Некромант Белого Альянса (джен)

Примечания:

Не забывайте оставлять комментарии и жать "жду продолжения"

Широкий белоснежный мост, ведущий в столицу, удерживался двумя мощными каменными цепями. Зачарованные звенья тянулись вниз, к середине моста, из невысоких овальных башен, разрезанными тремя уровнями узких бойниц. Где-то в темноте за верхними отверстиями начиналась цепь, приводимая в движение сложным механизмом из шестеренок, который мог удерживать мост в подвешенном состоянии, а при необходимости позволял поднять его даже с грузом, превышающим массу моста в сотни раз. Пугающе черные на фоне белоснежного камня разрезы бойниц спускались вниз со смещением. Средние уходили в стороны от ворот, позволяя увидеть, кто приближается к мосту с боков, из ближних к стене виднелись идеально подогнанные камни разных размеров, поднимающиеся непреодолимым барьером вверх на 20 метров. Нижние же бойницы, напротив, были смещены к единственной дороге через ров и располагались почти напротив друг друга. Оставалось лишь гадать, насколько мощная магия потребовалась, чтобы превратить некогда огромную белоснежную гору в чудовищно длинную стену, выровняв местность для столицы.

За идеально гладким каменным мостом начиналась небольшая площадка, хорошо просматриваемая из башен. Там, на плотно уложенных белых камнях ровной прямоугольной формы, обычно собирались торговцы и странники, которые ожидали проверки перед входом в столицу. В случае нападения и захвата моста эта площадка позволит довольно долго защищать проход, не позволяя врагу пробиться через массивные деревянные ворота и тяжелую каменную герсу, стоящую перед ней. В мирное время деревянные ворота не закрывались даже на ночь, только решетку держали опущенной, поднимая ее только при необходимости.

Несмотря на то, что большая часть столицы была построена из белого камня, ворота оставались деревянными, поскольку их ставили в условиях войны, и они были зачарованы мощной магией, так что мало уступали по прочности каменной решетке. Кроме того, создавший их зачарователь погиб, а второго такого же искусного мага у Альянса не было. За воротами начинался длинный проход, образованный овальными башнями, уходящими вглубь столицы на полсотни метров. Сверху, в пяти метрах от пола, башни были соединены толстой деревянной решеткой, способной выдержать отряд лучников.

От самого моста начиналась дорога мощеная шлифованным, чуть желтоватым от пыли и грязи, камнем. Имея ширину три метра, она позволяла без особого труда разойтись идущим навстречу телегам. Сразу за стеной, справа и слева от каменного пути, начинались заброшенные пустыри с уже подросшими и окрепшими деревьями, пустившими новые молодые побеги. Здесь бедняки пытались выращивать урожай, но глиняная почва, за которой почти сразу начинался камень, практически уничтожала урожай. Через километр на неосвоенной территории начинали появляться редкие деревянные домики. Покосившиеся от времени и почерневшие от гнили, они были оставлены крестьянами, которые перебрались из столицы за стену на поля. Еще во время войны был принят закон, запретивший жителям столицы строить дома за пределами стен, он действовал до сих пор. Потому, перебравшись на поля вне города, крестьяне были обязаны иметь собственный дом в столице, хотя и проводили все время в поле, в небольших лагерях. И все же зимой оставаться за стенами было опасно, потому в холодное время года даже эти прогнившие и разваливающиеся лачуги оживали — в них возвращались обитатели. Многим не хватало денег, чтобы восстанавливать дома, потому рядом с умирающими избушками появлялись землянки.

И только спустя три километра по желтоватой каменной дороге начинались первые настоящие дома. Это все еще были хибары бедняков, но куда более основательные и целые. Большинство домов здесь имели прочный фундамент из дешевого серого камня, недостаточно очищенного и не зачарованного, но все же прочного и надежного. Поверх плохо обработанных валунов, часто с острыми гранями и сотнями неровных сколов на каждом, громоздились потертые временем бревна и доски, образуя прочный каркас с теплыми стенами. Большинство таких домов были одноэтажными с острой соломенной крышей, с парой небольших окон и невысокой дверью. Стекла в окнах — редкость для кольца бедняков, но и здесь находились умельцы среди ремесленников и алхимиков, которые могли себе позволить создать мутное и не слишком ровное, но все же стекло. Здесь жила прислуга, подмастерья, уборщики и смотрители фонарей, чернорабочие и все те, кому хватало зарабатываемых средств на пропитание.

Пустырь обходил стены толстой полосой где-то расширяясь, где-то сужаясь, он образовывал внутри себя почти идеальный круг, в котором начиналось внешнее кольцо — оставленные хибары крестьян. За внешним кольцом начиналось кольцо бедняков, уходящее внутрь на километр и заканчивающееся кольцом торговцем. На территории торговцев можно было найти как бедные домики, так и длинные многоэтажные гостиницы, сложенные из аккуратно обработанного белого камня с широкими окнами и высокими дверями. Разнообразие поражало воображение. Скромные деревянные лавки с каменным основанием перемежались с роскошными белоснежными хоромами, стены которых были отделаны выравнивающей пастой и покрашены белой краской. Особенно сильно в глаза бросалась частая смена уровня достатка в этом кольце. Здесь рядом могли сосуществовать крохотные прилавки из необработанных бревен с грязными ставнями, сколоченными ровным щитом из тонких досок, и гигантские, высотой в три-пять этажей, квадратные магазины с огромными окнами, закрытыми тончайшим стеклом, перед которым смыкались белоснежные крашенные ставни, украшенные яркими желтыми и красными завитками и сложными витиеватыми узорами или искусной резьбой с плавными мягкими линиями разной глубины, переплетающимися друг с другом. А напротив контрастирующих зданий могли располагаться палатки торговцев, заглянувших в столицу на время. Живописный и рябящий район собирал бедняков и богатых, жителей и гостей столицы, одним давая пищу, другим — кров.

За кольцом торговцев начиналась дорога внутреннего кольца. Она описывала полукруг по городу и упиралась с одной стороны в небольшой форт, где жили солдаты, а с другой — в ворота Академии. Между ними расположились дома местной знати и наиболее богатых и влиятельных людей города. Каждое их строение было больше похоже на замок: снизу начинался ровный толстый забор, за которым в небольшом внутреннем дворике поднимались хоромы в несколько этажей с большими балконами, украшенными цветущими клумбами, с высокими разноцветными витражами, с гладкими идеально белыми скульптурами героев древности и опасных тварей. И уже дальше, в окружении знати, над городом гордо возвышался королевский замок. Белоснежный, с башнями и мощными воротами, он постоянно оставался в неприятной глазу дымке защитного заклинания, сквозь которое можно было разглядеть лишь общие черты, но не детали.

Оказавшись второй раз в столице Эсон удивился, как сильно изменилось его восприятие. Раньше он не обращал внимание ни на дома, ни на их обитателей. Его мысли были заняты лишь поиском информации о его родителях. Но после случайного и откровенно абсурдного получения должности профессора, этому молодой некромант до сих пор удивлялся, Эсон обнаружил, что серая масса вокруг него полна красок и жизни, и мир не вертится вокруг лишь одного события — каждый здесь существует или наслаждается, следует своей судьбе, вплетаясь уникальным звеном в общую картину. «Неужели, я привязался к этому месту?» —кольнула сознание профессора болезненная мысль. Перед глазами побежали воспоминания последних недель: первая встреча с Натом, маленьким беззащитным мальчишкой, едва не ставшим обедом для собак; становление профессором и прогулка к озеру; утомительные уроки с небольшим классом, где никто не верил даже в возможность освоить магию не имея класса; длинные ночи в библиотеке и напряженные посиделки в тавернах, в попытках узнать хоть какую-то информацию о происшествиях в столице; пугающее столкновение в Фериром и Стотой, когда он чуть было не раскрыл свой класс некроманта. Профессор окинул взглядом своих учеников и не без удовольствия отметил, что еще совсем недавно бывшие маленькими и беззащитными детьми они стали куда взрослее и серьезнее. Даже Нат, которому Эсон едва дал бы двенадцать лет при первой встрече, сейчас выглядел куда старше и собраннее. На его хрупком теле начали появляться первые мышцы, а в движениях проглядывалась уверенность и сила. «Все же я привязался к ним», — обреченно согласился со своими мыслями Эсон.

За раздумьями молодой профессор не заметил, как попрощался с кузнецом и его внучкой, оставив их и телегу в конюшне, и с Баньей и учениками оказался возле Академии. У кованых металлических створок, которые вдвоем едва ли уступали по ширине городским воротам, вернувшуюся экспедицию никто не встречал. Это было не удивительно — они не предупредили о своем возвращении. Солнце еще не село, и со стороны корпуса воинов раздавались звуки тренировок: лязг мечей, крики учителей и грохот взрывающихся заклинаний. Что и следовало ожидать — железными были лишь ворота, остальной забор имел узкий каменный фундамент, из которого поднималась каменная решетка, вроде той, из которой была сделана герса городских ворот, с тем лишь отличием, что зачарование здесь было куда слабее. Ровная прямоугольная сетка заканчивалась острыми пиками на высоте двух метров, источая вверх слабый поток магии.

Когда класс бессильных преодолел половину пути до своего двухэтажного корпуса, из главного здания к ним выбежал слуга. Отправив Эсона и учеников в здание, Банья направилась к бегущему человеку. Слуга не сбавлял скорости, он несся на алхимика, словно хотел сообщить что-то важное, но до сих пор он не окликнул девушку, не просил класс остановиться, он не издал ни единого звука.

[Ускорение. Уровень 4.]

Что-то неладное Эсон заподозрил, когда человек пробежал половину пути, но даже не махнул рукой, чтобы привлечь к себе внимание. Профессор никак не мог понять причину такого поведения, но в общих чертах понимал суть текущего события. Активировав заклинание, он пронесся мимо Баньи и приблизился к слуге. Обычный человек без использования заклинаний смог бы только заметить расплывающийся силуэт, внезапно оказавшийся рядом. Но слуга ловко обогнул Эсона справа, одновременно доставая что-то из левого кармана. И все же молодой некромант не просто так провел шесть лет своей жизни в нескончаемых битвах за собственное существование, — его рефлексы и скорость анализа, усиленные действием заклинания превосходили возможности рядового наемника, а опыт сражений с сильными и маневренными монстрами делали из бегущего человека довольно легкого противника. Предугадав прыжок через подножку, которую Эсон вставил в тот же момент, профессор сдвинулся в бок, толкая бегущего человека. Тот потерял равновесие в воздухе и полетел на землю, приземляясь на левый бок. Что-то в его руке со звонким стеклянным хрустом разбилось при приземлении. Только сейчас Банья осознала происходящее и остановилась, широко раскрыв рот и невольно вскрикнув. Алхимик попыталась что-то сказать Эсону, но ее голос перебил истошный вопль слуги.

Лежащий на земле человек схватился за руку и начал ворочаться на земле, крича и шипя от боли. Трава под ним покрылась тонкой синей пленкой, которая быстро испарялась, превращаясь в густой фиолетовый дым. Испарения поднимались вверх, тянулись к бьющемуся в агонии человеку, впитывались в его кожу, мгновенно превращая ее в синеватое желе, густой слизью стекающее с костей. Банья кинулась к слуге, но Эсон схватил ее и оттащил назад, не позволяя подойти к едкому дыму. Жидкость же продолжала вытекать и испаряться, окутывая убийственным фиолетовым облаком неудачливого наемника.

— Отведи детей в класс, — скомандовал Эсон.

Сейчас было бы уместно использовать «Восстановление разума», но этот навык оставлял легкую, едва уловимую ауру некроманта, что на территории Академии, где собрались десятки мощных магов, могло сразу же выдать профессора. Потому он положился на громкий крик и приказной тон. Это сработало. Ошарашенная произошедшим, и не до конца осознавшая ситуацию, Банья подавлено кивнула и направилась к детям. Тем временем на крики убийцы уже стягивались профессора.

В числе первых вышли бывшие неподалеку учителя воинов, один из них видел, как Эсон толкнул слугу, так что, когда его товарищ начал истерично кричать об убийстве слуги, жестом велел ему замолчать. Подоспевшая следующими тройка профессоров магии также воздержалась от преждевременных обвинений, они смекнули, что все не так очевидно, как кажется. Спустя десять минут к месту подошли два ректора, одним из них, к счастью Эсона, оказался Кармел. Рассказав о произошедшем, Эсон выслушал лекцию, что убийцу надо было захватить живьем, и требование завтра же утром предоставить отчет об экспедиции и покушении. Вопреки ожиданиям, никто не стал требовать от молодого профессора пересказать произошедшее десяток раз или прождать возле голых костей несколько часов, пока не придет кто-нибудь из стражи. Пришедший вместе с Кармелом ректор потребовал разойтись и пообещал все уладить, так что через полчаса после происшествия вокруг не оказалось никого, а оставшийся лежать на земле скелет уже был накрыт плотной серой тканью, прижатой крупными камнями.

В классе бессильных царила тишина, дети следили за происходящим через окна, а Банья молча сидела на стуле, уставившись в стену.

— Ну же, все закончилось, — Эсон подошел к Банье и прижал ее голову к своему телу. — Теперь все закончилось.

Голову девушки обвили тонкие, но сильные пальцы, потянули вбок, прижав к мягкой теплой рубашке. Ужас от увиденного, ледяными цепями сковал ее тело, превратив еще живого человека в холодную куклу. Мороз потянулся к пальцам, остудил рубашку, стараясь передать Эсону ощущения девушки. Спустя минуту холод сдался, и от пальцев по голове начало растекаться успокаивающее тепло, приносящее с собой спокойствие и умиротворение. Просидев так четверть часа, Банья решилась поднять голову и посмотреть на Эсона.

— Он... — девушка запнулась, всхлипнула, — он...

— Теперь все будет хорошо, — повторил Эсон, прижимая Банью к себе.

Тяжелые тучи за окном озарились яркой ослепляющей вспышкой, за которой тут же раздался колючий треск грома. Об стекло класса ударились первые крупные капли дождя, за которыми последовал шипящий гул извергаемых небом плотных струй дождя.