просматривал содержимое пузырьков. Каждая минута, проведённая в омуте, казалась ему бредом. Но один факт, всего один, говорил о том, что всё это могло быть правдой. То, что Сириус хотел броситься за Петтигрю. Да и то, что тот анимаг-крыса, Вальбурга никак не могла узнать, да и своё поведение в такой ситуации он точно знал: он поступил бы так же, как во сне.

Вынырнув из омута, Сириус снова погрузился в раздумья. По идее, Вальбурга его спасла, но, с другой стороны, он теперь преступник, и вообще теперь все чёрт знает что о нём думали. Нет, конечно, ему всегда было плевать на общественное мнение, но всё же. Ему что, всю жизнь дома просидеть? Гнев стал поднимать свою голову, но мгновенно отступил. Как по велению палочки пелена с глаз спала, и он понял, что же всё-таки произошло. Мама спасла его. Он на секунду задумался о той аппарации. Именно в тот момент начали разниться сон и реальность.

— Та аппарация — твоих рук дело? — хрипло поинтересовался у матери Сириус.

— Не совсем, это был стихийный выброс твоего крестника; видимо, он испугался и захотел оказаться как можно дальше от того места, где убили его родителей, а я как раз пыталась в это время нащупать и притянуть твой магический поток, вот вас обоих и затянуло домой, — ответы на всевозможные вопросы они с Гарри подготовили уже давно, продумывая каждое слово.

В голове у Сириуса были тысячи вопросов, но он поспешил задать тот, который мучил его с самого начала разговора.

— Почему Дамблдор не вытащил меня? Он же знал, что хранителем был Петтигрю. Да и в воспоминаниях чётко видно, что заклинанием стукнул Питер, — это и правда было странно: как он мог попасть в Азкабан, если директор был одним из членов Визенгамота и вполне мог повлиять на ход мероприятия?

— Между прочим, он тебя и засадил; я была на процессе, если захочешь — потом посмотришь, — она вытащила ещё один пузырек из своей сумочки — на нём, в отличие от первых двух, была подпись «суд» — и поставила на стол перед Сириусом. — Именно он выдал решение о твоём аресте и помещении под стражу, хотя никто даже не удосужился просмотреть твои воспоминания. Дамблдор же мигом подсуетился, признавая тебя недостойным опекуном для ребёнка, и забрал себе документы на опеку Гарри, а сам тем временем спокойно сбагрил ребёнка магглам и даже не оставил им денег на содержание малыша.

— Какого ребёнка? — снова вскочил Сириус. — Как он мог сбагрить Гарри магглам, если он тут?

— Детский дом, Сириус; я просто дала им ребёнка из детского дома. Я хотела посмотреть, кому он его передаст, ведь, по сути, мальчик должен был оказаться у меня, ведь я мать его крёстного, или у Августы, как хотела в случае чего Лили. Они ведь были подругами с Алисой, и так, собственно, если бы погибли все Лонгботтомы, Невилл попал бы к Поттерам. Я долго выясняла все эти моменты, не всегда законно, конечно, но зато я знаю теперь всю историю. Дамблдор отдал ребёнка Петунье, вернее, даже не так: он подбросил его ночью под двери дома, даже не удосужившись постучать, а ты помнишь, как её сестра любит магию, — сказав это, она закусила губу и прикрыла глаза.

Ну как можно было так сплоховать? Она же не встречалась с Петуньей; всё, что Вальбурга о ней узнала, обнаружилось при просмотре воспоминаний Поттера, и если Сириус зацепится за эту фразу, ей не отвертеться. Вероятно, общение с Гарри не шло ей на пользу. Она и сама стала замечать, что стала намного мягче ко всему относиться, стала меньше орать на сына, да и вообще она слишком много времени проводила с этим ребёнком. Но с ребёнком ли? Поттер всё-таки старше её чуть ли не вдвое, но иногда рядом с ним становилось так хорошо и спокойно, будто Сириус или Регулус снова стали маленькими, и она опять чувствовала себя мамой.

— Как он посмел, к этой маггле? Моего крестника, — кажется, Сириус на минутку забыл, что малыш-то дома. — Да я ему… Я его…

— Успокойся, Сириус, я уже кое-что придумала: пусть этот старик и дальше будет опекуном Поттера…

— То есть как? Ты что, отдашь ребёнка ему? Чтобы он его угробил? Я не удивлюсь, если окажется, что по его замыслу и о магии малыш узнает только тогда, когда письмо получит. Я не позволю, этот старый интриган не получит ни Гарри, ни меня! — Вальбурга мысленно улыбнулась: её сын всё-таки кретин, а кретинами, как известно, очень легко управлять. Настроить его против Дамблдора и других членов Ордена оказалось довольно-таки просто.

— А я и не говорила, что мы отдадим ребёнка Дамблдору; я лишь сказала, что он будет опекуном Поттера, а вот этот мальчик, который у нас дома, уже завтра перестанет быть таковым.

— Что? Как? Я не…

— Ты идиот, Сириус. Я проведу кровный ритуал и признаю его своим сыном и сыном Ориона, он станет полноправным Блэком, и директор не будет иметь на него никаких прав. Он даже не узнает, что этот ребёнок когда-то был Поттером: ритуал изменит даже его внешность, поднимая кровь Блэков, которая сейчас ещё дремлет.

— Так зачем же ему быть вашим сыном, маменька? Давайте я буду его отцом, я же все-таки крёстный! — обрадовался Блэк.

— Этого не будет, Сириус! Ты же знаешь, какое в нашем мире отношение к бастардам, а мальчик должен быть полноправным Блэком и наследником рода! По времени я всё уже подсчитала, никто не подкопается. И это не обсуждается! И да, крёстным ты ему уже не будешь.

— Как так? Я буду никем моему Сохатику? — испугался он.

— Мерлин, ну какой же ты тупой, Сириус. Ты будешь его кровным братом — эта связь намного крепче, чем связь с крёстным! — воскликнула Вальбурга.

— Ага, а ты не забыла, что Сириус Блэк сидит в Азкабане? Я ему буду никем! — заканючил Сириус; кажется, этот вопрос его интересовал даже сильнее, чем тот факт, что он заключённый.

— Мерлин, ну станешь Регулусом, в чём проблема? — закатила глаза Вальбурга. Всё-таки общение с Поттером и Сириусом пагубно влияет на манеры, надо это исправлять.

— И буду пить оборотное каждый час? И где мы его волосы возьмём? — пусть Сириус и был взрослым, но иногда вел себя как настоящий капризный маленький ребенок.

— Я проведу ритуал — благо я знаю один такой. Это ритуал подмены, когда брат начинает жить жизнью брата и даже получает часть его воспоминаний в случае необходимости. Таким ритуалом иногда пользовались члены королевских семей во время войн, когда король погибал, а его место занимал другой, или когда нужно было, чтобы престол вместо почившего занял, например, младший из братьев или бастард.

— Ты серьёзно или шутишь? Как это вообще возможно, и почему я раньше ни о чём таком не слышал?

— Ты забыл, что наша семья очень древняя и тёмная? Есть очень много кровавых и не только ритуалов, которые не выходят в массы, а хранятся в нашей семье и передаются только по наследству. Один из наших предков был частью магической королевской семьи — он и передал эти знания своим потомкам. Если подумать, то мы можем возродить монархию в магической Британии. Для этого достаточно воззвать к магии прямо в палате Лордов и там же сесть на трон, — Вальбурга говорила всё это таким голосом, будто это было что-то само собой разумеющееся, а не тщательно разыскиваемое ими для решения именно их проблемы, и только такой болван, как Сириус, этого не знал.

Если смотреть правде в глаза, то они вчетвером только искали этот ритуал в библиотеке Блэков несколько месяцев. Вспомнил об этом ритуале именно Гарри, но он не помнил, где именно его видел, а миссис Блэк о нем даже не слышала. Ну и как искали, Поттер был ещё маленький, поэтому он просто отвлекал Сириуса от библиотеки, книгу искали Парсмеи, который вообще не представлял, что им нужно, так как такую книгу он в глаза не видел, и Вальбурга, которая просто перебирала все книги подряд, всё-таки она не была всемогущей и не читала всех книг в доме. Кричер в это время занимался детальным просмотром воспоминаний Гарри, чтобы выяснить, в какой именно книге тот это видел, потому как читал он не только книги Блэков.

— И когда мы можем провести этот ритуал подмены? — поинтересовался уже-почти-не-Сириус.

— Твой можем сегодня, а для Гарри — завтра, — выдохнула Вальбурга. Она переживала, что ее сын не согласится или устроит скандал, но все обошлось.

— Хорошо, тогда пойдём быстрее: я хочу, чтобы Гарри завтра увидел меня уже в новом обличье, — предвкушающе сказал Сириус.

* * *

В доме на площади Гриммо было очень тихо. Сириус Блэк уже давно уснул после столь выматывающего ритуала, а Гарри и Вальбурга разговаривали телепатически — ментальная магия — единственная магия, которой мог пользоваться Гарри, не боясь вырубиться на несколько дней.

«Гарри, вы уж слишком резво развиваетесь. Ребёнок в два года не может читать», — укоряла его Вальбурга, но втайне была довольна тем, что Гарри так много читает. За всю свою жизнь тот прочитал чуть меньше, чем четверть библиотеки Блэков, а это ОЧЕНЬ много.

«Сириус всё равно поверил, что я просто издеваюсь над книгой, а после того, как вы сказали, что хоть кто-то из нас имеет мозги и проявляет интерес к книгам, он стал читать; так что всё в порядке, даже больше, — отмахнулся он. — Письмо пришло?»

«Да, он согласился стать вашим крёстным и уже завтра в десять будет у нас. Цветик пока ничего не знает, но мы приглашены завтра после обряда к ним на обед, и там он всё ей расскажет», — отчиталась Вальбурга.

«Это хорошо; а мы до десяти успеем провести ритуал введения в род?» — даже в ментальный голос Гарри сумел добавить нотки сомнения.

«Должны. Даже если что-то пойдёт не так, мы закончим не позже пяти утра», — успокоила его миссис Блэк.

«А как там Сириус после ритуала?» — решил сменить тему Гарри.

«Спит; я ему не сказала, что трансформация будет проходить две недели и очнётся он только к середине августа», — немного мстительно сказала Вальбурга — за скандал она все-таки на него обиделась.

«Обидится», — усомнился в правильности действий своей будущей мамы Поттер.

«Ничего, зато будет горд, когда узнает, что вы стали лордом, и обрадуется, что ему можно выходить из дома, так что сразу же забудет обо всём и потащит вас куда-нибудь погулять, — отмахнулась она, а потом внезапно спросила: — Гарри, а это вы повлияли на Сириуса?»

«О чём это вы?» — невинно отозвался «ребенок».

«Запах. Я пусть и не дипломированный, но мастер зельеварения, и не могла не почувствовать в воздухе запах Моли. Ваших рук дело?» — сощурилась Вальбурга — от такого взгляда раскололся бы кто угодно, так что Гарри ничего не оставалось, кроме как признаться.

«Я решил помочь Сириусу. Моли — сильнодействующее средство, которое используется для нейтрализации магических воздействий. Сириус сам себя загнал в ловушку, а такие блоки самые опасные. Вот я и решил ему помочь, а Парсмеи всё осуществил», — подтвердил он ее догадки, пусть и не охотно.

«Хитрец вы, мистер Поттер», — усмехнулась она.

«Уже почти мистер Блэк, леди Вальбурга».

* * *

К тридцать первому июля всё уже было готово к основной части действа. В ритуальном зале было темно и холодно, а посередине комнаты находился огромный камень рода Блэк — Шпинель, как и на кольце лорда.

Вальбурга уложила Гарри на камень и стала рисовать вокруг него руны своей кровью и кровью Ориона, которую она бережно хранила. После вступления в брак лорд и леди Блэк собрали по несколько флаконов своей крови и оставили храниться под стазисом. Так делали все наследники и главы рода с супругами, чтобы в случае чего была кровь для необходимого ритуала. Такие привычки были привиты Блэкам их предками-некромантами, и хоть некромантов в роду давно уже не было, привычки и традиции остались. Причём одного флакона хватало ровно на один ритуал, каким бы затратным он ни был. Через час Гарри уже буквально лежал в луже крови, которая состояла из огромного количества маленьких рун; на теле также были самые разнообразные символы.

— Мать наша Магия, я взываю к тебе; сей ребенок отныне более не Гарри Джеймс Поттер, навеки он сын мужа моего, Ориона Арктуруса Блэка и меня, Вальбурги Ирмы Блэк, наследник рода, лорд Блэк, — Вальбурга задержала дыхание и стала вглядываться в маленькое тельце, лежащее на камне рода; выдохнула она только тогда, когда кровь стала постепенно «поглощаться» ребёнком. По идее, вся кровь должна попасть к Гарри и обновить его магическое ядро, полностью изменить структуру магии и даже задать другие физические параметры: в отличие от Поттеров, Блэки были боевыми магами, и потому физические силы станут больше чуть ли не вдвое. Удостоверившись, что всё в порядке, она продолжила:

— С этого дня имя твоё, магией подтверждённое, — Вальбурга сделала паузу, — Кастор Орион Блэк.

Последняя нить заклинания была закончена, и теперь всё зависело от Гарри — вернее, уже от Кастора. Род Блэк был очень своеобразным; они никогда не вводили в род наследниками тех, кто не был Блэком изначально. Вернее, не считался им с рождения; таким ритуалом пользовались только затем, чтобы признать бастарда, не имеющего права наследия. В их же случае всё было так, как если бы Орион и Вальбурга усыновляли ребёнка, который по всем проверкам теперь будет Блэком, и это требовало большого магического потенциала: магия будет его тестировать, да и статус лорда тоже принесёт проблем. Не просто так Блэки изгоняли сквибов из рода или просто выгоняли их из поместий: магия этого рода сама боролась за чистоту крови и потому при любом проявлении слабости начинала выпивать её из неугодных. В нём, конечно, была кровь Блэков, и даже от обоих родителей, но так как родители Лили были сквибами, могли возникнуть проблемы — этого Вальбурга очень боялась.

К тому же тот факт, что ритуал обновляет магическое ядро, мог сказаться на способностях Гарри из прошлой жизни: он мог даже забыть всё, что с ним происходило, чего Вальбурге очень бы не хотелось.

Однако ничего плохого не произошло, и уже к четырем часам утра Кастор Орион Блэк и Вальбурга Ирма Блэк смогли покинуть ритуальный зал для того, чтобы насладиться семейным гобеленом. Теперь, помимо двух линий к Сириусу и Регулусу, от Ориона и Вальбурги тянулась линия к их законнорожденному сыну — Кастору, который уже сейчас являлся главой рода; в подтверждение этого его имя и имя леди Вальбурги, как регента, светились золотом. Теперь все, с кем Блэки в родстве, с помощью гобелена смогут узнать о маленьком лорде Блэке, а уж с тем, почему тот появился только в день своего двухлетия, они разберутся потом.

— Цисси, я ушёл! — только и сказал Люциус Малфой перед тем, как покинуть дом, растворившись в зеленом пламени камина.

Сама же Нарцисса Малфой уже вторые сутки не могла прийти в себя, хотя и старалась не показывать свое нестабильное состояние окружающим, и особенно мужу. Как только Люциус покинул пределы поместья, она упала в мягкое кресло мужа и попыталась успокоиться с помощью его же коньяка. Своеобразный метод успокоения, конечно, ну да ладно; главное, что она не истерила и не кидалась в домовиков и мужа ножами, как делала, когда ей беременной принесли записку с намёком на измену мужа. Та, к счастью, оказалась ложной. Люциус тогда понял, что как только мысль об измене придёт в его дурную голову, необходимо бросать все дела и уматывать из страны, так как разъяренная Блэк — это оружие массового поражения.

Когда же Люциус на полном серьезе сказал ей подготовить праздничный стол, так как он появится сегодня со своими новыми родственниками, леди Малфой не знала, что и думать. Кто может приехать? Французская ветвь? Чей-нибудь внебрачный ребёнок? Последняя мысль страшила больше всего. Не мог же Люциус изменить ей с какой-нибудь кошелкой, да еще и бастарда ей заделать? Или мог? Особенно стало страшно, когда её муж вышел из камина с ребёнком на руках.

«Что за ребёнок? Это что, сын Люциуса?» — от этих переживаний Нарциссе стало плохо, и она упала в спасительный обморок.

* * *

— Что значит двадцатое августа?! — Сириус-Регулус только очнулся и заметил, что на дворе уже давно не июль. — Мама! — позвал он виновницу того, что он пропустил день рождения крестника.

Но на зов Блэка никто не явился — в то время в доме на Гриммо 12 никого не было — даже домовики последовали за госпожой и юным господином — Вальбурга и Кастор снова были в гостях у Малфоев.

Нарцисса никак не могла налюбоваться на нового родственника и очень хотела познакомить его с Драко, но все время что-то мешало — Люциус хоть и стал крестным Кастора, но все же, похоже, не сильно ему доверял, поэтому не стремился знакомить его со своим сыном. Единственное, что заставило его принять это предложение — то, что Блэк был лордом. Кастор же, как и полагала Нарцисса, тоже был не против узнать своего старого друга в младенчестве. Тем более, что Поттер не раз видел в воспоминаниях Драко, как тому было одиноко — так почему же не скрасить детство друга? Но пока того не было, Кастор коротал время, играя с Нарциссой, которая обожала своего маленького кузена.

Вальбурга же каждый раз сидела и, поджав губы, общалась с Малфоем-старшим на отвлечённые темы. Тот ей откровенно не нравился, что она никогда и не скрывала, а после того, как пересмотрела воспоминания Поттера, так и подавно. Как можно было так пресмыкаться перед каким-то полукровкой? Как можно было отдать своего наследника в лапы изверга-психопата, заставить убивать, пытать? Ну, это ещё ладно, но изгнать из рода единственного сына! Даже она, после всех этих дурацких Орденов дохлых птиц, Гриффиндора, маггловских вещей, Поттеров и криков, не смогла изгнать из рода собственного сына. Спалить к чертям имя на гобелене — да! Изгнать из рода — нет! Но всё же нельзя было не признать, что план бывшего Поттера по объединению семьи Блэк постепенно сбывался.

Когда Блэки и их новоиспеченный крёстный оказались в поместье Малфоев, первым, кого они встретили, было тело Нарциссы. Малфой, конечно же, сразу кинулся к жене, но пробудил её только невербальный беспалочковый Ренервейт от леди Блэк.

«Она и это умеет? Да, Мерлин, есть хоть что-то, что получается у меня лучше, чем у неё?»

Когда же леди Малфой, наконец, пришла в себя и увидела Вальбургу, с её души спал огромный камень. А когда узнала, что теперь её муж — крёстный юного Блэка, который является ее кузеном — вообще кинулась к ребёнку и закружила того по дому. Люциус же в который раз тогда удивился жене — с чего бы ей быть из-за появления Кастора такой счастливой?

Кастор Орион Блэк (бывший Гарри Джеймс Поттер)

Новая жизнь в моем старом, вернее, молодом теле оказалась не такой уж и тяжелой, как я думал в первое время после своего перемещения. Как там говорил Альбус? Для высокоорганизованного разума смерть — лишь очередное приключение? Так вот, я наконец-то осознал, что это приключение будет весьма занимательным и продуктивным в плане обустройства моей жизни и жизни моих друзей. К тому же только переместившись сюда и прожив некоторое время под одной крышей с живой Вальбургой, я задумался над одним очень странным вопросом: почему у меня, в мои сто двадцать пять, не было наследников? Я же, Мордред меня же дери, был лордом трёх родов и фактически спустил их все в унитаз, а ведь один из них с таким трудом возродил. Да и если задуматься, то после ухода Джинни серьезных отношений ни с кем из девушек у меня не было. Что-то во всем этом было не так, вот только что, понять я не мог. Я просто перестал проявлять интерес к девушкам и целиком и полностью погряз в обучении.

Всю жизнь я стремился обрести знания — и я их получил, пусть и не все, что хотел. В мире слишком много всего, чтобы познать его, а я слишком много времени тратил на создание артефактов. Так что, переосмыслив свою линию поведения, я решил, что эту жизнь можно посвятить себе и создать то окружение, которое я сам захочу видеть рядом с собой. А уж какое я захочу, понятно: к сожалению, с Роном и Гермионой мне будет не по пути, зато Драко и ребята — прекрасная компания; тем более, что я все равно собирался поступать в Слизерин — нечего нарушать традиции Блэков. А там как раз такая компания и соберется. Да и к тому же, если я буду рядом с ними с ранних лет, то смогу повлиять на их взгляды. Те черты характера, что были привиты им жёсткими родителями и не менее жестокой войной, можно будет с легкостью подавить. А вот к тем, что ребята сами взращивали в себе в будущем, можно незаметно подтолкнуть.

«Напыщенные слизни, не терпящие грязнокровок», о которых так часто говорил Рон, в реальности оказались не такими уж и напыщенными, да и с магглорождёнными смогли найти общий язык… Ну, по крайней мере, Тео не убил своего второго сына, который привёл в дом магглорождённую волшебницу. Блейзу повезло больше: его второй сын женился на полукровке, а вот Пэнси пришлось откачивать, когда их с Невиллом дочь выскочила замуж за маггла. Но всё же повторять поступок Блэков и Принцев она не стала и приняла муженька в дом. Но всё равно, на радость старым лордам, их старшие внуки выбрали чистокровных волшебниц и главные ветви их родов так и остались чистокровными.

Так что план у меня на жизнь до и после школы получился весьма забавный и трудноосуществимый, но всё же не нереальный. Причём некоторые пункты плана уже были исполнены. А некоторые только пугали своим присутствием. Ну, а некоторые я добавил, чтобы потешить своё самолюбие; начать выполнять их означало замахнуться на программу максимум — это если всё будет совсем плохо.

Пункт 1. Спасти Сириуса от него самого.

Это оказалось довольно-таки просто осуществить. Стоило тому оказаться в доме на Гриммо, как матушка тут же взяла его в оборот.

Тьфу ты, заразился от Сириуса и теперь тоже иногда Вальбургу называю матушкой. А что, лично я ей такого в жизни не скажу, а про себя её можно хоть Горгоной называть — и откуда только Сириус взял такое странное имечко? Что-то не верится, что он читал мифы Древней Греции; наверняка откопал тогда же, когда и нашел название «Мародеры» для их компании.

Да и с превращением Сириуса в Регулуса это мы с Вальбургой хорошо придумали. Я про такой ритуал слышал когда-то давно, но вспомнил о нем только через два месяца бесплодных поисков, за что чуть не отгреб от Вал. Изначально-то я предлагал просто поступить так, как с Питером, но матушка — тьфу ты, что такое! — тогда сразу сказала, что тут бы стало дело за воспоминаниями. А так при встрече с прошлыми друзьями Блэк хотя бы будет их помнить. Да и, насколько мы поняли из описания ритуала, некоторые черты Регулуса будут унаследованы Сириусом.

«Ох, хоть бы это были мозги, хоть бы мозги!» — умолял я госпожу Фортуну, ожидая, когда Вальбурга выйдет из ритуального зала.

Безрассудство и глупость Сириуса уже не раз играли с ним злую шутку, и каждый раз тот вчистую им проигрывал.

Пункт 2. Подружиться с Вальбургой.

Это тоже оказалось для меня просто, тем более когда она узнала, что я чистокровный, да еще и лорд её рода. Она, конечно, пыталась вести себя со мной как со взрослым, читала интереснейшие старинные гримуары, отбирала у Блэка, когда тот уж слишком рьяно начинал учить чему-то неаристократичному, но иногда тоже забывалась и могла начать вести себя со мной как с ребёнком, хотя такое её общение скорее подходило Сириусу, развитие которого явно задержалось в подростковом возрасте, чем мне. Кстати, Парсмеи нашёл остатки как минимум пяти зелий, которые не давали Сириусу перерасти эти подростковые идеалистические мысли. Я, как только это узнал, решил помочь ему, но вместе с этим и стал здраво полагать, что у родителей и Ремуса были такие же. Родителям я уже ничем помочь не смогу, но вот им двоим — вполне в состоянии.

Пункт 3. Вывести из организма Сириуса всю дрянь, которую туда занес непонятно-понятно кто.

Кто-то очень умело воспользовался бунтарской натурой Блэков и решил вывести из строя наследника, а если учесть, что его потом должны были из-за последствий этой нестабильности засадить в Азкабан, то автор данной авантюры прослеживался довольно явно — дело попахивало лимонными сладостями.

Но со всем этим, слава Мерлину, справился Парсмеи. Пока мой бывший крёстный, а ныне брат, лежал бревном три недели, он сумел вывести из крови Сириуса-Регулуса все наносные зелья, так что когда тот очнётся, ничто не будет на него давить, и Вальбурга сможет начать его возвращение в цивилизованное аристократическое общество. А в том, что она сможет это сделать — я даже не сомневался.

Пункт 4. «Захватить» Люциуса Малфоя

Как ещё назвать то, что произошло, если не захватом? Нет, можно, конечно, назвать: «Охота на титул Малфоя и лояльность его в будущем», но что-то это название слишком длинное.

Крёстным я мог попросить Вальбургу пригласить любого, но выбрал почему-то недавно вышедшего из Азкабана Люциуса Малфоя. И как только тот откупился — непонятно. Вальбурга долго причитала по этому поводу — кто захочет родственника-уголовника, пусть тот и был мужем ее племянницы и происходил из благородной семьи? Но я всё-таки её убедил в том, что собираюсь спасти и собрать воедино всю семью Блэк. Кстати, именно из-за этого обещания и появился пункт пять и его подпункты, которых было три — Нарцисса, Андромеда и Белла.

Но все-таки главной моей целью несомненно был Малфой, его титул и состояние. Если в этот раз всё будет, как и в прошлой жизни, и Люциус подберёт Драко неподходящий вариант или, напротив, невеста Драко не устроит Люциуса, да и в любом случае, при котором Драко лишится наследства Малфоев, следующим в списке наследников будет как раз его кровный крестник — лорд Блэк, то есть я. А потом передать титул и род обратно Драко не составит для меня никакого труда. Да и к тому же Люциус не сможет сделать ничего, что могло бы даже косвенно навредить мне или моей семье, а значит, я смогу хоть немного доверять ему, если чёртов Лорд всё-таки возродится. Хотя это вряд ли. Крестражи я планировал уничтожить ещё раньше четвертого курса, но вот что делать с духом, пока не решил. Для начала его нужно будет либо найти, либо не упустить на первом курсе.

Пункт 5. Собрать воедино семью Блэк.

Это казалось мне самой нереальной задачей. Я не понимал, как можно будет собрать воедино всех этих идиотов, характеры у которых были хуже атомной войны. Хоть с Нарциссой и Драко все вышло довольно-таки неплохо, но определенные проблемы чувствовались — например, нелюбовь Вальбурги к Люциусу или недоверие Люциуса к новоявленному Блэку, то есть ко мне, родимому.

Андромеду и Дору придётся мирить с Вальбургой чуть ли не насильно, но все-таки это будет не так трудно, как примирить Вальбургу и Теда. И вот что с этим делать, я никак не мог придумать. Хотя если Тед Тонкс — магглорождённый, то откуда у Доры дар метаморфа? В будущем я узнал, что дар метаморфов был у Блэков, но из-за близкородственных браков пропал и мог возродиться только в том случае, если у второй половинки носителя гена будет такой же, но не родственный. А это значит, что Тонкс, как минимум, полукровка, и я искренне надеялся, что этого хватит для моей новой маман.

А вот с Беллой была ещё бо́льшая засада. Портить с Невиллом отношения, которых ещё не было, и вызволять её силой было бы неразумно. Оставить в тюрьме? Ну она же Блэк всё-таки, а значит, родная кровь — хотя за Сириуса я её так и не простил. Но я же всё-таки глава рода, а значит, должен беспокоиться о благе всех членов своей семьи. Да и к тому же меня она должна будет слушаться беспрекословно, если я, конечно, проведу необходимый ритуал. Вальбурга как раз читала мне недавно про один такой; она как-то хотела его провернуть с Сириусом в своё время, но не была главой рода, а Орион наотрез отказался это делать. А вот я, видимо, не откажусь, только вот целью будет совсем не Сириус.

У ритуала, конечно, была парочка не очень хороших мест: он был тёмным, почти черным, да и чуточку некромантским, так, самую малость. Но кто же отговорит меня от попытки? Но это все не раньше десятого дня рождения, пока весь потенциал не восстановится. Потом можно будет развести ее с Лестрейнджем и выдать замуж за кого-нибудь другого — авось и успокоится.

Пункт 6. Спасти Ремуса Люпина.

Тут надо будет очень сильно постараться, чтобы помочь. То, что он полукровка, конечно, не делало ему чести в глазах Вальбурги, но в его случае не прошло бы, даже будь он триста раз чистокровным. Для Вальбурги он в первую очередь — оборотень. Что с ним делать — я не представлял. Хотя, если Вальбурге напомнить, что в школе тот мог оказывать какое-никакое влияние на её сына и был в целом-таки неплохим магом, то, возможно, что-то и получится. Стоит всё-таки попробовать уговорить.

Был у меня на задворках памяти один ритуальчик, но в нем без некроманта было не обойтись. А где его искать — непонятно. Хотя… Надо бы сходить в банк.

Блэки в роду имели несколько некромантов и вполне могли добавить пару процентов к моим сорока. Мне тогда десятка не хватило для реализации наследия. Была бы моя мама не от сквибов, а хотя бы от одного мага, пусть и из другого рода, и сквиба, проблемы бы не было, а так мне тогда чуток не хватало. Сейчас мне оставалось только надеяться, что теперь хватит, и я смогу спасти этого оборотня от самого же себя. Ну или, как всегда, использую запасной план…

Пункт 7. Проверить кровь в Гринготтсе.

Собственно, этот пункт и появился-то после воспоминаний о проделанном ритуале принятия в род Блэков. Теперь я не просто Блэк по крови и лорд по магии; я законный и настоящий сын главной ветви и носитель свежей крови Блэков. Теперь у меня от Поттеров только четверть. А значит, многое могло поменяться, и те проценты, что у меня были, могли набраться и перевалить за пятьдесят, а могли и уменьшиться. В связи с этим я вполне смогу открыть ещё парочку родовых даров; главное, чтобы они не уменьшились, что было бы весьма печально.

Пункт 8. Женить Сириуса.

Вот тут, конечно, Вальбурга настояла. Я, как глава рода Блэк, мог решить за отпрыска рода сам, но вот захочет ли этого Сириус? А портить с ним отношения я бы очень не хотел. Да и какая невеста выдержит такого прохвоста? Я не мог найти достойной кандидатуры в жены этому прохиндею. Все аристократки были помолвлены чуть ли не с младенчества, и к двадцати уже все замужние, а на полукровку или магглорождённую Вальбурга точно не согласится. Хотя… Нет, как я мог забыть?

«Слава Мерлину, ещё не поздно!» — воскликнул я и чуть не свалился с диванчика, на котором сидел.

Пункт 9. Спасти Мию.

И как это я мог забыть ту, которая могла и убить, и спасти одним и тем же заклинанием? Несравненная Мия. Моя любимая Мия. Когда мы только познакомились, я жалел, что она старше меня на семнадцать лет, а потом был даже рад, ведь она стала для меня больше, чем просто знакомая — она стала для меня старшей сестрой, наставницей. Но… она не выжила в битве за Хогвартс, не смогла узнать, что нам досталась такая желанная победа, не узнала, что Волдеморт мёртв и она отомщена. Но я это точно исправлю!

Пункт 10. Уничтожить крестражи.

Этот пункт единственный не вызывал вопросов. Медальон я собирался отобрать у Кричера, змеи ещё не было и в помине, дневник у Малфоя отобрать — дело десяти минут, чашу я смогу забрать и сам: лорд Блэк я или нет? Дух? Ну, с ним я отдельно собрался разбираться. Диадему заберу, как только в школу попаду, кольцо… тут мне придется подумать. Где старикашка мог его взять? Да Мерлин, где угодно!

Как я собирался их уничтожать? Да легко! Наверное… Если я всё-таки захватил все свои умения из прошлой жизни, то договориться со змеем и получить-таки его яду — клык отрывать всё-таки как-то некрасиво. А там закажу у гоблинов клинок и пропитаю ядом. Не только же гриффиндорский меч такой уникальный. Хотя можно и в хранилище покопаться. У Певереллов, кстати, может что-то такое заваляться.

О, Мерлин! Я только сейчас понял, что ни разу не был в Певерелл-касле. Да и в других своих домах. Надо будет в банк сходить и посмотреть, где же я ещё не был.

Пункт 11. Осмотреть родовые поместья.

Сколько бы лет в том мире мне ни было — родовые поместья я так и не посетил, будто что-то мешало зайти туда. Да что там, что-то мешало даже подумать об этом, не то что прийти туда, а это очень нехороший признак. В этом мире я решил наверстать упущенное. Тем более, что везде Певерелл-касл упоминался как невероятное зрелище, где побывать — великая честь.

Пункт 12. Обучиться всему, что должен знать аристократ.

Вальбурга вскоре начнёт свое Мордредово обучение, и, как она сказала, к десяти годам я уже буду аристократом, которому не стыдно показаться в высшем обществе. А сколько там учить — мама не горюй! Я как увидел её план, готов был кинуться обратно в своё взрослое тело или сбежать к Дурслям. Ну за что мне это? Танцы, этикет, фехтование, языки, история всех чистокровных родов, магические традиции и ещё множество ненужной информации. А после разговора с Сириусом я вообще расстроился.

Так, а почему у Сириуса такого не было? Что? И у Регулуса тоже? Я что, один такой особенный? Волдеморт, где ты там, я готов подставиться под Аваду ещё раз, только избавь меня от Вальбурги!

Пункт 13. Вернуть места в палате лордов Поттерам, Блэкам и Певереллам.

Я посчитал, что лишним это точно не будет. Благо там можно скрыть личность: главное — быть таковым по крови. По сути сейчас палата лордов — это собрание старых замшелых лордов; конечно, к сожалению, мало что решает, но если их всколыхнуть, то они вспомнят, что, по сути, стоят даже главнее Визенгамота. А три голоса в такой палате ох как нужны.

Пункт 14. Научиться снимать Чёрные Метки.

Неужели я не могу порадовать крёстного таким маленьким подарком? Должна же быть хоть какая-то польза от всех этих знаний. Да и крёстному Драко не помешает избавиться от таковой. Хоть тот и бесил меня, я не мог не признать, что тот чертовски умён и достоин уважения. Помочь ему стоит хотя бы в память о том, что он познакомил мою мать с миром магии.

Пункт 15. Наладить отношения с наследниками чистокровных родов.

Дружить я, конечно, уже выбрал с кем, но вот поддерживать дружеские отношения с той же Боунс или Аббот обязательно надо. К тому же я давно решил, что пора показать другим факультетам, что Слизерин — это не собрание тёмных магов, которых необходимо бояться и уничтожать, а пристанище сливок общества, к которым следует примкнуть. Я считал, что это хоть и сложно, но не невыполнимо — дети обладают крайне лабильной психикой, чем и пользовались некоторые взрослые. Так почему бы не воспользоваться этим и мне?

Пункт 16. Не дать Драко и друзьям стать Пожирателями Смерти — если Лорд, конечно, оживёт.

Это как раз из разряда плана максимум. Если вдруг случится прокол. Я поклялся себе, что никто из моих друзей не получит Метку, даже если от этого будет зависеть моя собственная жизнь. Особенно Драко. Хватит того, что у меня она есть, хотя можно и поменять татушку в будущем. Но пока она мне очень нравилась. Единственное материальное напоминание о прошлой жизни. Конечно, пока я маленький, Метку приходится скрывать, так что её ещё никто не видел, даже Вальбурга, пусть она и знает, что та у меня была. Мне, конечно, пока нельзя колдовать, зато Парсмеи можно.

Пункт 17. Собрать вассалов.

Рода Поттер и Певерелл заключили в своё время достаточное количество вассальных договоров, так что если наступит война с Лордом или что-нибудь похуже, я всегда смогу собрать те рода, которые будут мне подчиняться.

Пункт 18. Стать монаршей особой магического мира.

Этот пункт я включил на тот случай, если война с Волдемортом затянется и придется задействовать народ. А за кем лучше будут идти маги: за нестабильным психом, который убивает своих людей направо и налево, или за правящим монархом, которого не было у страны вот уже пару веков точно? Выбор очевиден.

Пункт 19. Обучиться Некромантии.

Некромантия очень увлекательна и полезна, так как множество ритуалов лучше получаются у некромантов. Пусть полноценным некромантом я и не стану, но того, что у меня есть, для простеньких ритуалов хватит с головой.

Пункт 20. Начать приумножать капитал.

Ещё в прошлой жизни я начал вкладывать деньги в различные компании: как магические, так и маггловские; нужно снова начинать это делать. А с моими знаниями о будущем я смогу приумножить капитал раз в десять.

Пункт 21. Собрать все Дары Смерти.

Не то чтобы они мне прямо очень были нужны, но всё-таки они все мои по праву, и отдавать их кому попало неохота. Да и к палочке я своей уже привык. Она, кстати, у Певереллов могла менять внешний вид, подстраиваясь под своего владельца. У меня она была совсем не похожа на то страшилище, что было у Дамблдора. Она была похожа на змею в прыжке, даже зубы были. Глаза у нее были кроваво-красные, и если присмотреться, то можно было увидеть маленькие скелетики внутри этих «глаз». Камешек удобно расположился в перстне Главы Рода. А мантия-невидимка кроме своих непосредственных обязанностей выполняла ещё множество: например, могла служить как парадная мантия Певереллов или как боевое обмундирование. Кстати, трансформировалась она тоже только у Певереллов.

В общем, планы у меня были грандиозные, и вроде как все было продумано, но… Когда все бывает так, как мы того хотим?

Примечания:

1. Ренервейт — изначально заклинание называлось «Ennervate», что значит «ослабить». В связи с этим Джоан Роулинг официально переименовала его в «Rennervate», что значит «чтобы активизировать».

2. Сейчас в этом времени два воскрешающих камня. Один у главы рода Певерелл, другой в доме Мраксов, и не исчез он только потому, что содержал частичку души Волдеморта. Как только душа будет извлечена — камень пропадет.

— Я убью тебя, мерзкая девчонка! — кричал и скалился Фенрир Сивый, на что сама «девчонка» только смеялась и сверкала колдовскими зелеными глазами, в которых плескалась боль.

Никто и никогда не мог понять Мию Шафик. Её отца, замечательного человека и чуть ли не самого способнейшего колдомедика столетия, убили во время Первой магической войны, так что она, едва переступив порог совершеннолетия, обязана была принять на свои плечи судьбу рода. Всё это сильно подкосило юную Мию, когда-то солнечную и жизнерадостную девушку. Тогда у всех были неприятности, и никто не решился позаботился о девочке, которая так отчаянно просила о помощи. В восемьдесят третьем году она на несколько лет пропала из магического мира, а когда вернулась, меньше чем через год стала целителем и поступила на работу в Мунго. Никто не знал, где её носило, да и смельчака, чтобы спросить об этом, после того, как она чётко обозначила свою нелюбовь к любым вопросам, вырубив своего бывшего сокурсника одним прицельным ударом в челюсть — не нашлось.

С того момента, как она вернулась, никто и никогда не видел, чтобы она выражала какие-либо эмоции. Ни злость, ни радость — только маска полного безразличия к любым происходящим событиям. Иногда она напоминала безмолвное и безэмоциональное каменное изваяние, этакую статую Древнегреческой богини — Афродиты. Почему именно её? Потому что Мия была удивительно красивой.

Белоснежные волосы крупными локонами спадали до середины спины; болотно-зелёные глаза, длинные ресницы и аккуратненький носик делали её похожей на ангела или, как минимум, на русалку из старых сказок, в которых они описывались, как девушки неземной красоты; её пухлые розовые губки так и притягивали взор, а стройная аккуратная фигурка заставляла всех женщин больницы ее ненавидеть. Но внешняя хрупкость была лишь фасадом, за которым скрывался неистовый зверь.

Те несколько лет, что она провела за границей, запомнились ей надолго. Сначала она просто хотела уехать как можно дальше от Британии, хотела умереть где-нибудь во Франции — как она после говорила: «увидеть Париж и умереть», — но на пути ей встретилась стая оборотней, члены которой пытались похитить и обратить бедную девушку. Не убить, а именно обратить — их вожаку она приглянулась как потенциальная невеста. Мия же не могла этого допустить — с детства её самым большим страхом было — стать оборотнем. Именно оборотень убил её маму, когда она была ещё малышкой, и, какова-таки ирония, отца. Когда она пришла домой после прогулки с подругой, то увидела только Чёрную Метку над домом и разодранное тело лорда Шафика.

Когда же она попала в ловушку, то поняла, что умирать ей не хочется. Отец с детства обучал её многим медицинским заклинаниям, часть из которых была придумана им самим, и именно с их помощью она смогла отбиться от целой стаи. Но из-за того, что она «случайно» кастрировала вожака стаи, в течение нескольких лет за ней по всему свету гонялись стаи оборотней, которых Мия ещё к концу первого года скитаний научилась нейтрализовывать практически без следов. Когда смельчаки среди оборотней перевелись, она смогла вернуться в Британию и остепениться. Хотя так только казалось. Внешне слабая, по ночам она участвовала в подпольных маггловских боях без правил и была безоговорочным чемпионом в течение почти десятка лет. Это помогало ей сбросить пар. Только там она могла побыть собой и скинуть невероятный груз со своих плеч.

С Поттером они познакомились совершенно случайно после его пятого курса. Когда он снова вернулся к Дурслям, ему было плохо, очень плохо: погиб Сириус, и он остался совершенно один. Погиб по его вине — это повторилось снова. После смерти Диггори Гарри пообещал себе, что из-за его глупости больше никто не погибнет, но вот новый учебный год, новая глупость и мёртвый Сириус…

Он брёл по улочкам Лондона, куда сбежал с Тисовой, и думал о том, что жить ему больше не хотелось. А зачем? Какой в этом смысл, если вокруг него все умирали? Он смотрел на проезжающие мимо машины и думал, что Сириус так и не смог покататься ни на одной такой, хотя хотел опробовать каждую. Не смог из-за него. Чувство вины снова и снова накрывало его с головой, пока он случайно не наткнулся на клуб подпольных боев без правил.

«А почему бы и нет?» — единственная мысль, которая пришла к нему в тот момент. Он подумал, что получив физическую боль, сможет хоть немного отрешиться от моральной, но от участия в таком самоубийственном мероприятии — он же совсем не умел драться — его спасла Мия. Она тогда заставила его соперника отказаться от боя и вывела Гарри на улицу.

— Зачем ты здесь? Это место принесёт тебе только смерть. Зачем тебе эти проблемы? Тебе что, жить надоело? — строго спросила она тогда. Это был первый раз за много лет, когда в ее голосе появились хоть какие-то эмоции.

— Проблемы? Да я сам чёртов клубок проблем! Вокруг меня все умирают, из-за меня все умирают, а я даже ничего не могу сделать! Я если захочу, даже кота не спасу! — Гарри сорвался на крик. — Чёртов Волдеморт, чёртова Белла!

Поттер ревел и ревел, даже не заметив, как Мия его обняла и стала гладить по голове. Именно тогда он и узнал её историю, один-единственный на всём белом свете. Всю ночь они гуляли по Лондону и рассказывали друг другу о своих жизнях. Шестнадцатилетний парень и тридцатитрёхлетняя девушка, которая выглядела не старше двадцати пяти. Боли в жизни обоих было много, но о ней никому прежде они не рассказывали; оттого разговор их был похож на исповедь священнику. Говорили они без утайки, раскрывая самые нелицеприятные части своей жизни и обнажая все свои самые уязвимые места.

С того дня они периодически общались, причём письма от неё приходили по ночам, когда его друзья не могли их увидеть. Через некоторое время она стала Поттеру настоящей старшей сестрой — они провели обряд побратимства, но никому об этом так и не сказали. Гарри не хотелось, чтобы о Мие кто-либо узнал. С того лета она была единственным по-настоящему родным для него человеком. Рон и Гермиона — это друзья, а Мия стала семьёй, сестрой, советчицей. Да и во время поиска крестражей она была с ним на связи, даже решала вопросы с гоблинами. Причём если бы не она, то эти коротышки наверняка линчевали бы их при первом же посещении банка. А друзья приняли это как должное и даже не узнали о том, почему их не нашли и не прибили на месте — гоблины же всегда отличались особой мстительностью. Мия не смогла оставить Поттера и в день битвы.

— Ты ещё смеешь смеяться? — разозлился оборотень и кинулся к ней, но Мия легко и плавно ушла с траектории нападения.

После того, как она увидела, что Гарри погиб, в её душе снова появилась пустота, а из болотно-зелёных глаз навсегда пропал задорный огонёк. Этот мальчишка стал для неё родным, хотелось его защищать и оберегать, но она не смогла. И вот, когда она увидела оборотня, на неё нахлынула истерика. После смерти отца она долго не могла восстановиться и решила, наконец, умереть, но тогда не получилось. Она выжила, но не жила, а существовала. И вот появился Поттер и снова подарил ей надежду. Она не понимала, как так вышло, но только рядом с ним она чувствовала тепло, которое и хотелось отдать мальчишке. Он пережил столько же боли, сколько и она, так что ей хотелось подарить ему хоть немного счастья. Она даже заказала им билеты на самолёт в Египет. Хотела развлечь того после утомительной битвы, подарить праздник. Она не сомневалась, что Лорд проиграет. Но… Все ошибаются…

Когда Гарри бежал по Большому залу под мантией, то видел, как Джордж Уизли и Ли Джордан повалили на пол Яксли, как Долохов пал от руки Флитвика, как Хагрид швырнул через всю комнату Уолдена Макнейра, и тот, врезавшись в противоположную стену, мешком осел на пол. Он видел, как Рон и Невилл сбили с ног какого-то Пожирателя, как Аберфорт ударил оглушающим заклятием Руквуда, как Артур и Перси одолели Пия Толстоватого, а Люциус и Нарцисса Малфой, даже не пытаясь сражаться, бежали сквозь толпу, выкрикивая имя своего сына. Видел как Волдеморт сражался одновременно с МакГонагалл, Слизнортом и Кингсли, а Беллатриса в нескольких шагах от повелителя — с Гермионой, Джинни и Полумной. Он переживал за всех, но радовался, что среди них не было той, что стала ему роднее всего мира. Но он ошибся.

Из-за толпы он не смог видеть, что вдалеке сражалась Мия. Его Мия. Она отчаянно отбивалась от Сивого, к которому на подмогу пришли еще пять собратьев в своём волчьем обличье. Истинные оборотни могли превращаться и не в полнолуние. Ей было не привыкать сражаться с толпами оборотней, но вот смерть Гарри подкосила её — рука дрогнула, и один из оборотней сумел напасть на неё. Сивый решил, что для неё лучшим уроком будет обращение, то есть, если она тоже станет оборотнем и они обратили ее, но Мия решила по-своему. Когда уже не осталось шансов на то, чтобы не стать оборотнем, она подняла палочку и впервые в жизни произнесла убивающее заклятие. Раньше она всегда пользовалась целительскими чарами, которые напоминали ей об отце. Но теперь пришло время для Авады. Из-за того, что Сивый и Ко были под эйфорией от победы, они не смогли увернуться от летящих в них зеленых лучей. Сначала она убила шестерых оборотней, а потом, бегло осмотрев зал, подняла палочку и направила на себя. Зелёный луч вырвался из палочки даже без слов. Одного безумного желания хватило, чтобы вызвать смертельное заклятье. Когда луч попал в Мию, ноги её подкосились, и она упала к тем, кого только что сама и убила. Причём случилось это за мгновение до того, как Поттер снял мантию и все увидели, что он жив. Мия умерла, так и не узнав, что тот, кого она так полюбила, остался жив.

Поттер же после победы шёл по залу и бегло оглядывал потери. Но, увидев несколько тел оборотней, он замер — рядом с ними были до боли знакомые белоснежные волосы. Сердце пропустило удар, и он кинулся к сестре. Но было поздно. Болотно-зелёные глаза безжизненно глядели в пустоту, кожа уже была бледной, а тело уже начало остывать. Тогда он не мог даже плакать. Горло сдавил такой ком, от которого было тяжело дышать. Мия. Его Мия. Здесь. Мертвая.

«Этого не может быть!»

Он молчаливо осел, обнимая хладное тело, и глядел в пустые безжизненные глаза. От шума в Большом зале закладывало уши, но Гарри не обращал на это никакого внимания. Он пытался согреть Мию, отогнать мертвенную бледность и вернуть в мир живых. Но ничего не получалось. Тогда он схватил её тело и аппарировал подальше. Благо из-за разрушенного барьера купол тоже пал и ничего ему не помешало.

Подальше оказалось домом Блэков. Сколько зелий он влил в уже мёртвое тело, сколько раз пытался её спасти, но всё было тщетно. Вальбурга тогда ничего не сказала — она просто молчала, разделяя с ним эту боль. Она чувствовала подобное, когда Кричер принёс ей уже хладное тело Ориона. Сколько зелий она перевела, сколько ритуалов, прежде чем поняла, что всё бесполезно и спасти её мужа не сможет даже всесильный. Справиться с горем она так и не смогла: потерять сначала одного сына, потом другого, а после не суметь спасти мужа — это жестоко. Из-за всех этих потрясений она и умерла, прожив в печали всего несколько лет. Именно после этого она и пересмотрела своё отношение к Поттеру. Он был таким же, как и она. Старался спасти того, кого любил больше жизни, любыми способами. Неважно, тёмными ли или светлыми. Но ничего не вышло, и Мия была похоронена рядом с Поттерами. Туда Гарри до самого конца приходил пять раз в год: на дни рождения родителей, на Хэллоуин, на день рождения Мии и… второго мая. В день смерти той, что стала частью его мира.

Тогда Гарри уже во второй раз почувствовал пустоту. Весь мир теперь для него не существовал. Он снова потерял того, кто стал ему семьёй. Наверное, именно из-за её смерти он так и не смог сблизиться ни с одной девушкой. Так как с Джинни отношения завязались ещё до войны, то они и продолжились, но потом сошли на нет. А когда он встречал очередную девушку, перед глазами были только груда тел, болотные глаза и белоснежные волосы. Он не смог её спасти. А что, если не спасёт и других? И каждый раз, как Гарри встречался с девушкой, ещё неделю его преследовали кошмары с той самой битвы, и кошмары с её смертью.

Когда появился Малфой, Гарри удивился, как тот был похож на Мию. Одни только платиновые волосы напоминали ему о названной сестре и заставляли заботиться об этом придурке. На людях Драко становился каменным изваянием, совсем как она, а дома иногда злился, как чёртова мантикора. Мия в таком состоянии могла запросто прибить. Впервые она превратилась в мантикору, когда Гарри чуть не убил того самого Малфоя Сектумсемпрой. Именно это сходство подтолкнуло Поттера предложить ему совместное проживание. Оказалось, что тот не так уж и плох, как Гарри раньше думал. Так Драко стал единственным, с кем смог жить Гарри, не боясь, что тот пропадёт в погоне за очередным оборотнем, как бывало периодически с Мией. Да и кошмары о её смерти тогда перестали ему сниться. Драко стал той отдушиной, которая нужна была ему после смерти Мии. Именно он стал тем, кого Гарри снова смог назвать семьёй. Как маленький ёжик, он иногда выпускал шипы и тем самым не давал снова погрузиться в пучину боли. И, наконец, смог излечить. Смог заменить сестру, став настоящим братом. Но когда и Драко умер, несколько лет Гарри видел кошмары об их смерти. Тогда он чуть не сошёл с ума. Пустота. Снова это чувство потери и боли. Он надеялся, что больше никогда не вспомнит этих чувств, но жизнь — это боль. И боль эту ничем не убрать.

* * *

— НЕТ! — Кастор снова очнулся в холодном поту, как и каждую ночь с того дня, как он вспомнил о сестре, и из глаз у него опять текли слёзы. Снова груда тел, безжизненные болотно-зелёные глаза и белоснежные волосы, снова он не смог её спасти, снова подвел.

— Только не опять.

Мия. Он искал её уже месяц. Он не знал, когда точно она отправилась за границу, но надеялся, что ещё не успело произойти непоправимое. Снова эти кошмары и снова бессонные ночи.

«Она жива, она жива!» — как мантру повторял Блэк и надеялся, что ничего не пойдёт не по плану. Если и здесь он не сможет её спасти, то просто не выдержит и действительно сойдёт с ума.

— Я нашёл её. Девушка, которую мы искали, села на поезд до Франции, — на одном дыхании сказал эльф.

По спине у Гарри побежали мурашки. Сегодня. День, когда на неё нападут оборотни — это сегодня!

«Парсмеи, забери девушку и перенеси её в малый ритуальный зал, а потом и меня туда переправь. И сделай так, чтобы ни Регулус, ни Вальбурга не проснулись».

Эльф исчез, а юный Блэк стал размышлять, что же ему делать. Врать? Но это же Мия. Как только он вспоминал её глаза, сердце начинало биться чаще и никакая ложь не получалась. Да и к тому же, что бы ни случилось, он никогда ей не врал. Значит, и сейчас не будет. Но как ей такое рассказать? Нет. Пусть Парсмеи скажет, что она нужна им как целитель, да, точно.

Через пять минут появился эльф, и Кастор Блэк оказался в малом ритуальном зале. Мия стояла в углу и пыталась понять, куда же она попала.

— Мия… — выдохнул Кастор. Все мысли вылетели у него из головы, и он забыл, что хотел попросить Парсмеи соврать.

— Вы… вы кто? — заикаясь, спросила Мия. — Где вы? Где я? — она не видела его, так как Блэк был в тени.

Связно, быстро и толково говорить вслух Кастор ещё не мог, тем более когда рядом была та, которую он так давно похоронил, и потому он решил общаться телепатически.

«Мия… — снова выдохнул Блэк. Он никак не мог на неё насмотреться. — Я Кастор Блэк, и я из будущего».

— Из будущего? — удивилась Мия, но в глазах у неё уже были слёзы: ей было страшно.

«Да, но там я был вам знаком как Гарри Поттер. Мы познакомились с вами в девяносто шестом году, когда я находился на грани самоубийства. Вы спасли меня, и мы тогда проговорили всю ночь. Потом вы стали мне сестрой и оберегали вплоть до… до окончания войны. Прошу, поверьте мне».

Мия с недоверием смотрела на него — он для пущей уверенности вышел из тени. И правда, как в такое можно было поверить? Как они могли познакомиться в девяносто шестом, если она собиралась через пару часов прыгнуть с Эйфелевой башни?

«Парсмеи, принеси все мои воспоминания, в которых фигурирует мисс Шафик».

Прошло несколько минут, но эльф не появился, зато появился Омут памяти, в котором уже была серебристая субстанция.

«Посмотрите их, мисс Шафик, а потом мы поговорим».

Мия невольно отшатнулась от Кастора. Она давно старалась забыть свою фамилию и быть просто Мией. Шафик у неё ассоциировался только с отцом, которого уже давно не было рядом с ней.

Блэк не мог этого не сделать. Как только он увидел её, то понял, что врать он ей не сможет, потому как она была единственным живым человеком, которому он никогда не мог соврать. Единственной, кто знал о его жизни всё, пусть они и были знакомы всего два года. Она была одной из немногих, кого он мог назвать своей семьёй, а этого удостаивались немногие. В той жизни таковыми были только родители, Сириус, Мия и Драко.

Когда Мия вынырнула из Омута, то принялась рыдать. Долго и протяжно. Сейчас она ещё не была той холодной железной леди, с которой он познакомился в девяносто шестом. Она ещё была живой и светлой, хоть уже и отчаявшейся. Через несколько минут она уже рыдала, обняв Кастора.

Столько боли было в тех воспоминаниях. Она увидела и историю самого Поттера, и свою собственную. Да, её страх всё-таки осуществился. Оборотни. Она стала одной из них, хоть и на несколько минут. Хорошо, что тогда Поттеру не удалось её воскресить. Оборотнем она быть не хотела. Но как быть сейчас? Думать она уже не могла: голова нещадно болела от столь длительного рыдания, и она решила отложить разговор на потом. В комнату они поднялись только к четырём утра.

* * *

— Парсмеи, открой эту драклову дверь! — кричал Регулус. — Почему ты не даёшь мне пройти к брату? Маман запретила?

Сириус уже привык, что теперь он Регулус и что Гарри — его брат Кастор, да и стал поменьше кричать, но вот если вопрос касался безопасности ребёнка, то снова становился скандалистом Сириусом.

— Регулус, что ты орёшь? — вышла с кухни Вальбурга. Как ни странно, иногда она любила приготовить на завтрак что-нибудь сама.

— Мама, зачем ты приказала Парсмеи не пускать меня к Кастору? — возмутился Регулус.

— Я? — опешила леди Блэк. — Ничего я не говорила! — Вальбурга дёрнула дверь и также не смогла открыть. — Парсмеи, почему ты не пускаешь нас?

— Хозяин спит, он только в четыре утра лёг!

— Как в четыре? — возмутились оба, но Вальбурга сообразила быстрее. — Значит, пусть спит! А мы, Регулус, пойдём завтракать.

Блэку ничего не оставалось делать — только подчиниться.

А через полчаса на кухне появился Парсмеи.

— Хозяин Регулус, в кабинете вас ожидает сова от какой-то неизвестной мне семьи. Так как я не имею права входить в ваш кабинет, я не могу открыть окно и впустить её, так что рекомендую вам немедленно подняться в кабинет.

С этими словами эльф растворился, чтобы тот не успел сказать, что разрешает домовику зайти в кабинет. Дозваться Кричера Рег тоже не смог, так что пришлось покинуть маман и пойти в кабинет. Сова очень вовремя прилетела, ведь Парсмеи уже было хотел кинуть в Регулуса сонные чары, чтобы он сладко поспал. Вальбурга же сразу поняла, что что-то случилось, потому как Парсмеи мог беспрепятственно входить не только в кабинет, но и даже в ритуальный зал, куда эльфам вход закрыт.

— Миссис Блэк, хозяин с гостьей ожидают вас в его комнате. Хозяин просил прийти к нему как можно скорее и не оповещать его брата.

За десять минут до...

«О, мисс Шафик, вы проснулись!» — обрадовался Кастор, который уже час как не спал, а думал, как бы представить её Вальбурге и избежать скандала.

— Да, мистер Блэк, но прошу, называйте меня Мия — мне так привычнее.

«Хорошо, Мия, тогда и вы называйте меня просто Кастор», — Мия улыбнулась, а за ней и юный Блэк.

— Договорились, — ответила она.

С тех пор как Мия просмотрела воспоминания, в ней снова поселился огонёк надежды. Она снова стала чувствовать тягу к жизни. Этот юный лорд, да и просто беззащитный трёхлетний ребёнок вызвали в ней трепет и любовь.

«Мия, я хочу вас познакомить с ещё одним дорогим мне человеком, который так же, как и вы, знает всю правду о моей прошлой жизни. К тому же планы на дальнейшую жизнь лучше строить вместе с ней. Всё-таки она пока единственный по-настоящему взрослый человек среди нас».

— Конечно, я буду рада с ней познакомиться, — ответила Мия и потупила взгляд.

«Парсмеи, позови леди Вальбургу, но так, чтобы Регулус ничего не узнал».

— Благодарю вас, леди Вальбурга, — сказала Мия перед тем, как покинуть комнату Кастора и направиться на поиски теперь уже своей спальни.

В общем, разговор у них прошёл весьма плодотворно. Вальбурга, конечно, удивилась, что Поттер — когда он совершал что-то связанное со своей прошлой жизнью, миссис Блэк называла его именно так — приволок в дом какую-то девицу, да и ещё попросил, чтобы она жила в их доме! Хотя нельзя было не признать, что девица была прелестной, чистокровной и весьма могущественной волшебницей.

Воспоминания о Мие были одними из многих, которые Вальбурга так и не смогла просмотреть, потому как они были защищены словами-активаторами. Оттого она даже не знала о существовании у её нынешнего сына названой сестры. Гарри иногда делал такие защитные заслоны на части своих воспоминаний для того, чтобы более сильный менталист не смог найти в его голове что-либо компрометирующее, а когда сливал воспоминания Вальбурге, просто забыл их снять. Хотя он и был мастером-менталистом, легилименция всё же давалась ему намного легче, чем окклюменция, поэтому он использовал несколько другие способы защиты сознания. Это сейчас уже у него сформировалась пятиуровневая защита, а тогда он не смог осилить больше одного уровня и просто выбрасывал любопытных с помощью ментального Протего.

Как у него получилось развить такую защиту? А вы пробовали когда-нибудь в течение полутора лет по три часа в день испытывать ужасающие боли от копания в твоих мозгах? При этом магию, чтобы выкинуть вторженца, использовать нельзя. Вальбурга никогда не филонила с подачей знаний, но методы у неё были весьма экстравагантные. На их занятиях она специально действовала в открытую и причиняла боль. Так Кастор уже через пару месяцев смог построить прекрасный первый уровень защиты, а второй сформировался ещё через месяц. Кастор считал, что достигнутого ему хватит, но Вальбурга настаивала на полном развитии всех уровней, которые в семействе Блэк формировались у каждого ребёнка.

Теперь-то стало ясно, почему Нарцисса и Драко смогли так долго скрывать своё истинное отношение к Волдеморту, хотя тот постоянно проживал в их доме. Только вот с Сириусом и Беллой вышли проколы. Сириус просто-напросто сбегал с занятий и всячески выражал своё недовольство. Тогда Орион тоже не поддался на уговоры жены и не стал требовать от сына полного подчинения, как главе семейства. Тот освоил только три уровня и успокоился. А зря. Действие зелий, влияющих на разум, могло блокироваться организмом автоматически на уровне рефлексов, если достигнут восьмой уровень ментальной защиты, а действие Империо слетало с формированием пятого.

А вот с Беллой было не всё так просто. Оказалось, что её безумие — это результат неудачного построения уровней защиты разума, и когда её муж неосторожно попытался прочесть её мысли насчёт действий Тёмного Лорда, то случайно начал сводить Беллу с ума. Каждое проникновение в её разум активировало процесс перехода в режим неконтролируемого монстра, и та старалась убить каждого, кто проникал в её голову. Это становилось маниакальной идеей, с которой она не могла справиться.

Как Гарри узнал в далёком будущем, когда просматривал воспоминания Лонгботтомов, пообещав Невиллу разобраться с кашей в голове его родителей, те применили к Пожирателям, которые пришли к их семье, какие-то чары или какой-то артефакт, воздействующие ментально на группу людей. Они пытались их отпугнуть, но сделали только хуже. Белла сорвалась с цепи и чуть не убила супругов. После освобождения из Азкабана такая подпитка уже была не нужна: Белла окончательно сошла с ума. Дементоры влияли на её разум, а она старалась защититься с помощью десятого уровня, но постоянный контроль просто-напросто отключил остатки её разума.

Вот такая вот печальная история с этими уровнями. С одной стороны человек, который не поддался на уговоры семьи и пострадал — хорошо хоть догадался в Азкабане превращаться в собаку, а то с такими ментальными щитами его бы вынесли ногами вперёд из камеры уже после первого месяца — а с другой — человек, полностью поддержавший устои семьи и тоже пострадавший. Кастор с Вальбургой долго обсуждали возможные последствия и решили сразу задействовать шоковую терапию. Заметно и больно вторгаться в разум, чтобы с другими не было таких проблем: всё же обычные менталисты, даже самоучки, работали более искусно.

Так вот, возвращаясь к настоящему: всё же просмотрев эти несчастные воспоминания, Вальбурга согласилась с планом Кастора и даже выделила Мие комнату неподалёку от комнаты юного Блэка. Аргументировала Вальбурга это тем, что раз уж Мия целитель, то будет присматривать за состоянием здоровья «ребёнка». Зрение у него всё же стало падать, а значит, нужно было, как минимум, пропить комплекс зелий и провести некие процедуры.

Договорившись, что Вальбурга сварит необходимые зелья по рецепту отца Мии, последняя поблагодарила её и направилась на поиски своей комнаты.

— Маменька, что за… — Регулус выбежал из-за угла и остолбенел.

Он бежал к Вальбурге, чтобы узнать, с какого перепугу она ведёт переписку с Люпином! И без его-то ведома. Тот написал, что был приятно удивлён таким подарком судьбы и готов принять её предложение. Только вот предложение чего, Рег так и не понял. Кто же знал, что Вальбурга сама ни сном ни духом о том, что Кастор от её имени писал Люпину? Хорошо хоть Парсмеи, как только понял, что данное письмо не предназначалось для глаз Регулуса, успел «замылить» воспоминания, пока тот стоял столбом и смотрел на Мию. Да, Регулус читал письмо, да, для матушки, но от кого оно было и каково содержание письма, он не помнил, а как увидел Мию, так и думать об этом забыл. Ведь если бы это было что-то важное, то он бы это запомнил.

Всё, что сейчас имело значение для Блэка, так это то, что в их доме появился ангел. Гибкая миниатюрная фигурка, белоснежные, как первый снег, волосы, длинные чёрные ресницы и зелёные глаза. Не такие, как у Гарри, у которого глаза напоминали сочную траву, а туманные, болотно-зелёные, и в этом болоте так было легко утонуть: в них хотелось смотреть и смотреть, и спастись уже было нельзя. Она будто бы светилась изнутри. А в то же самое время сам ангел гордо прошагал мимо и скрылся за поворотом. Регулус же стоял, боясь пошевелиться и потерять столь милый образ. Окаменевший и с закрытыми глазами, он простоял минут десять, пока из такого состояния его не вывела Вальбурга, вышедшая из комнаты.

— Регулус, чего ты стоишь посреди коридора? — удивилась она.

— Маменька, кажется, я сошёл с ума, — Вальбурга подняла одну бровь. То, что её сын немного того, она и сама знала, а вот что привело к тому, что и он это понял, было интересно. — Я только что увидел ангела и, кажется, влюбился.

Последнее слово очень порадовало Вальбургу, так как мисс Шафик была прелестной, милой чистокровной девушкой, да и к тому же, помимо всего прочего, она реально могла поставить на место Регулуса. Уже сейчас она чуть ли не вдвое превосходила его во всех боевых искусствах и даже в дуэли, и это учитывая то, что Сириус был аврором. Но и завоевать внимание такой девушки будет проблематично. Если уж в той жизни она не смогла найти себе достойного мужа, то уж очень маловероятно, что её заинтересует этот обалдуй.

— Ты, я так понимаю, уже познакомился с мисс Шафик? — с напускной строгостью сказала Вальбурга. — Она будет нашим семейным целителем; я подумала, что нам не помешает девушка, которая сможет следить за развитием ребёнка. Эльф — это хорошо, но будущий колдомедик — это совсем другое. Она в этом году окончила школу целителей, да и к тому же это её семейный дар.

— Ангел… — только и смог выговорить Регулус. Сейчас он выглядел как человек, пострадавший от чар вейлы, и Вальбурга невольно задумалась, не было ли у Мии таких родственных связей; хотя та, скорее, была похожа на русалку из старых преданий. Те, кстати, тоже могли околдовывать умы людей.

— И жить она будет пока здесь, — эта фраза мгновенно вывела Регулуса из ступора, и тот скрылся за углом — видимо, поспешил привести себя в порядок, чтобы произвести должное впечатление на свой объект воздыхания.

А Вальбурга, посмеиваясь про себя, вернулась в комнату к Кастору.

— Это был ваш план? — а на недоумевающий взгляд юного Блэка уточнила: — Свести Регулуса и Мию.

— Просто я собираю вокруг себя тех, кто мне дорог. Мия ещё не стала той железной леди, которой она была в будущем, но всё ещё может измениться. Я не хочу этого. Пусть всё будет, как будет. Если она полюбит Регулуса и согласится стать его женой — я не против, но сам не буду никого заставлять жениться. И Мия, и Сириус были дороги мне в той жизни, и я хочу, чтобы теперь они смогли жить для себя, а не быть чьими-то марионетками.

— Но вы надеялись на это? — щурясь, уточнила Вальбурга.

— Несомненно. Но теперь всё в руках Регулуса. И помогать ему я не буду. Наверное, — усмехнулся Кастор.

— Может быть стоило назвать вас Амуром, лорд Блэк? — усмехнулась Вальбурга. Ее настроение, после того, как она заметила влюбленный взгляд сына, заметно улучшилось. — Или Купидоном?

— Скорее Эросом, леди Блэк, — ехидно ответил Кастор.

— Тогда я жду не дождусь встречи с вашей Психеей, — рассмеялась женщина и счастливая покинула комнату сына.

* * *

— Леди Вальбурга, — обратилась к хозяйке дома Мия через несколько недель после того, как заехала в дом Блэков, хотя до этого старалась всячески избегать её. — Не поможете ли мне советом?

— Конечно. Как я и говорила, в этом доме вы можете рассчитывать на всестороннюю поддержку.

— Я просто не привыкла сидеть без дела и хотела бы размяться. Нет ли у вас на примете подходящего спарринг-партнера для тренировок с холодным оружием? — робко поинтересовалась хрупкая девушка.

— Конечно есть, — улыбнулась Блэк, и теперь Мия была третьим живым человеком, видевшим её улыбку. — Мистер Мейсон обучает множество аристократов искусству боя, и я уверена, что он поможет вам найти подходящего партнера. Регулус знает, как с ним связаться: он готовил его к поступлению в школу авроров. Так что спросите у него, он сейчас в библиотеке.

— Благодарю, леди Вальбурга, — сказала Мия и поспешила встретиться с её сыном.

Вальбурга же была рада, что может хоть как-то столкнуть своего сына и эту милую девушку, потому как Регулус уже несколько недель не выходил из библиотеки никуда, кроме как в свою комнату — Кричер даже обед ему приносил туда. Несомненно, это пошло ему на пользу, но всё же.

Мия тоже заметила, что сын леди Вальбурги старается обходить её стороной и не попадаться ей на глаза. Однажды она зашла в библиотеку, так он просто сбежал к себе! Нет, она не имела на него каких-либо видов, но сам факт! Никто и никогда её так не игнорировал. Это бесило втройне. Сейчас же она набросила на себя дезиллюминационные чары и зашла в библиотеку. Регулус нашёлся быстро. Он изучал какой-то странный фолиант и был целиком погружён в чтение.

«Чтобы Сириус и читал? Это небо упало на землю?» — так воскликнула Вальбурга, когда увидела своего сына в библиотеке в первый раз.

— Мистер Блэк, — сказала Мия, когда оказалась достаточно близко к Регулусу, чтобы тот не успел убежать, предварительно сняв с себя чары. — Можете уделить мне минутку внимания?

Регулус вскочил и, видимо, стал обдумывать план побега, но потом выпрямился и взглянул на Мию своими пронзительно-чёрными глазами.

— Конечно, мисс Шафик, чем я могу вам помочь? — плавным и аристократическим голосом спросил Регулус. И когда только успел научиться говорить, как холёный аристократ?

— Мне необходим мистер Мейсон: я хочу попросить его найти спарринг-партнера для меня. Я бы хотела позаниматься с холодным оружием. Леди Вальбурга сказала, что вы можете мне с этим помочь.

— Конечно, я могу дать вам адрес мистера Мейсона, но… — он на секунду замялся. — Позвольте вначале предложить вам свою кандидатуру.

После этих слов Мия была в шоке. Он несколько недель избегал любой встречи с ней, а теперь сам предлагал свою помощь. Нет, отказываться она, конечно, не будет, но сам факт того, что его отношение изменилось так резко, настораживал.

Мия ещё раз оглядела Регулуса: сейчас он выглядел совсем не так, как в их первую встречу у комнаты Кастора. Тогда у него были тёмные курчавые волосы, которые успели отрасти до плеч, серые глаза и бледная кожа. Он был симпатичным, но не более того. Сейчас же он был другим — он был красивым. Даже очень.

Сириус нашел тот древний фолиант, в котором был записан ритуал, по которому его переродили как Регулуса. Там же он нашёл занятнейший ритуал принятия истинного облика. Иногда у магов активировались не все собственные гены. В основном это происходило из-за сильного влияния старших или главы рода. Тогда наследники рождались очень похожими на сильнейшего в роду, а их истинный облик терялся; не всех это устраивало. Представьте, у вас родился сын, который похож не на вас, а на вашего брата. Это же ужас! Все сразу же решат, что жена вам изменяла. И никого же не будет волновать, что даже кровная магия подтвердит, что это ваше чадо. Не похоже, значит, рождено от порочных связей. Замечали же, что все Малфои блондины и как две капли воды похожи друг на друга, хотя жены у них были не только блондинками, но и брюнетками?

Малфоев это вполне устраивало, но Блэков — нет. Вот предки и нашли ритуал, который раскрывал истинную суть проводящего его. Причём не всегда истинный облик был лучше того, что достался от сильнейшего. В течение нескольких веков предки часто использовали этот ритуал, но когда в нескольких поколениях стали появляться бледные и сутулые, ритуал запечатлели в книге и убрали с глаз долой.

Сириус же решил, что его брат и так не самый симпатичный парень, так что хуже не будет. Раз он не сможет вернуть свой облик, то «украсит» этот. И у него всё получилось. Изменения были весьма занятны. Регулус подрос на пару сантиметров, цвет глаз изменился с бледно-серого на пронзительно-чёрный, черты лица стали чуть мягче — угловатость Регулуса не добавляла ему привлекательности, — причёску он изменил сам, сделав её намного короче, и даже оставил небольшую щетину: так ему показалось даже интереснее.

Когда Вальбурга впервые увидела его после ритуала, чуть не упала в обморок. Сириус теперь выглядел как её отец. Особенно эти чёрные пронзительные глаза, от которых по спине бежали мурашки. Вальбурга очень хотела, чтобы у её сына были такие же глаза, как и у её отца, и у неё, но и у Сириуса, и у Регулуса глаза были серыми, как у Ориона.

— Если вы не против, мистер Блэк, то я не откажусь от тренировки через час. Вам будет удобно? — поинтересовалась наконец Мия после пятиминутного молчания.

— Тогда встретимся через час в тренировочном зале, мисс Шафик, — скромно ответил Регулус и вышел из библиотеки.

Тренировочный зал в доме был замечательно оборудован и подходил как для тренировок с применением магии, так и без неё. А от количества холодного оружия просто перехватывал дух. На стенах были развешаны самые разнообразные клинки, рапиры, мечи и шпаги. Там были и нагамаки, оружие потомственных самураев, и нагинаты, оружие отшельников и монахов, и кусаригама, оружие японских ниндзя, и шамширы, сильно изогнутые персидские сабли; почти у самого потолка были заметны мечи Тати и утигатаны, а в конце зала располагались самые разнообразные арбалеты и луки.

— Разбираетесь во всём этом великолепии? — раздался мужской голос позади Мии, которая уже четверть часа рассматривала стены с холодным оружием. От него она вздрогнула и резко обернулась.

— Ох, мистер Блэк! — выдохнула Мия. — А что, час уже прошёл? Да, немного разбираюсь, — слегка покраснев, сказала она, — меня учил отец.

— Тогда я оставляю выбор оружия за вами, — ослепительно улыбнувшись, сказал Регулус.

Мия улыбнулась ему в ответ и выбрала один из мечей. В длину он был чуть меньше полутора метров — вместе с рукоятью. Двуручный, с длинной рукоятью, широким клинком и крестовидной гардой. Дужки крестовины у него были прямые, сужающиеся к концам и направленные вниз, от рукояти к концу клинка. На концах дужки виднелись стилизованные пробивные изображения четырёхлистного клевера, а на вершине рукояти такие же, только дисковой формы.

— Это клеймор, верно? — спросила Мия, осматривая меч со всех сторон. — Пользоваться умеете?

— Обижаете, — усмехнулся Регулус и взял второй.

— Тогда начнём, — сказала она и, выхватив меч, встала в боевую стойку.

* * *

Дзинь!

Клинок зазвенел, скрестившись с клинком противника. Второй клинок ударил сразу за первым, и если бы Мия не отступила влево, получила бы здоровенный синяк на плече. Регулус присел, уворачиваясь от контратаки, и тут же выпрямился, нанося два удара по прямой. Мия перехватила удар на клинки, поставив их поперёк тела и отводя руки в сторону. Мечи разошлись, противники перетекли в другие стойки и продолжили бой. Мия схитрила, проведя нихонто снизу, по кругу, а Регулус подпрыгнул и, выкрутившись, поставил клинками блок.

Дзинь! Дзинь! Дзинь!

Регулус провёл серию ударов и остановился, прижав Мию к стене. Уже полгода они тренировались в зале, а потом разбегались по комнатам и снова встречались лишь на следующий день в зале. За это время они опробовали половину всех видов оружия в этом зале, сейчас же они бились японскими мечами. Регулус за всё это время сильно поднаторел в боях с помощью холодного оружия.

«Сегодня», — подумал Регулус и сделал то, что хотел сделать с первого дня их знакомства. Поцеловал Мию.

Та покраснела, сделала выпад, одним взмахом нихонто выбила меч из рук Регулуса и, гордо вскинув голову, молча ушла с поля боя. Он ждал, что его оттолкнут. Так и случилось; хотя её действия и показали лёгкое недовольство, ярого протеста не было — это сильно порадовало Регулуса.

На следующий день Регулус пришёл в тренировочный зал по привычке. Он был уверен, что с этого дня Мия к нему и близко не подойдёт, но она пришла. Бесшумно зайдя в зал, она схватила два меча, один из которых кинула Регулусу, и начала бой. Так же молчаливо, как и когда уходила.

Дзинь!

Их мечи снова столкнулись в жаркой битве. Мия решила провести целую серию ударов, чередуя стороны и делая обманные движения.

Дзинь! Дзинь!

Отскочив назад, Регулус уклонился от удара Мии и контратаковал. Все движения у них выходили плавно, но всё же чувствовалось некое напряжение. К концу тренировки оба уже были выжаты как лимоны, но в зале всё ещё не было сказано ни одного слова. Регулус снова провёл серию ударов и остановился, прижав Мию к стене. Теперь он не спешил. Мия опустила глаза и не смотрела на Блэка, а тот с жадностью рассматривал её милое личико.

Дыхание у обоих было сбитым и рваным, но нельзя было разобрать, из-за чего именно: вследствие длительной тренировки или из-за переполняющих их чувств. Когда Мия подняла взгляд и лишь на мгновение посмотрела в чёрные глаза Регулуса, он снова не выдержал и поцеловал её. Но теперь поцелуй был совсем другим. Если в первый раз Блэк боялся, что столь воинственная леди может проткнуть его мечом в считанные секунды, и тогда поцелуй выдался быстрым и смазанным, то теперь он поцеловал Мию нежно и открыто. Отдавая ей всего себя. Этот поцелуй выражал надежду на что-то большее, чем есть сейчас, но Мия вновь разорвала поцелуй и одним движением лишила Регулуса меча. А после так же молча покинула зал.

Это повторялось снова. И снова. И снова — в течение нескольких месяцев. Каждый раз Мия приходила молча, кидала Регулусу новый клинок и начинала бой, а после него Регулус её целовал, причём каждый раз по-разному, а она каждый раз так же поспешно удалялась. Блэк был до того счастлив, что готов был ещё год день за днём стирать рамки выстроенной Мией стены. Но в один день всё изменилось. Она просто не пришла.

* * *

Регулус уже разнёс половину зала. Клинки, висевшие на стенах, дрожали, но, закреплённые особой магией, не падали со стен. Кажется, что от всплеска его силы весь дом ощутимо тряхнуло.

— Регулус, что здесь происходит?! — вскричала Вальбурга, которая вследствие этого порыва лишилась своей любимой вазы.

— Ничего, маменька, тренируюсь! — сквозь зубы прорычал Блэк и снова послал в стену связку не самых светлых заклинаний.

— Это я вижу! — уже спокойнее сказала она. — Но почему у нас от твоей тренировки весь дом на дыбы становится? Что случилось, дорогой? — уже более мягко спросила его мама и положила руку ему на плечо.

Регулус лишь взглянул в глаза Вальбурги и протяжно выдохнул. Что он может сказать? Что когда увидел Мию впервые, тогда, у комнаты Кастора, забыл даже, как дышать? Что потом не вылезал из библиотеки, пока не нашёл нужный ритуал и не изменил свою внешность, чтобы хоть как-то прилично выглядеть на фоне юной красавицы. Что потом перечитывал десятки книг, чтобы вспомнить все правила приличия, этикет и освежить знания, которые раньше с таким трудом ходили в его многострадальную, но совсем пустую голову? Что избегал встречи даже одним лишь взглядом с предметом своего обожания, а когда она попросила помочь найти кого-то для тренировок, вызвался сам, хотя никогда не любил поединки на мечах, хоть и был лучшим на курсе, только потому, что боялся представить рядом с ней кого-то ещё? Как такое расскажешь. А что потом? А потом был удивительный поцелуй. Такой, что за каждое мгновение он готов был отдать свою жизнь. И те месяцы молчания, что скрашивались этими крышесносными поцелуями. Но вот Мия пропала. И, как сказал Кричер, дома её тоже нет. Она ушла. И при этом она никого не предупредила.

— Где мисс Шафик? — наконец сухо произнес Регулус.

— Она вчера сразу после вашей тренировки сказала, что у неё дела, и ушла, — чуть обеспокоенно сказала Вальбурга.

— Куда? Надолго? — леди Блэк, конечно, удивилась такому напору.

— Я не секретарь мисс Шафик! — гневно выдохнула Вальбурга и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, ушла из зала, оставив сына стоять в такой же позе.

Регулус боялся, что мог обидеть Мию, мог причинить ей боль. Она казалась ему такой милой и хрупкой, что любое слово могло больно ранить, а он мог даже и не заметить этого. Такие чувства для него в новинку. Нет, он, конечно, увлекался девушками в школе, но такого глубокого чувства привязанности не испытывал никогда. Джеймс говорил, что Сириус ещё встретит свою любовь и тогда уже он будет смеяться над метаниями бедняги, ведь Бродяга смеялся над Сохатым, пока тот сох по Лили. И вот, пока он совсем не сошёл с ума, Сириус решил навестить старого друга. Решил рассказать ему обо всех своих переживаниях, ведь он и Лили всегда были теми, кто помогал ему советом и кто всегда его слушал. Не матушке же ему всё рассказать! А выговориться стоило. Так что уже через полчаса он аппарировал на кладбище в Годриковой впадине.

* * *

Пока он шёл и размышлял о том, что же именно он расскажет другу, то заметил, что посередине площади стоял обелиск, при приближении к которому стало понятно: он зачарованный. Стоило к нему приблизиться, как монумент тут же преобразился. Вместо стелы с множеством имен перед ним возникла скульптура. Три человека: взлохмаченный мужчина в очках, женщина с длинными волосами и младенец у неё на руках. Регулус подошёл вплотную, вглядываясь в лица своих друзей.

— Джеймс… Лили… Гарри…

Он и представить себе не мог, что им поставлен памятник… Так странно было видеть своих лучший друзей в виде каменного изваяния. А этот счастливый, весёлый малыш — это единственное, что у него сейчас осталось. По лицу Сириуса потекли слёзы. Он столько раз приходил сюда за эти два года, но ни разу не видел этого памятника, потому, что как всегда аппарировал к заднему входу.

Постояв еще несколько минут около памятника, Сириус направился дальше. Впереди предстало кладбище, посередине которого располагалась церквушка. Найти нужные могилы не составило труда: уж что-что, а дорогу сюда он найдёт даже с закрытыми глазами. Надгробие на них было из белого мрамора, а слова на могиле больно резанули по сердцу.

Джеймс Поттер.

27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года

Лили Поттер.

30 января 1960 года — 31 октября 1981 года

«Последний же враг истребится — смерть»

Сириус присел около могилы и тяжело вздохнул.

— Ты победил, Джеймс, слышишь? Победил. Я влюбился. Как последний идиот себя веду. Но ты бы одобрил её, я уверен. Она такая… Вот ты не поверишь; ты же помнишь, что я на мечах дрался лучше всех наших? Так она меня за две минуты может обыграть, представляешь? Быстрая, как гепард. А красивая, просто сущий ангел. Я сразу голову потерял. Стою, смотрю на неё и понимаю, что пропал. Ты так же на Лили залипал. Да, да, Лилс, он залипал на тебя всё время; я так близко к нему ходил, чтобы он как-нибудь себе лоб не разбил, — всхлип. — И я сейчас такой же. Я недавно чуть с лестницы не свалился и шею себе не свернул. Хорошо, что Парсмеи помог. Парсмеи — это эльф Кастора, ну, я вам уже о нём рассказывал. Друг, когда она сегодня не пришла, у меня чуть сердце не остановилось. Мне плохо без неё. Пусто на душе. Хочется видеть её каждый день, слышать её милый голос, смотреть в бездонные глаза, — Сириус выдохнул и опустил голову. — Что мне делать, Джеймс? Я, кажется, обидел её. Я такой дурак! Даже сказать не могу, что люблю её до безумия, что хочу, чтобы она стала моей женой. Лилс, скажи, что бы она ответила, если бы такой шалопай и идиот, как я, предложил ей руку и сердце? Что бы она, Ангел, ответила простому Бродяге?

— Я, конечно, не Лили, но со стопроцентной вероятностью могу сказать, что она ответила бы «да», — проговорил женский голос за спиной Регулуса, в котором тот узнал голос той, что полюбил больше жизни.

— Кас, скажи, почему Тео такой упрямый? Разве, кроме его мечей, ничего интересного нет? — спрашивал у Блэка темноволосый мальчишка, который уже в шестой раз проиграл своему лучшему другу в поединке на мечах и уже готов был сдаться, но тот и не собирался прекращать эту экзекуцию. И зачем только он согласился на этот глупый и заведомо проигрышный бой?

— А ты отрави его тихонечко, и он наконец поймёт, что твои зелья — это не его мечи, а гораздо более тонкая наука, — отозвался Кастор, не отрываясь от изучения своей наверняка интересной, но совершенно непонятной книги.

— Тео, — тихонечко протянул Блейз, обдумав предложение Кастора, и глядя на Теодора невинным взглядом маленького ангелочка. — А ты не хочешь выпить чаю?

После такого явного предложения яду Кастор и Блейз захохотали, а Нотт, не слышавший предложения Блэка, никак не мог понять, что он сделал не так. Забини и Блэк уже неделю гостили у Теодора, за это время успев поднять на уши весь мэнор. У Поттера не было нормального детства, так что в жизни Блэка он решил отыграться за обе. И пусть сознание у него было взрослого, причём очень взрослого и адекватного человека, это не мешало ему, а наоборот, помогало.

Уже давно все знания, которые Гарри приобрёл в той своей жизни, воспринимались им как что-то далёкое. Как будто посмотрел фильм и что-то да запомнил. Годам к пяти он полностью погрузился в эту жизнь, а прошлая была теперь просто чем-то вроде копилки знаний; ведь, по сути, в той жизни он только и делал, что учил всё, что было ему интересно, причём это было преимущественно связано с артефакторикой. Так что этот раздел магии он знал назубок. А вот с жизнью с обыкновенными человеческими радостями была напряжёнка.

Хотя то, что он постепенно стал забывать прошлую жизнь, было даже лучше. Нет, основные моменты он помнил: те нечастые вылазки, что устраивали ребята, он не забыл бы даже под самыми искусными пытками, все-таки это были лучшие моменты жизни, а остальное — не столь важно.

Сейчас ему исполнилось восемь, он уже изучил все те премудрости от леди Вальбурги и тихо радовался жизни, пребывая в гостях сначала у Блейза, а потом и у Нотта. Нет, практика ещё была, но с теорией покончено. Периодически леди Вальбурга проверяла его ментальные щиты, причём иногда вовсе без предупреждения; она могла разбудить его среди ночи и попытаться проникнуть в сознание, а могла и не будить, а попытаться проникнуть так, могла наслать Империо или подлить зелья — но щиты всё выдерживали и сознание никак не поддавалось.

Дважды в неделю часов по шесть они с леди Вальбургой и Мией проводили в лаборатории за приготовлением очередного зелья, причём в своем обучении достигли уже второго курса академии целителей, где преподавались высшие зелья. Мия, так же как и он, не блистала в данной области, но благодаря леди Вальбурге смогла не только научиться варить прекрасные зелья, но и всей душой полюбить этот предмет, впрочем, как и Кастор. Теперь его любимыми предметами были артефакторика и зелья.

Танцы он освоил достаточно быстро, буквально за год, а фехтование заняло, и того меньше: Мия была чудесным преподавателем. А вот с боями на мечах была напряжёнка. Ну никак они ему не давались, так что когда Тео предложил сразиться, Блэк тактично отступил, а вот Забини повёлся.

Знакомство их в этой новой жизни началось с того, что Вальбурга, случайно столкнувшись с леди Забини и леди Нотт, которые были в гостях у какой-то их общей знакомой, пригласила их в Блэк-менор. А те, узнав, что у Вальбурги есть сын, ровесник их детей, взяли своих чад с собой, тем более, что Вальбурга не возражала. Блейз и Теодор, конечно, старались вести себя с Блэком так, как и принято вести себя аристократам, но тот знал, какими они могут быть, так что уже через два часа они были просто детьми и шалили не хуже маглов.

— А чего меня-то сразу? — весело возмутился Теодор, который наконец понял, что Кастор посоветовал Блейзу его отравить. — Вон Кас с книгой своей не расстается, мало ли что он там читает! А с мечом мне всяко безопаснее! — он задорно усмехнулся и оперся о ствол дерева, под которым сидел Кастор.

— А мне что, котёл с собой таскать, чтобы отбиваться? — усмехнулся юный зельевар.

Как бы хорошо Кастор ни выучил зельеварение и как бы его ни полюбил, стать магистром ему не светило. Варить сложнейшие зелья он мог, причём отменнейшего качества — это как раз для мастерства и надо, — но вот создавать свои, чтобы получить магистра, ему не дано. А Блейз не только мог создавать новые зелья с интереснейшими эффектами, но и сварить их практически «на коленке». Родовой дар — это вам не шутки. У Гарри в прошлой жизни было всего десять процентов этого дара, а вот у Забини и мать, и отец — потомственные зельевары, так что дар у Блейза стопроцентный. У Гарри даже артефакторика была всего семьдесят процентов, хотя у Поттеров это основной родовой дар, да и то он мог делать амулеты буквально из ничего, а уж что было бы, если бы было сто. Так что Блэк не удивился бы, даже если бы Забини из воды и воздуха сделал яд мгновенного действия.

— Да не нужно вам от меня отбиваться! Вы радуйтесь, что я на вашей стороне! — усмехнулся Кастор.

— Ага! Значит, там всё-таки что-то страшное и боевое!

— И тёмное! — глаза у обоих мальчишек загорелись недобрым огнем, а Кастор хищно улыбнулся, из-за чего стал похож на маленького шкодливого вампирчика.

— Ребята, я Блэк, и читаю книгу на парселтанге. Как вы думаете, это похоже на светлую и добрую книгу? — он скептически приподнял бровь.

— Ну… Может, Салазар своим змеёнышам сказки читал только на парселтанге! — предположил Тео.

— Или артефакты там какие-то описывал… — продолжил сыпать догадками неугомонный итальянец.

— Ну вот пусть это и будет моей тайной, — ухмыльнулся Кастор, но, почувствовав пощёчину и удар в живот, резко вскочил.

Страх практически парализовал его. Он стоял и не знал, что делать. Вся кровь отхлынула от его лица, и оно стало белее, чем у покойника.

«Кто? — единственное, о чём он думал. — Вальбурга? Регулус? Мия? Драко?»

— Кас, у тебя всё в порядке? — заволновались мальчишки.

За те три недели, что они знакомы, таких резких смен настроения за своим новым другом они не замечали. А Блэк же стоял и боялся пошевелиться.

«Бежать! Нужно бежать!» — и, ничего не сказав мальчишкам, он побежал в дом, к камину, чтобы предупредить Вальбургу, а заодно и проверить, что с ней всё в порядке. Но сделать это он не успел: как только он забежал в мэнор — его захватила воронка аппарации.

* * *

— Извиди бедя, Гарри! — лицо Невилла было искажено мукой, а ноги по-прежнему дергались не переставая. — Я видовад, Гарри, я де хотед…

— Ладно! — крикнул Поттер. — Попробуй встать, надо уходить отсю…

—Дабблдор! — мокрое от пота лицо Невилла вдруг преобразилось. Он смотрел куда-то за спину Гарри.

— Что? — не понял он.

— ДАББЛДОР! — повторил парень.

Прямо над Поттером и Лонгботтомом, на пороге двери, ведущей в Комнату мозгов, в которой чуть не погиб Рон, стоял Альбус Дамблдор. Палочка его была поднята, а лицо побелело от гнева. Дамблдор пронёсся по ступеням вниз. Школьный директор уже достиг нижнего яруса каменных сидений, когда ближайшие Пожиратели Смерти заметили его и крикнули остальным, что он здесь. Один из них пустился бежать, карабкаясь по ступеням напротив. Дамблдор снял его оттуда заклятием без малейших усилий… Только одна пара противников продолжала биться, не обращая внимания ни на что вокруг. На глазах у Гарри и Кастора Сириус увернулся от красного луча, посланного Беллатрисой, — и засмеялся над ней…

— Ну же, давай! Посмотрим, на что ты способна! — воскликнул он, и его голос раскатился эхом по огромной комнате.

Этот голос набатом бил в голове у мальчишки.

— Нет, Сириус, пожалуйста, НЕТ! — дикий, отчаянный вопль.

Кастор метался по постели и не мог вырваться из своего кошмара. Смерть близких людей снова стала преследовать его по ночам. С того самого дня, как он случайно влез в один тёмный гримуар.

Второй красный луч поразил его крёстного прямо в грудь. Улыбка ещё не сошла с его уст, но глаза расширились от изумления. Кастор видел, как, сам того не заметив, Гарри отпустил Невилла. Как он спрыгнул ступенью ниже, вынимая палочку, а Дамблдор также обернулся к платформе. Казалось, что в этот раз Сириусу понадобилась целая вечность, что­бы упасть: его тело выгнулось изящной дугой, прежде чем утонуть в рваном занавесе, закрывающем Арку.

Блэк снова успел увидеть на измождённом, когда-то красивом лице своего крёстного отца смесь страха и удивления — и в следующий миг он исчез в глубине древней Арки. Занавес сильно колыхнулся, словно от внезапного порыва ветра, и сразу же успокоился опять.

Раздался торжествующий клич Беллатрисы Лестрейндж. Гарри стоял и ждал, что крёстный вот-вот появится с другой стороны арки, что Сириус просто упал, скрывшись за занавесом… Но Кастор знал, что этого не произойдёт. Он бежал со всех сил к Арке, но его ноги путались в чём-то чёрном и липком. Будто мозги из той комнаты выбрались и решили на него напасть.

— СИРИУС! — кричал Гарри. — СИРИУС!

Кастор барахтался рядом и так же кричал. Он не хотел слышать, что будет говорить ему — Гарри — Люпин, но слова оборотня, впрочем, как и его собственные, звучали, кажется, сильнее всего, они были даже громче его — Кастора — собственного крика.

— Ты ничего не можешь сделать, Гарри…

— Помогите ему, спасите его, он ведь только что был здесь…

—…Слишком поздно, Гарри.

— Сейчас мы его вытащим…

— Ты ничего не можешь сделать, Гарри… ничего… Его уже не вернуть.

Ничего.

Уже не вернуть.

Ничего.

Эти слова снова больно резали по сердцу, и от них хотелось выть. Но он не Гарри. Больше нет. Это он не мог всего этого исправить, а он — Кастор — сможет. Мощным магическим потоком он разрывает чёрную слизь и падает в арку вслед за крёстным.

Что за Аркой? Смерть? Сириус? Нет. За аркой Хогвартс.

— Я убью тебя, мерзкая девчонка! — кричит Фенрир Сивый, в ответ на что получает только смех.

Кастор стоит в двух метрах от неё, но не может подойти. Стеклянный купол покрывает место сражения его Мии и самого опасного оборотня Англии. Он стучит, пытается его разрушить, но не может.

— Ты ещё смеешь смеяться? — разозлился оборотень и кинул в неё связку заклинаний, которые Мия легко скинула.

Когда Гарри во время битвы бежал по большому залу под мантией, то видел, как Джордж и Ли Джордан повалили на пол Яксли, как Долохов пал от руки Флитвика, как Хагрид швырнул через всю комнату Уолдена Макнейра, и тот, врезавшись в противоположную стену, мешком упал на пол. Он видел, как Рон и Невилл сбили с ног какого-то Пожирателя, как Аберфорт ударил оглушающим заклятием Руквуда, как Артур и Перси одолели Пия Толстоватого, а Люциус и Нарцисса Малфой, даже не пытаясь сражаться, бежали сквозь толпу, выкрикивая имя своего сына. Волдеморт сражался одновременно с Макгонагалл, Слизнортом и Кингсли. А Беллатриса в нескольких шагах от повелителя сражалась с Гермионой, Джинни и Полумной.

Но сейчас он — Кастор и ему не важно, что там происходит у других, ему даже не важен он сам. Они все выживут, родят детей и забудут об этой войне. Но не она. Его Мия останется здесь.

Он жадно следил за каждым её движением, попутно пытаясь прорваться на помощь. Но не мог. Он видел, как её рука дрогнула, и один из оборотней сумел напасть. Видел, как Сивый отдал приказ укусить её. Кастор снова рассмотрел в глазах Мии тот же неподдельный страх. Тот же липкий ужас, который он испытывает каждый раз, когда ему приходится переживать смерти своих родных одну за другой. Он стоял и смотрел, как она впервые в жизни произнесла убивающее заклятие. Сначала она убила шестерых оборотней, а потом подняла палочку и направила на себя.

— Нет, Мия! НЕТ! — купол разбился только в тот момент, когда последний оборотень пал, но Кастор не мог двинуться с места. Снова эта липкая чёрная субстанция окутала его всего.

Зеленый луч вырвался из палочки даже без слов. Одного желания хватило, чтобы вызвать смертельное заклятие. Когда он попал в Мию, ноги её подкосились, и она упала к тем, кого только что сама и убила.

— НЕТ!

Кастор снова видел тела оборотней, а рядом с ними знакомые белоснежные волосы. Сердце его остановилось, и он снова попытался кинуться к «сестре», но чёрная жижа поглотила его, а потом выплюнула на пол уже в другом месте.

Кастор Блэк оказался в доме на Гриммо 12, в кабинете Гарри Поттера.

— Нет, я не хочу это видеть, НЕТ!

Кастор метался по кровати и кричал, он никак не мог проснуться. Он уже знал, что это за место и что сейчас произойдёт, но от этого становилось только хуже. Вальбурга и Регулус колотили в двери и пытались открыть её, но у них ничего не получалось, а Мия хотела проникнуть в комнату через окно. Кричер и Парсмеи пытались взломать защиту спальни, но ничего не помогало: сама Магия запечатала вход в комнату. Она не хотела, чтобы кто-то помешал ей делать ее работу — он должен был вскоре все понять сам.

— Поттер… — протянул Драко. — Неужели ты не согласишься покинуть своё нагретое местечко, чтобы выйти, наконец, погулять? Старик, тебе уже драклова туча лет, может, хватит зубрить?

— Блэк… — не менее ядовито ответил Поттер-Певерелл. — Думаешь отвлечь меня от экзамена? Ну уж нет! Через неделю у меня Гербология, и я уже сравняюсь с тобой! Иди в банк сам. И да, передавай Хигсу привет, — отмахнулся он.

— НЕТ, не уходи! Чёртов Поттер, иди с ним! — кричал Кастор. Он снова ничего не мог сделать. Купол в несколько метров отделял его от самого себя и от того, кого он сегодня потеряет.

— Вот уж язва! — сказал Драко и аппарировал в Косую Аллею.

Кастор с минуту простоял около самого себя, обзывая при этом «идиота Поттера» на чём свет стоит, а потом снова провалился в темноту.

Вынырнул он на пустыре в Лютном.

— Вулнера Санентур! — Поттер-Певерелл выкрикивал заклинания одно за другим и водил палочкой по порезам Блэка. Тот уже практически не стонал, а тихонечко, практически не дыша, лежал в невероятно огромной луже крови. — Анапнео! Эпискеи! Ферула! Ренервейт!

— Идиот! Тупица! Гриффиндурок! Это ты виноват!

Кастор уже не пытался справиться с этой чёрной жижей, опутавшей его тело. Он знал, что Драко, его брат, умрёт, а он ничего не сможет сделать. Он знал, что это он виноват. Он, Гарри Поттер, самоуверенный придурок, и Джейкоб Хигс.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты должен был пойти с ним!

Кастор кричал и кричал. Он понимал, что кричит сам на себя, кричит в пустоту, но так было легче. Винить кого-то, пусть даже если этот кто-то ты сам.

В реальности тоже слёзы текли по его лицу, а сердце колотилось как бешеное, но он больше не кричал, не метался по кровати: он смирился. Боль от потери близких снова и снова возвращалась уже вторую неделю. Но родственники не знали об этом: обычно он всегда ставил заглушающую руну — она не требовала его непосредственного магического вливания, но без него долго не держалась — однако сегодня Магия не дала ему этого сделать, и он забыл…

 — Гарри, идиот, это ни к чему не приведёт, ты же артефактор, знаешь, что повреждения от некоторых из них невозможно вылечить, — Драко умирал, каждое слово давалось ему невероятно тяжело. — Поттер, стань Блэком, не расстраивай тётушку, — он усмехнулся, — она не переживёт потерю ещё одного главы рода.

— Нет, Драко, НЕТ! — слезы катились по лицам мальчишки и старика, Кастора и Гарольда, Блэка и Поттера. Уже две недели это были два совершенно разных человека, причём первый ещё только начинал жить, а второй так и не появится больше никогда. Но оба сейчас рыдали над телом друга, брата, части своей души. — Вулнера Санентур! Эпискеи! — Но было уже поздно: глаза остекленели, а душа покинула бренное тело лорда Блэка.

Как только это произошло, Кастор очнулся, леди Вальбурга и Регулус ввалились в комнату через двери, а Мия влетела в окно и упала на Регулуса, чуть не оглушив того метлой.

— Кастор, что произошло? Почему ты так кричал? — взволнованно интересовался его брат, пока матушка и Мия проводили всестороннюю диагностику.

«Sanguinis clamo»⁽¹⁾, — только и сказал Блэк, причём так, чтобы слышать его могла только Вальбурга.

Едва услышав эту фразу, леди Блэк отшатнулась и выронила палочку, не успев даже закончить диагностику. Из-за того, что все взоры были направлены на мальчика, этого никто не заметил.

«Зачем? Кто посмел провести? Как ты вообще решился на этот жуткий ритуал?» — гневно «кричала» Вальбурга в голове у Кастора.

«Чтобы чувствовать каждого своего родственника вплоть до третьего колена и вовремя прийти на помощь. Проведёте его вы, завтра. Решился я, потому что уже две недели каждую ночь вижу смерти родных и, знаете, больше не хочу!» — теперь уже кричал Кастор. —  «Вы, как маг крови, сможете провести этот ритуал, а если откажетесь, я найду нелегального мага, но он может или напортачить, или добавить себя в защитный контур, так что решайтесь.»

«Вы не оставляете мне выбора, мистер Поттер!»  — сквозь зубы сказала она.

«Я Блэк, леди Вальбурга, и пекусь о здоровье Блэков, так как Поттеров, кроме меня, не осталось! И, говоря честно, если бы мой отец или дед провели такой ритуал, то я был бы воспитан живыми родителями и мог бы видеть бабушку с дедушкой! Или Регулус с Орионом были бы живы, и в моём времени вы бы не умерли от тоски и магического истощения, пытаясь спасти сначала одного сына, а потом и другого! Поэтому сейчас я хочу лишь одного — знать, если с моими родными будет что-то не так, и успеть пресечь непоправимое до того, как это произойдёт».

Спорить с Блэком в таком состоянии не стоило — в его глазах уже был виден бушующий внутри него смертельный огонь, способный разрушить здесь все до основания — так что леди Вальбурга выдохнула и решилась-таки на этот ритуал, несмотря на то, что Кастору только исполнилось семь лет.

Сам ритуал прошёл прекрасно, и уже к ноябрю Блэк полностью почувствовал связь с каждым своим родственником.

Нарцисса и Драко почти всегда чувствовались в мэноре, Люциус — а он, как крёстный, тоже теперь чувствовался как родственник, хотя в нем не было ни капли крови Блэков, Поттеров или Певереллов — находился чаще всего в министерстве или дома, Вальбурга, Регулус и Мия, которая уже два года как Шафик-Блэк, почти всегда были дома, Андромеда и Нимфадора, помирить которых с Вальбургой Кастор пока не успел, были в Хогвартсе, причём нахождение там второй логично, ведь она училась, но вот что там делала Меда — непонятно.

Дурсли вообще не ощущались, так как эта защита была рассчитана магами для магов; максимум, для сквибов. Петунья же, так уж вышло, что несмотря на то, что родители ее были сквибами, а сестра — волшебницей, уродилась именно маглой. Ещё шли чахлые связи со стороны Северного моря, оттуда, где находится Азкабан. Это странно, ведь это место было специально зачаровано, чтобы никакие чары не проходили, оттого Вальбурга и заработала истощение, что пыталась передать силы в Азкабан. К счастью, опробовать эти чары пока не пришлось, и как они отреагируют на появление опасности для рода — непонятно.

1) Sanguinis clamo — Зов крови

Вернуться к тексту

Почувствовав рывок аппарации, я попробовал сгруппироваться и настроиться на бой. То, что силы ещё использовать было крайне нежелательно, меня не останавливало. Да и кого бы это остановило? Главный минус проведенного нами с Вальбургой ритуала состоял в том, что ты насильно аппарируешь к месту опасности для своих родственников. Кстати, использовать этот ритуал перестали как раз после того, как участились случаи уничтожения глав семей с помощью их более слабых родственников. Тогда ритуал смогли усовершенствовать и добились того, что нескольких членов семьи можно было «отрезать» от защиты — что, собственно, мы с Вальбургой и сделали с Беллатрисой: не хватало мне ещё в тюрьму попасть — но и это не сильно спасало тех, кого все-таки решали убить. Фантазия у наших предков была просто невероятная.

Еще одним минусом, но одновременно и плюсом этого ритуала было то, что при виде того, кто наносит вред роду, откровенно срывало все тормоза и ограничители, причем как ментальные, так и магические. Скажем так, даже слабенький маг с такой стимуляцией одолевал с пяток сильных чистокровных, причем абсолютно любыми средствами, но вот только после этого недели две лечился от последствий сильнейшего магического истощения.

Так вот, переместившись, я огляделся и понял, что оказался в… Азкабане! Холодный северный ветер продувал со всех щелей, морозный воздух неприятно колол кожу, а капли так и норовили попасть в глаза. Но это ещё было не самое страшное. Вокруг всего здания кружили дементоры, отчего здесь не хотелось думать, а хотелось лечь и заснуть навсегда или спрятаться в самый темный угол, пока твари не соизволят убраться.

Нет, ну это же надо! Вот как это так? Мало того, что Вальбурга отрезала связь с Беллой, накинула пару защитных, да и связь отсюда была ну вообще минимальная, так я всё равно оказался здесь! Причём насколько я понимал, палочка мне тут не помощник. Во-первых, потому, что у меня её ещё не было, но это не самое главное, ведь я владел беспалочковой магией, причём довольно неплохо, хотя уже семь лет не тренировался. А вот второй пункт уже проблема: я аппарировал на нижний этаж, туда, где сидели опаснейшие преступники, из-за чего магия здесь глушилась напрочь. Палочковая или нет — без разницы.

Блеск! Я в Азкабане, без магии, мне восемь, и у меня нет возможности вернуться, пока я не найду того, из-за кого я здесь, а именно — Беллу, ведь она всё-таки тут единственный мой родственник. Но искать, к счастью — или к сожалению? — долго не пришлось. Я услышал просто нечеловеческий мужской крик и хохот сумасшедшей женщины. В том, что женщина — Белла, я даже ни на секунду не засомневался. Пока я бежал, то ещё обдумывал, что делать, но как только я увидел, что происходило в её камере, крышу у меня сорвало окончательно.

Маг-охранник откровенно заскучал и решил развеять скуку, выместив агрессию на заключенных. Видимо, Белла была уже второй, так как в соседней камере лежал ещё один маг, который сейчас практически не дышал. И если мужчину охранник просто избил до полусмерти, то на Беллу у него явно были другие планы.

На осмысление этого ушли остатки и так пошатнувшегося сознания, и я провалился в темноту. Последнее, что я помнил — чёрный туман, который клубился около меня, впечатанного в стену охранника и удивленные глаза Беллы…

* * *

— Ну что ты, не бойся, тебя я бить не буду. Ты ведь не твой русский дружочек — Пожиратель. Ты аристократочка, пусть немного подержанная и бешеная, но аристократочка, — охранник хрипло рассмеялся и стал протягивать свои огромные потные лапищи в мою сторону.

Я была прикована цепями к стене и не могла пошевелиться, не вызвав при этом очередной приступ боли. Если бы цепи не впивались в кожу иглами каждый раз, как я старалась пошевелить хоть пальцем, было бы легче, а так от моих рук на каменный пол уже текли дорожки крови. Кожа пекла, а от запаха железа уже порядком подташнивало. Или это от потери крови? Голова кружилась, но я понимала, что сейчас произойдёт то, чего я так боялась. За те почти семь лет, что я тут провела, охранники сменялись каждые полгода, но ни разу не было такой мрази.

Магглорождённых вообще сюда не брали, в основном тут были полукровки, и они боялись подходить к заключенным, а этот мало того, что подходил, так еще и издевался. Мужчин он избивал до полусмерти, хотя почему до полу? Четверо уже были мертвы, а он проработал тут всего неделю. Хотя, скорее всего, уже пятеро, Антонина он уж очень хорошо отделал. Ему, похоже, осталась пара часов, если не поможет толковый колдомедик. А вот женщин этот гад лишал чести. Что бы обо мне ни говорили, но мужу я никогда не изменяла. Я его не любила, но не изменяла.

— Ты, жалкий грязнокровный таракан! Не смей прикасаться ко мне! — превозмогая боль, я оторвала от земли ногу и ударила охранника в пах — единственное место, до которого смогла дотянуться.

Тот закричал, как раненое животное: удар у меня всегда был ого-го, а я, от понимания безысходности своего положения, начала безумно хохотать. Но дальше мне было не до смеха. На пороге камеры оказался мальчишка лет восьми-девяти, чем-то отдалённо похожий на дядю Ориона. Сначала его глаза были серыми, но потом они поменяли свой цвет на ярко-зелёный, как сочная летняя трава, потом стали синими, как два сапфира, а потом вдруг резко почернели, причем на самих зрачках это не закончилось: они «потекли», и уже не было видно белков — только непроглядная тьма. От одного этого взгляда охранника смело в стену с такой силой, что остаться живым у него был один шанс из тысячи. Вокруг тела мальчишки начал клубиться чёрный туман, который, кажется, проникал наружу через кожу и концентрировался вокруг тела. Взгляд его чёрных глаз — последнее, что я увидела, прежде чем потерять сознание.

* * *

Очнулся Кастор в доме на Гриммо 12, в своей комнате.

«Это что, всё был сон? — подумал он. — Да нет, тогда бы я очнулся у Нотта, а тут я дома…»

Додумать ему не дал домовик.

— Юный хозяин, миссис Блэк просила вам передать, что вас ждут к завтраку, — и исчез. Кричер, как всегда, был немногословен.

Умывшись, собравшись и полностью одевшись к завтраку, Кастор спустился в столовую.

— Доброе утро, леди Вальбурга, — поздоровался Кастор, но ему не ответили. Вальбурга, судя по всему, была безумно зла. — Что-то случилось?

— Где вы были? — делая паузу после каждого слова, холодно спросила она, но было видно, что она еле держится, чтобы не взорваться. — Скажите спасибо, что Регулус и Мия уехали на неделю в Испанию и не видели, в каком виде вы прибыли домой! И с Ноттом не разбирались! Вы что, колдовали? Подождать не могли? Снова неделю без сознания! Я ожидала от вас большей сознательности! — сорвалась она таки на крик и, громко хлопнув дверью, удалилась в свои покои.

— Н-да, — только и смог сказать Кастор, понимая, что виноват перед ней и извиняться придется долго.

В этот самый момент в дом влетела сова с «Ежедневным Пророком», который обычно за завтраком читала Вальбурга. Покружив немного над столом и скинув крыльями пару фруктов из вазы, она приземлилась около Кастора. Почтовая сова у «Пророка» была довольно неприметной, но безумно кусачей, так что если ей не положить монетку за газету, можно запросто было лишиться пальцев или глаз. Рисковать Кастор не стал: сперва он положил сове пару монет и лишь потом отвязал газету.

На первой же странице были небольшие фотографии пятерых мужчин и одной женщины с тюремными табличками и одна, более крупная, волшебника в форме охранника Азкабана, в котором Кастор опознал того изверга, что он впечатал в стену, а на развороте — громогласная надпись:

ПОЖИРАТЕЛЕЙ СМЕРТИ УБИЛИ В АЗКАБАНЕ!

МАГГЛОРОЖДЕННЫЕ УБИВАЮТ ЧИСТОКРОВНЫХ И ПОЛУКРОВОК!

Нашей редакции не так давно стало известно, что не ранее чем неделю назад в камерах Азкабана на нижних этажах было найдено два изуродованных трупа магов — предположительно Пожирателей Смерти. После проведённого расследования было выяснено, что магглорождённый охранник Джон Хигс в течение первой недели своей работы в северной тюрьме, успел забить до смерти шестерых магов, заключенных в стенах Азкабана. Четверо из них — это обычные правонарушители, например, Роджер Бисли, маг-полукровка, окончивший школу всего шесть лет назад, был арестован и приговорен к трём годам заключения в Азкабане за хранение яйца дракона, а Мэтью Морган, тоже полукровка немногим старше Роджера, получил срок за продажу запрещённого зелья, которое появилось в списке запрещенных всего пару лет назад. Выбирал Хигс чаще всего тех, у кого не было родственников или кто был полукровкой.

Что же касается Пожирателей Смерти, то последними его жертвами, то есть пятым и шестым гвоздем в крышку его гроба, стали смерти Антонина Долохова и Беллатрисы Лестрейндж. Тела этих двух несчастных были настолько сильно изуродованы, что, казалось, делал это как минимум свихнувшийся демон. Однако лица их остались нетронутыми, так что с опознанием у сотрудников Аврората проблем не возникло. После того как Хигс осознал, что убил, да ещё и так жестоко, двух чистокровных, он, побоявшись мести со стороны их родственников и друзей, спешно покинул Азкабан и, видимо, Англию. Пусть они и были помощниками Того-кого-нельзя-называть, но они были людьми, и раз министерство не приговорило их к поцелую дементора, то простой маг также не мог выносить такой приговор. Да и виновны ли они…

Дальше Блэк читать не стал. То, что Рита — а то, что автором статьи была именно она, Кастор заприметил ещё в начале прочтения — могла перевернуть всё так, что Белла и Антонин окажутся чуть ли не жертвами злого поклепа или святыми мучениками, он не сомневался. Его больше волновало другое. Во-первых, то, что теперь, в спокойной обстановке, он узнал охранника, да и фамилию — Хигс.

Джон Хигс был отцом Джейкоба Хигса, той сволочи, что убила Драко… От осознания того, что Джейкоб не родится, стало легче. Потому как разница в возрасте у Поттера и Хигса была одиннадцать лет, а судя по тому, что он помнил из произошедшего в тюрьме, Джон не выжил. Единственный плюс, а вот дальше — хуже.

Когда он появился на пороге камеры Беллы, она была жива, да и Долохов — а это, скорее всего, был он — лежал без сознания в соседней камере и совсем не был изуродованным трупом, как говорилось в статье. От осознания того, что это мог сделать только он, Кастору стало жутко. Да и то, что он ничего не помнил, только указывало на состоятельность версии о том, что это он убил трёх магов, одной из которых была его кузина. Но если Хигса было не жалко, то смерти Беллы и Антонина вызывали ноющую боль в сердце. И если с Беллой ясно — она его кузина, пусть и та еще сволочь, то с чего ему грустить о неизвестном Пожирателе, Кастору было непонятно. Тряхнув головой, Блэк попытался выбросить из нее все обвинительные мысли и просмотреть свои воспоминания в Омуте памяти.

Поднявшись из-за стола, Кастор направился в комнатку с думосбором. Шанс на то, что получится увидеть те воспоминания, которых он не помнил, был минимальный, но всё же был. Сама комната была очень маленькой и тёмной. Свет сюда практически не проникал, а из-за огромного количества рун зайти сюда мог только глава рода или тот, кому он дал разрешение. Так что прервать его сможет только Вальбурга, но она сейчас обижена на него, из-за чего до вечера из комнаты не выйдет.

Смешно, но оказывается, эта женщина не столько жестока, как ранима. Сириус этого не понимал и часто ей грубил, а её жестокость оказалась лишь защитным механизмом. Кастор это понял, когда застал Вальбургу — плачущую! — после того, как она поругалась с сыном. Так что сейчас она до вечера просидит в комнате, а потом пойдёт печь пирог — это её успокаивало. Причём её пироги — это что-то невообразимое. Кричер хоть и готовил превосходно, даже лучше домовиков Хогвартса, но и его стряпня уступала божественным пирогам Вальбурги.

Подойдя к чаше, Кастор сосредоточился и изъял все воспоминания за прошедшие дни. Получилось не так уж и много, потому как почти неделю он был в отключке. Посмотрев в последний раз на серебристые нити, Блэк опустил их в чашу и направился туда же.

—… Просыпайтесь, мистер Блэк, сэр, лорд Нотт просил передать, что через полчаса вас ждут за столом…

— …Благодарю, лорд Нотт, за чудесный завтрак; ваши домовики, как всегда, готовят просто отменно…

— …Блэк, давай сразимся на мечах, а?

— Нотт, я похож на смертника? Вон, спроси у Забини, он похож…

— …А ты отрави его тихонечко, и он, наконец, поймёт, что твои зелья — это не его мечи, а гораздо более тонкая наука.

— Тео, ты не хочешь выпить чаю?..

— …Кас, у тебя всё в порядке?..

Воспоминания бежали как заведённые и приближались, наконец, к заветному моменту.

Маг-охранник подошёл к Белле и замахнулся для удара. Кастор же появился в проходе как раз в этот момент. Сначала всё было в порядке: он смотрел на охранника своими серыми глазами, но потом они поменяли свой цвет на ярко-зелёный, как раз на такой, какими они были, когда он был Поттером; потом стали синими, как будто два сапфира вставили в его зрачок, что не сильно удивило Кастора, ведь у Певереллов были именно такие синие глаза, а он как-никак их потомок и лорд. Но вот потом они вдруг резко почернели, причём на самих зрачках это не закончилось — чернота «потекла», и уже не было белков — только непроглядная тьма.

От одного взгляда чёрных глаз охранника смело в стену с такой силой, что остаться живым у него шансов не было. Спустя несколько секунд вокруг его — Кастора — тела начал клубиться чёрный туман, который проникал наружу через кожу и концентрировался вокруг тела…

На этом ясные воспоминания закончились, остальное всё же виделось, но через призму темноты.

От невероятной концентрации магии Белла потеряла сознание, а бездыханное тело охранника стало подниматься вихрем чёрной первородной энергии. Тьма поднимала тело всё выше, а потом стала разрывать его на две части ровно пополам. Кровь брызнула во все стороны, кишки разрывались с отвратительнейшим звуком, кости хрустели, а волосы развевались во все стороны.

От всего этого вида Блэка-настоящего откровенно начало тошнить и чуть не вывернуло, а вот Блэка-прошлого ничуть это не смущало: похоже, что именно он это и делал.

Когда тело наконец разделилось на две части, Кастор из прошлого пару раз взмахнул рукой, и тьма вокруг тела стала сгущаться. Сначала с «половинками» Хигса ничего не происходило, но потом части стали «дорастать» у каждой половинки, и уже буквально через пару минут во тьме болталось два бездыханных тела Джона Хигса.

От удивления у Кастора из настоящего глаза стали как два блюдца. Теперь стало понятно, что за магия фонила на нижних этажах. И действительно, как можно было не догадаться, если кладбище Азкабана одно из самых огромных. Да и само то место практически полностью пропиталось смертью и безысходностью. Неким своеобразным мертвым безумием. Дементоры, по сути, просто забирали энергию и магию у заключенных, чтобы преобразовать ее в энергию смерти, но при этом сами ее не использовали. Они напоминали большой живой накопитель. Живой накопитель для некромагии. А для неё не было преград и барьеров. Некромантов оттого и убивали, что от их гнева невозможно было защититься, даже Фиделиус для них — просто дымка.

Почему он ничего не помнил? Тут были виноваты чары «sanguinis clamo» и то, что дар некромантии открылся впервые. Обычно это происходило на одиннадцатилетие юного мага Смерти, и первый всплеск всегда был самым сильным, а тут… Но благо, что чары направили этот всплеск на то, чтобы спасти семью, а то ведь мог бы просто стереть тюрьму с лица земли вместе со всеми ее узниками.

Так что Кастору повезло, что он выбрал именно этот ритуал, потому как под этими чарами у мага получались любые заклинания и ритуалы, даже если он читал о них всего один раз. А Поттер в своё время перечитал почти все книги по некромантии в библиотеке Блэков. Очень уж они интересными оказались. И там как раз был ритуал по разделению мёртвой плоти, но выходили такие ритуалы только в местах с большой аурой смерти — для него даже не все кладбища подходили.

На простом разделении Кастор из прошлого не остановился. Ещё несколько взмахов и едва ли различимых слов, и оба тела стали меняться. У того, что было справа, стали отрастать длинные и кучерявые волосы, менялся разрез глаз, уменьшался нос, появилась талия и ноги стали тоньше — он стал похож на Беллатрису. У второго волосы стали прямые и доросли до плеч, появилась борода, черты лица стали мужественнее — он стал похож на Долохова.

Если не всматриваться в сами тела, то лица полностью соответствовали оригиналам. Теперь стало ясно, почему тела были изуродованы — если бы Кастор оставил их такими, то любой охранник понял бы, что что-то не так.

Пара взмахов руки, и вся кровь, что чуть ранее залила пол камеры, растеклась у трупов «Беллатрисы и Долохова» в обеих камерах. С еще одним взмахом руки — кости трупов оказались перебиты, а мышцы были рассечены множеством режущих, кое-где они даже были вырезаны. Теперь в камерах было четверо заключенных, двое из которых были зверски убиты.

Осмотрев плоды трудов своих, Кастор-из-прошлого так хищно ухмыльнулся, что Кастор-из-настоящего нервно дернулся. А тот же, подхватив два магических потока — Беллатрисы и Антонина — и прибрав все следы своего пребывания, аппарировал прочь из Азкабана.

Через мгновение он оказался в каком-то ритуальном зале. На зал Блэк-мэнора он совершенно был не похож, на комнату дома на Гриммо — тем более. Самый большой интерес вызвал родовой камень. Полностью чёрный, он, кажется, притягивал не только взор, но и душу. Сам зал был безумно тёмным и страшным, но Кастору он показался самым замечательным и удивительным местом на свете. Как будто именно сюда он должен был попасть уже давно, будто он наконец вернулся домой. Душа его тут обрела ту самую гармонию, которой так не хватало с того самого дня, как он прочитал тот проклятый гримуар, пусть его состояние немного и улучшилось после проведения ритуала.

— Парсмеи! — произнёс потусторонний голос, от которого у Кастора из настоящего пошли мурашки по коже.

— Да, милорд, — домовик появился через секунду. Причем выглядел он не как обычно: сейчас он больше напоминал человека, чем эльфа.

— Парсмеи, позаботься о наших гостях, вылечи их и приведи в норму, но не выпускай их из комнат и не подпускай друг к другу. Запри их и перекрой магию до моего возвращения, а лучше вообще введи в лечебный сон. Хорошенько выспаться им не помешает.

— Несомненно, — усмехнулся эльф.

— А также попробуй выяснить всё об этих волшебниках вплоть до третьего колена. Хотя про женщину можешь сильно не копать, а вот мужчина меня интересует очень детально. Они оба каким-то образом связаны со мной, причем при этом практически не связаны друг с другом. Но сначала перенеси меня домой и передай на руки Кричеру. Он должен обо мне позаботиться, так как я буду без сознания несколько дней.

— Я всё выполню, мистер Блэк.

— Тогда приступай, — после этих слов Кастор упал без чувств, а эльф подхватил его и растворился.

Вынырнув из Омута памяти, Кастор впал в прострацию.

«Вот что значит фраза — бойтесь своих желаний! И зачем я только вписал этот девятнадцатый пункт в свой план? Идиот! Высокомерный зазнавшийся идиот! Жил бы себе спокойно, занимался артефакторикой, так нет, некромантии захотелось… Захотелось? Получите — распишитесь!»

Зло оскалившись на самого себя, Кастор покинул комнатку с Омутом и вернулся к себе. От того, что он не убил Беллу и Антонина, на душе стало легче, будто свалилась тяжелая ноша, но вопрос о том, что ему с ними двоими делать, оставался открытым.

Сперва, наверное, нужно было выяснить, кем же для него является этот маг. То, что они родственники, Кастор сообразил в тот момент, когда увидел, что Беллу охранник и пальцем не тронул. Он переместился к родственнику, которого избили до того состояния, что тот почти умер. Таковым был только Долохов. И единственным, кто мог рассказать о том, кем ему приходится Антонин, был его странный до невозможности, но все-таки родной и любимый, домовой эльф.

— Парсмеи! — позвал его Кастор.

— Да, мистер Блэк! — отозвался домовик через пару минут. — Простите за опоздание, я был в Сибири.

— Где?! — у Кастора от удивления выпал из рук карандаш, которым он собирался исправлять план в блокноте. — Что ты там делал?

— Вы просили узнать, кем вам приходится мистер Долохов, и я провёл проверку, — каждый раз, когда голос домовика становился таким официальным и когда он принимал вид Парсмеи Певерелла, Кастор вспоминал идиотский план Драко, который, впрочем, сыграл немаловажную роль в расследовании его убийства.

* * *

— Поттер… — голос у Драко был мягкий и нежный. — Ну давай попробуем, чего тебе стоит? — глаза у него сделались такими же, как у того кота из мультика про зелёного людоеда и его друга осла, спасающего вместе с ним принцессу, имена которых Гарри не помнил.

— Блэк, я сказал «нет»! — Поттер хоть и сказал своё грозное «нет», но, глядя на Драко, готов был согласиться. Гарри никогда не мог устоять, когда тот строил такие глазки, и уже пожалел, что вообще познакомил его с магловской культурой. Именно из-за одного магловского фильма он и выносил ему сейчас мозг.

— Ну Поттер, ну давай попробуем. Я уверен, ты не пожалеешь! — настаивал неугомонный Малфой.

— Нет.

— Ну если не хочешь весь, давай хоть половинку, ну Гарри, — промурлыкал его имя Драко. Он не так часто нарушал свою привычку и называл его по имени вместо привычного язвительного «Поттер!»

— Как ты это себе представляешь? Что за бред! Нет, я не хочу портить себе психику! — отбрыкивался от глупых идей своего друга Гарри.

— Ну, не хочешь ты быть главным, давай я буду, — радостно воскликнул Драко.

— Нет, Драко, это неправильно.

— Ах, неправильно? А то, что я от скуки с ума схожу, — правильно? Раз ты совершил ошибку в своём артефакте, из-за которого мы не можем выйти из дома и пользоваться магией, то, будь любезен, хотя бы загладь вину! Я многого не прошу! — разозлился тот и стал носиться вокруг Поттера.

— Драко, я, кажется, уже извинился. А в том, что артефакт испортился, виноват ты!

— Ах, я? — возмутился тот.

— Да, ты! Кто тебя просил врываться в мой кабинет и мешать ходу эксперимента?

— А кто забрал мой нож? Я говорил тебе его не трогать? — стал уже кричать Драко.

— Но мне нужен был именно нож из рога единорога! Кто же виноват, что мой нож ты разбил?

— Опять я виноват, да? Хорошо придумал, ничего не скажешь! Чуть что, так сразу я. Что, боишься отвечать за свои поступки? Хотя да, как же я мог забыть — ты же трус, Поттер.

— Это тут при чём? Да и вообще, чего это я трус? Это ты трус, Малфой, а не я! — гневно выпалил Гарри, и только через пять секунд к нему пришло осознание, что он только что сделал. — Драко, прости!

Но его уже и след простыл. Гарри выдохнул и ударил себя по лбу. А всё так хорошо было! И как он умудрился снова назвать его Малфоем? Сколько бы они ни ругались, Драко никогда на него не обижался. Однажды они даже всерьёз подрались на кулаках, но и тогда помирились буквально через пять минут. Но всё-таки единственное, что могло вывести его из себя — это упоминание фамилии Малфой, причём неважно, в каком контексте. В прошлый раз, когда Гарри так его назвал, он не выходил из комнаты три дня — это рекорд! До этого бойкот продолжался как минимум неделю.

Казалось бы, прошло уже тринадцать лет, пора было забыть разногласия с отцом, но стоило напомнить Драко, что он когда-то был Малфоем, как тот замыкался в себе и молчал по несколько дней. Иногда Парсмеи даже приходилось силой его вытаскивать к ясным очам Гарри, когда Драко сильно перебирал с алкоголем. Впрочем, потом и Гарри перебирал с алкоголем, и уже их двоих вытаскивали из запоя Невилл с Тео. Забини же обычно присоединялся к ним в тот момент, когда все четверо умирали от головной боли, принося с собой целительное антипохмельное.

— Драко, ну прости меня! — тишина. — Драко!

Из-за двери в комнату Блэка не доносилось ни единого звука. Если бы не отсутствие магии, то Поттер бы подумал, что на его комнату наложен полог тишины.

— Мерлин с тобой! Я согласен на твою идиотскую затею, только выходи! — снова тишина. — Драко, бладжер тебя тресни, я на всё согласен! Я даже сам всё сделаю, только выходи! — тишина, а потом резкий скрип двери, из-за которой появилась довольная мордашка Блэка.

— Сам, говоришь? Тогда ладно. Парсмеи! — закричал довольный Драко.

Гарри, когда учился в школе, мечтал стать аврором и всегда говорил об этом, если его спрашивали. В число интересующихся входил и Аластор Грюм — один из наиболее известных авроров, сражавшихся против Пожирателей Смерти; своеобразная легенда Аврората. Поттер сразу ему понравился, и после окончания школы Аластор собирался взять его в ученики, но что-то в глубине души говорило ему о том, что эту войну он не переживёт. Поэтому, когда Поттер ещё учился на пятом курсе, Грозный Глаз стал записывать всё, что знал, в отдельную зачарованную тетрадь. Так к маю девяносто седьмого года в эту безразмерную тетрадь он смог перенести все свои знания, причём в неё были вплетены и примеры в виде демонстраций воспоминаний. Так что если посмотреть со стороны, то это очень напоминало дневник Тома Риддла. Оттого Гарри и не решался воспользоваться этими знаниями. Уж очень всё это было странно и навевало не очень приятные воспоминания. Поэтому, вернувшись после оглашения завещания Грюма и получения этой тетрадки, он забросил её в библиотеку и так ни разу и не открыл бы, если бы её случайно не нашёл Драко, который только недавно посмотрел магловский фильм про шпионов и захотел себе такого же. Причём сам становиться шпионом он не стремился:

— Поттер, я аристократ — они не бегают по стране в поисках крупиц информации, а получают всё из первых рук, от лучших шпионов и разведчиков!

А на вопрос, почему этим шпионом должен быть его домовик, тот отвечал с таким удивленным видом, будто Гарри спрашивал что-то, известное всем, но только не ему одному:

— А кто ещё, Поттер? Домовики никогда не врут своим хозяевам — это раз, от их магии волшебники не защищаются — это два, ну, а в-третьих, тут всё равно только мы с тобой и твой домовик. Нет, ну если хочешь, то давай шпионом будешь ты.

— Нет уж, увольте! Хорошо, Парсмеи, так Парсмеи.

С того дня Поттер и — не дай Мерлин, вы так его назовете! — Малфой занялись изучением тетрадки Грюма и обучением Парсмеи всем премудростям из неё. Сами того не замечая, они тоже учились быть аврорами, и буквально через год в доме на Гриммо, двенадцать жили два обученных, но не проэкзаменованных аврора, личные ученики Аластора Грюма, и один домовик-шпион, который мог выпытать у любого волшебника нужную ему информацию так, что тот даже не заметит, что проговорился. И, что самое интересное, Парсмеи теперь мог во время расследований превращаться в человека: Парсмеи Певерелл, как его назвали, казалось бы, взрослые люди, был очень похож на себя в виде эльфа и не являлся чьей-то копией; он был человеческим прототипом самого себя, и это чертовски нравилось Драко.

Поттер и Блэк смогли усовершенствовать рунную цепочку Гарри, которую тот составил, чтобы авроры под прикрытием могли принимать личину другого человека, но так и не предъявил министерству, сказав, что попытка провалилась. А попытка удалась даже лучше, чем он ожидал, ведь у такого волшебника менялось всё, вплоть до показателей крови. Нет, при проверке у гоблинов всё бы выяснилось, да и кровную защиту так не обойти, но вот не засыпаться перед водопадом «Гибель воров» или пройти в Отдел тайн, куда перед входом нужно было приложить палец и отдать немного крови — можно. Поэтому, обговорив всё с Драко и ребятами, они решили оставить разработку в секрете. Знали об их успехах только в Отделе тайн, да и то только проверенные люди или те, кто дал Обет.

* * *

— Кх, да, — Блэк только вынырнул из прострации и понял, что домовик всё это время стоял и ждал, пока он очнётся, — рассказывай, что узнал.

— Это ваш дядя, — сказал домовик, с улыбкой наблюдая за обескураженным хозяином.

— Кто? — Кастор понял, что окончательно запутался. Не хватало ещё ему ниоткуда взявшегося дяди-Пожирателя! Всё, что он знал о Долохове, так это то, что тот был Пожирателем Смерти родом из России. На этом информация о нём у Кастора заканчивалась, ведь даже Драко не знал большего. Как-то напившись, он рассказал Поттеру всё, что смог вспомнить о всех Пожирателях Смерти, а Долохов был одним из тех, о ком никто ничего толком и не ведал.

— Антонин Карлус Долохов, — уточнил домовик. — Сын Вячеслава Долохова, чистокровного в двадцатом поколении русского мага, прибывшего по обмену опытом в министерство магии Британии, и Эмилии Поттер, старшей сестры вашего деда Карлуса Поттера.

— У Карлуса Поттера была сестра? А почему её не было на гобелене, ведь с ним я ознакомился, как только получил статус лорда Поттера, — недоверчиво взглянул на него Кастор. Он был уверен, что если это его родственник, то со стороны Блэков, ну или, по крайней мере, Эвансов, хотя, по сути, это были те же Блэки.

— А её выжгли с гобелена и изгнали из рода. Так как Поттеры были артефакторами, то на гобелене не осталось и следа бедной девушки.

— За что? — удивился такой жестокости Блэк.

Оказывается, его родственники со стороны отца — ещё та загадка. Выжечь собственную дочь с гобелена за то, что она вышла замуж за иностранца! И не за какого-нибудь оборванца или бедняка, не за грязнокровку или магла, а за чистокровного в двадцатом поколении! Бред. Видимо, Генри Поттер был слегка не в себе.

— Она сбежала с младшим министерским работником в Россию и стала Эммой Долоховой, когда ваш прадед Генри Поттер запретил ей выходить замуж за иностранца, решив выдать за Поллукса Блэка, так как договор об объединении семей был заключен Генри ещё до рождения девочки. С Блэками тогда разобрались, расторгнув предварительную помолвку Карлуса Поттера с Ирмой Крэбб и обручив его с Дореей Блэк, сестрой Поллукса, жених которой погиб незадолго до свадьбы Эмилии. А Поллукс женился на Ирме, тем самым скрепляя отношения между семьями, ведь Маркус Крэбб, отец Ирмы, собирался объявить войну Поттерам за то, что его дочь бросили после объявления в обществе о помолвке. За это Поттеры должны были женить своего сына на девушке из семейства Блэк. Причём условие, что у Дореи и Карлуса должен родиться именно сын, было обязательным.

— Но зачем? Джеймс же и так был наполовину Блэк, — все эти родственные и договорные браки всегда выбешивали Кастора до глубины души.

Как можно прожить с человеком всю жизнь без любви и изменять ему направо и налево? Отношения не могут строиться на простом уважении. Если воспринимать брак не как порыв двух влюбленных прожить всю жизнь вместе и делить одну постель на двоих, а как совместное проживание двух людей, искренне уважающих друг друга и не обязательно спящих вместе, готовящих друг другу завтраки, проводящих вместе всё свое время и появляющихся вместе на всех — официальных и нет — мероприятиях, то у них с Драко была самая что ни на есть настоящая и крепкая семья. Детей только не хватало, а так всё прямо идеально. Такую идеальную семью ещё надо поискать.

— Некромантия, — пожал плечами Парсмеи.

— А при чём тут некромантия? — удивился Кастор.

С каждым словом Парсмеи ему не хотелось дальше слушать. Всё это казалось сумбуром, но вот проскочившее слово, имеющее к нему непосредственное отношение, снова не дало ему откреститься от всего этого как от бреда. Да и в квалификации Парсмеи он не сомневался. Нашёл же он Хигса и Смита, хотя о причастности последнего Кастор и не догадывался.

— Вальбурга мне говорила, что у них была в семье парочка представителей, но от союзов с другими некромантами, а не их собственные. Как и у Поттеров, пусть они и потомки Певереллов, не рождалось ни одного некроманта после Иоланты. Так что практически все некроманты Британии перевелись ещё в тринадцатом веке. Ни у одного Поттера не было синих глаз, как у некромантов Певереллов.

— Этан Певерелл, сын Игнотуса Певерелла, провёл с Иолантой Певерелл, а позднее Поттер, ритуал сокрытия, отчего гены «синих глаз» были подавлены. Сыновей Этана и его кузена, сына Кадма Певерелла — носителей генов некромантов — убили, и из Певереллов остались только магически не очень сильная Иоланта и её бездетный дядя Маркус. В принципе, если бы у неё родился сын, в ребёнке должны были проснуться гены некромантов, но из-за её прадедушки, отца Игнотуса Певерелла, который проводил ритуалы по пробуждению генов некромантов более чем у одного ребёнка — а, как известно, некромантом становился только первый ребёнок в семье, — каждый последующий некромант передавал всё меньше и меньше сил своему потомку. У лорда Певерелла все три сына были некромантами. У Антиоха детей не было, у Кадма был всего один сын, так что тот и сам стал некромантом, а вот у Игнотуса были два сына и дочь. Девочку он трогать не стал, а вот над Этаном был проведён ритуал, и он стал некромантом. Старший сын Игнотуса потомков не оставил, а вот у Этана родились двое сыновей-близнецов и девочка Иоланта. Причём никто из них изначально некромантом не был, так что лорд опять проводил ритуалы, из-за чего близнецы стали некромантами, а Иоланта просто могла проводить некоторые сложные некромантские ритуалы или создавать инфери, но даже после этого не могла полноценно пользоваться силами. А уж её сын совсем не перенял ничего от некромантов. Поэтому принято считать, что именно лорд Певерелл уничтожил род некромантов. Оттого у Поттеров хоть и были гены от этого наследия, но всегда не более тридцати процентов.

— А Блэки?

— Блэки всегда были самыми хитрыми из тёмных семей. О том, что в их доме рождались некроманты, не знали даже члены этой семьи. Знал только глава рода, некромант-родственник — а это не всегда был один и тот же человек — и сам пробуждающийся. Отличительный цвет глаз у них был сочно-зелёным. Причём настолько ярким, что завораживал всех. Но они тщательно скрывались, делая глаза то серыми, то чёрными, потому их род и не уничтожили, в отличие от двух других.

— Двух других? — Поттер в своё время читал только про Певереллов.

— Кроме Певереллов и Блэков, некромантами были и Азкабаны, но те умерли, не оставив после себя ничего, кроме тюрьмы и пары сотен дементоров. Слишком уж примечательный у них был цвет глаз — лиловый. И если Блэкам хватало ума прятать свои глаза, то Азкабаны были для этого слишком беспечны. Они считали себя выше простых волшебников, за что и поплатились. Кстати, именно Блэки и способствовали их уничтожению. Только они и Певереллы, как некроманты, могли одолеть других некромантов.

— Но почему? — Кастор и правда не понимал, зачем некромантам нужно было убивать друг друга. Их и так было немного, из-за глупости Певерелла их стало еще меньше, а так оставались вообще единицы.

— Последний лорд Азкабан был уверен, что простые волшебники ничего не смогут им сделать, и насильно обесчестил молодую леди Блэк, единственную и любимую дочь некроманта Блэка. Так как этот род скрывал свою принадлежность к некромантам; Азкабаны о них ничего и не знали, иначе бы тот лорд триста раз подумал, прежде чем совершать такое. За это Блэк уничтожил не только самого лорда, но и всю его семью со всеми родственниками, за что и получил родовое проклятие. Его дочь покончила с собой, не справившись с позором; детей у него больше не было; жена умерла от горя, поэтому Блэк, передав титул главы рода и лордство своему младшему брату, направился вслед за женой и дочкой, пустив себе в лоб Аваду. После него некромантов в семье не было: они потеряли всех магически сильных наследников, сохранив только часть генов. Ритуалы получались, но сверх того — нет. Поэтому они и решились на такие браки, чтобы возродить дар некромантов в семье.

— Но почему у Блэков не рождались некроманты, если тот же Сириус или Регулус — стопроцентные Блэки?

— Поттеры и Блэки были единственными живыми носителями генов некромантов. Сначала Блэки действительно пытались пробудить дар с помощью близкородственных браков, но оказалось, что для пробуждения дара гены должны быть различными. Путём же браков Поттеров и Блэков они хотели добиться пробуждения, но добились только пятидесяти процентов — у вашего отца. Он, как и Иоланта, мог проводить некромантские ритуалы и поднимать инфери, но не хотел, считая это всё тёмной магией. Если бы он женился на девушке из семейства Блэк, то их сын был бы некромантом. Но и Джеймс Поттер, и его невеста — Андромеда Блэк — выбрали себе в супруги, как все считали, маглорождённых волшебников. Когда Андромеда сбежала с Тонксом, Белла уже была замужем за Лестрейнджем, а Нарцисса обещана Малфою. Из-за этого семьи Поттеров и Блэков так не любили друг друга. К поступлению вашего отца в школу Андромеда как раз её закончила и выскочила замуж, а семьи уже разругались, поэтому дружба вашего отца и Сириуса так порицалась обеими сторонами. Брак с Лили Эванс Карлус Поттер не признал, однако и не расторгнул, хотя он мог, как глава своего рода.

— Парсмеи, у меня несколько вопросов. Первый — откуда ты так много знаешь о Певереллах? Не думаю, что на земле есть хоть один человек, который знает эту историю.

— Тот замок, в который вы меня вызвали и где сейчас находятся ваши дядя и кузина — Певерелл-касл, а там, в кабинете, находились хроники рода, описывающие деятельность всех некромантов семьи вплоть до того, с кем они встречались, будучи подростками, или какие споры затевали в детстве. А также я переговорил с портретами ваших предков. Они-то мне и рассказали про Блэков и Азкабанов, а про то, что случилось не так давно, то есть про Долоховых, я узнал в России.

— Вот тут как раз второй вопрос — что ты там делал?

— Я пообщался с домовиками семьи Долоховых и узнал, что отец Вячеслава также был не в восторге от иностранной невестки, поэтому выгнал младшего сына вместе с женой, оставив им только небольшой домик в глухом лесу. Но когда молодой маг Антонин Долохов был на втором курсе, он потерял обоих родителей, а Долоховы отказались помогать ему, из-за чего Антонин попал в приют. Тогда он решил отомстить и им, и Поттерам за то, что те выкинули его родителей за двери. Окончив школу и изучив тёмные искусства и дуэлинг, он наслал проклятие на Долоховых и отправился в Англию вслед за каким-то своим другом. Снять проклятие, кстати, смог только их местный некромант, так что гены в нём тоже не простые: Долоховы в предках имели Кощеевых — русских некромантов; так что Антонин тоже стоит на уровне вашего отца, а именно: может проводить ритуалы и поднимать инфери.

— Блеск. Дядя недонекромант и кузина, сошедшая с ума, при этом оба они Пожиратели Смерти, желающие возрождения Волдеморта и моей смерти. И что мне с ними делать? — казалось бы, риторический вопрос, ведь с ними всё равно придётся уживаться, какими бы они придурошными ни были, но и тут домовик пришёл на выручку.

— Нужен совет, сэр? — с ухмылкой поинтересовался Парсмеи.

— Сколько? — только и спросил Кастор.

Такая своеобразная игра началась у них ещё в прошлой жизни, и Кастор с улыбкой вспоминал первый год их совместной с Парсмеи жизни.

* * *

— Парсмеи! — Поттер сидел в кресле и пил коньяк. Огневиски он не любил, а вот магловский коньяк тридцатилетней выдержки ему очень даже нравился.

— Да, сэр, чего желает хозяин? — пролепетал эльф и опустил голову.

— Парсмеи, мы же договаривались, что ты не будешь через фразу говорить «сэр» или «хозяин», — Гарри непомерно раздражало такое обращение. Он только-только отучил Парсмеи наказывать себя за провинности и приучил носить не тряпки, а нормальную одежду. Всё-таки были минусы в том, что домовики настолько сильно боялись хозяев, что выполняли всё без возражений. Гарри знал, что если он попросил бы его сейчас сигануть с крыши дома, то он бы подчинился, не подумав и секунды.

— Да, мистер Поттер.

— Уже лучше. Парсмеи, я хочу, чтобы ты научился читать и начал заниматься своим образованием. Мне нужен не безропотный слуга, а умный помощник и хороший друг. Изучи все книги в библиотеке Блэков, а после займись её сортировкой. Мне нужно, чтобы ты мог ответить на любой вопрос, который я тебе задам. Можешь приступать, — Поттер махнул рукой, и домовик растворился.

Не так давно Поттер понял, что сам не осилит всю эту мощь, и решил прочитать лишь самые, по его мнению, интересные книги из библиотеки. Но то, что все знания семейства Блэк должны быть у него в шаговой доступности, он понимал. Раньше вся нужная информация быстро находилась Гермионой, а сам Гарри никогда не заморачивался по этому поводу, но с того момента, как она уехала в Болгарию, он терялся в библиотеках и часто нуждался в советах.

После долгого мозгового штурма в голову к Поттеру забралась шикарная идея — сделать из своего домовика портативную библиотеку. Вот он и решил не только получить пользу от обученного домовика, но и получить прекрасного собеседника, ведь впускать в свою одинокую холостяцкую жизнь он никого не хотел.

Так уж вышло, что Парсмеи взялся за эту миссию очень ответственно и уже через десять лет прочитал ВСЕ книги из библиотеки Блэков и мог ответить на любой вопрос. За это время многое изменилось: например, к ним переехал Малфой, а хозяин — Поттер — принял несколько родов. После того, как книги в библиотеке закончились, Парсмеи обратился к Гарри с удивительным предложением, которое потрясло того до глубины души.

— Мистер Поттер, — обращения «сэр» и «хозяин» всё же удалось искоренить из лексикона домовика, а после прочтения нескольких книг по этикету Парсмеи вообще сильно изменился, — могу я внести некоторые предложения?

— Конечно, Парсмеи, что ты хотел? — Поттер отложил книгу по менталистике, которую в последнее время весьма активно изучал.

— Помните, вы спрашивали, какую бы я хотел награду за отличную работу? Вопрос ещё в силе? — спросил эльф и опустил глаза в пол. Как бы то ни было, просить домовые эльфы по природе своей не могли, и этот разговор давался ему нелегко.

— Конечно, я не отказываюсь от своих слов. Если ты вносишь дельные предложения в мою работу, и от этого у меня увеличивается капитал, то почему я не могу поблагодарить тебя, как всех нормальных людей? — ответил вопросом на вопрос Поттер, при этом приподняв одну бровь. — Так чего бы ты хотел?

— Мистер Поттер, разрешите мне покупать книги, чтобы пополнять библиотеку Блэков редкими и весьма ценными экземплярами.

— Что же, пожелание весьма солидное, учитывая, что некоторые такие фолианты стоят больше тысячи галлеонов, — от услышанной цифры кончики ушей эльфа покраснели. Он занимался покупками и знал, что тысяча галлеонов — это очень большая сумма. — Но пополнение библиотеки для потомков — благое дело, так что я согласен, — после этих слов эльф чуть ли не подпрыгнул на месте от радости и кинулся обнимать Поттера.

На самом деле и сам Поттер подумывал купить парочку книг для будущих поколений, ведь иногда в продаже появлялись очень даже редкие экземпляры, а с Парсмеи это сделать и впрямь было удобнее. С тех пор, как Парсмеи стал покупать различные фолианты, счета Поттера заметно уменьшились — на книги он не скупился, — но зато столько полезной информации для своих изобретений он там нашёл. И уже через двадцать лет смог создать столько всего, что счета Поттеров увеличились чуть ли не вдвое — а это безумно много.

После прохождения «курсов молодого аврора-шпиона» и обретения человеческого облика Парсмеи стал доставать книги, которые хранились в библиотеках чистокровных семейств, нуждавшихся в средствах. Если с эльфами иметь дело никто и не собирался, а с перекупщиками из Лютного работать было себе дороже, то грамотному, солидному господину с портфелем за хорошую цену древние фолианты, причём даже с секретами рода, отдавали с большой охотой.

Уже когда Поттер перешагнул порог в девяносто лет, отношения его и домовика вышли на новый уровень. Нахватавшись от Драко язвительности и хитрости, тот мог с уверенностью пользоваться расположением своего хозяина и общаться с ним как с другом — причём при полном одобрении оного. Когда Поттер в очередной раз изобретал велосипед, то Парсмеи мог спокойно подойти и раскритиковать его работу, а потом с самым ангельским выражением лица спросить:

— Нужен совет, сэр? — иногда он всё же добавлял такое обращение, потому как звучало с ним куда более заковыристо. И если у Драко таким словом было Поттер, то у Парсмеи — сэр.

Когда же Парсмеи появился уже в новом мире и снова стал похож на обычного раболепного эльфа Гарри испугался, что потерял своего удивительного советчика, но буквально через секунду все понял — смешинки в уголках глаз все-таки выдали его. Оказалось Парсмеи просто не хотел выдавать Вальбурге и окружающим настоящий уровень своих знаний, ведь так интересно наблюдать за ошеломлением на их лицах, когда он в очередной раз нарушал все их представления о том что можно, а что — нельзя.

* * *

— Всего восемь фолиантов по некромантии. У Долоховых проблемы со средствами, и я хочу забрать самые значимые книги по интересующим нас вопросам, пока они не перепродали их другим.

— Парсмеи, возьми мою чековую книжку от сейфа Поттеров и выкупи у них все более или менее интересующие нас книги. Можешь занизить цену. Пусть им гадость, а нам радость, — глаза эльфа блеснули недобрым огнём. Уж что-что, а гадости его учил делать лучший мастер этого дела — Драко Блэк.

План Парсмеи оказался не просто шокирующим, он оказался невероятным; Поттер-Певерелл никогда не знал, что такое в принципе возможно, хотя… Лучше бы и не знал дальше: такие знания могут принести огромные проблемы, причём не только ему, но и его быстро увеличивающейся семье.

— Парсмеи, ты серьёзно? — пробормотал всё ещё шокированный Блэк. — Ты понимаешь, что я буду за это наказан самой Госпожой. И из-за чего? Из-за двух родственников, что я знать не знал в этом времени, и против которых воевал в прошлом? Нет, ну ты серьёзно? — он тряхнул головой, пытаясь выкинуть из нее эти самоубийственные планы.

— Госпожа сама предоставила смертным сыновьям своим этот ритуал и всегда лично присутствовала при его проведении. Цена, конечно, высока, да и плюс сильнейшее магическое истощение минимум на несколько месяцев, но так как вы ещё не освоили силы, то магия не выходит наружу, а бурлит внутри. И это сыграет нам на руку: после ритуала вы будете чувствовать только сильное недомогание. Если не сделать это сейчас, то потом будет трудно объяснить отсутствие магических способностей, так как, по сути, на несколько месяцев вы станете маглом, даже не сквибом. Да и, я думаю, убивать вы не особо жаждете, а если потянуть еще немного, то без этого будет никак.

Кастор и правда боялся кары Госпожи. Если бы в этом плане не было столько переменных, то он непременно бы согласился на него в ту же секунду — родственники же. Однако всё зависело от его силы, силы этих двоих и расположения к нему Госпожи, а это уж была очень сильная переменная. Прародительница не терпела слабости, и если она решит, что Кастор недостоин, — то и он, и его родственники умрут. А ему бы этого очень и очень не хотелось. В тех книгах, что он читал в прошлой жизни, было множество примеров, когда Госпожа не одобряла заявки от некромантов, считая таковых слишком слабыми и высокомерными. А он-то ещё даже с силами не разобрался!

— Парсмеи, я…

— Вы сможете. Считайте это моей интуицией, — уверенно сказал эльф.

— Но я…

— Не такой уж и слабый. Ритуал не требует от вас ничего, кроме точного следования инструкции и достаточного магического резерва. И вообще, кто из нас мастер-ритуалист? — хитро прищурившись поинтересовался Парсмеи.

— Но не некромагической же ритуалистики! — стал снова отбрыкиваться Кастор.

— Начинаем всё сначала?

Так он и отказывался, причём весьма категорично и продолжительно, но потом Парсмеи притащил ему по данной теме кучу книг — причём, и тех, что были у них, и тех, что нашлись у Долоховых, и ещё у нескольких русских семей — и Блэку пришлось пересмотреть свои взгляды на этот ритуал.

Оказалось, в России сейчас какие-то проблемы и всем нужны деньги, в том числе и волшебникам: то ли война какая-то, то ли революция — Парсмеи так и не смог внятно объяснить, но это не важно. Важно было то, что маги с радостью распродавали все мало-мальски ценные фолианты из своих библиотек, причём по очень низким ценам. Таким образом, Парсмеи выкупил уже семь полных родовых библиотек и тёмных, и светлых семей и искал нуждающихся идиотов дальше с полного одобрения своего хозяина. Просмотреть книги можно и дома, а потом перепродать ненужные по более выгодной цене. То, что Парсмеи не обманут, он был уверен: такого обмани — и останешься не только без магии, но и без головы, что уже ощутили на себе двое «магов-гопников», как их назвал эльф — ох уж эти русские, испортят мне Парсмеи! — которые пытались обчистить его, запустив Непростительное.

Пусть сейф и оскудел — очень и очень сильно, больше чем вполовину — но библиотеки они пополнили знатно. Пока Парсмеи перечислял все их приобретения, Кастор не мог не перебивать его:

— Большинство книг написаны на русском, но имеются книги и на других языках: болгарском, румынском, украинском, немецком…

— Серьезно?

— …парселтанге, 

— Откуда?

— …аккадском,

— Что за язык такой вообще?

— …шумерском,

— У них книги были?

— Мистер Блэк, вы идиот? Естественно, были! — прервался таки Парсмеи, потому что терпеть и дальше идиотские высказывания Кастора было невозможно.

— Ну мало ли… — протянул Кастор, улыбнувшись. Ему так нравилось, когда Парсмеи злился, что он иногда специально прикидывался незнающим.

— …санскрите, коптском, — Парсмеи на секунду прервался, чтобы посмотреть на реакцию Блэка.

— Не смотри на меня так, я не знаю, что это за язык, но молчу же!

— …арамейском и древнеегипетском, но с вашими способностями это окажется не такой уж и большой проблемой.

И действительно, на создание универсального артефакта-переводчика для книг у Кастора ушла всего неделя, так что, создав таких пять — для Поттер-мэнора, Певерелл-касла, Блэк-холла и личные для него с Парсмеи, — он временно успокоился.

Да и вопрос с деньгами не стоял остро: сейфов у Поттеров было несколько, как и у Блэков, а сокровища Певереллов хоть и не лежали в банке, но в мэноре их оказалось пруд пруди — одна только комната с золотыми слитками чего стоила: помещение в сто квадратных метров, полностью забитое золотом аж до дверей. О размерах комнаты, кстати, Кастор узнал от Парсмеи, так как, кроме заложенной слитками двери, ничего и не увидел. Такое количество драгоценного металла повергло нового хозяина дома в шок, но Друадалис — домовой эльф Певереллов — рассказал прелюбопытнейшую историю, связанную с этим золотом.

Один из Певереллов был «слегка сумасшедшим», как писали его потомки. У него было хобби: воскрешать мертвецов, чьи рода прервались — а так как в то время многие волшебники умирали из-за страшной эпидемии, то прерванных фамилий было море. Вот умер последний в роду маг, а все его сокровища остались в запечатанном доме или в родовом сейфе на веки вечные. Тогда предок выбирал самого умного и предприимчивого в роду — не важно, насколько давно тот умер — и воскрешал его, тем самым воскрешая его фамилию: кровь и магия рода снова возрождались в этом волшебнике.

Почему его считали сумасшедшим? Да потому, что даже некроманту ничего не даётся просто так. Воскресить только что умершего возможно, хоть и очень затратно, но если маг умер пять-десять лет назад — невозможно, да даже пара месяцев — уже перебор: нельзя отбирать у Госпожи тех, кого она уже забрала; а он воскрешал тех, кто умер сто-триста лет назад! За это он должен был заплатить, причём наверняка до сих пор расплачивался. Госпожа не та, от кого так легко уйти за Грань.

Что же за это он мог получить от несчастных — или счастливцев? — которых воскресил? За это маг должен был передать ему три четверти всего своего состояния и стать вассалом рода Певерелл, а также беспрекословно слушаться любого его повеления. А самым первым желанием Певерелла было женить этого волшебника, причём жену он всегда подбирал сам. И ни разу не ошибся — все браки были счастливыми и многодетными. Зачем он это делал, никто не знал, а если и знал, то сейчас уж точно уже никому не расскажет. Все последующие лорды считали, что он тем самым за счёт своей души наращивал мощь и богатство рода, но никто не решался тратить ни грамма золота, что он принёс в дом, — только добивали комнатку, и через пару столетий она была забита до самых дверей и запечатана.

Многие поколения Певереллов, проживающие после него, хотели прочитать в хронике рода, что же двигало этим волшебником, но кроме зловещей надписи:

«Кто прочитает это — будет медленно жариться со мной на костре в преисподней».

— ничего не нашли. Хотя, честно говоря — пытались многие.

Кто-то даже поговаривал, что только истинный наследник сможет прочесть то, что там написано, но так за несколько столетий никто ничего и не прочёл, а потом все и вовсе забыли. Все — но не домовики. Они из поколения в поколение передавали эту историю, чтобы выполнить наконец желание хозяина — самого могущественного волшебника всех времён — найти его наследника. Причём сына он имел, и тот был его наследником по крови, но не по духу.

Всё это домовики рассказывали Блэку и Парсмеи с таким упоением, что те боялись их прервать. Почему они им это рассказывали? Да Мерлин их знает, по их же словам, они никому об это не говорили. Но что пытаться разобраться в мышлении домовиков? Легче махнуть рукой и согласиться. Но вот Парсмеи, как хоть и далекий, но представитель мышления этого народа, почуял неладное: никому не говорили, а парню с таким же именем, пусть и в прошлом, рассказали — непорядок!

— Парсмеи, как, они сказали, звали того почтенного некроманта-самоубийцу? — прошептал Блэк своему эльфу, пока домовики отвернулись.

 — Гарри Певерелл.

— Кхм, как мило. Интересно, почему Джеймс и Лили назвали меня именно так? — пробормотал Кастор, задумавшись.

— Дань предкам? — предположил эльф.

— Не смеши мои уши, Парсмеи, смех дурно на них влияет — начинают слышать что не надо. Во-первых, Джеймс ненавидел предков; во-вторых, как я понял тогда из рассказов Бродяги, Джеймс искренне удивился, что имя будет таким — видимо, хотел другое, но какое — не сказал; а то, что на гобелене я был как «Гарри», его весьма огорчило, но он, скорее всего, тогда решил, что это дело рук Лили.

— Ну, на совпадение это не сильно похоже…

— Согласен с тобой на сто процентов — таких совпадений не бывает…

— Тогда это магия, а значит, всё не так просто, как мы предполагали до этого.

Гарри Певерелл к концу жизни смог создать не только одну комнату, наполненную золотом, которое домовики переплавляли тут же, в кузнице в подземельях, но и ещё пару помещений с драгоценными камнями, артефактами и украшениями; также он значительно пополнил библиотеку рода. Когда Парсмеи её увидел, то чуть не расплакался: по сравнению с ней библиотека Хогвартса — ничто. Нет, серьёзно, если так посчитать, то сюда влез бы ну минимум десяток школьных, если не больше, хотя та являлась одной из самых крупных в Британии. И плюс один подарок от предков некромантов-артефакторов — комната пространственно-временной аномалии: когда в неё попадаешь — время идет или намного медленнее, или намного быстрее. Как так получалось, они, увы, не объяснили, но работала комната только у некромантов — для всех других она самая обычная.

Один из Певереллов провёл там несколько лет своей жизни, а оказалось, что снаружи прошло всего несколько месяцев, причём он не изменился ни на год. А когда Блэк задался вопросом: «А что же он там ел и как ходил в уборную?», получил логичный ответ: «Домовик был с ним и во всём помогал: для них эта комната так же была открыта — конечно, если они магически связаны со своим хозяином-некромантом». После этого Парсмеи словно сошёл с ума и просил отпустить его в эту комнатку на «пару деньков», но всё же Кастор решил это отложить до его поступления в школу: мало ли, попадёт на ускорение. Вот после этого пусть хоть неделю там просидит.

Но воспользоваться он этой комнаткой на свой страх и риск всё-таки решился, пока Парсмеи выкупал у русских книги. В ней он ознакомился со всем, что было по интересующему их вопросу. Ритуал оказался энергозатратным. Даже очень. Да и решать тут должен был не только он, но и Вальбурга.

Минусов в нём было предостаточно, и это если не считать самого большого — Кастор не мог больше использовать привычную магию. Это было самой большой потерей для него: всё то, чему он так упорно учился в прошлой жизни, ушло в небытие в тот самый момент, когда он стал некромантом. Ох, как он кричал! Нет, знания, конечно, остались, но вот направление магии изменилось с точностью до наоборот.

«Некромант, в силу своей особенности, не может использовать «светленькие» и «слабенькие» заклинания, коими являются все заклинания магов-простецов, кроме четырёх порочных, кои мы можем использовать для услады души своей», — писал Цефей Блэк в своей книге — наставлении для потомков-некромантов.

— «Светленькие» и «слабенькие»? Серьёзно? И что за четыре порочных заклинания? Парсмеи! — нервно прокричал Кастор. Он не мог держать себя в руках с того самого момента, как не смог зажечь обыкновенный Люмос, да и как, собственно, держать себя в руках, когда эти самые руки тряслись, как у магла-алкаша!

«Нет, эти русские точно уже испортили мне эльфа, а этот эльф меня!»

— Успокойтесь, мистер Блэк! Во времена Цефея таких заклинаний было четыре:

Круциатус — причиняет жуткую боль, заставляет биться в конвульсиях.

Империус — заставляет человека подчиняться заколдовавшему его волшебнику.

Авада Кедавра — мгновенная безболезненная смерть.

Долорем Мортиферум — заклинание мучительной смерти.

— Непростительные и ещё какое-то сейчас простительное? — истерически пробормотал Блэк. Потеря магии его сильно подкосила. Он не мог больше ничего; только и осталось, что знание теории.

— Долорем Мортиферум был самым страшным из четырех. Человек в течение нескольких часов испытывал боль, которая была сравнима с Круциатусом, а потом умирал. И никто ничего не мог сделать — ни спасти, ни отменить; даже тот, кто его наложил. Никто не мог даже убить этого человека, чтобы облегчить его мучения: заклинания придумывали специально для публичной казни. Только некромант мог противостоять этому заклинанию и отменить его, но их было настолько мало, что их и не брали в расчёт.

— Почему никто о нём не знает теперь? — Блэк пытался отвлечься хотя бы на интересную информацию: обычно это помогало, но сейчас его колотило, и он никак не мог сказать, что понимает то, что говорит ему Парсмеи.

— Опять-таки некромант постарался. Элдрич Азкабан — единственный нормальный из всех Азкабанов — он смог поставить блок на данное заклинание, так что даже если кто его и прочитает — ни запомнить, ни выполнить не сможет, а все, кто уже знал или умел, забудут. Ну, опять же, кроме некромантов.

— Все, кроме некромантов, — Блэк снова истерически захохотал.

* * *

— Леди Вальбурга, мы можем поговорить? — обращаться к ней сейчас было крайне неразумно: состояние у неё было крайне опасное, так что когда Регулус с Мией вернулись домой, буквально через два дня умотали опять куда глаза глядят; но всё же Кастор решился.

— Мистер Поттер, я не хочу с вами разговаривать. Во-первых, вы три месяца не появлялись дома, а потом появились и сделали вид, что ничего не произошло! Думаете, это нормально — вот так умотать и слова не сказать?! Хорошо хоть Регулуса с Мией дома не было, и они не знают обо всем этом безобразии! А во-вторых, вы обещали мне спасти Беллу, а вместо этого она умерла раньше положенного срока! — Вальбурга очень злилась, что Белла погибла — она же не знала, что та преспокойненько спала в доме у некроманта — и уже месяц называла Кастора исключительно «мистер Поттер», что выражало крайнюю степень её неудовольствия.

— А если я скажу, что у меня есть к вам весьма дельное предложение, да и к тому же Белла жива-здорова? — ох, не стоило ему так резко это говорить: Вальбурга лишилась чувств.

* * *

По расчётам, которые проводили Вальбурга с Парсмеи, самым удачным днём для начала проведения воззвания к Госпоже было 25 июля. В целом воззвание к Госпоже в данном ключе — это цепь ежедневных ритуалов, которые каждый день чуть ли не досуха выпивали силы юного некроманта. Первый и последний дни ритуалов — самые сложные. Другие пять дней происходило простое вливание магии в родовой камень. Последний день должен будет выпасть на тридцать первое июля, и если всё пройдет удачно, то гобелен Блэков пополнится ещё двумя именами.

В первом ритуале Кастор должен был показать Госпоже намерение спасти членов рода и подарить им новую жизнь, завязанную на нём самом, и если он проявит слабость, то ритуала не переживут ни он, ни Белла с Антонином. Последний же ритуал — суд самой Госпожи; в итоге она вынесет вердикт по положению этих двоих на семейном древе. Чаще всего те, ради кого взывали, становились единокровными младшими братьями и сёстрами взывающего, при этом передавая взывающему всю исключительность своих родов, все способности и предрасположенности, взамен не беря ничего — если, конечно, Госпожа не решит по-другому. А также с них спадали все проклятия и ограничения. Но вот в чём беда: во-первых, те, кто вводятся в род, становились одного возраста с некромантом, причём не важно, младше или старше они были раньше; во-вторых, они теряли всю память. Это и делало ритуал непопулярным. Кто же захочет в пятьдесят-шестьдесят забыть всё — не только как колдовать, но и как вести дела?

Раньше воззвание к Госпоже проводили отпрыски некромантов в том случае, если их родственники со стороны матери или отца подвергались смертельной опасности и жизнь их вскоре должна была прерваться. Это давало возможность дать им новую жизнь. Чтобы его провести, нужна большая концентрация сил. А концентрация эта достигает своего пика лишь несколько раз за всю жизнь некроманта: во время его становления — одиннадцать-пятнадцать лет, но ритуалы они не проводили, так как делать всё должны были сами, причём чётко и отлаженно, а у детей не было таких познаний в ритуалистике; если это девушка, то во время беременности, причём обязательно первой — с ребёнком-некромантом; после рождения наследника-некроманта, за десять дней до становления нового некроманта, за неделю до передачи титула лорда и за три дня до встречи с самой Госпожой, то есть до их смерти.

Иногда маги шли на хитрость и увеличивали количество магии смерти за счёт убийств. Чаще всего в Британии это практиковала семья Азкабанов, реже Блэки и никогда Певереллы: они считали это доказательством собственной некомпетентности. Именно поэтому Певереллы в конце концов оказались сильнейшим родом некромантов на территории Европы. Ведь если учиться колдовать с костылем, трудно потом научиться колдовать без него, а если уметь изначально без опоры, потом справиться с костылем гораздо легче, да и получится сильнее. Таких же устоев придерживались многие азиатские некроманты, которые иногда были даже посильнее Певереллов. Одним из таких родов были русские некроманты — Кощеевы. После того как один из их потомков накликал беду на фамилию и раскрыл её принадлежность к некромантам, они быстро сменили её на Рюриковичей и стали князьями на Руси. Но им буквально за пару столетий разонравилось править государством, так что, оставив правление самому неспособному ребёнку в семье — сквибу, они удалились в недра Сибири, где снова сменили фамилию и затерялись. Но с тех пор некроманты Сибири считались самыми способными и сильными — а Долоховы, кстати, родом были как раз из Сибири.

Первый ритуал Кастор начал проводить ровно в полночь. Длился он шесть часов, но вроде бы как всё получилось — первый бастион пройден. Белла и Антонин на всём протяжении ритуала всё так же спали и излучали сияние: Белла — шартрез⁽¹⁾, а Антонин — маренго⁽²⁾. У Кастора же было ощущение, что его душу выворачивают, препарируют все чувства и желания, проверяют на прочность каждую клеточку тела. Сияние вокруг него было разноцветным: лиловые лепестки нежно укутывали толстые сапфировые нити, которые переплетались с такими же толстыми изумрудными канатами, образуя невероятной красоты узоры с вплетенными в них пепельно-серыми и кромешно-чёрными нитями. Все шесть часов, что он читал просьбы и воззвания к милости Госпожи, он чувствовал, как магия вытекает из его тела, а узоры и сияние истончаются и теряют яркость. С последним словом ритуала Кастор потерял сознание и ушёл в небытие.

Проснулся он только в полдень и сразу стал готовиться к следующему ритуалу. Пусть они и были легче, но магический потенциал восстановить требовалось. Вальбурга вместе с Парсмеи готовили убойное зелье для его рекреации.

Последний день ритуала проходил 31 июля, в день его рождения и вхождения в род Блэков, и длился он восемнадцать часов. Тогда Кастор впервые увиделся с Госпожой.

— Заклинаю душой моей и душами тех, кто дорог мне, взываю к тебе, о Великая! Прошу, помоги сохранить те крупицы родной крови, что остались в этом мире; согласен я взять их под свою опеку, научить всему и оберегать от покушения на них нечистых. Кровь в них течёт моя, как и во мне твоя, только спит она; дай благословение и не убей детей своих! — с последним словом он рассёк себе обе руки на запястьях. Теперь всё зависело от решения Госпожи: решит, что достоин — раны затянутся и начнутся превращения, а если нет, то Кастор истечёт кровью и умрёт вместе с родственниками.

— Гарри, ты нравишься мне, — раздался вдруг женский голос, который веял такой силой, что дрожью разливался по всему телу. — Ты рискуешь всем, чтобы спасти оступившихся… Ты готов умереть, но спасти любимых, — это понятно, но умереть, чтобы подарить новую жизнь тем, кого ты не знал… Похвально. И твой эльф, он мне нравится. Да, не зря сестрица выбрала тебя ещё тогда, в прошлой жизни. Тогда ты не был достойным сыном Смерти, но моя сестра была уверена, что именно ты дитя, способное возродить род истинных некромантов, её наследников. Да, сестрица, ты права.

— А я говорила, — весело и беззаботно проворковал другой голос, — доверяйте мне, и всё будет хорошо. Вот в прошлый раз вы меня не послушали, и что вышло?

— Если бы я тебя всегда слушал, то мир бы поглотил хаос! — обиженно фыркнул ещё один голос. Этот не был по-детски беззаботным, от него не веяло могуществом, но он был свеж, ярок, и при этом принадлежал определенно парню.

— Хватит! — третий женский голос был властным и холодным, и всем живым от него хотелось бы спрятаться, укрыться где-нибудь, где никто их не увидит и не найдёт, но не Кастору. Ему он показался родным и тёплым, успокаивающим. И пусть он не видел этих трёх леди и одного господина, но он знал, что они — самое прекрасное, что может быть на свете. — Это всё-таки мой наследник, и ко мне он взывал. Вы тут ну вообще ни при чём. Встань, малыш!

Кастор попытался подняться — это стоило больших усилий. В глазах всё плыло, но он стойко поднимался и пытался не сильно шататься. Встав ровно, он стал пытаться рассмотреть стоящую перед ним леди, но видел только размытый образ.

— Да погоди ты, давай я тебе помогу, герой! — раздался голос единственного парня в комнате, а потом ко лбу Кастора прикоснулись холодные и одновременно тёплые пальцы. И в мгновение ока по телу прошла волна бодрости, а взгляд прояснился — никакие очки ему больше никогда не грозят, хотя Мия и говорила обратное, когда не смогла восстановить его снижающееся зрение никаким способом. — Ладно, сестрица, ты общайся, а мы потом зайдём. Пока, малец! — махнул ему на прощание парень, а потом три фигуры, которые Кастор так и не сумел рассмотреть, растворились во тьме подземелий.

— Ну, здравствуй, Гарри! Ты звал меня, просил о помощи — я помогу! И даже больше. Ты откроешь глаза и поймёшь, о чём это я. А теперь — спи! — она прикоснулась пальцами к его лбу, и тело мальчика мгновенно расслабилось. Он упал ничком, а тела Беллы и Антонина, наоборот, выгнулись и стали меняться. При этом по полу ритуального зала растекалась кровь всех троих и переплетались свечения над их телами.

1) Шартре́з (от фр. chartreuse) — оттенок жёлто-зелёного цвета. Цвет шартрез находится примерно посередине частот видимого спектра. Своим названием цвет обязан ликёру шартрез.

Вернуться к тексту

2) Маренго (произносится [марэ́нго]) — один из оттенков серого (чёрный с серым отливом) или синего цвета. Иногда обозначает также «цвет тёмной морской волны».

Вернуться к тексту

Очнулся Кастор на полу ритуального зала. Тело ломило, голова кружилась, но помнил он ВСЁ: каждую черточку Госпожи, каждое сказанное ей слово он запомнил на всю свою жизнь. Никогда он не видел столь прекрасных и великих созданий — она была великолепна.

Немного придя в себя, Кастор осмотрелся и заметил в углу комнаты двух спящих детей его возраста: девочку и мальчика с чёрными как смоль волосами — такими же, как у него. У девочки они мягко обрамляли лицо и спадали аккуратными локонами до плеч, а у мальчика слегка топорщились, как было у Гарри в той жизни. Волосы приятно контрастировали со светлой, практически белоснежной кожей, чем дети значительно отличались от Кастора, который был на несколько тонов темнее; ресницы у всех троих были длинными, густыми и чёрными, а губы пухлыми, но у Кастора и мальчика они были бледно-розовыми, а у девочки почти алыми. Едва заметное сходство девочки и Беллатрисы было заметно — но если учесть, что она и так была Блэк, то это и не удивительно — но всё-таки она больше была похожа на Кастора. Что до мальчика, так он был чуть ли не копией Кастора, если не учитывать совершенную бледность бывшего взрослого. Всё-таки теперь они тройняшки, и потому должны быть похожи.

Ещё немного посмотрев на новых родственников, Кастор встал и повернулся к двери. Тело нещадно ломило, а мышцы сводило судорогой, отчего это было не так-то просто сделать.

— Парсмеи! — позвал он единственного, кто мог доставить его в более удобное место, чем холодный ритуальный зал.

* * *

Кастор сидел в кресле в своём кабинете в Певерелл-касле и думал о произошедшем. После ритуала он с горем пополам вызвал Парсмеи — а как ещё, он же сейчас хуже магла? — и попросил его доставить в гостевые комнаты новоявленных родственников. Когда всё было сделано и Парсмеи снова к нему вернулся, то всё, о чем он смог попросить эльфа, это сообщить Вальбурге и Мие, что всё прошло успешно и он будет ждать их прихода, как только те проснутся, в своём кабинете. Бедные женщины, в отличие от него, уже несколько суток не спали, готовя зелья для его скорейшего восстановления, и, ожидая исхода ритуала, сами не заметили, как заснули — как, впрочем, и сам едва не свалившийся от усталости эльф.

В Певерелл-касле оказалась самая подходящая атмосфера для проведения ритуала — всё-таки дом некромантов, — так что они целых две недели не выходили из дома до ритуала, всецело посвящая себя подготовке. Регулус даже забеспокоился, что же его женушка и матушка затеяли, раз пропали вместе с Кастором на несколько недель, бросив его одного разбираться с ушлыми гоблинами. А разбираться было с чем.

Но сейчас он всё же больше думал о прошедшем ритуале, чем о Регулусе, который спешно проходил «курс молодого Лорда» под присмотром Люциуса Малфоя. Этот вариант, конечно, не нравился Вальбурге, но сама она научить его «мужским обязанностям» по ведению финансовых дел не могла, а Люциус «с радостью» согласился заняться этим, потому как дома его запилила Нарцисса, упрашивая помочь родственнику. И ему ничего не оставалось, как только подчиниться.

Думая о ритуале, Кастор постоянно возвращался мыслями к тем, кого не видел, но отчётливо слышал. Конечно, он никогда не хотел бы переживать это заново, но он был неимоверно горд и счастлив, что прошёл испытание и что Госпожа заговорила с ним — да и не только она.

Мужской, почти мальчишеский голос подарил ему то, с чем не могли справиться зелья или заклинания — идеальное зрение. Теперь он видел каждую чёрточку, каждый листик на дереве, стоило только повернуться. При воспоминаниях об этом голосе на душе разливалось какое-то иррациональное тепло. В душе как будто прорастал цветочек счастья, и хотелось объять весь мир и подарить счастье окружающим.

Властный, сильный голос определённо взрослой женщины вызывал у него в душе бурю эмоций, и первая — это благоговение. Если глядя на Госпожу, он чувствовал защиту, то слыша голос этой женщины, он чувствовал её силу, и знал, просто знал, что она всегда будет рядом с ним, куда бы он ни попал и что бы с ним ни случилось. Если Госпожа приходила тогда, когда хотела сама, то ее сила просто всегда была рядом: она обнимала в минуты горести, согревала в холод и лечила, когда болел…

Девочка. Её голос звучал так легко, так беззаботно и так… знакомо. Он определенно слышал её голос раньше, только сам не мог понять где. Вначале. Потом же ему стало казаться, что он слышал ее подбадривания, когда сражался с Квирреллом, ее тяжелый вздох в тот момент, когда он дрался с василиском, слышал тихое одобрение, когда шел в лес к Волдеморту и ровный мелодичный смех в тот день, когда пришел пьяный Малфой. Ему вдруг стало ясно, что она тоже незримо следила за ним и как-то помогала в самые тяжелые для него времена.

Сейчас же, магически истощённый, опустошённый эмоционально и физически, он сидел в кресле в кабинете и думал о том, что преподнесла ему Госпожа.

В свитке была запись на древнеегипетском, которую артефакт отказывался переводить, так что пришлось вспомнить время до изобретения переводчика и засесть за книги. Слава Мерлину, такие словари у Певереллов были. Переведённый текст выглядел примерно так:

Я знала, что ты справишься и с этим препятствием, Гарри. Посмотри на гобелен и поймёшь, почему я так тебя называю. То, что ты просил, я сделала: теперь ты старший из тройни, у тебя теперь есть брат — Альдерамин Антонин Блэк — и сестра — Хатиса Баллатрис Блэк. А сюрприз… увидишь на гобелене. И да, тебе нужен учитель. И я дарю его тебе. Негоже моему единственному наследнику быть необразованным. Жди его через несколько месяцев, когда восстановишь свой магический потенциал. Удачи, малыш. Я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.

Прочитав последнюю строчку, Кастор уплыл в небытие, а пергамент, на котором был написан текст рукой самой Госпожи, рассыпался пеплом и быстро развеялся, превратившись в пыль.

* * *

Следующее пробуждение было ещё более неприятным, чем прошлое. Каким-то невообразимым образом Кастор заснул сразу после прочтения расшифрованного послания в кресле в кабинете и проснулся только с наступлением нового дня, судя по тому, что за окном был рассвет. То, что магия больше его не будет слушаться, было ещё только половиной беды, ведь то, что он пока будет совершеннейшим маглом — сплошной кошмар. Теперь все заботы о необходимых процедурах и ритуалах лягут на плечи Вальбурги и Мии, которая вернулась за две недели до его проведения, чтобы помочь свекрови приспособить новых членов семьи к жизни в мире; естественно, пока втайне от Регулуса — ему они всё расскажут в том случае, если всё пройдёт хорошо.

В лабораторию миссис Блэк её не пустила, потому как Мия была уже на пятом месяце беременности — всё-таки вынужденный отъезд из дома и незапланированный медовый месяц принесли свои плоды, — а вот с ментальными практиками могла справиться только она. Создание ложных воспоминаний и так тяжело, но создание ложных воспоминаний за прошедшие девять лет непосредственно в «пациенте» — невероятно сложно. Для этого Мия должна будет провести обряд создания новой личности в ритуальном зале. С каждым из них она проведёт по несколько суток. В итоге они проснутся приблизительно через неделю — десятого-одиннадцатого августа, а пока Кастору и Вальбурге нужно будет подготовить почву для их вхождения в семью.

Когда оказалось, что Мия беременна, Регулус от счастья чуть не разнёс комнатку в их маленьком домике на побережье. Он скоро станет папой! Немыслимо. А уж как радовалась Вальбурга. Пусть Кастор и стал ей сыном, но Сириус всё же её кровиночка, которую она вынашивала долгих девять месяцев, борясь с сильнейшими магическими выбросами. А Кастор-то как радовался: он уже и не надеялся, что сможет переложить на чужие плечи хоть часть своих обязанностей — кольцо лорда Блэк можно было смело передать ничего не подозревающему Регулусу. Ну и, конечно, то, что у него появится племянник, его бесконечно радовало: он любил и бывшего крёстного, который стал ему братом, и уж тем более ту, что подарила ему надежду в будущем и стала такой родной сейчас.

Но всё оказалось не так радужно, как мечтал Кастор: кольцо передать не получилось, как и не получится передать его сыну Регулуса. Регулус не сможет стать лордом Блэк, потому как уже являлся лордом Шафик. Такой титул он получил, как только согласился на двойную фамилию и обручился с Мией, последней представительницей древнего рода. Та, как наследница, до гибели отца ни с кем не помолвленная, стала Главой рода, леди Шафик, пусть и не подтверждённой. А уж после брака вся эта кабала перекинулась на Регулуса, который смыслил в делах рода не больше канарейки. А специфика рода Шафик в том, что представителем какой фамилии бы ни являлся супруг или супруга, они полностью входили в род, теряя все возможные титулы иных. Из-за этого им в жены или мужья отдавали чаще всего третьего ребенка в семье. А его ребёнок, соответственно, будет следующим лордом Шафик, а значит, наследство Блэков получить не сможет никоим образом.

Какой скандал был пару сотен лет назад, когда единственная дочь благородного рода без спроса родителей выскочила замуж за Леона Шафика, тем самым лишив свой род наследника. Но всё же они нашли выход: Мария тогда родила двойню, и один стал наследником Шафиков, а другой — МакЛайрд. Может, и у них будет что-то такое. А если нет — побудет еще Блэком, все-таки теперь этот род в гораздо большей степени его, чем раньше.

Первое, что решил сделать Кастор после того, как выбросил из головы все бытовые вопросы — это проверить гобелен: недаром же об этом говорила Госпожа. И не прогадал. Теперь Вальбурга по праву могла считаться настоящей Блэк. Отличительная черта этого рода — большая плодовитость, ведь боевые маги часто погибали в раннем возрасте; обычно у семьи было три-четыре ребёнка, не меньше, и Вальбурга побила последний рекорд — пятеро отпрысков. Можно считать, что именно она и Орион возродили род Блэков.

От двух лепестков: Орион Арктурус Блэк и Вальбурга Ирма Блэк отходило четыре сильных здоровых веточки и одна обугленная:

Сириус Орион Блэк

Изгнан из рода

Это ветка была обугленной. Портрет же был блеклым, но был. Это на Гриммо его выжгла Вальбурга, а в Певерелл-касле тот был целым, но… Такое ощущение, что он растворялся. Будто он вот-вот растает и исчезнет.

Регулус Арктурус Шафик-Блэк

Наследник Блэк без права наследования титула лорда Блэк, лорд Шафик

Портрет Регулуса был таким, каким стал Сириус после ритуала — теперь его вряд ли смогут обвинить в подмене, ведь даже на гобелене он изменился, хотя больше всего Кастор с Вальбургой боялись, что этого не произойдет. От его лепестка шла веточка, которая объединяла его сильной нерушимой связью с Мией Шафик-Блэк, в девичестве Шафик, от союза с которой уже тянулся новый росток, готовый вот-вот подарить миру новую жизнь.

Кастор Орион Блэк

Лорд Блэк, лорд Поттер, лорд Певерелл, наследник Долохов, наследник Лестрейндж.

Портрет Кастора был один в один он сейчас, даже волосы были взъерошены точно так же, хотя обычно они у него укладывались в приличную прическу. Он все боялся, что кто-то другой сможет увидеть связи с другими домами, но к портрету связи не шло, а строка ниже портрета была доступна только Главе рода.

После отхождения от лепестков Ориона и Вальбурги веточка Кастора переплеталась с ветками его кровных брата и сестры, от которых тоже отходили лепестки:

Альдерамин Антонин Блэк

Наследник Блэк, наследник Поттер, наследник Долохов.

Хатиса Баллатрис Блэк.

Наследница Блэк, наследница Лестрейндж.

Увидев, что показывает гобелен, Блэк обомлел — вот попал-то. А потом до него дошло, что статус показывают только лорду рода, а там, где они наследники, лордов нет и не предвидится.

Ни Родольфус, ни Рабастан титул лорда не получили, так как на момент смерти лорда Лестрейнджа уже сидели в Азкабане, а раз у рода есть и другие наследники — Кастор и Белла — то и не получат. Не у всех семей титул лорда получал старший сын. У таких домов, как Малфои, Нотты, Креббы, Гойлы, Брустверы, Лестрейнджи, Люпины и ещё нескольких, титул передавался не старшему, а сильнейшему, причём неважно, сыну или дочери — если она ещё не помолвлена. Именно поэтому в первых пяти примерах предпочитали иметь всего одного сына-наследника, так как когда старший сын оказывался слабее младшего, часто случались случаи братоубийства.

С Люпинами же вышла прелюбопытнейшая история. Отец Ремуса был чистокровным, но вот его мать была маглой, поэтому он был полукровкой. Когда его отец умер, Ремус попытался получить титул: он хоть и являлся полукровкой, но был единственным представителем семьи, — но не тут-то было. Незадолго до смерти у его отца была интрижка с одной маглорождённой ведьмочкой, и та уже после его смерти родила ему сына, оказавшегося более достойным, чем Ремус, хоть и бывшего бастардом. Так что у Кастора и Беллы шансов реально больше, чем у тех двоих, хоть они и не являлись Лестрейнджами от рождения. Как они получили статус наследников? Белла была Лестрейндж согласно полному магическому браку, где шло смешение крови супругов, поэтому после обряда стала наследницей, а Кастору перешла часть этой смешанной крови, ведь из-за проведённого ритуала он получал все способности и входил в те рода, которые были им облагодетельствованы.

С Долоховыми похожая ситуация. Там не осталось ни одного представителя рода, который мог бы получить титул лорда: все мужчины — а не надо было выставлять сына с беременной женой, особенно когда та беременна несущим наследие некромантов! — скончались, причём довольно скоропостижно и мучительно, а женщины не смогут принять титул, даже если не войдут в род мужа — специфика рода. Пока будет жив хотя бы один мужчина, носящий гены рода по мужской линии, женщина и её дети не получат прав. Нет, конечно, получить статус наследницы они смогут, но это максимум, на который они могут рассчитывать. Так что всё равно Антонин, даже будучи Блэком, будет стоять выше. Пока он жив, статус лорда будет либо его, либо ничей. Это утешало.

Ну, а с остальным — Кастор лорд и имел право ничего никому не показывать. Однако что-то всё же терзало его душу. Госпожа сказала, что, увидев гобелен, он поймёт, почему она называла его Гарри, но он так и не понял: то ли он дурак, то ли гобелен скрывал какой-то секрет, а он не в курсе. Впрочем, это неудивительно: родственников у него раньше не было, и гобелен ему был без надобности.

Закрыв глаза, Кастор судорожно пытался вспомнить всё, что могло быть ему известно по поводу гобеленов, но на ум ничего не приходило. Тогда интуитивно он протянул руку к изображению Сириуса на гобелене, провёл по нему рукой, но зацепился за какой-то выступ и рассёк палец. Капля крови была поглощена гобеленом, и он засветился мягким светом.

Все имена и картинки мгновенно погасли, а нитки стали «перебегать» с места на место. Создавалось ощущение, что он разворошил змеиное кубло. Но уже через пару мгновений рисунок вновь стал статичен. По центру был портрет Сириуса, причём такой, каким он был сейчас в обличье Регулуса, а под ним более мелким шрифтом описывалась чуть ли не вся его жизнь. Последние же строчки заставили Кастора похолодеть от ужаса.

Сириус Орион Блэк

Наследник рода Блэк без права наследования титула лорда, ныне Регулус Арктурус Шафик-Блэк (благодаря использованию ритуала «Кровной замены»), лорд Шафик. Место нахождения — Англия, Лондон, Гриммо 12, второй этаж, библиотека. Жив.

Временно исполняющий обязанности изгнанного из рода Сириуса Блэка — Питер Петтигрю (благодаря рунной цепочке авторства Г.Д.П. и Д.А.Б.). Место нахождения ВИО — Северное море, Азкабан, четвертый этаж, камера 321. Жив.

Так Кастор и стоял в оцепенении, пока тот снова не пришёл в движение и не оказался таким, каким был до всего этого безумия. Кастор же стоял в шоке. Он не мог понять, все гобелены так могут, или только у Певереллов он такой особенный. Если все, то почему тогда так много магов терялись бесследно — та же Эйлин Принц, которую лорд Принц искал десять лет, а потом скончался от одиночества, так и не узнав, что Северус через пару месяцев поступит в Хогвартс и будет его точной копией; или Иоланта Блэк, сквибка, которая пропала в магловском мире, когда гуляла с няней, когда ей было пять, а потом в приюте получила фамилию Эванс и стала прабабушкой Лили? А если не все, то по какому принципу тогда работал этот?

Однако удивительные свойства гобелена настолько поразили Кастора, что он еще не до конца оправившись, снова полез к гобелену. Действуя почти на инстинктах, на этот раз он нащупал такую же зацепку у портрета Регулуса и повторил действие окропления гобелена кровью. Тот снова пришёл в движение, и нити стали складываться в портрет Регулуса, причём в такой, каким он был прежде, а не такой, каким стал Сириус и каким он был на общем древе. Снова описывалась его жизнь, но вот последние строчки повергли его в ещё больший ужас, чем тот, который он испытал, когда читал информацию о Сириусе:

Регулус Арктурус Блэк

Наследник рода Блэк. Место нахождения — Англия, хрустальная пещера, озеро. Условно мёртв.

Исполняющий обязанности условно мёртвого Регулуса Блэка — Сириус Орион Блэк, наследник рода Блэк, без права наследования титула лорда, ныне Регулус Арктурус Шафик-Блэк (благодаря использованию ритуала «Кровной замены»), лорд Шафик. Место нахождения ИО — Англия, Лондон, Гриммо 12, второй этаж, библиотека. Жив.

В груди у Кастора мгновенно похолодело. Что значит «условно мёртв»? Как можно быть мёртвым условно? Наполовину? В коме? Под чарами? И тут до него медленно, но верно стало доходить, что это за пещера, и ассоциации сами стали скрадываться в мыслеобразы: Волдеморт — пещера — озеро — инфери.

— Инфери мертвы, но не совсем, — стал он думать вслух.

Рассматривать другие портреты он не спешил: вопрос с Регулусом интересовал его гораздо больше, и он пытался вспомнить всё, что читал об этих существах, даже не замечая, что говорит вслух.

— Они — оживлённые с помощью заклинания трупы умерших. Инферналы действуют по велению волшебника, их создавшего. Все исследователи пишут, что совершенно нет никакой разницы, кем были эти люди при жизни: магами или маглами. Но вот некроманты пишут, что всё не совсем так. В зависимости от того, кто был человек — магл или маг, — создавался инферус или инфери. Инферус — восставшие из трупов маглы, которые безоговорочно следовали воле волшебника. Их невозможно воскресить, так как их душа находилась уже у Госпожи. Инфери же — это тела магов с запечатанной душой внутри этого самого тела. Их-то как раз можно было вернуть к жизни — в древности некроманты специально создавали инфери, подкупая бедных магов и заключая с ними договор, чтобы юные некроманты смогли вернуть их к жизни — это было для юных некромантов своеобразным экзаменом. Маги могли создавать инфери магов только в том случае, если в них была кровь некромантов. Одно время некроманты создавали инфери для наказания волшебников, преступивших закон: душа запечатывалась внутри тела, но не контролировала его, и тогда его отправляли на исправление — выполнять грязную магловскую работу. А раз Регулус инфери, то его можно вернуть!

На этой счастливой ноте Кастор не заметил, как двери в комнатку отворились и в неё вошёл…

— Ну здравствуй, мой мальчик, — до боли знакомый голос раздался совершенно неожиданно, из-за чего только что глубоко вздохнувший Кастор чуть не поперхнулся воздухом.

— Д-директор? — удивлённо проговорил Блэк, споро сорвавшись с кресла, но всё ещё не обернувшись. Вероятность услышать в этом доме голос Дамблдора была точно такой же, как и вероятность увидеть толпу дементоров, отплясывающих джигу в атриуме министерства во главе с Фаджем, нацепившим на голову котелок Снейпа.

— А что, не ждал? — удивленно спросил голос из-за спины.

— Не ждал… — выдохнул Блэк и попытался заставить работать свои одеревеневшие мышцы, чтобы повернуться к тому, кого видеть он определенно не хотел. Совсем-совсем не хотел. Категорически. Даже больше, чем Лорда.

Как Дамблдор мог попасть в Певерелл-касл, Кастор откровенно не понимал. Как и не понимал то, как этот человек вообще смеет ходить по земле. Да и не хотел, наверное, понимать. Все те игры, что директор устраивал для него в школе, не шли ни в какое сравнение с тем, что он готовил для него после ее окончания. И только проклятие Волдеморта спасло ему жизнь, просто-напросто ликвидировав главного манипулятора Британии. За что Гарри искренне пожелал Лорду хорошего посмертия.

Видимо, все-таки старческий маразм шел в комплекте с проклятием, так как не мог человек, придумавший столь изощренный план, просто забыть тетрадку со всеми своими тайными записями в кабинете директора. Кастор тогда даже удивился такому развитию событий: тетрадь просто была подписана «Поттер», поэтому Минерва отдала ее ему, даже ни разу не открыв. А уж что там было! Закачаешься.

— Ну ты же не думал, что я оставлю тебя здесь одного… — протянул голос. — Совсем без помощи…

— Альбус… — хотел было что-то сказать Блэк, но его бесцеремонно прервали.

— Нет, не Альбус, а я! — весело проговорил совершенно другой, но так же хорошо знакомый голос. — Хорошо у меня получается?

— Ты-то что здесь делаешь? — удивился Кастор, когда к нему незаметно подкрался мальчишка лет трех-четырех. — И зачем ты меня так пугаешь?

— Да так, прогуливаюсь. Знаешь ли, в чистилище без тебя скучно, — бойко ответил мальчишка и забрался на колени к старшему, который уже успел осесть обратно в кресло.

— То есть ты хочешь меня с собой забрать? — с прищуром спросил Блэк, но отпускать мальчишку не стал. Всё-таки он много пережил и мог рассчитывать хоть на капельку тепла.

— Парсмеи, возьми мою чековую книжку от сейфа Поттеров и выкупи у них все более или менее интересующие нас книги. Можешь занизить цену. Пусть им гадость, а нам радость, — глаза эльфа блеснули недобрым огнём, и он растворился в воздухе, оставляя своего хозяина одного. Ну, или почти одного.

— Какой хорошенький! — разрезал тишину детский голос.

— Ты кто? — удивился Кастор, но через секунду к нему пришло понимание всей абсурдности момента — ребёнок просто не мог тут находиться, а значит, это либо призрак, либо сон. Однако если отбросить невозможность происходящего, то перед ним стоял совсем маленький мальчишка и смотрел на него такими ясными, но печальными голубыми глазами, что хотелось прижать его и не отпускать.

— Я Том, — просто ответил мальчик, сконфузившись, что его заметили, а внутри у Кастора всё похолодело: единственный Том, которого он знал, это…

— Риддл? — решил уточнить он.

— Да, я жил в приюте, а потом вдруг оказался здесь, — мальчишка опустил голову. Казалось, что ему было невероятно стыдно, что он, такой никому не нужный сиротский воспитанник, был пойман домашним мальчиком, за которым он подглядывал. — Я и сам не знаю, как.

— И… когда ты появился тут? — с прищуром поинтересовался Блэк — вся эта ситуация заставляла его нервничать.

— Когда вы были там, где много людей в чёрных покрывалах или чём-то таком, только очень рваном, — тихонько ответил будущий Тёмный лорд.

— А почему раньше не показывался? — паранойя Кастора и не думала отступать.

— А если бы я вам не понравился? — поднял заплаканные глазки Том.

— Понятно… — только и смог сказать ошарашенный Кастор, который ожидал чего угодно, но никак не плачущего Волдеморта в детстве.

— Нет, нет, я просто пришёл повидаться, — подняв руки кверху, пробормотал Том, но, опуская их, крепко обвил шею Блэка.

— Томми, мы же договаривались, что ты подождёшь…

 — Томми, ты веришь мне?

— Д-да, — пробормотал малыш.

— Страшно? — спросил Кастор дрожащего мальчика.

— Немного, но я уверен, что ты справишься! — улыбнулся Том и на мгновение перестал трястись.

— Именно. Пять-десять лет, и я смогу тебе помочь, обещаю.

Кастор не врал: он и вправду собирался помочь бедному ребёнку, и не важно, что когда-то в будущем тот убил кучу народа: сейчас он только мальчишка из приюта, которому не хватало любви и внимания. А ритуал, который он нашёл в одной книге, что Парсмеи выкупил у Долоховых, показывал, как отправлять души на «хранение» или «перерождение». На «перерождение» отправить душу нельзя, пока она нецелая, а вот на «хранение» можно. Что в принципе они сейчас и делали.

 — Готов?

— Да!

— Тогда начнем. Omni potentis Dei potestatem…

…И как ты выбрался вообще?

— Это я его выпустил. Там всё-таки и правда скучно, — снова голос, яркий и живой, а главное знакомый — он его слышал в ритуальном зале несколько дней назад. И, естественно, только услышав его, Блэк соскочил с кресла и опустил в него мальчишку.

— Вы… — всё, что мог пробормотать Кастор, глядя на обладателя этого голоса.

— Я, — расплывчато ответил юноша. — Да ты присядь. Меня зовут Вида. В вашем понимании я — Жизнь.

— Но… — Кастор растерялся. В тех книгах, что он читал, Жизнь — женщина и никак иначе. Так писали и некроманты — естественно, те, кому удавалось её — наверное, всё-таки его — увидеть.

— Да, многие пишут, что я девушка или женщина, но это не так. Те, кто на самом деле видел меня, знают правду, но не пишут об этом и не спешат опровергать мнение других. А те, кто пишет, видели лишь мою помощницу — Виту. На «вызовы» и по моим поручениям часто бегает она. Ты же меня заинтересовал, юный некромант. Том, можешь пока прогуляться?

— Конечно, — ответил тот и сполз с ручки кресла, на которую он успел забраться, пока Кастор вставал поприветствовать гостя.

— Только к Белле и Тони не заходи, — на автомате сказал Кастор, всё ещё внимательно разглядывая «Божество». — И Вал с Мией не пугай.

— Я не «Божество», — словно прочитав его мысли, сказал Вида. Хотя почему «словно»? — Боги смертны, а мы нет. Мы сущности, которые стоят выше всего, причём не только на Земле; мы знаем всё, и скрыть от нас ничего не возможно. Моя сестра Хельга давно наблюдала за теми, в ком течёт кровь некромантов, и уже считала, что не выйдет возродить эти славные рода, но я всегда знал — хоть и говорил обратное — что наша сестра Случайность может влиять на мир гораздо сильнее нас всех, вместе взятых. Она могла выбрать любого — за эти сотни лет носителей генов было великое множество, — но выбрала тебя, чтобы помочь своей сестре и изменить этот мир. Знаешь, почему?

— Нет, — растерянно ответил «мальчишка».

— Потому что ты мог влиять на нити судьбы. Она как-то даже думала, что в предках у тебя были Мойры. В основном она грешила на свою дочь Лахесис, которая не глядя сплетает нити жизней разных людей между собой; именно она влияет на судьбу. Но это оказался твой дар, личный. Хоть ты и потомок Смерти, но больше перенял от нашей сестры Случайности и её дочери Лахесис. Да, мойры — наши дети: Клото — моя, Лахесис, как ты понял, — Случайности, а А́тропа — Смерти.

— Ох, — выдохнул Кастор.

— Да, возвращаясь к тебе: ты всю жизнь подстраивал нити судьбы под себя. Твоя мать провела ритуал кровной защиты за два дня до нападения; вовремя, не так ли? — и, смотря в растерянные глаза Кастора, он продолжил, не дожидаясь ответа: — А всё потому, что ты утащил книгу из вещей, которые Джеймс притащил как конфискованные, и не отпускал, пока Лили не прочла про кровную защиту. Она решилась тогда почти сразу. И даже Джеймсу не сказала, потому как ты не отпускал её ни на минуту, пока он был дома. А тот случай с Дадли? Когда тебя уже почти нагнали, чтобы побить за то, что миссис Смит увидела твои синяки и рассказала директору, Дадли так удачно и вовремя на тебя упал, что директор это увидел и тут же вызвал тётю и дядю. Они тогда полгода пылинки с тебя сдували.

Кастор задумался — он ведь и правда всегда выходил из воды изрядно промокшим, но обязательно живым, чтобы ни случалось.

— А полёт за напоминалкой? Ты поймал её и попал в команду. Да, на первом же матче тебя пытались убить, но Квиррелл хотел это сделать по-другому, и я уверяю тебя, что любой его план привёл бы к твоей смерти, однако он решил, что на матче будет удобнее и вызовет меньше вопросов. И только провал с метлой и появившиеся подозрения со стороны Снейпа не дали ему возможности продолжить свои попытки, которые, безусловно, были бы куда удачнее. А василиск? Я специально заглядывал к мойрам и видел их удивление — ты выбрал одну из миллиона нитей, которая могла тебя спасти: шаг в сторону, и ты был бы очень неаппетитным трупом. Как думаешь, какова вероятность выбрать из миллиона нитей одну нужную?

— М-м-м, — промычал Блэк.

— Её нет. А отбиться от сотни дементоров, толком не умея создавать Патронуса? Он ведь у тебя никогда до этого телесным не был, да и отбиться от сотни практически нереально. А обхитрить дракона и русалок? Тут нужна недюжинная сила или удача. Сражаться со взрослыми и далеко не светлыми магами? Победить Тёмного лорда? Да и то, чем вы занимались с твоими друзьями, тоже не вписывалось в рамки самого спокойного и безопасного времяпрепровождения, — на этих словах Вида лукаво посмотрел на Кастора.

— Ох… — снова тяжелый и смущенный вздох.

Вспоминая выходки со слизеринцами и Невиллом, хотелось только покраснеть и скрыться из виду. Чего только стоила погоня за Лугару во время спонтанной поездки в США? Только лишь выпив, они теряли всякий страх и чувство самосохранения. А ведь стоило просто во время пьянки сказать: «Вот бы в этот артефакт добавить шерсть Лугары» и услышать решительный ответ Невилла: «Так давайте её добудем!» Итог — шерсть лугару, четверо раненых взрослых магов и один ухмыляющийся боевой маг, который после часа погони в одно заклинание вырубил разъяренное животное. А на вопрос: «Чего так долго?» Нотт бессовестно ответил: «Вы же хотели протрезветь?» М-да. Стыдно-то как. И такая ситуация далеко не единственная.

— Не стыдись, всё нормально. Мне было интересно наблюдать за вами. А как были удивлены мойры, когда подсматривали за вами. Сколько бы они ни плели нитей, ты всегда выбирал ту, в которой все выживали. Это их безмерно злило.

— Мне не всегда везло, — вставил Кастор, вспоминая смерть Драко.

— О, поверь мне: всегда. И, возможно, через пару лет ты поймёшь, что я прав. А теперь то, зачем я пришёл: я не люблю, когда нарушается мой миропорядок, а один седобородый старец решил, что он умнее всех и, в частности, меня.

— Дамблдор? — почти со стопроцентной уверенностью спросил Кастор.

— Именно. Он не умер тогда, после шестого курса. Он переродился, причём самовольно, да ещё и дружка своего прихватил.

— Гриндевальда? — почти с такой же железной уверенностью поинтересовался Кастор.

— А ты смышлёный! — похвалил его Вида. — Да, он в обход меня самолично захватил тело ребёнка и переселил туда свою душу. На момент ситуации в башне там была лишь контролируемая им под Империо душа маленького мальчика. Я, может быть, и не вмешался бы, что, впрочем, и делал всегда, но тот малыш был потомком одаренного мною рода. То есть не моим прямым наследником, как ты для Хель, а просто благословением некой семьи. Его прабабушка в течение сорока лет пыталась забеременеть и родить наследника роду мужа, но у неё никак не получалось, и я помог ей. Благословил на перерождение душу своего истинного наследника, который умер, так и не продолжив род. С тех пор я всегда следил за всеми детьми этого рода, ведь они были моими пусть и духовными, но родственниками. К сожалению не уследил. Дамблдора и его дружка я тогда просто выжег с лица земли, но душа малыша навсегда исчезла в тумане небытия.

— И я должен помочь ему? — сразу догадался Кастор.

— Да, пять очков Гриффиндору, — усмехнулся Вида.

— Слизерину, — пробурчал Блэк.

— Хорошо, пять очков Слизерину, — улыбнулся Вида. — И две карамельки мне. Когда этот ребенок родится, ты будешь на шестом курсе, так что как это сделать, я скажу тебе позже, а пока подарю подарок. Сестра обещала прислать тебе учителя, а я, так уж и быть, дам тебе вот это, — он протянул Кастору кулон в виде закрытого бутона. — Отдашь его своему учителю, когда он закончит обучение, но покажи в первый же день. Думаю, после этого халтурить он не будет. И ещё, — он материализовал ещё один кулон, только в виде феникса. — Возьми его и никогда не снимай. Зачем, скажу потом, когда ты наконец обретёшь целостность.

Кастор хотел задать много вопросов, но так ни одного и не задал. Казалось, что с приходом Виды всё только запуталось. Что значит «когда он будет целостным»? Он что, сейчас раздроблен? И что это будет за учитель, если какая-то подвеска будет гораздо большим стимулом, чем веление Хельги? И что это за кулоны вообще? И что за ребёнок? Как много вопросов и ни одного ответа. А в это время Вида сидел и улыбался. Но и у него оказалось не так много времени.

— Том, — обратился он к мальчишке, который успел уже незаметно вернуться в комнатку с гобеленом. — Прощайся с Кастором и пойдём: нам пора.

После этих слов словно из ниоткуда на Блэка свалился мальчишка и крепко его обнял.

— Я всё равно буду скучать, Кас. Но я рад, что увидел тебя, хотя и так недолго. И это, прости, что напугал тебя тогда, ну, когда голосом директора говорил. Это меня там один чертёнок научил. Он иногда приходит ко мне и сказки рассказывает. Очень-очень страшные, но жуть какие интересные!

— Ничего, я не обижаюсь. Тем более, раз есть компания, не грусти. Я же обещал, что сделаю, а я не отказываюсь от своих слов. Уже прошёл год, так что осталось не так уж и долго ждать. Не волнуйся, я всё сделаю, а теперь беги: не заставляй Виду тебя ждать.

— Пока, Кас! — попрощался Том, исчезая в яркой вспышке вместе с Жизнью.

— Пока, Том! — прошептал на прощание Блэк. — Надеюсь, там с тобой будет все хорошо…

* * *

— Кастор, с кем ты разговаривал? — как только Вида и Том растворились, в зал вошла Вальбурга.

Выглядела она намного лучше, чем во время их прошлой встречи, так что Кастор расслабился. Он все боялся, что проведением этих ритуалов подорвет ее здоровье, но, видимо, все обошлось.

— Да не важно, — отмахнулся он. — Что там с Беллой и Тони? — этот вопрос интересовал его куда сильнее.

— Они уже приспосабливаются. Пойдём, я покажу тебе их воспоминания, чтобы ты был в курсе. Стоит сказать спасибо Мие, она нашла просто прекрасное решение — в итоге пришлось просто исправить прошлую жизнь Беллы, внеся туда некие коррективы. Целые пласты оставались, просто матерью была я, а не Друэлла, а отцом Орион. Плюс вместо сестер — братья. Нам повезло, что до одиннадцати лет Беллатриса ни с кем не общалась, потому как часто болела и много читала, потому как даже на улицу мать ее не пускала.

— Хорошо…

*загрузка*

— Погоди, что значит «приспосабливаются»? Мия же сказала что нужно не меньше двух недель, чтобы создать воспоминания и привести их в чувство. Как вы успели сделать это все за один день? — Кастор чувствовал спинным мозгом, что где-то есть очень такая нехилая несостыковка, узнав которую, он просто с ума сойдет.

— Эм, прошло два месяца, Кастор, — как бы невзначай сказала Вальбурга.

— Что? — сказать, что Блэк был удивлен — это ничего не сказать. И почему у него ничего никогда не бывает как у всех?

— Парсмеи нам сказал, что ты очнёшься только тогда, когда восстановишь весь свой резерв, вот мы и не беспокоили тебя, — мягко сказала Вальбурга и приобняла его. Все таки за семь лет она успела привыкнуть к нему и за эти два месяца изрядно соскучилась.

Известие, что прошло два месяца, немного выбило Кастора из колеи. Он никак не ожидал, что все произойдет именно так. Ну, как немного… Скорее, много. Будь он один, посуды на кухне заметно бы поубавилось.

— Два месяца! И Парсмеи знал! Предатель! — от злости он перешел на парселтанг. Пусть он и немного поостыл, пока в комнате была Вальбурга, но как только она вышла, выругался он всласть. Да и парочка стаканов очень неудачно приземлилась в стену.

— М-да, всё чудесатее и чудесатее! — выдохнул Кастор, обессиленно падая в кресло и вспоминая слова одного надоедливого субъекта, которого они с ребятами встретили на северо-западе Англии.

После столь шокирующей информации от чудо-гобелена об условной смерти настоящего Регулуса Блэка, такого откровения о художествах Дамблдора и его дружка Гриндевальда от Виды и напряженного разговора с Вальбургой, с последующим нервным всплеском, Кастор снова без сил рухнул в кресло в кабинете и уснул за столом.

Разлепил глаза Блэк только к обеду. В тот момент, когда он проснулся, солнце уже спускалось по небосклону, стремясь как можно скорее спрятаться за горами, которые укрывали у себя поместье Певереллов, из-за чего его лучи мягко заполняли весь кабинет, наполняя его теплым светом. Нежиться в лучах этого солнца было прекрасно, но все же нужно было и заниматься делами.

Осмотрев себя в зеркало, Кастор отметил некоторую бледность и помятость, так что по всей видимости представать перед своими новыми родственниками он был ещё не готов. Не хотелось бы, чтобы они запомнили его как невыспавшегося, помятого человека с обреченностью в глазах и нервозностью в движениях.

Обдумав еще раз хорошенько все дела, что он должен был успеть сделать в ближайшем времени, Кастор остановился на визите к Мие. Несмотря на то, что сделать нужно было успеть много, Блэк хотел увидеть свою названую сестру и удостовериться лично, что с ней все в порядке, ведь все-таки такие ментальные и физические нагрузки не очень полезны для юных беременных дам, пусть и таких бойких и активных как Мия.

Кастор сначала хотел было позвать Парсмеи или Кричера, чтобы узнать, где она находится, но, на секунду запнувшись, решил не беспокоить их. Идея, которая пришла к нему в голову, была немного странной, но что-то ему подсказывало, что была она совершенно правильной. Оцарапав палец о ножичек для писем, Кастор зажмурился и попытался представить ту нить, что проходила от него к Мие. Как ни странно, но связь брат-сестра сохранилась и в этой реальности, пусть и была односторонней — только от Кастора. Когда Мия узнала об этом, то настояла на повторном проведении ритуала, чтобы все было честно. Вот эта самая нить ему сейчас и была нужна.

Несколько секунд ничего не происходило, но потом за опущенными веками Кастор увидел гобелен. На секунду он задумался, а потом представил, как проводит кровавым пальцем линию от своего портрета к портрету Мии, от чего последний на секунду вспыхнул. В тот же самый момент Кастор почувствовал, что кровь из пальца перестала течь, а следом за этим он увидел точно такое же копошение, какое было, когда он рассматривал портреты Сириуса и Регулуса. Такой подробной информации как тогда, не появилось, но вот статус и место пребывания рассмотреть он смог. Мия находилась у себя в покоях в Певерелл-касле, которые ей выделил Кастор еще в первый день. Задумываться над тем, почему она здесь, а не дома, он пока не стал.

Вернувшись в реальность, Кастор немного пошатнулся — все-таки сил это выпило у него много, ведь делал он это неосознанно, тыкаясь вокруг, как слепой котенок. Чтобы не упасть, Кастор присел в кресло и снова взглянул в зеркало: круги под глазами стали глубже, а во взгляде отчетливо прослеживалась невероятная усталость. Но своего решения наведаться к Мие он не изменил: за девушку и своего еще нерожденного племянника — а он узнал от Вальбурги, что родится мальчик — он переживал куда сильнее, чем за себя.

— Мия, можно? — постучался к ней в комнату Кастор, дойдя до ее покоев буквально за пару минут, а после получения положительного ответа осторожно вошёл.

— Здравствуй, Кастор, — улыбнулась ему та, поглаживая свой округлый животик — Мия была уже на восьмом месяце беременности, так что животик был значительным. — Ты нас с Вал очень напугал своим беспробудным двухмесячным сном, — она вздохнула. — Хоть бы предупредил! — упрекнула его она.

— Да я и сам испугался, — честно признался Кастор, присаживаясь рядом с сестрой. — Я не знал, что просплю так долго, в описании ритуала про это ничего не было сказано. Но все же получилось, так что можно выдохнуть и постепенно вливаться в семейную жизнь, — он улыбнулся. — Теперь-то я глава очень большой семьи, о которой нужно заботиться.

— Да, кстати, по поводу семьи, — посерьезнела Мия. — В комнатке с омутом все воспоминания Беллы и Антонина, что сделали мы с Вал. Они ждут тебя уже месяц, — после этих слов Кастор отметил, что следует сделать после визита сюда, ведь если ему встретятся Белла или Антонин, он должен знать что стоит говорить, а что нет.

— Да, спасибо, я посмотрю, — обнял он ее, а через минуту отстранился и обеспокоенно спросил, глядя ей прямо в глаза: — Как ты себя чувствуешь? Не тошнит? Никаких проблем нет? Ничего не нужно?

— Нет, ты что, думаешь, что меня должно тошнить круглые сутки? Или что моя свекровь не озаботилась снабдить меня миллионом зелий на все случаи жизни? — она тихонечко засмеялась и махнула головой в сторону прикроватного столика, на котором стояла целая батарея разнообразных баночек, скляночек, колбочек и пузырьков.

— Ого, — удивился Кастор.

— Вот то-то же, — счастливо оглядела все это богатство Мия. — Вальбурга оказалась очень любящей и заботливой, пусть и немного язвительной свекровью. Регулус был неправ, когда ругался с ней… — нахмурилась она.

— Ну, зная тебя, я уверен, что ссор больше не будет, — хмыкнул Кастор. — Уверен, Рег даже не догадывается, что с того дня, как он принес перед алтарем брачную клятву, он попал под ещё больший контроль, чем был раньше. Но это ему даже на пользу, — быстро поспешил добавить Блэк, не желая расстраивать беременную.

— Я тоже так думаю, — согласно кивнула Мия и коварно улыбнулась.

— Ладно, отдыхай, я пойду посмотрю, к чему мне готовиться и что там вообще у вас происходило.

— Давай-давай. Думаю, тебе понравится, — она еще раз крепко его обняла и поцеловала в нос.

Пожелав ей ещё раз хорошего отдыха, Кастор вышел из покоев миссис Шафик-Блэк и направился в комнату памяти. После этого разговора с Мией он окончательно уверился, что с Регом и его будущими детьми все будет хорошо. Мия сможет привить им ответственность, которой, к сожалению, не было в Блэке, и стремление достигать всех намеченных целей, Вальбурга сможет сделать их настоящими чистокровными лордами, пусть и не своего рода, ну, а Рег не даст покрыться библиотечной пылью, которой их обильно будут засыпать обе леди.

По пути до комнатки Кастору никто не встретился, так что он со спокойной душой вошёл внутрь и направился к думосбросу, внутри которого уже находились воспоминания Беллы о первых восьми годах ее новой жизни. Рядом с артефактом стояло ещё несколько пузырьков: новые воспоминания Антонина и воспоминания Парсмеи и Кричера, которые непрерывно следили за его новыми братом и сестрой, пока Кастор был без сознания.

Окунувшись в омут, Кастор попал в воспоминания Беллы. Сказать, что эти воспоминания не настоящие, он бы не смог, хотя в свое время несколько месяцев проработал в Отделе тайн консультантом по ментальным наукам и давал заключения о целостности воспоминаний подсудимых, пока их штатный менталист валялся в Мунго после того, как нарвался на какой-то своенравный артефакт ментального действия. Так что Мия и правда поработала на славу.

Белла, исходя из этих воспоминаний, росла в южном крыле Блэк-холла и обучалась теории, не выходя из комнаты. Практикой она не занималась, потому как здоровье у нее было совсем слабое, из-за чего она очень часто и тяжело болела. Оттого и братья рядом не появлялись — Вальбурга не хотела, чтобы какая-нибудь зараза от них попала на единственную доченьку. А на их девятый день рождения Кастор смог провести ритуал, с помощью которого здоровье Беллы выровнялось, а иммунитет укрепился. Так что теперь надобности в вынужденной изоляции Беллы не было и она могла спокойно проводить время со своими родными.

Воспоминания Антонина были похожими, только он не покидал западного крыла родового поместья из-за нестабильности магического ядра, которая так же исправилась с помощью ритуалов. Отсутствие многочисленных посетителей объяснялось тем, что любой магический всплеск, даже самый незначительный, мог отрицательно повлиять на его неправильно начавшее развиваться магическое ядро. Проведя же несколько ритуалов, Кастор смог уравнять их — Беллы и Антонина — потенциалы и уравновесить здоровье, так что теперь они могли спокойно учиться и проводить все свое время с семьёй.

Кастор про себя отметил изобретательность Мии и Вальбурги, которые просчитали даже то, что затеряться в относительно маленьком — только бы сумасшедший назвал этот домик маленьким — доме на Гриммо, 12 было бы проблематично. Да и посетители дома ни могли ни разу не встретиться ребятам. А то, что Блэк-холл до шестого дня рождения Кастора был закрыт, уже не суть важно. Когда Кастору исполнилось шесть, он смог открыть и Блэк-холл, и Поттер-мэнор, которые в прошлой своей жизни так и не удосужился посетить. Певерелл-касл он открыл только к восьми годам, когда проявился его дар некроманта. Об этом факте было известно только Кастору, Мие, Вальбурге, а вскоре будет известно и Регулусу, которого через пару дней также должны будут ввести в курс дела.

Воспоминания Парсмеи и Кричера ничего нового не принесли, только показали, как восприняли перемены в своей жизни Антонин и Белла. К изумлению юного лорда Блэка, некоторые шероховатости истории брат с сестрой додумали сами: например, проблемы со здоровьем у них обоих они списывали на то, что выносить тройню было крайне тяжело, тем более в такое неспокойное время, так что нужно еще сказать спасибо за то, что они все трое оказались волшебниками; или то, что они никоим образом не обижались на Кастора, что тот был полностью здоров и магически силен, ведь он был наследником, а значит, все силы шли на его поддержку. Антонин и Белла даже были благодарны, что он не бросил их, а как только смог — провел ритуал и смог помочь им.

Вынырнув из Омута памяти, Блэк поспешил покинуть комнату. Обдумать все, что произошло за последнюю пару месяцев, Кастор решил в своем кабинете. А обдумывать было что. Во-первых, это то, что теперь его магия была другой. Жизнь без привычной магии — самое неприятное, что может случиться с волшебником. Пусть до этого Кастор и не мог всецело пользоваться своей магией, но он мог свободно варить зелья, без оглядки пользоваться магией, исходящей от предметов, спокойно использовать артефакты, да и много еще что, да даже сами магические потоки, циркулирующие по организму во время медитаций, приносили ему просто невероятное удовольствие! Теперь же приходилось все делать крайне осторожно, словно работая с бомбой, что могла взорваться в любую секунду и разнести все окружающее пространство миль на тридцать — магия Смерти была очень своенравной и трудноуправляемой. К тому же магия некромантов совершенно не коррелировала с обыкновенной магией. Так что теперь Парсмеи даже метку не мог ему замаскировать, из-за чего Кастору приходилось носить рубашки с длинными рукавами; слава Мерлину, что теперь на улице середина осени, а не лето! А то до проведения ритуалов было достаточно проблематично ходить в рубашках, да и подозрительно как-то.

Конечно, дизайн татуировки можно было и поменять, но Кастор не хотел этого делать хотя бы до того момента, как он пойдет в школу. Просто он ждал, как весело будет наблюдать за реакцией остальных на его «отличительный знак». Собственно, как и на его дальнейшее видоизменение. Не только Парсмеи любил шокировать окружающих.

Вторым пунктом, который Кастор хотел обдумать, был Регулус, который Сириус. План по его спасению был приведен в исполнение, причем выполнен он оказался на высшем уровне. Даже немного перевыполнен. Сириуса Блэка — балагура и повесы — больше не было и не будет, остался только взрослый, спокойный, уравновешенный лорд Шафик, который после спецшколы от Люциуса Малфоя даже немного научился разбираться в политических играх и смог стать достаточно самостоятельной фигурой, навсегда покинув строй пешек Дамблдора.

Идея познакомить их с Мией также прошла проверку на прочность, так что через месяц семью Шафик-Блэк, на радость Вальбурге, ждет первый кричащий комочек. А в том, что он будет первым, а не единственным, Кастор не сомневался.

Отношения с Люциусом, кстати, у Регулуса смогли выйти на новый уровень, так что они стали достаточно хорошо общаться и даже проводить в компании друг друга некоторые вечера. И именно из-за этих посиделок у Регулуса и Мии возник первый в их семейной жизни серьезный скандал. И вот в чем ирония — этот скандал был удивительно похож на первый скандал Люциуса с Нарциссой, когда та, как и Мия, была беременна. Только Нарси тогда принесли записку с намеком на измену мужа, а Мия увидела у Регулуса помаду на рубашке. Парсмеи смог застать эту сцену, так что Кастор видел ее так, будто находился там сам. Эта сцена, кстати, и дала объяснение Кастору, почему Мия у них, а не с мужем в мэноре семьи Шафик.

После их скандала Регулус сразу побежал к Люциусу, так что теперь миссией Малфоя было — доказать, что это он был с похмелья в рубашке Регулуса и это помада Нарси, а не какой-то фривольной девицы, которая приставала к ее мужу.

«Что же, удачи, Малфой, — с усмешкой подумал Кастор, просматривая сцену разговора Регулуса с Люциусом, которую также любезно предоставил Парсмеи. — В случае провала тебя заавадит Шафик!»

Попросить же Нарциссу подтвердить рассказ Регулуса у Шафик-Блэка и Малфоя ума не хватило. Они считали, что Нарцисса не могла прийти, чтобы подтвердить это, так как первую женщину, которая войдет в дом Шафиков, Мия пообещала просто заавадить, кем бы та ни была, а Малфой жену свою любил. Они же не знали, что Нарцисса до того сдружилась с Мией, что та сама в тот же день плакалась миссис Малфой о несправедливости жизни и кобелях-мужчинах. И в частности, об одном блохастом кобеле, на анимагическую форму которого никак не повлияла даже кровная замена. Нарцисса же после этого рассказа сама хотела открутить голову муженьку подруги и своему кузену по совместительству — она же не знала, о какой именно рубашке шла речь, — но Мия ее отговорила, сказав, что они разберутся сами.

Третьим объектом для обдумывания — после Регулуса и Мии — стал сам Люциус Малфой. Крёстный Кастора оказался очень азартным и весьма спесивым человеком. Он всегда хвалился тем, что может договориться с кем угодно и заставить любого сделать так, как нужно ему, но… Как говорил кто-то из маглов: «Переоценивая себя, никогда нельзя недооценивать других». А Люциус недооценил хрупкую беременную особу, за что, собственно, и поплатился. Из-за своей спеси он проиграл миссис Шафик желание и стал подкаблучником, причем самым настоящим, ведь против заключенного магического контракта не попрешь. Так что теперь сиятельный лорд Малфой, недостижимая мечта доброй половины женского населения Британии, блистательный красавец, слушался любого приказа своей законной супруги Нарциссы, которая решила по полной использовать отведенное ей время для того, чтобы восполнить недостаток внимания со стороны мужа. Похоже, что тандем Нарцисса Малфой — Мия Шафик еще дадут жару своим муженькам, так что тем оставалось только посочувствовать.

Следующими, о ком следовало подумать, были Белла и Антонин, вернее, Альдерамин и Хатиса. Кастор никак не мог придумать, как вести себя с ними. Судя по воспоминаниям Кричера и Парсмеи, и брат, и сестра — достаточно умные и образованные, так что как с детьми вести себя не нужно, но вот как нужно? Этого он не знал. В той, прошлой жизни, в детстве он общался только с простыми и понятными гриффиндорцами, в этой был другом тем, о ком знал буквально все, так что проблем с коммуникацией не возникало, а как быть с теми, кого он совсем не знал? Да и что делать, если они вдруг узнают правду?

В принципе скрывать от своей семьи хоть что-то неразумно, но и доверять кому бы то ни было Кастору было тяжело. О том, что он прибыл из будущего, на данный момент знало всего два человека: Мия и Вальбурга, в дальнейшем в эту тайну собирались посвятить и Регулуса, но не сейчас. О том, что Кастор, Белла и Антонин не родные дети Вальбурги, будут знать помимо него только четверо: Мия, Вальбурга, Регулус и Нарцисса. За последнюю просили и Вальбурга, и Мия, а вот Люциуса так же единогласно решили в эту тайну не посвящать. Для него, как и для всего магического мира, была придумана история, почему никто не знал о рождении в семье Блэков еще троих отпрысков.

Как говорится, все гениальное — просто. Сириус во время очередного скандала сболтнул лишнего и выдал матери наличие некого пророчества, а та, через свою племянницу Нарциссу — эта часть плана, кстати, была одним из аргументов в пользу посвящения в тайну семьи миссис Малфой, — узнала о том, что Лорд собирается охотиться за теми детьми, что родятся в конце июля, а как раз на это время были назначены роды миссис Блэк. Та, слава Мерлину, в Мунго не ходила, а наблюдалась у семейного колдомедика Блэков, который и принимал роды на дому тридцать первого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года. К сожалению, ни подтвердить, ни опровергнуть это заявление он не сможет, так как за несколько месяцев до появления в доме на Гриммо Мии Шафик он скончался от одного неснимаемого проклятия. А на вопрос, почему же никто не узнал о них после того, как Лорд почил, ответ простой — дети были слабы здоровьем, да и растить их Вальбурге одной было тяжело, тем более, что старший сын попал в Азкабан, а Регулус еще сам был ребенком.

Все моменты плана были выверены, проверены, перепроверены и обсуждены тремя заговорщиками — Мией, Вальбургой и Кастором — еще до самого проведения ритуала. Так, чтобы если вдруг «дети» или кто-нибудь другой поинтересуются, им могли выдать заготовленную версию. Под «кем-нибудь другим» изначально подразумевался только Люциус, но, как оказалось, в это понятие, пока Кастор спал, вошли и Андромеда с семьей. Вернее, встали на пороге вхождения, а именно — на следующую неделю был назначен семейный ужин, куда, помимо Малфоев, пригласили Андромеду, Нимфадору и Теодорикса — его, ко всеобщему удивлению, Вальбурга пригласила лично — где им и собирались все сообщить. Такое поведение леди Блэк заставило Кастора заподозрить, что она нашла его бумаги и поняла, что Тед не так прост, но Парсмеи опроверг его предположение, сообщив, что к его бумагам никто не прикасался.

Так ничего и не придумав по поводу брата и сестры, Кастор решил отложить этот вопрос до их первой встречи. Все-таки импровизации в той жизни давались ему в целом неплохо. С Андромедой же и ее семьей Кастор собирался поступить определенным образом: вернуть их в род, даже если Вальбурга будет против. Хотя, учитывая то, что она сама их всех пригласила, скорее всего, она будет очень даже за.

Еще одним, только теперь уже неприятным, сюрпризом стало то, что с Драко он, похоже, познакомится только в поезде. И если раньше ему препятствовал Люциус, то сейчас ему мешало то, что наследник Малфоев до своего одиннадцатилетия будет пребывать во Франции. У блондинистого семейства было заведено отправляться во Францию для того, чтобы перенять семейные тайны у самого старшего в роду, а самым старшим был Матео Малфуа, которому на данный момент было триста три года. Обязательными считались три года до школы и пять-семь лет после ее окончания. Этот факт, конечно, расстроил Кастора, но не то чтобы критично. Главное, чтобы учиться Драко поехал в Хогвартс.

Следующим и, наверное, самым интересным и срочным было дело Регулуса, который инфери. Насчет своих способностей некроманта Кастор не обольщался — он не умел ничего. Возвращение инфери мага первоначального вида было экзаменом юных некромантов, но в то время юными некромантами считались маги лет тридцати, то есть проучившиеся почти двадцать лет. Создать инфери не так уж и сложно для некроманта, но вот трансформировать обратно, полностью вернув его к жизни — очень и очень трудно. Даже если не развиваться постепенно, как делали всегда, а пробовать сделать только это, то на одно это действо уйдет пара лет, не меньше.

— М-да, — выдохнул Кастор, положив руки, сцепленные в замок, на стол и укладывая на них подбородок — всего этого было слишком много для одного дня.

Солнце уже давно успело скрыться за горизонтом, снаружи стемнело, все в доме собрались в малой столовой на ужин, а Кастор все никак не мог понять, что же его так мучает. Его как будто звал кто-то, как будто кто-то ждал, а он все не приходил; его тянуло куда-то с невероятной силой, а он сопротивлялся.

Закрыв глаза, Кастор попытался расслабиться и представить себе то место, куда его так сильно тянуло. Разум как будто только этого и ждал, он подкинул ему картинку, а вихрь магии, которую Блэк случайно отпустил — протянул его через воронку аппарации туда, где его так сильно ждали.

Снова ступив на твердую землю, Кастор согнулся пополам и попытался восстановить дыхание. Когда ты аппарируешь сам, осознанно, ты успеваешь сконцентрироваться, собраться, приготовиться к не самым приятным ощущениям, а когда ты расслаблен и тебя протягивают сквозь воронку насильно, ощущения просто космические.

Отдышавшись, Кастор разогнулся и постарался в этой кромешной темноте понять, куда он попал. Проморгав несколько раз, он с силой зажмурился, надеясь, что все, что он увидел — неправда. Кастор находился в центре той самой пещеры, куда он ходил с Дамблдором перед смертью — ложной, как оказалось — последнего. Лодка же была на другом берегу.

— Ну вообще шикарно! — выдохнул Кастор и хотел было позвать Парсмеи, но тут он взглядом зацепился за небольшой бугорок в воде озера.

Сначала он не понял, что это такое, но потом, когда бугорок стал приближаться, он понял — это инфери. И хотел же развернуться и уйти, но что-то держало, что-то не давало сдвинуться с места. И вот инфери подплыл к нему, и Кастор увидел, что тот очень похож на него самого, когда он был еще Гарри Поттером, нескладным мальчишкой из чулана, первокурсником-гриффиндорцем со сломанными круглыми очками. Кастор хотел было закричать, но не мог — горло сдавил тяжелый ком. Хотел сдвинуться с места, но не мог пошевелить и пальцем.

С каждым шагом этого существа Блэку становилось все страшнее и страшнее. По мере того, как инфери приближался, он менялся; казалось, что с каждым шагом тот взрослеет, проживая жизнь Поттера. Когда расстояние между ними стало шагов десять, инфери остановился и стал пристально глядеть на Кастора, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, а потом… Лопнул, как мыльный пузырь, забрызгав каплями крови все окружающее его пространство, а как только кровавые капли пропали — напротив Кастора, буквально в двух шагах, остановился он сам, только с кроваво-красными пустыми глазницами, из уголков которых текли струйки крови, и разорванной грудной клеткой, из-за чего раскуроченные ребра торчали в разные стороны своими острыми концами. Кастор же стоял с расширенными от страха глазами и не мог вдохнуть.

Тимор. Вот что это было. Не инфери. Тимор — порождение страхов людей. Если человек просто боится, то тимор не появится, но если множество людей в течение длительного времени испытывают дикий, практически животный страх, то он оживает, приобретает форму человеческого существа и живет, подпитываясь этим самым страхом. Еще тимор, вопреки всем изысканиям ученых, утверждающих, что нематериальные существа не могут принести физический вред человеку — мог убивать людей, вырывая их сердца и глаза. Тимор успокаивался только тогда, когда его жертва становилась похожей на него: с пустыми глазницами и разорванной грудью.

Кастор знал это, как и знал, что парализованный магией тимора не сопротивлялся. Никогда. Люди просто стояли и ждали своего последнего часа, скованные страхом в самом прямом смысле этого слова. И ни бояться не получалось: когда ты смотришь на свое изуродованное тело — невозможно не бояться, что с тобой произойдет то же самое. Липкий страх всегда настигал свою жертву, как ни крути. Оставалось только смириться и покориться судьбе.

— Уверен, что должен смириться и покориться судьбе, отправляясь к Вечной Леди, или тебя еще кто-то ждет там, откуда ты пришел? Уверен, что страх сильнее тебя? Разве не ты всегда обыгрывал саму Судьбу? Мальчик-который-выжил-и-ни-разу-не-сдался-без-боя?..

— Кастор, вставай! — звонкий девичий голос с утра пораньше для юного лорда Блэка был смерти подобен.

— Бель, дай поспать, а? — хрипло отозвался ее старший брат, который и в постель-то лег всего час назад, и, перевернувшись на другой бок, накрылся одеялом с головой.

— Нет, вставай! — девочка попробовала растормошить Кастора, но у нее ничего не вышло. — Антонин! — с капризными нотками в голосе позвала она на помощь уже бодрствующего брата.

— Нет, серьезно, Кас, вставай, если маман проснется раньше, чем ты встанешь и соберешься, то весь наш сюрприз накроется медным тазом, — Антонин постарался воззвать к совести их брата, но она, как и ее хозяин, спала беспробудным сном.

— Кастор Орион Блэк! У нашей мамы день рождения, а ты спишь. А ну живо вставай! — стянула с него одеяло Белла и окатила водой из графина. И откуда только взяла?!

— Ладно-ладно, встаю. Идите вниз, через пять минут я спущусь, — кряхтя как столетний старик, Кастор поднялся с кровати и побрел в сторону душа.

— И не опаздывай, Кас, а то натравлю Афродиту! — шутливо пригрозила ему Белла и вышла из комнаты вместе с Антонином.

Отношения с Беллатрисой и Антонином — имена Альдерамин и Хатиса были скорее официальными, чем домашними, так что их они использовали нечасто — сложились как нельзя лучше. Белла души не чаяла в обоих братьях и при любой возможности вешалась на кого-то из них, чаще всего на Антонина. Буйный характер Блэков в ней проявлялся в неуемной энергии и неукротимом желании кого-то опекать и любить. Им еще повезло, что большую часть своей необъятной любви Белла отдавала любимому племяннику Дэниелу Регулусу Шафик-Блэку, наследнику Шафик, родившемуся в канун Дня всех Святых — тридцать первого октября — тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

Первая же встреча Кастора с Беллой и Антонином прошла совсем не так, как хотел Блэк, но в целом тоже неплохо. Это случилось в тот самый, длинный и богатый на события день, который совсем-совсем не хотел заканчиваться.

* * *

— Нет, определенно я отмечу этот день в календаре черным цветом, и каждый год буду напиваться так, чтобы весь его проспать! Раньше я думал, что настолько отвратительных дней не бывает, но этот… — Кастор гневно стукнул кулаком по стене, на которую через секунду обессиленно и привалился. От такого, пусть и не сильного удара кожа на костяшках пальцев сбилась и проступила кровь, но Блэк не обратил на это внимание — царапиной больше, царапиной меньше…

Все то, что случилось за один только день, навевало мысли о том, что он серьезно прокололся, пропав на пару месяцев, пусть и не по своей воле, и теперь все то, на что требуются месяцы, настигнет его в очень-очень сжатые сроки. Нет, конечно, новость о том, что его магия снова при нем, пусть и такая смертельно буйная, бесконечно радовала, но вот наличие такого учителя… Как бы концы не отдать с его экстравагантными методами. Только теперь Кастор понял, зачем Вида дал ему тот кулон — чтобы этот чокнутый некромант его нарочно не пришиб. Хотя такой мог пришибить и ненарочно.

— Кастор… — тихий девчачий голос вывел его из полубредового состояния и снова запустил едва ли не сдохнувший процессор его головного мозга.

На пороге коридора, куда переместился Кастор, стояла хрупкая воздушная девочка девяти лет, которой совсем не спалось этой ночью. Она была в домашнем легком платьице, из чего Кастор сделал вывод, что она еще не ложилась, хотя шел уже третий час нового дня — наверняка опять неудачного! — и с босыми ногами, что говорило о том, что она выбралась из кровати сразу, как только он появился в доме.

Кастор в тот же миг подумал о том, как выглядит сам: рубашка с некогда длинными рукавами была подрана инфери, которых сумасшедший Гарри решил спустить на Кастора, чтобы проверить его возможности; на лице была целая россыпь царапин, глубоких и не очень, которые остались после его падения на груду камней с приличной такой скоростью; брюки, некогда дорогие и на первый взгляд прочные, были не менее чем в сотне различных дыр, одна из который открывала все правое колено, которое так же было рассечено. Просто красавица и чудовище какие-то!

— Белла, — выдохнул Кастор как можно безмятежнее, будто это не он стоял сейчас посреди их коридора, как жертва произвола фанатов проигравшей команды по квиддичу. — Ты чего не спишь? — та подняла на него свои заплаканные глаза, и Кастор в мгновение все понял — она его сестра, а значит, могла почувствовать, что он был на волосок от смерти. Женщины рода Блэк очень чувствительны в этом вопросе.

На самом деле Кастор был почти прав в своих размышлениях, он только не учел того, что они были ближе, чем просто брат и сестра, они были тройняшками, пусть и не по рождению, но связь была достаточно прочной и так, а значит, она не просто ощущала опасность, она чувствовала отголоски его собственного страха, а это намного хуже.

— Мне не спалось, — сквозь слезы пробормотала Белла, не желая раскрывать брату то, что она даже если бы захотела — не уснула бы. Она так боялась за него, что готова была броситься на растерзание голодному разъяренному тигру, только бы не ощущать этого ноющего чувства в груди, когда беспокойство за другого человека, которого ты по сути еще ни разу не видел — превышает все мыслимые и немыслимые пределы, когда, чтобы защитить этого человека, ты готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью.

— Может, зелье сна без сновидений? — решил попытать счастья Блэк и перевести разговор, но этот ход был стратегически неправильным.

— Кас, где ты был? — проигнорировала Белла его вопрос.

Блэку не хотелось говорить о том, что произошло, но отказаться отвечать, промолчать, просто уйти, съязвить или, упаси Мерлин, соврать ей он просто не мог. Не мог он не сказать правду, глядя в эти бесконечно милые и просящие глаза. Он чувствовал, что правда сейчас была единственным верным решением, и что все-таки первое впечатление безнадежно испорчено. А еще он понял, почему отцы так любят дочерей и никогда им ни в чем не отказывают — нормальные отцы, имеется в виду — они просто не могут отказать в чем-то, глядя в эти бездонные глаза, смотрящие на тебя с такой надеждой. Даже у Драко не получалось такого взгляда, хотя тот тоже вил из него веревки.

— Я… мне тут тимор случайно попался, еле улизнул, ты не поверишь! — Кастор попытался свести все в шутку, но, кажется, это слабо помогало.

— Кастор, ты… — Белла подошла к нему почти вплотную. — Ты же мог не вернуться! — она ухватилась за его грязную рубашку и принялась рыдать.

Тихонечко всхлипывая, девочка плакала, уткнувшись в его плечо, а слезы, которые обильно текли из ее уже порядком опухших глаз, расплывались огромным мокрым пятном по и так пострадавшей рубашке. Кастор интуитивно прижал ее поближе к себе и стал гладить по голове, стараясь успокоить.

Никогда раньше Кастор не успокаивал никого, кто бы переживал о нем. Парни обычно попадали в передряги вместе с ним, а девушки… Девушки, которых он успокаивал, переживали совсем не о нем. Гермиона обычно плакала из-за Рона; Панси чуть ли не неделю плакалась ему, когда Невилл едва не погиб от какой-то плотоядной заразы, которая мутировала из вполне себе приличного домашнего цветка; Астория рыдала у него на плече, когда Блейз чуть не умер из-за своего очередного жутко-важного экспериментального зелья, которое ни с того ни с сего решило взорваться и разнести половину лаборатории; Дафна, девушка, которая, по мнению Поттера, вообще не способна была на такие сильные эмоции, плакала, когда ее дочку похитили какие-то преступники, а Теодор чуть не умер из-за проклятия, посланного одним из этих преступников ему в спину. И всегда Гарри находил для них нужные слова, всегда мог успокоить, помочь, поддержать. Поэтому и плакались они ему, ведь только Поттер мог их понять. Но Белла…

Кастор не мог ее успокоить. Он просто не мог разжать челюсти и сказать: «Хэй, милая, не плачь, все же хорошо, я жив!» Он просто стоял с ней в обнимку и гладил плачущую девочку по волосам, пытаясь передать ей свое спокойствие, которого у него самого не было совсем.

— Вы всегда будете вдвоем рыдать, или мне можно к вам присоединиться? — знакомый голос заставил Беллу оторваться от плеча Кастора и обернуться.

На последней ступеньке лестницы стоял Антонин. Он старался не показывать своих эмоций, но удавалось это ему слабо: лицо у него было бледным, а под глазами залегли синяки.

— Антонин! — все еще продолжая цепляться за Кастора, позвала Белла брата. — Он чуть не умер! — протянула она и, уткнувшись Кастору в плечо, снова стала рыдать.

— Что случилось? — поинтересовался Антонин.

— Да так, тимора встретил, — ответил Кастор и заметил, как мгновенно напрягся его брат.

Антонин стоял, задержав дыхание, и, практически не шевелясь, одними только глазами он оглядывал весь коридор в поисках чего-то. А не найдя — уставился Кастору прямо в глаза и спросил:

— Сколько пальцев я показываю, Кастор? — вид у него в этот момент был самый решительный.

Блэк, не отводя взгляда от его глаз, боковым зрением отметил, что пальца он показывает два, а ментально практически кричит, что три. Вначале Кастор не понял, зачем он так поступает, а потом наконец догадался, и его пробил смех. Он даже оторвался от стены, чтобы удобнее было смотреть на брата. Белла, кажется, тоже поняла, что хотел от него Антонин, потому как отошла от Кастора на пару шагов и, прикрыв ладошкой рот, стала смотреть на него во все глаза, пытаясь найти — или, скорее, не найти — каких нибудь иных признаков. При этом из глаз у нее все еще текли слезы, что заметно усложняло процесс поиска.

— Ты очень умный и подозрительный, Антонин, но все-таки не учитываешь некоторые детали, — оправившись от подступившего истеричного смеха, начал Кастор. — Во-первых, ты, брат мой, не такой уж и хороший окклюмент, в то время как тиморы — исключительные легилименты. Во-вторых — достаточно на мгновение попасть в мысли нашей сестры, как тут же станет ясно, какой правильный ответ, — Кастор медленно стал двигаться в сторону Антонина, но его брат не сдвинулся с места. — В третьих, пальцев на одной руке всего пять, вторую руку зачастую не используют, так что угадать не трудно, к тому же человек обычно думает о большем числе, чем он загадал. Из того, что я услышал — ответ: один или два. Подумав еще немного, что тимор, что я, останавливаемся на варианте два, — Кастор подошел к Антонину вплотную и, глядя прямо в глаза сказал: — Но это была хорошая попытка, брат мой, я рад, что вы сможете постоять за себя в случае опасности. Я, если честно, безумно боялся, что с моими родными что-то может случиться, но теперь я понимаю, что на тебя можно положиться.

Антонин все так же молча стоял, хмуро глядя на Кастора. Он не знал, что делать. Поверить, что брат настоящий, или все-таки продолжить сомневаться, ведь от тиморов живыми уходили только единицы, за все время, что об этих существах вообще знали.

— Да и к тому же, — Кастор взял руку своего брата — от чего тот вздрогнул, но вырываться не стал — и положил ее на свою грудную клетку, — ты можешь чувствовать, как бьется мое сердце, а ведь всем известно, что у тиморов его нет…

Почувствовав гулкое биение сердца Кастора, Антонин выдохнул и сам порывисто обнял брата. Только сейчас он понял, как сильно испугался в тот момент, когда понял, что мог лишиться брата, а вслед за ним и всей остальной семьи, ведь если бы тимор проник сюда — живых бы не осталось.

— Не пугай нас так больше, Кастор, — попросила его Белла, обняв обоих братьев разом.

Если бы его сестра только знала, сколько раз за свою жизнь она в ужасе будет срываться с кровати и спешно искать брата, предчувствуя его скорую смерть — сама бы убила его на месте. Вся жизнь Кастора — бег с препятствиями, и Антонину с Беллой только предстояло это узнать…

* * *

Закончив утренние процедуры в рекордно короткие сроки — всего за десять минут — Кастор спустился вниз. На первом этаже его уже ждали, и выглядели они все так по-домашнему, так что лорд Блэк только усмехнулся. Антонин, донадувающий в этот момент последние шарики, выглядел как маленький хомячок, а если учесть, что они с Кастором были на одно лицо, то посмотреть на такого себя было бесконечно смешно.

Регулус, с огромнейшим букетом белых роз в своих кривых ручках, лихорадочно поправлял сложную конструкцию обертки цветов, которая «совершенно случайно» съехала как раз в тот момент, когда лорд Шафик подбрасывал букет вверх, желая достать им до потолка.

Мия, которая была уже на шестом месяце беременности, стояла с блюдечком в руках и снова ела соленые огурцы, макая их в какой-то магловский соус. Когда Вальбурга впервые застала ее за таким перекусом, то потребовала не есть больше эту отраву, но уговорить отказаться от нее Мию у миссис Блэк не получилось.

Белла с малышом Дэниелом, который выглядел как маленький сонный ангелочек на небе, потому как у его тети было белоснежное, как облако платье, стояли у самой лестницы и ждали Кастора, чтобы вручить ему бутылку любимого именинницей игристого вина.

Андромеда с Теодором, который трясся над своей женой, как над хрупким хрустальным сосудом, ведь она тоже умудрилась забеременеть полгода назад, хотя все целители, включая самого бывшего Тонкса, были уверены, что это невозможно после того, как ее беременность Дорой прошла с такими сильными осложнениями, сидели на диванчике недалеко от спуска со второго этажа и складывали подарки и поздравительные письма для Вальбурги в ровные стопочки, предварительно проверяя их на наличие вредоносных довесков. Рядом с ними, кстати, тоже стояло блюдце с огурцами и этой магловской гадостью.

А Нарцисса, которая, к сожалению, была сегодня без своих мужчин, из-за того, что и Драко, и Люциус были во Франции, поправляла складки платья Доры, что все не хотели правильно ложиться. Пусть та и возмущалась, что она уже совершеннолетняя и может это сделать сама, но противиться проявлению заботы от Нарциссы не могла, ведь тетушка редко показывала свои эмоции на людях.

В углу же стоял, не видимый никем, кроме Кастора, Гарри, и ехидно ухмылялся. То, что он дал Кастору отгул, еще не значило, что он не будет рядом с ним и не будет портить тому настроение, как делал это всегда, начиная с первого дня их знакомства.

* * *

Липкий страх всегда настигал свою жертву, как ни крути. Оставалось только смириться и покориться судьбе.

— Уверен, что должен смириться и покориться судьбе, отправляясь к Вечной Леди, или тебя еще кто-то ждет там, откуда ты пришел? Уверен, что страх сильнее тебя? Разве не ты всегда обыгрывал саму Судьбу? Мальчик-который-выжил-и-ни-разу-не-сдался-без-боя?.. — протянул за спиной совершенно незнакомый, но какой-то издевательский голос. — Теперь ты всегда будешь сдаваться так легко? — прошептал он в самое ухо Кастора, отчего тот почувствовал его холодное дыхание.

Но ответить Кастор ему не мог. Страх все еще сковывал его тело, а противный тимор все так же стоял в двух шагах от его лица.

— У-у-у, да ты маленький трусишка! Тимора испугался, какой кошмар! — снова этот издевательский тон.

Кастор не мог разжать челюсти, чтобы ответить ему хоть что-нибудь. Он безумно устал за этот нескончаемый день и хотел только холодного душа и спокойствия.

— Так и будем стоять, зайка, или ты что-нибудь сделаешь? — в этот раз тон был настолько презрительным, что от него в душе поднималась волна неистового гнева.

Никто и никогда безнаказанно не называл Гарри Поттера или Кастора Блэка трусом. Никто и никогда. А если и пытался назвать, то потом жестоко за это расплачивался. Он, как потомок некромантов, никогда не оставлял своих обидчиков без должной, часто смертельно опасной, трепки. И вот сейчас он решил, что пора снова отдаться той своей силе, что раньше так сильно требовала свободы, но была заточена глубоко внутри: силе гнева.

Закрыв глаза, Кастор отпустил себя и почувствовал невероятное облегчение — страх отступил, осталась только жгучая ярость, направленная на уничтожение вредного духа, способного нанести вред его телу и тому, кто посмел издеваться над ним и его страхом. Магия юного Блэка взорвалась тяжелым темным потоком и снесла на своем пути всех живых и не совсем живых существ, которые посмели вылезти из озера. Она кружилась по пещере, выкорчевывая саму суть тимора из всех щелей, чтобы сия зараза больше никогда не смела протягивать к нему своих жадных ручонок. Некроманты не прощали иным существам оплошностей, из-за которых они могли пострадать. Никогда и ни за что.

— Ну что же, для ясельной группы детского сада вполне себе отвратительно, — проскрипел за спиной Кастора Гарри Певерелл, новый учитель юного некроманта Блэка от Госпожи, с которым бывший Гарри Поттер-Певерелл не соскучится никогда.

* * *

Махнув пару раз головой, Кастор попытался выкинуть из головы мысли о Гарри. Однажды у него получилось отправить того куда-то подальше на пару деньков, так что он попробовал незаметно для других повторить свой случайный подвиг. Посыл его магии был настолько тонким, что никто из Блэков этого не заметил. Взглянув после этого в угол еще раз, Кастор понял, что у него получилось. Тогда он наконец вздохнул спокойно и стал спускаться к сестре и племяннику.

— Ну вот, свет мой, а ты говорила, что я опоздаю! — возмущенно-радостно проворчал Кастор и взял в руки бутылку дорогого шампанского, которого он сам, к сожалению, употребить пока не смог бы. — Блэки не могут опоздать! Они…

—…Всегда приходят тогда, когда начинается веселье, — поддержал брата Антонин.

— А веселье начинается тогда…

— …Когда пожелают Блэки, я помню, — улыбнулась юная мисс Блэк. — Иногда мне кажется, что ты и есть наш далекий предок — он так же, как и ты, мог проспать всю подготовку к приему и появиться за секунду до начала. При этом он всегда был на высоте, знал все на свете и мог поддержать любой разговор. А еще, как и ты, мог быть невероятно вспыльчивым и одновременно с этим спокойным как удав.

— Да, я такой, душа моя, — улыбнулся Кастор и перевел взгляд на лестницу, откуда донесся едва уловимый скрип половицы.

На верхней ступеньке стояла Вальбурга и счастливо улыбалась. Вся ее семья, кроме Драко и этого прохвоста Люциуса, стояла сейчас в гостиной Блэк-холла и готовилась к ее дню рождения. Пусть она и не любила раньше этот праздник, но сейчас отчетливо понимала, что просто никогда не праздновала его по-настоящему. Сейчас она осознала, что ей всегда хотелось ни приемов, ни балов, ни пышных торжеств, а простого семейного тепла и безграничного счастья, которое появилось в ее жизни с приходом Кастора. Того, кто изменил жизнь ее семьи к лучшему, того, кто решился вернуть ей любимых племянниц и смог образумить ее старшего сына, того, кто сам стал для нее любимым сыном…

* * *

— А сейчас… — Регулус, который уже изрядно поднабрался и был невероятно веселым, пытался сказать еще один тост, но договорить ему не дали — в дверь кто-то постучал.

Теодор и Регулус мгновенно подобрались, хотя это было очень трудно, ведь пили они одинаково много, а Кастор лукаво улыбнулся. Глядя на такую его улыбку, Андромеда, Мия и Нарцисса сразу же догадались, что он знает того, кто пришел, и даже, скорее всего, сам его и пригласил, и успокоились. Хотя в первые мгновения потянулись за своими палочками, ведь на мужей им рассчитывать не приходилось.

— Разве мы кого-то ждем? — удивилась Вальбурга, обращаясь к своему среднему сыну, тоже замечая, что Кастор удивительно спокоен.

— Да, — коротко ответил лорд Блэк. — Еще один подарок должен появиться здесь с минуты на минуту. Этого человека вы все хорошо знаете, вернулся он пару месяцев назад, но представить вас раньше я не мог по ряду причин.

Дверь медленно открылись, и на пороге малой гостиной появился молодой человек. Он был намного выше Кастора, но до роста Регулуса, который за последнее время еще немного подрос, всё-таки не дотягивал. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать. Волосы у него были темные, но не черные, немного вьющиеся, а глаза пронзительно-серые, будто два грозовых облака.

— Прошу любить и жаловать, — поднялся и встал около парня Кастор, — Арктурус Поллукс Блэк собственной персоной.

Когда Вальбурга увидела, кто появился перед ней, она осела на ближайший стул и прикрыла рот рукой. Из глаз у нее брызнули слезы. Она была глубоко шокирована тем, что тот, кого она похоронила много лет назад, стоял сейчас перед ней и смотрел на неё своими яркими чистыми глазами, в которых не было и грамма того безумия, что она замечала у него в последние дни перед исчезновением. Он также смотрел на неё и не мог сдержать слез. Обычно мужчины не плачут или хотя бы скрывают этот факт с помощью платка, вот только у него не было под рукой платка, чтобы скрыться от других, да и не нужно ему это было. После такого долгого пребывания в безэмоциональном состоянии Арктурусу нужно было чувствовать хоть какие-нибудь эмоции. И вот он одновременно плакал и радовался, грустил и смеялся. Кастор дал ему всё, что только нужно, для того чтобы быть счастливым человеком, вернее, для того, чтобы им стать.

— Ну что, именинница, вы пригласите нашего гостя к столу, или он так и будет стоять на пороге гостиной?

— Брат, — выдохнул Регулус, который ИО. — Как ты тут оказался? Как ты оказался жив? Я же искал тебя, хотел хотя бы похоронить нормально.

— А рад ли ты моему такому возвращению, брат? Ведь ты наверняка думаешь, что я попрошу вернуть мне мою жизнь и моё имя… — Регулус, который Арктурус, замолчал и посмотрел на брата. Тот выглядел пьяным, но счастливым, даже мысль о том, что он может снова стать Сириусом — хотя он уже так привык быть Регулусом — его не пугала. Он наконец-то нашел брата, которого так долго искал, перепробовав практически все светлые и темные ритуалы поиска. И пусть он снова станет другим человеком, но тот, кого в детстве он так сильно любил, будет с ним.

— Мне все равно, брат, даже если ты попросишь мою душу, я ее тебе отдам, только прости меня и не пропадай так больше, — он подошел к брату и порывисто его обнял. — Errare humanum est…

— …Sed stultum est in errore perseverare, брат мой. Я давно простил тебя, ведь понимал, что это тлетворное влияние Дамблдора. И… нет, я не попрошу назад свою жизнь. Я теперь больше не Регулус. Как и ты больше не Сириус. Меня зовут Арктурус Поллукс Блэк, я — второй сын мистера и миссис Блэк, леди Вальбурги и лорда Ориона, родившийся в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, приятно познакомиться, — он улыбнулся так заразительно, что его брат протянул ему руку и сказал такую же ритуальную фразу:

— Регулус Арктурус Шафик-Блэк, лорд Шафик, первый сын мистера и миссис Блэк, леди Вальбурги и лорда Ориона, родившийся в тысяча девятьсот шестьдесят первом году, приятно познакомиться, — после того, как Арктурус пожал руку брата, по залу пронесся вихрь родовой магии Блэков.

После магического всплеска, который не могли не почувствовать все находящиеся в этот момент в доме, наступила звенящая тишина, не прерываемая ни одним из Блэков. В столь шумном обычно месте, как Блэк-холл, сейчас можно было услышать писк комара или взмах крыльев бабочки. Но всем сейчас было не до этого — Блэки в данный момент лихорадочно пытались осознать, что еще один член их семьи — жив, и понять, что же могло произойти не так, как положено, и вызвало такой огромный всплеск, который задел каждого из них.

Кастор же, как единственный в доме не шокированный появлением Арктуруса, внимательно смотрел на братьев, обдумывая, кажется, сотню вариантов причин произошедшего одновременно, потом резко завис на одной мысли, которую случайно поймал из вороха других, что-то прикинул, а через секунду расхохотался.

— Арктурус, я, конечно, все понимаю, но ждать, видимо, не твое, да? — отсмеявшись и кое-как вернув себе утраченный контроль, спросил он у воскресшего.

— Зачем ждать, если можно воспользоваться тем, что тебе даровано матерью Магией и одобрено покровителем? — наигранно удивленно спросил тот и нахально уселся на стул.

Настроение у Арктуруса Блэка после возвращения в мир живых скакало со скоростью света. Хотя сейчас все-таки стало чуть-чуть поспокойнее. В первые дни он успевал за пять минут в гневе разнести гостиную, довести до истерики десяток домовых эльфов, наплакать целый платок слез, из-за чего потом их можно было выкручивать как после стирки, засыпать весь пол разрушенной комнаты вырезками из газет восьмидесятых годов, устроить небольшой ураган, снова разреветься, а в конце спалить все дотла. И это только за то время, что Кастор посещал уборную.

Хотя и сам Кастор не мог похвастаться железной выдержкой и уравновешенным характером. А уж как произошло открытие его некромагических каналов и спасение Регулуса…

* * *

Кастор стоял около озера уже который час, но у него снова ничего не получалось. Единственный результат, который у него вышел — инфернал какого-то магла полностью встал под его власть. Инфернал же мага ни в какую не хотел ни подчиняться, ни возвращаться к жизни. Экспериментировать с телом Регулуса он пока не решался, так что вместо этого пытался возвратить к живым какого-то маглорожденного, ставшего инферналом годах в пятидесятых.

— Ну не получается у меня! — опустил он напряженные до предела руки и прекратил свое воздействие на «Марка» — так Кастор назвал инфернала маглорожденного, которого пытался возродить.

— Конечно, не получается. Вы же неуч! Бездарность с огромным чувством собственной исключительности! Вы не захотели, как все нормальные некроманты, начать с азов, вы нацелились на выпускной экзамен! — разорялся в который раз Гарри Певерелл.

— Я должен был попытаться спасти Регулуса! — взвился не хуже него Кастор. Ну как объяснить ему, что он всеми фибрами своей души чувствовал, что именно этим и должен заняться в первую очередь? Что только это будет правильно?

— Он провел тут десять лет, — холодно отрезал Гарри, — провел бы и еще столько же. А пока бы вы научились хоть чему-то! Ведь так вы только время оттягиваете, но ничему не учитесь. Полгода прошло! А чему вы научились? Ничему! — голос его был холоден, но в нем отчетливо прослеживались нотки злости. — Как были неразумным вспыльчивым и упертым мальчишкой в той жизни, таким в этой и остались. Ничему вас ошибки не учит, — скривился он так, будто Кастор сунул ему под нос флоббер-червя. — Вы его даже не знали, а переживаете так, будто он ваш лучший друг или брат. За Малфоя бы своего так в той жизни боролись, может, и спасли бы…

Зря он это сказал, потому как любое упоминание смерти лучшего друга отзывалось в сердце Блэка тягучей болью, которая впоследствии отражалась в сильнейших разрушениях. И даже то, что Малфой жив в этой реальности, не помогало — тот Драко Блэк, которого он знал и любил как родного — был мертв.

После очередного такого нелестного высказывания Кастор почувствовал, как у него в груди начинается сильное жжение, а перед глазами расплывается черная пелена, какая была в тот раз, когда он спасал Беллу и Антонина. С того дня он никогда настолько сильно не злился. Даже в тот раз, когда он впервые встретил Гарри, такого сильного жжения и черного тумана не было.

— Издевайся надо мной сколько влезет, Певерелл, но не смей ничего говорить о Драко! — имя друга Кастор прокричал настолько громко, что сталактиты в пещере опасно затряслись.

Черный туман некромагической силы вихрем закружился по пещере. Казалось, что тот заменяет собой воздух, так как дышать в пещере становилось просто невозможно. Давление упало практически до нуля, так что находиться там было крайне тяжело, а рассмотреть что-то сквозь эту черноту было чем-то на грани фантастики.

Так как ни Кастор, ни Гарри не обращали внимания на озеро, то они не заметили, что оттуда стали появляться инфери, один за другим. Пока Кастор прожигал Гарри ненавидящим взглядом, за его спиной построилась целая армия живых мертвецов, готовая ринуться на обидчика господина по первому зову оного. Сила эта коснулась каждого, так что озеро осталось совершенно пустым.

— Никогда. Не. Смей! — от по-могильному холодного голоса Кастора у любого магла или мага по телу пробежал бы табун мурашек, но Гарри был счастлив. Он нашел то, что так долго искал. Нашел ту точку, что поможет Блэку раскрыть себя.

Когда Певерелл говорил про то, что все некроманты начинали с азов, он бессовестно врал Кастору. Даже он сам начинал не с азов, а с середины обучения — он пытался создать лича. Да, конечно, с конца не начинал никто, потому как трудно было обычно холодным и безэмоциональным некромантам найти в своей душе столько эмоций. А именно это и было главным — эмоции. Неважно, радость или печаль, гнев или счастье — чтобы раскрыть каналы и пустить магию по ним, нужны были или сильный всплеск, способный в течение часа раскрыть эти каналы — правда, выживаемость в этом случае составляла процентов десять, — или поэтапная, медленная раскачка, занимающая от нескольких лет до десятилетия. Разумные личности не решались на быстрый вариант, им пользовались или чокнутые, повернутые на желании власти, или глупцы. К тому же никто не хотел испытывать ни с чем не сравнимую боль. Круцио по сравнению с ней — не более чем чары щекотки. И чем выше уровень используемой магии, тем сильнее эта самая боль, но и сильнее некромант, прошедший через это, ведь каналы у него расширялись соответственно тому, сколько энергии потребовалось для данного ритуала.

Когда Блэк сказал, что будет использовать быстрый вариант, Гарри удивился тому, насколько тот беспечен. Но потом, когда узнал, какой именно этап выбрал Кастор, понял, что он или последний некромант в роду Певереллов, потому как походил на совсем безмозглого типа, совершенно не пекущегося о своем здоровье и выживаемости рода; с такими амбициями он погибнет намного раньше, чем окончит школу. Или же тот, кто сможет возродить их род, ведь он заботился обо всех членах своей семьи, даже если они ему не нравились или он их не знал лично. Гарри Певерелл в свое время так не смог.

Он не смог переступить через себя и продолжить бороться за своих родственников, оставив после себя только двоих сыновей. Родных брата и сестру ему пришлось убить собственными руками, дядю сдать чокнутому испанскому некроманту, а родных племянников — принести в жертву на алтаре рода. Да, он понимал, что это не самые его лучшие поступки, но и простить предательства он не мог…

Поступки членов его семьи настолько сильно врезались в память Гарри, что он никогда больше не мог поверить ни одному человеку. И теперь, когда он видел, как сильно Кастор опекал своих родных, в особенности тех, кто этого не достоин, он начинал язвить и оскорблять его. Понимал, что это неправильно, но делал так, доводя Кастора до невероятного бешенства.

— Ты меня понял? — снова от его голоса шел тот же ледяной жар, обжигающий даже его призрачный дух.

— Понял, понял, мистер Я-вас-уничтожу-за-упоминание-друга, — поднял Гарри руки в защитном жесте, показывая, что он капитулирует.

— Запомни это, — произнес Кастор и отпустил себя. И в следующую же секунду его охватила невероятная боль.

* * *

— Что все-таки произошло? — нарушил-таки всеобщее молчание ничего не понимающих родственников Теодор Блэк.

— А пойдемте, вы сами посмотрите! Я уверяю вас, это уникальнейшее событие! — воскликнул радостный Кастор и поскакал как горный козлик к гобелену. Ничего не понимающему семейству пришлось идти за ним.

В комнатке с гобеленом было многолюдно, как никогда. Даже маленький Дэниел приехал сюда на своей тете. Вальбурга сразу кинулась к гобелену и не поверила своим глазам. Впрочем, как и все остальные. Кастор же понял, что сегодня, здесь и сейчас, он обнародует ту часть правды, что давно собирался раскрыть. Ну, или почти правды.

От двух лепестков: Орион Арктурус Блэк и Вальбурга Ирма Блэк отходило пять сильных и здоровых веточек, три из которых переплетались между собой, показывая магических тройняшек:

Регулус Арктурус Шафик-Блэк

3 ноября 1961 года — …

Арктурус Поллукс Блэк

1 марта 1974 года — …

Кастор Орион Блэк

31 июля 1980 года — …

Альдерамин Антонин Блэк

31 июля 1980 года — …

Хатиса Баллатрис Блэк

31 июля 1980 года — …

Никаких следов Сириуса не было и в помине. Когда Арктурус произносил свою приветственную ритуальную фразу, он специально сказал «второй сын», так что Регулус на автомате сказал «первый», хотя де-юре до этого момента был вторым. Магия Блэков учла желание Лордов и пошла им навстречу, тем более что Регулус до этого похода провел воззвание к покровителю рода Блэк и, с его одобрения, провел ритуал отречения.

— Кхм, и как это понимать? — удивилась Андромеда, которая никак не могла понять, что происходит в ее странной семье.

— А вот как, милые мои родственники. Вы присаживайтесь, разговор у нас будет долгий, — Кастор усмехнулся и подошел к гобелену.

Напитать тот своей кровью для него труда не составило, так что гобелен сразу начал меняться, как это было в Певерелл-касле. Все свободное от тренировок и попыток воскресить Регулуса время Кастор так же, как и раньше, посвящал артефакторике, так что усовершенствовать гобелен Блэков до уровня Певереллов он смог, пусть и не так скоро, как собирался — почти за год. Он не сдался после второй сотни попыток только потому, что это было вызовом его таланту артефактора. Все-таки переделать уже готовый артефакт на другие параметры, при этом не представляя, как работает исходный образец — уровень магистра, который он так и не получил в той жизни, но, возможно, получит в этой.

Когда наконец портрет первого сына Вальбурги и Ориона закончил шевеление, все присутствующие — с разрешения Кастора, естественно — смогли прочитать:

Регулус Арктурус Сириус Орион Шафик-Блэк.

Лорд Шафик, наследник Блэк без права наследования титула лорда Блэк.

Возраст: 29 лет.

Образование: Школа Хогвартс, 7 курсов.

Мастерство: перстни мастера Трансфигурации и подмастерья Чар.

Место нахождения — Великобритания, Блэк-холл, третий этаж, правое крыло, гобеленная. Жив.

Ниже шло описание жизни Регулуса Блэка, скромного тихого студента Слизерина без каких либо особенностей. Описывалось там все, вплоть до того, рубашку какого цвета он надевал и какие мысли были у него во время полетов на поле для квиддича. Самое интересное, что практически до конца первого курса он — судя по записям — был единственным ребенком в семье и больше всего в школе не любил компанию Мародеров, а именно: Джеймса Поттера, Ремуса Люпина, Питера Петтигрю и Сириуса Блэйка. Последний, кстати, не имел никаких родственных связей с семейством Блэк и был богатым сиротой, которого Поттеры приняли в семью после его первого курса.

От его лепестка шла веточка, которая объединяла его сильной нерушимой связью с Мией Шафик-Блэк, в девичестве Шафик, от союза с которой уже отошел росточек с именем Дэниела Регулуса Шафик-Блэка, наследника Шафик, наследника Блэк без права наследования титула лорда Блэк, и еще два нераскрывшихся бутона. Эта информация тоже была для всех в новинку, так как Мия и Регулус, пройдя как минимум три проверки колдомедика, ожидали только одного ребенка — девочку.

— Так у вас двойня? — обрадовалась Дора, которую эта новость заинтересовала больше, чем то, что Сириуса Блэка никогда не существовало.

Ее мама и тетушка Нарси, как та просила ее называть, после отъезда Драко и совершеннолетия мисс Блэк заскучали и решили выдать Дору замуж, чтобы в скором времени нянчить ее детей. И если у мамы Дороти — бывшая мисс Тонкс никак не хотела мириться со своим старым именем, так что при вхождении в семью Блэков все-таки сменила его — в скором времени появится малыш, то Нарциссу ей было бы не отвлечь… До сегодняшней новости. Дороти с блаженством наблюдала, как хищно зажглись глаза тетушки, когда она поняла, что рожденных вскоре детей будет трое. Ведь это означало, что когда она будет помогать Мие и Анди, сможет вдоволь нанянчиться с детьми.

— Сами в шоке, — ответил ошарашенный этой новостью Регулус, все еще с неверием глядя на свое новое имя в стиле небезызвестного «светлого» мага, имя которого в доме Блэков было запрещено произносить. На два бутончика он старался вообще не смотреть. Успокаивало только то, что по горящим глазам Нарциссы можно было с уверенностью сказать, что помощь будет. И место, куда сбежать — Малфой-мэнор — тоже.

— Так что это все-таки такое? — решила поинтересоваться Мия.

— Я конечно, планировал все это делать постепенно и сам, но Арктурус проявил те свои черты характера, которые свойственны лишь истинным Блэкам — бесшабашность и нетерпеливость

— Случился ритуал сынаотречения. Блэки шесть раз за всю историю рода практиковали данный ритуал, — начал свой рассказ Арктурус. — И то проводить его могли только некроманты или несущие наследие демонов. Да, такие в нашем роду тоже были, — поспешил он добавить, когда заметил скептический взгляд брата. — Теперь официально не было никакого Сириуса Блэка, был только некий Сириус Блэйк, маглорожденный паренек с богатыми родителями, которые погибли после его первого курса. Тогда же, как лучший друг Поттера, он попал под опеку его семьи, и они стали его приемными родителями.

— Благодаря обращению Арктуруса к покровителю рода Блэк, проблем с этим не будет. Все данные благодаря его поддержке изменятся сами — на гобелене мы видим уже окончательную версию, которую постепенно будут помнить и знать все в магическом мире. Изменились даже записи в личных дневниках и книге нарушителей Филча, хотя в них ни грана магии. Тот Блэйк для всех никакого отношения к семье Блэков не имел. Когда мы попадем в школу — процесс будет уже запущен, и пусть вначале все и удивятся, но потом поймут свои ошибки, ведь и в газетах, и в документах, и даже в воспоминаниях будет Блэйк, а не Блэк.

— Кстати, именно он предал Поттеров, убил Петтигрю и находился в Азкабане с восемьдесят первого года, а полчаса назад скончался от сердечного приступа. Вскоре его труп найдут и похоронят. Регулус же Блэк — то есть ты, мой братец, — был первым сыном Вальбурги и Ориона, который должен был стать лордом Блэк, если бы не женился на наследнице Шафик, получив титул лорда Шафик.

— Но… Зачем это было нужно? — нахмурилась Вальбурга. — Это тяжело, затратно, неразумно, в конце концов. Петтигрю мог там в Азкабане просидеть еще лет десять!

— Все это было для того, чтобы с семейством Блэк никак не могли связать ни одну грязную историю, — пояснил Кастор действия Регулуса. — Дамблдор обязательно бы этим воспользовался, когда увидел нас в школе. Любую нашу связь, контакты, контракты он будет рассматривать под микроскопом и чуть ли не рентгеном просвечивать.

— Чем просвечивать? — не поняла Вальбурга.

— Подробно, говорю, будет все просматривать. Его фениксовцы будут землю носом рыть в поисках компромата, и наша задача — не дать им ничего найти. Главное, что никаких прямых связей с живыми Пожирателями он не найдет.

— Кастор, мы, конечно, понимаем твои желания, но я и Белла немного не входим в твой план, — тихонько заметила Нарцисса, которой на секунду показалось, что она может перестать быть частью этой семьи. — Люциус… у него метка, ты же знаешь, у Северуса — тоже, а Рудольфус с Рабастаном… ну, ты сам понимаешь, — она потупила взгляд и, кажется, собиралась расплакаться. Только здесь, со своей семьей, она никогда не стеснялась выражать свои чувства, и это было очень приятно.

— Нарси, — нежно позвал тот свою кузину и присел рядом, приобнимая ее за плечи. — Считай, что метки у Люциуса уже нет. Я научился их и ставить, и снимать, так что и твой муж, и его друг, крестный Драко, могут в ближайшем времени избавиться от своих ненавистных татуировок.

— Кастор! Спасибо, спасибо, спасибо! — взвизгнула как ребенок уже взрослая леди и порывисто обняла кузена. Слезы она все-таки не удержала, так что они стали течь по ее щекам, только это уже были не слезы горя, а слезы радости и облегчения. Все-таки идей Лорда она никогда не придерживалась, а метка принесла ее мужу только проблемы и денежные потери.

— Не за что. А насчет Рудольфуса и Рабастана… — Кастор немного замялся, а потом резко выдохнул. — Они погибли. По официальной версии, сегодня ночью дементор вырвался из-под контроля министерства и убил троих узников, двумя из которых были братья Лестрейндж, а третьим — некий Джагсон, также Пожиратель Смерти. Сириус Блейк, увидев все это, скончался сам от банального страха. Завтра в Пророке выйдет статья о том, что дементоры могут выходить из-под контроля министерства и о четырех смертях в Азкабане, которые будут представлены скорее как фон, чем как основная новость. Так что никакими контрактами наша семья с Пожирателями больше не связана. Ни брачными, ни семейными, ни рабочими, ни крестничеством.

— По официальной версии? — выразительно приподнял бровь Теодор.

— Да, — коротко ответил Кастор и мило улыбнулся.

— Получается, род Лестрейндж прерван? — задал важный для члена Палаты лордов вопрос Регулус.

— Не совсем, — уклончиво ответил Кастор и тяжело вздохнул. Видимо, демонстрацией историй Регулуса и Арктуруса они не обойдутся…

Кастор снова сделал ранку на пальце и вымазал часть крови на гобелен. Этот кровопийца, кажется, даже мурлыкнул как сытый кот, которому дали еще больше замечательной сметанки. Если бы тот только знал, сколько за сегодня он еще получит кровушки… Однако он не знал этого, так что, спокойно разворошив свои ниточки, показал историю единственной дочки Вальбурги:

Хатиса Баллатрис Вальбурга Блэк-Лестрейндж.

Наследница Блэк, наследница Лестрейндж.

Возраст: 10 лет.

Образование: домашнее.

Место нахождения — Великобритания, Блэк-холл, третий этаж, правое крыло, гобеленная. Жива.

— Род Лестрейндж продолжит Белла, — как ни в чем не бывало ответил Кастор. — Она крестница Рабастана и Рудольфуса — в роду Блэк есть ритуал, позволяющий при определенных условиях назначать нескольких крестных. Белла была слаба здоровьем и могла погибнуть из-за недостатка жизненных сил. Так что проведение ритуала с назначением двух крестных — вполне оправданный риск. В ней треть крови этого рода, значит, она сможет стать Леди-регентом, и, проведя небольшой ритуал, ее третий ребенок будет будущим лордом Лестрейндж с кровью Блэков. Главное, чтобы он — этот ребенок — был.

Кастор замолчал и стал смотреть на реакцию остальных. Тут он ни сказал ни слова лжи: Белла и вправду была слаба здоровьем — психи, они такие — несла в себе треть крови Лестрейндж и была крестницей их обоих. Просто Кастор не сказал, когда именно она стала их крестницей. Все как-то решили сами, что это случилось до падения Лорда и заключения тех в Азкабан, но это случилось всего два дня назад, когда Кастор тайно посещал северную тюрьму.

Так сложилось, что как некромант он мог спокойно пробраться на любое кладбище, в том числе таковое на территории тюрьмы, и, используя некромагию, незаметно пройти внутрь. Найти там братьев Лестрейндж не составило труда, взять кровь — тоже, а уж договориться с дементором об их убийстве вообще ничего не стоило. Ну, или почти ничего: тот только попросил разрешения убить еще одного горластого мага, мешающего им отдыхать. Кастор, естественно, позволил ему осуществить эту маленькую прихоть.

Реакция практически у всех была одинаковой — сначала недоумение, а потом хищный блеск в глазах. Даже Теодор с Дороти просчитали выгоду от того, что еще один магический род будет под контролем их семьи. Только сама Белла была немного в страхе от такой перспективы, а Антонин не на шутку встревожен резкой переменой ее настроения.

— Похожая ситуация будет и у Антонина, — решил сразу же сказать Кастор, отчего побледнел уже сам младший Блэк. Кастор же повторил ту же процедуру с довольным гобеленом.

Альдерамин Антонин Карлус Блэк-Поттер-Долохов

Наследник Блэк, наследник Долохов, наследник Поттер, без права наследования титула лорда Поттер.

Возраст: 10 лет.

Образование: домашнее.

Место нахождения — Великобритания, Блэк-холл, третий этаж, правое крыло, гобеленная. Жив.

— Он, как крестник Антонина Долохова и Карлуса Поттера, — на этих словах все разом выпучили глаза и посмотрели на Вальбургу, которая сидела с каменным лицом, — сможет продолжить род Долоховых и, если других наследников не будет, сможет стать регентом рода Поттер. Но повторюсь, это только в том случае, если наследники первой очереди погибнут.

После этих слов гам начался намного сильнее. Никто не мог понять, как это так, что представители противоборствующих сил — светлых и темных — стали крестниками одного мага. Было бы понятнее, если бы они хотя бы дружили, но нет. Поттер терпеть не мог Долохова, и это было взаимно.

— Но… как? — удивилась Андромеда, которая не понаслышке знала о ненависти между этими двумя магами.

— Лорд Блэк был очень настойчив и смог решить этот вопрос. Все было сделано для обеспечения безопасности Антонина в будущем, — Вальбурга говорила настолько убедительно, что никто и не подумал сомневаться.

Леди сказала правду, но преподнесла ее так, что никто ничего не понял, но каждый сам додумал то, что для него правдоподобнее всего. Говоря «лорд Блэк», Вальбурга имела в виду Кастора, но все были уверены, что это был ее муж — Орион.

— Антонин был мальчиком с нестабильным даром, и ему нужны были маги, способные подавить его нестабильность, — добавила леди Блэк.

И снова правда: никто же не скажет, что Антонин, когда был взрослым — был девочкой? Да и кто может справиться с нестабильным темным магом лучше, чем он сам? Только его кровный враг. А Карлус был именно таковым для Антонина.

— То есть, если я правильно понимаю, мы набираем третью сторону? — осторожно поинтересовалась Нарцисса.

— В целом ты права, Цисси. Наша задача — не дать погибнуть нашим родам и возвеличить их значимость в мире магов. С нами должны считаться и уважать… — глаза Арктуруса на мгновение затуманились пеленой гнева.

— Успокойся, Арт, прошу, — Кастор посмотрел на него слегка взволнованно и ободряюще сжал руку. — Арктурус, — обратился он к остальным, — очень болезненно реагирует на упоминание лидеров светлой и темной сторон. Оба они косвенно повинны в том, что он так долго был вдали от нас. Светлой — что подтолкнул к выбору стороны, Темной — что устроил ловушку.

— Намекнул на принятие стороны? — ужаснулась Нарцисса.

— Да, Цисси. Это был его план — разделить семью на светлых и темных. Сириуса он подталкивал на светлую сторону, меня — на темную…

Это был один из тех дней, когда Регулус никого не хотел видеть. Его братец снова учудил пакость, а матушка снова вышла из себя и примчалась в школу. Он же, чтобы не попасться ей на глаза, прятался в подземелье, сидя на полу в тупиковом коридоре и читал книгу.

— Ох, мистер Блэк, простите старика, — сказал Дамблдор после того, как вышел из-за поворота и чуть не наступил на него.

— Ничего страшного, директор, я сам виноват — не нужно было тут сидеть. Простите, мне нужно идти… — Регулус закрыл книгу и спрятал ее в сумку.

— Да, все верно, мистер Блэк. Вас уже наверняка заждалась леди Блэк. Она вас очень любит, видимо, раз так часто навещает, — улыбнулся своей привычной улыбкой директор и пронзительно посмотрел сквозь свои очки-половинки.

— Наверное… — слегка неуверенно протянул Блэк.

— Я уверен, она гордится, что ее сын такой решительный и самодостаточный. Что она не решает все за вас, а лишь радуется вашим успехам. Я ведь тоже за вами присматривал, мистер Блэк. И с уверенностью могу сказать, что вы гораздо рассудительнее своего взбалмошного старшего брата. Вы можете понять, какую сторону следует выбрать, чтобы добиться желаемого результата бескровно, а он чаще всего идет напролом, невзирая на последствия своих поступков. Я уверен, что вы не посрамите ваше славное семейство и примете правильную сторону… — он еще раз посмотрел на Регулуса своими пронзительно-голубыми глазами и удалился.

Приблизительно через полчаса после этого разговора к Блэку подошел Рабастан Лестрейндж и предложил принять сторону Темного лорда, борца за чистоту крови. И получил положительный ответ, хотя до этого самого разговора Регулус склонен был оставаться нейтральным.

— Но это же, это же… — приличные слова у Нарциссы закончились, так что она просто кинулась к братьям, обняла их и разревелась, уткнувшись лицом в рубашку Регулуса.

Все в доме были в шоке от того, что услышали за весь сегодняшний день, и от того, сколько эмоций проступало на лицах обычно собранных членов семьи. Мия сидела в обнимку с Антонином, который утирал ее слезы, шедшие уже третий раз подряд. Вальбурга прижала к себе Дэниела, которого забрала у шокированной Беллы, и тихонько всхлипывала, поглаживая спинку малыша. Андромеда пылала праведным гневом, готовая хоть сейчас ринуться к Альбусу и надавать по голове его же вазой с дольками, и в этот момент была как никогда похожа на свою старшую сестру. Дороти, как и мать, была готова оторвать голову тому, кого еще пару месяцев назад с пеной у рта оправдывала перед родителями и Кастором. Единственный, кто удерживал ее и мать от немедленной мести, — Теодор. Он схватил за локотки обеих своих дам и усаживал их в кресло, как только они срывались с места.

Все были вне себя, но только один член семьи вел себя, по мнению Кастора, очень подозрительно и странно даже для такого стресса. Так что, встав, он еще раз искоса глянул на нее, вздохнул и, пока все жалели Регулуса и Арктуруса и ненавидели Альбуса и Волдеморта, подошёл к гобелену. В который раз отдав ему крови, Кастор стал вглядываться в портрет той, что сегодня вела себя необычно.

Нарцисса Хелена Малфой

Леди Малфой, наследница Блэк без права наследования титула леди Блэк.

Возраст: 35 лет.

Образование: Школа Хогвартс, 7 курсов.

Мастерство: перстень мастера Чар

Ниже шло описание жизни Нарциссы Блэк, в дальнейшем Малфой, которое Кастор пропустил. Сейчас его интересовало совсем другое. От ее лепестка шла веточка, которая объединяла Нарциссу сильной нерушимой связью с Люциусом Абраксасом Малфоем, от союза с которым уже давно отошёл росточек с именем Драко Люциуса Малфоя, наследника Малфой. Рядом с ним внезапно оказался еще один пока нераскрывшийся бутон, который был еще совсем незаметным и появился не более месяца назад.

— Кхм, — откашлялся Кастор и еле сдержал свой порыв прикрыть глаза рукой.

Блэк на мгновение представил, какой крик будет стоять в их доме, когда тут появятся четверо новорожденных детей, а потом выдохнул — они скоро пойдут в школу, и вся эта тяжёлая ноша упадет на плечи горе-папаш. То, что они будут тут, Кастор не сомневался, ведь именно магия, циркулирующая в Блэк-холле, помогла дамам забеременеть. Да и Малфой-мэнор, скорее всего, оккупируют Регулус и Люциус, хотя участие Теодора и не исключалось, все же беременные Блэк — это кошмар! К тому же Вальбурга будет рада повозиться с нормальными малышами, а в Блэк-холле это сделать удобнее.

— Нарси, я поздравляю вас с Люциусом, — обратился он наконец к кузине, а когда она подняла на него недоумевающий взгляд, отошёл от гобелена, который до этого прикрывал собой, и показал бутон.

Сначала Леди Малфой никак не могла взять в толк, что кузен так стремился ей показать, но потом поняла. После увиденного Нарцисса слегка вскрикнула и сразу приложила руки к животу, который еще был совершенно плоским. По ее щекам снова потекли ручьи слез, которые она даже не пыталась вытереть. А на недоумевающий взгляд Кастора ответила:

— Колдомедики сказали, что после рождения Драко детей у нас с Люциусом не будет. Я тогда неделю в себя не могла прийти, а потом сожгла три гобелена и пять портретов, которые советовали Люциусу найти другую жену и родить нормального наследника. Драко родился очень слабым ребенком, и почти все были уверены, что он будет сквибом, — после этих слов Кастор пришел в откровенный шок. Драко никогда не был слабым волшебником, по метрике он был даже сильнее, чем обычный чистокровный наследник рода, а когда принял род Блэков, стал еще сильнее. — Но, к счастью, Люциус дружил с Северусом, и тот стал варить для Драко специальные запрещенные зелья, а после вообще стал крестным. Его род… Принцы, они… — Нарцисса не знала, как сформулировать, так что на помощь к ней пришла Мия.

— Род Принцев славился тем, что они потрясающие зельевары и ауроцелители. Ауроцелители — это те, кто может одним своим присутствием исправлять мелкие потоки магии в организме волшебника. Это довольно редкий дар, который проявлялся у них в роду обычно у очень сильных женщин или сильных «чистых» мужчин. «Чистые» — это те, у кого второй родитель маг или сквиб с очищенной от всего наносного кровью. То есть так называемая «новая кровь».

— Да, отец Северуса был сквибом с очищенной кровью, а не маглом, так что брак с ним помог Эйлин пробудить у Северуса дары Принцев. И только благодаря его способностям Драко сейчас достаточно сильный маг. Но… как я могла забеременеть? Ведь все колдомедики говорили, что это невозможно!

— Кхм, ну я думаю, что так же, как и Анди с Мией, — решил ответить Кастор. — В Блэк-холле сейчас очень благоприятная магия. За последний год мы с моим… наставником провели тут немало очистительных и восстановительных ритуалов, — немного с заминкой произнес он. Не говорить же им, что они с призраком его предка практиковали тут создание светлого источника в дополнение к темному, для стабилизации его некромагических потоков?

— Ну, в этом есть плюс — нас теперь точно будет намного больше! — съехидничал Арктурус, за что получил трансфигурированными подушкой от Рега и веником от Теодора.

— Князь Орлов, на вашем месте я бы так не ехидничал, вам тоже жениться скоро придется, и род продолжать, — как бы невзначай напомнил ему Кастор.

— Бе-бе-бе, Кас! Ты как обычно! — скривился тот. — Ни минуты покоя!

— Князь Орлов? — заинтересовался неизвестной ему информацией Регулус.

— Да, крестный Арктуруса — князь Орлов, русский маг, был последним в роду. А когда умер — сделал его своим наследником по всем правилам…

Арктурус Поллукс Гарри Орлов-Блэк

Князь Орлов, наследник Блэк, без права наследования титула лорда Блэк, наследник Певерелл без права наследования титула лорда Певерелл.

Возраст: 17 лет.

Образование: неоконченное — Школа Колдовстворец, 10 курсов.

Мастерство: перстни подмастерья Магии крови и демонологии.

Место нахождения — Великобритания, Блэк-холл, третий этаж, правое крыло, гобеленная. Жив.

* * *

— Ты готов? — Кастор сочувственно посмотрел на бедного бледного Регулуса, которому предстояло впервые в жизни, да еще и без подготовки, вызвать душу недавно умершего парня, место которого он постарается занять. Тот неуверенно кивнул, но было заметно, что его немного потряхивает.

— Тогда начинай! — Кастор вышел за круг и стал наблюдать за манипуляциями Регулуса. Руки у того немного подрагивали, но в целом ритуал проходил хорошо. Все слова были сказаны правильно, все руны стояли на своем месте.

Через четверть часа непрерывного чтения катренов в центре круга начал появляться черный туман, который с каждой секундой все больше и больше походил на черного призрачного человека.

— Что? — спросил парень лет семнадцати, появившийся в круге из черного тумана, и стал осматриваться по сторонам. — Какого лешего тут творится?!

— Мистер Орлов! Не позднее вчерашнего вечера вы погибли от случайно отскочившего в вас проклятия, предназначавшегося господину Ларину. Так как вы были последним представителем рода Орловых — ваш род оказался прерван. Однако у меня есть к вам предложение. Воскресить вас я не смогу, но вот не дать погибнуть роду Орловых в наших с вами силах, — выговорил на одном дыхании Регулус, боясь запнуться и забыть слова. Со стороны же Кастору казалось, что тот был спокоен как удав, которого Поттер напустил на кузена, и говорил как аврор на допросе.

Парень несколько минут молчал, переваривая полученную информацию и лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию. Умирать он не хотел, но раз уж так случилось, он должен спасти хотя бы свой род. Он с самого рождения воспитывался в том ключе, что род — самое важное в жизни и после смерти. Однако и отдавать род кому попало он тоже не хотел, поэтому решил сначала узнать о будущем ритуале и о возможном наследнике побольше.

— Зачем это вам?

— Мне необходимо, чтобы у меня была официальная личность. Сейчас я Блэк, но из-за того, что мой брат провел один не очень полезный для меня ритуал, мне некомфортно жить так, как я живу. Мне нужен другой род, другое имя и другая история. Я сейчас как бы вне семьи, но и одновременно в ней, это приносит некоторые неудобства. Будучи Орловым, я смогу нормально жить и продолжу учиться. Клянусь, что род продолжится и будет насчитывать не менее двух наследников.

— Каким образом вы хотите это провернуть? — продолжил свой своеобразный допрос Орлов.

— Вы должны дать разрешение на использование вашей крови и магии. Магия после разрешения сама начнет меняться, а кровь я подготовил заранее.

— Я дам вам его, но с условием, что жена ваша будет русской волшебницей, — после некоторой заминки сказал Орлов.

— Согласен, — тонкие серебряные нити обвили запястья парней, и Регулус стал меняться. Внешностью он не стал копией Артура, нет, но определенное сходство между ними прослеживалось. Он стал кем-то средним между Регулусом Блэком и Артуром Орловым.

— Свидетельствую, — поднял палочку Кастор и пустил свою магию на закрепление. Магия некроманта надежно скрепила обещание, так что душа бывшего Орлова спокойно отправилась на покой, удовлетворенная тем, что их род не закончится на нем. К тому же он был уверен, что род его теперь не прервется, ведь он оставил Арктурусу прекрасный подарок, о котором тот пока не догадывался…

Новонареченный Орлов тяжело выходил из круга, еле-еле волоча ноги, а когда покинул его, и вовсе упал на колени. Провести такой ритуал было для него очень сложно, ведь он был не некромантом с огромным стажем, а обычным пареньком, у которого после возвращения в мир живых проснулось наследие демонов. Пареньком, который стал никем, когда очнулся, ведь Регулус Блэк прекрасно жил в это время со своей женой. Пареньком, который не умер сразу после воскрешения только потому, что временно стал магическим сыном Певерелла. Но долго жить за счет силы Кастора он не мог, так что пришлось искать другой выход. И совсем недавно почивший русский маг-одногодка был самым оптимальным решением их проблемы.

— Арт, ты как? — присел около него Кастор и стал вглядываться в изменившееся бледное лицо. Блэк уже успел увидеть, что на родовом гобелене имя парня изменилось на Арктурус Орлов-Блэк.

— Как мертвец, сбежавший из преисподней. Вроде бы и счастлив, но некие сомнения есть, а еще хочется зарыться глубоко под землю, чтобы никто не беспокоил, — еле выговорил он.

— Ну все, все, не переживай. Ты прекрасно провел ритуал, теперь ты Князь Орлов. К тому же нам повезло, что он согласился, у них ведь тоже в роду были демоны, так что, по идее, твой дар лучше будет раскрываться.

— Да, повезло-то повезло, но все равно боязно…

— А что боязно-то? — удивился Кастор. — Он ни с кем не дружил особо, был этаким ботаником-одиночной. Даже не дуэлировал ни с кем, потому как был искуснее их всех и считал это ниже своего достоинства, так что привкус магии его никто не знает. Последний переводной экзамен — руны. Они и у нас, и на Руси одни и те же, и ты их прекрасно знаешь. Для адаптации языка прекрасно работает переводчик в ухе, так что понимать ты все будешь. А за тем, чтобы ты не сболтнул чего лишнего, будет следить Парсмеи. Он и поможет, если что, и комиссии внушит, что ты отвечаешь на русском. А в следующем году будешь уже в Хогвартсе, да и русский выучить успеешь. Это тебя гложет?

— Да нет, меня пугает то, что теперь я лорд Орлов.

— Князь Орлов… — исправил его Кастор.

— Не суть. Теперь на мне еще большая ответственность, чем была. Я же не учился быть наследником, а уже князь. Что из меня выйдет? А если я все испорчу?

— Ну, во-первых, у тебя есть прекрасный я, во-вторых, штат домовиков и целая галерея Орловых, которые для процветания рода сделают все. Ну и в-третьих, ты и так все знаешь, просто никогда не думал становиться во главе рода, да и другая страна тебя пугает. Ведь так?

— Да, наверное, я просто не был к этому готов…

— Ну, ты же сам не захотел становиться Певереллом или Поттером, — напомнил ему Кастор.

— Просто я отчетливо понимаю, что если стану Певереллом, то демонические гены могут войти в резонанс с генами некромантов. Это только в тебе такой коктейль прижился. Обычно такие наследники долго не живут или имеют склонность к сумасшествию, если до совершеннолетия не становятся главами рода с постоянной огромной магической подпиткой. А зачем мне сумасшествие? Да и не мог я стать лордом Певереллом, пока ты жив. Не убивать же тебя?

— Эй, ты только что Джеймса Поттера сумасшедшим назвал! — притворно возмутился Блэк, хотя сам признавал, что его первый биологический отец был немного не в своем уме. Кто же еще может так себя вести, как не сумасшедшие или клинические идиоты?

— А я не прав? — приподнял одну бровь Арктурус.

— Да ну тебя, — кинул в него его же мантию Кастор и вскочил. — Нам пора. Тебе еще невесту надо найти!

* * *

— Я даже спрашивать больше ничего не буду, — прикрыл глаза Теодор. — Вдруг сейчас окажется, что Кастор путешественник во времени, — после этих слов лицо бывшего Поттера вытянулось от удивления, но этого никто не заметил, — и он был самим Салазаром Слизерином, или, не дай Мерлин, Мерлином. Или вы, Вальбурга, вдруг окажетесь милой Морганой, которая пришла сюда, чтобы наказать Мордреда, олицетворением которого в этом времени стал Дамблдор. Тогда я боюсь, что вскоре поселюсь в белоснежных палатах Сметвика в Мунго и буду слать весточки оттуда.

— Не переживайте, Теодор, больше таких секретов у нас быть не должно, — Кастор улыбнулся. — Но чтобы вам было спокойнее, смотрите:

Кастор Орион Блэк

Лорд Блэк, наследник Поттер.

Возраст: 10 лет.

Образование: домашнее.

Место нахождения — Великобритания, Блэк-холл, третий этаж, правое крыло, гобеленная. Жив.

Кастор не собирался раскрывать о себе многого, так что выбрал только то, что было самым нескрываемым. На самом же деле он изменил две первые строчки, укоротив их больше чем вполовину. Когда впервые он увидел то, что показал гобелен, то хохотал не менее четверти часа и подумал о том, что он теперь круче Дамблдора, потому как имен у него было шесть: Кастор и Орион — те, что дала Вальбурга; Гарри и Джеймс — имена от первого рождения, которые дали Поттеры; Игнотус — пришло с принятием крови Певереллов и сохранилось еще с той жизни; Марволо — появилось благодаря тому, что Кастор признал Тома своим сыном. Причем представляться и подписываться он мог любым — чары бы все подтвердили. А титулов и того больше: лорд Поттер, лорд Певерелл, лорд Блэк, лорд Слизерин, наследник Долохов, наследник Лестрейндж, наследник Орлов. Радовало его только одно — со временем он сможет избавиться от большинства из них, если сможет сохранить всех членов своей семьи. Как сказала Мэй — это ее ему подарок, ведь так он сможет точно сохранить кровь родов, даже если ее носители погибнут. К счастью от статуса наследника Шафик он уже избавился, ведь теперь этот статус принадлежит Дэниелу. Когда он сможет передать остальные, он точно не знал, но дату, когда он перестанет быть Слизерином, знал хорошо — первое января две тысячи пятнадцатого года. Тот год, когда Томас Габриэль Марволо Слизерин-Блэк станет совершеннолетним.

* * *

Собирать крестражи во второй раз было самым скучным делом, которое только можно себе представить. Во-первых, потому, что не нужно было напрягаться с маскировкой и заметанием следов — Пожирателей на хвосте не было. Во-вторых, потому, что они совершенно никаким образом на него не действовали. Ну и самое главное — он знал расположение всех крестражей Лорда, кроме его самого. Ловить дух в Албании он пока не спешил.

Так что так уж вышло, что сбор души Лорда был просто еще одним очередным будничным занятием. Диадему из Хогвартса притащил Парсмеи, причем так, что его никто из местных не заметил. Медальон Слизерина отдал Кричер, который спрятал его ото всех, чтобы не портить атмосферу в доме. Тетрадку у Малфоя украла Вальбурга, пока Кастор отвлекал Нарциссу, а Парсмеи — домовиков Малфой-мэнора. Чашу из сейфа принесла Белла, ведь даже в таком виде она была его хозяйкой. Гоблины, кстати, хотя и удивились, но ничего не сказали и все послушно выдали. Кольцо в лачуге Мраксов Кастор нашел сам, неожиданно даже для самого себя; он смог попасть туда, когда решил избавить мир от дубляжа своего кольца. Хватило только одного намерения для того, чтобы оказаться около него.

Ритуал же по присоединению к Тому осколков его души был куда сложнее и принес немало сюрпризов. Самым главным из которых стало желание Тома, чтобы именно Кастор был его отцом, если тот не против.

— Но почему я, малыш? — удивился он тогда такому желанию. — Ведь для этого придется ждать еще десять лет. Арктурус не откажется стать твоим отцом, если я попрошу. Ему уже семнадцать, значит, тебе останется подождать всего год-другой, пока он женится.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — смутился мальчик, — ему семнадцать. Он, как и я, совсем ребенок. Ему захочется гулять, учиться, а тут я. Ты же уже взрослый и умный, значит, у тебя будет больше времени на меня, — он хитро улыбнулся, но опустил голову, чтобы Кастор не увидел его улыбку, ведь он знал, что тот в душе уже согласился. — Или ты не хочешь? — подняв голову, он посмотрел ему прямо в глаза. Такого Кастор выдержать не смог.

— Хочу, очень хочу, — Кастор обнял мальчика. — У меня никогда не было детей, и теперь я сожалею, что так случилось. Но я не хочу, чтобы ты мучился. Тебе же придется пробыть там, где ты сейчас, еще десять лет.

— Я справлюсь! — воскликнул радостный Том. — И тогда у меня будет лучший папа на свете!

— Лучшему папе я могу и подарок сделать, — улыбнулся появившийся из ниоткуда Вида. — Я же не много пропустил?

— Нет, не много. Ритуал по восстановлению души почти закончен…

— Да, я вижу, почти вся душа собрана — девяносто восемь с половиной процентов уже у Тома, — задумчиво протянул Вида.

— Девяносто восемь с половиной? То есть дух Лорда — это только полтора процента? — удивился Кастор. Та мощь, что он помнил, никак не тянула на полтора процента.

— От изначального — да. И я скажу тебе, что это самые плохие полтора процента, которые я когда-либо видел. Когда душа делится для создания крестража, половина всей души, причем лучшая, уходит туда. Но на то место, откуда ушла часть души, не может прийти что-то другое. Там остаётся пустота, которая просто воет о том, что ее нужно заполнить. Проявляется это частыми головными болями, тошнотой, неконтролируемыми вспышками эмоций, жаждой убийства. Когда у тебя чего-то не хватает, хочется, чтобы этого чего-то не было и у других. Никто и никогда до него не делал больше двух крестражей, потому что выжить с таким маленьким кусочком, что оставался после двух делений, — невозможно. Однако Лорд придумал очень интересный ход — он поставил метки, которые связывали души всех меченых с его осколком и не давали его телу отпустить тот огрызок.

— Ничего себе, — выдохнул Кастор.

— Ага. И вот что я тебе скажу — не нужны вам эти полтора процента. Там такая гадость, что ужас.

— Но как же быть? Оставить без них? — засомневался Блэк, ведь ему не хотелось оставлять Тома даже без маленького кусочка души.

— И об этом меня спрашивает некромант, будущий мастер душ и отец ребенка? У тебя же все есть! Том в наличии, ты на месте, я тоже здесь. Твой плюс в том, что ты некромант, а их души одни из немногих могут восстанавливаться. А я могу ускорить этот процесс, уменьшив срок восстановления этой части с полутора лет до полутора дней.

— Вы правда это можете? — задержав дыхание, стал ждать ответа Том. Он надеялся, что сможет стать для Кастора хорошим приемным сыном, но если в нем будет часть души Кастора, то он будет не просто приемным, он будет его настоящим сыном.

— Да, — ответил Вида, и это «да», стало лучшим, что было в жизни Тома, не считая его встречи с Кастором.

Этой ночью Кастор не спал совсем. Он был слишком взволнован, чтобы спокойно закрыть глаза и отрешиться от посторонних мыслей, которые в его голове сегодня нарезали круги с такой скоростью, что угнаться за ними было просто невозможно.

Снова поехать в школу — кто-то спросит, что в этом такого? Кастор, будучи Гарри Поттером, все-таки прожил там шесть лет, имел друзей и даже неплохо так учился. Но все-таки страх у него был. Во-первых, с магией у него были проблемы. И пусть Парсмеи сможет ему помочь — осадочек от собственной несостоятельности все-таки будет. Во-вторых, он учился на львином факультете, а собрался на змеиный. Все бывшие друзья будут сторониться его только потому, что он слизеринец, да и к тому же Блэк. Хотя…

Зачем ему другие, если у него будут Блейз, Тео, Драко, Невилл, Пэнси и Дафна, а потом присоединится и Астория? А еще с ним рядом будут брат с сестрой и Арктурус. О чем еще мечтать? Может, о том, чтобы рядом был тот, кому можно излить душу, как раньше? Все же, хоть тогда они приняли его в свою компанию далеко не сразу, но со временем стали единым целым, как Основатели. У Гарри сложилось такое ощущение, что им не хватало именно его, потому как с того момента, как он принял их для себя — жизнь у всей компании пошла к лучшему. Только вот, когда Драко умер, все рассыпалось. Будет ли в этот раз так же, или его друзья уже не будут с ним?

Да, он уже был знаком с Теодором и Блэйзом, и они даже немного шалили вместе, но это скорее характеризовало их как товарищей, а не как друзей. Все же после того, как пропал летом восемьдесят восьмого, он так и не объявился лично, пусть они и переписывались периодически, а уже прошло три года, как-никак.

Вот в таких терзаниях Блэк и провел все время до утра. Последнее время он все чаще вспоминал то, что так сильно старался забыть — совместные вылазки. Пусть их и было не так уж и много за почти девяносто лет дружбы, но они всегда были увлекательными и смертельно опасными. В той своей жизни он был домоседом, и чтобы выбраться из этого кокона отчуждённости, Драко приходилось его спаивать. Он понял, что именно их и не будет хватать в новой жизни. Ведь его друзья будут другими, в то время как он сам почти не изменится.

Никогда ничего уже не будет прежним. В то утро Кастора посетила крамольная мысль снова стать Гарри Поттером и поступить на Гриффиндор. Тогда к тридцати годам он получил бы своих друзей снова. Или нет? Раньше он не задумывался, что так сильно изменил реальность, но это было так, и что сделать, чтобы снова вернуть себе друзей, он не знал. Он ведь уже был взрослым состоявшимся магом, а они — детьми. Он будет чувствовать себя скорее отцом, чем другом. Этакой курицой-наседкой. Мерлин, он же только сейчас это понял. И что теперь делать? Не ехать? А как же Белла с Тони? А Арт? Нет, ехать было нужно. Только… На Ревенкло поступить, что ли? Так его никогда не прельщали вороны, собственно, как и барсуки. Вот змеи — это да…

— Кастор, собирайся и выходи, нам уже пора! — донёсся веселый и предвкушающий голос Беллы из-за двери.

— Подождите меня еще пять минут! — ответил Блэк, который собрался уже давно, но в очередной раз погрузился в свои размышления, сидя в удобном мягком кресле.

Все-таки Беллатриса сильно разнилась с собой прошлой. Не было уже той безумной и страшной узницы, была маленькая, спокойная и, что странно, добрая девочка, хотя и очень хитрая. Она могла нашкодить, а отвечал за все проделки Тони. Хотя он и сам заступался и выгораживал сестру.

— Выходи, Кас, а то она снова вынесет тебе дверь, а от Рега получим мы! — шутливо поддержал сестру самый младший на данный момент Блэк.

Тони был образцовым ребенком: смелым, умным и решительным. А ещё он, как и Кастор, до безумия любил свою семью. Вальбурга даже сказала, что будет не против, если он попадет к воронам или барсукам, настолько тот был не похож на холодного и расчетливого слизеринца. Хотя жутко боялась, что Тони попадет ко львам, потому как он вечно защищал сестру, выступая на амбразуры и получая нагоняи от Регулуса. А нагоняи от лорда Шафика — это было что-то. Тот, кто и сам вечно шкодил и вел себя как ребенок до двадцати лет, пытался наставлять на путь истинный и учить уважению ко взрослым детей, которые в свои одиннадцать уже были разумнее, чем он был в двадцать.

— Да иду я, иду! — Кастор вышел из комнаты, держа в руках небольшой кожаный портфель, в котором находились все его вещи, книги, записи и даже полный набор артефактора. — До отправления поезда еще полчаса, чего вы так спешите?

— Кастол, ну сто ты как маенький, — проворчал Дэниел, сидящий на руках у Антонина. — Они зе хотять на поезд посмотлеть! И я тозе хосю!

— Ну, раз «хотять» то можно и поспешить, — улыбнулся Блэк. Дэниел Шафик был его любимым маленьким чудо-племянником, которому Кастор не мог нарадоваться.

— То есть как Белла, так «подожди», а как Дэниел, так «поспешить»! — притворно обиделась Беллатриса. — Ты любишь его больше, чем меня! — надула она губки и отвернулась.

— Беллочка, солнышко, радость моя, — обнял он ее со спины, — я люблю тебя сильно-сильно, ведь ты моя самая любимая сестра!

— Ты забыл сказать, что любимая, потому что единственная, — проворчала она, но вырываться не спешила, как обычно бывало, когда она на самом деле злилась.

— Ты моя самая любимая и самая шкодливая сестра. И я обещаю, что не стану любить тебя меньше, что бы ни случилось, — он зарылся носом в ее пышные волосы и вздохнул. — И если кто-нибудь только посмеет тебя обидеть — ему не поздоровится, — что бы она ни сделала в прошлом, сейчас он ее бесконечно любил и ни за что не оставил бы без внимания, если ее кто-нибудь обидит.

— Правда? — она обернулась к нему и стала искать в его глазах признаки лжи.

— Правда, — без промедления и вранья ответил Кастор.

— Даже если я выйду замуж и муж закроет меня в меноре за высоким забором и сильнейшими скрывающими чарами? — прищурилась Белла. Она отчего-то — понятно, отчего — подсознательно боялась слова "муж" как такового. Ей казалось, что она неудачно выйдет замуж и муж ее не будет любить.

— Если я буду считать, что муж тебя недостоин, то в этом случае я найду тебя и украду, где бы ты ни была, — он провел рукой по ее волосам, одновременно с этим прямо и не моргая глядя ей в глаза.

— Тогда я спокойна! — она мило улыбнулась и еще раз порывисто его обняла. — Но ты знай, что тебя я люблю тоже сильно, но не сильнее Антонина. Я вас обоих одинаково люблю! — она разжала объятия и повернулась к Тони, чтобы обнять и его, а потом и забрать у него Дэниела. — И тебя, солнышко, люблю, — чмокнула она племянника в носик и сказала братьям: — Жду вас внизу, мама с Артом уже все приготовили и ожидают нас возле камина!

Отправиться на вокзал они решили с помощью камина. Причем главным образом потому, что Дэниел захотел тоже их проводить, а заодно и увидеть Хогвартс-экспресс, а перемещение камином было самым безопасным для детей. Регулус против не был, так как сам был не прочь улизнуть из дома, где разрывались его милые малышки Эмилия и Аббигаель, и племянник Лайелл. Анди и Мия смогли родить прекрасных милых маленьких волшебников, которые не давали спать молодым, уже не в первый раз папам, день и ночь. Люциус подтрунивал над ними, но Блэки-то знали, что скоро взвоет и он. Нарси решила сделать сюрприз Люци и пока не сказала, что беременна. Этот факт примирял молодых пап и давал им силы терпеть комментарии Малфоя и даже ехидно улыбаться на его шуточки.

Добрались до платформы они быстро и без происшествий. Первыми на платформе появились Регулус с Дэниелом, потом Белла, со своим черным маленьким котенком с белым пятнышком на ухе, а следом Антонин со своим рыженьким джунгариком. Оба животных были фамильярами юных Блэков, так что не только не могли потеряться, но и имели некую мысленную связь со своими хозяевами. Кастор и Вальбурга специально искали таких животных, чтобы полностью сочетались с ребятами.

Следующим, кто появился на платформе, был Арктурус. После выхода из камина он аристократично поднял подбородок, стряхнул с мантии невидимые пылинки и пристукнул тростью, отчего появившийся после него Кастор и стоящие на платформе Тони и Белла прыснули. Сегодня до отправления поезда, по проигранному Регулусу в карты желанию, он должен был молчать и изображать лорда Малфоя на торжественном приеме.

— Арт, как только ты перестанешь изображать моего крестного, я дам тебе по шее, потому как желание проиграл ты, а хаски твоего вести должен я. Что за беспредел? — притворно возмутился Кастор. Хоть ему и нравился фамильяр Арта, но его Бамма сильно нервничала рядом с ним. Последней из камина вышла Вальбурга и направила всех к ближайшему вагону.

Когда на платформе показалась Вальбурга Блэк с семьей, практически все, кто ее знал, застыли в тех позах, в которых находились в тот момент. Все считали, что род Блэков прервался, но не тут-то было. Гордая леди, которой сейчас не дашь больше тридцати — спасибо Кастору — с трепетом и любовью обнимала трех детей — двух мальчиков и одну девочку — которые были похожи друг на друга и на Вальбургу, как три капли воды из одного стакана похожи на оставшуюся в этом же стакане воду. Рядом с ними стоял парень лет семнадцати, который также несомненно был Блэком, и молодой лорд Шафик с сыном. И только сейчас все вспомнили, что Регулус Шафик тоже Блэк, первый сын и бывший наследник.

Некоторых новость о благополучном положении дел у Блэков обрадовала, а некоторых огорчила до зубовного скрежета. Молли Уизли при взгляде на счастливых Блэков скривилась, как от прокисшего молока, Паркинсоны и Гринграссы бросили заинтересованные взгляды на Тони и Кастора, а Августа Лонгботтом поджала губы и молча отвернулась. По ее лицу нельзя было понять, что она чувствовала и о чем думала в тот момент.

— Тони, ты помнишь, что…

— Помню, мама, не перенапрягаться, директору в глаза не смотреть, наедине с ним не оставаться, студентов не бить, в библиотеке не засиживаться, питаться хорошо, над слабыми и магглорожденными не издеваться, — быстро и четко рассказал правила поведения в школе Тони.

— Я имела в виду, помнишь ли ты, что Фиби нужно давать витамины еще два дня, — Тони кивнул. — Белла…

— Я помню, что мистеру Вонки нужно будет давать витаминки еще неделю, — ответила девочка.

— А вот тебе я как раз хотела сказать, чтобы ты вела себя прилично. Помни, что ты — будущая леди, — Вальбурга с искренней любовью посмотрела на девочку. Пусть они и ругалась, что та вела себя не так, как пристало леди, но она была счастлива, что Белла получила второй шанс, да еще и как ее дочь.

— Я буду хорошо себя вести, обещаю, — улыбнулась девочка.

— Кастор… — перевела Вальбурга взгляд на самого старшего близнеца.

— Все будет хорошо, мам, мы с Артом за всем проследим, — расплылся в улыбке тот и обнял Вальбургу напоследок. — Ну все, мы пойдем, а то скоро поезд поедет.

— Бегите и помните, что мы с девочками ждем ваших писем, — с последним ее словом прозвучал протяжный громкий свисток, оповещающий всех, что поезд отправляется.

— И про нас не забудьте, — подмигнул им Регулус с сыном на руках, который был в восторге от поезда.

— Отправим в тот же вечер, — пообещал им Кастор, успевший уже забраться в пустое купе — и как только угадал с первого раза?

Наконец все расселись, и поезд тронулся. Из окна было видно, как маленький Дэниел плакал, потому что не хотел отпускать любимых дядь и тетю в школу, а Регулус тихонько его успокаивал. Вальбурга же и сама украдкой вытирала слезы, потому как очень полюбила их и боялась потерять эту хрупкую связь, как это однажды случилось с Сириусом. Но вот поезд вильнул, и взрослая часть их семьи оказалась далеко позади. Уезжать так надолго из дома было грустно, но жажда общения и новых впечатлений примиряла ребят с действительностью.

— Может, поиграем? — прервал гнетущую печальную тишину Антонин.

— Только не в карты! — сразу выпалил Арктурус, и все рассмеялись.

Кто-то постучал в двери и прервал всеобщее веселье. Когда двери открылись, на пороге появился потерянный круглолицый мальчишка, который затравленно посмотрел на сидевших в купе Блэков.

— Извините, — обратился он к Кастору, будто никого другого и не видел в этом купе. — Вы тут не видели жабу?

Антонин, Белла и Арктурус покачали головами, отрицая данный факт, а Кастор не двигаясь смотрел на того, кто был его другом дольше других, и корил себя на чем свет стоит. Как он мог забыть о том, что на Лонгботтомов напали на следующий день после падения Темного Лорда, а не в тот же? Почему он не помог родителям друга, а просто жил в свое удовольствие?

— Я потерял ее, она вечно от меня убегает! — сказал Невилл, глядя в глаза Кастора, но, кажется, доставая до самой души.

— Она найдется, — стал заверять его Антонин. — Ты, кстати, смотрел возле туалета? Может, она там?

— Да, наверное, — протянул Невилл и развернулся к выходу. — Что же, если вы ее увидите…

— Стой, — вскочил Кастор. — В смысле, подожди меня, я помогу тебе ее искать. Ребята, — обратился он к братьям и сестре, — вы поиграйте пока без меня, я пойду Невиллу помогу.

— Хорошо, — нисколечко не обиделись они и продолжили обсуждение возможных игр.

Когда Кастор и Невилл вышли из купе, второй неожиданно произнес:

— Знаешь, Ри, до самого последнего я сомневался, ты ли это, но когда ты назвал меня по имени, хотя я еще и не представлялся, я уверился окончательно, что ты теперь Блэк.

— Ви? — остановился как вкопанный Кастор. — Это и правда ты, или у меня галлюцинации от очередного зелья?

— О, ты тоже зельеварением в новой жизни больше увлекся? Нинель говорит, что практически любое мое варево можно вполне использовать как яд мгновенного действия. Я как-то кроветворное варил, а получилось зелье, испаряющее всю кровь в организме. Упс! — развел тот руки и искренне улыбнулся.

— Ви, скажи, что происходит, иначе я с ума сойду! — схватил его за руку Кастор, затащил в ближайшее пустое купе и стал вглядываться своими расширенными зрачками в его глаза, стараясь найти там ответы на все свои вопросы.

— А что происходит, Ри? — Невилл недоуменно посмотрел на него, а потом сделал вид, что прозрел. — А-а-а, ты про то, почему я все помню? — Кастор кивнул. — Так ты сам меня сюда и отправил, артефактор-криворучка.

— Я? — переспросил Кастор, а потом задумался — ну, а кто же еще, если он маховик и создал?

— Да, мой косорукий друг, сначала чуть не зашиб, а потом отправил на съедение Лестрейнджам и Краучу.

— Ви, расскажешь как ты жил-то? — все еще виновато спросил Кастор. — И это, прости, что не спас твоих родителей. Я забыл… — честно признался он другу и понурил голову.

— Конечно, расскажу, Ри, но не сейчас. И твой рассказ выслушаю потом. И да, кстати, не кори себя, все у моих родителей в порядке, живы они, в Испании живут, вместе с бабушкой и моей сестрой пяти лет, — мягко ответил Невилл, который и сам себя корил за некоторые не сделанные для семьи Блэк вещи.

— В Испании? — переспросил Кастор. В то момент, как Невилл сказал, что они живы, с его души как камень свалился. — Я рад, — честно сказал он и обнял друга.

— Я тоже. У нас на повестке дня более важный вопрос: куда мы поступаем? Идем сразу против дедушки и следом за ребятами в Слизерин или поиграем еще?

— Честно? Я не знаю. До сегодняшней ночи я собирался с парнями к змеям, а теперь не знаю. Они же дети еще совсем, а не наши ребятки. Да и не станут ими, наверное, — уже тише сказал он.

— И чего ты боишься? Что они станут другими, или что тебе с ними будет не интересно? — скептически по-снейповски поднял Невилл одну бровь.

— Скорее, что я стану их оберегать как курица яйца, — поделился Кастор с другом своими переживаниями.

— Не волнуйся, если что, я дам тебе по шее и оттащу от ребят. Если это единственная проблема, то Слизерин? — почти утвердительно спросил Невилл.

— А ты… ну… готов? Бабушка и родители не будут против? — с сомнением спросил Кастор.

— О родителях не переживай. Мы… немного в ссоре. Уже лет десять как. Общаемся раз в месяц в письменном виде. Они знают, что я жив, я знаю, что живы они. Этого мне вполне хватает. Так что, думаю, им должно быть все равно, на какой факультет я поступлю. Бабушку мне, конечно, жалко, с ней-то мы общаемся чаще, и я ее безмерно люблю, но вероятность моего поступления на Слизерин мы обговорили. Против она не будет.

— Ничего себе, — выдохнул Кастор. Лонгботтом в той жизни так хотел вернуть к жизни родителей, а в этой совсем, кажется, этому не был рад. — Невилл, а что случилось? Ты же…

— О, я просто узнал о них кое-что, из-за чего любого другого убил бы на месте, — спокойно сказал Невилл, но в его глазах отразилась печаль. — Они, оказывается, были не самыми добрыми и светлыми людьми и совершили некий поступок, который простить им я не смогу, как бы ни старался. И исправить уже ничего не смогу, как бы мне этого ни хотелось. Даже просто искупить их вину не смогу: та, что пострадала от их действий, внезапно умерла.

— Кто умер? — переспросил Кастор, хотя у него стали складываться в голове некие призрачные варианты.

— Да не важно, Ри, — махнул Невилл рукой, закрывая эту тему. — Ты лучше скажи, кто все те люди, с которыми ты сидел в купе? Я таких вообще не помню.

— О, ну тут мне, видимо, опять придется извиняться, — Кастор опустил глаза и задумался. — Ты даже можешь дать мне в глаз, только прошу, выслушай до конца, — когда он поднял глаза на Невилла, то в них отражалась такая отчаянная надежда, что даже если бы тот сказал, что убил сотню магглов, Лонгботтом бы не обиделся.

— Что случилось? — только и спросил он.

— Это мои братья и сестра. Арктурус — тот что постарше — это бывший Регулус Блэк, брат Сириуса, которого я смог вернуть с того света. Альдерамин — тот, что очень похож на меня, — мой брат-близнец и по совместительству бывший Пожиратель Смерти Антонин Долохов. А Хатиса — моя сестра -близняшка, — он немного замялся, а потом продолжил: — И по совместительству Беллатриса Лестрейндж.

Несколько минут Невилл сидел неподвижно, а потом расхохотался. И в смехе этом слышалось какое-то облегчение, будто с ним уходили печаль и какой-то тяжелый неподъемный груз, что давил на сердце и не давал спокойно вздохнуть.

— Ри, только мы так можем, — прервался он от смеха на секунду, а потом снова засмеялся.

— А что происходит, Ви? — виновато и немного взволнованно посмотрел Кастор на своего друга.

— Да просто, я спас свою семью, а ты убивался из-за того, что не помог, а ты спас Беллу, хотя в этом случае я убивался, что не помог, — сказал тот, одновременно с этим вытирая слезы, которые проступили в уголках глаз.

— Ты из-за Беллы убивался? Почему? — удивился Кастор.

— О, друг мой, это долгая история. Я потом тебе расскажу. И да, кстати, если мы все-таки пойдем в Слизерин, то имидж я сменю прямо сейчас.

— Имидж? — не совсем понял его слова Кастор.

— Имидж, имидж, — подтвердил Невилл и нажал на какую-то пуговицу на мантии.

Буквально через секунду после нажатия перед ним предстал не круглолицый полный мальчик, которым когда-то был его друг, а стройный первокурсник, который мог бы посоревноваться с ним в том, кто весит меньше, и, возможно, победил бы, потому как в Блэк-холле кормили очень хорошо.

— Ты… — не мог выдавить и слова Кастор.

— Занимался физподготовкой под присмотром моего личного тренера-мучителя, — усмехнулся Невилл.

— Может, учителя?

— Не, он так надо мной издевался, что, скорее, все же мучителя. Да и по прошлой профессии ему положено было быть мучителем, — задумчиво протянул он, а потом прыснул от того, насколько было у Кастора растерянное лицо.

— У тебя что, учителем был вивисектор? — с интересом спросил он, хотя, по сути, его был тоже еще тем учителем-мучителем.

— Не совсем. Мой учитель, и по совместительству мой подопечный, был Пожирателем.

— Н-да, стоило попасть в прошлое только ради того, чтобы изменить чьи-то жизни, — Кастор на секунду прикрыл глаза и задумался: а не испортил ли он чего?

— Знаешь, а я рад, что попал сюда, — после недолгого молчания сказал Невилл. — Пусть мои родители и не стали моими, но я получил гораздо больше. Да и вынес из прошлого предостаточно.

— Это точно, — улыбнулся Кастор. — Ну ладно, пойдем, я тебя, что ли, с родней познакомлю.

— Ну пошли, — поднялся Невилл и направился к выходу из купе, которое они занимали.

Известие о том, что он переместился не один, а вместе с Лонгботтомом, окрылило Блэка, так что все сомнения и тяжелые думы враз отступили на второй план. На первом же месте теперь было невероятное желание познакомить Невилла со своей семьей. То, что тот им понравится, Кастор не сомневался, а вот понравятся ли они Невиллу, предстояло только узнать.

Двери купе, которое занимали Блэки, по воле Кастора раскрылись, однако ни он, ни Невилл заходить туда не спешили — внутри было полно народу. На одной стороне сидели Антонин, Терри Бут, Белла и Падма Патил, а на другой — Парвати, Арктурус и близнецы Уизли.

— О, у нас пополнение? — с интересом спросил Кастор, стоя в проходе и рассматривая еще незнакомых с ним старых знакомых.

— Альдерамин, ты почему не сказал, что у тебя тоже есть брат?! — немного обиженно воскликнул Фред, который не мог не заметить того, что они невероятно похожи.

— Нас же три таких пары теперь! — обрадовался Джордж. — Хотя нет, у вас круче, у вас же трио… — наигранно опечалился он.

— А Блэки всегда все делают с размахом, — улыбнулся Кастор. — И балы, и детей…

Все в купе оценили его шутку и рассмеялись. Только вот Кастору отчего-то было не до смеха. Только сейчас он понял, что его всегда так смущало в близнецах: они были слишком похожи на Блэков. И то, что они были внуками Седреллы Блэк, не объясняло такого их сходства. Ее изгнали из рода из-за брака с Уизли, так что в детях должно было быть наследование силы, внешности и характера только по линии деда. А они были внешне с безумно схожи с Арктурусом и Орионом, а по характеру — с Сириусом, каким он был до того, как стал Регулусом. Однако, решив оставить этот вопрос на потом, Кастор соизволил заняться тем, чем давно собирался.

— Кхм, семья моя и наши новые друзья! Позвольте вам представить моего лучшего друга: Невилла! — после этих слов он отошел от двери и впустил Логботтома внутрь.

— Кастор, мы, конечно, рады познакомиться с твоим другом, но не мог бы ты отключить у себя функцию пафоса? — поинтересовалась у него сестра. — Нет, мы-то еще ничего, привыкли, но что о тебе подумают наши новые знакомые?

— Солнышко мое, как можно? Пафос — наше все! — подняв руку вверх, ответил ей Кастор. — Пафос — это как экзальтация, а…

— А экзальтация возносит душу над всем земным, — прозвучал за их с Невиллом спинами такой до мурашек на спине знакомый голос. — Интересные у вас тут разговоры. Даже не хочется мимо проходить. Мое почтение, — улыбнулся обладатель столь родного для Кастора и Невилла голоса, глядя на растерянных парней. — Драко Малфой, — и он протянул руку Кастору, который ее незамедлительно пожал.

— Кастор Блэк, — отрапортовал тот.

— Кастор, по-моему, ты не того назвал лучшим другом, у Драко пафоса не меньше твоего! — беззлобно пошутила над братом и племянником Белла.

— Невилл Лонгботтом, — отзеркалил Невилл действия Кастора, причем даже немного склонил голову.

— Ан нет, и Невилл тебе тоже подходит, — улыбнулась она. — Значит, вас таких теперь трое. Мини, это же кошмар! Нам и одного-то много было, а тут трое! — притворно возмутилась Белла. — Что же теперь будет?

— А будет, сестрица моя, лишь два пути: или мы утонем под лавиной пафосных речей, изрекаемых аж тремя индивидуумами, или Кастор наконец найдет, с кем поговорить, а с нами будет уже нормальным адекватным человеком.

— О замолчите вы, посредственные люди, что не читали Монте-Кристо никогда, и думающие, что вежливость и пафос враз можно размешать в одном котле! — торжественно произнес Невилл, после чего все купе снова заполнил смех.

— Ну, а если серьезно, то давайте знакомиться все, Драко, входи, присаживайся, — позвала его Белла и закрыла за ним двери. — Чур, я первая!

— И никакого уважения к старшим, — пробурчал Арктурус.

— Я девочка, так что я первая, — улыбнулась она, а потом подмигнула Падме и взяла у нее бутылку воды, в которую стала говорить. — Итак, я Хатиса Беллатриса Блэк, единственная родная сестра этих двух одинаковых внешне, но совершенно разных внутри красавцев, и одного старого вредного князя.

— Эй, мне семнадцать, так что никакой я не старый! — возмутился Арктурус.

— Старый, старый, — улыбнулась она.

— Рег старше, — пробурчал он и отвернулся, состроив умилительно обиженное лицо.

— Так вот, о чем это я? Ах да, еще у нас есть Рег, раньше веселый парень, а ныне ворчун-лорд и трижды папа. Я же очень рада со всеми вами познакомиться, а в будущем и дружить. Полное имя для чужих и знакомых, а раз мы подружились, то называйте меня Тиса или Белла. На какой факультет попаду — не знаю, но очень люблю читать, — она закончила и передала бутылку сестрам.

— Падма Патил.

— Парвати Патил, — отозвались они практически одновременно и захихикали.

— Мы наполовину индианки, наполовину британки. Наша мама отсюда, так что когда отцу предложили тут хорошую работу, он согласился и остался с мамой, хотя изначально они планировали вернуться на родину к отцу. В Хогвартсе неплохое образование, так что мы решили поступить сюда, а не в индийскую школу.

— Я планирую поступить в Когтевран, — отозвалась Падма, — а Парвати хочет в Гриффиндор.

— И вы решили разлучиться? — удивился Фред.

— А что тут такого? Это даже интереснее, — поддержал девчонок Антонин. — Можно переодеваться в форму сестры или брата и проказничать, а баллы потеряет их факультет. А гостиная… Так можно посещать и чужую, главное, пароль знать, — пожал он плечами. — А на квиддиче вообще класс, особенно, если оба в команды попадете.

— Эй, Джорджи, — обратился Фред к брату. — Это мы удачно зашли. Ты только посмотри, какие тут люди сидят!

— Да вижу я, — усмехнулся тот. — Это купе как островок толерантности, терпимости и мозговитости. Вперемешку сидят Слизерин, Гриффиндор и Когтевран и даже мирно общаются, — он слегка скосил взгляд на Малфоя, но тот совершенно спокойно сидел между Падмой и Невиллом.

— Кто следующий? — спросила Падма, протягивая бутылку вперед.

— Давайте я, — улыбнулся младший Блэк. — Меня зовут Альдерамин Антонин Блэк, можно Тони или…

— Или Мини, — прервала его Белла.

— Это только ты так меня зовешь, чудовище, — обратился он к сестре, а потом продолжил: — Так вот, можете меня звать Тони или Дери. Про родственников вам уже Белла рассказала, куда поступлю — не знаю пока, но тоже очень люблю читать и надеюсь, что дружить мы не перестанем, — закончил он и передал бутылку своему соседу.

— Всех приветствую, меня зовут Терри Бут, мой папа британец, а мама приехала из Америки. Хотела отправить меня учиться к своей подруге в Ильвермони, но папа уговорил ее на Хогвартс, хотя еще несколько веков назад в его семье придерживались правила: отправлять детей только туда. Но он считает, что если директором школы будет моя крестная, я буду слишком балованным.

— Крестная — директор школы! — восхитился Фред. — Хотя нет, — сразу поправился он. — Это не класс. Обо всех твоих успехах и шалостях будут сразу же знать родители. Лучше не стоит.

— Вот и я так подумал, — улыбнулся Терри, — поэтому и поддержал идею отца, — закончив, он передал бутылку Невиллу, который сидел на его стороне, рядом с Падмой.

— Ну, то, что меня зовут Невилл, я думаю, вы уже поняли, — улыбнулся он. — Живу с бабушкой и ее подругой с сыном. Обожаю гербологию и зелья, но последние под моей рукой просто горят, так что обычно получается что-то новое, а не то, что планировал. Буду рад всем знакомым, обещаю помогать чем смогу, — он улыбнулся и передал бутылку Драко.

Тот немного покрутил ее в руках, о чем-то задумался, а потом озорно усмехнулся.

— Меня зовут Драко Малфой, я собираюсь идти в Слизерин, как и все мои предки. Обожаю полеты, зелья и руны. Моя мама — их кузина, — он махнул головой в сторону Блэков, — так что выходит, что я их племянник.

— И мой, сколько-то там юродный кузен, — улыбнулся Невилл.

— Ничего себе, вас, Блэков, развелось, — улыбнулся Терри. — Нас, Бутов, всего шестеро: мои родители, бабушка с дедушкой и сестричка Лилу, которой в следующем году исполнится одиннадцать, и мама стойко намерена отправить ее в Ильвермони, если ей хоть что-то не понравится в Хогвартсе.

— Смотри, Терри, глазом не успеешь моргнуть, как и вы будете связаны с Блэками, — улыбнулась Падма, отчего Терри покраснел. — Смотри, сколько тут женихов для твоей сестрицы.

— Но-но-но, — усмехнулся Невилл. — Меня в расчет не берите, я почти женатый человек!

— Нет, ну надо же, и этот уже помолвлен! — притворно обиделась Парвати. — Падма, такими темпами мы вообще без женихов останемся!

— Миледи, не нужно так огорчаться, — улыбнулся Фред. — Такие красавицы, как вы, никогда не останутся без поклонников. Скажу вам по секрету, как минимум два сердца вы уже сразили вашей красотой. Я теперь не буду спать и есть, все время вспоминая ваши милые глаза и очаровательные улыбки.

— О, что же, вы нас успокоили, — улыбнулась ему Парвати и лукаво стрельнула глазками. — Теперь я уверена, что участь незамужней девушки мне не грозит.

Все рассмеялись, а Драко, улыбаясь, передал бутылку Кастору, который сидел прямо напротив него.

— Меня зовут Кастор Блэк, — начал тот. — Можно просто Кас. Поступать собираюсь в Слизерин, на втором году буду пробоваться в команду ловцом. Обожаю книги и артефакты, так что, если шляпа заартачится, вполне могу попасть и к воронам, — закончил он и передал бутылку Арктурусу, но что-то на периферии сознания грызло его непрестанно.

— Меня зовут Арктурус Блэк, я буду учиться в Хогвартсе на седьмом курсе. На какой факультет попаду, еще не знаю, но в любом случае расстраиваться не буду. Эти говорливые существа, — он махнул рукой на братьев и сестру, — уже все сказали, так что просто знайте, что если что — ко мне можно обратиться за помощью. Чем смогу — тем помогу, — заверил он и передал бутылку Фреду.

— Ну мы, как вы должно быть поняли, Фред и Джордж… — договорить Фред не успел, так как его рот был надежно захлопнут ладошкой брата.

— Молчи, Фред, — сказал он, а потом повернулся к Арктурусу: — Простите, вы…

— Ты… — напомнил Арктурус.

— Да, ты не мог бы проверить купе на наличие ментальных артефактов? Мы просто это заклинание еще не проходили, а он тут точно где-то есть, — Арктурус молча перевел взгляд на Кастора, пока Джордж искал глазами возможный предмет.

— А что ты на меня смотришь, Арт? Я ментальные с собой активированными не вожу! — обидчиво посмотрел на него брат. — Я тоже подумал про ментал, когда рассказывал, но воздействие было слабым, и я подумал, что мне просто показалось!

— Я, кстати, тоже что-то почувствовала, — отозвалась Падма. — Папа со мной занимался менталистикой, говорил, что у меня предрасположенность к этому направлению, но я тоже подумала, что это какая-то ошибка.

— Ой, ребята, я, кажется, понял, — Терри густо покраснел. — Арктурус, ты не мог бы проверить мои часы? Мне их бабушка подарила, когда я сказал, что боюсь не найти настоящих друзей, потому как вечно путаюсь и теряюсь при знакомствах. А она сказала, что с такими часами я буду себя увереннее чувствовать, — к концу фразы он уже мало чем отличался от вареного рака и опустил голову так низко, что, казалось, вот-вот упадет. — Но я не знал, честно! — поднял он глаза, полные отчаянного желания доказать свою невиновность.

— Терри, если это и ты, то никто тебя и не обвиняет. А если и обвинит кто-то, то я тому лично настучу по его рыжей веснушчатой голове, — решила подбодрить парня Белла.

— А мы что? А мы ничего, — стал отнекиваться Фред.

— Да, просто… это сложно объяснить, — замешкался Джордж.

— Просто не так давно вы поняли, что совсем не Уизли, я прав? — подал голос молчавший до этого Драко.

— Как?.. — начал было Фред, а потом замолк, с ужасом глядя на вмиг посерьезневшего брата.

— Запах, — пожал плечами Драко. — У рода Малфой есть пара не очень приятных даров-проклятий, одно из которых — распознавание запаха ауры. Когда-то давно наш предок сильно повздорил с одним из торгашей из соседнего города, оказавшимся довольно сильным магом, и тот проклял наш род таким глупым не то даром, не то проклятием. Оттого Малфои и придерживаются чистоты крови — чистокровные все пахнут приятно. Полукровки же — в зависимости от того, насколько они сильны. У меня есть один знакомый полукровка во Франции, так от него пахнет даже получше, чем от некоторых чистокровных. А вот с магглорожденными и предателями крови беда. От них несет, как от помойной ямы, простите, парни, но это так. Но вот от вас такого запаха нет. Вы пахнете, — он вздохнул поглубже. — Хм… Вы пахнете темной ночью и зимней свежестью, как и Блэки. Хотя, может, это просто в купе их концентрация превышена.

— Да нет, Драко. Наверное, ты прав, потому как я тоже подумал, что они уж очень похожи на отца, но точно не его дети. Я бы знал. Хотя… — Кастор посмотрел на Невилла в надежде, что у него будут какие-то интересные мысли.

Способов проверить родство было много, но ни нужного зелья, ни артефакта, ни даже специальной травки у Кастора с собой не было. Даже банального заклинания или ритуала он не помнил, ведь нужны они были не так уж и часто.

— Сейчас и проверим, — пожал плечами Невилл и усмехнулся. — Я пока найду зелье, а ты Ри, пожалуйста, обезвредь артефакт, а то они тут уже столько наговорили, что обет давать придется. Но все равно лучше без него, а то у меня от сопротивления уже голова болит.

— Без проблем, — ответил Кастор и пересел поближе к Терри, пока Невилл копался у себя в сумке.

Блэк постарался не выдать своего удивления, но наличие у Невилла такого зелья было, по меньшей мере, удивительно. Нет, он, конечно, уже давно привык, что его друг может «случайно» прихватить с собой галлон зелий различных свойств, половина из которых могла не существовать ранее ни в каком виде, ну и, «раз уж они все равно с ним», протестировать их на ребятах. Но зелье родства не входило в их число — Невилл такое уже тестировал на них. Он, похоже, в отличие от Кастора, подготовился к школе и собрал с собой такой же чемоданчик, какие они носили с собой в будущем. Но вряд ли такой же функциональный. Раньше зелья всегда варил Блейз, создавал флаконы Гарри, зачаровывал Драко, приносил ингредиенты Невилл, а ставил суперзащиту Теодор. Плюс там были еще всевозможные артефакты, различные виды оружия, заготовки для ритуалов, ингредиенты, провизия на несколько недель и рабочий функционал каждого из них: по паре котлов, по набору инструментов для артефактора, заготовки для клинков и все в таком роде.

— Нашел! — улыбнулся Невилл, когда наконец вылез из своей сумки с двумя пробирками в которых было зелье, по цвету совсем не похожее на зелье родства.

— Э, Невилл, — раздался в купе голос ошарашенной Падмы, которая единственная из всех, кроме Кастора, смогла прийти в себя. — Мы, конечно, все понимаем, но зачем тебе с собой в школу зелье родства?

— А это не совсем зелье родства. Это его модифицированная форма, — Кастор пригляделся и понял, что это именно то зелье, что они с ребятами пили. Только вот как Невилл сварил его второй раз? Обычно все заканчивалось тем, что по его рецептуре варили Блэйз и Драко, потому как в большинстве случаев варево Невилла во второй раз взрывало лабораторию. — Оно показывает твои родственные связи вплоть до пятого колена. Просто на каникулах сын бабушкиной подруги ради интереса сварил целый котелок, а проверять было почти не на ком. Кстати, после проверки оказалось, что он мой троюродный дядя, и что его родители — троюродные брат и сестра через связь с Блэками, хотя до этого момента его мама об этом и не догадывалась. Вот я и подумал, что в школе может быть много желающих узнать степень своего родства с кем-то. И вот, я оказался прав, — Невилл улыбнулся, а Кастор понял, почему зелье получилось — его варил не Невилл.

— Ну вы, Блэки, даете, — только и смогла сказать Парвати.

— Так что проверяем? — спросил Невилл.

— Погодите. И… готово! — выпрямился Кастор и протянул часы Терри. — Принимай работу!

— И что с ними делать? — Бут повертел в руках часы, которые мало чем отличались от того, что было раньше.

— Ой, да, прости. Смотри, — Кас указал на один из трех винтиков. — Если нажать сюда и вот так повернуть, то люди вокруг тебя начинают говорить правду, причем сами не догадываются, что их на это двигает. Я немного доработал формулу, так как раньше они просто грубо заставляли отвечать на вопросы, но благо кто-то почти до минимума понизил это свойство. Теперь ты можешь корректировать воздействие сам, оно будет более изящным, но все же не злоупотребляй этим. Если нажать на этот, — он указал на тот, что был чуть ниже, — то у тебя появляется уверенность в себе, как после зелья храбрости. Ну, а если нажать на третий, то можно… хм, перевести время, — он улыбнулся. — Только ты это, не злоупотребляй уверенностью. А то можно настолько храбрым стать, что в одиночку на Азкабан решишь пойти.

— Спасибо, — искренне ответил Терри и пожал руку Кастору. — Мне так с вами повезло, ребята. А то так кто-нибудь, не разобравшись, дал бы в нос, а я бы не понял, за что, — Кастор усмехнулся и переглянулся с Невиллом, который тоже вспомнил тот момент, когда Терри выходил к шляпе: нос у него тогда и вправду был разбит, а часов на руке не было.

— Ну, а теперь-то приступим? — спросила Белла, которой уже не терпелось узнать, насколько они близкие родственники с близнецами.

— А нас вы спросить не хотите? — как-то болезненно усмехнулся Джордж.

— А вам не интересно? — спросил их Невилл.

— А оно нам надо? — так же печально ответил Джордж и отвернулся, переведя взгляд на двери.

— А если надо? — вдруг спросил Фред, глядя на понурого брата. Казалось, что говорили об этом они уже не один раз и не два.

— Ты так хочешь узнать, что мы чьи-то бастарды? Что мать могла изменить отцу? — сорвался голос Джорджа. Стало понятно, что ему невероятно больно принять тот факт, что они могут быть бастардами. Даже статус предателей крови был бы для него не так противен.

— Вы проверили мать, и с ней зелье показало положительный результат, а вот с отцом он был отрицательным, так? — решил прояснить этот вопрос Драко.

— Да, — ответил Фред, так как его брат молчал, отвернувшись к выходу. — Мы хотели узнать у гоблинов, что можно нам сделать, чтобы снять печать. Накопили денег, пришли в банк этим летом, но… Когда мы задали свой вопрос, нам сказали, что печати на нас нет, но так гадко ухмылялись, что хотелось стукнуть их чем-то тяжелым. И если бы Джордж меня не оттащил, я бы вмазал ему. Дома мы сварили зелье, и оказалось, что никаких родственных связей с отцом у нас нет. Зато с мамой результат оказался положительным.

— Но я-то точно чую, что вы не бастарды, — спокойно ответил им Драко. — Да и на детей изгнанной из рода вы по запаху не тянете. Ох, если бы вы слышали запах от вашего «братца»… — Драко передернуло. — Он заходил к нам в купе в поисках Поттера, но мы его выгнали. И пахнет он ужасно. Так что я уверен, что что-то с вашим зельем было не так.

— Вот сейчас и узнаем! — Невилл достал ножик и передал Фреду. — Капни сюда каплю крови, — почти приказал он.

Тот оглянулся на брата, но последний все еще изображал каменное изваяние. Фред вздохнул и, не на секунду ни задумавшись, все-таки уколол палец и капнул крови в пробирку с зельем. Оно сразу изменило цвет с голубоватого на ярко-красный.

— Начнем издалека, — Невилл капнул капельку своей крови, и зелье окрасилось в малиновый цвет с какими-то даже вроде как зернами. — Ну вот, вы Блэки, но связь у нас четвертой ступени, а не третьей, как было бы с Уизли. Такая же связь у меня с Блэками. С Драко у нас связь пятой ступени. А зерна показывают, что вы на одну ступень выше меня к нашему общему родственнику.

— Хм, любопытно, — протянул Арктурус, глядя на действие совершенно нового для него зелья.

— Во вторую пробирку попробуем кровь Кастора, — в этой пробирке зелье окрасилось в молочно-белый цвет.

— И что это означает? — хрипло поинтересовался Джордж, который, наконец, пришел в движение и проявил интерес к происходящему.

— Что у них вторая степень связи. То есть они кузены, только вот по матери или по отцу — непонятно…

— Невилл, есть еще зелье? — прервал их Драко.

— Да полно, — отозвался тот и достал из сумки еще две пробирки. — Сварили-то мы с ним целый котел.

Драко молча проколол палец и капнул в пробирку. Фред с обескураженным видом сделал то же самое. Зелье окрасилось, как и у Невилла, в малиновый с зернами.

— Значит, их дедушка — Арктурус Блэк III… — протянул Кастор и попытался воззвать к гобелену.

Там от Арктуруса шли только две нити: к Ориону Блэку и Лукреции Пруэтт. Но от нее не шло живых ветвей, только… Кастор ударил себя по голове. От Лукреции Пруэтт шла двойная обугленная нить, что значило, что она потеряла новорожденных детей-близнецов. Но так же выглядела бы и нить, как если бы их сразу после рождения с помощью кровного и очень темного, практически черного ритуала близкий родственник принял в свой род. Так делали в древности, когда хотели уберечь часть семьи от кровной мести или от семейного проклятия. А Молли Уизли как раз была их кузиной и могла провести этот ритуал.

— Поздравляю вас, кузены мои. Вы наполовину Блэки, наполовину Пруэтты. Так что ваша мама вам теперь не мама, а кузина, причем родная. Ее отец — брат вашего отца, а ваша мать — сестра нашего отца, — хрипло сказал Кастор, потому как обращение к гобелену с такого расстояния было очень затратно в плане сил. Он даже побледнел слегка.

— Кастор, а вот это ты сейчас что делал? — заинтересовался Драко.

— А, это я просто вспоминал, что было на нашем гобелене. Вы, — он посмотрел на близнецов, — там числитесь мертвыми. Ваши имена: Фредерик Джереми и Джереми Фредерик Пруэтты.

— Уверен? — переспросил Арктурус.

— Сто процентов, — покачал головой Кастор.

— Блеск, — только и сказал Джордж, как оказалось, Пруэтт.

После того, как все выяснилось, купе погрузилось в гнетущую тишину. Бывшие Уизли выглядели неважно, а остальные просто не знали, что им сказать или как помочь. По идее, Кастор уже наметил план действий: написать Пруэтту, дать задание узнать все о ритуале и подмене Парсмеи, договориться о проведении ритуала возврата в род Пруэтт на Йоль, разобраться с Уизли, и это только на первый взгляд. Если задуматься, то можно найти еще много того, что нужно сделать в первую очередь.

— Я… Мы, наверное, пойдем, нам нужно все это серьезно обдумать, — Джордж поднялся на ноги и оглядел все присутствующих. — Вы не обижайтесь, что мы вот так вот уходим. Это может быть похоже на бегство, но… Мерлин, это и есть бегство, — он засунул пятерню в волосы и взъерошил их. — Но нам нужно все обдумать.

— Да, мы понимаем, — вздохнул Кастор. — Клянусь, что никому и никогда без вашего разрешения не скажу то, что услышал сегодня, — его клятву подхватили и остальные. Парни поблагодарили всех и ушли в то купе, которое раньше занимали Кастор и Невилл, оно единственное в вагоне оказалось полностью пустым.

— Н-да, — веселенькое путешествие… — выдохнул Кастор и тоже, как и Джордж, запустил руку в волосы.

— Ребята, я, наверное, тоже пойду, меня там уже наверняка потеряли. Если хотите, пойдемте со мной, — поднялся с сидения Драко.

— Да, мы с Невиллом составим тебе компанию, — поднялся вслед за ним Кастор. — Кто с нами?

— Мы с девочками не пойдем, — ответила Белла. — Нам нужно срочно кое-то обсудить.

— Ну, а мы не хотим вам мешать, с нами-то точно будет перебор, мы вон, — Антонин потряс коробочкой карт под стон Арктуруса, — лучше поиграем тут втроем. Идите.

— Хорошо, если что, мы в предпоследнем купе с той стороны, — ответил Драко, и они втроем вышли наружу.

Когда Кастор, Невилл и Драко покинули купе, Парвати и Антонин поменялись местами, потому как девушек резко прорвало на разговоры. Причем настолько прорвало, что до конца поездки они так и не прервались, хотя парни неоднократно их звали к себе. Они-то вдвоем — Терри и Антонин — к большому неудовольствию Арктуруса, снова обыграли того на раз-два.

Купе Драко оказалось не так уж и далеко от того, где устроились Блэки — всего лишь другой части их же вагона. А подошел Малфой к ним только потому, что вышел из своего купе всего на пять минут — подышать свежим воздухом вдали от шума ребят — и услышал, как цитировали Александра Дюма, его любимого маггловского писателя, книги которого так сильно его увлекали. И пусть Люциус не одобрял такого глупого занятия, как чтение сыном маггловских романов, но и не препятствовал этому, ведь книги Драко читал на французском. Когда отец впервые застукал его за этим занятием, Драко весьма аргументированно заметил, что это хорошее подспорье для совершенствования его французского, так что его оставили в покое.

В купе, откуда пришел Драко, оказалось почти также много людей, как и было у них: на одной стороне сидели Блейз, Теодор, Винсент и Грегори, а на другой — Пэнси, Дафна и Лайза Турпин. Восьмое место, видимо, было для Драко, потому как на нем лежала книга по рунам.

Когда двери купе открылись, и трое ребят заглянули внутрь, все разговоры стихли, а Нотт и Забини прищурились.

— Нет, вы только посмотрите, кто пришел! А я уже думал, что не увижу вашу наглую бессовестную рожу до распределения, — воскликнул Блэйз, как только увидел, кто соизволил посетить их купе.

— Что? — удивился Драко и замер на пороге, оставив на весу одну ногу. Такого Блейз себе никогда ранее не позволял.

— Он имеет в виду, что готов прямо сейчас съездить по наглой Блэковской роже котлом, — ответил за друга Теодор, положив тому руку на плечо. — Хотя я вот все думаю о том, давно ли его протыкали старинными мечами или хорошенько так проклинали.

— Так, не надо меня бить! — стал успокаивать своих друзей Кастор, подняв обе руки в знак капитуляции. — Во-первых, у меня вообще-то были серьезные причины для такого быстрого побега и долгого отсутствия. С этими причинами я вас познакомлю чуть позднее. Во-вторых, я писал вам так часто, как только мог, но вырваться, увы, не получалось. Ну и в-третьих, я освоил круговой щит от физических атак, так что пока не модифицируешь меч — побеждать буду я, — улыбнулся Кастор и рухнул на сидение рядом с ребятами, которые уже успели успокоиться и даже улыбнуться ему.

— Блейз, — шепнул Теодор на ухо другу так, чтобы Кастор услышал, — а у тебя яда с собой какого-нибудь нет?

— Только яд акромантула, — громко прошептал ему Забини.

— Ребята, у вас ничегошеньки не выйдет, — так же «тихо» сказал Кастор, наклоняясь поближе к ребятам. — У нас в поместье живет акромантул по имени Афродита, так что у всех Блэков иммунитет к их яду, — расплылся он в глуповатой улыбке.

— Тео, — обратился Блейз к другу, — напомни мне потом, пожалуйста, не принимать приглашения на обед от Кастора. С него станется использовать в качестве обеда нас.

— Блейз, я уверен, что Кастор так не поступит, — стал заверять друга Нотт. — Он скорее тихонечко тебя притопит в озере или скинет с Астрономической башни, — он говорил это с таким серьезным видом, что девочки невольно ахнули.

— Так, хватит девочек пугать! А то они решат, что я монстр во плоти, — притворно обиделся Блэк.

— А мы что? Мы ничего! — воскликнули два чертенка и приобняли Кастора, по которому действительно скучали.

— Ага, вы, я так понимаю, знакомы, — констатировал Драко. — Есть еще что-то, о чем я должен знать?

— Миледи, я уверен, что вы та, что я искал всю жизнь! — прервал Малфоя голос Невилла, который, не теряя времени понапрасну, уже одарил всех девушек в купе небольшими букетиками, а Пэнси — самым большим, в котором были все ее любимые цветы, пусть они и были очень редкими и дорогими.

Кастор же удивился тому, насколько Невилл подготовился. Сейчас перед всеми девушками он предстал как галантный и внимательный парень, который умеет ухаживать, а в их купе еще и как парень, к которому всегда можно обратиться за помощью. А еще Блэку стало интересно, сколько же букетов у него в сумке, ведь он и в их купе отдал три, и в купе Драко три, и, похоже, это еще не все.

— Спа… кхм, спасибо, — протянула покрасневшая Пэнси и попыталась скрыть пытающее лицо за букетом любимых цветов.

С того самого момента, как этот молодой человек попал в их купе, Пэнси поняла, что пропала. Эти глаза цвета свежей мяты притягивали ее как магнит. Казалось, что ничего прекраснее она раньше не видела. И вместе с этим она понимала, что никогда не сможет быть с ним счастлива. Она точно знала — ей, конечно, никто в лицо это не говорил, она подслушала — что отец уже подписал предварительное соглашение с какой-то очень страшной темной семьей. Почему Пэнси решила, что со страшной? Потому что ее отец, который ни разу не послушал Пэнси, когда она просила его не заключать договор с Уоррингтонами, вдруг резко оборвал с ними все договоренности и безотлагательно подписал договор с этой загадочной семьей, хотя планировал это сделать не ранее, чем на ее пятнадцатилетие. А потом Пэнси подслушала его разговор с мамой, где он очень нелестно описывал ее будущего мужа: полного, неловкого, откровенно слабого идиота и мямлю, который и слова против не мог сказать старой ведьме с полными рукавами тузов, к тому же играющей краплеными картами.

Пэнси вздохнула. Ей только одиннадцать, а она уже успела влюбиться и стать обещанной другому. Все как в плаксивых романах, что она читала втайне от родителей и старой строгой няньки. Там тоже юные девы влюблялись, но из-за злого рока или козней врагов не могли быть со своими суженными и обязаны были потом всю жить прожить с нелюбимым и быть ему верной.

— Почему вы внезапно погрустнели? Аль вам не понравились эти цветы? — Невилл печально вздохнул, а Кастор закатил глаза.

Лонгботтом так влюбленно посмотрел на Пэнси, что Блэк вдруг замер, откровенно надеясь, что с Кассиусом Уоррингтоном все в порядке, ведь именно из-за того, что отец Паркинсон подписал с ним соглашение о помолвке, Невилл и Пэнси не могли пожениться, хотя встречаться начали, как оказалось позже, еще в школе.

Из-за того, что договор о помолвке подписывался на двадцать лет, в течение которых должна была состояться свадьба, не могли создать семьи и Блейз с Тео. Блейз, потому как его любимая была невестой Драко, от женитьбы на которой тот всячески бегал, а Тео, потому что его любимая была невестой Блейза, который только благодаря невероятному везению не стал мужем Дафны, когда его мать выгнала его из дома за неповиновение.

— Нет, нет, я в восторге от цветов, просто… Мне нужно выйти! — она сорвалась с места и спешно покинула купе.

«Ви, тебе не кажется, что ты перегибаешь?» — невербально задал своему другу вопрос Кастор.

«Ри, ты не представляешь, сколько мне пришлось ухаживать за Пэнси, чтобы она хотя бы задумалась о том, чтобы стать моей девушкой. И я хочу тебе сказать, мой друг, что Пэнси очень романтическая натура, которая в детстве перечитала женских романов. Она даже написала книгу, в которой расписала идеальные, по ее мнению, черты у мужчины ее мечты. И я скажу тебе, что я на все сто процентов совпал с ее ожиданиями только к шестидесяти годам».

«Но она же тебя и несоответствующего полюбила, и замуж вышла…» — усомнился в правильности его выводов и действий Кастор.

«И во сколько? В тридцать пять? Нет, Ри, в этот раз я все возьму в свои руки и с самого начала буду таким, каким хотела меня видеть Пэнси. Если ты думаешь, что из-за этого я буду менять свой характер — то ты не прав, просто есть такие мелочи, на которые мы не обращаем внимания, а девушкам они очень важны. Например те же цветы. То, что я подарил их всем, показало, что я добрый и внимательный, но при этом явно симпатизирую именно ей, так как ее букет пышнее и богаче. И пусть мы еще дети, но подсознательно Пэнси будет чувствовать, что я значительно превосхожу всех других кандидатов, даже если я больше ничего не сделаю».

«Ах ты хитрый лис, — незаметно для всех подмигнул он Невиллу. — Обольститель дамских сердец!»

«Учись, Ри! Нам еще тебе невесту искать, только где, я не представляю!» — Невилл задумался, но в голову ему никто не приходил.

«Найдем», — отмахнулся от него Кастор и повернулся к ребятам, которые рассказывали Драко как они познакомились.

Через пять минут вернулась Пэнси, но она была не одна. Она вела с собой первокурсницу, с густыми вьющимися волосами и заплаканными карими глазами.

— Садись, — велела она ей, убрав со своего места сумочку и начав что-то в ней искать. — Держи! — она протянула девочке зеркальце и платочек, а когда та закончила, Дафна, которая уже успела подойти к ней, помогла нанести косметические чары, так, чтобы никто не заметил, что она пять минут назад была в слезах.

— С-спасибо, — выдохнула девочка и грустными глазами посмотрела на всех, кто сидел в купе и стал свидетелем ее слабости. — Я…

— Так, молчи пока, — Невилл прервал ее, и всучил в руки флакончик. — Это успокоительное, — заверил он ее.

— С-спасибо, — еще раз сказала девочка и выпила зелье, едва открыв его дрожащими руками.

Через несколько минут она пришла в себя и уже могла поднять взгляд на тех, к кому ее привели. После тех слов, что ей сказали, она боялась, что и здесь будут над ней смеяться.

— Ну, а теперь расскажи, кто ты и что случилось, раз ты чуть не затопила купе, — улыбнулся Кастор, а девочка смутилась.

— Я… я Гермиона Грейнджер, — начала она, а потом ее глаза снова стали влажнеть, — В моей семье не было волшебников, и я ужасно удивилась, когда получила письмо из Хогвартса. И я так хотела показать, что достойна этого, что выучила наизусть все наши учебники и даже больше. Я так хотела стать волшебницей, — она снова стала всхлипывать, а Пэнси приобняла ее со спины, сев на уступленное Невиллом место. — Но все оказалось не так радужно, как я думала. В купе, где я учила математику — я хочу сдать еще и экзамены в обычной школе — зашли двое мальчишек, которые стали меня сначала просто оскорблять, за внешний вид, — она поправила скромную магловскую блузку, — за то, что сижу одна, а потом прицепились к моему учебнику и порвали его шутки ради каким-то странным заклинанием, которого я не знаю, — по ее щекам уже снова потекли слезы. — А потом сказали, что таким как я не место в школе магии, и чтобы я катилась обратно к маглам! — она всхлипнула. — Не знаю, что было бы дальше, если бы не пришла Пэнси, — Гермиона прикрыла лицо руками.

«Это были Хопкинс с… другом, — сообщил Кастору Невилл. — Они тогда заходили, но Хопкинс знал, что я чистокровный, так что они немного позлословили и ушли дальше».

«Не зря Хоппкинс мне никогда не нравился!» — подумал Кастор, а Невилл выдохнул. Напоминать Кастору про этого «друга» он совсем не хотел. Что же будет, когда тот сам его увидит на распределении, Невилл постарался пока не думать.

— Я услышала мальчишеский смех и слезы Гермионы, и поняла, что кто-то над кем-то издевается, — начала рассказ со своей стороны Пэнси. — Пришла туда, а там два идиота насмехаются над девочкой. Ну я и окатила их водой, а потом оставила лежать под Петрификусом. Мама решила, что перед Хогвартсом нужно научиться хотя бы паре связок заклинаний, которые смогут помочь от хулиганов, так что справилась я с ними на раз два. Это даже было весело, — скромно улыбнулась девочка, которая только пять минут назад отправила в нокаут двух парней, и покраснела.

— Боевая Пэнси, — усмехнулась Дафна. — Это ты еще не рассказывала всем, как к нам на Косой воришки прицепились, и ты одному руку сломала, а другому — ногу.

— А нечего было тыкать в меня своей палочкой и требовать снять украшения! — Пэнси стала пунцовой. — Тем более ты и сама неплохо огрела того, с ногой, сумочкой. Да и палочка его, кажется, ремонту после твоего захвата уже не подлежала.

— Да вы опасные девушки! — усмехнулся Кастор. — Никогда бы не подумал.

— Так это же хорошо! — улыбнулся Невилл, сидя на коленях у Блэка. — Значит, уровень беспокойства о вашей безопасности можно и понизить.

— А ты беспокоился? — прищурилась Пэнси, которой была очень приятна такая забота со стороны мальчика, который ей так понравился.

— А как же, дамы! Вы же милые хрупкие создания, на которых охотятся всякие идиоты, — улыбнулся Невилл и протянул Гермионе букетик, одновременно с этим посылая воздушный поцелуй Пэнси.

Дальнейшая дорога прошла без эксцессов, трагедий и драк, хотя Невилл очень хотел пойти и найти двух идиотов, чтобы показать, к кому стоит цепляться, а к кому — нет.

* * *

«Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут, — внезапно разнесся по вагонам громкий голос машиниста, который прервал бурное обсуждение плюсов и минусов различных факультетов в купе Драко. — Пожалуйста, оставьте ваш багаж в поезде, его доставят в школу отдельно».

Выйти из вагона и отправиться в школу снова Кастору было слегка боязно. Он посмотрел на Невилла и слегка подуспокоился — тот тоже нервничал. Поезд все сбавлял скорость, и с каждой секундой в коридор выходило все больше народу. Кастор усмехнулся. Даже не слушая еще шляпу, можно было заметить и понять, кто в какой факультет попадет или кто где уже учится. Гриффиндорцы стояли у самых дверей, с нетерпением ожидая момента остановки поезда и совершенно не обращая внимания на то, что они похожи на сардины в банке. Когтевранцы стояли в дверях своих купе, флегматично наблюдая за копошащимися людьми, не толкаясь ни с кем, но четко следя за ситуацией. Пуффендуйцы со старших курсов защищали от давки малышей, для которых все это было в первый раз и, скорее всего, рассказывали о том, какой замечательный у них факультет. А слизеринцы? Старшекурсники даже не открывали двери, потому как почувствовать обстановку они смогут и так, а толкаться с кем-то или наблюдать за этим у них не было никакого желания, а будущие первокурсники открывали двери, но со своих мест не поднимались — аристократы не толкаются в толпе. Однако через несколько минут почти все ребята оказались на маленькой неосвещенной платформе Хогсмида.

— Вы позволите вашу ручку, миледи? — протянул Невилл руку Пэнси, чтобы помочь ей спуститься с поезда.

— Руку, ногу… Я вся ваша, — улыбнулась та и снова покраснела.

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда! — прервал их обмен любезностями звучный голос полувеликана.

Кастор не знал, как к нему относиться. С одной стороны, Хагрид никогда его не обманывал, всегда по-своему помогал и защищал, но с другой стороны, он на сто процентов был человеком Дамблдора и не любил слизеринцев. Вздохнув еще раз, Блэк решил подумать об этом позже, к тому же сейчас его больше волновал вопрос, где же его родственники и их новые друзья.

— Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной! — прокричал Хагрид, и Кастор перевел на него взгляд.

Его лицо все так же скрывалось за длинными спутанными прядями волос и огромной клочковатой бородой, которую он, кажется, никогда не расчесывал. Единственное, что можно было разглядеть сквозь нее — глаза, которые были маленькими и блестящими. На его длинную бесформенную рубаху была надета та самая длинная черная куртка, из которой он доставал торт для Гарри в тот самый первый год, а на ногах были огромные шаровары.

Недалеко от полувеликана стояли Антонин, Белла и Терри с близняшками, так что Блэк успокоился и оглядел своих новых друзей, которые уже успели построиться и даже двинуться вперед.

Кастор и Невилл шли позади всех и совершенно не слушали, что там говорили впереди. Для них секретом это не было, да и интересного ничего там не говорили, а вот то, о чем они разговаривали, было крайне любопытно.

— То есть как? — не понял Невилл план Кастора. — Ты предлагаешь мне не мстить директору? Не мстить тому, кто не испортил нам жизнь до конца только потому, что получил Аваду от Снейпа? Я правильно тебя понял?

— Нет, Невилл, ты неправильно меня понял — это и будет нашей местью. Просто смерть — не выход для этого паука. Я хочу сначала раскрутить его паутинку. Медленно и осторожно, так, чтобы он этого даже не заметил. А потом, когда он все же заметит это, чтобы не мог никак исправить, чтобы трепыхался как под пытками, но все было тщетно. А потом можно начать вырывать ему лапки, — Кастор улыбнулся так, что любой бы подумал, что он маньяк со стажем. — Тихонечко, медленно, по одной, но мы вырвем их все, оставив лишь глупое тельце, которое на долгие, долгие годы будет заперто в белоснежной палате в маггловской больнице с диагнозом «шизофрения с маниакальным психозом и нарциссическим расстройством личности».

— А, я понял. Ты просишь меня помочь тебе поиздеваться над бедным старым человеком, а потом сплавить его магглам? — с порицанием переспросил Невилл.

— Да, — без капли стеснения ответил Блэк.

— Когда и где? — Невилл отзеркалил его улыбку маньяка.

— Я верил в тебя, брат, — усмехнулся Кастор и приобнял друга.

— О-о-о-! — раздался возглас почти всех первокурсников, и два заговорщика наконец-то обратили внимание на то, что они уже стояли на берегу Черного озера, прямо напротив замка.

— По четыре человека в одну лодку, не больше, — скомандовал Хагрид и уселся в самую большую лодку из всех, что стояли на пристани.

Невилл, не задумываясь, подхватил Пэнси под ручку и сел в ближайшую посудину, за ним же последовал и Кастор, потянув за собой Драко. Блейз и Тео, взглянув на Невилла, также помогли забраться в другую лодку Дафне и Лайзе, а Грег и Винсент помогли занять третью Гермионе и Парвати. Последняя решила отделиться от сестры, потому как их компания в пять человек не помещалась в лодку, а Грег и Винсент, с которыми они познакомились на перроне, когда они помогли им занести вещи в купе, любезно предложили занять одно вакантное место в их плавательном средстве.

— Расселись? Тогда вперед! — воскликнул Хагрид, и они медленно поплыли к замку.

Кастор в который раз вздохнул. В этот раз все было так же само, как и в прошлые разы до войны. Гладкое Черное озеро, обитатели которого не погибли еще из-за случайно попавшего в озеро черномагического проклятия и толпы инфери, что заселяли его еще долгое время после победы. Заросли плюща, которые они проплывали по дороге к замку, были еще живы и поражали своей красотой и жизнью, хотя Кастор отчетливо помнил, как Адское пламя выжгло жизнь отсюда, вместе с жизнью двух третьекурсников, что испуганно прятались тут, отстав от эвакуационной группы. Подземная пристань, что была такой же, как и при Основателях. Каменная лестница, что вела их к замку, в котором Кастор пережил так много. Все было здесь, и все напоминало о том, что они потеряли после войны.

— Все здесь? — поинтересовался Хагрид, прерывая сеанс воспоминаний Кастора.

Блэк поднял на него голову и заметил, что дверь замка уже распахнулась и за ней стояла Минерва МакГонагалл, его бывший декан, а впоследствии еще один неудачный директор школы, потому как от методов преподавания, установленных при Альбусе, она так и не отошла. Зато внуки Невилла уже учились по развернутой программе, ведь Терри Бут, их однокурсник, который вопреки всему занял место директора Хогвартса после МакКошки, перенял манеру преподавания у свей крестной, которая была долгое время директором Ильвермони, и у своих предков, что также были в числе управляющего состава американской школы волшебства.

Кастор не слышал, о чем они говорили, но его бывший декан уже развернулась и пошла вперед, видимо сказав первокурсникам следовать за ней. В холле было все так же, как и всегда, разве что Филч был уже внутри Большого зала и некому было набухтеть на них по поводу грязных следов на полу.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — наконец поприветствовала их профессор МакГонагалл, заведя в маленький зальчик около Большого зала.

— Совсем скоро начнется банкет по случаю начала вашего первого учебного года… — вещала МакГоннагал спрессованным в комнатке будущим первокурсникам, которые после долгого пути и напряженной поездки через озеро на хлипеньких лодках были донельзя уставшими и смутно понимали все, что она хочет им сказать, желая как можно скорее присесть и нормально поесть.

Кастор же даже не пытался слушать, что говорила первокурсникам его бывший декан, ведь он и так это знал: бла-бла-бла отбор, бла-бла-бла факультеты, бла-бла-бла правила, честь и все такое. Плавали, знаем — честью и правилами в Хогвартсе и не пахло. По крайней мере, при Дамблдоре и этой его кошке — точно.

Вместо этого Блэк подошел к родственникам и ребятам из своего купе и осторожно, чтобы никого ненароком не задеть и не потерять, повел их к своим «новым» знакомым и Невиллу, который никак не мог оторваться от своей обожаемой Пэнси.

— Ребята, позвольте представить вам, мою прелестную сестру Хатису и младшего брата Альдерамина, — Белла и Тони протянули руки и перезнакомились со всеми ребятами. — Если вы хотите спокойно и вдумчиво побеседовать о чем-либо на русском, итальянском или, Мерлин не знает зачем он ему, чамикуро — это к моему брату, он у нас домашний разговорник, который к седьмому курсу, как мне кажется, будет знать еще десяток бесполезных языков.

— E perché non sono sorpreso⁽¹⁾? — пробурчал Тони, глядя на развеселившегося брата.

— Ma ammettilo, è divertente con lui,⁽²⁾ — улыбнувшись прокомментировал его фразу наполовину итальянец Забини.

— Non posso essere in disaccordo,⁽³⁾ — улыбнулся ему Тони и продолжил слушать, что же еще там несет его взбалмошный братец.

— Ну, а если вы хотите снести Астрономическую башню, чтобы саботировать урок астрономии, взорвать кабинет трансфигурации или поймать дракона в Запретном лесу — я уверен, что Тиса не откажется вам помочь в этом нелегком труде, — улыбнулся старший из присутствующих Блэк.

— Кастор! — нахмурилась Белла и дала ему легкий подзатыльник.

— Ай! А это Терри Бут, — продолжил представлять всех друг другу Блэк, слегка потирая затылок. — Очень умный парень, который уже успел растопить ледяное сердце моей отчаянной сестры, — Терри покраснел от слов Кастора, а сам Блэк получил тычок острым локотком в бок от своей сестры, которая тоже мгновенно покраснела.

— Кастор! — прошипела она в этот раз не хуже змеи.

— Ладно, ладно, я пошутил, — поднял он руки вверх. — Вот эти две милые дамы, — он подошел со спины к близняшкам — сестры Патил, сразившие уже не одно пылкое сердце, а в будущем грозящие стать невероятными южными красотками, — девушки смутились от такой похвалы и мило заулыбались. — Этот горячий итальянец, — перешел он дальше, — мой друг Блейз Забини, который, если вы вдруг ему не понравитесь, может тихонечно отравить вас таким ядом, от которого противоядия вовек не сыщет и сам Мерлин.

— И, возможно, в скором времени благодаря этому на одного говорливого Блэка станет меньше, — весело отозвался Блейз и тоже отвесил Кастору легкий подзатыльник.

— А может, и не станет, — улыбнулся Кастор и приобнял его. — Ты же меня любишь, Блейз, и не убьешь так просто. Так что знай, что бесить мне тебя еще примерно… — он сделал вид, что задумался. — Вечность! — Забини закатил глаза и скрестил руки на груди, а Кастор отпустил его и продолжил: — Вот этот воинственно настроенный парень, — он указал на Тео, — Теодор Нотт, в будущем, я уверен, магистр боевой магии, который сумеет драться двумя мечами, одновременно с тем пропуская через них и себя магию.

— Кастор, позволь, я продолжу? — прервал его Невилл.

— Конечно, Ви, не все же мне всех в краску вгонять! — он улыбнулся и жестами показал Невиллу продолжать, а сам тихонечко, но так чтобы все слышали, проворчал: — И подзатыльники, я надеюсь, не только мне получать!

— Эта милая холодная леди — мисс Дафна Гринграсс, красива как ангел и нежна как роза. Но будьте осторожны, господа, у роз очень опасные шипы, — Дафна улыбнулась на эту характеристику. — Еще одна леди в нашем цветнике — мисс Лайза Турпин: умна, начитана, красива. Уверен, в будущем ее работы могут заинтересовать ученых с другого конца света! — Лайза мечтательно улыбнулась, скромно потупив глазки.

— Невилл, ты неподражаем! — похлопал по плечу друга Кастор.

— Спасибо друг, — Невилл усмехнулся, — но я еще не представил всем мисс Гермиону Грейнджер, пока еще малознакомую нам, но, как мы все уже поняли, очень умную и весьма симпатичную девушку, информация из которой льется рекой, — Гермиона покраснела и подумала, что нужно брать пример с Лайзы — она, бесспорно, невероятно умная девушка, с которой интересно общаться, но та никогда не фонтанировала информацией, как она сама.

— Невилл, не обижай Гермиону! — попросила его Пэнси. — Все-таки она теперь под моим крылом, так что я буду вынуждена что-нибудь тебе сломать, — мило улыбнулась любовь всей его жизни, взявшая каких-то пару часов назад Гермиону под свою опеку.

— Не буду, свет очей моих, — взял ее руку в свои Невилл и мягко поцеловал пальчики. — А также хочу познакомить вас с невероятной Пэнси Паркинсон, умницей, могущей постоять за себя и не только, сломав хулиганам руки-ноги, — Дафна улыбнулась тому, что Невилл вспомнил эту историю, — красавицей и самой замечательной девушкой на свете, которая в будущем, я надеюсь, окажет мне честь стать частью моей семьи, — он пристально взглянул на Пэнси, та снова покраснела и попыталась спрятаться за букетом цветов, которым одарил ее Невилл.

— Так, обольститель юных дам, иди сюда, — Кастор притянул его к себе и стиснул в объятиях. — Оставь эту юную леди, пока она не превратилась в пепел от твоих речей! Когда говорят быть настойчивым, не имеют в виду вводить леди в краску каждые пять минут. Мерлин, Невилл, нам по одиннадцать лет, смилуйся!

— Я нашел свой идеал, Кастор. Тебе тоже, кстати, не мешало бы озаботиться выбором невесты, а то уведут ведь всех умных и красивых, и останешься один, — подколол его Невилл.

— Знаешь, я… — начал было Кастор, но осекся, когда прямо за его спиной раздался громкий голос его бывшего друга.

— А вы знаете, как будет проходить этот отбор? — спросил Рон у кучки таких же первокурсников, которые по большей части были магглорожденными или полукровками. — Наверное, нам придется пройти через какие-то испытания, — предположил он. — Фред сказал, что это очень больно, и я думаю…

— Смотри не надорвись, Уизли! Тебе думать вредно, — ехидно прокомментировал его высказывание Невилл.

После того, как друзья Лонгботтома — семья авроров — погибла из-за лени Рона, тот на дух его не переносил и любое упоминание рыжего вызывало у него глухое раздражение, постепенно перерастающее в презрение. И что бы он с собой ни делал, как бы ни уговаривал, что этот Уизли не виноват — у него перед глазами всегда представали глаза их маленького сына, который в свои пять лет потерял отца и мать, и вынужден был жить с ненавидящими его родственниками, пока Невилл не лишил их права опекунства и не забрал мальчика к себе.

— Ой, да что ты знаешь, выскочка? — взвился рыжий. — Стоишь тут с кучкой темных магов и думаешь, что самый умный! Наверняка сынок какого-нибудь темного, что чудом отмазался, как вон папаша Малфоя, — он махнул головой на Драко. — Тоже, наверное сказал, что его околдовали, — Невилл удивленно приподнял левую бровь, но с места не сдвинулся, а Драко кинулся было ответить, но Кастор остановил его рукой и вышел сам.

— Ты что-то имеешь против моего крёстного? — прищурился он и вгляделся в того, кто был его лучшим другом в течение семи лет учебы.

Кастор, конечно, понимал, что никогда Рон не был эталоном друга, но вот так ни с того ни с сего на людей вроде бы не нападал. Или… Кастор призадумался. Драко всегда был для Рона как красная тряпка для быка, и, в общем-то, половину всех их скандалов провоцировал именно он.

— Крестник Малфоя? Ты? — Рон осмотрел Кастора с ног до головы. — Еще один тёмный маг в школе, — скривился он. — Били мы вас, били, а вас все больше и больше…

Кастор на эти слова лишь разочарованно усмехнулся.

— Знаешь, Уизли, если быть воспитанным, культурным и образованным человеком — это значит быть тёмным, то ты прав. Я, в отличие от тебя, знаю, как будет проходить отбор, потому как озаботился тем, чтобы прочитать историю школы, в которой я буду учиться, еще до попадания в нее, — тут он, конечно, слукавил, потому как в тот самый первый раз он поступил так же, как и Рон сейчас. — Впрочем, как и все мои друзья, что не ленились и хоть раз взглянули в книги или додумались спросить у старших. Хотя у меня, как и у тебя, есть старшие братья, Рональд, — практически выплюнул он его имя.

— Ах ты… — побагровел Уизли, но в драку лезть не стал, потому как на стороне Кастора определенно было больше людей.

— А раз ты не соизволил узнать, то позволь просветить тебя образованным людям, ой, прости, на твоем языке — тёмным магам, — он усмехнулся, услышав смешки за спиной рыжего.

Привычка Рональда называть всех слизеринцев и тех, кто с ними общается, тёмными магами занимала в плане Кастора по обелению имиджа факультета зеленых не последнее место. Когда человек попадает на передовицу желтой газетенки по несправедливому обвинению, то он понимает, что они высасывают свои истории на пустом месте. До этого же момента как им не объясняй, что это все чушь — они не поверят. А вот если им заранее или в этот момент еще и в противовес к этому пониманию забросить какое-то мнение или ассоциацию, люди поверят в них гораздо охотнее, чем если бы это было простое убеждение, стараясь таким образом обелить себя в своих же глазах и в глазах окружающих. Так и в их случае. Когда те, кто будет общаться с Кастором или его друзьями, получат от Рональда звание «тёмного мага» — они сами начнут злословить на тему того, что для него тёмные маги — это просто образованные люди, помня то, что сказал сейчас Кастор. А после и для всех это будет одним и тем же. Таким образом можно будет наконец снять с их будущего факультета этот ярлык факультета злых и темных магов.

Кастор не хотел ввязываться в войну со своим прошлым факультетом, и с удовольствием оставил бы все как есть, но он понимал, что конфронтация будет все равно, а значит, важно занять в ней главенствующую позицию и перетянуть всех на свою сторону до того, как этим начнет заниматься кто-то другой. Так что для начала он решил начать с просвещения всех первокурсников фактами из мемуаров Годрика и Салазара, написанными еще до ухода последнего из школы.

— Распределение происходит с помощью Распределяющей шляпы, артефакта, созданного Годриком Гриффиндором и Салазаром Слизерином для того, чтобы тех, кто еще не решил, кем будет, можно было подтолкнуть к этому решению. Если же человек сам просится куда-то — артефакт пойдет на уступки, ведь Основатели не хотели никого неволить. В семье боевых магов вполне мог родиться ученый, а в семье стихийников — зельевар. Это жизнь, и все мы разные, какие бы времена не были за окном.

— А что, на факультеты распределяют не по характеру? — удивилась какая-то светловолосая девочка. Напрягшись, Кастор вспомнил, что ее звали Мораг и она была когтевранкой, но вот фамилию ее он так и не смог вспомнить.

— Нет. Раньше все знали, что распределение шло по специализациям, так что выбирали направление согласно будущей профессии, ведь программа у всех была разная. Ну, не считая общих дисциплин, хотя и там были отличия. Факультет Салазара славился тем, что выпускал алхимиков, зельеваров и управленцев, так что зелья были у них каждый день, как и гербология, а помимо этого была риторика, письмо и множество предметов, нужных именно для этой специализации. Факультет Годрика стремился пополнить своими студентами ряды армий, которые оберегали покой граждан, и группы смельчаков, обеспечивающих слизеринцев редкими ингредиентами и товарами, рискуя своей жизнью, так что боевая магия и трансфигурация преподавались им каждый день, оставляя лишь несколько часов на все остальное. Поэтому процент высокообразованных людей среди боевых магов был очень невысоким, и командовали армией Британии или слизеринцы, или когтевранцы. Кандида брала под свое крыло будущих ученых, светил науки, профессионалов в сфере обучения и… отпетых шутников. Именно ее факультет славился тем, что они были на любом празднике самыми активными и задорными, а также предлагали всегда нестандартные выходы из щекотливых ситуаций, откуда другие выхода не видели. Пенелопа же стремилась научить управлять своими силами магов природы, стихийников, по-другому, а если к ней попадали люди без таланта, то она старалась научить их любить природу вокруг себя, используя потом ее дары в бою или мирной жизни.

После монолога Кастора все замолчали, переваривая то, что услышали. Некоторые даже решили сменить предпочтения по факультетам, составив их ранее по, как оказалось, ошибочным знаниям. И пусть сейчас разницы в обучении и не было, почти все решили довериться мнению Шляпы, ведь не зря она помогала определиться студентам еще тысячелетие назад, не ошибившись ни разу. Почему они так решили — неизвестно, ведь о том, что она не ошибалась, Кастор не говорил.

Из-за задумчивости первокурсники впервые за очень много лет практически не обратили внимание на призраков, которые прошли сквозь стены. Только глаза Кастора пару раз сменили цвет, а аура Невилла тревожно задрожала, но благо никто из живых этого не заметил, ведь все были погружены в свои мысли.

— Эй, а вы что здесь делаете? — произнес один из призраков, удивленный тем, что на их появление никак не отреагировали.

— Ох, — раздался дружный вдох, но ни закричать, ни отпрыгнуть никто не успел, так как все снова обратили внимание на компанию Кастора, а в частности на Невилла.

— Наше почтение, сэр Николас де Мимси-Дельфингтон, — он отвесил ему полупоклон, — мисс Когтевран, Проповедник, — они тоже удостоились уважительного полупоклона. — Я не ошибся?

— Нет, вы не ошиблись, первый культурный юноша по последнюю сотню лет, — улыбнулся Прововедник. — Как жаль, что вы собрались не на мой факультет, как жаль…

— Не расстраивайтесь, ведь, возможно, к вам попадет кто-то и более достойный, просто очень стеснительный, — Невилл улыбнулся Проповеднику, а через минуту в комнату вошла МакГоннагалл.

— Идите отсюда, — произнесла она, как только вошла, и в ее голосе Кастор отчетливо услышал презрение. МакГоннагалл, как оказалось в будущем, — ненавидела привидения и с радостью избавилась бы от них, если бы они не были связаны с магией Хогвартса. — Церемония отбора сейчас начнется. Выстройтесь в шеренгу и идите за мной! — она развернулась на сто восемьдесят градусов и вышла из зала, даже не удосужившись посмотреть, у всех ли все хорошо.

В принципе такое ее поведение не удивило Кастора, так что он только слегка хмыкнул, улыбнулся краешком губ и пошел с Невиллом за ней, встав в шеренге чуть ли не в самом конце. И вдруг взгляд его зацепился за стоящего через пару от них с Лонгботтомом светловолосого мальчика.

Захария Смит.

Все мышцы в теле Кастора напряглись, а взгляд затуманился от неприкрытого, ничем не разбавленного гнева. Невилл, заметив изменения в поведении друга, сразу понял его причину, схватил Кастора под локоть, чтобы тот не наделал глупостей, и тихонько выругался. Совсем немного времени не хватило, чтобы все прошло так, как он задумывал. Так как Смит в списке стоял ниже Блэка и Лонгботтома, Невилл надеялся, что до того, как Кастор его увидит, они успеют распределиться, и волны темной густой и тяжелой магии Кастора просто вольются в щиты школы и укрепят их, как обычно и происходило с выбросами школьников, а не перепугают всю школьную администрацию во главе с директором. Теперь же оставалось только надеяться, что он взял достаточно накопителей и те смогут сдержать силу Кастора хотя бы до распределения, и директор ничего не заметит.

Смит. Эта фамилия набатом билась в голове Блэка. В душе Кастора сейчас была только чистая неразбавленная ярость, которая омывала каждый уголок его души, достигая даже тех, которые он и сам позабыл, а во взгляде можно было прочитать искреннее стремление убивать, причем с особой жестокостью.

Захария. Пуффендуец, что сломал одну из печатей внутри души Поттера. Пуффендуец, смерть которого принесла Певереллу в той его жизни небывалое облегчение. Пуффендуец, который сделал из него настоящего Блэка.

Только сейчас, сгорая от удушающей волны гнева, Кастор понял, когда он стал Блэком. Ни тогда, когда стал связанным с этим родом через крестного, ни тогда, когда он унаследовал титул, после смерти Сириуса, ни тогда, когда принимал управление родом в банке — Блэком он не был. Он был лишь пародией, кем-то родным, похожим, но не Блэком. А тогда, когда он стал сыном Вальбурги, он уже был Блэком, поэтому и ритуал прошел так гладко, поэтому и род его принял, поэтому и леди Блэк, а сейчас его мама, ему поверила — она чувствовала, что в душе — он истинный Блэк, пусть по крови он и был им лишь наполовину.

Так когда же это случилось? Когда он стал тем, кто по праву может называться Блэком? А случилось это в тот самый момент, когда он открыл свое сумасшествие, свое личное Блэковское проклятие, поглотившее его с головой и не отпустившее его даже в новом мире.

* * *

Гриммо 12, через несколько месяцев после смерти Драко Абраксаса Блэка.

Гарри стоял и смотрел на муки того, кто лишил его одного из самых дорогих ему людей и отнял ребенка у другого дорогого ему человека. Светловолосый старик висел перед ним на крюках, теряя с каждой секундой все больше крови и наконец убрав со своего лица эту мерзкую улыбку. Смит. Как же долго он не ломался, сквозь боль крича о том, как ему приятно было наблюдать за ними, как он упивался их болью и как хотел сделать им еще больнее, начав через год-другой убивать всех их друзей и родственников. Тогда Гарри и не выдержал. Он наложил на него чары ясного сознания и пытал, пытал, пытал, пока он сам не мог уже даже дышать от переполнявшего его гнева, который никуда не уходил, а только рос и рос, грозя разорвать его на куски. В тот момент он как никогда был похож на безумную Беллатрису Лестрейндж, которую боялись не только на светлой стороне, но и на темной. У него так же лихорадочно горели глаза, а крики боли этого человека разливалась в душе приятным теплом и слегка опьяняли. Эту пытку хотелось продолжать бесконечно, лишь бы только крики этого отброса перекрывали его собственную боль, лишь бы вытаскивали его хотя бы на мгновение из той пучины отчаяния и вины, в которую он погрузился после смерти Драко.

Именно в тот момент открылось его сумасшествие и разрослось бурным цветом, который не прекратит расти никогда. Его безумие — безопасность его рода, и каждый раз, когда кто-нибудь будет покушаться на членов его семьи, к которым он смело причислял и своих друзей — он будет сходить с ума и будет пытаться упасть в пучину, спасением из которой будет лишь месть.

* * *

«Блэки, еще на заре создания своего рода, были прокляты одним безалаберным магом, который очень любил создавать новые проклятия, вот и проклял он ради забавы недавно созданную семью, что строила свой дом неподалеку от него. Сумасшествием проклял, да только не знал он, что настолько сильным его проклятие будет, что возьмет, да вплетется в нити самой сути рода, переплетется с дарами ее и особенностями магии, навсегда придавая их жизни и волшебству нотку безумия. Помните, дети род Блэк, что каждый из вас несет в себе частичку безумия, и только от вас зависит, поддадитесь вы ее влиянию, нырнете в омут сумасшествия с головой или используете эту особенность как часть своей силы, заставляя ваших врагов бежать от вас в страхе и не оглядываться. Помните, что пусть у каждого оно и выглядит по-своему, если вы истинный Блэк — оно проявится, поднимет свою страшную морду и опалит вас своим неудержимым дыханием, приводя слабых духом к смерти. И только два способа есть спастись от падения в эту бездну: железная воля, которая со временем запрет вас в кокон одиночества и отчужденности, и якорь, который сможет задержать вас в мире живых. Якорь, ради которого вы будете готовы не делать шаг в бездну, но со смертью которого несомненно окажетесь в самом ее эпицентре» 

Процион Альнилам Блэк,

отрывок из его книги

«История тёмного рода. Дары и проклятья, как неотрывная часть Древнейшего и Благороднейшего».

«В год своего создания был проклят некий новый род,

И не понес никто вины за то, что у него плохое остроумие.

Что сумасшествием его закляли, не отомстил коварно благородный род,

Так может это не проклятие, быть может это дар — безумие? 

Арракис Саргас Блэк,

вступление к его книге в стихах

«Проклятие любое можно даром обернуть, знать нужно только, как сие нам провернуть»

1) И почему я не удивлен?

Вернуться к тексту

2) Но согласись, с ним весело,

Вернуться к тексту

3) Не могу не согласиться,

Вернуться к тексту

Невилл осторожно вел не подающее признаков жизни тело лучшего друга и размышлял над тем, почему он до сих пор не ощущает давления от ауры Кастора, хотя в прошлой жизни, пока они пытали Смита, от тяжести его магии невозможно было даже дышать. Невилл еще дома готовился скрывать его ауру столько, сколько придется, готовился уберечь его ото всех любопытных взглядов, спасти, но этого не понадобилось, потому как Кастор не просто не давил своей магией — он вообще перестал ощущаться как маг.

— Кастор, — попытался позвать он друга, но тот не отзывался, от чего Невилл забеспокоился ещё больше.

Руки у Блэка были холоднее куска льда, да и сам он мало чем отличался от безмолвной ледяной скульптуры, которую вылепил искусный мастер и оживил на некоторое время — и вот это время кончилось.

— Кастор, — ещё раз позвал Невилл, но в ответ получил лишь пустой безжизненный взгляд, будто душу его друга забрали дементоры, которых он случайно не заметил.

Тем временем, пока Невилл пытался достучаться до сознания Кастора, профессор МакГонагалл подвела их небольшую группу будущих студентов к преподавательскому столу и велела всем повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам. Причем сделала она это таким тоном, что Невилл был уверен — будь Кастор в себе, он бы едко прокомментировал и ее мимику, и ее жесты, и ее тон. Но тот определенно все ещё был не в себе, и это пугало.

— Блэк, — попытался использовать его новую фамилию Лонгботтом, но результат нисколечко не изменился.

Паника читалась в глазах Невилла, но он старался никому это не показывать, да и если бы заметили — кто же не волновался перед распределением?

— Потолок специально так заколдовали, чтобы он был похож на небо, никто даже не промокнет, — послышался рядом голос Гермионы, которая не смогла промолчать, услышав, как Рон сказал своему соседу, что Основатели просто забыли про потолок, и когда начнется дождь, все факультеты, кроме Гриффиндора, утонут.

— Блэк, Мордред тебя за ногу, приди в себя! — в панике прошипел ему в ухо Невилл, видя, что профессор МакГонагалл уже поставила Распределяющую шляпу на табурет и та вот-вот запоет.

— Значит, каждому из нас нужно будет всего лишь ее примерить? — прошептал Рон.— Я убью этого вруна Фреда, ведь он мне заливал, что нам придется бороться с троллем.

— Уизли, тебе же умные люди сказали, что будет шляпа и ее придется примерить. Или что, с первого раза до тебя не доходит? — ехидно спросил у рыжего Энтони Голдстейн.

— Тебя забыл спросить, — огрызнулся тот и отвернулся дослушивать странную песню странного головного убора.

— Мерлин, Ри, очнись ты наконец! — прошипел тому на ухо Невилл, пытаясь достучаться до сознания того, кто, по-видимому, скоро его лишится на глазах у всей школы.

— Когда я назову ваше имя, — раздался голос декана Гриффиндора после окончания песни, — вы наденете Шляпу и сядете на табурет.

— Ри, пожалуйста, открой глаза, — практически умолял его друг, но ледяная скульптура никак не хотела оживать.

— Начнем. Аббот, Ханна!

— Пуффендуй! — без сомнений выкрикнула Шляпа, видимо, даже не уговаривая студентку идти на факультет «дурачков», как все думали раньше.

Крайний правый стол разразился аплодисментами, а Толстый монах, находящийся за спинами учащихся, приветливо помахал рукой девочке, и, подняв голову, подмигнул Невиллу. Тот улыбнулся ему в ответ, а потом расцвел на глазах — Кастор напрягся и пришел в себя.

— Я уже думал, ты не очнешься! — с укоризной в голосе сказал Невилл, поправляя мантию, которая сбилась, пока он тащил еле живое тело.

— Прости, уснул, — буркнул Кастор и тоже стал приводить свой внешний вид в идеальное состояние.

— Уснул? — поднял на него взгляд Невилл, и Кастор заметил, что у того чуть ли не глаз дергается. — Уснул? — повторил он, и со стороны было видно, что он очень зол. — Я сейчас тебе так усну, Блэк, что…

— Невилл, если ты сейчас не замолчишь, то пропустишь событие века — Дамблдор увидел Блэков и умер от счастья.

— Подожди, рано старикашке умирать — я еще не отыгрался на нем за все его планы и безумные идеи по поводу нас обоих, — проворчал Невилл, но успокоился. — И да, ладно, отложим скандал на время пира, но после поселения знай — я буду тебя убивать, Блэк, причем с особой жестокостью… — он хотел еще что-то сказать, но девочка уже села за стол, аплодисменты стихли, а Минерва снова открыла пергамент с фамилиями.

— Б-блэк, Альдерамин! — с небольшой заминкой выговорила профессор и с неверием подняла взгляд на первокурсников.

— Собираешься уменьшить поголовье Блэков? Ты серьезно сделаешь такой подарок Дамблдору? — приподняв левую бровь спросил Кастор.

— Я сделаю такой подарок себе, давно хотел тебя прибить… — улыбнулся Невилл, и вернул все свое внимание к директору и его заму.

Было видно, как сильно возмущена МакГоннагалл, ведь она практически на сто процентов была уверена, что это чья-то глупая выходка. Однако вопреки всем ее ожиданиям от группы первокурсников вышел мальчик и сел на стул, так что ей ничего не оставалось, кроме как надеть на него Шляпу.

Дамблдор был не менее удивлен тому, что в списке присутствует Блэк, наличие которого он пропустил. Мысли летали в его голове с бешеной скоростью.

«Кто посмел? Сириус до Азкабана? Регулус до свадьбы? Орион до смерти бастарда в дом привел? Ну не могла же эта идиотка чистокровная родить еще одного наследника? Эх, не вовремя-то как! Какой план подгадили. Драккловы Блэки! Вечно все портят, теперь еще и этого в план вносить!»

— Ты тоже это слышишь? — поинтересовался Кастор у Невилла, который, как и он, на мгновение завис с каменным лицом.

— О, да, его растерянность — музыка для моей души. Вот только эти планы его выбешивают меня до белого каления, — передернул он плечами и косо глянул на исказившееся на миг лицо директора.

— Пуффендуй! — прокричала Шляпа, и Альдерамин отправился вслед за Ханной к Толстому монаху, под бурные аплодисменты барсуков. Остальные факультеты хоть и поддерживали их, но как-то вяло. Только со стороны гриффиндорских третьекурсников слышались такие же бодрые аплодисменты, за что Кастор был очень благодарен близнецам.

— Маменька будет рада, — философски пожал плечами Кастор, а на удивленный взгляд друга ответил: — Она боялась, что со своим характером и стремлением защищать Беллу, он отправится прямиком на Гриффиндор.

— Блэк, Кастор! — уже увереннее сказала МакГоннагалл, но все еще сильно удивленно.

— Ну, пошел я, — улыбнулся Блэк. — Но ты обязан будешь мне показать лица директора и Кошки вблизи!

Кастор вышел из толпы первокурсников и невозмутимо сел на табурет. Если впереди сидящие еще видели какую-то разницу между братьями, то те, кто был достаточно далеко, не могли отличить ребят на первый взгляд, потому как даже рубашки те надели одного цвета, и пытались вытянуть головы повыше, что весьма смешило Блэка. Последнее же, что увидел Кастор, прежде чем профессор надела ему Шляпу по самый нос, были глаза его брата, которые сразу же засияли, как только он увидел, как Кастор ободряюще ему улыбнулся, а значит, одобрил его выбор.

— Слизерин! — практически сразу прокричала Шляпа, даже не спросив, чего он сам хочет. Только в самом конце она сказала:

«Надеюсь, в этот раз ты сделаешь все правильно, Гарри Поттер».

«Всенепременно, дорогая Шляпа, всенепременно…»— Кастор улыбнулся и направился к столу Слизерина, обитателей которого в первые свои школьные годы ненавидел до черных мушек перед глазами.

Профессор МакГоннагалл в который раз постаралась придать себе самый невозмутимый вид, и поклялась больше ничему не удивляться в этом году, однако следующее же имя в списке снова заставило ее недоверчиво вскинуть бровь и внимательно оглядеть толпу первокурсников, которая, как ей на секунду показалось, сплошь состояла из представителей этого будто бы угасшего рода.

— Блэк, Хатиса!

Из толпы вышла девочка, как две капли воды похожая на двух братьев, и так же невозмутимо присела на стул. Со стороны могло показаться, что это королева наконец снизошла до того, чтобы навестить своих верных слуг.

Дамблдор же сейчас думал не о том, почему Блэков так много, а о том, что эти наглые существа посмели так бесцеремонно вырвать у него из рук его гениальный план и кинуть его в клетку к разъяренным пикси. Внешне же он сидел на своем месте и пытался казаться безучастным и беспристрастным, но получалось у него не очень. Выглядел он так, будто встречал нелюбимую родственницу, от которой к тому же изрядно чем-то пованивало, но приходилось изображать радость, ведь она собиралась выбирать, кому из бедных родственников завещать все свое немаленькое нажитое нечестным трудом имущество.

— Когтевран! — прокричала шляпа, и теперь бурные аплодисменты послышались со второго стола слева, а несколько старшекурсников встали со своих мест, чтобы подать руку и помочь присесть этой маленькой королеве.

Кастор же только улыбнулся тому, что его шебутная и нетерпеливая сестра, не любящая все те уроки женственности и грации, что проводили мама и Нарцисса, сейчас вполне осознанно и качественно выполняла все их советы, очаровывая своим видом всех окружающих ее парней, словно потомственная чистокровная вейла.

— Боунс, Сьюзен! — прокричала следующее имя МакГоннагалл, обрадовавшись тому, что Блэков всего трое вместо сорока.

— Гриффиндор!

Крайний слева стол взорвался аплодисментами и приветственными криками, будто они старались перекричать прошлые приветствия минимум раза в два. А Кастор же подумал, что вот она, первая ласточка перемен — Сьюзен в той жизни была скромной девочкой-пуффендуйкой, которая на занятиях ОД оказалась весьма смелой и умной девушкой с неплохим потенциалом. Пусть она и была полукровкой, но ее тетя и дядя считались волшебниками с выдающимися способностями, и если бы сразу после окончания школы она не вышла замуж и не стала домохозяйкой, она могла бы стать еще более способной волшебницей, чем ее тетя, которой она всегда так гордилась.

— Браун, Лаванда! — вызвала очередную ученицу МакГоннагалл, пока Кастор, получив возможность увидеть преподавательский стол, рассматривал тех, кого так давно не видел.

— Пуффендуй! — еще одно изменение, которое было скорее к лучшему — сплетница Лаванда никогда не была способна к боевой магии, зато все заклинания, связанные с водной стихией, давались ей намного лучше, чем остальным.

Однако, выкинув из головы мысли о способностях студентов, Кастор снова сосредоточился на учителях. В самом углу стола справа сидел Хагрид, который с интересом рассматривал первокурсников. Видя, как тот выискивает глазами Гарри Поттера, Кастору стало даже немного его жаль, ведь из-за выходки его мамы, которая оказалась той еще выдумщицей, тот не только не увидит сына Джеймса и Лили, но и получит выговор от директора, из-за чего впервые в жизни авторитет директора пошатнется в его глазах.

— Броклхерст, Мэнди!

— Пуффендуй!

Следом за Хагридом сидела Трелони, которая всегда раздражала Гарри тем, что предсказывала ему смерть, однако став Кастором, он пересмотрел свое к ней отношение, потому как, прочитав о проклятии ее рода, переосмыслил все ее предсказания, даже самые маленькие и незначительные. Оказалось, что они просто не так трактовали все, что она видела. И Грим — это не смерть, а Сириус; и линия жизни у него не короткая была, а прерывистая, потому как умер он в свои семнадцать, пусть и на несколько минут; и смерть, что кружила над замком, спускаясь все ниже и ниже, как хищная птица — это не его смерть, а смерти, свидетелем которой он будет — ведь он был рядом с Краучем-старшим и Седриком в последние минуты их жизни. И так можно было переосмыслить любое ее предсказание, и оно оказалось бы правдой. Просто сами предсказания — это настолько зыбкие структуры, что разобраться в том, что именно они значили, было довольно трудно. А особенно, когда в человеке, которому говорили о его жизни, жило две души, пусть одна из них — и незначительный осколок.

— Булстроуд, Миллисента!

— Пуффендуй!

По другую руку от Трелони сидел Сильванус Кеттлберн — преподаватель ухода за магическими существами, который ушёл на пенсию как раз в тот год, когда Гарри Поттеру предстояло выбирать дополнительные предметы. С первого взгляда могло показаться, что связи никакой и нет, однако, как выяснилось позднее, эта связь была, потому как этот пункт был в плане Дамблдора по формированию его карманного героя; но вот зачем, и что это за связь, увы, Кастор так и не понял ни тогда, ни сейчас.

— Бут, Терри!

— Когтевран!

О Холтоне Албане ничего, кроме того, что он вел факультатив по теории магии для магглорожденных и полукровок, Кастор не знал. Этот тихий неприметный мужчина присутствовал только на первом пиру и на последнем. Все же остальное время он проводил либо у себя в кабинете, в котором и проходили занятия, либо вне замка, так как работы у него было немного — на его факультатив ходили от силы человек двадцать, хотя, по словам Невилла, он рассказывал довольно-таки важные вещи, которым чистокровных учили с детства.

— Гойл, Грегори!

— Слизерин!

Далее сидели две относительно молодые женщины, Аврора Синистра и Септима Вектор, преподаватели астрономии и нумерологии соответственно. По ним Кастор лишь мазнул взглядом и пошел дальше, так как по сути не знал о них практически ничего. Следом сидела профессор Спраут, которая с такой теплотой смотрела на всех студентов, сидящих за ее столом, что Кастор был уверен — у Антонина все будет хорошо. А если и будут какие-то проблемы, тот даже не успеет обратиться к нему — Помона всегда очень оперативно решала любой вопрос, если дело касалось ее учеников. Наверное, именно поэтому Кастор был так рад, а Альбус, наоборот, зол, что Тони попал к ней — плести интриги на факультете, где главными принципами являются помощь и взаимовыручка, практически невозможно.

—Голдстейн, Энтони!

— Когтевран!

Место около Помоны занимал преподаватель чар Филиус Флитвик — прекрасный декан, руководитель и просто очень хороший человек, хоть и наполовину гоблин. Кстати, именно из-за его происхождения Альбус никогда не впутывал в свои планы когтевранцев, даже бывших. В его Ордене школьников и домохозяек не было ни одного представителя этого факультета, ведь кто из магов пойдет против гоблина? Никто. А Филиус никогда не отказывал своим студентам в помощи и однажды даже выступал на дуэли вместо своего студента, когда тот накануне поединка сломал руку, правда, это было очень давно, когда он еще был молодым и полным сил. И то, что Белла попала именно к нему, давало Кастору надежду, что с ней все будет хорошо и она не будет снова фанатично во что-то верить. А даже если кто-то и вложит в ее голову подобные мысли — Флитвик быстро вернет ей ясность ума.

— Грейнджер, Гермиона!

— Когтевран!

На этом моменте Кастор все-таки оторвался от размышлений о преподавателях и вернулся к распределению. Гермиона все-таки прислушалась к увещеваниям девочек и выбрала не Гриффиндор, а Когтевран. Занятно…

* * *

— Гермиона, ну зачем тебе этот Гриффиндор! — в который раз возмущалась Пэнси, пока они вчетвером с ней, Турпин и Гринграсс вышли из купе, чтобы мальчики переоделись. — Эти два идиота практически сто процентов попадут именно туда!

— Но ведь это факультет храбрых, да и сам Дамблдор учился там! — пыталась оправдать свое желание будущая первокурсница.

— А на Слизерине Мерлин учился, и что? Студенты же толпами к нам не бегут, — резонно заметила Дафна.

— Серьезно? Мерлин учился на Слизерине? — эта информация была для Гермионы чем-то новым; чем-то, что в который раз заставило ее задуматься о природе предрассудков и о том, как они влияют на выбор юных волшебников.

— Серьезнее не бывает, — ответила вместо Дафны Лайза. — А вот другой пример: Малодора Гримм, лучшая подруга Гвиневры, жены короля Артура, была злобной дамочкой и ради поддержания звания самой красивой женщины в королевстве травила девушек различными ядами, которые сама же и варила. И училась она именно на Гриффиндоре, из-за чего имела еще и очень большой боевой опыт.

— Я, кстати, еще читала, что Моргана хоть и не училась в Хогвартсе, но однажды примерила Распределяющую шляпу, когда посещала школу с дружественным визитом, и та сказала, что отправила бы ее к барсукам, потому как та имела просто невероятный талант к целительству и могла общаться с самыми разными животными, — блеснула знаниями Дафна.

— Мы это к чему тебе говорим, Гермиона. Мы вовсе не отговариваем тебя от Гриффиндора, и если ты так хочешь, то иди туда, просто на каждом факультете в свое время учились разные великие волшебники, которые были как хорошими, так и плохими. Не нужно строить свою жизнь, поклоняясь каким-то мифическим идеалам, — с улыбкой сказала Пэнси. — И да, если ты все-таки согласишься быть моей подопечной, на Слизерине это было бы проще всего осуществить. Ты, как мы выяснили благодаря нашему невероятному светловолосому детектору чистоты крови, дочь сквибов, а значит, факультет примет тебя как чистокровную в первом поколении. Да и то, что твои родители смогли пройти сквозь барьер, говорит в пользу этой версии, ведь маглы не могут через него пройти, даже если их носом в него ткнуть.

— Ну, или лучше давай со мной в Когтевран, — предложила Турпин. — И мне не скучно, и ты, как я поняла, на ворона больше походишь, чем на змею, в отличии от Пэнси и Дафны, простите, девочки, если обидела.

— Не обидела, Лайза, даже не надейся, — улыбнулась Пэнси. — Я и правда змея, пусть пока и не ядовитая.

— Я подумаю, девочки, честно, просто это так неожиданно. И то, что вы мне помогли, и то, что ты, Пэнси, предложила мне Патронат, так как у меня нет официального опекуна в мире магов, и про факультеты… Я просто не привыкла, что до меня вообще есть кому-то дело. В школе я не очень-то с кем-то дружила, да и тут не надеялась кого-то найти.

— Это судьба, Гермиона, — улыбнулась Лайза.

— Скорее, это Невилл, с его постоянными комплиментами, — ехидно заметила Дафна.

—Дафна! — упрекнула ее Лайза, которой очень даже нравилось то, как Лонгботтом ухаживал за Паркинсон.

— Дафна права, — пожала плечами Пэнси. — Если бы не он — я бы не вышла из купе и не помогла бы тебе, Гермиона. Но кто докажет, что Невилл не был послан нам судьбой?

— Определенно был послан, и я даже знаю, чей именно судьбой он был послан, — не удержалась от подкола Дафна, из-за чего все девочки не смогли удержать смех, чем сильно удивили закончивших переодеваться и вышедших их искать ребят.

* * *

— Гринграсс, Дафна!

— Слизерин!

Очередной выкрик шляпы заставил Кастора вернуться к действительности. Гринграсс. Милая, холодная, хрупкая Дафна, которая, оказалась сильной, умной, способной, а главное — живой и горячей, а не как он раньше думал, холодной статуей. Право слово, если бы она не была так влюблена в Тео, и не была его женой — он бы выбрал ее в качестве леди Поттер-Певерелл еще в той жизни, когда Вальбурга стала требовать в дом хотя бы одну девушку, хотя жениться он не хотел совсем. Момент, который изменил его к ней отношение, произошел в тот самый час, когда несмотря на все переживания и минуту назад дрожавший от пережитой истерики голос, она смогла собраться и сделать то, что не смогли сделать пять авроров и два невыразимца. Она смогла вдребезги разнести кровную защиту родового поместья и отправить за грань два десятка инферналов, что защищали вход в дом, руководствуясь лишь стихийной магией, ведь и ее палочка осыпалась пеплом, когда она попыталась помочь аврорам еще в самом начале штурма поместья, в котором похитители держали ее дочку. Удивительная женщина, а сейчас не менее интересная девочка, которая всегда будет ему нравиться, но только как друг, и мама его будущей крестницы.

— Данбар, Фэй!

— Гриффиндор!

Еще раз улыбнувшись промелькнувшим в голове теплым воспоминаниям, Кастор снова посмотрел на преподавательский стол. С левой стороны стола на волнующихся первокурсников взирали в основном женщины, если не считать преподавателей зельеварения и защиты от темных искусств. С самого края сидела колдоведьма Поппи Помфри, которая всегда вызывала у Кастора слишком много вопросов, хотя сама никогда ничего не спрашивала. Блэк не знал магия это, неучтенный философский камень, кровь невинноубиенных младенцев, души девственниц, или что-то еще, но жила Помфри уже не первое тысячелетие и это то, что он знал точно. В дневниках Годрика Гриффиндора, которые по случаю притащил домой Парсмеи, было сказано о немногословном юном даровании, невероятно талантливой колдоведьме по имени Поппи. И далее с самого основания школы он находил упоминания о Поппи Помфри в мемуарах, в рассказах портретов, а однажды даже нашел целый альбом набросков молодого художника, который был в нее беззаветно влюблен, и если бы он не погиб — она бы сбежала вместе с ним в Америку. Да и если не смотреть на это, наивно предполагая, что это были ее родственницы, то все равно — именно эта Помфри была во время обучения в школе Вальбурги, и когда Поттеру стукнуло сто двадцать пять она все еще была на месте, ни на год не постарев.

— Джонс, Меган!

— Гриффиндор!

Следом за вечной колдоведьмой сидела Ирма Пинс, прекрасный, просто замечательный библиотекарь, настолько ревностно оберегающая покой в царстве пыли и знаний, что даже во время битвы за Хогвартс никто не смел зайти в ее обитель. А брат и сестра Кэрроу, когда были преподавателями Хогвартса, лишь однажды переступили порог ее владений, и то, вылетели оттуда буквально через минуту, получив невероятную порцию проклятий, которые не смогли снять ни Снейп, ни целители Мунго.

— Забини, Блейз!

— Слизерин!

По левую руку от Пинс сидели преподаватель маггловедения Чарити Бербидж, преподаватель древних рун Батшеда Бабблинг, и школьный тренер и судья межфакультетских соревнований по квиддичу Роланда Хуч. Об этих женщинах Кастор знал крайне мало. Только то, что первую убил на своем собрании Темный лорд, вторая погибла в битве за Хогвартс, а третья нисколько не изменилась даже после войны и продолжила учить первокурсников летать, а старшекурсников — играть в квиддич.

— Корнер, Майкл!

— Когтевран!

Теперь очередь дошла до Квирелла. Кастор внимательно осмотрел его, чтобы понять — на месте ли та часть души, что они с Видой решили не возвращать на место? И судя по его нездоровому лицу, впалым бледным щекам и нервным движениям Темный лорд нашел себе временный дом. Осознание этого факта заставило Кастора хищно оскалиться, отчего сидящий напротив него Кассиус Уоррингтон нервно передернулся — это был уже второй человек, который был младше него, но казался настолько страшным, что хотелось съежиться в каком-нибудь углу и стать незаметнее мышки.

— Винсент Крэбб

— Слизерин!

Планы на этого огрызка из затылка Квирелла у Кастора были просто наполеоновские. Нет, сначала они с Видой думали просто от него избавиться, отправив туда, где ему давно самое место, а потом задумались — зачем им, собственно это делать? Зачем облегчать жизнь Дамблдору и его ордену, если можно хорошенько поиздеваться над обеими сторонами? Нет, жертв со стороны мирного населения они, конечно, не допустят, но вот нервы всем попортят знатно. Надо же как-то всколыхнуть это застоявшееся болото?

«Потрясения делают жизнь интереснее», — подумал Кастор, а потом сам же проклинал свой длинный язык, ведь к потрясению, которое произошло через секунду после этой мысли, он явно был не готов.

— Лавгуд, Полумна!

После произнесенного МакКошкой имени парни застыли как громом пораженные. Еще в том мире, где они проживали первые свои жизни, на упоминание этого имени у них в компании было некое негласное табу. Гарри и Невиллу было трудно перенести то, что их подруга скончалась, причем сама желая этого. Драко как-то незаметно для себя тоже привязался к Луне, и ее смерть заставила его впервые в жизни от отчаяния разнести половину своей лаборатории, а Теодор и Блейз просто расстроились из-за смерти странной, но очень интересной девушки — она пусть и не была им близка, но она была человеком и подругой их друзей. Да и к тому же все они винили себя, что не помогли, не приободрили, не защитили… Самоубийство убивает двоих, ведь страдает не только тот, кто умирает, но и тот, кто ценил и любил этого человка.

Записка же, которую нашли в ее доме, ничего не объясняла, только сообщала почерком Луны, что теперь она отправляется дальше, в следующее путешествие, и вообще она уже очень давно опаздывает на встречу со стражами междумирья, что должны сопроводить ее к новой жизни и забрать к себе ее мозгошмыгов.

Тогда они ничего не поняли и стали вместе со слизеринцами искать зацепки. Они прошерстили каждый миллиметр пепелища, что когда-то был милым и уютным домом Лавгудов, опросили практически всех ее знакомых, но так ничего и не нашли. Кроме еще одной записки от Луны, в которой она в своем стиле просила Гарри успокоиться и не искать виновных в ее смерти. Записка нашлась в Хогвартсе, в любимом месте Луны, и она знала, что Гарри придет туда, когда оставляла ее. Только тогда парни, скрепя сердце, оставили попытки найти виновного. А зря. После того, как выяснилось, кто на самом деле виноват в ее смерти, Гарри и Невилл провели не один ритуал, чтобы попросить у Луны прощения за свою слепоту, но так и не добились ответа — душа Луны к тому моменту уже давно покинула пределы «междумирья» и отправилась дальше.

Очнувшись же теперь от первого шока, Невилл стал неверяще оглядывать толпу первокурсников рядом с собой в поисках девушки, которую они не смогли защитить, а Кастор постарался вытряхнуть из головы мысли о том, что все это глупая шутка, которая в очередной раз сделает ему больно. Воспоминание о смерти странной, но такой родной когтевранки все еще выводило его из равновесия, ведь этот белокурый ангел пошел на смерть ради них. И пусть Гарри Поттер сделал для магического мира то же самое, но жертва Луны осталось никому не известной, да и к жизни она потом, как это сделал Гарри, не вернулась.

Сейчас же парни никак не могли понять, почему никого не волнует, что МакГонагалл вызвала на Распределение девочку, которой на данный момент исполнилось только десять. Причем заместитель директора сказала это самым что ни на есть спокойным и уверенным тоном, а значит, ошибки быть не могло, к тому же ни один преподаватель или студент, помимо них с Невиллом, очевидно, не замечал неточности, и все они с нетерпением ожидали очередную не распределенную пока первокурсницу.

И вот толпа первокурсников наконец расступилась, чтобы явить взору сотен студентов белокурого ангелочка, которого и Невилл, и Кастор признали в тот же момент.

— Слизерин!

Шляпа даже ни на секунду не задумалась, прежде чем отправить блондинку на факультет змей, и ребятам даже показалось, что она выкрикнула этот результат куда быстрее, чем для Малфоя в прошлый раз, хотя все они когда-то считали, что это невозможно, чем очень тешили самолюбие Драко.

Кастор этому факту сильно удивился, ведь он и представить себе не мог, чтобы такая нежная, умная, смелая, доверчивая и, откровенно говоря, странная девушка могла попасть в логово хитрых и склизких змей, к коим он теперь здраво причислял и себя. Кастору даже в голову прийти не могло, что для того, чтобы попасть на факультет воронов, в прошлый раз ей пришлось угрожать Шляпе сожжением, а после того, как она отказалась, приложить невербальным Конфундусом. Он считал, что Шляпа отправила ее туда сама: так как его не было при ее первом распределении, он не знал, сколько времени она провела за разговорами с этим трудно поддающимся уговорам головным убором. По его мнению, она могла быть несравненно умной когтевранкой, доброй и милой пуффендуйкой, смелой и храброй гриффиндоркой, но нисколько не хитрой и изворотливой студенткой Слизерина. У нее просто не могло быть таких качеств, которые могли бы привести ее на факультет змей. Ну, кроме того, что зеленый ей к лицу. Однако, как оказалось, что-то он не учел, ведь нашла же что-то слизеринское в ней Шляпа.

Невилл же, услышав решение Шляпы и сопоставив прошлое и настоящее, только усмехнулся — он был уверен, что этот ангел удивит их еще не раз.

Сама же Луна после произнесенного вердикта мило улыбнулась и с достоинством, свойственном потомственной королевской особе на светском рауте, медленно направилась в сторону Кастора. Не в сторону стола, не к первокурсникам и даже не к студентам факультета, нет. Полумна шла именно к нему, все время глядя прямо в его серо-голубые на данный момент глаза. Она будто точно знала, что все его мысли в эту секунду заняты именно ей, и улыбалась этому забавному, с ее точки зрения, факту.

— Разрешите? — вкрадчиво поинтересовалась она у Кассиуса Уоррингтона, который, глядя в глаза этой милой девушки, зарекся иметь хоть какие-нибудь дела с первокурсниками этого года, так как даже для него — парня из потомственной тёмной семьи — они были слишком тёмными и пугающими.

— Конечно, — Кассиус сдвинулся как можно дальше, потому как здраво полагал, что и тот чокнутый на всю голову первокурсник, который так сильно напугал его на каникулах, что Кассиуса до сих пор дрожь пробирала при одном только его упоминании, точно попадет на Слизерин и сядет именно рядом с этими двумя. И не ошибся.

— Лонгботтом, Невилл! — назвала МакКошка имя его персонального кошмара.

— Слизерин! — прозвучало от Шляпы как приговор.

В этот раз Невилл не забыл снять шляпу, но и в этот раз он практически бежал к столу, только теперь не Гриффиндора, а Слизерина. А как только сел — рядом с Кастором, как и предполагал Уоррингтон, — выжидательно уставился на новенькую, причем так же подозрительно, как и его сосед.

«Ну, здравствуйте, мальчики, — улыбнулась та своей привычной еще со школьных годов улыбкой. — А хорошее начало для анекдота вышло, как считаете: встретились как-то два старых ярых гриффиндорца и странная мертвая когтевранка за столом Слизерина…»

«Луна!» — нахмурились одновременно Кастор и Невилл.

«А что Луна, мальчики? Я что, не права, что ли?» — ехидно усмехнулась она.

Кастор же и Невилл сидели в шоке. Они не узнавали в этой девушке ту странную блондинистую когтевранку, что была их боевой подругой, не узнавали ту, что всегда была доброй и смелой, что носила на шее ожерелье из пробок от сливочного пива, а в ушах серьги-редиски. И одновременно узнавали ее. По жестам, по взгляду, по ее улыбке и привычке вплетать волшебную палочку в прическу, откуда она ее могла очень быстро достать. Сейчас у нее была какая-то простая японская прическа, когда часть прядей закалывалась палочкой, а часть — закручивалась и локонами укладывалась на плечи или красиво спадала по спине аж до поясницы.

«Луна…»— все так же глупо повторяли парни, до конца не веря, что она здесь, рядом с ними.

И Лавгуд их не винила. Во-первых, они действительно могли не ожидать увидеть ее на год раньше, чем в прошлый раз, а во-вторых, она не знала, сколько лет для них прошло после ее смерти. После ее якобы «самоубийства». И она не винила их, что они поверили в эту липу, ведь она сама же ее и создала. Сама сделала все, чтобы они поверили в ее историю. Сама…

* * *

— Луна, привет! — молодой мужчина пытался выглядеть дружелюбным сокурсником, зашедшим на чашечку чая к подруге детства, но Лавгуд знала, что это не так. Она знала, что он пришел для того, чтобы забрать ее жизнь. И она подготовилась к этому весьма значимому для нее событию.

Когда Полумна только узнала о проблемах в роду Крамов, то практически сразу поняла, кто корень всех бед этой семьи. Только один человек мог так сильно ненавидеть Гермиону, что решился медленно сводить ее с ума. Только один человек был настолько безумен, чтобы мстить подобным образом. Только один человек мог несколько лет подряд делать так, чтобы на восьмом месяце девушка теряла свое дитя.

Шестеро детей. Шесть маленьких человечков, что так и не успели появиться на свет. Каждый раз Луна соглашалась быть крестной мамой для будущего наследника Крамов, и каждый раз вместо обряда с розовощеким малышом она успокаивала бедную женщину, которой с каждым мертворожденным ребенком становилось все хуже. Виктор никогда ее не винил, нет, но потерю детей также переживал очень болезненно. Сейчас же она опять была беременной. И это была уже седьмая попытка, после возможного провала которой Гермиона поклялась просто покончить с собой, чтобы не держать при себе Виктора, потому как тот безумно хотел детей, а она помочь с этим не могла. Но в этот раз, Луна была уверена, что все у них будет хорошо, ведь тот, кто занимался подобным больше не сможет причинить ей вред. Он никому из дорогих Луне людей больше не сможет сам причинить боль.

— Привет, Захария! — улыбнулась она своей странновато милой улыбкой. Смит немного скривился, глядя на нее, и, конечно, не заметил ее немного подрагивающие руки и капельки влаги в уголках глаз. — Зайдешь в дом?

— Да, спасибо, — Смит заметно нервничал перед тем, как переступить порог ее дома. Видимо он здраво полагал, что даже такая странная и беспечная девушка как Полумна могла поставить защиту от недоброжелателей, однако никакого сопротивления он не почувствовал, отчего, только перешагнув порог, сразу шумно выдохнул и стремительным шагом направился в гостиную.

— Чаю? — голос ее был как всегда мил и нежен, хотя она и знала, что он пришел ее убивать, и это немного пугало ее.

Почему же Полумна была так уверена, что ее пришли убивать? Все просто — она сама позвала его. Сама ментально связала их и практически приказала себя убить. Она не могла больше смотреть на муки подруги, не хотела видеть смерти родных и близких, не хотела больше никого терять, да и жить с проклятием она уже откровенно устала. И этот ритуал — единственное, что могло помочь ей преодолеть чары некроманта и уйти наконец в мир иной. Она давно заслужила покой, но отсутствие ответа на вопрос: «Достойна ли она этого покоя?» заставлял ее нервничать. Мало ли как выкрутится мерзкое проклятие, когда-то казавшееся ей даром?

— Не откажусь, — ехидно улыбнулся Захария, глядя куда-то в стену позади нее. Луна видела, что ему было морально тяжело, ведь одно дело — убивать младенцев, которые еще не появились на свет, чтобы свести мать с ума, а другое — самолично запачкаться в крови, причем таким магловским способом.

Смит же сидел и не понимал, почему решил убить ее и почему именно так, но раз он пришел, то дело нужно было сделать. Когда Луна отвернулась, чтобы выйти на кухню, он всадил ей в спину обыкновенный магловский нож, который купил спонтанно только прошлым вечером в маленьком городке неподалеку от базы.

— Ах, — Луна хоть и готовилась к боли, но не знала, что все будет именно так. Нож, попавший ей в спину, был до того длинным, что практически проткнул ее тело насквозь.

— Надеюсь, ты будешь мучиться так же, как и моя жена, — мерзким голосом пошептал ей Смит в самое ухо, зло оскалившись. За секунду он из напуганного своей идеей мужчины превратился в холодного маньяка-убийцу, что с наслаждением любовался муками своей жертвы. Затем он пару раз прокрутил нож и одним точным движением вытащил его из не сопротивляющегося, но еще живого тела, толкнул Луну в спину, отчего она упала, развернул к себе лицом и стал наблюдать.

Кровь очень быстро изливалась через сквозное отверстие в груди и спине, отчего лужа крови под ней было просто огромной. Но этого Смиту оказалось мало, и он запустил Круцио в почти бездыханное тело, чтобы ускорить смерть и сделать ее максимально болезненной. Луна извивалась от боли, но не издавала ни звука; тогда взбешенный маньяк снова взял нож и воткнул его прямо в сердце своей жертве.

— Сгинь в Бездне, Полоумная Лавгуд, мучайся в посмертии за моих сына и жену, — прикрыв глаза, выдохнул Смит и сразу аппарировал прочь.

— Ты и на Земле будешь мучиться не меньше, — прошептала Луна обескровленными губами, когда Захария наконец покинул ее дом, и со стоном боли поднялась. — А если Гарри все-таки узнает, то и сбежать на тот свет легко у тебя не выйдет.

Оживить себя как нежить у Луны получилось на «превосходно», все-таки кровь предков не просто так ценилась волшебниками. Осталось так же виртуозно сымитировать самоубийство для ребят и всего магического мира, что будет очень нелегко, имея на теле две ножевые раны и лужу крови в гостиной. Но она справится, ведь ей не привыкать удобно умирать. За столько лет-то…

* * *

— МакДугал, Мораг!

— Когтевран!

Распределение очередного первокурсника заставило Полумну мысленно вернуться из дня своей смерти к тем, кто все еще смотрел на нее, ожидая ответов на свои незаданные вопросы. Но как бы ей ни хотелось плюнуть на все и рассказать им поскорее о своей жизни, о семье, о проклятии, Луна понимала, что Большой зал — не место для таких разговоров. Поэтому она решила действовать по-другому.

—  Вы хотите меня о чем-то спросить, господа? — нарочито удивленно посмотрела она на парней, несколько раз невинно взмахнула длинными ресницами и мило улыбнулась.

О, они безусловно хотели о многом ее спросить, но делать это за столом Слизерина в Большом зале, где сидело множество любопытных студентов, было бы крайне глупо и неосмотрительно с их стороны, так что им ничего не оставалось, кроме как состроить милые лица и смиренно ждать окончания пира.

— Нет, мисс, что вы, — Кастор широко ей улыбнулся, отчего глядевший на них боковым зрением Кассиус нервно икнул. — Мы с другом лишь хотели вам сказать, что вы великолепно выглядите, и мы были бы рады, если бы вы удостоили нас чести сопровождать вас в гостиную.

— Я с радостью приму ваше предложение, господа! — мило улыбнулась она, а потом мысленно добавила: — «Хотите обсудить это в гостиной?»— и скептически приподняла бровь. — «В месте, где первого сентября происходит одна из самых больших вечеринок в школе? Серьезно?»

«В Слизерине комнаты на два-три человека, займем комнату на двоих и там поговорим», — внес предложение Невилл.

«Вы, наверное, забыли, господа, а может быть, и не знали, раз вы гриффы и когтевранка, но на факультете змей девушкам нельзя заходить на территорию мужчин, собственно, как и наоборот, парни не могут безосновательно попасть на территорию девушек. Проходы зачаровывал сам Салазар, пусть и тысячелетие назад, но чары все еще активно оберегают непорочность как парней, так и девушек», — прозвучал у всех троих в голове посторонний голос, отчего они все немного вздрогнули и невольно заорирались.

Услышать чей-то голос в голове было крайне неприятно. За время этой своей жизни и Невилл, и Кастор как-то отвыкли, что нужно активировать защиту. Да и кто бы мог подумать, что кто-то может вот так вот бесцеремонно ворваться в ментальный диалог, ведь технику коллективной ментальной связи представили в гильдию менталистов тогда, когда Поттеру с Лонгботтомом было уже далеко за шестьдесят, да и доступна она была только мастерам-менталистам. Откуда о такой технике могли знать Луна, которая погибла задолго до этого, и неизвестный, о котором, как бы это глупо ни звучало, они не знали ничего — было непонятно.

— Макмиллан, Эрни!

— Пуффендуй!

«Вообще-то, приличные люди при знакомстве называют себя и приветствуют собеседников» — ответила голосу Луна, пока парни были в таком раздрае, что не могли никак собраться с мыслями. В тот момент их не волновало, что голос был неучтив, их волновало, что Луна откуда-то знает о коллективной ментальной связи, и имеется кто-то неизвестный, что так легко смог к ним зайти на огонек и теперь знает часть их секретов.

«О, прошу прощения, миледи, за мою неучтивость. Забыл о манерах при взгляде на ожившее чудо. Здравствуйте, лорды и леди! Имя свое я вам, увы, сказать пока не могу, но если узнаете — отпираться не буду. Менталистика — мой родовой дар, раскрытый на сто процентов и наслоенный на проклятие. Из-за этого проклятья все лорды и наследники в нашем роду против воли считывают мысли других, причем слышим мы их все одновременно и с одинаковым звуком».

«Могу представить себе этот гам», — хмыкнул Кастор, припоминая, как Вальбурга заставила его надеть артефакт с подобными свойствами и отправила прогуляться с домовиком под невидимостью по улице, дабы он осознал необходимость поставить прочный окклюментный блок, а не останавливаться на достигнутом. Ужас — единственное, что он мог сказать тогда. Но с него-то артефакт сняли, а вот кому-то еще жить с этим…

«Спасибо за сочувствие, я постепенно привыкаю, но вот ваш разговор меня привлек. Кто вы? Путешественники во времени? Попаданцы из прошлого или будущего? Жертвы чьих-то экспериментов? Проклятые души?»

«Я ближе к жертве экспериментатора отношусь», — пробурчал Невилл, мрачно поглядывая на Кастора, который озадаченно смотрел в пустую тарелку.

«А я — к проклятой душе…» — печально ответила Луна.

«Как интересно… Не вместе, но синхронхронно. А вы очень любопытные персонажи. Вон как Уоррингтона от вас крючит. Давайте позже все-таки обсудим это, если вы не против, а то тут скоро ваш друг будет и, боюсь, поговорить нам незаметно все же не удастся», — сказал неизвестный, перед тем как пропасть из эфира.

— Малфой, Драко!

Кастор оторвался от созерцания пустой тарелки и попытки очистить сознание и поставить защиту, чтобы избавиться от гостя, и взглянул в сторону того, кто был ему другом три четверти его жизни. Малфой, как и в прошлый раз, довольно горделиво подошел к МакКошке и демонстративно опустился на стул, а когда она надела на него Шляпу, то та отреагировала довольно стремительно:

— Слизерин!

«Да, вы были правы, мистер Блэк, вердикт мисс Лавгуд определенно был вынесен быстрее», — раздался в голове у Кастора голос, который как бы ушел. Однако в этот раз его не слышали ни Луна, которая активно рукоплескала Драко и освобождала для него место рядом с собой, ни Невилл, который также был рад Малфою, но серьезность так и проскальзывала в каждом его движении. Неизвестный, вступивший с ними в диалог, напугал его не меньше, чем Кастора, пусть он и пытался казаться равнодушным.

— Я уж думал, что никогда не присяду! — возмущаясь, сел к ним Драко, предварительно поблагодарив Луну за освобожденное место.

— Это потому, что ты Малфой. До вас пока дойдут… Не то что Блэк, раз-два и он уже за столом. Да и я недолго стояла, — усмехнулась Гринграсс, глядя на возмущенного блондинчика. Ей, судя по всему, вид обиженного аристократа доставлял несравнимое удовольствие.

— Смотри, Гринграсс, будь поосторожнее со словами, а то Малфой решит, что ты хочешь стать следующей леди Блэк, и решит отравить тебя в порыве ревности, — ехидно заметил Блейз. — А учитывая, что его крёстный — один из лучших зельеваров, думаю, тебя не откачают.

— Твои данные устарели, Блейз, — усмехнулся Драко, растягивая слова. — Помолвки с нашей воинственной мисс не будет — у нас «астрологическая несовместимость» — так, кажется, обосновали свой отказ Гринграссы.

— А кто сказал, что ты ревнуешь Дафну? — решил добить Драко Забини, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Ах, ты! — зашипел тот не хуже змеи и потянулся к другу детства, чтобы дать ему хорошенький подзатыльник.

— Спокойнее, ребята, на вас уже грифы смотрят, — прервал дружескую дискуссию парней Винсент.

— А как по мне, так довольно мило, — улыбнулась Луна. — Хотя и привлекает нарглов.

— К дракклам нарглов, пусть подавятся редиской! — улыбнулся Кастор, который наконец смог расслабиться в кругу своих друзей. Именно рядом с ними он смог перестать думать о Смите, которого хотелось разорвать на биллион маленьких первокурсников, и о загадочном голосе, что смог сбить спесь с двух легкомысленных путешественников во времени.

— Моррис, Келла!

— Гриффиндор!

Начало июля 1991 г. Чуть меньше двух месяцев до Распределения.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первой степени, верховный чародей Визенгамота, президент Международной конфедерации магов, как всегда, сидел в своем позолоченном кресле, обитом красным шелком с вплетением нитей акромантула и шерсти молодых единорогов, более проходившим на трон, в кабинете и мирно потягивал травяной чай, привезенный ему из самого Китая очередным полностью зависимым от него бывшим учеником, под успокаивающее жужжание множества разнообразных артефактов, назначения большей части из которых он и сам уже не помнил. Совсем скоро его привычную чайную церемонию должна будет прервать Минерва МакГоннагал, которая каждый год именно в этот день приходит к нему в кабинет, чтобы начать свою вечную тираду с оплатой обучения, нехваткой средств, ужасным состоянием коридоров замка, своеволием полтергейста и проблемой с зачислением магглорожденных и полукровок, письма которым не заполнялись эльфом, а писались каждому самой заместителем директора и доставлялись ей же лично в руки будущему ученику.

— Альбус, это просто неслыханно! — раздался треск двери, и в кабинет директора школы с криком и без стука ворвалась глава библиотеки Хогвартса — Ирма Пинс. Волосы у нее развевались словно змеи медузы Горгоны, а глаза горели адским пламенем, что обещало мучительную смерть каждому смельчаку, что подойдет слишком близко. Казалось, что еще секунда — и ты или обратишься в каменную глыбу, навеки оставаясь в замке на потеху будущим поколениям, или рассыплешься прахом, а потом станешь удобрением для очередного жутковатого творения Помоны. — Какого драккла ты снова распоряжаешься в моей библиотеке?! Тебе мало было прошлого раза? Надо напомнить для профилактики? Видимо, маразм уже подобрался слишком близко, раз ты снова за старое взялся. Учти, я не шучу про профилактику!

— Мисс Пинс… — начал было свою заранее приготовленную речь Дамблдор, но под ее пронизывающим взглядом запнулся.

— Заткнись, Альбус! Ты сегодня же вернешь все как было, иначе я так тебя прокляну, что прошлый раз ты будешь вспоминать с радостью и желанием повторить. Ясно тебе, козел бородатый?!

— Но… — Дамблдор не знал, что делать с этой склочной и очень сильной ведьмой. Ему для удачного воплощения плана необходимо было убрать эти книги из библиотеки, чтобы Поттер, не дай Мерлин, не нашел их и не понял, что к чему.

— Никаких «Но»! Сегодня же все книги будут на месте, иначе жди беды, Альбус. А ты меня знаешь, — Пинс прищурилась так, что у директора по спине пробежал табун мурашек, — беда будет такая, что ни один из твоих подопечных не спасет твою гадскую душонку. Даже Фламелев камушек будет бессилен… — она в последний раз зло зыркнула на директора и скрылась за дверью, хлопнув оной так, что несколько приборов с самой ближней к ней полки подпрыгнули и, приземляясь обратно, разлетелись вдребезги.

— Вот дрянная ведьма, вечно все планы портит… — скривился Дамблдор глядя на разрушенное библиотекарем имущество. — И кто ей только напомнил… — лицо директора на мгновение исказилось в гневе еще сильнее, но уже через секунду он снова стал улыбаться, ведь злосчастная дверь снова отворилась, являя его взору еще одну взбешенную чем-то женщину.

«У них что сегодня — обострение? Так и будут ко мне по одной ходить, пока я с ума не сойду? — задал Дамблдор вопрос Вселенной, однако та не стремилась ему отвечать. — А ведь еще Минерва ругаться придет… — от желания скривиться и сплюнуть директор отказался только потому, что в кабинете был не один. — Может, сказать, что опаздываю на собрание в МКМ?»

— Альбус! Какого Мерлина ты творишь?! — зашипела вошедшая не хуже змеи, и Дамблдору на мгновение показалось, что зрачки у нее стали вертикальными, а язык — раздвоился. — Куда ты дел «Сферу Пакира»?

— Поппи, чего ты злишься? — попытался сгладить обстановку директор, но голос его дрогнул, потому как перед глазами у него все еще стоял образ Помфри-змеи. — Эта сфера была внесена Министерством в перечень тёмных артефактов, которые подлежат немедленному изъятию и уничтожению. Так что они ее конфисковали, и Отдел тайн, скорее всего, уже занялся ее деактивацией. Я ничего не мог поделать, — он трагично развел руками и участливо вздохнул, — таков закон. Скажи лучше мне спасибо, что тебя не арестовали вместе с ней — за хранение и использование темного артефакта, — голос Дамблдора звучал так, будто он журил нерадивого ребенка за сделанную тем пакость, которую он еле-еле исправил.

— Это «Сфера Пакира» — тёмный артефакт, Альбус?! Тёмный артефакт? Серьезно? — Помфри была готова рвать и метать. Рвать тело директора на части и метать куски его бесполезной и даже опасно-ядовитой для нормальных существ плоти по всему Запретному лесу, да обитателей его было жалко — потравятся еще. — «Сфера Пакира» — уникальный медицинский артефакт, с помощью которого можно определить, воздействовали ли на магическое ядро пациента и подвергалась ли его душа изменению — разделению, модификации, переселению, подселению, дроблению, разрыву!

— Вот видишь, Поппи, этот артефакт воздействует на ядро юного несформировавшегося мага и на его неокрепшую молодую и чистую пока душу. Отдел тайн доказал, что это тёмный артефакт, который несет больше вреда, чем пользы, и Министерство решило, что ему не место рядом с детьми, — заученно ответил Дамблдор, а потом мягко и понимающе улыбнулся.

— Ты! — прищурилась мадам Помфри и стала шипеть, словно и правда была змеей. — Это ты так решил, Альбус! Мне уже сообщили, что инициатором изъятия артефакта был наш любезный председатель Визенгамота. Тебе напомнить, кто это? А то ты, видимо, забыл. Старость пришла? Капельки не принял? — Помфри плевалась ядом и прожигала директора взглядом. — И знаешь что, Альбус? Я устала! Это уже не первый раз, когда из-за тебя мы теряем оборудование, способное помочь детям. С сегодняшнего дня и до конца моей жизни нога твоя не переступит порог Больничного крыла ни с одним вопросом. И плевать мне на все. Будешь загибаться — обратись в Мунго, а я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь. А то добью еще ненароком, — последнее прозвучало скорее как обещание, чем как предостережение.

— А ты не забываешься, Поппи? Думаешь у тебя есть на это право? — голос директора стал на несколько градусов холоднее. Он ненавидел, когда кто-то угрожал ему, а Помфри сейчас именно это и делала. И если Пинс реально могла воплотить в жизнь свою угрозу — уж он-то точно это знал! — то насчет колдоведьмы Альбус очень сильно сомневался. Не казалась она сильной ведьмой, что могла противостоять ему — Великому светлому волшебнику!

— О, малыш, не сомневайся, — глаза ее на мгновение полыхнули алым, а на пальцах мелькнули враз удлинившиеся коготки, — ты никогда больше не подойдешь к моей вотчине, как бы сильно этого ни хотел. А Сфера… Что же, создала один артефакт, вместо того, что ты забрал, создам и еще, мне не привыкать — не в первый раз такой ушлый гад попадается в моей долгой жизни. А вот ты, Альбус, ходи и знай, что своими действиями ты подписал себе смертный приговор. И вскоре придет тот, кто свергнет тебя с этого золотого трона, а я и пальцем не пошевелю, чтобы остановить твоё падение. Даже больше — дам пинка под зад для ускорения, — с последним ее словом часть артефактов за спиной Дамблдора взорвались, и запчасти от них разлетелись по всему кабинету, минуя только колдоведьму, которая, одарив директора напоследок холодным презрительным взглядом и эффектно развернувшись, пошла прочь из кабинета.

— Да что за день-то? — выдохнул ошарашенный проявлением такой силы Альбус, глядя на полуразрушенный кабинет и злую-презлую Помону, входящую в его кабинет с намерением разрушить то, что не успели ее предшественницы.

Тридцатое июля. Месяц и два дня до Распределения

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, великий светлый маг, который испугался праведного гнева взбешенных его действиями дам, что внезапно оказались очень сильными, к концу второго месяца лета все-таки вернулся в школу после своего тактического отступления и снова, как и в тот злополучный день, сидел в своем любимом кресле в кабинете. Почти месяц прошел с того момента, как темпераментные дамы разнесли его кабинет в пух и прах, а ему пришлось срочно прятаться в старом доме в Годриковой впадине, чтобы его не нашли и не добили. Причем памятуя о произошедшем, директор не очень горел желанием возвращаться в школу, но с Хагридом, который, согласно его плану, должен был познакомить юного Поттера с миром магии, можно было поговорить только в школе. Да и перед Минервой следовало извиниться, ведь из-за срыва Помоны он так быстро сбежал, что его заместителю пришлось справляться со всеми магглорожденными и полукровками самой. Да и кто бы не сбежал от дамы, которая сошла с ума и стала больше похожа на неадекватную маньячку, чем на преподавателя?

Спраут разозлилась на Альбуса настолько, что, даже не говоря ничего своему начальнику, просто с порога подожгла невербальным беспалочковым Larcarnum Inflamarae все вырвиглазные мантии Дамблдора, причем одну из них даже не снимая с ее владельца, и с умиротворением и хищным блеском в глазах наблюдала за метаниями директора, судорожно пытающегося стянуть с себя мантию или погасить огонь, который ему не подчинялся от слова совсем. Но, к счастью директора, огонь его не обжигал и не наносил ему повреждений — Помона ведь решила его не убивать, хотя и очень этого хотела. Ее гнев выражался в другом: огонь причинял Альбусу невыносимую боль, неотличимую от боли вследствие сжигания заживо, и вызывал необузданный страх у того, против кого был использован.

Возможно, это жестоко, но у Помоны был мотив так поступить, и мотив железный — ей прислали флакончик воспоминаний с кадрами смерти ее мужа и дочери с печатью Гринготтса, заверяющей, что все, что находится внутри — правда. Маркус и Розалина — свет в окошке домика ее жизни — сгорели в их собственном коттедже, пока Помона была в школе. «Несчастный случай», как сообщили авроры, оказался поджогом. Альбус хотел чего-то от ее мужа, а тот послал его далеко и надолго. Этот белобородый козел вспылил и пообещал отомстить. И отомстил же, гад.

Анонимный отправитель прислал и записку, в которой рассказал, что это воспоминания одного наемника, которого искали в связи с другим делом, но увидев это, решили поставить ее в известность и сообщить, что исполнитель ликвидирован, а вот заказчик все еще жив, здоров и руководит школой.

И неизвестно, что было бы дальше, может, Помона перешла бы и к Непростительным, посчитав, что тот наказан недостаточно сильно, но Дамблдор наконец вспомнил, что является хозяином удивительной птички, и приказал ей перенести его домой, подальше от сумасшедших ведьм, которых даже после такого уволить он не сможет.

— Звал, Альбус? — скрипнула дверь, и в кабинет, вернее, в то, что от него осталось, зашла Минерва МакГонагалл и прервала минутку страшных воспоминаний.

Лицо заместителя директора застыло каменной маской, сквозь которую не просачивалась ни одна эмоция, руки у нее немного подрагивали, хотя из-за мантии с широкими рукавами этого видно не было, а все тело было напряжено, словно перетянутая струна, что вот-вот от напряжения должна лопнуть. Она словно была неживой, будто кто-то погубил бедную женщину, а потом постарался вернуть ее к жизни, но с чем-то напортачил и она осталась бездушной куклой, которая хоть и похожа на человека, но по сути является его бледной копией с пародией на жизнь.

— Да, звал, Минни, проходи, присаживайся, — директор улыбнулся своему заместителю, но из-за того, что все еще думал о поступке Помоны и о том, что та откуда-то узнала о поджоге, не заметил ее необычного состояния. — Чаю?

— Спасибо, Альбус, но мне некогда, я тороплюсь к Филиусу, не хотелось бы заставлять его ждать меня, хотя я уже и так сильно опаздываю, — МакГонагалл не могла находиться рядом с директором, поэтому готова была придумать любую отговорку, лишь бы поскорее уйти. Ей почти физически было больно смотреть на того, кто приложил руку к тому, чтобы она стала той, кто она есть сейчас — несчастная одинокая женщина, похоронившая любимого и потерявшая одного из родителей, а вскоре, возможно, и обоих, ведь ее мать тоже сильно больна — ей осталось не больше месяца.

Еще несколько недель назад Минерва МакГонагалл считала Дамблдора непогрешимым человеком, который печется обо всех в ущерб себе, и в упор не замечала, что он попутно делает несчастными всех остальных. Если бы не обстоятельства, то она бы не поверила ни Поппи, что чуть ли не ядом на него плевалась, ни Ирме, что заводилась от одного лишь упоминания о директоре, и проклинала того на чем свет стоит и не стоит, ни, тем более, Помоне, при которой о директоре говорить вообще было запрещено категорически. Она ведь не знала тогда ни историю Ирмы, которая уже много лет больше чем просто библиотекарь в школе, ни причин Помфри, что жила только тем, что спасала детей, не сумев когда-то давно спасти своих из-за таких вот манипуляторов, ни Помоны, что охраняла свои секреты лучше, чем гоблины охраняют свое золото.

Что же изменилось? Что заставило ее переступить через себя и понять, что тот, кто был для нее всем, оказался тем еще эгоистичным и высокомерным гадом, и что являлся Великим только на словах? Ответ был прост до невозможности — в тот день, когда Альбус сбежал, Минерва в кои-то веки хотела попросить заменить ее кем-то другим, ведь у нее была железная причина для незапланированных каникул — ее любимый отец был при смерти, и только она могла ему помочь. Однако Альбус не только ее не принял, спешно куда-то удалившись, но и после своего отбытия через патронуса приказал не покидать школу ни под каким предлогом и тщательно следить за порядком. И из-за контракта она не смогла не подчиниться его прямому приказу, хотя безумно хотела этого.

Как она тогда рыдала! Столько слез она не проливала со школы, когда на выпускном бале застала любимого в объятьях своей соперницы — подлой ненавистной слизеринки, которая соблазнила его только для того, чтобы позлить ее. Их извечная борьба привела всех троих к печальному исходу. Минерва так и осталась одинокой, не простив измены любимого, ради которого готова была порвать отношения с семьей. Пусть после этого она и пыталась переключить свое внимание на Дугала МакГрегора, сына фермера, что жил неподалеку от них, но ее первая и единственная любовь была настолько сильной, что она так и не смогла принять чувства такого милого, но такого чужого ей мужчины, пусть он чем-то и напоминал ей любимого. Ее несостоявшийся жених взял в жены ее соперницу — слизеринку Магнолию, но не был счастлив с нею ни дня. Так что как только родился наследник — отослал жену к своим французским родственникам, где та тихонечко скончалась от неизвестного яда, а сам постарался отыскать Минерву. Однако все оказалось не так просто: на письма его она не отвечала, предпочитая сжигать их на подлете, а якобы случайно встретиться не представлялось возможным — она стала преподавателем Хогвартса и не покидала его стен. А когда он добился-таки места главы попечительского совета, чтобы беспрепятственно посещать школу, то сразу же поспешил на встречу к Минерве, которую заметил около озера, но потом просто развернулся и, не говоря ни слова, ушел. Пусть он и любил Минерву, но увидев, как Элфинстоун Урхарт на берегу Черного озера делал той предложение, посчитал, что она его предала и разлюбила. И ушел он, так и не узнав, что Минерва отказала сопернику, все еще безумно влюбленная в чистокровного сноба, который ради нее также готов был пойти против семьи и своих принципов, ведь она всего лишь полукровка.

И вот спустя столько лет она снова проливала горькие слезы, хотя даже на похоронах любимого она не плакала, а лишь скорбела, считая, что давно забыла, как это делать. И единственным человеком, который понял ее и решил помочь хоть чем-то, оказался нелюдимый декан факультета змей — Северус Снейп.

— Минерва, — Северус, как всегда, незаметно подошел к ней со спины и поприветствовал холодным безэмоциональным голосом и легким кивком головы. — Что вы тут…— прервался он на полуслове, заметив ее красные от слез глаза и опухший нос. — Что-то случилось? — поинтересовался он так же холодно, хотя в его голосе почувствовалось участие.

— Нет, Северус, я… — Минерва запнулась на мгновение и разрыдалась еще сильнее, уткнувшись лицом в ладони и падая на стоящий около нее стул.

— Что случилось? — еще раз, но уже настойчивее, спросил зельевар.

— Мой отец… — пробормотала Минерва между всхлипами. — Он умирает. И я должна ему помочь. Но не могу. И все из-за Альбуса, — МакГонагалл попыталась выровнять дыхание, но слезы против ее воли текли из глаз не переставая. — Он запретил покидать пределы школы. А я… Я и так его не вижу годами. Да и после смерти Абри я не могу потерять еще и отца, — после этой фразы она расплакалась еще сильнее, и зельевару ничего не оставалось, кроме как обнять ее, как одну из своих первокурсниц, что, бывало, рыдали от тоски по дому.

— Ну что вы как маленькая, Минерва. Не плачьте. Вот, — он отпустил ее и вытащил из кармана флакончик, — это успокоительное. Выпейте и идите к себе, раз уж вам нельзя покидать Хогвартс. И если вы ничего не можете сделать то и не стоит так убиваться, а то еще и вас откачивать придется, — недовольно проворчал он, глядя на пытающуюся возразить ему женщину. — И не спорьте, пейте сами, а то волью силой!

Заплаканная и уставшая Минерва обессиленно опустилась обратно на стул, с которого вскочила, услышав слова Снейпа, открыла флакон и так быстро осушила его, что не заметила подвоха. А после было уже поздно — она отключилась. А утром, проснувшись в своей кровати, на прикроватной тумбочке МакГоннагал обнаружила записку:

Минни! Спасибо за то, что позаботилась о старике и принесла эти свои волшебные лекарства для меня. Они наверняка бы помогли мне, если бы я их принял, хотя твоя мама все еще сомневается, что они действуют на магглов. Не говори ей, что они могли помочь. Я отдал их Розе, моей соседке по палате, которой всего двадцать три. Ей они нужнее, чем мне, старику.

Моя дорогая Минни. Моя малышка. Моё маленькое солнышко. Ты так быстро ушла, что я и слова не успел тебе сказать, хотя очень хотел перед смертью исповедаться тебе. И не думай сейчас о том, что не в чем. Поверь, есть. Но раз уж не вышло лично, то напишу в письме, жить-то мне осталось всего два часа, если я правильно рассчитал дозу.

Ты похудела, дочка. Синяки под глазами, лицо бледное. Это из-за твоего павлина, да? Не думай, что я не знал о твоей влюбленности в этого аристократа. Он приходил ко мне за месяц до выпускного — руки твоей просил. Ты веришь, у меня — у маггла! Я тогда выгнал его из дома и сказал не приближаться к тебе, если он не хочет лично узнать обо всех способностях средневековых инквизиторов и испробовать часть из них на себе.

Прости меня. Наверное, это я испортил тебе жизнь, но после того, как мистер Дамблдор рассказал мне о том, как такие как он относятся к полукровкам, а твоя мать подтвердила, я не хотел тебе такой жизни. Я думал что так будет лучше, ведь твоё благо для меня превыше всего. Прости. Я не знаю, как искупить эту вину перед тобой.

Когда я только слег, то постоянно и думал о том, какую же ошибку совершил. Каким глупым был, когда попросил помощи у твоего учителя и согласился на отворот. Он что-то сделал, и этот твой блондинчик переключился на другую. Я не подумал, что своим поступком сделаю больно нескольким людям. Оказывается, он очень сильно тебя любил.

За день до известия о его смерти мне пришло письмо. В нем были две фотографии разных мальчишек в возрасте шести лет и записка. Первая фотография, что была постарше, показывала светловолосого малыша с серьезным видом и в оправе для очков без линз, держащего вверх ногами книгу по трансфигурации за седьмой курс, а вторая — веселого беззаботного ангелочка с венком на голове и озорным взглядом, гоняющегося по лугу за бабочкой. Записка же гласила: «Это могли бы быть ваши внук и правнук».

В тот самый момент я понял, как сильно оплошал. Понял, что сколько бы ни просил прощения, исправить содеянное я уже не смогу. Я согрешил. Я разбил пару, любовь которых была прописана свыше. С тех самых пор я не мог спокойно думать, есть, спать. Я все винил себя в твоей судьбе. И теперь единственное, что я могу сделать — это отправиться на тот свет поскорее, чтобы попросить прощения и у твоего любимого.

Еще раз прошу — прости меня и не кори себя в моей смерти — я сам так решил.

С любовью, твой покойный отец-идиот.

— Ну хорошо, тогда я не буду тебя задерживать, — вырвал Минерву из тяжелых воспоминаний голос Дамблдора. — Я лишь хотел узнать все ли в школе в порядке, и извиниться за то, что так спешно ушел. Меня срочно вызвали в МКМ, так что пришлось ехать незамедлительно, а оставить школу без присмотра я не мог. Ты же понимаешь меня и не обижаешься? — взглянул он на свою заместительницу через очки-половинки и мягко по-отечески улыбнулся.

— Конечно нет, Альбус, о чем речь, — ответила Минерва, внутри которой уже клокотала безумная ярость. — Что-то еще? Меня просто ждут.

— Это все, Минни, — от того, как обратился к ней директор, МакГонагалл слегка вздрогнула. — Но если вдруг увидишь Хагрида — скажи, чтобы зашел, он мне нужен для одного важного дела.

— Хорошо, — только и сказала Минерва, перед тем как вылететь из кабинета директора и направиться в подземелье — ей нужен был совет, а Северус — самый что ни на есть подходящий для этого человек.

Конец июня 1991 г. Чуть больше двух месяцев до Распределения.

— Люциус, ты мог бы меня прерывать не так часто? Шестой раз за день, серьезно? — Северус осуждающе посмотрел на своего школьного друга и бывшего коллегу по пожирательскому делу, причем так, что даже несмотря на то, что каминная сеть не передавала эмоций, Люциус понял, что тот крайне раздражен. — Ты ведь предыдущие пять раз совершенно ничего мне не сказал! Что-то промямлил и пропал, — возмущение так и кипело внутри Снейпа, заставляя его распаляться все сильнее, хотя давным-давно он дал себе слово никогда не злиться на своего единственного друга, который еще ни разу его не предавал, более того, не раз спасал из передряг. —  Что случилось? Восстание гоблинов? Апокалипсис? Нарциссе опять сказали, что у тебя любовница? Что?

— Апак… что? А, неважно, Северус, прости, — Малфой прикрыл глаза. Он знал, что отвлекать друга от очередного его зельеварческого прорыва, который, к сожалению, останется так и не обнародованным, нежелательно, но и просто промолчать он никак не мог. — Метка…

После одного этого слова все раздражение Снейпа вмиг улетучилось, оставляя место только для тревожного ожидания.

— Она…

Северус напрягся, ведь Люциус никогда не обсуждал в ним тему меток, да и говорить так робко и тихо его другу было несвойственно, а значит, случилось что-то неординарное настолько, что выбило спесивого Малфоя из колеи.

— Она…

— Да что она, Люциус?

Северус нетерпеливо ерзал на коленях около камина, но Малфой молчал, пытаясь подобрать слова так, чтобы и правду сказать, и ложной надежды не дать. Однако с трагической тишиной он все-таки перегнул, так как, не выдержав гнетущего молчания друга, Снейп резво потянулся за дымолетным порошком и уже через мгновение вывалился из камина.

— Что с ней?

— Я смог избавиться от нее, — сказал Люциус, так и не найдя нужных слов, и оголил предплечье, где только вчера виднелось отвратительно клеймо сумасшедшего маньяка, бывшего много ранее харизматичным лидером.

— Как? — шокированно выдохнул Северус, глядя голодными глазами на свою ожившую мечту, пусть и осуществленную пока не у него.

— Вернее не я, а… один маг, — опустил глаза Люциус. — Его Вальбурга привела, сказала, что я пятнаю честное и благородное имя Блэков своим тавром. Ее детям еще в школу идти, и она не хочет, чтобы я их позорил.

Снейп стоял как мешком оглушенный. Всего парой фраз Малфой смог заинтересовать его, удивить, обрадовать, напугать и озадачить. То, что на свете есть волшебники, способные убрать метку, его заинтересовало, причем очень сильно, ведь ранее об этом никто и не задумывался. То, что Вальбурга смогла найти такого мага и притащила его к Люциусу, было удивительным, ведь леди Блэк всегда недолюбливала мужа своей племянницы, и об этом знали все, даже те, кому это не надо было знать. То, что метка все-таки исчезла, несмотря ни на что, обрадовало Снейпа, мечтающего о свободе, а вот дальнейшие слова заставили его забыть на несколько минут о метке и вернуться из своих сладких грез в реальность.

— Так, стоп. Объясни-ка мне, милый друг, что значит: «ее детям еще в школу идти»? У Блэков разве кроме Регулуса еще остались дети? — удивленно протянул Северус.

— Конечно, — не менее удивленно посмотрел на него Люциус. — И почему остались? Регулус, конечно, перестал быть наследником Блэк после того, как стал лордом Шафик, но не умер же, в самом деле. 

— Просто он не отвечал ни на вызовы Лорда, ни на мои письма, а после падения Лорда его же вроде вообще признали без вести пропавшим, — объяснил свое высказывание Снейп. — К тому же его, как и Вальбургу, никто не видел живыми или нет уже довольно-таки давно.

— Просто блэковская паранойя, не более, — подуспокоился Люциус, хотя в крови у него все еще бурлил целый коктейль разнообразных чувств. — Вальбурга прятала его от властей первое время в России, у крестного своего второго сына — Арктуруса, видимо, поэтому к нему не долетали твои письма. А после, когда она нашла того, кто избавил его от метки, Регулус стал лордом Шафик, женившись на молодой наследнице. Из-за особенностей в наследовании этого рода наследником Блэк стал Арктурус, а потом, когда умер его крестный — князь Орлов, он унаследовал его род, так как у того родственников не было, и наследником Блэков впоследствии стал уже Кастор.

— Да сколько этих Блэков-то? — выразил искреннее удивление Снейп.

— Много, друг мой, много, — усмехнулся Люциус. — Ты будешь учить как минимум пятерых. Трех первокурсников — Кастора, Альдерамина и Хатису, и двух семикурсников. Арктуруса из Колдотворца, и Дороти, которую ты знал ранее как мисс Тонкс.

— Занятно… — протянул Северус. — А чего это ты такой откровенный? — прищурился он, глядя на своего лучшего друга, и незаметно потянулся к палочке. — Не врешь ли ты мне, часом? И Люциус ли ты? — он на секунду замер, о чем-то думая, а потом вмиг стал серьезен и резко спросил: — Как к тебе за отчетом стал обращаться Долохов после первой же совместной пьянки?

— Да это все последствие ритуала. Я теперь добрый, откровенный и безотказный минимум на трое суток. И кстати, как ты прошел через камин? — удивленно посмотрел Малфой на своего друга, пытаясь перевести разговор и не отвечать на неприятный вопрос.

— Как к тебе стал обращаться Долохов после первой же совместной пьянки? — повторил свой вопрос Снейп, все еще крепко держа палочку.

— Северус, ну вот зачем? — выдохнул Люциус, прикрыл глаза и сказал: — «Спой, птичка, спой, рыбка!» Доволен? — раздраженно выдохнул он, а Северус после этих слов расслабился, улыбнулся и перестал тянуться к палочке. — А теперь ответишь мне на вопрос о камине? Как ты прошел, если его Нарси заблокировала, чтобы я ни к кому такой добрый и веселый не попал?

— Не знаю, я ничего не почувствовал, — отмахнулся от него успокоившийся Северус. — Меня больше интересует, как связаться с этим магом и сколько он потребует за это? — Снейп скосил глаза на чистое предплечье Люциуса, говоря последнее слово.

— Я не знаю, Северус, честно, — Люциус глядел на него глазами побитой собаки, хотя всего мгновение назад был весел и спокоен. А еще через мгновение улыбнулся и стал похож на Сириуса в его школьные годы, когда тот придумывал новую шалость: — Но я знаю, что мы сделаем…

* * *

Утро следующего дня. Поместье рода Малфой

Массивные двери белоснежного, как и его владельцы, дома чистокровного семейства со скрипом отворились и пропустили в просторный холл странно смотрящуюся вместе пару. Первым был высокий черноволосый старик с несколькими аккуратными прядями седых волос, смотрящимися очень гармонично, словно это сама Госпожа загробного мира прикоснулась к этой угольной шевелюре и оставила свой отпечаток, и яркими изумрудными глазами, в которых, кажется, можно было увидеть сияние. На лице у него хоть и было множество морщин, но это нисколько не умаляло его внутреннюю красоту, харизму и притягательность. Одет он был по манере аристократов начала ХХ века, в правой руке держал идеально черную трость, а левой придерживал за локоток молодую женщину, одетую со вкусом, но весьма скромно, как и полагается почтенной леди. Ее волосы были собраны в аккуратную прическу, а темные как сама ночь глаза хоть и казались строгими и холодными, на деле, если присмотреться, скрывали буйный нрав и горячую душу, готовую ради близких сместить планету с орбиты.

— У вас что-то случилось, лорд, что вы решили позвать нас? — голос у гостя был мягкий, звонкий, словно и не старик он совсем, а молодой мужчина, способный еще на подвиги. — Учтите, если это какая-то мелочь, я крайне расстроюсь, потому как мы с леди Блэк были заняты одним важным делом. 

На этих словах женщина улыбнулась краешком губ, а после взглянула на молодого человека, стоящего перед ней, насмешливо, но с долей предупреждения, словно говоря, что повод и правда должен быть серьезным, иначе она такое может придумать…

— К сожалению, это важно, — мягко обратился к вошедшему блондин, постаравшись проигнорировать взгляд Вальбурги и использовать все свое — и не совсем свое — обаяние и учтивость. — Метка Темного Лорда на моей руке выглядит крайне печально, и я хотел бы попросить вас справиться с ней, естественно за дополнительную плату, — поспешил он добавить, видя скептический взгляд собеседника.

— Вы уверены, лорд?

Хищная и пронзительная усмешка на лице мужчины заставила блондина слегка вздрогнуть, но он все же смог, не меняя выражения лица, ответить, глядя прямо в глаза тому, кто его откровенно пугал:

— Да, — и после этого короткого ответа аккуратно закатал рукав своей дорогой мантии и явил взору волшебника клеймо Волдеморта. — Как видите, метка на том самом месте, куда ее поставил Темный Лорд.

— Да, на том самом… — медленно протянул волшебник, подойдя вплотную к нему. — Даже удивительно… — ухмылка его стала кровожадной и слегка безумной, из-за чего блондин снова поежился. От такого мага можно было ожидать чего угодно, а отчетливая аура Смерти, что словно услужливая незаметная стража следовала за ним, указывала на то, что маг являлся некромантом. Не бояться такого было бы просто глупостью. Последней глупостью. И блондин очень надеялся, что не совершил сегодня именно эту свою последнюю глупость.

— С этим получится что-то сделать? — все-таки смог он выговорить сквозь подступающий к горлу страх. Каждая клеточка тела буквально вопила о том, что он совершает ошибку и нужно срочно все исправлять, пока они не перешагнули черту.

— Будет больно, — коротко бросил маг и резко, никого не предупреждая, схватился за предплечье блондина.

«Все таки перешагнули», — единственное, о чем успел подумать тот после того, как его рука оказалась в цепких пальчиках искусного мага и тело пронзила настолько сильная боль, что Круцио по сравнению с ней было довольно терпимым заклинанием.

— Хрх-х, — раздался по поместью отчаянный хрип человека, который даже под пытками Волдеморта не издавал ни звука.

Блондин извивался от боли, рефлекторно пытаясь вырвать свою конечность, но она словно приклеилась к рукам мага и не сдвигалась ни на сантиметр. От сдерживаемых криков и перенесенной боли из глаз у него брызнул фонтан слез, контроль над которыми был потерян в первую же секунду, а зрачки расширились настолько, что радужки не было видно совсем. Бледное лицо покраснело до невозможности, и казалось, что его голова вот-вот превратится в огромный беловолосый помидор. Ноги у него подкосились, и он упал на колени перед магом с вытянутой к нему левой рукой и судорожно прицепленной к ней правой. Ногти его впивались до крови в левую руку, будто он хотел ее оторвать, чтобы перестать чувствовать эту нестерпимую боль, а губы были настолько сильно сжаты, что практически пропали.

— Не терпи, кричи! — резко бросил маг, вместе с этим усиливая давление на организм блондина.

— А-а-а! — с этим уже полноценным криком из глаз того вместо слез стала течь очень густая черная жижа, она же стала просачиваться и из пор на коже, покрывая с ног до головы, захватывая даже волосы. — А-а-а! — всё его тело нестерпимо чесалось, будто кожа решила отделиться от него и найти себе другое место обитания. Со стороны казалось, что она волнами гуляет под этой липкой гадостью. Сил терпеть боль у блондина больше не оставалось, и как только маг отпустил его руку, он практически без чувств рухнул на мраморный пол поместья. Последнее, что он услышал перед окончательным провалом в небытие, были всего две фразы некроманта, что заставили его устыдиться и обрадоваться одновременно:

— Я снял с вас все метки, обещания, обеты и ограничения, Северус, так что теперь вы полностью свободны. Надеюсь, в следующий раз, когда мы с вами встретимся, вы все же будете со своим лицом, — улыбнулся мягкой хитрой улыбкой маг, а потом, уже неслышно для Снейпа, добавил: — Впрочем, как и я…

* * *

Как только сын и мать перешагнули порог камина в особняке Блэков, по поместью разнесся чистый и искренний смех последней. И пусть леди-регент Блэк в последнее время все чаще показывала свои искренние и неприкрытые эмоции, для ее старших сыновей это все еще было до боли странно слышать. Особенно для Арктуруса, который только привыкает к таким переменам в жизни и мировоззрении матери.

— Маменька, что у вас такое приключилось, что вызвало такой приступ неудержимого неаристократического смеха? — в каминную залу зашел Регулус и принял вид пожилого родителя, сетующего на невоспитанность нынешней молодежи.

— Сын мой, а видел ли ты когда нибудь нашего сиятельного блондина, мужа твоей кузины Нарциссы, лорда Малфоя, с черной ночной вазой на голове, в простыне с дырками, обвешанного паутиной и при этом прячущегося за абсолютно прозрачной портьерой?

— Нет, — с искренним удивлением произнес тот, медленно представляя себе эту картину.

— А я видела и смогла удержаться от смеха целый час, так что не принижай мой подвиг и пойдем еще раз посмотрим на это чудо…

* * *

Начало июля 1991 г. Чуть меньше двух месяцев до Распределения

— Северус! — Малфой бежал за своим другом вот уже три этажа менора, а тот и не собирался сбавлять темп, будто это и не он пролежал несколько дней в полной отключке.

— Северус, стой! — однако тот и не думал останавливаться. В его душе сейчас буйным цветом горел стыд перед тем некромантом, что, ни взяв ни кната, сделал то, о чем он сам так долго мечтал — он сделал его свободным, и перед Вальбургой, что видела его неприглядный поступок. — Северус, ну это же не ты стал посмешищем, в конце-то концов!

— Да, Люц, — Снейп остановился у самого камина и обернулся к своему запыхавшемуся другу, — посмешищем стал не я, а ты. Но ты подумай, чем мне может обернуться долг перед ним.

В глазах Люциуса отразилось непонимание, и он тут же поспешил успокоить друга.

— Но ведь Вальбурга написала, что это был его подарок!

— Люц, очнись! Ты еще от паров сонной одури не отошел? Какой подарок? Кому? Мне? — голос его приобретал истерические нотки — все-таки он еще не отошел от ритуала и был немного не в себе. — За какие такие заслуги я получил то, за что любой другой должен был бы отвалить не менее пары сотен миллионов? Он убрал абсолютно всё, что не давало мне стать лордом. И обеты, и проклятия, и метку. Да он даже смог разорвать ограничители, навешанные в детстве родственниками отца, и восстановить мою связь с родом, которому я не мог наследовать из-за решения моего покойного деда, который не знал, что мой отец был не простым маглом, а сквибом с очищенной кровью.

— Как он смог это сделать?

Удивление Люциуса было непонятно Снейпу. Как можно сомневаться в способностях истинного некроманта?

— Он же некромант, Люц, а они и не такое могут, — как само собой разумеющееся сказал Снейп, хотя никто доподлинно не знал, что именно могли, а что не могли некроманты. Для простой общественности они могли все! И пусть некроманты могли далеко не все — разубеждать они никого не спешили.

— Как некромант? — Люциус мгновенно побледнел, а его зрачки расширились от страха. — Да он не мог быть некромантом, Сев! — в его голосе отчетливо проступили нотки бешеной паники. — Ты же мог ошибиться? — как-то жалобно протянул он, медленно скатываясь по стене на пол.

— Нет, не мог, Люц, — Северус все никак не мог понять, как можно было не заметить эту пугающую ауру Смерти, что неотрывно находилась рядом с некромантом.

— Но это же катастрофа! Где Вальбурга его нашла?! И как я мог его не почувствовать? В своем-то меноре!

— А вот это мне тоже интересно, — протянул Северус. — Хотя… — что-то отчаянно скреблось у него в памяти, пытаясь подсказать ответ своему неразумному хозяину. Что-то, что он когда-то давно узнал, но по ненадобности не отметил, но все-таки запомнил. — Atrópa belladónna, Asphodelus и Leaping toadstool! Точно! Люц, я знаю, почему ты не почувствовал ауру некроманта! — на лице у Снейпа отразилось торжество.

— И почему, о великий зельевар? — ехидно поинтересовался у него Малфой, все еще сетуя на свою беспросветную тупость.

— Не ерничай, Люц. Когда я пришел, то в воздухе еще были слышны некие сладковато-приторные нотки. Я вначале подумал, что у Нарциссы новый парфюм, но нет, это был запах прыгающей поганки. А он хоть и приятный для некоторых, но крайне опасный, а с учетом того, что в гостиной к нему добавился запах белладонны, а в столовой асфоделя, да и в кабинете и спальне, я уверен, была еще парочка растений — я могу сделать вывод, что тебя специально одурманили, чтобы ты не заметил его ауру. Вел-то ты себя… — он немного помолчал, а потом добавил: — Как кретин. Причем для того, чтобы все эти разрозненные компоненты смешались в тебе, до этого тебе должны были споить еще одно зелье. И сделала это некто иная, как твоя разлюбезная супруга — Нарцисса. Больше некому. Это зелье терпит только женскую руку, а дочери у тебя нет. Хогвартс! — оставил Снейп своего друга теряться в догадках, а сам отправился через камин в школу.

* * *

Начало июля 1991 г. Чуть меньше двух месяцев до Распределения. Хогвартс.

— Дракклово зелье! И почему я не переместился сразу к себе? — Северус встал и отряхнулся. Общественный камин в Холле школы редко использовался, поэтому и редко чистился. — Слава Мерлину, что сейчас лето и никого нет. 

Сегодня он впервые за много лет вывалился из камина как мешок с навозом, и если бы рядом кто-то был, то он бы умер на месте. И это Снейп не о себе.

Идти по пустынной школе было привычно и даже приятно. Северус не любил компанию из-за постоянного чувства ненависти, что он вызывал в других. Да, казалось что он этого и добивается — чтобы его ненавидели, но все-таки цель у него была другая. Он хотел поддерживать жесткую дисциплину в этом мире анархии, что развело руководство школы в лице Дамблдора с Макгонагалл. Ситуации с Поттером, Блэком и Люпином ему хватило. Если бы Поттер тогда не оттащил его от оборотня, то, возможно, на его руках была бы кровь. Да, смешно сказать, но крови у него на руках не было. Собственно, как и у Малфоя. По крайней мере, напрямую. Северус на службе у Лорда варил зелья, яды, жидкие проклятия, а Люциус заведовал финансами, общался с гоблинами и вербовал сторонников из нейтралов. Да, они оба учились у Долохова с Лейстренджами бою и должны были в случае приказа выходить в рейды, но как-то не было у них тогда дефицита в более мелких сошках.

Так бы Снейп и дошел до своих покоев, если бы в задумчивости не зашел в пустынный тупиковый проход и не заметил сгорбленную трясущуюся фигуру в давно заброшенном классе.

— Минерва, — Северус незаметно подошел к ней со спины и с удивлением узнал декана Гриффиндора, но, разумеется, не показал этого. — Что вы тут…— прервался он на полуслове, заметив ее красные от слез глаза и опухший нос. Увидеть ее такую было странно, ведь в его памяти она ни разу не плакала — лишь хмурилась и злилась. — Что-то случилось? — да, вопрос был глупый, учитывая что она ревела в пустом классе, по виду пребывая в шаге от потери сознания.

— Нет, Северус, я… — она запнулась на мгновение и разрыдалась еще сильнее, уткнувшись лицом в ладони и падая на стоящий около нее стул.

— Что случилось? — еще раз, но уже настойчивее, спросил он.

Зачем ему ее успокаивать он не знал, ведь обида на ее безучастие в его судьбе все еще кипятила его душу, но что-то не давало развернуться и уйти.

— Мой отец… — пробормотала Минерва между всхлипами. — Он умирает. И я должна ему помочь. Но не могу. И все из-за Альбуса, — было видно, что она пыталась выровнять дыхание, но слезы против ее воли текли из глаз не переставая. — Он запретил покидать пределы школы. А я… Я и так его не вижу годами. Да и после смерти Абри я не могу потерять еще и отца, — после этой фразы она расплакалась еще сильнее.

Северус же не знал, что делать. Ревущих девиц он не любил, но успокоить мог, все-таки декан, а те постоянно ревели, но вот взрослых женщин он успокаивать не умел. Так что пришлось действовать так же, как и с детьми: приобнять и дать выплеснуть все свои слезы на его многострадальную рубашку.

— Ну что вы как маленькая, Минерва. Не плачьте, — рыдающая женщина навевала на него легкую панику. — Вот, — он отпустил ее и вытащил из кармана флакон, который всегда носил с собой, — это успокоительное. Выпейте и идите к себе, раз уж вам нельзя покидать Хогвартс. И если вы ничего не можете сделать, то и не стоит так убиваться, а то еще и вас откачивать придется, — недовольно проворчал он, глядя на пытающуюся возразить ему женщину. Пусть это и звучало бессердечно, но на секунду хотя бы заставило МакГонагалл прекратить фонтанировать слезами. — И не спорьте, пейте сами, а то волью силой!

Заплаканная и уставшая Минерва обессиленно опустилась обратно на стул, с которого вскочила, услышав его, открыла флакон и так быстро осушила его, что не заметила подвоха, на что Северус только усмехнулся.

«Никогда не бери зелье у незнакомцев. А особенно у знакомых!» — главное правило, которое вдолбил ему профессор Флерье, когда готовил к получению мастерства.

Тридцатое июля. Месяц и два дня до Распределения

Тук. Тук. Тук.

Мерный, тихий, можно даже сказать, робкий стук в двери покоев декана Слизерина заставил Северуса напрячься. Он никого не ждал, а из тех, кто мог бы к нему вот так вот прийти без приглашения или без предупреждения, были только те люди, видеть которых он не сильно хотел. Хотя, говоря откровенно, он сейчас вообще не хотел никого впускать. Даже Люциуса, которого был рад видеть всегда. Однако открыть все-таки придется, иначе неожиданный ночной визитер доведет его до бешенства одним своим стуком, и потом нужно будет объясняться с аврорами, откуда около его покоев взялось мертвое тело.

Открыв двери, Северус опешил. На пороге его покоев оказалась Минерва Макгонагалл, декан факультета Гриффиндор, с которым у его студентов происходили постоянные конфликты. Однако сколько бы они ни пересекались, что бы ни происходило, она никогда не приходила к нему в покои, так что эта ситуация была одновременно и странной, и ожидаемой, так как разговор этот уж точно будет не о студентах и проводить его в учительской или Большом зале было бы глупостью.

— Минерва, — склонил он голову. — Чем обязан твоему вниманию?

— Северус, я… — МакГонагалл неосознанно оглянулась и открыла рот, чтобы что-то сказать, а потом внезапно замолчала и с силой сжала губы, отчего они немного даже побелели.

— Входи, — он вздохнул и посторонился, правильно интерпретировав ее замешательство, — этот разговор не для директорских ушей.

— Спасибо, — сказала МакГонагалл, как только за ней закрылась дверь. — Спасибо, — повторила она, опустила взгляд и как-то вся сжалась.

— Пустое, зелья у меня всегда с собой, специфика работы. На один флакон я не разорюсь. А то, что это было зелье сна без сновидений, а не успокоительное, так ты бы все равно не успокоилась от обычного, а модифицированное у меня как раз закончилось…

— Я не об этом, — поспешила она остановить коллегу, — хотя и за это тоже спасибо. Я об… отце, — на последнем слове ее голос дрогнул, а в уголках глаз показалась влага, но в полноценную слезу так и не оформилась.

— Оно все равно не помогло…

Снейп сделал безразличное каменное лицо и отвернулся к столу. То, что зелье не помогло, было неприятным открытием для него. Он в кои-то веки решил от чистого сердца помочь Минерве, но сделал только хуже — дал надежду без гарантии.

Ещё ни разу его зелья не давали осечек, если они, конечно, были закончены и несколько раз протестированы. А это зелье как раз таковым и было. Зелье для магглов, испытанное на них же. Благо дефицита в подопытном материале у него не было — выйди на улицу ночью в Кроуворте, и обязательно наткнешься на кого-то, кто решит тебя обчистить или проткнуть. Смертельно опасное Северус не тестировал, а если побочные эффекты и были — преступников не жалко. Именно это зелье было протестировано на серийном маньяке. Однажды, наткнувшись на него ночью в парке, Северус проверил на нем действие этих сердечных капель для магглов, которые оказались очень даже эффективными и, к сожалению, не имели побочных эффектов, а потом отправил его уже здорового под Империо прямо в руки к полисменам с признанием во всех прегрешениях. А после анонимно послал эти капли двум своим пожилым соседкам под видом обычного лекарства. Те были добры к маленькому бедному мальчику, которого бил отец и не любила мать. И он был благодарен им за это.

— Оно помогло, — как-то безжизненно проговорила Минерва. — Марианна Жорже, к большому удивлению врачей, пошла на поправку и уже неделю как покинула лечебницу. А завтра у нее свадьба.

— Я не знал.

— Он сам так решил.

— Мне жаль.

После этих слов они оба замолчали. Минерва никогда не слышала от него слов поддержки, пусть и таких своеобразных, а Северус никогда никого кроме слизеринцев не жалел. Да и тех лишь некоторых и редко. Не умел. Но сейчас ему и правда было жаль.

— Помоги мне, Северус, — Снейп вздрогнул и обернулся. В голосе Минервы чувствовался надрыв. — Помоги мне отомстить Дамблдору.

— За отца?

— За себя.

* * *

Альбус-много-имён Дамблдор сидел в кабинете и думал. Думал он о разном. Что-то из его мыслей было связано с Гарри Поттером, поступающим в школу в этом году, что-то с Квирреллом, который в последнее время вел себя довольно-таки странно, а что-то — с сошедшими внезапно с ума женщинами. Причем последние занимали его даже гораздо больше, чем герой магического мира или тронувшийся преподаватель. Дамы, чтоб им жилось хорошо и долго, вообще перестали его слушаться. Любые его слова игнорировались, любые поручения, даже переданные через третьих лиц, не выполнялись. Они целиком и полностью игнорировали сам факт его существования как директора. И это злило. Чтобы с ним — директором одной из лучших школ чародейства и волшебства, кавалером ордена Мерлина первой степени, верховным чародеем Визенгамота, президентом Международной конфедерации магов — и не считались?! И кто? Старые кошелки.

— Надо было и с ними полный контракт заключать, — горестно протянул он. — Как все скверно-то.

Так уж вышло, что контракт на имя Альбуса как директора подписывала только Минерва, когда вступала на должность заместителя директора. Помона, Ирма, Поппи и Филиус заключали контракты раньше, чем он стал директором, а с Северусом он сам ничего не заключал — мало ли как дальше ситуация сложится. Ну а простые преподаватели подписывали стандартный немагический контракт и кроме как «обучать детей» никаких обязанностей на себя не возлагали. Даже коридоры они не патрулировали без соответствующего оплачиваемого пункта в договоре. Скверно, но не смертельно.

— Звали, директор? — зычный голос Хагрида, которого сам Альбус позвал в кабинет четверть часа назад, прервал поток тяжелых дум и вернул его к действительности.

— Да, Харгид, проходи, — Дамблдор добродушно улыбнулся. — Ты чем-то сейчас занят?

— Дык это, детишки ж скоро приедут, надо тыквы, купустку, картошечку прополоть, чтоб этого, росли хорошо. Да и за отравой надо сходить. Средство нужно от этих… как их… плотоядных слизняков. Но это надо в Лютный идти. Тут у нас нет, в деревне тоже кончилась, а на Косой такой отравы нет, я искал. Эти паразиты не ровен час слопают у нас всю капусту с тыквой.

— Очень жаль, что ты занят, Хагрид, а то я хотел тебя попросить встретить нашего Гарри, провести его за покупками, показать наш мир, — Альбус тяжело вздохнул и потёр переносицу. — Наверное, придется просить Северуса, другие-то не смогут.

— Дык это как это Снейпа? — Хагрид аж со стула приподнялся от возмущения. — Не надо Снейпа, этот змей никогда папку его не любил, да и мальчонку точно задирать будет. Ну как он сделает чего или к себе мальчонку заберёт, чтобы против света настроить или дружкам своим сдать. Нельзя Снейпа, директор.

— Хагрид, не нужно быть таким категоричным, — мягко пожурил его Дамблдор. — Северус не такой, он так же, как и мы, предан делу света, пусть в начале своего пути и оступился. Тем более больше некому, ты же занят будешь…

— Нет, директор, я все-таки за отравой потом схожу, я лучше сейчас за Гарри сразу. Письмо-то у вас взять или профессора МакГонагалл искать?

— У меня, Хагрид, все-таки я тоже волнуюсь за Гарри. Если бы не важные дела в школе, я бы сам сопроводил туда нашего мальчика, а так… — Альбус снова печально вздохнул. — Дел столько, что я даже в Гринготтс сходить не успеваю. Кстати, вот тебе Гаррин ключ от сейфа, только не давай ему тратить много денег, все-таки наследство не бесконечное, а дети любят много тратить.

— Хорошо, директор. И этого, может, я могу вам с Гринготтсом-то помочь? Все одно ж там с Гарри буду. Я, конечно, тележки ихние не люблю, но если надо, я ж завсегда готов.

— Это было бы очень кстати, Хагрид, спасибо.

— Да не благодарите, директор, я ж сам вызвался-то, — пробасил Хагрид и махнул своей ручищей.

— Вот тебе два письма, — Дамблдор быстро написал что-то для банка и дал Хагриду сложенный конверт. — Одно для Гарри, а другое для гоблинов. В ячейке семьсот тринадцать находится философский камень. Ты, надеюсь, знаешь, как он важен?

— Дык, конечно, директор, не переживайте, все будет просто замечательно, я не подведу вас.

— Это хорошо. На этом все, Хагрид, ступай.

Двери директорского кабинета открылись и выпустили оттуда лесника, который медленно спустился с лестницы и пошел в сторону, совершенно противоположную выходу. В один момент он зашёл в заброшенный класс в коридоре, где не было ни одного портрета, а через несколько минут оттуда вышла уже высокая красивая дама со шляпкой с темной вуалью и направилась в библиотеку, к своей старой знакомой.

Тридцать первое июля. Месяц и один день до Распределения

В день одиннадцатилетия Кастора, Беллы и Антонина Блэки все-таки решились навестить банк, где уже давно нужно было разобраться со всеми делами, что скопились с момента перемещения старика Поттера в тело нынешнего лорда Блэка. Да и заключить новый договор с гоблинами не помешало бы.

Кто бы что ни думал, но наличие именно главы рода, а не регента, сильно влияло на процесс ведения дел гоблинами. Каждый новый глава рода заново заключал договор со своим поверенным, дабы быть точно уверенным в его адекватности, лояльности именно ему и отсутствии утечки информации. А так как Вальбурга для всех была только регентом при молодом наследнике, то пункт о конфиденциальности мог быть выполнен на усмотрение самого гоблина, а вести Кастора в банк, означало раскрыться раньше времени, так что регент рода Блэк ни разу не ходила за эти десять лет в банк, а вела все дела исключительно по переписке.

Когда же, наконец, все устаканилось — раскрытие все равно неизбежно произойдет, когда дети пойдут в школу, — то проблема похода в банк и официального фиксирования всех данных, которые «раньше были только внутри семьи» стала как никогда актуальной. Мало кто знал, но информацию, которая проходила через гоблинов, можно было отфильтровать. Для всех Вальбурга до совершеннолетия Кастора будет считаться регентом, а это значило, что их гоблин «сможет продавать конфиденциальную информацию о семье Блэк». На самом же деле, так как Кастор уже давно был лордом, то как только он заключит договор — сможет сам придумывать информацию о себе и своей семье для всех любопытствующих, которую как «достоверную» будет сливать всем желающим его поверенный.

Чинно и благородно ступать по косой Аллее в своём привычном образе чистокровных магов древнего рода они не решились, ведь раскрываться раньше времени не входило в их планы, но и не маскировались сильно. Вальбурге не сильно требовалось прятаться — ее-то все считали старухой, которая заперлась в доме наедине с эльфом, и в этой молодой и энергичной леди ее признать было трудно, да и Кастор уже давно не был похож на Джеймса Поттера, чтобы признать в нем сына гриффиндорца, но все-таки: «Постоянная бдительность»! Ведь знакомых они все-таки могли там встретить. О них знали все Малфои, включая их французских родственников, Медичи, Забини, Нотты, Розье как родственники Блэйза и Теодора, с которыми общались Блэки, ну и, конечно же, Пруэтты, общение с которыми Вальбурга восстановила как с родственниками мужа — с Лукрецией она всегда была дружна. Так что Косая Аллея в этот летний ясный день увидела, как молодая светловолосая женщина в неброской, но удобной одежде осторожными тихими шагами ступала по улице вместе со своим таким же светловолосым сыном.

Самым первым делом эти сын и мать зашли в Гринготтс, банк гоблинов, и направились к распорядителю, который был ответственным за то, чтобы сопроводить привилегированных клиентов банка к их поверенным. Никто из поверенных никогда не выходил наружу для того, чтобы лично встретить своего клиента, поэтому никто из других семей не знал, как выглядит гоблин того или иного рода, что сокращало возможности для подкупа, шантажа или выманивания данных определённой семьи у гоблинов. Более того, даже сами гоблины не знали, за какой род ответственен их друг, родственник, ребёнок или супруг. Конфиденциальность в банке была на уровне. Если же требовалось связаться с гоблином какого-либо рода, то ему оставляли письмо на стойке: «Для поверенного рода» и имя рода. Причем последнее благодаря чарам на стойке было видно только тому гоблину, которому оно предназначалось.

— Здравствуйте, уважаемый распорядитель, — мягко улыбнулась Вальбурга, что ни капли не вязалось у гоблинов с привычным видом чистокровных магов. — Я хотела бы пройти к поверенному рода Блэк.

— Здравствуйте, миледи, — слегка поклонился ей гоблин. — Вы имеете какое-то отношение к этому роду?

— Естественно, иначе бы я не просила, — гордо вздернула она носик и вместе с Кастором прошла в другой зал, оставив позади гоблина-распорядителя, тем самым показывая, что она обижена на его слова.

— Прошу простить меня, миледи. Право слово, я вас не признал, — извинился гоблин и повел их к нужному кабинету. Он до сих пор не знал, кого ведёт, но если они прошли в круглую комнату, то точно имели поверенного, а Блэка или нет, решится перед дверью.

— Прощаю, — мягко бросила Вальбурга и продолжила свой путь.

— Кабинет поверенного рода Блэк, — отрапортовал гоблин перед красивой позолоченной дверью, хотя это и не требовалось — леди шла впереди него и точно знала, где нужно остановиться.

— Благодарю вас, господин распорядитель, — ответила ему Вальбурга. — Дальше мы сами, — и повернулась, обращаясь уже к поверенному: — Добрый день, господин Грибкольт, мы хотели бы примерить кольцо лорда Блэка этому юному господину, — гоблин их рода ей никогда не нравился, так что Вальбурга решила без любезностей перейти сразу к делу.

— Здравствуйте, мадам, — достаточно холодно и с ноткой пренебрежения отозвался гоблин. — Для начала мне хотелось бы узнать ваши имена и положение в роду.

— Вы нас не узнали, дорогой поверенный? — в тон ему ответила Вальбурга. — Что же, на этот раз мы вас простим и скажем, но в дальнейшем такой некомпетентности с вашей стороны быть не должно. Это недопустимо.

— Ну естественно, — ядовито произнес гоблин.

— Позвольте представиться: Вальбурга Ирма Блэк, леди-регент рода Блэк, — она посмотрела на гоблина с присущим ей прошлой превосходством, в то время как с лица последнего медленно стали сходить краски. — А так же мой сын — Кастор Орион Блэк.

— Прошу простить меня, леди, просто это было крайне неожиданно. Мы не ожидали, что вы предостанете перед нами в такой прекрасной форме после всего того, что с вами произошло.

— А что со мной произошло? — как будто впервые услышала об этом Вальбурга.

— Ну, после того, как ваш старший сын попал в… — тут гоблин прервался и нахмурился, будто что-то вспоминая. — В род Шафик, — как само собой разумеющийся факт всплыла эта информация у него в голове, — вы лишились наследника, а после того, как погибли ваши супруг и племянница, после изгнания другой племянницы из рода — мы думали, что вы будете менее… эм, — затруднялся сказать он.

— Счастливой? — подсказала ему Вальбурга.

— Да, простите, — сконфузился гоблин.

— Ничего, мистер Грибкольт, все способны ошибаться. А насчёт племянницы вы не правы — Андромеда, ее супруг и дочь не изгнаны, они просто являются младшей ветвью Блэков. И носили они фамилию Тонкс только до того момента, пока Андромеда не забеременела — так было проще. Сейчас же Андромеда, Теодор и Дороти Блэк официально являются младшей ветвью Блэков и вскоре воссоздадут свой алтарный камень в поместье родителей моих племянниц.

— Это очень неожиданная информация для нас, леди Блэк, так как по нашим данным со времени гибели вашего супруга в роду Блэк не происходило никаких значительных изменений.

— Естественно у вас не было таковой информации, мы же не собирались вмешивать свою семью во что бы то ни было, ведь вокруг так много врагов! Мы с Орионом не хотели оставлять детей сиротами, как то случилось со многими другими.

— Ну хорошо, давайте проверим. Мы, конечно, вас уважаем, леди-регент, — недобро ухмыльнулся гоблин, — но поверить на слово не можем.

— Хорошо, — взял слово молчащий до того момента Кастор. — Я не против, — вроде бы и согласился, но глаза его полыхнули в тот момент такой злобой, что смотри на него сейчас гоблин вмиг бы передумал так себя вести.

Холодный кинжал из единорожьего рога аккуратно сделал тоненький надрез на белоснежной коже, и из того в глубокую чашу обильно полилась кровь. Ее было бы очень много, если бы Кастор не провел в какой-то момент над раной рукой и та мгновенно не затянулась. Крови в чаше было немного, но достаточно для того, чтобы на листке бумаги, куда ее вылили, начали проступать различные символы, значение которых знали только гоблины.

— Да, всё верно, леди Блэк. Мы свидетельствуем, что ваш сын является лордом, причем нескольких родов. Однако, кроме рода Блэк, остальные рода скрыты. Вы можете это прокомментировать мистер Блэк? — хитрый гоблин хотел получить хоть немного полезной для себя информации от, как он думал, порывистого юнца которому привалило счастье и титул.

— Боюсь, что остальные рода вас не касаются, — улыбнулась Вальбурга. — Тем более, что по закону, если наследник является лордом нескольких родов, он может не знакомить своих поверенных гоблинов друг с другом. Я права?

— Да, вы совершенно правы, — зло проскрипел гоблин. — Кольца нести?

— Естественно, — ответил Кастор, прервав Вальбургу, которая хотела отказаться.

— Сию минуту, — отозвался гоблин и вышел из кабинета.

— Кастор? — непонимающе посмотрела на него Вальбурга. — Что ты затеял?

— Все будет хорошо, — успокоил ее сын, улыбнувшись той своей улыбкой, после которой Вальбурга никогда с ним не спорила — знала, что проказу не отменить, за ней можно только наблюдать.

Гоблин вернулся буквально через минуту, неся с собой две коробочки — одну с кольцом лорда, другую — с кольцом наследника.

— Благодарю, — отозвался Кастор, когда тот поставил коробочки на стол перед ним. — Откроете? — попросил он, не отводя взгляда от гоблина.

— Конечно, — скривился тот и стал открывать коробочку лорда под немигающим взглядом Кастора.

Однако открыть ее оказалось не так просто. Сначала она просто не реагировала на манипуляции гоблина, потом словно старалась поскорее закрыться плотнее от взгляда лорда и иже с ним, а потом, когда гоблин все-таки смог ее открыть, заледенела, в то время как кольцо, находящееся в ней — загорелось. Гоблин испугался и попытался потушить огонь, однако это было Адское пламя и так просто его нельзя было потушить. Обжегшись пару раз, Грибкольт со страхом наблюдал за тем, как пламя с кольца перешло на стол. Коварный огненный змей хаотично ползал по столу, а потом резко погас, как будто его и не было вовсе, и оказалось, что не так уж он был и хаотичен. На столе тлела надпись, выжженная Адским пламенем:

«Memento mori»

Гоблин перевел огромные от страха глаза со стола на новоявленного лорда и пискнул от ужаса — тот с нежностью рассматривал алыми глазами кольцо лорда на своем пальце. Кольцо, которое только что сгорело в Адском пламени.

— В-вам п-помочь чем-то еще? — запинаясь через слово, пробормотал смертельно бледный гоблин.

— Да, — произнес Кастор, переводя взгляд алых как кровь глаз на гоблина. — Скажите, есть ли способ сменить поверенного, кроме его смерти?

— Конечно, — радостно вскочил гоблин со своего места, который так и слышал: «кроме как убить его». — Я сейчас же приведу вам другого поверенного! — и унесся что было мочи из кабинета, пока Блэк не решил пойти по пути наименьшего сопротивления и просто выполнить то, что подразумевалось.

«Так быстро гоблины банка не обслуживали никого уже минимум сотни три лет так точно»! — вспомнил Кастор горделивое высказывание Драко из той их жизни, когда они принимали свои рода.

«Уверен, Драко, что в этот раз они были куда быстрее», — усмехнулся он, глядя, как гоблин, который только пару минут назад привел сына своего давнего врага в кабинет, улепетывает из него, уже лишенный памяти о роде Блэк, но все еще ощущавший иррациональный страх по отношению к ее несовершеннолетнему представителю. И пусть даже эту встречу он через время забудет, но тлеющую надпись на столе и свой страх он не забудет никогда — уж Кастор постарался.

— И зачем это было нужно? — спросила его уже на выходе из кабинета Вальбурга.

— Затем, что я никогда и никому не позволю унижать близких мне людей, особенно, если они носят одну со мной фамилию, — жестко сказал Кастор и напавился в сторону выхода из банка.

А где-то на фоне шума снующих мимо них магов до слуха двух представителей семьи Блэк донесся зычный голос хранителя ключей:

— У меня тут письмо имеется... э-э... от профессора Дамблдора. Это насчет Вы-Знаете-Чего в сейфе семьсот тринадцать...

— Нотт, Теодор!

— Слизерин!

Пятое звено слизеринско-грифиндорского, а ныне чисто слизеринского квинтета наконец заняло свое место за столом серебристого-зеленого факультета рядом с Блейзом Забини, умело отодвинув в сторону третьекурсника Кассиуса Уоррингтона, который уже и не мечтал убраться подальше от своего персонального кошмара на ближайшие пять лет учебы в школе.

— Я уж думал, что никогда не присяду! — возмущался Нотт, не замечая, что только-только умолкшие ребята после его фразы снова начинают смеяться. — Так, я не понял, а что я смешного сказал? — надулся он точно так же, как надулся как-то в саду, когда пропустил шутку. — Кас, — повернулся он к другу и прищурился, — ты что, опять предложил им меня отравить? Или в этот раз зелье другой направленности? Но смотри, я же тоже могу сварить эту бурду!

— Нет, Тео, — приподнял в защитном жесте руки Блэк, как первый отсмеявшийся и главный подозреваемый. — Просто ты слово в слово повторил возмущение нашего общего блондинистого друга, хотя и не слышал его.

— Ну просто вылитая Кассандра Ваблатски! Та тоже могла дословно воспроизвести недавние разговоры! — усмехнулась Дафна. — Причем и внешне ты очень похож на представителей этого рода! Тео, может, сменишь меч и палочку на шар и карты?

— Ах вы! Знаете что, ребята? — Теодор прищурился, словно обиженный котенок. — Вот возьму и не покажу вам свою новую покупку для… — он сделал драматическую паузу, как бы давая ребятам самим предположить, для чего именно. — А вот и не скажу, для чего! И не покажу!

— Хэй! — возмутились те, так как поучаствовать в новой шутке хотели все.

— А что, неизвестность — она пострашнее будет, — он усмехнулся. — Так что теперь спите и думайте, не использую ли я это что-то на вас, — он ещё раз лукаво улыбнулся, а потом перевел взгляд на не распределенных первокурсников, будто ему было интереснее то, что происходило там. Хотя, возможно, так и было, ведь все с нетерпением ждали, когда МакГонагалл, наконец, перейдет к распределению национального героя, ведь Риона О’Нил, пока они разговаривали, уже отправилась на Пуффендуй, а Джон Пайк — на Гриффиндор.

— Паркинсон, Пэнси!

— Слизерин!

Любовь всей жизни Невилла наконец заняла место рядом с ним, хотя ей и не хотелось смотреть на своего бывшего жениха, что сидел рядом с компанией Лонгботтома. Но на то он и бывший, чтобы сидеть молча и не смотреть на нее осуждающе. Теперь его вообще не должно волновать, с кем она сидит и от кого принимает ухаживания. Однако, зная характер Уоррингтона, Пэнси надеялась узнать хоть что-то о своем будущем женихе, чтобы суметь найти способ разорвать или не заключать с ним помолвку. Она не знала, каков он будет, но то, что сердце свое она отдаст только Невиллу — знала точно. Пусть ей и одиннадцать, но особенности рода на то и особенности, что им все равно, сколько лет его представителю и что она как бы наследница рода отца, а не матери — сказано: почувствует вторую половину души, значит, почувствует. Разница только в том, когда — до или после совершеннолетия, хотя в девяноста пяти процентах случаев чувствовали это все-таки после пятнадцати-шестнадцати, как раз в период заключения помолвок. Самыми известными исключениями были основательница их рода, которая нашла свою любовь в тринадцать, ее правнучка, встретившая мужа в двенадцать, когда того распределяли на первый курс, прапрапрабабушка Пэнси, узнавшая мужа в четырнадцать, хотя знакомы они были с трех лет, и ее собственная мать, которая влюбилась в старосту школы еще на своем первом курсе. Были, конечно, и другие исключения, как то Мариетта Прюэтт, встретившая своего мужа в сорок, Амалия Блэк, узнавшая мужа в пятьдесят пять, и Джиневра Грановски, которая нашла своего супруга только в семьдесят три, после трех неудачных браков, но, несмотря на это, родившая ему двоих детей.

— Патил, Падма!

— Когтевран!

Падма, как и хотела — отправилась к столу синих. Правда, в отличие от прошлого раза, перед тем как присесть на свое место и познакомиться с воронами, нашла глазами за столом Гриффиндора Джорджа Уизли и мягко ему улыбнулась. Тот тут же послал ей воздушный поцелуй и счастливый взгляд — девушка явно ему понравилась. Его брат в это время мило перемигивался с Парвати и как мог успокаивал своей нелепой пантомимой нервничающую девушку.

— Патил, Парвати!

— Пуффендуй! — выкрикнула Шляпа, а через секунду на общее обозрение предстали счастливые глаза Парвати, которая в ответ на вопросительный взгляд Фреда лишь пожала плечами и глазами указала на свою сестру и его брата, что то и дело бросали друг на друга нежные взгляды. Тот сразу же все понял — разницы между факультетами нет, а если у них что-то и завяжется, то только на равных условиях с сестрой, то есть они обе будут на разных с ними факультетах. Тем более пропуск в гостиную Гриффиндора они и так получат, как, собственно, и парни получат пропуски в их гостиные.

— Перкс, Салли-Энн!

— Пуффендуй!

Распределение все продолжалось и продолжалось. Дамблдор смурнел с каждой минутой, не находя в толпе остававшихся замухреныша в очках, Снейп по этому же поводу расцветал на глазах — пусть он и не носил уже в себе обиду на Поттеров, но если Гарри не будет похож на Джеймса, то он даже сможет уделять ему больше времени, чем остальным, ведь все же он сын его единственной подруги, которой он обещал заботиться о Гарри как о своем крестнике. Лили не очень хотела в крестные сыну Блэйка — слишком уж тот был ребенком, но переспорить мужа не могла. МакГонагалл же смотрела на них обоих и ехидно улыбалась — Северус, как она думала, не сильно расстроится, что она его не предупредила, а вот директора ждал большой сюрприз, о котором она «забыла» ему сообщить. И «вспомнит», только когда ее спросят. Дамблдор, конечно, мог на нее и обидеться, но ведь такого хорошего человека и обидеть приятно.

И вот, наконец, пришел черед…

— Смит, Захария!

— Гриффиндор!

Поттера в списках не оказалось, и вместо него уже пошел Смит. Это выбило директора из колеи настолько, что те, кто смотрел на него в тот момент, увидели, как маска добродушного старца слетела с него, а под ней показались страх и злость. Взгляд старика на мгновение переместился к Хагриду, однако растерянное лицо того чуть примирило директора с ситуацией, хотя разговор все равно предстоял им тяжелый. МакГонагалл же краем глаза посмотрела на Альбуса и ехидно улыбнулась:

«Один — ноль, Альбус. Твой ход», — пусть она пока и не могла открыто противостоять директору как «дамы», но вскоре и она сможет кое-что!

— Томас, Дин! — огласила она следующего человека, с наслаждением называя любое другое имя, но не Поттера.

— Гриффиндор! — поддержала ее улыбку Шляпа, хотя этого, естественно, никто не заметил. Кто вообще смотрит на артефакт, пусть и разумный?

Новые ученики Гриффиндора уже не радовали Дамблдора. Все его планы покатились к Мордреду. Куда мог деться этот драклов Поттер? Хагрид же сводил его на аллею, значит, тот определенно не был сквибом. Билет и письмо он точно получил, а значит, в другую школу пойти не мог и в списках на распределение сразу же должен был появиться, но его не было. Единственный вывод, который сам по себе напрашивался — он умер. Но этого же не могло быть? Или могло? Пока шло распределение, мысли Дамблдора были далеко. Он и не заметил как Трейси Дэвис и Лайза Турпин попали на Когтевран, а его подопечный Рональд Уизли и полукровка Симус Финниган — на Гриффиндор.

— Крайне любопытное распределение, не правда ли, директор? — Флитвик, как единственный более или менее общающийся с директором декан, решил донести до директора наличие к нему претензий со стороны преподавателей и своих ближайших родственников — гоблины тоже были весьма заинтригованы некоторыми вопросами его опекунства, причем не только над Поттером. — Надеюсь, после пира мы получим объяснение некоторым… фактам?

— Конечно, Филиус, мы со всем разберемся, — Альбус мягко по-отечески улыбнулся и вновь посмотрел на учеников, которых с каждой минутой становилось все меньше и меньше.

— Финч-Флетчли, Джастин!

— Пуффендуй!

За столом Слизерина же в это время среди первокурсников шло шуточное противостояние — Пэнси и Дафна стояли на том, что Гарри Поттера не существует в реальности и тот лишь выдумка авторов книг, так как на гобеленах такого имени нет, Луна и Невилл утверждали, что тот мог просто сменить имя и поступить как простой никому не известный полукровка или магглорожденный, Кастор и Драко придерживались мнения, что тот так устал от внимания людей, что укатил учиться в другую страну, коих на планете множество, Теодор и Блейз говорили, что после встречи с Темным Лордом мальчик просто стал сквибом и не может учиться в волшебной школе, пусть он хоть трижды герой или сын самой Морганы, а Грегори и Винсент считали, что Дамблдор как опекун мальчика-который-выжил мог оставить его на домашнем обучении, чтобы обучать самостоятельно.

Старшекурсники сначала молчали и прислушивались к их разговорам постольку поскольку, но после уже сами поддерживали мнение то одних, то других. В конце концов вышло, что больше всего поддержки было у историй с переездом и домашним обучением. Хотя и сквибство собрало достаточно голосов поддержки. Так, минута за минутой, слово за словом, и на распределение никто не смотрел — все спорили за тот, или иной вариант развития событий.

— Хопкинс, Уэйн! — прозвучало имя последнего первокурсника.

— Гриффиндор! — распределила ребенка Шляпа, и не собирающаяся отдыхать — в отличие от директора она была в курсе всех новостей и готовилась к этому событию уже несколько дней.

Дамблдор приподнялся со своего трона и хотел было начать свою ежегодную пафосную речь, но не успел и застыл с открытым ртом, потому как его бесцеремонно и с большим наслаждением перебила МакГонагалл:

— Теперь, когда первокурсники, которых я от всего сердца поздравляю с обретением дома на ближайшие семь лет, распределились, я хочу сообщить, что в этом году к нам из Колдовстворца сразу на седьмой курс поступят четверо ребят. И пусть для них Хогвартс станет домом всего на один год, но я искренне надеюсь, что вы примете их достойно и сможете показать всю глубину нашего гостеприимства. Прошу, молодые люди!

После ее слов двери Большого зала распахнулись, и перед студентами предстало четверо молодых людей. Три девушки и один парень легко и элегантно вошли в зал и направились к госпоже заместителю директора. При этом парень шел чуть впереди, позади него шли две девушки, — рыжеволосая и блондинка — которые с интересом смотрели на парня, а третья шла, чуть отстав от всех, и с презрением смотрела на двух дурочек, остальные же удостоились простого безразличия.

— Итак, — МакГонагалл посмотрела на прибывших. — Вы готовы?

Ребята синхронно выровнялись, стали прямо, приняли одинаковые позы с уверенной и правильной осанкой, приподнятым подбородком, зафиксированными сбоку прямыми руками и сведенными вместе ногами, расходящимися в области носков на идеальные сорок пять градусов, словно репетировали такой совместный выход, и изящно кивнули, продолжая после этого неподвижно и сосредоточенно стоять лицом к заместителю директора в колонне, где первой была рыжеволосая девушка, за ней темноволосый парень, следом блондинка и снова темноволосая, только уже девушка.

— Оболенская, Мстислава! — проговорила Минерва словно и не замечая ничего удивительного в таком построении.

— Гриффиндор! — прокричала Шляпа, и рыжеволосая зеленоглазая девушка невольно скривилась, хотя этого никто и не заметил — все-таки в Колдовстворце хорошо учили прятать эмоции. Особенно перед старшими по званию и равными по титулу.

Мстислава оказалась весьма недовольна таким распределением. Ей ни в коем случае не подходил Гриффиндор, находящийся в конфронтации со Слизерином и состоящий в не самых лучших отношениях с остальными факультетами. По крайней мере, именно такую информацию ее семья получила от своих информаторов в Англии. Еще дома она была уверена, что не будет никаких проблем в том, чтобы поступить на Когтевран, так как именно туда по прогнозам их семейных аналитиков должен будет поступить Орлов. Так считали трое из четверых специалистов, и только один был уверен, что тот поступит на Слизерин, как и большинство представителей рода Блэк. Хотя если бы тот был на нынешнем распределении, то он, Мстислава уверена, не был бы так категоричен — из трех Блэков на Слизерин поступил только один. И скорее всего это был наследник, так как поступивший на Пуффендуй парень пусть и выглядит чуть рослее, но слизеринский Блэк был более уверенным и харизматичным, что ли. Она не знала, как это передать словами — просто чувствовала.

Присев за стол факультета и обернувшись на оставшихся, Мстислава опять скривилась. Что Ржевская, что Шуйская были довольно сильными конкурентками за сердце Орлова. Сама она была из старинного русского княжеского рода, князей черниговских, ветви князей Тарусских, берущих свой род от знаменитого на Руси рода Рюриковичей. Первый известный простакам Рюрик был магом, иначе так просто не взошёл бы на престол, как, собственно, и его сводный брат Олег. Родной и единственный сын Рюрика Игорь был сквибом, а вот его супруга Ольга, дочь его дяди Олега и скандинавской княжны Габдель, считалась достаточно сильной даже для того времени волшебницей, как впоследствии и их общие с Игорем дети, хотя обычный среднестатистический волшебник тогда, сейчас считался бы как минимум сильным, а то и очень сильным. Основатель же рода Мстиславы был всего лишь XIII коленом от Рюрика и создал род Оболенских в 1320 году в возрасте двадцати лет. Род Шуйских также шел от Рюрика, основатель их рода был XIV коленом от Рюрика и создал род в 1370 году, также в возрасте двадцати лет. Ржевские — такой же древний русский дворянский род, происходящий от смоленских князей, и также относящийся к потомкам Рюрика. Его основатель также был XIV коленом от Рюрика, но создал род Ржевских в 1315 году в возрасте тридцати пяти лет. Орловы же хоть и не были связаны с Рюриком напрямую, но их род был довольно древним и к ним, бывало, входили представительницы такого крупного клана как Рюриковичи, в частности жена сына основателя рода была потомком Рюрика в XVI колене. Сам род Орловых шел от Василия Тимофеевича Орла, который основал род Орловых в 1480 году в возрасте пятнадцати лет.

Всю эту информацию Мстислава тщательно запоминала и обрабатывала, когда родители поставили ее перед фактом, что молодой князь Орлов-Блэк будет доучиваться в Англии, как и все представители его семьи, но искать себе русскую жену, как завещал его магический крестный отец, последний из рода. В то время, пока они с ним учились, Орлов и жестом не показывал, что его хоть каплю интересуют девушки, напротив, если с кем-то и общался, то это в основном были представители мужского пола. На девушек он реагировал прохладно, да и князь Орлов не спешил заключать помолвку наследника с кем бы то ни было, хотя предложений было много и время шло. Поговаривали, что он искал подходящую волшебницу для того, чтобы она родила ему другого наследника, но не успел — тяжело заболел и в течение трех месяцев умер. Это сейчас понятно, что Орлов был ему не сыном, а крестником, поэтому он и не стремился его женить и передать титул, ведь хотелось своего сына, к тому же ритуал обновления крови не самый приятный и не гарантировал, что человек выживет, а рисковать наследником Блэков было чревато. Но уж раз сложилось, что наследника у Орловых не предвиделось, то пришлось рисковать, и, слава Валесу, все вышло как нужно. Так что теперь жениться юному Орлову придется, и Оболенская постарается сделать все возможное, чтобы следующей княгиней Орловой стала именно она.

— Орлов-Блэк, Арктурус! — прервала мысли Мстиславы заместитель директора Хогвартса и заставила ее затаив дыхание смотреть на юношу, который все-таки был удивительно красив еще до ритуала, а после стал вообще идеален.

— Гриффиндор! — выкрикнула Шляпа, заставив Мстиславу задохнуться от восторга и на секунду представить, что Орлов сделал это ради нее.

Арктурус же улыбнулся и присел к братьям-близнецам Уизли, с которыми хорошо начал общаться еще в поезде. Его поступление на Гриффиндор не было актом бунта, как то было у брата, или полной неожиданностью, как у Мстиславы, которая, он был уверен, собиралась поступить на Когтевран или Слизерин, нет. Его поступление было тщательно обдуманным и спланированным. И пусть Белла и Тони думали, что у него был выбор, но его не было — Кастор просто знал, что Белла попадет к воронам, а Тони или к барсукам, или ко львам, и тогда Арктурусу оставалось просто пойти на оставшийся. Конечно то, что именно он попал на Гриффиндор, было самым лучшим вариантом. Тони у барсуков и правда будет лучше, а он заработает авторитет среди тех, кто соберётся идти в министерство и в Аврорат. Блэкам нужна поддержка — слишком долго они были в тени.

— Ржевская, Анна! — назвали имя следующей девушки, и она гордо проследовала к Шляпе.

Анна знала куда поступать, пусть план немного и поменялся, но основные пункты остались не тронутыми.

— Гриффиндор! — как само собой разумеющееся прокричала Шляпа.

Анна же мягко поднялась, вздернула носик, мягко посмотрела на Арктуруса и аккуратно присела за стол Гриффиндора, потеснив Анджелину Джонсон, сидевшую между Фредом Уизли и Оливером Вудом — садиться рядом с Орловым она сочла пока излишним.

— Шуйская, Ольга! — прозвучало последнее в этом учебном году имя.

— Слизерин! — неожиданно для Арктуруса прозвучал голос Шляпы.

Он был уверен, что все три девушки постараются поступить с ним на один факультет и любым доступным способом добиться его внимания, а потом и помолвочного кольца.

Ольга же не обратила на Орлова никакого внимания и гордо прошествовала к столу зеленых. Ей поручение родителей привлечь внимание Блэка оказалось в тягость. Она никогда не любила красоваться перед парнями, ругаться с остальными за их внимание или подставлять конкуренток. Ей больше по духу было проклясть неприятного человека, отвратить кого-то от какой-то компании, или, если ее, не дай Перун, обидели, проклясть так, что только ее маменька — главный целитель в ведущей цитадели страны — могла вернуть несчастного к нормальному существованию. Ее магия — это кровь, плоть и дух человеческие. Она на четверть демоница и будущая княгиня Шуйская, не в ее принципах спорить в песочнице с недостойными.

После оглашения волшебной Шляпой последнего вердикта в учебном году профессор МакГонагалл скатала самообновляющийся свиток и вынесла оба артефакта из зала.

Дамблдор же снова поднялся со своего трона, который теперь казался Кастору лишним, ведь когда директором стала Минерва, оно исчезло, подозрительно глянул на МакГонагалл, будто бы ожидая, что она снова прервет его, стоит только ему открыть рот, и, не заметив ничего предосудительного со стороны своего заместителя, широко развел руки. На его лице в этот момент играла до того слащавая и притворная улыбка, что Кастора невольно затошнило, хотя они ничего не ели практически половину дня. Как он мог не замечать этого раньше? Или это на него так повлияло нынешнее распределение? Невилл, похоже, тоже заметил его улыбку, так как передернулся зеркально Кастору. Они оба не любили Дамблдора за его игры и оба желали ему всего самого-самого ужасного.

— Добро пожаловать! — произнес старик, и те, кто хорошо его знал — почувствовали в его голосе фальшивую радость.

Видимо, то, что Поттера не было на распределении, сильно расстроило его, а непонятно откуда взявшиеся русские только добили. Все, кто был старше четвертого курса и хоть толику интересовался политикой, знал, что русские на дух не переносят Дамблдора, его английскую школу, да и всю Британию в целом. По крайней мере, ее волшебную часть.

— Добро пожаловать в Хогвартс! Прежде чем мы начнем наш банкет, я хотел бы сказать несколько слов, — он мельком глянул на «русских» студентов, немного покривился, но все-таки продолжил: — Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!

Дамблдор сел на свое место. Зал разразился радостными криками и аплодисментами, а Кастор, Невилл и «русские» студенты скривились. Директор Хогвартса мог придумать любую кодовую фразу для начала праздничного ужина, но Дамблдор пошел по пути эксцентричности и выбрал четыре глупых, совершенно не подходящих к серьезному мероприятию слова. В Колдовстворце домовые тоже работали под кодовую фразу, но у них было: «Да начнется пир на весь мир!», но кто поймет этого старика.

Утро после распределения. Кабинет директора Хогвартса.

— Это неслыханно! — Флитвик негодовал.

По словам его учеников, Поттер находился на домашнем обучении лично у Дамблдора, что вообще-то в их стране было запрещено, так как все наследники древних родов должны были обучаться в Хогвартсе. К тому же Флитвику не нравилось, что он не знал, как отвечать на вопросы типа: «Почему Поттеру можно учиться у директора, а для них консультации у светлейшего стоили от тысячи галлеонов, а об ученичестве и речи не шло», или «Разве можно не учиться в школе наследнику рода?», или «Как вернуть деньги, если ученик не доучился или не учился в школе?». Как вот такое объяснишь?

— Директор, где ребенок, вы же его опекун? — усмехнулся Северус, подливая масла в огонь.

То, что с Поттером все в порядке, он был уверен — Минерва еще вечером зашла к нему и все рассказала, но кто откажет себе в удовольствии подергать тигра за усы?

— Альбус, почему мои барсучата говорят, что Поттер — сквиб? — сразу и без церемоний вклинилась в разговор Помона, не испытывая к директору ничего, кроме отвращения и злости. — Может, из-за этого ты его и не показываешь людям?

— Господа, тихо, тихо, я сейчас все вам объясню, — начал успокаивать тот своих коллег, хотя и видел, что все это принесет мало пользы, уж больно они были накручены.

— Мне тоже интересно знать, — прозвучал за спинами учителей голос, которого они не слышали уже десять лет. — Где Поттер, Альбус?

Большой зал. Сразу после пира.

— О, музыка! — воскликнул Дамблдор сразу после окончания гимна, вытирая глаза — и в этот раз Невилл и Кастор поняли, от чего они у него слезились — человеку с идеальным слухом — а у директора был идеальный музыкальный слух, как они узнали в будущем — нелегко вытерпеть это завывание, особенно глядя на недовольные лица приезжих русских студентов и ненавистных ему слизеринцев. — Ее волшебство затмевает то, чем мы занимаемся. А теперь спать. Рысью — марш! — широко улыбнувшись, он кивнул старостам, и те стали быстро собирать новичков.

Уже через пять минут после окончания праздника первокурсники, возглавляемые старостами, прошли мимо все еще болтающих за своими столами старшекурсников, вышли из Большого зала и поднялись вверх по мраморной лестнице. И там уже поделились на две группы. Часть стала подниматься наверх — Гриффиндор и Когтевран, чтобы потом так же разделиться на две группы и разойтись в разные башни со входом на одном этаже, а часть в подземелья — Слизерин и Пуффендуй, чтобы пройдя ещё несколько пролетов, также разделиться: Пуффендуй направлялся в сторону кухни после одного пролета вниз, а Слизерин спустился ещё на два пролета и дважды поворачивал направо, а потом три раза налево, пока не упёрся в стену.

— Итак, студенты, — староста остановилась у стены и обернулась на первокурсников. — Входов в нашу гостиную четыре. Этот — центральный и основной. Через него вы и будете все утром выходить и вечером заходить — это обязательный пункт. Если кто-то не зайдет вечером через центральный вход, у декана сработает оповещение. Так что для ночных прогулок пользоваться можно только дополнительными входами и выходами, — она улыбнулась. — Их ещё три. Есть верхний — на третьем этаже — там винтовая лестница вниз, так же сразу в гостиную. Есть правый боковой — около входа в гостиную Пуффендуя и кухни, и выходит он около спален девочек, так что парни через него зайти не смогут. И есть левый боковой — он располагается около Большого зала и выходит возле спален мальчиков, так что пройти по нему могут только представители мужского пола. В связи с этим мы все вместе ходим через центральный вход, а остальными пользуемся не так часто. Около каждого входа мощные чары отвода глаз, так что никто не заметит, шли вы там или появились из ниоткуда…

— Джемма, хватит уже о входах, не видишь, что ли, что малышня уже спит на ходу, — отозвался второй староста, что замыкал колонну. — Тем более, есть ещё минимум три прохода, только найти их не могут уже лет триста.

— Ладно, еще пара пунктов, и я отпущу их спать, — староста мягко улыбнулась и назвала пароль. — «Artemísia absínthium»!

— Проходите, малышня, не стоим у дверей, не создаем пробку, — парень был менее терпеливым к первокурсникам.

— Итак, первокурсники…

— Так, я не понял, а кто придумал этот идиотский пароль? — третий старшекурсник влетел в гостиную с листочком в руках и налетел на первого попавшегося старосту, коим оказался Роджер Макроуз. — Малышня его не запомнит! Эта Артемиса абсинтхихимина ерунда какая-то!

— Не скидывай все на перваков. Майкл! Это ты у нас с травологией не дружишь и названия все эти путаешь, — староста ухмыльнулась. — Зато теперь придется выучить. Иначе ночевать тебе под дверями гостиной и ловить взыскания от декана.

— Фарли, — прорычал Роули. — Я так и думал, что это была твоя идиотская затея.

— Почему же сразу идиотская. Майкл? Слизеринцы должны быть образованными, — и она ухмыльнулась так, что Роули аж покраснел от злости, но промолчал. — Но раз уж ты так волнуешься о ребятах, то просвещу тебя — первокурсникам можно называть пароль по-английски. Но только им.

— Вот ты…

— Кто?

— Староста хорошая ты, Вишенка, — зло ухмыльнулся он, а Фарли побагровела — вишенкой ее называли на первом курсе, пока она не смогла вытравить эту кличку другой. Хоть та долго и не продержалась, но про вишенку все уже забыли. Хотя похоже, что не все…

— Ты! — слова у нее закончились очень быстро, и она решила напомнить, почему ее вместо вишенки стали звать Бульдогом.

— Итак, первокурсники, — решил обратить на себя внимание Роджер, пока Фарли была полностью поглощена Майклом. — Про входы вы уже знаете. Главное правило нашего факультета — не попадайтесь. Творите что хотите, хоть грифов пачками крошите, но чтобы на вас никто не подумал…

— Роджер! — отвлеклась на мгновение Фарли, а потом снова продолжила ругаться с Майклом. Он мало того, что обозвал ее, так еще и помешал сказать заготовленную речь, а ведь она ее так долго писала! Даже про Мерлина нашла.

— Ладно, грифов не трогайте, они как то, что пока не трогаешь, не воняет.

— Роджер!

— Что Роджер, не нравится — сама рассказывай, — огрызнулся староста. — Так вот, — повернулся он к первокурсникам, — в гостиной может быть какой угодно бедлам, но снаружи вы должны быть идеальны. Никаких драк, криков, никакой беготни и выяснения отношений. За пределами гостиной мы одна дружная семья, даже если вы кровные враги. В гостиной хоть поубивайте друг друга, но снаружи — вежливость и учтивость, иначе трепка вам обеспечена сначала от нас, а потом и от декана. А это уж поверьте, не то, чего стоит желать пережить. Дальше. Зелья и трансфигурацию учат все без исключения. Есть талант, нет его — не важно. Не готов к уроку — будь добр ответить по всей строгости нашего закона — то есть убираешь всю гостиную после матча по квиддичу. Без магии. И это только после первого прокола, дальше — больше. Фантазия у нашего декана неисчерпаема. Если не верите, спросите у Фарли, как ее наказали за то, что она пришла на урок к декану львов три раза подряд неподготовленная. Скажем так, порка свежими розгами покажется вам детской игрой.

— Не пугай малышню, Роджер, а то они подумают, что у нас не декан, а монстр, — ухмыльнувшись, сказал один из старшекурсников, что успел прийти с ужина.

— Вот не дали застращать молодежь! — улыбнулся Роджер.

— Ребятки, вы не волнуйтесь, Снейп нормальный мужик, — обратился к первокурсникам тот парень, что прервал Роджера. — Если материал реально не понимаете — подойдите к нам, мы расскажем, не получается практика по зельям — обращение к декану, и он может выделить лабораторию для вашего пользования. Даже первокурсникам дает, но под присмотром старосты или тех, у кого не менее чем превосходно, и кто сдаст его экзамен. Я так стал пользоваться лабораторией со второго курса уже без старост.

— Вот же хвастун ты, Райли! — выкрикнул кто-то из старших ребят.

— Не хвастун, а…

— Хватит! Далее, как уже было сказано ранее, парни не ходят к девушкам, девушки не ходят к парням. Для дружеских встреч и посиделок есть общая гостиная, и пять гостиных для каждого курса отдельно, плюс шестая для старшекурсников. Также имеются общие кабинеты самоподготовки и личные учебные комнаты с ограниченным доступом в библиотеку, добиться доступа в которые можно несколькими путями. Первый — стать старостой факультета или школы, капитаном команды по квиддичу или получить статус лучшего ученика года. Второй — организовать кружок по интересам. Сейчас таковых пять, о них вы можете узнать подробнее на стенде с информацией и объявлениями. Третий — подобрать индивидуальный пароль комнаты. За всю историю Хогвартса таковых настойчивых набралось аж двадцать три человека. Причем число таких комнат не ограничено — всегда стоят две-три пустых, и если их занимают, наутро появляется новая дверь. В далеком семнадцатом веке был зафиксирован рекордный случай — сто раскрытых комнат, в тот год практически каждый участвовал в каком-то клубе, было три команды по квиддичу от факультета, и более чем по тридцать человек на каждом курсе каждого факультета. После закрытия комнаты пароль на входе меняется до нахождения следующего владельца, но он есть, и даже даётся несколько подсказок, каким он может быть, но где эти подсказки и как они выглядят — никто не знает, кроме тех ребят, что все же нашли их или получили пароль за заслуги. Появляется он после случайного подбора, после прикладывания значков старосты, лучшего ученика или капитана.

— Да, кстати, не знаю, говорил ли вам Роджер, — снова перебили старосту, на это раз другой старшекурсник, — но авторитет тут себе каждый зарабатывает сам. Родители и род это хорошо, и на это смотрят, но если ты идиот, трус и слабак, то притеснять тебя, конечно, не будут, но и уважать и помогать тоже. Большинству из нас все равно, полукровка ты или родословная твоя длиннее бороды Мерлина. Только личные заслуги, только ум, сила и хитрость вместе. Голая сила без тактики — это вам к Грифам. Ум без хитрости — к Воронам. А простота и открытость — к Барсукам.

— Мы — управляющий аппарат страны. В большинстве своем именно мы принимаем решения. И вы должны понимать это с детства. Вороны в большинстве своем следователи, дознаватели, исследователи, учёные и даже творческие люди. Барсуки — торговцы, клерки, пахари; исследователи, кстати, из них не хуже, чем из воронов, а художники даже лучше. Стоит ли говорить, что самый известный и талантливый художник был Барсуком? А какие они укротители стихий! Грифы — это сила страны. Авроры, кладоискатели, археологи, мракоборцы, телохранители, боевые маги. Да, все они важны, но без грамотного управления, без мягкого направления они — просто толпа неорганизованных идиотов, даже при всем своем уме. Самыми лучшими министрами были слизеринцы, при них страна процветала. Сейчас министр — Барсук, и вы сами видите к чему это привело. При любой опасности он прячет голову в песок, а это нехорошо.

— А все почему? Потому что десяток лет назад Слизерин сделал неправильный выбор, — на этой фразе несколько ребят в гостиной скривились, но промолчали, а Невилл и Кастор удивлённо переглянулись — такого они не ожидали. — Надеюсь, больше мы не повторим ошибок прошлого.

— А теперь все спать, — Роджер уже и сам был не рад, что дал слово сокурсникам — те так нагрузили детей, что слушать другую важную информацию они были уже не в состоянии, — об остальном мы поговорим с вами завтра утром. Встречаемся в гостиной в половину седьмого. Доброй ночи.

— Да, неожиданно, — усмехнулся Невилл и повернулся к девочкам. — Встретимся завтра?

— Конечно, мальчики, — улыбнулась им Луна, вызывая у Паркинсон укол ревности. — Мы с Панси подождем вас утром, только Нев, разбуди, пожалуйста, Каса, а то он снова проспит, — и, улыбнувшись, потянула за собой удивлённую девочку.

— Луна…

— Да она как обычно, — только и выдохнули парни, заходя в свою комнату, где практически мгновенно уснули.

Большой зал. Сразу после ухода первокурсников.

— Альбус? — вопросительно обратился к директору Флитвик, как только новички покинули Большой зал и официальная часть мероприятия была окончена.

— Давайте обсудим все завтра, Филиус, — устало протянул Дамблдор. — Все отдохнут, и мы на свежую голову рассмотрим сложившуюся ситуацию и я отвечу на все возникшие у вас вопросы.

— Точно на все, Альбус, или как всегда промолчишь наполовину, а наполовину дашь расплывчатый ответ? — бровь полугоблина чуть приподнялась, как бы намекая, что доверия к Альбусу у него не так много.

— Отвечу на все, на что смогу, — хмуро посмотрел на него директор, пытаясь унять внутреннюю злость.

— Хорошо, раз завтра выходной, то мы обсудим все после завтрака, ты же не против?

— Естественно, — факт того, что полуболин сам назвал удобное ему время, покоробил директора, но он ни мускулом не показал этого. Хотя скорее постарался не показать, потому что от цепкого взгляда полугоблина не ушел ни мимолётный налет злости в глазах, ни лишняя «злая» морщинка, ни небольшое сужение зрачков. Гоблины прекрасные физиогномисты, а он все-таки на какую-то часть гоблин.

Арктурус же в это время с хитринкой поглядывающий на директора, только усмехнулся. Флитвик всегда ему нравился как маг без пиетета перед директором, готовый создать проблемы любому, кто их достоин. А проблемы директора для Орлова были как бальзам на душу — обида на него все-таки была достаточно сильной.

«Два — ноль, Альбус! Пусть ты об этом ещё и не знаешь!»

— Арктурус, не передашь сок? — звонкий девичий голосок прервал размышления Орлова по созданию проблем директору.

— Мстислава, — Арктурус улыбнулся девушке, что по привычке обратилась к нему на русском, — ты же ненавидишь тыкву.

С Оболенской Артур в Колдовстворце общался, она даже нравилась ему одно время, поэтому и привычки он ее знал, и общался свободно, без всяких условностей, но никакого излишнего внимания ей не высказывал. Сначала жутко стеснялся, хотя они и дружили достаточно долго — лет шесть так точно, а потом они поругались, долго не общались, и как-то так вышло, что в один прекрасный день он и вовсе переключил свое внимание на другой пол. Регулус же, даже получив жизнь и память Орлова, никогда на парней не заглядывался и любил только и исключительно девушек. Только каких именно девушек, он пока и сам не понял. Представительницы прекрасного пола вызывали, конечно, у него определенные чувства, но ни одну из них он не хотел бы видеть по утрам всю свою жизнь. Отчего-то представлять себе кого-то из них в таком ключе было тяжело. Даже в той своей жизни он не нашел ни одной девушки, что украла бы его сердце. Мирослава тоже хоть и была бы прекрасной спутницей жизни, но отчего то его не привлекала. Он ощущал ее только как друга — не более. Даже не как девушку, с которой можно провести ночь.

— Ты помнишь? — Мирослава мягко улыбнулась и выдохнула — что-то в словах и в действиях Артура сначала показалось ей странным, и она даже подумывала, что это мог быть не он, но то, что она не любит тыкву, знали только Орлов да Фрол, даже матушка была не в курсе.

— Конечно, я помню, как ты плевалась, когда я принес тебе сок с мякотью тыквы вместо персикового, до этого заглушив его запах чарами, — Арктурус улыбнулся, находя данную сцену в памяти Артура. — Это было смешно.

— Это было жестоко! — обиженно протянула она, — я с тобой из-за этого даже разговаривать не хотела.

— Так ты и не разговаривала, — усмехнулся он и сделал вид, что глубоко задумался. — Года три так точно.

— А вот и не надо было меня обижать! — она показала язык и ехидно улыбнулась.

— Мне было тринадцать, Мира, и я просто хотел привлечь твое внимание таким вот способом, — Орлов мягко улыбнулся. — А ты вот таким вот безжалостным образом со мной поступила. Ты разбила мне сердце, Мира, — он шутливо схватился за сердце левой рукой, а правую приложил ко лбу. — Кажется, я опять умираю.

— Ну и шутник ты Орлов, — Оболенская мягко рассмеялась над его пантомимой и лукаво стрельнула глазками. — Ну ладно, мир?

— Мир, — улыбнулся Арктурус и помог ей встать из-за стола — им пора было идти спать.

* * *

Вернувшись в свой кабинет после пира, Дамблдор сел в кресло возле камина и задумался. Что-то явно пошло не по плану. Куда делся этот щенок Поттер? Откуда взялись Блэки и почему так много и сразу? Какого драккла эти русские выползли из своего Колдовстворца и приползли к ним? У них что, осеннее обострение? С ними проблем будет даже больше, чем с пропажей Поттера. Хорошо хоть все уже взрослые, а то несколько лет их терпеть — упаси Мерлин! И какого тухлого флоббер-червя Минерва так себя вела? И не сказала ни слова о переводе! Он же, как всегда, подмахнул все бумаги на зачисление от нее не глядя. Что он еще мог вот так вот просто подмахнуть?

Тук. Тук. Тук.

— Войдите, — крикнул он сильнее, чем должен был, но его визитер не обратил на это никакого внимание.

— Директор Дамблдор, — Хагрид втиснулся в кабинет через маленькую для него дверь. — Я тута это, спросить пришел, — полувеликан мялся, не зная как правильно задать свой вопрос-просьбу.

— Хагрид! — Дамблдор обрадовался, что появился кто-то, у кого можно узнать ответ хотя бы на один из волнующих его вопросов, а именно: «Где Поттер?». Опросить он его собирался, конечно, после сквибки, чтобы понимать, что Хагрид такого сделал, что мальчишка пропал, ибо читать полувеликанов очень трудно, но, в принципе, и так сойдет. — Хорошо, что ты сам ко мне пришел!

— Да, я это, спросить у вас хотел, — тот еще секунду помялся, а потом спросил: — А когда можно будет того, с Гарри-то увидеться?

— Ты же его уже видел, Хагрид, — Дамблдор посмотрел на своего подчиненного с недоумением — он же его последним и видел, не считая Фигг.

— Так когда ж это было, господин директор! Он жешь тогда крохоньким совсем был, с ладошку мою, а сейчас жешь взрослый парень же уже должен быть, — размахивал он руками, вгоняя директора в недоумение: что значит, крохоньким? — Так чего, этого можно? Мне бы хоть на минутку на мальца глянуть, интересно, жешь, а то десять лет уже как не видел, а вы обещали тогда.

— В смысле, десять? — глаза директора на мгновение затуманились, а потом резко расширились. — Твою же ж…

Тридцатое августа. Два дня до Распределения

Минерва МакГонагалл в который раз обходила школу, чтобы удостовериться в ее готовности принять детей. В принципе, это было не нужно, ведь она уже и так все по три раза перепроверила, но это действо неожиданно успокаивало. Весь тот ураган в груди утихал только тогда, когда она прикасалась к стенам школы в тех местах, в которых когда-то была счастлива. Мало кто знал, но волшебный замок способен сохранять эмоции людей, и поэтому бывало, что ученики возвращались в какое-то место много-много раз и именно там находили успокоение или вспоминали о горе. Если это было разовое чувство, то ощутить его мог только тот, кто «оставил» его там, а если это было длительно или для многих людей сразу, то почувствовать могли и остальные. Именно поэтому в кабинете зельеварения дети чувствовали себя некомфортно, в кабинете прорицаний — растерянно, в Большом зале — счастливо, а на вершине Астрономической башни так спокойно.

— Кар!

Минерва вздрогнула и обернулась. Прямо на нее своими темными глазами смотрел абсолютно черный ворон, причем явно не обычный, так как был очень крупным, и от его перьев шло едва заметное черное марево. Он сидел на раме окна в башне астрономии и держал в своих лапках письмо.

— Это мне? — неуверенно переспросила Минерва, не требуя ответа, но ворон неожиданно кивнул. — Странно… — протянула она и с опаской подошла к птице. — И ужасно интересно.

— Кар! — своеобразно поторопил ее почтальон и стремительно спикировал вниз, как только она отвязала письмо.

— Сумасшедший дом, — пробормотала Минерва и, не теряя ни секунды, вскрыла письмо.

Уважаемая администрация школы Хогвартс!

Спешим вам сообщить, что внесенный ранее в список поступающих учеников Гарри Джеймс Поттер не будет обучаться в Школе чародейства и волшебства. Причины данного решения огласке не подлежат. Решение отменить невозможно. Контракт расторгнут в одностороннем порядке с отказом от компенсации оплаченного обучения.

С уважением, Отдел магического образования министерства магии Великобритании.

— Что? — Минерва была удивлена. — Как это не будет?

Она еще долго бы возмущалась, если бы не заметила еще один лист, вложенный в конверт, и фотографию ребенка лет десяти.

Уважаемая Минерва МакГонагалл! Наследник рода Поттер в полном порядке, однако проживать в Англии в целях безопасности он более не будет. Не пытайтесь его найти, ибо это ни к чему не приведет. Даем вам слово, что следующий наследник рода будет обучаться в вашей школе, как и его предки.

P.S. По возможности не оповещайте директора о причине отсутствия ребенка. Подарите ему спокойствие и не верьте слухам.

С уважением, настоящие опекуны Гарольда Джеймса Поттера.

На фото был мальчик, удивительно похожий на Джеймса. Очки-велосипеды, растрепанные волосы и, как контраст, яркие зеленые глаза Лили. Он улыбался и махал рукой в камеру. Снимок был немагическим, так что мальчишка не шевелился, но даже так было видно, что с ним все хорошо и он счастлив.

— Что же, — Минерва строго посмотрела на лист пергамента с посланием от опекунов Поттера, который сразу после этого по ее желанию загорелся прямо у нее в руках. — Ни о каком мальчике я не слышала, не видела и ничего не знаю… — а вот фотография отправилась в ее магический кошель к фотографиям отца, матери, брата и… любимого.

* * *

— Ты думаешь, мы поступили правильно? С этим письмом? — Вальбурга была не уверена в таком решении сына. Ей было бы спокойнее, считай все жители страны без исключения, что он погиб вместе со всей семьей магглов.

— Она старалась заботиться обо мне тогда, пускай и по-своему своеобразно, — Кастор на мгновение задумался. — Я бы не хотел, чтобы она переживала. Тем более, она определенно винила бы себя, в том, что я погиб — она же не смогла отговорить Альбуса оставлять меня магглам.

— А если она кому-нибудь расскажет? — сомнения все же не хотели покидать Вальбургу.

— А ей поверят? — Кастор задумался на минутку. — К тому же, что-то мне подсказывает, что она не только не станет говорить обо мне Альбусу, но и не скажет никому другому, ну, может, только если Помоне и Филиусу, те тоже будут переживать.

— Ох, не знаю, не знаю, Кастор, — Вальбурга вздохнула, — Мы ходим по краю…

Апартаменты декана факультета Слизерин. Через два часа после пира.

Тук. Тук. Тук.

Мерный, тихий, можно даже сказать, робкий стук в двери покоев Северуса заставил его ощутить дежавю. А уж когда в открытую дверь снова просунулась Минерва, так и подавно.

— Я, конечно, не приглашал, ну да ладно, — он отступил в сторону и приоткрыл дверь. — Заходи.

— Северус? — МакГонагалл в шоке уставилась на коллегу, язык которого отчаянно заплетался. — Ты что, пьян?!

— Самую малость, Ми-нерва, — икнул он посреди ее имени. — Самую малость, — повторился Снейп и рухнул в кресло, снова протягивая руку к бутылке и делая большой глоток прямо из нее.

— Так, хватит, — Минерва выдернула бутылку из рук зельевара, отчего тот пошатнулся и практически упал на пол, и поставила на полку шкафа. — Северус, — она усадила того в кресло, влила ему в рот отрезвляющее, благо Снейп озаботился оставить его на столе заранее, и стала щелкать у его лица пальцами. — Ты слышишь меня? — молчание. — Северус!

— Ну что ты хочешь, а? — он отвел ее руки от своего лица и, шатаясь, поднялся. — Что вы все от меня хотите?! — его голос перешел на крик. — Что? — Снейп пребывал на грани, собираясь со всего маху рухнуть в бездну отчаяния. — Почему вы не можете просто оставить меня в покое и дать спокойно подохнуть?

— Северус! — подняла на него голос МакГонагалл. На ее памяти он так не напивался еще ни разу.

— Что «Северус», Минерва? Что? — Снейп запустил руки в волосы. — Он умер, понимаешь? Умер! Они все умерли!

— Кто? — вздохнула та и сама упала в ближайшее кресло.

— Тот, кого я клялся защищать; тот, кто ни в чем не виновен, но виноват во всем; тот, ради кого она умерла! — он одним махом снес все, что стояло на столе, а потом рухнул в кресло рядом. — Тот, чью фамилию я ненавижу, но в чьи глаза так хотел посмотреть.

— Ты говоришь о…

— Да, я говорю о сыне Лили и этого… — он запнулся, словно вспоминал все ругательства, которые знал, и старался подобрать самое обидное, но потом словно сдулся и бросил это дело. — Джеймса.

— Но с чего ты, Мерлина ради, это взял? — Минерва заволновалась. Откуда он мог это взять? Правда это, или это и есть те самые сплетни, о которых ее предупреждали в том письме?

— Когда я в конце июля заходил к директору со списком ингредиентов на год, то не обнаружил его, но обнаружил письмо для Поттера. Я не искал его специально, а найдя, даже и не посмотрел толком, но адрес его проживания показался мне странно знакомым. Я тогда два часа потратил, чтобы вспомнить, кто из магов там живет, пока не понял, что не так. Это был обычный маггловский адрес.

— Погоди, — прервала его Минерва, нахмурившись. — Как это ты смог прочитать адрес? Альбус же при нас с Хагридом заклял его! Ни один маг не смог бы его прочитать или узнать, если бы ему только не сказал лично тот, кто уже его знал, а это я, Хагрид, сам Альбус и малыш Гарри!

— А я был там еще до вас, и знал его, видимо, поэтому. Пусть это и было всего один раз, когда переносил туда... — он запнулся. — Одну свою старую знакомую. После пыток, — зачем-то добавил он, задумавшись.

— Ты пытал свою знакомую? Зачем?

— Нет, пытал ее не я. Это был конец семьдесят девятого года, если я правильно помню. Я только недавно получил мастерство в зельях благодаря Темному Лорду и варил их для Пожирателей у него в поместье. Егеря тогда привели трех девушек-магглянок, дабы Лорд мог развлечься. Мне уже тогда было противно все, что там происходило, но мастерство я мог получить, только имея чью-то протекцию, а получить ее нищему полукровке было ой как тяжело. Считай, практически невозможно, но не суть. Мне тогда за чем-то понадобилось выйти, и среди добычи я и увидел ее. Она была испуганной, грязной и... беременной. Этого было еще не видно, но чувствовалось. Она подняла на меня испуганные глаза, и я увидел в них немую просьбу. Она не решалась ничего говорить вслух, но я и так все понимал. Она боялась того, что будет, и боялась, что я, помня детские обиды, мало того что не помогу ей, но и усугублю страдания, однако все же теплилась надежда, что я помогу. Думал я недолго. Хотя подумать и было над чем. Ставить под угрозу свою жизнь, чтобы спасти её сквибке, которая меня всегда недолюбливала? Глупо. Я это понимал, как и понимал, что не смогу не помочь, какой бы язвой она ни была. И я решился. Усыпил охранников и девушек, споил оборотное одному из егерей, переодел его, дал зелье безумия и ушел с ней в лабораторию. Сбегать из поместья, когда в него с минуты на минуту прибудет Лорд, было бы крайне неосмотрительно. Надел на нее свой плащ, дал маску, влил успокоительное и заставил сидеть в углу лаборатории и ждать. Без моего разрешения в лабораторию мог заходить только Лорд, но он, слава Мерлину, был слишком занят. Нам повезло, что Лорд явился в плохом настроении и сразу же с порога заавадил егеря, что был под обороткой, и не пришлось придумывать историю: "Что случилось, и как егеря поймали своего же?" Было ли мне жаль его и девушек? Нет. Магглов я недолюбливал из-за отца, хотя и понимал, что это глупо, а егеря — вообще не те, о чьей смерти можно горевать.

— И все же...

— Я не герой, Минерва. И не готов жертвовать собой ради незнакомцев. А то, что я делал, конкретно так попахивало самоубийством. Так вот, продолжим. Трое суток Лорд не покидал поместья, и трое суток я прятал ее в лаборатории, унимая ее истерики и спасая беременность, ибо из-за стресса она дважды чуть не потеряла ребенка.

— А потом?

— А потом Лорд ушел, и у меня появился шанс вывести ее. Я дал ей оборотку с волосом мелкой сошки из Пожирателей, и мы вышли из лаборатории. Однако выйти из поместья мы без приключений не смогли. Кто же знал, что этот идиот как раз в этот день решит поругаться с Кэрроу. Причем с обоими. Нас там же у выхода и сцапали. Я отделался оглушающим и извинением за недостаточную меткость, а она словила аж три круциатуса.

— А она — это?.. — с ужасом спросила Минерва, в душе надеясь, что знакомой Северуса была прошлая хозяйка дома.

— Она — это Петунья Дурсль, в девичестве Эванс.

Дом номер 4 по Тисовой улице. 1979 год.

— А-а-а, — в который раз за последний час застонала женщина, но сейчас уже гораздо тише, чем было вначале, и уже своим голосом.

— Ты как? — аппарация из поместья Лорда, еще и после оглушающего, далась Северусу нелегко, но беременной сквибке, еще и после трех круциатусов, она должна была показаться адом.

Снейп приблизился к ней и стал медленно водить палочкой, накладывая диагностические заклинания.

— Плохо, Северус, — сквозь слезы протянула Петунья и попыталась скукожиться.

— Петунья, — его глаза расширились в страхе — по ногам женщины текла кровь, а диагностика показала достаточно четко — организм отвергал плод. — Ты… Ты, скорее всего, потеряешь ребенка. Я могу отвести тебя к врачам, а могу сделать все сам, будет менее болезненно и гораздо быстрее.

— Нет! — снова закричала она и попыталась встать. — Нет, Северус, пожалуйста! Только не это! — она зашлась в рыданиях. — Сделай что-нибудь, я прошу тебя!

— Но я не Мерлин! Я и так делал эти три дня все, что мог! Он не выживет, Петунья, — и тише добавил: — Мне жаль.

— Пожалуйста, — из ее глаз фонтаном текли слезы. — Северус, это мой единственный шанс стать матерью. Я прошу тебя, хоть ценой моей жизни, но спаси ребенка, прошу!

— Петунья! Как я это сделаю? Ему всего… — он замер, пытаясь понять хотя бы примерный срок беременности, но Петунья успела раньше.

— Три месяца.

— Три месяца, — кивнул он. — Как я его спасу? Еще и без тебя? Было бы ему хотя бы семь — без вопросов, я спас бы вас обоих, но три…

— Я не знаю, Северус, но прошу, пожалуйста, спаси моего сына, — она схватила Снейпа за рукав и притянула к себе. — Я умоляю тебя.

— Петунья, что бы я ни предпринял, риск твоей смерти более девяноста процентов! Это неоправданный риск! Ничего критического не будет, если сейчас мы сделаем что должно, а потом ты сможешь забеременеть снова! — Снейп начал раздражаться. Мало того, что он рисковал жизнью, чтобы ее спасти, так она еще и требовала от него невозможного.

— У меня больше не будет детей, Северус, — голос ее звучал отрешенно и безжизненно. — Эта беременность и так мне подарена судьбой, так что если я лишусь ребенка, мне просто незачем будет жить…

— Подарена судьбой?

— Он маг, Северус, а я сквиб, без рода и поддержки семьи с огромными проблемами со здоровьем. У меня анемия, начальная стадия гипертиреоза и избыток соматотропина, пусть и небольшой. Причем все эти проблемы резистентны к зельям, как сказали в вашем проклятом Мунго, — Петунья замолчала и прикрыла глаза.

— Ты была в Мунго?

— Наши врачи сказали, что я бесплодна, как и Вернон, у него тоже проблемы со здоровьем. И тогда я решила пойти к вашим. Где Косая аллея, я знала, сыграть ничего не знающую иностранку, забывшую палочку дома, я смогла на ура, благо изворотливости мне не занимать, а галлеоны остались еще со времен учебы Лили. Оттуда уже камином я смогла переместиться в Мунго, — очередной спазм скрутил ее, и рассказ на время пришлось прервать.

— Петунья, я… — Северус не знал, что сказать. Убить ребенка означало убить и ее саму.

— Прошу, если есть хоть что-то, что его спасет, прошу, помоги, — она уже не кричала, но в ее тихом голосе было столько боли, сколько Снейп почувствовал ее почти материально.

— Как он вообще может быть магом, если ты слабый сквиб, а твой муж — маггл?!

Картинка никак не хотела складываться у него в голове. Вероятность рождения мага у маггла и слабой сквибки меньше двух процентов, у двух магглов меньше одного процента. Практически все магглорожденные — дети сквибов или сильного сквиба и маггла; чаще исход положителен, если сквиб — мать, реже, если отец.

— Вернон сквиб в первом поколении. Его родители — маги, но я не могу сказать тебе, кто они, — Петунья вздохнула. — Они отправили его в детский дом в четыре года, когда выяснилось, что каналы не развиваются. В пять его усыновили Дурсли. У них была уже дочь, но они очень хотели сына. С тех пор он всем сердцем ненавидит магию, ведь она забрала у него семью. Я понимала, что ребенок может быть магом, но не говорила об этом Вернону, а когда в Мунго подтвердили... Я просто надеюсь, что он примет это.

— Это меняет дело, — Снейп выдохнул. — Хорошо, я попробую. Если он сильный сквиб, то забота о развитии ребенке ляжет на него.

* * *

— Петунья! — Северус два дня ждал, пока женщина придет в себя, но на третий день решил ускорить этот процесс. — Петунья!

— Не кричи, Северус, голова раскалывается, — открыла глаза та и посмотрела на него. — Пожалуйста, скажи, что все получилось!

— Кхм, — отвел глаза он. — Получилось, но не без сложностей. Я связал твое ядро и ядро ребенка, сейчас он питается только твоей магией. Произошла практически полная отслойка плаценты. Еще чуть-чуть, и не получилось бы и этого. Но проблема вот в чем: ядро у тебя совсем маленькое, так что скоро оно погибнет, ты станешь магглой, а процесс возобновится. Тебе нужна подпитка. Обеспечить это можно только через артефакт. Через знакомых я узнал, сколько такой будет стоить. Три тысячи галлеонов. Это пятнадцать тысяч фунтов. Такова цена жизни твоего сына.

— Я согласна на артефакт, — спустя десятиминутное молчание сказала Петунья. — Сейчас в процессе продажи дом моих родителей, выручить за него мы сможем двадцать тысяч фунтов, из которых десять достанутся нам с Верноном. Пять у нас лежит в банке — все, что осталось от продажи дома приемных родителей Вернона. Я поговорю с ним. Сколько ждать артефакт?

— Он будет у тебя завтра. Так как возьму я его у знакомого — деньги он будет ждать еще две недели, так что время у тебя есть. Насколько смогу, я его заряжу, а потом передам твоему мужу и больше не смогу тут появляться. Если будет невмоготу — пишите, я решу, куда подъехать, и встречусь с Верноном. Твой организм после истощения ядра начнет губительно переносить магию поблизости, и если со сквибами все будет нормально, то маги будут медленно тебя убивать. Твой сын после моих манипуляций должен будет родиться сквибом, но если он вдруг родится магом...

— Я умру?

— Не сразу, но его присутствие в доме будет приносить тебе боль, чуть меньшую, чем ты чувствовала во время круциатуса, — Петунья вздрогнула. — Я оставлю тебе зелье, — он поставил на прикроватный столик флакон темно-синего цвета, — которое разрушит его каналы, и он станет сквибом, даже если был магом. Но давать ли его своему ребенку — решай сама. Я не буду ничего тебе советовать. Если он и так сквиб — оно не навредит.

— Спасибо тебе, Северус. Ты спас мне жизнь трижды.

— Я должен был извиниться за те письмо и ветку.

— Я никогда на тебя и не злилась.

— Теперь я в этом уверен.

Апартаменты декана факультета Слизерин. 1991 год.

— И когда ты сказал, что они все мертвы, ты имел в виду?.. — МакГонагалл впервые слышала своего коллегу таким откровенным.

— Сегодня, когда он не появился на распределении, я сразу после пира аппарировал к ним. Я подумал, что Петунья могла дать то зелье, которое я варил для ее сына, Поттеру. Она вполне на это способна. И если все так и случилось, то он бы и не смог поехать, но когда я аппарировал туда... — Снейп замолчал.

— Северус, — позвала его Минерва после минутного молчания.

— Он сгорел, Минерва. Их дом, он сгорел еще месяц назад, — Снейп о чем-то задумался. Тридцатого июля, за день до его дня рождения.

— Как это произошло?

— Пожарные сказали соседям, что это была случайность. В тот день был сбой электричества, и если бы их дома не было, то все бы обошлось, но они были дома и смотрели телевизор. Там их тела и нашли. Все четыре. И я не знаю, как жила Петунья с Поттером. Она должна была его ненавидеть, так как рядом с ним испытывала постоянную боль.

— А ты видел ее, ну, после того дня?

— Лишь один раз. Она гуляла в парке с сыном и мужем, а я в тот день в парке ждал поставщика одного крайне редкого ингредиента для зелий. Мальчишке было лет шесть, светленький, крупненький, но не слишком, с курносым носом и серыми глазами. Он был похож на Петунью и Вернона внешне, но взгляд у него был как у Лили, озорной и веселый, хотя оба родителя у него крайне спокойные и малоэмоциональные.

— А он был, — Минерва замешкалась. — Сквибом?

Северус покачал головой.

— От него не шла вообще никакая аура. Судя по всему, он вообще стал магглом.

— Разве это возможно?

— Все возможно, — неопределенно ответил Северус, а потом снова потянулся к бутылке, которую успел снять со шкафа.

— Северус! — воскликнула Минерва. — Хватит пить! Я не знаю, что с Петуньей, но с Поттером точно все нормально.

— То есть?! — воскликнул Снейп и уставился на нее.

— Вот его фото, — Минерва вытащила фотографию мальчика из кошелька. — Не знаю, кто его нашел, может, родственники Поттеров или Блэков, все-таки он Блэк на четверть, но его увезли из страны и решили вопрос с Министерством магии. Письмо я сожгла, но получила я его два дня назад. Так что успокойся, жив твой Поттер, но далеко, а вот в Дурслях я не уверена.

— А четвертый труп?

— А ты уверен, что они не взяли еще одного ребенка из детского дома?

— Нет, я уже ни в чем не уверен...

Дом номер 4 по Тисовой улице. 1991 год 30 июня.

— Мама, можно я поиграю с Пирсом во дворе, можно, а? — сероглазый блондин так умоляюще посмотрел на мать, что она не могла ему отказать. Она уже одиннадцать лет не могла ему ни в чем отказать.

— Конечно, можно, солнышко, но ровно в четыре жду тебя дома! — она шутливо погрозила ему пальчиком и отпустила прогуляться.

— Дадли опять сбежал? — Вернон, подкручивая усы, зашел в гостиную и сел рядом с женой. — Никакой дисциплины.

— Дорогой, успокойся, — Петунья приобняла его и поцеловала в щеку. — Я уверена, что с ним все будет хорошо. Он еще успеет прочитать всю ту ерунду, что нам пришлось купить, тем более, что половину из этого мы с ним и так уже прошли.

— Надеюсь. Как и надеюсь на то, что с репетитором он занимается так же активно, как и носится, потому что он до сих пор говорит по-французски с акцентом, а через два месяца ему уже в школу! И я не думаю, что там будут лояльно относиться к англичанину, который не удосужился в идеале выучить их язык и говорит как крестьянин! И это в элитной-то школе.

— Я предлагала Америку, там обучение на английском, но ты сам не захотел, — нахмурилась Петунья — любые сомнения в адрес ее сына она воспринимала крайне болезненно.

— Дорогая, не захотел не я, не захотел наш бюджет, — Вернон на мгновение задумался. — Америку мы бы точно не потянули!

— Тогда Германия.

— Вот уж нет, с фрицами мой сын учиться не будет! — возмутился он, так как эта темя была для него крайне болезненна.

— Ладно, — вздохнула Петунья. — Надеюсь только на то, что сын наш не притащит домой вейлу, коих во Франции целая община.

— Зная Дадли, — усмехнулся супруг, — он притащит домой именно её.