If we could turn back time (гет)

Время неизвестно. Место неизвестно.

Невилл открыл глаза. Сам факт этого уже изрядно его удивил. Казалось, всего секунду назад — или целую вечность — его сердце остановилось, когда яд добрался до него. Но сейчас оно билось. Невилл закрыл глаза, прижал руку к груди и почувствовал размеренный стук. Это было странно. Разве смерть — она такая?

Он никогда не думал о смерти, хотя она подстерегала его в последние годы со всех сторон: таилась за каждой дверью при штурме Отдела тайн, рвалась к нему с каждой вспышкой проклятий, которыми Пожиратели одаривали студентов Хогвартса при проникновении в школу на шестом курсе, и просто отстраненно ждала, когда он оступится и совершит ошибку на поле боя, который развернулся под стенами Хогвартса. И дождалась. Она обнимала его тело, отнимая его по кусочку, смакуя вкус страха и отчаяния, и затем пронзила его насквозь, забирая жизнь и у его возлюбленной.

— Луна! — резко распахнув глаза, он сел, пытаясь сфокусировать взгляд и понять, что произошло.

Это не было Больничное крыло. Он лежал на широкой кровати, отделенной от всего остального мира тяжёлым бордовым балдахином. Цвета крови. Такого же цвета расползалось пятно на груди Луны.

Его сердце заколотилось быстрее, пока он перевернулся на живот и на четвереньках пытался добраться до края кровати, но она казалась неприлично огромной. Или он слишком маленьким. Но кровать никак не кончалась, он словно тонул в ней, никак не мог добраться до её края. Тогда как тяжёлый кровавый балдахин словно шевелился, плыл, как потоки крови; бесконечная кровь, стекающая по стенам. Невилл закричал, и его голос показался ему непривычно звонким, но сейчас это его не волновало. Он просто не хотел видеть этот балдахин, он хотел увидеть свет! В отчаянии он упал на колени, схватившись за голову, и продолжал реветь. Он просто хотел, чтобы этого едва колышущегося балдахина не было, чтобы он исчез, сдвинулся, да хоть сгорел, к Мерлиновой бабушке! И словно повинуясь его желанию, магия в нём всколыхнулась, и уже через секунду балдахин пылал. В воздухе запахло гарью, как на поле боя, и ему казалось, что сейчас где-то мимо его головы пролетит очередная зелёная вспышка. Ему снова было страшно — он был совсем один. Рядом никого, только он, в темноте, которая озарялась лишь всполохами огня на горящем ярким пламенем алом пологе.

Но затем он внезапно услышал обеспокоенные голоса. По ту сторону тяжёлой ткани кто-то суетился, раздавались крики, затем всполохи заклинаний прорезали темноту, и уже потушенный полог отдернул в сторону человек, которого он меньше всего ожидал увидеть. Свет резко ударил в глаза Невиллу, почему он подумал, что ему показалось.

— Дедушка? — Невилл неверяще моргнул и утер кулаком слезы. Собственный голос казался ему очень тонким, но он продолжал игнорировать этот факт — мало ли, как оно бывает в посмертии.

— Или сюда, Невилл, — пожилой мужчина протянул к нему руки, такие знакомые, испещренные кучей морщинок от работы с реактивами, такие ласковые, которые всегда оберегали и защищали его в детстве, до самого последнего дня жизни его деда. — Всё хорошо!

И Невилл потянулся к нему, как в детстве, вытянув обе руки и обхватив деда за шею, пока тот брал его на руки. Прямо как сейчас. Похоже, в душе он всё ещё остался маленьким напуганным ребенком, который искал защиты. Так что ему не составило труда принять тот факт, что его телу сейчас лет пять или шесть. Зато он не один.

Он очень любил своего деда. С самого детства Невилла воспитывал именно он, опекая от строгого надзора бабушки. С ним у него были связаны одни из самых теплых воспоминаний детства: как они вместе возятся в теплице, и дедушка рассказывает ему о разных растениях и их применении; как дедушка покупает ему жабу, чтобы та защищала цветок в его комнате; как он сидит с ним допоздна, рассказывая самые интересные сказки, пока Нев не уснет, потому что тот боялся темноты...

И таких моментов было много, очень много. До того дня, когда его деда убили. Но сейчас он был рядом, такой живой и такой теплый, что Невиллу было совершенно безразлично, рай это или ад, главное, что его дед здесь, вместе с ним.

— Как же я по тебе скучал, — куда-то в шею деду просопел он, едва не плача от облегчения и радости.

— Когда же ты успел по мне соскучиться, юный поджигатель? — в голосе деда слышались веселые нотки, — Мы же не виделись всего ночь.

— Что? — Невилл был озадачен.

— Мы вчера поужинали вкуснейшей уткой, которую зажарил для нас Диппи, а затем я рассказывал тебе про Мимбулус Мимблетонию перед сном. И вот сейчас утро, а ты заявляешь мне, что успел по мне соскучиться, — дед уселся на кресло, в котором он проводил каждый вечер, читая Невиллу сказки или придумывая их из головы, и посадил его на колени. Маленький Невилл озадаченно обводил головой комнату — это была его собственная спальня в Лонгботтом-мэноре. Всё было воспроизведено в точности до паутинки в углу, где жил маленький паук, которого Невилл окрестил Джонни и каждый вечер спрашивал, как у него дела, с утра пораньше.

Он спрыгнул с колен деда и подошёл к выходу из комнаты, выглянул в коридор. Всё так же, как он помнил в детстве: домовики протирали рамы картин их предков, с первого этажа доносился командный голос бабушки, из открытого окна в торце коридора дул лёгкий ветерок. Невилл озадаченно вернулся внутрь и залез назад, будучи подхвачен дедушкиными руками. В голове у него крутилась только одна мысль: "Что происходит?"

Он ущипнул себя за руку, и та отдалась болью. То есть это точно не сон, начнем с простого. Но это и не могло быть явью, потому что его убили, он умер. Но почему тогда рядом дедушка, такой живой и пахнущий можжевельником и рябиной? Почему в комнату входит бабушка, на лице которой вдвое меньше морщин? Он ничего не понимал!

— Мне приснился страшный сон, — Невилл прижался плотнее к деду, обнимая его и чувствуя, как тот гладит его по волосам. — В нем все, кого я знаю, умерли, убитые Сами-Знаете-Кем или его помощниками. И ты, дедушка, и я, и Луна. Мне было так страшно, я никого не смог защитить! — Невилл разревелся на груди у дедушки, побелевшими пальчиками сжимая его рубашку.

— Ну, тихо-тихо, это всего лишь сон. Я здесь, с тобой, и бабушка тоже здесь, — Невилл почувствовал, как на плечо легла вторая теплая рука. — Сам-Знаешь-Кто погиб уже шесть лет назад, и больше никого не обидит, как обидел твоих родителей. Всё плохие дяди и тёти сидят в Азкабане и больше не доберутся до маленьких мальчиков вроде тебя. Так что к чему слезы, малец?

Невилл поднял заплаканный взгляд на деда, глядя в его добрые синие глаза с паутиной морщинок вокруг глаз.

— А ещё у нас сегодня повод для праздника! — здесь уже дед обращался к супруге. — У Невилла случился первый магический выброс, — он указал рукой на остатки тлеющего балдахина.

Бабушка всплеснула руками от радости.

— Немедленно прикажу эльфам всё убрать и подготовить праздничный ужин! Тилли, Диппи! — перед ней с хлопком появились два домовых эльфа в наволочках с гербом Лонгботтом. — Тилли, возьми двух помощников и приведи в порядок детскую. Диппи, с вас — подготовить праздничный стол и, в обязательном порядке, торт! Сегодня был первый магический выброс у мастера Невилла, и это надо отметить!

— А я, пожалуй, отменю на сегодня все встречи в Косом переулке и проведу день с внуком, — дед был настроен так же оптимистично, покачивая мальчика на коленке. Сам же Невилл пытался переварить, что происходит. Это не сон, что он уже выяснил, но и не воспоминание — его первый магический выброс произошел очень поздно, в девять лет. Дедушка к этому моменту уже два года как умер, а бабушка замкнулась в себе и перешла в режим строгой воспитательницы. Так что это событие не отмечали вовсе. Сейчас же все поместье уже стояло на ушах, эльфы безумно радовались проявлению магии у молодого хозяина.

— А можно убрать полог у кровати? — подал голос Невилл.

Бабушка смерила его удивлённым взглядом, но кивнула.

— Конечно, дорогой, но тебе же раньше нравилось прятаться за ним, разве нет?

— После кошмара я испугался темноты. Хочу просыпаться при свете, — он ответил, почти не слукавив. В его жизни уже было достаточно тёмных мест, и ему не хотелось снова оставаться в темноте одному. Пусть даже это была иллюзия, сотворенная его умирающим мозгом, но ему хотелось, чтобы хотя бы в этом месте всё было правильно.

— Тилли, ты слышала молодого хозяина!

— Конечно, хозяйка! Тилли всё сделает в лучшем виде! — и едва не ударившись лбом о пол во время поклона, эльфийка исчезла с негромким хлопком.

— В таком случае бери себя в руки, Невилл, и одевайся к завтраку, его подадут через полчаса. И больше не пугай нас пожарами поутру, — в голосе бабушки была строгость, но всё ещё приправленная заботой, которую он так редко слышал в её голосе после смерти мужа.

— Хорошо, бабушка, — он вытер глаза и нос рукавом пижамы и, спрыгнув с коленей деда, направился в ванную — умываться и приводить себя в порядок.

— С ним всё хорошо, Джерри? Он какой-то сам не свой с самого утра, — услышал Невилл обеспокоенный голос бабушки из-за двери ванной.

— Не переживай, Августа, даже если что-то не так, мы справимся. Я останусь дома, чтобы последить за ним, — остаток диалога он не услышал из-за закрывающейся двери в его комнату.

* * *

Оставшись наедине с собой, Невилл первым делом действительно направился в ванную. Из зеркала на него смотрел семилетний мальчик с выпавшим передним зубом, взъерошенный и с покрасневшим от слез лицом. Невилл Лонгботтом собственной персоной. Но взгляд его глаз выделялся — это были не глаза испуганного страшным сном мальчика, а взгляд человека, повидавшего не самую приятную сторону жизни. Умыв лицо, Невилл стянул с себя пижамную рубашку и замер. На правой части груди был тонкий горизонтальный шрам, белёсый и слегка выделяющийся на слегка смугловатой коже. Он повернулся на сто восемьдесят градусов и, пытаясь оглянуться через плечо, увидел на спине, зеркально, такую же линию. Как от меча, который пронзил их с Луной. Дыхание снова сбилось. Это не сон. Это точно был не сон. Это была его, Невилла, жизнь. Ему не семь лет, а все семнадцать, и до этого странного пробуждения он несколько часов прыгал по полю боя, пытаясь выжить.

Невилл сполз на пол, обхватив колени. Его трясло. Что же произошло?

Вариант первый. Весь этот мир, который его окружает, это какая-то странная версия посмертия. Он умер, но продолжает жить в каком-то временном отрезке, где он был счастлив. Нет, это маловероятно. Но можно легко проверить завтрашним днём. Скорее всего, они будут повторяться или будут похожи один на другой, и он не будет стареть, а просто окажется замкнут в своем семилетнем состоянии и будет проживать счастливую жизнь снова и снова.

Вроде бы звучало неплохо, но и врагу не пожелаешь.

Вариант второй. Вся его жизнь была сном. И ему действительно семь лет, и он просто с очень богатым воображением придумал свою жизнь. Ночью и во снах время тянется по-другому, так что вариант возможен. Но этот вариант легко опровергнуть шрамом на груди. Или найти кого-то из своего сна, чтобы узнать, существуют ли эти люди. Надо напроситься с дедом в Косой переулок, вдруг встретится кто-то знакомый.

Вариант третий. Самый нереалистичный, но самый возможный. Он каким-то образом переместился во времени. Но не его тело, а его разум — оказался в его младшей версии десятилетней давности, выместив собой маленького Невилла. Здесь проверка ещё проще — нужно просто вспомнить, что происходило в это время, и смотреть, как складываются события. Но непонятно, откуда шрам. Возможно, побочный эффект от перемещения во времени. Нужно будет разобраться, возможно ли это, и найти в домашней библиотеке всю информацию, какую можно.

Рассуждения по поводу его текущего положения привели Невилла в чувство и помогли немного отрезвить голову. В любом случае, скорее он жив, чем мертв. И как бы то ни было, той реальности, что живёт в его воспоминаниях, больше нет. В ней он погиб, так что возможность вернуться исключается. Что же, адаптироваться так адаптироваться.

И самое важное — записать всё, что сможет вспомнить, чтобы проверить все теории. Потому что на свою память Невилл полагаться не мог от слова "совсем" — она подводила его всегда, и он порой не мог запомнить элементарные вещи, если только не заучивал их до зубного скрежета. Поэтому в плане на ближайшие дни — записать всё, что только сможет вспомнить, а потом уже разбираться, что же с ним всё-таки произошло.

И найти Луну. Он должен знать, что с ней всё хорошо и она правда существует, а не плод его воображения. При мысли о ней он искренне надеялся на невероятное, чтобы у него был второй шанс, чтобы всё исправить. Он сделает всё возможное, чтобы стать сильнее, чтобы защитить её.

* * *

К завтраку Невилл спускался уже в приподнятом настроении. В шкафу нашелся его любимый домашний джемпер, с небольшим вышитым цветком каллы на груди. Джемпер был подарком от деда на его пятилетие, но после его смерти Невилл перестал его надевать, чтобы джемпер не сносился и он мог хранить его как память о дедушке. Но сейчас дедушка был жив, бабушка ещё не превратилась в железную леди, которой она была вынуждена стать, когда осталась одна, и поводов для грусти не было. Так что мальчик радостно надел любимую вещь и помчался по лестнице в малую столовую. Если уж сейчас ему семь лет и до трагичных событий, которые могут ожидать его в будущем, ещё далеко, можно насладиться моментом.

В Лонгботтом-мэноре было два места для приема пищи. Большая столовая, богато украшенная зала, которая использовалась для приемов, с длинным столом, во главе которого неизменно сидел его дедушка, а по левую и правую руку — Невилл с бабушкой. Когда деда не стало, бабушке нужно было поднимать своё влияние в обществе, поэтому Невилл лишился места подле неё и обычно сидел среди остальных гостей, тогда как рядом с бабушкой размещали людей, с которыми она больше всего хотела наладить отношения. Он не любил эту залу, потому что всегда чувствовал себя в ней незаметным. После смерти деда бабушке стало не до возни со внуком, когда на её плечи свалилась забота о Роде, о поместье, о семейном бизнесе, и это ещё не считая кресла в Визенгамоте — пусть и только в полном составе. Так что Невилл был отдан на попечение домовым эльфам и гувернанткам, которые не хотели делать скидку на его плохую память и искать индивидуальный подход к его обучению, а шли по стандартной программе и отчитывались бабушке о его неудачах. И чем больше времени проходило — тем дальше его отсаживали на больших приемах в мэноре. Словно стыдясь своего непутёвого внука, Августа стремилась сделать его максимально незаметным, всегда кивком отпуская его с приема раньше времени. И мальчик тихонько выскальзывал из-за стола и скрывался в своей комнате. У него даже не было друзей среди своих ровесников, потому что бабушка редко приглашала своих партнёров со всей семьёй, и даже во время подобных приемов Невилл все равно сидел далеко от других детей и не контактировал с ними. Его бабушка боялась того, что ей может навредить наличие внука-сквиба, ведь первый выброс магии у Невилла произошел слишком поздно, и она не могла быть уверена, что её внук вообще маг. А она должна была быть идеальной, чтобы удержать семью Лонгботтомов на плаву.

Но все негативные воспоминания о последних годах дома перед Хогвартсом легко вытеснялись положительными, которые у него хранились о времени их завтраков в малой столовой. Так что Невилл с долей предвкушения открыл дверь в комнату, где его уже ждали бабушка с дедушкой, и едва сдержал навернувшиеся на глаза слёзы от теплоты воспоминаний, которые сейчас разворачивались перед ним.

Джером Мортимер Лонгботтом собственной персоной сидел в кресле у открытого окна. Ветер покачивал листы свежей газеты, которую он читал. И это был не "Ежедневный Пророк", а "Вестник Зельеварения" — его дед был известным зельеваром, вынесшим огромный вклад в науку и до сих пор занимающийся варкой зелий как по индивидуальным заказам, так и для больницы Святого Мунго. Помимо этого, именно он очень плотно занимался проблемой своего сына и невестки, которые в беспамятно-сумасшедшем состоянии находились на попечении больницы, пытаясь найти лекарство. Выпускник Рэйвенкло, он надеялся, что его сын пойдет по его стопам и тоже займётся наукой, но нет — Фрэнк поступил на Гриффиндор, а затем вместе с супругой подался в авроры и вступил в Орден Феникса, вопреки запрету отца. Семья Лонгботтомов всегда придерживалась нейтралитета во время беспорядков и войн. В юности Джером сам хотел поддержать Гриндевальда, поскольку тот обещал огромные перспективы, но Августа отговорила его, и это оказалось мудрым советом. Так что во время первой магической войны Джером отказался от щедрых предложений как Дамблдора, так и Волдеморта, и продолжил трудиться на благо страны, предоставляя зелья для больницы, в которой оказывались люди с обеих сторон конфликта. А потом там оказался и его собственный сын, причем в самом конце войны, прямо перед падением Волдеморта, и Джером остался с маленьким внуком на руках и с неразрешимой задачей перед собой. Но это не сломило его, и он остался в добром здравии, тем более у него было ради кого продолжать жить. И он верил, что если не он сам, то его внук сможет найти лекарство для родителей.

Бабушка же стояла у небольшого круглого стола на трёх человек. Стол был зачарован магически и при необходимости мог увеличиться, чтобы вместить до шести человек. Его всегда использовали в узком кругу семьи, чтобы все сидели рядом, не выделяя кого-то особняком. Невилл и забыл, когда он последний раз ел за этим столом. После смерти деда они с бабушкой чаще всего ели порознь — каждому еду доставляли эльфы в их личные комнаты, либо же если хотя бы ужинали вместе, то делали это в большой зале. Насколько Невилл понял, бабушке было больно находиться в малой столовой, где они с мужем проводили каждое утро вместе.

Августа Генриетта Лонгботтом была мудрой и сильной женщиной. Несмотря на всю её строгость и даже прозвище "Железная Августа", которым её наградили некоторые из её бизнес-партнёров, Невилл всё равно её любил и тайно надеялся, что она однажды сбросит эту железную маску и вновь оттает в его любимую и заботливую бабушку. И вот сейчас именно эта бабушка и стояла у стола, командуя эльфами, чтобы те накрывали завтрак для семьи, не забыв даже любимый джем Невилла — клубничный. Последние десять лет он знал только строгую и холодную бабушку, у которой единственными эмоциями в отношении внука были либо гордость, либо разочарование. И поэтому сейчас такая домашняя и лучащаяся теплом бабушка вызывала у него самые нежные воспоминания.

Он подбежал к ней со спины и со смехом обнял за талию.

— Ох, Невилл, ты меня сломаешь, — бабушка развернулась к нему и приобняла мальчика за плечи, — садись за стол, будем завтракать.

Нехотя отпустив подол бабушкиного платья, Невилл забрался на свой стул и позвал деда, который сидел у окна, с теплой улыбкой глядя на свою семью.

— Дедушка, давай к столу, без тебя не начнем!

— Иду, малец, иду, — отложив газету на журнальный столик, Джером, весьма бодрый и подтянутый для своего возраста, встал и в пару шагов преодолел расстояние до стола, уже накрытого домовиками, и уселся рядом со внуком. Бабушка также устроилась на оставшемся стуле, оправляя складки на платье и кладя кружевную салфетку на колени.

Невилл сидел и молча смотрел на своих бабушку и дедушку, которые фактически растили его как собственного сына. Конечно, он знал своих родителей и любил их, и очень надеялся, что однажды они придут в себя, но это бы не отменило того, что его первые слова, первые шаги и первый магический всплеск наблюдали именно бабушка с дедом. Они действительно были его семьёй, и только сейчас, когда они сидели перед ним, такие живые и счастливые, негромко переговариваясь, он понял, как ему их не хватало. Он сделает всё, что в его силах, чтобы защитить их.

— Нев, о чём задумался? — голос Джерома вывел мальчика из транса, и он слегка мотнул головой, протягивая руку за тостом и джемом.

— Ни о чем, дедушка! Просто думаю, как же сильно я вас люблю, — он чуть покраснел и потупил взгляд, когда дедушка потрепал его по голове.

— И мы тебя, малец, — Невилл поднял голову, чтобы увидеть теплые улыбки своих самых близких людей, и расплылся в ответной широкой улыбке.

— Ну что, ты у нас становишься совсем взрослым, — бабушка нарезала в тарелке омлет и по небольшому кусочку накалывала его на вилку. — Первый магический выброс — это замечательно! Очень надеюсь, что последующие будут не такими разрушительными. Хорошо, что Тилли быстро среагировала и позвала нас. Не забудь поблагодарить её!

Кивнув бабушке, Невилл позвал домовика:

— Тилли!

— Да, молодой хозяин, — домовичка появилась из ниоткуда, с тихим хлопком.

— Я хотел сказать спасибо тебе за то, что позвала бабушку с дедушкой и помогла потушить пожар, который я чуть не устроил.

— Конечно, хозяин, Тилли была рада помочь! Тилли очень-очень рада магическому выбросу у хозяина.

И это было правдой. Домовики, как известно, питались от магии хозяев и мэнора. И поэтому для них действительно проявление магии у детей волшебников являлось праздником.

— Спасибо, Тилли, — Невилл улыбнулся эльфийке, — можешь возвращаться к работе, — и та, поклонившись, исчезла так же быстро, как появилась.

Пару минут завтрак продолжался в тишине, прерываемой только тихим стуком вилок о тарелки. Доев свою порцию овсянки, Невилл потянулся за тостом, который щедро намазал клубничным джемом, под слегка неодобрительный взгляд бабушки — та считала, что много сладкого вредно, но сегодня не стала читать внуку нотации по этому поводу.

— Бабушка, дедушка, а раз у меня был магический выброс, значит, мне можно теперь иметь волшебную палочку? — Невилл с горящими глазами переводил взгляд с одного из стариков на другого.

— Боюсь, пока нет, Невилл, — мягко осадил его дедушка. — Как ты знаешь, палочку волшебникам покупают перед отъездом в Хогвартс, в одиннадцать лет, — увидев обиженный взгляд внука, он исправился: — Но это правило больше для магглорожденных. В чистокровных семьях палочку детям могут купить на год или два раньше.

Невилл расплылся в счастливой улыбке. В прошлой жизни ему купили его собственную палочку только после битвы в Министерстве на пятом курсе; это было впервые, когда бабушка признала его и гордилась им.

— Но не забывай, молодой человек, что прежде чем покупать палочку, ты должен научиться контролировать свою магию, — голос бабушки был строгим, но можно было отметить, что она всё равно довольна.

— Конечно, бабушка, я буду учиться, — Невилл согласно кивнул, потому что понимал, что для того, чтобы не повторить своих прошлых ошибок, ему нужно стать сильнее и научиться гораздо большему. И как-то решить проблему со своей памятью.

Остаток завтрака прошёл спокойно: дедушка рассказывал о статье подающего большие надежды зельеваре по фамилии Снейп, который недавно получил звание мастера и писал публикации для его любимого "Вестника Зельеварения". Обсуждал с бабушкой, возможно ли будет пригласить этого молодого человека к ним, чтобы подобрать лекарство для его сына и невестки. А Невилл тихонько хмыкал в тарелку, вспоминая Северуса Снейпа, который был одним из самых его нелюбимых учителей.

Что же, если он вернулся во времени, можно попробовать всё изменить. Включая даже противного Снейпа.

Эх, сколько дел, сколько планов.