Будни Уолдена МакНейра, Пожирателя смерти и ликвидатора опасных существ. Смеркуты (джен)

А на утро Джоселин Крумб нашли в камере мёртвой — без каких-либо признаков насилия или яда. По крайней мере, на первый взгляд — и Робардсу лишь оставалось надеяться, что специалисты быстро найдут причину. Ни в какую случайность он, конечно, не верил, но каким образом Крумб сумела лишить себя жизни, пока что не понимал. Но как бы она это ни сделала, это был его промах — ещё один к длинной цепи уже совершённых им за свою карьеру. Обыскать-то он её обыскал, проверил на наличие всех посторонних предметов, но раз она лежала здесь бездыханной — значит, упустил что-то. Ни повеситься, ни открыть себе кровь в камере незаметно было нельзя: при возникновении любой угрозы для жизни срабатывали сигнальные чары. Но ведь как-то она это сделала…

Протокол допроса, конечно, был у Робардса на руках, и вообще-то, если подумать, эта смерть, на самом деле, решала много проблем: раз убийца мертва, никакого процесса не будет, а значит, и дело забудется куда быстрее… Жаль, конечно, её родителей с братом, да и племянников тоже — но, в целом, такой исход был неплох. Хотя и ужасно несправедлив по отношению к родным жертв — но к таким вещам Робардс привык. И всё-так на доклад он отправился в дурном настроении — и, пока Шеклболт говорил ему что-то возмущённое, молчал, глядя куда-то в пол.

— Впрочем, так, может, и лучше, — сказал после внезапной паузы Шеклболт.

— Для её родных точно, — подтвердил Робардс. — А мы всё равно всё профукали. Я, — поправился он.

Шеклболт поднялся и, выйдя из-за стола, подошёл к камину и, наклонившись, горстью зачерпнул пепел. Потом подошёл к так и стоящему Робардсу, раскрыл ладонь и протянул ему:

— На.

— Прости, я не…

— Посыпь голову, — очень серьёзно сказал Шеклболт — а затем сам сделал это и тут же развеял пепел, очищая его мантию и волосы. — Стало легче?

— У меня нет настроения шутить, — сказал Робардс, впрочем, чуть-чуть улыбнувшись. — Столько людей погибло — а мне даже некого предъявить их близким.

— Я считаю, — неспешно проговорил Шеклболт, — нам не следует обнародовать истинную причину. Погоди, — остановил он враз помрачневшего и открывшего было рот, чтобы сказать что-то, Робардса. — Во-первых, — начал перечислять он, — из-за её родных. Через пару лет её старшему племяннику идти в школу — ты себе представляешь, чего он там наслушается? А её родители? А во-вторых — МакНейр. Которого мы отпустим — и на которого посыплется половина шишек. Не то чтобы мне было его жаль — вот только добром это не закончится. Хватит трупов уже.

— Полагаешь, никто не поверит, что он ничего не знал? — спросил Робардс.

— Кто-то поверит, конечно, — не согласился Шеклболт. — А кто-то нет. А ещё домохозяйки сотворят из этого идиотский роман, и через пару лет об этом дерьме станут романтично вздыхать юные идиотки. И заодно по его герою. И не закончится ли это романтизацией Пожирателей, Волдеморта и их идей в принципе — дьявол знает. В то время как кто-то из родственников погибших сядет точить нож. Подумай сам, во что отцу легче поверить: в правду или в то, у них был роман? И кого легче обвинить в том, что случилось с его дочуркой? Будь это действительно так, я бы не возражал — но ты сам призывал меня к справедливости, помнишь? Так что я бы просто назвал её сумасшедшей — тем более, что это правда. Не стоит связывать всё это с Пожирателями больше, чем это уже связано.

— Пожалуй, — не стал спорить Робардс. Наверное, у него были какие-то аргументы, но, с другой стороны, он признавал справедливость слов Шеклболта.

А ещё он устал. И думал о том, что опять солгал Тэмзин и не отвёз её на Рождество в Вену.

— В-третьих, — продолжал Шеклболт, — наша репутация. Моя — и даже не лично меня-Кингсли, а министра. И Визенгамота. И министерства в целом. Представь, как все мы будем выглядеть? Нас всех — меня-министра, тебя-главного аврора — обвела вокруг пальца девчонка. Сделала марионетками — и мы все послушно сплясали её танец. Все! И если позор можно пережить — допустим, поделом, как ты, наверное, скажешь, — сказал он, увидев выражение лица Гавейна, — то подумай, на какие мысли и кого может навести эта история. Азкабан забит соратниками МакНейра — и ты поручишься, что никто из их друзей, семьи, да просто тех, кто разделял — и разделяет, но молчит — их взгляды, не сообразит сделать крохотный шажок, на который не решилась Крумб? И мы получим прорву шантажистов с почти безграничными возможностями? И тогда прошедшая война покажется невинным пикником. Ты представляешь, что начнётся?

— Пожалуй, — повторил Робардс. Правоту Шеклболта он понимал и признавал, но тошно ему было всё равно. — Мне бы отпуск, — сказал он. — Пару недель.

— Хоть завтра, — без всяких вопросов и возражений ответил Шеклболт.

— Да нет, я дело доведу, — возразил Робардс. — И дождусь слушанья.

— Так не будет слушания, — удивился Шеклболт. — Судить некого.

— По МакНейру, — пояснил Робардс. — А потом уедем с Тэмзин в Вену. Там сейчас хорошо, наверное.

— Да, там хорошо, — согласился со знанием дела Шеклболт. И добавил: — Иди-ка домой. У тебя вид — хоронят краше.

— Это просто вид, — возразил Робардс. — Кто всё оформлять будет? И других дел завал же. И родным сказать надо.

— До ночи не сиди, — безнадёжно попросил Шеклболт. И хотя Робардс послушно кивнул, они оба понимали, что обещание это пустое.

Короткий рапорт для Визенгамота Робардс написал сам, стараясь и не солгать, и обойти стороной причину случившегося. Потому что понимал, что Шеклболт прав — да и, по большому счёту, какая теперь кому была разница, в чём была причина её безумия. А Крумб, на его взгляд, была совершенно безумна — он не раз сталкивался с таким помешательством, и полагал, что, в определённом смысле, МакНейру, в общем-то, повезло. Потому что останься он на свободе и продолжай просто работать, как прежде, рано или поздно он сделал бы что-то, что стало бы для Крумб триггером. Скорее всего, подобным событием могла стать его женитьба — или, может, какой-то роман, а то и ещё что-нибудь: кто может предсказать логику безумца? Но случилось то, что случилось — и погибло море людей. Тех, кто никакого отношения не имел ни к Крумб, ни к МакНейру.

Не «море», поправил он сам себя. Двести тридцать семь человек. За всю войну умерло… нет, конечно, не меньше, но цифры были сравнимы. Просто так… Просто потому что одна женщина полюбила одного мужчину.

Да к дракклам такую любовь!

Разговор с родителями Джоселин дался ему тяжело. Хотя сколько раз за всю жизнь ему доводилось сообщать подобные новости? Но сейчас случай был, всё же, особый — пожалуй, даже никого из Пожирателей смерти невозможно было обвинить в стольких смертях. Каково им будет жить с этим, думал Робардс. И нет, определённо, им не стоит знать полной правды — потому что он не мог не думать о том, что подобная хрупкость психики Джоселин Крумб могла быть наследственной, и если так, то рассказать её родным о МакНейре значило, возможно, своими руками заложить очередную бомбу. Нет, хватит.

— Я не понимаю, — шептала миссис Крумб, очень похоже на дочь теребя краешек своей блузки. Бледная и худая, она была очень похожа на дочь — вернее, дочь на неё. — Джо всегда была такой тихой…

— Так бывает, к сожалению, мэм, — сочувственно проговорил Робардс.

— Она всегда была скрытной, — сквозь зубы процедил мистер Крумб. А вот в нём было очень заметно сходство с его знаменитым сыном, дочь же унаследовала от отца только вьющиеся густые волосы — как, впрочем, и сын. Правда, в отличие от Гидеона, мистер Крумб имел заметное брюшко, а под его куда более обширной бородой угадывался второй подбородок. — С самого детства.

— Я понимаю, сэр, — печально отозвался Робардс, хотя эта реплика Крумба многое ему прояснила. — Сожалею.

— О чём? — возвысил голос Крумб. — О том, что эта дрянь убила… сколько? Сколько волшебников сожрали эти твари? А? — он сделал шаг к Робардсу, и у того в руках вмиг оказалась палочка.

— Много, — сказал он, разворачиваясь к Крумбу, но продолжая пока что сидеть.

— Это всё твоя кровь, — ткнул вдруг Крумб в жену пальцем. — Твоё воспитание!

— Мистер Крумб, — Робардс всё-таки встал. — Я понимаю, насколько это всё тяжело для вас. Но держите себя в руках.

— В руках? — переспросил тот, щурясь и кидая на жену такой взгляд, что та съёжилась, и картинка у Робардса вполне сложилась. Да куда уж таким говорить правду? Эдак они получат ещё один труп. Или несколько.

— Именно, — жёстко сказал Робардс, уже не скрывая выставленной наизготовку в руке палочки.

— Её воспитание, — глухо повторил Крумб, впрочем, сжимая кулаки и отступая на шаг назад. — Я говорил, девку замуж пора. Выдали бы сразу после школы — так нет! Сидела там в вашей дыре, — зыркнул он на Робардса. — Конечно, у девки все мозги скисли.

— Я сожалею, — повторил Робардс, бросая короткий взгляд на вжавшуюся в кресло женщину. — Мэм, сэр, — коротко сказал он и откланялся.

Ему оставалось лишь допросить брата Джоселин — и можно было закрывать дело. Дождаться только ещё отчёта экспертов и установить причину внезапной смерти.

Впрочем, эту тайну открыл ему брат Джоселин. Гидеон.